Андрей Таманцев. Успеть, чтобы выжить --------------------------------------------------------------- Солдаты удачи-3: Изд: "АСТ" ║ http://www.ast.ru OCR: Sergius A. Smirnof --------------------------------------------------------------- Вы все хотели жить смолоду, Вы все хотели быть вечными, -- И вот войной перемолоты, Ну а в церквах стали свечками. А.Чикунов В романах серии "Солдаты удачи" все события взяты из жизни. Мы изменили только имена героев. Почему? Это нетрудно понять: слишком тяжела и опасна их работа. Каждый из них всегда на прицеле, вероятность избежать смерти приближается к нулю... Имеем ли мы право лишать таких людей надежды на завтрашний день?.. Таманцев А. Т17 Успеть, чтобы выжить: Роман. -- М: Олимп; ООО "Фирма "Издательство ACT"", 1998. -- 480 с. -- (Солдаты удачи). ISBN 5-7390-0060-2 ("Олимп") ISBN 5-237-00482-2 (ACT) Их оболгали. Их преследовали. Их лишили помощи. На них охотились, как на диких зверей. Но они шли на невыполнимое задание, зная, что в новой схватке со злом расклад простой -- победа или смерть. УДК 882 БВК 84(2Рос-Рус)6 ╘ "Олимп", 1998 ╘ Оформление. ООО "Фирма "Издательство ACT"", 1998 Содержание Пролог 2 Часть первая. Заказ на жизнь 3 Часть вторая. Успеть, чтобы выжить 60 Часть третья. На кого бог пошлет 146 Пролог Тишина и прохлада собора казались раем после адской жары и человеческой суеты там, снаружи, на улице. А величие, которое древние зодчие создали с таким блеском, заставляло забыть о внешнем мире, презреть его мелочность и тленность, оставляя один на один с вечностью. Именно здесь, под сводами собора Санта Мария дель Фьоре, сотворенного великими итальянцами Возрождения почти семьсот лет назад, и именно сейчас он должен был взять эту паузу, короткий тайм-аут перед финальным ходом. Огромные колонны, уходящие высоко вверх; мягкий свет, пробивающийся сквозь цветные витражи и рассекающий пространство храма призрачными лучами; полумрак, сгущающийся в нишах -- огоньки свечей не могли разогнать его и только подчеркивали таинственность окружающего. Все невольно заставляло остановиться и выпасть хотя бы на миг из ежесекундного напряжения. И он сделал это -- аккуратно присел на деревянную скамью и расслабился. Нет, он не собирался замаливать грехи, не собирался наскоро исполнять обязательный обряд добропорядочного католика. Он не был ни католиком, ни вообще глубоко религиозным человеком, просто этот собор, как и православная церквушка с ее запахом ладана и домашним уютом, пробуждал в душе нечто, что не позволяло превратиться в зверя с оружием в руках, как произошло со многими, кого он знал... На соседнюю скамейку плюхнулось шумное немецкое семейство. Фатер, мутер и толстый киндер. И, точно это было для него каким-то сигналом, он поднялся и направился к алтарю. Перед распятым Христом стояли ящики с белыми свечами. Их никто не сторожил и не продавал: рядом был пристроен медный куб для пожертвований с указанием цены -- "500 лир" -- вот и все. Прихожане кидали деньги, брали свечи и шли просить у Господа что кому нужно -- без всякого контроля. Перед Всевышним не слукавишь. Бросив деньги и взяв пять свечей -- за себя и за тех, кого сейчас рядом с ним нет: за Дока, Артиста, Боцмана и Муху, -- он зажег их, поставил рядком и как-то неловко перекрестился по-православному, справа налево, щепотью. Стоявшая рядом старуха флорентийка с удивлением посмотрела на него. Замерев на мгновение, он поставил еще две свечи, большие, в красных стаканах, с изображением какого-то святого. Это за Тимоху и Трубача. Упокой, Господи, их души. Вот теперь все. Он должен был сделать это именно сейчас и именно здесь. * * * -- Внимание! "Ковбой" поставил у алтаря семь свечей. Это похоже на сигнал. Всем усилить наблюдение!.. -- На ковбоя он не очень-то похож, а? -- Примерно так переводится фамилия этого русского -- Пастухов... Все! Он собирается уходить. Давай за ним, а я разберусь со свечами. -- Понял... Часть первая. Заказ на жизнь 1 Ровно в полдень одного из жарких летних дней, которые не так уж часты в Голландии, в шумный холл отеля "Хилтон-Амстердам" сквозь громадную крутящуюся дверь вошел невысокий, плотного телосложения, человек лет пятидесяти. Строгий костюм английской ткани, седина на аккуратно подстриженных висках и спокойная уверенная походка наводили на мысль о благородном происхождении вошедшего или, по крайней мере, о его достойной профессии. Впрочем, оказавшись в отеле, человек немедленно затерялся среди похожих на него многочисленных постояльцев -- в "Хилтоне" заканчивался последний день работы международного симпозиума футурологов, и целые толпы достойных седовласых мужчин благородной наружности заполняли коридоры, холлы и лифты солидного отеля. Но это обстоятельство, похоже, вполне устраивало вновь вошедшего. Поднявшись на седьмой этаж, человек уверенно прошелся по коридору и скрылся за дверью 732-го номера. Причем без стука или иного предварительного предупреждения, хотя номер этот не снимал и в нем не жил. И в это же самое время внизу, в холле, к стойке портье подошел приветливый молодой человек лет тридцати с небольшим. Легкий спортивный пиджак серого цвета, белая рубашка без галстука и небольшой черный атташе-кейс в руке позволяли причислить его к армии бизнесменов или чиновников. Что-то вроде начинающего преуспевать агента по недвижимости или страхованию. -- Чем могу помочь, сэр? -- спросил портье по-английски, безошибочно определив в нем иностранца. -- У вас остановился мистер Глоттер, -- уверенно произнес молодой человек. -- Извините, мы не даем информацию о постояльцах, сэр, -- сожалеюще извинился портье. -- Да и не нужно, -- пожал плечами молодой человек. -- Просто передайте ему письмо. -- И с этими словами он протянул портье небольшой конверт. -- Хорошо, сэр. Молодой человек развернулся, словно направляясь к выходу. Но по дороге он на несколько мгновений задержался у зеркала на стене, чтобы проследить внимательным взглядом, как портье кладет конверт в ячейку, и увидеть номер этой ячейки -- 732. Легким движением поправив волосы, молодой человек уверенно повернул к лифту. Поднявшись на седьмой этаж, он отыскал нужный номер и в задумчивости остановился неподалеку от него. В этот момент из соседнего, 731-го вышла пожилая чета. -- Дорогой, захвати свои желудочные пилюли, -- капризным тоном произнесла старая леди. -- Мы пообедаем в городе. -- Захватил уже, -- недовольно проворчал джентльмен, похлопав себя по карману. -- Опять весь день таскаться по музеям... -- Не ворчи, милый, разве не из-за музеев мы сюда приехали? Джентльмен, ворча что-то под нос, запер дверь, и супруги удалились к лифту. Как только двери лифта захлопнулись за ними, молодой человек сбросил задумчивое оцепенение и развил бурную деятельность. Он достал из кармана универсальный ключ-отмычку -- оказаться в только что покинутом стариками номере было делом нескольких секунд. Заперев за собой дверь, молодой человек поспешно, словно наверстывая упущенное время, открыл кейс и, достав из него специальный микрофон, ловким движением руки прикрепил его к стене, отделявшей 731-й номер от 732-го. После чего нацепил наушники, быстро настроил аппаратуру и включил магнитофон. -- ...Значит, все-таки здесь, в Амстердаме? -- Да, мистер Крымов, Амстердам во всех отношениях подходящее место. Крупный порт. Центр Европы. Отсюда скандал легко срезонирует по всему миру. -- Сроки уже намечены? -- Пока нет. Китайцы тянут, и мы до сих пор не знаем точной даты визита их руководства в Москву. Вы же прекрасно понимаете, что максимальный эффект возможен только в том случае, если наша операция произойдет накануне этого визита. Нужно поставить китайцев в идиотское положение. -- А вы не задумывались, мистер Глоттер, что сведения о подписании в Москве российско-китайского военного договора могут оказаться всего лишь дезинформацией русских спецслужб? -- Это неважно. Нужно отбить у китайцев охоту к подобным договорам раз и навсегда. И потом, если это и дезинформация, то рассчитана она не на нас, военных. Мы-то в курсе реальной ситуации. А вот политики могут струхнуть. Да вы сами все понимаете, мистер Крымов. -- Ладно. Что вам нужно, я понял, а для чего вы это затеяли -- мне наплевать. Я хотел бы напомнить еще раз о моих требованиях. -- Все, о чем мы с вами говорили, мистер Крымов, мое руководство одобрило. В принципе у вас нет поводов для беспокойства, но я готов выслушать вас еще раз. -- Поводов для беспокойства нет только в могиле, да и то если не намечается эксгумация, дорогой майор. Мне нужны гарантии того, что после завершения операции... -- Удачного завершения, полковник. -- ...Что даже в случае неудачного завершения, но не по моей вине, я буду переправлен в Штаты, где мне будут предоставлены гражданство, иное имя, необходимое прикрытие и полная свобода действий. -- Вы забыли пластическую операцию. -- В этом нет необходимости. Знаете ли, старческая сентиментальность -- мое лицо дорого мне как память. -- Как угодно. Что вы считаете гарантией? -- Паспорт и другие документы у меня должны быть уже перед операцией. -- Ну, раз уж вы отказываетесь от изменения внешности, то это не составит труда сделать. -- На том и порешим, любезный мистер Глоттер. А сейчас я вынужден откланяться. Мой самолет вылетает через два часа. -- Вы напрямую в Москву? -- Я не летаю напрямую. Пересадка в Париже. -- Ну что же, мистер Крымов, я рад, что у нас с вами нет взаимных претензий и мы легко понимаем друг друга. Всегда приятно работать с профессионалом. Разговор закончился. Вскоре хлопнула дверь -- представительный джентльмен, вошедший в "Хилтон" полчаса назад, покинул номер 732. Хозяин кейса посмотрел на часы и выключил магнитофон. Тем не менее уходить он не торопился: несмотря на то что интересовавший его разговор закончился, молодой человек продолжал вслушиваться в происходящее за стеной. В соседнем номере было тихо, но, если бы молодой человек мог не только слышать, но и видеть, его взору предстал бы худой черноволосый человек, стоящий у окна и разглядывающий суету на улице у входа в отель. Искушенный взгляд тут же определил бы в нем представителя заокеанской страны развитой демократии. По каким признакам? Трудно сказать. Но есть что-то такое, что отличает американцев от жителей древней Европы. Может, бросающийся в глаза здоровый цвет лица, готовность к белозубой улыбке. Может, отсутствие замечательной европейской небрежной элегантности в одежде... Так или иначе, но майор Бюро стратегического анализа и планирования Объединенного военного командования НАТО Джозеф Глоттер действительно был настоящим американцем, и в данный момент у него не было причин это скрывать. Сигнал мобильного телефона вывел майора из задумчивости. Он нехотя достал трубку. -- Да. -- Наши коллеги из голландской контрразведки только что сообщили, что минут сорок назад в отель вошел советник по культуре русского посольства Владимир Баданов. По нашему досье, он является заместителем русского резидента. Глоттер мгновенно подобрался, как будто приготовился к прыжку. -- Какого дьявола я узнаю об этом уже после встречи?! -- Голландцы, сэр. Сорок минут ушло на то, чтобы это сообщение прошло все их инстанции... Впрочем, в отеле проходит какой-то симпозиум, может, это просто совпадение? Однако Глоттер совершенно не верил в случайные совпадения. -- Он не должен уйти из отеля, -- распорядился майор. -- Немедленно перекройте все выходы. -- Уже перекрыты. -- Хорошо, Ищите как следует. У него должна быть запись разговора. Только без шума... Сидящий в соседней комнате Владимир Баданов, не медля ни секунды, снял наушники и принялся быстро укладывать аппаратуру обратно в кейс. По всему выходило, что его дела плохи. Самое время было аккуратно убираться отсюда. Подумав, он положил кассету с записью в карман пиджака, захлопнул атташе-кейс и осторожно выглянул в окно. А выглянув, немедленно увидел, как два черных "мерседеса" резко притормозили у входа в отель и человек восемь одинаковых молодых людей стремительно проскочили в холл. Легкие пути к отступлению были отрезаны. В принципе Баданов, как дипломатический работник, обладал неприкосновенностью