пусть сердце часть одну себе, Другую часть получит ясный взор. Твой внешний облик - глаза это часть; А сердцу - сердца пламенная страсть. Перевод А. Финкеля XLVII У сердца с глазом - тайный договор: Они друг другу облегчают муки, Когда тебя напрасно ищет взор И сердце задыхается в разлуке. Твоим изображеньем зоркий глаз Дает и сердцу любоваться вволю. А сердце глазу в свой урочный час Мечты любовной уступает долю. Так в помыслах моих иль во плоти Ты предо мной в мгновение любое. Не дальше мысли можешь ты уйти. Я неразлучен с ней, она - с тобою. Мой взор тебя рисует и во сне И будит сердце спящее во мне. Перевод С. Маршака XLVII У глаз и сердца дружеская связь, Внимателен теперь друг к другу каждый. Захочет видеть глаз тебя, томясь, Иль сердце изойдет любовной жаждой, - Тогда мой глаз твой образ создает И сердце пировать зовет с собою; Подчас и сердце с глазом в свой черед Поделится любовною мечтою. Любовью ли иль образом своим - Пусть нет тебя - со мной ты бесконечно. От помыслов моих неотделим, Ты вечен в них, они со мною вечно. Заснут они, и образ твой во сне Ласкает глаз и сердце наравне. Перевод А. Финкеля XLVIII Заботливо готовясь в дальний путь, Я безделушки запер на замок, Чтоб на мое богатство посягнуть Незваный гость какой-нибудь не мог. А ты, кого мне больше жизни жаль, Пред кем и золото - блестящий сор, Моя утеха и моя печаль, - Тебя любой похитить может вор. В каком ларце таить мне божество, Чтоб сохранить навеки взаперти? Где, как не в тайне сердца моего, Откуда ты всегда вольна уйти. Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз, Приманчивый для самых честных глаз! Перевод С. Маршака XLVIII С какой заботой я, готовясь в путь, Все безделушки спрятал под замок, Чтоб под охраной этой как-нибудь От рук нечестных их сберечь бы смог. Но ты, пред кем все ценности - отброс, Кто всех родней, кто горше всех забот, Моя утеха и виновник слез, - Тебя любой воришка украдет. Тебя не спрятать ни в какой тайник, Тебя хранить могу лишь в сердце я, Где для тебя открыт во всякий миг И вход и выход - воля в том твоя. Но даже там тебя мне не спасти: За клад такой и Честь сойдет с пути. Перевод А. Финкеля XLIX В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда терпенья истощишь запас И мне объявишь приговор жестокий, Когда, со мной сойдясь в толпе людской, Меня едва подаришь взглядом ясным И я увижу холод и покой В твоем лице, по-прежнему прекрасном, - В тот день поможет горю моему Сознание, что я тебя не стою, И руку я в присяге подниму, Все оправдав своей неправотою. Меня оставить вправе ты, мой друг, А у меня для счастья нет заслуг. Перевод С. Маршака XLIX От тех времен - коль их наступит срок - Когда осудишь ты мои пороки И подведет любовь твоя итог, Благоразумья выполнив уроки; От тех времен, когда движеньем глаз - Двух солнц - меня ты встретишь, как чужого, Когда любовь, забыв отрады час, Суровости своей найдет основу; От тех времен ищу теперь защит; Себе назначу сам пустую цену, И голос мой меня же обвинит, Чтоб этим оправдать твою измену. Законно можешь ты меня забыть: Нет права у меня любимым быть. Перевод А. Финкеля L Как тяжко мне, в пути взметая пыль, Не ожидая дальше ничего, Отсчитывать уныло, сколько миль Отъехал я от счастья своего. Усталый конь, забыв былую прыть, Едва трусит лениво подо мной, - Как будто знает: незачем спешить Тому, кто разлучен с душой родной. Хозяйских шпор не слушается он И только ржаньем шлет мне свой укор, Меня больнее ранит этот стон, Чем бедного коня - удары шпор. Я думаю, с тоскою глядя вдаль: За мною - радость, впереди - печаль. Перевод С. Маршака L Как медленно я путь свершаю свой, Когда конец безрадостный его Мне говорит, что с каждою стопой Все дальше я от друга своего. Мой конь ступает тяжко, не спеша, Неся меня и груз моих скорбей, Как будто сознает его душа, Что быстрый бег нас разлучит скорей. И даже шпоры не бодрят коня, Хоть я порой загнать его готов. Лишь стон в ответ, но стон тот для меня Больней, чем шпоры для его боков. Одно пробудит этот стон в груди: Скорбь впереди, а радость позади. Перевод А. Финкеля LI Так я оправдывал несносный нрав Упрямого, ленивого коня, Который был в своем упрямстве прав, Когда в изгнанье шагом вез меня. Но будет непростительным грехом, Коль он обратно так же повезет. Да поскачи на вихре я верхом, Я думал бы: как тихо он ползет! Желанья не догонит лучший конь, Когда оно со ржаньем мчится вскачь. Оно легко несется, как огонь, И говорит ленивейшей из кляч: "Ты, бедная, шажком себе иди, А я помчусь на крыльях впереди!" Перевод С. Маршака LI Оправдывает так любовь моя Досадную медлительность коня. Когда с тобою разлучаюсь я, Почтовый гон не тешил бы меня. Но оправданья не найду ни в чем Я в час возврата - о, как он ползет! Пусть даже ветер был бы под седлом, Я все равно пустил бы шпоры в ход. Мне никакой не будет годен конь; Любовное желание мое - Вот ржущий конь мой, ярый, как огонь. Он кляче даст прощание свое: Пусть от тебя она неспешно шла, Зато к тебе помчусь я, как стрела. Перевод А. Финкеля LII Как богачу, доступно мне в любое Мгновение сокровище мое. Но знаю я, что хрупко острие Минут счастливых, данных мне судьбою. Нам праздники, столь редкие в году, Несут с собой тем большее веселье. И редко расположены в ряду Других камней алмазы ожерелья. Пускай скрывает время, как ларец, Тебя, мой друг, венец мой драгоценный, Но счастлив я, когда алмаз свой пленный Оно освобождает наконец. Ты мне даришь и торжество свиданья, И трепетную радость ожиданья. Перевод С. Маршака LII Я, как палач, которому открыт К несметным кладам доступ безграничный, А он на них лишь изредка глядит, Боясь остыть от радости привычной. Лишь потому, что будней долог ряд, Нам праздники несут с собой веселье; И самоцветы тем ясней горят, Чем реже мы их нижем в ожерелье. Скупое время - этой твой тайник, Сундук, где спрятан мой убор бесценный, И для меня особо дорог миг, Когда блеснет твой образ сокровенный. Кто знал тебя - узнал блаженство тот, А кто не знал - надеждами живет. Перевод А. Финкеля LIII Какою ты стихией порожден? Все по одной отбрасывают тени, А за тобою вьется миллион Твоих теней, подобий, отражений. Вообразим Адониса портрет - С тобой он схож, как слепок твой дешевый. Елене в древности дивился свет. Ты - древнего искусства образ новый. Невинная весна и зрелый год Хранят твой облик, внутренний и внешний: Как время жатвы, полон ты щедрот, А видом день напоминаешь вешний. Все, что прекрасно, мы зовем твоим. Но с чем же сердце верное сравним? Перевод С. Маршака LIII Ты сделан из материи какой, Что за тобой бежит теней мильон? У всех людей их только по одной, А ты бросаешь их со всех сторон. Пусть сам Адонис предо мной возник - Лишь повторяет он твои черты. Когда изобразить Елены лик, - То в греческом наряде будешь ты. Весну ли вспомню, осени ли час - На всем лежит твоя благая тень. Как вешний день, красой пленяешь нас, И полн щедрот, как жатвы ясный день. Во всем прекрасном часть красы твоей, Но сердца нет ни у кого верней. Перевод А. Финкеля LIV Прекрасное прекрасней во сто крат, Увенчанное правдой драгоценной. Мы в нежных розах ценим аромат, В их пурпуре живущий сокровенно. Пусть у цветов, где свил гнездо порок, И стебель, и шипы, и листья те же, И так же пурпур лепестков глубок, И тот же венчик, что у розы свежей, - Они цветут, не радуя сердец, И вянут, отравляя нам дыханье. А у душистых роз иной конец: Их душу перельют в благоуханье. Когда погаснет блеск очей твоих, Вся