аве, пользуясь которыми можно петь и играть на лютне, что весьма необходимо учащимся для их упражнений после занятий наукой, а также для всех христиан, которые не могут петь, но смогут прочесть благие и божественные предания о жизни Христа и апостолов" {1}. Джон Бретчгердл крестил второго ребенка Шекспиров, дочь Маргарет, 2 декабря 1562 г. и присутствовал на ее похоронах через несколько месяцев. 26 апреля 1564 г., "осторожно и осмотрительно" (как предписано в "Молитвеннике" или "Книге общих молитв"), он крестил Уильяма Шекспира. Запись в приходской книге гласит: "Gulielmus, filius Johannes Shakspere" [Гильельм, сын Иоганна Шекспира]. Следующей весной этот приходский священник умер, оставив свой словарь учащимся грамматической школы в Стратфорде, и был похоронен в приходской церкви. Итак, мы знаем дату крещения Шекспира, но когда же поэт родился? Возможно, этот вопрос не столь важен, однако выяснить его необходимо, ибо биограф обычно желает иметь в качестве точки отсчета точную дату рождения своего героя. Разумеется, по традиции мы отмечаем рождение Шекспира 23 апреля. Эта дата чрезвычайно привлекательна, так как совпадает с церковным праздником св. Георгия. Начиная с 1222 г. день св. Георгия отмечался в Британии как национальное торжество, кроме того, св. Георгий стал покровителем Англии со времен Джона из Стратфорда. Как было бы уместно, если бы день св. Георгия был бы еще ознаменован рождением национального поэта! Мы почти склонны забыть, что желание порождает множество традиций. Эта традиция, в частности, возникла два столетия назад. В одной из заметок на полях своего экземпляра книги Джерарда Лэнгбайна "История драматических поэтов Англии" (1691 г.) собиратель древностей XVIII в. Уильям Олдис, очевидно, первым объявил 23 апреля днем рождения Шекспира, хотя он и ошибся на один год, считая, что Шекспир родился в 1563 г. Его современник Джозеф Грин, викарий Стратфорда и глава Стратфордской грамматической школы, передал через Джеймса Уэста выдающемуся ученому-шекспироведу Джорджу Стивенсу выписку из приходской книги с пометкой: "Родился 23 апреля 1564 г.". Стивенс принял эту дату в своем вышедшем в 1773 г. издании сочинений Шекспира, и с тех пор редакторы и биографы следовали его примеру. Каковы же факты? У нас есть дата крещения. Во времена королевы Виктории весьма эрудированный Холиуэл (впоследствии Холиуэл-Филиппс) как-то заметил, что обыкновенно между рождением и крещением проходило три дня. Эта вскользь брошенная фраза была повторена как положительное утверждение в книге Сиднея Ли "Жизнь Уильяма Шекспира", долгое время считавшейся образцовой. "В то время ребенка обычно крестили, - пишет Ли, - на третий день после рождения" {2}. В действительности же нет никаких данных, доказывающих, что когда-либо существовал такого рода основанный на обычае промежуток времени. "Молитвенник" 1559 г. дает более определенные указания. Он рекомендует родителям не откладывать крещение далее чем до первого воскресною дня или до праздника какого-либо святого, следующего непосредственно за рождением ребенка, "если для боле"? длительной отсрочки нет какой-либо значительной и обоснованной причины, которая должна быть сообщена священнику и одобрена им". Во второй половине апреля 1564 г. воскресные дни выпадали на 16-е, 23-е и 30-е числа, а религиозные праздники приходились на среду, 19 апреля (Альфеджа архиепископа и благословенной памяти великомученика), и на вторник, 25 апреля (св. Марка евангелиста), не считая праздника св. Георгия. Таким образом, если Шекспир родился 23 апреля, его следовало, согласно упомянутому "Молитвеннику", крестить не позже 25 апреля. Но возможно, тут не обошлось без суеверий - в народе день св. Марка считался зловещим. Его называли "черные кресты". Почти до самых шекспировских времен кресты и алтари в этот день завешивали черным и (по преданию) призраки тех, кому суждено было умереть в течение года, бродили в этот день по кладбищу. Замечая, что внучка Шекспира, Элизабет Холл, вышла замуж 22 апреля, де Куинси задается вопросом, не избран ли ею этот день в память о своем знаменитом предке. Надпись на мемориальной доске под бюстом в стратфордской церкви гласит: "obiit anno... cetatis 53" [скончался в году... в возрасте 53 лет]. Поскольку Шекспир умер 23 апреля 1616 г., эти слова, по-видимому, подразумевают, что он родился не ранее чем 24 апреля 1563 г. или после 23 апреля 1564 г. Если это не так, то получается, что Шекспир скончался в возрасте 52 или 54 лет. Однако можно предположить, что анонимный автор эпитафии имел в виду скорее текущий, нежели завершившийся год, и что он сопоставлял новый год с годовщиной рождения (таков порядок отсчета, официально принятый в наши дни), а не первый миг жизни, если о таковом было тогда известно. Но мы не знаем его мыслей, хотя оба предположения достаточно обоснованны; мы можем благоразумно заключить, что Шекспир родился 21, 22 или 23 - в пятницу, субботу или воскресенье - апреля 1564 г., и отмечать годовщину его рождения либо 23-го, либо в один из двух других дней {3}. В то лето чума поразила Стратфорд. В приходской книге, где регистрировали смерти, рядом с записью, сделанной 11 июля о кончине некоего подмастерья Оливера Ганна, имеется зловещая фраза: "hiс incepit pestis" [в то время началась чума]. Наше представление о чуме в эту пору чаще всего связано со столицей с ее скученным населением, тесными жилищами и узкими проулками; однако путешественники заносили бациллы чумы и в более чистый воздух таких славных рыночных городков, как Стратфорд. Изучая в XVIII в. по приходской книге списки погребенных во второй половине 1564 г., Мэлон высчитал, что эпидемия чумы унесла более двухсот душ - от одной шестой до одной седьмой части всего населения Стратфорда. Его подсчеты точны: в указанной приходской книге между 1 января и 20 июня 1564 г. упомянуто 22 погребения, затем число их возрастает до 237 в оставшуюся часть года {4}. Разумеется, эта статистика включает в себя смерти от всевозможных причин. "Возблагодарим судьбу за то, что "это любимое дитя воображения" не погибло еще лежа в колыбели, - восклицает Мэлон. - К счастью для человечества, она [чума] не достигла дома, в котором лежал младенец Шекспира ибо ни один из носивших эту фамилию не указан в списке умерших. Можем ли мы предполагать, что, подобно Горацию, он лежал, не зная тревог и страхов, среди зараз и смерти, хранимый Музами, которым он должен был посвятить свою жизнь..." Такого рода риторическая несдержанность вовсе не была чужда Мэлону, однако трудно переоценить опасность, которой подвергался младенец. Во время чумы колокол чаще всего звонит по очень юным или по ослабленным старостью. Городской клерк Ричард Саймонс похоронил двух своих сыновей и дочь; живший на Хенли-стрит, на одной улице с Шекспирами, Роджер Грин лишился четырех детей. В августе муниципалитет провел чрезвычайное заседание. Чтобы избежать заразы, он заседал не в тесном помещении городской гильдии, а на солнце в саду, возле упоминавшейся часовни, среди благоухавших груш и яблонь и обсуждал, как помочь жертвам чумы. На совете присутствовал и Джон Шекспир: он был в то время членом муниципалитета. К декабрю, с наступлением холодов, чума стала утихать. 13 октября 1566 г. второй сын Шекспиров, Гилберт был крещен в церкви св. Троицы. Возможно, его назвал Гилбертом в честь Гилберта Брэдли, который жил в нескольких шагах от Шекспиров на той же Хенли-стрит и подобно Джону, был перчаточником и членом корпорации. Брэдли стал членом муниципалитета в 1565 г. И тот и другой имели отношение к ремесленному и городскому управлению. Гилберт Шекспир родился в типично буржуазной среде и в своей жизни придерживался норм, принятых в средних слоях общества. Хотя бы в этом отношении он походил на своего брата Уильяма, который стал не только поэтом, но и добился успеха в мирском понимании этого слова. В 1597 г. некий "Гилберт Шекспир (Gilbert Shackspere)" упоминается в качестве галантерейщика в приходе св. Бригитты. В том году вместе с сапожником из того же прихода он внес в Суд королевской скамьи залог в размере 19 фунтов стерлингов за Уильяма Сэмпсона, часовщика из Стратфорда. Приход св. Бригитты находится в Лондоне, но Гилберт жил и в Стратфорде {6}. Он находился там 1 мая 1602 г., когда получил распоряжение о праве пользования землей в Старом Стратфорде от имени своего брата Уильяма. В ноябре 1609 г. Гилберт Шекспир был вызван в Суд по ходатайствам вместе с Питером Росуэлом, Ричардом Миттоном и другими. Что явилось причиной вызова, мы не знаем, однако страсти разгорелись, поскольку, когда Элинор Варни, стратфордская служанка 21 года от роду, предъявила Росуэлу вызов в суд, "он силой вырвал у нее это предписание и отказался вернуть ей его, а также нанес удар имевшимся в его руках посохом одному из стоявших рядом с ним, а тот сейчас же напал на этого свидетеля и, нанося последнему удары, выдворил его из помещения" {7}. Этот Росуэл (или Розуэл) упомянут вместе с Миттоном в одном-единственном дошедшем до нас письме, адресованном Уильяму Шекспиру {8}. Мы имеем дело с небольшим городом и с ограниченным кругом соседей и знакомых. В следующем году, 5 марта, "Гилберт Шекспир (Gilbart Shakesper)" выступал свидетелем при сдаче в аренду имущества на Бридж-стрит и подписал свое имя красивым итальянским почерком. 3 февраля 1612 г. в стратфордской приходской книге было зафиксировано погребение "Гильбертуса Шекспира (Gilbertus Shakspeare adolescens {Латинское слово "adolescent" означает "юный", "молодой". - Прим. перев.})". Слово "adolescens" иногда вызывало недоумение, но, возможно, оно означает "не вступивший в брак", так как слова "adolocentulns" и "adolocentula" не раз встречаются в этих приходских записях, когда речь идет о холостяках и старых девах {9}. В апреле 1569 г. у Шекспиров родилась еще одна дочь. Ее крестили 15 апреля и дали ей имя Джоан. По-видимому, первая Джоан умерла еще в младенчестве, в 1559 или 1560 г., когда записи о погребениях в приходской книге велись беспорядочно. Из четырех дочерей, родившихся я семье, выжила только вторая, Джоан, и из восьми умевших в детстве единоутробных братьев и сестер, не считая Уильяма, вступила в брак. Ее мужем был ничем не примечательный шляпочник Уильям Харт, и их брак, заключенный незадолго до 1600 г., не зарегистрирован в приходских книгах. Возможно, Харт перебрался в Стратфорд уже после свадьбы. В 1600-м и в следующем году Харта преследовали в судебном порядке за долги. Кажется, главным достижением его жизни было то, что он произвел на свет четырех детей: Уильяма (1600-1639), Мэри (16031607), Томаса (1605-1661) и Майкла (1608-1618). Этот шляпочник был похоронен 17 апреля 1616 г., за неделю до похорон своего шурина-драматурга. Шекспир позаботился о сестре, в некотором роде бедной родственнице, в своем завещании, оставив ей (помимо 20 фунтов стерлингов и всей своей одежды) право на пожизненную аренду помещения в западном крыле сдвоенного дома на Хенли-стрит, "в коем она обитала", платя номинальную годовую арендную плату в размере одного шиллинга. Джоан Харт пережила мужа и брата на тридцать лет. Ее внук Томас стал владельцем этого старого жилища - и восточного и западного домов - согласно условиям завещания леди Бернард, внучки Шекспира, последней из его прямых потомков, История дома, где родился Шекспир, с этого момента и на долгое время становится историей семейства Хартов {10}. Еще о двух детях Шекспиров мы почти ничего не знаем. Один сын умер в юности. Последняя дочь, Энн, была крещена 28 сентября 1571 г. и похоронена, прежде чем ей исполнилось восемь лет, 4 апреля 1579 г. Из казначейского отчета видно, что Джон Шекспир заплатил 8 пенсов "за колокольный звон и покрывало на гробе". Предполагаемый сын Ричард был крещен 11 марта 1574 г. Все наши сведения о нем сводятся к недавно установленному факту, что 1 июля 1608 г. его вызвали в стратфордский церковный суд по поводу неизвестного правонарушения: выразилось ли оно в несоблюдении воскресных установлений? Он заплатил один шиллинг штрафа, употребленный "на нужды стратфордских бедняков" {11}. Ричард похоронен 4 февраля 1613 г. Когда 3 