во особенно усиливается в некоторые дни месяца? Тюремщик Она постоянно расстроена, но в безобидном роде: она мало спит, очень плохо ест и только часто пьет. Она все грезит о другом, лучшем мире; ко всякой мелочи, которую она видит вокруг себя, она привязывает имя Паламона, вмешивает его во всякое занятие, прицепляет его к каждому вопросу. Вот она идет: посмотрите, и вы увидите, как она ведет себя. Входит дочь тюремщика. Дочь тюремщика Я совсем забыла это; припев был "радость, радость"; сочинил эту песню не кто иной, как Джеррольд, учитель Эмилии. Он очень странен, странней чем кто-либо, ходивший на ногах. В другом мире Дидона увидит Паламона и тогда разлюбит Энея. Доктор Что за бессмыслица! Вот бедняжка. Тюремщик И так постоянно, целыми днями. Дочь тюремщика Теперь поговорим о колдовстве, о котором я вам рассказывала. Вы должны принести серебряную монету на кончике языка, а то вас не перевезут. Тогда, если вы так счастливы, что попадете в страну блаженных духов, - будем на это надеяться, - то мы, девушки, которых жизнь погибла, разбита на куски любовью, все придем туда и будем заниматься только срыванием цветов для Паламона. Я наберу для него букет, и тогда, заметьте, тогда... Доктор Какой у нее милый бред! Посмотрим, что будет дальше. Дочь тюремщика Право, я расскажу вам все. Иногда мы, блаженные души, будем там играть, бегать взапуски. А для тех, которые живут в другом месте, - увы, жизнь будет скорбная; они горят, мерзнут, кипят, визжат, воют, скрежещут зубами, проклинают! О, им тяжко приходится! Берегитесь: если кто-нибудь сойдет с ума, повесится, утопится, - все они попадут туда. Спаси нас, Юпитер! Там их бросят в котел с расплавленным свинцом и кипящим жиром ростовщиков и они будут без конца вариться там, как свиной окорок. Доктор Чего только не выдумывает ее мозг! Дочь тюремщика Знатные люди и царедворцы, обольстившие девушек, попадут именно в это место. Они будут стоять в огне до пупка, а на сердце у них будет лед; таким образом те части тела, которые нанесли обиду, будут гореть, а те части, которые обманули, - будут мерзнуть. Право, это очень жестокое наказание за такие пустяки; поверьте мне, для того, чтобы избавиться от этого, многие согласились бы жениться на прокаженной колдунье. Доктор Как она фантазирует! Это не закоренелое сумасшествие, а тяжелая и глубокая меланхолия. Дочь тюремщика Если бы вы слышали, как гордая дама и простая городская женщина воют вместе! Я была бы скотиной, если бы нашла это забавным. Одна кричит: "О, какой дым!" а другая: "О, какой огонь!" Одна кричит: "О, зачем я делала это за занавеской!" и громко воет, а другая проклинает своего возлюбленного и садовую беседку. (Поет.) Верна я буду звездам и судьбе... (Уходит.) Тюремщик Что вы скажете о ней, господин доктор? Доктор Мне кажется, что она совсем помешалась, и я не могу ей помочь. Тюремщик Увы, что же нам делать? Доктор Не знаете ли, не любила ли она кого-нибудь раньше, чем увидела Паламона? Тюремщик Прежде я очень надеялся, что она отдаст свое сердце вот этому господину, моему другу. Жених Мне тоже так казалось, и я готов многое отдать, хоть половину моего состояния в доказательство того, что как я, так и она до сего времени откровенно были расположены друг к другу. Доктор Взор ее был поражен и это повело к расстройству других чувств. Может быть, разум к ней вернется и все чувства снова будут действовать, как должно; но в настоящее время они в полном заблуждении. Вот что следует вам сделать: поместите ее в комнату, куда едва проникал бы свет. Вы, молодой человек, друг ее, назовитесь Паламоном; скажите ей, что пришли пообедать вместе с нею и поговорить о любви; это привлечет ее внимание, так как она только об этом и думает: прочие предметы, попадающие между ее духовным и телесным взором, лишь помогают ей разнообразить и украшать свое безумие. Пойте ей нежные песни любви, которые, по ее словам, Паламон пел в тюрьме. Принесите ей самых лучших цветов, которые можно найти в это время года, и прибавьте к ним еще разные духи, благоприятно действующие на чувства. Все это будет соединяться с представлением о Паламоне, так как Паламон умеет петь, Паламон любезен и воплощает в себе все хорошее. Предлагайте ей обедать вместе с нею, угощайте ее, пейте за ее здоровье и в это время старайтесь снискать ее расположение. Узнайте, какие девушки были ее знакомыми и подругами в играх: пускай они придут к ней разговаривать о Паламоне, а вы в это время явитесь под его личиною. Она создает себе лживые представления и ложью надо бороться с ними. Таким образом вы заставите ее и есть, и спать и приведете в прежний порядок то, что теперь вышло из колеи. Мне такое лечение удавалось, не знаю, сколько раз; и я надеюсь, что этот случай увеличит число моих успехов. Примитесь за исполнение этого, не откладывая дела в долгий ящик: поверьте, мы все уладим. (Уходят.) АКТ V Сцена 1 Афины. Три жертвенника, из которых один посвящен Марсу, другой Венере, третий Диане. Трубы. Входят Тезей, Пиритой, Ипполита и свита. Тезей Пускай войдут и здесь перед богами Мольбы свои повергнут. Пусть весь храм Священными огнями озарится, Пусть облака святого фимиама Над алтарями вознесутся к тем, Кто выше нас; свершите все обряды, Затем, что дело важности высокой В руках богов: они почтут того, Кто, мощный телом, с верною любовью Им служит. Пиритой Государь, они идут. Раздаются звуки рожков. Входят Паламон и Аркит со своими рыцарями. Тезей Вы, славные соперники-герои, Вы, царственные кровные враги! Настал тот день, который пламя дружбы И близости, пылавшее меж вас, Потушит. Позабудьте же на время Раздор свой пред священным алтарем И с голубиной кротостью, с мольбою К богам, которых каждый смертный чтит, Свой непреклонный стан вы преклоните. Ваш спор важней, чем споры прочих смертных: Бессмертная вам помощь тем нужней. Итак, по чистой совести сражайтесь И помните: вы на глазах богов! Я ухожу, молитесь: я победы Равно желаю каждому из вас. Пиритой Достойнейший почтен да будет небом! Тезей, Ипполита и свита удаляются. Паламон Часы бегут и бег их не прервется, Пока один из нас не будет мертв. Одно скажу тебе, Аркит: когда бы Во мне нашлось хоть что-нибудь, что стало б Сопротивляться исполненью дела, Которое я должен совершить, - Будь это глаз, восставший против глаза, Или рука, другой моей руке Помочь не пожелавшая, - их мигом Я уничтожил бы. И если я Часть самого себя убить способен, - Пойми, что должен сделать я с тобой! Аркит Что до меня, - я приложу все силы, Чтоб позабыть об имени твоем, О нашей дружбе, нашей кровной связи, Вообразив тебя враждебной силой, Которую я должен поразить. Итак, свои мы паруса распустим, Куда ж корабль примчится, - пусть решают Небесные вершители судеб. Паламон Слова твои прекрасны. Пред разлукой Позволь же мне обнять