еловеку человек, А мир пускай меня заносит в список Изменников и трусов. О Антоний! Антоний!.. (Умирает.) Второй солдат Может, нам его окликнуть? Первый солдат Послушаем. Вдруг скажет он такое, Что Цезарю полезно будет знать. Третий солдат Послушаем. Но он заснул как будто. Первый солдат Скорей в беспамятстве. Ведь перед сном Таких молитв ужасных не творят. Второй солдат Разбудим-ка его. Третий солдат Проснись! Проснись! Эй, отзовись! Второй солдат Откликнись, эй! Ты слышишь? Первый солдат Смерть сцапала его. Барабанный бой вдали. Чу! Барабан - Негромким рокотом он будит спящих. Пора. Труп в караульню отнесем. Он человек не из простых. Третий солдат Пойдемте. А может быть, еще очнется он. Солдаты уходят, унося труп Энобарба. СЦЕНА 10 Поле боя, между двумя лагерями. Входят Антоний и Скар с войсками. Антоний Они готовятся к морскому бою. На суше, знать, мы им не по нутру. Скар Готовятся на море и на суше. Антоний Хотя бы в воздухе, хотя б в огне! Мы всюду им дадим отпор. Но к делу. Пехоту под командованьем нашим Близ города поставим, на холмах. Флот получил приказ и вышел в море, Нам будут хорошо видны отсюда Маневры кораблей. Уходят. Входит Цезарь с войском. Цезарь Пока они на нас не нападут, Не двигаться. А нападут навряд ли: Цвет войска он послал на корабли. На поле! Знайте, что успех за нами. Уходят. Возвращаются Антоний и Скар. Антоний Наш флот и вражеский почти сошлись. С пригорка, где сосна, все видно лучше. Взгляну и сразу же вернусь в тебе. (Уходит.) Скар Между снастей царицыной галеры Гнездо слепили ласточки. Авгуры Отмалчиваются; их вид зловещ. Антоний то отважен, то растерян. Подточенное счастье то ласкает Его, как встарь, надеждой на победу, То гибелью пугает. Вдали шум морского сражения. Возвращается Антоний. Антоний Все пропало! Я предан этой подлой египтянкой. Флот перешел на сторону врага. Смотри - они кидают шапки вверх И вместе пьют, как старые друзья. О тварь втройне продажная! Мальчишке Меня ты предала. Теперь с тобой, С тобой одной мое воюет сердце. - (Скару.) Войска распустишь. Мне одно осталось: Свести с колдуньей счеты. И - конец. Войска распустишь. И спасайся сам. Скар уходит. О солнце! Мне уж больше не увидеть, Как ты восходишь. Счастье и Антоний Здесь, расставаясь, руки жмут друг другу. Вот он - конец. Приверженцы мои, Отказа не слыхавшие ни в чем, Лизавшие мне пятки по-собачьи, Сиропом растеклись и влить спешат Нектар в цветенье Цезаря. А кедр, Который поднимался выше всех, Стоит с ободранной корой. Я предан. О лживая египетская тварь!.. О колдовство! Ей стоило взглянуть - И я бросал свои войска в сраженья. Подумать, что ее объятья были Венцом моих желаний, целью жизни! И вот она, как истая цыганка, Меня мошеннически обыграла, И нищим стал я. - Эрос! Эй, ко мне! Входит Клеопатра. Ты, ведьма? Прочь! Клеопатра За что мой повелитель Так гневается на свою любовь? Антоний Сгинь! Или расплачусь с тобой за все И Цезарю триумф его испорчу. А надо бы, чтоб выставил тебя Он на потеху озверелой черни; Чтоб за его победной колесницей Тащилась ты, как грязный ком, которым Запятнан женский пол; чтобы тебя Как чудище за мелкую монету Показывали каждому зеваке. Пусть ногти, ждущие уже так долго, Октавия вонзит в твое лицо! Клеопатра уходит. Себе самой на благо ты ушла, Конечно, если только жизнь есть благо. Но, в гневе умертвив тебя, я спас бы Тебя от множества смертей. - Эй, Эрос! - На мне рубашка Несса. Геркулес! Вдохни в меня неистовство твое! Хочу раба на лунный серп закинуть. Хочу тяжелой палицей твоей Покончить с самым дорогим на свете. Смерть ведьме! Продала меня мальчишке... Я жертва заговора... Но она Должна за это умереть. - Эй, Эрос! (Уходит.) СЦЕНА 11 Александрия. Покой во дворце. Входят Клеопатра, Хармиана, Ирада и Мардиан. Клеопатра Скорее! Помогите! Он бушует Сильней, чем Теламон из-за щита. Он яростней, чем Фессалийский вепрь. Хармиана Ты в царской усыпальнице укройся, Антонию мы скажем - ты скончалась. Властителю с величьем распрощаться Труднее, чем душе расстаться с телом. Клеопатра Да, в усыпальницу. - Ты, Мардиан, Ступай к нему и расскажи, что я Покончила с собой; что перед смертью В последний раз шепнула я: "Антоний". Разжалоби его. И поспеши Мне рассказать, как смерть мою он принял, Ступай. - Ну, в усыпальницу. Скорей! Уходят. СЦЕНА 12 Там же. Другой покой. Входят Антоний и Эрос. Антоний Ты думаешь, перед тобой Антоний? Эрос Да, господин. Антоний Бывает иногда, Что облако вдруг примет вид дракона, Что пар сгустившийся напоминает Медведя, льва иль крепостную стену, Нависшую скалу иль горный кряж, Иль синеватый мыс, поросший лесом. Так воздух нам обманывает зренье. Ты в сумраке вечернем наблюдал Такие чудеса? Эрос Да, господин мой. Антоний Перед тобою - конь, и вдруг мгновенно Он в облаках теряет очертанья И, как вода в воде, неразличим... Эрос Бывает, господин мой. Антоний Добрый Эрос, И я теперь - такой же зыбкий призрак. Еще Антоний я, но этот образ Теряется. Не ради ли Египта Я вел войну? Так вот, его царица (Чье сердце, думал я, мне вручено, Как ей мое, и с ним мильон других, Уже утраченных), так вот, царица Мошеннически, за моей спиной С моим противником вступила в сделку И славу продала мою, купив Ему триумф! Не плачь, еще живу я, Чтоб самому избрать себе конец. Входит Мардиан. Эй ты! Твоя бесчестная царица Меч у меня украла. Мардиан Нет, Антоний, Тебя любила госпожа моя, Свою судьбу сплела она с твоею. Антоний Молчи, наглец! Пошел отсюда вон! Злодейка предала меня и жизнью Поплатится за это. Мардиан Человек Не может дважды поплатиться жизнью. Царицей этот долг уже уплачен. Ты пожелал, - свершилось; не трудись. И вот ее прощальные слова: "О доблестный Антоний! Мой Антоний!..". И слог последний был оборван стоном На полпути меж сердцем и устами. Уйдя из жизни с именем твоим, Она его в себе похоронила. Антоний Так умерла она? Мардиан Да, умерла. Антоний (Эросу) Синими с меня доспехи. Вот и кончен Мой труд дневной, и я могу уснуть. (Мардиану.) Скажи спасибо, что остался цел, И это слишком щедрая награда. Мардиан уходит. Снимай! - И семислойный щит Аявса От этого удара не спасет. Пора. Грудь, разорвись! Стань, сердце, тверже, Чем хрупкое вместилище твое, Разбей его. - Как мешкаешь ты, Эрос! - Да, я свое отвоевал. Прощайте, Мои в боях иссеченные латы, Я с честью вас носил. Эрос уходит. Разлучены С тобой мы ненадолго, Клеопатра. Я вслед спешу, чтоб выплакать прощенье. Так надо, ибо промедленье - пытка. Погас светильник, - значит, время спать. В борьбе нет смысла, даже мощь годится Лишь на одно: на самоистребленье. Конец. Осталось приложить печать. - Ко мне, мой Эрос! - Я иду, царица. - Эй, Эрос! - Подожди, моя любовь, В счастливые сады блаженных душ Мы радостно, рука с рукою, вступим, И духи восхищенною толпой Нас окружат, - мы переманим свиту Дидоны и Энея. - Эрос! Эрос! Входит Эрос. Эрос Чего желает повелитель мой? Антоний Раз умерла она, мне жить - бесчестье. Я малодушием гневлю богов. Как! Я, кто мир мечом перекроил, Кто у Нептуна на спине зеленой Построил города из кораблей, Я мужеством от женщины отстал, Ей отдал первенство в величье духа! Ведь, смерть избрав, врагу она сказала: "Я лишь самой собой побеждена!" Ты, Эрос, дал мне клятву: если вдруг Случится так (и вот теперь случилось), Что встанут предо мной неотвратимо Паденье и позор, - по первой просьбе Ты умертвишь меня. Что ж, час настал. Нет, не бледней - ты не меня сразишь, Ты Цезарю его триумф испортить. Эрос О боги! Мне, мне посягнуть на жизнь, Которую щадили, отклоняясь От верной цели, тьмы парфянских стрел? Антоний А ты предпочитаешь любоваться Из римского окна, как господин твой Со скрученными за спиной руками, Согнувшийся под бременем стыда, Бредет за триумфальной