й. И эскадры русских кораблей бороздили ближневосточные воды параллельными курсами с армадами американского флота, ежедневно грозя взорвать этот мир. Зато контрабандный бизнес процветал во славу Аллаха. Фейзи возил оружие палестинским террористам, доставлял американские сигареты сирийским социалистам, перебрасывал черных тунисцев на нелегальные заработки в Италию. Кроме денег, позволивших его семье вылезти из нищеты, Фейзи получал и остальные прелести этой опасной профессии. В его теле сидела пуля итальянского карабинера. Его лицо украшал шрам от тунисского ножа. Мизинец его левой руки навсегда остался на палестинском берегу. Потом мир успокоился. Пролетели десятилетия. Кому теперь были нужны сигареты и оружие, если и то и другое почти официально завозилось громадными теплоходами? Чтобы прожить, нужно было возить дьявольский белый порошок -- героин. Только он давал прибыль. Этого Фейзи делать не захотел. Одно дело оружие -- достойное занятие для настоящего мужчины. И совсем другое -- эта отрава. Слава Аллаху, Всевышний не оставлял Турцию без своего внимания. В стране разразился туристический бум. Разбогатевшие после войны немцы, подобно своему земляку Шлиману, ринулись на берега древней Трои. Захолустный Мармарис в одночасье превратился в модный курорт. На его берегах выросли уютные отели с бассейнами, пляжами и ресторанами. Рыбаки и контрабандисты переквалифицировались в официантов и портье. Не отставал от других и сам Фейзи. За годы нелегкого контрабандистского труда он скопил достаточно денег, чтобы купить красавицу яхту. Теперь вместо патронов и взрывчатки он возил вдоль турецкого берега радостно гогочущих немцев и уже не спеша готовился встретить спокойную почетную старость. Двадцать четвертого июля этого года старик Туна встретил на борту своей яхты у причала Мармариса. Судно было пусто. Два матроса лениво мыли палубу. Сам Фейзи сидел на крыше рубки мрачнее тучи и сердито дымил своей короткой трубкой. Накануне на яхту должны были прибыть русские туристы, но не прибыли. Туристическая фирма из Стамбула сообщила, что у русских изменились планы, и теперь, в самый разгар сезона, когда каждый день стоил бешеных денег, он вынужден загорать у причала. Покарай Аллах этих русских! То ли дело немцы. Эти никогда не изменяют свои планы. Если в контракте сказано прибыть в девять вечера, то будьте уверены -- ровно в 21.00, и ни минутой позже, они поднимутся на борт. И сойдут не раньше оплаченного срока. Но вот последние пять лет с севера, где рухнул "железный занавес", ринулись орды русских варваров и потеснили немецкий педантизм. Если быть честным, то, проклиная русских, старик Туна попросту кривил душой. Грех было жаловаться на смену контингента. Да, русские плевали на все графики и правила. Да, они превратили некогда чинный курорт в настоящую осаду Измаила. Но зато казалось, что в России, про которую постоянно говорят по телевидению как о нищей стране, доллары растут на елках или сами прут из земли. Фейзи еще ни разу не видел русского, у которого были бы купюры мельче ста долларов. Рисуют они их, что ли? В то время как немец мог потратить час на скрупулезное подсчитывание съеденного на борту, сверяя сумму со счетом, русский давал сто долларов сверху и просил принести еще выпивки. Как они пили!.. Старик Туна только на одной водке сделал целое состояние, продавая ее по старой контрабандистской памяти втридорога. Тем не менее сегодня Туна сидел без дела и проклинал русское раздолбайство. Как оказалось, зря. Ближе к полудню к причалу подрулил белый микроавтобус. Лихо взвизгнув тормозами, он остановился на тротуаре, выдав принадлежность водителя к великой северной нации. Дверца скользнула в сторону, и на залитый солнцем бетон вылезли пятеро крепких молодых людей в шортах и разноцветных майках. Старик Туна насторожился -- уж не его ли потерявшаяся группа все-таки решила испытать прелести морского круиза? Тем временем трое русских остались у микроавтобуса, а двое не спеша двинулись вдоль причала. Они методично останавливались у каждой яхты и после минутного диалога продолжали свой путь. Наконец они добрались и до Туны. -- Добрый день, мистер, -- поздоровался тот, что постарше, по-английски. -- Не такой уж и добрый, -- буркнул в ответ Фейзи. -- Но все равно здравствуйте. -- Мы ищем свободное судно, -- продолжил русский. -- Но похоже, что это дело не простое. -- Разгар сезона, -- согласился старик Туна. Он сразу же сообразил, что этих людей ему послал сам Аллах, но, как опытный торговец, вида не подал. -- Увы, -- развел руками русский. -- Вы тоже заняты? -- Господа желают отправиться в круиз? -- равнодушно спросил Туна, раскуривая свою трубку. -- Ну, вроде того. -- Надо было купить тур в агентстве, -- вздохнул старик. -- Надо, -- не стал спорить русский, -- но нам нужно срочно. Вы можете нам помочь? Старик Туна не торопился с ответом. Выпустив клуб сизого дыма, он не спеша подсчитывал, сколько он получит. Выходило неплохо, если учесть, что не придется делиться с этими грабителями, турагентами из Стамбула. -- Вас нет в моем графике, -- наконец ответил он. Русский пожал плечами и с разочарованным лицом собрался двинуться дальше. -- Вряд ли вы найдете свободную яхту, -- так же уныло продолжил старик. Русский сделал шаг. -- Но, пожалуй, я смогу вам помочь... -- Сколько? -- немедленно оживился русский. Туна аж закряхтел от досады. Ох уж эти русские! Мог бы и поторговаться для приличия. Вот немец -- тот три раза уйдет и столько же раз вернется, но сэкономит свою законную марку. -- Я располагаю неделей. Это будет стоить триста долларов с человека, -- ответил старик и сам поразился своей наглости. -- Отлично, -- обрадовался русский. -- Нас пятеро. Стало быть, тысяча пятьсот... -- Деньги вперед, -- насторожился Фейзи. -- Конечно. Так мы загружаемся? -- Когда отходить? -- спросил Туна, поднимаясь на ноги. -- А сразу как погрузимся, -- беспечно махнул рукой русский. -- Эй, Ялчин! -- крикнул старик Туна своему помощнику. -- Мы отходим. -- Есть, хозяин! -- ответил довольный матрос, вынырнувший из палубного люка. -- Есть работа, есть деньги! Так ведь?.. Русские погрузились быстро. Просто закрыли микроавтобус, взяли свои большие спортивные сумки и поднялись на борт. Один из них нес кожаный дорожный саквояж. Что-то сразу же насторожило старика Туну в этих свалившихся на его голову туристах. Опытный взгляд старого морского волка точно определил, что ребята приехали не отдыхать. Туристы валят веселой толпой. Их движения раскованны, Походка ленива, в глазах светится предвкушение активного отдыха. К тому же русские туристы всегда берут с собой женщин. Иногда это жены. Эти же пятеро русских молча, как-то сосредоточенно поднялись на борт. Деловито осмотрелись. Быстро распределили каюты и при этом не задали ни одного вопроса типа: "А когда ужин?" или "Какой у нас маршрут?" Кроме того, у них явно имелся старший. Причем это был не тот, что разговаривал с Туной, а его спутник -- сурового вида человек, в котором старый контрабандист сразу же определил бывалого воина. Они все были бывалые. Все это старик Туна понял за считанные минуты, но вида не подал. За годы бурного прошлого он научился не задавать ненужных вопросов. Господа приехали не отдыхать? Это их дело. Расплатились они с лихвой, естественно, стодолларовыми банкнотами. Остальное не его дело. Старик был уверен, что в случае чего сумеет за себя постоять. Через пятнадцать минут яхта отошла от причала Мармариса, взяла курс в открытое море и заскользила под всеми парусами навстречу багровому солнцу, медленно опускающемуся к горизонту. Шелестела вода за деревянным бортом, весело скрипели снасти, и ровный бриз дул яхте в корму. На этой самой корме в шезлонгах лениво развалились Док и Пастух. В руках они держали бокалы с ледяным "мартини". Док блаженно попыхивал здоровенной сигарой, коробку которых он приобрел, не удержавшись, в Стамбуле. Казалось, что все опасности остались в Москве. Здесь только море, небо и блаженный покой. Но это был самообман. Оба они прекрасно знали, что самое трудное еще впереди. Просто по старой военной привычке Док и Пастух пользовались любой возможностью расслабиться, накапливая силы для предстоящих боев. -- Как тебе судно? -- спросил Док. -- На вид ничего, -- ответил Пастух. -- Только я ни хрена не смыслю в этом. Вот если бы танк... -- Мистер Туна, -- обратился Док по-английски к стоявшему рядом за штурвалом старику, -- у вас прекрасное судно. Как оно называется? -- "Ачык Егле", -- ответил тот не оборачиваясь. -- Как? -- удивился Пастух. -- Ну и название... -- "Светлый полдень", -- неохотно перевел Туна. -- А, -- протянул Пастух. -- Сколько в нем длины? -- 90 футов. -- В голосе старика проскользнула горделивая нотка. -- Стало быть, метров тридцать, -- пояснил Док. -- Подходяще... -- Мистер Туна, -- вновь спросил Пастух, -- а в открытом море ваша... "Ачык Еб...", тьфу ты господи, "Светлый полдень" ходит? -- Ходит, -- насторожился Фейзи. -- Хм, неплохо, -- оживился Док, но Пастух сделал ему знак попридержать эмоции. -- Капитан, -- продолжил он расспросы, -- откуда у вас этот шрам на лице? Простите, если спросил что-нибудь не то. -- Узнайте у вдовы того тунисца, что сделал мне его, -- хмыкнул старик. -- Понятно, -- протянул Пастух и обменялся взглядом с Доком. Тот кивнул головой и спросил: -- Капитан, вы, наверное, всю жизнь провели в море? -- Вас еще не родили ваши уважаемые матери, а я уже возил контрабанду по этому морю, -- с гордостью ответил Туна. -- Вот оно что, -- вежливо ответил Док и опять обменялся взглядом с Пастухом. На этот раз кивнул тот. -- Скажите, мистер Туна, -- продолжил Док, -- а вы не задумывались об отдыхе? Ну там, уйти на пенсию, купить домик на берегу или ресторанчик в городе? Яхта внезапно вильнула в сторону. Паруса встрепенулись и через секунду вновь наполнились ветром. Старик промолчал. -- Мистер Туна, как вы смотрите на то, чтобы продать вашу яхту? Я понимаю, что это неожиданное предложение... Док вопросительно посмотрел в спину капитану. Пастух внимательно рассматривал свой бокал, но по его напряженным пальцам было видно, что и он внимательно ждет ответа. Прошло три бесконечных минуты, прежде чем старик ответил: -- Мне нужно подумать... -- Хорошо, мистер Туна, -- охотно согласился Док. Пастух облегченно расслабился в шезлонге. Через час старик Туна распорядился накрывать ужин. Два его матроса, по совместительству стюарды, проворно накрыли стол на верхней палубе, на воздухе -- зелень, овощи, фрукты. Тут же на палубе оказалась небольшая жаровня. Один из матросов принялся ловко жарить мясо. От водки наши друзья отказались, взяв только легкое вино. За столом уселись все пятеро -- Пастух, Док, Муха, Артист и Боцман. Ужинали не спеша, перебрасываясь ничего не значащими фразами. После ужина Муха, который так и не успел еще толком выспаться после стремительной поездки в Ивангород, завалился спать в каюте. Боцман и Артист сначала по-хозяйски осмотрели лежавший у надстройки акваланг, а потом уселись на баке играть в преферанс в "гусарика". А Док и Пастух вновь вернулись на корму в свои шезлонги. Док закурил очередную сигару, пытаясь пускать кольца, но их сносило ветром. Пастух просто сидел, задумчиво вглядываясь в сумерки за бортом. За штурвалом стоял один из матросов. Капитан после предложения, сделанного Доком, пропадал где-то внизу. Ожидание затянулось... Наконец через полчаса из люка, ведущего на нижнюю палубу, показалось морщинистое лицо старика Туны. -- Джентльмены желают обсудить свое предложение? -- тихо спросил он. -- Желают, желают, -- поспешил ответить Док. -- Еще как желают. -- Тогда прошу в мою каюту. -- Голова старика исчезла внизу. Каюта капитана располагалась, как и полагается, в корме, прямо под тем местом, где сидели Док с Пастухом. Учитывая размеры судна, это было небольшое помещение. Простая койка. Стол с картами. По стенам какие-то морские навигационные приборы, отдающие медным блеском. Там же, на стенах, висели разные экзотические шкуры, короткий, но солидный карабин, пара револьверов и даже кривая янычарская сабля, явно не из сувенирной лавки. Капитан сел в вертящееся кресло у стола, прикрепленное к палубе. Док