и. Постоянный противник и потенциальный враг -- США оказались на самом деле близким другом, которому можно открыть святая святых -- оперативную схему закладки подслушивающих устройств в здание посольства, а заодно сдать всю агентурную сеть, причастную к этой операции. А потом выставить козлом отпущения нового председателя Комитета, хотя и мальчику ясно, а любому сотруднику достоверно известно -- действовал он с санкции сразу двух президентов: еще властвующего и того, что на подходе. Это превращалось в традицию -- не брать под защиту добросовестного исполнителя приказа, а отрекаться от него и предавать анафеме, как только возникнет какое-то, даже крошечное осложнение. Поэтому добросовестных исполнителей становилось все меньше и меньше, а имитаторов и "чернушников" все больше, и уже ни один приказ, даже самый строгий, спускаясь с руководящего уровня на исполнительский, не действовал так. как надо, а иногда вообще извращался до неузнаваемости и превращался в противоположность тому, что вроде бы было в него заложено. Не только с приказами и не только в Системе такое происходило: указы президентские, законы, постановления всякие обращались в пшик, как дождик, падающий из заоблачных высот на раскаленный песок Аравийской пустыни, -- наверху льется живительная влага обильными потоками, а внизу прежняя смертная сушь! До того все с ног на голову перевернулось, что позорные предатели героями стали! Раньше как было: уйдет пэгэушник или грушник к противнику, Военная коллегия Верховного суда судит его заочно за измену Родине и выносит приговор -- к смертной казни. А через некоторое время глядишь -- он и впрямь копыта откинул: или газом отравился, или под машину попал, или током шибануло, а то и вовсе без видимых причин... И сообщают об этом мимоходом в маленькой газетной заметочке: кому надо -- прочитают и другим передадут. А в ПГУ и ГРУ прямо объявят: "Приговор приведен в исполнение". Знайте, мол, у нас длинные руки... Ликвидациями специальное подразделение занималось, а технику для него одиннадцатый отдел готовил: и зонтик с ядовитыми шариками в острие, и инфразвуковой депрессатор, и патроны с "Вэ-Икс", да мало ли что еще! Не до всех, конечно, добирались, но уж если уцелел какой гад, то всю жизнь сидел на территории военной базы, носа не высовывал за охраняемый периметр и дрожал, каждый день дрожал: а вдруг и здесь достанут! Так что альтернатива была определенная: или служи честно, получай медали, выслугу, пенсию, или ждет тебя бесславная смерть, а в лучшем случае -- жалкое существование. На всех, а на потенциальных изменников особенно, такая определенность здорово действовала! И вдруг подразделение "Л" расформировали: незаконно, оказывается, приговор суда исполнять на чужой государственной территории! -- Вот целки, етить их мать! А предавать -- законно! -- выругался Верлинов, пряча в свой сейф невостребованный инфразвуковой депрессатор, выполненный в виде авторучки. Через несколько минут после включения эта штука заставляет человека выброситься из окна или полоснуть бритвой по венам. Какой-то гадюке повезло... И повылазили изменники поганые из своих щелей: книжки пишут, по телевизору выступают, интервью дают... Идейными борцами прикидываются: я, дескать, против коммунизма боролся... А скольких ты, сука, нелегалов провалил? Сколько доверившихся тебе людей за решетку отправил? Сколько отпугнул от сотрудничества? Насколько авторитет российской разведки подорвал? А как теперь молодые сотрудники работать будут, имея такой пример перед глазами? Вот они, предатели -- в центре внимания, сытые, прикинутые по последней моде, сребреников хватает, семьи к ним выпустили, все в ажуре. А ты корячься за зарплату да за жалкие суточные в валюте, напрягай жилы, рви нервы, начальство вербовок требует, а дел с тобой никто иметь не хочет, шарахаются люди, как от вшивого бродяги, и с тебя же за это шкуру спускают... Так, может, тоже перекинуться? Вот такие разговоры идут последние годы во всех осколках Системы, причем почти открыто, чего раньше среди конспиративных и осторожных чекистов не только не водилось, но даже и представить было нельзя. И в одиннадцатом отделе настроения такие же, как везде. Генерал Верлинов, понятно, с подчиненными на скользкие темы не беседовал, но когда в своем кругу оказывался, разговор с чего угодно на болезненные проблемы переходил. -- Знаете, когда окончательный развал начался? 13 ноября девяносто первого, -- покачиваясь в плетеном кресле, говорил Верлинов. -- Тогда в Грозном майора КГБ убили, Толстенева. Накануне по Центральному телевидению показали -- мол, задержан за шпионаж, его будет судить народ... И зарезали как барана -- горло перехватили, вены... А мы смолчали. -- Я не молчал. -- Высокий сильный человек с волевым лицом лениво раскачивался в гамаке. -- Написал рапорт с планом: звено штурмовых вертолетов, два отделения "Альфы", батальон спецназа ВДВ -- и все! Криминального образования на территории России сейчас бы не было. Но я уже свой поджопник после августа получил, и мое вяканье никого не интересовало... Бывший командир группы "Альфа" Карпенко повернулся на бок, подпер голову рукой и закусил травинку. -- Потому послали роту пацанов срочной службы, вроде бы подыграли черным... -- А им все время подыгрывали, -- сказал начальник управления "Т" генерал Борисов. -- Главный-то чечен где заседал? Чрезвычайное положение Президент объявил, а парламент отменил. -- Кто же так ЧП объявляет? -- презрительно скривился генерал-лейтенант Черкасов, начальник военной контрразведки. -- Его, знаете, как надо объявлять? Черкасов лежал на диванчике, развалившись, но сейчас сел и обвел взглядом присутствующих. Заканчивался ноябрь девяносто третьего, компания друзей собралась на даче Верлинова и расположилась в зимнем саду среди елочек, лимонных кустов и тропических пальм. -- Сообщают, например, в семь утра, а с двух часов ночи на перекрестках танки стоят, стратегические объекты солдатами контролируются, усиленные патрули на улицах. А все зачинщики уже арестованы, главные, может, с