сством вашим заклинаю вас, Откуда бы оно ни исходило, Ответьте мне, хотя б от ваших слов Помчались ветры ратовать с церквами, И поглотили вспененные волны Все корабли; хотя б созревший хлеб Был бурей смят и дерева поникли; Хотя бы башни пали на главы Защитников, дворцы и пирамиды Склонились к основаниям своим, И рухнула сокровищница вся Зародышей природы, - отвечайте! 1-я ведьма Скажи. 2-я ведьма Спроси. 3-я ведьма И мы дадим ответ. 1-я ведьма От нас самих или от наших старших Ты хочешь слышать? Макбет Призывайте их. 1-я ведьма Кровь свиньи, что пожирала Поросят своих, и сало Из убийцы, что повис, Бросьте в пламя. Все Вверх и вниз Рейте, духи! Покажись! Гром. Первое видение - Голова в шлеме. Макбет Скажи, неведомая мощь... 1-я ведьма Молчи И слушай - сам твои он знает мысли! 1-й призрак О Макбет! Макбет! Макбет! Берегись Макдуффа, тана Файфского. Довольно! (Исчезает.) Макбет Кто б ни был ты, за предостереженье Благодарю; ты страха моего Задел струну. Еще одно лишь слово... 1-я ведьма Ему нельзя приказывать. Но вот Другой, сильнейший. Гром. Второе видение - окровавленный младенец. 2-й призрак Макбет! Макбет! Макбет! Макбет Имей три уха я, я б слушал всеми! 2-й призрак Будь зол и смел и не страшись препон. Никто из всех, кто женщиной рожден, Не повредит Макбету. (Опускается.) Макбет Живи ж, Макдуфф! Мне нечего бояться. Но нет, себя вдвойне я обеспечу, Возьму залог судьбы: тебе не жить, Я страху бледному скажу: "Ты лжешь" И буду спать назло громам. Гром. Третье видение - младенец в короне, с ветвью в руке. Кто это? Он кажется отродьем королей, И на его младенческом челе Венец величия. Все Молчи и слушай! 3-й призрак Будь яр, как лев; не страшны с этих пор Тебе ни бунт, ни злобный заговор. Макбет непобедим, пока к нему Не выйдет к Дунсинанскому холму Бирнамский лес. (Опускается.) Макбет Нет, этому не быть! Кто завербует лес? Как отделить Деревья от корней? Спи, заговор, Пока не двинулся Бирнамский бор. Взнесенный высоко, живи, Макбет, Угаснешь ты от времени и лет, Как д_о_лжно смертным. Но еще одно Я знать хочу: ужели суждено Потомкам Банко в этом королевстве Стяжать венец? Все Не домогайся больше! Макбет Я жажду знать: ответите отказом, И вечное проклятие на вас. Котел упал. Откуда этот шум? Музыка. 1-я ведьма Явись! 2-я ведьма Явись! 3-я ведьма Явись! Все Растерзайте грудь ему; Промелькните - и во тьму. Показываются восемь королей, последний - с зеркалом в руках; за ними следует дух Банко. Макбет Ты слишком сходен с духом Банко, прочь! Твоя корона мне палит глаза. Другой златовенчанный сходен с первым, И также третий. Гнусные старухи! Зачем мне их показывать? Четвертый! Иль будет плыть до Страшного суда Их грозный сонм? Еще один! Седьмой! Я больше видеть не хочу! Восьмой! Он - с зеркалом, и много в нем других С тройными скиптрами, с двойной державой. Ужасный вид! О да, я вижу ясно: Окровавл_е_нный Банко, улыбаясь, Своих сынов мне кажет. Неужель Все это правда? 1-я ведьма Да, это правда; но зачем Макбет стоит, смущен и нем? Чтобы рассеять сумрак дум, Пойдем плясать, подымем шум, И зачаруем пеньем слух, И образуем дикий круг, Чтоб мог сказать великий царь, Что нами был почтен, как встарь. Музыка. Ведьмы танцуют и затем исчезают. Макбет Куда они исчезли? Этот час В календаре останется проклятым. Эй, вы! Сюда войдите! Входит Ленокс. Ленокс Что угодно? Макбет Вы не видали ведьм? Ленокс Нет, государь. Макбет И там их нет? Ленокс Нет, правда, государь. Макбет Так будь же самый воздух заражен, Что их умчал; да будет проклят всякий, Кто верит им!.. Я слышал конский топот, Кто прискакал? Ленокс Два или три гонца, Мой государь, с известием, что Макдуфф Бежал недавно в Англию. Макбет Бежал? Ленокс Да, государь. Макбет О время, ты меня опережаешь: Намерений летучих не нагнать, Когда дела не идут с ними в ногу. Пусть будут сердца первенцы мои И первенцами рук. Я буду мысли Венчать делами. Нападу на Файф И овладею Макдуффовым замком; Предам мечу его жену, детей, Все души, что приходятся ему Родными. Здесь не похвальба глупца; Я замысел исполню до конца, Пока он не остыл. Но не хочу Я больше призраков! - А где гонцы? Веди же к ним меня. Уходят. СЦЕНА II Файф. Комната в замке Макдуффа. Входят леди Макдуфф, ее сын и Росс. Леди Макдуфф Что сделал он, что должен был бежать? Росс Терпение, сударыня. Леди Макдуфф А он Его имел? Его побег - безумье! Коль не дела, то наша трусость нас Изменниками делает. Росс Поверьте, Благоразумье было здесь, не страх. Леди Макдуфф Благоразумье! Бросить дом, именье, Жену, детей и самому бежать! Он нас не любит; чуткости природной Недостает ему: ведь королек, Слабейшая из пташек, охраняет Свое гнездо от хищницы совы. Здесь - только страх и никакой любви. Благоразумья мало там, где бегство Бессмысленно. Росс Сестрица дорогая, Прошу вас успокоиться: ваш муж Благоразумен, благороден, знает Он лучше всех, чт_о_ делать в наше время. Я далее не смею говорить; Жестоки времена, когда зовемся Изменниками мы, не зная сами Своей вины, и нас страшит молва, Хотя не знаем мы, чего боимся. Мы носимся по яростным волн_а_м Туда, сюда. - Я распрощаюсь с вами. Но скоро мы увидимся опять: Когда дела так скверны, как теперь, Всему конец, иль все придет в порядок. - Благословенье Божье над тобой, Мой милый мальчик. Леди Макдуфф Отец в живых, а он - уже сиротка. Росс Безумно мне здесь дольше оставаться. Я этим поврежу себе и вам: Прощайте же. (Уходит.) Леди Макдуфф Итак, отец твой умер. Что будешь делать? Как ты станешь жить? Сын Как птичка, мама. Леди Макдуфф Мушками, червями? Сын Тем, что попало, так же как они. Леди Макдуфф Ах, птичка бедная! Ты не боишься Силков и западней? Сын Зачем? Их ставят не для бедных птичек. И жив отец, что ты ни говори. Леди Макдуфф Нет, умер он; как ты отца добудешь? Сын А как себе добудешь мужа ты? Леди Макдуфф Хоть двадцать штук могу купить на рынке. Сын Ты купишь их, чтобы опять продать. Леди Макдуфф Ты говоришь умн_о_ для лет твоих, Совсем умн_о_. Сын Отец - изменник, мама? Леди Макдуфф Да, он им был. Сын А кто такой изменник? Леди Макдуфф Тот, кто, поклявшись, лжет. Сын Так, значит, всякий, Кто это делает, - изменник? Леди Макдуфф Да, всякий, кто так делает, - изменник, И должен быть повешен. Сын Значит, надо Повесить всех, кто, раз поклявшись, лжет? Леди Макдуфф Да, каждого. Сын Кому ж их надо вешать? Леди Макдуфф Конечно, честным людям. Сын Ну, тогда те, кто клянутся и лгут, - просто дураки, ведь их столько, что они сами могли бы избить и перевешать честных людей. Леди Макдуфф Господь с тобой, моя бедная обезьянка! Но как ты добудешь себе теперь отца? Сын Если б он умер, ты бы об нем плакала; а если бы ты не плакала, это было бы добрым знаком, что у меня скоро будет новый папенька. Леди Макдуфф Что ты болтаешь, бедный малютка! Входит вестник. Вестник Храни вас Бог, прекраснейшая леди! Я незнаком вам, правда, но известен Мне хорошо ваш благородный сан, И я боюсь, что вам грозит опасность. Когда совет простого человека Согласны вы принять, не оставайтесь, Бегите прочь, малюток захватив. Пугая вас, я, может быть, жесток, Но к вам беда, что много раз жесточе, Уж близится. Да охранит вас небо! Не смею я остаться дольше здесь. (Уходит.) Леди Макдуфф Куда бежать? Я ничего плохого Не сделала. Но забывать нельзя, Что на земле за зло нас часто хвалят, А доброе считают иногда Опаснейшим безумием. Увы! Поможет ли мне женская защита, Когда скажу, что не свершила зла? Входят убийцы. А это что за лица? 1-й убийца Где твой муж? Леди Макдуфф Надеюсь, не в таком нечистом месте, Где господа, подобные тебе, Его найти могли бы. 1-й убийца Он изменник! Сын Ты лжешь, злодей лохматый! 