Вильямъ Шекспиръ. Гамлетъ, принцъ датскiй ---------------------------------------------------------------------------- Переводъ съ изданiя 1623 г. Д. В. Аверкiева. Москва, Университетская типографiя, Страстной бульваръ, 1895 г. OCR Бычков М.Н. В связи с отсутствием некоторых букв старого русского алфавита используются следующие замены: буква "и десятиричное" заменена на латинскую i; буква "ять" заменена на е. буква "ижица" заменена на и. буква "фита" заменена на ф. ---------------------------------------------------------------------------- Отъ переводчика. На русскомъ языке существуетъ до десяти переводовъ Гамлета, и не только возможенъ, но и вполне законенъ вопросъ, съ какой целью и въ какихъ видахъ предпринятъ новый. На такой вопросъ, будь онъ предложенъ мне, я отвечалъ бы съ полной откровенностью, что взялся за трудъ, имея по преимуществу въ виду нужды русской сцены. Въ самомъ деле, изо всехъ переводовъ Гамлета доселе полнымъ правомъ гражданства пользуется переводъ Полеваго, сделанный уже более пятидесяти летъ назадъ, при литературныхъ обстоятельствахъ, далеко не похожихъ на наши, при иномъ взгляде на Шекспира, при иномъ его пониманiи и при иныхъ задачахъ театра. Были попытки вытеснить переводъ Полеваго со сцены, но оне никогда не увенчивалась полнымъ и прочнымъ успехомъ; театръ черезъ более или менее значительный промежутокъ снова возвращался къ Полевому. Недостатки перевода Полеваго общеизвестны: онъ часто не точенъ, съ произвольными сокращенiями, добавленiями и даже переделками (особенно въ IV акте); все роли, кроме Гамлета, значительно обезцвечены и сокращены, - обстоятельство, свидетельствующее о дурной привычке нашего театра обращать вниманiе не на пьесу, а на одну главную роль. В чемъ-же, не смотря на значительные недостатки, тайна привлекательности этого перевода для артистовъ? Высказывалось мненiе, что на немъ отразилось влiянiе романтизма; но входя въ разборъ основательности такого взгляда, заметимъ, что подобное обстоятельство въ свое время, конечно, могло способствовать предпочтенiю перевода Полеваго более точному и литературному переводу Вронченка; но Гамлетъ Полеваго пережилъ время романтизма, и если онъ все-таки первенствуетъ на сцене, то тому должна быть иная причина. Кажется, мы не ошибемся, сказавъ, что она заключается, сверхъ положительной удачи въ передаче некоторыхъ местъ, преимущественно въ роли Гамлета (что врядъ-ли будутъ отрицать самые ярые противники Полеваго), въ более живомъ языке перевода. Именно, эта живость языка, столь существенная при передаче драмъ Шекспира, и должна была прельщать наиболее талантливыхъ артистовъ, не желавшихъ ограничиваться одной более или менее условной декламацiей, (что неизбежно въ переводахъ, сделанныхъ условнымъ книжнымъ языкомъ), а желавшихъ говорить въ роли Гамлета, желавшихъ изобразить не условную трагическую фигуру, а живого человека. Эта живость языка побеждала и малую литературность перевода, сказывающуюся особенно въ стихахъ. Полевой, безъ сомненiя, былъ даровитый самоучка, но ухо у него не было достаточно развито: отсюда ошибки противъ стихосложенiя; онъ то не чувствуетъ, что переноситъ ударенiе въ имени героя пьесы со второго слога на первый, то пишетъ хореемъ вместо ямба (обычно, когда предыдущiй стихъ имеетъ женское окончанiе), то, наконецъ, вовсе не соблюдаетъ размера. Въ последнiе двадцать пять летъ, въ театре кроме указанныхъ опытовъ заменить переводъ Полеваго другимъ, более точнымъ, были сделаны попытки дополнить и улучшить текстъ Полеваго. Делается это весьма просто: артисты, сверяя переводъ Полеваго съ текстомъ другихъ переводовъ, вставляютъ изъ нихъ пропущенныя Полевымъ места, или заменяютъ его стихи выраженiями изъ другихъ переводовъ, кажущимися имъ более удачными. {Нельзя не заметить, что тоже практикуется въ нашемъ театре и относительно другихъ пiесъ Шекспира. Афиша уверяетъ, что пiеса дается в переводе такого-то, а въ сущности текстъ ея составной, изъ двухъ, или трехъ переводовъ. Всякiй переводъ, какими бы достоинствами и недостатками онъ ни обладалъ, все же представляетъ нечто целое, отражающее въ себе и талантъ, и пониманiе переводчика, а потому составные переводы, съ точки зренiя здраваго литературнаго вкуса, являются некотораго рода варварствомъ и свидетельствуютъ объ упадке литературности въ нашемъ театре. Въ соответствiе съ этимъ, и исполненiе часто бываетъ также составнымъ, то есть сложеннымъ изъ отдельныхъ кусочковъ, исполненiя другихъ, более талантливыхъ и самостоятельныхъ артистовъ.} Такое обстоятельство указываетъ однако, что театръ уже не довольствуется "вольнымъ" переводомъ Полеваго, и требуетъ новаго, более точнаго и полнаго. Отсюда ясно, что переводъ, имеющiй въ виду сцену, долженъ удовлетворять двумъ условiямъ: 1) быть по возможности точнымъ и 2) отличаться живымъ языкомъ. Такую именно задачу имелъ я въ виду, приступая къ переводу Гамлета. На сколько я достигъ цели - судить не мне. Я не на столько самонадеянъ, чтобъ утверждать, будто мною ничего не упущено и все передано съ безусловной точностью; но не боясь обвиненiя въ излишней хвастливости, смею заметить, что мною ничего не прибавлено къ Шекспировскому тексту отъ себя, ради красоты или звучности речи, или ради пополненiя недостающихъ стопъ въ стихе. Настоящiй переводъ есть плодъ многолетняго труда; оконченный еще въ 1889 году, онъ въ последнее время снова пересмотренъ и исправленъ мною. За долгую работу, незаметно для меня самого, у меня выработалась известная метода перевода, изъ опыта мною выведены некоторыя правила, которыя, можетъ быть, оказались бы небезполезными и для другихъ; мне также хотелось высказать соображенiя о трехъ редакцiяхъ, въ которыхъ дошелъ до насъ Шекспировскiй Гамлетъ и уяснить почему я предпочтительно предъ другимя выбралъ для перевода редакцiю изданiя 1623 года; я думалъ также сделать замечанiя о характере действующихъ лицъ и о постановке пiесы на сцену. Все это должно было составить родъ предисловiя къ переводу. Къ сожаленiю, состоянiе моего здоровья не позволяетъ мне мечтать о скоромъ окончанiи предположенной работы, и не желая задерживать печатанiе перевода на неопределенное время, я ограничиваюсь этими немногими строками, предоставляя себе впоследствiи изложить упомянутыя соображенiя, мненiя и взгляды въ особой статье, которая составитъ послесловiе къ труду, предлагаемому ныне читателю. Считаю долгомъ выразить чувства благодарной признательности академику К. Н. Бестужеву-Рюмину, который былъ столь добръ и внимателенъ, что сверилъ мой переводъ съ подлинникомъ и указалъ мне на неточности и недосмотры, которые безъ того остались бы неисправленными. Д. А. С.-Петербургъ. 11-го февраля, 1894. ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКIЙ ----- Трагедiя въ пяти действiяхъ, В. Шекспира. Переводъ съ изданiя 1623 г Д. В. Аверкiева. ----- ДЕЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА: Клавдiй, король Датскiй Гамлетъ, сынъ бывшаго и племянникъ нынешняго короля. Полонiй, оберъ-камергеръ. Горацiо, другъ Гамлета. Лаэртъ, сынъ Полонiя. Духъ отца Гамлета. Вольтимандъ | Корнелiй | Розенкранцъ } придворные. Гильденштернъ | Осрикъ. | Марцеллъ | } офицеры. Бернардо | Франциско, солдатъ. Рейнальдо, слуга Полонiя. Дворянинъ. Патеръ. Капитанъ. Посланникъ 1-й | 2-й } актеры. 3-й | 1-й | } могильщики. 2-й | Матросъ. Гонецъ. Фортинбрасъ, принцъ Норвежскiй. Служитель. Гертруда, королева Датская, мать Гамлета. Офелiя, дочь Полонiя. Придворные кавалеры и дамы, офицеры, солдаты, актеры, служители. Действiе въ Эльсиноре. ----- ДЕЙСТВIЕ ПЕРВОЕ. СЦЕНА I. Платформа передъ замкомъ. Франциско на часахъ. Входитъ Бернардо. Бернардо. Кто здесь? Франциско. Ты отвечай мне: стой И объявись. Бернардо. Да здравствуетъ король! Франциско. Бернардо? Бернардо. Онъ. Франциско. Вы во-время, какъ разъ, Пришли на смену. Бернардо. Пробило двенадцать: Ступай-ка спать, Франциско. Франциско. Вотъ, за смену Великое спасибо: страшный холодъ И мне не по себе. Бернардо. Все тихо было? Франциско. И мышь не шевельнулася. Бернардо. Прекрасно; Покойной ночи. Если повстречаешь Марцелла и Горацiо, моихъ Товарищей по караулу, - скажешь, Чтобъ торопилися. Входятъ: Горацiо и Марцеллъ. Франциско. Да, вотъ, никакъ Они. Стой: кто идетъ? Горацiо. Друзья земли. Марцеллъ. Присяжные вассалы короля. Франциско. Покойной ночи вамъ. Марцеллъ. Прощай, служивый. А кто сменилъ? Франциско. Бернардо въ карауле. Покойной ночи. Марцеллъ. Эй, Бернардо! Бернардо. Слушай: Горацiо съ тобой? Горацiо. Я за него. Бернардо, Горацiо. Ну, здравствуйте. - И ты, Марцеллъ... Марцеллъ. Ну, что, Являлось нынче снова? Бернардо. Я не виделъ. Марцеллъ (указывая на Горацiо). Онъ все считаетъ нашею мечтой, И веры не даетъ ужасному виденью, Что дважды намъ являлось. Потому-то Я настоялъ, чтобъ нынче въ карауле Онъ съ нами простоялъ всю ночь. И если призракъ Придетъ опять, то и виденье наше Онъ подтвердитъ, и съ нимъ заговоритъ. Горацiо. И, полно! не придетъ. Бернардо. Пока присядемъ И станемъ снова штурмовать вашъ слухъ, Что такъ вооруженъ противъ разсказа О томъ, что мы две ночи къ ряду Видали. Горацiо. Ладно, сядемъ И пусть Бернардо поразскажетъ намъ. Бернардо. Вчерашней ночью, Когда вотъ эта самая звезда, Что къ западу отъ полюса, взошла, Чтобъ осветить частицу неба, где Сейчасъ она горитъ. - Марцеллъ и я... Тутъ колоколъ ударилъ часъ... Входитъ: Духъ. Марцеллъ. Тс! тише. Гляди: опять идетъ. Бернардо. И въ томъ же виде: Король покойный. Марцеллъ. Ты ученый, Горацiо: заговори же съ нимъ. Бернардо. Заметь, - Горацiо: похожъ на короля? Горацiо. Весьма. Меня всего перевернуло Отъ изумленiя и страха. Бернардо. Онъ желаетъ, Чтобъ говорили съ нимъ. Марцеллъ. Спроси его, Горацiо. Горацiо. Кто ты, Что смеешь похищать въ полночный часъ Воинственный и чудный образъ, Въ которомъ некогда ходилъ Покойный нашъ король? О, небесами Тебя я заклинаю: говори! Марцеллъ. Онъ оскорбленъ. Бернардо. Гляди! уходитъ! Горацiо. Стой! Стой, говори: тебя я заклинаю. (Уходитъ Духъ). Марцеллъ. Ушелъ, не хочетъ отвечать. Бернардо. Ну, что-жъ, Горацiо?.. дрожите вы, бледны... И что же это, наша лишь мечта? Что скажете? Горацiо. Какъ передъ Богомъ, Я не поверилъ бы, не будь прямого И яснаго свидетельства очей. Бернардо. Похожъ на короля? Горацiо. Какъ ты На самого себя. Такая же броня Была на немъ, когда онъ победилъ Честолюбиваго Норвежца; также Насупился, когда въ переговорахъ Онъ гневно бердышемъ хватилъ объ ледъ. Какъ странно! Марцеллъ. Раньше, точно также, дважды И въ тотъ же мертвый часъ, предъ нами Онъ проходилъ воинственной походкой. Горацiо. Что же именно подумать, я не знаю; Но вообще, на сколько умъ предвидитъ, Оно бедою Данiи грозитъ. Марцеллъ. Ну, сядемте. И пусть, кто знаетъ, скажетъ: Зачемъ насъ всехъ томитъ такъ по ночамъ И строгая, и бдительная стража? И что ни день отливка медныхъ пушекъ? И скупка боевыхъ снарядовъ заграницей? И силой корабельныхъ мастеровъ Берутъ въ наборъ, и тяжкою работой Ихъ мучатъ въ воскресенье, какъ и въ будни? Къ чему готовятся, что въ потной спешке И ночь ужъ стала страдною порой, Какъ день? Кто объяснитъ мне это? Горацiо. Я. Вотъ что, по крайности, другъ дружке шепчатъ. Покойный нашъ король, чей образъ намъ Сейчасъ являлся, вызванъ былъ на бой, Какъ знаете, Норвежскимъ Фортинбрасомъ, Уязвленнымъ завистливой гордыней. Въ единоборстве, доблестнымъ Гамлетомъ (Такимъ онъ признанъ нашей частью света) Убитъ былъ Фортинбрасъ. А побежденный, Лишался съ жизнью и своихъ владенiй, Согласно договору за печатью, Законно утвержденному судомъ И рыцарской герольдiей. Равно Представленъ былъ и нашимъ королемъ Залогъ такой же ценности, который И сделался бъ наследьемъ Фортинбраса, Когда ему бы выпала победа. Итакъ, по силе договора и по смыслу Указанныхъ статей, его владенья Досталися покойному Гамлету - Теперь же, сударь, юный Фортинбрасъ, Неопытной отвагою пылая, Для замысловъ какихъ-то ненасытныхъ, Повсюду на окраинахъ норвежскихъ Набралъ толпу бездомныхъ удальцовъ, Ихъ поманивъ кускомъ. А цель его (Какъ нашему правительству известно) Принудить насъ вооруженной силой Къ возврату вышесказанныхъ земель, Утраченныхъ его отцомъ. И вотъ, По моему, въ чемъ главная причина Вооруженiй; тутъ же и источникъ Всехъ нашихъ карауловъ, и основа Всей этой спешки и гоньбы. Снова входитъ: Духъ. Но тише! Гляди: идетъ! Хотя бъ онъ опалилъ Меня, - ему я заступлю дорогу. Стой, привиденье! И если у тебя есть звукъ какой, иль голосъ, То говори! Потребно-ль сделать некое добро Тебе на пользу, во спасенье мне, - То объяви! Грозятъ ли родине беда, ее же, Узнавъ, по счастью можно упредить,- То объяви! Иль ты при жизни скрылъ въ земной утробе Сокровище неправонажитое?.. Какъ говорятъ, вы духи изъ-за клада Слоняетесь нередко после смерти... (Петухъ поетъ.) Стой, отвечай! Держи его, Марцеллъ! Марцеллъ. Ударить бердышемъ? Горацiо. Ударь, когда Не остановится. Бернардо. Онъ здесь, Горацiо. Онъ тутъ. (Уходитъ: Духъ.) Марцеллъ. Ушелъ. - Онъ такъ величественъ, и дурно Мы поступили, оказавъ ему Безвредное насилiе: ведь онъ Неуязвимъ, какъ воздухъ. И наши тщетные удары оказались Лишь злостною насмешкой. Бернардо. Онъ хотелъ Заговорить, какъ вдругъ запелъ петухъ. Горацiо. И вздрогнулъ онъ при этомъ, какъ виновный, Котораго на грозный судъ зовутъ. Я слышалъ, что петухъ, Трубачъ передразсветный, будитъ Своимъ пронзительнымъ и громкимъ крикомъ Дневнаго бога. При такой тревоге Все духи что слоняются и бродятъ, Где бъ ни были они, въ огне, въ земле, Въ воде, иль въ воздухе, - спешатъ вернуться Въ свои места. И вотъ, поверье это Сейчасъ лишь оправдалось передъ нами. Марцеллъ. И онъ исчезъ при крике петуха. Еще есть слухъ, что какъ приходитъ время Намъ славословить Рождество Христово, Всю ночь поетъ певунъ передразсветный,- И духи ужъ тогда бродить не смеютъ: И ночи те - здоровыя: тогда Безвредны звезды, чары не берутъ И ведовство становится безсильно, - Такъ благостны и святы эти ночи. Горацiо. Я тоже слышалъ, и отчасти верю. Но поглядите: вонъ, въ плаще пурпурномъ, Идетъ ужъ утро по росе холма, Тамъ, на востоке. Конченъ караулъ, И мой советъ: объ этомъ обо всемъ Пересказать Гамлету молодому. Клянуся жизнью, этотъ духъ - немой Для насъ - съ нимъ станетъ говорить. Согласны-ль, Что намъ ему объ этомъ разсказать И долгъ велитъ, и чувство дружбы? Марцеллъ. Да. Мы такъ и сделаемъ. Я кстати знаю Где нынче мы его найдемъ наверно. (Уходятъ.) СЦЕНА II. Тамъ же. Тронная зала въ замке. Входятъ: Король, Королева, Гамлетъ, Полонiй, Лаэртъ, Вольтимандъ, Корнелiй и придворные кавалеры. Король. Хотя еще свежо воспоминанье О смерти нашего возлюбленнаго брата, И намъ прилично въ скорби укреплять Сердца, а подданнымъ всемъ нашимъ - слиться Въ одинъ печальный обликъ; но разсудокъ На столько въ насъ ужъ победилъ природу, Что съ мудрой грустью думая о немъ, Мы и самихъ себя не забываемъ А потому-то: бывшую сестру, А ныне королеву нашу, - съ кемъ Мы разделяемъ дарственную власть Надъ этою воинственной землею, - Съ весельемъ, такъ-сказать, разбитымъ горемъ, Съ слезой въ глазу, съ надеждою въ другомъ, Со свадебнымъ припевомъ на поминкахъ, Съ заплачкой похоронною на свадьбе... Уравновесивъ и печаль, и радость, Мы положили взять себе въ супруги. И тутъ мы не перечили ни мало Высокой вашей мудрости: свободна Она была въ семъ деле. И за все Благодаримъ васъ. - (Общiй поклонъ.) А теперь о томъ, Что юный Фортинбрасъ, какъ вамъ известно, О нашей доблести въ сужденьи низкомъ, Мечтая о своемъ надъ нами превосходстве, Иль думая, что наше государство По смерти намъ любезнейшаго брата, Въ основахъ шатко и готово пасть, - Намъ надоелъ посланцами своими, Все требуя возврата техъ земель Что отъ его отца вполне законно Себе присвоилъ доблестный нашъ братъ. О немъ я кончилъ. Что до насъ самихъ И цели настоящаго собранья, То вотъ въ чемъ дело: королю Норвежскому и дяде Фортинбраса (Онъ хилъ и боленъ, и едва ли знаетъ О замыслахъ племянника), - мы пишемъ Вотъ въ этой грамоте, чтобъ онъ пресекъ Дальнейшiй ходъ всехъ этихъ начинанiй: Его же подданныхъ берутъ въ наборъ И съ нихъ же тянутъ всякiе поборы. Вамъ, добрый Вольтимандъ, и вамъ, Корнелiй, Мы поручаемъ отвезти приветъ нашъ Маститому Норвежцу, не давая Для полнаго улаженiя дела Иныхъ дальнейшихъ полномочiй, кроме Подробно обозначенныхъ въ наказе. Счастливый путь! Пусть ваша быстрота Намъ дастъ свидетельство о вашемъ долге. Корнелiй и Вольтимандъ. И въ этомъ, какъ во всемъ, мы, государь, Исполнимъ долгъ. Король. Мы веримъ вамъ вполне. Счастливаго пути! (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй.) Ну, что, Лаэртъ? Вы толковали о какой-то просьбе... Что тамъ еще? Въ чемъ дело? Вы, Лаэртъ, Резонно говоря съ монархомъ Датскимъ, Не можете напрасно тратить словъ. О чемъ бы могъ ты попросить, что было бъ Твоею просьбой, не моимъ желаньемъ? Рука не такъ послушлива устамъ И сердце голове не такъ единокровно, Какъ твоему родителю, - тронъ Датскiй. Чего ты хочешь? Лаэртъ. Грозный государь,- Какъ милости, прошу о дозволеньи Во Францiю вернуться; я оттуда Ко дню венчанья вашего спешилъ, Исполнивъ долгъ, теперь я сознаюся Что мысли и желанiя влекутъ Меня назадъ во Фравцiю; я ихъ Предъ вашей милостью покорно повергаю. Король. А есть ли позволенiе отца? Согласенъ ли Полонiй? Полонiй. Государь,- И я прошу васъ отпустить его. Король. Такъ въ добрый часъ! И временемъ твоимъ Располагай, какъ только пожелаешь. Теперь, Гамлетъ, нашъ родственникъ и сынъ. Гамлетъ, про себя. Хоть и родня, но не одной породы. Король. Надъ вами все еще нависли тучи? Гамлетъ. Нетъ, я ничемъ не защищенъ отъ солнца. Королева. Сбрось, милый мой Гамлетъ, ночныя тени, И дружески взгляни на короля. Не вечно жъ благороднаго отца Искать во прахе, опустивъ ресницы. Ты знаешь: такова людская доля, Что все живые умереть должны, Чрезъ естество переселяясь въ вечность. Гамлетъ. Да, государыня: ужъ такова Людская доля. Королева. Отчего жъ она Тебе лишь кажется необычайной? Гамлетъ. Какъ кажется? Нетъ, такова и есть. Я этихъ "кажется" не знаю вовсе. Нетъ, матушка: ни этотъ черный плащъ, Ни то, что я ношу обычный полный трауръ, Ни шумный стонъ насильственнаго вздоха, Нетъ, ни обильные ручьи изъ глазъ, Ни выраженiе убитости въ лице, Ни все обычаи и образы печали Не могутъ выразить меня правдиво. Все это, точно можетъ и казаться, Все это люди могутъ и представить, - Но для того, что у меня въ груди, Нетъ выраженiя. А остальное Лишь украшенья и уборы горя. Король. Гамлетъ! и мило намъ, и вашимъ чувствамъ Приноситъ честь, что вы, согласно долгу, Грустите по отце. Но надо помнить, Что вашъ родитель схоронилъ отца, А тотъ покойный своего лишился. И пережившiй, после погребенья, По долгу сыновства, на данный срокъ Обязанъ посвятить себя печали. Но пребывать въ упорномъ сокрушеньи Есть дело нечестиваго упрямства. Такая скорбь - мущины недостойна, Въ ней непокорство воли небесамъ, Нетерпеливость духа, слабость сердца, Необразованный и пошлый умъ. Къ чему же намъ, въ строптивомъ противленьи, То къ сердцу принимать, что неизбежно Какъ знаемъ мы; что наконецъ обычно, Какъ самая пустая вещь на свете. О, стыдъ! Ведь это грехъ на небо, грехъ Противъ усопшихъ и природы, грехъ Противный разуму: иль смерть отцовъ Не стала темой общихъ разсужденiй? Иль разумъ не твердитъ намъ непрестанно Отъ трупа перваго до человека, Что умеръ нынче утромъ: "да, иначе И быть не можетъ". И мы просимъ васъ, Отбросьте эту тщетную печаль, Считайте насъ отцомъ, и пусть все знаютъ, Что вы ближайшiй человекъ къ престолу. Я васъ люблю съ неменьшимъ благородствомъ, Чемъ чувствуетъ отецъ дрожайшiй къ сыну - Что до желанья вашего уехать снова Учиться въ Виттенбергъ, - оно весьма Противно нашему. Мы умоляемъ, Принудьте же себя, останьтесь здесь На радость и утеху нашимъ взорамъ, Какъ первый при дворе, какъ нашъ племянникъ, Какъ сынъ. Королева. Гамлетъ, не допусти, чтобъ мать Просила по пустому. Согласись, Останься здесь, не езди въ Виттенбергъ. Гамлетъ. Я повинуюсь вамъ отъ всей души. Король. Вотъ это славный, дружескiй ответъ! И будьте въ Данiи, какъ сами мы. - Пойдемте, государыня. О, это Непринужденно-милое согласье Отозвалось улыбкой въ нашемъ сердце. А потому-то нынче что ни кубокъ За здравье выпьетъ весело король, То облакамъ о немъ разскажутъ пушки, И небеса, въ ответъ земнымъ громамъ, О нашей чаше возгремятъ. Пойдемте. (Уходятъ: все, кроме Гамлета). Гамлетъ. О, если бъ это тело, черезчуръ Ужъ плотное, могло растаять, Расплавиться и разрешиться въ росу! Иль если бы не возбранилъ Предвечный Самоубiйства?.. Боже, Боже! Какъ Изношено, потерто, безполезно И плоско кажется мне все на свете! Фу, мерзость! фу!.. Мiръ - садъ неполотый, где все растетъ На семена; въ немъ место только Дебелому да грубому. Могло же До того дойти! Всего-то на-все Два месяца какъ умеръ онъ, - нетъ, меньше И двухъ-то нетъ!.. Король такой великiй,- Въ сравненьи съ этимъ самъ Гиперiонъ Передъ сатиромъ. Къ матери моей Такъ неженъ былъ что радъ былъ запретить Небеснымъ ветрамъ слишкомъ грубо Ей дуть въ лицо. О, небо и земля! Ужъ вспоминать ли мне? Она къ нему Такъ льнула, будто, насыщаясь, Желанiе росло. И черезъ месяцъ - Нетъ, лучше и не думать! Хрупкость И женщина - одно и тоже слово Не больше месяца... Еще не износились Те башмаки, въ которыхъ шла она За теломъ, вся въ слезахъ, какъ Нiобея. И вотъ она, она сама - о Боже! Зверь, не умеющiй связать двухъ мыслей, Грустилъ бы долее - ужъ вышла за-мужъ За дядю, брата моего отца, Который также на отца похожъ, Какъ я на Геркулеса!.. Черезъ месяцъ... И соль обманныхъ слезъ еще блеститъ Въ ея натертыхъ до-красна глазахъ, А замужемъ... О, гнусная поспешность! Стремительно такъ броситься въ объятья Прелюбодея... Нетъ, не хорошо, Не поведетъ къ добру... Но, сердце, разорвись: Мне надо придержать языкъ. Входятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо. Горацiо. Примите Приветъ нашъ, государь. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ! Здоровы ль вы?.. Горацiо, иль память Слаба становится... Горацiо. Онъ самый, принцъ. Всегдашнiй вашъ слуга. Гамлетъ. Нетъ: добрый другъ, Горацiо: ведь съ вами мы друзья. Но чемъ же вамъ наскучилъ Виттенбергъ?.. Марцеллъ?.. Марцеллъ. Мой добрый принцъ!.. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ!.. Бернардо. И вамъ... Но чемъ же, такъ, по правде Вамъ Виттенбергъ наскучилъ? Горацiо. Добрый принцъ, Лень одолела. Гамлетъ. Да такихъ речей Отъ вашего врага я не желалъ бы слышать. Такъ не насилуйте жъ моихъ ушей, Ихъ верить заставляя обвиненьямъ Что на себя вы взводите. Я знаю Вы не ленивы... Въ Эльзиноръ зачемъ? Что тутъ у васъ за дело? До отъезда Мы васъ научимъ пьянствовать. Горацiо. Я ехалъ На погребенье вашего отца. Гамлетъ. Пожалуйста, товарищъ, надо мною Не надсмехайся такъ... Верней, чтобъ быть На свадьбе матери моей. Горацiо. Одно Вследъ за другимъ случилося такъ скоро. Гамлетъ. Разсчетъ, Горацiо, разсчетъ. Жаркое Съ поминокъ - пригодилося холоднымъ На свадебный обедъ. Мне легче бъ было Увидеть злейшаго врага въ раю, Чемъ этотъ день... Отецъ!.. Какъ будто Его я вижу... Горацiо. Где, принцъ? Гамлетъ. Предъ очами Души моей, Горацiо. Горацiо. И я Видалъ его: онъ истый былъ король. Гамлетъ. Всегда во всемъ онъ человекомъ былъ Ему подобнаго ужъ мне не видеть... Горацiо. А мне вотъ кажется, что прошлой ночью Его я виделъ. Гамлетъ. Виделъ ты?.. Кого? Горацiо. Принцъ, вашего отца. Гамлетъ. Какъ моего отца? Горацiо. Умерьте ваше удивленье, принцъ, И слушайте внимательно, пока Я вамъ не разскажу объ этомъ чуде Свидетели - вотъ эти господа. Гамлетъ. О, ради Бога! Горацiо. Эти господа, Бернардо и Марцеллъ, две ночи кряду Держали караулъ, и вотъ чему Въ полночный, мертвый и пустынный часъ Они свидетелями были. Образъ, На вашего отца похожiй, въ полномъ Вооруженьи, съ головы до пятъ, Явился вдругъ, и важною походкой Прошелъ предъ ними тихо, величаво. И трижды проходилъ онъ передъ ихъ Отъ страха неподвижными очами, На разстояньи своего жезла; И обливаяся холоднымъ потомъ, Они молчали, говорить не смея; И подъ строжайшей тайною потомъ Все разсказали мне. На третью ночь Я съ ними вместе въ караулъ пошелъ. Тутъ, ихъ разсказъ до слова подтверждая, И въ тотъ же часъ, и въ томъ же самомъ виде, Явилось привиденiе; я зналъ Покойнаго: похоже на него... Какъ эти две руки. Гамлетъ. Где жъ это было? Марцеллъ. А на площадке, принцъ, где караулъ Мы держимъ. Гамлетъ. Съ нимъ не говорили вы? Горацiо. Я говорилъ, но онъ не отвечалъ. И только разъ, какъ показалось мне, Онъ, голову поднявъ, зашевелился, Какъ будто говорить хотелъ. Но тутъ Петухъ запелъ передъ разсветомъ громко. При звуке, онъ, издрогнувъ, заспешилъ. И вдругъ исчезъ изъ вида. Гамлетъ. Очень странно. Горацiо. И такъ же верно, принцъ, какъ то, что я Живу. И мы сочли, что долгъ повелеваетъ Васъ известить объ этомъ, государь. Гамлетъ. Конечно, господа, конечно. Только это Меня тревожитъ. Вы въ карауле нынче? Все. Да, государь. Гамлетъ. Вооруженъ, сказали вы? Все. Да, государь. Гамлетъ. Вполне? Все. Отъ головы до пятъ. Гамлетъ. Такъ вы лица не видели? Горацiо. Напротивъ: Наличникъ поднятъ былъ. Гамлетъ. Что-жъ, хмуро На васъ гляделъ? Горацiо. Нетъ, государь, скорее Печальное, чемъ гневное лицо. Гамлетъ. И бледенъ, иль румянъ? Горацiо. Нетъ, очень бледенъ. Гамлетъ. И пристально гляделъ на васъ? Горацiо. Глазъ не сводилъ. Гамлетъ. О, будь тогда я съ вами! Горацiо. Вы были бы весьма поражены. Гамлетъ. Весьма, весьма возможно... Долго пробылъ? Горацiо. Не торопяся можно сотню счесть. Марцеллъ, Бернардо. Нетъ, дольше, дольше. Горацiо. Только не при мне. Гамлетъ. А борода седая? Горацiо. Какъ при жизни: Чернь съ серебромъ. Гамлетъ. Я нынче въ карауле. Быть-можетъ, явится опять. Горацiо. Наверно. Гамлетъ. И только приметъ благородный образъ Покойнаго - я съ нимъ заговорю, Хотя бъ самъ адъ своею пастью мне Велелъ молчать. И я прошу васъ всехъ, Когда объ этомъ вы пока молчали, Храните тайну. Что бы ни случилось Сегодня ночью, - понимайте только, Но языкомъ ни слова. Я въ долгу У васъ за дружбу. И затемъ, прощайте. Въ двенадцатомъ часу къ вамъ на площадку Я выйду. Все. Ваши слуги, государь. Гамлетъ. Нетъ, нетъ: друзья. Какъ я вашъ другъ. Прощайте. (Уходятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо). Гамлетъ (одинъ) Духъ моего отца! Вооруженный! Не ладно что-то. Чуется мне что-то Тутъ гнусное. Скорей бы ночь! Пока же Покойна будь душа. Зло станетъ явно, Хотя бы вся земля его скрывала. (Уходитъ.) СЦЕНА III. Комната въ доме Полонiя. (Входятъ: Офелiя и Лаэртъ.) Лаэртъ. Вся кладь моя на корабле; прощай. И какъ услышишь, что попутный ветеръ И случай есть, то не зевай, сестрица, И о себе дай весточку. Офелiя. А ты Могъ сомневаться въ томъ? Лаэртъ. Что до Гамлета И легкомысленной его любви, Считай ее - причудой, жаромъ крови, Фiалкой вешней юности: и ранней, Но далеко не прочной; и душистой Да не на векъ; мгновенною забавой, Не более. Офелiя. Не более? Лаэртъ. Поверь, Не более. Въ природномъ нашемъ росте Не только мускулы и остовъ крепнутъ, Но, вместе съ храмомъ ширяся, растетъ Служенiе и духа, и души. Онъ, можетъ-быть, теперь тебя и любитъ, И сила воли никакимъ лукавствомъ Въ немъ не запятнана. Но бойся: Какъ у великихъ мiра, у него Своей нетъ воли, будучи рабомъ Рожденья своего, - не властенъ онъ, Какъ частное лицо, решить свой выборъ. Ведь отъ него зависитъ И святость, и здоровье государства. А потому онъ долженъ подчинить Свой выборъ голосу и мненью тела, Котораго онъ будетъ головой. И если скажетъ онъ тебе что любитъ, То будь умна и верь ему настолько, Насколько санъ и власть дозволить могутъ Ему исполнить слово. То-есть, помни: Что голосъ Данiи тутъ самый важный. И взвесь теперь, какъ пострадаетъ честь, Когда доверчиво ты станешь слушать Его любезности: иль сердце сгубишь, Иль чистое сокровище свое Откроешь для неистовыхъ исканiй. Страшись, Офелiя, страшись, сестрица, Свою привязанность держи подальше, Вне выстреловъ опаснаго желанья, И самая невинная девица Уже грешитъ, когда свои красы Откроетъ месяцу; и добродетель Подвержена ударамъ клеветы. Червь часто губитъ первенцовъ весны, Когда они еще не распустились. На утре юности, когда роса влажна, Прилипчивей дыханiе заразы. Будь осторожна: безопасность въ страхе. Где и соблазна нетъ, бунтуетъ юность. Офелiя. Я наставленья добрыя твои Поставлю сторожемъ у сердца моего. Но, милый брать, и ты не подражай Темъ злымъ священникамъ что, указуя Тернистый и тяжелый путь на небо, Отважно и безстыдно идутъ сами По первой же тропинке наслажденiй, Забывъ урокъ. Лаэртъ. Не бойся за меня. Но я замешкался... Вотъ и отецъ. Входитъ: Полонiй. Лаэртъ. Въ двойномъ благословеньи, Двойная благость. Случаю угодно Чтобъ дважды мы простились съ вами. Полонiй. Ты здесь еще, Лаэртъ? Стыдись! Спеши: Уселся ветер парусамъ на плечи, И ждутъ тебя. (Возлагаетъ руки ему на голову.) Прими благословенье И въ памяти своей запечатлей Вотъ эти правила. Не выражай Словами думъ, не превращай въ дела Несоразмерныхъ мыслей. Ласковъ будь, Но никогда ни съ кемъ за панибрата. Найдя друзей, ихъ дружбу испытавъ, Стальными крючьями къ себе ихъ притяни, Но рукъ не пачкай, угащая новыхъ, Неоперившихся, чуть изъ яйца, друзей. Остерегайся ссоры, а случится - То такъ себя веди, чтобъ твой противникъ Тебя остерегался. Слушай всехъ, Но говори съ немногими. Советы Отъ всехъ бери, храня свое сужденье По кошельку одежду покупай, Но чтобъ безъ вычуръ; дорого, но скромно: Одежда можетъ выдать человека. На этотъ счетъ французскiе вельможи Изящества и роскоши примеръ. Въ долгъ не бери, и не давай въ займы: Мы съ долгомъ часто и друзей теряемъ, Заемъ же притупляетъ бережливость. А главное, Лаэртъ: будь веренъ Ты самому себе; отсюда Последуетъ, какъ ночь за днемъ, что ты Ни передъ кемъ обманщикомъ не будешь. Прощай. Да укрепитъ въ тебе Мое благословенье эти мысли. Лаэртъ. Покорнейше прощаюсь, государь. Полонiй. Не терпитъ время, люди ждутъ: спеши. Лаэртъ. Прощай, Офелiя, и твердо помни Что я сказалъ. Офелiя. Я въ памяти замкну Твои слова, а ключъ возьми съ собою. Лаэртъ. Счастливо оставаться. (Уходитъ: Лаэртъ.) Полонiй. А о чемъ, Офелiя, онъ говорилъ съ тобою? Офелiя. Будь не во гневъ вамъ, государь, о принце. Полонiй. Марiя Дева! онъ напомнилъ кстати. Мне говорили, что съ недавнихъ поръ Онъ часто говоритъ наедине Съ тобой; что на свиданья ты сама Весьма щедра. И если это правда (Какъ мне, остерегая, говорили), То я вамъ принужденъ сказать, что вы Не ясно понимаете себя; не такъ, Какъ подобаетъ дочери моей И вашей чести. Что тамъ между вами? Всю правду говори. Офелiя. Онъ, государь, Недавно мне представилъ не одинъ Залогъ своей симпатiи. Полонiй. Скажите!.. Симпатiи!.. Ты судишь, какъ девчонка, Которая опасности не знаетъ Въ такихъ делахъ. Ну, что-жъ ты, веришь Всемъ этимъ, какъ зовешь ты ихъ, залогамъ? Офелiя. Я и сама не знаю, государь, Что думать мне о нихъ. Полонiй. Марiя Дева! Я научу тебя: ты поступила, Какъ малое дитя, и приняла Не ценные залоги за наличность. Цени себя дороже, а иначе (Чтобъ мне въ конецъ не заморить, гоняя, Несчастной фразы), при такой оценке, Ты примешь и меня за дурака. Офелiя. Онъ часто о любви мне говорилъ, Но въ благородномъ тоне, государь. Полонiй. Настраивалъ тебя; но дальше, дальше. Офелiя. Свои слова и речи, государь, Онъ клятвами святыми подтверждалъ. Полонiй. Силки на глухарей! Когда въ насъ кровь Кипитъ, то сердце языку обильно Подсказываетъ клятвы. Эти блестки И светятъ, да не греютъ, быстро гаснутъ И въ обещаньи, какъ въ произношеньи. Не принимай ихъ за огонь. Отныне Будь поскупее на свиданья, дочка. Считай свою беседу поважнее Простаго приказанья говорить. О принце же Гамлете можешь думать, Что молодъ онъ; что поводъ у него Куда длиннее твоего. А кратко, Офелiя: не верь ты этимъ клятвамъ; Они - барышники, и цветъ у нихъ Совсемъ не тотъ, чемъ кажется снаружи. Они ходатаи нечистыхъ мыслей; Ихъ произносятъ, какъ обетъ священный, Чтобъ обмануть верней. Разъ навсегда: Я прямо говорю, что съ этихъ поръ Такъ ограничу твой досугъ, что вамъ Не будетъ времени болтать съ Гамлетомъ. Гляди же, помни; ну, ступай себе. Офелiя. Я буду вамъ послушна, государь. (Уходятъ.) СЦЕНА IV. Платформа. Входятъ: Гамлетъ, Горацiо и Марцеллъ. Гамлетъ. Какой жестокiй холодъ: такъ и щиплетъ. Горацiо. Пронзительный и резкiй ветеръ. Гамлетъ. Который часъ? Горацiо. Да скоро и двенадцать. Марцеллъ. Ужъ пробило. Горацiо. Неужто? Я не слышалъ. Такъ близится ужъ часъ, когда обычно Духъ появляется. (За сценой трубы и пушечный выстрелъ). Что это значитъ? Гамлетъ. Король всю ночь кутитъ, пьетъ полной чашей И спотыкаяся, въ припрыжку шумно пляшетъ. И только вытянетъ стопу рейнвейна, - Заголосятъ и трубы и литавры Его победу надъ заздравной чашей. Горацiо. Таковъ обычай? Гамлетъ. Да, но, право, Хоть мне онъ и родной, и я рожденъ Чтобъ соблюдать его, а больше чести, По моему, такой обычай бросить, Чемъ сохранять. Входитъ: Духъ. Горацiо. Взгляните, принцъ: идетъ. Гамлетъ. Господни ангелы и слуги, защитите! Кто бъ ни былъ ты: духъ добрый, или кобальдъ, Несешь ли ты съ собой дыханье неба, Иль адскiй вихрь, и къ благу или злу Твои явленiя, но до того Заманчивъ образъ твой, что я хочу И говорить съ тобой, и звать тебя Гамлетомъ, королемъ, отцомъ... Владыко Датскiй! О, отвечай, не дай мне истомиться Въ неведеньи! Скажи: зачемъ отпетый И погребенный прахъ твой разорвалъ Свой навощенный саванъ?.. Зачемъ тотъ склепъ, Куда тебя мы съ миромъ опустили, Раскрылъ свой мраморный тяжелый зевъ И выбросилъ тебя на светъ? Зачемъ Ты, мертвый трупъ, одетый сталью, Сiянье месяца увиделъ снова, И безобразишь ночь? А мы, шуты природы, Зачемъ въ душе потрясены такъ страшно Неразрешимымъ для ума вопросомъ? Скажи-жъ, зачемъ? И что должны мы делать? Горацiо. Онъ вамъ киваетъ, чтобъ вы шли за нимъ, Какъ будто хочетъ что-то вамъ сказать Наедине. Марцеллъ. Взгляните, государь, Какъ онъ приветливо заманиваетъ васъ, Но не ходите съ нимъ. Горацiо. Нетъ, ни за что. Гамлетъ. Онъ говорить не хочетъ: я иду. Горацiо. Нетъ, государь. Гамлетъ. Но почему? Въ чемъ страхъ? Я жизнь свою ценю никакъ не свыше Булавки. А душа? Что онъ надъ нею? Она безсмертна, какъ онъ самъ. Опять Онъ манитъ, - я иду за нимъ. Горацiо. А если Онъ въ реку завлечетъ васъ, государь? Иль на вершину грознаго утеса, Что свесился надъ моремъ? Если тамъ Онъ приметъ вдругъ иной ужасный образъ, И васъ, лишивъ владенiя разсудкомъ, Въ безумiе повергнетъ? Что тогда? Гамлетъ. Онъ манитъ все. Иди: я за тобой. Горацiо. Вы не пойдете, государь. Гамлетъ. Прочь руки! Марцеллъ. Послушайтесь, и не ходите съ нимъ. Гамлетъ. Меня судьба зоветъ. И въ этомъ теле Малейшая артерiя окрепла, Какъ жилы льва немейскаго. (Духъ киваетъ головой.) Опять Зоветъ меня. Пустите, господа! Иль въ призракъ обращу того, клянуся! Кто помешаетъ. Прочь же, говорятъ! Иди: я за тобой. (Уходятъ: Духъ и Гамлетъ). Горацiо. Воображенье Въ отчаянье его повергло. Марцеллъ. Намъ Не следуетъ тутъ слушаться. Пойдемъ За нимъ. Горацiо. Идемъ. Чемъ кончится все это? Марцеллъ. Гниль завелася въ Датскомъ королевстве. Горацiо. Спаси насъ, Господи! Марцеллъ. Идемте же, идемъ. СЦЕНА V. Более отдаленная часть площадки. (Входятъ Духъ и Гамлетъ.) Гамлетъ. Куда меня ведешь ты? Говори: Я дальше не пойду. Духъ. Такъ слушай Внимательно. Гамлетъ. Я слушаю. Духъ. Ужъ близокъ Тотъ часъ, когда я долженъ возвратиться Въ горючую мучительную серу. Гамлетъ. О, бедный духъ! Духъ. Не сожалей меня, Но выслушай, что я тебе открою. Гамлетъ. Я выслушать обязанъ: говори, Духъ. И, выслушавъ, обязанъ отомстить. Гамлетъ. Какъ ты сказалъ? Духъ. Передъ тобою Духъ твоего отца. На время Я осужденъ скитаться по ночамъ, А днемъ поститься въ огненной темнице, Пока грехи, въ чемъ провинился я Въ дни естества, не выгорятъ до тла И не очистятся. И если бъ мне Запрета не было поведать тайны Моей тюрьмы, - я могъ бы разсказать Такую повесть, что малейшимъ словомъ Въ тебе перевернулъ бы душу И заморозилъ молодую кровь; Изъ орбитъ выбросилъ твои глаза, Какъ две звезды, и въ мигъ расправилъ Твои узлами спутанныя кудри И каждый волосъ твой поставилъ дыбомъ, Какъ иглы на свирепомъ дикобразе. Но откровенье этихъ вечныхъ тайнъ Не для ушей изъ плоти и изъ крови. О, слушай, слушай же, Гамлетъ! и если Когда-нибудь любилъ отца... Гамлетъ. О, небо! Духъ. То отомсти его Безчеловечное и гнусное убiйство. Гамлетъ. Убiйство? Духъ. Всякое убiйство, Безъ исключенья, гнусно; но мое Гнуснее, злей, безчеловечней всехъ. Гамлетъ. Спеши жъ мне разсказать, чтобъ могъ я Лететь на месть на крыльяхъ столь же быстрыхъ, Какъ дума, иль любовная мечта. Духъ. Тебя я бодрымъ застаю. Но былъ бы ты Сонливей камыша, что мирно Гнiетъ у пристани стоячей Леты, Когда бъ при этой вести не воспрянулъ. Теперь, Гамлетъ, прислушайся. - Молва Распущена, что сонный я въ саду Змеей ужаленъ. Грубо этой сказкой Слухъ целаго народа былъ обманутъ. Узнай же, благородный юноша, что змей Меня ужалившiй на смерть - теперь Венецъ мой носитъ. Гамлетъ. О, моя душа Пророчица! Мой дядя? Духъ. Онъ. И этотъ Прелюбодейный и распутный зверь Ума волшебствомъ и коварства даромъ (Будь прокляты и умъ, и даръ, что могутъ Такъ соблазнять) склонилъ мою Наружно непорочную супругу Къ безстыдному разврату. О, Гамлетъ! Что за паденiе то было! Какъ, Забыть мою высокую любовь, Которая шла объ-руку съ обетомъ, Что далъ я при венчаньи, и склониться Къ убогому, который предо мною По дарованiямъ - ничто. Но добродетель Не поколеблется, хотя бъ распутство Ее пленяло красотой небесной, - И если бъ даже светоносный ангелъ Соединился съ похотью, - она Творила бъ грехъ и на небесномъ ложе, Въ нечистоте ища себе добычи... Но, чу! ужъ утромъ потянуло. Кратко Я доскажу. Въ саду после обеда Я по привычке отдыхалъ; твой дядя Подкрался въ этотъ безопасный часъ Со стклянкой сока белены проклятой И влилъ въ отверстiе моихъ ушей Проказу пораждающiй настой. Онъ вредоносенъ человечьей крови: Быстрее ртути проникаетъ всюду, Чрезъ все ворота, по дорожкамъ тела; Съ внезапной силой заставляетъ нашу Здоровую живую кровь свернуться И скиснуть, какъ садится молоко Отъ капли кислоты. Такъ и со мною. Какъ Лазарь, я отъ струпьевъ окорявелъ И тело гладкое мое покрылось Поганой и вонючей кожурой. И такъ я, сонный, братнею рукою Заразъ лишенъ жены, венца и жизни. Я срезанъ былъ во цвете беззаконiй, Не причащенъ запасными Дарами, Не исповеданъ, не помазанъ миромъ; Не приготовленъ посланъ былъ на судъ Съ отяжелевшей отъ греховъ главою. Ужасно! О, ужасно! какъ ужасно! {*} И если у тебя есть сердце - не снеси, Не допусти, чтобъ царственное ложе Постелью стало подлому разврату. Но какъ бы ни свершилъ ты это, Да духъ твой незапятнанъ остается, И пусть душа твоя не замышляетъ Зла противъ матери: оставь ее суду И тернiямъ, что у нея въ груди Язвятъ и колятъ. И затемъ - прощай! Светлякъ ужъ говоритъ, что близко утро И гаситъ свой нежгучiй огонекъ. Прощай, прощай, Гамлетъ! не забывай меня. (Уходитъ.) {* Этотъ стихъ во всехъ изданiяхъ находится въ роли Духа; но онъ всегда произносился Гаррикомъ въ роли Гамлета, какъ принадлежащiй ей по театральнымъ преданiямъ Найтъ. Съ своей стороны полагаю, что въ сценическомъ отношенiи Гаррикъ былъ правъ. Этотъ стихъ весьма удачно прерываетъ вообще плавный и въ глубине спокойный разсказъ Духа. Д. А.} Гамлетъ (одинъ). О, воинства небесныя! земля! И что еще? Иль къ аду мне воззвать? Нетъ, нетъ! Держися, сердце! Вы же, мышцы, О, не старейте ни одно мгновенье, Чтобъ былъ я бодръ... Не забывать тебя? Да, бедный духъ, пока есть память Въ смущенномъ черепе. Не забывать тебя? Да я со свитка памяти сотру Все пошлыя и глупыя заметки, Все выборки изъ книгъ, все впечатленья Что наблюдательность и молодость вписали, И въ целой книге моего ума Жить будетъ только заповедь твоя Безъ низкой примеси. Да, да, клянуся! О, самая лукавая изъ женщинъ! О, мерзскiй негодяй! И улыбается еще, проклятый! Где, где мои заметки? Запишу я, Что можно улыбаться, улыбаться, И быть мерзавцемъ. Да, возможно; По крайней мере, въ Данiи у насъ. (Пишетъ.) Вы, дядя, здесь. Теперь мой лозунгъ: "Прощай, прощай! Не забывай меня!" Я поклялся. Горацiо (за сценой). Принцъ! Марцеллъ (также). Принцъ Гамлетъ! Горацiо (также). Боже! Спаси его!.. Марцеллъ (также). Аминь. Горацiо (также). Где вы? Го, го! Гамлетъ. Го, го! сюда!.. Го, го, соколикъ мой! Входятъ: Горацiо и Марцеллъ. Марцеллъ. Что съ вами, государь? Горацiо. Что съ вами было? Гамлетъ. О, чудеса!.. Горацiо. Такъ разскажите-жъ... Гамлетъ. Нетъ, Вы пронесете. Горацiо. Ужъ никакъ не