мая 1580 г. Джон Шекспир в последний раз стоял перед церковью св. Троицы с младенцем на руках, он был уже пожилым человеком. Всего через три года ему предстояло стать дедом, и он находился в стесненных обстоятельствах. Шекспиры при крещении назвали своего последнего ребенка Эдмундом, возможно (хотя это имя довольно обычно) в честь дяди, Эдмунда Лэмберта, которому они незадолго до того заложили часть унаследованного ими имущества; в состав этого имущества вошли дом и земля в Уилмкотте. (Тетушка Джоан, жена Лэмберта, возможно, была крестной матерью двух дочерей Джона, названных этим же именем.) Более чем кто-либо другой в семье, Эдмунд, видимо, походил на своего брата-драматурга, поскольку, став достаточно взрослым, последовал за Уильямом в Лондон и стал профессиональным актером, но в какой именно труппе, нам не известно. На этом поприще Эдмунд не достиг каких-либо высот, однако ему было всего 29 лет, когда он умер. Имеются сведения, что в Лондоне он стал отцом ребенка, рожденного вне брака и похороненного на кладбище церкви св. Джайлза за городскими воротами Криплгейт 12 августа 1607 г. В приходской книге Упомянут "Эдвард, сын Эдварда Шекспира (Shackspeere), ктера низкого происхождения". Как мы видим, фамилия писана неверно, однако причетник в этом приходе не был склонен делать тонких различий при записи похоже звучащих имен вроде Джоэн и Джоан, Ортон и Хортон, Эдмунд и Эдвард {12}. Всего через несколько месяцев, в канун Нового года, сам актер был погребен в церкви пресвятой девы Марии Овери (сокращение over-the-river - за рекой) в Саут-Уорке "с погребальным звоном большого колокола от восхода солнца до полудня". Это были дорогие похороны, стоившие 20 шиллингов. Похороны на церковном кладбище обошлись бы всего в 2 шиллинга, а погребальный колокол меньших размеров - самое большее в 1 шиллинг. Очевидно, кто-то имевший средства позаботился об Эдмунде. Вероятно, это был его преуспевавший брат Уильям. Церковь пресвятой девы Марии (также называвшаяся церковью Спасителя) находилась возле Лондонского моста, откуда было рукой подать до театра "Глобус". В будущем там же будут похоронены Джон Флетчер и Филип Мэссинджер - ведущие драматурги труппы "слуг его величества короля". Не затем ли Шекспир заказал утреннюю, а не вечернюю (как это было принято) службу, чтобы его собратья по театру могли присутствовать на похоронах в этот очень холодный день, когда дети играли, а мужчины и женщины прогуливались по замерзшей Темзе? {13} Четырех сыновей и четырех дочерей имел Джон Шекспир. Семь простых смертных и один бессмертный - все они были крещены, и все, кроме одного, похоронены в общинной церкви св. Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне. 4 ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ Когда зимой 1560/61 г. умер Ричард Шекспир, в документах, содержавших распоряжения об имуществе, его старший сын был назван земледельцем (agricola) из Снитерфилда. Возможно, это ошибка: в Вустерских записях много описок, но мы не можем быть в этом уверены. Во всяком случае, Джон получил в наследство землю своего отца в Снитерфилде; такой вывод мы можем сделать исходя из того, что в следующем октябре с него был взыскан штраф за плохое содержание оград на этой земле. Вскоре после этого Джон Шекспир отказался от своего арендного права, очевидно в пользу свояка Александра Уэбба, который переехал из Берли в Снитерфилд со своей женой Маргарет (урожденной Арден) и четырьмя маленькими детьми {1}. Видимо, земледелие не очень привлекало его. В стратфордских документах Джон неоднократно упоминается как перчаточник. В 1556 г. землевладелец из Армскота в графстве Вустершир, некий Томас Сич (или Сач), безуспешно пытался взыскать в судебном порядке с "Иоганнема Шекспира (Shakyspere) из Стратфорда... перчаточника" восемь фунтов стерлингов; в 1587 г. "Иоганнес Шекспир (Shakspere)... перчаточник" вместе с Томасом Джонсом, медником, взял на поруки какого-то местного жестянщика, обвиненного в уголовном преступлении {2}. В других записях за 1573 и 1578 гг. Джон упомянут как Шорник. Одно официальное денежное обязательство, датированное 10 октября 1592 г., именует его "Джоном ШекЗДиром (Shackspeare), перчаточником", и на нем проставлен его знак - крест, оттиснутый перстнем-печатью {3}. В единственном дошедшем до нас рассказе о Джоне Шекспире, записанном в 1657 г. Томасом Плумом, архидьяконом из Рочестера, о нем говорится как о перчаточнике. Плум вспоминал о том, что сэр Джон Мэннис видел однажды "улыбчивого старика" в его мастерской; "Уилл бы добрым и честным малым, - говаривал отец драматурга, - и он в любое время готов был отпустить какую-нибудь шутку". Сэр Джон Мэннис родился в 1599 г., за два год до смерти Джона Шекспира, так что уж эти-то двое вряд ли могли обмениваться шутками. Может быть, Плум спутал этого Мэнниса с его старшим братом Мэтью, родившимся около 1593 г. (хотя и это допущение мало что проясняет в данной ситуации); или, возможно, кто-то рассказывал сэру Джону об этом. Нам важно то, что в следующем столетии Джона Шекспира помнили как перчаточника и представление о нем, даже уже старике, было связано с его мастерской. Эта мастерская, должно быть, занимала то помещение которое в наши дни является восточным крылом сдвоенного дома на Хенли-стрит, ту его часть, которая издавна известна как "мастерская по переработке шерсти". Однако неясно, почему по переработке шерсти, если Джон Шекспир имел дело с кожей? Существует стратфордское предание, о котором впервые сообщил Роу в 1709 г. и достоверность которого подтвердил всегда готовый услужить Джорден, о том, что Джон был "известным перекупщиком шерсти". В начале XIX в., через много лет после того, как этот дом стал постоялым двором, хозяин постоялых дворов "Лебедь" и "Дева" уверял одного из посетителей, что "когда он перестилал полы, в гостиной под старым настилом были обнаружены остатки шерсти и очесы, смешанные с землей в засыпном фундаменте" {4}. Первые биографы Шекспира упорно называли Джона торговцем шерстью, однако только в наш век неожиданно были обнаружены документальные подтверждения его вероятного участия в торговле овечьей шерстью: материалы одного из судебных лед в суде общегражданских исков говорят о том, что во время летней судебной сессии в 1599 г. Джон Шекспир предъявил иск суконщику Джону Уолфорду, трижды избиравшемуся мэром Марлборо в графстве Уилшир. обвинив его в неуплате по требованию двадцати одного фунта стерлингов за 21 тод шерсти - сделка была заключена за тридцать лет до возбуждения иска, но долг есть долг. Поскольку один тод весил около 13 кг, эту сделку нельзя считать пустяковой. Мы не можем сказать, какое решение вынес суд. Известно лишь, что слушание дела должно было продолжиться на следующем заседании, однако документы этого судебного заседания до нас не дошли {5}. Это открытие заставляет сделать полезный вывод: предание, которое часто ставится под сомнение и к которому всегда относятся скептически, может таить в себе зерно истины. При других обстоятельствах Джон Шекспир продал городской корпорации на три шиллинга строевого леса и возбудил дело против Генри Филда, кожевника с Бриджстрит, из-за 18 четвертей ячменя; это большое количество ячменя, так как одна четверть соответствует 8 бушелям, или 328 кг. Ячмень употребляется в той отрасли промышленности, которая с давних пор и до недавнего времени оставалась ведущей в хозяйстве Стратфорда - в производстве пива и эля. (Если не считать этого эпизода, Джон, казалось бы, был в достаточно дружеских отношениях с Филдом. Когда последний умер летом 1592 г., Джон помогал оценивать его имущество. У Филда был сын Ричард, с которым, как мы увидим, наш поэт имел дела в столице) Вероятно, Джон Шекспир торговал и друшми сельскохозяйственными продуктами, храня их вместе со своими кожами в помещении, которое называют "мастерской по переработке шерсти". Он покупал также дома и отдавал их внаем. В октябре 1575 г. Джон заплатил Эдмунду и Эмме Холл из Хэллоу, что в приходе Гримли, неподалеку от Вустера, сорок фунтов за два дома с палисадниками и фруктовыми садами в Стратфорде (duobus mesuagiis, duobus gardinis et duobus pomariis, cum pertinenciis, in Stretforde-super-Avon). Незадолго до начала 1582 г. он сдал внаем один из своих домов Уильяму Бербеджу (не принадлежал ли тот к актерской семье Бербедж?). Последний спустя некоторое время пытался расторгнуть договор и вернуть семь фунтов, которые он заплатил по нему. Третейские судьи приказали Джону вернуть деньги, но Бербеджу стоило это многих хлопот (он все еще пытался вытребовать эти деньги через десять лет и, возможно, ему так и не удалось вернуть их. От одного из могущественных Клоптонов Джон получил право на аренду 14 акров земли на луговине Овер-Ингон в Хэмптоне. Люси, где его брат Генри занимался земледелием. После смерти сестер Мэри Шекспир, Джойс и Элис, Шекспиры унаследовали девятую часть имущества, состоявшего из двух домов, и 100 акров земли в Снитерфилде. Подобно другим людям своего класса, Джон Шекспир не раз бывал в суде в качестве истца или ответчика. Порой речь шла о значительных суммах. В 1572 г. суд гражданских исков в Вестминстере присудил ему 50 фунтов стерлингов, которые, согласно иску, ему задолжал некий перчаточник из Банбери. На следующий год Генри Хигфорд из Соллихалла, бывший представитель корпорации Стратфорда, предъявил Джону иск на 20 фунтов в том же самом суде. Последний, однако, не явился на судебное заседание. Через пять лет Хигфорд трижды пытался взыскать тот же долг через суд гражданских исков и трижды Джон не являлся в назначенный день. Так это и продолжалось {6}. Это были в основном удачные годы, во всяком случае поначалу, для сына снитерфилдского фермера. В 1553 г., примерно тогда, когда Джон Шекспир поселился в Стратфорде, город (как мы уже знаем) получил от короны право на создание корпорации. Теперь наделенный имуществом и полномочиями гильдии, обладая властью принимать постановления, совет членов муниципалитета принял на себя управление местными делами хотя граф Уорик, лендлорд, сохранил за собой право назначать приходского священника и школьного учителя, а также мог наложить вето на кандидатуру бейлифа, избранного корпорацией. Предприимчивый Джон Шекспир быстро проник в эту новую систему управления и стал подниматься по ступеням ее иерархической лестницы. В сентябре 1556 г. он был избран одним из двух "контролеров эля". На эту должность назначались "лица способные и рассудительные". "В течение всей недели" "контролеры эля" должны были осуществлять "усердный надзор" за тем чтобы пекари выпекали полновесные хлеба, а пивовары продавали доброкачественные эль и пиво по предписанной цене в запечатанной посуде. Нарушавших правила вызывали в поместный суд или в собиравшийся дважды в год уголовный манориальный суд и наказывали штрафом, поркой или унизительными процедурами заключения в колодки, привязывания к позорному столбу или сажания на позорный стул (этот стул иногда имел форму закрытого ночного горшка; к нему привязывали смошенничавшего торговца и погружали в реку под презрительные насмешки наблюдавших горожан) 7. Это было налаженное хозяйство. В июне, уже после своего назначения, Джон сам был оштрафован за то, что, будучи "контролером эля", пропустил три заседания суда письменного производства. У него были другие заботы. Этой весной более неотложные личные дела, вероятно, заставляли его наведываться из Стратфорда в дом Мэри Арден в Уилмкотте. Осенью 1558 г. Джон принял присягу в качестве одного из четырех констеблей - крепких горожан, которым вменялось в обязанность поддержание порядка. Для тех, кто жил во времена Елизаветы, констебли были предметам постоянных шуток. Их тупость, буквально вошедшая в поговорку ("Да ты констебль, судя по уму"), долго являлась поводом для шуток {Или, согласно более позднему варианту (записанному в 1674 г.): "Те, кого в констебли выбирают по уму, рай не увидят".}. Таким легкодоступным источником смеха сын констебля не мог пренебречь. Констебль Тупица в "Бесплодных усилиях любви" - "тупейший, честнейший Тупица", который предлагает станцевать или сыграть на барабане в шествии девяти героев древности, - является лишь незначительным предварительным наброском к бессмертному образу Кизила из "Много шума из ничего". В его наказе Хью Овсянке и соседу Угольку, этим столпам ночной стражи, непременные обязанности констебля проглядывают сквозь туман комически неправильного словоупотребления: "Хватай всех праздношатающихся и останавливай всех именем принца... Не... производить на улицах шума. Разговаривать да болтать для ночных сторожей - дело самое дозволительное и никак недопустимое... надо вам в пивные заходить, и кого там найдете пьяных - гнать их домой спать... Если встретив вора, то в силу вашего звания можете его заподозрить, что он человек непорядочный. А чем меньше с такими людьми связываться, тем лучше для вашего достоинства" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 4, с. 549-550.}. Хотя советы Кизила излишне благоразумны, на хранителей закона и порядка все же возлагалась достаточно серьезная ответственность в беспокойный период истории развита города. Констебли должны были разоружать раздраженных граждан, доставлять в суд задир, начинавших кровавые уличные драки. Такого рода происшествия не раз случались во время пребывания Джона Шекспира в этой должности. Констебли были также ответственны за принята мер по предупреждению пожаров в уязвимой для огня общине {8}. В качестве хранителей общественной нравственности они помогали церковным старостам записывать тех, кто играл в шары, в карты или пьянствовал в то время, когда в церкви шла служба. Повышения Джона в должности следовали одно за другим. В следующем, 1559 г. он заверяет протоколы манориального уголовного суда в качестве удостоверителя; в его задачу входило определять размеры штрафов, не предусмотренных установлениями. Вскоре, когда именно - неясно, отцы города избрали его одним из четырнадцати членов муниципалитета, регулярно собиравшихся "в девять часов утра" в здании гильдии. С 1561 по 1563 г. Джон как член муниципалитета служил одним из двух казначеев, распоряжавшихся имуществом города. Джон Тэйлор, мастер по обработке тканей, был его старшим коллегой по службе. В конце года Ричард Саймонс, помощник городского головы, производил официальную ревизию - простое составление списка доходов и расходов, и Тэйлор, как полагалось, поставил в качестве подписи на обороте этого списка свой крест. Джон Шекспир, видимо, хорошо справлялся со своей должностью так как по истечении срока службы остался исполняющим обязанности казначея. О счетах за 1575 г. сообщают, что они были "составлены Джоном Шекспиром (Shakspeyr) и Джоном Тэйлором". Счета же за 1566 г. составлены одним Джоном Шекспиром (Shakspeyr). Никто в Стратфорде не исполнял более самоотверженно, чем Джон, обязанностей, связанных с местным управлением. В те годы у тех, кто распоряжался финансами Стратфорда, было много дел. Здание часовни перестраивалось На протестантский манер - рабочие белили фрески и сносили хоры, устанавливали скамьи для священника и его псаломщика и, возможно, стол для совершения евхаристии на месте бывшего алтаря. В доме приходского священника Бретчгердла был произведен необходимый ремонт. Новая классная комната на верхнем этаже здания гильдии заменила собой прежнее здание школы во дворе. Тем временем началась и прекратилась чума. Все это нашло отражение в книгах исполняющего обязанности казначея, хотя он, с некоторым опозданием, представил свой отчет о годе, когда случилась чума. Джон Шекспир, как мы видели, присутствовал на заседании в саду часовни, где собирался совет корпорации, для того чтобы обсудить, как помочь пострадавшим от чумы. Этот сад был расположен в нескольких метрах от дома олдермена Уильяма Ботта. В мае 1565 г. этот Ботт был "изгнан" собратьями из совета, после того как не явился их вызову, чтобы дать объяснения в связи с обвинениями его в том, что он оскорбительно отзывался о совете олдерменов и бейлифе. 4 июля совет избрал Джона Шекспира на место Ботта одним из четырнадцати олдерменов. Официальное введение в должность произошло 12 сентября, С этого времени его должны были почтительно называть мастером Шекспиром. В зале заседаний, в церкви и во все случаях, когда он появлялся перед публикой, ему было дано право носить черную суконную мантию, отделанную мехом, а на большом пальце - перстень олдермена. ("Когда я был примерно в твоих годах, Хел, - хвастает Фальстаф в трактире "Кабанья голова", - моя талия была не толще орлиной лапы; я мог бы пролезть сквозь перстень с большого пальца олдермена" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 4, с. 53-54.}.) Каждый год в первую среду сентября городская корпорация большинством голосов выбирала своего бейлифа. В 1567 г. Джон Шекспир вошел в число трех кандидатов на этот пост, а в следующем году был избран бейлифом. В должность он вступил 1 октября. Мастер Шекспир председательствовал (раз в две недели, если требовалось) на заседаниях суда письменного производства, который являлся судом короны, и на собраниях совета. В своем городе бейлиф был алмонером, коронером, лицом, производящим конфискацию выморочного имущества, и чиновником по сбору пошлины и надзору за рынком вместе с одним олдерменом, ежегодно выбираемым на этот пост. Он выполнял в городе функцию мирового судьи, отдавал распоряжения об аресте, рассматривал судебные дела о неуплате долгов, о нарушении местных постановлений и вел переговоры с лендлордом. Каждый четверг вечером, после того как на базаре закрывались лавки, пекари и пивовары так и вились вокруг него, поскольку бейлифу принадлежало исключительное право назначать недельные цены на зерно, а следовательно, на хлеб и эль. Высокому общественному положению бейлифа соответствовал определенный церемониал. Он и его помощник были одеты на людях в свои мантии, отделанные мехом; от дома до здания гильдии их сопровождали сержанты, несшие перед собой свои жезлы. Раз в неделю эти одетые в кожаную форму должностные лица получали от бейлифа и его помощника инструкции и сопровождали их на базаре по четвергам и на ярмарке в ярмарочный день к приходским приделам возле Рогейшен, а также в церковь и из церкви по воскресеньям. В церкви у них были свои почетные места. На представлениях в здании гильдии они, вероятно, сидели вместе со своими женами в первом ряду {9}. Пробыв год в должности бейлифа и проведя в качестве председателя тринадцать заседаний суда письменного производства, Джон сделал первый шаг вниз: собратья не избрали его вновь в бейлифы, хотя иные занимали этот пост и более одного раза (пивовар Роберт Солсбери был Удостоен такой чести трижды). Однако городская корпорация продолжала использовать опыт Джона. В 1571 г. он был назначен главным олдерменом и помощником нового бейлифа Адриана Куини, торговца шелком и бархатом соседа Джона по Хенли-стрит. В январе следующего годаа во время зимней судебной сессии они вместе отправлись в Лондон по делам города, имея разрешение от олдерменов и членов муниципалитета действовать "по своему усмотрению". Как общественное лицо и человек, пользовавшийся безусловным доверием, Джон заверял официальные документы корпорации своим знаком. Обычно он использовал в качестве такого знака изящное изображение двух циркулей; с помощью этих инструментов снимали мерки и наносили узоры на лицевой стороне перчаток. Однажды он употребил другой знак, который, по некоторым предположениям, изображает распорку, употреблявшуюся при простегивании перчаток, или, как ее называли, "ослик". Правовые документы (например, опись имущества и движимости Генри Филда) он заверял крестом. Исходя из этого, естественно сделать вывод, что он был неграмотным. Но так ли это на самом деле? Грамотные люди, как утверждали некоторые крупные специалисты, порой предпочитали употреблять знак, например Адриан Куини, чей знак или эмблема (перевернутая прописная буква Q) украшает ту же страницу судебных документов, что и знак Шекспира. Нам известно, что Куини умел подписывать свое имя, так как до нас дошли написанные им письма. Крест на документе символизировал крест господень и свидетельствовал о благочестии подписавшегося; другими словами, его изображение было равносильно клятве. Некоторые исследователи высказывали предположения, что знак циркуля означает "бог окружает нас", а распорка имеет еще какое-то, не поддающееся расшифровке аллегорическое значение, но для пишущего эти строки, не скрывающего своего скептицизма, знаки Джона Шекспира символизируют только ремесло последнего, и не больше. Точно известно, что Джон вел сложные муниципальные дела и что грамотность была необходима человеку, ведущему счета. Верно, однако, и то, что неграмотные люди могут обладать тонкой деловой проницательностью. Возможно, некоторый свет на эту проблему прольет один весьма любопытный документ, составленный в 1596 г. Это иск вдовы Маргарет Янг (сестры Ричарда Филда) против другой вдовы, Джоан Перрот, из-за "обманным путем" присвоенного имущества, где при перечислении предметов сказано: "Мистер Шекспир (Shaxpere), одна книга". Вероятно, запись имеет отношение скорее к Джону Шекспиру, чем к Уильяму, но нельзя утверждать это наверняка; и хотя наличие книги указывает на умение ее владельца читать, иметь книгу еще не значит пользоваться ею. Итак, Джон Шекспир, возможно умел читать и писать - есть несколько убедительных доводов в пользу такого заключения. Однако ни одного его автографа не сохранилось. Его муниципальные обязанности вовсе не требовали от нею такого рода умения (писец всегда готовый к услугам, находился рядом с пером в руке) и, поскольку Джон рос как сын фермера-арендатора в селении, где не было школы, возможность получить образование была для него ограниченна. Нам хорошо известно, что, достигнув самой высокой выборной должности в Стратфорде, мастер Шекспир намеревался обратиться в геральдическую палату с просьбой о присвоении фамильного герба. В качестве бейлифа города с муниципальным статусом он занимал одну из тех "многих достойных и почтенных должностей, находясь на которой мог заслужить фамильный герб, подобно тем, кто занимал такие же должности". Так писал сэр Джон Ферн в 1586 г. в своей книге "Описание гербов мелкопоместного дворянства". "Если какое-либо лицо достигало некой должности или звания по службе - церковной, военной или гражданской... - говорилось далее в книге, - чиновник геральдической палаты не должен отказывать оному гражданину в учреждении герба, если указанное лицо обращается к нему с непосредственной просьбой и обязуется носить оный герб безупречно; с этого времени его герб заносился в матрикул и становился гербом его семьи и его потомков, а имя его заносилось в официальный список знатных и благородных" {11}. Однако никаких последствий ходатайство Джона не имело, хотя он и получил из геральдической палаты "образец", или эскиз, своего герба. Много лет спустя, когда его сын обратился с такой же просьбой (вероятно, от имени отца), геральдмейстер Кларенсью отметил: "А человек этот был мировым судьей в Стратфорде-на-Эйвоне. Будучи мировым судьей, он женился на дочери и наследнице Ардена, был хорошо обеспечен и habilete (правоспособен)" {12}. Что же произошло? Есть основания предполагать, что для Джона Шекспира наступили тяжелые времена. Прежде столь педантично посещавший собрания городского совета, од перестал являться на них после 1576 г., пропустив все, кроме одного заседания, о чем свидетельствуют сохранившиеся до наших дней протоколы. Его собратья по совету, очевидно, продолжали надеяться на его возвращение, так как год за годом - дольше, чем в случае отсутствия какого-либо другого члена совета, - они сохраняли его имя в списке олдерменов. Свое внимание к нему они выказывали и иными способами. Когда в совете встал вопрос о налоге для экипировки солдат, они потребовали с Джона всего лишь три шиллинга и четыре пенса, то есть сумму, которую выплачивали члены муниципалитета, вместо того чтобы потребовать двойной налог, который взимался с олдермена. Однако прошло больше года, а он все еще не выплатил даже эту урезанную сумму. В день выборов в 1578 г. городская корпорация строго оштрафовала (на 20 шиллингов) одного из отсутствовавших, Джона Уилера, но мастера Шекспира оставила безнаказанным. В следующем ноябре совет проголосовал за то, чтобы каждый олдермен давал четыре пенса в неделю на нужды бедных, кроме "г-на Джона Шекспира (Shaxpeare) и мистера Роберта Братта, которые не должны платить каких-либо сборов". Братт был старым и немощным и, во всяком случае, не считался больше олдерменом: ему оставалось жить меньше года. Наконец 6 сентября 1586 г. совет избрал двух новых олдерменов, "ибо г-н Уилер желает выйти из нашего общества, а г-н Шекспир (Shaxpere) не является на объявляемые заседания в течение долгого времени". Картина получается довольно цельная. Джон Шекспир наделал долгов и теперь обменивал землю на наличные деньги. 