1-й убийца А, цыпленок! Изменничек! (Закалывает его.) Сын Меня убил он, мама. Прошу тебя, беги! Леди Макдуфф убегает с криком: "Режут!" Убийцы ее преследуют. СЦЕНА III Англия. Перед дворцом короля. Входят Малькольм и Макдуфф. Малькольм Пойдем искать уединенной сени И там печаль слезами облегчим. Макдуфф Нет, вынем меч, чтобы восстать за наши Права и честь, поверженные в прах. Ведь с каждым утром ударяет в небо И крик сирот, и стоны бедных вдов, И воплям скорби вторит свод небесный. Гудит, как будто сострадает горю Шотландии. Малькольм Я плачу лишь о том, Чему я верю; верю в то, что знаю, И помогу, когда найду друзей И время подходящее. Пожалуй, Я ваши речи истолкую так: Тиран, чье имя ранит нам язык, Считался честным; вы его любили; Он вас еще не тронул... Да, я молод; Но можете ему вы услужить Через меня; не мудро ли ягненка, Невинного и слабого, заклать, Чтобы смирить разгневанного бога? Макдуфф Я не изменник. Малькольм Но изменник - Макбет! А добродетель часто отступает Пред царской мощью. Я прошу прощенья; Мои сужденья не изменят вас: Ведь ангелы светлы и лучезарны. Хоть самый светлый пал, хотя б все зло Личиною добра себя одело, Добро все то ж. Макдуфф Я потерял надежды. Малькольм Там, где как раз сомненья я нашел. Зачем с такой поспешностью бросать Жену, детей - бесценные залоги И узы неразрывные любви - И даже не простившись? Извините, Я вовсе не хочу вас оскорбить. Вы можете быть честным человеком, Что б я ни думал. Макдуфф Истекай же кровью, Мой бедный край! Тиранство, торжествуй! Тебя не смеет обуздать законность, Владей похищенным, оно - твое. Прощайте, лорд, подобным негодяем, Каким меня вы мните, я не стал бы За все, что может дать тиран, за все Богатства Азии. Малькольм Не обижайтесь, Я опасаюсь вас не безусловно. Ваш край, я знаю, страждет под ярмом, Вопит, исходит кровью; каждый день Приносит раны новые; я знаю, Что много рук в защиту прав моих Поднимутся; уж Англия любезно Мне предлагает тысячи. И что ж? Когда я раздавлю главу тирана Иль подыму на острие меча, Моя отчизна бедная застраждет, Как никогда, едва властитель новый Взойдет на трон. Макдуфф Какой? Малькольм Я сам. Я знаю, Что виды все порока привил_и_сь К моей душе; когда они пред миром Раскроются, то даже черный Макбет Покажется невинен, чист, как снег, И государство бедное ягненком Его сочтет, сравнив его дела С моими. Макдуфф В страшных адских легионах Нет дьявола ужаснее, чем Макбет. Малькольм Да, вы правы: он скуп и кровожаден, Коварен, лжив, причастен всем грехам, Имеющим названье, но бездонно Мое женонеистовство: не могут Все ваши жены, дочери, все девы И женщины заполнить водоем Моих желаний страстных; я сломаю Все целомудрия преграды. Нет, Пусть лучше Макбет правит. Макдуфф Сластолюбье Безмерное есть тоже деспотизм; Оно нередко низвергало с трона Счастливых королей. Но не страшитесь Принять венец, принадлежащий вам. Вы можете, предавшись всем утехам, Казаться хладным и морочить свет. Довольно дам податливых у нас, И как ни ненасытен этот коршун, Живущий в вас, едва ли он пожрет Всех тех, что отдавать себя готовы Желаниям величества. Малькольм Притом В моей душе, глубоко развращенной, Стяжательность такая возросла, Что, будь я королем, я б перерезал Всю знать за их владенья: у того Я взял бы дом, у этого - алмазы. Обогащенье разжигает голод, Как острый соус; заводил бы тяжбы Я с честными и добрыми и их Губил из-за богатства. Макдуфф Правда, жадность Пускает глубже, гибельнее корни, Чем сластолюбье вешнее, оно Сразило многих наших королей. Но бросьте страх: Шотландия богата, И собственностью вашею она Насытит вас. Пороки эти все Снести возможно, если есть другие Достоинства у вас. Малькольм Увы, их нет! Все доблести царей, правдивость, твердость, Умеренность и кротость, справедливость, Терпенье, смелость, набожность и храбрость, - Их нет во мне совсем, зато избыток Пороков всех, и, получи я власть. Млеко согласья сладкое со злобой Я вылью в ад, разрушив мир вселенной, Сотру во прах единство на земле. Макдуфф Шотландия! Шотландия! Малькольм Скажите: Ужель такой достоин править царством? А я такой. Макдуфф "Достоин править царством"! Он не достоин жить! О мой народ, Раздавленный тираном кровожадным, Дождешься ль ты опять счастливых дней, Когда престола подлинный наследник Себе изрек проклятье, опозорил Свой славный род?.. Твой царственный отец Был праведник, а королеву-мать Видали люди чаще на коленях, Чем на ногах, и были дни ее - Сплошная смерть. Прощай же! Те пороки, В которых сам ты обличил себя, Меня с Шотландиею разлучили. Здесь кончились мои надежды! Малькольм Макдуфф, Твой страстный пыл, что честностью рожден, Во мне развеял черные сомненья И примирил меня с твоею честью И верностью. Уловками такими Меня не раз пытался дьявол Макбет Поймать в силки; благоразумье мне Велит не быть доверчивым чрезмерно. Но с этих пор между тобой и мной Судьей лишь Бог! Я отдаюсь всецело В твое распоряженье: отрекаюсь От всех клевет на самого себя, От всех грехов, моей природе чуждых, В которых я винился. До сих пор Не знал я женщин; не нарушил клятвы; Едва я домогаюсь своего; Всегда я верен слову: я б не пр_е_дал И черта самого другим чертям; Я истину люблю как жизнь: впервые Я лгал теперь, оклеветав себя. Действительный Мальк_о_льм всецело предан Тебе и нашей страждущей стране. На помощь ей до твоего прибытья Собралось десять тысяч человек, И их предводит старый Сивард. Вместе Мы двинемся, и наша правда в деле - Порукой за успех. Что ж ты молчишь? Макдуфф Мгновенно перейти от горя к счастью Не так легко. Входит доктор. Малькольм Прекрасно, мы потом Поговорим. - Король сегодня выйдет? Доктор Да, от него толпа болящих душ Ждет исцеленья; против их болезней Бессильны все старания врачей; Но лишь одно его прикосновенье Целит недуг - так много благодати В его руке. Малькольм Благодарю вас, доктор. Доктор уходит. Макдуфф Что за болезнь? Малькольм Она зовется немощь. Король наш чудотворец, и я сам Бывал тому свидетелем не раз, С тех пор как прибыл в Англию. Не знаю, Как молится он небу, но больных, Что дико стонут в опухолях, в язвах, Оставленных врачами, он цел_и_т Одною силою святых молитв, повесив На шею им монету золотую. И говорят, что дар чудотворенья Он передаст наследникам. Притом Имеет он небесный дар пророчеств, И многое другое говорит, Что подлинно он полон благодати. Входит Росс. Макдуфф Кто там пришел? Взгляни-ка! Малькольм Мой земляк, Но я его не знаю. Макдуфф Милый брат, Привет тебе. Малькольм Теперь его узнал я. О Боже, удали скорее все, Что нас чужими делает. Росс Аминь. Макдуфф В Шотландии по-прежнему? Росс Увы! Отчизна наша бедная от страха Не узнает сама себя! Она Не матерью нам стала, а могилой, Где улыбаться может только тот, Кто ничего не знает, где никто Не замечает вздохов, воплей, криков; Где самая неистовая скорбь Слывет пустым экстазом; где никто, Услышав похоронный звон, не спросит, По ком звонят; где увядают люди Скорей цветов на шляпах; умирают, Не заболев. Макдуфф О, это слишком мрачно, Но слишком верно! Малькольм А какое горе Последним было? Росс Опоздав на час, Освистан буду я; с мгновеньем каждым Оно растет. Макдуфф Ну, что моя жена? Росс Что ж? Хорошо. Макдуфф А дети? Росс Ничего. Макдуфф Тиран их мира не нарушил? Росс Нет, Я их оставил в мире. Макдуфф Слишком скуп Ты на слова; ну, как идут дела? Росс Когда сюда с тяжелыми вестями Я уходил, везде пронесся слух, Что многие из наших вышли в поле, И это подтвердилось: я видал, Что поднялось все полчище тирана. Пора на помощь! Ваш единый взгляд Родит солдат в Шотландии, и жены В сраженье кинутся, чтобы стряхнуть Страданий бремя. Малькольм Радуйтесь! Уж мы Готовы к выступленью: англичане Дают нам десять тысяч войска; их Предводит добрый Сивард - лучший воин Средь христиан. Росс Желал бы я ответить Вам радостью на радость! Но в пустыне Я лучше бы провыл мои слова, Где б их никто не слышал. Макдуфф Эти вести Затрагивают общие дела Иль одного? Росс Они всем честным людям Доставят боль, но б_о_льшая их часть Принадлежит тебе. Макдуфф Коль так, зачем же Скрывать их от меня? Скажи скорей. Росс Пускай же слух твой не возненавидит Навеки мой язык; он поразит Неслыханными звуками тебя. Макдуфф Догадываюсь я. Росс Твой замок взят, Твоя жена, малютки беспощадно Зарезаны: рассказывая как, Я только бы прибавил