собой покончили, может, просто исчезли бесследно. И новая власть уже имеется из числа оппозиции, лояльной к Центру. И эта новая власть борется с мятежниками, наводит порядок, а мы ей, естественно, помогаем. И в этом случае ни один парламент президентского решения не отменит, пусть там двадцать чеченцев заправляют. Потому что победителей у нас любят и поддерживают! -- Стратег! -- улыбнулся Карпенко, но улыбка получилась печальной. -- Надо было тебе поручить эту акцию. -- Зачем мне? Если бы Язов и Крючков не сидели в "Матросской Тишине", они бы сделали как надо! -- Нашел героев! -- хмыкнул Верлинов. -- Чего же они в августе облажались? -- Да потому, что сейчас все лажаются. -- Борисов нахмурился. -- И в октябре все облажались. Кто меньше облажался -- тот и победил. Знаешь, есть поговорка: "Игра была равна -- играли два говна". -- И чем все кончится? -- Карпенко вновь перевернулся на спину, провисая тяжелой фигурой почти до пола. Вопрос повис в воздухе. Из кармана широких адидасовских штанов Борисов извлек сигареты, щелкнул диковинной зажигалкой, прикурил и, перегнувшись в кресле, поднес огонек Верлинову. -- Попробуй, потуши. Верлинов дунул -- раз, другой, третий... Набрал полную грудь воздуха и мощно выдохнул. Маленькое пламя шумело, но не исчезало. -- Интересно... Ну-ка, дай взглянуть... -- Все разворуют и дернут за кордон, -- меланхолично сказал Борисов, передавая зажигалку. -- Бандитизм захлестнет страну. Придет "сильная рука" и введет военный коммунизм. -- А дальше? -- Верлинов экспериментировал с зажигалкой. -- Забивать миллионы "лишних ртов" мотыгами, как красные кхмеры? Тут круговая спираль, она раскаляется, а газ идет сквозь... Борисов развел руками. -- Может, и так. -- И кого это устраивает? -- спросил Карпенко, обращаясь к свисающему с ветки зеленому лимону. -- Того, кто может набивать карманы, жрать в три горла, драть баб и ничего не бояться. Он постоянно воспламеняется. Ты сдул, а новая порция горит. -- Знаете, что армейские генералы творят? -- Черкасов встал. Единственный из присутствующих, он имел заметное брюшко, но майка открывала еще крепкие бицепсы и могучие плечи. -- Танки, грузовики, самолеты продают. Оружие -- вагонами! Контрабанда... Черкасов оборвал себя на полуслове: -- Чего я вам рассказываю... -- Вот они и раскачались через сутки. Точнее, дали себя раскачать. И выкатили танки на прямую наводку, -- сказал Борисов. -- А значит, им дадут возможность и дальше греть руки. -- Они же не задают идиотских вопросов. -- Верлинов в очередной раз щелкнул зажигалкой. -- Например: может ли быть одним из руководителей России человек, чьи дети выехали в другую страну и чей внук -- гражданин другого государства? Будет ли он в полной мере заботиться о России и о россиянах, если у него есть запасная позиция -- за бугром? Да, надежность воспламенения очень высока... На этом принципе можно изготовить карманный огнемет... -- И жирные армейские генералы не надоедают информациями о зарубежных счетах высоких должностных лиц, -- произнес Черкасов. -- Кстати, эти счета плохо увязываются с верой в счастливое будущее России. -- К тому же если люди не воруют вместе со всеми, то они недовольны, а следовательно, ненадежны, -- сообщил Карпенко лимону. Борисов хмыкнул. -- Совсем не воруют? -- Уход, конечно, тоже воровство, -- согласился Карпенко. -- Но за последние сорок лет таких фактов наберется не более полутора десятков. Один случай взяточничества -- негодяй расстрелян. Да пять эпизодов казнокрадства -- каждому дана оценка. Согласитесь, у нас жесткий внутренний контроль, и все это знают. А потому на общем фоне наша Система выглядит безгрешной. И потому неуправляемой. Карпенко ногтем поскреб лимонную кожуру и, балансируя на раскачивающейся сетке, потянулся ее понюхать. Сделать так мог лишь очень тренированный человек. Надо отметить, что и остальные присутствующие излучали не только властную уверенность привыкших командовать людей, но и чисто физическую мощь, достигаемую многолетним накачиванием силы и неоднократным успешным ее применением. Все были в спортивных костюмах и кроссовках, кроме Черкасова, у которого верхнюю часть наряда составляла обычная хлопчатобумажная майка белого цвета. И лица у генералов госбезопасности выражали суровость характеров, решимость и умение идти напролом. У Карпенко нос перебит, левая бровь пересечена белой полоской зажившего шрама, у Борисова и Черкасова деформированные уши борцов и "набитые" костяшки пальцев. Пожалуй, только Верлинов выпадал из общего ряда: тонкие черты, интеллигентные манеры, мягкая улыбка, словно научный сотрудник, изрядно позанимавшийся в молодости спортом. Он продолжал увлеченно изучать зажигалку. Карпенко расслабленно распластался в гамаке, гипнотизируя зеленый лимон, Борисов вставил голову в пушистую елочку и глубоко дышал, Черкасов возбужденно ходил по мраморной дорожке -- от стеклянной стены к небольшому бездействующему фонтанчику и обратно. Между диваном, гамаком и плетеным креслом стоял круглый столик с бутербродами, водкой "Смирнофф", узкой бутылкой "Белого аиста" и итальянским вермутом, но выпить успели только по рюмке. Когда начался серьезный разговор, интерес к спиртному прошел. -- Значит, Система разрушается целенаправленно и злонамеренно, что идет во вред интересам России, -- сформулировал Верлинов и внимательно осмотрел собравшихся. -- Так? -- Так. -- Так. -- Точно. -- И если мы будем молча смотреть на происходящее, то крах ждет не только нас, но и страну в целом. Так? -- Кончай тянуть, -- прогудел Черкасов. -- Что ты заладил: так да так... -- Если заснять нас на пленку, то получается классическая картина: "Заговор с целью захвата власти", -- мягко улыбнулся Верлинов. -- Но лично я ничего не собираюсь захватывать и власть мне, извините, на хер не нужна. -- Ты это для микрофонов, что ли? -- Черкасов иронически улыбнулся. -- Тогда говори громче и отчетливей! Карпенко и Борисов тоже улыбнулись. Но у всех троих улыбки были несколько напряженные. -- Для микрофонов, -- то ли обиженно, то ли