колесницей? Как Цезарь, упоенный торжеством, Над пленником униженным смеется? Эрос Нет, ни за что! Антоний Тогда решайся, друг! Удар смертельный - вот мое лекарство. Так обнажи свой меч, которым ты Немало потрудился для отчизны. Эрос О пощади меня, мой господин! Антоний Когда тебя я отпускал на волю, Ты клятву дал, что это совершишь, По первому приказу. Сделай это, Иначе прошлые твои заслуги Я ставлю ни во что. Ну, вынь свой меч. Эрос Тогда хоть отверни свое лицо, Слепящее сияньем вечной славы. Антоний Пусть будет так. Эрос Вот... меч я обнажил. Антоний Исполни же, что должен ты исполнить. Эрос Мой господин, мой вождь, мой император, Позволь мне, прежде чем удар кровавый Я нанесу, сказать тебе "прости". Антоний Прощай. Эрос Прощай, славнейший полководец! Велишь мне нанести удар? Антоний Да, Эрос. Эрос Ну что ж, тогда... (Бросается на свой меч.) По крайней мере так Антония я не увижу мертвым. (Умирает.) Антоний Ты благороднее меня втройне. Ты дал урок мне, мужественный Эрос. Моя царица, мой оруженосец, Вы подали мне доблести пример. Но ведь и я со смертью уж помолвлен И к ней стремлюсь на брачную постель. Твой повелитель, Эрос, умирает Твоим учеником: ты показал мне, Как жизнь кончают. (Бросается на меч.) Что? Я жив? Я жив? - Эй, стража!.. О... прикончите меня!.. Входит Деркет и стража. Первый солдат Что здесь за шум? Антоний Я сделал лишь полдела. Докончите, что начал я, друзья. Второй солдат Звезда скатилась. Третий солдат Вот конец времен. Все О горе! Антоний Из любви ко мне - убейте. Первый солдат Я не могу. Второй солдат И я. Третий солдат Никто из нас. Солдаты уходят. Деркет Злой рок и смерть твоя велят бежать Твоим приверженцам. (Поднимает меч Антония.) А этот меч И весть о совершившемся откроют Мне доступ к Цезарю. Входит Диомед. Диомед Где Марк Антоний? Деркет Здесь. Вот он, Диомед. Диомед Он жив еще? Ты что не отвечаешь? Деркет уходит. Антоний Диомед, Прошу, добей меня своим мечом. Диомед О величайший вождь! Меня послала К тебе моя царица, Клеопатра. Антоний Когда? Скажи! Диомед Сейчас лишь. Антоний Где она? Диомед Укрылась в усыпальнице царей. Предчувствие шепнуло ей, что здесь Произошло несчастье. Убедившись, Что ты несправедливо заподозрил Ее в предательстве и что твой гнев Нельзя смягчить, она тебе послала Известье о своей кончине мнимой. Но, опасаясь горестных последствий, Она велела мне открыть тебе Всю истину. Боюсь, что слишком поздно. Антоний Да, слишком поздно, добрый Диомед. Услугу окажи мне: кликни стражу. Диомед Эй, кто там! Императорская стража! Скорее! Полководец вас зовет. Входит стража. Антоний В последний раз мне сослужите службу, Друзья мои, - снесите к Клеопатре. Первый солдат О горе нам! Зачем ты, император, Не пережил приверженцев своих? Антоний Соратники мои, своим уныньем Не радуйте жестокую судьбу. С улыбкою удар ее встречая, Вы этим ей наносите удар. Ну, поднимайте. Я водил вас часто, Меня нести теперь вам довелось. Спасибо вам за все. Уходят, унося Антония. СЦЕНА 13 Там же. Царская усыпальница. Входят наверху Клеопатра, Хармиана и Ирада. Клеопатра О Хармиана! Мне не суждено Отсюда выйти. Хармиана Госпожа, утешься. Клеопатра Нет, не хочу. Готова я принять Ужасные событья, роковые, Но утешенья... Нет их для меня. Должна быть соразмерна скорбь моя Ее причине. Входит внизу Диомед. Говори! Он умер? Диомед Он жив еще, но смерть над им витает. Взгляни - и ты увидишь, как солдаты Несут его сюда. Входят внизу солдаты, несущие Антония. Клеопатра О солнце! Небеса испепели! Пусть вечный мрак вселенную объемлет. Антоний! О Антоний! О Антоний!.. Сюда, друзья! Да помогите ж им, Ирада, Хармиана! Помогите Внести его сюда, наверх. Антоний Молчанье! Не Цезарь сверг Антония. Антоний Сам над собой победу одержал. Клеопатра Конечно, так. Антония осилить Один Антоний мог... Но горе нам! Антоний Моя царица... Смерть, смерть ждет меня, И я ей докучаю промедленьем Лишь для того, чтоб на твоих устах Сверх многих тысяч прежних поцелуев Запечатлеть последний поцелуй... Клеопатра Нельзя к тебе спуститься мне, любимый. Прости, нельзя: вдруг схватят там меня. Удачливому Цезарю не дам Его триумф украсить Клеопатрой. Пока есть у кинжала острие, И сила смертоносная у яда, И жало у змеи - я не боюсь: Смиренница Октавия меня Презреньем ханжеским не обольет... Сюда, ко мне, ко мне, Антоний мой! - Вы, девушки, и вы, друзья, - поднимем Его наверх. Антоний Скорей. Я умираю. Клеопатра Мне на руках носить тебя пришлось, - Такой забавы мы еще не знали. О мой возлюбленный, как ты тяжел! Вся мощь твоя преобразилась в тяжесть. Будь я Юноной, поднял бы тебя На небеса Меркурий сильнокрылый И рядом бы с Юпитером воссел ты. Так, так... - Но о несбыточном мечтают Одни глупцы... - Вот так... сюда... вот так. Антония поднимают наверх. Ко мне... Ты встретишь смерть, где жизнь нашел. Я поцелуем оживлю тебя. О, будь у губ моих такая сила, Я поцелуями бы их истерла. Все О горе! Антоний Умираю... умираю... Дай мне глотнуть вина... Хочу сказать... Клеопатра Нет, я хочу сказать. Я прокляну Так яростно Фортуну, злую пряху, Что колесо свое она сломает. Антоний Постой, любимая... Проси, чтоб Цезарь Тебе оставил жизнь и честь... О-о! Клеопатра Нельзя две эти вещи совместить. Антоний Послушай, дорогая... Никому Из приближенных Цезаря не верь, Лишь Прокулею... Клеопатра Цезаревым слугам Я доверять не стану. Доверяю Своей решимости, своим рукам. Антоний Не надо сокрушаться о плачевном Моем конце. Пускай тебя утешат Воспоминанья о счастливых днях, Когда прославленнейшим, величайшим Я был среди властителей земных. Я умираю не позорной смертью. Я не склонился, сняв трусливо шлем, Пред соплеменником победоносным. Но принял смерть как римлянин, который Был римлянином честно побежден... Отходит дух мой... Больше не могу... Клеопатра Как! Ты умрешь, славнейший из мужей? А я? Меня оставишь прозябать В постылом этом мире? Без тебя Он - хлев свиной. Антоний умирает. О девушки, взгляните! Венец вселенной превратился в прах. - Любимый! - О!.. Увял победный лавр. Повержен наземь воинский штандарт. До уровня подростков несмышленых Род снизился людской. Ушло геройство, И не на что глядеть теперь луне, Взирающей с небес. Хармиана О госпожа! Не надо так! Ирада Она мертва. Хармиана Царица! Ирада Царица! Хармиана Господа моя! Царица! Ирада О повелительница египтян! Властительница! Хармиана Тсс... Ирада, тише! Клеопатра Нет, не царица; женщина, и только. И чувства так же помыкают мной, Как скотницей последней... О, швырнуть бы Богам бездушным скипетр мой в лицо И крикнуть, что и я была богиней, Пока они алмаз мой не украли!.. Нет сил терпеть. Грызет меня страданье, Как пес взбесившийся. Так разве грех Войти в заветное жилище смерти Незваной гостьей? - Девушки, что с вами? Мужайтесь! Что с тобою, Хармиана? О милые мои! - Померкло все. Иссяк источник света. - Соберите Все ваше мужество, солдаты. С честью Вождя мы похороним, а потом, Как римлянам бесстрашным подобает, Заставим смерть объятья нам открыть. Как холодна немая оболочка, В которой прежде жил могучий дух! Нет больше друга, он ушел от нас, Но мы его нагоним в смертный час. Уходят, унося тело Антония. АКТ V СЦЕНА 1 Лагерь Цезаря близ Александрии. Входят Цезарь, Агриппа, Долабелла, Меценат, Галл, Прокулей и другие. Цезарь Скажи, чтоб он сдавался, Долабелла. Разгромлен он; его сопротивленье Бессмысленно. Долабелла Я повинуюсь, Цезарь. (Уходит.) Входит Деркет с мечом Антония в руках. Цезарь Ты кто такой? Как смел ты появиться Пред нами с окровавленным мечом? Деркет Меня зовут Деркет. Служил я честно Антонию, который, как никто, Заслуживал, чтобы ему служили. Пока он мог стоять и говорить, Он был мне господином. Жизнь свою Я не щадил в борьбе с его врагами. Захочешь взять меня