к их добыче Еще твой труп. Малькольм О, милосердный Боже! Мой друг! Не надвигай на брови шляпу, Пусть скорбь твоя слезами изойдет: Немая скорбь на части сердце рвет. Макдуфф Так и детей? Росс Жену, детей и слуг, Все, что могли найти. Макдуфф И я там не был! Так и жену? Росс Уж я сказал. Малькольм Мужайся, Великой местью можно исцелить Твою печаль смертельную. Макдуфф А он Бездетен. Всех моих малюток милых? Всех, говоришь ты? Адский коршун! Всех? Как? Милых птенчиков и их наседку Одним налетом? Малькольм Рассуждай, как муж. Макдуфф Я буду им, но не могу я также, Как человек, не чувствовать печаль. Я не могу забыть то, что мне было Всего дороже. Как же небеса Не защитили бедных? Грешный Макдуфф! Из-за тебя они погибли все: Не за свои грехи, а за твои Они убиты; упокой их, небо! Малькольм Точи свой меч - да обратится в гнев Твоя печаль; яри сильнее сердце, А не смягчай. Макдуфф Пусть я не разыграю Глазами бабу, труса - языком. Но, милостивый Боже, уничтожь Отсрочки все; сведи лицом к лицу Меня с врагом Шотландии, поставь Передо мной, и если ускользнет он, Прости и ты ему. Малькольм Вот голос мужа. Пойдемте к королю, войска готовы. Нам остается лишь проститься. Макбет Для гибели созрел, и силы неба Уж точат серп. Крепись, хоть и невмочь. Дождемся дня, хоть беспросветна ночь. Уходят. АКТ ПЯТЫЙ СЦЕНА I Дунсинан. Комната в замке. Входят врачи придворная дама. Врач Я уже две ночи бодрствовал с вами, но не мог еще убедиться в правде ваших показаний. Когда она в последний раз блуждала? Дама С тех пор как его величество выступил в поход, я видела, как она вскакивала с постели, накидывала на себя ночное платье, отпирала свой письменный стол, вынимала из него бумагу, складывала ее, писала на ней, прочитывала написанное, потом запечатывала и опять возвращалась в постель. И все это в самом крепком сне. Врач Великое расстройство природы! Наслаждаться благодеяниями сна и в то же время вести себя как наяву. В этом дремотном возбуждении, кроме блуждания и других действий, не слыхали ли вы, что она что-нибудь говорила? Дама Такие вещи, сэр, которых я не повторю. Врач Мне вы можете их доверить, и даже должны это сделать. Дама Ни вам, ни кому-либо на свете, так как я не имею свидетеля, чтобы подтвердить мои слова. Входит леди Макбет со свечкой. Смотрите, она идет сюда! Это ее обычная манера; и, клянусь жизнью, она в глубочайшем сне. Наблюдайте ее; стойте тихо. Врач Как достала она свечу? Дама Она стоит около ее постели: у нее непрерывно горит огонь - так она приказала. Врач Вы видите - ее глаза открыты. Дама Да, но чувство их закрыто. Врач Что это она теперь делает? Посмотрите, как она трет свои руки. Дама Это ее обычное занятие, она как будто их моет: я видела, как она терла их целые четверть часа. Леди Макбет Вот здесь еще пятно... Врач Тсс! Она что-то говорит. Я запишу то, что от нее слышу, дабы таким образом закрепить мои воспоминанья. Леди Макбет Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я. Раз, два: ну да, теперь время делать дело. Ад мрачен! Фу, мой друг, фу! Солдат - и трусишь? Чего нам бояться, если кто и узнает, когда никто не может позвать нас к ответу? Кто бы, однако, подумал, что в старике так много крови? Врач Вы замечаете? Леди Макбет У тана Файфского была жена: где она теперь? Как, неужели эти руки никогда не будут чисты? Полно, друг мой, полно - ты все испортишь этим страхом. Врач Так-так, похоже мы узнали то, чего не должны были знать! Дама Она сказала то, о чем обыкновенно умалчивают наяву, в этом я уверена: лишь одному небу это было известно. Леди Макбет Здесь все еще пахнет кровью: все ароматы Аравии не перебьют аромата этой маленькой руки. О! О! О! Врач Как она вздыхает! Тяжелое же бремя у нее на сердце! Дама Я не согласилась бы иметь в груди такое сердце даже за царское достоинство всего тела. Врач Хорошо, хорошо, хорошо! Дама Дай Бог, чтобы все было хорошо, сэр. Врач Эта болезнь выходит за пределы моего искусства; впрочем, я знаю людей, которые бродили во сне и благочестиво умерли в своих постелях. Леди Макбет Вымой руки, накинь ночное платье; не выгляди таким бледным. Говорю тебе еще раз: Банко погребен, он не может прийти из своей могилы. Врач В самом деле? Леди Макбет В постель, в постель; вот стучат у ворот. Иди, иди, иди, иди, дай мне твою руку. Что сделано, то сделано. В постель, в постель, в постель! (Уходит.) Врач И она теперь ляжет? Дама Немедленно. Врач Дурные слухи носятся в народе; И естеству противные дела Ведут к расстройству; зараженный дух Глухим подушкам доверяет тайны. Она нуждается не во враче, А в исповеднике. Прости нас, Боже! Смотрите же за ней и удаляйте Опасные предметы от нее; Во все глаза смотрите. Доброй ночи! Она мой слух смутила, поразила Мне зрение. Сказать не смею я, Что думаю. Дама Покойной ночи, доктор. СЦЕНА II Сельская местность близ Дунсинана. Барабаны и знамена. Входят Ментис, Катнесс, Энгос, Ленокс и солдаты. Ментис Уж близок с войском _а_нглийским Малькольм, С ним дядя его Сивард, добрый Макдуфф. Горит в них месть за страшные обиды, Что подняли бы на кровавый бунт И мертвого. Энгос Мы у Бирнамской рощи Столкнемся с ними, там они пойдут. Катнесс Не знаете вы, Дональбен при брате? Ленокс Нет, сэр, наверное: всего дворянства Есть список у меня - там юный Сивард И много безбородой молодежи, Что мужество покажет в первый раз. Ментис Что ж Макбет? Катнесс Укрепляет Дунсинан. Кто говорит, что он сошел с ума; А те, кому он меньше ненавистен, Зовут его безумным храбрецом. Но ясно, что расстроенное дело Уже не может поясом правленья Он затянуть. Энгос Он чувствует теперь, Как тайные убийства прилипают К его рукам; бунты за вероломство Его карают; только приказаньем Он действует, любовью - никогда. Он чувствует теперь, что царский сан На нем повис, как платье исполина На вороватом карлике. Ментис Не чудо, Что чувства зачумленные его В смятении, хотя бы потому, Что в нем они. Катнесс Так принесем покорность Всем тем, кому она принадлежит: Примкнем к врачу больного государства И, чтоб очистить родину, прольем Всю нашу кровь. Ленокс По крайней мере столько, Чтоб царственный цветок ее омыть И плевела навеки затопить. Вперед! Держите путь на Бирнам. Уходят, маршируя. СЦЕНА III Дунсинан. Комната в замке. Входят Макбет, врач и свита. Макбет Не приходить с докладами, довольно! Пусть все бегут; пока Бирнамский лес Не двинулся на Дунсинан, я страхом Себя не замараю. Что такое Дитя Малькольм? Ужели не рожден Он женщиной? Мне сведущие духи Вещали так: "Не опасайся, Макбет, Никто из тех, кто женщиной рожден, Тебя не победит". Бегите ж, таны - Изменники; передавайтесь все Эпикурейцам Англии - мой дух Не возмутит сомненье никогда, Бесстрашно сердце и рука тверда. Входит слуга. Бездельник, что ты белый, как сметана? Глядит, как гусь! Слуга Там целых десять тысяч... Макбет Кого - гусей? Слуга Солдат, мой государь. Макбет Натри лицо и нарумянь свой страх, Лилейнолицый трус. Каких солдат? Чтоб ты издох! Ты бел, как полотно, И вводишь в страх других. Каких солдат, Творожная ты харя? Слуга Извините, Английских войск... Макбет Пошел отсюда вон! Слуга уходит. Эй, Сейтон! - Да, на сердце станет грустно, Как поглядишь. - Эй, Сейтон! - Этот день Иль вознесет меня или низвергнет. Довольно жил я; мой житейский путь Привел меня к засухе, к желтым листьям; Но где же спутники преклонных лет: Почет, любовь, толпа друзей? Увы! Мне не видать их; вместо них придут Проклятия, негромкие, глухие, Дыханье лести... да и в нем бы мне Отказывали, если б смели... Сейтон! Входит Сейтон. Сейтон Что вашему величеству угодно? Макбет Что нового? Сейтон Все то подтверждено, О чем докладывали, государь. Макбет Сражаться буду я, покуда мяса Мне не сдерут с костей. Подай доспехи. Сейтон В них нет еще нужды. Макбет Я их надену. Пошлите верховых во все концы, И вешать всех, кто говорит о страхе. Ну что? Как ваша пациентка, доктор? Врач Не столь больна, как тяжестью фантазий Подавлена, которые смущают Ее покой. Макбет Так вылечи ее От этого. Ужели ты не можешь Уврачевать болящий дух, с корнями Из памяти исторгнуть злую скорбь, Стереть в мозгу написанное горе; Противоядьем сладким и дающим Забвение очистить грудь от дряни, Что давит сердце? Врач Только сам себе Больной помочь здесь может. Макбет Брось тогда Лекарства псам; а мне они не н_у_жны. Надень доспех мне, Сейтон, дай мне жезл И выслать верховых. А таны, доктор, Оставили меня. (К Сейтону.) Да поживей! О, если б мог исследовать ты, доктор, Болезнь моей страны и возвратить Ей прежнее здоровье, я б заставил И эхо гор греметь тебе хвалу. (Сейтону.) Прочь это, говорю тебе! Нельзя ли Листом александрийским, ревенем Или другим слабительным, мой доктор, Прочистить нас от англичан? О них Ведь слышал ты? Врач Конечно, государь. О царственных приготовленьях ваших Мы кое-что слыхали. Макбет Принеси Мне после это. Не боюсь я смерти: Ведь не пойдет пред ратью англичан Бирнамский лес войной на Дунсинан. Врач (в сторону) Когда отсюда цел я уберусь, Ни за какие блага не вернусь. СЦЕНА IV Сельская местность близ Дунсинана. Кругом лес. Барабаны и знамена. Входят Малькольм, старый Сивард и его сын, Макдуфф, Ментис, Катнесс, Энгос, Ленокс, Росс и солдаты, маршируя. Малькольм Друзья, надеюсь я, что близки дни, Когда, как прежде, станут безопасны Жилища наши. Ментис В этом нет сомненья. Сивард Какой пред нами лес? Ментис Бирнамский лес. Малькольм Пусть каждый воин срубит сук с деревьев И пред собой несет, мы скроем тенью Число солдат и донесенья их Запутаем. Солдаты Приказ исполнен будет. Солдаты уходят. Сивард Итак, самонадеянный тиран Намерен, укрепившись в Дунсинане, Выдерживать осаду? Малькольм Это главный Его оплот, последняя надежда. Ведь бунт растет внизу и на верхах; Они ему лишь из-под палки служат, А не от сердца. Макдуфф Это мы на деле Узнаем все. Пока же мы должны Лишь на искусство воинское наше Надеяться, друзья. Сивард Уж близок час, Когда, кто против нас и кто за нас, Узнаем мы. Чем думать и гадать - Сомненья прочь. Скорее двинем рать, И битва все решит. Уходят, маршируя. СЦЕНА V Дунсинан. Во дворе замка. Входят Макбет, Сейтон и солдаты с барабанным боем и знаменами. Макбет Повесить наши стяги по стен_а_м; Все тот же крик "идут"! Наш крепкий замок Смеется над осадой их: пускай Они от голода и лихорадки Подохнут здесь. Когда б не подкрепили Их наши перебежчики, мы б с ними Сцепились, с бородою борода, И их домой прогнали. Женский крик за сценой. Что за шум? Сейтон То женский крик. (Уходит.) Макбет Да, я почти забыл, Как пахнет страх: а ведь в былое время Мне крик совы все чувства леденил, И волосы от страшного рассказа На голове вставали, как живые. Но ужасами я до пресыщенья Поужинал; и об убийствах мысль Так свыклась с ними, что теперь ничто Не страшно мне. Сейтон возвращается. Что значил этот крик? Сейтон О государь, скончалась королева. Макбет Она могла бы умереть попозже, Тогда бы время было у меня Для этой вести. - Завтра, завтра, завтра... День ото дня влачится мелким шагом Вплоть до последней буквы в книге жизни. И все "вчера" лишь освещали путь Туда, где прах. Так догорай, огарок! Жизнь - только тень минутная; фигляр, Свой краткий час шумящий на помосте, Чтобы навек затихнуть; это - сказка В устах глупца, где много звонких фраз, Но смысла нет. Входит вестник. Ты хочешь говорить? Так говори скорей. Вестник Мой государь, Я должен доложить о том, что видел, Но я не знаю, как начать. Макбет Как хочешь. Вестник На том холме стоял я на часах, Смотря на Бирнам; вдруг мне показалось, Что двигаться он начал. Макбет Лжец и раб! (Бьет его.) Вестник Карай меня ваш гнев, коль это ложь: Вы можете увидеть за три мили, Как двигается роща и идет! Макбет Коль ты солгал, на первом же суку Тебя повешу, чтоб живой ты высох От голода: но если это правда, Повесь, пожалуй, самого меня. Решительность моя поколебалась; Да, дьявола двусмысленная речь Теперь ясна: он правдой лжет: "Не бойся, Пока Бирнамский лес на Дунсинан Не двинулся" - и лес теперь идет На Дунсинан. К оружию и в поле! Коль правда то, в чем уверяет он, Остаться здесь, бежать отсюда вон - Не все ль равно? Постыл мне жизни пир, Устал от солнца я, пусть рушится весь мир. Бить, бить в набат! Дуй, ветер! Смерть, приди! Пусть я умру с доспехом на груди. (Уходит.) СЦЕНА VI Равнина перед замком. Барабаны и знамена. Входят Малькольм, старый Сивард, Макдуфф и их войско с ветвями. Малькольм Теперь довольно близко - бросьте эти Листвяные щиты и покажитесь Тем, что вы есть. Достойнейший мой дядя, Вы с вашим храбрым, благородным сыном Начнете бой. Я и достойный Макдуфф Возьмем все остальное на себя, Согласно с нашим планом. Сивард Так прощайте, И пусть тиран нас перебьет до тьмы, Когда сражаться не умеем мы. Макдуфф Дохните в трубы, дайте им язык, Чтоб кровь и смерть предвозвестил их крик. Уходят при звуках труб. СЦЕНА VII Другая часть поля. Входит Макбет. Макбет Меня связали; не могу бежать И должен драться, как медведь на травле. Где ж тот, кто женщиною не рожден? Лишь он мне страшен. Входит молодой Сивард. Молодой Сивард Имя как твое? Макбет Ты задрожишь, его услышав! Молодой Сивард Нет, Хоть будь оно ужасней всех имен, Что есть в аду! Макбет Я именуюсь Макбет. Молодой Сивард О, ненавистней имени сам дьявол Изобрести не мог бы! Макбет И страшней. Молодой Сивард Ты лжешь, тиран, и докажу мечом Я ложь твою. Они сражаются, и молодой Сивард падает убитый. Макбет Ведь женщиной рожден ты! Мне лишь смешон оружья блеск и звон В руках того, кто женщиной рожден. (Уходит.) Шум битвы. Входит Макдуфф. Макдуфф Здесь битвы шум, - яви свой лик, тиран! Коль ты падешь не от моей руки, Меня тревожить будут вечно тени Моей жены убитой и детей. Я не могу рубить по бедным кернам, По найму только взявшимся за меч. Мне нужен Макбет, или пусть обратно В ножны вернется лезвие без крови И без зазубрин. Ты наверно там: Видать по шуму, что борец могучий Сражается. Судьба, лишь об одном Тебя прошу! Дай Макбета найти мне! Шум битвы. Входят Малькольм и старый Сивард. Сивард Сюда, милорд, сдался без боя замок. Войска тирана бьются с двух сторон, И таны благородные на славу Воюют. Бой решился в вашу пользу, Идет к концу. Малькольм Мы встретились с врагом, Что стал на нас. Сивард Войдемте в замок, сэр. Уходят. Возвращается Макбет. Макбет Зачем играть мне римского глупца И умирать, упав на меч? Покуда Живых я вижу, лучше наносить Удары им. Возвращается Макдуфф. Макдуфф Ни с места, адский пес! Макбет Из всех людей я избегал тебя: Ступай назад, моя душа довольно Отягчена твоею кровью. Макдуфф Слов Нету у меня; мой голос весь в мече, Не выразить словами, как ты мерзок, Злодей кровавый! Они сражаются. Макбет Брось напрасный труд! Скорее ты неуязвимый воздух Пронзишь мечом, чем ранишь плоть мою. Рази по черепам, доступным ране! Я зачарован, мне не повредит Рожденный женщиной. Макдуфф Отчайся в чарах! Да возвестит тебе тот черный ангел, Которому доселе ты служил, Что я из чрева матери исторгнут До времени. Макбет Будь проклят тот язык, Что возвещает это; доблесть мужа Во мне сломил он: я проделкам ада Не верю больше - нас морочит он, Двусмысленно заворожив словами И их сдержав, на деле все надежды Он рушит вдруг. Я не дерусь с тобой. Макдуфф Так сдайся, трус, Живи, чтоб быть позорищем вселенной. Ты - редкое чудовище, тебя Мы выставим, и на столбе напишем: "Тирана здесь показывают". Макбет Нет! Не сдамся я, чтобы у ног Малькольма Дорожный прах смиренно лобызать, Выслушивать проклятья буйной черни. Хотя пошел войной на Дунсинан Бирнамский лес, хотя мой неприятель И не рожден женой, - я испытать Последнее хочу: бросаю с тела Мой бранный щит и обнажаю грудь. Кто первый крикнет "стой!", навеки проклят будь! Они уходят, сражаясь. Шум битвы. Отбой. Трубы. Входят с барабанным боем и знаменами Малькольм, старый Сивард, Росс, другие таны и солдаты. Малькольм Хотел бы я, чтоб все вернулись целы. Сивард Иным не возвратиться: все ж победа Нам обошлась недорого. Малькольм Но где Ваш благородный сын