удивленно повторил хозяин. -- Ну-ка, достаньте свои переговорники... Генералы зашевелились. Не только для удобства и непринужденности хозяин переодел их в спортивные костюмы и не случайно сам переодевался в их присутствии. Одежда, личные вещи, оружие были заперты в шкафу гостевой комнаты вместе с возможными "жучками", "клопами", "кассетниками". Доверие -- категория абстрактная и должно подкрепляться конкретными мерами безопасности. С собой каждый взял лишь систему экстренной связи с дежурными подразделениями своих служб. Маленькая пластиковая коробочка со стандартным содержимым и механизмом самоуничтожения, исключающим какие-либо переделки. С ней руководители спецслужб не расставались никогда. Все достали переговорники, хотя у Карпенко быть его не должно: при увольнении они сдаются, да и связь держать вроде не с кем... -- Мой не работает, -- удивился Борисов. -- И мой... -- Ты нас вредными лучами травишь? -- спросил Карпенко. -- Не такие уж они вредные, -- ответил Верлинов, отметив, что напряжение собеседников исчезло. -- Но говорю я не для микрофонов, а для вас. Я не собираюсь лезть в политику... -- Не торопись, Валера, не торопись, -- добродушно сказал Борисов. -- Зажигалку себе возьми, дарю. А насчет власти... Наша задача -- не дать Систему развалить. А если нас попросят, доверят, то почему отказываться? -- За зажигалку спасибо, Слава, интересная штучка. Но у тебя что-то со слухом. Я не ставлю целью захват власти. А вот обеспечить безопасность российских граждан считаю себя обязанным. И способствовать наведению порядка. И ликвидировать на территории России бандитские образования вроде Чечни. Тем более что возможности для этого есть... -- А чего ты их сразу не трахнул в девяносто первом? -- Карпенко пружинисто сел, уперевшись ногами в зеленую траву. Верлинов молча показал вверх -- в стеклянную крышу, над которой серело мрачное осеннее небо. -- Решают-то там. К тому же в последние годы меня от этого дела отодвигают. Говорят, оружие такой мощности должно использоваться не безопасностью, а военными. У вояк своя сейсмологическая служба. А оперативное использование осуществляют грушники. -- Они и у нас под ногами путаются, -- в сердцах воскликнул начальник военной контрразведки. -- Вечные конкуренты, мать их в душу! -- Но делают твои конкуренты все топорно, концы не зачищают, на этом и можно сыграть, -- продолжил Верлинов. -- Мы скомпрометируем вояк, а значит, и тех, кто их поддерживает -- званиями осыпает, наградами... А если генералитет поприжать, поубирать кой-кого, то танки уж на прямую наводку никто не выведет: настроение у старших и средних офицеров известное... -- И как ты думаешь это сделать? -- заинтересованно спросил Борисов. Все присутствующие знали, что разрабатывать многоходовые комбинации и далеко идущие планы начальник антитеррористического управления не умел, не любил и не особенно это скрывал. -- Есть один вариант. -- Верлинов еще полюбовался зажигалкой, сунул ее в карман и встал. -- Назовем его "Расшифровка". А подробности за обедом, шашлык через две минуты будет готов... Четверо крепких мужиков в спортивных костюмах направились в гостиную. Глава восьмая Главный фигурант оперативного дела "Расшифровка" Александр Каймаков были принят под наблюдение на выходе из института. У дежурной бригады имелась его фотография, к тому же микрофон подавал сигнал, и, нацелив на объект пеленгатор направленного действия, лейтенант Сенченко по мигающей лампочке убедился, что ошибки не произошло. -- Какой-то он зачуханный, -- сказал лейтенант. -- И сильно боится... Вид у Каймакова действительно был нездоровый -- мешки под глазами, бледное лицо, нервновоспаленные глаза. Сутулился он еще сильнее, чем обычно, дергался, озирался по сторонам. Мятое, потертое во многих местах пальто и потерявшая форму кроличья шапка выслужили все положенные сроки носки. Под руку старшего научного сотрудника держала инспектор отдела статистики Вера Носова, насчет которой у институтских, да и всех других мужчин мнение было единодушным: страстная и фигура хорошая, а вот рожа подгуляла. -- Сейчас все, кто не грабит, зачуханные, -- флегматично ответил водитель. -- И все чего-то боятся. А у него причины имеются... Наблюдаемая пара в метро не пошла, что вызвало у Сенченко вздох облегчения -- нырять в плотную человеческую толпу он очень не любил. Каймаков неуверенно топтался у кромки тротуара, но Вера привычным жестом тормознула частника, мгновенно сговорившись, прыгнула внутрь и втащила спутника за собой. Отпустив автомобиль на пятьдесят метров, бригада наблюдения двинулась следом. Через два километра оперативники заподозрили неладное, а еще через два убедились в обоснованности своих подозрений. -- Серая "Волга", красный "Опель" и, кажется, вот этот "Ниссан", -- сказал Сенченко. -- Точно, -- подтвердил водитель. -- Три машины, мы четвертые. Докладывай в Центр. Мне такая толчея сильно не нравится... Сенченко передал Межуеву приметы и номера засветившихся машин, обрисовал маршрут следования. Через несколько кварталов замызганный "жигуленок" неожиданно проломил борт красного "Опеля", в котором находились "быки" Рваного. Страшно матерясь, два уголовника бросились свести счеты, но когда они распахнули дверцы машины, чтобы выволочь водителя и пассажиров и размазать их по земле, то увидели направленные на себя пистолеты. -- Стоять, милиция! Сесть на жопы! Ну!! Могучий кулак врезался замешкавшемуся "быку" в промежность, он с воем опустился на асфальт, второй плюхнулся рядом. Блатные сразу поняли, что нарвались на профессионалов: один умело обыскал каждого, причем стоял так, что не перекрывал линию огня второму, который держал их под прицелом. В "жигуленке" оказались и двое понятых, которым продемонстрировали трофеи: пистолет Макарова, "наган" и самодельный стилет. Откуда ни возьмись подъехал микроавтобус с зашторенными окнами. Задержанных посадили в него, составили протокол изъятия, сняли отпечатки пальцев и опросили каждого, дублируя письменный текст объяснений диктофонной записью. Задержанные приуныли. Так круто за них еще никогда не брались. -- Шестой отдел, что ли? -- злобно щерясь, поинтересовался один. -- Главк уголовного розыска, падла! -- Тяжелая ладонь оглушительно хлопнула его по уху, гулко лопнула барабанная перепонка, и "бык" наполовину оглох. Злобный оскал исчез. -- То-то! Знай, на кого скалиться! Микроавтобус подкатил к семьдесят шестому отделению милиции. Старший прошел прямо к начальнику, предъявил удостоверение оперуполномоченного по особо важным делам Главного управления уголовного розыска МВД России и положил на стол оружие в опечатанных пластиковых пакетах, удостоверенный понятыми протокол изъятия этого оружия у граждан Медведева и Лепешкина, объяснения задержанных, которые пояснили, что нашли оружие на улице, при этом Медведев доверительно сообщил, что носил "наган" для самозащиты, а опрошенный отдельно Лепешкин настаивал на своем намерении сдать "ПМ" и стилет властям. Особенно поразил начальника милиции протокол осмотра вещдоков, удостоверявший, что оружие заряжено боевыми патронами и находится в исправном состоянии, а также дактопленки. За двадцать лет службы он не встречал столь полно составленного первичного материала, не оставляющего лазеек для какой-либо "химии". -- У нас криминалистический автобус, вот и сняли пальцы с пушек да этих гусей откатали, -- пояснил опер. -- Да записали на диктофон. Вам-то это не надо, мы у себя оставим. А вы завтра позвоните в Главк Аркадьеву и доложите о результатах. Дело будет на контроле. Начальник проводил опера до выхода. "Или меня подозревают, или дело чрезвычайное, -- думал он. -- В любом случае лучше как можно скорее их в суд направить". Из машины майор госбезопасности Бородин доложил результаты Межуеву, а майор позвонил в Главк уголовного розыска и предупредил зонального опера Аркадьева, чтобы тот взял на контроль данное дело. А на развилке под путепроводом передвижной пост ГАИ остановил серую "Волгу" и "Ниссан". К каждой машине подскочили два гаишника и два омоновца с короткими автоматами на изготовку. Водитель "Волги" сказал что-то, и действия сотрудников сразу потеряли жесткую целеустремленность. Ринувшиеся было к дверцам омоновцы остановились, автоматы безобидно развернулись раструбами стволов в низкое серое небо, но еще сохраняли некоторую настороженность, пока водитель извлекал из внутреннего кармана документы. Но на свет появилась розовая карточка спецталона, гаишник, утратив обычную вальяжность, подобрался и, козырнув, пожелал счастливого пути. Через секунду раструбы коротких стволов уперлись в кожаные спины двух молодчиков Седого, привычно раскорячившихся для обыска у капота огромного, как дом, вездехода. Здесь неожиданности не нарушали обычного хода событий: гаишники сноровисто обшарили салон, обнаружив гранату "Ф-1" и автомат "АКС-74 У", точно такой же, какие были у омоновцев. За поясом одного из задержанных обнаружили итальянскую пятнадцатизарядную "беретту", в кармане лежал запасной магазин к ней. -- Отпрыгались, козлы, -- прокомментировал ситуацию один из омоновцев. Имевшие опыт общения с отрядом особого назначения, люди Седого мудро промолчали. Верка жила на четвертом этаже блочной пятиэтажки, расположенной в глубине квартала. Проезды между домами были узкими, поэтому бригада одиннадцатого отдела поставила свою "шестерку" на площадку для сушки белья. Серая "Волга" остановилась на пятачке у мусорных баков. -- С нами еще какие-то крокодилы, -- передал в Центр Сенченко. -- Их почему-то не задержали. Проверь-ка номер... Серая "Волга" принадлежала оперативному отделу Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР, впоследствии ставшего Российским. Ни законы, ни постановления правительства, ни ведомственные приказы и инструкции не предусматривали возможности действий ГРУ на территории своей страны. Компетенция этого ведомства предполагала сбор разведданных, а в некоторых случаях проведение диверсионно-террористических акций исключительно в иных государствах, причем "острые" формы деятельности допускались только в военное время или для упреждения удара противника. Санкцию на подобные действия могло давать лишь высшее руководство страны. Поэтому наблюдение за Каймаковым являлось грубым нарушением закона. Не говоря уже о попытке убить его, предпринятой накануне подотделом физического воздействия с санкции подполковника Голубовского. Надо признать, что это было не первым нарушением закона со стороны оперативного отдела ГРУ. Дело в том, что, действуя на чужой территории, ни одно ведомство не сможет добиться политического веса и значимости в собственной стране. Именно здесь надо иметь зоркие глаза, чуткие уши и мускулистые руки, иногда удлиненные двух -- или четырехствольным специальным пистолетом "МСП". Потому что лишь владение внутренними секретами и способность воздействовать на внутреннюю ситуацию позволяют держаться за рычаги власти и заставляют других с тобой считаться. Войсковые части и подразделения Министерства обороны не приспособлены для тонкой работы, потому самое мощное ведомство использует возможности собственной разведки. Это делается во всем мире: несмотря на прямые запреты, ЦРУ неоднократно прокалывалось на проведении операций в США. То газетчики чтото разнюхают, то конкуренты -- ФБР или Агентство национальной безопасности, а то и просто местная полиция. Каждый раз шум поднимался, скандал, специальные комиссии конгресса создавали... Глядишь -- кого-то от должности отстранили, кто-то сам подал в отставку... У нас в былые годы такого случиться не могло, ни один газетчик в тайные операции нос не просунет, а если и разнюхает что -- все равно толку мало: редактор, цензура, да и не в них дело, самоцензура, страх от того, что секрет узнал, клавиши машинки надежней всего блокировали. За такое дело запросто посадить могли или "волчий билет" на всю жизнь выписать. А если конкурирующая служба компромат на тебя сдоит -- МВД на КГБ или Комитет на ГРУ, -- тоже никакого скандала, разберутся по-семейному, в крайнем случае, когда стрельба или другие осложнения, тогда ЦК выступает