был встретить вашего  командира и  привезти его ко  мне, был
убит  сразу  после  того,  как  встретил  Сергея. Два.  Информация,  которую
Пастухов должен был доставить и которая нужна  Управлению <i>немедленно,</i> до сих
пор у него, и никто не знает, где он сейчас. Три...
     -- А почему вы думаете, что это его игра?
     -- Я не могу исключить этого, потому что он сам. Пастух,  ничего мне не
объяснил. Но самое главное, что Управлением зафиксирована его встреча  с тем
человеком, которого и должна была скомпрометировать информация из Флоренции.
Понимаете теперь? Управление считает, что Пастухов не только наследил, но и,
возможно, передал  всю полученную  информацию противнику.  А поскольку время
нас  катастрофически   поджимает,   никто  не   будет  ни   разбираться,  ни
сомневаться...
     -- Если ты его хоть пальцем тронешь!..
     Полковник жестом остановил Боцмана, готового навсегда припечатать его к
афише, сказал:
     -- Не я буду отдавать приказы, и не я буду их выполнять...
     И  выжидающе  посмотрел  на  собеседников.  Короткая  неприятная  пауза
холодила  нервы. Злотников бросил секундный взгляд на Боцмана -- тот опустил
голову, спрятал глаза -- уткнулся ими куда-то себе под ноги и стоял, стиснув
зубы, чтобы сдержаться.
     -- Что вы хотите от нас? -- спросил он.
     -- Ничего.
     -- Полковник, давайте обойдемся без этих загадок. Вы слишком много  нам
рассказали, чтобы  недоговаривать. Это глупо.  Просто так вы бы не стали нас
искать...  Хорошо, вопрос можно  поставить по-другому: почему вы нам все это
рассказали?
     -- Я не очень-то верю в игру  Пастуха, но  ничего  не могу уже сделать.
Ничего...  Во  всяком  случае,  до  тех пор, пока  у  меня  нет  объективной
информации.
     -- Вам нужна информация?
     -- Информация нужна всем.  Артист. Только что, например, я  поделился с
вами своей информацией, и мне  кажется, что она для  вас будет поважней, чем
то, что вы сможете раскопать сами. Это очень просто. Я должен был рассказать
все,  что  знаю. Я  рассказал.  Теперь вам  решать, что  с  этим  делать, но
запомните, что  у вас в распоряжении есть  только десять  дней. И еще, когда
найдете Сергея, свяжитесь сразу со мной. Исключительно со мной.
     С  этими  словами  Голубков  достал  из внутреннего  кармана  аккуратно
сложенную газету и передал ее Злотникову.
     --  Может  быть,  это  вам поможет, --  сказал  он. --  Здесь кое-какие
фотографии и распечатки  по  Крымову.  Это  тот человек,  встречу  Сергея  с
которым мы зафиксировали.
     Полковник пожелал им  удачи и торопливо ушел  к подземному переходу под
Тверской.
     Ушел, словно его и не было.
     Только оставленный им номер "Известий" с какими-то  бумажками внутри  и
ощущение надвигающейся опасности, похожее на озноб, напоминали о полковнике.
     Погода портилась на глазах,  словно решила побыстрей вернуться в зимнюю
спячку. Откуда-то  налетел  холодный ветер и сразу заметно усилил неприятное
впечатление от разговора. Злотников повертел газету в руках.
     -- Это надо понимать как заказ на жизнь Пастуха? -- риторически спросил
он.
     -- Плевать он хотел на нашу жизнь, -- хмуро отозвался Боцман.
     -- Ты думаешь? Они переглянулись.
     --  Ну, не знаю, -- поправился Боцман, -- но  если Пастух действительно
вляпался  и вся эта шушера попрет на  него, от Голубкова мы вряд ли дождемся
помощи. Он не пойдет против начальства.
     --  Уже пошел,  -- напомнил  Злотников.  -- Если,  конечно,  сказал нам
правду.
     Боцман ответил после минутного раздумья.
     -- Мне все это очень не нравится. Надо связаться с нашими. Сегодня же.
     Пока  они  знали  очень  мало,   а  понимали,   не  обладая   детальной
информацией, еще меньше. И уж  полковнику-то  они пока что не могли доверять
-- во всяком  случае, полностью.  Что им  двигало? Хотел ли он помочь?  Или,
может  быть, ему самому просто  нужна информация? И почему он так настойчиво
просил связаться с ним,  и исключительно с ним? Это могло произойти только в
двух случаях -- либо Голубков не доверяет никому, либо Управление ведет игру
против них всех.  Тогда какая цель у  этой игры? И что произошло с Пастухом?
Боцман оказался совершенно прав -- это никак не могло понравиться...
     Впрочем, пока что  все это  было не принципиально.  Пока  принципиально
было только  одно,  а  именно  вот  что: теперь  они сами  за себя, в полной
изоляции, и, что самое главное, белыми в этой партии играют явно не они, ибо
первый ход уже сделан и им остается только отыгрываться.
     Но вот что  было  особенно интересным: всем вместе, пятерым, им суждено
было встретиться только вечером этого дня -- 18 июля, И хотя сейчас все они:
Пастух,  Док,  Артист,  Боцман,  Муха -- были разбросаны по разным  местам и
почти  не  имели информации  друг  о друге,  несмотря  на это,  они  уже все
действовали, все уже  были "в деле". В своем  собственном деле, словно  беда
одного из них невидимым сигналом собирала всех остальных.
     <i>Часть вторая.</i> Успеть, чтобы выжить
     1
     Худой черноволосый  человек в легком сером плаще в очередной раз поднес
к глазам полевой бинокль, рассматривая шоссе на противоположном берегу реки.
Объект  его  внимания  не  появился и на этот  раз,  но  человек не  подавал
признаков нетерпения или недовольства.
     --  Мистер  Глоттер,  --  растягивая  слова, произнес по-английски  его
спутник,  розовощекий  коренастый  эстонец,  --  вы, кажется, сомневаетесь в
чем-то?
     --  Я сомневаюсь, -- задумчиво ответил Глоттер, опуская бинокль, -- что
у вас в Эстонии бывает солнечное лето. Что скажете?
     -- Это несправедливо.
     Глоттер кивнул вверх, к небу:
     -- Посмотрите: пасмурно, холодно и очень скоро начнется дождь.
     -- Так иногда бывает...
     -- А меня очень  устраивает такая погода, господин Лийвак. Кстати,  это
не ваше ведомство постаралось?
     Эстонец кисло усмехнулся и  снова поднял к глазам бинокль. Погода  и  в
самом деле не баловала. В отличие от какой-нибудь Флоренции или даже Москвы,
в свободной Эстонии лето в этом году явно  не задалось. Уже середина июля, а
гордые эстонцы так и не увидели солнца. Вот и в этот вечер семнадцатого июля
над  пограничной  Нарвой  клокотали низкие  тучи,  готовые  в  любую  минуту
разразиться мелким противным дождем.
     Впрочем,  погода  и   прочие  природные  явления  никак  не  влияли  на
количество   желающих   пересечь   российско-эстонскую   границу,   и   змеи
автомобильных очередей  с обеих сторон  этой  границы не  уменьшались.  Река
Нарва, которая и дала название  городку, за последние  несколько лет вернула
свое исконное значение:  теперь она снова  разделяла цивилизованный Запад  и
грозный варварский Восток. Все как и прежде: старинный замок, принадлежавший
еще  Ливонскому  ордену, с  крепостными укреплениями вокруг  города Нарва на
одной стороне реки и мощная русская крепость Ивангород с пузатыми башнями --
на  другой  стороне.  А  между ними  мост. Многовековая  граница.  Маленькая
Эстония всегда  подчеркивала  свое  европейское  происхождение,  но  ей была
уготована историей  судьба вечной разменной монеты в противостоянии русского
колосса   с   Европой.   Зато   сегодня,  получив-таки   свою   долгожданную
независимость, Эстония не упускает случая продемонстрировать ее.
     Однако  на  границе,  на  этих  двух   таможенных  постах,  очереди  не
отличались одна от другой. Суверенитет суверенитетом,  а заработать хотели с
обеих  сторон,  вот и  тянулись целыми  днями грузовики,  трейлеры и частные
легковушки.  На  таможенном  посту  Нарвы  царило   оживление.  Невозмутимые
эстонские пограничники молча  проверяли содержимое машин,  гудели двигатели,
ругались водители, а какие-то наглые личности без определенных  национальных
признаков сновали там и сям, хрустя пухлыми пачками долларов.  Именно здесь,
на эстонской стороне,  чуть  дальше  от моста, на  возвышении  стоял  мистер
Глоттер рядом со своим спутником и  время от времени рассматривал  в бинокль
шоссе на противоположном берегу.
     -- У нас не возникнет осложнений на русской таможне? -- спросил он.
     --  Русские   чиновники  остаются  одинаковыми  при  любой  власти,  --
брезгливо  пояснил   эстонец.  --  С  ними  всегда  можно   договориться  за
определенную плату.
     -- Да?
     -- Это в их характере. Глоттер хмыкнул.
     --  Боюсь,  господин Лийвак,  что эстонские  чиновники тоже имеют  свои
слабости, --  сказал он.  --  Сегодня  они уже  пропустили несколько тяжелых
трейлеров  без  досмотра, как раз  после  общения с  местными мафиози. Я сам
видел... Что скажете?
     -- Наверное, у них не было причин сомневаться  в честности  этих людей,
-- недовольно буркнул Лийвак.
     -- Каких? Тех,  что  собирают  деньги с водителей?.. А впрочем, мне все
равно.  -- И Глоттер  снова  поднес  бинокль к глазам. -- Важно только одно,
капитан. Важно, чтобы мой груз как можно тише и быстрее добрался до Таллина.
     -- Не беспокойтесь, на нашей территории проблем не возникнет...
     -- Так, -- неожиданно произнес Глоттер с явным удовлетворением, -- вот,
кажется, и появились те, кого мы ждем.
     Бинокль в его руках замер.
     Указательный   палец  правой   руки   подкрутил  колесико   наводки  на
резкость...
     На  русской  стороне   к  очереди   автомобилей   подъехал  замызганный
трейлер-контейнеровоз. Не успел он притормозить, как на его подножку вскочил
какой-то  парень, и через минуту трейлер беспрепятственно подъехал  к началу
очереди, нагло  подрезал старенькую "вольво" и остановился перед пограничным
шлагбаумом. Беспокоиться Глоттеру и  в самом деле  не пришлось -- российский
пограничник  почти сразу  пропустил  машину,  козырнув  и  подняв  шлагбаум.
Трейлер  изрыгнул  клуб  белого дыма  и  не  спеша  переполз  через  мост на
эстонскую сторону, где  соблюли формальности еще быстрее.  Через  пять минут
тяжелая машина уже спокойно припарковалась на обочине шоссе в городе Нарва.
     -- Отлично,  капитан,  -- сказал  Глоттер,  убирая  бинокль  в  кожаный
футляр.
     --  К  вашим  услугам,  майор.  Мы считаем  своим  долгом помочь  нашим
партнерам.
     -- Нам пора. Пойдемте.
     Майор Джозеф Глоттер прекрасно  понимал,  что  слова  Лийвака не просто
любезность.   Эстонские  власти   давно   стремятся   сделать  свою   страну
полноправным членом НАТО, а потому любая просьба  представителей Организации
Североатлантического договора будет с энтузиазмом выполнена.  Так что  когда
Бюро   стратегического  анализа   и   планирования   Объединенного  военного
командования   НАТО   разрабатывало   операцию  "Имитатор",  то  в  качестве
экстренного канала связи  и переброски  была  сразу  выбрана  Прибалтика.  А
конкретнее  -- Эстония.  А если  еще конкретнее -- эстонская  контрразведка.
Расчет  оправдал себя. Лишь вчера утром Джозеф Глоттер связался с эстонцами,
а уже сегодня --  всего через сутки -- все было организовано лучшим образом.
Майору  Объединенного военного командования НАТО оставалось  только  вовремя
прибыть на место встречи.
     Лийвак и  Глоттер сели  в  подготовленную для них машину  и вырулили на
шоссе. Обходя трейлер, они  отдали водителю  приказ следовать  за ними,  еще
одна  машина пристроилась  в хвосте  грузовика,  и  кавалькада устремилась к
Таллину. Недолгая  дорога прошла без неожиданностей.  Собственно, именно это
-- перебросить контейнер как можно скорее через территорию  республики --  и
составляло  задачу  эстонцев. Через  три  часа трейлер уже  был в Таллинском
морском  порту,   и  здесь  Лийвак  в  полной  мере  продемонстрировал  свои
организаторские   возможности.   Грузовик  быстро  подогнали  на   причал  к
небольшому белоснежному  судну  под итальянским  флагом, и докеры  споро, за
каких-то  двадцать минут, погрузили контейнер  в трюм этого  легкомысленного
судна.  Легкомысленным  оно  было  во  всем:  начиная  со  своего  имени  --
"Марианна" и заканчивая элегантными обводами корпуса, наводившими на мысль о
быстром ходе и прекрасной маневренности.
     Пока шла  погрузка,  Глоттер  молча курил на причале, а  когда погрузка
закончилась, он выбросил окурок, подошел к Лийваку и пожал ему руку.
     -- Благодарю  за помощь, -- сухо сказал  майор, -- было приятно с  вами
поработать.
     -- Пустяки, -- кивнул эстонец.
     Глоттер легко взбежал  по трапу на борт "Марианны" и  исчез внутри этой
шхуны.  На  двадцать  минут все стихло. Даже  движения на судне никакого  не
наблюдалось...
     -- Какие  будут приказания, сэр? -- козырнул двумя пальцами по-военному
подтянутый  старший  помощник капитана, когда  Глоттер  вошел в  капитанскую
рубку.
     --  Откройте контейнер,  --  не сразу  ответил  майор, --  и переведите
женщину с ребенком в каюту наверх.  Пусть  их накормят, дадут успокоительное
или что там нужно... В общем, все, что они захотят.
     -- Да, сэр.
     Старпом  ушел выполнять распоряжения,  а  Глоттер достал  бутылку пива,
открыл, отпил глоток и устало отправился на корму.
     Через двадцать минут засуетилась причальная команда в оранжевых жилетах
и касках, концы полетели в воду, заработали двигатели и "Марианна" заспешила
прочь из территориальных вод Эстонии.