и добрый Макдуфф? Росс Ваш сын, милорд, свой верный долг солдата Уж заплатил, погибши в цвете лет; Он доказал бесстрашие и доблесть И пал, как муж, в неистовом бою. Сивард Так умер он? Росс Да, и доставлен с поля. Вы не должны соразмерять печаль С достоинствами павшего, иначе Ей нет конца. Сивард А спереди ль он ранен? Росс Да, прямо в лоб. Сивард Он будет Божий воин! Имей я сыновей не меньше, чем Волос на голове, я б не желал Им лучшей смерти. Жизни краткий час Он отзвонил. Малькольм Он стоит большей скорби, И я ее дарю ему. Сивард Напрасно! По их словам, он кончил хорошо И свел счета. Да будет с ним Господь! А вот и радость новая приходит. Входит Макдуфф с головой Макбета на шесте. Макдуфф Привет тебе, король! Ведь ты им стал - Вот голова проклятого тирана. Шотландия свободна! Вижу я Вокруг тебя все перлы королевства; Сердца их вторят мне, и я хочу, Чтобы со мной они вскричали дружно: Да здравствует Шотландии король! Все Да здравствует Шотландии король! Звуки труб. Малькольм Не будем тратить время, но теперь же Я вам воздам за службу и любовь. Отныне будьте, таны и родные, Вы - графами; впервые этот титул В Шотландии мы вводим. Предстоит Нам далее призвать из-за границы Изгнанников, бежавших от сетей Коварного тирана; покарать Прислужников презренных живодера И королевы дьявольской; она, Как думают, от собственной руки Скончала жизнь. И с помощью Господней Все остальное, что лежит на нас, Исполним мы, как следует, в свой час. Благодарю вас. Каждый приглашен На торжество коронованья в Скон. Трубы. Уходят. 1606 ПОСЛЕСЛОВИЕ  Эта трагедия написана, надо думать, в 1606 г. {Во всяком случае она не могла появиться раньше октября 1604 года, когда шотландский король Иаков, вступивший, после смерти Елизаветы, на престол Англии, соединил на голове своей три короны, и поздней 1607 г., когда в одной комедии уже упоминается "тень Ванко". Точнее, Мalone (Variorum 1821 г.) относит пьесу именно к 1606 г. потому, что в 3-й сцене II акта в словах привратника: "Here's a farmer that hanged hemself on th'expectation of plenty" очевиден намек на отличный урожай этого года, и в его же словах: "Here's an ezuivocator" и т. д. столь же очевидное указание на бесчестное поведение супериора иезуитов Генри Garnet'a на суде по поводу так называемого "порохового заговора" (март 1606 г.).}, стало быть, в лучшую пору деятельности великого драматурга, когда он, в сорок с небольшим лет от роду, был в полном развитии физических и умственных сил, а свое материальное благосостояние и положение в обществе мог считать вполне обеспеченным. В это время далеко не всем в Англии были ясны крупные недостатки в характере молодого (хотя и не годами) короля, а недавнее открытие так называемого "порохового заговора" сделало правительство чрезвычайно популярным в простом народе и в среднем классе. Иаков всегда был любителем литературы и театра, и к Блакфрейрскому театру, где работал Шекспир, и к заслуженной труппе его относился с особой благосклонностью <...> Желая сделать удовольствие королю Иакову, Шекспир обратился за сюжетом к легендарной истории Шотландии; факты к легендарной истории Шотландии; факты (точнее, полународные, полулитературные предания), на которых построена трагедия "Макбет", изложены в Scotorum Historiae Гектора Боэция (по английскому произношению Бойса), впервые напечатанной в Париже в 1526 году. А по Боэцию составлена "Xроника" Голиншеда {Raphael Holinshed, Chronicles of England, Scotland and Ireland. 1-ое изд. 1577 г., 2-ое (с выпусками) 1587 г.; восстановлен текст 1-го изд. в 1808 г.}, которою пользовался Шекспир <...> Сравнивая трагедию с ее источником, мы во-первых убеждаемся, что поэт чрезвычайно искусно воспользовался сюжетом, чтобы доставить возможно большее нравственное удовлетворение и самому королю и народу, который в то время относился к нему с искренней любовью: он не только придумал в начале IV действия эффектную сцену, в которой является длинный ряд королей "со скиптрами двойными, с тройною державою" {Тройная держава - власть над Англией, Шотландией и Ирландией; двойной скипетр от двух великих островов.}, который указывает и на происхождение короля от безвинно убитого Банко и на бесконечное продолжение царственного рода Стюартов в будущем, но и сильно возвысил характер его предка. У Голиншеда, как можно увидеть, Банко был одним из соучастников Макбета в цареубийстве. В трагедии же он безусловно чист от этого преступления и вообще представляет собою идеал человека и деятеля, непоколебимо верного долгу и друзьям, спокойного, осторожного, предусмотрительного, властвующего над страстями, так что не одно предсказание ведьм, но и самые нравственные его достоинства делали его ненавистным цареубийце Макбету и были таким образом причиной его убийства. Правда, художественный такт побудил поэта сделать исполнителями убийства личных врагов Банко (а не простых наемных убийц, как в хронике), но кто не увидит в словах Макбета: Ну что ж, друзья, Мои слова успели вы обдумать? Вы знаете что он (Банко - А. К.) вас угнетал, А я был вами обвинен напрасно. Я объяснил вам все, как вас ловили, Кто разорил вас, кто вам ставил сети и пр. - бесчестной клеветы, нового низкого преступления, мотивированного его ненавистью к Банко и стремлением сделать убийц особо энергичными? Для возвеличения Иакова, который, как известно, восстановил древний обычай допускать во дворец больных злой немочью (evil, особый вид разъедающей золотухи) и исцелять их прикосновением королевской руки и возложением на шею их монеты, поэт ввел в 3-ю сцену IV действия рассказ Малькольма о том, как исцеляет больных английский король, при дворе которого шотландский принц нашел убежище и помощь. Далее, при сравнении хроники с трагедией нельзя не усмотреть стремления поэта к возможному (но не насильственному) _единству времени_ и склонности усиливать краски там, где это не нарушает психологического вероподобия. Так, у Голиншеда между предсказанием ведьм и казнью Кавдора прошло _немного времени_, но, разумеется, не несколько часов, а недель и месяцев {См. выше: Банко _нередко_ в шутку называл Макбета "шотландским королем" и т. д.}; в трагедии же казнь изменника и награждение Макбета новым достоинством одновременны или даже предшествуют его беседе с ведьмами; только Макбет и Банко не знают о служившемся. В хронике между этим возвышением Макбета и провозглашением Малькольма принцем Камберлендским и наследником престола предполагается порядочный промежуток, во время которого Макбет мечтал о получении короны законным путем; в трагедии оба эти события происходят в тот же день, когда ведьмы разожгли честолюбие героя. Хроника оставляет читателя в неизвестности, где именно убил Макбет Дункана; в трагедии преступление усугубляется тем, что убийца оскорбил в то же время и святыню гостеприимства. Поэт игнорирует 10 лет хорошего правления Макбета, не считая вероподобным, чтобы человек, поддавшийся страсти до такой степени, мог исполнять с честью свои высокие обязанности. По хронике жестокость Макбета против Макдуффа до некоторой степени мотивирована тем, что Макдуфф не явился _на работу_ и начал сноситься с врагами короля, стало быть нарушил свой долг; в трагедии же он только отказался приехать _на праздник_. В хронике Макбет идет сам с войском на непокорного и изменившего ему вассала; в трагедии он расправляется с его невинной семьей посредством подосланных убийц. Впрочем, поэт и сам, по-видимому, забыл это свое отступление от источника, и в конце IV действия Россе рассказывает Макдуффу о взятии его замка и об истреблении всех его вассалов, что, конечно, было невозможно для некоторых подосланных убийц. Критика почти единогласно видит в трагедии "Макбет" редкие даже у Шекспира драматические и сценические достоинства; но та же беспристрастная критика должна признать, что эта трагедия написана несколько наскоро, не так глубоко обдумана, как другие пьесы Шекспира того же периода его деятельности. Кроме