и арестовать его не могли. Но кто знает, насколько решительно настроены люди Глоттера? Нет, рисковать нельзя, и первым делом необходимо было избавиться от улик. Придя к такому выводу, Баданов вновь открыл свой кейс и тщательно стер платком все отпечатки пальцев. Закончив эту процедуру, он захлопнул кейс и ногой затолкнул его под шкаф. Ни один суд в мире теперь не докажет, что это его подслушивающая аппаратура. Ну, вот и все. Баданов поспешил убраться из чужого номера. Еще не хватало, чтобы его обвинили в банальной краже. Уже в коридоре он буквально столкнулся лицом к лицу с Глоттером. -- Добрый день, -- чинно поздоровался Баданов по-голландски. Глоттер механически кивнул и стремительно направился к лифту, а русский советник не менее стремительно пошел к двери пожарной лестницы. И только после того, как американец сделал еще несколько шагов, его вдруг осенило. Остановившись, как будто он наткнулся на стену, Глоттер обернулся и увидел, что Баданов пустился в откровенный бег. Но майору даже и в голову не пришло бросаться за ним в погоню. Он только выхватил свой телефон. -- Внимание! Объект вышел на седьмом этаже на аварийную лестницу. Перехватите его внизу. Быстро! Используйте вариант "сердце"... Баданов стремительно несся по аварийной лестнице, одновременно лихорадочно соображая, что ему делать с кассетой. В том, что его возьмут, он не сомневался. Это только дело времени. Но кассета никак не должна была попасть к ним в руки. Кассету ждали в Москве. И единственная возможность добиться этого заключалась в том, чтобы спрятать ее пока где-то в отеле. Но делать это нужно было немедленно. Неожиданно фортуна благосклонно повернулась к русскому разведчику лицом. Прервав бег на лестнице и повернув на втором этаже в дверь, он оказался посреди большого банкетного зала, где полным ходом шумел заключительный фуршет симпозиума футурологов. Футурологи едва ли не всех стран мира весело пили шампанское, закусывали крохотными бутербродиками "канапе" и увлеченно обсуждали будущее нашей цивилизации. О лучшем месте для передышки Баданову невозможно было и мечтать. Моментально придав себе беззаботный вид, он схватил с ближайшего подноса бокал с шампанским и с видом внимательного слушателя присоединился к небольшой группе ученых. Время от времени он окидывал взглядом зал, и вскоре его ожидания оправдались -- он обнаружил среди футурологов одно знакомое лицо. Подумав про себя, что, несмотря на все многолетние усилия атеистической пропаганды, Бог у русских все же есть, Баданов подошел к знакомому и негромко произнес: -- Герр профессор, какая неожиданная встреча! Бодрый человек лет пятидесяти при этих словах вздрогнул и побледнел. Баданов понял, что он узнан. -- Можно вас на пару слов, профессор? -- Взяв оторопевшего ученого под локоть, советник по культуре отвел его в сторону. -- Я не шучу -- вас действительно послал мне счастливый случай. -- Вы что, с ума сошли!.. -- прошипел профессор. -- Мы же с вами не договаривались о встрече. -- Оставьте, профессор, -- строго ответил Баданов. -- У меня мало времени. Слушайте внимательно и запоминайте. Я оказался в затруднительной ситуации. Возьмите эту кассету и берегите больше, чем все ваши труды. Завтра я заберу ее у вас. Это очень важно. -- Но мы ни о чем таком не договаривались, -- испуганно пролепетал ученый. -- Я согласился дать вам кое-какую информацию по тематике моей лаборатории, и все!.. Какая кассета... -- Вы не просто согласились, -- несмотря на улыбку, в голосе советника зазвучал металл, -- а были вынуждены согласиться после предъявления известных вам документов. И знаете что, не надо устраивать истерику. Делайте, что вам говорят, и я обещаю, что больше вас беспокоить не будут. -- Я не желаю играть в ваши грязные игры, -- совсем вяло пролепетал профессор. -- Уже играете. Кассета у вас на два дня, не больше. -- Но я завтра улетаю во Флоренцию, -- просиял ученый. -- Флоренция? -- задумался Баданов. -- Что ж, так даже лучше. Если я не найду вас до отлета, то вы позвоните из Италии по этому телефону в Россию. -- Он достал блокнот и быстро написал номер. -- Назовете вот это число -- это пароль. Вам должны ответить вот этим числом. Запоминайте. Вы же математик. Договоритесь о встрече, отдадите кассету и уточните: "Амстердам, приурочено к визиту с Востока". Все! С этими словами Баданов повернулся к сникшему профессору спиной и затерялся в толпе. В то же время в дверях зала появились сосредоточенные молодые люди, что-то выискивающие взглядами. Но Баданов теперь был спокоен -- он обезопасил себя как мог. Так что можно было уже не прятаться. Выпив залпом шампанское и поставив пустой бокал на поднос, он решительно направился к выходу из зала, все еще блокированному сосредоточенными молодыми людьми. Невозмутимо пропустив его в холл, молодые люди не спеша двинулись следом. И только когда Баданов проделал больше половины пути до вертящейся двери на улицу, его вдруг нагнал какой-то развязный парень в шортах и гавайской рубашке. -- Хай, Билл! -- воскликнул он, хлопнув советника посольства по плечу. Тот, не останавливая своего неторопливого движения, покачал головой и спокойно ответил: -- Вы обознались... -- Прости, дружище, -- расплылся в улыбке парень и отошел в сторону. Баданов продолжил свой путь, но через два шага он побледнел, а еще через шаг пошатнулся. Внезапно его тело пронзила судорога, и, схватившись за сердце, он со стоном рухнул на ковер. Тут же к нему бросились два отзывчивых молодых человека. -- Господину стало плохо!.. -- раздался чей-то голос. -- Вызовите "скорую"... Поднялась обычная в таких случаях суета. Какой-то джентльмен буквально выхватил из-под носа портье телефон и принялся накручивать номер вызова экстренной помощи. Видимо, от волнения это у него не получалось, потому что он яростно чертыхался и принимался набирать номер заново. А между тем два отзывчивых молодых человека ловко подхватили русского дипломата и стремительно перенесли его в комнату портье. Причем один из них постоянно приговаривал: -- Я студент-медик. Разойдитесь, ему нужен воздух... Самого портье молодые люди в комнату не пустили под тем же предлогом, что и всех остальных. Им не нужны были свидетели, поскольку в комнате молодые люди тут же обыскали не подававшего признаков жизни Баданова. Но кассету им обнаружить не удалось, и тогда один из них выскользнул прочь. У ближайшего зеркала его поджидал невозмутимый Глоттер. -- У него ничего нет, сэр, -- тихо сообщил молодой человек. -- Вы уверены? -- Да, сэр. У нас мало времени. Через несколько минут прибудет "скорая". Надо успеть вколоть ему противоядие... -- Не надо, -- спокойно ответил майор. -- Но, сэр!.. -- молодой человек отпрянул в замешательстве. -- Все, уходим, -- жестко бросил Глоттер. -- Выполняйте. Через минуту все молодые люди как-то незаметно покинули отель вместе с джентльменом у телефона, который в раздражении пододвинул телефон портье, сказал: -- Сами вызывайте! Не можете нормальный аппарат поставить. И тоже направился к выходу. А рядом с неподвижным Бадановьм уже суетился врач отеля, пытаясь сделать искусственное дыхание, и где-то на улице завыла сирена "скорой помощи"... Майор Глоттер в отвратительном расположении духа сидел на заднем сиденье "мерседеса". -- Перкинс, предупредите голландцев, чтобы они не проявляли излишнюю прыть, -- приказал он человеку на переднем сиденье. -- И еще. Этот русский кому-то передал кассету. Это плохо, чертовски плохо. Она ни при каких обстоятельствах не должна попасть в Москву. Необходимо проверить всех участников симпозиума. -- Но, сэр, там было не меньше ста двадцати человек. -- Вот и займитесь этим. 2 Лето во Флоренции обычно бывает не столько жарким, сколько душным. Прошли времена, когда это место в долине реки Арно славилось мягким климатом и военный лагерь легионеров великой Римской империи быстро превращался в чудесный "Город цветов". Увы! Флоренция давно уже перестала оправдывать свое название -- каждое лето, вместе со всеми своими мощеными улочками, черепичными крышами и мраморными соборами, она превращалась в настоящее пекло. Зажатый в отрогах Апеннинских гор, город медленно, но неумолимо раскалялся под палящим итальянским солнцем, тщетно дожидаясь хотя бы легкого дуновения ветра. Но все это было бы еще терпимо, если бы не выхлопы тысяч мотороллеров, автомобилей, автобусов и если бы не два миллиона туристов, пожирающих все вокруг глазами и объективами своих фотоаппаратов. Вот что сделало древний город окончательно непригодным к проживанию. Поэтому местное население, не задействованное в обслуживании туристов, попросту уезжает из Флоренции на лето, оставляя город на откуп любознательным зевакам и богатым бездельникам, поток которых неистощим. Впрочем, это неудивительно -- едва ли найдется в мире еще один город, где каждый камень связан с именами Микеланджело и Джотто, Леонардо да Винчи и Данте Алигьери. Флоренция была переполнена с утра до вечера, и в этом сонмище туристов можно было встретить кого угодно. Маленькие шустрые японцы в ярких шортах и майках как заведенные щелкали своими картонными одноразовыми "кодаками", снимая все, что попадало в поле их зрения, будь то статуя фонтана Нептуна, синий фургон карабинеров или просто южная облезлая кошка. Их энтузиазму можно было только позавидовать. С одинаковым интересом жители Страны восходящего солнца глазели на бронзового Гермеса работы Бенвенуто Челлини и на устройство сигнализации в галерее Уффици. Американцы, как правило пожилые леди с розовыми волосами и молодцеватые ветераны среднего и мелкого бизнеса в гавайских рубахах, передвигались группами и ежеминутно сверялись с проспектами, словно постоянно подозревая, что этот лоснящийся гид-итальянец им все время врет. Встречались и русские. Но теперь это уже были не те опасливые советские туристы, которых встречали с неподдельным интересом (Ха! Во Флоренции не только Микеланджело! Я там видел живого русского, представляешь?), и даже не "красные пиджаки", которым все одно где пить -- на фоне Эйфелевой башни или египетской пирамиды, эти нынче обретают душевный покой на модных курортах: там больше ресторанов и меньше бесполезных памятников. Современный русский турист мало отличается от прочих, ну разве что подсознательная тяга к магазинам его все еще выдает да любовь к выпивке... Особенно бывает переполнена туристами всех мастей площадь Сеньории, центральное место Флоренции. И в этот час -- душный солнечный полдень 15 июля -- на площади Сеньории можно было заметить, если очень постараться, именно такого русского туриста новых времен. Это был молодой мужчина крепкого, но не вызывающего сложения, одетый, несмотря на жару, в черные джинсы и майку с изображением Пизанской башни, перечеркнутой надписью по-английски: "Не пора ли ей упасть?" На шее у русского туриста висел положенный по статусу автоматический "кодак", которым он, впрочем, практически не пользовался. Одним словом, если этот молодой человек и отличался от остальных двух миллионов своих коллег по отдыху, то только лишь едва заметным выражением озабоченности на лице. Не чувствовалось в нем блаженного умиротворения или полной отрешенности. Русский турист был настороже. С видом человека, коротающего время между проводами жены и встречей с любовницей, он рассеянно рассматривал окружающие дома и дворцы. На несколько секунд его взгляд задержался на монументальном здании древней ратуши с ее мрачной башней, громоздящейся над площадью, а потом скользнул в сторону колоссальной очереди в картинную галерею Уффици. По губам русского пробежала легкая усмешка. Мол, и у вас, господа европейцы, не без этого... Закончив беглый осмотр достопримечательностей, турист вздохнул, посмотрел на часы и не спеша двинулся в сторону одной из улочек, разбегающихся прочь от площади Сеньории. Неожиданно оказалось, что этот русский был не единственным человеком, которого мало интересовали чудеса архитектуры: два подтянутых джентльмена со здоровыми американскими лицами внимательно следили за его перемещениями и даже пару раз сфотографировали молодого человека. Теперь же, как только русский