с Пастухом разместились на койке. По дороге в каюту Док успел захватить кожаный саквояж. -- Итак, вы сделали мне предложение, -- серьезно начал старик. -- Я его обдумал. Вы серьезно хотите купить у меня "Ачык Егле"? -- Более чем серьезно, -- ответил Пастух, глядя старику в глаза. Фейзи Туна с минуту помолчал. Потом продолжил: -- Я не знаю, зачем вам понадобилась моя яхта, но догадываюсь, что не для прогулок. Но Аллах свидетель -- мне до этого нет дела. Я принимаю ваше предложение. Жизнь в море -- это много... Но вы понимаете также, что запрошу я с вас больше, чем это судно реально стоит? -- Мистер Туна, -- вступил в разговор Док, -- как вы правильно заметили, яхта нам нужна не для прогулок. И мы понимаем всю ситуацию. Дело не в деньгах. Вы -- бывалый человек. Перейдем к делу. У нас мало времени. -- Сколько вы хотите предложить мне? -- перешел к делу старик Туна. Док посмотрел на Пастуха. Тот пожал плечами. Бог его знает, сколько стоит эта яхта. Док помялся и назвал сумму: -- Сто тысяч долларов... -- Сто пятьдесят, -- быстро поправил его старик. В его взгляде появился стальной блеск. -- Хорошо, сто пятьдесят -- и покончим на этом, -- облегченно воскликнул Пастух. -- Сделку совершим завтра утром. Старик внимательно посмотрел на него и понимающе кивнул. -- Как будете платить? -- Наличными, -- поспешил ответить Док и приоткрыл саквояж ровно настолько, чтобы старик смог увидеть пачки долларов. -- Завтра в Мармарисе оформим купчую у нотариуса. Деньги получите тогда же. Старик вновь кивнул в знак согласия. Ребята облегченно вздохнули. Пока все шло по плану. А Туна тем временем закурил свою трубку и продолжал внимательно рассматривать людей, так легко отваливших за его судно сумму, почти вдвое превышающую его реальную стоимость. -- Я смотрю, вы задумали лихое дело, парни. -- Теперь Фейзи говорил с ними, как со своими. Как некогда говорил со своими коллегами-контрабандистами. -- На бандитов вы не похожи... -- Вы действительно бывалый человек, Туна. -- Пастух в свою очередь опустил "мистера". -- Нам предстоит небольшое, но опасное путешествие. Я смотрю, вам можно доверять. Поэтому у меня еще одно предложение. Если у вас остались старые связи, ну, вы понимаете, что я имею в виду? Старик молча кивнул. -- Отлично, -- продолжил Док. -- Могли бы вы помочь нам приобрести добротные паспорта. Морские паспорта? На турок мы мало похожи, правда... -- Болгарские вам подойдут? -- деловито спросил Туна. -- Это было бы то, что нужно. Мы, естественно, заплатим. -- Тысяча долларов с человека, -- назвал цену старик. -- Отлично. Тогда нашу сделку с яхтой оформим на новые документы. Закончив таким образом переговоры к обоюдному согласию, ребята встали, чтобы уйти. Уже в дверях Пастух вдруг обернулся, внимательно посмотрел на капитана и внезапно произнес: -- Мистер Туна... -- Зови меня лучше старик Туна, -- улыбнулся Фейзи. -- Хорошо, старик Туна, -- улыбнулся в ответ Пастух. -- Дело в том, что моряки мы никудышные. Не согласились бы вы на этот один рейс остаться капитаном яхты? Но предупреждаю -- дело будет горячим. Старик хитро ухмыльнулся, так что от уголков его глаз разбежались морщинки. Пыхнув своей короткой трубкой, он ответил: -- Это не первое мое горячее дело, парень. Но Аллах даст -- последнее... Пять тысяч, и деньги тоже вперед. Будет жалко, если вы потопите мою "Ачык Егле"... Шторм настиг их на исходе второго дня плавания, уже на подходе к Сицилии. Такое спокойное, теплое, круизно-курортное в обычные дни Средиземное море порою могло вдруг напомнить о своей природной сути яростной бурей. Каждый год море собирало приличный урожай жертв, в основном из расслабившихся владельцев фешенебельных яхт, забывших, что не все еще в этом мире происходит по расписанию туристических фирм. "Ачык Егле" мужественно подставляла свой бушприт под удары встречных волн. Вернее, яхте доставался только седой пенный гребень: будучи легким деревянным судном, она не разрезала волны, а как бы перескакивала их, подобно поплавку. Но и этого вполне хватало для того, чтобы потоки кипящей воды перекатывались через всю палубу. Паруса на двух мачтах были убраны -- яхта шла на двигателе. Отчаянный ветер выл в снастях. Окружающая тьма заставляла сомневаться в существовании всего остального мира. За штурвалом стоял старик Фейзи Туна, одетый в старый прорезиненный плащ черного цвета. В его зубах торчала погасшая трубка. Широко расставленные ноги вросли в деревянный настил, создавалось впечатление, что капитан составляет единое целое со своим судном. Старик был счастлив. В свете редких молний глаза его сверкали весело и как-то вызывающе. Туна вновь обрел то, что, казалось, потерял навсегда -- страсть, борьбу, стихию... Последние годы он возил туристов по теплой луже, и один Аллах знал, как это все ему осточертело. И вот случай послал ему деньги на старость, а главное, хоть ненадолго вернул его в молодость, когда подобная прогулка во время шторма была обычным делом. В такую погоду, когда полиция всех стран попивает горячее вино у каминов и очагов, совершались самые лихие дела, какие только возможны в Средиземноморье. И если уж быть честным до конца, то старик Туна почти намеренно направил яхту прямо в шторм, хотя и получил предупреждение по радио. За эти минуты среди бушующих волн он был готов отдать целый сезон круизов. В яхте он был уверен, судно было построено на славу. А в себе -- уж и подавно: Аллах, создавая его, потрудился неплохо. А его новой неожиданной команде требовалась встряска -- полезли в море, так получайте по полной программе! К тому же Фейзи хотелось проверить, с кем он связался. Судя по всему, дело эти ребята задумали что надо. Итак, на борту "Ачык Егле" (Муха так и не научился правильно произносить это название) один только Туна остался самим собой, капитаном яхты. Двух турецких матросов пришлось уволить. Зато им на смену пришли четверо матросов болгарских. Документы именно этой страны сумел организовать старик. Пастух теперь был Любомиром Бончевым, Артист -- Григорием Кыневым, Боцман -- Трояном Ступелом, а Муха -- Радославом Бачковым. Что касается Дока, то, сказавшись по национальности тоже болгарином, он официально значился владельцем яхты, новым болгарским бизнесменом Велко Христовым, отправившимся в средиземноморский круиз. Выбор пал на Дока по разным причинам. Во-первых, он все-таки был немного постарше остальных. Во-вторых, он лучше всех знал английский. И в-третьих, он курил купленные по случаю сигары. Последнее обстоятельство стало решающим. Цепляясь за поручни, на палубу вылез Пастух-Бончев. Стараясь удержаться на ногах, он встал рядом со старым турком и, перекрывая грохот волн, прокричал: -- Кажется, стало поспокойнее!.. -- Да, шторм уходит на восток, -- подтвердил капитан. -- Может, вас сменить? -- Я полжизни провел за штурвалом, и несколько часов ничего не изменят, -- философски ответил Туна. -- Когда мы будем в Палермо? -- Завтра рано утром... Войдем как по маслу. После бури обязательно будет штиль. Несколько следующих минут они молчали. Пастух внимательно всматривался во мглу, как будто стараясь понять, что ждет их в недалеком будущем. Где-то там впереди были его Ольга и Настена. Пастуху вдруг подумалось, что он давно уже обещал свозить их в круиз. Вот, получается, свозил... Только в гробу он видел такие круизы. Уж лучше всю жизнь на Чесне плотву ловить... В этот момент нечто странное привлекло его внимание. Слева по борту, впереди в темноте вспыхнули какие-то огни. Присмотревшись, он понял, что это были зеленые и красные сигнальные ракеты. Кто-то решил скрасить картину разбушевавшейся стихии фейерверком и явно делал это не ради пустой забавы. -- Что это? -- спросил он старого моряка. Туна и без него заметил сигналы и с тревогой всматривался в темноту. Лицо его стало серьезным, взгляд приобрел стальной блеск. -- Для кого-то шторм не прошел без последствий, -- объяснил Туна. -- Это сигналы бедствия. -- Мы можем туда подойти? -- взволнованно спросил Пастух. -- Мы обязательно это сделаем, -- твердо ответил старик. -- Или, Аллах свидетель, я и в гробу себе этого не прощу!.. Поднимайте своих людей, уважаемый Любомир. Через десять минут вся команда была на ногах. Даже Муха, которого внезапно свалила морская болезнь, нашел в себе силы и выполз наверх, наводя тоску своим зеленым лицом. На всех были надеты оранжевые спасательные жилеты. Несмотря на шторм, Средиземное море оставалось южным морем, и поэтому, кроме жилетов, команда ограничила свою одежду шортами и майками. Только Боцман, как человек, имевший когда-то некоторое отношение к морю, щеголял в тельняшке. Так как яхту не переставало швырять из стороны в сторону, пришлось пристегнуться карабинами к спасательным линям, протянутым вдоль бортов. За это время Туна уже сменил курс и уверенно вел судно прямо на вспыхивающие время от времени сигнальные ракеты. Пастух по приказу капитана -- а в море никто не оспаривал авторитет старика Туны -- выпустил несколько ответных ракет, давая знать терпящим бедствие, что помощь уже близко. -- Чип и Дейл спешат на помощь... -- пошутил Артист. -- А если там круизный лайнер тонет? -- серьезно предположил Муха. -- Куда мы полтысячи человек погрузим? -- Погрузим, -- осадил его Боцман, стоящий с видом заправского моремана. -- Одних спасем, других завтра топить будем, -- мрачно заметил Док. После этой фразы наступило молчание. Казалось, что яхта никогда не найдет терпящих бедствие в бушующем море. К тому же теперь им пришлось после смены курса подставить свой борт под волну, и потоки воды проносились через палубу, грозя смыть все на своем пути. Страховочные карабины оказались очень кстати. Но вот очередная порция зеленых и красных ракет взвилась из-за очередной волны буквально перед носом яхты. Еще один прыжок через пенный гребень, и взору наших героев открылась картина кораблекрушения. Среди потоков воды болтался истерзанный остов небольшого судна. Море вокруг было усеяно обломками, указывающими на то, что погибший корабль был, скорее всего, шикарной яхтой. Преобладали остатки дорогой мебели, несколько шезлонгов и даже небольшой комод красного дерева. Но главное, тут же на воде метался оранжевый надувной спасательный плот с людьми. "Ачык Егле" чуть не наскочила на плот, но спокойный Фейзи Туна точно рассчитанным движением увел яхту в сторону, и плот пронесся в метре от борта. Решительный Артист сделал было попытку ухватиться за него, но более опытный Боцман остановил друга: -- Не спеши... Сейчас старик сбросит скорость, развернется и зайдет с подветренной стороны. Тогда хватайся на здоровье... Все произошло именно так, как сказал Боцман. Туна сбавил ход, из-за чего яхту стало кидать вдвое сильнее, и, описав круг, вернулся обратно к плоту. С первого раза зацепить его не удалось, пришлось повторить маневр. Наконец Боцман ловким движением зацепил лихорадочно пляшущий плот багром и притянул его к борту. Тут же один из сидящих в плоту швырнул на палубу спасательный трос. Муха и Артист схватили его и торопливо привязали к мачте. -- На кнехт заводи, на кнехт!.. Шайтан вас всех раздери!.. -- прокричал сквозь шум Фейзи Туна, добавив несколько выразительных ругательств по-турецки. Почувствовав, что плот крепко причален к борту, по крайней мере, прыгает в унисон с яхтой, его пассажиры принялись перелезать на судно. Матрос, кинувший трос, вместо того чтобы прыгнуть самому, уступил место пожилому человеку плотного телосложения. Тот при помощи Пастуха и Дока через секунду оказался на палубе. Следом полезли три матроса в робах. Больше на плоту никого не оказалось. -- Кто-нибудь еще спасся? -- прокричал по-английски Док. -- Остальных поубивало... -- махнул рукой седой человек. -- Слава Деве Марии, что я уцелел... Пастух отметил про себя, что спасенный, судя по виду: дорогой джемпер, белая сорочка, шелковый шейный платок и несколько золотых перстней, -- владелец погибшей яхты, не особенно заботился о судьбе остального экипажа. На всякий случай Пастух повторил свой вопрос, обратившись к матросам. Те подтвердили, что остальные погибли сразу. Пастух по-русски сказал Доку: -- Похоже, что это не просто кораблекрушение. В смысле, что яхта не сама затонула во время шторма... -- Да, я вижу, -- согласился Док. -- Ты глянь, как у них все разметало. Их или протаранили, или взорвали. У одного из матросов ожоги. Через пару минут спасенные оказались в сухих каютах, где Док со знанием дела принялся оказывать первую медицинскую помощь. Тем временем Пастух, призвав все знание языка, беседовал с пожилым владельцем судна в капитанской каюте. -- Кому я обязан спасением? -- спросил спасенный. -- Любомир Бончев, -- представился Пастух. -- Поляк? -- Болгарин, -- почему-то с гордостью ответил Пастух. -- Ну, да это все равно, -- решительно заявил судовладелец. -- Вы капитан? -- Капитан на мостике. -- Значит, владелец? -- Владелец яхты, господин Христов, оказывает медицинскую помощь вашим матросам. Он врач по образованию. Я его помощник... телохранитель, -- поправился Пастух. -- А... -- разочарованно протянул собеседник. Было ясно, что беседовать с телохранителями он не привык. -- Куда направляетесь? -- В Палермо. -- Отлично, -- оживился спасенный. -- Тогда налейте коньяку, а не то я схвачу насморк... 