прелесть правды перельется в стих Перевод С. Маршака LIV Во сколько раз прелестней красота, Когда она правдивостью богата. Как роза ни прекрасна, но и та Прекраснее вдвойне от аромата. Шиповник цветом с алой розой схож, Шипы такие ж, тот же цвет зеленый, Как роза, он приманчив и пригож, Когда его распустятся бутоны; Но он красив лишь внешне. Оттого Он жалок в жизни, жалок в увяданье. Не то у роз: их вечно естество, Сама их смерть родит благоуханье. Пусть молодость твоя пройдет, мой друг, В моих стихах твой вечно будет дух. Перевод А. Финкеля LV Ни гордому столпу, ни царственной гробнице Не пережить моих прославленных стихов, И имя в них твое надежней сохранится, Чем на дрянной плите, игралище веков. Когда война столпы и арки вкруг низложит, А памятники в прах рассыпятся в борьбе, Ни Марса меч, ни пыл войны не уничтожат Свидетельства, мой друг, живого о тебе. И, вопреки вражде и демону сомнений, Ты выступишь вперед - и похвала всегда Сумеет место дать тебе средь поколений, Какие будут жить до Страшного суда. И так покамест сам на суд ты не предстанешь, В стихах ты и в глазах век жить не перестанешь. Перевод Н. Гербеля LV Ни мрамору, ни злату саркофага Могущих сих не пережить стихов. Не в грязном камне, выщербленном влагой, Блистать ты будешь, но в рассказе строф. Война низвергнет статуи, и зданий Твердыни рухнут меж народных смут, Но об тебе живых воспоминаний Ни Марса меч, ни пламя не сотрут. Смерть презирая и вражду забвенья, Ты будешь жить, прославленный всегда; Тебе дивиться будут поколенья, Являясь в мир, до Страшного суда. До дня того, когда ты сам восстанешь, Во взоре любящем ты не увянешь! Перевод В. Брюсова LV Замшелый мрамор царственных могил Исчезнет раньше этих веских слов, В которых я твой образ сохранил. К ним не пристанет пыль и грязь веков. Пусть опрокинет статуи война, Мятеж развеет каменщиков труд, Но врезанные в память письмена Бегущие столетья не сотрут. Ни смерть не увлечет тебя на дно, Ни темного забвения вражда. Тебе с потомством дальним суждено, Мир износив, увидеть день Суда. Итак, до пробуждения живи В стихах, в сердцах, исполненных любви! Перевод С. Маршака LV Надгробий мрамор и литую медь Переживет сонет могучий мой, И в нем светлее будешь ты гореть, Чем под унылой грязною плитой. Пускай низвергнет статуи война, Разрушит смута славных зодчих труд, Ни Марса меч, ни битвы пламена Преданья о тебе не изведут. Ты будешь вечно шествовать вперед, Забвение и смерть переборов. Слух о тебе потомство пронесет До Страшного Суда сквозь глубь веков, И до конца пребудешь ты живым В сердцах у всех, кем нежно ты любим. Перевод А. Финкеля LVI Проснись, любовь! Твое ли острие Тупей, чем жало голода и жажды? Как ни обильны яства и питье, Нельзя навек насытиться однажды. Так и любовь. Ее голодный взгляд Сегодня утолен до утомленья, А завтра снова ты огнем объят, Рожденным для горенья, а не тленья. Чтобы любовь была нам дорога, Пусть океаном будет час разлуки, Пусть двое, выходя на берега, Один к другому простирают руки. Пусть зимней стужей будет этот час, Чтобы весна теплей пригрела нас! Перевод С. Маршака LVI Взметнись, любовь, и снова запылай! Пусть знают все: ты не тупей, чем голод, Как нынче ты его ни утоляй, Он завтра снова яростен и молод. Так будь, как он! Хотя глаза твои Смыкаются уже от пресыщенья, Ты завтра вновь их страстью напои, Чтоб дух любви не умер от томленья. Чтоб час разлуки был, как океан, Чьи воды разделяют обрученных; Они ж на берегах противных стран Друг с друга глаз не сводят восхищенных. Разлука, как зима: чем холодней, Тем лето втрое делает милей. Перевод А. Финкеля LVII Твой верный раб, я все минуты дня Тебе, о мой владыка, посвящаю. Когда к себе ты требуешь меня, Я лучшего служения не знаю. Не смею клясть я медленных часов, Следя за ними в пытке ожиданья, Не смею и роптать на горечь слов, Когда мне говоришь ты: "до свиданья". Не смею я ревнивою мечтой Следить, где ты. Стою - как раб угрюмый - Не жалуясь и полн единой думой: Как счастлив тот, кто в этот миг с тобой! И так любовь безумна, что готова В твоих поступках не видать дурного. Перевод В. Брюсова LVII Для верных слуг нет ничего другого, Как ожидать у двери госпожу. Так, прихотям твоим служить готовый, Я в ожиданье время провожу. Я про себя бранить не смею скуку, За стрелками часов твоих следя. Не проклинаю горькую разлуку, За дверь твою по знаку выходя. Не позволяю помыслам ревнивым Переступать заветный твой порог, И, бедный раб, считаю я счастливым Того, кто час пробыть с тобою мог. Что хочешь делай. Я лишился зренья, И нет во мне ни тени подозренья. Перевод С. Маршака LVII Я - твой слуга, и вся моя мечта Лишь в том, чтоб угадать твои желанья. Душа тобой одною занята, Стремясь твои исполнить приказанья. Я не ропщу, что дни мои пусты, Я не слежу за стрелкой часовою, Когда подчас "Прощай" мне скажешь ты, Разлуки горечь не считаю злою. Не смею вопросить я ни о чем, Ни проводить тебя ревнивым взглядом. Печальный раб, я мыслю об одном: Как счастлив тот, кто был с тобою рядом. Безумна до того любовь моя, Что зла в тебе не замечаю я. Перевод А. Финкеля LVIII Избави Бог, судивший рабство мне, Чтоб я и в мыслях требовал отчета, Как ты проводишь дни наедине. Ждать приказаний - вся моя забота! Я твой вассал. Пусть обречет меня Твоя свобода на тюрьму разлуки: Терпение, готовое на муки, Удары примет, голову склоня. Права твоей свободы - без предела. Где хочешь будь; располагай собой Как вздумаешь; в твоих руках всецело Прощать себе любой проступок свой. Я должен ждать - пусть в муках изнывая, - Твоих забав ничем не порицая. Перевод В. Брюсова LVIII Избави бог, меня лишивший воли, Чтоб я посмел твой проверять досуг, Считать часы и спрашивать: доколе? В дела господ не посвящают слуг. Зови меня, когда тебе угодно, А до того я буду терпелив. Удел мой - ждать, пока ты не свободна, И сдерживать упрек или порыв. Ты предаешься ль делу иль забаве, - Сама ты госпожа своей судьбе. И, провинившись пред собой, ты вправе Свою вину прощать самой себе. В часы твоих забот иль наслажденья Я жду тебя в тоске, без осужденья... Перевод С. Маршака LVIII Пусть бог, что сотворил меня слугой Навек твоим, спасет меня от доли Выпытывать, чем день наполнен твой, - Я твой вассал, твоей покорный воле. Пускай твой взор разлукой мне грозит, Пускай твоей свободой я замучен, Я на тебя не затаю обид, Страданьями к терпению приучен. Где хочешь, будь! Права твои сильны, Располагай собою как угодно, Сама себе прощай свои вины, Во всех своих решеньях ты свободна. Пусть хороши, пусть злы твои влеченья - Я буду ждать, хоть ожидать мученье. Перевод А. Финкеля LIX Быть может, правда, что в былое время Что есть - все было; нового здесь нет, И ум, творя, бесплодно носит бремя Ребенка, раньше видевшего свет. Тогда, глядящие в века былые, Пусть хроники покажут мне твой лик Лет за пятьсот назад, в одной из книг, Где в письмена вместилась мысль впервые. Хочу я знать, что люди в эти дни О чуде внешности подобной говорили. Мы стали ль совершенней? иль они Прекрасней были? иль мы те ж, как были? Но верю я: прошедшие года Таких, как ты, не знали никогда! Перевод В. Брюсова LIX Уж если нет на свете новизны, А есть лишь повторение былого И понапрасну мы страдать должны, Давно рожденное рождая снова, - Пусть наша память, пробежавши вспять Пятьсот кругов, что солнце очертило, Сумеет в древней книге отыскать Запечатленный в слове лик твой милый. Тогда б я знал, что думали в те дни Об этом чуде, сложно-совершенном, Ушли ли