14 ноября 1578 г. он выручил 40 фунтов стерлингов, заложив часть наследства своей жены (дом и 56 акров земли в Уилмкотте) ее зятю Эдмунду Лэмберту из Бартона-на-Хите, которому уже был должен. В тот же самый день Роджер Сэдлер, пекарь с улицы Хай-стрит, составил завещание, отметив, что Эдмунд Лэмберт и Эдвард Корнуэл (второй муж Маргарет Арден) должны ему 5 фунтов "в счет долга мистера Дж. Шекспира (Shaksper)". Когда на Михайлов день в 1580 г. наступил срок уплаты 40 фунтов, Джон не смог вернуть их. Таким образом, Лэмберт продолжал удерживать за собой заложенное имущество и владел им еще семь лет до самой своей смерти. После этого началась тяжба в Суде королевской скамьи в Вестминстере - Джон пытался взыскать свое имущество с сына и наследника Лэмберта, Джона. В исковом заявлении Шекспира против Лэмберта от 1588 г. перчаточник утверждал, что Джон Лэмберт обещал ему уплатить к 26 сентября 1587 г. дополнительные 20 фунтов стерлингов в обмен на формальную передачу последнему в полное владение уилмкоттского имения Джоном и Мэри Шекспирами, а также их старшим сыном Уильямом (Johannes Shackespere et Maria uxor eius, simulcum Willielmno Shackespere filio suo). Лэмберт заявлял, что не давал каких-либо подобных обещаний. В другом иске, возбужденном через десять лет, на этот раз в канцлерском суде, Джон и Мэри Шекспиры утверждали, что они предлагали старшему Лэмберту эти 40 фунтов за свое имущество, но тот отказался их принять: он хотел, чтобы они выплатили ему деньги по другим долгам. Шекспиры никогда не вернули себе земли, которая являлась частью имения Эсбис. В ноябре 1578 г. Джон и Мэри Шекспиры передали право еще на 86 акров земли в Уилмкотте, включавшие в себя луговину и пастбище, родственнику Уэбба и другим лицам на несколько лет, по истечении которых земля должна была быть возвращена первоначальным владельцам, с тем чтобы перейти в собственность наследников Мэри; и вновь нужда в наличных деньгах, безотлагательная нужда, видимо, побудила их заключить эту сделку. Шекспиры были вынуждены также отказаться от своей девятой части во владении двумя домами и 100 акрами земли в Снитерфилде, от имущества, которое они сдавали в аренду Александру Уэббу, первому мужу Маргарет Арден. Все это они продали в 1579 г. сыну Уэбба Роберту за ничтожную сумму в 4 фунта стерлингов {13}. Неприятности происходили одна за другой. Во время летней судебной сессии 1580 г. Джон был оштрафован на 20 фунтов стерлингов за неявку в Суд королевской скамьи для представления доказательств своей лояльности по отношению к общественному порядку. (В это время королевские власти подобным же образом наказали по всей Англии более 140 человек, наложив на них штрафы в размере от 10 до 200 фунтов стерлингов; за что - неизвестно.) Тот же самый суд оштрафовал Джона на 20 фунтов, взятых с него в качестве залога за некоего шляпочника, который не представил вовремя гарантий своего хорошего поведения, Вместе оба этих штрафа составили сумму, равную той, которую Шекспиры задолжали Лэмберту по закладной. Удалось ли когда-либо взыскать с них эту сумму после того как их дело было передано в казначейство, из имеющихся в настоящее время документов неясно. Очевидно, Джон Шекспир не всегда имел верные суждения о тех, за кого поручался. Так, 10 фунтов, которые он заплатил, беря на поруки Майкла Прайса, злонамеренного жестянщика из Стратфорда, были для него потеряны. То же самое произошло с 10 фунтами, вложенными им в качестве гарантии за брата Генри, задолжавшего 22 фунта. В данном случае последовал иск, и, чтобы избежать тюрьмы, Джон обратился к своему другу, олдермену Хиллу, за поручительством и даже истребовал судебный приказ о защите неприкосновенности личности от произвольного ареста, с тем чтобы передать дело в другой суд. Помимо того что обстоятельства не благоприятствовали Джону, его удручали и недоброжелатели. Летом 1582 г он ходатайствовал о залоге мирных намерений от четырех лиц - Ралфа Коудри, Уильяма Рассела, Томаса Логгинджа и Роберта Янга, - "боясь смерти и членовредительства" {14}. Старый Коудри, мясник с Бридж-стрит, был в то время бейлифом, но в молодости его не раз штрафовали за драки. Коудри вновь встретился с Джоном Шекспиром, когда тот в последний раз присутствовал на заседании городского совета 5 сентября 1582 г. Они вместе способствовали избранию нового бейлифа, уладив, видимо, свои разногласия, в чем бы те ни состояли. Осенью 1591 г. Тайный совет, подстрекаемый ревностным архиепископом Кентерберийским, начал одно из периодических расследований состояния духовного здравия подданных королевства. На сей раз Тайный совет приказал уполномоченным в каждом графстве сообщить о всех тех, кто предоставлял убежище священникам из римско-католических семинарий, иезуитам или "беглецам" и "всем тем, кто упорно отказывается обратиться к церкви". В Стратфорде примерно в марте следующего года осведомители (вероятно, церковные старосты) составили список "уклоняющихся", которые не посещали раз в месяц церковь, как того требуют законы ее величества, и в заключение добавляли: "Мы подозреваем, что поименованные ниже девять лиц отсутствуют на службах из боязни вызова в суд". Среди этих людей назван и Джон Шекспир (Shackspeare). Во "втором свидетельстве" от 25 сентября следующего года уполномоченные - сэр Томас Люси и другие судьи - с удовлетворением сообщили имена католиков, которые в течение года подчинились или обещали подчиниться церкви. В том же самом свидетельстве уполномоченные повторили сказанное их осведомителями об этих девяти: "Говорят, что последние девять человек не ходят в церковь из страха перед вызовом в суд за долги" {15}. Кое-кто рассматривает этот эпизод как свидетельство того, что трудное положение, в котором оказался Джон Шекспир, является следствием не столько его денежных затруднений, сколько его уклонения от официальной: идеологии. Они видят в нем этакого нонконформистского мученика католической или пуританской веры, отважно или лукаво бросавшего вызов власти и принимавшего участие в отправлении запрещенных обрядов при безмолвной поддержке других "уклоняющихся" из городской корпорации, или же человека, телесно и духовно сломленного властью и потому удалившегося от общественной жизни. Такие толкования не лишены романтической привлекательности, однако Джон Шекспир был торговцем, а не мыслителем. Религиозные воззрения Джона (каковы бы они ни были) вовсе не должны были мешать ему присутствовать на тех заседаниях, где его собратья пуритане вроде Роберта Перрота, состоятельного пивовара, и католики вроде представителей рода Коудри - сохраняли свою веру и свои должности (если их не смещали за упрямое нежелание сотрудничать с властью). Осведомители и уполномоченные в двух случаях ясно констатировали, что Джон Шекспир боялся вызова в суд за неуплату долга. Ни один из этих девяти стратфордских жителей не значился в списке "уклоняющихся" в 1593 г., и большинство из них испытывало финансовые затруднения, например несчастный Джон Уилер-младший: мы знаем, что через несколько лет его дом "совсем разрушился", а амбар "так прогнил, что, того и гляди, рухнет". В ту эпоху помощники шерифа могли производить аресты по воскресеньям и церковь была наиболее вероятным местом, где можно было настичь намеченную жертву. Не являлись ли они туда разыскивать Джона Шекспира по требованию Уильяма Бербеджа, в течение многих лет тщетно пытавшегося взыскать с него причитающие ему 7 фунтов плюс возмещение судебных издержек? {16} Документы ничего не говорят нам о причинах финансовых затруднений Джона Шекспира, однако мы знаем, что и другие горожане сталкивались с подобными проблемами. Те, кто бывали в западной части центральных графств, а также государственные чиновники отмечали наличие того, что сегодня мы называем "экономическим спадом". По мере приближения конца столетия условия жизни все более ухудшались. В год смерти Джона Шекспира в Стратфорде насчитывалось более 700 бедняков, молодых и старых, что составляло приблизительно половину населения города. Нищета порождает разные беды. Число незаконных рождений, случаев насилия и беспорядка в городе возрастало, и корпорация соответствующим образом наказывала содержателей пивных, торговавших элем, за то, что они содействовали "посредством продажи чрезмерно крепких напитков увеличению в своих заведениях числа ссор и других судебно наказуемых проступков, а также дальнейшему и все большему обнищанию многих бедняков, часто посещающих названные заведения, в то время как их жены и дети доведены до крайних пределов нищеты" {17}. На этом фоне несчастья Джона Шекспира кажутся менее драматическими. Он еще мог добыть 10 фунтов, чтобы поручиться за кого-нибудь, и суд, оштрафовавший его в общей сложности на 40 фунтов, должен был считать его достаточно состоятельным гражданином. О том, что он не лишился уважения своих сограждан, говорит тот факт, что летом 1592 г. его дважды просили помочь в ответственном деле составления описей имущества умерших соседей торговца шерстью Ралфа Шоу и кожевенника Генри Филда. В некоторых отношениях Джон мог считать себя удачливым. Вслед за дождливым летом 1594 г., "удивительно холодным, как зима", замечает в своем дневнике современник, 22 сентября, в воскресенье, начался большой пожар, охвативший весь Стратфорд. Ровно через год и один день, тоже в воскресенье, город вновь лежал, опустошенный пожаром, ниспосланным [как с удовлетворением замечали пуританские проповедники] "прежде всего за осквернение праздников господних и за пренебрежение словом его, вложенным в уста его верных служителей" 18. 120 жилых помещений и 80 других построек подверглись полному или частичному разрушению во время этих двух пожаров; южную сторону Вуд-стрит огонь уничтожил целиком. На Хенли-стрит небольшой дом, в котором проживал жестянщик Прайс, сгорел дотла, так же как и помещение, которое арендовал шорник Уильям Уилсон. Каким-то чудом дом, где родился поэт, избежал огня. В течение этих беспокойных лет жестокие обстоятельства заставляли Джона Шекспира расставаться со своим имуществом, но это имущество было в основном унаследованным. Он действительно продал свой дом на Гринхилл-стрит незадолго до 1590 г.; этим временем датируется сохранившееся описание его имущества, однако сдвоенный дом на Хенли-стрит, где Джон занимался своим ремеслом и растил детей, он в неприкосновенности сохранил за собой до своего смертного часа и передал сыну-драматургу. В 1601 г., в последний год жизни Джона Шекспира, городская корпорация была занята защитой своих установленных привилегий, например права самим замещать должность сборщика налогов на базаре, которое оспаривал Цепкий лендлорд Эдвард Гревилль. В том году во время летней судебной сессии Ричард Куини (сын Адриана) отправился в Лондон, чтобы ответить на обвинения, предъявленные его брату. Он вез с собой исковое заявление, котором собственноручно написал "Джон Сэкспир (Sacksper)" наряду с именами других достойных представителей города, включая таких старейшин, как ножовщик Саймов Биддл и Томас Барбер, арендовавший постоялый двор Бридж-стрит. Эти люди были уполномочены выступать я защиту прав города. Однако Джон Шекспир не дожил до того дня, когда бы он смог защитить интересы города, которому служил полвека. В начале сентября он умер, по тогдашним понятиям, глубоким стариком - ему было за семьдесят. 8 сентября его похоронили на кладбище возле церкви св. Троицы. Камень на его могиле давным-давно исчез. 