турист сдвинулся с места, один из джентльменов поднес запястье правой руки ко рту и тихо произнес: -- Ковбой направился в сторону Виа Калзадоли. И, соблюдая безопасную дистанцию, оба американца двинулись следом. Им блестяще удавалось ничем не выдать своего присутствия -- в самом деле, мало ли людей шатается летом по Флоренции? А объект их внимания тем временем медленно брел в потоке ленивых туристов по узкой тенистой улочке. Но тень совершенно не спасала от жары, разве что солнце здесь не так яростно пекло. Явно утомленный жарой и оттого рассеянный, молодой человек не торопясь вышел по Виа Калзадоли к величественному собору Санта Мария дель Фьоре, нависавшему над всем городом. Остановившись перед входом, он вдруг вспомнил о своем бесполезном фотоаппарате, болтавшемся на шее. Фотографировать русскому туристу, кроме себя, было нечего, ибо видами Флоренции он уже обзавелся, приобретя открытки и проспекты. Но не щелкать же свою физиономию, держа фотоаппарат на вытянутой руке? Оглядевшись, молодой человек выбрал брата туриста поприличней и обратился к нему на английском: -- Не может ли сеньор сделать один снимок? Сеньор, оказавшийся почтенным немцем, с радостью согласился и немедленно сфотографировал молодого русского. Получив желаемый снимок для семейного альбома, объект внимания двух американцев сдержанно поблагодарил за помощь и вошел в собор. Американские джентльмены переглянулись. Потом один из них, тот, что с фотокамерой, последовал за Ковбоем в храм, а другой, снова пробормотав что-то в рукав, отправился за немцем. Через десять минут к собору осторожно подрулил "мерседес", а спустя еще три минуты из храма вышел джентльмен с фотоаппаратом и остановился рядом с машиной, не отводя глаз от ворот собора. -- Сидел десять минут, потом поставил свечи, пять простых и две красные, -- сообщил кому-то негромко американец в открытое окно автомобиля и вдруг встрепенулся: -- Вот он... Человек в "мерседесе" кивнул и включил рацию. -- Внимание! Ковбой поставил у алтаря семь свечей. Это похоже на сигнал. Всем усилить наблюдение!.. -- На ковбоя он не очень-то похож, а? -- Примерно так переводится фамилия этого русского... Все! Он собирается уходить. Двигай за ним, а я разберусь со свечами. -- Понял. Джентльмен с фотоаппаратом оторвался от машины и направился вслед за объектом. Ковбой, он же Сергей Пастухов или просто Пастух, медленно брел в потоке ленивых туристов. В сотый раз он отругал себя за то, что не надел шорты, как все вокруг, -- джинсы, да еще черные, не очень подходящая одежда для города, который превратился в финскую баню. Не спасала даже многолетняя привычка носить форму, тоже мало похожую на легкий пляжный костюм. Вот ведь, по Чечне бегал в камуфляже как заводной, а здесь спекся... Пошел уже третий день пребывания Пастуха в Италии. Два предыдущих он потратил на подробное изучение местности -- железная спецназовская привычка крепко засела в сознании капитана. Голубков говорил Сергею, что осложнений во время его прогулки во Флоренцию быть не должно. Что ж, это Пастух вполне мог обдумать и принять или не принять во внимание. Но слова своего преподавателя в военном училище -- старого подполковника, воевавшего еще в Корее и Египте, о том, что рекогносцировка местности -- основа военного дела, не надо было обдумывать: эта заповедь, навсегда отпечатавшись в мозгу, выполнялась автоматически. Даже и тогда, когда, как убеждал Голубков, осложнений быть не должно. Конечно, Пастух не собирался воевать на улицах древней Флоренции. Во всяком случае, лично он боевые действия начинать первым не предполагал. Но и не ради отдыха он здесь оказался. Флоренция, без сомнений, чудесна и неповторима. Кто бы спорил. Но созерцание даже таких достопримечательностей не входило в число любимых Сергеем занятий. Он предпочел бы что-нибудь другое. Ему бы с удочкой, да плотвичку потаскать... Увы! Местная Арно больше походила на чеченскую Сунжу, чем на родную Чесну... * * * Нет, Пастух здесь, чтобы работать. Он взялся за это, и теперь уже не имеет значения почему. Он взялся, а значит, должен выполнить, чем бы все ни обернулось. И точка. Неделю назад, когда Голубков отправлял его сюда и когда говорил, что осложнений быть не должно, все действительно казалось простым. Слишком простым. Но у Сергея тогда не возникло сомнений, достаточных для отказа от этого дела. И потом, если доверяешь человеку, то любые сомнения перестают тревожить, а Пастух доверял Голубкову. Они многим были связаны, и отношения их мало походили на отношения начальника и подчиненного, хотя во всех этих боевых операциях (или специальных мероприятиях, как предпочитали выражаться те, кто их разрабатывал), на которые Пастуха и его команду нанимало Управление, все боевые задачи ставил перед ними Голубков. Но он не давил ни официальностью, ни своим полковничьим званием даже теперь, когда сам стал начальником оперативного отдела Управления. Сергей не любил слово "наемник", да и название "солдат удачи" не особенно его привлекало. Но пока он полностью доверяет полковнику Голубкову -- тому человеку, с чьей легкой руки он и все его ребята стали этими самыми "солдатами удачи", -- до тех пор Пастух готов мириться с этой своей ролью. В конце концов, именно это их доверие Голубкову очищало деньги, которые им платили. Очень большие деньги. Он не сомневался в своих ребятах, но все же в глубине души побаивался, что когда-нибудь они просто привыкнут к большим деньгам и тогда всей его универсальной команде, вместе с ним во главе, станет безразлично, за что брать деньги и с кем воевать. Но он не задумывался над этим, пока доверял Голубкову. А причин не доверять ему пока не возникало, несмотря на тухловатый душок, которым отдавало большинство специальных мероприятий Управления. Поэтому, когда Голубков попросил срочно съездить во Флоренцию, так сказать, выполнить роль фельдъегерской почты, Пастух согласился почти сразу. Все контакты с Управлением изначально сводились к их общению лично с Голубковым. Никаких удостоверений, званий, планерок или ежемесячной зарплаты в бухгалтерии. Полковник связывался с ребятами, а чаще с Пастухом как с командиром. Связывался и говорил -- ребята, мол, надо сделать то-то и то-то, вот что я могу вам рассказать об этом, вот сроки, вот деньги на операцию, вот ваш аванс. И они делали. И нигде это зафиксировано не было. В известном смысле они были независимы, предоставлены сами себе. Они могли сделать так, как считали нужным, и даже серьезно скорректировать задачу -- случалось и такое. В принципе они, наверное, могли бы и отказаться от очередного задания, тем более что в устах Голубкова оно никогда не звучало командирским приказом. Но все прекрасно понимали, в какие игры приходится влезать и в чьих интересах. Все знали: то, чем они занимаются, санкционируется едва ли не на президентском уровне и находится вне правил, а иногда и вне законов. Но с них никогда не требовали подписки о неразглашении -- поди попробуй разгласи! Дураку ясно, что даже предупреждать не будут. Но взаимное доверие пока сохранялось. Во всяком случае, у Пастуха и Голубкова. Правда, иногда Сергея одолевало ощущение, что они работают не на государственную спецслужбу, а на какую-то мафиозную структуру. Но кто сейчас разберет, где заканчивается государство и начинается мафия? Лучше об этом вообще не думать, даже и не задумываться. Лучше просто держать ухо востро и вовремя проводить рекогносцировку на местности. Любой. Всегда. Так надежней. А тогда, несколько дней назад, в небольшом особнячке Управления Голубков плотно прикрыл за Пастухом дверь кабинета, жестом указал на кожаный диван, а сам плюхнулся в свое кресло за столом. Вполне жизнерадостно плюхнулся. -- Ну, как дела, Сережа? Минут пять поговорили о делах. -- Семья, Константин Дмитрич, в порядке. Вполне прижилась уже в Затопино, кое-какими благами цивилизации обзавелась, вот, собирался дом подремонтировать. Как ребята? Да так же, как и раньше. Отдыхают. Артист грозится сыграть-таки Гамлета, но дальше угроз дело пока не заходит, по-моему, он скорее какой-нибудь маленький театр купит. Док снял полдома в Переделкино... Да вы ближе к делу, Константин Дмитрич! Полковник с минуту молчал, раздумывая, а потом достал сигарету, раскурил и наконец сказал, зачем пригласил: -- Есть в Италии один славный городок. Флоренция. Слышал, наверное? Леонардо да Винчи, Микеланджело, в общем, есть что посмотреть... Надо слетать туда на три дня. Ничего сложного, никаких боевых операций. Надо просто встретиться с одним человеком... -- Кому надо? -- Мне надо, Сережа, мне. Как у тебя со временем? Сможешь отвлечься на три дня? -- Только давайте без пафоса и таинственности, Константин Дмитрич. Вопрос ведь не в том, смогу я или нет. Вы же прекрасно понимаете, что это не моя работа! Не тот профиль... -- Знаю, что не тот, -- согласился Голубков, -- но мне необходимо, чтобы отправился туда именно ты. С оперативной точки зрения все предельно просто. Прилетел, встретился и обратно. Но я должен полностью доверять человеку, которого отправляю, понимаешь, какая штука? Полностью доверять. Это не приказ и даже не задание, Сережа, это моя личная просьба к тебе. Только к тебе. -- Только ко мне? Значит, мои ребята... -- В них нет необходимости. Я же сказал: все предельно просто. -- Я могу подумать? -- Можешь. Минуты полторы. Пастух усмехнулся: -- И куда только, товарищ полковник, ваша жизнерадостность делась? Все предусмотрел... Ну, будем надеяться, что действительно все предусмотрел. Ладно. Надо, так съезжу. Выкладывайте. Голубков кивнул. --Я знал, что могу на тебя рассчитывать... В общем, так. Поедешь через турфирму, в составе группы. В это время во Флоренции до черта туристов, на тебя никто внимания не обратит. Оденься соответственно, упакуйся... Фотоаппарат есть? -- Есть где-то старый "Зенит". -- Не пойдет. Купи себе автоматическую дешевую "мыльницу". Итак, во Флоренции ты должен будешь встретиться с моим человеком. Он абсолютно надежен, но не профессионал и может наследить. Так что будь осторожен. Этот человек передаст тебе информацию. Очень важную информацию. Ее ты и должен будешь привезти как можно быстрее. Лично мне. Все понял? -- Что именно я буду везти? -- Не знаю, -- честно ответил полковник, разведя руками, -- это может быть кассета или конверт... Вот здесь подробности. Прочитай и запомни. С этими словами он быстро набросал своим ровным почерком на листке из блокнота текст и протянул его Пастуху. Сергей прочитал несколько раз, закрыл глаза, запоминая, а потом вернул листок Голубкову, который тут же молча его скомкал и сжег в пепельнице. На листке были перечислены место и время встречи, пароль и прочая обычная для подобных мероприятий информация. Затушив в той же пепельнице докуренную сигарету и разогнав рукой дым. Голубков достал из ящика своего стола пакет и подтолкнул в направлении Пастуха. -- Здесь билеты, паспорт с визой и деньги на расходы... И запомни, Сережа, осложнений быть не должно. Малейшие осложнения означают провал. Тут инструкции будут очень просты: любым способом, любыми средствами, но вернуться. Есть какие-нибудь вопросы? Любые осложнения означают провал... Что ж, кажется, это и в самом деле предельно просто, как вы изволили высказаться, Константин Дмитриевич! Впрочем, Пастуха это уже не особенно беспокоило. Он прекрасно понял то, что невольно проскользнуло в словах полковника. Все предельно очевидно: если у Сергея нет оснований не доверять Голубкову, то у Голубкова есть очень веские основания доверять только Пастуху. "Интересно, -- подумал Сергей, -- а если бы я отказался, стал бы он предлагать это дело моим ребятам?.." -- Что, все так серьезно? -- Серьезней некуда. -- Полковник понял, что вопросов не будет. -- Через месяц информация, которую ты доставишь, станет для нас чем-то вроде Западной группы войск для бывшего Союза... Я думаю, этого достаточно? Кстати, что касается твоего обычного гонорара, то по возвращении... -- Что касается моего гонорара, -- перебил Пастух, вставая и забирая со стола пакет с паспортом и деньгами, -- насколько я понял, Флоренция славный город и осложнений