мы вперед, или они, Иль этот мир остался неизменным. Но верю я, что лучшие слова В честь меньшего слагались божества! Перевод С. Маршака LIX Когда и впрямь старо все под луной, А сущее обычно и привычно, То как обманут жалкий ум людской, Рожденное стремясь родить вторично! О, если б возвратиться хоть на миг За тысячу солнцеворотов сразу И образ твой найти средь древних книг, Где мысль впервой в письме предстала глазу. Тогда б узнал я, как в былые дни Дивились чуду твоего явленья, Такие ль мы, иль лучше, чем они, Иль мир живет, не зная измененья. Но я уверен - прежних дней умы Не столь достойных славили, что мы! Перевод А. Финкеля LX Как волны набегают на каменья И каждая там гибнет в свой черед, Так к своему концу спешат мгновенья, В стремленье неизменном - все вперед! Родимся мы в огне лучей без тени И к зрелости бежим; по с той поры Должны бороться против злых затмений, И время требует назад дары. Ты, Время, юность губишь беспощадно, В морщинах искажаешь блеск красы, Все, что прекрасно, пожираешь жадно, Ничто не свято для твоей косы. И все ж мой стих переживет столетья: Так славы стоит, что хочу воспеть я! Перевод В. Брюсова LX Как движется к земле морской прибой, Так и ряды бессчетные минут, Сменяя предыдущие собой, Поочередно к вечности бегут. Младенчества новорожденный серп Стремится к зрелости и наконец, Кривых затмений испытав ущерб, Сдает в борьбе свой золотой венец. Резец годов у жизни на челе За полосой проводит полосу. Все лучшее, что дышит на земле, Ложится под разящую косу. Но время не сметет моей строки, Где ты пребудешь смерти вопреки! Перевод С. Маршака LX Как волны бьют о скат береговой, Минуты наши к вечности бегут. Придет одна и место даст другой, И вечен их неугомонный труд. Дни юности в лучах зари горят И зрелостью венчаются потом; Но их мрачит кривых затмений ряд - Из друга время станет их врагом. Оно пронзает молодости цвет, И бороздит, как плуг, чело красы. Ни юности, ни совершенству нет Спасения от злой его косы. Но смерть поправ, до будущих времен Дойдет мой стих: в нем блеск твой заключен. Перевод А. Финкеля LXI Ты ль требуешь, чтоб я, открывши очи, Их длительно вперял в тоскливый мрак? Чтоб призрак, схож с тобой, средь ночи Меня томил и мой тревожил зрак? Иль дух твой выслан, чтобы ночью черной От дома далеко, за мной следить И уличить меня в вине позорной, В тебе способной ревность разбудить? Нет! Велика любовь твоя, но все же Не столь сильна: нет! То - любовь моя Сомкнуть глаза мне не дает на ложе, Из-за нее, как сторож, мучусь я! Ведь ты не спишь, и мысль меня тревожит, Что с кем-то слишком близко ты, быть может! Перевод В. Брюсова LXI Твоя ль вина, что милый образ твой Не позволяет мне сомкнуть ресницы И, стоя у меня над головой, Тяжелым векам не дает закрыться? Твоя ль душа приходит в тишине Мои дела и помыслы проверить, Всю ложь и праздность обличить во мне, Всю жизнь мою, как свой удел, измерить? О нет, любовь твоя не так сильна, Чтоб к моему являться изголовью. Моя, моя любовь не знает сна. На страже мы стоим с моей любовью. Я не могу забыться сном, пока Ты - от меня вдали - к другим близка. Перевод С. Маршака LXI Не по твоей ли воле мне не в мочь Сомкнуть глаза ни на одно мгновенье? Твоя ль вина, что я не сплю всю ночь, Тревожимый твоей дразнящей тенью? Иль это дух твой, посланный тобой, Следит за мной с придирчивым вниманьем, Чтобы малейший промах мой любой Для ревности твоей был оправданьем? О нет! Не столь любовь твоя сильна! Моя любовь покой мне отравила. Моя любовь меня лишила сна И в сторожа ночного превратила. Я буду на часах стоять, пока Ты где-то вдалеке к другим близка. Перевод А. Финкеля LXII Глаза мои грешат излишком самомненья, А также и душа, и чувства все мои - И нет ни в чем тому недугу исцеленья, Так корни в грудь вонзил глубоко он свои. Я к своему ничье лицо не приравняю, И ни на чей я стан не променяю свой; Ну - словом - так себя высоко оценяю, Что никого не дам и сравнивать с собой. Но лишь порассмотрю, каков на самом деле, Изломанный борьбой и сильно спавший в теле, Я глупым это все и пошлым нахожу - И вот что я теперь про то тебе скажу: "Мой друг, в себе самом тебя я восхваляю И красотой твоей себя же украшаю!" Перевод Н. Гербеля LXII Любовь к себе моим владеет взором. Она проникла в кровь мою и плоть. И есть ли средство на земле, которым Я эту слабость мог бы побороть? Мне кажется, нет равных красотою, Правдивей нет на свете никого, Мне кажется, так дорого я стою, Как ни одно земное существо. Когда же невзначай в зеркальной глади Я вижу настоящий образ свой В морщинах лет, - на этот образ глядя, Я сознаюсь в ошибке роковой. Себя, мой друг, я подменял тобою, Век уходящий - юною судьбою. Перевод С. Маршака LXII Самовлюбленность обняла мой дух, И плоть мою, и кровь, и слух, и зренье. Так в сердце глубоко проник недуг, Что от него не будет исцеленья. Мне кажется - лица красивей нет, Чем у меня, и нет стройнее стана, Достоинства мои пленяют свет, И никакого нет во мне изъяна. Но в зеркале я вижу все как есть, Как гибельна была годов свирепость. И слышу я теперь другую весть... Самовлюбленность - жалкая нелепость! Любя себя, любил я образ твой, Украсив старость юною красой. Перевод А. Финкеля LXIII Придет пора, когда моя любовь, Как я теперь, от времени завянет, Когда часы в тебе иссушат кровь, Избороздят твое чело и канет В пучину ночи день твоей весны; И с нею все твое очарованье, Без всякого следа воспоминанья, Потонет в вечной тьме, как тонут сны. Предвидя грозный миг исчезновенья, Я отвращу губящую косу, Избавлю я навек от разрушенья Коль не тебя, то черт твоих красу, В моих стихах твой лик изобразив - В них будешь ты и вечно юн, и жив! Перевод М. Чайковского LXIII Про черный день, когда моя любовь, Как я теперь, узнает жизни бремя, Когда с годами оскудеет кровь И гладкое чело изрежет время, Когда к обрыву ночи подойдет, Пройдя полкруга, новое светило И потеряет краски небосвод, В котором солнце только что царило, - Про черный день оружье я припас, Чтоб воевать со смертью и забвеньем, Чтобы любимый образ не угас, А был примером дальним поколеньям. Оружье это - черная строка. В ней все цвета переживут века. Перевод С. Маршака LXIII Настанет день, когда мою любовь, Как и меня, раздавит время злое, Когда года ее иссушат кровь, Изрежут лоб, а утро молодое Достигнет крутизны своих ночей. И вся ее краса, моя отрада, Сокроется навеки от очей И унесет весны цветущей клады. От этих дней, их злого острия Уже сейчас готовится защита: Пусть срезана, умрет любовь моя, Ее краса не будет позабыта. Моя вот эта черная строка Вберет ее и сохранит века. Перевод А. Финкеля LXIV Мы видели, как времени рука Срывает все, во что рядится время, Как сносят башню гордую века И рушит медь тысячелетий бремя, Как пядь за пядью у прибрежных стран Захватывает землю зыбь морская, Меж тем как суша грабит океан, Расход приходом мощным покрывая, Как пробегает дней круговорот И королевства близятся к распаду... Все говорит о том, что час пробьет - И время унесет мою отраду. А это - смерть!.. Печален мой удел. Каким я хрупким счастьем овладел! Перевод С. Маршака LXIV Когда я вижу, что былая слава Превращена в руины и гроба, Что в прах повергнут замок величавый, И даже бронза - времени раба; Когда я вижу, как седое море Над царством суши в битве верх берет, А суша, с морем неустанно споря, Его расход заносит в свой приход; Когда я вижу княжеств треволненье - То рушатся, то возникают вновь, - Тогда я мыслю: вот придет