тебя, кузен. В последний раз тебя я обнимаю. Аркит Прости, кузен! Паламон Прости в последний раз. Они обнимаются; Паламон и его рыцари уходят. Аркит Вы, родственные рыцари, вы жертвы Любви моей, влюбленные и сами, Вы, Марса слуги верные, чей дух Избавил вас от чувства страха, даже От мысли о возможности робеть, - Приблизьтесь вы со мною вместе к богу, Которому привыкли мы служить! Попросим, чтобы в битве предстоящей Он дал нам сердце львов, отвагу тигров И быстроту великую, чтоб мы Не медлили, улиткам уподобясь. Вы знаете, что приз мой в этой битве Извлечь я должен из потоков крови; Вы знаете, что мы должны свершить Великий подвиг мужества и силы, Чтоб мне добыть венок победы славной, В который мне красавица воткнет Цветов царицу, и должны мы будем Все поле битвы кровью окропить. Прошу вас поддержать меня! Теперь же С молитвой жаркой к Марсу припадем. Они подходят к алтарю Марса, падают пред ним ниц, а потом становятся на колени. О ты, великий, грозный бог, чья сила Зеленый цвет Нептуна превращает В багровый; ты, которого кометы Страшатся; ты, который на полях Опустошенных оставляешь груды Непогребенных мертвых черепов, Сдуваешь яства со стола Цереры, Рукою, в сталь закованной, срываешь Вершины башен из-под облаков, Из камня твердый пояс созидаешь Вкруг городов и разрушаешь вновь, - О, помоги мне, твоему питомцу, Наперсника грозы твоей наставь, Дай силу мне и ловкость, чтобы гордо Свое я поднял знамя в честь твою И стал героем дня. О Марс великий! Тебя молю я знаменье послать, Угодна ли тебе моя молитва! Они снова простираются ниц. Слышится стук оружия, затем короткий гром, как бы от шума битвы. Они встают и кланяются алтарю. О ты, великий мощный исправитель Седых времен работы вековой, Решитель чести имени и сана, Покрытых пылью славною веков; О ты, который кровью исцеляешь Болезнь земли и охраняешь мир От лишнего избытка населенья, Позволь же мне считать благоприятным То знаменье, которое ты дал, И действовать с отвагою во имя Твое, великий! Рыцари, пойдем. (Уходят.) Входят Паламон и его рыцари. Паламон Должны теперь зажечься наши звезды Сияньем новым, или же навеки Они погаснут. Наш девиз - любовь, И если тот девиз любви богине Угоден, - нам победу даст она. Итак, соедините ж ваши души С моею; дело сердца моего Пусть будет также личным делом чести Для ваших чистых, доблестных сердец! Венере весь наш подвиг посвящая, О помощи помолимся мы ей. Они подходят к алтарю Венеры, простираются перед ним и затем становятся на колени. Приветствую тебя, богиня тайн! Ты можешь нежной силою своею Тирана злого ярость укротить, Как девушку, его заставив плакать; Единым взглядом ты заставить можешь Умолкнуть Марса грозный барабан, Шум битвы в сладкий шепот превращая. Калека жалкий силою твоей Способен вдохновиться: вместо флейты Сыграет он на костыле своем Любовной неги сладостную песню И пред очами Феба исцелится. Захочешь ты - и, покорясь тебе, Король вассалом подданного станет; Закоренелый холостяк, чья юность Перескочила чрез твои огни, Как прыгают веселые ребята Чрез праздничный костер, - попавшись в сети Твои, поет, назло охрипшей глотке, Любовные романсы. Что тебе, Богиня, недоступно? Даже Феба Ты согреваешь жарче, чем он сам Лучами греет; смертного он сына Сожег, а твой огонь сжигает бога! Холодная Охотница сама, Как говорят, была готова бросить Свой лук для вздохов сладостной любви. Молю тебя, как воин твой усердный: Ко мне, богиня, милостива будь! Всегда готов носить твое я иго Беспрекословно, как венец из роз, Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый, И сердце жжет больней крапивы злой. Всегда я верен был твоим законам, Священных тайн твоих не раскрывал, Да и не знал; но если б все их знал я, То и тогда я не открыл бы их. Я жен чужих не увлекал любовью, Нескромных книг читать я не любил; На пиршествах я гнусными речами Не увлекал красавиц, но краснел, Когда другие гнусно поступали. Развратников сурово я бранил, Им говоря: "Ужели позабыли Вы мать свою?" А сам, имея мать, Как женщину, ее не оскорблял я, Уверенный, что женщину обидеть Простительно лишь женщине. И вот Рассказывал я им, что знал однажды Я старика восьмидесяти лет, Который на четырнадцатилетней Красавице женился: ты, богиня, Огонь любви вселила в этот прах! То был калека старый, кривоногий; От ревматизма пальцы все в узлах; Глаза его, из впадин вылезая, Готовились как будто выпасть; жизнь Была ему, казалось, лишь мученьем. И что же? Несчастный этот полутруп Имел ребенка от жены прекрасной! Ребенок был его: она сама Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил? Ну, словом, я для гнусных болтунов, Всегда грешить готовых, - не товарищ; От хвастунов, еще не согрешивших, С презрением отворачиваюсь я; За тех, кто согрешил бы, но не встретил Возможности, - я радуюсь; того, Кто повествует о делах бесстыдных, Свершенных тайно, - также и того, Кто дерзко все притоны называет, - Я ненавижу. Я клянусь, что нет Любовника верней меня! И ныне Твоей, богиня, помощи прошу я: Дай мне победу в битве роковой, - Я заслужил ее любовью верной! Пошли, богиня, знаменье свое, Чтоб я уверен был, что ты довольна! Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари падают ниц, затем становятся на колени. Великая, прекрасная богиня, У смертных от одиннадцати лет Царящая в сердцах до девяноста, - Ты, чьей охоты поле - целый мир, А мы - лишь дичь, гонимая тобою, - Благодарю за знаменье твое! Им сердце ты мое вооружаешь Невинное, чтоб смело шел я в бой! Вставайте же; богине поклонившись, Пойдем отсюда: время истекло. Они кланяются алтарю и уходят. Раздается тихая музыка; входит Эмилия в белом платье, с волосами, распущенными по плечам, и в венке из колосьев; одна из девушек, в белом платье, несет ее шлейф; волосы ее убраны цветами; другая несет впереди серебряный сосуд с ладаном и благоуханиями и ставит его перед алтарем Дианы. Девушки становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре. Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени. Эмилия О ты, богиня хладная, святая, Царица ночи, в гордом постоянстве От всех страстей свободная, немая, - Одна царишь ты в сладкой тишине И в молчаливом созерцании мира, Чиста, как целомудрие само, Бела, как снег, носимый легким ветром; И даже в девах, воинах твоих, Ты допускаешь крови лишь настолько, Насколько нужно для румянца щек, Который есть знак ордена Дианы. Как девственная жрица, пред тобой, Богиня, я колена преклоняю; О, удостой взглянуть зеленым оком, Которое не зрело никогда Нечистых дел, на трепетную деву Твою; склони, сребристая богиня, Свой слух, который был всегда закрыт Для грубых слов и для нескромных звуков, К мольбе моей, которую теперь Я приношу тебе в священном страхе. В последний раз, как девственница, я Молюсь тебе; одета я невестой, Но сердцем - дева; выхожу я замуж, Но за кого, - не знаю; одного Из двух должна я выбрать и победу Послать ему молю тебя, но выбор Пусть не зависит от меня; когда бы Решала я сама, то я сказала б: Равны они! Губить ни одного Я не хочу, и если кто погибнет, - Пусть будет он не мною осужден! А потому, о скромная богиня, Победу дай тому, кто больше любит Меня и больше прав имеет: пусть С меня снимает он венец мой брачный, - Иль повели мне до скончания дней Продлить безбрачья нить, остаться девой, Как пред тобой я девой предстою. Серебряный сосуд исчезает под алтарем; на его месте появляется куст с розой на вершине. Так вот каков, владычица благая Приливов и отливов, твой ответ, Из недр святого алтаря восставший! Одна лишь только роза! Если верно Я поняла, ответ твой означает, Что в битве оба витязя падут, И я одна останусь, без супруга, Как девственный, не сорванный цветок! Раздаются внезапные звуки инструментов, и роза падает с куста, который исчезает под алтарем. Цветок упал, за ним исчез и куст. Богиня, облегчаешь ты меня! Я вижу, что супруга получу я, Но воли все ж не знаю я твоей: Она покрыта тайной. (Встает.) Я надеюсь, Что угодила я своей молитвой: Ко мне богини милостив ответ. (Уходит.) Сцена 2 Афины. Комната в тюрьме. Входят доктор, тюремщик и жених в одежде Паламона. Доктор Ну, что ж, помог ли мой совет? Жених Да, очень: Знакомые девицы, к ней придя, Ее почти совсем уж убедили, Что я - сам Паламон; чрез полчаса Она пришла ко мне и, улыбаясь, Спросила, что я ем, и не хочу ли Поцеловать ее. На это я Ответил ей: "Хочу, мой друг", и дважды Поцеловал. Доктор Отлично! Двадцать раз - Еще бы лучше: ведь в этом все лечение. Жених Затем она сказала мне, что будет Без сна всю ночь, чтоб уловить тот час, Когда я к ней почувствую влечение. Доктор Пускай; когда влечение то придет, - Его сейчас же удовлетворяйте. Жених Затем она меня просила спеть. Доктор Что ж, пели вы? Жених О, нет! Доктор Ну, это плохо: Во всем ей надо угождать. Жених Увы! Ведь голоса я, доктор, не имею! Доктор Ну, все равно: какой-нибудь хоть звук Издайте; все, чего б ни попросила, Ей делайте; захочет, - лягте с нею. Тюремщик Ну, доктор! Доктор Да; так требует лечение. Тюремщик Но прежде надо помнить то, чего Честь требует. Доктор Вот нежности пустые! Иль честь дороже вам, чем ваша дочь? Сперва ее нам вылечить вы дайте, А после, если ваша дочь честна, Она пойдет вперед! Тюремщик Спасибо, доктор. Доктор Нельзя ль позвать ее сюда? Хочу Ее я видеть. Тюремщик Я схожу за нею, Скажу, что Паламон ее зовет; Но, доктор, не опасно ль? (Уходит.) Доктор Ладно, ладно! Вы все, отцы, порядочные дурни; Скажите: честь ее ему нужна! Вот мы дадим лекарство, так увидим... Жених Как, доктор, разве думаете вы, Что не честна она? Доктор А сколько лет ей? Жених Ей - восемнадцать. Доктор Может быть, честна; Но это все равно для нашей цели, И, что б ее отец ни говорил, Как только вы заметите, что мысли Ее наклонны, - знаете, к тому, Videlicet {То есть (лат.).}, - ну, словом, к делу плоти, - Надеюсь я, вы поняли меня? Жених Да, доктор, понял. Доктор Удовлетворите Вы аппетит ее, да хорошенько: Тогда вся меланхолия ее Излечится сейчас же, ipso facto {Тем самым (лат.).}. Жених Да, я согласен, доктор. Доктор Уж поверьте, Что будет так. Но вот она идет: Развеселить ее вы постарайтесь. Входят тюремщик, дочь его и служанка. Тюремщик Иди, дитя; твой Паламон здесь ждет Уж целый час: тебя он хочет видеть. Дочь тюремщика Его благодарю я за терпение; Он добр; я так обязана ему! Вы видели, он подарил мне лошадь? Тюремщик Да. Дочь тюремщика Правда, конь хорош? Тюремщик Великолепен. Дочь тюремщика Вы видели, как этот конь танцует? Тюремщик Нет. Дочь тюремщика Я видала; ах, как он красив! Особенно он быстр и ловок в джиге: Совсем волчок! Тюремщик Да, это хорошо. Дочь тюремщика Пройти он может мавританским танцем В час двадцать миль, - а это утомит Любую деревянную лошадку, Хоть лучшую во всем приходе нашем. К тому же он танцует под мотив Известной песни "Свет любви". Неправда ль, Чудесный конь? Тюремщик Пожалуй, он умен Настолько, что и в мяч сыграть он может? Дочь тюремщика Ах, нет! Тюремщик Читать, писать умеет он? Дочь тюремщика Отлично пишет: превосходный почерк! Он сам ведет счет сена и овса, И конюху, который захотел бы Его надуть, пришлось бы нелегко. Не знаете ль кобылу вы гнедую На герцогской конюшне? Тюремщик Да. Дочь тюремщика Она В него ужасно влюблена, бедняжка; Но он, как господин его, суров И скромен. Тюремщик Есть приданое за нею? Дочь тюремщика За нею сена двести есть возов И двадцать мер овса. Но он не хочет И знать о ней: он сладострастно ржет, Когда завидит мельника кобылу, Которую готов он соблазнить. Доктор Что за ужасный вздор она болтает? Тюремщик Ну что же, сделай реверанс: ведь вот Возлюбленный твой здесь. Жених Как поживаешь, Красавица? Вот милая девица! И как прекрасно сделан реверанс! Дочь тюремщика К услугам вашим, сколько честь позволит. Не можете ль сказать мне, господа, Далеко ли от этих мест край света? Доктор Пожалуй, целый день пути. Дочь тюремщика Хотите Со мной идти туда? Жених Но что же будем Мы делать там? Дочь тюремщика Что? Мы сыграем в мяч. Чего же больше делать там? Жених Отлично; Нельзя ли нашу свадьбу там сыграть? Дочь тюремщика Да, это верно. Там найти мы можем Священника слепого, чтобы нас Он обвенчал; а здешние все глупы И слишком привередливы; к тому же Повесят завтра моего отца, И это может нам испортить дело. Вы - Паламон? Жених Ведь знаешь ты меня? Дочь тюремщика Да, но меня вы знать не захотите; Ведь у меня нет ничего: вот эта Лишь юбочка, да две плохих рубашки. Жених Мне все равно: хочу владеть тобою. Дочь тюремщика Серьезно? Жених Да, клянусь твоей рукой. Дочь тюремщика Ну, так пойдем в постель. Жених (целуя ее) Когда угодно. Дочь тюремщика О, как охотно лакомитесь вы! Жених Зачем же ты мой поцелуй стираешь? Дочь тюремщика Он очень сладок; как меня прекрасно Он к нашей свадьбе надушит! А это Ведь ваш кузен Аркит? Доктор Да, дорогая. Как рад я, что кузен мой Паламон Такой прекрасный выбор сделал! Дочь тюремщика Правда? Он женится на мне? Доктор Ну да, конечно. Дочь тюремщика И вы того же мнения? Тюремщик Да. Дочь тюремщика У нас Детей родится много. Ах, как сильно Вы выросли! И друг мой Паламон, Надеюсь, тоже вырастет: ведь снова Свободен он. Ах, он, голубчик мой, Так долго не имел еды хорошей И даже крова был лишен! Но я Поправлю все, его целуя нежно. Входит вестник. Вестник Что делаете вы? Ведь вы лишитесь Прекраснейшего зрелища. Тюремщик Бойцы Уж на арене? Вестник Да; и вам там надо Быть непременно. Тюремщик Я сейчас иду. (Доктору.) Я должен вас покинуть. Доктор Вместе с вами И я пойду; и я хочу смотреть. Тюремщик Как вы ее находите? Доктор Ручаюсь, Что в два-три дня мы все поправим вам. (Жениху.) Смотрите ж, от нее не отходите И не