приводили меня в отчаяние. Зато на мне были доспехи одного из покойных телохранителей наместника, а верблюда, прослышав о моей бедности, презентовал мне лично принц. Он теперь гарцевал на своей верблюдице -- немыслимо белой, с длинной тонкой шерстью. По какому-то незамеченному мною сигналу загремели барабаны, мохнатая бестия подо мной заколыхалась, и я на время выключился из окружающего, пытаясь удержать верблюда на месте. Подозреваю, что главным раздражающим. фактором для него являлась верблюдица принца. В этом случае щедрость его подарка была вполне объяснима. Маленькая месть за вчерашнюю подножку... Я представил себе, чем это может кончиться, и едва не расхохотался. Тут барабаны стали бить реже, и мы тронулись в путь. Вчера, после того, как мы -- я имею в виду, главным образом, Наместника и его сыночка, пришли к соглашению по поводу престолонаследования, Наместник Покинул паланкин и в два счета смыл с себя желтую краску в святой воде источника. Ни я, ни принц, ни, тем более, советники, не выразили, по этому поводу никаких чувств, однако, когда, народ увидел "исцеленного" божьего ставленника, восторгам не было конца... Никто, по-моему, так и не задал себе простого вопроса: зачем армии было ждать выздоровления Наместника, если повел ее все равно не он, а его сын. Я добрался до шатра Аши, единственного человека в этом. бедламе, который испытывал ко мне хоть какую-то симпатию и которому ничего не было нужно взамен. Аши находился в обществе бурдюка с вином, который я ему охотно помог осушить... -- У тебя новые доспехи. -- Это был не вопрос, а констатация факта, но тем не менее я утвердительно кивнул. -- Я в свите принца. Аши присвистнул, затем вгляделся в брошенное кучей железо и, разглядев эмблемы, покачал головой. -- Принц... Я рад за тебя. -- Сегодня у наместника сменились телохранители... -- Я вытащил из-за пазухи тугой мешочек с золотом и бросил его Аши. -- Это все, то они носили с собой. Аши взвесил подарок на ладони, затем кинул его Б дальний угол шатра и надолго задумался. -- Осанси... -- Рат, -- поправил я. -- Меня зовут Рат. -- Рат? Означит, ты вспомнил? -- Видимо, он, решил, что этим воспоминаниями я и обязан своей стремительной карьерой. -- Нет, -- отозвался я. -- Но нашлись добрые люди, которые постарались мне напомнить... -- Я невольно прикоснулся к обгорев шей полоске кожи на шее. -- Значит, Рат... Понимаю, что сейчас ты не можешь сказать за меня слово, но, может быть, позже... -- О чем речь, Аши! Я бы трижды сдох в этих проклятых песках, если бы не твоя забота...Только...До похода я вряд ли буду иметь достаточный вес в глазах принца, а после... -- На небе, ты полагаешь, это будет ни к чему? -- В царстве бога? -- Я хмыкнул. -- Дан, если. честно, я не уверен, что мы с тобой вернемся из похода. -- .Верно, верно... -- Аши! А зачем ты идешь в страну черного дыма? Я -- понятно: карьерист, сорвиголова, ну а ты? У тебя семья... -- Как может человек истинной веры отказаться от такого похода? Он будет проклят и низвергнут в ад.... -- Аши! -- перебил я его. -- Ад будет уничтожен, ты забыл? Мой вопрос слегка смутил бравого десятника. Одно дело -- уничтожить ад, а другое -- решить, как жить без ада. -- Думаю, -- наконец сказал он, -- Бог найдет способ покарать отступников... Вот так всегда... Вы боретесь со злом, и ведет вас бог, или идеал, как одно, а когда зло, наконец, с проклятиями исчезает, этот же бог создает себе, то есть вам, новое зло или новый ад, и где гарантии, что он будет лучше старого? И что в такой ситуации значит -- лучше? ...