к себе на службу, - Тебе я буду верен, как ему. А нет, - ты властен над моею жизнью. Цезарь Что это значит? Деркет Что Антоний мертв. Цезарь Не может быть. Обвал такой громады Вселенную бы грохотом потряс. Земля должна была бы, содрогнувшись, На городские улицы швырнуть Львов из пустынь и кинуть горожан В пещеры львиные. Его кончина Не просто человеческая смерть. Ведь в имени "Антоний" заключалось Полмира. Деркет Да. И все же умер он. Он пал не от секиры правосудья, Не от наемного кинжала. Нет, Та самая рука, которой он В историю вписал свои деянья, Найдя решимость в мужественном сердце, Пронзила это сердце. Поглядите, Вот вынутый из раны меч; на нем Застыла благороднейшая кровь. Цезарь Друзья, вы все омрачены печалью. Клянусь богами, что такой рассказ Достоин царских слез. Агриппа Как это странно, Что достиженье нашей высшей цели Оплакивать природа нам велит. Меценат Его достоинства и недостатки Боролись в нем с успехом переменным. Агриппа Он человеком был редчайших качеств; Пороки же богами нам даны, Чтоб сделать нас людьми, а не богами. Как Цезарь потрясен! Меценат Пред ним открылось Огромнейшее зеркало, и в нем Увидел он себя. Цезарь Увы, Антоний, Вот до чего ты мною доведен! Но что же делать, если нам пришлось На теле собственном вскрывать нарывы? Один из нас погибнуть должен был - Двоим нам было тесно во вселенной. И все ж позволь оплакать мне тебя Тяжелыми слезами, кровью сердца. Позволь, мой брат и сотоварищ мой По общим начинаниям и власти, Соратник мой и друг на бранном поле, Полтела моего и полдуши, - Позволь печалиться о том, что нас Так далеко друг с другом развели Непримиримые созвездья наши. - Я расскажу вам, добрые друзья... Нет, не сейчас, потом, в другое время. Входит гонец. Я на его лице могу прочесть, С чем он пришел. Послушаем. - Ты кто? Гонец Я египтянин. Госпожа моя, Царица Клеопатра, заперлась В единственном теперь своем владенье. В гробнице, и твоих приказов просит, Чтоб знать, какая ждет ее судьба. Цезарь Скажи - пускай она отбросит страх. Один из наших приближенных вскоре Ей возвестит, как мягки и почетны Решенья наши для нее. Ведь Цезарь И невеликодушье - несовместны. Гонец Ты будешь взыскан милостью богов. (Уходит.) Цезарь Сейчас же, Прокулей, ступай к царице, Скажи, что не грозит ей униженье. Что хочешь обещай, лишь бы она Из гордости себя не умертвила И не расстроила бы наши планы. Ведь если в Рим живой ее доставим, Запомнится навеки наш триумф. Итак, ступай и тотчас возвращайся С ее ответом. Прокулей Повинуюсь, Цезарь. (Уходит.) Цезарь Ступай и ты с ним, Галл. Галл уходит. Где Долабелла? Пускай идет он тоже. Агриппа и Меценат (вместе) Долабелла! Цезарь Не надо - вспомнил я, что с порученьем Он послан мной и скоро будет здесь. Теперь прошу за мной, в мою палатку. Я покажу вам письма, по которым Вы сможете судить, как был я сдержан, Как был миролюбив, и убедитесь, Что я невольно втянут был в войну. Идемте же со мной. Уходят. СЦЕНА 2 Александрия. Царская усыпальница. Входят наверху Клеопатра, Хармиана и Ирада. Клеопатра Несчастье мне дает уроки жизни. Властитель мира Цезарь жалок мне: Он не вершит судьбу, он раб судьбы; Он лишь ее приказы выполняет. Велик же тот, кто волею своей Все оборвал; кто обуздал случайность, Остановил движенье и уснул, Чтобы забыть навеки вкус навоза, Питающего нищих и царей. Входят внизу Прокулей, Галл и солдаты. Прокулей Владычице Египта Цезарь шлет Приветствие и просит, чтоб она Ему свои желанья сообщила. Клеопатра Как звать тебя? Прокулей Зовусь я Прокулеем. Клеопатра Антоний называл мне это имя, Сказав, чтоб я доверилась тебе. Но раз уже не страшен мне обман, - И честность обесценилась. Что ж, если Твой повелитель хочет, чтоб царица Просила подаянья, то скажи, Что подаянья меньшего, чем царство, Просить не подобает государям. А потому, коль сыну моему Отдаст он завоеванный Египет, Благодарить я буду на коленях За то, что он мое мне подарил. Прокулей Страх отгони, ты в царственных руках. На Цезаря ты можешь положиться: Он полон милосердия и рад Излить его на тех, кто обездолен. Позволь мне передать ему, что ты Вверяешься его благоволенью, И твой великодушный победитель, Подняв тебя с колен, попросит сам, Чтоб от него ты помощь приняла. Клеопатра Скажи, что перед счастием его Склоняюсь я, что признаю за ним Могущество, которого достиг он, Что я учусь искусству подчиняться И Цезаря мечтаю увидать. Прокулей Все передам, пресветлая царица. Утешься. Знай, что бед твоих виновник Сочувствует тебе. Прокулей и двое солдат взбираются на верхний этаж усыпальницы по приставной лестнице и окружают Клеопатру. Другие солдаты отодвигают засовы и распахивают двери усыпальницы. Галл Ее мы захватили без труда. Стеречь, покамест не прибудет Цезарь. (Уходит.) Ирада Державная царица! Хармиана Клеопатра! Царица! Ты захвачена врагами!.. Клеопатра (выхватывая кинжал) Скорей, моя рука! Прокулей (обезоруживая ее) Постой, царица! Постой, не наноси себе вреда. Не предал я тебя, но спас. Клеопатра От смерти? Ты отказал мне в том, в чем не откажут Из жалости и раненому псу. Прокулей Своим самоубийством, Клеопатра, Принизила б ты Цезареву щедрость. Пусть убедятся все, как мягок Цезарь. А ты умрешь - и не увидит мир Его великодушья. Клеопатра Где ты, смерть? Приди ко мне! Не скучно ли косить Детей и нищих? На, возьми царицу! Прокулей Спокойней, дорогая госпожа. Клеопатра Не стану я ни есть, ни пить, ни спать И тело смертное мое разрушу. О чем бы там ни хлопотал твой Цезарь, Но связанной пред ним я не предстану, И постная Октавия не будет Глядеть, надменно щурясь, на меня. Не выставить меня вам на потеху Беснующейся римской голытьбе! Нет, лучше уж пускай мой труп зароют В грязнейшей из египетских канав! Пускай уж лучше, догола раздев, Меня положат в вязкий нильский ил, Чтоб оводы и мухи превратили Меня в страшилище! Пускай уж лучше Одна из пирамид родной страны Мне виселицей станет - пусть в оковах Меня на ней повесят! Прокулей Что за страхи Тебя гнетут? Ведь поводов отнюдь Не подавал к ним Цезарь. Входит Долабелла. Долабелла Прокулей, О происшедшем Цезарю известно, Тебя он отзывает, а царицу Ты должен передать под мой надзор. Прокулей Отлично, Долабелла. Будь с ней мягок. (Клеопатре.) Что Цезарю мне сообщить? Чего Желаешь ты? Клеопатра Желаю умереть. Прокулей и солдаты уходят. Долабелла Славнейшая царица! Обо мне Слыхала ты когда-нибудь? Клеопатра Не помню. Долабелла Меня бы знать должна ты. Клеопатра Важно разве, О чем слыхала я и что я знаю? Когда свои рассказывают сны Вам дети или женщины, смеетесь Над ними вы. Долабелла О чем ты, госпожа? Клеопатра Мне снилось - жил когда-то император По имени Антоний... Если б мне Опять уснуть, чтоб мне опять приснился Такой же человек!.. Долабелла Позволь, царила... Клеопатра Его лицо так лучезарно было, Как небосвод, где солнце и луна Свершают путь свой, освещая жалкий Кружок земли... Долабелла О царственнейшая!.. Клеопатра Он мог бы океан перешагнуть. Его рука увенчивала землю, Как гребень шлема. В голосе его Гармония небесных сфер звучала, Когда он дружескую вел беседу; Когда же устрашить хотел он мир, Был этот голос как раскаты грома. Скупой зимы не зная, одарял он, Как осень щедрая. В своих забавах Не опускался никогда на дно, Но, как дельфин, резвясь, всплывал наверх. Цари ему, как конюхи, служили. Разбрасывал, как мелкую монету, Он острова и царства... Долабелла Клеопатра!.. Клеопатра Как ты считаешь, - мог быть наяву Приснившийся мне человек? Долабелла Не мог. Клеопатра Ты лжешь, беру в свидетели богов! И явь была прекрасней сновиденья. Материи природе не хватает, Чтобы соперничать с воображеньем В изобретательности. Но Антоний Таким созданием природы был, Которое превыше всех мечтаний. Долабелла