2 Вечер опустился над Москвой. За окном было темно и поздно. Но в особнячке в центре города, который занимало Управление по планированию специальных мероприятий, жизнь продолжалась. В кабинете директора Управления генерал Нифонтов и полковник Голубков, оставшись одни, обсуждали последние события и прикидывали, чем эти события могут для них обернуться. А обсудить было что. Только-только закончилось очередное совещание, на котором перед Управлением были поставлены новые задачи. Черт его знает, как все сложится, но одно совершенно ясно: ситуация снова изменилась, только теперь в пользу Нифонтова и подведомственного ему Управления. Противостояние с Главным управлением охраны Президента, кажется, завершалось. Похоже, что независимость свою им удалось отстоять. Удастся ли также закрыть и "китайскую тему"? -- Теперь я понимаю, в чем было дело, -- произнес задумчиво Нифонтов. -- Значит, эти орлы узнали, что контрразведка тоже ведет нашего Крымова, только по наркотикам... Кстати, как ФСБ вышла на него? -- Теперь это не имеет значения, -- сказал Голубков. -- Может быть, сами накопали, а может быть, поделился с ними кто-то. -- Ну да, -- согласился Нифонтов. -- А когда был убит Крупица и возникли проблемы с Пастухом, они просто протолкнули где надо идею, что Управление не справляется и дело надо полностью отдать на откуп контрразведке. -- А не справляется Управление потому, -- добавил Голубков, -- что руководство давно пора менять и всех вместе переподчинять ГУО. Очень простой ход. -- Но эффективный. -- Да, потому что начальник нашей собственной службы безопасности действует в их интересах, и таким образом они могут влиять на ситуацию изнутри. -- Что же это получается, -- возмутился Нифонтов, -- агентурная работа с коллегами? -- Видимо, они не считали нас коллегами, -- вздохнул Голубков. -- Когда политические интриги важнее дела, какие могут быть коллеги? С нашими аналитическими возможностями такого накопать и наворотить можно! -- Боюсь, что это была не последняя попытка прибрать Управление к рукам. Или расформировать его. -- Или так. Но это не выгодно. -- Ладно. -- Нифонтов словно отмахнулся от проблемы, но с явным облегчением, поскольку, по крайней мере на ближайшее время, она разрешилась. -- Ты лучше вот что мне скажи, Константин Дмитрич. От ГУО мы отделались, полномочия наши остались при нас, так что и расхлебывать все это дерьмо тоже нам. Контрразведка не только решила похозяйничать. Сам знаешь. Взяв дело Крымова в свои руки меньше чем на неделю, они успели спланировать операцию его захвата и с треском провалиться, не только упустив Крымова, но и потеряв своих людей... -- Я уверен, что Крымов постарался, дезинформируя их. Поэтому они и провалились. По большому счету, это не ФСБ, это Крымов спланировал операцию на таможне, а сам смылся на день раньше, и если бы не это ограбление Интрансбанка, они до сих пор не опомнились бы... -- Это все, конечно, поучительно. Но нам теперь все это подметать за них. -- Должны. Кажется, Голубков не очень беспокоился по этому поводу. А может быть, просто хорошо скрывал свои беспокойства. Во всяком случае, он неторопливо закурил. -- Ты говорил, что кое-какие соображения у тебя есть. Вот и скажи мне, Константин Дмитрич, что думаешь. -- Я думаю, -- размеренно произнес Голубков, -- что, когда возникла необходимость доставить в Москву информацию из Флоренции, я не ошибся в выборе курьера. -- Что ты имеешь в виду? -- не понял Нифонтов. -- Капитана Пастухова я имею в виду. -- А при чем тут твой Пастух? -- Я же говорил, что это единственная гарантия надежности в нашем деле... -- Константин Дмитрич, не до шуток, ей-богу! Эта информация давно использована. Нам теперь думать надо о другом. И потом, хороша гарантия! На нем до сих пор висят убийства. Я, честно говоря, так и не знаю, что с ним делать... Кстати, ты знаешь, где он сейчас? -- Давай без эмоций, -- спокойно сказал Голубков. -- Я расскажу, какие у меня на этот счет соображения, но только тебе придется поверить мне на слово. Не во всем, разумеется... -- Ну, давай. Не вижу причин для недоверия. Ты всегда был убедителен. Голубков немного подумал, а потом затушил сигарету и разогнал дым. -- Когда я говорил, что Пастух -- это наша гарантия, я имел в виду не только его честность и профессионализм. Я подразумевал, что в случае срыва, провала, каких-то форс-мажорных обстоятельств он доведет все до конца. Что бы ему ни мешало. Я, правда, не предполагал, что обстоятельства возникнут настолько серьезные, не предполагал, что Крымов поведет настолько успешную игру. Но в главном я не ошибся. Я не ошибся в психологии капитана Пастухова. Дело в том, что на него нельзя давить... Ну, примерно как на нашего президента, -- усмехнулся Голубков. -- А Крымов этого не знал. Он хотел раздавить Пастуха, он принимал его за мелкую пешку, с которой ничего не стоит справиться. Поэтому, когда на Пастуха повесили все эти убийства, когда Крымов попытался загнать его в угол, да еще взял его семью в заложники, он получил совершенно противоположный результат. Пастух не сломался. Он начал действовать. Мы, правда, ему не верили... -- Ты думаешь, он действует? -- Конечно! Я получил этому исчерпывающие подтверждения. Ведь он единственный из нас, кто с самого начала не купился на дезинформацию Крымова, на его игры. Он попытался убедить нас в этом, а когда захватили его семью, начал действовать сам. И, честно говоря, я помогал ему в этом чем мог. Некоторые его решения я не одобрял, но ведь я всегда был уверен в нем. Кстати, я ни секунды не сомневаюсь, что ограбление Интрансбанка -- это его рук дело. Все логично. Через этот банк шли все крымовские расчеты... -- Но ведь это больше на бандитизм похоже, -- с сомнением произнес Нифонтов. -- Нет, это просто нестандартный подход, -- возразил Голубков. -- Обрати, между прочим, внимание: никто от этого бандитизма не пострадал. Просто исчезли деньги. Все сделано безупречно. И не забудь: мы успели проинформировать людей в Гонконге о том, что Крымов сдает их, и все это вместе не только заставило его выпасть из равновесия, но и отрезало ему все пути -- теперь он не может ни вернуться, ни спокойно спать. -- Так вот зачем тебе это понадобилось! Почему сразу не предупредил? -- А ты бы согласился? -- Нет. -- Потому и не предупредил... Теперь слушай дальше. Я понял, что Пастух собирается во что бы то ни стало действовать самостоятельно. Но его личная заинтересованность оказалась нам на руку. Я решил и в этом ему помочь... -- В чем? -- нахмурился Нифонтов. -- Я передал ему координаты того корабля, "Марианны", на котором увезли его семью. -- Но это же натовская яхта! -- Нифонтов был просто поражен сообщением. -- Это же... Что твой Пастух собирается делать? -- Он уже делает. Думаю, что он собрался взять ее штурмом. -- Да вы что со своим Пастухом, с ума сошли?! -- воскликнул Нифонтов. -- Это же международный скандал! Это... Да мы просто не отмоемся! Ты думаешь, что делаешь, Константин Дмитрич? -- Для начала, -- невозмутимо произнес Голубков, -- мы к этому не имеем никакого отношения. Это личная инициатива Пастуха. И, кстати, я был категорически против. Так же, как и ты... Но потом передумал. -- Почему? -- Я же сказал. Потому что личная заинтересованность капитана Пастухова играет нам на руку. Он все равно не остановится, но если мы не будем ему мешать и, более того, найдем возможность помочь, то он обязательно доберется до Крымова... А разве у нас не та же самая задача? Нифонтов недовольно вздохнул. Не очень-то ему нравилось то, что говорит Голубков. -- Так что, -- продолжил Константин Дмитриевич, -- в ближайшие сутки--двое нам надо повнимательнее присмотреться к обстановке в районе военно-морской базы в Палермо. Если там возникнет неожиданный военный конфликт, мы должны будем тут же выяснить, чем он закончился. Если он закончился успешно... для неизвестной нападавшей стороны, значит, удача на стороне Пастуха. Значит, можно спокойно ждать... -- А почему ты так уверен, что твой Пастух доберется до Крымова? -- поинтересовался Нифонтов. -- Потому что теперь это единственный выход для Пастуха, -- пояснил как само собой разумеющееся Голубков. -- Собственно говоря, это и есть те самые соображения, которые я собирался изложить. Так что давай не будем ему мешать. А когда придет время, прикроем его, и он сам принесет нам Крымова на тарелочке с голубой каемочкой. Мне кажется, что это для нас единственный выход. -- Но ведь может и не принести? -- Не может, -- отрезал Голубков. -- В сложившейся ситуации он вынужден будет это сделать... Или я не понял этого человека. -- Рискуешь, Константин Дмитрич. -- Рискую... -- А вот мне интересно, -- сказал вдруг Нифонтов, -- ты что, с самого начала просчитал, что Пастух твой не просто курьер? Что он еще подключится? -- Нет, конечно, -- не сразу ответил Голубков. -- Просто я верю его словам. И его возможностям. -- Ну ладно, -- хлопнул Нифонтов ладонью по столу. -- Давай прикинем, что получается. -- Давай. Итак, если личная инициатива капитана Пастухова окажется удачной, если он будет жив и здоров в ближайшие три-четыре дня и если сможет осуществить свой план, то мы получим Крымова или доказательства, что он уничтожен. Но мы будем по мере возможности отслеживать действия Пастуха, и если он не вытянет, если план не удастся, то нам будет необходимо подготовить группу для физического устранения полковника Крымова... Не фонтан, конечно, но другого выхода нет. -- А аналитическую выдержку для президента мы уже подготовили, -- добавил Нифонтов. -- Так что встречу с китайским премьером откладывать не будут. Постараются выкрутиться в любом случае... Хотя это тоже не фонтан. -- Таким образом, будем ждать вестей от Пастуха. -- Выходит, так. -- Да, вот что еще, -- вспомнил Голубков. -- Этот человек, телохранитель Крымова... Алексей, кажется? Так вот, я думаю, что мы должны решить этот вопрос. Это наша проблема. Мы знаем, что именно он давал дезинформацию от Крымова в ФСБ. После того, как он застрелил офицера контрразведки, который его курировал, это стало совершенно ясно... Вот тоже не понимаю -- как это допустили! -- Как всегда... -- Да... Так вот, он остался в Москве и наверняка не просто так. Следуя логике Крымова, этот Алексей должен убрать свидетелей, а свидетелей, как ты понимаешь, много. Включая Пастуха, его женщин и, вполне может быть, кого-то еще из офицеров, работавших в теме. -- Так, может, объявить его в розыск? -- Спугнем. Сначала найти надо... Я думаю вот что. Он обязательно попытается выйти на Пастуха и его ребят. Попробуем взять его на этом. Надо установить слежку за домом Сергея в Затопино и за этим клубом, "Хорус", кажется. Крымов там был, значит, и Алексей знает. Наверняка появится там или там. Ну и при случае предупредить Пастуха. -- Хорошо, -- согласился Нифонтов. -- Это мы сделаем. 