давайте ей сходить с пути. Жених Согласен. Доктор Пусть она свое получит. Жених Душа моя, пойдем теперь обедать, А после в карты будем мы играть. Дочь тюремщика И будем целоваться? Жених О, конечно, Хоть сотню раз. Дочь тюремщика И двадцать? Жених Да, и двадцать. Дочь тюремщика А после мы и спать пойдем вдвоем? Доктор Скорее принимайте предложение. Жених Охотно. Дочь тюремщика Но не сделайте мне больно. Жених Спокойна будь. Дочь тюремщика А то я закричу! (Уходят.) Сцена 3 Часть леса близ Афин, недалеко от места, назначенного для битвы. Трубы. Входят Тезей, Ипполита, Эмилия, Пиритой и свита. Эмилия Я дальше не пойду. Пиритой Как, разве можно Себя такого зрелища лишать? Эмилия Пожалуй, я охотно бы смотрела, Как ловко ловит муху королек, Но не хочу смотреть на эту битву, Где каждый из ударов угрожает Сгубить навеки доблестную жизнь, Где каждый взмах грозит тяжелой раной, Где лязг мечей есть похоронный звон. Довольно, что мой слух терзаться будет, Когда услышит горестную весть, К которой не могу я быть глухою. Так пусть же хоть глаза мои не видят Того, что им ужасно. Пиритой Государь, Сестра твоя идти не хочет дальше. Тезей Она должна идти, чтоб лицезреть Великие дела отважной чести В прекрасном исполнении; здесь сама Природа нам историю напишет; Так пусть же слух и зренье закрепят Об этой битве доблестную память. И ты должна присутствовать, сестра: Ведь ты награда, приз, венец победы, - Твой долг судьбы решенье увенчать. Эмилия Прости, мой брат: но если б там была я, - Глаза бы я закрыла. Тезей Этот бой Есть ночь, где ты одна звездой быть можешь. Эмилия Затмилась та звезда; им нужен свет Лишь для того, чтоб отыскать друг друга; Так пусть же Тьма, мать Ужаса, проклятье Несущая миллионам смертных, ныне Свой черный плащ набросит на обоих, Чтоб друг от друга скрыть их; пусть она Хоть этим имя доброе заслужит И оправдает несколько убийц В том, в чем она сама одна виновна. Тезей Но ты должна идти. Эмилия О нет, клянусь, Я не пойду. Тезей Своим прекрасным взором Ты мужество у рыцарей зажжешь. Подумай: ты - предмет войны; конечно, При ней ты и присутствовать должна. Эмилия Нет, государь, прости: война за царство И вне его быть может ведена. Тезей Что делать; как желаешь. Те особы, Которые останутся с тобой, Могли бы, право, пожелать свой жребий Своим врагам. Ипполита Прощай, сестра; недолго Мне ждать, когда предстанет пред тобой Супруг твой. Боги знают, кто есть лучший Из двух, и буду я богов молить, Чтоб лучшего тебе они избрали. Уходят все, кроме Эмилии и немногих лиц из свиты. Эмилия Аркит красив, но есть в его глазах Как будто хитрость; так бывает спрятан В ножнах красивых, мягких - острый нож. В нем мужество и мягкость сочетались. А Паламон имеет грустный вид: Он часто хмурит брови, гневным взором Как будто хочет насмерть поразить. Но не всегда таков он; настроение Меняет весь лица его характер. Внимателен и долог взор его И грустный вид красавца благороден Настолько ж, как веселый вид Аркита. И грусть и радость так смешались в нем, Что в грусти виден радости оттенок, А в радости его - печали след, И сумрачность, которая бывает В других так неприятна, только красит Его лицо. Раздаются звуки рожков; за сценой трубят к атаке. Чу, там уже трубят И возбуждают принцев к состязанью. Аркит меня, быть может, завоюет; Однако же: что если Паламон Его так ранит, что совсем испортит Ему лицо? Как это было б жаль! Когда б я там была, то им, пожалуй, Я повредила б: на меня взглянув, Один из них забыл бы защищаться Иль упустил бы случай к нападенью; Гораздо лучше, что меня там нет! Да, было б лучше вовсе не родиться, Чем быть такого бедствия виной. Звуки рожков и громкий крик "Паламон!" за сценой. Что там случилось? Слуга Имя Паламона Народ провозглашает. Эмилия Это значит, Что Паламон победу одержал. Да, это было очень вероятно: Весь вид его сулил ему успех; Конечно, из мужей он - самый лучший. Поди узнай подробнее, в чем дело, И расскажи. Снова звуки рожков и крики "Паламон!" за сценой. Слуга Вновь крики "Паламон!" Эмилия Беги, узнай. Слуга уходит. О, мой слуга несчастный, Ты побежден! Портрет твой я носила Здесь, на груди, на правой стороне, На левой же - портрет был Паламона. Сама не знаю, почему я так Их поместила: так судьба хотела; А сердце ведь на левой стороне, - И этот знак был в пользу Паламона. Снова раздаются за сценой крики и звуки рожков. Вновь взрывы крика. Это означает, Наверное, что кончен этот бой. Слуга (входя) Сказали мне, что Паламон Аркита Почти до пирамиды оттеснил, И все кричали "Паламон"; но быстро Союзники Аркита взяли верх, И снова обе стороны сравнялись. Эмилия О боги, если б оба в одного Вдруг превратились! Нет, тогда бы, право, И женщины на свете не нашлось, Которая была б его достойна. Их личные достоинства, их доблесть, Особая для каждого из них, - Их делают неравными: на свете Нет женщины, которая была бы Обоим им равна. За сценой звуки рожков и крики "Аркит, Аркит!". Опять кричат? И снова "Паламон"? Слуга О, нет: Аркита Теперь провозглашают. Эмилия Напряги Весь слух свой: пусть внимают оба уха. За сценой звуки рожков, сильный шум и крики: "Аркит, Аркит, победа!". Слуга Теперь кричат, что победил Аркит; Вы слышите: "Аркит, Аркит, победа!" И громко возвещают звуки труб Конец сражения. Эмилия Даже близорукий Мог видеть, что Аркит - не мальчик слабый. Богатство духа доблестного в нем Сквозило ясно, - не могло укрыться, Как скрыть нельзя огня в мешке, как мели Не могут скрыться под водой, когда С них бурный ветер воду всю сгоняет. Я думала, что победит Аркит; Не знаю, почему мне так казалось: Рассудок наш - плохой пророк; лишь сердце Предчувствует. Но вот они идут... Ах, бедный Паламон! Звуки рожков за сценой. Входят Тезей, Ипполита, Пиритой, Аркит в качестве победителя и свита. Тезей Здесь в ожидании Тревогою сестра томится наша. Прекрасная Эмилия, тебе Богов веленьем дан вот этот рыцарь, - Прекраснее его на свете нет. Итак, соедините ж ваши руки; Возьми ее, Аркит, а ты его, Эмилия, и пусть всегда меж вами Растет любовь, сильней из года в год. Аркит Эмилия, чтоб мог тебя купить я, Лишиться был я принужден того, Что было мне всего дороже в мире, - Конечно, кроме лишь одной тебя. Но, на твои достоинства взирая, Я вижу, что я дешево купил. Тезей Сестра моя! Он говорит, как лучший Из рыцарей, когда-либо седлавших Горячего коня. Холостяком Его должны бы, право, боги сделать, Чтоб чересчур божественным потомством Не населил он мир. Я очарован Так сильно им, что, кажется, Алкид В сравненье с ним - кусок свинца простого: В каком бы отношении я ни стал Хвалить его, - ни в чем не уступил бы Аркит, - скорей бы даже превзошел! Однажды ночью мне случилось слышать Двух соловьев прекрасных состязанье; То начинал один одолевать, То вновь другой соперник отличался, То снова первый