Тутъ, клянусь, искусства Совсемъ нетъ, государыня. Итакъ, Что онъ помешанъ, правда; правда, жаль; И жаль, что правда (глупый оборотъ! Но Богъ ужъ съ нимъ: забудемъ объ искусстве.) Итакъ помешаннымъ онъ признанъ вами, - Теперь намъ остается отыскать Причину этого эффекта; или Вернее: этого деффекта; ибо Эффектъ-то этотъ, будучи деффектнымъ, Не безъ причины; это намъ осталось, А вотъ вамъ и остатокъ: взвесьте. Я Имею дочь; пока она моя, Ее имею я; по долгу послушанья, Она мне отдала вотъ это. Ну-съ, Извольте разсудить и заключайте. (Читаетъ). "Небесной и кумиру моей души, всемъ украшенной Офелiи", Дурное выраженiе, пошлое выраженiе; "всемъ украшенной - пошлое выраженiе; но прислушайтесь, (Читаетъ) "Эти строки къ ея великолепной белой груди. Эти строки"... Королева. Какъ? это ей писалъ Гамлетъ? Полонiй. Вниманье: Я буду, государыня, правдивъ. (Читаетъ). Не верь, что солнце не стоитъ И что огонь въ звездахъ горитъ, И ложью истину зови, Но твердо верь моей любви! "Офелiя, я плохо владею размеромъ; я не умею скандировать свои стоны; но верь тому, что я въ тебя влюбленъ совершенно, о совершеннейшая! "Твой на всегда, дражайшая девушка, пока душа въ теле, - Гамлетъ". Мне дочь покорно показала это И сверхъ того мне разсказала все Его искательства: когда и где И какъ онъ делалъ ихъ. Король. Какъ приняла Она его любовь? Полонiй. Какого мненья Вы обо мне? Король. Тебя считаю я И вернымъ, и почтеннымъ человекомъ. Полонiй. Я радъ вамъ это доказать. Но что бы Могли подумать вы, когда бы я, увидя, Что пылкая любовь ужъ распустила крылья (А надо вамъ сказать, что я заметилъ Все это раньше, чемъ созналась дочь); Что-бъ вы могли, иль ваша королева И дорогая государыня моя, Подумать, если-бъ я взялся за родъ Конторки, иль альбома, иль, глухъ и немъ, Имъ въ сердце потакалъ, иль посмотрелъ На ихъ любовь сквозь пальцы? Что бы вы Подумали? Нетъ, я за дело круто Взялся, и барышне моей сказалъ: "Гамлетъ - нашъ принцъ, и вне твоей планеты: Не сметь впередъ!" И далъ ей наставленье Чтобъ отъ его визитовъ запиралась, Посольствъ не принимала, не брала Подарковъ отъ него. И вследъ она вкусила Плодъ отъ моихъ советовъ, а Гамлетъ, Отверженный (я сокращу разсказъ) Впалъ въ грусть; затем] лишился аппетита, Затемъ безсонница; за нею слабость; За ней разсеянность, а постепенно И помешательство, что заставляетъ Его безумствовать, а насъ - грустить. Король. (Королеве). Что, какъ по вашему? Королева. Весьма возможно. Полонiй. Желалъ бы знать я, было ли хоть разъ, Когда я положительно скажу, Что это такъ, а вышло бы иначе? Король. Ни разу, сколько помню. Полонiй. (Указывая на голову и плечи.) Снимите это съ этого, коль это Иначе выйдетъ. Я открою правду, - Пусть только обстоятельства помогутъ - Где-бъ ни скрывалася она, хотя бы Она скрывалась въ самомъ центре. Король. Какъ же Проверить намъ? Полонiй. Какъ знаете, онъ часто Гуляетъ здесь, по этой галлерее, Часа четыре кряду. Королева. Правда. Полонiй. Я Дочь выпущу къ нему, а вы и я, Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ Подслушаемъ. И если спятилъ онъ Не отъ любви, то мне отныне впредь Сидеть не въ государственномъ совете, А мызу и извощиковъ держать. Король. Попробуемъ. (Входитъ Гамлетъ, читая книгу.) Королева. Взгляните, какъ онъ грустно Идетъ, бедняжка, съ книгою въ рукахъ. Полонiй. Уйдите оба; умоляю васъ. Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ. (Уходятъ: Король, Королева и свита.) Полонiй. Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ? Гамлетъ. Хорошо; слава Богу. Полонiй. Вы знаете меня, государь? Гамлетъ. Превосходно; вы рыбный торговецъ. Полонiй. Никакъ нетъ, государь. Гамлетъ. Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человекомъ. Полонiй. Честнымъ, государь? Гамлетъ. Да, сударь; быть честнымъ человекомъ, по нынешнимъ временамъ, значитъ быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ. Полонiй. Вотъ сущая правда, государь. Гамлетъ. И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собаке, въ этой сладостной для целованiя падали... У васъ есть дочь? Полонiй. Есть, государь. Гамлетъ. Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ смысле, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это. Полонiй. Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нетъ, нетъ, и вернется къ моей дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ. Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правде, и я въ молодости до крайности страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять. (Вслухъ). Что вы читаете, государь? Гамлетъ. Слова, слова, слова! Полонiй. В чемъ же дело, государь? Гамлетъ. Чье дело, съ кемъ? Полонiй. Я разумею дело, о которомъ вы читаете, государь, Гамлетъ. Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ седыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума, равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и верю всему этому сильнейшимъ и полнейшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; ведь вы сами, сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумели пятиться какъ крабъ. Полонiй (въ сторону). Хотя это и помешательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно ли вамъ выйти, государь? Гамлетъ. Въ могилу? Полонiй. Действительно, это значило бы вполне выйти. (Про себя.) Какъ порой его ответы полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а здравому уму не легко разрешиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ придумаю, какъ устроить его встречу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый принцъ, беру смелость всепокорнейше разстаться съ вами. Гамлетъ. Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чемъ бы я разстался также охотно, кроме моей жизни, моей жизни. Полонiй. Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.) Гамлетъ. Ахъ, эти скучные старые шуты! Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ. Полонiй. Вы ищите принца Гамлета? Вотъ где онъ! Розенкранцъ. Полонiю. Спаси васъ Господи! (Уходитъ Полонiй) Гильденштернъ. Достопочтенный принцъ! Розенкранцъ. Мой дражайшiй принцъ! Гамлетъ. Превосходнейшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А, Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята? Розенкранцъ. Какъ дюжинныя дети земли. Гильденштернъ. Темъ счастливы, что нетъ избытка счастья: Мы не верхушка колпака Фортуны. Гамлетъ. До и не подошва ея башмаковъ? Розенкранцъ. Ни то, ни другое, государь. Гамлетъ. Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?.. Гильденштернъ. Право же, мы ея рядовые... Гамлетъ. О, сущая правда!.. Она готова любить всехъ подъ рядъ... Что новаго? Розенкранцъ. Ничего, государь; разве то, что люди становятся честнее. Гамлетъ. Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не верна. Позвольте разспросить васъ подробнее: чемъ вы провинились предъ Фортуной, что она отправила васъ сюда въ тюрьму. Гильденштернъ. Въ тюрьму, государь? Гамлетъ. Данiя, - тюрьма. Розенкранцъ. Значитъ, и весь светъ тюрьма. Гамлетъ. Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ худшихъ. Розенкранцъ. Мы не того мненiя, государь. Гамлетъ. Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; ведь все хорошо или худо, глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма. Розенкранцъ. Въ такомъ случае ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ тесна для вашего духа. Гамлетъ. О, Боже! меня могли бы заключить въ орешную скорлупу, и я считалъ бы себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны. Гильденштернъ. А эти сны, конечно, честолюбiе; ведь самое существо честолюбца просто тень сна. Гамлетъ. Самъ сонъ только тень. Розенкранцъ. Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковеснымъ, что оно только тень тени. Гамлетъ. Значитъ наши нищiе - тела, а наши государи и напыщенные герои - тени нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать. Розенкранцъ и Гильденштернъ. Мы къ вашимъ услугамъ. Гамлетъ. Этого не требуется: я не хочу смешивать васъ съ остальными моими слугами, потому что, говоря какъ честный человекъ, мне ужасно прислуживаютъ. Но, - по старой дружбе, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ? Розенкранцъ. Прiехали навестить васъ, государь; другаго дела нетъ. Гамлетъ. Я нищiй, а потому беденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку. За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiехали по воле? Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же. Гильденштернъ. Что мы должны сказать, государь? Гамлетъ. Хоть что-нибудь. Но только къ делу. За вами посылали; въ вашихъ взглядахъ есть что-то въ роде признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ силы дать ему цветъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами. Розенкранцъ. Съ какою целью, государь? Гамлетъ. Это вы должны объяснить мне. Но заклинаю васъ правами товарищества, симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и всемъ более дорогимъ, чемъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чемъ я, ораторъ, - будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нетъ? Розенкранцъ, Гильденштерну. Что скажете? Гамлетъ, (про себя). Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте. Гильденштернъ. Государь, - за нами посылали. Гамлетъ. Я скажу вамъ зачемъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ васъ отъ открытiя обещанной королю и королеве тайны. Не меняйте перьевъ. Съ недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ все обычныя упражненiя; и въ самомъ деле я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа, что это чудное зданiе, земля, мне кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ великолепнейшiй пологъ, небо, - этотъ смелый навесъ, - этотъ величественный сводъ съ резною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мне онъ кажется скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человекъ! Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По деламъ какъ похожъ на ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ, и женщины также; хотя, судя по вашей улыбке, - вы хотели сказать это. Розенкранцъ. У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь. Гамлетъ. Отчего-жъ вы усмехнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня въ восторгъ. Розенкранцъ. Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ, то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дороге; они направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги. Гамлетъ. Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дело для рапиры и щита; любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ заставитъ смеяться техъ, у кого щекотка въ глотке, и дама объяснитъ свободно свое намеренiе: иначе белымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры? Розенкранцъ. Те самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики. Гамлетъ. Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное местожительство было бы полезнее и для ихъ известности, и для ихъ доходовъ. Розенкранцъ. Кажется, имъ пришлось уехать вследствiе недавняго нововведенiя. Гамлетъ. Пользуются ли они темъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ столице? Много-ль у нихъ бываетъ публики? Розенкранцъ. Говоря правду, - нетъ. Гамлетъ. Отчего же это? Или они позаржавели? Розенкранцъ. Нетъ, они относятся къ делу попрежнему; но завелось гнездо детей, маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пытке. И за это имъ хлопаютъ самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ моде и такъ вопятъ противъ обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имеющихъ право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смеютъ ходить въ театръ. Гамлетъ. Какъ, они дети? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ продолжать свои занятiя только до техъ поръ, пока будутъ певчими? Разве имъ не придется сказать впоследствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими же, какъ все, актерами (а это весьма вероятно, если у нихъ нетъ лучшихъ средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй. Розенкранцъ. Говоря правду, много было шуму съ обеихъ сторонъ, и публика не считаетъ грехомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не делали сбора, если въ нихъ поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта. Гамлетъ. Неужто? Гильденштернъ. О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами. Гамлетъ. И мальчики победили? Розенкранцъ. Да, государь, и Геркулеса, и его ношу. Гамлетъ. Въ этомъ нетъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и те, что при жизни моего отца морщились при встрече съ нимъ, даютъ теперь, каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумела до него добраться. (За сценой трубы). Гильденштернъ. Вотъ и актеры. Гамлетъ. Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли, мода и церемонiя - принадлежности приветствiя, - позвольте же мне оказать вамъ вежливость по всемъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, - которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ более похоже на учтивость, чемъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются. Гильденштернъ. Въ чемъ, дорогой принцъ? Гамлетъ. Я помешанъ только при нордъ-нордъ-весте; когда ветеръ южный, я отличу кречета отъ... ручной пилы. (Входитъ Полонiй). Полонiй. Желаю вамъ всего хорошаго, господа! Гамлетъ. Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ. Розенкранцъ. Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ вдвойне дитя. Гамлетъ. Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мне объ актерахъ; заметьте. Ваша правда, сударь; въ понедельникъ утромъ; действительно, такъ оно и было. Полонiй. Государь, я имею сообщить вамъ новость. Гамлетъ. И я имею сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ... Полонiй. Къ намъ прiехали актеры, государь. Гамлетъ. Подите!... Полонiй. Честью... Гамлетъ. Итакъ, - Прiехали актеры на ослахъ. Полонiй. Лучшiе актеры въ свете для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали, пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи, трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ места и неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ и свободныхъ драмъ. Гамлетъ. О, Iеффай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ. Полонiй. Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь? Гамлетъ. Какъ? Прекрасной дочерью единой, Ее-жъ отменно онъ любилъ. Полонiй (въ сторону). Все о моей дочери. Гамлетъ. - Не правда-ли, старый Iеффай? Полонiй. Если вы зовете меня Iеффаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я люблю отменно. Гамлетъ. Нетъ, это не следуетъ. Полонiй. Такъ что же следуетъ, сударь? Гамлетъ. Ну, - Богъ зналъ, какъ жребiй палъ, И затемъ, вы знаете: Какъ гадалось, такъ и сталось. Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ коротатели моего времени. (Входятъ: четыре, или пять актеровъ). Гамлетъ. Добро пожаловать, господа! всехъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо возмужало съ техъ поръ, какъ я виделъ тебя въ последнiй разъ; ты явился въ Данiю, чтобы показать мне свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь Богородицей, съ техъ поръ, какъ я виделъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на целый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ. Первый актеръ. Какой монологъ, государь? Гамлетъ. Ты разъ читалъ мне монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпе: для нея она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мненiю техъ, чье сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умело. Я помню, кто-то заметилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ виде приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что обличало бы въ авторе аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ, столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо более милымъ, чемъ тонкимъ. Мне особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидоне, и въ немъ особенно то место, где онъ говоритъ объ убiйстве Прiама; если оно живо въ вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте... Жестокiй Пирръ, какъ зверь Гирканскiй... Нетъ, не такъ; но начинается Пирромъ... Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье, Черно какъ цель его, напоминало Ту ночь, какъ въ роковомъ коне лежалъ онъ, Теперь свой черный и ужасный обликъ Окрасилъ въ более зловещiй цветъ: Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ; Онъ весь въ крови отцовъ и матерей, Сыновъ и дочерей: она на немъ Сгустела въ тесто, и спеклась отъ жара Горящихъ улицъ, кои озаряли Своимъ жестокимъ и проклятымъ светомъ Ихъ подлыя убiйства. Опаленный И яростью, и пламенемъ, - и весь Запекшейся сукровицей покрытый, Съ глазами, какъ рубины, - адскiй Пирръ Глядитъ где праотецъ Прiамъ... Полонiй. Какъ передъ Богомъ, отлично прочитано, государь; въ должномъ тоне, съ надлежащимъ выраженiемъ. Первый актеръ. Вскоре Его находитъ: непосильно бьется Онъ съ Греками; его старинный мечъ Не повинуется, мятежный, приказанью Его руки: где поднятъ, тамъ и палъ. Пирръ бросился въ неравный поединокъ Съ Прiамомъ; въ ярости онъ промахнулся, Но одряхлевшiй старецъ палъ отъ ветра, Отъ дуновенiя разящаго меча. Казалось, самъ бездушный Иллiонъ Почувствовалъ ударъ, и долу палъ Горящею вершиной; страшнымъ трескомъ Какъ будто въ пленъ слухъ Пярра захватилъ. Взгляни! вотъ мечъ его, что занесенъ былъ Надъ млечно-белой головой Прiама, - Какъ будто въ воздухе застылъ. И Пирръ Стоитъ, какъ нарисованный тиранъ, Нейтральный между волею и целью И ничего не делаетъ. - Подобно, Нередко видимъ мы, что предъ грозою Тишь въ небесахъ, стоитъ недвижно туча, Безгласенъ смелый ветеръ, шаръ земной Молчитъ, какъ смерть: вдругъ страшный громъ разрежетъ Небесный сводъ; такъ, после остановки, Проснувшись, месть влечетъ на дело Пирра, - И молоты Циклоповъ никогда Не ударяли съ меньшимъ сожаленьемъ По латамъ Марса, что они ковали Для вечнаго ношенiя, - какъ ныне Ударилъ Пирръ мечомъ своимъ кровавымъ Прiама-старца. Прочь, прочь, долой, развратница Фортуна! Вы, боги все, ее на общемъ сейме Лишите власти; въ колесе ея Сломайте ободъ и все спицы; сбросьте Кругъ ступицы съ небеснаго холма Внизъ, ко врагу. Полонiй. Очень длинно. Гамлетъ. А мы его къ цирюльнику, вместе съ твоей бородой. - Пожалуста, продолжайте. - Ему бы веселую песенку, или скоромный разсказъ, - иначе онъ заснетъ, - Продолжайте, переходите къ Гекубе. Первый актеръ. Но кто, о кто, при виде Окутанной царицы... Гамлетъ. Окутанной царицы? Полонiй. Прекрасно; "окутанной царицы", - прекрасно. Первый актеръ. ....какъ она Бродила босоногая, грозя Залить пожаръ слепящими слезами; На голове, где былъ венецъ недавно, Какой-то лоскутокъ; вкругъ изнуренныхъ И тощихъ бедръ, - не царская одежда, А покрывало, что она схватила Въ тревожномъ страхе... Кто-бъ ее увиделъ, Тотъ ядомъ напоеннымъ языкомъ Фортуну осудилъ бы за измену. И если-бъ сами боги услыхали Ея мгновенный резкiй вскрикъ, при виде Какъ, злобно издеваясь, Пирръ дробилъ На части трупъ Прiама, - о тогда бы (Иль все земное чуждо для боговъ) Горящiе глаза небесъ залились, И боги бы страдали... Полонiй. Взгляните, разве онъ не побледнелъ, и слезы на глазахъ. Пожалуста, довольно. Гамлетъ. Прекрасно. Вы вскоре прочтете мне остальное. (Полонiю). Не распорядитесь-ли вы, чтобъ актерамъ отвели хорошее помещенiе? Слышите-ли, чтобъ съ ними хорошо обращались: ведь они минiатюры и краткiя летописи нашего времени. Вамъ лучше заслужить после смерти дурную эпитафiю, чемъ злой отъ нихъ отзывъ при жизни. Полонiй. Государь, я буду обращаться съ ними соответственно ихъ заслугамъ. Гамлетъ. Лучше, чудакъ человечекъ! Обращайся съ каждымъ по заслугамъ, и кто уйдетъ отъ порки! Обращайтесь съ ними соответственно вашей чести и сану: чемъ меньше они заслуживаютъ, темъ больше достоинства будетъ въ вашей доброте. Ведите ихъ. Полонiй. Пойдемте, господа. Гамлетъ. Идите за нимъ, друзья: завтра мы посмотримъ пiесу. (Уходятъ: Полонiй и все актеры кроме перваго). Послушай, старый другъ, можете ли вы сыграть Убiйство Гонзаго? Первый актеръ. Да, сударь. Гамлетъ. Такъ мы посмотримъ ее завтра. А въ случае нужды, можете вы выучить двенадцать, или шестнадцать строкъ, которыя я напишу и хочу вставить? Ведь можно? Первый актеръ. Да, государь. Гамлетъ. Прекрасно. - Идите за этимъ господиномъ, но, глядите, не смейтесь надъ нимъ. (Актеръ уходитъ; къ Гильденштерну и Розенкранцу). Я отпускаю васъ до вечера. Очень радъ, что вы въ Эльзиноре. Розенкранцъ. Добрый принцъ... (Уходятъ: Резенкранцъ и Гильденштернъ). Гамлетъ (Одинъ.) Ну, и Богъ съ вами!.. Я теперь одинъ... Какой я подлый крепостной холопъ!... Не дико ли, что этотъ вотъ актеръ Въ какомъ-то вымысле, въ мечте страданья, Могъ собственной своей-же мысли Такъ душу подчинить, что отъ ея работы Лицо бледнеетъ, слезы на глазахъ, Растерянность въ чертахъ, надтреснутъ голосъ, И все движенiя души и тела По выраженью съ замысломъ согласны? И все изъ ничего! Изъ-за Гекубы!.. Что для него Гекуба? или онъ Что для нея? съ чего о ней онъ плачетъ? Что-бъ сделалъ онъ, имей онъ для страданья Такiя-жъ побужденье и причину, Какъ у меня? Онъ затопилъ бы сцену Слезами, и своей ужасной речью Онъ истерзалъ бы слухъ у всехъ. Онъ свелъ бы Виновнаго съ ума; того, чья совесть Чиста - заставилъ бы дрожать; смутилъ бы Неведенье.... Онъ верно ужаснулъ бы До самой глубины и слухъ, и зренье. А я, Бездушная и мешкотная дрань, Какъ увалень я кисну; не отзывчивъ На оскорбленье; не могу сказать Ни слова, да!.. и даже за него, За короля, лишеннаго такъ подло И достоянья, и дражайшей жизни. Или я трусъ? Но кто же назоветъ Меня мерзавцемъ, мне башку проломитъ? Кто вырветъ клокъ изъ бороды моей И мне его швырнетъ въ лицо? Кто за-носъ Меня рванетъ? Кто ложь вобьетъ мне въ глотку? Кто смеетъ?.. Гм... И что-жъ, я все Снесу; сомненья нетъ, что у меня И печень голубя, и желчи нетъ, Чтобъ растравить обиду, - иль давно ужъ Я откормилъ бы тушею мерзавца Окрестныхъ коршуновъ. Кровавый, Развратный негодяй! Коварный, Безсовестный, распутный, безсердечный! О, мщенье! Что за оселъ я! Впрямь, чего-жъ храбрее: Я сынъ его, убитаго; на месть Меня и небеса, и адъ торопятъ, - Такъ мне-ль не облегчать словами сердца, Мне-ль не ругаться, какъ последней девке, Какъ судомойке! Фу, мерзость! Встрепенися, умъ! Я слышалъ, Виновные бывали столь глубоко Поражены сценическимъ искусствомъ, Что тутъ же сознавались въ преступленьи. Убiйство, будь оно безъ языка, Отыщетъ органъ, более чудесный... Я прикажу, чтобъ эти вотъ актеры Предъ дядею сыграли сцену, въ роде Убiйства моего отца. Следить я стану за его глазами, Я вскрою рану до живаго мяса, И только онъ вздрогнетъ, - ужъ я пойму Что делать. Духъ, котораго