3 Когда ранним утром двадцать восьмого июля в гавань порта Палермо вошла яхта под турецким флагом, на причале Санта Лючия ее уже поджидал маленький "фиат" синего цвета с белой надписью на борту: "Capitaneria di porto". Представитель портовых властей синьор Энрико Брески с интересом следил за тем, как небольшое пузатое судно совершает маневр швартовки. Надо признаться, что турецкие яхты не так уж часто посещали Сицилию. Эта же была с таким непроизносимым названием, что синьор Брески так и не смог прочитать его правильно. Было семь часов утра, и Энрико с наслаждением вдыхал свежую прохладу морского воздуха. Пройдет всего час-другой, и этот город превратится в пекло. Утренняя свежесть была единственным удовольствием синьора Брески, вернее, единственным, что он мог считать удовольствием в это утро. Исполнять скучные обязанности портового служащего в такое прекрасное воскресное утро было настоящей пыткой для любого настоящего сицилийца. В это время большинство населения Палермо сладко спало в предвкушении славного отдыха. Если правительство и не дало вам работу, то, по крайней мере, не в его силах лишить вас законного воскресного отдыха. Проснувшись, часть города соберется вместе с семьей в церковь. Другая часть останется дома в предвкушении вечерней трансляции футбольного матча из Неаполя. Увы, сегодня синьор Брески был лишен этих законных радостей. Пока итальянец предавался своим не слишком радостным размышлениям, турецкая яхта благополучно причалила к стенке мола. Погруженный в себя, портовый служащий не обратил внимания на то, что матросы оказались не столь проворны и умелы, как можно было ожидать от них. Наверное, они суетились несколько больше, чем это было нужно, совершая много лишних движений. Но, так или иначе, и швартовые канаты оказались на кнехтах, и трап с грохотом шлепнулся на бетон причала. Старый турок-капитан аж поморщился от неудовольствия, но промолчал. Видя, что последние препятствия для исполнения его обязанностей устранены, синьор Брески надел свою форменную фуражку и взошел на борт яхты, всем своим видом олицетворяя государственную власть Итальянской Республики. На борту его встретил капитан, пригласив проследовать на корму. Там в шезлонге развалился владелец судна, расслабленно попыхивающий сигарой. -- Велко Христов, -- представился он, привстав на секунду и сделав итальянцу приглашающий жест сесть в соседний шезлонг. -- Старший инспектор Брески, -- в свою очередь представился Энрико. В ходе короткой беседы он выяснил, что этот Христов, состоятельный болгарский бизнесмен, совершает круиз по Средиземному морю на собственной яхте, купленной недавно в Турции. Кроме него на борту находятся трое матросов-болгар, уже виденный капитан-турок и личный телохранитель господина Христова. Все документы были в порядке. Среди оперативок не было никаких сведений о болгаро-турецких контрабандистах. И вообще, синьор Брески о болгарах знал только то, что один из них покушался на Папу. Но вряд ли это могло стать поводом подозревать всех остальных его земляков в преступных замыслах. Впрочем, инспектор все-таки решил осмотреть яхту для очистки совести. Капитан с охотой вызвался сопроводить его, предоставив хозяину спокойно докуривать свою сигару. Осмотр растянулся на полчаса. Когда Энрико Брески появился вновь на палубе, он уже не был таким хмурым. Засвидетельствовав судовладельцу свое почтение, он сошел на пирс и через минуту укатил на своем "фиате" восвояси. Старик Туна проводил машину инспектора взглядом и доложил Доку и присоединившемуся к нему Пастуху результаты "проверки": -- Аллах свидетель... Эта забавная присказка постоянно смешила Дока. Он живо представлял себе, как однажды, стоя в зале суда перед дюжиной присяжных заседателей, старик Туна в ответ на каверзный вопрос прокурора воскликнет свое: "Аллах свидетель!" -- и судья в белом парике постановит вызвать указанного гражданина в суд для дачи показаний. Итак, Туна воскликнул: -- Аллах свидетель, я умею обращаться с этими пройдохами. Инспектор отбыл довольный и, к тому же, не забыв выложить интересующую вас, досточтимый господин Христов, информацию. -- Так "Марианна" здесь? -- буквально хором в волнении воскликнули Пастух и Док. -- Да, мои болгарские друзья, корабль под датским флагом заходил вчера в Палермо. -- Где он сейчас? -- спросил Пастух, и в его взоре явно обозначилось желание немедленно утопить это судно. -- Они заправились водой и топливом. Вечером вышли из порта... -- Твою мать!.. -- Пастух побледнел. -- Да не волнуйтесь вы так раньше времени, -- успокоил его старый Туна. -- Этот макаронник считает, что они просто не захотели торчать у всех на виду. Ведь это военный корабль. Разведка или гидрография. Все одно... Наверняка ваша "Марианна" стоит себе на якоре у берега. Если поискать, то найдется. В конце концов, Сицилия всего лишь остров, хоть и большой. -- Отлично! -- обрадовался Пастух. -- Значит, надо просто разок пройтись вокруг Сицилии. -- А не засветимся раньше времени? -- с сомнением спросил Док. -- Уважаемый товарищ, -- прищурившись, покачал головой Туна, -- в это время года в этих водах шныряет не меньше двух сотен яхт и катеров. Поверьте старому контрабандисту... -- Аллах свидетель... -- улыбаясь, подсказал Док. -- Ну да, -- пожал плечами старый турок. -- Ну, после шторма, может, чуть меньше. -- Тогда решено, -- подытожил Пастух. -- Не будем терять времени, выйдем немедленно. -- Если вас интересует мнение старого турецкого моряка, -- вставил свое слово Туна, -- то разумнее будет вам прогуляться по городу. А я пока займусь погрузкой топлива и воды. Думаю, пара часов на это уйдет. На том они и порешили. В целях конспирации в город отправились Пастух и Док. Это было логично -- богатый бизнесмен в сопровождении телохранителя осматривает достопримечательности. Команда тем временем занята делом. -- Конечно, -- протянул Артист, -- вы на прогулку, а нам здесь загорать? -- Не унывайте, мой друг, -- ответил Туна. -- Я как капитан этой яхты с удовольствием найду вам занятие. Смотрите, какая грязь на палубе. Медь нужно почистить. Снасти перетянуть... -- Морской закон, -- подтвердил Боцман. -- На корабле должен быть порядок. Бери швабру и пойдем драить. Считай, что это тоже в целях конспирации. Когда Док, исполняя свою роль богатого нувориша, облаченный в белоснежную рубашку, легкий пиджак и стильные льняные брюки, сошел на берег в сопровождении телохранителя -- Пастуха, белое сицилийское солнце уже палило вовсю. Конечно, друзья отправились не просто прогулки ради. Предстояла непростая боевая операция. Вряд ли похитители отдадут Пастуховых женщин просто так, по первому требованию, а в распоряжении ребят были только яхта, огромная куча денег и решительность. Явно маловато. Предстояло приобрести все необходимое для операции, и в первую очередь оружие -- одной янычарской сабли старого Туны вряд ли хватило бы для удачного исхода дела... Увы, ни Пастух, ни Док понятия не имели о подробностях местного уклада жизни. Попав с набережной на улицы города, они в первый момент даже слегка опешили. Несмотря на воскресный день, а может, именно благодаря этому обстоятельству город казался вымершим. Вообще Пастух пришел к выводу, что советские идеологи были правы в своих описаниях ужасов капитализма. Пастух прекрасно понимал, что Европа, конечно, не та замечательная сказка, какой казалась из-за "железного занавеса". Но не настолько же! То, что увидели друзья, можно было назвать одним только словом: нищета... Грязные, пыльные и совершенно пустынные улицы. Обшарпанные дома с глухими решетками и стальными ставнями на витринах закрытых магазинов. У некоторых домов почему-то не хватало верхних этажей. То есть они когда-то были, но разрушились от времени или в результате чьей-то злой воли. Причем это совершенно не мешало в оставшихся первых этажах располагаться довольно респектабельным магазинам. Дока, наверное, как врача больше всего поразила картина висящих по стенам домов канализационных труб. Из некоторых даже что-то капало. -- Слушай, они тут что, вымерли, что ли? -- почему-то шепотом спросил Пастух. -- Похоже на Антониони, на итальянский неореализм, -- пробормотал Док. Тут Пастух хлопнул себя по лбу. -- Я понял! -- воскликнул он. -- Что? -- насторожился Док. -- Понял, что это мне все напоминает. Компьютерную игрушку. Ну, знаешь, такая трехмерная ходилка--стрелялка. Там точно такой же пустынный, заброшенный город и куча монстров за каждым углом... -- Вот-вот, -- проворчал Док. -- Очень похоже. Ходилка уже есть. Монстры тоже рядом. Только стрелялки не хватает. Не обзавелись пока... Редкие автомобили поражали своей запущенностью. Нечто подобное можно было встретить в Москве году в 91-м. Но Палермо всегда ассоциировался с мафией, и поэтому казалось, что улицы должны быть наполнены дорогими машинами. Опять же как в Москве, где не протолкнуться от "мерседесов" и "БМВ". Поняв, что сделать покупки ввиду полного отсутствия местного населения не представляется возможным, Док и Пастух решили выпить по кружке пива и подумать о своих дальнейших действиях. Но даже такое простое желание оказалось весьма не просто выполнимым. Кафе и рестораны тоже были закрыты. Наконец после получаса безрезультатных поисков они нашли на углу пыльной площади Саммуццо открытый бар. Расположившись за столиком, друзья с трудом смогли объяснить хозяину, чего они хотят. Тот совершенно не говорил по-английски. -- У них же здесь на Сицилии огромная натовская база, -- вспомнил армейские политинформации Пастух. -- Чего же они английского не знают? -- Протест против империалистических планов США, -- серьезно пояснил Док. Хозяин понял их недостаточно хорошо и вместо пива принес два стакана вина. -- Издевается, гад, -- буркнул Пастух. -- А впрочем, все одно... Минут десять друзья уныло беседовали, пытаясь понять, что им делать дальше. Вдруг с верхних этажей раздался истошный женский крик. Так кричат только в одном случае: нож уже вошел в живот, но горлом кровь еще не хлынула. Пастух и Док вскочили на ноги. Но тут появился спокойный хозяин. -- Мафия? -- спросил Пастух. -- Но, -- улыбнулся итальянец. -- Но мафия... -- махнул он куда-то в сторону окружающих город гор. -- Бэлла фамилия. -- Прекрасная семья, -- понял Док. -- Это супруги выясняют свои отношения. -- Хорошенькое место, -- задумался Пастух. -- Сицилия -- оплот преступности, -- вздохнул Док... Во второй половине дня яхта "Ачык Егле" смогла выйти в море на поиски натовского корабля. За два часа, пока Док с Пастухом набирались впечатлений от оплота грозной итальянской мафии, Артист, Муха и Боцман под чутким руководством старого Туны превратили яхту просто в сверкающую конфетку. -- Ну что, хозяин, принимай работу, -- по-военному вытянувшись перед Доком, язвительно доложил Боцман. -- Могу успокоить тебя, -- ответил Док, -- оставшись здесь, ты ничего не потерял. Я теперь понимаю, почему местная мафия так сильна. При такой нищете только разбоем и промышлять. -- Эти места гораздо богаче, чем кажутся на первый взгляд, -- загадочно произнес Туна с видом бывалого человека. Пастух, кстати, давно заметил, что старик турок сам гораздо сложнее, чем выглядит. Друзья общались с ним на английском. Но временами тот, казалось, понимал русский язык. То ли старик нахватался слов за годы общения с русскими туристами, то ли ему помогала природная смекалка контрабандиста -- человека без рода и племени. А скорее всего, и то и другое. Как и подобает прогулочной яхте, в море вышли под парусами. Капитан Туна поколдовал минут десять над картами, после чего уверенно взял курс на восток. Шли в видимости берегов, чтобы не пропустить "Марианну". На борту воцарилось молчание. Вся команда, кроме занятых снастями Артиста и Боцмана, во все глаза всматривалась в окрестности. Как и предупреждал Туна, воды Сицилии оказались достаточно плотно наполнены судами. По пути им встретилось десятка два яхт разного калибра, несколько прогулочных катеров и даже один гидросамолет. Из крупных кораблей попалось только два сухогруза, стоящих на бочке неподалеку от порта. -- Может, их перевезли на берег? -- тоскливо спросил Пастух. -- Может, -- пожал плечами Док. -- Но вряд ли. Подумай сам -- на суше их могут увидеть, они могут сбежать. А на корабле про них никто ничего не знает и не узнает. Вряд ли натовцы предупредили местных макаронников. А потом корабль в любой момент может уйти в другое место. Нет, я уверен, что твои на корабле. Наконец через три часа поисков им повезло. Где-то в миле от пустынного обрывистого берега на якоре стояло белое судно, скорее всего шхуна. У Пастуха все сжалось внутри. Почему-то с первой же секунды, едва увидев белый силуэт вдалеке, он не сомневался, что это те, кого они ищут. -- Давайте-ка сбавим ход, -- предложил Пастух. -- Но близко не подходить, -- предостерег Док. Подойти все же пришлось -- необходимо было убедиться, что это именно "Марианна". Мало ли кораблей на свете! После того как наметанный взгляд Туны прочел название, последние сомнения отпали. Теперь нужно было действовать. Правда, сейчас они могли позволить себе лишь еще раз пройтись мимо "Марианны" на обратном пути. Долго крутиться тут было просто опасно. Самое худшее, что они могли сделать, -- это возбудить подозрения и заставить шхуну уйти, а при ее возможностях "Марианна" через некоторое время запросто могла оказаться в Америке или Персидском заливе. Турецкая же яхта явно подходила только для Средиземного моря. На общем совете, что состоялся на обратном пути, было решено завтра с рассветом послать Артиста и Боцмана на автомобиле вдоль берега для более подробного наблюдения. Машину нужно было купить или взять напрокат с вечера. Муха опять останется на борту, а Доку с Пастухом с утра предстояло сделать вторую вылазку в город. К вечеру следующего дня они должны были -- кровь из носу -- выработать более или менее приемлемый план кампании. Неизвестно, сколько еще "Марианна" собиралась проторчать у итальянских берегов. Небольшая турецкая яхта с русским экипажем и турецким капитаном, похоже, объявляла войну всему военно-морскому флоту НАТО, и наши герои были твердо настроены это сражение выиграть. Иного исхода никто из них не видел... 