брал, казалось, верх, И долго длился спор их без решенья. Так точно здесь был долог спор двух братьев Двоюродных, и вот, в конце концов, Богами нам указан победитель. Итак, носи ж победный свой венец С отрадой в сердце. Что ж до побежденных, То пусть сейчас же их ведут на казнь: Им жизнь теперь, - я знаю, только бремя. Пускай на этом месте их казнят, Но мы при том присутствовать не будем: Уйдем отсюда мы с отрадой в сердце, Хотя с оттенком грусти. Ипполита, В глазах твоих заметил я слезу, Готовую упасть. Эмилия И вот - победа! О боги, где же ваше милосердие? И если ваша воля такова, Чтоб за меня погиб, лишенный друга, Несчастный этот принц, чья жизнь дороже Всех женщин в мире, - пусть тогда погибну И я с ним вместе! Ипполита Бесконечно жаль, Что для того, чтоб сочетались дружно Две пары глаз, - должна навеки третья Закрыться! Тезей Что же делать, - это так. Трубы. Уходят. Сцена 4 То же место в лесу. Приготовлена плаха. Входят Паламон и его рыцари, в цепях, за ними тюремщик, палач и стража. Паламон Иные люди сохраняют жизнь, Зато любовь народную теряют; Бывает даже, что отец при жизни Любовь своих теряет сыновей; Пусть это нам послужит утешеньем. Мы здесь умрем, но будут нас жалеть: Хотели б люди, чтоб мы долго жили; Мы смертию своей предупредим Все огорченья старости унылой, Подагры злой, одышки избежим, Которые встречают поседевших. Мы юными и чистыми придем К богам, не отягченные грехами; Богам приятен будет наш приход И нектар, верно, нам они предложат, Как чистым душам. Милые собратья, Чем я могу еще утешить вас За то, что вы сейчас лишитесь жизни? Так дешево вы продали ее. Первый рыцарь О, нет; исходом мы вполне довольны. Какое преимущество над нами Имеют победители? Лишь счастье! Мгновенна эта выгода, а смерть Всем людям неизбежна; что ж до чести, То в нас ее ни на волос не меньше, Чем в них. Второй рыцарь Итак, "прости" друг другу скажем И досадим своим терпением стойким Изменчивой Фортуне, чьи пути Неверны даже в самом верном деле. Третий рыцарь Кто ж первый начинает? Паламон Тот, конечно, Кто пригласил вас всех на этот пир. (Тюремщику.) А, друг мой, и тебя я здесь встречаю! Когда-то дочь-красавица твоя Меня освободила, а сегодня, Как видишь, я навек освобожусь! Как поживает дочь твоя? Я слышал, Что не совсем она здорова: это Мне было грустно. Тюремщик Принц, теперь она Поправилась и скоро выйдет замуж. Паламон Клянусь остатком жизни: очень рад! И ей прошу сказать, что эта радость Моей последней радостью была. Ей передай поклон мой, а вот это Ты приложи к приданому ее. (Дает кошелек.) Первый рыцарь Позволь нам всем участвовать. Второй рыцарь Ведь это Девица? Паламон Да, добрейшее создание, Которому обязан я так много, Что никогда не мог бы заплатить. Все рыцари (давая кошельки) Привет наш передай ей. Тюремщик Пусть вас боги Всех наградят и пусть велят, чтоб вечно Она благодарила вас! Паламон Прощай; Пусть жизнь мою теперь возьмут так скоро, Как скоро я простился. Рыцари Начинай, Кузен отважный! Все мы за тобою Пойдем на смерть с отрадой. Паламон кладет свою голову на плаху. За сценой раздается сильный шум и крики: "Бегите, спасите, остановите!". Вестник (вбегая) Стойте, стойте! Пиритой (входя) Стой, стой, стой, стой! Будь проклята поспешность, Остановитесь!.. Храбрый Паламон, Знай: в жизни той, которую ты снова Теперь начнешь, желают боги славу Свою явить. Паламон Как может это быть? Ведь я сказал, что не права Венера. Что там случилось? Пиритой Встань, великий принц, И выслушай известие, сердцу вместе И сладкое, и горькое. Паламон (вставая) В чем дело? Что будит нас от сна? Пиритой Аркит, кузен твой, Сел на коня, которого ему Эмилия когда-то подарила. Конь этот черен; белого на нем Нет волоска; поэтому он многим Не нравится; они бы ни за что Себе такую лошадь не купили, - И оправдалось суеверье их! Сев на коня, Аркит на нем поехал, Не торопясь, по улицам Афин; Конь смирно шел, копытами своими Как бы считая камни мостовой, - Он милю вмиг бы за собой оставил, Когда б седок его поторопил. Так подвигался он вперед, гарцуя, Как бы внимая музыке подков, Которых звон был, точно, музыкален. Как вдруг один завистливый кремень, Холодный, как Сатурн, и затаивший В себе, как он, пылающую злобу, Дал искру, или вдруг из-под подков Откуда-то огонь явился серный; Горячий конь, сам пылкий, как огонь, Взбесился, стал неистово метаться, То прыгал, то взвивался на дыбы, И позабыл свою всю дрессировку, Хоть выезжен был очень хорошо; Как поросенок, он визжал, свирепо Грыз удила, стараясь их сломать, И ничего не слушался; все силы Упрямства злого, бешенства, коварства - Он в ход пустил, чтоб сбросить седока, Державшего узду рукою крепкой; Когда ж ничто не помогло, - узда Не порвалась, не лопнула подпруга, И бешеным прыжком не удалось Ослабить силу всадника, который Прирос к седлу, держа коня в ногах, - То быстро конь на задние встал ноги, Так круто, что Аркит вниз головой Повис, и с головы его свалился Венок победный; вслед за тем назад Упала лошадь, тяжестью своею Обрушась на Аркита. Он покамест Не умер, но подобен кораблю, Который только ждет волны ближайшей, Чтоб потонуть. Он хочет говорить С тобой. Но вот он сам сюда явился. Входят Тезей, Ипполита, Эмилия; Аркита вносят на кресле. Паламон Как грустно наш кончается союз! О боги, вы могучи! Если силы Тебе еще позволят, друг Аркит, Скажи свое последнее мне слово! Я Паламон; люблю тебя душою В последний час твой! Аркит Паламон, возьми Эмилию и с ней всю радость мира. Подай свою мне руку - и прости. Я был неправ, но не изменник дружбе. Прости меня, кузен. Теперь один Лишь поцелуй Эмилии прекрасной. (Целует ее.) Возьми ее, мой друг. Я умираю. (Умирает.) Паламон Твой храбрый дух в Элизиум помчится! Эмилия Глаза твои я закрываю, принц; Среди блаженных душ да поселится Душа твоя! Прекрасным человеком Ты был, и этот день, пока жива, Я посвящу слезам. Паламон И я всем сердцем Тот день чтить буду. Тезей Здесь, на этом месте Сражались вы, и я прервал ваш бой. О Паламон, богам благодаренье Воздай за то, что жизнь ты сохранил! Аркит, кузен твой, роль свою окончил; Хоть коротка была она, но славно Исполнил он ее; твои же дни Должны продлиться: их благословила Роса небес. Могучая Венера Присутствием почтила свой алтарь И дивный дар любви тебе вручила; Владыка Марс Аркиту показал Благоволенье, дав ему победу; Так справедливость оба божества Явили нам. Несите труп отсюда. Паламон О дорогой кузен мой! Отчего Стремимся мы всегда к тому, что снова Приносит нам потерю! Почему Нельзя владеть бесценною любовью, Не потеряв бесценную любовь! Тезей На этот раз была игра Фортуны Изысканно тонка, как никогда. Кто побежден, - победу торжествует, Кто победил, - лишен ее плодов; Тот и другой равно почтен богами. О Паламон, кузен твой сам признал, Что право на невесту - за тобою; Ее