В тот вечер я не пил, не пел -
 Я на нее вовсю глядел,
         Как смотрят дети, как смотрят дети.
 Но тот, кто раньше с нею был,
 Сказал мне, чтоб я уходил,
 Сказал мне, чтоб я уходил,
         Что мне не светит.

 И тот, кто раньше с нею был, -
 Он мне грубил, он мне грозил.
         А я все помню - я был не пьяный.
 Когда ж я уходить решил,
 Она сказала: "Не спеши!"
 Она сказала: "Не спеши,
         Ведь слишком рано!"

 Но тот, кто раньше с нею был,
 Меня, как видно, не забыл, -
         И как-то в осень, и как-то в осень -
 Иду с дружком, гляжу - стоят, -
 Они стояли молча в ряд,
 Они стояли молча в ряд -
         Их было восемь.

 Со мною - нож, решил я: что ж.
 Меня так просто не возьмешь, -
         Держитесь, гады! Держитесь, гады!
 К чему задаром пропадать,
 Ударил первым я тогда,
 Ударил первым я тогда -
         Так было надо.

 Но тот, кто раньше с нею был, -
 Он эту кашу заварил
         Вполне серьезно, вполне серьезно.
 Мне кто-то на плечи повис, -
 Валюха крикнул: "Берегись!"
 Валюха крикнул: "Берегись!" -
         Но было поздно.

 За восемь бед - один ответ.
 В тюрьме есть тоже лазарет, -
         Я там валялся, я там валялся.
 Врач резал вдоль и поперек.
 Он мне сказал: "Держись, браток!"
 Он мне сказал: "Держись, браток!" -
         И я держался.

 Разлука мигом пронеслась,
 Она меня не дождалась,
         Но я прощаю, ее - прощаю.
 Ее, как водится, простил,
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Того, кто раньше с нею был, -
         Не извиняю.

 Ее, конечно, я простил,
 Того ж, кто раньше с нею был,
 Того, кто раньше с нею был, -
         Я повстречаю!

 1962



 Как в старинной русской сказке - дай бог памяти! -
 Колдуны, что немного добрее,
 Говорили: "Спать ложись, Иванушка!
 Утро вечера мудренее!".

 Как однажды поздно ночью добрый молодец,
 Проводив красну девицу к мужу,
 Загрустил, но вспомнил: завтра снова день,
 Ну, а утром - не бывает хуже.

 Как отпетые разбойники и недруги,
 Колдуны и волшебники злые
 Стали зелье варить, и стал весь мир другим,
 И утро с вечером переменили.

 Ой, как стали засыпать под утро девицы
 После буйна веселья и зелья,
 Ну, а вечером - куда ты денешься -
 Снова зелье - на похмелье!

 И выходит, что те сказочники древние
 Поступили и зло и негоже.
 Ну, а правда вот: тем, кто пьет зелие, -
 Утро с вечером - одно и тоже.

 1962




 У меня гитара есть - расступитесь стены!
 Век свободы не видать из-за злой фортуны!
 Перережьте горло мне, перережьте вены -
 Только не порвите серебряные струны!

 Я зароюсь в землю, сгину в одночасье -
 Кто бы заступился за мой возраст юный!
 Влезли ко мне в душу, рвут ее на части -
 Только б не порвали серебряные струны!

 Но гитару унесли, с нею - и свободу, -
 Упирался я, кричал: "Сволочи, паскуды!
 Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду -
 Только не порвите серебряные струны!"

 Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,
 Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!
 Загубили душу мне, отобрали волю, -
 А теперь порвали серебряные струны...

 1962



 Люди говорили морю: "До свиданья",
 Чтоб приехать вновь они могли -
 В воду медь бросали, загадав желанья, -
 Я ж бросал тяжелые рубли.

 Может, это глупо, может быть - не нужно, -
 Мне не жаль их - я ведь не Гобсек.
 Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый
 По мировоззренью человек!

 Он нырнет, отыщет, радоваться будет,
 Удивляться первых пять минут, -
 После злиться будет: "Вот ведь, - скажет, - люди!
 Видно, денег куры не клюют".

 Будет долго мыслить головою бычьей:
 "Пятаки - понятно - это медь.
 Ишь - рубли кидают, - завели обычай!
 Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!"

 Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!
 Только не дождешься, чтоб сказал -
 Что я здесь оставил, как хочу вернуться,
 И тем более - что я загадал!

 1962




 Правда ведь, обидно - если завязал,
 И товарищ продал, падла, и за все сказал:
 За давнишнее, за драку - все сказал Сашок, -
 И двое в синем, двое в штатском, черный воронок...

         До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
         До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
         Но все-таки обидно, чтоб за просто так
         Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

 На суде судья сказал: "Двадцать пять! До встречи!"
 Раньше б горло я порвал за такие речи!
 А теперь - терплю обиду, не показываю виду, -
 Если встречу я Сашка - ох как изувечу!

         До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
         До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
         Но все-таки обидно, чтоб за просто так
         Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

 1962



 Я не пил, не воровал
 Ни штанов, ни денег,
 Ни по старой я не знал,
 Ни по новой фене.

        Запишите мне по глазу,
        Если я соврал, -
        Падла буду, я ни разу
        Грош не своровал!

 Мне сказали - торгаши
 Как-то там иначе, -
 На какие-то гроши
 Строят себе дачи.

        Ну и я решил податься
        К торгашам, клянусь,
        Честный я - чего бояться! -
        Я и не боюсь.

 Начал мной ОБХС
 Интересоваться, -
 А в меня вселился бес -
 Очень страшный, братцы:

        Раз однажды я малину
        Оптом запродал, -
        Бес - проклятая скотина -
        Половину взял!

 Бес недолго все вершил -
 Все раскрыли скоро, -
 Суд - приятное решил
 Сделать прокурору.

        И послали по Указу -
        Где всегда аврал.
        Запишите мне по глазу,
        Если я соврал!

 Я забыл про отчий дом
 И про нежность к маме,
 И мой срок, как снежный ком,
 Обрастал годами.

 Я прошу верховный суд -
 Чтоб освободиться, -
 Ведь жена и дети ждут
 Своего кормильца!..

 1962




 Сгорели мы по недоразуменью -
 Он за растрату сел, а я - за Ксению, -
 У нас любовь была, но мы рассталися:
 Она кричала и сопротивлялася.

         На нас двоих нагрянула ЧК,
         И вот теперь мы оба с ним зека -
         Зэка Васильев и Петров зека.

 А в лагерях - не жизнь, а темень-тьмущая:
 Кругом майданщики, кругом домушники,
 Кругом ужасное к нам отношение
 И очень странные поползновения.

         Ну а начальству наплевать - за что и как, -
         Мы для начальства - те же самые зека -
         Зека Васильев и Петров зека.

 И вот решили мы - бежать нам хочется,
 Не то все это очень плохо кончится:
 Нас каждый день мордуют уголовники,
 И главный врач зовет к себе в любовники.

         И вот - в бега решили мы, ну а пока
         Мы оставалися все теми же зека -
         Зека Васильев и Петров зека.

 Четыре года мы побег готовили -
 Харчей три тонны мы наэкономили,
 И нам с собою даже дал половничек
 Один ужасно милый уголовничек.

         И вот ушли мы с ним в руке рука, -
         Рукоплескали нашей дерзости зека -
         Зека Петрову, Васильеву зека.

 И вот - по тундре мы, как сиротиночки, -
 Не по дороге все, а по тропиночке.
 Куда мы шли - в Москву или в Монголию, -
 Он знать не знал, паскуда, я - тем более.

         Я доказал ему, что запад - где закат,
         Но было поздно: нас зацапала ЧК -
         Зека Петрова, Васильева зека.

 Потом - приказ про нашего полковника:
 Что он поймал двух крупных уголовников, -
 Ему за нас - и деньги, и два ордена,
 А он от радости все бил по морде нас.

         Нам после этого прибавили срока,
         И вот теперь мы - те же самые зека -
         Зека Васильев и Петров зека.

 1962




 Весна еще в начале,
 Еще не загуляли,
 Но уж душа рвалася из груди, -
 Но вдруг приходят двое
 С конвоем, с конвоем.
 "Оденься, - говорят, - и выходи!"

        Я так тогда просил у старшины:
        "Не уводите меня из Весны!".