     Джозеф Глоттер стоял на корме, подняв  воротник своего плаща, и смотрел
на исчезающие крыши и  шпили старого  Таллина. Берег медленно  растворялся в
свинцовой  дымке,  оставляя  "Марианну"  и  всех  ее пассажиров  на  милость
нейтральных вод. Глоттеру опять пришла в голову дурацкая мысль, что  морская
романтика у него  должна  быть в крови,  должна радовать его  -- ведь предки
веками служили в  британском королевском флоте, пока  дед не  проигрался  на
скачках и  не эмигрировал в Америку...  Но  морская романтика совершенно  не
вдохновляла и не радовала майора Глоттера.  Более того, он вообще терпеть не
мог кораблей и  ему даже казалось, что  если  суждено в его  жизни произойти
большим  неприятностям,  то  ждать  их  надо именно  на  море.  А сейчас это
ощущение особенно усилилось.
     И он  понял  причину своего  беспокойства: пассажиры  в контейнере. Они
появились  внезапно  и  не  вписывались  в   план.  Глоттер  просто  не  мог
предусмотреть заранее возможность появления заложников из России, а он очень
не любил того, чего не мог предусмотреть. Вот в чем дело.
     А  началось все с  исчезновения  во  Флоренции того  русского  курьера,
которому  Глоттер  дал  псевдоним Ковбой.  Исчезновения  прямо  из-под  носа
сотрудников  Бюро,  несмотря на  все предпринятые меры.  Уже тогда тщательно
продуманный план операции дал первый сбой. Было о чем задуматься.
     Разрабатывая  операцию  "Имитатор",  Глоттер  предусмотрел  возможность
различных  осложнений, так  что он не собирался впадать в панику, но его все
больше выбивало из равновесия поведение их московского  агента -- отставного
полковника КГБ Крымова. Фигура колоритная, слов нет, и идеально подходящая к
задуманному плану,  но больно уж хитрая  это была фигура. Как американцам, с
которыми Глоттер работал, удалось заполучить его? Дьявол их знает! На всякий
случай Бюро стратегического анализа и  планирования даже  предложило Крымову
равноправное  сотрудничество   и  всячески   смягчало  его  статус   простой
"подсадной утки", чтобы избежать недоверия с его стороны. Но иногда у майора
Глоттера складывалось  впечатление, что  Крымов задался целью  извести  его.
Спокойствие  этого  человека  и  легкость,   с  которой  он  принимал  самые
невероятные и непредусмотренные решения, были просто убийственными!
     Мало того,  что,  когда  операция  оказалась  под угрозой  срыва  после
Флоренции, Крымов продолжал сообщать ему  своим низким  голосом,  что  все в
порядке.  Мало  того, что этот  русский  полковник был, видимо, единственным
человеком в  НАТО, который сохранил свое спокойствие.  Он еще имел  наглость
невозмутимо сообщать, что все находится  под  его личным  контролем. А майор
Глоттер предпочитал контролировать ситуацию сам и не выносил, когда контроль
перехватывал кто-то другой. Тем более какая-то "подсадная утка"...
     Вечером  того  дня,  когда  Ковбой  благополучно  добрался  до  Москвы,
полковник Крымов сам связался с Глоттером.
     -- Добрый вечер, Джозеф, -- совершенно спокойно поздоровался он.
     --  Откуда вы  звоните?  -- недовольно  поинтересовался  Глоттер,  явно
проигрывая начало беседы.
     --  Бог  с  вами,  Джозеф,  неужели  вы  до сих пор  уверены в том, что
всемогущий ка-гэ-бэ  прослушивает абсолютно все телефоны в Москве? -- Крымов
был  по-дружески снисходителен и даже корректно не позволил себе усмешки. --
Смею вас заверить, что это не так.
     -- Вы нарушаете все правила и условия связи, господин Крымов. Вы просто
ставите всю операцию под удар своим поведением...
     --  Одну  минуточку.  Сначала  расскажите  мне,  каким  образом  Ковбой
оказался в Москве.
     -- Я вас не понимаю...
     --  Должны  понимать.  Ведь именно  это,  а  не  мой безобидный звонок,
поставило под удар всю нашу... вашу операцию.
     -- Что вы себе позволяете, господин Крымов!
     --  Я позволяю  себе задавать  вопросы, поскольку должен знать, как мне
скорректировать свои дальнейшие действия после ваших ошибок, майор.
     Эта  наглость  и  этот  спокойный тон,  каким  Крымов  преподносил свою
наглость,  просто  выводили Глоттера из  себя.  Он  ничего  не мог  с  собой
поделать и только  с досадой  чувствовал уязвленное самолюбие от проигранной
словесной дуэли... И ведь даже  разницу в  званиях этот  отставной полковник
успел невзначай подчеркнуть!
     --  Не смейте  на меня давить, Крымов! -- Глоттер был в бешенстве. -- И
ошибки мои вас не касаются! Ясно?
     --  Хорошо, хорошо, Джозеф,  --  с  удовлетворением смягчил свой  голос
Крымов, --  не стоит так нервничать.  Я всего лишь хотел спросить, что у вас
произошло.  Согласитесь,  что  это  странно:  я  сообщаю  вам все  данные по
курьеру, который должен был  забрать  столь интересующую Бюро информацию  --
все вплоть до размера  ботинок и  цвета носков. Я  сообщаю вам его маршрут и
контакты, сообщаю о том, что он представляет то самое Управление, на которое
вы  так  долго  не  можете найти  выход...  И нате  пожалуйста -- ваши  люди
умудряются упустить его на своей территории, в Италии!
     -- Ладно, --  сухо,  но уже вполне миролюбиво остановил его Глоттер, --
оставим пока мои  ошибки...  Вот что. Вы упомянули Управление. Это что -- та
самая новая спецслужба вашего президента, о которой вы нам сообщали?
     --  Да. Управление по планированию специальных мероприятий. В  основном
занимается  аналитической деятельностью. Оперативные возможности  Управления
невелики, тем более в сегодняшних условиях  взаимного недоверия спецслужб. Я
вам  уже говорил,  что  опасаться  его  нечего.  Ну,  конечно,  при  условии
абсолютной четкости ваших действий.
     Это майора Глоттера порадовало -- в таких вопросах он полностью доверял
Крымову. Настроение его заметно улучшилось.
     -- Что вы хотели мне сообщить? -- спросил он.
     -- Мне пришлось предпринять кое-какие меры предосторожности, -- ответил
Крымов, -- чтобы сгладить ситуацию.
     -- Надеюсь, вы согласны с тем, что я  должен быть в  курсе предпринятых
вами мер?
     -- Конечно. Поэтому и звоню.
     -- Я вас слушаю. Крымов вздохнул:
     --  Мне   пришлось  пожертвовать  ценным  информатором   в  руководстве
Управления и основательно наследить.
     -- Это может осложнить ваш отъезд в Амстердам?
     --  Нет.  Это  его облегчит.  Я думаю,  нет  смысла  вносить какие-либо
коррективы в план операции. Все получилось очень удачно.
     -- Каким образом? Ковбой уничтожен?
     -- Нет.
     -- Но вам удалось вывести его из игры?
     -- Ни в коем случае.
     -- Я вас не понимаю.
     -- Ковбой в игре, но  теперь он  играет по моим... простите, Джозеф, по
нашим правилам, и у него нет  другого  выхода. Его  считает  преступником  и
предателем даже собственное Управление,  не говоря о полиции.  К тому же мои
ребята  на время  прихватили его семью,  так что мы можем спокойно закончить
нашу операцию,  пока  Ковбой будет выполнять роль механического зайца... Как
видите, все под нашим контролем. Вас устраивает такой вариант?
     --  Семья? -- задумчиво переспросил Глоттер.  --  Что ж,  это  неплохо.
Семью вы завтра же переправите к нам.
     -- Это еще зачем?
     Майор  не без  удовольствия усмехнулся. Кажется,  еще  рано считать  их
словесную схватку проигранной.
     -- У вас столько  проблем, -- благодушно пояснил он,  -- что мы обязаны
облегчить ваше положение. Переправьте семью к нам по известному вам каналу и
выбросите хотя бы эту проблему из головы.
     --  Я  не  считаю  это проблемой,  Джозеф...  Но  Глоттер  не  дал  ему
договорить:
     -- Приятно слышать,  господин Крымов, что ситуация находится  под вашим
контролем, но хотелось бы напомнить вам, что речь идет о серьезной операции,
разработанной без вашего участия. Так что позвольте нам самим контролировать
ситуацию. Что скажете?
     Наступила пауза. У Бюро благодаря американцам были достаточно серьезные
рычаги давления на  этого отставного русского полковника, но Глоттер пока не
хотел их использовать.  Он только напомнил. Напомнил то,  что  Крымов и  сам
прекрасно знал.
     -- Хорошо, майор. Делайте, как считаете нужным...
     Утром  следующего,  дня Глоттер  вылетел  в Таллин  и включил  один  из
запланированных им каналов переброски.
     Эту схему  с контейнером они  оговаривали с  Крымовым на случай провала
операции  и  побега   самого   Крымова   из   России,  но   теперь  пришлось
воспользоваться ею для других  целей. А  схема  была  очень  проста.  Нужный
человек  забирается  в  специально  подготовленный  контейнер  и,  никем  не
замеченный,  переправляется в  любую  точку мира.  Такой  способ представлял
собой  удобное  и  надежное  средство  нелегального  перевоза:  обыкновенный
снаружи  металлический  контейнер,  каких  сотни  тысяч можно  встретить  на
железнодорожных  составах,  морских сухогрузах и автотрейлерах, имел  внутри
вполне  уютное  помещение,  оборудованное  вентиляционной  системой,  полной
звукоизоляцией, запасом пищи, воды и биотуалетом. Один такой контейнер и был
подготовлен для транспортировки через Таллинский морской порт...
     Когда "Марианна"  оказалась в нейтральных водах, Глоттер  решил нанести
визит пленникам. Надо было решить, какую пользу он может выжать из них. Пока
что ясно было одно -- пленники  останутся  на "Марианне". Это самое надежное
место  в  Европе  для  такой  цели.  Постоянное  курсирование  "Марианны"  в
нейтральных водах не  позволит быстро отыскать ее, к тому  же в распоряжении
майора были практически все военно-морские силы НАТО, так что безопасность в
данном случае была гарантирована. Оставалось определить судьбу пленников. Не
вечно же их катать вокруг Европы.
     Глоттер опустил пустую пивную бутылку в мусорный контейнер и отправился
в каюту, где  поместили женщину с ребенком.  Молодой охранник  со  скучающей
физиономией молча открыл дверь каюты своим ключом и пропустил майора внутрь.
     Довольно просторная  каюта была  оформлена  и  некоторой  претензией на
роскошь, сразу бросающейся в глаза, тем более  если учесть,  что  "Марианна"
была не прогулочной яхтой, а  разведывательным кораблем  военно-морских  сил
НАТО.
     Как только Глоттер  вошел, молодая женщина, сидевшая на мягком  кожаном
диване и  обнимавшая девочку лет четырех,  подняла на него свои серые глаза.
Женщина была  красивой. Видимо, подумал Глоттер, при  других обстоятельствах
взгляд не одного мужчины подолгу задерживается на ней, даже жаль, что сейчас
усталость,  нервное  напряжение и страх  за ребенка словно смыли ее красоту.
Женщина  молчала,  девочка,  глядя на него исподлобья,  плотнее прижалась  к
матери.
     Глоттер сел в кресло напротив, вздохнул и виновато улыбнулся.
     --  Позвольте  принести  вам  извинения  за доставленные  неудобства  и
беспокойство, которые пришлось вам пережить, мадам Пастухова, -- произнес он
на довольно хорошем русском. -- Рад видеть вас на борту нашего судна...
     -- Кто  вы такой? -- тихо, но  решительно спросила  женщина. -- Кто вам
дал право похищать людей? Куда вы нас привезли?
     -- Если  не возражаете, я отвечу по порядку. Итак, зовут меня Джозеф. Я
здесь в некотором роде распорядитель.  Даю вам честное слово,  что к  вашему
похищению  из  России  я не  имею  отношения и  могу только  догадываться  о
причинах этого варварского поступка...
     -- А кто имеет к этому отношение?  Я  хочу  знать! Я требую... -- Серые
глаза  женщины пристально смотрели на Глоттера, губы  чуть  вздрагивали, она
была на грани нервного срыва.
     Майор развел руками.
     --  Трудно сказать.  Я  всего лишь офицер  военно-морских  сил  Италии.
Несколько  дней  назад  меня...  как  это  по-русски?..   откомандировали  в
распоряжение  Объединенного  военного командования НАТО  и  направили  сюда.
Поймите меня правильно, я всего лишь выполняю приказ... У вас болит голова?
     Глоттер  с сочувствием  перевел взгляд на  пальцы левой ладони женщины,
массирующие висок.
     -- Немного.
     --  Я же просил обеспечить вас  всем необходимым! Одну  минуту... -- Он
поднялся,  открыл дверь, и перед ним тут же появился охранник. -- Сходите  к
доку  и принесите что-нибудь  от головной боли. -- Он снова  закрыл  дверь и
снова виновато улыбнулся: -- Простите.
     Кажется,  нервное напряжение начало отпускать женщину,  она  постепенно
оттаивала, и взгляд ее уже был не так  колюч и жесток. Кажется, она начинала
доверять ему.
     --  Видите ли, -- продолжил  Глоттер,  --  НАТО -- это полтора  десятка
европейских  стран, это Америка,  это  вавилонское столпотворение интересов.
Очень трудно понять, что у них на уме...
     -- Вам что-нибудь говорили о моем муже? -- спросила женщина.
     -- Так вот почему вы здесь! Теперь ясно. К сожалению, я ничего не  знаю
о  вашем муже. Но  я вас уверяю, что  он жив и здоров. Иначе зачем бы  вы им
понадобились?
     Глоттер старался быть приятным и располагающим. Ему это явно удавалось.
Он  не  знал  пока зачем, но надеялся, что это не  будет  лишним...  Женщина
молчала,  поглаживая девочку и глядя  на блеск волн за окном. Наконец  майор
прервал минутное молчание.
     -- Знаете что, поскольку  вас решили временно поселить на этом корабле,
-- сказал  он, -- и таким образом обстоятельства вынуждают  меня стать вашим
тюремщиком, я постараюсь смягчить ваше положение... Скажите, вы когда-нибудь
бывали в морском круизе?