арбитром, но они не по закону судили, а по целесообразности и тех, кто основы строя охранял, никогда не давали в обиду. Сейчас другое дело. И газетчики не те, и всесильного отца-заступника -- Центрального Комитета -- нет, а конкуренты норовят все твое грязное белье наружу вывернуть, чтобы показать, что сами они совсем не такие, а перестроившиеся и работающие совершенно по-новому... Поэтому майор Синаев -- старший группы наружного наблюдения оперативного отдела ГРУ -- старался действовать аккуратно и не засвечиваться. Тем более что всем причастным к операции уже было известно: капитан Вертуховский, несмотря на блестяще проведенное ушивание сердечной мышцы, умер сегодня днем в секретном филиале Центрального военного госпиталя. А значит, предстоят начальственные разборки с поисками виновных, на которых можно свалить вину за неудачу... К тому же все в подотделе физического воздействия ломали головы: как мог какой-то штатский заморыш завалить такую торпеду, как Вертуховский? Один на один, в темном (специально разбили лампочку) подъезде, при внезапном нападении... Или он совсем не тот, за кого себя выдает, или его постоянно прикрывают очень серьезные люди, умеющие быть невидимыми и способные с одного удара уложить террористапрофессионала, проведшего не один десяток успешных ликвидации. И вот, похоже, эти люди материализовались... -- "Вершина", я Пятый, прошу связи, -- вызвал Синаев свой Центр и передал приметы и госномер автомашины "ВАЗ-2106", осуществлявшей параллельное наблюдение за фигурантом Каймаковым, обозначенным в оперативных документах псевдонимом Унылый. Служба наблюдения одиннадцатого отдела присвоила Каймакову псевдоним Кислый. Наблюдатели -- хорошие физиономисты, умеющие подмечать характерные черты внешности и определять доминирующие особенности личности. Но если бы сейчас Синаев или Сенченко заглянули в квартиру номер пятнадцать на четвертом этаже контролируемого ими дома, они бы не нашли в облике Каймакова ни кислоты, ни унылости. После двухсот граммов коньяка и сытной закуски непьющий Каймаков расслабился, терзающие его страхи и сомнения исчезли, и, глядя на исполняющую стриптиз Верку, он блаженно улыбался, хлопая в ладоши в такт негромкой музыке, льющейся из колонок проигрывателя. Сейчас он не видел выступающую вперед нижнюю челюсть, крупный плоский нос, огромный выпуклый лоб, и внешность девушки не казалась отталкивающей. Внимание сосредоточилось на другом: гладкой коже плеч, крепких правильной формы ногах, округлых бедрах. Как опытная стриптизерша, она оставила на себе две детали туалета и оттягивала миг, когда все покровы будут сброшены. Каймаков почувствовал себя так, будто в обеденный перерыв в закутке сектора статистики ничего не происходило. -- Давай скорей, снимай все! -- Он потянулся к девушке, но она отпрянула, и Каймаков чуть не упал с дивана. Верка сделала пируэт, приспустила на миг трусики, обнажив гладкие белые ягодицы, и вновь прикрыла их тканью. Приблизилась, пританцовывая, и, оттянув трусы на животе, пропела: -- Положи сколько не жалко, хоть десять штучек... Но Каймаков вместо денег запустил в открывшуюся щель руку, нащупав пальцами жесткие, коротко подстриженные волосы. -- А это долой! -- Верка ударила его по руке, ногтями оцарапав кожу. Каймаков ощутил раздражение. -- Ну хватит, хватит... Напевая и пританцовывая, Верка отступила на несколько шагов. "Рабочий вариант" для многих мужчин института, особенно после вечеринок и всяких междусобойчиков, когда алкоголь обостряет влечение и снижает требования к внешности избранницы, сейчас она чувствовала себя королевой, очаровательной и желанной. И хотела как можно дольше продлить это состояние, для чего следовало максимально отсрочить момент соития, после которого мужчины немедленно теряли к ней интерес, с брезгливостью смотрели, как она приводит одежду в порядок, и торопились уйти, категорически отвергая предложения "заняться любовью как люди" у нее дома. -- Иди сюда, зайка, -- сдерживая раздражение, сказал Каймаков. Блаженная улыбка исчезла, он искусственно поднимал углы рта, от чего щеки напряженно деревенели. Он знал: выпив, Верка любила выделываться, набивая себе цену. Сколько раз, прервав минет, она аккуратно заправляла все его хозяйство, застегивала "молнию" и сообщала: "На сегодня -- все! Если хочешь -- закончим у меня дома". Поскольку ценность Верки состояла в возможности быстрого облегчения в непосредственной близости от рабочего места и при минимальных затратах времени, перспектива тащиться через полгорода и канителиться весь вечер, а чего доброго, и всю ночь не могла прельстить его даже в состоянии крайнего возбуждения. Подавляя поднимающуюся злобу, он принимался уговаривать Верку, которая с важным и независимым видом курила длинную черную сигарету и время от времени отрицательно качала головой и говорила: "Не-а!" Все решала плоть -- если она не успокаивалась, Каймаков продолжал уговоры, фальшиво улыбался, называл ее "зайкой" и "рыбкой", иногда добивался своего, иногда терпение лопалось, и он уходил, хлопая дверью, и давал себе слово никогда не переступать порога будто пропахшей вульвой каморки. Если плоть, восприняв изменение обстановки, опадала, он спокойно говорил: "Как хочешь, зайка, пока" -- и выходил из комнаты с теми же обещаниями. Но через некоторое время Верка исправлялась, и все возвращалось на круги своя. -- Мы же у тебя дома, есть возможность раздеться и лечь в настоящую постель, как ты всегда хотела, -- ненатуральным медовым голосом убеждал Каймаков Верку, а про себя думал: "Почему я должен уговаривать эту суку? Послать ее подальше и поехать домой, что ли..." Не слушая его, Верка вертела бедрами, сладострастно извиваясь в эротическом, по ее представлению, танце. Потом стала исполнять канкан, высоко вскидывая то одну, то другую ногу. В комнате запахло спортзалом. "И чего я сюда приперся?" -- спросил себя Каймаков и внезапно все вспомнил. -- Где у тебя машинка? Мне надо кое-что написать. В это время Верка сбросила бюстгальтер и швырнула ему в лицо. Грудь у нее