я виделъ, Могъ быть и дьяволомъ. И дьяволъ властенъ Принять намъ милый образъ; да, быть можетъ, Онъ потому, что я унылъ и слабъ (А надъ такими демоны всесильны), Меня прельщаетъ, чтобъ сгубить на векъ, Мне нужны доказательства прямее: Я совесть дяди сценой уловлю. ----- ДЕЙСТВIЕ ТРЕТЬЕ. СЦЕНА I Комната во дворце. Входятъ: король, королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ и Гильденштернъ. Король. И вы окольными путями не добились, Зачемъ онъ поощряетъ то разстройство, Что гложетъ такъ жестоко дни его Безчиннымъ и опаснымъ сумасбродствомъ? Розенкранцъ. Онъ сознается, что въ уме разстроенъ, Но отчего - никакъ сказать не хочетъ. Гильденштернъ. Нетъ также въ немъ желанья допустить Себя зондировать; когда его Мы навести хотели на призванье, Онъ ускользалъ съ лукавствомъ сумашедшихъ. Королева. Какъ васъ онъ принялъ? Розенкранцъ. Чисто по-дворянски, Гильденштернъ. Но съ сильной принужденностiю въ чувствахъ. Розенкранцъ. Скупъ на вопросы; отвечалъ же намъ Весьма охотно. Королева. Вы не соблазняли Его на развлеченья? Розенкранцъ. Мы случайно Актеровъ обогнали по дороге. Мы, государыня, ему сказали О нихъ, и онъ, узнавъ о томъ, казалось, Повеселелъ; они ужъ здесь, и если Не ошибаюсь, и приказъ имъ данъ Играть сегодня. Полонiй. Правда. И меня Просилъ онъ пригласить и ваши Величества смотреть и слушать пьесу. Король. Съ великимъ удовольствiемъ. И я Весьма доволенъ, услыхавъ, что онъ Въ подобномъ настроеньи. Господа, Вы, подстрекнувъ еще, его направьте На развлеченiя. Розенкранцъ. Исполнимъ, государь. Уходятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ. Король. И ты оставь насъ, милая Гертруда: Мы подъ рукой послали за Гамлетомъ, Чтобъ онъ, какъ бы случайно, встретилъ здесь Офелiю. А мы съ ея отцомъ (Легальные шпiоны) поместимся Такъ, чтобъ незримые могли все видеть, И встречу ихъ свободно обсудить. По поведенiю его решимъ мы, Чемъ боленъ онъ: тоскою отъ любви, Иль чемъ другимъ. Королева. Я повинуюсь вамъ. А ради васъ, Офелiя, желаю Чтобъ ваша красота была счастливой Причиною безумiя Гамлета. Надеюся, что ваша добродетель, Для чести васъ обоихъ, возвратитъ Его на прежнiй путь. Офелiя. И я того же Желаю, государыня. (Уходитъ: Королева). Полонiй. Ходите здесь, Офелiя. А мы, милостивейшiй, - Да будетъ вамъ угодно - станемъ тутъ. (Офелiи). Читайте эту книгу. Видъ такого Занятiя поможетъ скрасить ваше Уединенiе. Мы часто этимъ Грешны. Доказано, и черезъ чуръ, Что набожнымъ лицомъ и благочестьемъ, Мы подсластимъ и чорта самого. Король, (самъ съ собою.) Какая правда! Больно, какъ бичемъ, Она по совести моей хлестнула! Искусно размалеванныя щеки Развратницы подъ темъ, что краситъ ихъ, Не такъ противны, какъ мои дела Подъ самыми цветистыми словами. О, бремя тяжкое! Полонiй. Я слышу Его шаги. Уйдемте, государь. (Уходятъ: Король и Полонiй.) Входитъ Гамлетъ. Гамлетъ, (самъ съ собою.) Жизнь, или смерть - таковъ вопросъ. Что благородней для души: сносить ли И пращу, и стрелу судьбы свирепой, Иль, вставъ съ оружьемъ противъ моря золъ, Борьбой покончить съ ними? - Умереть, - Уснуть, - не больше... И подумать только Что сномъ окончатся и скорби сердца, И тысячи страданiй прирожденныхъ, Наследье плоти!.. Вотъ исходъ, достойный Благоговейнаго желанья!... Умереть, - Уснуть... Уснуть!... Быть можетъ, видеть сны... Вотъ въ чемъ препятствiе. Что мы, избавясь Отъ этихъ преходящихъ бедъ, увидимъ Въ томъ мертвомъ сне, - не можетъ не заставить - Остановиться насъ. По этой-то причине Мы терпимъ бедствiе столь долгой жизни, - Кто снесъ бы бичеванье и насмешки Людской толпы, презренье къ бедняку, Неправду притеснителя, томленье Отверженной любви, безсилье права, Нахальство власть имущихъ и пинки, Что терпеливая заслуга сноситъ Отъ недостойнаго, - когда онъ можетъ Покончить съ жизнью счеты Простымъ стилетомъ? Кто бы сталъ таскать Все эти ноши и потеть, и охать Подъ тягостною жизнью, если бъ страхъ Чего-то после смерти, той страны Неведомой, изъ-за границъ которой Не возвращаются, - не путалъ воли, Уча что лучше намъ сносить земныя беды, Чемъ броситься къ другимъ, намъ неизвестнымъ. - Такъ въ трусовъ превращаетъ насъ сознанье; Такъ и решимости природный цветъ Отъ бледнаго оттенка мысли тускнетъ. И оттого-то также предпрiятья, Великiя по силе и значенью, Сбиваясь въ сторону въ своемъ теченьи, Не переходятъ въ дело. - Успокойся!.. Прекрасная Офелiя!... О, нимфа, Въ своихъ святыхъ молитвахъ помяни Мои грехи. Офелiя. Мой добрый государь, Какъ поживали вы все это время? Гамлетъ. Благодарю покорно: я здоровъ; Здоровъ, здоровъ. Офелiя. Принцъ, у меня отъ васъ Подарки есть на память; я давно Хотела возвратить ихъ, государь. Пожалуста, примите ихъ теперь. Гамлетъ. Нетъ, нетъ! Я ничего вамъ не дарилъ. Офелiя. Вы мне наверно ихъ дарили, принцъ. И ваша речь такъ сладостно дышала, Что возвышала цену имъ. Теперь Тотъ ароматъ исчезъ, - возмите жъ вещи. Для благородныхъ душъ, когда дарившiй Перестаетъ быть нежнымъ, и подарки Бедны становятся.... Вотъ, государь. Гамлетъ. Ха, ха! вы честная девушка? Офелiя. Принцъ! Гамлетъ. И красивая! Офелiя. - Что вы хотите сказать? Гамлетъ. Что если вы честная и красивая девушка, то вашей честности не следуетъ вступать въ сношенiя съ вашей красотой. Офелiя. Но, государь, разве у красоты можетъ быть лучшее общенiе, чемъ съ честностью? Гамлетъ. Да, правда; ведь власть красоты скорее превратятъ честность въ распутство, чемъ сила честности сделаетъ красоту своимъ подобiемъ. Въ старину это было парадоксомъ, но наше время представило тому примеры. Я любилъ васъ когда-то. Офелiя. Въ самомъ деле, государь, вы заставляли меня верить этому. Гамлетъ. Вамъ не следовало бы мне верить; ведь добродетель не въ силахъ настолько привиться къ нашему старому пню, чтобъ передать ему свой вкусъ: я не любилъ васъ. Офелiя. Темъ сильнее я была обманута. Гамлетъ. Поступай въ монастырь. Къ чему тебе быть матерью грешниковъ? Я еще сносно честенъ, а все же я могъ бы обвинить себя въ такихъ делахъ, что лучше бъ моей матери не родить меня: я очень гордъ, мстителенъ, честолюбивъ; подъ моей командой больше греховъ, чемъ мыслей, чтобъ ихъ вместить, воображенiя - чтобъ дать имъ образъ, и времени, чтобъ ихъ выполнить. Что делать такимъ какъ я молодцамъ, пресмыкаясь между небомъ и землей? Все мы отпетые плуты; не верь ни одному изъ насъ. Иди своей дорогой въ монастырь... Где вашъ отецъ? Офелiя. Дома, государь. Гамлетъ. Пусть за нимъ запрутъ двери, чтобъ онъ нигде, кроме дома, не разыгрывалъ шута. Прощай. Офелiя. О, помогите ему, святыя небеса! Гамлетъ. Если ты выйдешь замужъ, я дамъ тебе въ приданое такую беду: будь чиста, какъ ледъ, будь бела, какъ снегъ, - ты не избегнешь клеветы, Поступай въ монастырь; иди, прощай. Или, если ты непременно хочешь замужъ, выходи за дурака; ведь умные очень хорошо знаютъ, какихъ чудовищъ вы изъ нихъ делаете. Въ монастырь; поступай, и скорее. Прощай. Офелiя. О, исцелите его, небесныя власти! Гамлетъ. Слышалъ я также о вашей болтовне; очень хорошо. Богъ вамъ далъ походку, а вы делаете изъ нея другую; вы прискакиваете, ломаетесь и лепечете и даете прозвища Божьему созданiю и выдаете распущенность за неведенье. Ступай, я больше не хочу объ этомъ; оно свело меня съ ума. Слышишь, у насъ больше не будетъ свадебъ; те, что женились, пусть живутъ все, кроме одного; а остальные - останутся такими, какъ были. Въ монастырь; ступай. (Уходитъ: Гамлетъ.) Офелiя, одна О, что за благородный умъ низвергнутъ! Придворный и военный, и ученый, - Ихъ взглядъ и мечъ, и слово!.. Онъ - надежда И роза нашей родины прекрасной; Онъ - образецъ манеръ и зеркало уменья Держать себя, - за кемъ следили Все знатоки... Вполне, вполне погибъ!.. И между женщинъ нетъ меня печальней И жалче: я впивала медъ его Обетовъ сладкозвучныхъ, - я теперь Передо мною этотъ благородный, Верховный умъ, какъ колоколъ разбитый, Звучитъ и резко и фальшиво!.. Этотъ Себе соперниковъ не знавшiй образъ Цветущей юности - поблекъ въ бреду!.. О, горе мне! Я видела, что было И ныне вижу то, что есть... Снова входятъ: Король и Полонiй. Король. Любовь? Нетъ, страсть его не въ этомъ направленьи... Хоть безпорядочность заметна въ томъ, Что говорилъ онъ, - не похоже это На сумашествiе. Въ его душе есть что-то Надъ чемъ его тоска сидитъ, какъ птица Въ гнезде, - и выводокъ, боюсь я, будетъ Не безопасенъ. - Упреждая это, Я на-скоро решаю такъ: его, За недоплаченною данью, спешно Отправить въ Англiю. Быть можетъ, море, Иныя страны, перемена местъ, Изгонятъ то, что въ сердце у него Укоренилося; надъ чемъ такъ бьется И умъ его, и отъ чего онъ сталъ Такъ не похожъ на самого себя. - Какъ ваше мненье? Полонiй. Ваша мысль прекрасна; Но все-жъ, по-моему, происхожденье И самое начало этой грусти - Въ отверженной любви. - А! это ты, Офелiя?.. что говорилъ вамъ принцъ Мы слышали и повторять не надо. - Какъ вамъ угодно, государь, такъ вы И делайте; но, можетъ быть, не дурно, Чтобъ королева, после представленья, Поговорила съ нимъ наедине, Чтобъ выведать его болезнь; и пусть Она покруче будетъ съ нимъ. А я - Да будетъ вамъ угодно - помещуся Какъ будто въ ухе ихъ беседы; если Ей не удастся, - то его тогда Отправьте въ Англiю, иль заключите Куда найдетъ удобней ваша мудрость. Король. Быть по сему. Безумство сильныхъ мiра Не должно оставаться безъ надзора. (Уходятъ.) СЦЕНА II. Залъ въ замке. Входятъ: Гамлетъ и несколько актеровъ. Гамлетъ. Пожалуста, читайте монологъ, какъ я читалъ его вамъ, - чтобы слова легко сходили съ языка; если-жъ вы его проорете, какъ то делаютъ многiе актеры, то мне все равно, когда-бъ мои стихи прокричалъ бирючъ. Не пилите черезъ чуръ воздуха рукою - вотъ такъ; но будьте во всемъ трезвены, потому что вамъ следуетъ прiобрести и иметь настолько мерности, чтобы въ самомъ порыве, буре и (смею сказать) урагане страсти, вы могли смягчить ея резкость. О, мне оскорбительно до глубины души, когда я слышу, какъ здоровенный парень съ парикомъ на башке, рветъ страсть въ лоскутки и клочья, ради того, чтобъ оглушить раекъ, - который, по большей части, неспособенъ ничего понять, кроме безсмысленной пантомимы да шума. Я могъ бы приказать выпороть такого молодца за то что онъ переигрываетъ самого Термаганта, и иродствуетъ пуще самаго Ирода; пожалуста, избегайте этого. Первый актеръ. - Ручаюсь вашей чести... Гамлетъ. Не будьте также черезъ-чуръ вялы; пусть вашъ умъ будетъ вашимъ наставникомъ; согласуйте движенiе со словомъ и слово съ движенiемъ, особенно наблюдая, чтобы не переступить скромности самой природы; ведь всякое переигрыванье вне цели, представленiя, котораго назначенiе, какъ прежде, такъ и ныне, и было, и есть, такъ-сказать, держать зеркало передъ природой; показывать добродетели ея собственныя черты, и презренному его собственный обликъ, а равно всякому возрасту и состоянiю его образъ и подобiе. Потому-то переигрыванье, или недоигрыванье, хотя и заставляютъ смеяться невеждъ, только печалятъ знатоковъ, а сужденье одного изъ нихъ въ вашемъ пониманiи должно перевешивать мненiе полнаго театра другихъ. О, есть актеры, и я видалъ ихъ игру, и слышалъ, какъ другiе ценили ее, и притомъ высоко, - а они, чтобъ не выразиться кощунственно, не имея ни голоса, ни походки христiанъ, язычниковъ и людей вообще, такъ выступали и ревели, что я думалъ: видно какiе-нибудь поденьщики природы творили людей, и вдобавокъ плохо: до того отвратительно подражали они человечеству. Первый актеръ. Въ нашей труппе, надеюсь, это устранено уже въ достаточной степени. Гамлетъ. О, устраните это вовсе. И пусть играющiе шутовъ не говорятъ того, чего нетъ въ роли; между ними есть и такiе, что готовы хохотать сами, только-бъ разсмешить несколькихъ пустоголовыхъ зрителей, хотя бы въ это время вниманiе должно быть обращено на важное место въ пiесе; это пошлость, и обнаруживаетъ въ шутахъ, прибегающихъ къ ней, самое жалкое самолюбiе. Ступайте, приготовтесь. (Уходятъ: актеры). Входятъ: Полонiй, Розенкранцъ и Гильденштернъ. Гамлетъ, Полонiю. Ну, что? угодно королю прослушать пьесу? Полонiй. И королеве также, и немедленно. Гамлетъ. Попросите актеровъ поторопиться. (Полонiй уходитъ, Розенкранцу и Гильденштерну). Не поможете ли и вы поторопить ихъ? Розенкранцъ, Гильденштернъ. - Идемъ, государь. (Уходятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ). Гамлетъ. Эй, Горацiо! Входитъ: Горацiо. Горацiо. Здесь, милый государь, къ услугамъ вашимъ. Гамлетъ. Горацiо, - изъ всехъ, съ кемъ въ жизни случай Меня сводилъ, - ты истый человекъ. Горацiо. О, дорогой мой государь!.. Гамлетъ. Не думай, Я льщу тебе. Какого повышенья Мне отъ тебя надеяться, когда Весь твой доходъ, чемъ ты одетъ и сытъ. Твой добрый умъ? Къ чему льстить бедняку? Нетъ, пусть языкъ слащавый лижетъ роскошь Безумную, и пусть искусно гнутся Колени тамъ, где выгода идетъ Вследъ за ласкательствомъ. Ты слушаешь? Съ техъ поръ Какъ стала властна въ выборе моемъ Моя душа живая, и людей Сумела различать, - она тебя Своимъ избранiемъ запечатлела. Ведь ты одинъ изъ техъ, кто, все снося, Какъ будто ничего не терпятъ; ты Равно благодаришь, какъ за толчки, Такъ и за милости судьбы. Блаженны, Въ комъ кровь и умъ такъ хорошо смешались Что ужъ не издадутъ они, какъ флейта, Подъ пальцами судьбы ту ноту, Какую ей угодно. Укажи мне На человека, кто не рабъ страстей, И, какъ тебя, его я заключу Въ сердечной глубине; да, въ сердце сердца. Но я распространился. Нынче будетъ Предъ королемъ представлена пiеса... Одна изъ сценъ весьма напоминаетъ Подробности, которыя ты знаешь, Убiйства моего отца. Когда ее Начнутъ, - пожалуста, следи за дядей Согласно съ думами моей души. И если скрытое его злодейство Себя не выдастъ ни единымъ словомъ, То духъ, что мы видали, былъ проклятый, И все мои мечтанiя черны, Какъ кузница Вулкана. Наблюдай За нимъ внимательно; что до меня, - Я взоръ свой пригвоздю къ его лицу. Потомъ мы наблюденiя свои Другъ другу сообщимъ, и все обсудимъ. Горацiо. Покойны будьте. Если онъ украдетъ Хоть что-нибудь во время представленья И ускользнетъ отъ наблюденья, - я Плачу за кражу. Гамлетъ. Вотъ они идутъ Въ спектакль; начать дурачества я долженъ... Займи же место. (Входятъ: Король, Королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ, Гильденштернъ и другiе свитскiе господа; стража вноситъ факелы. Датскiй маршъ. Трубы. Король. Какъ поживаетъ нашъ родственникъ, Гамлетъ? Гамлетъ. Превосходно? право; на пище хамелеона: емъ воздухъ, начиненный обещанiями. Каплуновъ этимъ вамъ не откормить. Король. Мне нечего делать съ подобнымъ ответомъ, Гамлетъ; эти слова не на моемъ языке. Гамлетъ. Теперь и не на моемъ. (Полонiю) Вы говорили, что когда-то играли въ университете? Полонiй. Игралъ, государь, и считался хорошимъ актеромъ. Гамлетъ. Кого жъ вы представляли? Полонiй. Я представлялъ Юлiя Цезаря; я былъ убитъ въ Капитолiи, Брутъ убилъ меня. Гамлетъ. Убить такого телка! Капитальное злодейство! - Актеры готовы? Розенкранцъ. Да, государь; они ждутъ вашего позволенiя. Королева. Поди сюда, дорогой Гамлетъ; сядь подле меня. Гамлетъ. Нетъ, добрая матушка, здесь имеется более заманчивый металлъ Полонiй - Королю. Ого! слышите ли? Гамлетъ (ложась у ногъ Офелiи). Можно ли прилечь на