ты первый увидал, ты первый Провозгласил, что любишь ты ее; Завоевав ее, он драгоценность Твою похитил, умирая ж - вновь Ее тебе он возвратил, желая Уйти в тот мир с прощеньем от тебя. Так боги суд из рук моих изъяли, Желая сами должное воздать. Итак, возьми, веди свою невесту И от порога смерти призови Друзей своих, которые моими Друзьями станут. Будем мы скорбеть День или два до похорон Аркита, А после, светлый брачный вид приняв, Мы возликуем вместе с Паламоном, Которого всего лишь час назад Мне было жаль, как жаль теперь Аркита. О чародеи вышние небес, Что вы творите с нами! Мы ликуем О том, что суждено нам потерять, Скорбим о том, что будет нам на радость! Мы дети перед вами! Благодарность Примите же от нас и нам простите Суждения о том, что выше нас! Итак, пойдем же и свой долг исполним. (Уходят.) ЭПИЛОГ Нельзя ль узнать о пьесе ваше мнение? Признаться, ваше выслушать суждение, Как школьник, я боюсь. Позвольте мне Взглянуть на вас. Никто не улыбнется? Ну, если так, то плохо нам придется. Пусть кто-нибудь, в сердечной глубине В красавицу влюбленный, - здесь найдется Такой, конечно, - встав, освищет нас И этим нас погубит в тот же час, Хотя бы против совести. Но тщетно Я жду решения. Ну, куда ни шло: Все выслушать готов я безответно, Но я не смел и наше ремесло Нуждается в поддержке. Если пьеса, Которая была сейчас дана, - А цель ее похвальна и честна, - Для вас имеет хоть немного веса, - Мы цель свою достигнутой сочтем И лучшие надеемся потом Мы сочинить и дать вам представление, Чтоб ваше к нам продлить расположение; К услугам вашим будем мы всегда. Итак, спокойной ночи, господа! КОММЕНТАРИИ  Эта драма впервые напечатана в кварто 1634 года под заглавием: "Два знатных родича. Представлена в Блэкфрайерсе слугами его королевского величества с великим успехом. Написана знаменитостями того времени: мистером Джоном Флетчером и мистером Вильямом Шекспиром, джентльменами. Напечатана в Лондоне Дж. Котсом для Джона Уотерсона. Продается под вывеской Короны в ограде церкви Св. Павла. 1634 г.". Затем пьеса появилась во втором фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера 1679 года; в этом издании было напечатано 52 пьесы, на 17 больше, чем содержало 1-е фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера, выпущенное в 1647 году. Текст пьесы для второго издания был взят из кварто 1634 года, как это видно по ошибкам и опечаткам, которые перенесены из этого издания. В 1711 году пьеса появилась в Тоусоновском издании Бьюмонта и Флетчера и в 1750-м в семитомном Тоусоновском издании, с критическими примечаниями Теобальда, Сьюарда и Симпсона. В 1778 году вышло издание сочинений Бьюмонта и Флетчера в 10 томах; в этом издании напечатана и пьеса "Два знатных родича". В 1812 году сочинения Бьюмонта и Флетчера были изданы в 14 томах Вебером. Это издание было перепечатано позднее Рутледжем в двух томах (1839). "Два знатных родича" были также изданы Тиррелем в его собрании сомнительных пьес Шекспира и Скетом в 1876 году в школьном издании Шекспира. Но в том же 1876 году появилось другое издание "Двух знатных родичей", имею- щее большее значение. Это была перепечатка издания 1634 года Новым шекспировским обществом (изд. Гарольда Литлдэля). В нем старательно сверены разночтения кварто и второго фолио. Сюжет "Двух знатных родичей" заимствован из "Паламона и Аркита" Чосера, который в свою очередь заимствовал его из "Тезеиды" Боккаччо. Сюжет этот значительно менее изменен, чем в других шекспировских заимствованиях из Чосера. Повествовательный элемент в драме получил гораздо большее развитие, чем драматический. Длинные описания заменяют действие. Характеры столь же мало развиты, как в самых ранних пьесах Шекспира. В этом отношении интересно сравнить характеры Тезея в комедии "Сон в летнюю ночь" и в "Двух знатных родичах". В "Сне в летнюю ночь" мы находим определенную концепцию характеров, и, конечно, было бы странно, если бы Шекспир, к концу своей жизни, принимаясь за характер, очерченный им много лет тому назад, стал изображать его в совершенно другом свете. И все же именно это нас поражает в "Двух знатных родичах". Тезей изображен здесь так, как описывает его Чосер, - тираном, не знающим иного закона, кроме собственной воли. Он постоянно либо в крайнем гневе, либо в крайней степени восторга, и его приближенные без зазрения совести пользуются своим знанием его настроений, чтобы заставить его действовать сообразно своим целям. Ипполита, Эмилия и три царицы на коленях умоляют его выступить войной против Фив, наказать Креона и похоронить трех царей, погребения которых не допускал тиран. Тезей прежде чем уступить их желанию, проявляет доходящий до комизма недостаток решительности. И в других местах пьесы мы видим то же самое; насилие с одной стороны и колебания с другой, как только появляется необходимость принять или изменить какое-нибудь решение. И он никогда не ссылается на закон, как на силу, равную или высшую его воле. В "Сне в летнюю ночь" мы встречаемся с совершенно иной постановкой вопроса. Здесь Эгей приводит к Тезею свою дочь Гермию и обвиняет ее в неповиновении. Она отказывается выйти замуж за человека, которого отец избрал для нее в мужья. Тезей и не думает разрешить вопрос по своему личному усмотрению. После длинного разговора Тезей говорит: "Ты же, прекрасная Гермия, должна склонить свои мечты перед волей родителя. Иначе закон Афин - который мы ни в коем случае не можем отменить, - присуждает тебя к смерти или к обету девственной жизни". В "Сне в летнюю ночь" Тезей изображен конституционным правителем, чем, несмотря на все свои недостатки, была для своих подданных Елизавета. В "Двух знатных родичах" мы имеем дело с деспотом, от пароксизмов бешенства переходящим к состоянию расслабленности, когда окружающие беззастенчиво начинают играть им. Возможно ли, чтобы Шекспир - если он автор "Двух знатных родичей"-отказался от своей первой тонкой концепции характера Тезея, чтобы заменить ее образом слабого, вечно колеблющегося тирана? Споры за и против участия Шекспира в написании "Двух знатных родичей" начинаются с соображений, высказанных Спеллингом в 1833 году. Его воззрения ожили в "Трудах Нового шекспировского общества" за 1876 год вместе с теорией, что Шекспиру в "Генрихе VIII" помогал Флетчер. Его уверенность в том, что "Два знатных родича" могут быть приписаны Шекспиру, главным образом основана на замечательной поэтической красоте отдельных мест пьесы, но он не пытался указать проявление важнейшей черты шекспировского творчества - развитие характеров изображенных в пьесе лиц. К воззрениям Спеллинга примкнули профессор Спальдинг и Гиксон, оба позднее получившие поддержку со стороны Нового шекспировского общества. Иной взгляд высказал профессор Делиус. Он придерживался мнения, что