     -- Зачем вам это?
     -- Ну, вы все-таки находитесь на борту корабля... Кстати, эту красавицу
зовут  "Марианна".  И  раз  уж  так все  вышло,  постарайтесь  хоть  немного
насладиться морем,  морским воздухом. Считайте, что  это  длительная морская
прогулка. Может быть, не очень приятная, но все-таки... Я распоряжусь, чтобы
вам разрешили гулять по палубе.
     В глазах женщины промелькнула благодарность -- она явно устала от этого
непрерывного  нервного стресса  и страха. Сил  для сопротивления  ей уже  не
хватало и поэтому очень хотелось поверить хоть кому-нибудь. И очень хотелось
отдохнуть. Глоттер  понял, что  остался  только  маленький рывок до  полного
доверия.
     В  каюту вошел охранник и  молча передал Глоттеру таблетки растворимого
болеутоляющего средства и бутылку питьевой воды. Майор налил  воду  в бокал,
бросил туда  одну  таблетку и, когда она со злорадным шипением растворилась,
передал  бокал  женщине. Приняв  бокал, женщина вдруг снова подняла  на него
свой колючий взгляд.
     -- Откуда вы так хорошо знаете русский язык? -- строго спросила она.
     Глоттер обезоруживающе улыбнулся:
     -- Мой дед  эмигрировал из России. В  нашей  семье все с детства  знают
русский язык, и, может быть, именно  поэтому меня сюда прислали...  Кажется,
вы  все  еще не доверяете  мне. Жаль. Мне  не хотелось бы оставаться в ваших
глазах тюремщиком. Что скажете?
     Женщина отпила из  бокала сама  и заставила  сделать глоток девочку,  а
потом вернула бокал Глоттеру.
     -- Спасибо, -- устало произнесла она. -- Скажите... Джозеф?
     -- Да.
     -- Скажите, Джозеф, нас долго здесь продержат?
     --  Не  представляю, --  с тяжелым вздохом пожал плечами  майор, -- но,
если хотите, я попробую договориться, чтобы девочку отпустили...
     -- Нет, не надо. Я боюсь за нее. Пусть она всегда будет рядом со мной.
     -- Как скажете. Если вам  что-нибудь потребуется, не стесняйтесь. Здесь
все к  вашим услугам.  Если  захотите  поговорить со мной, мне  сразу  дадут
знать. А сейчас, мадам Пастухова, вам лучше отдохнуть...
     -- Можете обращаться ко мне по имени.
     -- Хорошо. Вот вам, Ольга, ключ от каюты. Можете запереться изнутри.
     -- Спасибо.
     -- Отдыхайте.
     Глоттер вышел,  подождал, пока пленники  запрутся,  а  потом вполголоса
отдал распоряжение охраннику:
     -- У нее  есть  ключ,  но вы будете закрывать каюту на внешний замок. И
никуда не выпускать без моего разрешения, ясно?
     -- Да, сэр.
     Майор ушел...
     Ольга Пастухова сидела у  окна  каюты  и смотрела  на  море. Только что
Настя заснула, усталая, убаюканная мягким шепотом матери и согретая мохнатым
пледом. Ольга и сама чувствовала чудовищную усталость от пережитого страха и
напряжения, но спать  она не могла. Она смотрела на море. Смотрела и думала,
что ей делать. И чем больше думала, тем сильнее ее охватывало отчаяние.
     Ольге был приятен этот офицер. И  хотя она еще  не совсем была уверена,
что ему можно доверять, отчаяние подсказывало ей, что другого выхода нет.
     Она не понимала, что происходит вокруг.
     Она не знала, что с Сергеем.
     Она не была уверена, что кто-нибудь сможет помочь ей.
     Она не  была уверена, что ее вообще смогут разыскать здесь,  на корабле
посреди моря, и очень боялась за дочь, не решаясь даже спать.
     Отчаяние душило ее, и, конечно же, она даже не подозревала, что  Олежка
Мухин, Муха все время был  рядом, что  он  выследил  трейлер, в  котором  их
увезли,  и отстал  только в  самый  последний  момент, что сейчас он  совсем
недалеко  -- в  Ивангороде  и пытается связаться с ребятами. Ольга  не знала
этого, поэтому отчаяние душило ее и сил бороться с ним у нее уже не хватало.
     2
     Муха  повесил трубку  и  устало  уткнулся  лбом в  корпус  здоровенного
телефона-автомата центрального переговорного  пункта  Ивангорода. Обстановка
здесь  не  располагала  к  обстоятельной и продолжительной  беседе,  поэтому
разговор у  него был  коротким, но,  чтобы  дозвониться  хоть кому-нибудь  в
Москве, пришлось потратить  кучу денег и времени. Что там происходит? Почему
никого нет? Он обязательно должен был найти кого-то из ребят! И на пятый раз
Мухе повезло. Он  дозвонился своим и рассказал-таки обо всем, что произошло.
Он надеялся, что это поможет Оле, но большего он сделать  не мог. Пора  было
забежать  на минуту  в  гостиницу  и  возвращаться домой.  Все тело  ныло от
усталости, перед  глазами все плыло,  страшно  хотелось  спать.  Сказывались
вторые сутки напряженной погони в полной неизвестности...
     Когда Муха, еще ничего не подозревая, погнал на только что купленной им
"ямахе" в сторону  Сереги  Пастухова,  в  Затопино,  настроение у  него было
просто  на удивление  радостным. Они  давно не виделись,  а  лучшего дня для
встречи нельзя было придумать. Прекрасная погода, новый мотоцикл.
     Но  как  уже понятно,  радовался  жизни Муха  недолго.  У  поворота  на
Затопино  он неожиданно увидел джип  с московскими  номерами,  вывернувший с
грунтовой  дороги  на шоссе и  резво  газанувший  прочь  в  другую от Москвы
сторону. К кому в глухой деревне Затопино могли  приезжать на "крутом" джипе
с  московскими номерами? Муха точно знал, что, кроме  Пастуха, там нет таких
людей.  Беззаботность  его  разом исчезла,  он  поднажал  и  к  дому  Сергея
подъехал,  уже  не  замечая  ни  хорошей  погоды,   ни  преимуществ   своего
транспортного средства. Муха слез с мотоцикла, зашел в дом, который оказался
открытым,  и обнаружил, что там пусто.  Не было  никого. Не было Пастуха, не
было Ольги, не было Настены. Муха понял: произошло  что-то очень неприятное,
и  тут  же  получил исчерпывающее подтверждение  этому.  Иван Макарыч, сосед
Пастуха, рассказал, как полчаса назад  жену и  дочку Сереги увезли в большой
иностранной черной машине. Самого Пастуха он не видел уже несколько дней.
     Муха понял, что это был тот самый джип, который он видел у поворота.
     -- Спасибо, дед. Серега появится, скажи ему, что Муха у него был.
     Олег  бегом  доскакал  до  мотоцикла и  рванул  на  шоссе.  Полчаса  --
небольшой  срок.  Еще  есть  шанс догнать  похитителей.  Слава Богу,  движок
"ямахи" позволял запросто поспорить на дороге с любым  "БМВ" или "мерсом", а
тем более с тяжелым  джипом. Оказавшись  на шоссе, Муха врубил на  полную  и
понесся,  рискуя свернуть  себе шею  на  родных  российских  ухабинах. Но он
просто  не  думал об  этом, как и  о том, что  случилось.  Он  просто  хотел
догнать. Догнать как можно быстрее, а там уж и подумать можно будет.
     Через час  впереди показался  тот  самый джип. Муха  сбросил скорость и
постарался удерживать безопасное расстояние. Его не должны были заметить. Но
природе не  прикажешь -- что бы ты ни делал,  а вечером  солнце  обязательно
садится.  Темнеть  начало, еще  когда Муха был в Затопино, а теперь  темнота
сгустилась окончательно. Пришлось  ехать на  свой страх и риск с выключенной
фарой. Около полуночи джип притормозил, и в салоне зажгли свет. Муха  съехал
на обочину, бросил  мотоцикл  и  подобрался поближе.  Он  разглядел Ольгу  с
дочкой,  трех головорезов с  раскрытой картой и  прикинул  было уже, как ему
действовать,  но  буквально через пару  минут  свет погас  и  джип  тронулся
дальше. Видимо, похитители  изменили  задачу. Муха запрыгнул на  мотоцикл  и
опять помчался за ними. Очень скоро джип сменил направление, и еще несколько
часов  Олег мотался  вместе  с  ним  по  проселкам,  пока  наконец  джип  не
перебрался на какое-то новое шоссе.
     На  рассвете джип снова  остановился.  Но  на этот раз  не  просто так:
похитителей здесь ждали  -- на обочине стоял, порыкивая двигателем, огромный
трейлер,  загруженный  огромным  морским  контейнером.  Головорезы из  джипа
вывели Ольгу и Настю,  но и теперь Муха не успел  вмешаться. Они почти бегом
пересадили пленных в контейнер трейлера, двери контейнера заперли, вернулись
в  свой  джип,  после  чего  обе  машины  отправились  дальше  вместе.  Мухе
оставалось  только  продолжать погоню, моля  Бога, чтобы его  не заметили --
светало очень быстро, и теперь тьма ночи его уже не прикрывала.
     Похитители   передвигались   не    особенно   быстро,   но   упорно   и
безостановочно.   Олег  чуть  было  не   потерял   их,  когда  его   "ямахе"
потребовалась бензиновая подзарядка. Но Бог  миловал  его  и от этого, и  от
того, чтобы быть замеченным. Видимо, Он не совсем забыл грешного раба своего
Олега Мухина, мыкающегося на хлипком, пусть и резвом мотоцикле неизвестно за
кем. А  может быть,  помогли свечи, поставленные  Пастухом во  флорентийском
соборе...  Так  или иначе,  но  ко  второй  половине  дня  похитители  и  их
преследователь добрались до Ивангорода на  эстонской границе.  Здесь  машины
разделились. Джип свернул в сторону и тут же исчез из поля зрения, а трейлер
шпарил  дальше  по  шоссе.  Муха понял, что  заложниц собираются переправить
через  границу. Его охватила бессильная  ярость: через  эстонский таможенный
пост ему явно не просочиться, а если  попытаться  проскочить в  каком-нибудь
глухом  месте -- потеряешь столько  времени, что уже невозможно  будет потом
найти этот  самый  контейнер. Его  или  сгрузят  с трейлера на  каком-нибудь
хуторе, или перевезут дальше в Швецию, Финляндию...
     Муха ничего не мог больше сделать. Ничего! Он  остановил мотоцикл, слез
и  в бессильной ярости смотрел, как трейлер без задержек проходит таможенный
контроль.
     Проводив  взглядом  ускользнувший  в  Эстонию  трейлер,  Олег  медленно
покатил  на  переговорный пункт,  чтобы связаться  с Москвой.  Надо зарядить
ребятам всю информацию. Вместе  они  что-нибудь придумают.  В  конце концов,
пора выяснить, что  тут  происходит,  ведь он,  Муха, до сих пор ни хрена не
понимает...  Но  сделать  это   оказалось  не  так-то  просто.  После   часа
безрезультатных  усилий  дозвониться хоть до  кого-нибудь  он швырнул трубку
таксофона  на  рычаг  и вышел  на  улицу.  Мало  того,  что  он  не  понимал
происходящего,  так  теперь  ему  приходилось еще и  гадать,  отчего  это ни
Артист,  ни  Боцман не отвечают! И делать черт  знает сколько  новых попыток
дозвониться. Ожидание и неизвестность -- самые отвратительные ощущения.
     Единственное, что Муха понимал -- Пастух каким-то образом попал в очень
большую  и  неприятную передрягу. Ну, для того  чтобы  это  понять, большого
напряжения ума не надо. Когда жену и дочь Сереги Пастухова  какие-то ублюдки
на  глазах  запихивают в металлический контейнер и увозят в  Эстонию, словно
какие-нибудь ножки  Буша, -- все становится ясно само собой. Знать бы, кто и
почему это сделал.
     Предаваясь таким неприятным мыслям.  Муха вышел из переговорного пункта
на улицу  и немедленно, словно в  ответ на свои мысли, он увидел перед собой
одного из тех ублюдков,  что были в джипе. Он и  думать перестал  о них, как
только джип свернул  с шоссе  на кривую улочку и  исчез. А  теперь вот  вам,
пожалуйста: один из них как ни в чем не бывало сидит в новой "девятке" перед
самым  носом  у Мухи  и разговаривает  с каким-то нервным толстяком.  Ошибка
исключалась. Муха очень хорошо его запомнил. Это был  тот самый ублюдок, что
отличался от всех остальных высоким ростом, сияющей белобрысостью и наличием
костюма.  Та-ак, значит, им еще что-то  здесь  понадобилось.  Очень  хорошо.
Такой  удобный   случай  выяснить  кое-какие  подробности  упускать  нельзя.
Придется немного отложить разговор с Москвой.
     Муха  подошел  к  ближайшему  коммерческому ларьку  и  сделал вид,  что
приценивается к товару. По отражению в стекле было очень удобно наблюдать за
машиной.
     -- "Кока-колу", -- сказал он в окошко.
     Продавщица молча просунула ему банку.
     Муха положил деньги, взял банку, открыл и снова уставился в стекло.
     Белобрысый  что-то  говорил   толстяку.  Толстяк  недовольно  хмурился.
Кстати,  толстяк был в  форме... Муха  присмотрелся повнимательнее... Точно!
Это таможня. И таможня, по всей  видимости, дает добро. А  скорее, уже дала,
час назад, когда трейлер  пронырнул через границу. Тем временем белобрысый с
какими-то, видимо, очень грозными словами тыкнул в толстяка пальцем, вытащил
из кармана пиджака свернутый в трубочку журнал, брезгливо бросил толстяку на
колени и вышел из машины. Хлопнула дверца. Толстяк  торопливо убрал журнал в
бардачок и завел двигатель.
     Нет  сомнений, что в журнале  были деньги,  которые белобрысый заплатил
толстяку  за услуги.  Только  что-то  уж  больно  нагло,  в  открытую он это
проделал. Некогда? Или рейс трейлера оказался неожиданным для обеих сторон и
не до конспирации было? Впрочем, какая разница! Кроме Мухи,  этого все равно
никто не видел.