за три дня произойти не должно. Будем считать, что Управление премировало меня поездкой в Италию... А деньги приберегите на следующий раз -- я могу поднять цену. -- Не возражаю, -- без тени улыбки сказал Голубков. -- Да, и еще. Как только прибудешь обратно в Москву, позвони по известному тебе телефону. Я скажу, куда тебе подъехать. Теперь все. Голубков пожелал удачи, и Пастух ушел. Ушел, но в голове его засела эта невольная фраза Голубкова: "Что касается твоего обычного гонорара..." Очень не понравилась она Сергею, потому что Управление за проведенную операцию платило обычно пятьдесят тысяч долларов каждому по их негласной договоренности. Не многовато ли "обычных" пятидесяти тысяч баксов за простую встречу с надежным человеком? Сборы и вылет в Италию прошли без суеты и сбоев, да и знакомство с Флоренцией началось вроде бы гладко. Пастух был уверен, что не допустил ни одной ошибки, он был очень осторожен и внимателен. Никаких "осложнений" пока не обозначилось, но постоянно он ощущал какое-то беспокойство, какой-то тонкий запах опасности, словно волк, учуявший в легком дуновении ветра приближение охотника. И это ему не нравилось... Чем больше Пастух бродил без видимой цели по улочкам дряхлой Флоренции, тем больше его предчувствия получали конкретные подтверждения. Он сразу пришел к неутешительному выводу, что в этом до сумасшествия переполненном городе будет очень трудно работать. Если противник существовал в этой операции, то теперь им мог оказаться любой из тысяч праздношатающихся туристов. Опасности можно было ждать отовсюду. Все ходят без дела, все смотрят по сторонам и друг на друга, у каждого на шее фотоаппарат... Встреча с надежным, но непрофессиональным человеком полковника Голубкова была назначена на паркинге набережной реки Арно. Здесь на улицу, делившую город на две части, выходили фасады старинных отелей, обшарпанных снаружи и безумно дорогих внутри. К отелям время от времени причаливали огромные туристические автобусы, и интернациональные полчища туристов десантировались на каменную мостовую. Вдоль красного кирпичного парапета набережной прямо на тротуаре разложили свой экзотический товар привычные к зною, черные как уголь сенегальцы: пестрые безделушки, фигурки из эбенового дерева, разнокалиберные тамтамы. Все это африканское богатство не имело ровным счетом никакого отношения ни к Италии, ни к эпохе Возрождения, но алчные до экзотики туристы в такие тонкости не вдавались, покупая что предлагают. Пастух, верный своим правилам, появился на месте немного раньше назначенного времени. Несколько секунд Пастух изучал группу пыльных парней в рваных джинсах и с рюкзаками за спиной, мирно дремавших прямо на мостовой. Потом перевел взгляд чуть влево. Метрах в ста стоял синий фургон карабинеров. Интересно, это хорошо или плохо? А вот, совсем рядом, стоянка автобусов, которые каждую минуту отъезжают, освобождая место новым. Пастух прикинул, откуда можно ожидать опасности и куда нужно будет в этом случае "делать ноги". Вначале, только попав сюда, он хотел взять напрокат автомобиль, но быстро понял, что это плохая идея -- на узких улочках быстрее получалось пешком. Кстати, здесь, на набережной, его внимание привлекли несколько мотороллеров, припаркованных у обочины. Вот что нужно! Этого добра было навалом во всем городе. На двух колесах передвигаются не только подростки, но и прелестные девушки, и солидные синьоры с кейсами, и ветхие, но бойкие старушки, и практически все остальные, включая полицию... На паркинг въехал черный "пежо" с эмблемой фирмы проката автомобилей. За рулем сидел немолодой синьор в очках, похожий на профессора университета, по крайней мере. Пастух представлял себе профессоров именно такими. Заглушив двигатель, "профессор" осмотрелся по сторонам и раскурил здоровенную сигару, а спустя минуту-другую достал газету, развернул ее и погрузился в чтение. Но еще через минуту газета полетела на заднее сиденье. К тому же синьору пришлось открыть окно, ибо к этому моменту салон "пежо" наполнился клубами голубого дыма. Пастух внимательно следил за действиями профессора -- все полностью совпадало с тем, что сообщил ему Голубков. В то время пока Сергей напряженно всматривался в "пежо", на окраине города внутри трейлера, расположившегося на стоянке, кипела напряженная работа. Майор Глоттер сидел перед пультом оперативной связи -- сейчас он был мозгом операции, разворачивающейся на улочках Флоренции. Несмотря на палящее солнце, в трейлере было прохладно -- американцы оставались верны своей привычке работать только в условиях максимального комфорта. -- ...Вижу Ковбоя. Вышел на набережную Арно... -- ...Третий, набережную контролирует Африканец. Не высовывайтесь... Глоттер внимательно вслушивался в сообщения, сыпавшиеся в эфир. Ковбой уже третий день таскал их по всему городу, и временами Джозефу казалось, что они уже проворонили его встречу со связным русского дипломата из Амстердама. Тот, кстати, так благополучно и скончался от сердечного приступа, и, похоже, это сошло гладко. Даже если русские что-то и заподозрили -- а сам Глоттер обязательно бы заподозрил, не каждый день агенты умирают от приступа прямо на задании, -- то виду не подали. Голландские медики подтвердили диагноз. Придраться не к чему. Смертельно уставший Глоттер отхлебнул ледяной "колы", уже опротивевшей ему за эти дни. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду. Здесь, во Флоренции, был его единственный шанс перехватить кассету. С предстоящей операцией он связывал громадные планы, справедливо считая ее успешное завершение поворотным пунктом в своей карьере. Такие операции служили трамплином наверх, и Джозеф не собирался упускать эту возможность. -- ...Внимание Первому! На стоянке появился черный "пежо". За рулем профессор Вандерленд, один из участников симпозиума. -- Есть ! -- Глоттер в возбуждении хлопнул ладонью по столику, за которым сидел. -- Внимание всем! Ковбоя выводим из игры. Незачем с ним потом возиться и портить отношения с русскими. Засветите слежку. Как профессионал, он должен отвалить. Профессора будем брать позже, без свидетелей... Открытое окно "пежо" послужило сигналом, и Пастух собрался было двинуться к автомобилю, как вдруг два туриста демонстративно направили на него свои фотоаппараты, третий достал радиостанцию и принялся что-то говорить, так же поглядывая в его сторону. И тут как пелена спала с глаз Пастуха. Мирная картинка туристического города преобразилась. Расслабленные до этого парни вдруг деловито поднялись с асфальта, и Сергей натренированным взглядом увидел какую-то скрытую слаженность в их движениях. Он вдруг ясно понял, что уже влип в очень неприятную историю, причем вне зависимости от того, поговорит он с этим человеком в машине или просто бросится наутек. Внезапно Сергей почувствовал себя веселее. Противник обозначился, хотя и было не ясно, кто он. Если разведка, то чья -- американцы, израильтяне, китайцы? Если мафия, то какая -- "коза ностра", "каморра", "солнцевские"? Но так или иначе, Пастух вдруг почувствовал прилив сил, азарт, как перед боем. Некоторые достигали этого состояния, принимая наркотики или алкоголь. Сергей, видно, был прирожденным бойцом и в допинге не нуждался. Внешне оставаясь все тем же расслабленным туристом, внутренне он был готов к любой неожиданности. Голубков предупредил его, что любые неожиданности означают провал. Может, в профессиональном шпионаже оно и так. Но, по его, Пастуха, разумению, с появлением противника сражение только начиналось. Он еще поглядит, кто провалится. Нельзя сказать, что Сергей принял четко обдуманное решение. Оказавшись в незнакомой ситуации шпионской игры и не зная многих ее правил, он просто доверился своему почти что звериному чутью. А чутье это подсказало, что действовать надо как можно быстрее. Сплюнув себе под ноги, Пастух решительно направился к "пежо". Эти его действия вызвали скрытый переполох среди людей Глоттера. -- Сэр, он идет к профессору, -- как-то растерянно сообщил по рации один из джентльменов. Только что получив приказ не трогать Ковбоя, он просто не знал, что делать. -- Как идет? -- Похоже, майор тоже не ожидал такого поворота событий. Любой нормальный разведчик, увидев слежку, моментально постарался бы отвалить в сторону. -- Вы засветились? -- Да, сэр. Разве что не представились. Этот тип либо слепой, либо дурак... Тем временем Пастух оказался около машины и нагнулся к окну. -- Сорок шесть два нуля. -- Добрый день, -- заметно нервничая, ответил профессор. -- Тридцать пять девяносто шесть. -- Давайте закончим с этими дурацкими шпионскими ритуалами, -- буркнул в ответ Пастух. -- К делу. Что вы должны мне передать? -- Вот пленка. -- Профессор протянул обыкновенную кассету и нервно огляделся. -- Это передадите только тому, кто вас прислал. Только ему лично... -- Я все понял, -- перебил его Пастух. -- У нас мало времени. Кто-то из нас двоих засветился. Здесь вокруг слежка. Постарайтесь уйти. Удачи... Профессор, побледнев, застыл за рулем автомобиля. На его лице моментально отобразилась вся гамма ужаса и растерянности. Пастух не стал дожидаться, пока до него дойдет смысл сказанного, и двинулся прочь. -- Первый, он взял кассету и двигается вдоль набережной. Глоттер в трейлере на мгновение задумался. Теперь Ковбой у него в кармане. Он отдал приказ: -- Африканец работает по плану "бета". Остальные берут Ковбоя... -- Майор любил решительные действия. Прямо перед Пастухом возник давешний джентльмен с фотоаппаратом на шее. Сергей окончательно почувствовал себя в своей тарелке. Время паролей и переглядываний прошло. Значит, джентльмену в челюсть! Нечего ему здесь делать. Под кулаком хрустнула скула, и с каким-то обиженным мычанием американец отлетел, словно был картонным. Вот так-то, господа шпионы, делается по-нашему! Не раздумывая, Сергей бросился к мотороллерам и оказался на месте в два прыжка. Он заметил, как неторопливые джентльмены тут же бросились ему наперерез, но решил, что стрелять в толпе они не будут. Подскочив к ближайшей двухколесной машине, Пастух рывком смахнул с нее изумленного владельца, собиравшегося было аккуратно отъехать. Извини, браток, спешу! Двигатель пронзительно взвыл, обдав выхлопными газами первого из запыхавшихся преследователей, и мотороллер рванул на максимальной скорости по набережной. Навстречу движению. Противник явно не ожидал такой прыти от объекта внимания и по крайней мере в темпе, как говорят шахматисты, уже проигрывал. Набирая скорость среди толпы туристов и стараясь никого не задавить, Пастух бросил взгляд в зеркало заднего обзора и увидел, как на дорогу из какого-то переулка вырулил "мерседес" и устремился за ним... Ну, это вы зря! Кто же здесь на машинах катается!.. Сбросив скорость, Пастух свернул на боковую улочку и промчался несколько кварталов. Ширина проезжей части здесь не превышала ширины коридора в коммунальной квартире, и джентльменам ничего не светило, даже если они поставят свой "мере" на два колеса. Пастух тормознул и оглянулся. Убедившись, что ему удалось на некоторое время оторваться от погони, он слез с мотороллера, аккуратно поставил его в ряд нескольких десятков собратьев и смешался с толпой туристов. Жаль было расставаться с этим резвым аппаратом (надо бы в деревню такой купить!), но за угон можно было запросто нарваться на полицию. Стремительно покинувший поле боя Пастух не видел происходившего на набережной буквально спустя несколько секунд. Профессор оказался действительно непрофессионалом, известие о провале повергло его в шок, отчего он промедлил с отъездом. Сергей еще только вскакивал на мотороллер, как к "пежо" уже подскочил здоровенный сенегалец с какими-то разноцветными тряпками в руках. -- Синьор не желает купить сувенир? Выгодная сделка... -- произнес негр на плохом английском. Профессор тупо посмотрел на предлагаемые тряпки. Последним, что он увидел в своей жизни, был черный ствол пистолета с глушителем. Хлопок -- и неудачливый курьер русской разведки отправился вслед за направившим его советником по культуре... Почти час Сергей бродил по улочкам Флоренции, заглядывая в витрины