Шекспир не принимал никакого участия в создании пьесы. Делиус указывал на отсутствие в ней каких-либо следов развития характеров, а так как по времени появления пьеса относится к последним годам жизни Шекспира, то мысль об его участии в создании пьесы кажется сомнительной. Трудность вопроса заключается в том, чтобы указать автора, которого можно было бы считать способным написать такое произведение, как приписываемая Шекспиру часть пьесы. Есть достаточно оснований для утверждения, что соавтором Флетчера в рассматриваемой пьесе был Мессинджер. У Мессинджера есть излюбленные типичные фигуры, о которых мы всегда знаем заранее, что они скажут в каждом конкретном случае. Но все же некоторые из этих типов получают у Мессинджера дальнейшее развитие, чего никак нельзя сказать о статичных героях Флетчера. Имена Бьюмонта и Флетчера так тесно переплетены между собой в истории английской драматической литературы, что соединение Мессинджера и Флетчера напугало многих из тех, кто без больших затруднений усвоил идею о соавторстве Шекспира и Флетчера. Но мы имеем, однако, свидетельство современника, друга обоих драматургов, сэра Астона Кокэнья, что Мессинджер и Флетчер работали вместе столь же часто, как Бьюмонт и Флетчер, и он упрекает издателей первого фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера за то, что они не отдали должного Мессинджеру. Таким образом, несомненно, что литературное сотрудничество существовало не только между Бьюмонтом и Флетчером, но также между Мессинджером и Флетчером. Между размером "Двух знатных родичей" в части, не принадлежащей Флетчеру, и размером Шекспира в его последних произведениях существует очевидное сходство. Известно, что для Мессинджера характерны повторения. Уже Джиффорд, издавший многих старых драматургов, и в том числе Мессинджера, замечает о нем: "Ни один драматург не повторяет сам себя чаще и с такой бесцеремонностью, как Мессинджер". Но Мессинджер повторяет не только самого себя, он повторяет беспрестанно также Шекспира и очень любит уснащать речь классическими цитатами. Эта последняя черта сама по себе, конечно, не имеет решающего значения в связи с другими его особенностями. Один из доводов Делиуса, выступающего против участия в "Двух знатных родичах" Шекспира, состоит в том, что в пьесе часто встречаются классические цитаты и многочисленные намеки на пьесы Шекспира и заимствования из них, чего сам Шекспир никогда бы не стал делать. Для Мессинджера повторения чрезвычайно характерны. Так в "Двух знатных родичах" (I, 1) мы читаем: The heates are gone tomorrow - "пыл прошел завтра", что в том виде, как оно стоит перед нами, едва понятно (фраза взята из того места, где Тезей обещает выступить против Фив после своей свадьбы, между тем как три царицы настаивают, чтобы он выступил немедленно). Но эта мысль сразу становится ясной, когда мы сравним малопонятную фразу с местом из пьесы Мессинджера "Император Востока" (II, 1): The resolution which grows cold to day will freeze tomorrow, т.е. "решительность, которая начинает холодеть сегодня, на утро замерзнет". Тут мы прямо имеем комментарий к неясности первого выражения; это одна и та же мысль, родившаяся, конечно, у одного автора. Переходя к языку "Двух знатных родичей", мы должны помнить, что по живописности языка Шекспир стоит одиноко среди поэтов своего века. До него и при его жизни, в течение всей его писательской карьеры, ни один из поэтов в метафорической речи не достиг степени живописи. Он был первым, давшим картинам драматургии полную самостоятельность. И вот почему поверить, что Шекспир принимал какое-либо участие в создании "Двух знатных родичей" или "Генриха VIII", для меня представляется невозможным; так как только в этих двух пьесах, среди всех произведений того периода творчества Шекспира, который начинается "Гамлетом", нет ни одной из этих сверкающих электрическими искрами картин, буквально ни одной. Ничто так не ставит Шекспира выше его современников, как чудная нежность и чистота его женских образов. Морина, Имогена, Пердитта, Миранда едва ли представляются нам, как простые смертные женщины. Изабеллу сжигает огонь поруганной в ней чистоты, который гонит прочь нечистые мысли и заставляет даже брошенную куртизанку Люцию сказать, что она смотрит на нее, как на "небесное и святое" существо. Если Шекспир действительно написал какую-нибудь часть "Двух знатных родичей", то Ипполиту и Эмилию следует сравнить с этими чистыми, лучезарными созданиями. Посмотрим, что получится при таком сравнении. В (I, 1) первая царица говорит: "...когда ее руки, способные самого Юпитера увлечь из сонма богов, при свете луны-покровительницы обнимут тебя, когда ее губы, как пара вишен, изольют свою сладость на твои жадные губы, о, неужели станешь ты думать тогда о гниющих в могиле королях и рыдающих царицах? Какая тебе забота о том, чего ты не чувствуешь? А то, что ты сам чувствуешь, способно даже Марса заставить отказаться от барабана (войны). О, если бы ты провел с нею только одну ночь, то каждый час в ней сделал бы тебя заложником на сотню часов и ты не стал бы помнить ни о чем ином, кроме того, что повелевает тебе этот пир..." Одно это место уже достаточно характеризует манеру Мессинджера относиться к своим женским образам. Чувственность - общая черта всех женских образов пьесы. Так Ипполита говорит: "Если бы воздержанием от моей радости, которая порождает еще более глубокое желание, я не излечила их пресыщения, требующего такого лекарства, то вызвала бы по отношению к себе злословие всех дам". Напомним также, что дочь тюремщика в нашей пьесе сходит с ума от разочарования в любви. Другими словами, все женщины нашей пьесы имеют грубую чувственную натуру, которая делает невозможным ни на один миг допустить, что они - создания Шекспира. Эмилия пробует убедить и себя, и нас, что она так сильно любит Паламона и Аркита, что не знает, кого из них выбрать. Единственное чувство, которое она выражает относительно поединка, в котором решается, кто из них должен быть ее мужем, заключается в опасении, как бы кому-либо из них не испортили лица. В одной из принадлежащих Мессинджеру пьес ее героиня Олинда также любит сразу двоих, так что не может решить кого ей выбрать. Она выражается при этом таким образом, что достаточно самого малого знакомства с Мессинджером, чтобы прийти к заключеннию, что творец Олинды есть также творец Эмилии. Единственное, что характеризует его женские образы - это чрезвычайно развитая чувственность. Среди мужских образов Тезей является одним из многочисленных типичных тиранов Мессинджера. Паламон и Аркит в начале пьесы в руках Мессинджера различаются некоторыми индивидуальными чертами. Но различия скоро исчезают, и то, что говорит один, может быть приписано другому, так что читатель этого и не