Послушай, несравненная царица! Твоя утрата велика, как ты. И скорбь твоя с утратой соразмерна. И если даже это будет стоить Мне гибели надежд честолюбивых, Я сердцем не могу не откликаться На каждое биенье твоего Израненного сердца. Клеопатра О, спасибо, За доброту твою. Не знаешь ты, Как поступить решил со мною Цезарь? Долабелла Мне горько, но предупредить я должен... Клеопатра Ну, ну?.. Долабелла Великодушен он, но все ж... Клеопатра Меня за триумфальной колесницей Он поведет? Долабелла Да, госпожа моя. Крики за сценой: "Дорогу императору! Дорогу!" Входят Цезарь, Галл, Прокулей, Меценат, Селевк и другие. Цезарь Так кто же здесь царица Клеопатра? Долабелла (Клеопатре) Вот Цезарь. Клеопатра падает на колени, Цезарь Встань. Зачем ты на коленях? Встань. Встань, прошу, царица египтян. Клеопатра Так пожелали боги. Я склоняюсь Перед властителем и господином. Цезарь К чему такие тягостные мысли? Обиды, нанесенные тобой, Нам в память врезались, но мы готовы Случайности простой их приписать. Клеопатра О нераздельный господин вселенной! Мне не представить так свои поступки, Чтоб безупречными они казались. Я, признаюсь, подвержена была Всем слабостям, что женский пол пятнают. Цезарь Знай, Клеопатра, не усугублять, Преуменьшать твою вину мы склонны. И если ты намереньям моим (А для тебя они благоприятны) Не воспротивишься, то перемена Тебе на пользу будет. Если ж ты Набросишь тень жестокости на нас, Избрав судьбу Антония, - тогда Ты вызовешь негодованье наше И обречешь детей своих на гибель. В противном случае ее бы мог Я отвратить. Прощай. Я ухожу. Клеопатра Куда бы ты ни шел, властитель мира, Ступать ты будешь по своей земле. А мы - твои победные трофеи; Где хочешь нас расставь. Вот, господин мой... Цезарь Во всем, касающемся Клеопатры, Советницей моею будешь ты. Клеопатра ...Вот полный перечень моих сокровищ: Все деньги, драгоценности и утварь Указаны подробно. - Где Селевк? Селевк Я здесь, царица. Клеопатра Вот мой казначей. Пусть он под страхом смерчи поклянется, Что я не утаила ничего. Ну, поклянись, Селевк. Селевк Нет, госпожа. Не стану лгать, рискуя головой, Пусть лучше мой язык прилипнет к н╨бу. Клеопатра Но что ж я скрыла? Селевк Скрытого тобой Достанет, чтоб купить все то, что в списке. Цезарь Ну полно, Клеопатра, не красней. Твоя предусмотрительность похвальна. Клеопатра Вот, Цезарь, полюбуйся! Погляди, Как власть к себе притягивает души. Кто мне был верен, верен стал тебе. Переменись мы судьбами, - все было б Наоборот... Нет, но каков Селевк! Бесстыдный раб, продажный, точно шлюха! Ты пятишься? Ну что же, пяться! Пяться! Но от моих ногтей твоим глазам Не улететь на крыльях... О предатель! Бездушный негодяй! Мерзавец! Пес!.. Цезарь Прошу тебя, царица... Клеопатра Стыд и срам! О Цезарь! В то мгновение, когда Меня ты удостоил посещеньем, Склонясь к униженной с высот величья, Мой собственный слуга своею злобой Умножил горестей моих итог! Допустим даже, благородный Цезарь, Что я оставила себе кой-что Из мелочей, из женских побрякушек, Чтоб их друзьям на память подарить. Допустим, что кой-что и поценнее Я сохранила, чтобы в дар принесть Октавии и Ливии, прося Заступничества их. И вот за это Меня позорит мой же лизоблюд! О боги! Я не вижу дна той бездны, Куда я падаю! (Селевку.) Прочь! Или ты Увидишь, как под пеплом униженья Пылают угли царственного гнева!.. Не может евнух женщину жалеть. Цезарь Ступай, Селевк. Селевк уходит. Клеопатра Ответственны владыки За все, что совершалось в их правленье. А потому, когда свергают нас, Вменяют нам в вину чужие вины, И тяжело нам падать. Цезарь Клеопатра, Что в список ты внесла, что не внесла, Мы не включим в число своих трофеев. Твоей казной сама распоряжайся. Не беспокойся. Цезарь не торгаш, Не станет он с тобою торговаться. Не строй себе тюрьму из черных мыслей. Дражайшая царица, мы с тобой Поступим так, как ты сама укажешь. И ешь и спи. Тебе я сострадаю, Забочусь о судьбе твоей как друг. Прощай. Клеопатра Мой господин! Мой повелитель! Цезарь Нет, нет. Не господин, но друг. Прощай. Трубы. Цезарь со свитой уходит. Клеопатра Он хочет оплести меня словами, Чтоб от себя самой я отреклась. - (Хармиане.) Но слушай-ка... (Шепчет ей на ухо.) Ирада Пора кончать, царица. Угас наш день, и сумрак нас зовет, Клеопатра ...И тотчас возвращайся. Обо всем Уже условлено. Поторопи. Хармнана Да, госпожа, понятно! Входит Долабелла. Долабелла Где царица? Хармиана Она перед тобою. (Уходит.) Клеопатра Долабелла? Долабелла Твою, царица, выполняя волю, Которую любовь моя к тебе Равняет с повелением богов, Пришел я известить тебя, что Цезарь Намерен через Сирию идти; Тебя с детьми на днях вперед он вышлет. Воспользуйся как хочешь этой вестью. Свое сдержал я слово. Клеопатра Долабелла, Я пред тобой в долгу. Долабелла Я твой слуга. Мне к Цезарю пора. Прощай, царица. Клеопатра Прощай. Благодарю. Долабелла уходит. Ну вот, Ирада! Мы, видишь ли, египетские куклы, Заманчивое зрелище для римлян. Толпа засаленных мастеровых, Орудуя своими молотками, Собьет помост; дышать мы будем смрадом Орущих жирных ртов и потных тел. Ирада Да не попустят боги! Клеопатра Нет, Ирада, Все так и будет: ликторы-скоты Нам свяжут руки, словно потаскушкам; Ватага шелудивых рифмоплетов Ославит нас в куплетах площадных; Импровизаторы-комедианты Изобразят разгул александрийский. Антония там пьяницей представят, И, нарядясь царицей Клеопатрой, Юнец пискливый в непристойных позах Порочить будет царственность мою. Ирада О боги! Клеопатра Вот что ожидает нас. Ирада Мне этого не увидать вовеки: Ведь ногти у меня сильнее глаз. Клеопатра Вот, вот. И вздорные расчеты их Мы, стало быть, сумеем опрокинуть. - Входит Хармиана. Ну, Хармиана? - Девушки мои, Несите царские мои одежды, Ценнейшие уборы. Вновь плыву По Кидну я, Антонию навстречу. - Ты слышала, Ирада? - Хармиана, В последний раз мне послужи, а там Гуляй хоть до скончания веков. - Венец и все регалии сюда. Ирада уходит. Шум за сценой. Что там за шум? Входит солдат из стражи. Солдат Простолюдин какой-то Царицу требует. Тебе принес он Корзину винных ягод. Клеопатра Пусть войдет. Солдат уходит. Каким ничтожным иногда орудьем Свершаются великие дела! Он мне принес свободу. Я решилась, И ничего нет женского во мне, Я - мрамор. Зыблющаяся луна Уж не моя планета больше. Возвращается солдат с простолюдином, несущим корзину. Солдат Вот он. Клеопатра Пускай останется, а ты ступай. Солдат уходит. Ну что ж, принес ты ласковую змейку, Которая без боли дарит смерть? Простолюдин Как не принести, принес. Да только я не из таких, чтобы стал подзадоривать тебя дотронуться до нее. Кусается - ого-го! Тот, кто помирал от ее укуса, живым оставался редко, чтоб не сказать - никогда. Клеопатра А от ее укуса умирали? Простолюдин Э, покойников не оберешься. И мужского и женского даже пола. Да вот намедни слыхал я об одной. Честнейшая бабенка, только любит малость приврать для пущей правдивости, как и положено всякой женщине. Так вот она рассказывала, чего ей чувствовалось, померши от змеиного укуса. Уж так она эту змею расписывала! Но, как говорится, кто всякой басне верит - дурнем прослывет. Одно скажу, - что она всем змеям змея. Клеопатра Ты можешь уходить. Простолюдин Желаю тебе от змейки всяческой радости. Клеопатра Прощай. Простолюдин (ставя корзину на под) Вишь ты, понимать надо, что змея она и ведет себя по змеиному. Клеопатра Да, да, прощай. Простолюдин На змею, вишь ты, полагаться трудно, разве что она в руках человека с понятием. Потому как ежели прикинуть, то что в ней хорошего, в змее? Клеопатра Не беспокойся. Мы побережемся. Простолюдин Вот и ладно. А еды ей не давай; не стоит она корма. Клеопатра А не захочется ей съесть меня? Простолюдин Я, брат, не такой