многочисленных лавочек и магазинчиков. Бродил, проверял, все ли спокойно, и напряженно соображал. Осложнений быть не должно! Любое осложнение -- это провал! Стало быть, уже провалились. Интересно, а знал ли Голубков, что осложнения непременно будут? Ладно, об этом потом, во всяком случае инструкции он на этот счет дал исчерпывающие: любым способом вернуться. Хорошенькое дело -- где Москва или хотя бы какой-нибудь Брест, а где Италия! Между ними несколько границ... На витрине одного из магазинов, где была выставлена радиотехника. Пастух неожиданно увидел свое лицо на экране телевизора. Фотография в программе новостей демонстрировалась свежая, сделанная уже здесь, во Флоренции, -- значит, парень с "кодаком", который схлопотал по роже, зря времени не терял. Точно! Пастух вспомнил, что заметил его еще у собора. Эх, кабы знать, сразу бы направление к патологоанатому выписал! Вслед за лицом мелькнули кадры с "пежо" на стоянке, потом труп профессора в реанимационном автомобиле и снова фото Пастуха. Диктор лопотал по-итальянски, но ошибиться было невозможно, и Сергей понял, что дела его плохи: на него повесили убийство. Значит, теперь объявят в розыск, перекроют дороги, и в аэропорт просто так уже не припрешься. В отель тоже возвращаться нельзя -- жди джентльменов в засаде. Приходилось срочно принимать какое-то решение и как можно быстрее убираться из этого города. План выстроился в голове за несколько минут, и с этого момента Пастух перестал бесцельно бродить по городу. Теперь он действовал четко и быстро: купил все необходимое, начиная с фонаря и заканчивая простыми, без диоптрий, очками, сменил одежду, чтобы быть окончательно не похожим на свою фотографию, показанную по телевизору. После чего на городском автобусе добрался до окраины города и исчез из Флоренции. Он шел вдоль шоссе, пересекая поля подсолнухов и пшеницы, а вокруг постепенно спадал дневной зной и начало быстро темнеть. Вскоре над Тосканой окончательно сгустился сумрак и вместе с ночью опустилась прохлада. Идти стало легко. Пастух только пару раз выглядывал на шоссе, но этого хватило, чтобы заметить полицейские патрули, останавливающие машины. Видимо, в этой процветающей стране никому и в голову не могло прийти, что в конце двадцатого века кто-то способен передвигаться на своих двоих. Собственно, это и был план Пастуха. До аэропорта в Ливорно километров сто, но четверть из них он запросто покроет пешком и таким образом заметет следы... Уже далеко за полночь Сергей добрался до небольшого селения. Там не было видно ни карабинеров, ни полиции, ни каких-либо признаков внимания к убийству во Флоренции. Быстро перекусив в небольшой пиццерии, он снова вышел на шоссе и решил проголосовать. Спустя полчаса какой-то немец-дальнобойщик согласился его подбросить, и остаток пути до Ливорно Пастух продремал вполглаза, развалившись на сиденье мощного магистрального "мерседеса". У аэропорта он оказался в самое подходящее время суток -- на рассвете, и теперь ему оставалось сделать последнее усилие, чтобы попасть домой. Как-то сама собой возникала уверенность, что осложнения возникли только на чужой территории, и стоит лишь вернуться, как все утрясется. Обманчивая мысль, но придающая силы... Аэропорт был огорожен бесконечным двухметровым сетчатым забором с колючей проволокой поверху. Но кому, спрашивается, страшен сетчатый забор в мире, где давно изобретены кусачки? Через двадцать минут Пастух уже оказался по ту сторону ограды, успев даже замаскировать свои лаз, а еще через некоторое время он с удобством расположился на крыше ангара, разглядывая окрестности. Нет сомнений, что если у его преследователей хватило ума застрелить человека среди бела дня в центре миллионного города на глазах у сотен свидетелей и свалить это на него, то уж перекрыть аэропорт они тем более догадаются. Только Пастух вовсе не собирался лезть через аэровокзал на свой рейс. Он собирался найти вариант поспокойней, и теперь, достав бинокль, он выбирал. Среди "джумбо-джетов" и А-300, принадлежащих "Дельте", "Бритиш эрлайнз" и прочим "люфтганзам", Пастух обнаружил родной Ил-76 под загрузкой. Это уже было кое-что подходящее, и он сосредоточил внимание на нем. До грузового самолета с надписью "Транс-авиа" по прямой было километра два, но идти по открытому полю, внаглую, Пастух не рискнул. К чему зря напрашиваться? Он проследил путь, проделываемый грузовиками, доставлявшими к самолету какие-то коробки. Путь этот пролегал метрах в трехстах от ангара, а нескончаемый ряд складов мог значительно облегчить задачу, прикрывая от чужих глаз. Дальнейшие его действия нарисовались сами собой, и, не раздумывая больше, чтобы успеть, пока идет погрузка, Пастух спустился на землю. Каждый грузовик при въезде на летное поле притормаживал около какого-то сонного итальянского чиновника, который делал пометки в блокноте и отпускал машину. На это у него уходило секунд двадцать -- более чем достаточно для Сергея. Дождавшись очередной машины, он стремительно нырнул под днище, мертвой хваткой прицепился там и через пять минут, никем не замеченный, оказался у самолета. Пока грузчики-итальянцы перетаскивали коробки в трюм лайнера, Пастух ползком переместился под опущенную аппарель, и теперь ему оставалось самое трудное -- проскочить незаметно на борт. Он даже было собрался схватить одну коробку и нахально занести ее внутрь, но в последнее мгновение решил не рисковать. Ему повезло: в какой-то момент грузчики в ожидании задержавшегося фургона отошли метров на тридцать от самолета -- перекурить. Два раза приглашать Пастуха не было необходимости. Несколько ловких движений, и он оказался на борту, между штабелями коробок, где его и сам черт не нашел бы. Полдела сделано. Потянулось нудное ожидание. Ну что ж, подумал он, будем считать это передышкой перед второй половиной дела. Теперь бы побыстрее добраться до Москвы, и именно до Москвы: неожиданно Пастуху пришла в голову очень нехорошая мысль, что российский самолет совсем не обязательно должен лететь в Россию, что если его зафрахтовали, тогда у него, Сергея Пастухова, есть все шансы оказаться где-нибудь в Западной Сахаре или Перу. Вот это будет номер! Что же тогда, в самом деле, угонять этот самолет, что ли?.. Но вот закончилась погрузка и все стихло, а потом послышались шаги и прямо над затаившимся Пастухом раздались голоса: -- Петрович, ну что, скоро там? -- Скоро. Таможню пройдем и будем запускаться. -- Ну, сейчас геморрой начнется... -- Да куда там геморрой! Наши фирмачи макаронников уже подмазали, так что часа через три будем в "Совке". -- Да ну! Таможня, значит, дает добро? -- Вот именно... Послышался смех, и голоса стали удаляться. У Пастуха отлегло от сердца. Пока что везет. Во всяком случае, этот борт идет домой. Макаронники оказались "подмазанными" как полагается и трюм вообще не стали осматривать. Что-то полопотали по-своему и свалили. Тут же скрипнула поднимающаяся аппарель, стало темно, и наконец загудели, засвистели двигатели, самолет вздрогнул, задрожал и начал выруливать на взлетную полосу... Когда тяжелая машина, оторвавшись от аэродромного бетона и набрав высоту, легла на нужный курс, дверь кабины пилотов раскрылась и в проеме появилась улыбающаяся физиономия Пастуха. -- Слышь, мужики, где у вас тут отлить можно? "Мужики" остолбенели. Рука командира экипажа медленно поползла к кобуре на поясе. -- Но-но, земляк, -- тихо, но убедительно предостерег блатной интонацией Пастух, -- не шути. Через пять секунд все личное оружие экипажа оказалось у него. -- Как вы оказались на борту? -- Каком кверху. Не задавай много вопросов, ты не опер... Я смотрю, мужики, вы на родину намылились? Так нам по пути. -- Я должен сообщить о вас на землю... -- Тебе что, летать в загранку надоело? Или жить? Или, может быть, ты давно с братвой не общался? Не форсируй, командир, если хочешь разойтись без базара. -- Пастух как бы ненароком поигрывал пистолетом. -- Короче, мужики, кладу штуку гринов, и мы в расчете. Я бесследно исчезаю, вы не шумите, и все довольны. Очень советую согласиться. Трудно сказать, что больше повлияло на экипаж: вооруженный бандит здесь, за спиной, угроза разборок в Москве или все-таки тысяча долларов живых денег. Но так или иначе, а командир согласился. -- Вот и ладушки, -- обрадовался Пастух и бросил ему пачку десятидолларовых купюр: -- Держи, земляк. Пушки получите на земле... Кстати, когда мы будем в Москве? Пилоты переглянулись, и командир со скрытой издевкой ответил: -- Родина у нас большая. Мы, собственно, в Ростов, старичок. Пастух несколько приуныл. Крюк в тысячу километров никак не входил в его планы. -- Давайте-ка, мужики, на Москву править. -- Парень, у нас не такси. Просто так в Москву не зарулишь. -- А надо. -- Для убедительности Пастух поиграл пистолетом. На секунду он представил себя со стороны и чуть не сплюнул от отвращения. Этакий ублюдок, каких он привык давить при всякой встрече. Но, к сожалению, это был единственный, а главное, самый быстрый способ достичь цели. -- Ну давай сообщим на землю, что ты взял нас в заложники. Сядем без проблем, -- предложил командир. -- Чтобы меня там "альфа" встречала? -- ухмыльнулся Пастух. -- Нет, ребята, давайте пошевелим мозгами и придумаем что-нибудь поинтереснее. -- Шевели, -- пожал плечами пилот. -- Но-но, я сейчас руками пошевелю, -- пригрозил Сергей. -- Короче, так будем делать. Сообщайте о поломке, крыло там отваливается или пожар. -- Так не делается!.. -- вскричал командир. -- Какое к черту крыло... -- Слушай, земляк, если не хочешь толком придумать, так я сейчас тут все поотрываю. -- Пастух красноречиво кивнул на многочисленные провода и трубопроводы. -- Ладно-ладно, не кипятись, -- поспешно ответил пилот. -- А то мигом на земле окажемся... Слышь, бортинженер, что скажешь? -- Перегрев двигателя? -- предложил тот. -- Ну, как водится... Тем более что он наверняка и так перегреется, -- вздохнул командир. -- Добро, парень, идем на Москву, а там проваливай на все четыре стороны. -- Ведь можете, когда хотите. И чего надо было выгребываться? -- улыбнулся Пастух. -- Ну, так где у вас все же отлить-то можно? 3 Константин Дмитриевич Голубков нервничал. Такое случалось с полковником нечасто -- только тогда, когда ситуация начинала выходить из-под контроля. Чаще всего ему удавалось избегать этого -- не зря Голубков в Управлении считался одним из лучших организаторов, за что, собственно, и стал он начальником оперативного отдела, но иногда обстоятельства оказывались сильнее. И самым неприятным в его работе был именно тот момент, когда Голубков начинал ощущать потерю контроля над ситуацией. Ошибиться тут было невозможно, ибо слишком уж четок и однозначен основной признак этого расклада: если вы не предвидите возможные проблемы, чтобы избежать их, а решаете в поте лица проблемы, уже возникшие, и решаете по мере их поступления, значит, контроль над ситуацией вами потерян. Примерно это и чувствовал сейчас Голубков. Он сидел в своем кабинете в левом крыле старого московского особнячка, принадлежавшего Управлению по планированию специальных мероприятий, докуривал очередную сигарету и посматривал на настольные часы. Пастухов должен был появиться в Москве еще пять часов назад, но до сих пор от него не было никаких вестей. Голубков чувствовал -- что-то случилось. Но он не мог вмешаться и как-то повлиять на ситуацию. Он мог только ждать. А что может быть глупее, чем ждать? Вот это и заставляло полковника нервничать. Материалам, которые должен был привезти Пастух из Италии, надлежало не более чем через две недели оказаться у президента на столе, и это означало, что заваривается очень большая политическая каша, а раз так -- очень велики шансы запросто в этой каше "свариться". И вот сейчас, когда один из важнейших ингредиентов этой самой каши зависел непосредственно от Голубкова, были совсем некстати какие бы то ни было осложнения. Не зря полковник опасался их с самого начала, потому и отправил во Флоренцию Пастуха; но, отправляя Пастуха, он даже не сомневался, что осложнения возможны лишь минимальные. А тут пять часов! И никакой определенности! Это