заметит. Словом, тут нет и следа развития характеров, столь замечательного у Шекспира. В своих попытках привлечь интерес зрителя автор "Двух знатных родичей", будь то Флетчер или Мессинджер, вполне полагается на одни только внешние приключения. Шекспир, конечно, тоже прибегает к занимательной фабуле, когда желает привлечь к пьесе интерес, но главные усилия свои он посвящает развитию характеров. Невзирая на все сказанное, следует, однако, отметить, что в "Двух знатных родичах" встречаются места высокой поэтической красоты, что и дало некоторым исследователям основание настойчиво высказываться за авторство Шекспира. Из того, что было сказанно относительно обрисовки характеров в "Двух знатных родичах", может показаться странным, что многие талантливые критики приняли произведение Мессинджера за создание Шекспира. Но такова сила предвзятости, и исходя из того, что пьеса шекспировская, непременно найдешь доказательства этому. Удивительного тут ничего нет: многочисленные подражания творческим приемам Шекспира, столь характерные для Мессинджера, легко становятся подтверждением того, что пьеса написана Шекспиром. Кроме того, даже для англичанина невозможно отличить размер Мессинджера от размера Шекспира только на слух. Мессинджер продолжил драматическое стихосложение с того места, где Шекспир оставил его, и развил его дальше в том же самом направлении. В метрическом стихе Шекспира - за исключением, по-моему, не шекспировского "Генриха VIII" - от 20 до 30% стихов относятся к так называемым run-onlines, т.е. стихам, в которых мысль не закончена, а переносится в следующую строку. Между тем Мессинджер начал с 31 процента таких стихов в своей части пьесы "Удача честного человека" и дошел постепенно до 49. Точно так же он постепенно увеличивал число двусложных окончаний (прибавлением лишнего, одиннадцатого неударяемого слога), хотя не заходил в этом так далеко, как Флетчер, в некоторых драмах которого круглым счетом четыре стиха из каждых пяти имеют двусложное окончание. Однако Мессинджер любил также оканчивать стих частицей, местоимением, вспомогательным глаголом (так называемое легкое окончание), предлогом или союзом (слабое окончание). Он, Бьюмонт и Шекспир в своем метре очень походят один на другого. И как ни восхищался Мессинджер Шекспиром - что мы можем видеть из всех его произведений, - он усвоил себе манеру Бьюмонта изображать тиранов и страстные характеры, самым ярким примером которых является Тезей в "Двух знатных родичах". Поэты младшего, чем Шекспир, поколения умышленно предпочитали полагаться больше на изысканный вымысел фабулы, чем на трудный и опасный путь тонкой обрисовки характеров. Сознание этой важной особенности постепенно проникло в шекспирологию, и теперь уже мало кто решается защищать участие Шекспира в создании "Двух знатных родичей". В заключение сформулируем в двух-трех словах рго и contra вопроса. Против - недостаточность переработки сырых материалов источника. Они являются в драме почти совершенно в таком же виде, как в рассказе Чосера. Во-вторых, нет развития характеров в строгом смысле этого слова. Те черты характера, которые мы замечаем у действующих лиц драмы, не что иное, как результат ситуации, и они изменяются по мере того, как меняется ситуация. В-третьих, все картины тщательно разработаны, как отделывал их Шекспир только в самых первых своих произведениях. С другой стороны, за участие в этой пьесе Шекспира мы имеем только два существенных довода. Во-первых, чрезвычайное сходство размера с размером последних драм Шекспира - довод, который имел бы гораздо большее значение, если бы этот размер не имел еще большего сходства с обычным метрическим стилем Мессинджера. Во-вторых, истинная красота отдельных мест пьесы. Но в пьесах, бесспорно принадлежащих Мессинджеру, мы встречаем места, столь же прекрасные и с замечательным сходством в тоне мысли и художественности выражению самыми лучшими местами "Двух знатных родичей". Роберт Бойль Примечания к тексту "Двух знатных родичей" От тех краев, где вьется По как лента, берегов серебряного Трента, - То есть от Италии до Англии. Трент - река в Англии. Что Робин Гуд серьезней их стократно. Робин Гуд - герой древнеанглийских народных баллад, об единенных в XV веке в одну эпопею. Во времена Шекспира альманахи нередко печатали эти баллады, но литературными кругами они ценились невысоко. Ипполита, невеста, с распущенными волосами, в сопровождении Пиритоя и другого лица, держащего над нею венок. - По английскому обычаю того времени, невеста шла к венцу с распущенными косами, а над ее головой держали венок из колосьев. Иногда, вместо венка из колосьев, свадебный венок делали из цветов. Креон, - царь Фивский, после знаменитого похода "семи против Фив" не позволил похоронить убитых. Сам Геркулес, мой родственник. - Тезей и Геркулес - внуки Кроноса, дети братьев: Геркулес - Зевса, а Тезей, по некоторым преданиям, - Посейдона. Беллоны - богини войны в древнеримской мифологии. Авлида - город на берегу восточной Греции, в Беотии. Из этого порта греки отплыли в троянский поход. Нарцисс - мифический герой, прекрасный юноша, который влюбился в собственное отражение в ручье и не мог от него оторваться, отчего умер и превратился в цветок, носящий его имя. Как калидонский вепрь пред Мелеагром. - Мелеагр - легендарный герой древней Этолии, спасший родную страну от свирепого вепря, насланного Артемидой за то, что отец Мелеагра Ойней не принес ей жертвы. Кузен, на козни быстрый...- в подлиннике игра слов couzin "кузен" и cozener "предатель". Заклинаю душой кузена твоего, - то есть Геркулеса, о двенадцати славных подвигах которого говорится ниже. Ирида - в древнегреческой мифологии богиня радуги. Их оскопят и сделают певцами. - Кастраты в качестве певцов были очень популярны в Европе вплоть до начала XIX века. В начале XVII столетия послание папы Климента VIII признало кастрацию для этой цели богоугодным делом. Так резвый и прекрасный Ганимед воспламенил любовной страстью Зевса. - Ганимед - прекрасный юноша, сын царя Троя, похищенный Зевсом на небеса. Нежнее он округлен, чем Пелопса плечо. - Пелопс - царь и герой древней Фригии - будучи мальчиком был предложен в пищу богам, собравшимся на пир у его отца Тантала, но небожители раскрыли обман и воскресили Пелопса, причем съеденная часть плеча была заменена вставкой из слоновой кости. Затем юный Пелопс рос на Олимпе среди богов и был любимцем Посейдона. Зеленый цвет Нептуна превращает в багровый...- война, смешивая зеленые волны моря с кровью, делает их багровыми. Сдуваешь яства со стола Цереры. - Война уничтожает поля, назначение римской богини Цереры заключалось в охране посевов. Холодная охотница сама...- Диана однажды изменила своему обету бесстрастия, влюбившись в красавца Эндимиона. Алкид - Геркулес.