была хорошая, и Каймаков помягчел. -- Ну, работу можно и отложить... А сейчас... Воспользовавшись тем, что девушка находилась в пределах досягаемости. Каймаков наклонился вперед и вцепился в ажурные трусики. Верка отпрыгнула, раздался треск рвущейся материи и тонкий крик раненого зайца. -- Что ты наделал! Я за них тридцать тысяч заплатила! Слезы градом катились по некрасивому лицу, трусики теперь болтались на одном бедре, и Верка, быстро сдернув их, принялась изучать размер ущерба. -- Я их сейчас нарочно надела, чтоб красиво было, специально для тебя... А ты! Теперь в ее голосе слышалась неприкрытая злость. -- Да брось, зайка, чего ты. -- Каймаков жадно разглядывал голую Верку. Он впервые видел ее полностью обнаженной и должен был признать, что сейчас она здорово выигрывала. -- Тебе вообще нужно голой ходить, смотри, какая фигура! Можно скульптуру лепить! -- Да, умный, голой! Горбишь, горбишь, чтобы одеться прилично, а если каждый рвать будет... Фигурно выстриженный лобок приковал взгляд Каймакова. -- Я тебе другие трусы куплю, -- сказал он, сажая девушку рядом с собой на мягко просевший диван. -- Кончай плакать... Рука скользнула по гладкой коже, вновь ощутив пикантную колкость коротко подстриженных волос. Он попытался уложить ее на податливые подушки, но Верка резко вырвалась. -- Трусы он купит, -- пробурчала она, вытирая слезы. -- А дальше что? Ты знаешь, что у меня несворачиваемость крови? Каймаков опешил. -- При чем одно к другому? -- Да притом! -- Верка опять заплакала, тонко и жалобно подвывая. -- Ты меня сейчас... Верка не утруждала себя эвфемизмами и прямо назвала слово, обозначающее, что сделает с ней Каймаков на мягком уютном диване. -- ...И я забеременею. -- Она заплакала громче. -- А аборт мне делать нельзя, придется рожать... Ты всунул -- и в кусты, а я со своей девочкой на сорок пять тысяч нищенствовать буду! Верка зарыдала навзрыд. "К черту! -- Каймаков вскочил и стал быстро собираться. -- Она психбольная. Видно, на почве походного секса чокнулась... И чего я, идиот, к ней поперся! Надо быстро дергать к себе". Каймакову нельзя было идти домой: там его поджидал убийца. Но он об этом не знал. Не знал он, конечно, и о том, что на недавнем оперативном совещании в отделении подполковника госбезопасности Дронова его жизнь и поведение подверглись подробному анализу. -- Первый этап прошел без осложнений, -- докладывал ведущий разработку майор Межуев. -- Объектом манипулирует наш агент -- Мальвина. Кислый, ничего не подозревая, с интересом взялся за наши цифры, сам пришел к выводу об утечке мыломоющих средств, мысль о статье мы ему подбросили, но и здесь оказалось достаточным намека, он его подхватил и сделал довольно профессиональный газетный материал. С публикацией проблем не было, сейчас любые жареные факты заглатывают с аппетитом... Дронов поморщился, но ничего не сказал. Он был педантом и не терпел неслужебных терминов, но не настолько, чтобы перебивать инициативного сотрудника, успешно проводящего важную операцию. Да еще в присутствии генерала. -- Мы только чуть подтолкнули через свои каналы, чтобы сразу -- в печать. На Западе было труднее: из четырех газет сумели реализовать только в двух, но зато с комментариями. Дескать, не подтверждает ли пропажа мыла и порошка слухи о подземном оружии невиданной силы? Межуев заглянул в поспешно заполненный листок. -- Кстати, три часа назад "Немецкая волна" передала анализ сейсмических катастроф применительно к политической ситуации в пострадавших местностях. Они довольно недвусмысленно намекнули на их искусственный характер, а в подтверждение сослались на публикации нашего фигуранта, называя его "крупным российским социологом... ". Он бы радовался, если б услышал. -- Еще услышит, -- кивнул Верлинов. -- Только что пришла информация: Би-би-си готовит развернутый обзор с комментариями специалистов. В нем нашего друга называют доктором наук! Да, кстати... -- Генерал обратился к Дронову: -- Все агенты, успешно сработавшие по данному делу, должны быть поощрены. Подготовьте представление на списание соответствующих сумм. Особенно обоснуйте валютные траты. -- Продолжайте, товарищ майор, -- мягко сказал начальник одиннадцатого отдела. Он мог вызвать подчиненных к себе, но демократично пришел в кабинет Дронова, расположившись не на месте хозяина, а на стуле в торце стола, хотя тумба мешала вытянуть ноги и сидеть там было неудобно. -- На втором этапе операции мы должны были передать фигуранту некоторые материалы по "Сдвигу" и сориентировать его на быстрое их опубликование. Межуев рассказывал для начальника отдела и двух его спутников -- незнакомых людей с суровыми и решительными лицами. Один был похож на уволенного командира "Альфы" Карпенко, который не мог здесь находиться, во втором угадывался коллега, в звании не ниже генерал-майора. Начальника отдела "Т" Борисова Межуев никогда раньше не видел, но принадлежность к Системе и звание определил правильно. -- С целью психологической подготовки фигуранта ко второму этапу мы осуществили акцию воздействия, высказав от лица неконкретизированной преступной организации угрозу убийства. Межуев сделал паузу и оглядел присутствующих чуть виноватым взглядом. -- С этого момента в операцию вклинились очень подозрительные случайные факторы. Вопервых, на фигуранта кто-то совершил покушение, а он каким-то необъяснимым образом сумел его отразить. Естественно, фигуранта это напугало. Очень обеспокоился и наш агент. Мальвина требует, чтобы безопасность Кислого была гарантирована. Мы дали рекомендации, чтобы Кислый не ночевал дома. Они выполнены. Во-вторых, опередив нас в передаче материалов для второго этапа, к Кислому инициативно явился по газетной публикации некто Боруля. Он служил в подразделении "Сдвига", там получил травму, добивается компенсаций, но их не получает, а потому чувствует себя обиженным. Этот Боруля выложил Кислому все, что мы собирались ему сообщить. -- Из какой он части? -- перебил Верлинов. Вид у генерала был непривычно встревоженным. -- Вы проверили его? Межуев