вышеуказанного противоречия, это более всего сказалось в довольно длинном диалоге между Малькомом и Макдуффом, который без натяжки, без предвзятого намерения находить совершенным все без исключения, что создано Шекспиром, едва ли можно признавать психологически вероятным. Начать с того, что Малькольм, как все изгнанники, слишком внимательно следил за тем, что делалось в Шотландии, чтобы не знать, насколько возненавидел Макбет Макдуффа, и, как все изгнанники, скорей склонен ошибаться в обратную сторону - излишнего доверия. Главное же: Макдуфф не такой младенец, чтобы счесть Малькольма негодяем только на основании его собственных слов, в которых так явно звучит непомерное преувеличение. Жизнь принцев на виду у всех, особенно в чужой стране, а на основании разговора с Малькольмом Макдуфф мог убедиться разве в одном недостатке будущего короля - крайней его нервности и болезненной страсти к самообвинению, которое сильно напоминает "признания" Гамлета перед Офелией в 1-й сцене III действия. Также мало естественно и слепое доверие Макдуффа к самовосхвалениям Малькольма. Читатели видят, что Шекспир взял этот диалог из своего легендарного источника с весьма незначительными изменениями (причем, однако, сумел придать ему особое драматическое значение, соединив его в одну сцену с ужасным известием, которое приносит Макдуффу Россе, что обусловливает уверенность зрителя в предстоящей гибели Макбета именно от руки Макдуффа); но то, что уместо в наивном эпосе, где идолище сам говорит о себе: А я, идолище поганое..., неуместно в серьезной драме. С другой стороны то же сравнение трагедии с ее источником, хотя бы в самых общих чертах, наглядно показывает нам, как свободно и с какой художественной целесообразностью драматург воспользовался своим грубоватым материалом. Все характеры, начиная с героя и героини, созданы им целиком; целиком создано и развитие внутренней трагедии в душе Макбета, который по хронике был довольно пошлой игрушкой адских сил и слепой судьбы. Такой же пошлой эгоисткой, дальнейшая судьба которой вовсе не интересовала читателя, была в хронике и жена Макбета, из которой в пьесе вышел едва ли не самый трагически ужасный характер во всей новой литературе; ее ужасная душевная болезнь и самоубийство созданы поэтом. Из слабого Дункана он сделал идеал кроткого и благородного государя {1, 7. Слова Макбета: Дункан царил так доблестно и кротко, Высокий сан так чисто сохранял, и т. д.}. Свободно создана и ужасающая по своему контрасту с предыдущим и последующим добродушная болтовня полупьяного невыспавшегося привратника (3-я сцена II действия) {Известно, что она ужаснула своим реализмом Шиллера, который в своем переводе Макбета (в других местах очень точном) заменил ее благочестивым утренним гимном.} и т. д. {Кто в 7-ой сцене III действия видит указание на прежнее намерение Макбета (предшествующее началу пьесы), убить Дункана, должен, конечно, и это отнести на счет свободного создания поэта. Но мы полагаем, что такое толкование слов леди Макбет противоречит характеру героя.} Не подлежит сомнению, что как во время появления Макбета на сцене, так и у последующих поколений, до нашего включительно, зрителей особенно восхищало соединение в этой трагедии глубокой психологической правды со смелой и красивой фантастикой {Известно, что во время реставрации сцены с ведьмами ставились с необыкновенной роскошью и превратились как бы в особый балет с пением. См. Н. И. Стороженко. Опыты изучения Шекспира. М. 1902, стр. 175-176.}. Основу последней поэт получил из хроники, но эту довольно скудную основу он разработал свободно и художественно: он ввел в 5-ю сцену III действия античную Гекату и всю 1-ую сцену IV действия, в которой изображено последнее роковое свидание героя с ведьмами, обставил чрезвычайно роскошно и эффектно. Кроме того, он на свой, так сказать, страх ввел два новых фантастических момента: в начале II действия, когда первое преступление Макбета уже решено бесповоротно, сцену с кинжалом, служащую как бы предвкушением предстоящих герою мучений и появление окровавленной тени Банко на королевском пиру (для чего он должен был переместить это убийство, происходящее в хронике после королевского пира, на несколько часов вперед. Выше упомянуто, что еще при жизни поэта, почти немедленно после появления трагедии, эта ужасная тень вошла в поговорку; трудно указать даже у Шекспира другую сцену, равную этой по внутреннему и внешнему драматизму. Обе эти прибавки: кинжал и тень Банко - галлюцинации глубоко потрясенной души Макбета, и, стало быть, поэт остается в них на почве живой действительности, тогда как в сценах с ведьмами народное верование заставляет его представить вымышленное реально существующим. Но, как известно, во время создания "Макбета" колдовство и сношения с злыми духами вовсе не были п_р_о_с_т_о_н_а_р_о_д_н_ы_м_и верованиями или п_е_р_е_ж_и_в_а_н_и_е_м, а глубоким убеждением даже правящих классов, которое находило себе весьма серьезное применение в юридической практике {На основании закона 1603 г. в первые годы царствования Иакова было казнено немало женщин, заподозренных в колдовстве.}. Ведьмы или колдуньи (Witches) {Герой, в 1-ой сцене IV акта называет их weird sisters - роковыми сестрами.} "Макбета" - очень сложные фигуры: в них объединены древнегерманские вещие жены, о почитании которых говорит еще Тацит, темные воспоминания о богинях и девах - служительницах богов (у скандинавов - валкирии) с литературными преданиями о библейских волшебницах и о классических пророчицах; их исключительное служение злу и их внешнее безобразие в 1-ой и 3-ей сценах I действия - неизбежное следствие благочестиво христианского взгляда на все остатки языческой древности. Призраки 1-ой сцены IV действия (голова в шлеме, окровавленное дитя, дитя в короне с ветвью) надо думать, заимствованы поэтом из бесконечно богатого арсенала чернокнижной литературы XVI века, имевшей влияние и на действительную жизнь во времена Шекспира {Есть и другое объяснение, приписывающее изобретение этих ужасов самому поэту (голова воина есть голова самого Макбета, отрубленная Макдуффом; окровавленное дитя - сам Макдуфф, вырезанный из чрева матери; дитя с короною и ветвью - Малькольм, приказавший нарубить ветви. См. A new Variorum edition - by Horace Howard Furness. Philadelphia. Vol. II 1873. 207-208); но оно отзывается натяжкою.}. Первыми толкователями Макбета, конечно, были английские режиссеры и актеры эпохи Шекспира и последующих. Но о том, как ставили эту трагедию при жизни ее автора, мы почти не имеем сведений {Только Форман свидетельствует, что в 1610 г. леди Макбет и сам герой напрасно старались смыть кровь со своих рук, и тень Банко во время тоста за отсутствующего уселась сзади Макбета. См. Н. И. Стороженко, ibid, С. 174-175.}; при реставрации трагедию переделали почти до неузнаваемости. Знаменитый Гаррик {Род. 1716 г., выступил в Лондоне 1741 г., Макбета играл с 1744 г., сошел со сцены 1776 г., ум. 1779 г.} изображал Макбета грустным, даже скорбным, человеком, сильным от природы, но п_о_д_а_в_л_е_н_н_ы_м страстью, которая оказалась гораздо сильнее его; игравшая с ним вместе артистка Притчард изображала леди Макбет больше фурией, чем женщиной, и следовательно понимала этот характер слишком односторонне; истинной создательницей этой роли была мистрисс Сидонс, проявлявшая в игре своей некоторую мягкость и женственность, а в то же время и ужасную силу страсти; но с III действия у нее замечался сильный упадок духа, вполне объяснявший и сцену лунатизма и ее насильственную смерть. В этом же роде играла леди Макбет и знаменитая Ристори {Подробно о Макбете на сцене см. в вышеназванной прекрасной статье Н. И. Стороженко, с. 176-192. О мистрисс Сидонс и др. леди Макбет см. Н. Н. Furness. I. с. 415-428.