---------------------------------------------------------------
 Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998)
---------------------------------------------------------------


     Деду  было семьдесят три, Петьке, внуку, -- тринадцать. Дед был сухой и
нервный и  страдал  глухотой.  Петька,  не  по  возрасту  самостоятельный  и
длинный, был стыдлив и упрям. Они дружили.
     Больше  всего на свете они любили кино. Половина дедовой пенсии уходила
на билеты. Обычно, подсчитав к концу месяца  деньги,  дед  горько  и  весело
объявлял Петьке:
     -- Ухайдакали мы с тобой пять рубликов!
     Петька для приличия делал удивленное лицо.
     --  Ничего,  прокормит,  --  говорил  дед  (имелись  в виду отец и мать
Петьки. Дед Петьке доводился по отцу). -- А нам с тобой это для пользы.
     Садились всегда в первый ряд: дешевле, и потом там дед лучше слышал. Но
все равно половину слов он не разбирал,  а  догадывался  по  губам  актеров.
Иногда  случалось,  что  дед вдруг ни с того ни с сего начинал хохотать. А в
зале никто не смеялся. Петька толкал его в бок и сердито шипел:
     -- Ты чего? Как дурак...
     -- А как он тут сказал? -" спрашивал дед.
     Петька шепотом пересказывал деду в самое ухо:
     -- Не снижая темпов.
     -- Хе-хе-хе, -- негромко смеялся дед уже над собой. --  А  мне  не  так
показалось.
     Иногда дед плакал, когда кого-нибудь убивали невинного.
     --  Эх  вы... люди! -- горько шептал он и сморкался в платок. Вообще он
любил высказаться по поводу того, что видел  на  экране.  Когда  там  горячо
целовались, например, он усмехался и шептал:
     -- От черти!.. Ты гляди, гляди... Хэх!
     Если  дрались,  дед, вцепившись руками в стул, напряженно и внимательно
следил за дракой (в молодости, говорят, он охотник был подраться. И умел).
     -- Нет, вон тот не... это... слабый. А этот ничего, верткий.
     Впрочем, фальшь чуял.
     -- Ну-у, -- обиженно говорил он, -- это они понарошке.
     -- Так кровь же идет, -- возражал Петька.
     -- Та-а... кровь. Ну и что? Нос, он же слабый:  дай  потихоньку,  и  то
кровь пойдет. Это не в том дело,
     -- Ничего себе не в том!
     -- Конечно, не в том.
     На них шикали сзади, и они умолкали.
     Спор  основной начинался, когда выходили из клуба. Особенно в отношении
деревенских фильмов дед был категоричен до жестокости.
     -- Хреновина, -- заявлял он. -- Так не бывает.
     -- Почему не бывает?
     -- А что, тебе разве этот парень глянется?
     -- Какой парень?
     -- С гармошкой-то. Который в окно-то лазил.
     -- Он не лазил в окно, -- поправлял Петька; он точно  помнил  все,  что
происходило  в  фильме, а дед путал, и это раздражало Петьку, -- Он только к
окну лез, чтобы спеть песню.
     -- Ну, лез. Я вон один раз, помню, полез было...
     -- А что, он тебе не глянется?
     -- Кто?
     -- Кто-кто!.. Ну парень-то, который лез-то. Сам же заговорил про него.
     -- Ни вот на столько, -- дед показывал кончик мизинца. --  Ваня-дурачок
какой-то.  Поет  и  поет  ходит...  У  нас Ваня-дурачок такой был -- все пел
ходил.
     -- Так он же любит! -- начинал нервничать Петька.
     -- Ну и что, что любит?
     -- Ну и поет.
     -- А?
     -- Ну и поет, говорю!
     -- Да его бы давно на смех подняли, такого! Ему бы проходу не было.  Он
любит... Когда любят, то стыдятся. А этот трезвонит ходит по всей деревне...
Какая  же  дура  пойдет  за  него!  Он же несурьезный парень. Мы вон, помню:
поглянется девка, так ты ее за две улицы обходишь --  потому  что  совестно.
Любит... Ну и люби на здоровье, но зачем же...
     -- Чего -- зачем?
     -- Зачем же людей-то смешить? Мы вон, помню...
     -- Опять "мы, мы". Сейчас же люди-то другие стали!