     Олег  сделал  два больших  глотка из  банки, остальное бросил  в урну и
пошел  к мотоциклу. Белобрысый  не торопясь шел  по  улице,  засунув  руки в
карманы распахнутого пиджака. Толстяк вырулил на шоссе  и повернул в сторону
таможенного поста около моста через Нарву. Муха понял,  что смена его еще не
кончилась, завел "ямаху" и медленно покатил за белобрысым. Он проследил, как
белобрысый зашел  в приличную на удивление гостиницу  "Петровская"  и взял у
портье ключ от  номера  202.  Сняв  себе на  сутки  одноместный  номер, Муха
отправился к таможенному посту...
     Старший таможенный инспектор Иван Годовалый  уже не  первый раз получал
деньги  за  маленькие  и большие  услуги. Можно  даже смело  утверждать, что
взятки для него стали делом обыденным. Что-то вроде ежемесячной надбавки  за
усердную работу к окладу, размер которого в сравнении с этой самой надбавкой
мог вызвать разве что улыбку. Иван давно понял: работа на таможне включает в
себя обязательное  условие  -- брать  деньги.  Когда два  года назад молодой
сотрудник   Иван   Годовалый   прибыл   на   таможенный   пост   Ивангорода,
образовавшийся в  результате развала Советского  Союза и  отделения Эстонии,
новые коллеги по отделу встретили его с распростертыми объятиями. Радушию их
не было предела --  обильный банкет в  лучшем ресторане города,  французская
косметика  для  жены,  новенькая  "шестерка"  для  самого  Ивана.  Это  было
объяснение  правил игры, по которым  жил  весь новый  коллектив,  куда попал
Иван. Это был  тест.  Взял --  свой  человек  и будет брать дальше, не мешая
другим. Не взял -- значит, надолго  не задержится, да  еще и поимеет крупные
неприятности. Иван взял. Испугался, но взял.  Он до  сих пор испытывал страх
каждый раз, когда приходилось брать деньги и пропускать машины без досмотра.
Но он уже привык к этим деньгам, как привыкает наркоман принимать свою дозу.
     Привык.
     Вот   и   сегодня,   когда  Иван  Годовалый   пропустил   без  досмотра
трейлер-контейнеровоз,  а  через  час  получил  положенные  ему  три  тысячи
долларов, его охватил и страх, и ощущение,  что за ним  следят и что суровые
стражи порядка в любую минуту скрутят ему руки. Только сегодня он чувствовал
это  острее, потому что  трехтысячная  надбавка,  как и  сама  услуга,  были
внеплановыми, дополнительными.  С трудом доработав смену, Иван с облегчением
забрался  в  свою  машину  и помчался  домой. Глаза  его нервно озирались по
сторонам,  рубашка  промокла  от  обильно  выступавшей  испарины,  а  быстро
опустившиеся сумерки только прибавляли страха.
     Хотелось как можно быстрее добраться до дома, запереться на все замки и
уснуть.
     Но сначала надо было поставить машину в гараж.
     Подъехав к гаражу, Иван на всякий случай оглянулся по сторонам и только
после  этого  вышел  из машины. Где-то рядом  глухо пророкотал мотоциклетный
двигатель, но Иван  не обратил на это внимания.  Открыв ворота,  он зашел  в
гараж,  включил  освещение, отпихнул  ногой  в сторону  валявшиеся тряпки, а
когда  повернулся, чтобы  идти  к  машине, буквально  столкнулся с  каким-то
молодым человеком  в замызганных джинсах и легкой куртке.  Человек поигрывал
наручниками,  а  расстегнутая  куртка открывала  недвусмысленно  торчащую за
поясом рукоятку пистолета.
     --  Ну что, доигрался? -- тихо, но грозно произнес молодой человек.  --
Садись, поехали. И он кивнул  на "девятку" за спиной. Иван обмер. Его прошиб
холодный пот. Свершилось то, чего он так боялся.
     -- Кто... что вам нужно? -- пролепетал он. -- Кто вы?
     -- Лейтенант  Мухин, --  честно признался Муха. -- Пора тебе, дружок, в
тюрьму и...
     Иван   вытаращил  от  страха  глаза  и  попятился  назад.  Но  тут   же
споткнувшись,  грузно  осел  на  какой-то  ящик,  сказал "нет",  еле ворочая
языком, и замер, словно на него напал столбняк.
     -- М-да, хилый  какой-то  вор  пошел,  -- со  вздохом произнес  Муха  и
спрятал явно ненужные наручники в карман.
     Эту игрушку, так же как и пластмассовый пистолет для детей, он  купил в
магазине,  пока  ждал  Годовалого  со  смены.  На  всякий  случай,  если  бы
потребовалось  припугнуть.  Но этот таможенник  с такой  скоростью наложил в
штаны, что реквизит оказался лишним.
     Муха подошел  к автомобилю, снял его с ручника, закатил в гараж и запер
за собой двери. Потом включил фары и  ослепил дальним светом  окончательного
деморализованного   Ивана.  Можно  было  начинать  допрос.  Но   прежде  чем
прислониться к капоту  машины между фарами  и скрестить на груди  руки, Муха
достал  из  бардачка журнал белобрысого, а  из  внутреннего кармана  Иванова
пиджака   бумажник  с  документами.  И  только  потом  устроился  у  капота,
пересчитал деньги, заложенные в журнал, поглядел в паспорт Ивана.
     -- Плохо  дело, --  сказал наконец Муха. -- В хреновую историю ты влип,
дружок. Тянуть теперь тебе придется лет десять. За всех.
     Иван оттер пот со лба.
     -- Я... это... -- залепетал он, -- там деньги... может быть, как-то...
     -- Да какие же это деньги, -- усмехнулся Муха. -- Разве эти вонючие три
куска можно считать деньгами?
     Ивану  стало страшно.  У него  вдруг возникла мысль, что этот лейтенант
выследил  его  только  ради   того,  чтобы  заставить  платить  какой-нибудь
немыслимый  выкуп, бешеную сумму, за которую ему  придется идти на серьезное
преступление.  В  противном  случае  Ивана  просто убьют.  Убьют! Эта  мысль
всколыхнула в нем панический ужас.
     -- Вы... вы  не имеете  права, --  попытался  выговорить Иван как можно
более твердо, -- я государственный служа...
     Муха рывком подался вперед и схватил его за горло.
     --  Заткнись и слушай,  --  зашипел он, -- сейчас  я буду задавать тебе
вопросы, а  ты на них будешь честно отвечать. Четко, ясно и честно. От этого
теперь зависит твоя жизнь. Понял?
     Иван закивал.
     -- Вот и хорошо, -- отпустил его Муха. Сейчас этот потный, задыхающийся
таможенник был готов на все.
     -- Ну что ж, проверим... Ваше имя, гражданин Годовалый?
     -- Э-э... Иван!
     -- Должность?
     -- Старший таможенный инспектор.
     -- Молодец, -- хмыкнул Муха, -- не забыл...  Итак, инспектор, сегодня в
своей машине,  припаркованной около  городского  телеграфа,  вы  получили от
высокого человека в синем  костюме  три  тысячи  долларов, спрятанных  между
страницами  журнала. Это  была оплата за прохождение через пост без досмотра
трейлера с эстонскими номерами?
     -- Да. Номер 23-5-АСС.
     -- Раньше с вами расплачивался этот же человек?
     -- Да.  Всегда... Только сегодня  была дополнительная машина. Я узнал о
ней утром.
     -- Значит, все два года один и тот же человек расплачивался?
     -- Почему два?! Один год! Один... нет, даже одиннадцать месяцев.
     -- Я же предупреждал -- только правду!
     -- Это правда!
     -- Хорошо. Сколько было машин?
     -- Пять. Машина в два месяца. Вот скоро, двадцать третьего, должна быть
шестая.  А  сегодня  как  раз  дополнительная  была.  Утром  позвонили  мне,
говорят...
     --  Похоже  на  правду...  На  хрен тебе только все  это нужно было? --
устало спросил Муха,  пряча ручку с  блокнотом в карман и  снова переходя на
"ты". -- Это же смерть для тебя. Сам знаешь этих людей...
     -- Нет-нет! -- испуганно воскликнул Иван. -- Я их не знаю! Честно. Нет.
     --  Да?  -- Муха печально и с некоторой жалостью  усмехнулся. -- А  что
возят через тебя -- тоже не знаешь?
     -- Нет, не знаю.
     -- А того, кто расплачивался с тобой?
     -- Клянусь, не знаю! До меня другой инспектор с ними работал!
     -- Так  ты даже не представляешь,  куда вляпался  из-за своей жадности?
Да, не повезло тебе. Да еще за эти вонючие гроши... Ладно, живи пока.
     При этой фразе таможенник испустил стон облегчения.
     -- Но это только пока, -- тут же уточнил Муха. -- Будешь ты дальше жить
или нет, зависит от твоего  поведения. Если сболтнешь  что-нибудь лишнее или
попытаешься  сбежать, я  тебя  даже искать  не  буду.  Я просто капну  твоим
друзьям,  кто  их  сдал  со  всеми  потрохами,  и они сами  тебя  уничтожат.
Садистским, извращенным способом.
     -- Я... нет, я ничего... я буду молчать, -- закивал Иван.
     -- Вот и хорошо. Молчи и живи, как жил... И не трясись! -- Муха хлопнул
его по плечу. -- А следующий груз пропусти, как тебя и просили. Понял?
     -- Понял... --  пролепетал  Годовалый. Муха оторвал задницу  от  капота
автомобиля и  выключил фары. Ивану после ослепляющего  света показалось, что
он погрузился в полную тьму.
     -- Если все  пройдет гладко, --  раздался голос лейтенанта Мухина, -- я
постараюсь тебя отмазать. Смотри не подведи меня.
     Скрипнули створки ворот гаража, и наступила тишина.
     Старшего таможенного  инспектора  Ивана  Годовалого  покинули последние
силы.  Он мелко затрясся, грузно сполз с ящика на землю  и уткнулся  носом в
грязный, воняющий бензином пол своего гаража...
     А  Муха  тем  временем  уже  мчался  на  своем  мотоцикле  к  гостинице
"Петровская".  Теперь надо было еще прощупать белобрысого, чтобы  информацию
получить исчерпывающую. Но белобрысый -- это вам не толстяк инспектор. Здесь
дело посерьезней  будет. Белобрысый -- человек явно  не  из пугливых и очень
осмотрительный. Можно было бы прослушать его телефонные разговоры -- ведь не
по своей же воле он здесь? А раз так, то обязательно доложится куда-нибудь в
Москву о результатах. Но как к нему подкатить? Тем  более что их вообще  там
может быть трое. Прощупать, что ли?
     Но в этот вечер номер похитителей с джипа не пустовал.
     На следующее утро, восемнадцатого июля, примерно в то же время, когда в
Москве Артист и Боцман разговаривали с Голубковым, невыспавшийся и  разбитый
Муха встал, не торопясь  добрался  до переговорного пункта и  предпринял еще
одну попытку дозвониться до Москвы. Попытка снова не удалась.  Никого. И тут
его осенило. Он вспомнил телефон клуба "Хорус". Ведь совсем недавно Марат их
приглашал туда. Времени  у него уже не оставалось, выбирать было не из чего.
В  клуб Муха дозвонился с первого раза, и все как есть выдал  Марату. Теперь
пора  было  мотать  обратно в Москву. Жаль  только  новенькую  "ямаху":  ее,
видимо,  придется бросить в Питере,  откуда Муха собирался сократить путь  с
помощью самолета.
     В гостинице  Муха поднялся на второй этаж, прислушался  --  в 202-м  не
раздавалось ни звука. Самое время. Муха тихо вскрыл дверь и вошел...
     -- Здорово, козел, -- прогундел голос справа, и  дверь была с  грохотом
захлопнута ногой.
     -- Сейчас ты расскажешь  нам, какого хера увязался  за нами и  что тебе
понадобилось в  этом номере, -- раздался второй  голос,  --  а потом мы тебя
кончим, сука.
     Перед Мухой стояли два жлоба, и оба были вооружены...
     3
     -- Что-нибудь случилось, Семка?
     -- Нет... Так, небольшие неприятности возникли.
     -- У тебя?
     -- Угу.
     -- Врешь ты все.
     --  Вру. Но  не  все. Совсем  немного вру.  Просто не хотел,  чтобы  ты
испугалась... Ладно, Санек, не бери в голову.
     -- Ты и так меня перепугал.
     -- Я?
     -- Ну да.  Убежал с  утра,  как  будто  тебе  тревогу  объявили. И лицо
бледное, как у графа Дракулы...
     -- Да ну...
     -- Правда. Я не знала, что и думать, а ты еще так  строго посмотрел мне
в глаза и сказал: "Мне надо срочно уйти, не волнуйся, все в порядке". Хороша
отговорочка.
     -- Это профессиональное. Ты же знаешь, у меня актерское образование...
     -- Семка, я серьезно!
     -- Мне надо быть здесь, Саш. Я потом объясню... Мне никто не звонил?
     -- Никто. А что, должны были?
     -- Могут. Так что держи ухо востро.
     -- Попробую... Если бы я еще хоть что-то понимала!
     -- Честное  слово,  Сашка,  ничего интересного  здесь  нет...  В общем,
оставайся пока дома, и, если кто-нибудь меня будет разыскивать, ничего им не
объясняй, просто перезвони на свою работу.
     -- Ты у нас в клубе?
     -- Да. Перезвони и передай мне. Хорошо?
     -- Хорошо... Сегодня хоть справишься со своими неприятностями?
     --  Не утомляй, Сашка! Помнишь, как сказал вчера  по телевизору товарищ
Лукашенко? "Белорусский народ будет жить плохо, но недолго".
     -- Понятно...
     --  Я  всегда  говорил, что  ты девушка сообразительная.  Но на  всякий
случай будь осторожней.
     -- Ну, спасибо.
     -- Ну, пожалуйста.
     Артист улыбнулся, попрощался и положил трубку.
     Хотя на самом деле веселого было мало. Они сидели  с Боцманом в комнате
администрации,  и,  кроме  них,  там никого  сейчас не было. Марат пустил их
сюда, подальше от посторонних глаз, поближе к телефону и компьютеру, который
оказался  им необходим,  поскольку  полковник  Голубков  вместе  с  парочкой
фотографий  и  ксерокопий  передал  им еще  и дискету. Информация  требовала
немедленного усвоения.