4 Алексей сидел в своем "фольксвагене"-пикапе фиолетового цвета и пристально смотрел в одну точку. Дым от сигареты плыл по салону автомобиля и время от времени пощипывал глаза. Тяжелые покрасневшие глаза, охваченные темными кругами усталости, нервного истощения и злости. Алексей ждал ту самую девчонку, которая работала в клубе и спала с одним из его смертельных врагов, тех, что лишили Алексея всего -- денег и надежды на свободу. Он собирался уничтожить их всех, на скольких у него хватит сил, и эту девчонку -- тоже. Но сначала он поймает на нее, как на наживку, всех пятерых. А уж потом ее. Поэтому Алексей внимательно смотрел в одну точку -- на подъезд жилого дома. Здесь жил тот парень, Артист, с которым она спала. Здесь он встретился с ней на лестничной клетке, когда поначалу пытался добраться до этих людей. Здесь он решил ее ждать. Он был уверен, что она придет. Сегодня или завтра. В крайнем случае послезавтра. Но обязательно придет, а уж он не устанет ее ждать. Совсем недавно, в тот день, когда Алексей пристегнул к своей руке сумку с деньгами Крымова, чтобы отвезти ее к самолету, в нем бушевало распиравшее его чувство близкого праздника, в нем была надежда и масса планов. Наконец-то он понял игру своего шефа, он догадался, куда клонит Крымов, чего добивается. Это было так просто! Несмотря на всю его многозначительность, несмотря на все то, что он из себя строил, это был всего лишь жулик, мошенник. Ему надоело работать на гонконгских хозяев, вот и все. То, что в Гонконге сидели хозяева Крымова, Алексей ни секунды не сомневался. Так же как в том, что сам Крымов был хозяином для него. И теперь Андрей Сергеевич просто хочет кинуть их на полмиллиона баксов и пожить в свое удовольствие. Полмиллиона -- это такие огромные деньги, если их никуда не вкладывать, а значит, и не терять, а просто жить на них. А то, что Крымов что-то там задумал в Европе, -- чушь собачья. Что бы это ни было -- это всего лишь способ ненадежней исчезнуть. Просто его прижала за наркотики ФСБ, просто ему надоел Гонконг. Вот в чем было дело. Именно поэтому он приказал Алексею убрать всех свидетелей. Всех, чтобы не осталось никаких воспоминаний. Всех работавших на него людей. Но если Крымов кидает своих хозяев и предает своих людей, то почему Алексей не может проделать то же самое с самим Крымовым? Конечно может! Эта простая и ясная мысль поразила его, словно электрический разряд. Зачем Крымову такие огромные деньги? Чтобы он спустил их в каком-нибудь сомнительном деле? Он же не умеет их ценить! Нет, эти полмиллиона должны обеспечить не Крымова, а его, Алексея. На всю жизнь. Он, конечно, собирался выполнить все приказы Крымова и убрать всех свидетелей, но только лишь для того, чтобы обеспечить свободу себе. Тем более что о Крымове знали многие, а о маленьком человеке Алексее не знал никто... Ну, почти никто. Так что, когда деньги Крымова окажутся в его руках, а сам Крымов в какой-нибудь сточной канаве, ни одна сволочь никогда больше не найдет ни Алексея, ни деньги. Это осознание и решимость действовать пришли к Алексею вечером накануне того дня, когда деньги должны были снять наличными из банка и отвезти в аэропорт. Но только теперь Алексей совершенно точно знал, что Андрей Сергеевич Крымов не доедет до аэропорта. Он будет убит, так же как его отвратительный шофер Михаил и оба его человека, которым приказано везти деньги вместе с Алексеем. А потом Алексей спрячет деньги, вернется, уберет всех свидетелей и спокойно улетит. Вот что он уже знал, когда утром того дня Крымов снял деньги, а сумку пристегнул наручниками к руке Алексея. Сам отдавал ему свое богатство! Вот почему Алексей был преисполнен надежд. Но его надежды не протянули и десяти минут! Уже в лифте, даже не позволив Алексею как следует ощутить радостную тяжесть сумки с полумиллионом долларов, его отключили, а деньги у него отобрали. Что могло быть ужаснее? Алексею хотелось выть от досады и злости. Кто? Кто это мог сделать? Где его деньги? Когда Алексей пришел в себя после вылитой ему на голову в лифте какой-то дряни, от которой он вырубился и полдня потом ходил как наркоман, все уже закончилось. Крымова не было. Денег не было. Ему передали распоряжение Андрея Сергеевича сделать то, что было запланировано, а именно убрать свидетелей, и отвезли в чистую, незасвеченную квартиру на краю Москвы, которую они сняли неделю назад. Причем один из охранников, с которым он несколько часов назад был в том лифте, криво ухмыльнулся и сказал: "Ну что, проспали мы, значит, баксы?" Это было слишком. Алексей почувствовал, как его захватывает какая-то дикая волна агрессивной злобы. Он уже не мог простить потерянных денег. Никому. А вечером в этот же день Алексей должен был встречаться со своим Штирлицем из ФСБ, но не пошел. Он понял, что его просто не отпустят, а он не мог себе этого позволить. Он достал подготовленное для него оружие -- снайперскую винтовку и пистолет с глушителем, уложил все это и отправился выполнять свое дело. Убирать свидетелей. Выполнял Алексей это с особым остервенением, потому что теперь к злости за потерянные деньги прибавился страх. Крымов исчез, а он здесь, один и теперь должен отдуваться. Мало того, теперь все эти свидетели, которых надо убирать, стали свидетелями против него. А на помощь Крымова он уже не рассчитывал. Первым делом были ликвидированы все люди Крымова в Москве: двое служащих фирмы "ГРОТ" и трое боевиков, которые незадолго до этого расстреляли сотрудников ФСБ, следивших за перемещениями Крымова. Потом Алексей слетал в Иван-город и убрал Ивана Годовалого, толстого инспектора таможни. Он просто пришел к нему в дом, приставил пистолет к голове и выстрелил. А потом Алексей надежно спрятал снайперскую винтовку и на время залег. Надо было отлежаться, прийти в себя, сообразить, что теперь делать. А кроме того, у него была еще надежда, что объявится Крымов... Крымов и в самом деле объявился. Он позвонил из Амстердама, поинтересовался делами Алексея, узнал, что все сделано, и сообщил, как, когда и куда ему лучше улететь и где ждать Андрея Сергеевича. Алексей запомнил, а потом спросил, знает ли Крымов, кто их нагрел с деньгами. -- А ты так и не понял? -- удивился Крымов. -- Нет. -- Пастух. -- Что?! -- Алексей даже вскочил со стула, на котором сидел. -- Ну, не переживай ты так, -- усмехнулся Крымов. -- Деньги мы еще найдем, а Ковбоя этого обязательно достанем. Чуть позже. Когда он снова будет в Москве... -- Я же вам говорил, что сразу надо было его убирать, а вы затеяли эти прятки... -- Ты что же это, говно, учить меня вздумал! -- вдруг заорал в бешенстве Крымов, и Алексей повесил трубку. Он вдруг понял, что хваленый полковник КГБ сам трясется от страха... Ну, может быть, не от страха, но уж от неуверенности точно. Крымов не уверен в своем будущем! Его выбили из колеи, заставили сомневаться! Он сдулся, как воздушный шарик. Такой человек не то что помочь другому, за себя отвечать не в состоянии. Ехать к нему -- значит завалиться. Нет! Теперь Алексей знал своих врагов и никуда не собирался уезжать. Во всяком случае, до тех пор, пока он не найдет их и не уничтожит. Но самое главное даже не в этом. Самое главное, что Алексей никогда бы в жизни не поверил, что такие деньги можно выбросить, подарить или сжечь, а значит, они у них, у его врагов! И Алексей во что бы то ни стало доберется до них... Что там сказал Крымов? "Мы достанем Пастуха чуть позже, когда он снова появится в Москве?" Значит, сейчас его здесь нет, но очень скоро он появится. В таких вещах Крымов не ошибается. Вот тогда Алексей найдет его, вырвет язык, закопает живьем и вернет себе деньги! Он даже перестал ощущать реальность, уже не задумывался о том, зачем человек будет таскать с собой везде сумку с деньгами. Он не думал, он жил ожиданием страшной мести, жил в полном одиночестве и тишине, даже радио не включал, и стал похож на параноика, замученного навязчивой идеей... Но что удивительно -- наблюдательности и способности строить оперативные выводы Алексей не утерял. Подъехав вчера ко входу в клуб "Хорус", он обнаружил две вещи. Во-первых, эта девчонка, которая спала с одним из его смертельных врагов, здесь. Значит, она работает, значит, она не уехала, значит, его враги действительно скоро вернутся, а вернувшись, первым делом встретятся с ней. А во-вторых, за клубом наблюдает не только он, так что лучше побыстрее убраться. Таким образом вчера же вечером он переместился к этому подъезду, где жил Артист, и начал ждать. Он ждал уже сутки... 5 Когда солнце осветило вершины окружавших Палермо гор, невыспавшиеся Артист и Боцман отправились во взятом напрокат кургузом "фиате" следить за кораблем противника. Проводив друзей, Пастух не смог отказать себе в удовольствии и улегся прямо на палубе в шезлонге вздремнуть еще часик-другой. Предстояли горячие деньки, и неизвестно, будет ли у них вообще время на сон. А как только улегся, сразу задремал и проснулся ровно через полчаса. Тревожная мысль: "А где же мы достанем оружие?" -- не давала ему покоя. Никаких подходящих идей, кроме налета на полицейский участок, в голову не приходило. Позавтракав на скорую руку, он сошел на берег в сопровождении Дока. Приходилось надеяться на извечное русское авось. Палермо понедельничный заметно отличался от Палермо воскресного. Несмотря на раннее утро, машин заметно прибавилось. Откуда-то появились люди, спешащие по своим делам. Открылись многочисленные магазины. Но это вряд ли могло хоть как-то помочь им в поисках оружия. Несмотря на то что Сицилия издавна слыла родиной мафии, автоматы здесь на улице не продавались. А обилие вооруженной полиции и солдат сводило к нулю шансы найти их другим способом. -- Черт, ну и место, -- ворчал себе под нос Пастух. -- Приличному человеку и пушку приобрести негде. Где эта хваленая мафия? -- Да вон, -- спокойно кивнул Док. В это время наши герои вышли из кривого грязного переулка на не менее грязную миниатюрную площадь. В дальнем углу площади за низкой декоративной оградой стояла небольшая облупленная часовенка с высокими дубовыми дверьми. Кивок Дока пришелся как раз на эту самую часовню. Из такого же узкого переулка, как тот, по которому только что они прошлись, на площадь медленно выполз черный "мерседес". Конечно, в Москве он произвел бы впечатление среднего авто, одного из многих. Не "шестисотый" же. Но на фоне колоритного упадка, царившего вокруг, и он выглядел шикарно. К тому же "шестисотый" здесь просто бы не поместился. "Мерседес", как