мгновенье, И время умертвит мою любовь. Страшна та мысль, и плачу от нее: Зачем непрочно счастье так мое! Перевод А. Финкеля LXV Ни море, ни земля, ни камень и ни сталь Не в силах отразить твои, о смерть, угрозы - И красота ли их сильнее - красота ль, Чья так же власть слаба, как ландыша и розы? Как может устоять весенний ветерок Пред гибельной волной слепого урагана? Пожрет и сокрушит седых времен поток И сумрачный гранит, и влагу океана. Мучительная мысль! Бессилен человек Спасти единый перл от вас, немые годы! Какою силою остановить ваш бег? Кто помешает вам губить красу природы? На чудо лишь, мой друг, ничтожно их влиянье: Чернила вечное дадут тебе сиянье. Перевод Ф. Червинского LXV Раз бронзе, камню, землям, океану Предел кончины предназначил рок, Как отразит свирепство урагана Красы весенней девственный цветок? Как устоит медовое дыханье Напору вихря мчащихся времен, Когда гранит скалы не защищен, Ни сталь оград от времени метанья? О страшный помысел! Где? Кто, увы! - Кто перл времен от времени спасет? Кто запретит гниенье красоты? Кто гибель прекратит? - Никто! Покуда Великое не совершится чудо И из чернил любовь не зацветет. Перевод М. Чайковского LXV Уж если медь, гранит, земля и море Не устоят, когда придет им срок, Как может уцелеть, со смертью споря, Краса твоя - беспомощный цветок? Как сохранить дыханье розы алой, Когда осада тяжкая времен Незыблемые сокрушает скалы И рушит бронзу статуй и колонн? О, горькое раздумье!.. Где, какое Для красоты убежище найти? Как, маятник остановив рукою, Цвет времени от времени спасти?.. Надежды нет. Но светлый облик милый Спасут, быть может, черные чернила! Перевод С. Маршака LXVI Тебя, о Смерть, тебя зову я, утомленный. Устал я видеть честь поверженной во прах, Заслугу - в рубище, невинность - оскверненной, И верность - преданной, и истину - в цепях, Глупцов - гордящихся лавровыми венками, И обесславленных, опальных мудрецов, И дивный дар небес - осмеянный слепцами, И злое торжество пустых клеветников, Искусство, робкое пред деспотизмом власти, Безумье жалкое надменного чела, И силу золота, и гибельные страсти, И Благо - пленником у властелина Зла. Усталый, я искал бы вечного покоя, Когда бы смертный час не разлучал с тобою. Перевод Ф. Червинского LXVI Томимый этим, к смерти я взываю; Раз что живут заслуги в нищете, Ничтожество ж - в веселье утопая, Раз верность изменяет правоте, Раз почести бесстыдство награждают, Раз девственность вгоняется в разврат, Раз совершенство злобно унижают, Раз мощь хромые силы тормозят, Раз произвол глумится над искусством, Раз глупость знанья принимает вид, Раз здравый смысл считается безумством, Раз что добро в плену, а зло царит - Я, утомленный, жаждал бы уйти, Когда б тебя с собой мог унести! Перевод М. Чайковского LXVI Измучась всем, я умереть хочу. Тоска смотреть, как мается бедняк, И как шутя живется богачу, И доверять, и попадать впросак, И наблюдать, как наглость лезет в свет, И честь девичья катится ко дну, И знать, что ходу совершенствам нет, И видеть мощь у немощи в плену, И вспоминать, что мысли замкнут рот, И разум сносит глупости хулу, И прямодушье простотой слывет, И доброта прислуживает злу. Измучась всем, не стал бы жить и дня, Да другу трудно будет без меня. Перевод Б. Пастернака LXVI Я смерть зову, глядеть не в силах боле, Как гибнет в нищете достойный муж, А негодяй живет в красе и холе; Как топчется доверье чистых душ, Как целомудрию грозят позором, Как почести мерзавцам воздают, Как сила никнет перед наглым взором, Как всюду в жизни торжествует плут, Как над искусством произвол глумится, Как правит недомыслие умом, Как в лапах Зла мучительно томится Все то, что называем мы Добром. Когда б не ты, любовь моя, давно бы Искал я отдыха под сенью гроба. Перевод О. Румера LXVI Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье, И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока. Все мерзостно, что вижу я вокруг... Но как тебя покинуть, милый друг! Перевод С. Маршака LXVI Устал я жить и умереть хочу, Достоинство в отрепье видя рваном, Ничтожество - одетое в парчу, И Веру, оскорбленную обманом, И Девственность, поруганную зло, И почестей неправых омерзенье, И Силу, что Коварство оплело, И Совершенство в горьком униженье, И Прямоту, что глупой прослыла, И Глупость, проверяющую Знанье, И робкое Добро в оковах Зла, Искусство, присужденное к молчанью. Устал я жить и смерть зову скорбя. Но на кого оставлю я тебя?! Перевод А. Финкеля LXVII Спроси, зачем в пороках он живет? Чтобы служить бесчестью оправданьем? Чтобы грехам приобрести почет И ложь прикрыть своим очарованьем? Зачем искусства мертвые цвета Крадут его лица огонь весенний? Зачем лукаво ищет красота Поддельных роз, фальшивых украшений? Зачем его хранит природа-мать, Когда она давно уже не в силах В его щеках огнем стыда пылать, Играть живою кровью в этих жилах? Хранит затем, чтоб знал и помнил свет О том что было и чего уж нет! Перевод С. Маршака LXVII Зачем с пороком в дружбе он живет И обеляет низкое бесчестье? Зачем грехам он воздает почет, Им позволяя быть с собою вместе? Зачем румяна ложной красоты Стремятся быть румянцем свежей кожи? Зачем хотят поддельные цветы С его живыми розами быть схожи? Зачем хранит его до этих дней Все силы промотавшая природа? Былых богатств не только нет у ней - Сама живет лишь на его доходы. Затем хранит, чтоб каждый видеть мог, Каким был мир, пока не стал так плох. Перевод А. Финкеля LXVIII Его лицо - одно из отражений Тех дней, когда на свете красота Цвела свободно, как цветок весенний, И не рядилась в ложные цвета, Когда никто в кладбищенской ограде Не смел нарушить мертвенный покой И дать забытой золотистой пряди Вторую жизнь на голове другой. Его лицо приветливо и скромно, Уста поддельных красок лишены, В его весне нет зелени заемной И новизна не грабит старины. Его хранит природа для сравненья Прекрасной правды с ложью украшенья. Перевод С. Маршака LXVIII Его лицо - ландкарта прошлых дней, Когда краса цвела, как ландыш скромный, И не было помощников у ней, Обманывавших прелестью заемной; Когда могли спокойно спать в гробах Красавиц мертвых косы золотые, И не жили на новых головах, Их обновляя, локоны чужие. В нем простота исчезнувших времен, Сама своей украшена красою, И ничего не похищает он, Чтоб освежиться зеленью чужою. Его Природа бережно хранит, Чтоб показать Красы неложный вид. Перевод А. Финкеля LXIX В том внешнем, что в тебе находит взор, Нет ничего, что хочется исправить. Вражды и дружбы общий приговор Не может к правде черточки прибавить. За внешний облик - внешний и почет. Но голос тех же судей неподкупных Звучит иначе, если речь зайдет О свойствах сердца, глазу недоступных. Толкует о душе твоей молва. А зеркало души - ее деянья. И заглушает сорная трава Твоих сладчайших роз благоуханье. Твой нежный сад запушен потому, Что он доступен всем и никому. Перевод С. Маршака LXIX Все, что в тебе увидеть может взор, И для судьи строжайшего прекрасно. Все языки сплелись в хвалебный хор. Враги - и те с их правдою согласны. Венчают внешность внешнею хвалой. Но те же судьи изменяют мненье, И похвала сменяется хулой, Когда в глубины всмотрится их зренье. Они глядят в тайник твоей души - И сравнивают облик твой с делами; Они к тебе, как прежде, хороши, Но отдает цветник твой сорняками. Не схожи так твой вид и аромат, Что достояньем общим стал твой сад. Перевод А. Финкеля LXX То, что тебя бранят, - не твой порок. Прекрасное обречено молве. Его не