     -- Ну что? -- спросил Боцман.
     -- Пока ничего. Меня никто не искал.
     --  И здесь мимо. Так  что мы  имеем на...  -- вскинул к  глазам руку с
часами Боцман, -- на почти что час дня восемнадцатого июля?
     -- Пока все глухо. -- Артист шумно вздохнул. Это самое "глухо" было так
нехарактерно для них. -- Муха исчез в неизвестном направлении два дня назад,
с Доком вообще связи нет, а Пастух в бегах. Хороша команда!
     -- Нарочно не придумаешь.
     --  Вот  именно.  До  такой   степени  не   придумаешь,  что  создается
впечатление, как будто все это как-то связано между собой.
     -- Что будем делать, Семка?
     -- А что нам  остается делать? -- Артист хмыкнул и еще больше сгорбился
в  своем крутящемся кресле перед  компьютером. -- Если до вечера ситуация не
изменится, отправимся искать хоть кого-нибудь.
     -- Ладно. -- Боцман взял со стола дискету и протянул Артисту:  -- Тогда
заряжай. Посмотрим пока, что там Голубков нам передал.
     Артист  сунул  дискету   в  дисковод  и  не   очень  уверенно  коснулся
клавиатуры...
     А  Сашка  тем  временем  изнывала  от безделья,  лежа  на диване  перед
приглушенно бормочущим телевизором  и рассеянно глядя на экран. Но не  очень
улавливала,  что  там  происходит  и о  чем  там  говорят,  потому  что была
поглощена вдруг неожиданно навалившимися на  нее  противоречивыми чувствами.
Семка  Злотников  мало рассказывал ей о себе, чаще  просто отшучивался (одно
слово --  Артист),  но  даже того,  что Сашка  успела понять  за  неделю  их
знакомства,  было  достаточно,  чтобы  сейчас  испугаться  за  него.  Что их
связывало? Какая-то неделя  знакомства! Но странное дело  -- она была по уши
влюблена в  Семку Злотникова и совершенно точно  знала, что  в этом человеке
нет  грязи.  Поэтому  она  никогда  не  будет  сомневаться  в  нем,  как  не
сомневалась и сейчас. Только боялась за него. А вот беспокойства и страха за
себя, несмотря на то, о чем она догадывалась, совершенно  не  было. Она даже
не  задумывалась о себе. Наоборот, Александра испытывала какое-то авантюрное
вдохновение,  а может  быть,  она всегда  была  такой,  просто  осознать это
пришлось только сейчас.
     Она хотела  быть рядом  с ним.  Ей  казалось, что  она  будет для Семки
незаменима, что без  нее он  не справится, и она  точно знала, что это ей по
силам! Знала, и это знание оказалось для нее самой совершенно неожиданным...
     Размышления девушки прервал звонок в дверь.
     Александра не сразу  его  услышала.  Чертыхнувшись, она встала,  сунула
ноги в тапочки и пошла открывать.
     Но перед дверью  вдруг остановилась, задумавшись, и осторожно заглянула
в  дверной глазок.  Там,  за  дверью,  стоял  озабоченный  человек,  за  ним
виднелась  открытая дверь  в  противоположную  квартиру, а  рядом  с  ним --
открытый щиток  в стене. Александра на всякий случай еще немного помедлила и
секунд  через  двадцать увидела,  как человек что-то  проговорил недовольно,
отошел к щитку  и со вздохом запустил  руку в свою  всклокоченную  шевелюру.
Теперь  Александра заметила,  что  вдобавок  к  своему  всклокоченному  виду
человек был еще  и  босым. Отперев замок, она приоткрыла дверь, выглянула на
лестничную клетку и спросила:
     -- Вы кто?
     Человек резко обернулся.
     --  Ох, вы  меня  напугали! -- сказал он, приложив  руку  к сердцу.  --
Здравствуйте. Извините, я это... я ваш  сосед и... вы знаете, у меня сегодня
с самого утра что-то странное с телефоном. Кстати, у вас работает телефон?
     -- Да.
     -- Вы уверены?
     Александра замешкалась на мгновение.
     -- Сейчас проверю.
     Она закрыла дверь, заперла замок, подошла к телефону и подняла  трубку.
Гудок. Положила трубку и снова вышла.
     -- У меня все работает.
     -- Да?.. -- Сосед в растерянности пожал плечами. -- Не понимаю.
     -- А что у вас случилось?
     -- Гудков нет и, знаете, такой  хрип  в  трубке все  время... У вас нет
никого,  кто бы разбирался в телефонах?  -- Сосед  кивнул  в  глубь Семкиной
квартиры.
     Александра отрицательно покачала головой:
     -- У нас никто не разбирается в телефонах.
     -- Жаль. Извините.
     -- Ничего. Может быть, вам его за неуплату отключили?
     -- Да у меня вроде все уплачено! А по межгороду не звонил я никуда!
     Александра развела виновато руками, сказала:
     -- Ну, тогда я вам вряд ли чем-нибудь смогу помочь.
     И закрыла дверь.
     На  всякий  случай она  еще  понаблюдала несколько минут  в  глазок. Но
ничего особенного на лестничной площадке не происходило. Покопавшись немного
в щитке, поворчав недовольно и потрепав свою шевелюру, сосед зашлепал босыми
ногами в квартиру напротив и закрыл за собой дверь.
     Александра вернулась в комнату.
     Странно  как-то все это... Может  быть, позвонить  в клуб  и рассказать
Семке?
     Но она не успела что-то решить. Телефон неожиданно ожил сам. Александра
вздрогнула, сняла трубку и поднесла ее к уху.
     -- Да?
     -- Але... -- не очень уверенно сказал мужской голос, показавшийся Сашке
знакомым. -- С кем я разговариваю?
     --  Хорошенький  вопрос,  --  возмутилась  Александра,  --  а  я  с кем
разговариваю?
     --  Я,  кажется,  понял. --  Голос заговорил  заметно  бодрее:  --  Это
Александра?
     -- Допустим.
     -- Привет, Александра. Семена позови к телефону.
     -- А кто его спрашивает?
     -- Ну у вас и конспирация! -- Голос хмыкнул. -- Это Сергей.
     -- Какой Сергей?
     -- Пастух.
     Александра наконец вспомнила. Точно! Он заезжал к Семке примерно неделю
назад, и она запомнила этот его чуть скрипящий голос.
     -- Привет, Сережа.
     -- Слушай, что у вас там происходит?
     -- Да я и сама не знаю.
     -- А Семка...
     -- Его нет сейчас.
     --  Черт!  --  Пастух  недовольно  цыкнул. -- Мне его  обязательно надо
найти. Он не говорил, где будет пропадать?
     Александра  лихорадочно соображала, как  ей  поступить. Почему-то у нее
вдруг появилась мысль, что по  телефону лучше не разговаривать. Ведь  вполне
может оказаться,  что проблемы у  этого босого соседа  с телефоном  возникли
неспроста. Раньше  она никогда не задумывалась о таких  вещах, но сейчас эта
мысль показалась ей самой собою разумеющейся...
     -- Они... Он... Знаешь что, подъезжай к  нашему дому... Ты помнишь, как
доехать?
     -- Конечно.
     -- Подъезжай. Я встречу тебя у подъезда.
     -- 0'кей, -- вздохнул Пастух, -- только я сейчас никак не могу.
     -- А когда ты можешь?
     -- Вечером.
     -- Тогда подъезжай в девять на Остоженку.
     -- Договорились.
     Александра повесила трубку и  задумчиво уставилась в  стенку.  Но через
пару минут скинула с себя эту задумчивость.
     Позвонила в клуб -- там было занято.
     Тогда  она оделась и осторожно вышла из квартиры, заперев  дверь на все
замки. Но прежде чем спуститься вниз, она решила узнать у соседа, выяснил ли
он, что случилось с телефоном. Ее  беспокоило это. Подойдя к двери напротив,
Александра  хотела  было  уже  ткнуть  пальцем в  звонок, но отдернула руку,
замерла и прислушалась -- изнутри еле слышно доносился мужской голос.
     Когда-то  давно, еще  в  школе, вот так  же  через  дверь  она случайно
услышала, как ее парень сплетничает о ней по  телефону. Слова были грубыми и
подлыми. Первое предательство в ее жизни, которое  она переживала потом  как
конец света. И точно  так же, как сейчас, Александра услышала их раньше, чем
успела позвонить в  дверь.  Телефон  у  предателя стоял в  коридоре,  совсем
недалеко  от  входной  двери,  и  поэтому  она  тогда  смогла  услышать  его
разговор... А сейчас, когда Александра  вспомнила этот  давний  случай,  она
вдруг  сообразила,  что телефон у соседа прекрасно работает! Отремонтировал?
Или  с  самого  начала  все  было  в  порядке?   Сашку  непреодолимо  тянуло
подслушать.
     Прижавшись ухом  к  щели между дверью и  косяком, она  замерла.  Слышно
стало почти все.
     -- ...ворю, что там одна девка.  Артиста нет...  Что? Пока не знаю. Она
не назвала адрес. Видимо, повезет его  сама... Мне кажется, что  ваш Пастух,
Андрей Сергеевич,  не  собирается  сидеть на месте.  Сразу его  убирать надо
было...  -- На  этих  словах голос  осекся  и некоторое время молчал. Похоже
было,  что  его хорошенько  отчитывали. Потом продолжил: --  Я понял...  как
скажете...
     Александра осторожно оторвала ухо от двери и медленно пошла к лестнице,
все время оглядываясь на соседнюю квартиру, --  она словно  опасалась, что в
любую секунду оттуда кто-нибудь может выскочить.
     Спустившись  таким образом на один  пролет,  она перевела дух  и дальше
пошла все быстрее и быстрее. Коленки дрожали от страха и возбуждения, сердце
колотилось  как заведенное.  Значит, это был не сосед!  Значит, этот человек
просто залез в чужую квартиру и, чтобы  его приняли  за соседа, снял обувь и
взъерошил волосы. А на  самом деле он то ли телефон  хотел прослушать, то ли
застать Семку  дома  (А  что  бы  он  тогда сделал?  Убил  бы  их  обоих?!).
Александра быстрым шагом вышла на  улицу и  помчалась со  всех ног  к метро.
Через  двадцать  пять  минут  она  была  рядом  с  несколько  блеклым  из-за
отсутствия неоновой рекламы входом в джазовый клуб "Хорус".
     Александра  зашла внутрь. Сцена пустовала,  народу было немного, мягкий
свет и тихая  музыка  -- днем  клуб  представлял  собою  обычный,  не  особо
популярный и не особо посещаемый ресторанчик. Только  вечером оживала сцена,
и  он  заполнялся   людьми.  Впрочем,  даже   вечером  народ  сюда  приходил
определенный -- как правило, "свои", любители  джаза и блюза; чаще всего это
были уже  завсегдатаи  клуба. Одним словом,  место  на  редкость  приятное и
спокойное. Но сейчас здесь было почти пусто.
     Александра прошла  в  комнату администрации...  Дверь оказалась заперта
изнутри.  Александра постучала,  через  секунду  там  завозился  ключ  и  из
кабинета вышел Артист,
     -- Александра!
     -- Привет, ребята,  -- сказала Александра, закрывая дверь. -- Что у вас
тут происходит?
     -- Черт-те что...
     Неожиданно дверь снова раскрылась -- в комнату вошел Марат.
     -- Извините, мужики, опоздал.
     -- Опоздал?
     Марат плюхнулся на диван и отдышался.
     -- Надо было срочно уехать...
     -- А что случилось? -- поинтересовался Артист.
     -- Мне Муха позвонил.
     -- Что, в клуб?!
     -- В клуб.
     Боцман и Артист переглянулись.
     -- Что-то не очень мне нравятся такие неожиданности, -- сказал Боцман.
     --  Еще один объявился, --  с  удовлетворением констатировал Артист. --
Кажется, начинаем собираться... Кстати, он где?
     -- Догадайтесь с трех раз.
     --  Интересное  дело, -- проворчал Боцман,  предчувствуя  недоброе,  --
Муха, по-моему, и сам не знает, куда его может занести.
     -- Так он не в Москве? -- спросил Артист.
     -- Какая  Москва,  он  звонил из Ивангорода,  от самого, можно сказать.
Балтийского моря! Ничего не объяснил, сказал только, чтобы я срочно разыскал
Сергея, что это вопрос жизни и смерти...
     -- Во-во, -- вставил Артист, -- Голубков нам то же самое говорил.
     --   Да,   Серега   действительно  вляпался   в   большую  и  зловонную
неприятность, -- подтвердил Боцман. -- Интересно только...
     -- Да нет, -- перебил Марат, -- Муха мне сказал, что это вопрос жизни и
смерти жены и дочери Пастуха, Оли и Насти.
     -- В каком смысле? -- не понял Артист.
     -- В прямом. Муха рассказал, что собрался заглянуть к Сергею в деревню.
А  когда приехал, увидел,  как  девчонок какие-то козлы запихнули в машину и
увезли.  Ну, он и рванул за  ними.  Говорит, так и  допилил без остановок до
Балтики...
     Артист присвистнул.
     -- Ни хрена себе!
     -- Только этого еще не хватало...
     --  Ну вот, -- продолжил Марат, -- Муха и просил передать Пастуху,  что
он довел этих  козлов  до границы  с Эстонией.  Куда  они  погнали  девчонок
дальше, он не знает.
     -- Та-ак! Значит, они решили поиграть с нами в заложников.
     -- Мужики! -- взмолился Марат. -- Вы  объясните мне в конце концов, что
тут у вас происходит, или нет?!
     -- У нас  тут цирк происходит. Шапито, твою мать. С фокусами, -- сказал
Артист и  кивнул  на  экран  компьютера:  -- Вот,  пытаемся  сами что-нибудь
понять.
     -- Сегодня объявился Голубков, -- пояснил Боцман, -- и сообщил нам, что
Пастух предал интересы Управления, а стало быть, и государства,  и в связи с
этим служба собственной безопасности Управления практически приговорила его.
     -- Не понял... -- растягивая слова, проговорил с изумлением Марат.
     -- У  нас была такая же реакция, -- подхватил Артист. -- Так  что ты не
оригинален.