простак. Бабой-то и сам черт подавится, не то что змея. Баба, как говорится, была бы угощением для богов, не состряпай ее сатана. Ну и гадит же богам это поганое отродье, черти. Не успеют боги сотворить десяток женщин, ан глядь - черти уже и совратили пяток. Клеопатра Ну хорошо. Теперь иди. Прощай. Простолюдин Да уж это по правде. Ну, пожелаю тебе радости от змеи. (Уходит.) Возвращается Ирада с царской мантией, короной и пр. Клеопатра Порфиру мне подай. Надень корону. Бессмертие зовет меня к себе. Итак, вовеки виноградный сок Не смочит этих губ. Поторопись! Я слышу, как зовет меня Антоний, - Я вижу, он встает навстречу мне, Поступок мой отважный одобряя. Смеется он над Цезаревым счастьем; Ведь счастье боги нам дают затем, Чтобы низвергнуть после за гордыню. Иду, супруг мой. Так назвать тебя Я мужеством завоевала право. Я - воздух и огонь; освобождаюсь От власти прочих, низменных стихий. Готово все? Тогда прошу, примите От губ моих последнее тепло. Прощайте. - Дорогая Хармиана! Моя Ирада! (Целует их.) Ирада падает и умирает. Что это? Мертва! Иль на моих губах змеиный яд? И так легко ты распростилась с жизнью, Что, верно, смерть - та сладостная боль, Когда целует до крови любимый. Безмолвно ты ушла, нам показав, Что этот мир прощальных слов не стоит. Хармиана О туча, ливнем разразись, чтоб я Могла сказать, что сами боги плачут. Клеопатра О стыд! Ее Антоний встретит первой, Расспросит обо всем и ей отдаст Тот поцелуй, что мне дороже неба. (Прикладывает змею к своей груди ) Что ж, маленький убийца, перережь Своими острыми зубами узел, Который так запутала судьба. Ну, разозлись, глупышка, и кусай. Ах, если б ты владела даром слова, Ты назвала бы Цезаря ослом: Ведь мы с тобой его перехитрили. Хармиана Звезда Востока! Клеопатра Тише, не шуми - Не видишь, грудь мою сосет младенец, Он усыпит кормилицу свою. Хармиана О сердце, разорвись! Клеопатра Яд сладок-сладок. Он как успокоительный бальзам, Как нежный ветерок! - О мой Антоний! - Иди и ты ко мне, вторая змейка. (Прикладывает вторую змею к руке.) Зачем мне жить... (Падает на ложе и умирает.) Хармиана ...В ничтожном этом мире? Прощай, царица. - Что же, смерть, гордись - Ты овладела женщиной, которой Подобных нет. - Закройтесь, ставни век. Нет, к солнцу золотому никогда Взор столь же царственный не устремится. Корона сбилась на бок. Я поправлю, И служба кончена. Вбегает стража. Первый солдат Царица где? Хармиана Тсс... Тише. Не буди ее. Первый солдат Но Цезарь Прислал к ней... Хармиана ...запоздавшего гонца. (Прикладывает к своей груди змею.) Ну-ну, скорей. Как слабо ты кусаешь. Первый солдат Сюда! Неладно тут. Обманут Цезарь. Второй солдат Здесь Долабелла, Цезаря посол. Позвать его? Первый солдат (Хармиане) Что приключилось тут? Годится ли так поступать? Хармиана О да. Так надлежало поступить царице, Наследнице славнейших государей. Ах, воин!.. (Умирает.) Входит Долабелла, Долабелла Что случилось? Второй солдат Все мертвы. Долабелла Ты справедливо опасался. Цезарь. Сейчас, войдя сюда, увидишь ты: Случилось то ужаснейшее дело, Которому хотел ты помешать. Крики за сценой: "Дорогу Цезарю! Дорогу!" Входит Цезарь со свитой. Долабелла Цезарь, Какой ты прозорливый прорицатель: Свершилось то, чего боялся ты. Цезарь Вот мужественный шаг. Она, проникнув В мои намеренья, нашла по-царски Достойный выход. В чем причина смерти? Не видно крови. Долабелла Кто сюда входил? Первый солдат Простолюдин принес им винных ягод. Да вот его корзина. Цезарь Отравились! Первый солдат Войдя, еще застали мы в живых Царицыну служанку, Хармиану. Она на госпоже своей покойной Поправила венец и, задрожав, Упала вдруг. Цезарь О, доблестная слабость! Но если б яд был принят ими внутрь, Распухли б их тела. А Клеопатра Как будто спит, и красотой ее Второй Антоний мог бы опьяниться. Долабелла Смотрите - ранка на ее груди, Припухшая. А на руке - вторая. Первый солдат Укус змеи. (Заглядывает в корзину.) Смотрите - слизь на листьях. Такую слизь на почве оставляют В пещерах нильских аспиды. Цезарь Итак, Причина смерти, вероятно, в этом. Мне врач ее признался, что она Все у него выпытывала средства Без боли умереть. - Несите ложе. Прислужниц вслед за госпожой несите. Бог о бок мы царицу погребем С ее Антонием. Земля не знала Могил с такой великою четой. События трагические эти Волнуют даже тех, кто в них виновен, И будет состраданье к побежденным Жить столь же долго в памяти потомков, Как слава победителя. - Войскам Повелеваем, чтоб они к могиле Усопших с почестями проводили. - (Долабелле ) Все это мы тебе препоручим. - И после похорон - обратно в Рим. Уходят. "АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА" Хотя пьеса была зарегистрирована в книгоиздательских списках в 1608 г., издание это не было осуществлено и пьеса была впервые напечатана лишь в фолио 1623 г., дающем очень хороший ее текст. Свою пьесу об Антонии и Клеопатре, написанную в 1594 г., английский драматург Деньел переиздал в 1607 г., внеся в текст некоторые подробности, по-видимому, заимствованные из трагедии Шекспира. Равным образом намек на последнюю содержится в пьесе Барнеса "Грамота дьяволах, поставленной в том же 1607 г. С другой стороны, метрика "Антония и Клеопатры" указывает на то, что пьеса эта возникла позднее "Короля Лира" и "Макбета". Скорее всего шекспировская трагедия была написана в 1607 г. О ранних постановках ее сведений до нас не дошло. История роковой любви великого римского полководца Антония и сказочной восточной красавицы Клеопатры и трагического самоубийства обоих была почти столь же популярна в западноевропейской литературе XVI и XVII вв., как и история величия и падения Юлия Цезаря. Кроме уже упомянутой "Клеопатры" Девьела существовали еще по меньшей мере две английские пьесы того же времени на тот же сюжет: "Антоний" леди Пембрук (1592) - перевод французской пьесы Гарньеи "Добродетельная Октавия" Брендона (1598). Однако, если Шекспир и знал эти пьесы, он, по-видимому, не почерпнул из них никакого материала для своей пьесы, для которой главным (если не единственным) источником послужили те же "Жизнеописания" Плутарха, что и для "Юлия Цезаря" и "Кориолана", да еще - для некоторых мелких подробностей - "Гражданская война" Аппиана. Как и в "Юлии Цезаре", Шекспир и здесь весьма точно воспроизводит рассказ Плутарха. Но. почти ничего не меняя в сюжете, он внес много нового в характеристики главных персонажей и в осмысление основного действия и судьбы своих героев. Его Антоний является дальнейшим развитием образа, намеченного в "Юлии Цезаре". Черты авантюризма и беспечного эпикурейства, а вместе с тем - смелости и великодушия, взаимно уравновешены в этом образе. Характер Клеопатры с ее капризностью, непостоянством, страстностью и обаятельностью считается многими критиками одним из лучших созданий Шекспира. Сопоставляя шекспировское творение ("драматическую поэму", как хотелось бы его назвать) с плутарховским рассказом, удивляешься тому, как близко английский поэт следовал за своим древнегреческим образцом, которым он пользовался, правда, не в греческом подлиннике, а в английском переводе Норта, сделанном с достаточно точного и весьма выразительного французского перевода XVI в. Амио (1-е англ. изд., 1578; 2-е изд., 1595). Число эпизодов, их порядок и взаимозависимость, подробности древнеримской и восточной жизни, черты характера главных, а иногда даже второстепенных персонажей, детали придворной обстановки, мелкие анекдоты ее, до нас сохранившиеся, - все это воспроизведено Шекспиром с удивительной точностью по Плутарху, согласно версии Амио-Норта. Пожалуй, здесь Шекспир еще ближе к своему античному источнику, чем в других аналогичных случаях ("Юлий Цезарь", "Кориолан", "Тимон