вспомнил, что на пленке было упоминание о части-прикрытии, но, заглянув в свои записи, этого номера не обнаружил. -- Проверить не успели, -- ответил майор, ощутив кожей, как похолодел взгляд Дронова. -- Мы устраним недоработки в ближайшее время, -- вмешался подполковник. -- Сделайте это немедленно! -- приказал Верлинов. -- И имейте в виду: на днях в Москву прибывает офицер ЦРУ Роберт Смит. Как раз в связи со "Сдвигом". Надо "подвести" к нему способного агента и напитать нужной нам информацией. То есть использовать его для "Расшифровки". Заявление правительства Соединенных Штатов -- это посерьезнее газетных публикаций. Так? -- Так точно, товарищ генерал! -- в один голос отозвались Дронов и Межуев. Энтузиазм оперативников не был наигранным. Подчиненные уважали Верлинова за профессионализм, который редко встречается у руководителей высокого уровня. А чтобы принципиально новая информация шла не снизу вверх, а наоборот... Такое встречается еще реже. Источник высокой осведомленности генерала был известен: служба электронного наблюдения одиннадцатого отдела осуществляла постоянный съем информации с терминалов органов внешней разведки, федеральной контрразведки, МВД, Минобороны, резиденту иностранных посольств и еще очень многих организаций и учреждений. -- Какие еще "случайные факторы"? -- спросил Верлинов. Карпенко и Борисов в ход совещания не вмешивались, но слушали внимательно и, насколько Межуев мог определить по бесстрастным лицам, заинтересованно. Межуев секунду помешкал. -- Кислый заходил к другу детства -- вору в законе Зонтикову. Потом, по его рекомендации, к Седому. А в то же время люди Седого перебили подручных Зонтикова. И наша седьмая бригада оказалась в той бойне... -- Значит, там погиб Якимов? -- перебил генерал. -- Кстати, деньги не нашлись? -- По нашим данным -- нет, -- ответил за подчиненного Дронов. -- Где сейчас Кислый? Межуев без запинки назвал адрес. Верлинов ценил компетентность сотрудников. -- Хорошо. Охрана должна быть внимательной. Не исключены еще покушения. Ориентируйте Мальвину на скорейшую реализацию второго этапа. И еще... Генерал ненадолго задумался. -- Насколько полезно расследование покушения на Кислого? Ведь можно поднять шум вокруг этого... Факт-то жареный: человек разоблачает преступление, а его пытаются убить... -- Да сейчас таких фактов! -- нарушил молчание Карпенко. -- И все же... Как мнение исполнителей? Дронов кашлянул. -- Мы пытались раскрутить это дело сразу же. Милиция отпихивалась как могла, я нажал через их министерство... Но вы же знаете -- все вязнет, как пуля в подушке... А сейчас, думаю, идти этим путем смысла нет. К тому же у них правило: нет пострадавшего -- нет и расследования. "; -- Раз нет смысла -- не надо. Но обеспечьте сохранность доказательств -- вдруг понадобятся... Верлинов улыбнулся. -- А насчет пострадавшего: это капитан ГРУ Василий Вертуховский, сорока одного года, из подотдела физических воздействий. Повернувшись к Карпенко и Борисову, начальник одиннадцатого отдела сказал: -- Засекретили все, на любых уровнях. А на бюрократии прокололись: лекари передали в медуправление акт вскрытия трупа по факсу, им это для статистики очень нужно. В последних словах генерала чувствовался явный сарказм. Но "прокалываться" на мелочах свойственно не только врачам секретного госпиталя. Заканчивая совещание, Верлинов не напомнил о необходимости тщательной проверки "инициативника" Борули. Но Межуев об этом и так помнил. Однако генерал не подчеркнул важности точного установления) номера его войсковой части. И майор начисто упустил из виду этот момент. Кровавой бойней у квартиры гражданина Зонтикова занимались несколько органов. Следствием -- районная прокуратура, раскрытием -- региональное управление по борьбе с организованной преступностью и местный уголовный розыск. Следователь прокуратуры был молод, тяготел к сфере бизнеса и не любил опасностей. Поэтому должностные возможности он использовал для содействия коммерсантам, представительства интересов предпринимателей в органах власти, "консультирования" при привлечении бизнесменов к ответственности, часто выступал ходатаем в налоговой инспекции. Все это приносило доход, несопоставимый с должностным окладом, и открывало широкие возможности в других сферах. Он ездил на новых автомобилях, переданных по доверенности и обслуживаемых специальными людьми, парился в сауне с коммерческими директорами, администраторами и менеджерами различных фирм, спал с поставляемыми ими девочками, вкусно ел на многочисленных званых обедах, приемах и презентациях, ремонтировал купленную недавно одним из акционерных обществ квартиру, ездил в престижные круизы, благодаря в мыслях родителей -- торговых работников, у которых хватило мудрости и дальновидности пропихнуть упитанного Вовочку Ланского на юрфак и определить его дальнейший жизненный путь. Путь этот был прям, ясен и определенен. Проявлять гибкость в работе, дружить с руководством, расширять полезные знакомства, крепить контакты с нужными людьми, уметь оказываться полезным и не стесняться просить об ответных услугах, уступках и одолжениях. Это сулило медленное, но верное продвижение по служебной лестнице и постоянное укрепление материального благополучия. Он уже взял в банке льготный кредит, и частная строительная фирма приступила к возведению дачи в ближнем Подмосковье. Потом можно будет продать ее за баксы и построить новую, а там подойдет время сменить квартиру на более комфортабельную. Словом, дел предстояло много. Должность давала ему ключ к благополучию и обеспечивала неприкосновенность, потому что ни милиция, ни контрразведка не имеют права "разрабатывать" прокурорского работника, а тем более вести следствие в отношении его. Угроза могла исходить только от вышестоящих прокурорских чинов, но те не располагали собственным оперативным аппаратом, а самое главное -- желанием подрывать свои же корни, связывающие с "землей" и исправно подающие наверх животворные соки. Некоторые коллеги Ланского, ведомые охотничьим азартом и старомодными