я; Клянуся, государь. Марцеллъ. Никакъ не я. Гамлетъ. Ну, что-жъ вы скажете? Кто бъ могъ подумать?.. Но вы ведь не разскажете? Горацiо, Марцеллъ. Клянемся. Гамлетъ. Что ни мерзавецъ въ Данiи у насъ, То плутъ отпетый. Горацiо. Для такого слова Не стоило изъ гроба подыматься. Гамлетъ. Что-жъ, правда; ваша правда. И затемъ, Безъ дальнихъ околичностей, пожмемте Другъ другу руки, и... разойдемтесь. Пойдете вы, куда укажутъ вамъ Желанiе и дело. Ведь у всехъ, Какiя бъ ни были, а все жъ найдутся, Желанья и дела. А я, беднякъ, Я, видите-ль, пойду молиться... Горацiо. Принцъ, Все это дикiя, безсвязныя слова. Гамлетъ. И грустно мне, что вамъ они обидны, Сердечно жаль. Горацiо. Тутъ нетъ обиды, принцъ. Гамлетъ. Святой Патрикъ свидетель! есть обида: Обиженъ и жестоко этотъ призракъ, А я скажу вамъ: это духъ честной. Что до желанья вашего узнать Что было между нами - справтесь съ нимъ, Какъ знаете. Ну, а теперь, друзья, - Ведь мы друзья по школе и оружью - Не откажите въ просьбишке. Горацiо. Извольте. Гамлетъ. Не открывать во векъ, что нынче ночью Вы видели. Горацiо, Марцеллъ. Не станемъ, государь. Гамлетъ. Нетъ, поклянитеся. Горацiо. Клянусь, что нетъ. Марцеллъ. Клянусь, что нетъ. Гамлетъ. А на моемъ мече? Марцеллъ. Мы поклялись сейчасъ лишь, государь. Гамлетъ. Нетъ, непременно на моемъ мече. Духъ (снизу). Клянитесь! Гамлетъ. А, а, голубчикъ! И ты, дружокъ, о томъ же?.. Отойдемте - Вы слышали, что онъ изъ подземелья - Клянитесь же! Горацiо. Произносите клятву! Гамлетъ. О томъ, что видели, во векъ ни слова, - Клянитесь на мече. Духъ (снизу). Клянитесь! Гамлетъ. Hic et ubique! Отойдемъ опять. Сюда идите, господа! И снова руки На мечъ кладите. Никогда о томъ, Что вы сегодня слышали ни слова, - Клянитесь на мече! Духъ (внизу). Клянитесь! Гамлетъ. Верно, Такъ, старый кротъ... И роешь ты такъ быстро? Чудесный землекопъ!.. Но отойдемъ Опять. Горацiо. О, день и ночь! Какъ все чудесно странно. Гамлетъ. Какъ страннаго, примите же его Въ свой домъ. Горацiо, - на небе И на земле есть более вещей, Чемъ нашей философiи мечталось. Но отойдемъ. И здесь опять, какъ прежде, дайте клятву, - И да поможетъ Милосердый вамъ! - Что какъ бы ни были мои поступки Чудны и странны, - я, весьма возможно, Дурачество накину на себя - Вы никогда, меня такимъ увидя, Не скрестите такъ рукъ, и головой Не покачаете вотъ этакъ, или Какой-нибудь двусмысленною фразой, Какъ напримеръ: "ну да, мы знаемъ," или "Могли бы, только захоти мы", или "Когда бъ желали говорить мы", или "Да было бы, когда бъ", или подобнымъ Какимъ обинякомъ, не намекнете Что обо мне вамъ кое-что известно... Не делать этого, - и да поможетъ Вамъ въ тяжкiй часъ Спаситель Милосердый! - Клянитеся. Духъ (снизу). Клянитесь. Гамлетъ. О, успокойся! О, успокойся, возмущенный духъ! Итакъ, любовно, господа, себя Я поручаю вамъ. И все, что нищiй, Какъ вашъ Гамлетъ, способенъ только делать, Чтобъ выразить свою любовь и дружбу, - Все, дастъ Господь, онъ сделаетъ для васъ. - Войдемте вместе. Палецъ на уста, Пожалуйста, прошу васъ. Наше время Сорвалось съ петель. - Подлое коварство! О, лучше бы мне вовсе не родиться, Чемъ исправлять тебя. - Ну, что жъ, пойдемте! Идемте вместе. (Уходятъ.) (Продолженiе следуетъ.) Д. Аверкiевъ. ДЕЙСТВIЕ ВТОРОЕ. СЦЕНА I. Комната въ доме Полонiя. Входятъ: Полонiй и Рейнальдо. Полонiй. Ему вы отдадите эти деньги И письма. Рейнальдо. Слушаю. Полонiй. И вы, Рейнальдо, Поступите чудесно какъ умно, Когда предъ темъ, чтобъ посетить его, Разспросите, какъ онъ ведетъ себя. Рейнальдо. И самъ я думалъ, государь. Полонiй. Прекрасно; Отлично сказано, Марiя Дева! Сперва поразспросите: кто изъ Датчанъ Теперь въ Париже; где стоятъ, Съ кемъ водятся и много-ль тратятъ. Вотъ, Узнавъ при помощи такихъ окольныхъ И косвенныхъ вопросовъ, что мой сынъ Не безызвестенъ имъ, подвиньтесь ближе, Но не касайтесь прямо до него Въ разспросахъ. А представьтесь, будто это Такъ, дальнее знакомство. Напримеръ: "Знакомъ съ его отцомъ, съ его родными И съ нимъ отчасти". Поняли, Рейнальдо? Рейнальдо. Отлично, государь. Полонiй. "И съ нимъ отчасти", Но - можете прибавить, - не весьма, И если это тотъ, о комъ я говорю, То очень онъ распущенъ, и подверженъ Тому-то и тому". И на него Взвалите тутъ, что только вамъ угодно, Но ничего столь гнуснаго, чтобъ честь Могло пятнать: запомните же это. А разныя безчинства и безпутства Что, какъ замечено и всемъ известно, Обычные товарищи у всей Живущей на свободе молодежи. Рейнальдо. Играетъ, государь? Полонiй. Ну да, иль пьетъ. Дерется, божится, на ссору лезетъ, Иль за девчонками - все это можно. Рейнальдо. Но это ужъ безчеститъ, государь. Полонiй. Ничуть, ей-ей, когда вы обвиненье Съумеете искусно подсластить; Но вамъ не следуетъ его злословить, Что будто онъ открыто непотребенъ. Не этого хочу я; вы его грешки Такъ выставьте умненько, чтобъ они Казались заблужденьями свободы, Порывомъ, вспышкой пылкаго ума, Иль дикостью неукрощенной крови, Какъ и у всехъ. Рейнальдо. Но, добрый государь... Полонiй. Къ чему все это? Рейнальдо. Точно, государь, Объ этомъ-то я и хотелъ спросить. Полонiй. Марiя Дева! я къ тому клоню - И это ужъ испытанная хитрость: Вы, сына моего слегка запачкавъ, Какъ будто онъ вещица, что немного Въ работе загрязнилася, - заметьте: Сейчасъ вашъ собеседникъ, тотъ кого Зондируете вы, - чуть только Онъ замечалъ за юношей, о комъ Вы говорили, эти все грешки, - То, ужъ поверьте, онъ закончитъ темъ, Что съ вами совпадетъ такимъ манеромъ: "Мой добрый государь, иль такъ, иль другъ, Иль господинъ, смотря какое слово, Или присловье принято у нихъ И какъ онъ самъ привыкъ... Рейнальдо. Отлично. Полонiй Итакъ, чуть скажетъ онъ... Онъ скажетъ... О чемъ же я хотелъ сказать? Я что-то Хотелъ сказать вамъ.. Да на чемъ же, бишь, Остановился я? Рейнальдо. На "совпадетъ" На другъ, иль такъ, иль господинъ"... Полонiй. На томъ, Что совпадетъ онъ?.. Да, Марiя Дева!.. А съ вами совпадетъ онъ такъ: я знаю Его; вчера его видалъ я, или Въ такой-то день, тогда-то, иль тогда; Съ такимъ-то, иль такимъ. И онъ - игралъ, Иль выпилъ лишнее, иль онъ вспылилъ, Играя въ мячъ; иль можетъ быть, какъ онъ Входилъ въ такой-то непотребный домъ (Вы понимаете въ какой). "Теперь Глядите: ваша лживая привадка Ужъ изловила эту рыбку правды; Вотъ такъ-то мы, кто поумней и ловче, При помощи отводовъ и обходовъ, Доходимъ криво до прямаго дела. Такъ вотъ и вы, при помощи сейчасъ Преподанныхъ уроковъ и советовъ, Дойдете до Лаэрта. - Что жъ, схватили? Все поняли? Рейнальдо. Все, государь. Полонiй. Прощайте, И помоги вамъ Богъ. Рейнальдо. Мой добрый государь!.. Полонiй. Понаблюдите-ка за нимъ и сами. Рейнальдо. Покойны будьте, государь. Полонiй. Пусть онъ Споетъ намъ песенку свою. Рейнальдо. Такъ точно, Мой