в кадре из сериала "Спрут", медленно описал круг и остановился около церковной ограды. Тотчас двери часовни растворились и на пороге храма появился святой отец в длинном черном одеянии и с небольшим молитвенником в руке. Первым из машины на ярко освещенную солнцем площадь вылезли два итальянца-молодчика в темных костюмах. Их быстрые, как оружейные стволы, глаза в момент обшарили всю площадь, задержавшись на секунду на застывших Пастухе и Доке. -- Ты думаешь, это мафия? -- спросил Пастух. -- Нет, Папа Римский, -- хмыкнул в ответ Док. -- Бармен вчера говорил, что они в горах. -- Спустились за солью. -- И что будем делать? Подойдем и попросим одолжить пару автоматов? -- Именно так, -- подтвердил вдруг оживившийся Док. -- Похоже, что этого человека я уже знаю. Пастух взглянул в сторону часовни и, присвистнув от удивления, молвил: -- Да это же незабвенный синьор Сальватори!.. -- Именно он. Из "мерседеса" чинно вылез пожилой человек в черном, несмотря на жару, костюме. И человек этот был тот самый синьор, которого наши друзья так удачно спасли позапрошлой ночью на подходе к Палермо. Но вскоре, когда "Ачык Егле" ошвартовалась у причала Санта Лючия, оказалось, что этого человека на борту уже нет, а капитан, хотя это и предписывал свод морских законов, ни полсловечком не обмолвился итальянским властям о кораблекрушении. Теперь они понимали почему... Дон Сальватори не испытывал особого желания беседовать с телохранителем и терпеливо дождался, пока Док закончит врачевать спасенных матросов. Пастух не стал проявлять свою гордость и разубеждать синьора относительно своего социального статуса. Освободившийся Док тут же придал себе солидности, засунув в рот очередную сигару и не забыв угостить гостя. Дон Сальватори вежливо отказался. -- Спешу поблагодарить вас, синьор Христов, так вас, кажется, зовут, за помощь, -- на хорошем английском произнес Сальватори. -- Ваша яхта подоспела как нельзя вовремя. Еще немного, и я непременно простудился бы. Было похоже, что синьор ни на секунду не сомневался в том, что помощь подоспеет. -- Не стоит благодарности, -- ответил Док. -- Это морская традиция. Что случилось с вашей яхтой? -- Она дала течь и затонула, -- небрежно ответил Сальватори. -- Пустяки... -- Если не считать, что погибло несколько ваших матросов и, похоже, на судне был пожар -- у спасенных ожоги, -- спокойно добавил Док. Сальватори пристально посмотрел ему в глаза и несколько секунд молчал, как бы собираясь с ответом. -- Видите ли, синьор Христов, -- медленно ответил он, -- у нас на Сицилии своеобразные обычаи, во многом непонятные иностранцам... -- Например, праздничный взрыв яхты во время шторма? -- совершенно серьезно уточнил Док. Пастух на правах телохранителя предпочитал помалкивать. -- Например, взрыв яхты, -- спокойно согласился Сальватори. -- Вендетта и все такое прочее. Не советую придавать этому такое значение, уважаемый синьор Христов. -- И не буду, -- неожиданно рассмеялся Док. -- Это действительно не мое дело. -- Раз уж вы были так любезны, что спасли меня, рискуя своей яхтой, то не откажете ли мне, синьор Христов, еще в одной услуге? -- В голосе Сальватори звучала уверенность, что тот не откажет. -- Все, что в моих силах, дон Сальватори. "Как в дурацком историческом кино по пьесе Шекспира, блин", -- раздраженно подумал Пастух, устав от обилия "синьоров", "донов" и "пожалуйста". -- В силу некоторых причин мне не хотелось бы, чтобы весть о постигшем меня несчастье достигла кое-чьих ушей раньше времени. Поэтому не согласитесь ли вы перед приходом в Палермо высадить меня на берег в указанном мною месте?.. Док переглянулся с Пастухом и согласился... И вот теперь судьба как нельзя более кстати вновь свела их с таинственным доном Сальватори, жертвой вендетты на море. Судя по обстоятельствам их знакомства, почтенный синьор и был той самой мафией, которая обитала, по словам давешнего бармена, где-то в окрестных горах. Ни говоря друг другу ни слова, оба наших героя решительно двинулись в сторону часовни. Охрана среагировала в одну секунду. Один парень заслонил своим телом Сальватори. Другой шагнул навстречу непрошеным визитерам. Видно было, что почтенного синьора не только взрывают, но время от времени в него постреливают. -- Дон Сальватори! -- громко поприветствовал Док, краем глаза следя за действиями охраны. -- Какая встреча... Присмотревшись, дон Сальватори сделал успокаивающий знак. Телохранители вернулись на исходные позиции, делая вид, что ничего не произошло. Таким образом наши герои беспрепятственно подошли к "мерседесу" и его хозяину. Судя по выражению лица последнего, особой радости внезапная встреча ему не принесла. Но, как воспитанный человек, дон Сальватори все же изобразил некое подобие радушия: -- Любезный синьор Христов? -- Его губы тронула легкая улыбка. -- Вот уж не ожидал увидеть вас так скоро. Док не совсем понял, что именно он имел в виду под этим "так скоро"... -- А я, признаться, уже хотел искать вас. -- Искать? -- несколько удивился Сальватори. -- Зачем? -- У меня возникла некоторая проблема, а на Сицилии я знаю только вас. -- Забавно... -- Я могу подождать вас здесь, -- предложил Док. -- Нет, пожалуй, пройдемте в церковь, -- пригласил Сальватори. -- Здесь становится жарко, да и не в том я возрасте, чтобы вот так торчать на улице... -- С этими словами почтенный синьор повернулся к раскрытым дверям, за которыми скрывались заманчивый полумрак и прохлада. Уже на ходу он бросил через плечо: -- Своего телохранителя, синьор Христов, можете оставить здесь. -- Это не телохранитель, -- твердо ответил Док. -- Это мой командир... -- Вот оно что... -- Сальватори замер на ступенях часовни. -- Ну, тогда приглашайте его с собой... -- Значит, вы думаете, что я могу продать вам оружие? -- удивленно спросил дон Сальватори, внимательно выслушав все, что ему рассказали наши друзья. -- А позвольте узнать, зачем оно вам понадобилось? Хотите ограбить банк? -- Уважаемый дон Сальватори, мы же не спрашиваем вас, с чего вдруг взорвалась ваша яхта? Это было бы просто невежливо, -- спокойно ответил Док. Они беседовали в небольшой пустынной комнатке за алтарем часовни. Молчаливый падре просто провел их туда по знаку Сальватори и бесшумно удалился прочь. Пожилой итальянец сидел в старинном резном кресле, его собеседники расположились на жесткой лавке напротив. Больше в помещении ничего не было. -- Хм... а с чего вы вообще, любезный синьор Христов, решили, что я могу продать вам оружие? -- Сальватори пристально смотрел Доку прямо в глаза. -- Я уважаемый человек на Сицилии. У меня процветающий семейный бизнес. Если мою яхту постигло несчастье, то это не значит, что я мафиози! -- На последней фразе он повысил голос. -- Вы у себя там, в Восточной Европе, совсем посходили с ума. Насмотрелись "Крестных отцов" и "Спрутов" и черт знает что воображаете о Сицилии!.. Я с бандитами дело иметь не хочу. -- Мы тоже. -- Чем более грозно говорил итальянец, тем спокойнее становился Док. -- Но приходится. Вот у этого человека, моего друга, похитили семью. -- Он показал на Пастуха. -- Что такое? -- брови дона Сальватори взметнулись вверх. -- Похитили, говорите, семью? Это правда, синьор? -- Моя жена и четырехлетняя дочь в этот момент содержатся на судне здесь, на Сицилии, -- жестко ответил Пастух. -- Это сделали сицилийцы? -- В голосе итальянца послышалось явное недоверие. -- Американцы, -- успокоил его Пастух. Несколько секунд пожилой синьор в явном изумлении рассматривал двух псевдоболгар, которые, сидя тут прямо перед ним, рассказывают ему, дону Сальватори, какие-то небылицы! -- Американцы, -- наконец проворчал он. -- Что вы мне тут болтаете?! Какие такие американцы? -- Уважаемый дон Сальватори, -- с явной неохотой произнес Док, -- простите меня великодушно за то, что я в очередной раз вынужден напомнить о той небольшой услуге, что мы волею судьбы оказали вам. Но вчера мы не задавали вам вопросов: почему вы не желаете огласки и хотите сойти на берег не в порту, как все нормальные люди, а на пустынном берегу. Это ваши дела, и мы их уважаем. Уважайте и вы наши проблемы. Если вы можете нам помочь, то мы расплатимся немедленно наличными по любой устраивающей вас цене. Если нет -- тогда позвольте нам откланяться. У нас чертовски мало времени. Пока мы с вами здесь разговариваем, женщина и маленькая девочка продолжают оставаться разменной монетой в одной грязной политической игре, подробности которой вряд ли вас заинтересуют. Спасибо за то, что выслушали нас. Надеюсь на вашу порядочность, дон Сальватори. Мы вам доверились... -- С этими словами Док решительно встал, намереваясь уйти. Дон Сальватори молча продолжал сидеть, глядя в каменные плиты пола. Было похоже, что с этим почтенным синьором не часто ведут разговор подобным тоном. Вполне вероятно, что он как раз решал проблему, как сделать лучше: просто убить этих наглецов или предварительно помучить. Так или иначе, но Док с Пастухом, не дождавшись ответа, молча покинули часовню. На площади, до краев залитой солнцем, два телохранителя дона проводили их подозрительными взглядами. Но они ушли, ни разу не оглянувшись. После прохлады часовни весь сицилийский зной разом обрушился на них. Одежда мерзко прилипла к телу. К тому же, не сговариваясь, они оба ощущали себя так, как будто вот-вот им в спину раздастся автоматная очередь. Несколько минут друзья шли в направлении порта молча. Настроение было самое что ни на есть паршивое. Док, позабыв про свои представительские сигары, купил пачку "Мальборо" и угрюмо закурил. -- Ну, что думаешь, капитан? -- первым нарушил он затянувшееся молчание. -- Хреново, вот что, -- буркнул в ответ Пастух и, сделав паузу, решительно добавил: -- Но если нужно, я бомбану местных карабинеров или сделаю налет на армейский склад! Плевать я хотел на этого Аль Капоне... -- Не кипятись, -- спокойно возразил Док. -- Сальватори мужик серьезный. Пойдем на яхту. Пока мы сделали все, что могли... Всю дорогу до пирса они шли молча. Потянулись часы томительного ожидания. Тем более трудного, что никто толком не знал, что именно они ждут. Обычно жизнерадостный Фейзи Туна, уловив общее настроение, сидел себе тихонечко на баке и плел какие-то хитрые морские узлы. Пастух, как призрак капитана Летучего Голландца, бродил от борта к борту яхты. Док занял полюбившийся ему шезлонг на корме и задумчиво пыхтел очередной сигарой. Муха пытался поймать хоть одну средиземноморскую рыбу на обнаруженную на борту удочку... Через три часа прибыли с задания Боцман и Артист. Поставив пыльный "фиат" у трапа, они бодро взбежали на борт, внеся некоторое оживление в царившее на яхте уныние. Похоже, они принесли хорошие новости. -- Танцуй, командир! -- пропел Артист. -- Мы видели твоих... -- Где? -- рванулся к нему Пастух. -- Ну, ну... Затопчешь, -- улыбнулся Артист и продолжил уже вполне серьезно: -- И Ольга и Настена на корабле, как мы и предполагали. Ольга загорала в шезлонге, Настя пулей носилась по палубе... -- Слава Богу! -- выдохнул облегченно Пастух. -- Значит, их содержат нормально? -- поинтересовался Док. -- Наручников я не видел, но два здоровенных лба пасутся около постоянно. А что ты хотел? Какой смысл их держать взаперти? Кругом вода и ни души, кроме нас с Боцманом. Но мы, естественно, не афишировали свое присутствие. И потом, это ведь не чеченцы какие-нибудь, а вполне культурные люди. -- Они хуже, -- угрюмо ответил Пастух. -- От "чехов" хоть знаешь, чего ожидать -- ничего хорошего. А эти культурные... -- сплюнул он за борт, -- в гробу я их видел. Или надеюсь скоро увидеть. -- Ладно, командир, не нервничай зря, -- успокоил его Док. -- Главное, твои живы. Теперь надо решать, как поступать дальше. -- Вот именно! -- со злостью бросил Пастух куда-то в сторону лежащего перед ним города. -- Что скажешь, Боцман? Ты ведь у нас спец по морским делам, -- неожиданно сказал Док. -- Да есть у меня пара мыслишек, -- неопределенно ответил тот. -- Это, конечно, не с бабкой в кегли играть, но и не бином Ньютона... В этот момент за бортом послышался стук мотора и к яхте лихо подлетела небольшая рыбацкая лодка. Стукнувшись о борт, шаланда -- именно так вернее всего можно было обозвать