     -- Чего это они другие-то стали? Всегда люди одинаковые. Ты у нас много
видел таких дурачков?
     -- Это же кино все-таки. Нельзя же сравнивать.
     --  Я  и  не  сравниваю.  Я говорю, что парень непохожий, вот и все, --
стоял на своем дед.
     -- Так всем же глянется! Смеялись же! Я даже и то смеялся.
     -- Ты маленький ишо, поэтому тебе все смешно. Я вот небось не  засмеюсь
где попало.
     Со  взрослыми  дед  редко спорил об искусстве -- не умел. Начинал сразу
нервничать, обзывался.
     Один  раз  только  крепко  схлестнулся  он  со  взрослыми,  и   этот-то
единственный раз и навлек на его голову беду.
     Дело было так.
     Посмотрели  они  с  Петькой картину -- комедию, вышли из клуба и дружно
разложили ее по косточкам.
     -- И ведь что обидно: сами ржут, черти (актеры), а тут сидишь  --  хоть
бы хны, даже усмешки нету! -- горько возмущался дед. -- У тебя была усмешка?
     --  Нет,  --  признался Петька. -- Один раз только, когда они с машиной
перевернулись.
     -- Ну вот! А ведь мы же деньги заплатили -- два рубля по-старому! А они
сами посмеялись и все.
     -- Главное, пишут "Комедия".
     -- Комедия!.. По зубам за такую комедию надавать.
     Пришли домой злые.
     А дома в это время смотрели по телевизору какую-то деревенскую картину.
К ним в гости приехала Петькина тетя, сестра  матери  Петьки.  С  мужем.  Из
города.  И  вот все сидят и смотрят телевизор. (Дед и Петька не переваривали
телевизор. "Это я, когда еще холостым был, а брат, Микита, женился, так  вот
я  любил  к ним в горницу через щелочку подглядывать. Так и телевизор ихний:
все  вроде  как  подглядываешь",  --  сказал   дед,   посмотрев   пару   раз
телевизионные передачи.)
     Вот, значит, сидят все, смотрят,
     Петька  сразу  ушел в прихожую учить уроки, а дед остановился за всеми,
посмотрел минут пять на телевизорную мельтешню и заявил:
     -- Хреновина. Так не бывает.
     Отец Петьки обиделся:
     -- Помолчи, тять, не мешай.
     -- Нет, это любопытно, -- сказал городской вежливый мужчина. --  Почему
так не бывает, дедушка? Как не бывает?
     -- А?
     -- Он недослышит у нас, -- пояснил Петькин отец.
     --  Я  спросил:  почему так не бывает? А как бывает? -- громко повторил
городской мужчина, заранее почему-то улыбаясь.
     Дед презрительно посмотрел на него:
     -- Вот так и не бывает. Ты  вот  смотришь  и  думаешь,  что  он  правда
плотник, а я, когда глянул, сразу вижу: никакой он не плотник. Он даже топор
правильно держать не умеет.
     --  Они  у нас критики с Петькой, -- сказал Петькин отец, желая немного
смягчить резкий дедов тон.
     -- Любопытно, -- опять заговорил городской. -- А почему вы решили,  что
он топор неправильно держит?
     -- Да потому, что я сам всю жизнь плотничал. "Почему решили?"
     --  Дедушка,  --  встряла  в  разговор Петькина тетя, -- а разве в этом
дело?
     -- В чем?
     -- А мне вот гораздо интереснее сам человек. Понимаете? Я знаю, что это
не настоящий плотник -- это актер, но мне инте... мне гораздо интереснее...
     -- Вот такие и пишут на студии, -- опять с улыбкой сказал муж Петькиной
тети.
     Они были очень умные и все  знали  --  Петькина  тетя  и  ее  муж.  Они
улыбались, когда разговаривали с дедом. Деда это обозлило.
     -- Тебе не важно, а мне важно, -- отрезал он, -- Тебя им надуть -- пара
пустяков, а меня не надуют,
     -- Ха-ха-ха, -- засмеялся городской человек. -- Получила?
     Петькина тетя тоже усмехнулась,
     Петькиному отцу и Петькиной матери было очень неудобно за деда.