}. Первый влиятельный разбор трагедии и ее главного характера дал Август Вильгельм Шлегель в своих "Лекциях о драматическом искусстве и литературе", которые он читал в 1808 г., а напечатал в 1809 г. и которые вскоре были переведены на главные европейские языки. Вот содержание этого разбора: Шекспир хотел изобразить честолюбивого, но благородного человека, который поддается могучим дьявольским ухищрениям; все преступления, на которые его толкает стремление обеспечить за собою плоды своего первого злодеяния, не могут стереть с его образа печати прирожденного героизма. В убийстве Дункана нужно различать три момента. Первая мысль о преступлении исходит от существ, всецело отдавших себя на служение злу. Вещие сестры встречают Макбета, упоенного победой, удовлетворившего свою жажду славы. Они представляют ему делом судьбы то, что в действительности может быть только делом его собственных рук, и внушают доверие к своим словам немедленным осуществлением первого предсказания. Непосредственно за тем ему представляется удобный случай убить короля; жена Макбета заклинает мужа воспользоваться им; она убеждает Макбета с пламенным красноречием; ее софизмы облекают преступление в какое-то ложное величие. На долю Макбета не приходится почти ничего, кроме самого факта убийства; он настолько взволнован и растерян, рассудок его так отуманен, что он не в силах сопротивляться влиянию, толкающему его руку. Раскаяние не только непосредственно следует за убийством, оно даже п_р_е_д_ш_е_с_т_в_у_е_т ему; угрызения совести ни днем, ни ночью не дают покоя Макбету. Но теперь он запутался в адских сетях. Поистине ужасно видеть, как прежний смелый воин, прямо смотревший в лицо смерти, теперь, из страха перед загробной жизнью, цепляется с возрастающей энергией за свое земное существование, которое становится с каждым днем все мучительнее, и безжалостно сбрасывает с дороги все, в чем его мрачная подозрительность чует опасность. И все же, несмотря на отвращение, которое нам внушают его злодеяния, мы не можем вполне отказать ему в сочувствии; мы оплакиваем гибель стольких благородных качеств; мы как бы против желания восхищаемся и в самом конце борьбою смелой воли с робкой совестью. Можно было бы подумать, что в этой трагедии мы встречаемся с всемогущим роком греческой драмы: в основе лежит вмешательство сверхъестественных сил, с которым последующие события связаны теснейшим образом. Есть тут также и двусмысленные предсказания, буквальное осуществление которых губит тех, кто полагается на них. Но не трудно доказать, что Шекспир проявил в своей драме более просвещенный взгляд, чем был у древних. Он хочет показать, что борьба добра и зла в этом мире совершается по воле Провидения, которое обращает проклятия, навлекаемые на себя одними людьми, в благословение для других... По развитию действия Макбет является прямой противоположностью Гамлету; здесь события развертываются одно за другим с поразительной быстротой... Трудно постичь, как Шекспир нашел возможность вместить в такие узкие рамки не только массу происшествий, фактов внешних, но и изображений души человеческой, раскрывающей перед нами тайники свои! Кажется, будто с часов времени сняты гири, и оно вертится без перерыва и задержек. Ничто не может сравниться по силе с этой возбуждающей ужас картиной! Достаточно упомянуть о подробностях убийства Дункана, о кинжале, мелькающем перед глазами Макбета, о появлении тени Банко на пиру, о ночных блужданиях леди Макбет - что можно сказать обо всем этом такого, что не ослабило бы непосредственного впечатления зрителя?.. Только один Шекспир умеет изображать ужасное с такой силой и в то же время не переходить границ прекрасного {Буквально "это сцены единственные и встречаются только у этого поэта; иначе трагическая муза должна была бы сменить свою маску на голову Медузы". Изд. Heidelb. 1811, II, 2, с. 156-161.}. К этим прочувствованным и красиво выраженным положениям А. В. Шлегеля шекспировская критика XIX века может присоединить не много такого, что должно считаться более или менее общепризнанным. Прежде всего характеристику Макбета, сделанную Шлегелем, необходимо дополнить указанием на его чрезмерно сильно развитое, особенно для храброго воина и практического деятеля, воображение; он не только не проявляет страха смерти в бою, напротив - является одним из хладнокровнейших и лучших полководцев и бойцов, но он сам говорит о себе: А было время - чувства замирали При крике сов, а от ужасных сказок На голове вставали волос_а_ Как будто в них дышала жизнь (V, 5). Он трепещет перед всем, что приближается к сверхъестественному. На такого человека предсказания ведьм, предсказания, из которых одно исполняется немедленно, не могли не произвести огромного впечатления, столь сильного, что весь его нравственный облик как бы мгновенно переродился и у этого вернейшего вассала вдруг является мысль о цареубийстве. Но покамест он еще настолько честный человек, что быстро отбрасывает эту ужасную мысль и успокаивается на решении: Когда судьбе угодно Меня венчать, то пусть меня венчает; Я ей не помогу! Без сомнения, он имеет в виду тот древний закон, в силу которого престол мог легально достаться ему при малолетстве принцев. В следующей же сцене (I, 4) наступает для него неожиданное разочарование, и мысль о преступлении снова овладевает его потрясенным мозгом. Он говорит про себя: Померкните, светила, в небесах! Не озаряйте замыслов моих! {*} Пускай удар мой ниспадет впотьмах! Рука верна: она не промахнется. {* В оригинале: "моих ч_е_р_н_ы_х и глубоких желаний; пусть глаз не видит руки; пусть совершится, на что со страхом посмотрит взор!"} Однако ясно, что если б Макбет был предоставлен самому себе, он снова нашел бы возможность возложить ответственность на судьбу и остался бы чистым, если не в помышлениях, то по крайней мере в делах своих. Но тогда выступает на сцену леди Макбет, натура несравненно более определенная и решительная. У нее сильный и ясный ум, но полное отсутствие всякой нравственной сдержанности. Она говорит о муже: Королем ты будешь! Но я боюсь: в твоей душе так много Любови млека {*}, что не изберешь ты Пути кратчайшего. В тебе, я знаю, И гордость есть и жажда громкой славы, Но нету зла, их спутника. Престола Путем прямым желал бы ты достигнуть. {* В оригинале: "млека человеческой нежности".} Считая это невозможным, леди уверена, что сумеет вдохнуть в мужа свой непоколебимый дух. Она встречает Макбета лестью и лаской; она делает вид, будто и не догадывается о его колебаниях, не может допустить и мысли о подобной слабости; она заботится только о том, чтобы лицо Макбета при гостях не выражало его душевного настроения; она же превосходно владеет собой и рассыпается перед королем в изъявлениях будто бы самой простодушной благодарности! Между 6-й и 7-й сценами, по-видимому, надо предполагать разговор Макбета с женою, в котором он, руководимый ею, но воображающий себя вполне свободным, клялся ей страшными клятвами, что Дункан, обидевший его назначением себе наследника, не выйдет живым из его дома. Но просидев некоторое время за столом с добрым Дунканом и мучимый заранее раскаянием, он вышел подумать. В монологе, с которого начинается 7-я сцена, он вполне убедительно доказывает себе, что задуманное им предприятие совершенно безумно, не говоря уже об его ужасной безнравственности. Входит леди Макбет, прекрасно понимающая, что происходит в душе Макбета, и старающаяся не выпускать его из-под своего влияния. Макбет предлагает ей отказаться от плана убийства, так как он желал бы сохранить за собою то "золотое мнение", которое он заслужил во всем народе. Будто пораженная такой неожиданностью, леди в ответ на это разражается упреками, выбирая нарочно самые ядовитые: мужа-воина упрекает она в возмутительной трусости: она был храбр и решителен только под влиянием выпитого вина; теперь только она оценила его любовь - при чем тут л_ю_б_о_в_ь, она, может быть, и сама не могла бы объяснить; но она прекрасно сознает, что упрек в отсутствии любви крайне тяжел для мужа; она называет его клятвопреступником! Заметив, что он начинает опять