может очернить упрек - Ворона в лучезарной синеве. Ты хороша, но хором клеветы Еще дороже ты оценена. Находит червь нежнейшие цветы, А ты невинна, как сама весна. Избегла ты засады юных дней, Иль нападавший побежден был сам, Но чистотой и правдою своей Ты не замкнешь уста клеветникам. Без этой легкой тени на челе Одна бы ты царила на земле! Перевод С. Маршака LXX Тебя бранят, но это не беда: Красу извечно оскорбляют сплетней, И клевета на прелести всегда, Как черный ворон на лазури летней. Будь хороша - и что прекрасна ты В злословии найдет лишь подтвержденье. Тля избирает нежные цветы, А ты и есть нежнейшее цветенье. Ты миновала юности силки И вышла триумфатором из схватки, Но уж не так победы велики, Чтобы связать и зависть и нападки. Когда б извет не омрачал лица, То были бы твоими все сердца. Перевод А. Финкеля LXXI Когда умру, оплакивай меня Не долее, чем перезвон печальный, Что возвестит отход из мира зла На пир червей, под камень погребальный. При чтенье этих строк не вспоминай Руки моей, писавшей их когда-то. Я так люблю тебя! Мне лучше, знай, Забытым быть тобою без возврата, Чем отуманить облик твой слезой. Задумавшись над строфами моими, Не поминай, печальный, мое имя. Любовь твоя пускай умрет со мной, Чтоб злобный мир, твою печаль почуя, Не осмеял бы нас, когда умру я. Перевод М. Чайковского LXXI Ты погрусти, когда умрет поэт, Покуда звон ближайшей из церквей Не возвестит, что этот низкий свет Я променял на низший мир червей. И если перечтешь ты мой сонет, Ты о руке остывшей не жалей. Я не хочу туманить нежный цвет Очей любимых памятью своей. Я не хочу, чтоб эхо этих строк Меня напоминало вновь и вновь. Пускай замрут в один и тот же срок Мое дыханье и твоя любовь!.. Я не хочу, чтобы своей тоской Ты предала себя молве людской. Перевод С. Маршака LXXI Когда умру, недолго плачь, - пока Не возвестит протяжный звон церквей, Что из худого этого мирка Я перебрался в худший - мир червей. Увидишь ты стихи мои - молю: Забудь о том, кто их писал любя. Ведь легче мне - я так тебя люблю - Забытым быть, чем огорчить тебя. О, если эти строки невзначай Дойдут к тебе, когда истлею я, Об имени моем не вспоминай, - Пускай со мной умрет любовь твоя. Чтоб свет не видел, как тоскуешь ты, И мы не стали жертвой клеветы. Перевод А. Финкеля LXXII Чтобы не мог тебя заставить свет Рассказывать, что ты во мне любила, - Забудь меня, когда на склоне лет Иль до того возьмет меня могила. Так мало ты хорошего найдешь, Перебирая все мои заслуги, Что поневоле, говоря о друге, Придумаешь спасительную ложь. Чтоб истинной любви не запятнать Каким-нибудь воспоминаньем ложным, Меня скорей из памяти изгладь - Иль дважды мне ответ придется дать: За то, что был при жизни столь ничтожным И что потом тебя заставил лгать! Перевод С. Маршака LXXII Чтоб разъяснять не надо было всем, За что меня ты полюбила вдруг, Забудь меня, забудь меня совсем - Ведь все равно в том нет моих заслуг. Ну, выдумаешь ласковую ложь, Где прозвучит умершему хвала, Слова такие для меня найдешь, Каких бы Правда в жизни не нашла. Но не хочу я, чтоб, меня хваля, Обманщицей слыла любовь твоя. Пусть лучше имя заберет земля, Чем им срамить обоих стану я. Мой горький стыд - не стоит ничего, А твой - любить такое существо. Перевод А. Финкеля LXXIII Во мне ты видишь, друг, то время года, Когда рвет ветер желтый лист ветвей, Когда уныло стонет непогода, Где прежде пел так сладко соловей. Во мне, мой друг, ты видишь свет прощальный На западе погаснувшего дня. Тот свет - предвестник полночи печальной, Угрюмой смерти близкая родня. Во мне огня ты видишь угасанье... Он умереть не хочет под золой, Но вырваться смешны его старанья: Его задушит пепла мертвый слой. Во мне ты это видишь, и разлуку Предчувствуешь, и крепче жмешь мне руку... Перевод С. Ильина LXXIII То время года видишь ты во мне, Когда из листьев редко где какой, Дрожа, желтеет в веток голизне, А птичий свист везде сменил покой. Во мне ты видишь бледный край небес, Где от заката памятка одна, И, постепенно взявши перевес, Их опечатывает темнота. Во мне ты видишь то сгоранье пня, Когда зола, что пламенем была, Становится могилою огня, А то, что грело, изошло дотла. И, это видя, помни: нет цены Свиданьям, дни которых сочтены. Перевод Б. Пастернака LXXIII То время года видишь ты во мне, Когда один-другой багряный лист От холода трепещет в вышине - На хорах, где умолк веселый свист. Во мне ты видишь тот вечерний час, Когда поблек на западе закат И купол неба, отнятый у нас, Подобьем смерти - сумраком объят. Во мне ты видишь блеск того огня, Который гаснет в пепле прошлых дней, И то, что жизнью было для меня, Могилою становится моей. Ты видишь все. Но близостью конца Теснее наши связаны сердца! Перевод С. Маршака LXXIII Я время года то являю взорам, Когда сухие листья тут и там Торчат по сучьям - разоренным хорам, Где лишь вчера стоял немолчный гам. Во мне увидишь сумерек мерцанье, Когда закатный день уже поник И ночь его уносит на закланье - Суровой смерти пасмурный двойник. Во мне увидишь пепел охладелый, Чуть видный след угасшего огня. И то, что прежде грело и горело, Могильной сенью стало для меня. Ты видишь все и любишь все сильней: Ведь мало мне уже осталось дней. Перевод А. Финкеля LXXIV Покоен будь: когда я буду смертью скован, Без мысли быть опять когда-нибудь раскован, Останутся тебе на память, милый мой, Немногие стихи, написанные мной. И, пробегая их, увидишь, друг мой милый, Что эти сотни строк посвящены тебе: Лишь прах возьмет земля, как должное, себе, Но лучшее - мой ум - твое, мой друг, с могилой. Итак, когда умрет покров души моей, Ты потеряешь лишь подонки жизни бренной, Добычу черной мглы, хирургов и червей, Не стоящую слез твоей тоски священной. Стихи ж мои могу почтить я похвалой За то, что их никто не разлучит с тобой. Перевод Н. Гербеля LXXIV Но успокойся. В дни, когда в острог Навек я смертью буду взят под стражу, Одна живая память этих строк Еще переживет мою пропажу. И ты увидишь, их перечитав, Что было лучшею моей частицей. Вернется в землю мой земной состав, Мой дух к тебе, как прежде, обратится. И ты поймешь, что только прах исчез, Не стоящий нисколько сожаленья, То, что отнять бы мог головорез, Добыча ограбленья, жертва тленья. А ценно было только то одно, Что и теперь тебе посвящено. Перевод Б. Пастернака LXXIV Когда меня отправят под арест Без выкупа, залога и отсрочки, Не глыба камня, не могильный крест - Мне памятником будут эти строчки. Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах Все, что во мне тебе принадлежало. Пускай земле достанется мой прах, - Ты, потеряв меня, утратишь мало. С тобою будет лучшее во мне. А смерть возьмет от жизни быстротечной Осадок, остающийся на дне, То, что похитить мог бродяга встречный. Ей - черепки разбитого ковша, Тебе - мое вино, моя душа. Перевод С. Маршака LXXIV Но не ропщи, когда последний суд Меня засудит, не дав мне отсрочки, Я не исчезну - жизнь мою спасут Хранимые тобою эти строчки. Читая их, найдешь в моих стихах Все лучшее, чем только я владею. Земля возьмет положенный ей прах, Но дух - он твой, а что из них ценнее?! Ты потеряешь труп бездушный мой - Ножей злодейских подлую награду, Отбросы жизни, корм червей гнилой - Все то, о чем и вспоминать не надо. Ты ж часть моя, что вправду хороша. Она твоя, навек твоя - душа. Перевод А. Финкеля LXXV Ты утоляешь мой голодный взор, Как землю освежительная влага. С тобой веду я бесконечный спор, Как со своей сокровищницей скряга. То счастлив он, то мечется во сне, Боясь шагов, звучащих за стеною, То хочет быть с ларцом наедине, То рад блеснуть сверкающей казною. Так я, вкусив блаженство на пиру, Терзаюсь жаждой в ожиданье взгляда. Живу я тем, что у тебя беру, Моя надежда, мука и награда. В томительном чередованье дней То я богаче всех, то всех бедней. Перевод С. Маршака LXXV Ты для меня, что пища для людей, Что летний дождь для жаждущего стада. Из-за тебя разлад в душе моей, И я, как скряга, обладатель клада, То радуюсь, что он достался мне, То опасаюсь вора-лиходея, То быть хочу с тобой наедине, То жажду показать, чем я владею; Порою сердце радости полно, Порой гляжу в глаза твои с мольбою, Я знаю в жизни счастье лишь одно - Лишь то, что мне подарено тобою. Так день за днем - то слаб я, то силен, То всем богат, а то всего лишен. Перевод А. Финкеля LXXVI Увы, мой стих не блещет новизной, Разнообразьем перемен нежданных. Не поискать ли мне тропы иной, Приемов новых, сочетаний странных? Я повторяю прежнее опять, В одежде старой появляюсь снова, И кажется, по имени назвать Меня в стихах любое может слово. Все это оттого, что вновь и вновь Решаю я одну свою задачу: Я о тебе пишу, моя любовь, И то же сердце, те же силы трачу. Все то же солнце ходит надо мной, Но и оно не блещет новизной. Перевод С. Маршака LXXVI Зачем мой стих не знает новизны И так далек от модных ухищрений? Зачем я не беру со стороны Приемов новых, вычурных сравнений? Зачем я остаюсь самим собой, Ищу для чувств наряд такой знакомый, Что в каждом слове виден почерк мой, И чье оно, и из какого дома? Пою всегда тебя, моя любовь, Тобою вдохновляюсь, как и прежде, И славен я лишь тем, что вновь и вновь Для старых слов тку новые одежды. Любовь, что солнце: так же не нова И повтореньем старого жива! Перевод А. Финкеля LXXVII Седины ваши зеркало покажет, Часы - потерю золотых минут. На белую страницу строчка ляжет - И вашу мысль увидят и прочтут. По черточкам морщин в стекле правдивом Мы все ведем своим утратам счет. А в шорохе часов неторопливом Украдкой время к вечности течет. Запечатлейте беглыми словами Все, что не в силах память удержать. Своих детей, давно забытых вами, Когда-нибудь вы встретите опять. Как часто эти найденные строки Для нас таят бесценные уроки. Перевод С. Маршака LXXVII Часы покажут, как мелькают миги, А зеркало - как увядаешь ты. Пусть белые страницы этой книги В себя вберут души твоей черты. Морщины, отраженные правдиво, Заставят о могиле вспомянуть, А стрелок тень, ползя неторопливо, Указывает к вечности наш путь. Не в силах ты упомнить все на свете - Страницам этим мысли ты доверь. Они, тобой взлелеянные дети, Твоей души тебе откроют дверь. Тем книга будет глубже и ценней, Чем чаще станешь обращаться к ней. Перевод А. Финкеля LXXVIII Я так же часто призывал тебя Быть Музою моих стихотворений, Как все другие, что несут, как я, К твоим стопам плоды их вдохновений. Твой облик, что научит петь немого И неуча парить за облака, Дал силы новые искусству слова, Удвоил мощь и грацию стиха. Но более всего гордись моим: В нем все - любовь, все - пламень чувства. Ты только придал внешний блеск другим И прелестью своей развил искусство - Но можно ли сравнить, что сделал мне ты, Из неуча взведя меня в поэты? Перевод М. Чайковского LXXVIII Тебя я музой называл своею Так часто, что теперь наперебой Поэты, переняв мою затею, Свои стихи украсили тобой. Глаза, что петь немого научили, Заставили невежество летать, - Искусству тонкому придали крылья, Изяществу - величия печать. И все же горд своим я приношеньем, Хоть мне такие крылья не даны. Стихам других ты служишь украшеньем, Мои стихи тобою рождены. Поэзия - в тебе. Простые чувства Ты возвышать умеешь до искусства. Перевод С. Маршака LXXVIII Так часто Музой ты моей была, Мне помогая вдохновенным словом, Что и другие перья без числа Стихи кропают под твоим покровом. Твой взор немому голос возвратит, Летать научит грузное бессилье, Изяществу придаст вельможный вид, Учености добавит перьев в крылья. Но ты гордись лишь творчеством моим: Оно твое и внушено тобою. Пусть блеск ты придаешь стихам чужим И улучшаешь творчество чужое, - Мое искусство - это ты сама, На нем сиянье твоего ума. Перевод А. Финкеля LXXIX Когда один я находил истоки Поэзии в тебе, блистал мой стих. Но как теперь мои померкли строки И голос музы немощной затих! Я сознаю своих стихов бессилье. Но все, что можно о тебе сказать, Поэт в твоем находит изобилье, Чтобы тебе преподнести опять. Он славит добродетель, это слово Украв у поведенья твоего, Он воспевает красоту, но снова Приносит дар, ограбив божество. Благодарить не должен тот, кто платит Сполна за все, что стихотворец тратит. Перевод С. Маршака LXXIX Пока тебя о помощи просил Лишь я один, мой стих был полн красою. Теперь он стал и неуклюж и хил, И Музу надо заменить другою. Да, знаю я - тебя прекрасней нет, Заслуживаешь ты пера иного, Что б о тебе ни написал поэт, Твое ж добро тебе отдаст он снова. Он славит добродетель, - но ее У твоего украл он поведенья; Крадет очарование твое, И в дар приносит как свое творенье. Его благодарить не должен тот, Кто на себя долги его берет. Перевод А. Финкеля LXXX Мне изменяет голос мой и стих, Когда подумаю, какой певец Тебя прославил громом струн своих, Меня молчать заставив наконец. Но так как вольный океан широк И с кораблем могучим наравне Качает скромный маленький челнок, - Дерзнул я появиться на волне. Лишь с помощью твоей средь бурных вод Могу держаться, не иду ко дну. А он в сиянье парусов плывет, Бездонную тревожа глубину. Не знаю я, что ждет меня в пути, Но не боюсь и смерть в любви найти. Перевод С. Маршака LXXX Как я слабею, зная, что другой, Чье дарованье выше и мощнее, В своих стихах восславил образ твой. Я б тоже пел, но рядом с ним немею. Однако дух твой - вольный океан, И гордый парус носит он и скромный; Пускай судьбой челнок мне только дан, - Плывет он там, где и корабль огромный. Но я держусь лишь помощью твоей, А он бесстрашно реет над пучиной. Мой жалкий челн погибнет средь зыбей, Он будет плыть, незыблемый и чинный. И если вправду смерть придет за мной, То этому любовь моя виной. Перевод А. Финкеля LXXXI Мне ль пережить тебя назначил рок, Иль раньше буду я в земле зарыт, Не вырвет смерть тебя из этих строк, Хотя я буду сам давно забыт. Бессмертье в них тебе судил Всесильный, А мне, когда умру, - удел червей. Мне предназначен скромный холм могильный, Тебе - нетленный трон в очах людей. Твой монумент - мой стих: прочтут его Еще бытья не знающие очи На языках, неведомых еще. Когда мы все умолкнем в вечной ночи, Ты будешь жив - так мощен я в стихах, - Где дышит дух живой - в людских устах! Перевод М. Чайковского LXXXI Тебе ль меня придется хоронить Иль мне тебя, - не знаю, друг мой милый. Но пусть судьбы твоей прервется нить, - Твой образ не исчезнет за могилой. Ты сохранишь и жизнь, и красоту, А от меня ничто не сохранится. На кладбище покой я обрету, А твой приют - открытая гробница. Твой памятник - восторженный мой стих. Кто не рожден еще, его услышит. И мир повторит повесть дней твоих, Когда умрут все те, кто ныне дышит. Ты будешь жить, земной покинув прах, Там, где живет дыханье, - на устах! Перевод С. Маршака LXXXI Я ль сочиню тебе надгробный стих, Иль ты мое увидишь погребенье, - Но ты пребудешь ввек в сердцах людских А я истлею, преданный забвенью. Бессмертие отныне жребий твой, Мое же имя смерть не пощадила. Мой жалкий прах лежит в земле сырой, Но на виду у всех твоя могила. Я