     -- Тебе ведь трудно угодить, тять, -- сказал Петькин отец. -- Иди лучше
к Петьке, помоги ему. -- Склонился к городскому человеку и негромко пояснил:
-- Помогает  моему  сыну уроки учить, а сам -- ни в зуб ногой. Спорят друг с
другом. Умора!
     -- Любопытный старик, -- согласился городской человек.
     Все опять стали смотреть картину, про деда забыли. Он стоял  сзади  как
оплеванный. Постоял еще немного и пошел к Петьке.
     -- Смеются, -- сказал он Петьке.
     -- Кто?
     --  Вон...  --  Дед кивнул в сторону горницы. -- Ничего, говорят, ты не
понимаешь, старый хрен. А они понимают!
     -- Не обращай внимания, -- посоветовал Петька.
     Дед присел к столу, помолчал. Потом опять заговорил.
     -- Ты, говорят, дурак, из ума выжил...
     -- Что, так и сказали'
     -- А?
     -- Так и сказали на тебя -- дурак?
     -- Усмехаются сидят.  Они  шибко  много  понимают!  --  Дед  постепенно
"заводился", как выражался Петька.
     -- Не обращай внимания, -- опять посоветовал Петька.
     -- Приехали... Грамотеи! -- Дед встал, покопался у себя в сундуке, взял
деньги и ушел.
     Пришел через час пьяный.
     -- О-о! -- удивился Петька (дед редко пил). -- Ты чего это?
     -- Смотрют? -- спросил дед,
     -- Смотрют. Не ходи к ним. Давай я тебя раздену. Зачем напился-то?
     Дед грузно опустился на лавку.
     --  Они  понимают, а мы с тобой не понимаем! -- громко заговорил он. --
Ты, говорят, дурак, дедушка! Ты ничего в жизни не понимаешь. А они понимают!
Денег много?! -- Дед уже кричал. -- Если и много, то не  подымай  нос!  А  я
честно  всю  жизнь  горбатился!..  И я же теперь сиди помалкивай. А ты сроду
топора в руках не держал! -- Дед разговаривал с дверью, за которой  смотрели
телевизор.
     Петька растерялся.
     --  Не  надо, не надо, -- успокаивал он деда. -- Давай я тебя разую. Ну
их!..
     -- Нет, постой, я ему скажу... -- Дед хотел встать, но  Петька  удержал
его:
     -- Не надо, деда!
     -- Финтифлюшки городские. -- Дед как будто успокоился, притих.
     Петька снял с него один сапог.
     Но тут дед опять чего-то вскинул голову.
     -- Ты мне усмешечки строишь? -- Опять глаза его безрассудно заблестели.
-- А я  тебе  одно  слово  могу  сказать!.. -- Взял сапог и пошел в горницу.
Петька не сумел удержать его.
     Вошел дед в горницу, размахнулся и запустил сапогом в телевизор:
     -- Вот вам!.. И плотникам вашим!
     Экран -- вдребезги.
     Все повскакали с мест. Петькина тетя даже взвизгнула.
     -- Усмешечки строить! -- закричал  дед.  --  А  ты  когда-нибудь  топор
держал в руках?!
     Отец  Петькин хотел взять деда в охапку, но тот оказал сопротивление. С
грохотом полетели стулья. Петькина  тетя  опять  взвизгнула  и  вылетела  на
улицу.
     Петькин  отец  все-таки  одолел  деда,  заломил  ему  руки назад и стал
связывать полотенцем.
     -- Удосужил ты меня, удосужил, родитель, -- зло  говорил  он,  накрепко
стягивая руки деда. -- Спасибо тебе.
     Петька  перепугался  насмерть,  смотрел  на  все  это  широко открытыми
глазами. Городской человек стоял в сторонке  и  изредка  покачивал  головой.
Мать Петьки подбирала с пола стекла.
     --  Удосужил  ты  меня...  --  все  приговаривал отец Петьки и нехорошо
скалился.
     Дед лежал на полу вниз лицом,  терся  бородой  о  крашеную  половицу  и
кричал:
     --  Ты  мне усмешечки, а я тебе -- одно слово!.. Слово скажу тебе, и ты
замолкнешь. Если я дурак, как ты говоришь...
     -- Да разве я так говорил? -- спросил городской мужчина.
     -- Не говорите вы с ним, -- сказала мать Петьки. --  Он  сейчас  совсем
оглох. Бессовестный.
     --  Вы меня с собой за стол сажать не хочете -- ладно! Но ты мне... Это
-- ладно, пускай! -- кричал дед. -- Но ты мне тогда скажи: ты хоть один сруб
срубил за свою жизнь? А-а!.. А ты мне же говоришь,  что  я  в  плотниках  не
понимаю! А я половину этой деревни своими руками построил!..
     --  Удосужил,  родимчик  тебя  возьми,  удосужил,  -- приговаривал отец
Петьки.
     И тут вошли Петькина тетя и милиционер, здешний мужик, Ермолай Кибяков.
     -- Ого-го! -- воскликнул Еромолай, широко улыбаясь.  --  Ты  чего  это,
дядя Тимофей? А?
     -- Удосужил меня на радостях-то, -- сказал отец Петьки, поднимаясь.
     Милиционер  хмыкнул,  почесал  ладонью  подбородок  и посмотрел на отца
Петьки. Тот согласно кивнул головой и сказал:
     -- Надо. Пусть там переночует.
     Ермолай снял фуражку,  аккуратно  повесил  ее  на  гвоздик,  достал  из
планшета лист бумаги, карандаш и присел к столу.
     Дед притих.
     Отец   Петьки  стал  рассказывать,  как  все  было.  Ермолай  пригладил
заскорузлой темной ладонью жидкие волосы на большой голове, кашлянул и  стал
писать, навалившись грудью на стол и наклонив голову влево.
     "Гражданин Новоскольцев Тимофей Макарыч, одна тысяча..."
     -- Он с какого года рождения?
     -- С девяностого.
     "...Одна  тысяча  девяностого  года  рождения, плотник в бывшем, сейчас
сидит на пенсии. Особых примет нету.
     Вышеуказанный Тимофей двадцать пятого сентября сего года заявился домой
в состоянии крепкого алкоголя. В это время семья смотрела телевизор. И гости
еще были..."
     -- Как кинофильм назывался?
     -- Не знаю. Мы включили, когда там уже шло, --  пояснил  отец.  --  Про
колхоз. "...Заглавие фильма не помнят, Знают одно: про колхоз.
     Тимофей тоже стал смотреть телевизор. Потом он сказал: "Таких плотников
не бывает".  Все  попросили Тимофея оправиться. Но он продолжал возбужденное
состояние. Опять сказал, что таких плотников  не  бывает,  вранье,  дескать.
"Руки,  говорит,  у плотников совсем не такие". И стал совать свои руки, Его
еще раз попросили оправиться. Тогда Тимофей снял с ноги правый сапог (размер
43-45, яловый) и произвел удар по телевизору.
     Само собой, вышиб все на свете, то есть там, где обычно бывает видно.
     Старший сержант милиции КИБЯКОВ".
     Ермолай встал, сложил протокол вдвое, спрятал в планшет.
     -- Пошли, дядя Тимофей!
     Петька до последнего момента  не  понимал,  что  происходит.  Но  когда
Кибяков  и  отец  стали  поднимать деда, он понял, что деда сейчас поведут в
каталажку. Он громко заплакал и кинулся защищать его:
     -- Куда вы его?! Деда, куда они тебя!.. Не надо, тять, не давай!..
     Отец оттолкнул Петьку, а Кибяков засмеялся:
     -- Жалко дедушку-то? Сча-ас мы его в тюрьму посадим. Сча-ас...
     Петька заплакал еще громче.
     Мать увела его в уголок и стала уговаривать:
     -- Ничего не будет с ним, что ты  плачешь-то?  Переночует  там  ночь  и
придет. А завтра стыдно будет. Не плачь, сынок,
     Деда  обули  и  повели из избы. Петька заплакал навзрыд. Городская тетя
подошла к ним и тоже стала уговаривать Петьку:
     -- Что ты, Петенька? В отрезвитель ведь его повели-то,  в  отрезвитель!
Он же придет скоро, У нас в Москве знаешь сколько водят в отрезвитель!.,
     Петька   вспомнил,  что  это  она,  тетя,  привела  милиционера,  грубо
оттолкнул ее от себя,  залез  на  печку  и  там  долго  еще  горько  плакал,
уткнувшись лицом в подушку.

Last-modified: Fri, 26 Jul 2002 06:24:19 GMT