уже похоже на провал -- не то что на осложнение... Дальше просто сидеть и ждать нельзя. Необходимо принять какие-то меры. И Голубков вызвал к себе капитана Крупицу. Оперативный отдел Управления не располагал большими возможностями. Все-таки это была в основном аналитическая служба, и в случае необходимости Голубков подключал к работе сотрудников ФСБ, внешней разведки или Главного управления охраны Президента. Но и у полковника в отделе имелись оперативные сотрудники, так что многие вопросы Голубков мог решать своими силами. Володя Крупица был одним из таких сотрудников. Еще молодой, чуть за тридцать, но уже заметно лысеющий, он, казалось, больше похож на преуспевающего бизнесмена, чем на капитана оперативного отдела Управления. Впрочем, наверно, так и должно казаться. Крупица был, как говорят, "в теме". Голубков с самого начала подключил его к работе, так что теперь полковник мог воспользоваться его помощью. Без лишних, разумеется, объяснений и детализации, но и без опаски. Когда Крупица появился в кабинете Голубкова, уселся в кресло напротив начальника и Константин Дмитриевич уже собрался озаботить его поездкой в Шереметьево, куда пять часов назад рейсом "Ливорно--Москва" должен был прилететь Пастух, мобильный телефон полковника вдруг ожил и затренькал. Голубков включил его и поднес к уху. -- Да. -- Константин Дмитрии? Это был Пастух. Слава Богу! Одной проблемой меньше. Что бы там ни случилось, но по крайней мере неизвестности теперь не будет. -- Ты где? -- Во Внуково. Я только что прилетел. -- Почему такая задержка? Возникли проблемы? -- А разве их не должно было быть? -- Ладно, об этом позже... Сейчас за тобой заедет Володя Крупица. Ты должен его помнить. -- Помню. -- Он привезет тебя ко мне. Все. Жди. Голубков отключился и взглянул на Крупицу. -- Это Пастух, -- сказал полковник, -- он ждет во Внуково. -- Но он, кажется, должен был появиться раньше? -- поинтересовался Крупица озабоченно. -- Он должен был появиться, и он появился, -- ответил Голубков. -- Поезжай-ка немедленно за ним, Володя. -- Как я его найду? -- Он сам тебя найдет. Жди его на автостоянке. Крупица поднялся. Неожиданно охватившая его после звонка Пастуха озабоченность заставила недовольно наморщить лоб. -- Мне везти его в Гольяново? -- спросил он. -- Нет, в Переделкино. На окраине Москвы, в Гольяново, Управление содержало небольшую, скромно обставленную квартиру -- конспиративную точку, где, как правило, и происходили подобные встречи. Но ни туда, ни тем более в административное здание Управления Голубков Сергея везти не хотел. Слишком серьезное было дело, и он опасался лишних ушей и глаз. Гораздо надежней и спокойней было в дачном поселке Переделкино под Москвой, где в распоряжении полковника была казенная дача. Там он сам себе хозяин. -- Понял, -- кивнул Крупица и вышел из кабинета. Быстро спустившись на первый этаж, он махнул на выходе удостоверением и вышел на улицу, на огороженный чугунным забором дворик. Серый, с металлическим отливом "БМВ" послушно щелкнул дверными замками в ответ на сигнал из брелка хозяина. Крупица забрался в автомобиль и после короткого раздумья завел двигатель. Теперь, когда он был в своей машине, а не в кабинете полковника, и можно было расслабиться -- уже не озабоченность, не беспокойство, а сильная тревога охватила его. Крупица вывел машину из дворика и рванул на юго-запад Москвы. Через десять минут беспокойство его вышло из-под контроля, он остановил Маши ну у ближайшего телефона-автомата, вышел и набрал номер. -- Фирма "Грот", -- ответили ему, -- добрый де... -- Крымов у себя? -- перебил Крупица. -- Он сейчас занят, что ему передать? -- Соедините меня с ним. -- Но... -- Это очень срочно. Секретарша недовольно вздохнула. -- Как вас представить? -- Владимир. -- Подождите минуту. В трубке неразборчиво запиликала какая-то музыка, и через полминуты Крупицу соединили. -- Володя, -- сразу начал человек по фамилии Крымов, -- разве я разрешил тебе пользоваться этим номером? -- Некогда, Андрей Сергеевич, спорить. У меня совершенно нет времени. -- А что случилось? Пожар в Кремле? -- Хуже. -- Хуже? Ну ладно, рассказывай, Володя, что может быть хуже пожара в Кремле. Только покороче. -- Пастух полчаса назад прилетел в Москву. -- Что?! -- Сейчас я еду его встречать. -- Та-ак, значит, эти кретины все-таки упустили его... -- Решайте, что делать. Времени нет. Я должен без пересадок доставить его к полковнику. На том конце провода повисла короткая пауза. -- Слушай очень внимательно, Володя, -- сказал наконец собеседник Крупицы. -- И запоминай. Если что, твоя голова полетит первой. Ты это знаешь. Значит, так. Пастух привез в Москву информацию, которая не должна оказаться в Управлении ни при каких обстоятельствах. Скорее всего, это аудиокассета. Ты должен об этом позаботиться. Поэтому придется тебе воспользоваться кое-какими техническими средствами. Ты помнишь тот пакет, который я отдал тебе на хранение дней десять назад? Он должен был ждать своего часа у тебя дома, в сейфе. -- Я предупреждаю... -- Успокойся. Ты просто передашь Пастуху этот пакет и убедишь его отвезти пакет твоему полковнику. Вот и все. Только отправишь ты Пастуха на встречу одного. -- Но я должен сопровождать... -- Придумай что-нибудь. А сам заберешь у него кассету и будешь ждать меня. У подъезда своего дома. Ты меня понял? -- Понял. -- Ну вот и хорошо. Не подведи меня, Володя. Крупица со злостью повесил трубку и отправился во Внуково... Облокотившись о металлическое заграждение и покручивая в руке брелком с ключами от автомобиля, Крупица стоял у входа на автомобильную стоянку и терпеливо ждал. Но Сергей Пастухов так и не появился в течение пятнадцати минут. Еще не хватало проблем при встрече! Крупица решил, что пора проинформировать полковника Голубкова о возникшей паузе, и вернулся к машине. Но в тот момент, когда он начал осторожно выруливать со стоянки, с заднего сиденья донесся легкий шорох. Надо отдать должное выдержке капитана -- он только еле заметно дернулся и бросил взгляд в зеркало, одновременно запуская руку под сиденье, где лежал пистолет. -- Спокойно, без глупостей. Свои, -- произнес ровный голос, и Крупица с удивлением обнаружил в своей машине Пастуха собственной персоной. -- Ты? -- Я, я. Для архангела Гавриила еще рановато. -- Но... -- Или что, меня не ждут? Крупица уже пришел в себя, выражение ледяного, непробиваемого спокойствия после легкого замешательства снова вернулась на его лицо, и он недовольно покачал головой. -- Идиотские у тебя шутки, Пастухов. Так недолго и на пулю нарваться. -- Недолго. -- Мы ждем тебя целый день. Твой рейс... -- Как видишь, я добрался другим рейсом. Пришлось импровизировать. -- В чем дело? Почему ты самостоятельно изменил первоначальный план? -- Ваш агент убит, а я еле унес ноги. Улавливаешь, насколько плохи ваши дела? -- Пастух намеренно сделал ударение на слове "ваши". Крупица вырулил на шоссе, и его "БМВ" влился в поток машин, бегущих в Москву. -- Рассказывай, -- сухо сказал он. По дороге в город Сергей вкратце обрисовал всю ситуацию. Все, что с ним произошло за эти несколько дней, и с каждым словом его рассказа Крупица становился мрачнее и мрачнее. Невольно создавалось впечатление, что в его представлении результат гораздо плачевнее, чем казалось Пастуху. Когда Сергей закончил, хладнокровие Крупицы исчезло бесследно. -- Пленка с тобой? -- спросил он. -- Со мной. -- Уже лучше. Это все? -- Если вспомню что-нибудь еще, то непременно расскажу полковнику Голубкову. Так что вези-ка меня к нему, да побыстрее. Крупица молчал несколько минут, а потом вдруг произнес: -- Значит, так, слушай, -- и принялся чеканить слова как по бумажке: -- Дело очень серьезное. Вся операция на грани срыва. Теперь имеет значение каждая минута, потому что придется вносить коррективы. Я вынужден срочно принимать меры для нейтрализации нежелательных последствий... -- Это ваши проблемы, -- подытожил Пастух. Но Крупица словно пропустил это мимо ушей. Он вел машину по Ленинскому проспекту, но, не доезжая до Октябрьской площади, неожиданно увел ее на боковую улицу и уже через минуту подгонял "БМВ" к подъезду неуклюжего сталинского дома. -- Придется ненадолго заглянуть в одно место. Подождешь меня в машине, -- сказал он, остановившись у подъезда и открывая дверцу. -- И давай пленку. -- Перебьешься. Глаза Крупицы недобро сверкнули, но он понял, что спорить с Пастухом бесполезно, и только со злостью захлопнул дверцу. -- Ладно, жди. Сергей проводил его взглядом, а когда этот разнервничавшийся капитан скрылся в подъезде, устало откинулся на кожаное сиденье. Между тем Крупица поднялся на третий этаж, отпер стальную дверь и вошел в квартиру. Не снимая обуви, он сразу направился в кабинет, упал там в кресло и, достав дрожащей рукой сигарету, прикурил со второй попытки от настольной зажигалки. Несколько минут он сидел так, пуская струйки дыма в потолок и лихорадочно соображая, а потом расплющил сигарету в пепельнице и потянулся к телефону. Но, только взявшись за трубку, он резко отдернул руку, словно она обожгла его. Нервно оглядев кабинет, Крупица наконец встал и подошел к книжным полкам. Небольшое усилие, и полка сдвинулась в сторону, обнажив маленький сейф в стене. Открыв этот сейф, капитан осторожно, двумя пальцами, вытащил оттуда пухлый и плотный пакет и уложил его в пустой кейс. Пора было уходить, но Крупица задержался в кабинете, словно решаясь, а потом положил кейс и снова взялся за телефонную трубку. Но только теперь значительно решительнее... К черту! Он не собирается трястись от страха из-за этого сраного предателя Крымова! "Андрей Сергеевич, что делать?", "Андрей Сергеевич, будьте любезны!"... Противно! Сейчас у него, Крупицы, есть хороший шанс подставить этого Андрея Сергеевича и отделаться от него навсегда. Правда, придется и Пастуха подставить. Но тут уж ничего не поделаешь -- своя жизнь дороже. И прежде чем покинуть свою квартиру, Крупица сделал один важный звонок куда следует. А попросту говоря, "накапал". И только после этого вернулся к машине, где его ждал Пастух. -- Я связался с Голубковым, -- не моргнув глазом, солгал Крупица, садясь в машину. -- Прямо сейчас поедешь к нему. Один. Я в Управление. Запоминай адрес. Переделкино, улица Ленина, дом десять. Возьми такси. Деньги есть? -- Ну... Такой поворот событий был неожиданным для Пастуха. Крупица протянул ему сто тысяч. -- Держи, этого хватит. Сообщи полковнику всю информацию и передай вот это. Он в курсе. Сергей получил в руки кейс, недоверчиво осмотрел его и сделал вид, что собирается открыть: -- Что там? -- Бумаги, так удобней. Пастух открыл. В кейсе лежал пакет. -- А кассету тебе все-таки придется отдать, -- сказал Крупица. -- Я должен отвезти ее в Управление. -- Перебьется твое Управление. -- Хочешь нарваться на неприятности? Я не имею права оставлять ее у тебя. -- Не утомляй меня, сделай одолжение. Кассету получит только Голубков. -- Хорошо, -- нервно вздохнул Крупица. -- Тогда при мне положишь кассету в пакет, запечатаешь и напишешь мне расписку. Чтобы я был спокоен. Пастух молча сделал все, что предложил ему Крупица. Бред, конечно, но ему до смерти надоели все эти шпионские страсти, а потому он не стал спорить. -- Ну вот. А теперь давай, Пастухов, дуй в Переделкино и далее по усмотрению полковника. Все, разбежались. -- Разбежались так разбежались. Сергей вылез из машины, Крупица коротко кивнул, и его "БМВ" рванул с места. Через мгновение он скрылся за поворотом... Крупица торопился. После того, что он передал с Пастуховым своему непосредственному начальнику полковнику Голубкову, а тем более после того, что он сообщил по телефону службе собственной безопасности Управления, Крупица должен был во что бы то ни стало обеспечить себе алиби. Иначе ему конец. А сделать это можно было только одним способом -- вернуться во Внуково и засветиться там, чтобы ни одна собака не доказала, что он благополучно встретил Пастуха и отвез в город. Поэтому Крупица гнал машину по шоссе прочь от города, туда, откуда только что привез Пастухова. Стрелка на спидометре настойчиво липла к отметке "140", и раз-другой