памятник тебе в стихах воздвиг. Их перечтут в грядущем наши дети, И вновь тебя прославит их язык, Когда не будет нас уже на свете. Могуществом поэзии моей Ты будешь жить в дыхании людей. Перевод А. Финкеля LXXXII Не обручен ты с музою моей, И часто снисходителен твой суд, Когда тебе поэты наших дней Красноречиво посвящают труд. Твой ум изящен, как твои черты, Гораздо тоньше всех моих похвал. И поневоле строчек ищешь ты Новее тех, что я тебе писал. Я уступить соперникам готов. Но после риторических потуг Яснее станет правда этих слов, Что пишет просто говорящий друг. Бескровным краска яркая нужна, Твоя же кровь и без того красна. Перевод С. Маршака LXXXII Ты с музою моей не обручен, А потому без всякого смущенья Глядишь ты, как тебе со всех сторон Поэты преподносят посвященья. Всей мудрости твоей и красоты Представить не смогли мои сонеты, И у поэтов новых хочешь ты Найти достойней и верней портреты. Ну что ж, ищи! Когда же истощат Искусную риторику другие, Ты возвратись тогда ко мне назад - Слова услышишь нежные, простые. Нужна бескровным яркая мазня - В тебе ж избыток крови и огня. Перевод А. Финкеля LXXXIII Я полагал: у красоты твоей В поддельных красках надобности нет. Я думал: ты прекрасней и милей Всего, что может высказать поэт. Вот почему молчания печать На скромные уста мои легла, - Дабы свое величье доказать Без украшений красота могла. Но ты считаешь дерзостным грехом Моей влюбленной музы немоту. Меж тем другие немощным стихом Бессмертную хоронят красоту. То, что во взоре светится твоем, Твои певцы не выразят вдвоем. Перевод С. Маршака LXXXIII Не замечая на тебе румян, И сам я их не брал, тебя рисуя. Казалось мне, - коль это не обман, - Даешь ты больше, чем отдать могу я. И потому был вялым мой язык, Что ожидал я - сам ты громогласно Расскажешь всем, как искажен твой лик В поэзии и слабой, и пристрастной. Молчанье ты вменяешь мне в вину, Но эта немота - моя заслуга: Я красоты твоей не обману И не предам могиле прелесть друга. Ведь жизни, что горит в глазах твоих, Не передаст и двух поэтов стих. Перевод А. Финкеля LXXXIV Кто знает те слова, что больше значат Правдивых слов, что ты есть только ты? Кто у себя в сокровищнице прячет Пример тебе подобной красоты? Как беден стих, который не прибавил Достоинства виновнику похвал. Но только тот в стихах себя прославил, Кто попросту тебя тобой назвал. Пересказав, что сказано природой, Он создает правдивый твой портрет, Которому бесчисленные годы Восторженно дивиться будет свет. А голоса тебе любезной лести Звучат хулой твоей красе и чести! Перевод С. Маршака LXXXIV Кто скажет больше? Что красноречивей Хвалы немногословной - "Ты есть ты"? Нет в мире слов дороже и правдивей, Достигнувших такой же высоты. Беспомощны и неискусны перья, Бессильные предмет украсить свой. Но тот заслужит славы и доверья, Кто просто назовет тебя тобой. Пускай изобразит он, не лукавя, То, что создать природы гений смог, И прославлять тогда мы будем вправе Его искусство, ум его и слог. Но чтоб хвала не навлекла хулы, Не жаждай безудержной похвалы. Перевод А. Финкеля LXXXV Взгрустнув, молчит моя задумчивая Муза, В виду всех тех похвал стесняющего груза И громких фраз, каких наслушался я вкруг Из уст певцов, тебя хвалящих, милый друг. Я мыслю хорошо, пока другие пишут И, как дьячок, "аминь" кричу на весь народ В ответ на каждый гимн, в котором звуки дышат, А содержанье в нас так мудростью и бьет. И, слыша похвалы, "о, правда!" я взываю И к похвалам тем лишь немного прибавляю, Но если мой язык и мало говорит, То мысленно любовь у ног твоих лежит. Так уважай других за их слова благие, Меня же, милый друг, за помыслы немые. Перевод Н. Гербеля LXXXV О муза бедная - ее совсем не слышно: Притихла и молчит, пока звучат кругом Хвалы, что золотым сражаются пером И всеми музами украшены так пышно! Я мысли чудные на дне души держу, Другие между тем готовят песнопенья; А я - на каждый гимн, свидетель вдохновенья, - Как дьяк неграмотный, одно "аминь" твержу. Внемля хвалам тебе, скажу лишь: "верно, верно!.." А сколько мысленно прибавить бы готов! Но верь - хоть у меня и нет красивых слов, - Что выше всех других любовь моя безмерно. Цени в других - стихов изысканных родник; Во мне же - грез немой, но пламенный язык! Перевод Т. Щепкиной-Куперник LXXXV Моя немая муза так скромна. Меж тем поэты лучшие кругом Тебе во славу чертят письмена Красноречивым золотым пером. Моя богиня тише всех богинь. И я, как малограмотный дьячок, Умею только возглашать "аминь!" В конце торжественно звучащих строк. Я говорю: "Конечно!", "Так и есть!", Когда поэты произносят стих, Твоим заслугам воздавая честь, - Но сколько чувства в помыслах моих! За громкие слова цени певцов, Меня - за мысли тихие, без слов. Перевод С. Маршака LXXXV Безмолвна Муза скромная моя, Меж тем тебе похвал кудрявых том Оттачивают, лести не тая, Другие музы золотым пером. Я полон дум, они же пышных слов. Как пономарь, не знающий письма, "Аминь" твержу я после их стихов - Творений изощренного ума. Их слыша, говорю я: "Да", "Вот, вот", И также рассыпаюсь в похвалах. Но лишь в душе. А в ней любовь живет, Живет без слов, но жарче, чем в словах. За звучные слова цени других; Меня же - за невысказанный стих. Перевод А. Финкеля LXXXVI Его ли гордый стих, прекрасный и могучий, Возвышенный мечтой награду получить, Сковал в мозгу моем паренье мысли жгучей, Где прежде рок судил родиться ей и жить? Его ли дух, толпой злых духов наученный Стать выше смертных всех в творении своем Сразил меня? О нет! Ни дух тот благосклонный, Который над его господствует умом, Заставил замолчать мою святую лиру; Ни он, певец любви, ни дух его благой, Взносящий ум его к надзвездному эфиру, Не в силах наложить печать на голос мой! Но если с уст твоих хвала к нему слетает, То муза дум моих мгновенно умолкает. Перевод Н. Гербеля LXXXVI Не гордый ли корабль стихов его, чья цель Тобою завладеть, мой дивный клад, виною, Что столько дум в мозгу - дум, погребенных мною, Могилой сделавших свою же колыбель? Иль это дух его (что духи вдохновили Превыше смертного) всю мощь во мне убил? О нет, все козни чар ночных и темных сил, Его сподвижников, - мой стих бы не смутили. Не он! Не домовой, что по ночам его Тайком напичкивал умом и дарованьем. Не им принадлежит победы торжество, Что болен страхом я, что занемог молчаньем. Но ты... его стихи украсил твой привет - И мой слабеет стих, и слов уж больше нет. Перевод Т. Щепкиной-Куперник LXXXVI Его ли стих - могучий шум ветрил, Несущихся в погоню за тобою, - Все замыслы во мне похоронил, Утробу сделав урной гробовою? Его ль рука, которую писать Учил какой-то дух, лишенный тела, На робкие уста кладет печать, Достигнув в мастерстве своем предела? О нет, ни он, ни дружественный дух - Его ночной советчик бестелесный - Так не могли ошеломить мой слух И страхом поразить мой дар словесный. Но если ты с его не сходишь уст - Мой стих, как дом, стоит открыт и пуст. Перевод С. Маршака LXXXVI Его ль стихи, красой тебя пленив И гордо распустив свои ветрила, Во мне замкнули мысли, превратив Утробу, их зачавшую, в могилу? Его ли дух, бессмертных слов творец, Мой тихий голос предал вдруг проклятью? Нет! То не он готовит мне конец И не его коварные собратья. Не сможет он, ни дух ему родной, Чьи по ночам он слушал назиданья, Похвастаться победой надо мной, И не от них идет мое молчанье. Но ты теперь живешь в его стихах, И, обеднев, мой малый дар зачах. Перевод А. Финкеля LXXXVII Прощай - ты для меня