     --  Он  сказал,  -- продолжил  Боцман, --  что  Пастух завалил какую-то
принципиально  важную  для них  операцию  и, кроме  того, вошел в контакт  с
объектом внимания, против которого Управление  работало. В общем, начальство
в гневе. Управление в панике...
     -- Что за хреновина! -- развел руками Марат. -- Я знаю Сергея.
     -- Голубков нам доказал это.
     --  А  еще, -- снова ткнул  пальцем  в экран компьютера Артист,  --  он
подкинул  нам вот  эту дискеточку и  вон те  фотографии,  чтобы  мы  поближе
познакомились  с  объектом внимания, фамилия которого Крымов. А потом сказал
нам, что если мы  хотим помочь своему командиру, то у нас  есть целых десять
дней.
     Марат перевел взгляд с Артиста на Боцмана и обратно.
     -- Не прошло и  четырех  часов этого детектива, -- закончил  Артист, --
как  появился ты и сообщил, что семью  Пастуха взяли в заложники и увезли  в
Эстонию. Как тебе нравится такая завязочка?
     -- Бред.  -- Марат опустил  взгляд к полу и тут же  снова поднял его на
ребят. -- А где Сережа? Боцман хмыкнул.
     -- Умеешь ты вопросы задавать, Марат.
     -- Кстати, Муха  не говорил, что собирается делать  дальше? --  спросил
Артист.
     -- В Москву помчался. Что ему там еще делать?
     -- Уже лучше. К утру нас хотя бы четверо будет. Боцман медленно подошел
к окну, выглянул на улицу, потом развернулся и сел на подоконник.
     -- А вы заметили, -- сказал он  неожиданно, -- как странно мы все вдруг
начали  объявляться в одно и то же время? Утром все было  тихо и глухо, мы с
Семеном были вдвоем, никого не  могли найти, а теперь нас уже почти четверо.
Я не удивлюсь, если через пару часов объявится Серега...
     -- Ага, вместе с Ольгой.
     -- Артист!
     -- Молчу,  молчу. Только ты лучше бы объяснил  нам, кто  девчонок увел,
если так хорошо все подмечаешь...
     -- Ребята,  --  подала  вдруг голос Александра, и все,  как по команде,
повернули  к  ней  головы:  Марат  с  огромного  кресла  в  углу.  Боцман  с
подоконника, Артист крутанулся  на рабочем  кресле в ее сторону, -- а Сережа
мне звонил. Он  будет  здесь к девяти.  Ребята, мне кажется, что  вами  тоже
кто-то интересуется.
     Все  трое в полном молчании уставились  на девушку.  Теперь они  готовы
были услышать все что угодно.
     Первым подал голос Артист:
     -- Сашка, я  же просил подождать  меня дома. Еще не хватало тебя во все
это втянуть.
     -- А ты и так меня уже втянул.
     -- Не пришла бы -- не втянул.
     -- Да не могла я не прийти!
     -- Тоже мне Анна Каренина!
     -- Когда ты теряешь чувство юмора, Семка, ты становишься занудным...
     -- Так, все! -- скомандовал Боцман. -- Заткнитесь оба! Ссориться будете
дома, ясно?.. Александра, объясни, пожалуйста, что ты имела в виду?
     -- Да все очень просто. К нам в квартиру зашел сосед из противоположной
квартиры...
     --  Подожди, -- нахмурился  Артист,  --  они же на дачу укатили  неделю
назад.
     -- Я не знаю, я раньше никогда его не видела.
     -- А зачем же дверь открыла?
     -- Да потому, что у меня и сомнений-то не возникло. Он стоял босиком, и
дверь была в ту квартиру распахнута... ну так, наполовину, свет там горел. В
общем, нормальный сосед, расстроенный только. Я и не подумала...
     -- А чего он хотел? -- спросил Боцман.
     -- Сказал,  что с телефоном у него что-то случилось. Спрашивал, есть ли
у нас  кто-нибудь, кто разбирается в  этом.  А еще в проводах копался там, в
щитке...
     -- Так, может  быть, это действительно сосед? -- подал голос Марат.  --
Или жилец какой-нибудь новый?
     --  Дайте мне  закончить... --  терпеливо сказала Александра. -- Дело в
том, что я  тоже так подумала, но на всякий случай решила не говорить Сереже
лишнего по  телефону. А когда я выходила,  то по дороге  хотела  заглянуть к
этому самому  соседу,  спросить,  починил  ли он  свой телефон.  И  случайно
услышала его слова через дверь...
     -- Да  ну,  что там  через  дверь  услышишь! --  вскинулся  с сомнением
Боцман.
     --  Можно,  можно,  -- закивал  Артист, -- я сам  не раз слышал.  У них
телефон рядом с дверью стоит.
     --  Вот именно,  он как  раз по телефону  с кем-то  разговаривал, ну, я
удивилась и немного  подслушала... -- Александра сделала паузу. -- Знаете, о
чем он говорил?
     -- Сашка, не тяни, ради Бога!
     -- Он рассказывал, как мы с Сережей пять минут  назад договаривались по
телефону о встрече! Хорошо, что  я не сболтнула адрес клуба! Кстати, называл
он вас всех по вашим именам.
     -- То есть? -- переспросил Артист.
     -- Тебя, например, Артистом... А говорил он все это  человеку, которого
называл Андрей Сергеевич.
     -- Крымов!! -- в один голос тут же гаркнули Артист и Боцман.
     Боцман схватил  фотографию с компьютерного столика и передал  Марату  и
Александре:
     -- Вот этот.
     -- Сашка, беру свои слова обратно, -- сказал Артист и легко выскочил из
кресла, -- ты все  сделала правильно! -- И он чмокнул ее в щеку.  -- Значит,
так, надо немедленно туда смотаться и проверить, там ли еще этот партизан.
     -- Александра, ты оставайся тут. -- Боцман уже соскочил с подоконника и
потянулся за своей джинсовой курточкой.
     -- Но...
     -- Никаких "но"! -- строго поддакнул Артист.
     -- А я  пока пошустрю тут вокруг клуба, -- сказал Боцман, -- на  всякий
случай. Не дай Бог, эта сволочь успела добраться и сюда тоже...
     Через минуту они уже стремительно вышли на  улицу и разделились. Артист
запрыгнул  в боцмановский "ниссан" и помчался на  квартиру, а Боцман свернул
во  двор  к  служебному  выходу.  Но  прежде он  осмотрелся  на  Остоженке и
убедился, что здесь никого  нет. И припаркованных машин, кроме их "ниссана",
тоже нет.
     Боцман аккуратно  обошел здание  вокруг, потом  заглянул в  подъезды --
клуб  находился  в   полуподвальном   этаже   жилого  дома.  Потом   немного
поразмышлял,  прикинул, откуда  был  бы  хороший  обзор для наблюдателя  или
снайпера, и  прошвырнулся  по окрестностям.  Так  ничего  и не обнаружив, он
вернулся в клуб. Вскоре возвратился Артист. Его  поиски  принесли  кое-какой
результат.  Квартира  соседей  напротив была явно взломана, а  к  телефонной
линии самого Артиста оказались приделаны "уши". Все подтвердилось.
     -- Знать бы, где упасть... -- ворчал Боцман.
     -- Интересно,  -- вдруг взвился Артист,  -- а откуда это  он  узнал мои
координаты? Ведь кроме нас...
     -- Голубков тоже был в курсе, -- напомнил Боцман.
     -- Не хотелось бы разочаровываться в товарище полковнике...
     -- Кстати, -- поинтересовалась Александра,  -- а что вам удалось узнать
из этого, -- кивнула она на экран компьютера.
     -- В самом деле, господа Шерлоки Холмсы, -- поддакнул Марат, -- вы этот
компьютер часа четыре долбили. Есть там что-нибудь?
     -- Кое-что есть, но слишком туманно, -- ответил Боцман.
     -- Девять, -- сказала Александра, глядя на часы. -- Я иду за Сергеем.
     Она быстро вышла из кабинета.
     Не  было  ее  минут  двадцать. Все заждались. Но  когда она пришла,  то
привела с собой не только Пастуха, но и Дока. Хмурых,  несколько помятых, но
без тени усталости...
     И никто  из них  не заметил, как спустя минуту ко входу в клуб медленно
подъехал фиолетовый "фольксваген"-пикап,  остановился, и водитель,  которого
Сашка узнала бы сразу, бросил взгляд на вывеску. А потом куда-то позвонил.
     -- Слушаю.
     --  Девчонка  привезла Пастуха  на  Остоженку,  в  какой-то "Хорус", --
сообщил водитель. -- Это, наверное, ресторан или какой-то клуб. Я думаю, они
все здесь.
     -- Очень хорошо, если так. Проверь.
     -- Сделаю.
     -- Когда  убедишься,  что они там, поезжай в  мастерскую  и  возьми все
необходимое  для  прослушки.  Надо  будет  полюбопытствовать,  чем  они  там
занимаются. Но только не светись и никакой самодеятельности!
     --  Мне  кажется,  девчонка  что-то  пронюхала. Адрес  по  телефону  не
сказала. Не  нравится мне  все это, Андрей  Сергеевич.  Они ведь не  дураки.
Сразу секут. Нельзя им давать возможность развернуться. Я думаю...
     -- А ты меньше думай, Алексей. Это вредно. Думаю за тебя я. Понял? Твое
дело найти их и  убедиться,  что они не  сидят по норам. А что с ними делать
дальше -- я тебе скажу. Так что не переживай, без работы сидеть не придется.
Все уяснил?
     -- Да.
     -- Девчонку уберешь, раз пронюхала. Но не сейчас.
     -- Понял.
     -- Все. Действуй.
     Алексей отключил телефон и вышел из машины...
     -- Я же говорил, -- усмехался в кабинете  Боцман, --  что Серега должен
объявиться в ближайшие два часа!
     -- Не до шуток, мужики, -- оборвал его Док.
     -- У нас, кажется, возникли большие проблемы, -- тихо сказал Пастух.
     -- Какие шутки! Мы уже полдня пытаемся расшифровать твоего приятеля. --
И Боцман протянул Пастуху фотографию Андрея Сергеевича Крымова.
     Пастух и Док с удивлением одновременно схватились за нее.
     --  Да,  Сережа, вот еще  что, --  подал  голос  Марат,  -- Муха просил
передать тебе, что твоих перевезли через эстонскую границу в районе Нарвы.
     Пастух резко обернулся.
     -- Муха? Где он? Марат развел руками.
     -- В пути еще.
     --  Вот  что  значит  команда,  --  присвистнул от  удивления  Док,  --
оказывается, все уже все знают!
     -- Ну  уж нет!  -- запротестовал  Артист.  -- Лично  я пока ни хрена не
знаю!  Я  только вижу,  что  пять  здоровых  мужиков,  а  точнее,  четыре  с
половиной,  поскольку один  еще  не успел  доехать,  и  одна  очаровательная
девушка, не  сговариваясь, оказались почему-то в одном и том же месте в одно
и то же время. Не знаю,  как  вас,  а меня этот факт пугает. Кстати, Пастух,
Док, знакомьтесь -- Александра...
     --  Кончай языком блындать,  --  проворчал  Док.  А Пастух взглянул  на
Артиста.
     -- Мы уже знакомы, -- сказал он.
     -- Если бы не она, -- совершенно серьезно пояснил Семка, -- твой Крымов
нас бы тут уже как минимум слушал...
     -- Как он на вас вышел? -- тут же спросил Пастух.
     -- Он знал, где живет Семка, -- ответила Александра.
     -- Даже это? Плохо... Отсюда надо уходить.
     -- Мы проверяли, -- сказал Боцман. -- Здесь чисто.
     --  Вы  не поняли. Этот  человек  не слушает и не следит просто так, из
любопытства  или   ради  информации.   Это  стратег,  понимаете?  Он  всегда
высчитывает  на  несколько  шагов вперед. Если  он вас  слушал,  значит, уже
прикинул, на каком именно кладбище будет хоронить...
     -- Ну все, я уже трясусь от страха!..
     -- В самом деле, Серега, откуда тебе знать, что он там прикинул?
     -- Я его уже хорошо знаю.
     На этих словах воцарилось секундное молчание. Все  уставились на своего
командира,  удивленные  таким  странным  развитием  событий,  удивленные его
словами. Даже Док, знавший больше всех остальных, приподнял бровь.
     -- Сегодня  я очень много о нем  узнал,  --  пояснил Пастух, -- а вчера
разговаривал  с ним. Я начинаю чувствовать,  из чего сделан этот  полковник,
начинаю понимать, что он хочет...
     -- Полковник?..
     -- Мало нам полковника Голубкова...
     -- Что-то я не пойму...
     --   Значит,   так,   --  твердо   прервал   этот  базар   Пастух,   --
сосредоточились! Марат, почему Муха позвонил именно тебе?
     -- Сказал, что никого больше не нашел.
     -- Что он будет делать дальше?
     --   Возвращаться  в  Москву.  Сказал,  что,  как  появится  в  Москве,
перезвонит мне или Семке.
     -- Запомни номер моего пейджера...  Док, не потерял?.. Передай ему. Где
бы мы ни были, он найдет нас... Когда ты закрываешь свое заведение?
     -- Сегодня нет выступлений, так что к полуночи закроемся.
     -- Ты не против, если кто-то из нас останется здесь до завтра?
     -- Нет проблем.
     -- Отлично.  Если они  попробуют сунуться сюда,  мы должны быть готовы.
Очень   важно  знать  любой  шаг  против  нас  и  быть  расторопней.  Ошибки
смертельны.
     -- А кто они-то. Пастух? Крымов? У него что, армия? Или, может быть, ты
имеешь в виду Управление?
     --  Все, Артист, все. Теперь  мы  одни и  мир  делится  на нас  и  всех
остальных.
     -- Да, чуть не забыла, -- сказала вдруг Александра, -- может быть,  это
важно. Тот человек, ну, в квартире напротив, разговор которого я слышала, он
сказал  этому  Андрею  Сергеевичу... точно  я уже не помню, но что-то  вроде
"Пастуха надо  было сразу убирать, потому что он  не успокоится"... Кажется,
это про тебя.