5 ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ ДЖОНА ШЕКСПИРА Если бы Джон Шекспир оставил завещание, оно должно было бы оказаться в бумагах приходского священника, правда при условии, что вся собственность завещателя находится в приходе {1}. Завещания, описи и несколько бумаг с полномочиями душеприказчикам, оставшиеся от приходского священника, хранятся теперь в архивах дома-музея Шекспира, но среди них нет завещания, сделанного старшим Шекспиром. Возможно, он не оставлял никакого завещания, и его вдова или кто-нибудь из пяти оставшихся в живых детей распоряжались имуществом. Однако более чем через полтора столетия после его смерти другого рода завещание, связанное с именем Джона, таинственным образом обнаружилось в западном крыле дома на Хенли-стрит. В апреле 1757 г. тогдашний владелец этого дома, Томас Харт, в пятом поколении прямой потомок сестры поэта Джоан, нанял рабочих, чтобы сменить черепицу на крыше. 29 апреля мастер-каменщик Джозеф Мозли, о котором отзывались как о "весьма честном, трезвом и трудолюбивом" человеке, работая со своими людьми, обнаружил небольшую бумажную книжечку между стропилами и черепичным покрытием. Эта книжечка, или буклет, состояла из шести сшитых вместе листов бумаги. Католическое исповедание веры, изложенное в четырнадцати статьях, стало впоследствии известно как духовное завещание Джона Шекспира. С ведома Харта через некоторое время Мозли передал его стратфордскому олдермену Пейтону из Шотери. Прошли годы. В 1784 г. постоянному гиду по шекспировским местам Джону Джордеку было позволено снять копию с этого документа, у которого к тому времени не хватало первого листа. Он пытался опубликовать ее в журнале "Дежентельменс мэгэзин". "Оригинал, - сообщал Джорден издателю, - написан красивым и разборчивым почерком, правописание в точности такое же, как в посланной мне копии" {2}. Однако документ не произвел впечатления, журнал не напечатал его. Между тем крупнейшие ученые шекспироведы того времени, прослышав об этом открытие через посредство наводившего справки стратфордского приходского священника, преподобного Джеймса Дейвенпорта, вышли на хранившего документ Пейтона. Последний охотно разрешил Дейвенпорту послать эту реликвию Эдмунду Мэлону. Мэлон в своем кабинете в окружении документов X1 и XVII вв. внимательно прочел завещание. "Почерк, несомненно, не настолько древен, чтобы походить на тот, которым обычно писали около 1600 г., - заключал Мэлон, но вот сейчас передо мною рукопись, писанная актером Аденом в период с 1599 по 1614 г., и другая, написанная драматическим поэтом Фордом в 1606 г. Обе написаны почти тем же самым почерком, что и интересующий нас документ" {3}. Итак, Мэлон объявил, что он "совершенно убежден" в подлинности документа. Отрывок из него Мэлон опубликовал в своем "Историческом описаних, английского театра" во второй части первого тома "Пьес и поэмы Уильяма Шекспира", изданных под его редакцией, 1790 г. Духовное завещание включает в себя несколько параграфов, вроде следующих, начиная с неполной третьей статьи: III "...хотя бы духовно, по воле возлюбив и смиреннейше моля спасителя моего, да соблаговолит он помочь мне в столь опасном странствии моем, и да сохранит меня от сетей и коварства лукавых врагов моих, и да введет меня в беспечальные небеса вечного блаженства своего. IV Сим я, Джон Шекспир, заявляю, что и я уйду из жизни сей, приняв последнее причастие и cоборовавшись, однако ежели из-за каких-либо препятствий и помех я не осуществлю обряда, то сейчас на этот случай прошу и умоляю господа в его величье божьем, да соблаговолит он излить на чувства мои, внешние и внутренние, святой елей безграничной милости своей и да простит мне все грехи мои, совершенные зрением, речью, чувством, обонянием, слухом, осязанием или любым иным способом. IX Сим я, Джон Шекспир, заявляю, что воздаю бесконечную благодарность господу в его величье божьем за все дары, полученные мной тайно и явно, а именно за дар сотворения моего, искупления, очищения от грехов, продления жизни моей, и за то, что он призвал меня к святому познанию его и к познанию истинной его католической веры; но более всего за его великое упование на покаяние мое, когда возжелает он в вящей праведности своей взять меня из жизни сей в тот час, когда я менее всего буду помышлять о том, и даже тогда, когда буду погружен в нечистые прегрешения мои. Благословенны посему и прославленны да будут его безграничные терпение и любовь. XII Сим я, Джон Шекспир, подобным же образом молю и прошу всех возлюбленных друзей, родителей, родных и родственников моих ради милосердия спасителя нашего Иисуса Христа, чтобы они, памятуя неизвестность грядущего жребия моего и из боязни, как бы я из-за грехов своих не был ввергнут и оставлен надолго в чистилище, соблаговолили помочь мне и укрепили меня святыми молитвами своими и благими трудами и наипаче святым таинством евхаристии, каковое есть самое действенное средство для избавления душ от муки и страдания, и ежели по милосердной благости господней и благодаря добродетельным стараниям ближних моих я освобожусь от муки, то обещаю не оставить их благодарностью моей за столь великое благодеяние. XIV Сим я, Джон Шекспир, заявляю наконец, что с готовностью приму смерть, каким бы образом она ни постигла меня, подчинив волю мою воле божьей, принимая оную смерть во искупление грехов моих и славя господа в его величье божьем за ту жизнь, коей он одарил меня. И ежели заблагорассудится ему продлить или сократить оную жизнь мою, да будет благословен еще тысячу и тысячу раз он, в чьи святейшие руки предаю душу мою и тело, жизнь мою и смерть и молю его о том, чтобы никогда не попустил он мне, Джону Шекспиру, как-либо изменить это вышеизложенное завещание мое. Аминь. Я, Джон Шекспир, написал настоящее заявление, исповедание и грамоту перед ликом благословенной девы Марии, ангела-хранителя моего и всего чертога небесного, и заверяю их - таков смысл сказанного мной, таким да пребудет он ныне и присно и во веки веков, имея силу и значение завещания, дополнения к оному и распоряжения на случай смерти, сим подтверждаю его вновь, пребывая в совершенном здравии душевном и телесном, и подписываю сие собственноручно; желаю унести оное с собою, или, яснее выражаясь, мои воля и желание в том, чтобы завещание сие под конец было погребено со мною после смерти моей. Pater noster, Ave Maria, credo [Отче наш, богородица дева, верую] Иисусе сын Давидов, помилуй мя. Аминь" {4}. Прежде чем этот том был отпечатан, Дейвенпорт передал Мэлону небольшую, в четверть писчего листа, записную книжку, принадлежавшую Джордену и содержавшую полный текст этого духовного завещания. Озадаченный внезапным появлением недостающей первой страницы, Мэлон поставил несколько четких вопросов Джордену, чьи уклончивые и противоречивые ответы не устранили подозрения ученого. Тем не менее Мэлон опубликовал дополнительные статьи в своих "Исправлениях и дополнениях", включенных в тот же самый том: I "Во имя господа, отца, сына и святого духа, пресвятой и благословенной девы Марии, матери божьей, святого воинства архангелов, ангелов, патриархов, пророков, евангелистов, апостолов, святых мучеников и всего чертога небесного и множеств его я, Джон Шекспир, недостойный сын святой католической церкви, будучи во время настоящего писания моего в совершенном здравии телесном, в здравом уме, твердой памяти и разумении, воспомнив, однако, о сомнительности жизни и несомненности смерти и о том, что, возможно, срезан буду во цвете грехов моих и призван держать ответ за все прегрешения мои, явные и сокровенные, и о том, что, возможно, неподготовлен буду к ужасному испытанию сему через причастие, покаяние, пост, молитву или какое-нибудь иное очищение, я в названном выше присутствии, в согласии со своей свободной и доброй волей, распорядился о моем духовном завещании, признании и исповедании веры, надеясь сим снискать прощение всех грехов моих и беззаконий и через оное прощение приобщиться жизни вечной единственно через благости Иисуса Христа, спасителя моего и искупителя, принявшего образ человеческий, испытавшего смерть и распятого на кресте во искупление грешных. II Сим я, Джон Шекспир, заявляю, признаю и исповедуюсь в том, что в прошедшей жизни моей был наисквернейшим и величайшим грешником и посему недостоин прощения без истинного и чистосердечного покаяния в грехах оных. Но веруя в бесконечное милосердие благословенного спасителя и искупителя моего, я, ободренный упованием на священное слово его, надеюсь на спасение и приобщение к царству небесному его одним из небесное множества ангелов, святых, мучеников, чтобы веки вечные пребывать в чертоге господа моего. III Сим я, Джон Шекспир, свидетельствую и объявляю, будучи уверенным в неизбежности ухода моего из преходящей жизни сей в иную, вечную, нижайше прошу и молю благого ангела-хранителя моего не оставить меня в священных приготовлениях моих признании, исповедании, хотя бы духовно..." etc. Позднее Мэлоном овладели глубокие сомнения, и в своей работе 1796 г. "Исследования подлинности различных бумаг и юридических документов", содержавшей его знаменитое разоблачение подделки шекспировских документов Уильямом Генри Айрлендом, он отказался от своей прежней веры в исповедание веры Джона Шекспира. "В моих предположениях относительно авторства этого исповедания я, несомненно, ошибался, - заявляет он, - ибо позднее я получил документы, ясно доказывающие, что это завещание не могло быть составлено кем-либо из членов семьи нашего поэта, что и будет полностью показано в его жизнеописании" {5}. Однако Мэлон умер, не закончив работу над обширной биографией, для которой все эти предварительные изыскания были лишь своего рода вступлением, и исполнитель его литературного завещания, Джеймс Босуэл-младший, не смог найти среди бумаг Мэлона того документального свидетельства, на которое ссылался последний. Возможно, рассуждал Босуэл, Мэлон располагал необнаруженными данными, позволявшими ему приписывать авторство этого завещания другому Джону Шекспиру. Но каким образом католическая декларация некоего сапожника из Уорика оказалась в крыше дома на Хенли-стрит? Записная книжка из пяти листов, которую Мэлон держал в своих руках, впоследствии исчезла. Жаль, ибо методы современного научного исследования, возможно, помогли бы ответить на несколько интригующих вопросов. Был ни этот текст переписан в Англии (где отдавалось предпочтение секретарскому почерку) или на континенте (где был популярен итальянский почерк)? Где была изготовь лена бумага? Водяной знак позволил бы установить место ее производства, а также послужил бы ключом для датировки. Было ли имя Шекспира вписано тем же самым почерком, которым написан остальной текст? Ответ на этот вопрос помог бы выяснить, изготовлен данный документ в Англии или импортирован. Был ли на нем (подписанном, как сказано в последнем параграфе, собственной рукой завещателя) поставлен крест или другой характерный знак Джона Шекспира - циркуль перчаточника? Все эти вопросы остаются без ответа {6}. Другой, более общий вопрос был разрешен в нашем столетии. Не был ли целиком весь документ измышлением Джордена? Такого рода подозрение высказывал знаменитый викторианец Холиуэл-Филиппс, и в написанной Томасом Сидни Ли биографии, которая долгое время считалась образцовой, такая возможность принималась за доказанный факт. "Весьма дурную известность, - пишет Ли, - приобрел Джон Джорден (1746-1809), проживавший в Стратфорде-на-Эйвоне, наиболее значительным достижением которого явилась подделка завещания отца Шекспира..." {7} Несомненно, Джорден был мошенником и не раз втирал очки Мэлону; но это еще не означает, что названное завещание было одним из его мошенничеств. Более ранние исследователи, каковы бы ни были их сомнения, вовсе не сомневались в подлинности самой формулы духовного завещания. Теперь мы знаем, что они были правы. Около 1923 г. ученый-иезуит священник Герберт Терстон обнаружил в Британском музее испанский вариант такого рода духовного завещания, напечатанного в 1661 г. в Мехико. Эта "Последняя воля души, составленная