его неосторожные обгоны чуть было не привели к столкновению, но сейчас его это мало беспокоило. Капитан оперативного отдела Управления очень торопился. В какой-то момент сзади раздались требовательные гудки. Крупица нервно взглянул в зеркало заднего обзора и увидел прямо за собой черный как смоль джип "гранд-чероки". Это было именно то, чего он так опасался, -- лицо Крупицы покрылось испариной. Он попытался было оторваться, но спохватился явно поздно -- джип уже с легкостью обходил его, не давая опомниться и осуществить какой-нибудь маневр. Когда машина преследователей поравнялась с "БМВ", заднее стекло скользнуло вниз и молодой человек с пустыми глазами и каким-то на удивление бесцветным лицом кивком приказал прижаться к обочине. То ли от упрямства, то ли от нерешительности Крупица продолжал гнать, и тогда молодой человек для пущей убедительности показал автомат. Против такого аргумента возражать было трудно. С обреченным видом Крупица подчинился и, сбросив скорость, остановился на обочине шоссе, а джип, синхронно повторив этот маневр, замер у самого капота "БМВ". Бежать было бесполезно. Под присмотром парня с автоматом Крупица так и остался без движения сидеть за рулем, тупо глядя перед собой. Прошло несколько минут безмолвного ожидания, а потом на шоссе показался здоровенный "мерседес", который на удивление быстро приблизился, притормозил и плавно встал в затылок джипу, так что окна его оказались напротив окон "БМВ". Крупица медленно повернул голову и встретился глазами с пассажиром "мерседеса", который сухо поприветствовал его. -- Ты куда так торопился-то, Володя? -- спросил пассажир густым приятным голосом. -- Еле догнали тебя. -- Это мое дело. Вас не касается, -- уныло произнес Крупица. -- Ошибаешься. У тебя давно своих дел нет. Только чужие. В основном мои... Ну, что нам, через улицу кричать? Лезь, Володя, ко мне. Поговорим. -- Нам не о чем с вами разговаривать. -- Умным людям всегда есть о чем поговорить. Или, может быть, ты не считаешь себя умным? -- Мне осточертели ваши шутки... -- Смотри как ты заговорил! А разве ты не должен был ждать меня у подъезда своего дома? -- Послушайте, Андрей Сергеевич, все, что от меня требовалось, я сделал. Большего от меня требовать бессмысленно -- не та должность! А теперь я очень тороплюсь и просил бы оставить меня в покое. Говоря все это, Крупица очень медленно и осторожно нащупывал под сиденьем свой пистолет. Любыми способами и как можно быстрее выбраться отсюда было его единственным желанием. -- Торопишься? -- тот, кого Крупица назвал Андреем Сергеевичем, -- понимающе кивнул и вдруг вылез из своего "мерседеса". -- Ну что ж, пусть будет по-твоему. Раз ты отказываешься от моей машины, придется поговорить у тебя. Я не задержу надолго. Всего лишь пара вопросов, и ты свободен... Алексей, проверь-ка нашего торопыгу. Алексей, который выбрался из "мерседеса" сразу же вслед за Андреем Сергеевичем и уже стоял рядом с ним, неожиданно, каким-то совершенно неуловимым движением вонзил левую руку в открытое окошко "БМВ". Удар пришелся Крупице в голову, свалил его, как бревно, набок, и тут же Алексей схватил и осторожно поднял безвольную руку капитана, в которой был зажат пистолет. -- Никому нельзя верить, -- с сожалением произнес Андрей Сергеевич. Все так же спокойно и молча Алексей вынул ключи из замка зажигания "БМВ", отобрал у Крупицы оружие и скрестил руки за спиной. После этого Андрей Сергеевич сел на заднее сиденье "БМВ" и подождал, когда Володя придет в себя. Помычав немного и поморщившись, Крупица сел прямо, отирая кровь с губ. Он даже не стал смотреть на Андрея Сергеевича, расположившегося сзади, -- все равно это было крайне неудобно. Тем временем пассажир "мерседеса" молча наблюдал за своей жертвой, и в спокойном его взгляде посверкивала неумолимая жесткость. Крупица не был ни дураком, ни трусом, и если в мире существовал человек, которого он побаивался, то это и был именно тот, кто сейчас сидел за его спиной: Андрей Сергеевич Крымов. Крымов вполне был бы похож на работника какого-нибудь музея, вышедшего на пенсию, этакого пятидесятилетнего садовода-любителя, добродушного и начитанного, если бы не его взгляд -- жесткий, даже безжалостный взгляд человека, всегда точно знающего, что он делает, и никогда не совершающего ошибок. Он словно давал понять, что весь антураж, который его окружает -- дорогие машины, шикарные костюмы, -- все это просто дань удобству, не более того, что он не производит, находясь в этом антураже, "крутого", респектабельного впечатления именно потому, что в данный момент и в данном месте он сам считает это излишним. К чему дешевые эффекты? Расчетливость и жестокость приносят ему больше. -- Что вы от меня хотите? -- морщась от боли, спросил Крупица. -- Пришел в себя? Ну, вот и хорошо. Так что ты там говорил о своей должности? -- Я сделал все как надо. Это вы облажались с Пастухом. Сами виноваты, что он смог вернуться... -- Это у вас, Володя, он Пастух, а у нас -- Ковбой. Улавливаешь разницу? Смотрел, наверное, "Великолепную семерку"? Но ведь ты мне ничего не сказал о великолепной семерке вашего Пастуха. -- А при чем здесь это?! -- Крупица был искренне удивлен. -- Я очень сильно сомневаюсь, что он не дал знать своим людям о себе, и я ни за что не поверю, что он не воспользуется помощью своих людей сейчас. А где мне их искать, Володя? Я по твоей милости теряю больше суток! -- Но ведь я отдал ему пакет! Теперь он... -- Я хочу иметь надежную страховку, -- перебил его Крымов. -- Так что постарайся вспомнить все, что ты о них знаешь. Постарайся очень хорошо вспомнить. Теперь тебе только на свою память нужно надеяться. А то, что вспомнишь, записывай вот сюда, договорились? Андрей Сергеевич достал маленький блокнот, ручку и все это передал Крупице. Тот несколько секунд молчал, а потом раскрыл блокнот. -- Я знаю только имена, прозвища, которыми они пользуются, и последнее место службы, а адреса... -- Пиши, Володя, пиши. И Володя нехотя вывел в столбик: Сергей Пастухов (Пастух), Иван Перегудов (Док), Семен Злотников (Артист), Олег Мухин (Муха), Дмитрий Хохлов (Боцман), а потом подробный адрес Пастуха, его дом в селе Затопино под Зарайском. Немного подумав, он приписал московские координаты Артиста и закончил их знаком вопроса -- мол, могу ошибиться. -- Это все, что я знаю, -- сказал он и отдал книжку. -- Кто они? -- спросил Крымов. -- Вместе служили? Крупица кивнул и нехотя рассказал о спецназе, об армейской разведке в Чечне, о работе на Управление и тех операциях, в которых команда Пастуха успела принять участие. Когда же он закончил свой краткий обзор и обернулся, то успел краем глаза заметить, как тень опасливых сомнений и одновременно недовольства легла на лицо Андрея Сергеевича. Это было удивительно редкое выражение на его лице. -- И ты молчал? -- тихо спросил он. -- А вы не спрашивали. Секунда -- и лицо Крымова приняло прежнее уверенное выражение, а голос спокойствие. -- Ну вот, -- сказал он, -- видишь, как просто. Теперь тебе осталось только отдать мне кассету, и ты свободен. -- Кассету? -- Крупица резко повернулся назад. -- Володя, не делай из меня идиота. Ты что, не забрал у своего подчиненного документ? -- Но Пастухов не является моим подчиненным. -- Меня это не интересует. Я тебя предупреждал. -- Он не отдал ее мне... На лице Крымова появилось выражение крайнего изумления, и он наклонился к самому уху Крупицы: -- Тебе сколько лет? Десять? Пять? Что ты мне за херовину тут рассказываешь?! Что значит "не отдал"? -- Вы когда-нибудь избавите меня от своего присутствия? -- устало вздохнул Крупица, у него начала болеть голова, и он отдал бы все, чтобы сию секунду оказаться во Внуково. -- Ну хорошо, -- вдруг спокойно сказал Крымов. -- Не хочешь со мной разговаривать, не надо. Ты прав. Пора тебя избавить от моего присутствия навсегда. Ты заслужил. С этими словами Крымов кивнул, и Алексей, который до этого стоял не шевелясь, как памятник, вдруг вскинул из-за спины руку с пистолетом, и в то же мгновение оглушительно грохнули два выстрела. Голову Владимира Крупицы продырявили пули его собственного оружия, забрызгав кожаный салон "БМВ". Вздохнув, Крымов пересел в свой "мерседес", и его кортеж плавно тронулся с места. -- Ну вот, -- сказал он, взглянув на часы, -- у нас в запасе есть часа три. Можем не спешить. -- Что решили, Андрей Сергеевич? -- спросил Алексей. -- Этот Ковбой-Пастух, -- задумчиво произнес Крымов, -- серьезней, чем я ожидал. Если он останется в живых к завтрашнему дню, нам потребуется его надежно вывести из игры. Хотя бы на время. -- А вы уверены, что он согласится? -- А мы подыщем аргумент поубедительнее. -- Какой? -- У него есть жена, Алексей, и мы как раз к ней в гости сейчас и отправимся. Так что он обязательно согласится. Не сомневайся. -- Жена? Ну и что? Крымов позволил себе улыбнуться: -- Подрастешь -- поймешь... Передай-ка лучше координаты вперед. -- Крымов достал записную книжку, раскрыл на записях Крупицы и ткнул пальцем в адрес Сергея Пастухова. -- Ребята поймут, где это? -- Село Затопино под Зарайском... Поймут. Это, кажется, по Рязанке. И Алексей связался с джипом. 4 Константин Дмитриевич Голубков сидел у камина переделкинской дачи, арендуемой Управлением, и докуривал сигарету, глядя на огонь. Внезапно сеттер Мартин, лежавший до этого спокойно у ног хозяина, поднял голову, вскочил в напряженном внимании. В то же мгновение с улицы из-за высокого забора послышался гул мотора, который вскоре стих. Хлопнула дверца, и полминуты спустя, раздался стук в калитку. Пес поднялся и побежал на улицу. За ним вышел и его хозяин. Наконец-то! Закончившееся ожидание принесло облегчение полковнику, но, как оказалось, ненадолго. Когда Голубков открыл калитку, он обнаружил за ней усталого Пастуха с кейсом в руке. Одного. Без Крупицы. А так быть не должно. -- Здравствуй, Сережа, -- кивнул полковник, пропуская Пастуха и бросая беглый взгляд на улицу: машина, подвозившая Сергея, сворачивала за поворот, больше никого, все тихо. Заперев калитку, Голубков пошел за Сергеем к дому. Следом затрусил Мартин. -- Чай будешь? -- спросил полковник, когда они вошли в дом и оказались на большой веранде с огромным столом и плетеными креслами. -- Константин Дмитрия, давайте сначала закончим дела. Кажется, возникли проблемы. Голубков остановился и внимательно посмотрел на своего посланника: -- Тебя Крупица встретил? -- Скорее я его встретил. Но дело не в этом. -- Что значит -- ты его встретил? -- Просто я ждал его в машине. -- То есть Крупица был во Внуково? -- Конечно. Голубков знал своего капитана, как дисциплинированного офицера, бывшего сотрудника КГБ, и если он должен был привезти к своему начальнику агента, то его не могло сейчас не быть здесь! Между тем Крупицы не было... -- Он высадил меня в городе, -- пояснил Пастух, -- и отправился, как он сказал, "исправлять положение". Я же вам говорю, что возникли проблемы... Да, вот бумаги. Пастух положил кейс на стол. -- Бумаги? -- переспросил Голубков. -- Какие-то бумаги. Он сказал, что вы в курсе. Пленка тоже здесь. Он не доверяет мне. -- Пастух усмехнулся. -- Устал я, Константин Дмитрич, сутки по всей Европе скачу. Может, присядем? -- Да-да, конечно, пойдем. Все это было более чем странно. После короткого раздумья полковник оставил кейс лежать на столе и вслед за Пастухом вошел в гостиную. Там они расположились в креслах у камина, и Голубков закурил сигарету. Десятую за последние три часа. Это было много для него. -- Рассказывай, Сережа, что случилось. С наслаждением растянувшись в кресле, расслабившись, Пастух начал подробно и обстоятельно рассказывать обо всем, что произошло с ним за эти три дня, начиная с посадки в Ливорно и заканчивая дорогой в Переделкино. Голубков слушал его не перебивая. -- Только один вопрос, -- сказал под конец Пастух. -- Если вы знали о том, что меня будут пасти, почему не предупредили? -- О чем ты говоришь, Сережа... -- Вы предлагали обычный гонорар. Это слишком много за простую поездку. -- А что я должен был делать? Ведь я говорил тебе о работе и хорошо знал, насколько она важна. Но даю тебе слово чести, что