склоняться на ее сторону, она спешит занять его подробностями и представить дело чрезвычайно удобоисполнимым. Увлеченный ею, Макбет придумывает новую хитрость, и цареубийство уже решено бесповоротно. С этого момента настоящий убийца - леди Макбет - уходит на задний план, а на первый выступает сам Макбет. Он терзается душою; его мучит галлюцинация; но он смело идет к своей цели и достигает ее! По совершении преступления, его внутренние мучения еще более усиливаются, доходят до невероятной степени; он на минуту даже поддается паническому ужасу, и леди идет вместо него возвратить кинжалы слугам Дункана. Но это уже последнее проявление ее силы и последнее же проявление его сознательной слабости. "По сводам замка Неумолкаемый носился вопль: Гламис зарезал сон! За то отныне Не будет спать его убийца Кавдор..." и пр. Когда обнаружилась смерть Дункана, Макбет ведет себя чрезвычайно умно и целесообразно; он притворяется мастерски, как самый опытный и хладнокровный убийца, тогда как его жена принуждена прибегнуть к самому банальному средству - обмороку (который, может быть, является полуискусственным результатом потрясения). Следующее крупное и обдуманное преступление, убийство Банко - убийство пьяных слуг Дункана совершено внезапно, будто по вдохновению, - Макбет всецело берет на свою ответственность; он и предпринимает его и сам себя раздражает против ненавистного ему будущего родоначальника королей и производит руками наемных им обманутых убийц; королеву, которая уже теперь мечтает о т_и_х_о_м с_н_е в м_о_г_и_л_е (III, 2), он отстраняет от всякого участия в страшном деле, предоставляя ей воспользоваться только сладкими плодами его. Это - такое проявление деликатной нежности в его как бы одичавшей душе, которое трогает нас даже против воли {По собственной же инициативе и плану он совершает и последнее путешествие к "вещим сестрам".}. Только при неожиданном появлении тени Банко на пиру, роли как будто опять переменяются: Макбет - в безумном ужасе, а жена поддерживает его и оправдывает его в глазах гостей болезнью, но ведь она не видит тени убитого, да и не знает положения дел. После этого она появляется только в V акте в страшной сцене сомнамбулизма, когда ее не по-женски сильная натура оказывается уже не надломленной, а окончательно сокрушенной. За этим хоть бессознательным, но невыносимым страданием может последовать только самовольная смерть. Конец самого Макбета драматичнее и величественнее. Уже со смерти Дункана он мучится непрерывно; он завидует мертвецам; он, по словам жены (V, 4), лишился сна, отрады всех существ; ошибочно приписывая свои страдания предсказанию ведьм относительно Банко, он совершает новое преступление, но им только ухудшает свое положение. Тогда он вступает в отчаянную борьбу с судьбою, в глубине души не надеясь на победу, но хватаясь, как утопающий за соломинку, за предсказания призраков; он проявляет нечеловеческую энергию и решительность, которые естественно переходят в небывалое ожесточение и даже нравственное отупение; он, как зверь, бросается на окружающих, и героизм свой проявляет только в храбрости отчаяния. Окруженный со всех сторон гибелью, он забыл, что значит страх (V, 4), но зато забыл и то, что значит человеческое чувство: узнав о гибели единственного дорогого ему существа, он не испытывает горести, а только ненависть к жизни, за которую однако продолжает держаться, назло врагам и себе, с судорожными усилиями. Убедившись в фальшивой двусмысленности первого предсказания, он еще надеется на второе; обманувшись и в нем, он вынужден признать себя одураченным {Только уверенность в своей полной безопасности могла его вызвать из неприступного замка в открытое поле.} и побежденным; но угроза позором вновь заставляет вспыхнуть его энергию, и он спешит выпить до конца свою горькую чашу. В заключение этого краткого разбора приводим два отзыва о Макбете из Белинского. В 1840 г. в своем разборе комедии Грибоедова великий критик так определяет два главных характера этой трагедии: "Макбет Шекспира - злодей, но злодей с душою глубокою и могучею, отчего он, вместо отвращения, возбуждает участие: вы видите в нем человека, в котором заключалась такая же возможность победы, как и падения, и который, при другом направлении, мог бы быть другим человеком. Но есть злодеи как будто по своей натуре, есть демоны человеческой природы, по выражению Ретшера {Heinrich Theodor Rotscher (1803-1871) - немецкий теоретик искусства, последователь Гегеля.}: такова леди Макбет, которая подала кинжал своему мужу, подкрепила и вдохновила его сатанинским величием своего отвержения от всего человеческого и женственного, своим демонским торжеством над законами человеческой и женственной натуры, адским хладнокровием своей решимости на мрачное злодейство. Но для слабого сосуда женской организации был слишком не в меру такой сатанинский дух, и сокрушил его своей тяжестью, разрешив безумство сердца помешательством рассудка, тогда как сам Макбет встретил смерть, подобно великому человеку, и этим помирил с собою душу зрителя, для которого в его падении совершилось торжество нравственного духа". А в 1846 г., разбирая "Петербургский Сборник, изд. Н. Некрасовым", где появились "Бедные люди" Достоевского, Белинский говорит по поводу Кронебергова перевода {См. Вильям Шекспир. Трагедии. СПб.: "Кристалл", 2001. С. 817-912. - Примеч. ред.} трагедии: ""Макбет" - одно из самых колоссальных и, вместе с тем, самых чудовищных произведений Шекспира, где, с одной стороны, отразилась вся исполинская сила творческого его гения, а с другой, - все варварство века, в котором жил он. Много рассуждали и спорили о значении ведьм, играющих в "Макбете" такую важную роль: одни хотели видеть в них просто ведьм, другие - олицетворение страстей "Макбета", глухо свирепствовавших на дне души его; третьи - поэтические аллегории. Справедливо только первое из этих мнений. Шекспир - может быть, величайший из всех гениев в сфере поэзии, каких только видел мир, но в то же время он был сын своего времени, своего века, того варварского века, когда разум человеческий едва начал пробуждаться от своего тысячелетнего сна, когда в Европе тысячами жгли колдунов, и когда никто не сомневался в возможности и прямых сношений человека с нечистою силою. Шекспир не был чужд слепоты своего времени, и, вводя ведьм в свою великую трагедию, он нисколько не думал делать из них философские олицетворения и поэтические аллегории. Это доказывается, между прочим, и важной ролью, какую играет в "Гамлете" тень отца героя этой великой трагедии. "Друг Горацио", - говорит Гамлет, - "на земле есть много такого, о чем и не бредила ваша философия". Это убеждение Шекспира, это говорит он сам, или, лучше сказать, невежество и варварство его века, а обскураты нашего времени так и ухватились за эти слова, как за оправдание своего слабоумия. Шекспир видел и Бог весть какую удивительную драматическую и трагическую пружину в ходе Бирнамского леса и в том обстоятельстве, что Макбет не может пасть от руки человека, рожденного женщиной. Дело оказалось чем-то в роде плохого каламбура; но такова творческая сила этого человека, что, несмотря на все нелепости, которые ввел он в свою драму, "Макбет" - все-таки огромное, колоссальное создание, как готические храмы средних веков. _Что-то сурово-величаво-грандиозно-трагическое лежит на этих лицах и их судьбе; кажется, имеешь дело не с людьми, а с титанами, и какая глубина мысли, сколько обнаженных тайн человеческой природы, сколько решенных великих вопросов, какой страшный и поучительный урок_!.. Вот доказательство, что время не губит гения, но гений торжествует над временем, и что каждый момент всемирно-исторического развития человечества дает равнообильную жатву для поэзии". проф. А. И. Кирпичников * Воспроизводится (в сокращ. виде) по изданию: Шекспир. Том III. С.-Петербург, Изд. Брокгауз-Ефрона, 1903. Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. - Примеч. ред.