Афинский"), - по крайней мере более старателен в следовании ему. И тем не менее у многих новейших критиков - и критиков, тонко чувствующих, - встает вопрос: были ли Шекспир и его современники достаточно вооружены, чтобы ощутить всю сложность и изощренность событий и отношений, изображаемых Плутархом; весь сладостный аромат египетской неги, потянувшей Антония ко дну и в конце концов его утопившей. И на вопрос этот некоторые критики - и критики весьма тонкие (Вальцель, Адлер) - отвечают отрицательно. Шекспир, по их мнению, был способен воспроизвести канву событий, обрисованных Плутархом. но не их "архитектонику" - не скрытые силы, определившие глубокий смысл событий и их роковой исход. Чтобы быть способным на это. Шекспир был слишком здоровой, непосредственно чувствующей натурой, был слишком "варваром". Чтобы возразить должным образом этим критикам, мы располагаем одним ценным свидетельством, подводящим пас вплотную к шекспировской концепции этой трагедии - к пониманию особенного характера чувства, овладевшего Антонием и определившего его роковую судьбу, так же как и особое место, занимаемое Клеопатрой в сердце Антония, в их окружении, во всем мироздании. Энобарб, свидетель первой встречи Антония с Клеопатрой на реке Кидне (в Малой Азии), рассказывает о ней у Плутарха (приводим дословный перевод, выделяя курсивом слова, добавленные Шекспиром (II, 2) и, следовательно, имеющиеся также в переводе, публикуемом нами здесь, равно как они содержатся и в наиболее точных из прежних русских переводов): "Корабль, на котором она находилась, подобно л_у_ч_е_з_а_р_н_о_м_у престолу, пылал на воде: корма его была из к_о_в_а_н_о_г_о золота, а паруса - из пурпура и н_а_п_о_е_н_ы т_а_к_и_м б_л_а_г_о_у_х_а_н_ь_е_м, что ветры, м_л_е_я о_т л_ю_б_в_и, приникали к ним. Весла были серебряные, и они ударяли по воде под звуки флейт, заставляя этим ее, с_л_о_в_н_о в_л_ю_б_л_е_н_н_у_ю в э_т_и п_р_и_к_о_с_н_о_в_е_н_и_я, струиться быстрее". Это удивительное описание, составляющее одно из центральных мест всей трагедии, имеет не только декоративное, но и глубоко смысловое значение. Уберите образы, самовольно внесенные Шекспиром в картину, нарисованную Плутархом, - что тогда останется? Красивое, пожалуй, волнующее описание, но целиком укладывающееся в рамки обыденного мышления и правдоподобия, тогда как полный шекспировский текст переносит нас в атмосферу чудесной сказки, волшебства, трансформирующего природу. Шекспир ставит здесь вопрос, к которому он еще вернется в поздней своей пьесе "Зимняя сказка", - вопрос об отношении искусства к природе, о взаимодействии между ними. В сцене IV, 3, на сельском празднике, между Утратой и королем Богемии Поликсеном, который, переодевшись, пришел тоже туда, происходит следующий разговор. Король спрашивает ее, отчего среди цветов, которые она разводит, нет левкоев. Она отвечает: "Я слышала, что их наряд махровый Дала им не природа, по искусство. Поликсен И что же? Ведь природу улучшают Тем, что самой природою дано. Искусство также детище природы. Когда мы к ветви дикой прививаем Початок нежный, чтобы род улучшить, Над естеством наш разум торжествует, Но с помощью того же естества". И Утрата вынуждена сознаться: "Да, спору нет". Но когда вслед за этим Поликсен делает логический вывод: "Так посади левкои, и незаконным цвет их не зови", - она тотчас же берет свои слова назад, упрямо заявляя: "Хотя румянец правится мужчинам, Я на лице румян не выношу И точно так же не люблю левкоев..." Итак, спор здесь остался незаконченным, и Утрата в своей простодушной наивности говорит "нет!" притязаниям искусства на право "изменять" и "улучшать" природу. Но в рассказе Энобарба искусство победоносно утверждает свои права, вовлекая самое природу в орбиту своего суверенитета. Это триумф египетской царицы, заражающей и ветры и воды источаемой ею негой и сладострастием. "Счастливец же Антоний!" - восклицает Агриппа, еще не дослушав до конца рассказ Энобарба. И это далеко не единственный пример воздействия Клеопатры на окружающую ее обстановку, на всех близких к ней людей, в первую очередь на ее прислужниц. Нега, сладкая истома пропитывает все речи и жесты Хармианы и Ирады. Возьмите их разговор с Алексасом: "Сиятельнейший Алексас, сладчайший Алексас, наипревосходнейший Алексас!.." (1, 2). Но еще очевиднее завораживающее действие, оказываемое ею на своего избранника и жертву - на самого Антония, - расслабляющее и обессиливающее действие, против которого он пытается восстать, бороться, протягивая руки к Октавию, к его сестре, к колыбели древней римской доблести - к героическому Риму, но безуспешно, бессильно. Образы юношеской поэзии Шекспира, образы "Венеры и Адониса" обступают пас в этой трагедии заката, полной неистовой страсти и безысходной печали. Но это как раз нельзя считать знаком отклонения от Плутарха, еще менее - плохого понимания его. Весь рассказ Плутарха полон ощущения упадка, увядания раннего императорского Рима, отцветающего, распадающегося при первых цезарях. И в этом отношении Шекспир не только не упрощает или огрубляет трактовку плутарховской темы, но еще заостряет и утончает ее путем внесения дополнительных оттенков, идущих по той же линии, но с использованием иных, специфических художественных средств. Одно из таких средств-то, что некоторые черты рисуемой Шекспиром картины имеют не только декоративно-выразительное, но и прямое смысловое значение. Вернемся еще раз к образу "воды, влюбленной в удары серебряных весел". Не так же ли и Антоний влюблен в удары, наносимые ему Клеопатрой? И насмешки, шутки, поддразнивания - не усиливают ли еще более его любовь, действуя совершенно так же, как действуют наряды, притирания и ароматы, то есть присоединяя к природным средствам еще средства искусства, чтобы окончательно заворожить, опьянить, довести до экстаза уже влюбленного или начавшего влюбляться? <По свидетельству заслуживающих доверия современников, Клеопатра отнюдь не отличалась той ослепительной, ошеломляющей красотой, какою ее наделила легенда позднейших веков, но она обладала той пленительностью обхождения, которая давала ей особую власть над окружающими, в первую очередь над мужчинами, чьи сердца ей удалось затронуть. По-видимому, здесь играла большую роль живость характера, капризность и остроумие всяких выдумок, как это видно из многочисленных анекдотов, нашедших отражение в повести Плутарха, а через него - и в пьесе Шекспира.> И не так же ли действуют на Антония любовные прикрасы и ухищрения Клеопатры, как, в описании Энобарба, на ветер действуют пурпур и благоухание парусов? Свою переработку шекспировской трагедии, выдержанную в духе классицизма, Драйден озаглавил "Все за любовь" (1678), что могло бы послужить названием и шекспировской пьесы - настолько любовь в ней господствует над всем остальным. Однако слово "любовь", чтобы быть верно понятым, требует некоторого уточнения. У Шекспира "любовь" редко выступает как сила гибельная, фатальная. Трагическую трактовку любви, если не считать "Отелло", где следует видеть скорее Драму оскорбленной любви, чем драму ревности, надо искать только в "Ромео и Джульетте". Но это - уникальная трагедия Шекспира и по своему замыслу и по композиции. Вообще же любовь относится у Шекспира скорее к сфере комедии, чем трагедии. Другое дело - "страсть", часто выступающая в обличье похоти. Обычно это начало темное и уродливое, оскорбляющее истинную человечность и тянущее человека ко дну в моральном смысле или в смысле его физической гибели (две старшие дочери Лира с их мерзкими любовными похождениями, Клотен в "Цимбелине", эротика "Меры за меру" или "Троила и Крессиды"). Но в "Антонии и Клеопатре" мы имеем совсем особый случай. Здесь "страсть" есть нечто дополнительное к "любви", отнюдь не отвергающее или профанирующее ее, а, наоборот, как бы усиливающее и оживляющее ее силой своего вдохновенного экстаза. Итак, любовь плюс страсть! И этот "плюс" играет роль не острой приправы, воспламеняющей усталые чувства, но экстатического ухода в запредельное, из-под контроля логики и здоровых чувств. Довольно правильно поэтому говорит один из самых тонких и остроумных критиков Шекспира конца XIX в. Даудем: "Увлечение Антония Клеопатрой и едва ли в меньшей мере Клеопатры есть не столько чисто чувственное увлечение, как увлечение чувственного воображения". У Антония любовь и страсть всегда даны слитно, и его попытки разъединить их, больше того - противопоставить друг другу, жестоко наказываются. У Клеопатры дело обстоит сложнее, мы скажем об этом далее. Но у Антония это - единый душевный процесс, закон его жизни, это - его судьба. Хотя трагедия вбирает в свою сферу мировую историю, изумляя своей масштабностью и динамизмом, мерилом и нормой всего в пей совершающегося оказывается только любовь (страсть) Антония к Клеопатре. Когда в сцене I, 1 Клеопатра сообщает Антонию о прибытии послов из Рима, он отвечает ей: "Пусть будет Рим размыт волнами Тибра! Пусть рухнет свод воздвигнутой державы! Мой дом отныне здесь. Все царства - прах. Земля - навоз; равно дает он пищу Скотам и людям. Но величье жизни - В любви... И доказать берусь я миру, Что никогда никто так не любил, Как любим мы". Вот что, оказывается, надлежит доказать миру: не превосходство эллинского гения, не мощь и непобедимость римского оружия, а непревзойденность любви Антония и Клеопатры! И всякий оттенок иронии был бы здесь груб и неуместен - с такой проникновенностью и с таким достоинством обрисована в трагедии эта любовь. Трагедия буквально пропитана любовью главных героев. В тех сценах, где мы не видим Клеопатры (например, в римских сценах), ощущается ее незримое присутствие. Как в "Короле Лире" каждый уголок Земли в трагедии кажется ареной основного драматического действия, так и здесь любовь Антония и Клеопатры заполняет весь мир, все пространство, где движутся другие люди с их чувствами и интересами. Но при всем том, несмотря на опустошающее, расслабляющее действие роковой любви (страсти) к Клеопатре, Антоний все время испытывает вспышки энергии, подобные воспоминаниям былой римской доблести, сопровождающие все доходящие до него вести из внешнего мира, - нечто вроде сокращения мускулов и глубоких вздохов, вырывающихся у красивого и мощного хищного зверя. И это - хрупкий и тонкий мостик, перебрасываемый Шекспиром от Антония из трагедии "Юлий Цезарь" к нашему Антонию. Проблема оживления или повторения шекспировских персонажей, переходящих из одной пьесы его в другую (иной раз даже "посмертно", как Фальстаф в "Виндзорских насмешницах"), представляет немалый интерес. Разрешение преемственности образа, в зависимости от обстоятельств, дается им по-разному. Конечно, самый костяк характера (как в случае с уже названным Фальстафом) остается неизменным, но отдельные черты настолько развиваются и дифференцируются, что можно было бы говорить о совершенно новом характере. С Антонием дело обстоит не так. Он существенно меняется, не переставая, однако, быть самим собой. Огромную роль играет его возраст, который изменился вместе с возрастом тогдашнего мира. Римская империя вступила в стадию увядания, пышного осеннего заката, и то же самое случилось с Антонием (блестяще показана картина нравов эпохи в сцене попойки триумвиров на борту корабля; II, 7). Две темы трагедии - любовная и политическая - слились между собою, но не таким образом, чтобы первая влилась во вторую, а так, что вторая слилась с первой, окрасившись ею. Все стало трепетным, субъективным, неустойчивым. И Антоний поэтому уже не прежний римлянин. Как правильно говорит Филон, римская доблесть в нем задремала под избытком наслаждений. А Лепид говорит про Антония Цезарю: "Скорей он унаследовал пороки, Чем приобрел; не сам он их избрал, Он только не сумел от них отречься" (1, 4), Он силен и "гениален", но тем трагичнее его порабощение. От прежнего Антония он сохранил порывистость чувств, стремительность, отчаянную смелость. Этим он прекрасен, но прекрасен, по выражению одного критика, как "падший ангел", как Люцифер. У него все же достаточно светлых порывов: он щедр, великодушен, благороден, иногда как-то внезапно (возврат им всего имущества, брошенного на ветер Энобарбом) чувствуется, каким престижем и привязанностью он пользуется у солдат. Для всех этих черт мы не видим задатков у былого Антония, но не находим для них и противопоказаний. Антоний данной трагедии как характер вырастает легко и вольно на роскошной почве. Ни в одной другой пьесе у Шекспира мы не найдем характера, который бы так зависел от пороков, порожденных его эпохой. Он - гениальный сын своего времени (вернее - своего безвременья), когда честность и верность стали пустым звуком. Он говорит: "С чем я покончил, тому конец!" Но это не вероломство, не предательство, а легкокрылость и непосредственность, придающие ему чрезвычайное обаяние. Он правильно судит о себе, когда сравнивает себя с облаком (IV, 12). Однако он верен Клеопатре, ибо страсть сильнее его. Проиграв сражение, он бежит к ней и хочет, забыв позор ее измены, чтобы она его вооружила на последнюю смертельную схватку. С этого момента и до самого конца трагедии Антоний предстает нам овеянный подлинно трагическим величием, ибо он столь же герой, сколь вызывает жалость подобно самому обычному человеку. И последнее утешение, которое он получает, это общечеловеческое, самое скорбное из утешений - быть похороненным с Клеопатрой, подобно Ромео и Джульетте, в общей могиле. Такое же глубокое, слитное чувство испытывает и Клеопатра к Антонию. Было бы совершенно неправильно пытаться расщепить его, отделить в ее сердце любовь от страсти, больше того, как делают многие критики, - истинное увлечение от хитрой, расчетливой игры. Но известные черты мелочности, лживости, даже вероломства исключить невозможно. В сцене 1, 5 она серьезно обсуждает со своими прислужницами вопрос, как вернее можно привязать или удержать возлюбленного, так, как если бы коварство, притворство было основной чертой ее характера. 'В решающем сражении с Октавием она настояла - и добилась своего, - что бой ему был дан не на суше, а на море. Для чего это ей было нужно? Чтобы, в случае поражения, охранить свои военные силы от полного разгрома и удержать свою власть в Египте. Но ведь это значило - обособить свою судьбу от судьбы Антония, "перестраховать" себя. А когда, наконец, все рушится, она уединяется в своей гробнице и начинает свою сложную игру - борьбу с Октавием, пытаясь утаить от него (в такую минуту!) часть своих сокровищ (V, 2), а главное - лишить его желанного триумфа с ее участием, и в конце концов берет верх и добивается своего... Мы имеем здесь богатый материал для целого обвинительного акта, доказывающий как будто бы расчетливость, корыстолюбие, двуличие Клеопатры. А между тем это не так... Стоит рассмотреть вихрь коротеньких (большею частью по 2-3 страницы), молниеносных, судорожных сцен IV акта, чтобы увидеть, какая буря чувств проносится в душе Клеопатры, чтобы завершиться в последнем акте аккордом освобожденной и просветленной любви - страсти, празднующей свой высший, скорбный триумф. Читая этот акт, такой нервный по своей технике (но чисто конструктивно, не по внутренней выразительности), больше напоминающий хроники Шекспира, чем его трагедии, мы воспринимаем срывы Клеопатры ч не как ее "измены" Антонию, а как причудливые отклонения, тотчас же ею преодолеваемые в безмятежной ясности мыслей и чувств. Этому судорожному и путаному