во исцеление христианина, с тем чтобы обезопасить его от соблазнов диавола в смертный час" {8} была составлена Карло Борромео, кардиналом и архиепископом Миланским, умершим в 1584 г. и канонизированным в 1610 г. его знаменитое благочестие было подвергнуто ужасному испытанию в конце 70-х гт. XVI в., когда чума охватила Милан и унесла (как говорят) 17 тыс. человеческих жизней. В связи с этим событием Борромео составил эти несколько страниц, которые стали излюбленным орудием контрреформации и двумя веками позже были извлечены на свет из-под черепичной кровли дома Джона Шекспира в Стратфорде. Весной 1580 г. группа английских иезуитов-миссионеров во главе со священниками Эдмундом Кэмпионом и Робертом Персонсом (или Парсонсом), воспользовавшись гостеприимством знаменитого кардинала, остановилась в Милане по пути из Рима в Англию. Изнуренный вид кардинала и его неистовая проповедь презрения ко всему мирскому произвели глубокое впечатление на английских гостей. Отправляясь в дорогу, они, очевидно, захватили с собой экземпляры "Последней воли души", написанной Борромео. Такой вывод мы можем сделать на основании письма, отправленного 23 июня 1581 г. ректором английского университетского колледжа во Франции своему коллеге в Риме, где была сформирована упомянутая миссия. "Отцу Роберту [Персонсу] необходимы три или четыре тысячи или даже больше таких духовных завещаний, - замечает в своем письме доктор Уильям Аллен, - ибо много людей желает иметь их" {9}. Эти люди были католиками или, возможно, новообращенными в Англии. В их дома миссионеры имели доступ и, найдя у них приют, одевали священническое облачение, которое всегда имели с собой. Они устраивали тайные совещания, исповедовали, служили мессы, собирали подписи под этими завещаниями, а затем уходили. Странствуя - каждый своим путем, - и Кэмпион, и Персоне обошли центральные графства Англии. В своем доме (Бушвуд в Лэпворде), всего в 12 милях от Стратфорда, сэр Уильям Кетсби принимал Кэмпиона, был за свое неблагоразумное гостеприимство арестован и заключен в тюрьму Флит. Каждый, кто давал убежище папским священникам, подвергал себя серьезному риску, ибо этот проступок квалифицировали как тяжкое уголовное преступление и за него могли наказать смертью. Во время царствования Елизаветы около 200 католиков были казнены на основании законов против папистов. Первое издание этой формулы вышло в свет на английском языке только в 1966 г. Текст "Договора и духовного завещания", напечатанный в 1638 г. (возможно, на континенте) весьма схож с мэлоновским текстом, за исключением первых двух параграфов и части третьего. I "Во-первых, сим я свидетельствую и объявляю ввиду и перед лицом господа вседержителя, отца, сына и святого духа, единого в трех лицах бога, и благословенной девы Марии и всего чертога небесного в том, что буду жить и умру в послушании католической римской и апостольской церкви, твердо веруя во все двенадцать догматов веры, коим учили святые апостолы через толкования и утверждения оной святой церкви, сообразно с тем, чему она учит, что утверждает и провозглашает. И в заключение я свидетельствую в том, что я верую во все, во что подобает верить доброму и верному христианину, - и в оной вере намерен жить и умереть. И ежели гда-либо (от чего избави боже) доведется мне по наущению диавола поступить, помыслить или высказаться противу этой веры моей, на тот случай я сейчас посредством настоящего акта беру назад, отменяю и отрекаюсь от оных поступков, помышлений и речей - да не будут зачтены за сказанное и сделанное мною. II Во-вторых, этим моим завещанием я заявляю, что при смерти моей я приобщусь таинствам покаяния и исповеди; если же по какому-либо случаю я не в состоянии буду причаститься и исповедаться, посредством настоящего свидетельства я решаюсь с этого мгновения и на тот случай совершить причастие сие в сердце своем, обвиняя себя во всех прегрешениях моих, совершенных помышлением, словом или делом, как противу бога, так и противу самого себя и ближнего моего, в коих раскаиваюсь с бесконечной печалью и хочу, чтобы было отпущено мне время на покаяние и сокрушение об оных грехах моих; ибо провинился перед владыкой господом и богом моим, ради которого следовало жить мне и служить ему прежде всего, что ныне твердо, по милости его вознамерился делать, доколе буду жив, никогда более не провинившись перед ним. III Сим я свидетельствую в том, что при скончании жизни моей сподоблюсь наиблагословеннейшего причастия, отправляясь в мой viaticum, или последний путь, чтобы через посредство столь священного залога я мог бы совершенно примириться с господом моим и приобщиться к нему. Если же почемулибо я не в состоянии буду исполнить сего, я на тот случай сейчас заявляю, что получу его..." {10} Таким образом, данный документ является подлинным и этом не может быть никаких сомнений, если не считать поддельного первого листа, доставленного Джорденом. Но действительно ли несчастный грешник Джон Шекспир набожно опускался на колени перед каким-то импровизированным алтарем и подписывал это свидетельство? Если он на самом деле так поступал, странно, что после 1580 г. (поскольку этот документ не мог ранее распространяться в Англии) он в параграфе XII просил не только возлюбленных друзей, родных и родственников, но и своих родителей молиться за избавление его души от мук чистилища. Оба его родителя к тому времени уже умерли. Были высказаны предположения, что завещатель употреблял слово "родители" в его первоначальном смысле - "родственники", которое соответствует слову "parientes" в итальянском и испанском вариантах документа. Если верить более простому объяснению, то Джон Шекспир подписал завещание, составленное по стандартной форме, без учета конкретных обстоятельств. Возможно, Джон Шекспир получил свой экземпляр завещания от Кэмпиона в доме Кетсби в 1580 г. и спрятал его между стропилами своего дома три года спустя, после того как попытка одного душевнобольного местного католического фанатика убить королеву вызвала волну гонений; в то время благоразумные жители графства Уорик "весьма потрудились, очищая свои дома от всего, что могло вызвать подозрения" {11}. Но делал ли он в действительности такое католическое заявление? Вопрос о вере, в которой воспитывался Уильям Шекспир, имеет отнюдь немалое значение как для простых читателей, так и для богословов. Но мэлоновский Документ исчез, и слишком много интригующих вопросов остаются без ответа. Кроме того, одно обстоятельство в Жизни Стратфорда, казалось бы, должно насторожить непредубежденного биографа. В 1563 г. городская корпорация приступила к протестантской переделке интерьера часовни гильдии "Св. крест", славившейся папистскими Стенными росписями на такие сюжеты, как убийство Томаса Бекета, сон св. Елены и судный день. Ранее часовни не коснулся ревностный вандализм, поскольку она оставалась вне сферы действия церковных законов. Возможно, могущественные Клоптоны, отец и сын - католики, защищали ее. Однако старший Клоптон умер в 1560 г., и через три года его сын Уильям-младший уехал за границу. И тогда стал действовать муниципалитет. Работники, вооруженные остро заточенным инструментом, изуродовали фрески, особенно изображения распятий, затем побелили их в закрасили краской. Настенные росписи были открыты вновь лишь в 1804 г. во время реставрации этого величественного здания. Этот акт насилия был совершен в то время, когда бейлифом был Хамфри Плимли, а главным олдерменом - Адриан Куини. Джон Шекспир в то время служил казначеем, В январе следующего года он составил финансовый отчет, включив в статью расхода два шиллинга, "выплаченные за порчу изображений в известной часовне". Изуверства протестантской реформации продолжались. В 1565 г. городская корпорация выложила еще два шиллинга на снос хоров в часовне. В середине лета 1571 г. стекольщик заменил витражи в часовне прозрачными стеклами. В том же году в присутствии Джона Шекспира городская корпорация дала согласие на то, чтобы новый бейлиф, Адриан Куини, продал католические накидки и облачения, собиравшие пыль в часовне, и представил отчет о вырученной сумме {12}. Принимая все это во внимание, можно было бы соблазниться сделать вывод о протестантских пристрастиях такого видного и влиятельного горожанина, каким, бесспорно, являлся Джон Шекспир; и некоторые выдающиеся ученые-исследователи сделали такой вывод. Но скептик поступит правильно, если не будет слишком уверен в этом. Мы не знаем, в какой мере члены муниципалитета руководствовались собственными чувствами и в какой меря действовали под давлением извне. Нет также свидетельства которые позволили бы узнать о настроениях членов корпорации, которая все еще допускала в свои ряды людей сочувствовавших католицизму и даже признававших себя католиками. Что же касается духовного завещания Джон Шекспира, нам остается лишь удовлетвориться (так же как в других случаях) тем, что в данном случае невозможно установить истину и искать в иных источниках данные, которые раскрыли бы содержание религиозных воззрений его сына-поэта. 6 ВЕРА И ЗНАНИЕ Если характер религиозных взглядов, привитых юному Уильяму Шекспиру, остается для нас тайной, то в том, что касается его отношений с церковью, нет никакой неясности. Несомненно, он посещал утренние и вечерние службы, причащался по крайней мере три раза в год и приходский священник наставлял его в катехизисе. В шекспировском Стратфорде по воскресеньям и в дни религиозных праздников лавки и пивные закрывались; торговля на ярмарках и базарах прекращалась. Законы королевства обязывали посещать церковь, и ослушание наказывалось штрафом. Нарушителей привлекали к церковному суду. В стратфордских судебных протоколах говорится, что местный суд сделал предупреждение (среди прочих) Уильяму Флюэллину, чтобы он не держал открытыми окна своей лавки по воскресным дням; Ралфу Лорди за то, что разрешал своим домашним есть и пить во время церковных служб, а Ричарду Пинки-младшему за то, что играл в коит (игра, состоявшая в метании железных колец) в то время, как его соседи молились. Элизабет Уилер, вызванная в суд за скандалы и непосещение церкви, никак не желала раскаиваться, она бранилась и выкрикивала проклятия на открытом судебном заседании, за что и была отлучена от церкви. Более чем через полвека после смерти драматурга Ричард Дэйвис, бывший некогда капелланом Корпус-Кристи-Копледжа в Оксфорде, а затем приходским священником Сэппертона, присовокупил такого рода краткое заявление к заметке о Шекспире: "Он умер папистом" {1}. Однако подобные сообщения, какими бы интересными они ни были, фактически не обоснованы и относятся скорее к области gредания. Религиозное воспитание, полученное Шекспиром в общине, было ортодоксальным и протестантским. Принципы умеренного протестантизма приходских церквей были изложены в "Молитвеннике", введенном в употребление при королеве Елизавете постановлением о единоверии, которое было принято 24 июня 1559 г. первой сессией парламента, собравшегося при королеве. Помимо этою "Молитвенника", церквам приказано было обзавестись "новым календарем, псалтырем, библией на английском языке самого большого формата и двумя книгами - "Поучений" и "Парафразами" Эразма Роттердамского в переводе на английский язык" {2}. Большого формата библией, разрешенной епископатом к пользованию в церквах была так называемая Епископская библия, изданная в 1568 г. и представлявшая собой не вполне удовлетворительную переработку Большой библии 1539-1541 гг. Однако некоторые церкви по-прежнему пользовались Женевской библией, несмотря на то что она ассоциировалась с Кальвином, и эту книгу, недорого стоившую и с разборчивым латинским шрифтом, в большинстве семей среднего класса предпочитали другим. Шекспир знал это издание. Священники являлись на службу в "благопристойных стихарях с рукавами". (Это, казалось бы, безобидное облачение стало причиной неприятностей в некоторых районах страны, где оно было запрещено как проявление нонконформизма. "Ничего не поделаешь - служба не пуританка, - выговаривает шут графине в комедии "Конец - делу венец", - и придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу строптивости" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 5, с. 486.