государь. (Уходитъ.) Полонiй. Счастливаго пути. Входитъ Офелiя. Полонiй. Ну, что, Офелiя? что тамъ такое? Офелiя. Ахъ, государь, я такъ перепугалась,. Полонiй. Чего же? ради Бога. Офелiя. Государь, - Я шила въ комнате своей, какъ вдругъ Вошелъ Гамлетъ: - камзолъ разстегнутъ, На голове нетъ шляпы; безъ подвязокъ Чулки; въ грязи, до щиколки спустились. Одно колено бьется о другое; Самъ бледенъ, какъ его рубашка; взглядъ При этомъ жалостный такой, какъ будто Онъ выпущенъ изъ ада для того, Что-бъ разсказать объ ужасахъ. Полонiй. Влюбясь Въ тебя, сошелъ съ ума? Офелiя. Не знаю, государь; Но, правду говоря, боюсь что такъ. Полонiй. Что-жъ онъ сказалъ тебе? Офелiя. Меня Онъ за запястье взялъ, и крепко сжалъ, И отступивъ на всю длину руки - Другою онъ держалъ вотъ-такъ надъ бровью - Онъ сталъ разсматривать мое лицо, Какъ будто срисовать его хотелъ. Онъ простоялъ такъ долго; наконецъ, Слегка пожавъ мне руку, головою Онъ покачалъ три раза сверху внизъ, И такъ глубоко, жалостно вздохнулъ, Какъ будто грудь его на части распадалась И смерть ему пришла. Затемъ меня Онъ отпустилъ и, глядя чрезъ плечо, Какъ будто могъ найти безъ глазъ дорогу, Пошелъ, и вышелъ изъ дверей, но светъ Его очей все на меня былъ устремленъ До самаго конца. Полонiй. Пойдемъ со мною; Намъ надо къ королю... Все это Прямое сумасбродство отъ любви. Терзаетъ самое себя ея Жестокость, понуждая волю Къ отчаяннымъ поступкамъ столь же часто, Какъ и любая страсть подъ небесами, Что мучитъ нашу плоть... Мне жаль... Скажи: Ты съ нимъ на дняхъ не говорила жестко? Офелiя. Нетъ, добрый государь, но я, какъ вы Мне приказали, отсылала письма И запретила приходить ко мне. Полонiй. Вотъ отчего онъ и сошелъ съ ума! Мне жаль, что я не наблюдалъ его Поосмотрительней и съ большимъ разуменьемъ.. Боялся я, что онъ забавы ищетъ И хочетъ посадить тебя на мель. Будь проклята моя ретивость къ делу! Но, видно, свойственно намъ, старикамъ, Въ своихъ сужденьяхъ черезъ край хватать, Какъ людямъ помоложе за обычай Неразсудительность. Идемъ же къ королю. Онъ долженъ все узнать. Держа въ секрете, Скорей въ немилость попадешь за скрытность, Чемъ прогневишь, открывъ, что онъ влюбленъ. СЦЕНА II. Комната въ замке. Входятъ король, королева, Розенкранцъ, Гильденштернъ и свита. Король. Добро пожаловать, и Розенкранцъ, И Гильденштернъ. Хотя мы ужъ давно Желали видеть васъ, но поспешили Послать за вами потому, что намъ Нужны услуги ваши. Вы кой-что Ужъ слышали о превращеньи съ принцемъ, Я выражаюсь такъ въ виду того, что въ немъ Ни внутреннiй, ни внешнiй человекъ На то, что было, вовсе не похожи. Что именно могло бы, кроме смерти Его отца, его повергнуть въ это Непониманье самого себя, - Я не берусь решить. Вы оба съ детства Воспитывались съ нимъ, и съ юныхъ летъ Такъ свыклися съ характеромъ Гамлета, Что я васъ умоляю: соизвольте Остаться ненадолго при дворе; Такъ, ваше общество его могло бы Вновь къ развлеченiямъ привлечь, а вы, Случайно подбирая наблюденья, Найдете, то, что, будучи открыто, Поддастся нашему леченью. Королева. Онъ Такъ много говорилъ о васъ, что я Уверена, что двухъ другихъ и нетъ, Къ кому бы больше васъ онъ былъ привязанъ. И если вамъ угодно, оказавъ Намъ благосклонность и любезность, съ нами Пробыть немного, чтобы намъ помочь При исполненiи надежды нашей, - То мы, за ваше пребыванье здесь, Благодарить васъ будемъ такъ, какъ только Прилично королю. Розенкранцъ. Вы оба, Ваши Величества, могли-бъ верховной властью, Которую имеете надъ нами, Свое желанье грозное скорей Намъ приказать, чемъ насъ просить о томъ. Гильденштернъ. Мы оба повинуемся, и ныне Мы съ полною готовностью желаемъ Повергнуть добровольно нашу службу, По вашему распоряженью, къ вашимъ Стопамъ. Король. Благодарю васъ, Розенкранцъ, И милый Гильденштернъ. Королева. Благодарю Васъ, Гильденштернъ и милый Розенкранцъ, И я васъ умоляю посетить Сейчасъ же сына нашего, который Такъ сильно изменился. (Къ свите) Пусть кто-нибудь проводитъ этихъ Господъ къ Гамлету. Гильденштернъ. Да поможетъ небо, Чтобъ нашъ прiездъ, какъ и услуги наши Ему прiятны были и на пользу. Королева. Аминь. (Уходятъ Розенкранцъ, Гильденштернъ и некоторые изъ свиты). Входитъ Полонiй. Полонiй. Мой добрый государь, послы Съ успехомъ изъ Норвегiи вернулись. Король. Ты былъ всегда отцомъ благихъ вестей. Полонiй. Не правда-ль, государь? Поверьте, я, Мой добрый повелитель, посвятилъ Мои и долгъ, и душу, - оба Богу, А первый королю. И полагаю (Иль мозгъ мой ужъ не можетъ, какъ бывало, По следу дела гнаться безъ ошибки), Что я открылъ, на чемъ Гамлетъ помешанъ. Король. Скажи-жъ скорей: я такъ хочу узнать... Полонiй. Сперва пословъ примите, а мое Открытiе, - пускай дессертомъ будетъ На этомъ пиршестве. Король. Иди-жъ на встречу И самъ введи ихъ. (Уходитъ Полонiй.) Король. Милая Гертруда, Онъ говоритъ, что отыскалъ причину И поводъ къ помешательству Гамлета. Королева. Я думаю, что вся причина въ смерти Его отца и нашей спешной свадьбе. Входятъ: Полонiй, Вольтимандъ, Корнелiй. Король (королеве). Ну, хорошо, мы разберемъ. - Добро Пожаловать, любезные друзья! Что, Вольтемандъ, намъ шлетъ Норвежскiй братъ? Вольтимандъ. Полнейшую отдачу всехъ приветствiй И пожеланiй. Съ перваго-жъ свиданья Онъ приказалъ племяннику пресечь Наборъ, который самъ считалъ приготовленьемъ Къ войне съ Поляками, но, разсмотревъ Внимательней, нашелъ, что онъ безспорно Былъ противъ вашего величества направленъ. И огорченный, что его болезнь, Безсилiе и старость были такъ Обойдены, - онъ подъ арестъ велелъ Взять Фортинбраса; тотъ повиновался. Король ему далъ выговоръ, и онъ Поклялся дяде никогда отныне Не подымать оружiя на васъ. Исполнясь радости, старикъ ему Назначилъ содержанiе въ размере Трехъ тысячъ кронъ, и поручилъ Ужъ набранныхъ солдатъ вести на Польшу. (Подавая грамоту.) И въ этой грамоте, онъ проситъ васъ, Чтобъ вы благоизволили дать пропускъ Чрезъ ваши земли сказаннымъ войскамъ. Здесь включены условiя, а также Ручательство за безопасность. Король. Мы довольны, И въ более удобный часъ прочтемъ, Обсудимъ дело и дадимъ ответъ. Благодаримъ, межъ темъ, за вашъ успешный трудъ; Идите отдохнуть, а въ вечеру - Пируемъ вместе. Милости прошу! (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй). Полонiй. Все кончилось отлично. - Государь И государыня, распространяться Чемъ быть должно величество, въ чемъ долгъ, Зачемъ день - день, ночь - ночь, и время - время, - Была бы только трата дня и ночи, И времени. Въ виду того, что краткость - Душа ума, а многословье - члены И внешнiя прикрасы, - буду кратокъ. Вашъ благородный сынъ помешанъ; - такъ Я выражаюсь, ибо если станемъ Мы помешательство определять, То впасть въ него и значитъ помешаться. Но это мимо. Королева. Менее искусства, Побольше дела. Полонiй.