я не предполагал, насколько она окажется опасной... Черт знает что такое! Они вели тебя с самого начала, а стало быть, знали о тебе заранее! -- Я об этом и говорю. Ладно, проехали, -- хмуро отозвался Пастух. -- Кстати, эти черти профессионально сработали. Не могу сказать, что сразу заметил слежку. Так, чувствовал что-то... Ну что, я еще нужен? -- Пока нет. -- Что значит "пока"? -- Ты должен понимать, что дело очень серьезное и с тобой наверняка еще захотят поговорить... Неожиданно раздалась тонкая трель мобильного телефона. Голубков, так и не вышедший на веранду, подошел к кривоногому маленькому столику и взял трубку. -- Да?.. Я понял. Видимо, ему что-то сообщили или отдали какое-то распоряжение, потому что он ограничился только этими словами и положил трубку. Едва заметная тень озабоченности пробежала по его лицу и исчезла. Он на мгновение задумался, а потом перевел взгляд на Пастуха: -- Сережа, ты говорил, что Крупица отправился в Управление. -- Он мне сам так сказал. А в чем дело, Константин Дмитрия? -- Ты ничего не путаешь? -- Нет. В конце концов вам лучше знать, куда он делся. -- Почему? -- Потому что он с вами разговаривал по телефону перед тем, как мы разбежались. Голубков молча прошелся до своего кресла и снова сел. -- В чем все-таки дело, Константин Дмитрич? -- встревоженно спросил Пастух. -- Дело в том, что он не мог уехать в Управление. Он кадровый разведчик. Ты прекрасно знаешь, что у нас так не поступают... -- Это ваши проблемы, -- с неожиданным раздражением перебил Пастух, -- и если ваш зам поступает так, как не надо, сделайте выговор своему отделу кадров! -- Это еще не все, Сережа. Дело в том, что Крупица не звонил мне. Понимаешь? -- Об этом вам только что по телефону сказали? -- Пастух кивнул на кривоногий столик. -- Мне не до шуток сейчас... -- Тогда разбирайтесь, Константин Дмитрич, со своим Крупицей сами! И не надо меня впутывать в ваши проблемы, я свою работу сделал! -- Я еще не все рассказал, Сережа. Послушай меня внимательно. -- Встревоженность Голубкова словно неожиданно вырвалась наружу, и он больше не скрывал ее. -- Я не должен тебе этого рассказывать, но не могу позволить себе молчать. Только что мне сообщили, что я обязан тебя задержать до приезда людей из службы собственной безопасности Управления. Они сказали, что возникли серьезные осложнения и им необходимо задать тебе несколько вопросов. -- Прекрасно, пусть едут. Чем смогу -- помогу. -- Боюсь, что ты что-то недоговариваешь. -- Мне скрывать нечего. -- Сережа, неужели ты не понимаешь, насколько это серьезно? Неужели ты не понимаешь, что они тебя в чем-то подозревают! Что случилось? -- Вы меня подозреваете, Константин Дмитрич, вы. Или уже забыли, что сами там работаете? -- Не кипятись. Давай во всем спокойно попробуем разобраться, пока их нет. Расскажи мне еще раз все, что было... -- Неужели вы думаете, что я веду какую-то свою игру? Что я скрываю что-то? Ну уж нет! Теперь я из принципа дождусь ваших головорезов и сам выясню, какие там у них проблемы возникли... Это мы еще посмотрим, кто из нас с ошибками пишет... -- Сергей!.. Голубков не успел возразить. К дому подъехал автомобиль, и, услышав его приближение, они оба замолчали и переглянулись. Сеттер Мартин снова бросился к двери. -- Сережа, не глупи, -- тихо сказал полковник и пошел вслед за псом. Пастух поднялся из кресла, но остался стоять в центре гостиной. Вскоре он услышал на веранде шаги и приглушенные голоса. Дверь открылась, в гостиную вошел Голубков, а за ним Сергей увидел и приехавших. Их было двое. Один, плотный, бритый наголо, остался на веранде, а другой, чуть повыше ростом, с жиденькими усами, вошел вслед за полковником и остался в дверях. -- Капитан Пастухов? -- недобро спросил "усатый", как будто в комнате был кто-то еще. -- Смотри-ка догадливый какой, -- буркнул Пастух. -- Не надо хамить, Пастухов. Не усложняй себе положение. -- Вот как? Может, потрудитесь объясниться? -- Некоторое время назад, -- потрудился объясниться "усатый", -- нам позвонил Крупица и сообщил, что ты угрожал ему, нанес увечья и завладел его оружием. Он подозревает тебя в предательстве и опасается за жизнь полковника Голубкова. Мы обязаны выяснить все обстоятельства и допросить тебя. Пошли, Пастухов... -- Не кажется ли вам, Константин Дмитриевич, -- усмехнулся Пастух, -- что это больше похоже на арест? Полковник промолчал. -- Ну! -- поторопил "усатый". -- Только без резких движений. Спокойно выходишь и садишься в машину, понял? Пастух не двинулся с места. Он чувствовал, что если эти ребята будут настаивать, то придется их немного помять, потому что другого выхода у него теперь не было. Прошла секунда. "Усатый" напрягся, и как-то непроизвольно рука его чуть потянулась к кобуре под расстегнутым пиджаком. -- Одну минуту, -- сказал вдруг Голубков. -- Сережа, ты передал мне пакет от Крупицы. Что там? -- Бумаги. -- Какие? -- Понятия не имею. Только не забудьте, что там еще кассета. -- В таком случае... Ребята, расслабьтесь. В ковбоев будете играть на улице, ясно?.. Итак, если ты не знаешь, что там, я обязан это проверить немедленно. -- Мы сами проверим, -- тут же вставил "усатый". -- Где пакет? В дипломате на столе? Петр... Лысый Петр, безмолвно стоявший на веранде, взял со стола кейс и открыл его. -- Это просили передать лично полковнику Голубкову, -- напомнил Пастух. -- Заткнись, Пастухов. Тем временем лысый Петр уже достал толстый пакет из кейса и, не обращая внимания на недовольство Голубкова и на сеттера, крутившегося на веранде, решительно впился в него пальцами, собираясь вскрыть. Они все так и стояли -- лысый у стола с пакетом, сеттер Мартин в его ногах, усатый у косяка двери в гостиную, Голубков рядом с ним и Пастух в центре гостиной у кресел. В то мгновение, когда лысый вскрыл пакет, раздался оглушительный взрыв, полыхнуло пламя, и дом содрогнулся от грохота и звона стекол... После взрыва Пастух очухался первым -- слава Богу, он был дальше всех от этого конверта -- и выглянул из-за перевернутого кресла. Результат оказался плачевным: веранду разворотило вместе со всей плетеной мебелью, бедного Мартина разорвало на куски, а лысого Петра с раздробленной рукой выбросило на улицу. Весь в крови, он лежал там без движения и звука. "Усатому" повезло больше. Он хоть и стонал, ворочаясь у дверей гостиной, но все-таки был жив. Голубков же, как и Пастух, почти не пострадал, если не считать легкой контузии и шока от происшедшего. Он поднялся, стряхнул с себя щепки, осколки и пыль, оглянулся на уже стоявшего сзади Пастуха, и на какое-то мгновение во взгляде его проскользнула растерянность. В наступившей тишине стало слышно, как по всему поселку яростно залаяли собаки и завыла автомобильная сигнализация. Вдруг на веранде появилась какая-то фигура, под чьими-то торопливыми, но осторожными шагами захрустели стекла. Спустя секунду в гостиную быстро вошел крайне обеспокоенный человек. -- У вас здесь что, война началась? -- спросил он. -- Точно, -- глухо отозвался Пастух, -- и боюсь, что обвинять в этом будут меня... Черт! Ловко они меня подставили. В таком дерьме я еще не был... Док, посмотри полковника, по-моему, его зацепило. -- Сам-то как? -- Нормально. Хмурый Голубков показал Доку окровавленную руку. -- Ерунда. Царапина, -- сказал Док, -- стеклом задело. Промойте и забинтуйте. -- Все-таки, Сережа, ты не один пришел, -- почему-то с обидой сказал Голубков Пастуху. -- А что мне было делать? Меня крепко подставили, Константин Дмитрия, а ваши головорезы даже собирались арестовать, и я очень сильно сомневаюсь, что они ограничились бы допросом. Нет? -- Ты не доверяешь мне? -- Не знаю. Во всяком случае, до тех пор, пока я не выясню, что произошло, я смогу доверять только своим ребятам... -- Пастух усмехнулся: -- Вы, кажется, говорили, что они мне не понадобятся? -- Пастух, пора, -- вставил Док. --Иду. -- Подожди, Сережа... -- Нет, полковник, теперь каждый за себя. И запомните, очень хорошо запомните одну вещь: это не я, а Крупица начал какую-то игру. Найдите его! Все. Пошли. Пастух и Док быстро выбрались из полуразрушенного дома. Когда они скрылись за забором, полковник взглянул на свою руку, матюгнулся, достал носовой платок и обмотал ладонь. И прежде чем что-либо делать дальше, он подумал вот о чем: то, что лысый Петр вскрыл конверт, -- чистая случайность. Конверт предназначался ему, Голубкову, собственной персоной. А значит, на его месте сейчас должен был лежать он, полковник Голубков. Это факт неоспоримый и очень важный -- он вполне мог полностью прояснить ситуацию. Да, здесь было над чем поломать голову. И сразу дрогнуло сердце -- неужели Пастух?.. Голубков поднял с пола телефон и, набирая какой-то номер, подошел к "усатому". Осмотрев его, пошел ко второму, лежащему без движения среди обломков веранды. Наконец номер ответил. Голубков сообщил о происшедшем взрыве, о том, что есть один погибший и один раненый и что необходима срочная медицинская помощь. Про Пастуха он пока не сказал ничего. Тем временем Пастух и Док быстро катили к дому, который Док снимал здесь, в Переделкино, уже два месяца. Именно это невольное совпадение заставило Сергея оттянуть на полчаса визит к полковнику. Пастух, конечно, не предполагал, что разговор с Голубковым приведет к таким неожиданным результатам, но ситуация уже тогда, после странной спешки Крупицы, стала слишком нестандартной и напряженной. Она заставила Пастуха принять меры предосторожности и чуть-чуть изменить маршрут в сторону дома своего товарища по оружию. Забежав к Доку, Сергей вкратце описал ему сложившуюся ситуацию, и только после этого они на подержанной "шестерке" Дока отправились к Голубкову. Это была та самая машина, на шум которой полковник вышел, но успел разглядеть только багажник, потому что Док сразу же отрулил на соседнюю улицу, чтобы вернуться назад пешком. Они договорились, что Док будет контролировать подходы к дому. На всякий случай. И не ошиблись. Как только появились эти двое из службы собственной безопасности Управления, Док немедленно переместился к окну гостиной. Он слышал почти все, что происходит внутри, и готов уже был вмешаться, когда "усатый" приказывал Пастуху сесть в машину, но события приняли совершенно неожиданный оборот. Теперь они перемещались в машине обратно, к апартаментам Дока на другом конце большого подмосковного поселка. Док сидел за рулем и был недоволен, а Пастух заметно встревожен. -- Почему не рассказал все сразу, как только Голубков предложил тебе это дело? -- спросил Док. -- Ничего бы не изменилось. Меня вели с самого начала. -- Значит, и подставить тебя решили с самого начала? -- Нет, вряд ли... Хотя пока не знаю. Я слишком поздно все это понял, да и до сих пор не совсем разобрался. Что-то здесь не так. Но, с другой стороны, я бы все равно не отказался от этой итальянской экскурсии... Понимаешь, Док, я доверял полковнику. -- Понимаю. Или хотел доверять. А сейчас? -- Пока не знаю. На улице как-то стремительно стемнело, но заметили они это, только когда по корпусу "шестерки" забарабанили капли дождя. Так, в сумрачной полутьме, под шелест дождя они и добрались до дома Дока. Док вылез, открыл ворота и загнал машину во двор. -- Насколько я понял из твоего рассказа, -- произнес он, когда, прикрыв ворота, совершенно мокрый снова забрался в салон, -- пластид в конверте передал этот Крупица. Выходит, это именно он тебя подставил? -- Выходит больше того. Док. Пластид явно предназначался для полковника, а не для лысого. Так что Крупица не просто подставил меня, он хотел моими руками уничтожить Голубкова. Вот что выходит. -- Зачем ему это понадобилось? -- Хотел бы я знать! Только ведь если у кого теперь об этом и спрашивать -- только у него самого... Док недовольно покачал головой, словно собирался пожурить Сергея, как нахулиганившего подростка. -- И обиженный тобой Крупица, и тем более этот взрыв -- пока на тебе. Тебя будут искать... Кстати, что с кассетой, которую ты привез Голубкову? -- В том-то и дело. Теперь она там же, где и его собака. -- Не понял? -- Она лежала в пакете. Боюсь, от нее не осталось даже воспоминаний. -- Да, ты серьезн