акту противостоят две сцены V акта, где чувство Клеопатры (кроме эпизода с казначеем Селевком в V, 2) встает во всей своей правдивой патетике ("тот поцелуй, что мне дороже неба" и "Мне снилось - жил когда-то император по имени Антоний..."). Овеянная этим светлым лиризмом, Клеопатра уходит из пьесы. По сравнению с обоими протагонистами трагедии остальные ее персонажи обрисованы весьма скупо и, можно сказать, сравнительно мало интересно. Относительно ярче других - Октавий, представляющий собой развитие образа своего тезки в "Юлии Цезаре". Это единственный носитель идеи государственности в пьесе, натура насквозь рассудочная и чуждая иллюзий. По не черствая (см. его теплые слова о покойном Антонин, V, 1), а лишь несколько трезвая и сухая. Живописен Секст Помпеи. Но большинство соратников Октавия (Долабелла, Прокулей и другие) бесцветны или совсем неясны. Октавия - знакомый нам тип преданной и великодушной римской матроны (Порция в "Юлии Цезаре", Валерия в "Кориолане"), близкий к интернациональным образам Корделии, Имогены ("Цимбелин"), Гермионы ("Зимняя сказка"). Все эти фигуры образуют приятный, но лишенный самостоятельной выразительности орнамент вокруг незабываемых образов Антония и Клеопатры. А. Смирнов ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "АНТОНИЯ и КЛЕОПАТРЫ" Действующие лица. - Марк Антоний (82-30 гг. до н. э.) - римский полководец, сподвижник Юлия Цезаря; после смерти его (44 г. до н. э.) - член Второго триумвирата, совместно с Октавием Цезарем и Лепидом. В начале драмы Антонию 40 лет. Октавий (или Октавиан) Цезарь (63 г. до н. э. - 14 г. н. э.) - внучатый племянник Юлия Цезаря, член Второго триумвирата; после разрыва с Антонием и победы над ним (30 г. до н. э.) - самодержавный правитель Римского государства, принявший титул императора. Марк Эмилий Лепид (89-12 гг. до н. э.) - сподвижник Юлия Цезаря, позже - третий член Второго триумвирата, вскоре отстраненный от власти Октавием. Секст Помпей (75-35 гг. до н. э.) - сын Гнея Помпея Великого, члена Первого триумвирата. Успешно воевал с Октавием и Антонием, но затем был разбит Антонием и умер в заточении. Меценат Гай Цильний - друг Октавия, римский аристократ, покровитель поэзии и искусств. Умер в 9 г. до н.э. Клеопатра (69-30 гг. до н. э.) - царица Египта, дочь Птолемея Авлета. По завещанию отца вышла замуж за своего брата Птолемея Диониса и правила совместно с ним. Затем была свергнута с престола, но в 47 г. до н.э. восстановлена на нем Юлием Цезарем. После смерти Цезаря сблизилась в 41 г. до н.э. с Антонием, участь которого разделила до конца, как изображено у Шекспира. К началу драмы ей 27 лет. Октавия - сестра Октавия Цезаря, после смерти своего первого мужа Марка Клавдия Марцелла вышла замуж за Марка Антония. ...один из трех столпов вселенной... - член триумвирата. ...за пределами вселенной - то есть любовь не знает границ. ...желторотый Цезарь... - В начале драмы Октавию шел всего лишь двадцать второй год. Фульвия - первая жена Марка Антония. ...буду распалять печень вином... - Печень, как и сердце, считалась носительницей страстей. События, о которых сообщает гонец, сводились к следующему: в период отсутствия Октавия и Антония Фульвия сделалась в Риме самодержавной правительницей и повела борьбу против Октавия, который развелся с Клодией - ее дочерью от первого брака. Война эта закончилась в 41 г. победой Октавия. Лабиен Квинт - римский полководец, сын Тита Лабиена, сподвижника Юлия Цезаря (см. трагедию "Юлий Цезарь"); бежал к парфянам и в союзе с ними вел войну против Рима. Был разбит Вентидием, полководцем Антония (III, 1). Сикион - город в Греции. ...натереть глаза луком... - средство, применявшееся в актерской игре для вызывания слез. ...Секст Помпей над морем властвует. - Помпей, изгнанный из Рима триумвирами, захватил ряд хлебных областей - Сицилию, Сардинию и Корсику - и подверг Рим голодной блокаде. Оно уже не мертвый конский волос, еще не ядовитая змея. - Было поверье, что перегнивший конский волос превращается в змею. ...римский Геркулес. - Антоний лицом был похож на статую Геркулеса, потомком которого считался. ...как отступал ты от Мутины... - В 43 г. Антоний осадил в Мутине (ныне - Модена) одного из вождей республиканцев, Римский сенат на помощь последнему выслал войско под начальством двух консулов - Пансы и Горция, которые разбили Антония, но сами пали в битве. Дай выпить мандрагоры мне. - Мандрагоре приписывалось снотворное действие. ...ведь ты несешь Атланта полумира... - Атлант - мифический великан, поддерживающий небосвод. Помпей не мог свой взор от глаз моих отвесть... - Согласно Плутарху, Юлий Цезарь, когда был в Египте, тоже подпал под влияние чар Клеопатры. Что касается Помпея, то Плутарх сообщает, что Клеопатра пленила не Помпея Великого, а его сына Гнея Помпея. Бумаги и чернил... - один из ярких анахронизмов Шекспира. У горы Мизенской. - Имеется в виду Мизенский мыс близ Неаполя. Она завладела сердцем Марка Антония при первой же их встрече на реке Кидне. - Кидн - река в Малой Азии (нынешняя Карасу). ...забрызгать алой кровью Капитолий? - На Капитолийском холме в Риме помещалось здание сената, в котором убили Юлия Цезаря. ...принес он Цезарю одну царицу. - Согласно Плутарху, Юлий Цезарь пожелал, чтобы его свидание с Клеопатрой состоялось втайне. Приближенный царицы внес ее в покои Цезаря в мешке для постели. Мне рок судил отметить за гибель Красса. - Марк Красс - римский консул, погибший в войне с парфянами от руки их царя Орода. Сын Орода, Пакор, был разбит Вентидием. Феникс среди птиц! - Феникс - легендарная птица, будто бы обладавшая бессмертием. Имя ее - символ красоты и величия. Цезарион - сын Клеопатры от Юлия Цезаря. Перечисляемые Шекспиром восточные цари упоминаются у Плутарха. Мыс Акциум - коса при входе в Амбракийский залив. Брундизий (ныне Бринднзи) - римский порт в южной Италии. Тарент - город в южной Италии. Торина (ныне Парга) - город в Эпире (северная Греция). ...что бы при Фарсале биться вам... - В этой битве (48 г. до н.э.) Цезарь одержал победу над Помпеем Великим, решившую борьбу между ними. Фетида - богиня моря, мать Ахилла. Пелопоннес - южная часть Греции. ...как плясун, держал в руках он меч... - Во времена Шекспира кавалеры для танцев нацепляли особые декоративные мечи, ...тощий Кассий... - так он охарактеризован уже в "Юлии Цезаре". ...не отнимал корону Птолемеев... - Птолемеи - царская династия, правившая в Египте. Птолемей XI - отец Клеопатры. ...на горе Базанской, переревел бы там стада быков! - Библейский образ, взятый из псалмов Давида. Бог Геркулес, которого Антоний считает покровителем своим, уходит прочь. - Согласно Плутарху, Антоний считал своим "богом-покровителем" Геркулеса лишь в военное время, а в мирное - Диониса, бога вина и веселья. На мне рубашка Несса. - По преданию, кентавр Несс, смертельно раненный Геркулесом за попытку оскорбить его жену, дал его жене пропитанную ядом рубашку, которая якобы обладала свойством возвращать супружескую верность. Геркулес, надев ее, умер в тяжких страданиях. ...бушует сильней, чем Теламон из-за щита. - Аякс, сын Теламона, пришел в ужасную ярость из-за того, что оружие погибшего Ахилла было отдано не ему, а Одиссею. Фессалийский вепрь - мифическое чудовище, убитое Мелеагром. И семислойный щит Аякса ... - Этот щит состоял из семи пластов воловьей кожи. ...мы переманим свиту Дидоны и Энея. - Шекспир здесь неточен. По Вергилию (см. "Эненда", VI, 472-474), Дидона после смерти соединилась со своим мужем Сихеем, а не с Энеем. Бездушный негодяй! Мерзавец! Пес!.. - Хотя сохранившийся текст и не содержит ремарки, несомненно, в данный момент Клеопатра бьет Селевка, как об этом рассказывает Плутарх. А.Смирнов