вашемъ лоне? Офелiя. Нетъ, государь. Гамлетъ. Я разумелъ: прилечь головой къ вашему лону? Офелiя. Да, государь. Гамлетъ. А вы ужъ подумали, что у меня дурныя мысли? Офелiя. Я ничего не думала, государь. Гамлетъ. Прiятно подумать, что лежишь у девушки между коленъ! Офелiя. Что такое, принцъ? Гамлетъ. Ничего. Офелiя. Вы веселы? Гамлетъ. Кто? я? Офелiя. Да, государь, Гамлетъ. О, Боже! вашъ единственный сочинитель веселыхъ песенъ. Да и что делать человеку какъ не быть веселымъ? вотъ посмотрите, какъ радостно глядитъ моя мать, а мой отецъ умеръ всего два часа назадъ. Офелiя. Нетъ, ужъ дважды два месяца, государь. Гамлетъ. Такъ давно? Пусть же дьяволъ носитъ трауръ, а я стану ходить въ черныхъ соболяхъ. О, небеса! Умереть два месяца назадъ, и не быть забытымъ! Итакъ, есть надежда что память о великомъ человеке переживетъ его на полгода. Но для этого, клянусь Владычицей, онъ долженъ настроить церквей; иначе ему придется стерпеть, что о немъ и не вспомнятъ, какъ о какой- нибудь запрещенной игре. (Гобои. Входитъ: пантомима). Входятъ весьма любезно король и королева. Королева обняла его. Она становится на колени, и изображаетъ жестами, что даетъ ему торжественныя обещанiя. Онъ ее подымаетъ, и преклоняетъ свою голову къ ея шее; затемъ ложится на цветочную скамью и засыпаетъ; она, видя что онъ уснулъ, уходитъ. Вскоре входитъ некто, снимаетъ съ него корону, целуетъ ее, и вливаетъ въ уши короля ядъ, и уходитъ, Королева возвращается; видитъ, что король умеръ и жестами изображаетъ страданiя. Снова входитъ отравитель съ двумя или тремя статистами, и повидимому сокрушается съ нею. Трупъ уносятъ. Отравителъ соблазняетъ королеву подарками; она сначала выражаетъ отвращенiе и нежеланiе, но въ конце соглашается на его любовь. Уходятъ. Офелiя. Что это значитъ. государь? Гамлетъ. Марiя Дева! это подкравшееся mallecho, - что значитъ злодейство. Офелiя. Вероятно, эта пантомима изображаетъ содержанiе пьесы. (Входитъ: Прологъ.) Гамлетъ. Мы узнаемъ о томъ отъ этого молодца; актеры не могутъ хранить тайны; они все разскажутъ. Офелiя. Онъ намъ скажетъ, что значитъ эта пантомима? Гамлетъ. Да, или любая, какую вы только покажите ему. Только не стыдитесь ему показать, онъ ужъ не постыдится сказать вамъ, что оно значитъ. Офелiя. Какой вы не хорошiй, какой вы не хорошiй! Я стану следить за пьесой. Прологъ. Для насъ и для трагедiи, Предъ вашей милостью въ моленiи, Васъ просимъ слушать мы въ терпенiи. Гамлетъ. Что это? прологъ, или стишки съ кольца? Офелiя. Какъ коротко! Гамлетъ. Какъ женская любовь! (Входятъ: театральные король и королева). Театр. Король. Фебъ полныхъ тридцать разъ Нептуновъ токъ соленый И Теллуса уделъ объехалъ безъ препоны, И месяцъ тридцатью двенадцать полныхъ разъ Заемный светъ свой лилъ, вокругъ земля вертясь, - Какъ руки Гиминей, сердца-жъ любови сила Намъ неразрывными цепями съединила. Театр. Королева. Пусть солнце и луна дадутъ намъ случай вновь Счесть сколько-жъ ихъ путинъ, пока прейдетъ любовь. Но горе, горе мне! съ недавнихъ поръ ты боленъ; Не тотъ что прежде былъ, не веселъ, не доволенъ, И я тревожуся. Но хоть тревожусь я, Ты этимъ, государь, не огорчай себя. Въ тревоге и любви у женщинъ только крайность: Иль полное ничто, иль та же чрезвычайность. Доказана любовь моя въ твоихъ очахъ: Сколь велика любовь, таковъ же и мой страхъ. Театр. Король. Тебя, и скоро, я оставлю, другъ мой милый, Ужъ въ действiи мои весьма, ослабли силы. Въ прекрасномъ мiре семъ останешься вдовой, Въ почете и любви, и можетъ быть иной, Достойнейшiй супругъ... Театр. Королева. Умолкни о дальнейшемъ! То посягательствомъ явилось бы гнуснейшимъ. Въ томъ муже на меня проклятье пусть падетъ: Та замужъ вновь пойдетъ, кто перваго убьетъ. Гамлетъ. Полынь! полынь! Театр. Королева. Влечетъ насъ замужъ вновь презренная забота: То дело не любви, а низкаго расчета, И мужа перваго вторично я убью, Когда на ложе я другаго полюблю. Театр. Король. Я верю, искренне теперь твое желанье, Но нарушаемъ мы нередко обещанье. Обетъ является лишь памяти рабомъ: Родится быстро онъ, но мало жизни въ немъ. На древе онъ виситъ, какъ плодъ еще неспелый Но прочь онъ отпадетъ, какъ плодъ вполне созрелый. Мы забывать, мой другъ, всегда принуждены То уплатить себе, что сами мы должны. Что въ страсти исполнять себе мы обещаемъ, Какъ скоро страсть пройдетъ, обетъ позабываемъ. Какъ радость, такъ и скорбь въ жестокостяхъ своихъ Своимъ же действiемъ разятъ себя самихъ. Тамъ радость веселей, где скорбь была жестока; Сменяются оне въ одно мгновенье ока. Не веченъ здешнiй мiръ; не мудрено, другъ мой, Что и сама любовь меняется cъ судьбой. - И самъ я разрешить вопроса не сумею: Любовь ведетъ судьбу, иль движется за нею. Прислужники бегутъ, какъ сильный мужъ падетъ, Беднякъ, разбогатевъ, друзей въ врагахъ найдетъ. У счастiя всегда была любовь на службе; Где нетъ нужды, тамъ нетъ и недостатка въ дружбе. Въ несчастьи испытай, надеженъ ли твой другъ, - Увидишь, какъ въ врага онъ превратится вдругъ... Но, чтобъ согласовать съ началомъ заключенье: У воли и судьбы столь разное теченье, Что наши планы все крушенью подлежатъ; Намъ мысли, не дела, поверь, принадлежатъ: Вновь замужъ не идти теперь даешь ты слово, Со мной оно умретъ, и выйдешь за другаго. Театр. Королева. Пусть у меня возьмутъ: светъ - небо, хлебъ - земля, Пусть день и ночь утехъ всю жизнь не знаю я! И пусть превратности, что радость отравляютъ, Все что задумаю, во зло мне обращаютъ! Мученье здесь в тамъ да будетъ жребiй мой, Коль выйду замужъ я, оставшися вдовой! Гамлетъ. А если она да нарушитъ слово!.. Театр. Король. Ты сильно поклялась. Супруга дорогая, Уйди, мой духъ ослабъ, и скуку избывая, День сномъ я обману. Театр. Королева. Пусть сонъ твой умъ долитъ, А горе насъ съ тобой во векъ не посетитъ. Гамлетъ. Государыня, какъ вамъ нравится пьеса? Королева. Дама, кажется, наобещала ужъ слишкомъ много. Гамлетъ. О! - но ведь она сдержитъ слово. Король. Знаете ли вы сюжетъ? Нетъ ли въ немъ чего оскорбительнаго? Гамлетъ. Нетъ, нетъ; они только шутятъ; отравляютъ шутя; решительно ничего оскорбительнаго. Король. Какъ называется пьеса? Гамлетъ. Мышеловка. Но, Боже мой! въ какомъ смысле? Фигурально. Пiеса изображаетъ убiйство, случившееся въ Вене; герцога зовутъ Гонзаго; его жену - Баптиста; вы сейчасъ увидите; мошенническое дело. Но что изъ того? У вашего величества и у меня совесть чиста; оно до насъ не касается. Пусть брыкается кляченка съ ссадиной: у насъ загривокъ целъ. (Входитъ Луцiанъ.) Гамлетъ. Это Луцiанъ, племянникъ короля. Офелiя. Вы отлично заменяете хоръ, государь. Гамлетъ. Я могъ бы быть посредникомъ между вами и вашимъ возлюбленнымъ, если-бъ только могъ подглядеть, кто прыгаетъ у васъ въ глазахъ. Офелiя. Вы остры, государь, вы остры. Гамлетъ. Чтобъ притупить мое острiе, вамъ пришлось бы постонать. Офелiя. Чемъ дальше, темъ хуже. Гамлетъ. Такъ вы выбираете мужей. - Начинай, убiйца! Полно корчить гнусныя хари, чума! начинай. Ну,- "Ужъ воронъ, грая, Прокаркалъ мщенья часъ!.." Луцiанъ. Мысль зла, рука смела, ядъ есть, удобенъ часъ; Сообщникъ случай мне; ничей не видитъ глазъ. Полночныхъ вредныхъ травъ, о ты, смешенье злое, Гекаты клятвою отравленное втрое, - Природно волшебство и страшный твой составъ Немедленно сразятъ того, кто живъ и здравъ. Гамлетъ. Онъ отравляетъ его въ саду, чтобъ овладеть его государствомъ. Его зовутъ Гонзаго; исторiя невымышленная и написана по-итальянски отличнымъ языкомъ. Вы сейчасъ увидите, какъ убiйца добьется любви жены Гонзаго. Офелiя. Король встаетъ. Гамлетъ. Какъ? испугался холостыхъ выстреловъ? Королева. Какъ ваше здоровье, государь? Полонiй. Прекратить представленье! Король. Посветите мне; идемъ... Все. Светите, светите, светите! (Уходятъ: все, кроме Гамлета и Горацiо. Гамлетъ. Ну, что-жъ? Пусть раненый олень рыдаетъ, Лань невредимая играетъ; И спитъ одинъ, на страже стой другой! На этомъ светъ стоитъ, другъ мой. Что жъ, сударь, разве эти стихи да лесъ перьевъ (если въ остальномъ судьба распорядится со мною по-турецки) да две провенскiя розы на башмакахъ съ разрезомъ не доставятъ мне сударь, пая въ актерской артели? Горацiо. Полъ пая. Гамлетъ. Целый одинъ. Ты знаешь, милый мой Дамонъ, Что этотъ опустевшiй тронъ Былъ Зевса тронъ; но часъ пришелъ, И вотъ сидитъ на немъ... павлинъ. Горацiо. Вы могли бы срифмовать. Гамлетъ. О, добрый Горацiо, каждое слово духа я ценю въ тысячу фунтовъ. Заметилъ? Горацiо. Очень хорошо, государь. Гамлетъ. При словахъ объ отравленiи?.. Горацiо. Я пристально следилъ за нимъ. Гамлетъ. Ха, ха! Эй, музыку! эй, флейтъ! Ведь если королю пiеса не по вкусу,- Она не нравится ему, о Iисусе! Входятъ Розенкранцъ и Гильденштернъ. Гамлетъ. Эй, музыку!.. Гильденштернъ. Добрый государь, соблагоизвольте ко мне на одно слово. Гамлетъ. На целую исторiю, сударь... Гильденштернъ. Король, сударь... Гамлетъ. Ну, сударь, что жъ съ нимъ? Гильденштернъ. Онъ, по своемъ отсюда удаленiи, страшно разстроенъ, Гамлетъ. Отъ вина, сударь? Гильденштернъ. Нетъ, государь, скорей отъ желчи. Гамлетъ. Ваша мудрость обнаружилась бы сильнее въ сообщенiи объ этомъ его доктору; ведь если я пропишу ему чистительное, то, можетъ быть, онъ еще больше погрузится въ желчное настроенiе. Гильденштернъ. Добрый государь, положите известные пределы вашей мысли, и не бросайтесь такъ дико въ сторону отъ моего дела. Гамлетъ. Я присмирелъ, сударь; вещайте. Гильденштернъ. Королева, ваша мать, въ величайшемъ душевномъ волненiи, послала меня къ вамъ. Гамлетъ. Добро пожаловать. Гильденштернъ. Нетъ, добрый мой государь, эта вежливость незаконнорожденная. Если вамъ угодно отвечать мне здраво, я передамъ вамъ приказанiе вашей матушки; если нетъ, то данное мне порученiе окончится извиненiемъ передъ вами и уходомъ. Гамлетъ. Не могу я, сударь... Гильденштернъ. Чего, государь? Гамлетъ. Отвечать вамъ здраво: мой умъ боленъ; но приказывайте мне, сударь, отвечать такъ, какъ я умею вамъ или, вернее, какъ вы сказали, моей матери. И затемъ, - ни о чемъ, кроме дела. Мать моя, говорите вы... Розенкранцъ. Она выразилась такъ: ваше поведенiе повергло ее въ смущенiе и удивленiе. Гамлетъ. Что за удивительный сынъ, смогшiй такъ поразить свою мать! Но не следуетъ ли еще что-нибудь по пятамъ этого материнскаго удивленiя? Розенкранцъ. Она желаетъ поговорить съ вами въ своей комнате, раньше чемъ вы пойдете спать. Гамлетъ, Мы повинуемся ей, какъ еслибъ она была десять разъ нашей матерью. Не имеете ли вы еще какого-нибудь дела къ намъ? Розенкранцъ. Государь, вы когда-то любили меня... Гамлетъ. И теперь люблю, клянусь (показывая свои пальцы) этими ворами и мошенниками. Розенкранцъ. Добрый государь, въ чемъ причина вашего разстройства? Вы добровольно запираете дверь своей свободы, скрывая свои скорби отъ вашего друга. Гамлетъ. Мне не достаетъ повышенiя. Розенкранцъ. Какъ это можетъ быть, когда голосъ самого короля за ваш престолонаследiе въ Данiи? Гамлетъ. Да; но "пока травка подрастетъ", - пословица несколько заплесневела... Входитъ статистъ съ флейтою. Гамлетъ. А, флейта! Покажите-ка. (Розенкранцу и Гильденштерну, которые жестами просятъ идти за ними).. Идти за вами? Что вы мечетесь изъ стороны въ сторону, обнюхивая мой следъ, точно хотите загнать меня въ тенета? Гильденштернъ. О, государь! если мой долгъ черезчуръ смелъ, то и любовь моя черезчуръ безцеремонна. Гамлетъ. Я не совсемъ понялъ это. Не сыграете ли на этой дудке? Гильденштернъ. Не умею, государь. Гамлетъ. Пожалуста. Гильденштернъ. Поверьте, не умею. Гамлетъ. Умоляю васъ. Гильденштернъ. Я не знаю, какъ за нее взяться, государь. Гамлетъ. А это такъ же легко, какъ лгать. Нажимайте эти отверстiя большимъ пальцемъ и остальными, дуйте въ нея ртомъ, и раздастся отличная музыка. Взгляните, вотъ лады. Гильденштернъ. Но я не сумею приказать имъ издать какую-либо гармонiю; мне не достаетъ уменья. Гамлетъ. Ну, подумайте же теперь, какой негодной вещью считаете вы меня. Вы хотите играть на мне; вы делаете видъ, что знаете все мои лады; вы хотите выщипнуть самую сердцевину моей тайны; вы хотите заставить меня звучать отъ самой низкой до самой высокой ноты моего дiапазона, - а въ этомъ небольшомъ инструменте заключается музыка, чудный голосъ, и вы не умеете заставить его говорить. Что-жъ, или по вашему на мне легче играть, чемъ на какой-нибудь дудке? Зовите меня какимъ вамъ угодно инструментомъ, вы можете раздражить меня, но не играть на мне. Входитъ: Полонiй. Гамлетъ. Благослови васъ Господь, государь. Полонiй. Королева, государь, желаетъ говорить съ вами, и немедленно. Гамлетъ. Видите ли вы это облако, которое по форме почти-что верблюдъ? Полонiй. Клянусь обедней, и въ самомъ деле, оно похоже на верблюда. Гамлетъ Мне кажется, оно похоже на ласку. Полонiй. Спинка совершенно какъ у ласки. Гамлетъ. Или на кита? Полонiй. Очень похоже на кита. Гамлетъ. Значитъ, я сейчасъ же пойду къ матушке. - Они задурачатъ меня до того, что я надорвусь. - Я приду сейчасъ же. Полонiй. Я такъ и скажу. (Уходитъ Полонiй). Гамлетъ. "Сейчасъ же", сказать легко... - Оставьте меня друзья. (Уходятъ все, кроме Гамлета). Гамлетъ, одинъ. Насталъ часъ ночи, посвященный чарамъ! Кладбища разверзаются, и адъ Поветрiя на землю выдыхаетъ. Я-бъ могъ теперь горячую пить кровь И совершить такое злое дело, Что день бы вздрогнулъ, глядя на него... Довольно... Къ матушке теперь... О, сердце! Не изменяй природе. Не пускай Въ грудь крепкую мою души Нерона... И пусть жестокъ я буду, но не извергъ. Кинжалами я стану говорить, Но въ дело не пущу. Моя душа И мой языкъ притворщиками будутъ. И какъ бы я словами ни кололъ Ее, - запечатлеть ихъ деломъ Моя душа во векъ не согласится. (Уходитъ.). СЦЕНА III. Комната тамъ же. Входятъ: Король, Розенкранцъ, Гильденштернъ. Король. Я не люблю его; притомъ, опасно Его безумство оставлять на воле, А потому - готовьтесь: съ порученьемъ Немедленно я отправляю васъ, И съ вами въ Англiю и онъ поедетъ. Нельзя, по государственнымъ причинамъ, Потворствовать случайностямъ опаснымъ, Что ежечасно можетъ породить Его безумiе. Гильденштернъ. Мы соберемся мигомъ. - Религiозно-святъ тотъ страхъ, который Опасность удаляетъ отъ народа Что и живетъ, и дышитъ королемъ. Розенкранцъ. И единичный, частный человекъ Обязанъ защищаться отъ невзгоды Всей силой и оружiемъ ума. Темъ паче духъ тотъ, отъ чьего дыханья Зависитъ и покоится на немъ Существованье всехъ. Смерть государя Не одинокая кончина; увлекаетъ Она, какъ омутъ, все что близко къ ней, Сравню ее съ огромнымъ колесомъ, Стоящимъ на вершине высочайшей. Въ громадныя же спицы колеса И вделаны, и къ нимъ прикреплены Десятки тысячъ небольшихъ вещицъ. Лишь упадетъ, - и все приспособленья Ничтожныя, и мелкiя все части Ждетъ гибель бурная. Вздохъ короля Всегда сопровождаетъ общiй стонъ. Король. Пожалуста, прошу васъ, снарядитесь Къ поспешному отъезду. Кандалы Наденемъ мы на пугало, что бродитъ Ужъ черезчуръ по воле. Гильденштернъ, Розенкранцъ. Мы готовы будемъ. Входитъ: Полонiй. Полонiй. Онъ къ королеве въ комнату сейчасъ Придетъ. Я спрячусь за ковромъ, чтобъ слышать Ихъ разговоръ. Ручаюсь вамъ, она Его приструнитъ. И, какъ вы сказали, - И это было сказано умно, - Удобнее, чтобъ къ матери въ придачу (Все матери пристрастны по природе) Такiя речи слышалъ и другой. Я, государь, зайду еще предъ темъ Какъ вамъ въ постель ложиться, и тогда Все разскажу. (Уходитъ). Король (одинъ). Благодарю васъ. - О! Мой грехъ смердитъ и вопiетъ на небо. На немъ лежитъ древнейшее проклятье, - Братоубiйство. - Не могу молиться... Какъ ни сильны желанiе и воля, Ихъ побеждаетъ мой сильнейшiй грехъ. Какъ тотъ, кому поручены два дела, Я мешкаю, не зная что начать И упускаю оба. О, когда бы Моя проклятая рука была На толщину свою покрыта кровью брата, То разве въ небесахъ святыхъ не хватитъ Дождя, чтобъ убелить ее, какъ снегъ? - И разве милосердiе не въ томъ, Чтобъ прямо стать противъ лица греха? И что въ молитве, если не двойная Та сила что и охраняетъ Насъ до паденья, и даетъ прощенье, Когда мы ницъ?.. О, подыми же очи!.. Мой грехъ свершенъ. Какая же молитва Приличествуетъ мне?.. О, отпусти Мне гнусное мое убiйство! Нетъ, это невозможно: я владею Всемъ темъ, изъ-за чего свершилъ убiйство: И королевой, и венцомъ, и трономъ. Какъ заслужить прощенье, удержавъ Грехъ при себе? Въ порочномъ здешнемъ мiре Грехъ позолоченной своей рукою Дерзаетъ правосудье отстранять. Мы часто видимъ, что сама добыча Греховная идетъ на то, чтобъ подкупить Законъ. Не такъ горе. Тамъ нетъ увертокъ, Тамъ все дела являются въ своемъ Природномъ виде. Тамъ принуждены мы Дать показанье передъ обнаженнымъ Лицомъ греха. Что жъ делать мне? О, что?.. Испробовать что сможетъ покаянье? Чего оно не сможетъ, и что значитъ, Когда раскаяться не въ силахъ грешникъ? О, доля горькая! Грудь, черная какъ смерть! О ты, душа погрязшая! чемъ больше На волю рвешься ты, - темъ глубже загрязаешь О, ангелы! поборниками будьте. Согнитеся, упрямыя колени! Ты, сердце съ жилами стальными, размягчись, Какъ нервъ новорожденнаго младенца. Еще возможность есть... (Отходитъ въ сторону и становится на колени). Входитъ: Гамлетъ. Гамлетъ. Теперь его, - теперь онъ на молитве. Теперь его я... и пойдетъ на небо, И отомщенъ я буду? Поразмыслить Объ этомъ надо. Моего отца Убилъ мерзавецъ, и за это я, Я сынъ его единственный, мерзавца Пошлю на небеса. - О, нетъ! То плата, награжденье, а не месть. Отца онъ грубо, въ сытости телесной, Подсторожилъ; когда его грехи Все распустилися, свежи, какъ май. И какъ ему за то отдать отчетъ Придется - знаетъ Богъ одинъ. Но судя По человеческимъ деламъ и мыслямъ, Ему тамъ тяжело. - И отомщу я, Убивъ его, когда онъ очищаетъ Молитвой душу, и вполне готовъ, Чтобъ перейти въ тотъ мiръ? О, нетъ! Стой, мечъ мой! И себя побереги Для более ужаснаго удара... Когда онъ будетъ пьянъ, во сне, во гневе, Иль въ нечестивыхъ наслажденьяхъ ложа, Играть, божиться, или делать то, Въ чемъ нетъ намека даже на спасенье, - Тогда хвати его: пусть полетитъ Внизъ головой, съ душой проклятой И черною, какъ адъ, куда она Пойдетъ. - Мать ждетъ меня. - Лекарство это Протянетъ только жизнь твою больную. (Уходитъ). Король встаетъ и подходитъ къ авансцене. Король, одинъ. Слова взлетаютъ, мысли на земле. Слова безъ мысли не взойдутъ на небо. (Уходитъ). СЦЕНА IV. Другая комната тамъ же. Входятъ: Королева и Полонiй. Полонiй. Сейчасъ онъ явится. Глядите-жъ, будьте Какъ можно строже съ нимъ. Скажите прямо, Что выходки его зашли Такъ далеко, что ихъ сносить нельзя; Что ваша милость лично заслонили Его отъ гнева тяжкаго. Но время Мне замолчать. Пожалуста же, будьте Покруче съ нимъ. Гамлетъ за сценой. Матушка, матушка, матушка! Королева. О, я ручаюсь вамъ, Не бойтеся... Его шаги, - уйдите. (Полонiй прячется). Входитъ: Гамлетъ. Ну-съ, матушка, что скажете? Королева. Гамлетъ, - Отецъ твой сильно оскорбленъ тобою. Гамлетъ. Отецъ мой вами сильно оскорбленъ. Королева. Довольно! твой ответъ - пустыя речи. Гамлетъ. И полно! вашъ вопросъ - пустыя речи. Королева. Гамлетъ, что это значитъ? Гамлетъ. Въ чемъ же дело? Королева. Иль ты забылъ, кто я? Гамлетъ. О, нетъ! клянусь Крестомъ, что не забылъ. Вы - королева, Вы брата мужа вашего жена, - Когда-бъ вы ею не были! - Вы мать Моя. Королева. О, если такъ, я позову Людей, что съ вами говорить сумеютъ. Гамлетъ. Нетъ, нетъ, садитесь; не уйдете вы, Не шевельнетеся, пока предъ вами Я не поставлю зеркала, где вы Увидите все скрытое въ душе. Королева. Что хочешь делать ты? Ведь не убьешь же Меня?.. Эй, помогите! Полонiй, за ковромъ. Эй, сюда! На помощь! эй, сюда!.. Гамлетъ обнажаетъ шпагу. А! кто тамъ? Крыса? (Бьетъ сквозь коверъ). Убилъ! червонецъ объ закладъ, убилъ! Полонiй, за ковромъ. О, я убитъ! (Падаетъ и умираетъ). Королева. О Боже! что ты сделалъ? Гамлетъ. Не знаю самъ... Король? (подымаетъ коверъ и вытаскиваетъ тело Полонiя. Королева. Какое - ахъ! - Кровавое и бешеное дело. Гамлетъ. Кровавое; - да, матушка, почти Такое-жъ скверное, какъ короля Убить, и следомъ повенчаться съ братомъ Убитаго. Королева, Какъ короля убить? Гамлетъ. Такъ, государыня; мои слова (Полонiю): А ты, - прощай, несчастный, суетливый, Везде совавшiйся глупецъ. Я принялъ Тебя за лучшаго... Что-жъ? Такова Твоя судьба. Быть слишкомъ хлопотливымъ, Какъ самъ ты видишь, несколько опасно. (Королеве): Да будетъ же ломать вамъ руки. Тс! Садитесь, и позвольте мне сломать Вамъ сердце, а его сломлю я, Когда въ него возможность есть проникнуть, Когда проклятая привычка до того Его не закалила, что для чувства Оно, какъ крепость, стало неприступно. Королева. Но что-жъ я сделала, что съ грубымъ крикомъ Ты смеешь бичевать меня словами? Гамлетъ. Такое дело, что грязнитъ румянецъ И прелесть скромности; зоветъ Притворствомъ нравственность; срываетъ розу Съ прекраснаго чела любви невинной И насаждаетъ тамъ нарывъ; оно Обеты при венчаньи превращаетъ Въ такую-жъ ложъ, какъ клятвы игрока, Такое дело - о! - что вырываетъ Изъ договора самый смыслъ, и веру Сладчайшую способно сделать Наборомъ словъ. - Побагровело небо И твердая, матерая земля, Какъ въ ожиданьи Страшнаго суда, Глядитъ печально и душой болеетъ Объ этомъ деле. Королева. Боже! что за дело, Что въ этомъ предисловiи гремитъ Съ такимъ раскатомъ? Гамлетъ. О, сюда взгляните: На эту вотъ картину и на ту, На эти верные портреты братьевъ. - О, что за прелесть у него въ лице! Гиперiона кудри, лобъ Зевеса, Глядитъ какъ Марсъ: властительно я грозно; Стоитъ онъ, какъ Меркурiй боговестникъ, Едва коснувшiйся заоблачной вершины. И целое, и обликъ таковы, По истине, что кажется все боги Къ нему свои печати приложили, Чтобъ мiру дать обращикъ человека. Онъ былъ вашъ мужъ. Теперь сюда глядите: Вотъ нынешнiй вашъ мужъ; какъ ржавый колосъ, Здороваго онъ брата отравилъ. Иль слепы вы? Какъ вы могли оставить Нагорный лугъ, чтобъ жиру нагулять Въ трясине? А? Иль слепы вы? Не говорите о любви... Да, въ ваши годы Ужъ укротилася горячка крови: Она смирна и слушаетъ разсудка. Какой же умъ способенъ перейти Отъ этого къ тому? И что за дьяволъ Такъ обморочилъ васъ, играя въ жмурки? О, стыдъ! где твой румянецъ? Адъ мятежный, Коль ты бунтуешь такъ въ костяхъ матроны, То пусть же добродетель станетъ воскомъ Для пылкой юности, и таетъ Въ ея огне. Къ чему кричать: "ахъ, срамъ!" Когда невольная горячность увлекаетъ Съ техъ поръ, какъ и морозъ горитъ такъ жарко, И разумъ сводничаетъ волю. Королева. О!.. О, замолчи, Гамлетъ. Ты въ глубь души Меня заставилъ заглянуть, и тамъ Я вижу застарелыя такiя И черныя места, что прежнiй цветъ Не возвратится къ нимъ. Гамлетъ. Все такъ, но жить Въ вонючемъ поте мерзостной постели; Купаться въ гнили; на навозной куче Любить и ластиться!.. Королева. О, замолчи же. Твои слова, какъ бы кинжалы, Мне входятъ въ уши. Милый мой Гамлетъ, Довольно ужъ... Гамлетъ.