     Пару  секунд  Пастух  словно внимательно  изучал  Сашку.  Он  не  очень
представлял себе женщин в боевой  команде,  он побаивался ответственности за
них и, честно  говоря, собирался было настоять на том,  чтобы она  ушла.  Но
вдруг передумал. Это было  странно  для  него  самого, но он привык доверять
своей  интуиции. А  потом, стихийно возникающая  ситуация  каким-то странным
образом  сама стала  диктовать  выбор  бойцов.  Вот  ведь Марат  -- тоже  не
Шварценеггер...
     -- Спасибо, -- сказал Пастух, -- это очень важно.
     -- Приятная новость, -- проворчал Док.
     --  Пока, к  сожалению,  других новостей нет, но мы  можем  попробовать
найти их... -- Пастух обвел присутствующих взглядом. -- Насколько я понимаю,
все  успели что-то узнать. Поэтому нам необходимо первым  делом составить из
этого  полную и объективную картину,  чтобы мы сообразили,  как  действовать
дальше...  Я  думаю,  что  до  полуночи можно  остаться  здесь.  Комнаты  на
прослушку  пока еще  явно  не  поставлены, а чтобы  нами не поинтересовались
через окошко, мы на всякий случай замастырим одну штучку.
     Пастух вытащил из сумки тяжелые жалюзи.
     -- Ни одна сволочь теперь не снимет наш разговор со стекла, --  пояснил
Док.
     -- Откуда у вас это?
     -- Подарок Фимы Губермана.
     -- Губермана?! Караул! Я ничего не понимаю...
     --  Нам нужны  два-три часа спокойного разговора, -- сказал Пастух,  --
чтобы все понять и обмозговать...
     Примерно через десять минут, за которые Боцман успел позвонить домой, а
Пастух  и  Артист повесили жалюзи и  все кое-как расположились  в  небольшом
кабинете, можно было начинать разговор.
     -- Пойдем по порядку, -- сказал  Пастух  -- Семен, Коля, начинайте. Что
вам известно?
     Артист и Боцман подробно передали при всеобщем внимании свой разговор с
Голубковым. Александра тут же еще раз пересказала историю с соседом, а Марат
напомнил о звонке Мухи.
     -- Отлично, -- подвел итог Пастух, -- теперь мы с Доком.
     И  он  рассказал  о  задании  Голубкова,   о   Флоренции,  о  взрыве  в
Переделкино, о покойном Крупице, о похищенной семье, неожиданной  информации
от Мухи и о встрече с Крымовым. Когда  он дошел  до  своего столкновения  со
службой собственной  безопасности Управления, к рассказу подключился Док. Он
поведал о высотке на  Новом Арбате, об офисе  номер  1506 коммерческой фирмы
"ГРОТ" на пятнадцатом этаже и о черном "мерее" Крымова, которому он  сел  на
хвост.
     -- Я довел их до огромного  трехэтажного особняка в Заветах Ильича. Это
недалеко  от Москвы. Рядом  с  Пушкино, --  говорил Док. -- И вот что  я вам
скажу: хотя на  хвосте  у Крымова  был только я,  это точно, его еще  кто-то
ведет. Он действовал так, как будто  прекрасно знает, что за его резиденцией
ведется наблюдение...
     -- Управление, -- кивнул  Пастух. -- Он знает это и использует в  своих
целях.
     -- Ну,  в общем, я прождал там  до утра  и потянулся за ним  обратно  в
Москву... Да, этого  его телохранителя, Алексея, с ним уже не было. Он исчез
куда-то ночью...  Так  вот, сегодня утром  у  Крымова был  долгий разговор в
офисе  Интрансбанка,  который находится в  той же  высотке на  Новом Арбате,
только  на  семнадцатом этаже.  Насколько  я  понял,  разговаривал  Крымов с
генеральным директором банка  или  с  его  замом. Ну вот, а потом  появились
Пастух с Губерманом и любезно подбросили меня сюда.
     -- Кстати говоря, -- вставил Пастух, -- коммерческое русско-гонконгское
предприятие "ГРОТ" ведет часть своих операций через Интрансбанк.
     -- А при чем тут вообще Губерман, Пастух?
     -- Меня  другое  интересует, --  сказал Артист.  -- Что это  за  Крымов
такой? Почему полковник? Что он от нас хочет? Мы же ничего не знаем!
     -- Знаем,  -- сказал Пастух. --  А  Губерман тут вот  при чем... Артист
прав, самое  главное  было узнать как можно больше  о  полковнике Крымове, и
единственный человек, который мог мне в этом помочь, был Фима Губерман. Сами
знаете, что  у него не  только  мощная  служба и большой банк  данных, но  и
серьезные связи в ФСБ,  еще с  тех  времен,  когда она  была частью славного
Комитета госбезопасности. В конце концов, начальнику охранки одного из самых
серьезных кошельков нашей страны нельзя без этого. Когда-то Фима сказал мне,
что рад будет помочь, если у меня возникнут проблемы, вот я и поехал к нему.
Проблемы у меня... сами видите... Короче говоря,  со вчерашнего дня Губерман
по моей просьбе копал информацию на Крымова. Почти сутки копал. И теперь  мы
кое-что знаем об этом человеке.
     -- Не опоздать бы с этими знаниями...
     -- Слушайте, -- вдруг усмехнулся Сергей, -- это почти детектив...
     Если  бы Пастух был журналистом, он  обязательно ухватился бы за  такой
сногсшибательный   материал,   достойный  большого  очерка   с  продолжением
где-нибудь  в  "Совершенно  секретно".  А  если  бы  Пастух  был  писателем,
возможно, истории  Крымова ему хватило бы на парочку захватывающих шпионских
романов. Но романы писать Создатель  его не  сподобил, поэтому Сергей просто
выложил  к  общему  сведению некоторые тайны  профессиональной  деятельности
бывшего полковника. Тайны, которые удалось раздобыть Фиме Губерману, которые
не  были   полными  и  до  конца   ясными,  но  которые  сейчас  становились
незаменимыми,  как  сурдопереводчик для  глухонемого,  потому  что позволяли
многое понять.
     Рассказывал  Пастух  коротко  и  четко,  самое  основное,   потому  что
торопился и потому что  не  хотел забивать рассказ лишними деталями. Но если
бы  он  немного  приукрасил   его,   то   вышла   бы,  как  говорил  Гоголь,
"презанимательная  для   какого-нибудь  писателя  в  некотором   роде  целая
поэма"...
     4
     Андрей Сергеевич Крымов в 1956 году  был еще просто Андрюшей  Крымовым,
ему  только-только  исполнилось девять лет и он перешел в  четвертый  класс.
Пыльным и душным  летом  того года, когда ничего, кроме школьных каникул, по
мнению  Андрюши, происходить было  не должно, его отец  получил  направление
Московского комитета партии поднимать целину в далеких казахстанских степях.
В  те  времена  не  принято было  обсуждать подобные  направления.  Отец  не
обсуждал   и   не   сомневался.  Более  того,  он  был  воодушевлен.  Будучи
инструктором одного из столичных райкомов,  Сергей Петрович Крымов прекрасно
понимал,  что путь на  вершины партийной лестницы лежит  через  периферию, а
значит,  его  поездка  на  целину  открывает  очень  большие  перспективы  и
возможности. Полный самых радушных ожиданий, Сергей Петрович собрал чемоданы
и  укатил в  распевающем  задорные комсомольские  песни эшелоне. А через год
взялась  за чемоданы и вся его семья. Андрюша  Крымов навсегда распрощался с
шумным московским двором, своими друзьями и со всем, к чему он привык.
     Целина оказалась  делом  затяжным,  утомительным,  безмерно  скучным  и
быстро  испортила  характер  Андрюши Крымова. Десятилетний подросток еще  не
достиг того  возраста, когда хочется ехать  с  песнями навстречу свершениям,
открывать другие планеты  или,  на  худой  конец, осваивать  целину.  Он был
просто домашним московским мальчиком, когда его  жизнь изменилась.  Он любил
каток  на Патриарших  прудах,  красочную  иллюминацию  улицы Горького  возле
Центрального телеграфа, темноту кинотеатра "Художественный" на Арбате. А тут
еще,  незадолго  до  их  отъезда, в Москве развернулся  невиданный советским
народом праздник -- Всемирный фестиваль молодежи и студентов! Знакомый город
в  одночасье превратился в сказочный карнавал, и  вместе со своими  друзьями
Андрюша Крымов бегал смотреть, как по Красной площади гуляют черные посланцы
далекой Африки и  низкорослые товарищи из революционного Китая... И вдруг из
этого центра  всеобщего  движения, из  этого  пупа  мира, из этого праздника
жизни он попал в скучную до сумасшествия степь.
     Променять  пеструю толпу Арбата  на суровых, грубых  людей  в  кирзовых
сапогах  и  засаленных телогрейках!  Слушать  ноябрьский  парад  по радио  и
представлять с черной завистью, как его друг Валька Горский, которого все во
дворе  звали  "Гундосом", стоит на трибуне, слева от Мавзолея, и мимо него с
рычанием проносятся  танки и чеканят  свой шаг  солдаты? Потерять Новогодний
праздник с подарками  и гигантской елкой, который устраивал горком для детей
своих сотрудников, взамен на  чахлое деревце, привезенное черт знает откуда,
потому что здесь, в целинных степях, такое не растет?
     Нет, это было несправедливо!
     Это было несправедливо, потому что его обманули.
     Конечно  обманули! Его лишили  законного  права жить в  столице Первого
Социалистического  Государства. Но  спорить  было бесполезно --  у  отца был
строгий нрав, вспыльчивый характер и  тяжелая  рука.  Андрюша Крымов  еще не
задумывался над  тем,  что  имеет  <i>право на выбор,</i> но именно это он и имел в
виду,  когда  затаил свою первую  детскую  обиду за  то, что с ним поступили
несправедливо.  Это чувство  навсегда  осталось в душе  и  с  годами  только
крепло. Через много лет он понял истинный  смысл этого чувства -- вожделения
того  самого <i>права на  выбор,</i>  которого  его, как и многих  других, лишали и
которое  он,  в отличие  от многих других,  хотел бы во что бы то  ни  стало
получить. Любой ценой. Он должен был стать тем, кто сам  распоряжается собой
и другими.
     Но это осознание пришло намного  позже, а  пока  Андрюша  Крымов только
обижался.  А  еще  узнавал  очень  много  нового,  того,  о  чем  никогда не
говорилось  открыто. И Казахстан для  него очень быстро стал  олицетворением
бесправия, местом,  куда  никто  не попадает по своей  воле. Ведь именно так
чувствовали  себя  поволжские  немцы  и   чеченцы,  с  которыми   ему  часто
приходилось  сталкиваться.  Это  было  так ему понятно.  Правда,  на  своем,
детском еще  уровне  восприятия. И этого  было достаточно, чтобы  он  принял
первое  свое  решение, которое пришло к  нему,  когда  он заканчивал  школу.
Комсомолец  Андрей  Крымов вдруг ясно понял,  что должен  вернуть упущенное.
Если не все, то хотя бы самое очевидное -- Москву.
     Здесь,  в Казахстане,  для него не  было  будущего.  Радужные  ожидания
Крымова-отца сбылись  только  наполовину.  Спустя  семь лет, в 1964 году, он
стал-таки вторым секретарем горкома партии. Но в Караганде. К  этому моменту
его сын закончил школу  и бесповоротно  собрался в Москву. Влияния и  связей
отца вполне  хватило  на  то,  чтобы  Андрей  Крымов  поступил  в престижный
Институт  международных отношений. Увы! Казахстан сыграл  и здесь свою роль:
учитывая географическое  положение  республики,  Крымов  вместо европейского
попал  на  восточный  факультет,  в  группу, специализировавшуюся по  Китаю.
Впрочем, это его не особенно расстроило. Слишком велика была  радость  снова
оказаться в  Москве. Андрей Крымов чувствовал себя  изгнанником, вернувшимся
на родину. Круговорот столичной жизни разом обрушился на парня из Караганды,
затянул и увлек с собой, оказавшись,  как вода для рыбы, естественной средой
обитания.
     Через  полгода  учебы  Андрей  уже носил  стильный  галстук  и  "родной
стейтсовский" пиджак, лихо отплясывал  рок-н-ролл и зачитывался  Хемингуэем.
Бабушка Матильда, у которой жил Андрей в Москве,  души не чаяла во внуке и с
готовностью прощала  ему  все  --  и поздние  возвращения,  и  шумную, дикую
музыку.  Жизнь складывалась  удачно. Надо отдать  должное молодому  Крымову:
юношеский задор  и  тяга к  приключениям безболезненно сочетались  у него  с
изрядным прилежанием. Раз поставив  себе  цель достичь в жизни  всего, чтобы
заполучить свое <i>право на выбор,</i> он прекрасно понимал, что для этого придется
постараться. Очень постараться. И Крымов  старался.  Он всегда делал больше,
чем требовалось по программе,  потому что с самого начала не сомневался, что
лишних знаний в его  жизни не будет. В конце концов это приучило его никогда
не  ограничиваться  одной точкой  зрения, одним  решением в  любом вопросе и
научило видеть любую  ситуацию  "в объеме", со  всех сторон. Даже  китайский
язык  дался  ему  намного легче,  чем  однокурсникам, ибо как никакой другой
требовал  аккуратности  и  терпения. Причем китайский язык  он одолел  сразу
после английского и непосредственно перед французским.
     Время шло. Семестр летел за семестром, и, чем ближе был момент выпуска,
тем  острее перед Андреем Крымовым  вставал вопрос дальнейшей  карьеры.  Его
сокурсники  попали в институт тоже не с улицы, если не считать традиционного
и  очень небольшого процента "пролетариев"  и "нацкадров", поэтому борьба за
теплые места принимала все более открытый характер. Каждый будущий дипломник
пускал  в  ход  все  имеющиеся  в его  семье связи.  В  курилках  то и  дело
произносились, как бы невзначай, имена высокопоставленных пап, дядь и просто
друзей семьи.  От знаменитых,  а зачастую и  просто легендарных  имен  могла
закружиться голова.  Андрей Крымов  не  участвовал  в  этом  хоре.  Строгому
Крымову-старшему не составило бы, конечно, труда найти место сыну, но только
в  Казахстане. Так что  воспользоваться  его  благосклонной  помощью будущий
разведчик не мог. А точнее, не хотел. Сама мысль вернуться назад, на целину,
вызывала у Андрея стойкое отвращение. Нет! Он готовил себя для другой жизни.