} {3}.) Для святого причастия, совершавшегося в первое или второе воскресенье каждого месяца, в церкви был установлен "скромный стол на помосте... с добротной льняной тканью поверх оного и с несколькими покрывалами из шелка или клееного холста, или какой-либо иной материи в этом роде для содержания его в чистоте". Утренняя служба начиналась рано, в семь часов утра, а вечерняя заканчивалась к трем часам пополудни. В те времена свечи зажигались в церквах лишь на рождество, и потому службы должны были совершаться при свете дня. И утренняя, и вечерняя службы начинались с чтения какого-нибудь отрывка из Священного писания. В течение года прочитывались все отрывки из Ветхого завета, считавшиеся "поучительными", - так предписывалось в "Молитвеннике". Чтения из Ветхого завета были выборочными, для каждой службы выбирался соответствующий отрывок. С апокрифами поступали точно так же. Однако в течение каждого месяца прихожане (то есть все те, кто посещал церковь ежедневно) пели или произносили полный текст псалмов, который был напечатан в "Молитвеннике" по тексту Большой библии (а не Епископской библии), где начальные слова каждого псалма из латинской вульгаты использованы в качестве заглавий. За год трижды прочитывался весь текст Нового завета, кроме Откровения, Евангелия и Деяния апостолов на утренях, апостольские и епископские послания - на вечернях. Определенные отрывки из Нового завета оглашались только в праздничные дни и в некоторые определенные воскресные дни. Для ежедневных церковных служб были утверждены песнопения, и хор пел Te Deum, Benedicitus и Magnificat, а также (на Великий пост) Benedicite {4}. После чтения и песнопений следовала проповедь; однако, если священник был лишен "дара проповеди и умения наставлять людей", он мог вместо проповеди "внятно и ясно прочесть несколько текстов "Поучений" {5}. Но как бы ни был приходский священник красноречив на кафедре, он мог лишь отсрочить чтение "Поучений", а не отменить их вовсе. "Поучения" были официально "назначены королевой [так написано на титульном листе "Поучений", изданных в 1582 г.] для оглашения и чтения всеми пасторами, приходскими священниками и викариями в каждое воскресенье и каждый праздник в своих церквах... для вящего вразумления простонародья". Эти "избранные проповеди" включали в себя подобранные рассуждения на страстную пятницу, первый день пасхи, на молебственную неделю, а также на случай свадебных богослужений. В них разъяснялись истинное назначение церкви, действенность молитвы и опасность идолопоклонства. После подавления восстания на севере в 1569 г. и после того, как в следующем году папа Пий V отлучил Елизавету от церкви, эти проповеди, уже включавшие "призыв к послушанию" в трех частях, были расширены за счет "Поучения о непослушании Умышленном мятеже" в шести частях. Каждая часть этого поучения заканчивалась молитвой о королеве и о защите королевства. Эти поучения о послушании и мятеже оглашались в течение девяти воскресных и праздничных дней, внушая простонародью политическое смирение. Перед вечерней каждый воскресный и каждый праздничный день приходский священник наставлял детей обоего пола в катехизисе. Он выкликал их по имени и слушал как они читают заученный наизусть урок. Преподавание велось на английском. В школе же мальчики изучали "Катехизис" Ноуэла на латыни. Таким образом, библия, "Молитвенник" и "Поучения" давали юному Шекспиру достаточно пищи для воображения. Один из специалистов по библии, исследовавший все произведения Шекспира, за исключением "Перикла" и поэм, обнаружил в них цитаты и использования выражений из сорока двух книг библии - по восемнадцати из Ветхого и Нового заветов и шесть из апокрифов {6}. Почти каждая фраза в первых трех главах Книги бытия была косвенно использована в его пьесах. Книга Иова и апокрифическая книга Екклезиаста были любимыми книгами Шекспира, однако история Каина произвела на него особенно сильное впечатление - Шекспир обращается к ней по крайней мере двадцать пять раз. По всей видимости, он продолжал обращаться к библии и спустя много лет после своих юношеских штудий. Мы можем это заключить по некоторым деталям в текстах "Генри V" (где он, видимо, использовал при создании образа дофина "Завещание" Детурне, изданное в Лионе в 1551 г.) и "Мера за меру" где описание, которое дает Бернардину Клавдио - Так крепко спит, как утомленный путник, Здоровою усталостью сраженный, {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 6, с. 238.} имеет своим источником книгу Екклезиаста (глава V, стих II), очевидно, в том переводе, который дается в одном из исправленных вариантов Женевской библии, изданной в 1595 г. или позднее: "Сладок сон странника". Шекспир гораздо чаще обращается к первым, а не последним главам библейских книг, например к главам с 1-й по 4-ю из 50 глав Книги бытия, и демонстрирует более основательное знакомство с Книгой бытия и Евангелием от Матфея нежели с какой-либо из последующих книг Ветхого или Нового заветов {8}. Неудивительно, что он допускает неточности, в основном незначительные. Как свойственно непосвященным, он не усматривает различия (определенного отцами церкви) между Люцифером и сатаной; он путает Саваофа, бога сил из Te Deum, со св. субботой Шейлока и его собратьев {В английском языке эти два слова более чем в русском сходны фонетически: "Sabaoth" ("сэбейот") и "Sabbath" ("сэбэт"). - Прим. перев.}. Но даже явная ошибка Шекспира может при ближайшем рассмотрении проиллюстрировать сложный метод его обращения с источниками. Ричард II, выведенный к народу, чтобы публично отречься от короны, спрашивает: "И не они ли мне кричали "Славься" - Иуда так приветствовал Христа"; в евангелиях от Матфея и от Марка Иуда приветствует Иисуса словами: "Радуйся, Равви!" (или другим приветствием, но не выражением "Славься") {На английском языке выражения более созвучны: "All hail" ("славься") и "hail" ("радуйся"). - Прим. перев.}, и это разночтение приводится как пример недостаточного знания библии Шекспиром, однако существует прецедент употребления такого приветствия Иуды в пьесе о страдании и предательстве в йоркском средневековом цикле мистерий {Питер Милуорд заметил, что это приветствие появляется в честерской мистерии на ту же самую тему, и предполагает, что "оно вполне могло быть употреблено также в пьесе, представлявшейся в Ковентри, которая, к сожалению, не сохранилась" "Shakeseare's Religious Background" (Bloomington and London), 1973, P - 33-34.}. Круг религиозных ассоциаций Шекспира не ограничивается библией. Порой он цитирует писание по тексту "Молитвенника", как в том случае, когда пятая заповедь ("Не убий") превращается в "Ты не должен совершать убийства", а слова псалмопевца "Мы теряем лета наши, как рассказанных! рассказ" ("Мы теряем лета наши, как мысль" - в Женевской библии) трансформируются в рассказ какого-то слабоумного. Не забыл Шекспир и катехизиса: в "Бесплодных усилиях любви" Бирон напоминает королю, что человеком управляет не могущество, а "особая благодать"; Гамлет предлагает Розенкранцу посмотреть на свои руки, на этих "воров и грабителей" ("удержи мои руки от воровства и кражи"). Наиболее квалифицированный специалист по "Поучениям" считает их "новым собранием шекспировских источников" и приходит к выводу, что драматург брал идеи о божественном праве королей, о долге повиновения подданных, о вреде и греховности мятежа - идеи, которыми так полны его пьесы, связанные с историей Англии, - не из письменных источников, не из Холиншеда и прочих, а прямо или косвенно из политико-религиозного кредо, изложенного "Поучениях" {9}. Службы в церкви св. Троицы, утрени вечерни, крещения и святое причастие остались в памяти Шекспира и эхом отозвались во всех его пьесах. Однако была ли вера, которую он воспринял, англиканской? Многие пришли к такому заключению. Один из современных биографов Шекспира А. Л. Рауз уверенно отвечает на этот вопрос, как и на прочие вопросы: "Он был ортодоксом, признавал авторитет той церкви, в которой был крещен, пребывая в которой он вырос и сочетался браком, в которой воспитывались его дети и которая в конце концов предала его земле" {10}. Согласно Раузу, для Шекспира существовало только два таинства - крещение и святое причастие, а не семь таинств католических. Главным вещественным доказательством его правоты является вступление к завещанию драматурга, где употреблена "постоянная протестантская формула", и "можно всегда сказать в зависимости от наличия этой формулы в современных [Шекспиру] завещаниях, умер человек протестантом или католиком" {11}. Но такая уверенность в данном случае неуместна: завещатели - и католики и протестанты - могли употреблять одну и ту же начальную форму завещания (или за них ее употребляли их нотариусы), не считая его открытым признанием своей принадлежности к вероучению определенной церкви {12}. Однако все крещения, браки и погребения действительно происходили в церкви св. Троицы. Несомненно, Шекспир признавал обряды елизаветинской церкви и присутствовал на протестантских службах. Если бы он пренебрег ими, то, будучи заметной фигурой в театре, едва ли ускользнул бы от пристального внимания муниципальных властей, враждебно относившихся к театру по религиозным соображениям. Известно, например, что "уклонение" Вена Джонсона не осталось незамеченным. И все же английская церковь отличалась достаточной широтой взглядов на религиозную практику, и лишь по разным сторонам via media [средний путь] стояли экстремисты-пуритане и неокатолики. Более того, можно было подчиняться церкви лишь внешне, для личного удобства, чтобы избежать преследовании закона и при этом сохранять свою неортодоксальность или равнодушие. Мы помним о завещании, найденном под черепицей, фактом является и то, что дочь Шекспира Сьюзан была внесена в список тех, кто под папистским влиянием не причастился однажды в пасхальное воскресенье. Но даже если бы мы смогли точно установить, каковы были религиозные убеждения отца и дочери Шекспира, мы все же не нашли бы ключ к решению вопроса: какую веру исповедовал сам поэт. Именно поэтому-то склонные к богословским рассуждениям исследователи столь усердно изучают пьесы Шекспира в поисках доказательств его католических симпатий. Разве драматург не относится более уважительно к мелкому католическому духовнику, брату Лоренцо или к аббатисе Эмилии, чем к протестантам - сельским священникам, вроде Оливера Путаника и Натаниэля. Несомненно, его воображение не чуралось церковных сосудов и риз католицизма. Его не оставляли также равнодушным заброшенные аббатства и монастыри, превращенные в развалины Реформацией; в 73-м сонете о них напоминает горькая метафора: "Голые разрушенные хоры, где теперь поют сладкоголосые птицы". В "Короле Джоне", основанном на исторических фактах, прямо изображающих столкновение между английской короной и папской властью, Шекспир, разумеется, позволил своему непривлекательному главному герою метать громы против "захватнической власти" папы, этого "нахального попа"; но такого рода нападки незначительны в этой пьесе; сопоставьте ее Для сравнения с пьесой протестантского полемиста Джо Бэйля "Король Джон" или с "Беспокойным царствованием короля Джона", пьесой анонимного драматурга, менее рьяного доктринера, чем Бэйль, но с более отчетливыми антикатолическими взглядами, чем у Шекспира. (Тем не менее правда и то, что, когда английский иезуит Уильям Сэнки, уполномоченный святейшей канцелярией был цензором шекспировских пьес в середине XVII в., он счел необходимым исключить более двадцати строк и выражений из "Короля Джона" {14}.) Внимательные читатели не раз отмечали в пьесах Шекспира отзвуки вышедших из употребления молитв и гимнов католической литургии а также более полное осмысление таких католических обрядов, как пост, исповедь, и даже специальных терминов. Так, когда Джулия в "Двух веронцах" говорит о месячной памяти, то выражение это толкуется как "термин, сначала употреблявшийся для обозначения месяца поминовения, в течение которого ежедневные мессы служились по душам умерших; теперь же применяется для обозначения мессы, которую служат в их память через месяц после смерти" {15}. Но в конце XVI в. выражение "месячная память" могло означать просто тоску, вроде той, которая овладевает беременной женщиной. Еще пример - призрак отца Гамлета употребляет выражение "непомазан" ("врасплох, непричащен и непомазан"), имеющее отношение к католическому таинству соборования. И если слово "чистилище" встречается лишь дважды во всем собрании сочинений Шекспира, сама идея чистилища производит сильное впечатление, когда о нем говорит тот же призрак: Приговоренный по ночам скитаться, А днем томиться посреди огня, Пока грехи моей земной природы Не выжгутся дотла *. {* Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 6, c. 38. В английском тексте слово "purge" (дословно сказано "будут сожжены и очищены"); является однокоренным с "purgatory" ("чистилище"). - Прим. перев.