Лин рассказывал мне про каналы перехода, но все-таки я оказался совершенно неподготовлен к тому, что нас ожидало. Меня словно ударили с размаху по лицу огненным полотенцем -- и в туже минуту свет дня померк, сменившись мерзкой полутьмой. Впрочем, новизну моих ощущений сильно притупил проклятый верблюд, который встал на дыбы, выбрасывая во все стороны. окованные железом копыта, и мне стало не до пейзажа, потому что из ничего за моей спиной возникали все новые всадники, и их зверье вело себя не лучше. Когда через десять минут я, весь в комьях липкой верблюжьей слюны, вернул, наконец, моему транспортному средству уважение к наезднику, эта дрянь, как ни в чем не бывало. Принялась щипать травку, и я смог осмотреться. Вокруг армии под серым небом расстилалась равнина, поросшая кустарником. Машинально я поднял глаза -- Серый Крест был на месте -- и тут же невольно сгорбился под тяжестью воспоминаний. Ибо теперь я помнил. Помнил Онизоти и крики людей в тонущих кварталах, помнил чумной корабль и пару бесплотных глаз, так напугавших нас в безымянном мире. Я снова стал торговцем на имени Рат. Некоторое время Осанси из Инкбары еще трепыхался, в моем мозгу, со всеми его амбициями и жаждой славы, а затем он угас, развеялся навсегда. Я сказал ему последнее "прости". Армия вновь двинулась вперед, туда, где находилась Черная Зона -- сердце Хранителя. Было такое впечатление, что на равнине провели гигантским циркулем круг в лигу шириной. Из круга поднималась черная колонна, и только подъехав поближе, я понял, что это дым. Странный дым, клубами уходящий прямо в бесконечность, в серое небо, несмотря на ветер, свистящий в кронах редких деревьев. Армия шла навстречу своей гибели. И тут я вспомнил главное. Вспомнил то, что теперь не Олег, а Рат -- носитель той неведомой странности, которую различает и которую щадит неведомое нечто, скрытое в дымном столбе. Я завертел головой в поисках Липа, но ничего нельзя было разглядеть вкатившейся по земле лавине. Тут еще, на беду, открылся один из небесных каналов, :и из него бесшумной мягко поплыли вниз гигантские треугольники зеркальной пленки, мягкой и невесомой. В них отражались верблюды, люди и дым, и безумный пейзаж стал еще безумнее. Ну что же! Будем надеяться, что Лину удастся, как он обещал, скрыться и переждать, пока армия пройдет мимо. Что дальше? Олега -- на его "Землю". Это ясно. Древнего... Он говорил, что справится сам, но я все-таки ему помогу. Чтобы не возникло у него соблазна сделать что-нибудь лишнее. За шесть тысячелетий можно очень сильно невзлюбить людей... И наконец, я. Я отправлюсь в мир Вечной весны и закрою за собой дорогу. Все справедливо... Я нахмурился. Справедливо было не все. Оставался Лин, Воин, ребенок, которого я научил улыбаться Я представил, как он ждет у границы зоны. День, два... Может быть, месяц... И оставались Кланы. .И еще я представил себе себя. Рата. Бывшего торговца, а ныне и до самой смерти -- жителя Самой Счастливой Долины... С толстыми, отвисшими щеками и с животиком до колен. Как этот самый Рат выходит на освещенную лунным светом тропинку и, затаив дыхание, делает шаг, другой, третий... И ничего не происходит. Он пробует еще раз... И еще... Но канала нет и никогда не будет. И тогда Рат падает на колени, бьет кулаками пыль и волком воет на дуну... Будь оно все проклято! Древний тосковал оттого, что не смог расстаться со всей Вселенной ради одного мира. Но я -- человек, как-же я брошу всю Вселенную ради одной долины?! "Что же мне делать?" -- подумал я. Один из зеркальных треугольников спланировал сверху. На какое-то время в нем отразилась морда в неаппетитных хлопьях пены и задумчивый всадник-торговец по имени Рат, примостившийся у верблюда на спине. Затем зверь издал хриплый рев и выбросил вперед похожее на стенобитный таран копыто. Совершенно беззвучно зеркало распалось на множество мелких -- не больше, чем с ладонь, треугольничков, и тысячи маленьких Ратов отправились в самостоятельный полет. -- Может быть, ты и прав, -- сказал я верблюду. -- Если не знаешь, как быть, бей наотмашь. В конце концов, поступать всегда следует так, чтобы потом не, было стыдно. Трижды проклятье!!! Похоже, из всех действующих в этой комедии лиц только бедный Рат ничего не выиграл. Ни смерти, ни победы... Собственная жизнь представилась мне ослепительной Белой дорогой, уходящей в даль, в туман, в неизвестное. Почему же я счастлив и почему улыбаюсь, как последний кретин?!