     Его  юность  пришлась  на  короткий  период  "оттепели",  когда  мощный
идеологический  прессинг немного  ослаб.  Вместе  с  модным  рок-н-роллом  и
стильной  одеждой,  вместе  с   книгами  запрещенных   и  оттого  еще  более
привлекательных писателей, он избавился от прививки  коллективного сознания,
которое, как известно,  выше собственнических интересов. Излечился и  усвоил
раз и навсегда,  что самая  величайшая  ценность на  этом  свете -- личность
человека.  А личность  всегда в  одиночестве и в меньшинстве, и рассчитывать
личность  может  только  на  собственные  силы,  и  больше ни на  кого.  Все
остальное -- только средства для достижения цели.
     Поскольку  цель у Крымова была  уже давно,  оставалось найти  средства,
причем опираясь на свои собственные силы.
     Это  была первая стратегическая  операция  Андрея  Крымова.  Называлась
операция "брак по  расчету". Идея, конечно,  была до неприличия банальной  и
простой. Но осуществил он ее безукоризненно, не  ошибившись ни в тактике, ни
в  выборе "объекта". Дальнейшая  жизнь  подтверждала это много раз...  Среди
шумных компаний, где он частенько проводил свое свободное время, было немало
симпатичных  и  обеспеченных  полезными  родителями  девушек, а  уж выбирать
большого  труда не  составляло. Красивый и  модный  парень,  Андрей запросто
производил  на  девушек  впечатление.  Мог  при  случае  блеснуть  стиляжным
жаргоном, непринужденно  бросив какую-нибудь фразу,  вроде:  "Ну что,  мать,
похиляли  на  Брод?", или  Цитатой  из  Рождественского с  Вознесенским, мог
задушевно спеть что-нибудь из Галича или часами рассказывать о Китае, причем
всегда именно то, что больше всего интересовало собеседника.
     Но с девушками Андрей Крымов, будущий ас сложных многоходовых операций,
не спешил. Он  уже  сейчас  прекрасно  понимал то,  чем  будет потом  всегда
руководствоваться: результат  приносит  плоды только в  том случае, если  не
имеет побочных осложнений и если случайные вмешательства сведены к минимуму.
В данной ситуации это  означало, что он  не собирался ради подходящего тестя
воевать  всю жизнь с нелюбимой  женой  или разводиться с ней  через полгода.
Надо было  найти такую  девушку,  с  которой у  них возникла  бы взаимная  и
обязательно искренняя  привязанность, без излишней  страсти, но  исключающая
интриги и измены. В общем, и рыбку съесть и личную  жизнь обеспечить. Задача
практически неосуществимая. Кто пробовал -- знает. Поэтому  Андрей  Крымов и
не спешил. Тем  более что с  каждым годом эта задача становилась все важнее.
Обеспечить свое будущее надо было самому, потому что другой поддержки у него
не было, а с  его  специализацией официальное будущее высвечивалось не самым
радужным. С начала шестидесятых советская китаистика  переживала свои худшие
времена  -- уже  перестали  звучать  песни  о  нерушимом  советско-китайском
братстве навек и это самое братство уже сменилось холодным миром, начинающим
переходить в  открытую  неприязнь.  Андрея  совсем  не  прельщала  "карьера"
фронтового переводчика.  Тем  более  что Америка  --  главный враг Советской
страны -- была далеко (да и можно ли всерьез не любить родину рок-н-ролла?),
а миллиардный Китай находился под боком и добрых чувств не  вызывал. Так что
предстоящий  выпуск  не   особенно  вдохновлял   Андрея  Крымова.  Но  жизнь
неожиданно сама открыла перед ним его дальнейший путь. Помог случай.
     Началось  все  с  глупой  выходки  развеселившихся  студентов.  Как-то,
отмечая  свой день рождения в ресторане "Пекин" (а где же еще!) с  небольшой
компанией друзей  и выпив  несколько больше, чем следовало, он потащил  всех
гулять по Москве.  Когда компания оказалась  на Софийской набережной,  около
Британского  посольства, неожиданно  возникла  идея  проверить  бдительность
милиционера в алюминиевой будке. Андрей и один его  приятель из театрального
института нацепили  темные очки, подняли воротники своих пальто и  несколько
раз  обменялись  портфелями  у  ограды  посольства,  воровато   озираясь  по
сторонам. Вся остальная компания помирала со смеху в ближайшем подъезде.
     Неизвестно, насколько  бдительным оказался милиционер и  было ли у него
чувство  юмора, а  вот  сотрудники организации,  что находится  на Лубянской
площади,  оперативность  проявили.  Спустя  полчаса  оба  шутника  сидели  в
ближайшем отделении милиции в разных кабинетах и  беседовали с вежливыми, но
настойчивыми товарищами в одинаковых серых костюмах.
     Андрей Крымов  впервые в жизни не на шутку испугался. Когда он сидел на
привинченном к  полу табурете в ярком свете настольной  лампы,  направленном
так,  чтобы  нельзя  было разглядеть лицо оперативника, служба в  Казахстане
казалась ему  манной небесной, мечтой, которая, кажется, уже не сбудется. Но
спокойный чекист даже не собирался давить  на ошалевшего парня  да выяснять,
на  какую  разведку тот работает. Нет,  для  начала он полчаса молча "курил,
повергая Андрея этим молчанием  в настоящий ужас, потом минут  десять листал
какую-то папку,  которую ему неожиданно принес  испуганный  милиционер. Тоже
молча. И только  после этого нарушил свое убийственное молчание  неожиданным
вопросом:
     -- Ну что, Андрей Сергеевич, в шпионов поиграть захотелось? -- Причем в
вопросе не слышалось ни укора, ни угрозы.
     Молодой Крымов удрученно кивнул.
     --  Такой  уважаемый  отец, готовит  сыну  место  в  республике,  ждет,
надеется... Что, в Казахстан ехать не хочется?
     Андрей  вздрогнул. Он еще ни с кем  не делился своими мыслями и даже не
собирался.
     --  Ладно,  ладно,  -- успокоил  его чекист, -- я ж понимаю... В общем,
учитывая любовь к шпионским играм, отличную  учебу и уважаемых родителей, не
желаешь ли ты, Андрей Сергеевич, продолжить работу в рядах передового отряда
партии?..
     Ну  мог ли  Андрей  Крымов  в сложившихся  обстоятельствах  отказаться?
Конечно  не мог, да  и не  хотел. Именно  так,  с глупой  шутки, и  началась
настоящая карьера полковника Крымова.
     А спустя полтора месяца  удачно  завершился и поиск невесты. Все  вышло
именно  так,  как  Андрей  хотел, его и самого это даже немного  удивило. Он
остановил свой выбор на тихой серьезной девушке по имени Вера. Не обладавшая
яркой внешностью или темпераментом, она во время вечеринок в основном сидела
в  уголке,  перебирая  пластинки  или  листая  иллюстрированные  иностранные
журналы,  как будто  веселящихся  рядом ей  было вполне достаточно, чтобы  и
самой  чувствовать от вечеринки  удовольствие.  К  Вере  давно  привыкли,  и
разбитные  кавалеры  не  обращали  на  девушку  особого  внимания.   И  зря.
Застенчивость  и  тихий  нрав  скрывали  живой  ум  и  мешали  разглядеть ее
очарование.  При этом  папа Веры  занимал довольно  интересную  должность  в
финансовом  отделе  ЦК   КПСС.  Андрей  понял,  что  не  ошибся,  и  не  без
удовольствия  и  вдохновения  завел  с  ней   роман.  Все  чаще  они   тихо,
по-английски, исчезали вдвоем с шумных вечеринок.
     Решающий разговор с предложением  руки и  сердца состоялся только после
встречи Андрея с отцом  Веры. Папа оказался  человеком серьезным, и  Крымову
даже  показалось,  что  он  не преминул воспользоваться той самой  волшебной
папкой,  что  однажды  держал  в  руках  чекист.  Впрочем,  Андрей  пришелся
родителям по нраву, не говоря уж о самой Вере, так что препятствий больше не
было. Оставалось сообщить новость  своему отцу в Караганду  и пригласить его
на свадьбу.
     Свадьбу сыграли громко, в ресторане "Прага". Родители  жениха и невесты
остались  явно  довольны  друг  другом  и   немедленно   нашли  много  общих
номенклатурных тем для разговоров. Жизнь входила в русло.
     Вскоре отшумели горячие дни на острове Даманский,  и  в воздухе запахло
войной с  Китаем. Но  Крымова  это  уже  не  беспокоило, он уверенно  шел по
чекистской  дороге.  Когда  был защищен диплом и сокурсники  разъехались  по
странам  и весям, Андрей Крымов, а теперь уже Андрей Сергеевич Крымов, исчез
на два года в недрах таинственной "лесной школы" Первого Главного Управления
КГБ СССР,  в школе  внешней разведки Страны Советов. Эти  два года пролетели
быстро  и  гладко. У  Андрея Сергеевича  получалось  все, он был на  хорошем
счету. Но  главное, он неожиданно почувствовал себя, что называется, в своей
тарелке. Теперь он  мало  напоминал того  обиженного московского  мальчишку,
которого  судьба  лишила возможности  смотреть на  военные парады с  трибуны
слева от Мавзолея. Теперь в нем не осталось этой детской обиды. Теперь в нем
появилась четкость и уверенность. Не только в себе, но и в  своем будущем --
теперь он знал, что сможет получить свое <i>право на выбор.</i>
     Именно таким и  появился в  советском  торгпредстве  в  Шанхае  молодой
сотрудник резидентуры Андрей Сергеевич Крымов. Ему уже не нужна была никакая
школа. Ему оставалось только проверить себя на практике,  физически  ощутить
свою   состоятельность.  И   за  четыре   года  работы  в  Шанхае   он   эту
состоятельность полностью подтвердил.
     Это были  очень тяжелые четыре года,  ибо пришлись они на самый сложный
период взаимоотношений России  с Китаем. Это закрепило  в Крымове нелюбовь к
восточному  гиганту,  но  не  помешало  его  успешной   работе.  Сотрудникам
торгпредства приходилось работать практически в условиях осадного положения.
Непрекращающиеся  манифестации  разгневанных китайских трудящихся, грозившие
всякий  раз превратиться  в  банальный  погром,  непрекращающаяся  слежка за
любыми  передвижениями   советских  сотрудников  --   причем  китайцы  могли
позволить себе выставить хоть по тысяче агентов на каждого сотрудника, в том
числе  и на  уборщицу.  Постоянные отключения электричества  и  воды,  битье
стекол  и прокалывание  автомобильных шин... Давление не прекращалось  ни на
день. Но самая большая  психологическая проблема  заключалась в  том, что со
своей европейской внешностью Крымов не мог просто смешаться с толпой, всегда
оставаясь  белой  вороной, на  которую  устремлены тысячи  глаз. И  когда он
наконец  справился  с  этим  ощущением,  освободился,  то  понял,  что   это
незаменимый опыт.
     Ко  всему этому  прибавлялись  обычные для любого советского коллектива
"радости": кто-то погружался в работу, кто-то плел интриги, кто-то тихо пил,
а кто-то писал доносы на всех остальных. Андрей Сергеевич Крымов относился к
первым. Не тратя  времени  на интриги, не  опускаясь до доносов  и  не давая
повода для них, он с головой ушел в работу, видимо, справедливо полагая, что
хорошая агентурная  сеть -- более достойная  цель для разведчика.  А  скорее
всего,  он просто смотрел вперед, догадываясь,  что  хорошая агентурная сеть
ему еще пригодится... Резидент души не чаял в новом сотруднике, сочетавшем в
себе способность идти на любой риск с осторожностью и компетентностью.
     В 1972  году, после доклада  Брежнева  на  Декабрьском  пленуме,  Китай
окончательно  превратился  во  врага  No  1  Советского  Союза  и  работы  в
резидентуре  прибавилось.  В том году закончилась затянувшаяся  командировка
Крымова.
     Его  арестовали  на городском  рынке Шанхая,  где  он  пытался  забрать
секретные материалы у своего агента, и шесть часов допрашивали в милиции. Но
попытка заставить его признать себя шпионом ничего не дала. Андрей Сергеевич
на все  вопросы  упорно  отвечал  по-русски:  "Требую  пригласить советского
консула". Консула  ему,  естественно,  не пригласили.  Вместо  этого Крымова
отправили  под конвоем в  глубь страны, и тут он  начал  действовать. Будучи
небольшого роста, Андрей Сергеевич тем  не менее обладал изрядной силой. Еще
в Казахстане он  увлекся  боксом, а  уж в "лесной школе"  прибавил  к  этому
боевое  самбо,  так что постоять за себя  мог всегда. Поэтому, не раздумывая
долго,  он прямо в машине  напрочь  выключил  всех своих конвоиров, выскочил
наружу,  преодолел  бегом  несколько  узких  улочек  и, свистнув  моторикшу,
умчался в сторону морского порта.
     План  удался  на  все сто.  Китайские конвоиры просто не  были готовы к
такому повороту событий. По их  глубокому убеждению, бежать европейцу из-под
стражи посреди  миллиардного  Китая просто глупо. Да и сами власти оказались
не  подготовлены к  такой прыти -- им так и не удалось заполучить советского
шпиона, хоть и были  немедленно  оцеплены здания торгпредства и консульства,
-- Крымов там больше попросту не появился.
     Городское  отребье во все времена  не было  подвластно государственному
режиму  и жило  само по  себе.  Оно было всегда и  всегда  будет.  Китай  не
исключение. Даже  молодчики-хунвейбины  в  годы  "культурной  революции"  не
смогли с ним справиться. И Крымов об этом знал и очень  хорошо понимал,  что
отребье может стать надежным партнером,  если к нему найти  подход. Поэтому,
пока его более ленивые или чистоплотные коллеги анализировали  речи  местных
партийных  вождей  и передовицы  газет, он  не только  создавал по  мере сил
агентурную  сеть, но и  сумел  обзавестись связями в припортовой клоаке. Три
недели Крымов  отлеживался  в лачуге портового  сторожа,  который был  сыном
русского  эмигранта-белогвардейца.  За это время он связался с резидентом  и
получил  всю  необходимую  ему информацию  и приказ  возвращаться домой. Для
осторожности  он на  всякий случай пропустил два судна под советским флагом,
заходивших в шанхайский порт, и, как позже выяснилос