} Казалось бы, Шекспир заблуждается, единственный раз прямо упоминая о таинстве евхаристии, когда Джульетта спрашивает брата Лоренцо, следует ли ей идти на "вечернюю мессу", ибо папа Пий V и Трентский собор 1566 г. отменили вечерние мессы; однако через двенадцать лет уклоняющиеся, жившие на границе Уэльса, вес еще служили их, и так или иначе упоминание о вечерней мессе есть в источнике Шекспира {16}. Эти факты слишком двусмысленны, чтобы подтвердить вывод одного современного комментатора из иезуитов о том, что Шекспир тосковал по католическому прошлому Англии, хотя тот же самый автор обретает более твердую почву под ногами, когда утверждает, что Шекспир демонстрирует большую осведомленность, но некоторую неловкость в своем отношении к католическим обрядам и верованиям {17}. Ясно лишь то, что наш художник не отдает предпочтения ни одному вероисповеданию, и старания апологетов той или иной церкви поместить его в рамки общепринятой богословской классификации безуспешны. Вероятно, Шекспир все же остался умеренным последователем англиканской церкви. В конце концов умом он мог понять, если не простить, Шейлока, и нас вовсе не должно смущать утверждение священника Дейвиса о том, что Шекспир умер папистом. Образование, которое получил Шекспир, если оно велось в соответствии с законом королевства, должно было бы скорее всего сделать его сторонником англиканской церкви. Сорок первый пункт предписаний, изданных королевой в 1559 г., определял, "что все, кто учит детей, обязаны возбуждать и развивать в них любовь и должное почтение к истинно божественному религиозному учению, в настоящее время верно изложенному в соответствующих установлениях". Известный в те времена педагог, глава мужской средней школы Вестминстер-Скул, впоследствии Декан школы Сент-Полз-Скул, заставил своего воображаемого педагога обратиться к одному из юных подопечных со следующими словами: Поелику учитель должен быть но отношению к своим ученикам вторым родителем - отцом не тел их, но душ, я считаю своим непременным долгом, милое дитя, не столько по-мирски наставлять тебя в знаниях и хороших манерах, сколько еще в незрелом возрасте твоем воспитывать душу твою посредством благих наставлений в истинном религиозном учении. Ибо детям в этом возрасте необходимо не в меньшей, а в большей степени приучаться посредством добрых примеров к благочестию, нежели посредством добрых искусств, к привычкам человечества {18}. Это "милое дитя" было мальчиком. Девочки из хороших семей обучались шитью, пению и игре на верджинеле и под присмотром домашних учителей овладевали элементарным умением читать и писать. Некоторые теоретики, например Людовикус Вивес и Ричард Малькастер выступали за введение системы образования для женщин, а в Англии даже существовали грамматические школы, в которые допускались дети обоего пола. Женщины, однако, не допускались в университеты. В графстве Уорикшир не нашлось бы много Розалинд {19}. До нас не дошел план обучения в Стратфордской грамматической школе, однако с достаточной уверенностью мы можем воссоздать его на основании того, что нам известно о подобных учебных заведениях в других районах Англии. К счастью, с "добрыми искусствами" дело обстояло лучше, чем это казалось некоторым теоретикам. Пергаментные списки учащихся в Стратфорде того времени, естественно, тоже не дошли до нас. Более чем через столетие, в 1709 г., Николас Роу заметил, что Джон Шекспир отдавал учиться своего сына-поэта "на некоторое время в одну из бесплатных школ, где, вероятно, тот приобрел свои небольшие познания в латыни". Это самое раннее из дошедших до нас упоминаний об образовании Шекспира, и оно, возможно, отражает традицию или же взгляды самого Роу. Если эта точка зрения Роу, то она достаточно обоснована: у нас нет никаких сомнений в том, что Шекспир получил образование, которое давали грамматические школы, а единственным местом, где он мог его получить, была Новая королевская школа в Стратфорде-на-Эйвоне. Помещение школы было расположено на Черчстрит, за часовней гильдии, на расстоянии всего лишь четверти мили от дома на Хенли-стрит, где жила семья Шекспира. Обучение детей начиналось в четыре-пять лет не в самой грамматической школе, а в существовавшей при ней подготовительной школе под руководством младшего школьного учителя, или abecedarius-a {Слово образовано на латинский манер из первых букв латинского алфавита. - Прим. перев.}, который присматривал также за учащимися младших классов грамматической школы {20}. Он таким образом освобождал учителей старших классов от "утомительной заботы" - как ее называли в городском совете - об обучении "молодых юношей" в городе. Эти младшие учителя, как правило, не были сами слишком хорошо образованны, и, если наш драматург попал в руки педагога столь же квалифицированного, как созданный им Олоферн, он мог считать, что ему повезло. Ученики приходили в класс, имея при себе "роговую книгу": лист бумаги или пергамента, вставленный в деревянную рамку и покрытый тонкой защитной пластинкой из прозрачной кости. На этом листе бумаги был напечатан алфавит - строчные буквы и прописные, сочетания пяти гласных звуков с буквами b, с и d - для начального обучения разделению на слоги и молитва "Отче наш". Над алфавитом стоял знак креста, поэтому он и назывался "ряд Христова креста". Так, герцог Кларенс в "Ричарде III" раздражается на склонность к суеверию короля Эдуарда: Из азбуки* изъял он букву Г. Сказал ему какой-то чернокнижник, Что буква Г опасна для него И трон отнимет у его потомства. Меня зовут Георг, и он решил, Что это - я **. {* В тексте употреблено слово "crossrow", то есть "крестовый ряд" Прим. перев. ** Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 1, с. 436.} Шекспир также вспоминает свою "роговую книгу" в "Бесплодных усилиях любви". "Monsier из образованных?" - Армадо спрашивает у Олоферна, и Мотылек отвечает за этого педанта: "О да! Мальчишек учит он по книге роговой. Что будет, если "э" и "б" прочесть наоборот, приставив к ним рога?" - и таким образом титулует Олоферна бараньей головой. Одолев "роговую книгу", дети переходили к "Азбуке с катехизисом". Она представляла собой перепечатку алфавита "роговой книги", за которым следовали текст катехизиса из "Молитвенника" и несколько славящих бога благодарственных молитв до и после трапезы. "Позвольте мне спросить... - говорит насмешливый Фолконбридж в "Короле Джоне", - и тут же, словно по катехизису, ответ" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 3, с. 320.}. Третий, и последний учебник - "Букварь и катехизис", изданный форматом в 1/8 листа, - состоял всего из двух собраний текстов, включавших в себя святцы и календарь, а также семь покаянных псалмов и другие благочестивые тексты. Имея их, ученика знакомились с тайнами prosodia - "выговаривания ртом букв, слогов и слов" - и с orthographia - "написания их посредством рук". Помимо чтения и письма, в некоторый подготовительных школах дети получали элементарные знания третьего "R" {Шуточное выражение "три R" - Reading, (W)riting и (A)rithmetic, то есть чтение, письмо и арифметика; второе слово по-английски произносится "райтинг". - Прим. перев.}, обучаясь счету и арифметике, а также, возможно, составлению счетов. В "Азбуке с катехизисом" приводились девять цифр "и сей кружочек (0), называемый нолем". После двух лет ученики считались подготовленными к обучению в грамматической школе. По-видимому, Шекспир не сохранил особо теплых воспоминаний о школьных днях, если судить по упоминаниям о школах и школьниках в его пьесах. "Как школьники от книг, спешим мы к милой, - вздыхает Ромео под балконом Джульетты. - Как в школу, от нее бредем уныло" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 3, с. 47.}. В "Укрощении строптивой" Гремио говорит, возвратившись с расстроившейся свадьбы Петруччо: "Я прежде так из школы убегал" {Там же, т. 2, с. 243.}. Мальчишки-школьники ("Много шума из ничего") очень радуются птичьим гнездам, которые они нашли, а не занятиям. Джек Кед во второй части "Генри VI" приказывает немедленно обезглавить лорда Сея за то, что тот среди прочих чудовищных преступлений "воровски растлил юношей королевства, учредивши грамматическую школу". Во втором из семи действий "пьесы", о которых говорит Жак ("Как вам это понравится"), нам попадается: ... Плаксивый школьник с книжной сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу * - {* Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 5, с. 47.} малопривлекательная картина. Все эти упоминания соответствуют характерам героев, в чьи уста вложены эти слова: Кед - мятежный главарь бунтовщиков, невежественного и анархического сброда; "семь действий" Жака охватывают все без исключения этапы тщетной человеческой жизни. И все эти горькие воспоминания о школьных днях не уравновешиваются каким-либо более благожелательным высказыванием противоположного смысла. Но, несмотря на это, Шекспиру повезло со стратфордской Новой королевской школой. Это было превосходное в своем роде заведение - лучшее, чем большинство провинциальных грамматических школ. Согласно хартии 1553 г., стратфордской школе надлежало иметь одного учителя, получавшего 20 фунтов стерлингов ежегодно и пользовавшегося бесплатным жилищем. Это было хорошее жалованье по тогдашним понятиям: в Глостере школьный учитель, "престарелый и не очень образованный горожанин", получал 10 фунтов. Были и другие провинциальные учителя, которым жилось не лучше. Патриоты Стратфорда подчеркивали, что жалованье тамошнего учителя было выше, чем у его коллеги, занимавшего ту же должность в Итон-Колледже. Хотя это и соответствует истине, подобное сравнение мало что проясняет, так как преподаватель в Итоне пользовался особыми дополнительными привилегиями (такими, как жилье и питание в колледже), в то время как школьный учитель в Стратфорде платил 4 фунта из своего жалованья младшему учителю "за обучение малолетних". (Такой порядок установился после 1565 г., когда учитель стал получать целиком 20 фунтов, а младшие учителя больше не фигурировали в счетах корпорации, так как учитель расплачивался с ними из собственного кармана) Не может быть никаких сомнений в том, что все педагоги, учившие юного Шекспира, были хорошо подготовлены. Все они имели университетские ученые степени, и, если выходили в отставку, городским властям не составляло труда пригласить на их место способных людей. Упорные изыскания спасли от забвения имена и обстоятельства жизни полдюжины учителей, преподававших в школе в разное время, пока подрастал Шекспир {21}. В 1565 г. приходский священник Бретчгердл вызвал из Уорика своего друга Джона Браунсуорда, которому он когда-то преподавал, проживая в Уиттоне. Браунсуорд писал и публиковал стихи на латыни и спустя полвека был превознесен другим педагогом как "почтенный учитель... коего часто хвалили за исправную службу и за подготовленных им учеников" {22}. Он преподавал в Стратфорде всего три года, затем его ненадолго сменил Джон Эктен, окончивший Брейзноз-Колледж Оксфордского университета. В 1569 г. место Эктена занял другой учитель, Уолтер Роуч, также получивший образование в Оксфорде, уроженец графства Ланкашир, член совета Корпус-Кристи-Колледжа в Оксфорде. Он пр