это плавучее средство -- замерла, покачиваясь на волнах. Молодой босоногий парень в полосатой майке и линялых джинсах встряхнул черной копной курчавых волос, блеснул белоснежной улыбкой и спросил на ломаном английском: -- Эй, кто здесь будет синьор Христов? -- Ну я, -- ответил Док, склоняясь над бортом. -- Если синьор еще нуждается в том, в чем он нуждался утром, то пусть он готовит деньги. -- При этих словах парень хитро подмигнул одним глазом. -- Ты от дона Сальватори? -- осторожно спросил Док. -- Кто такой Сальватори? -- "искренне" удивился итальянец. -- Энцо Скаччаноче простой рыбак и всегда готов услужить добрым синьорам... За соответствующее вознаграждение, конечно. У меня большая семья и шикарная девушка. А никакого Сальватори я не знаю. Зачем он мне нужен?.. Так синьор Христов не передумал? Я бедный человек, и у меня нет времени на пустые разговоры... Док взглянул на золотую цепь Энцо и отнес разговоры про бедность на местный южный колорит. -- Ясно, -- произнес он в ответ. -- Синьор Христов еще не передумал. Что мне нужно делать?.. -- Сегодня прекрасный день, синьор Христов, -- улыбнулся Энцо. -- Святая Мария, мне больно смотреть, как синьоры, владельцы такой красивой яхты, стоят здесь, в грязном порту. Я бы посоветовал, да не обидятся синьоры, часа через полтора совершить небольшую прогулку в море. А то иностранные синьоры могут решить, что Сицилия -- это скучный остров. Бог свидетель, это не так. -- Куда прогуляться-то? -- Милях в двадцати отсюда, на северо-запад, есть прекрасная бухта Моско. Прекрасные берега, чистая вода и полное уединение... -- Я знаю это место, -- вдруг подал голос старый Туна. -- Мы выгружались там пару раз лет двадцать назад. Парень дело говорит -- лучшего места для занятий, не требующих лишних глаз, не найти. Пастух, не сдержавшись, щелкнул пальцами -- похоже, дело сдвинулось с мертвой точки... Удивительна летняя южная ночь. Она уютна и прохладна. Легкий теплый ветерок приятно касается лица, земля, раскалившаяся за день, не спеша отдает накопленное тепло. В то же время воспоминание о дневном зное заставляет наслаждаться нежной свежестью. Тихий шелест набегающих на берег волн как бы подчеркивает всеобщий покой, охвативший землю и небо. Небо... только небо южной ночи по-настоящему раскрывает нам простую истину: мы всего лишь часть огромной Вселенной. Хочется часами лежать на прибрежном песке, всматриваясь в тысячи звезд, постепенно начиная верить в бесконечность пространства, просто верить, потому что понять это невозможно. А когда настает тот краткий предрассветный час, когда на востоке небо вдруг перестает быть бездонным, тогда вселенская грусть ночи уступает место радости ожидания свежего дня. И в этот краткий час верится, что день предстоящий не может нести ничего плохого, даже если это день вашей казни. Этот предрассветный час, час Быка, доступен немногим. Абсолютное большинство людей в это время спит самым своим блаженным сном. Только избранные -- романтики, поэты, влюбленные, часовые и воры -- знают, как он прекрасен, этот час. Из всех вышеперечисленных категорий людей Боцман, облачавшийся на теплом пляжном песке в акваланг, взятый с яхты старого Туны, мог принять на свой счет, пожалуй, только вора. Закрепив баллоны и подогнав маску, он натянул большие длинные ласты и, пятясь, как будто увидев в прибрежных кустах акации тещу обманутой супруги, не спеша вошел в прозрачные воды Средиземного моря. Секунда -- и, не издав ни единого всплеска, Боцман исчез среди набегающих волн. Спустя полчаса он так же бесшумно возник у самого борта стоящего на якоре датского разведывательного судна, ставшего, на свое несчастье, тюрьмой для русской женщины и ее дочки. "Марианна" застыла среди гладкого моря. Монотонно тарахтел дизель-генератор, и этот единственный звук не мог разогнать царящую тишину. Стараясь не шуметь, Боцман не спеша проплыл вдоль борта к якорной цепи. Ухватившись за нее одной рукой, он быстро освободился от снаряжения, и тяжелые баллоны, пояс с грузами, ласты и маска скользнули на дно. Оставшись налегке, в спортивных шортах, с резиновым мешком на шее, наш герой стал медленно подниматься по цепи, благо каждое ее звено было размером с два кулака. Ужом проскользнув в якорный клюз, Боцман осторожно выглянул на палубу. Первым делом его внимание привлекла ходовая рубка. Ее чуть наклоненные вперед окна были освещены изнутри. Там нес вахту кто-то из команды "Марианны". Но Боцман по своему опыту знал, что в это время меньше всего на свете хочется зорко всматриваться в окрестности, не балующие разнообразием. В это время хочется спать или, включив радиоприемник, гулять по радиоэфиру. Прислушавшись, он действительно уловил едва пробивавшийся сверху блюз. Убедившись, что вахтенный стоит, прислонившись спиной к окну, Боцман все так же бесшумно скользнул по деревянной палубе к надстройке. Выждав полминуты, он продолжил свой путь. Наверх по трапу, далее на крышу рубки и по скобам -- на короткую мачту. Его целью была небольшая решетчатая площадка, на которой располагались корабельные антенны. Боцман твердо запомнил еще с учебки в разведроте морской пехоты Черноморского флота, что в первую очередь необходимо лишить корабль противника связи. Потом можно брать его голыми руками. В противном случае был шанс, что через некоторое время здесь соберется весь Шестой американский флот. К каждой антенне Боцман прикрепил небольшой бесформенный кусочек пластиковой взрывчатки с торчащим хвостиком радиодетонатора. Именно этим адским веществом был наполнен резиновый мешок у него на шее. Спустившись с мачты, наш диверсант занялся оставшимися на крыше рубки антеннами. "Марианна" была разведывательным судном, и этого добра здесь хватало. В это время вахтенный матрос внизу сквозь звуки льющегося блюза услышал вдруг какой-то шорох над головой. "Чайка..." -- вяло подумал он. Увы, ему было невдомек, что в этот час все чайки спокойно спят в своих гнездах. Шорох не вызвал у него никакого подозрения. Но мысль о птице пробудила в вахтенном желание глотнуть свежего морского воздуха. Достав на ходу пачку сигарет, он вышел на мостик, чтобы уже никогда не вернуться обратно. Секунда, откуда-то сверху протянулись две мускулистые руки, раздался сдавленный стон, и что-то очень нехорошо хрустнуло. В проеме раскрытой двери мелькнули увлекаемые наверх безжизненные ноги незадачливого вахтенного, и все вновь на время стихло. Расправившись с единственным бодрствующим, по крайней мере в поле его зрения, человеком, Боцман достал фонарь и несколько раз зажег его в сторону моря. Тотчас во мраке вспыхнул ответный свет. Следующие полчаса Боцман посвятил важному делу: достав все из того же мешка моток тонкой, но крепкой веревки, он тщательно заблокировал все двери и люки, выходившие на верхнюю палубу. Шаг за шагом один правильно обученный диверсант овладевал судном. Наконец в полумраке, когда уже начал брезжить рассвет, со стороны открытого моря появился силуэт яхты, не спеша идущей под всеми парусами, Тут Боцман по достоинству оценил этот дедовский способ передвижения -- при включенном двигателе они понаделали бы шуму раньше времени. Видно, древние морские боги были благосклонны к нашим героям, потому что в этот момент с моря задул свежий бриз. Хлопнули паруса, и яхта в один рывок оказалась около "Марианны". В мгновение ока белые полотнища парусов вдруг исчезли. Старый Туна не зря гонял свою болгарскую команду по пути из Турции. Уже с голыми мачтами яхта продолжала двигаться по инерции. Казалось, еще секунда, и она с треском врежется в белоснежный борт вражеского судна. Но вот заскрипел штурвал, и бушприт скользнул вдоль корпуса "Марианны". С легким стуком соприкоснулись борта кораблей. Тотчас два багра намертво притянули деревянное судно к своему железному собрату. Три легкие человеческие тени переметнулись на палубу натовской шхуны. Абордаж состоялся по всем правилам морской пиратской науки. На этом мажорном моменте боги решили, что хорошего понемножку. В ходовой рубке вдруг щелкнул динамик, и на пульте внутренней связи зажглась лампочка с биркой "капитан". Хриплый недовольный голос что-то спросил по-итальянски. В следующее мгновение в руке у Боцмана появилась небольшая коробочка с красной кнопкой. Когда сердитая тирада прозвучала вновь, он привел взрыватель в действие. На долю секунды все вокруг: море, скалистый берег вдалеке, надстройки и замершую рядом яхту -- озарила яркая вспышка. Корабль всколыхнулся от нескольких слившихся в одно целое взрывов. Где-то вдалеке прокатилось эхо... На несколько мгновений все вернулось к первоначальной тишине. Потом разом замигали лампочки на пульте, внизу что-то пикнуло, и шхуна наполнилась оглушительным трезвоном аварийной сигнализации. В дверь ходовой рубки влетел Док, за ним следом Пастух и Артист. У каждого в руках был миниатюрный "узи". Дополнительные магазины с патронами были примотаны скотчем к рожкам, торчащим из автоматов. Лица команда на всякий случай размалевала черной краской. Это было не пижонство в духе плохих боевиков, а требования конспирации. Кому хочется, чтобы твоя физиономия навсегда осталась в чьей-то памяти? -- Что? -- коротко бросил Док. -- Капитан, сука, спит, как дельфин, вполуха, -- доложил Боцман. -- Ага... -- Док без лишних разговоров схватил микрофон внутренней трансляции, и по коридорам судна разнесся его голос. Док говорил по-английски: -- Внимание! Корабль захвачен. Всем оставаться в своих каютах. Все отказавшиеся подчиниться будут уничтожены без дополнительного предупреждения... Когда Док закончил свой короткий ультиматум, Пастух сорвал с переборки план корабля и сделал знак следовать за ним. Док и Артист молча устремились за командиром. На нижней палубе горел ночной голубой свет. Сразу у трапа они наткнулись на дверь капитанской каюты. Док и Артист замерли с двух сторон. Пастух ударом ноги высадил дверь и мгновенно нырнул вниз, вжался в палубу. И вовремя. Хлопнул выстрел -- пуля с визгом срикошетила о переборку в коридоре. В следующее мгновение Пастух коротким ударом слева вышиб пистолет из руки полуодетого капитана и слегка ткнул его автоматом в лицо. Ткнул несильно, просто чтобы только сбить с него прыть -- у них не было времени на то, чтобы приводить кого-то в чувство. -- Где заложники? -- спросил Пастух, приставив ствол "узи" ко лбу капитана. Бывалый моряк молчал с каменным лицом. -- Вот мудак... -- с досадой буркнул Пастух и выстрелил, Подушка на смятой постели разлетелась в клочья. Капитан подпрыгнул на месте и ответил: -- Палубой ниже. Каюта 16. -- Покажешь, -- приказал Пастух и рывком поднял капитана на ноги. В это мгновение в коридоре грохнула короткая очередь. Раздался голос Артиста: -- По дороге поболтаете, командир. Тараканы зашевелились. И действительно, из глубин корабля доносились крики и топот ног. Команда внешне мирной шхуны оказалась неплохо подготовленной. Все-таки это были военные люди. Как бы в подтверждение этого, из коридора последовала ответная очередь. -- Будем прорываться? -- с сомнением спросил Док. -- Положим кучу народа, да и сами... Пастух принял единственно верное решение. -- Берем капитана и уходим наверх, в рубку. Майор Глоттер сразу оценил обстановку, сложившуюся на шхуне. Он всегда правильно оценивал обстановку. Именно это его качество помогло ему занять пост начальника отдела натовской спецслужбы. Единственное, чего он не оценил, -- это наглость и решительность этих спятивших русских парней. Даже в страшном сне он не мог себе представить, что им придет в голову в столь короткий срок разработать и осуществить операцию по захвату пусть и не линкора, но все-таки судна, принадлежавшего НАТО, укомплектованного военнослужащими. Вот уж действительно русские свалились ему как снег на голову. Впрочем, Глоттер удивился бы гораздо меньше, если бы в июне у берегов Сицилии пошел снег... После того как грохнули взрывы и затрещали выстрелы, Глоттер кубарем скатился с койки и, нырнув в брюки, выскочил в коридор. Очень быстро выяснилось, что все люки, ведущие на верхнюю палубу, закрыты, а единственный свободный путь в ходовую рубку отлично простреливается. Сложилась патовая ситуация -- команда оказалась запертой, а нападавшие