 До мая пропотели -
 Все расколоть хотели, -
 Но - нате вам - темню я сорок дней.
 И вдруг - как нож мне в спину -
 Забрали Катерину, -
 И следователь стал меня главней.

        Я понял, я понял, что тону, -
        Покажьте мне хоть в форточку Весну!

 И вот опять - вагоны,
 Перегоны, перегоны,
 И стыки рельс отсчитывают путь, -
 А за окном - в зеленом
 Березки и клены, -
 Как будто говорят: "Не позабудь!"

        А с насыпи мне машут пацаны, -
        Зачем меня увозят из Весны!..

 Спросил я Катю взглядом:
 "Уходим?" - "Не надо!"
 "Нет, хватит, - без Весны я не могу!"
 И мне сказала Катя:
 "Что ж, хватит так хватит", -
 И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.

        Как ласково нас встретила она!
        Так вот, так вот какая ты, Весна!

 А на вторые сутки
 На след напали суки -
 Как псы на след напали и нашли, -
 И завязали суки
 И ноги, и руки -
 Как падаль по грязи поволокли.

        Я понял, мне не видеть больше сны -
        Совсем меня убрали из Весны...

 1962




 Я был душой дурного общества,
 И я могу сказать тебе:
 Мою фамилью-имя-отчество
 Прекрасно знали в КГБ.

        В меня влюблялася вся улица
        И весь Савеловский вокзал.
        Я знал, что мной интересуются,
        Но все равно пренебрегал.

 Свой человек я был у скокарей,
 Свой человек - у щипачей, -
 И гражданин начальник Токарев
 Из-за меня не спал ночей.

        Ни разу в жизни я не мучился
        И не скучал без крупных дел, -
        Но кто-то там однажды скурвился, ссучился -
        Шепнул, навел - и я сгорел.

 Начальник вел себя не въедливо,
 Но на допросы вызывал, -
 А я всегда ему приветливо
 И очень скромно отвечал:

        "Не брал я на душу покойников
        И не испытывал судьбу, -
        И я, начальник, спал спокойненько,
        И весь ваш МУР видал в гробу!"

 И дело не было отложено
 И огласили приговор, -
 И дали все, что мне положено,
 Плюс пять мне сделал прокурор.

        Мой адвокат хотел по совести
        За мой такой веселый нрав, -
        А прокурор просил всей строгости -
        И был, по-моему, неправ.

 С тех пор заглохло мое творчество,
 Я стал скучающий субъект,
 Зачем же быть душою общества,
 Когда души в нем вовсе нет!

 1962




                         Посвящено Леве Кочеряну

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

 Помнишь  ли, товарищ, этот дом?
 Нет, не забываешь ты о нем.
 Я скажу, что тот полжизни потерял,
 Кто в Большом Каретном не бывал.
                 Еще бы, ведь

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

 Переименован он теперь,
 Стало все по новой там, верь не верь.
 И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь,
 Нет-нет да по Каретному пройдешь.
                 Еще бы, ведь

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

 1962




                                Артуру Макарову

 Лежит камень в степи,
 А под него вода течет,
 А на камне написано слово:
         "Кто направо пойдет -
        Ничего не найдет,
         А кто прямо пойдет -
        Никуда не придет,
         Кто налево пойдет -
        Ничего не поймет
         И ни за грош пропадет".

 Перед камнем стоят
 Без коней и без мечей
 И решают: идти иль не надо.
         Был один из них зол,
        Он направо пошел,
         В одиночку пошел, -
        Ничего не нашел -
         Ни деревни, ни сел, -
        И обратно пришел.

 Прямо нету пути -
 Никуда не прийти,
 Но один не поверил в заклятья
         И, подобравши подол,
        Напрямую пошел, -
         Сколько он ни бродил -
        Никуда не забрел, -
         Он вернулся и пил,
        Он обратно пришел.

 Ну а третий - был дурак,
 Ничего не знал и так,
 И пошел без опаски налево.
         Долго ль, коротко ль шагал -
        И совсем не страдал,
         Пил, гулял и отдыхал,
        Ничего не понимал, -
         Ничего не понимал,
        Так всю жизнь и прошагал -
         И не сгинул, и не пропал.

 1962

Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:30:18 GMT