уж слишком дорога; Да и сама себе ты, верно, знаешь цену. Нажив достоинств тьму, ты сделалась строга; Я ж, став твоим рабом, нейду на перемену, Чем, кроме просьб, тебя могу я удержать, И чем я заслужил такое совершенство? Нет, не по силам мне подобное блаженство, И прав я на него не вправе заявлять. Ты отдала себя, цены себе не зная, Иль - может - как во мне, ошиблась ты в себе - И вот, случайный дар мне милый возвращая, Я вновь его дарю, прекрасная, тебе. Да, ты была моей, но долго ль это было? Я спал - и был царем, проснулся - и все сплыло. Перевод Н. Гербеля LXXXVII Прощай! Ты для меня бесценное владенье, Но стала для тебя ясней твоя цена - И хартии твоей приносят письмена От власти временной моей освобожденье, Из милости твоей - владел лишь я тобой; Чем мог я заслужить такое наслажденье? Но права на тебя мне не дано судьбой: Бессилен договор, напрасно принужденье. Мои достоинства неверно оценя, Отдавши мне себя в минутном заблужденье - Свой драгоценный дар, по строгом обсужденьи, Теперь ты хочешь взять обратно у меня... Так! Я владел тобой в блаженном сновиденье: Во сне я был король. Стал нищим в пробужденье! Перевод Т. Щепкиной-Куперник LXXXVII Прощай! Тебя удерживать не смею. Я дорого ценю любовь твою. Мне не по средствам то, чем я владею, И я залог покорно отдаю. Я, как подарком, пользуюсь любовью. Заслугами не куплена она. И, значит, добровольное условье По прихоти нарушить ты вольна. Дарила ты, цены не зная кладу Или не зная, может быть, меня. И не по праву взятую награду Я сохранял до нынешнего дня. Был королем я только в сновиденье. Меня лишило трона пробужденье. Перевод С. Маршака LXXXVII Прощай! Меж нас я не хочу сближенья - Ведь для меня чрезмерно дорога ты. Вручаю сам тебе освобожденье, Ты предо мной ни в чем не виновата. Тебя держать, презрев твое желанье? Как мне принять такое подношенье? Не стою я столь щедрого даянья - Так отбери же запись на владенье. Меня ль, себя ль оцениваешь ложно, Но быть моей - ошибка и страданье. Твой дивный дар принять мне невозможно - Возьми его назад без колебанья. Тобой владел я в лестном сновиденье: Король во сне ничто по пробужденье. Перевод А. Финкеля LXXXVIII Когда тебе придет охота пренебречь И обо мне повесть презрительную речь, Я сам, друг, на себя готов с тобой подняться И, про грешки забыв, тобою восхищаться. Привыкнувши свои поступки сознавать, Тебе на пользу я могу порассказать Кой-что про жизнь свою, что так меня бесславит, И - верь - измена мне лишь честь тебе доставит. Но это может быть и к выгоде моей, Затем что я тебе весь пыл мой посвящаю И, тем вредя себе для выгоды твоей, Все ж пользу и себе при этом извлекаю. Я так люблю тебя и счастлив так тобой, Что для тебя готов пожертвовать собой. Перевод Н. Гербеля LXXXVIII Когда захочешь ты смеяться надо мной Иль оценить меня, взглянувши гневным оком, - Найдя достоинство в предательстве жестоком, Сам на себя тогда восстану я войной. Чтоб откровенностью помочь тебе своею, Все слабости мои могу я перечесть; Пороки все мои - так очернить сумею, Что, кинувши меня, приобретешь ты честь, И это будет мне великая отрада. В тебе - моя любовь. То горе, что приму, Та боль, что сердцу я доставлю своему, - Даст счастье для тебя; вот мне вдвойне награда! Чтоб правда на твоей осталась стороне - Взять на себя вину согласен я вполне! Перевод Т. Щепкиной-Куперник LXXXVIII Когда захочешь, охладев ко мне, Предать меня насмешке и презренью, Я на твоей останусь стороне И честь твою не опорочу тенью. Отлично зная каждый свой порок, Я рассказать могу такую повесть, Что навсегда сниму с тебя упрек, Запятнанную оправдаю совесть. И буду благодарен я судьбе: Пускай в борьбе терплю я неудачу, Но честь победы приношу тебе И дважды обретаю все, что трачу. Готов я жертвой быть неправоты, Чтоб только правой оказалась ты. Перевод С. Маршака LXXXVIII Когда решишь расстаться ты со мной И обольешь меня своим презреньем, С тобою на себя пойду войной, Твой приговор не оскорблю сомненьем. Всех лучше зная суетный свой нрав, Раскрою пред тобой свои пороки, И ты, меня унизив и прогнав, Себя покроешь славою высокой. И выигрыш мне будет самому: Ведь я к тебе привязан всей душою - Коль рада ты позору моему, То радостью твоей я счастлив вдвое. Так я люблю! Стерплю и больше зла, Чтоб только ты счастливою была. Перевод А. Финкеля LXXXIX Скажи, за что меня покинула, родная - И оправдать себя сумею я, клянусь! Скажи мне, что я хром, - и я смолчу, смирюсь, На доводы твои ничем не возражая. Настолько, друг, тебе меня не пристыдить, Чтоб оправдать свою жестокую измену. Я сам устрою все, смягчая перемену, И, став чужим, к тебе не стану уж ходить. Да и встречать тебя в прогулках уж не буду, Не буду имя я твое произносить, Чтоб этим как-нибудь тебе не повредить. А там и о любви взаимной позабуду. Я на себя восстать из-за тебя готов, Затем что не могу любить твоих врагов. Перевод Н. Гербеля LXXXIX Скажи, что твой разрыв со мной произошел Лишь по моей вине: услышишь подтвержденье! Что гнет моих грехов твоей душе тяжел: Твое безропотно снесу я осужденье. И знай, что ты меня не в силах очернить (Свою изменчивость желая объяснить), Как сам себя готов казнить я без пощады. Ты хочешь так? Изволь. Чужими станут взгляды; Знакомство кончится; моя забудет речь О милом имени - чтоб было невозможно Мне выдать прежнюю любовь неосторожно И тем от клеветы его не уберечь. Клянусь, что сам себя я погублю; вот видишь - Не должен я любить, кого ты ненавидишь. Перевод Т. Щепкиной-Куперник LXXXIX Скажи, что ты нашла во мне черту, Которой вызвана твоя измена. Ну, осуди меня за хромоту - И буду я ходить, согнув колено. Ты не найдешь таких обидных слов, Чтоб оправдать внезапность охлажденья, Как я найду. Я стать другим готов, Чтоб дать тебе права на отчужденье. Дерзну ли о тебе упомянуть? Считать я буду память вероломством И при других не выдам как-нибудь, Что мы старинным связаны знакомством. С самим собою буду я в борьбе: Мне тот враждебен, кто не мил тебе! Перевод С. Маршака LXXXIX Ты скажешь, что покинут я тобой Из-за моих пороков - соглашаюсь. Коль скажешь: хром я, - стану я хромой, Оправдываться даже не решаясь. Ища разрыва нашего предлог, Ты так не насмеешься надо мною, Как сам себя я осмеять бы мог. Чужим представлюсь, близость нашу скрою, Не повстречаюсь на твоем пути, Нежнейшее твое забуду имя, Чтобы тебе вреда не нанести Словами безрассудными своими. Из-за тебя себя я обвинил: Мне ненавистен, кто тебе не мил. Перевод А. Финкеля ХС Когда моим врагом быть хочешь - будь теперь, Когда передо мной захлопывают дверь. Низвергни в грязь меня, соединясь с судьбою, Но не карай потом последствий местью злою. Когда душа моя печали сбросит гнет, Не приходи вонзать мне в грудь шипы забот! Пускай за ночи тьмой не следует ненастье, Чтоб отдалить - не дать померкнуть солнцу счастья! Когда ж настанет час разлуки, пусть борьба Не длится, чтобы рок усилиться ей не дал И дух мой поскорей все худшее изведал, Что может мне послать суровая судьба, - И я не назову тогда несчастьем, знаю, Того, что я теперь несчастьем называю. Перевод Н. Гербеля ХС Так пусть же ненависть является твоя; Но уж скорей, пока судьба ко мне жестока. Соединись и ты с преследованьем рока И придави меня - пока несчастен я. Когда же властвовать печаль не будет мною, Ты на меня тогда не напади тайком И туч не нагони, - вслед за дождливым днем Настигнув бурею нежданною ночною. Покинешь ты меня?.. Покамест я борьбой Измучен не вконец - рази без сожаленья; Т