в свою очередь не могли спуститься вниз. Противники обменялись еще несколькими выстрелами и, придя к выводу, что это не имеет ровно никакого смысла, затихли. Через пару минут щелкнули динамики "громкой связи" и по шхуне разнесся голос итальянского капитана: -- Говорит капитан Джордано Каноцци. Я взят в заложники. Приказываю прекратить стрельбу. Синьору Глоттеру выйти на связь с рубкой для дальнейших переговоров. Пастух с замиранием сердца ждал ответа. Через пять минут зажглась лампочка внутренней связи. -- Глоттер на связи. Пастух подтолкнул итальянского капитана к микрофону. -- Делайте, что я вам сказал, и все будет в порядке, -- приказал он. -- Глоттер, -- с искренней яростью прорычал капитан, -- предлагаю вам немедленно привести сюда синьору с ребенком! На этих условиях меня отпустят. -- Мистер Каноцци, -- возразил майор, -- эти люди -- террористы. Нельзя поддаваться на их условия... -- Это вы террорист, Глоттер, -- взорвался капитан. -- На моем судне по вашей милости заложники! Я моряк, а не мафиози!.. Приказываю вам немедленно отпустить заложников. -- Вы за это ответите, капитан, -- буквально прошипел Глоттер. -- Я отвечу перед своим командованием, а не перед вами! -- отрезал капитан. Наступила пауза. Там, внизу, разыгрывалась трагическая сцена. В радиорубку, откуда майор вел переговоры, вошел старший помощник "Марианны" с двумя вооруженными матросами. -- Синьор Глоттер, потрудитесь исполнить приказ капитана. Иначе я прикажу арестовать вас. -- Старпом выразительно кивнул в сторону решительно настроенных матросов. В его взгляде явственно читалась давняя неприязнь к "сухопутным крысам", извечная нелюбовь итальянцев к наглым янки и личное отвращение. -- Вы понимаете, что срывается важнейшая операция? -- тихо спросил Глоттер. -- Я понимаю, синьор, что не вы командуете на этом судне, -- отрезал старпом. Спустя полчаса обмен состоялся. Скрежеща зубами, майор был вынужден подчиниться. Когда испуганные Ольга и Настена поднялись в рубку, Пастух спихнул капитана вниз и молча обнял жену. -- Потом наобнимаетесь, -- бросил им Артист, забирая из рук Пастуха ничего не понимающую, насмерть перепуганную Настену. -- Сейчас бы и уйти надо. Ну что ты, дурочка, -- нежно забормотал он Настене, прижимая ее к своей груди, -- это же папа за тобой приехал, это же мы, Настенька... Док, не говоря ни слова, сделал друзьям знак уходить. Он занял позицию над люком, приготовившись, если что, стрелять. Таким образом он дождался, пока все его товарищи не оказались на борту яхты и не помогли перебраться туда пленницам. Убедившись, что все покинули шхуну, Док выскочил на мостик. Там он перемахнул через перила и приземлился на деревянной палубе яхты. Старик Туна уже стоял у руля, готовый в любую секунду увести яхту в море. -- Ходу, Туна, ходу!... -- крикнул Муха и кривой турецкой саблей, позаимствованной в каюте Фейзи, принялся что есть силы рубить канаты, удерживающие яхту. Картина получилась в стиле капитана Блада из книг Саббатини: рассветный сумрак, открытое море, двухмачтовое судно (на котором хохмач Артист, не удержавшись, предварительно водрузил-таки черный пиратский флаг с черепом и костями), и вдоль борта кровожадно носится полуголый Муха с саблей в руках. Но любоваться этой картиной времени не было. Взвыл двигатель, и яхта отвалила от белого борта "Марианны". В этот момент по палубе "Ачык Егле" ударила автоматная очередь. Кто-то стрелял из открытого иллюминатора. Пули, словно горох, застучали по борту яхты, зазвенели разлетающиеся стекла окон. Как по команде, все залегли вдоль бортов и открыли в ответ беглый огонь по противнику. Но желаемого результата это не принесло. Попасть в небольшое отверстие иллюминатора было не просто. -- Жми, Туна, -- заорал Пастух, перезаряжая автомат. Но яхта продолжала все так же не спеша двигаться вдоль борта корабля, и ребятам ничего не оставалось, как продолжать отстреливаться. Наконец "Марианна" осталась за кормой. Стрельба прекратилась. Боцман вдруг почувствовал сильную боль в ноге и упал на бок, что-то пробормотал и со зловещей улыбкой достал заветную коробочку с красной кнопкой. -- Прощальный сюрприз, макароны по-флотски, -- хмыкнул он, надавил кнопку, и через мгновение ходовая рубка шхуны озарилась изнутри вспышкой. Вслед за ней последовал негромкий хлопок, и во все стороны полетели стекла. -- Теперь это просто груда металлолома, -- объяснил тот. Ни связи, ни управления... У-у, черт, больно... -- Сюда... -- раздался крик Мухи. Пастух и Док бросились на его призыв и только теперь поняли, почему яхта все это время продолжала двигаться с прежней скоростью: Муха склонился к сползшему на палубу Туне. Несмотря на обильное кровотечение, старик продолжал из последних сил цепляться за штурвал своего корабля. Последняя неожиданная очередь из иллюминатора "Марианны" нашла-таки свою жертву... -- Муха, встань на руль, -- приказал Пастух, разжимая пальцы Туны. Яхта прибавила ход и стремительно понеслась в сторону открытого моря, навстречу разгоравшейся вовсю утренней заре. А сквозь иллюминатор нижней палубы "Марианны" майор Джозеф Глоттер провожал ее сверкающим от бешенства взглядом. В руках он держал еще горячий после стрельбы автомат, и в голове его крутилась глупая мысль, что, как настоящий офицер, он обязан теперь застрелиться. Но холодный рассудок и в этот раз удержал его от опрометчивого шага.... Между тем на несущейся в открытое море яхте умирал Фейзи Туна, старый турецкий контрабандист. Док, видевший за свою жизнь немало ран, сразу понял, что пуля, поразившая старика, принесла ему смерть. Жизнь уходила вместе с не останавливающимся потоком крови из раны в животе. Собственно говоря, когда планировалась операция, предполагалось, что старика с собой не возьмут. Он и так выполнил свой контракт на все 200 процентов. Однако, услышав, что его не собираются брать с собой, старый турок искренне возмутился, яростно сверкая глазами: -- Еще не было случая, чтобы старый Туна свернул на полпути! Да вы без меня и корабля-то не найдете. -- Но это же не твое дело, старик, -- резонно отвечал ему Пастух. -- Зачем тебе лезть под пули? -- Аллах свидетель, я еще могу дать фору любому парню на Анталийском побережье. Меня рано хоронить, уважаемый, -- обиделся Туна. -- Ладно, -- неожиданно согласился Пастух. Он и сам уже думал о том, что им будет трудно управиться с парусным судном. -- Тогда оговорим прибавку к жалованью. -- Зачем ты хочешь обидеть меня?! -- вскричал в гневе Туна. Но через мгновение добавил, хитро улыбнувшись: -- Поговорим об этом после... И вот теперь он умирал. -- ...Похороните... -- попытался прохрипеть Фейзи, -- ...в море... я... всю жизнь в море... Остатки жизни покинули его, и Фейзи Туна замер. На минуту над яхтой повисла тягостная тишина. Потемневший Пастух вдруг почувствовал вину за то, что этот жизнерадостный старик никогда больше не вернется домой, в Анталию, не построит свой дом на горе, не купит ресторан, о чем так мечтал. -- Мне кажется, он не хотел умереть в своей постели, -- тихо произнес Док. -- Он прожил замечательную жизнь и умер как настоящий мужчина. -- С этими словами Док встал. -- Пойдем, Сережа, посмотрим, как там твои женщины. Спустя час яхта продолжала бежать по волнам. Берега Сицилии уже скрылись где-то у кромки горизонта. Муха, по-прежнему стоявший у штурвала, не рискнул поднять паруса и поэтому продолжал идти на двигателе. Пастух наслаждался встречей с семьей, успокаивая жену, давал ей прийти в себя после пережитого потрясения. А Док дал девочке снотворного, и теперь она засыпала на коленях у отца. Наконец дошла очередь и до Боцмана. Все-таки он успел получить свою пулю. Впрочем, Док, осмотрев ногу, заверил, что это пустяки. Точнее, он сказал, что прыгать Боцман некоторое время не будет, и вообще, теперь он не боец: хотя пуля и прошла навылет, кость не задета, оставлять ногу без ухода никак нельзя. Спустя еще час Муха заглушил двигатель и яхта легла в дрейф. По его расчетам, они уже достигли условленной точки, и теперь оставалось только ждать. К нему подошел Артист. -- Как там Боцман? -- спросил Муха. Артист пожал плечами: -- Нога цела... Наконец ожидание закончилось. На горизонте появилась черная точка, превратившаяся через полчаса в небольшую быстроходную шхуну под тунисским флагом. Это был посмертный подарок старого Туны. Еще в порту, пока наши герои строили планы. Туна быстро нашел общий язык с веселым Энцо, оказавшимся в некотором роде коллегой старика. Старый контрабандист сумел договориться с молодым о том, чтобы наших героев забрали сразу после завершения операции -- оставаться и дальше на яхте было небезопасно. В НАТО тоже не дураки служили... Контрабандистская шхуна лихо заложила вираж вокруг "Ачык Егле" и с ходу пришвартовалась к ее борту. Команда контрабандистского корабля была набрана, наверное, в самых злачных портовых притонах. Тут были представители всех национальностей, живущих на Средиземноморском побережье. Араб соседствовал с евреем, итальянец -- с греком. Командовал шхуной, носившей не очень-то гордое название "Толстяк", здоровенный черный, как вакса, тунисец со сказочным именем Али. -- Где старина Туна? -- громогласно протрубил он, шагнув на борт яхты. Вид мертвого старика, лежащего у себя в каюте, опечалил его ровно на полминуты. -- Что ж, в море жил, в море и уйдет. Все там будем, -- философски рассудил Али, и белоснежная улыбка вновь вернулась на его широкое лицо. -- Давайте перебирайтесь ко мне на "Толстяка". Пора уносить ноги. -- Уже на палубе он указал на многочисленные следы от пуль. -- Да вы, ребята, видно, хорошенько повеселились!.. -- Особенно Туна, -- процедил Муха, недовольный таким пренебрежением к смерти старика. -- Брось, парень, -- беззлобно махнул рукой тунисец. -- Я же сказал, все там будем. Как ни странно, но долго сердиться на этого черного гиганта было просто невозможно. Он буквально заряжал всех окружающих своей жизнерадостной энергией. Сборы были недолгими. Саквояж с деньгами, сумки с вещами да оружие. Все вещи капитана "Ачык Егле" остались на борту яхты вместе с хозяином. Последним на борт шхуны перепрыгнул Артист, задержавшийся в трюме. "Толстяк", взвыв мощными двигателями, отвалил от яхты. Покинутое людьми судно одиноко покачивалось на волнах. Через минуту раздался глухой хлопок. Яхта вздрогнула и стала медленно крениться на правый борт, пока ее мачты не легли на воду. Потом раздалось громкое шипение -- это выходил воздух из-под палубы. Мачты вновь на несколько секунд приподнялись над водой, чтобы теперь навек скрыться на дне Средиземного моря. "Ачык Егле" стал могилой для своего капитана... Тем временем контрабандистская шхуна стремительно неслась на запад в сторону Гибралтара. Прошло минут сорок, а все еще стояли на палубе, как бы в надежде увидеть погибшую яхту, сослужившую им такую верную службу. Вот и довелось им испытать на собственной шкуре все муки моряка, потерявшего свой корабль. Но это был еще не конец их невзгодам. Итальянец, стоявший за штурвалом, вдруг приник к экрану локатора и прокричал: -- Али, самолет с норд-норд-оста!.. Через минуту в небе на северо-востоке действительно появилась небольшая точка. -- Ну-ка все живо вниз, -- сурово приказал Али. Перечить никто не стал, и вскоре на палубе не осталось никого, кроме команды. Между тем точка быстро превратилась в большой военный самолет, низко летящий над поверхностью моря. Минута, и он с ревом пронесся над самым кончиком мачты "Толстяка". -- Американец, -- заметил Али. -- Кажется, вы, ребята, здорово наследили. Самолет противолодочной разведки военно-морских сил США еще два раза зашел на шхуну и удалился прочь. -- Ну, теперь жди гостей. -- Али с презрением сплюнул за борт. -- Мохаммед, -- обратился он к невысокому арабу, -- проводи-ка пассажиров в ящик. Араб молча исчез в люке. "Толстяк" оказался настоящим контрабандистским судном. В самом глухом месте трюма, где плескалась грязная, пахнущая соляркой вода, располагался тайник. Это был тесный отсек высотой в метр и шириной метра полтора, тянущийся вдоль киля. Места как раз хватило на то, чтобы разместить семерых взрослых и спящую глубоким сном девочку. Впрочем, сам отсек оказался на удивлени