представлениями о служебном долге, с утра до вечера копались в грязи, крови и человеческих испражнениях, жгли собственные нервы, портили желудки, получали зарплату продавца коммерческого киоска, угрозы от "заинтересованных лиц" и постоянные нахлобучки и выговоры от начальства, приобретали неврозы и сердечные заболевания, превращаясь к сорока годам в загнанных ломовых лошадей, не имеющих зачастую собственного угла. Их пример подтверждал убежденность Ланского в правильности избранного им пути и служил наукой другим: с каждым годом фанатиков следствия и надзора становилось в прокуратуре все меньше и меньше. Дело о явно бандитской разборке никаких дивидендов или полезных знакомств не сулило и могло принести только неприятности, если невзначай слишком глубоко копнешь. С другой стороны, за ним не стояло сколь-либо влиятельных сил, требующих обязательного раскрытия, как в случае с похищением дочери главы районной администрации. Это избавляло от необходимости будоражить те, другие, заинтересованные в анонимности силы, которые угадывались в почерке и масштабах происшедшего. Ланский добросовестно допросилсвидетелей: гражданина Зонтикова, которому ничего не было известно по причине отсутствия в момент перестрелки, членов милицейской спецгруппы, заставших уже финальную картину, воспроизведенную в протоколе осмотра места происшествия, двух соседей с третьего и четвертого этажей -- единственных, кто явился по восьми посланным повесткам, и, естественно, тоже ничего не знающих. Больше допрашивать было некого: семеро убитых не могли дать показания. Их тела исследовали судебно-медицинские эксперты, они написали акты о характере и локализации телесных повреждений и их причинной связи с наступившей смертью. Один эксперт -- дедушка пенсионного возраста -- с въедливостью, присущей судебным медикам старой закваски, позвонил следователю. -- Я посмотрел пули под микроскопом, -- дребезжащим голосом сообщил он. -- Они одного калибра и системы, но следы на них разные. Обратите на это внимание, когда будете назначать баллистику. Ланский вслух поблагодарил, а про себя выругал старика за то, что лезет не в свое дело. Но баллистическую экспертизу для страховки назначил. Криминалисты окончательно запутали картину происшедшего. "... пять извлеченных из трупов пуль выпущены из представленных на исследование пистолетов "ПМ" специального образца и имеют дополнительные следы, связанные с применением прибора "ПБС". Три пули выпущены из двух пистолетов "ПМ", не имеющих прибора "ПБС" и на экспертизу не представленных". Ланский собирался свести ситуацию к обоюдной перестрелке, в которой все участники оказались убитыми, а следовательно, привлекать к ответственности некого и можно прекращать дело с чистой совестью. Но раз были еще два "ствола", которые унесли с места происшествия... Впрочем, это не слишком огорчило следователя. Он сел за машинку и отстучал письмо начальнику УВД округа: "Прошу поручить подчиненным вам сотрудникам провести оперативно-розыскную работу с целью установления лиц, совершивших преступление..." Он знал: девяносто девять шансов из ста за то, что через месяц-полтора придет ответ: "Принятыми мерами розыска установить преступников не представилось возможным". Тогда он с чистой совестью приостановит расследование "до розыска преступников", а фактически -- навсегда, если, конечно, не произойдет чудо, которое в жизни хотя и редко, но случается. Отдельное поручение с резолюцией начальника УВД спустилось к начальнику уголовного розыска Котову. РУОП и так занималось работой по раскрытию преступления, входящего в его компетенцию. -- Эти четверо -- "торпеды" Седого, -- неторопливо рассказывал старший опер РУОП Диканский -- длинный двадцативосьмилетний парень с "набитыми" костяшками пальцев. -- Двое -- охранники Клыка. Федор -- его порученец. До поры до времени все понятно: на дело пошли трое, хлопнули двух охранников, при попытке войти в квартиру Федька двух положил, третий его добил, но сам получил две пули в спину. От кого? Непонятно. Диканский развернулся на стуле, вытянув ноги в проход. -- Четвертый не собирался участвовать в акции -- у него оружие без глушителя, но вошел в подъезд и сам получил пулю в лоб! От кого? Тоже непонятно. Для высоких людей требуется специальная мебель -- Диканский явно томился за столом. -- Ранений и следов рикошета меньше, чем выпущено пуль. Куда делась одна пуля? Опер внимательно разглядывал майора Котова. -- Это совсем простые вопросы, -- невозмутимо сказал тот. -- Там находились два сотрудника госбезопасности. Лишние пули -- из оружия. Исчезнувшая пуля -- в одном из них. Он убит. Диканский не сумел сдержать удивления. Руоповцы считают, что они профессиональнее уголовного розыска, и, когда убеждаются в обратном, переносят разочарование весьма болезненно. -- Откуда это известно?! -- Оперативная информация, -- небрежно бросил Котов. На самом деле завесу тайны ему приоткрыл командир группы немедленного реагирования. Сделано это было во время совместного распития водки и с условием соблюдения строжайшей секретности. Ответ Котова исключал дальнейшие расспросы: у сыщиков не принято интересоваться источниками оперативной информации и выдавать их. -- Вот оно что. -- Руоповец сразу стал проще. -- Я чувствовал: тут дело нечисто -- сразу три пэбээса! Какой же у них интерес? -- Может, казна? Общак-то пропал... Диканский пожал плечами. -- Давай займемся оружием, -- сказал Котов. -- Специальные пистолеты производит только Тула. И делают их не так много. Номера сточены... Разве что-эксперты прочтут... Диканский подумал. -- Ладно, отрабатывайте оружие. У нас сейчас о другом голова болит: как бы на похоронах воры и группировщики не начали мочить друг друга. Ответственность-то на РУОП -- это наш контингент... И общак проклятый ищем не хуже, чем они... Котов встал. -- Тогда будем обмениваться информацией. Они попрощались почти дружески. В квартире не раздавалось ни звука. Уличный фонарь светил в окно, стол и стулья отбрасывали на голую стену косые тени. В одной из них притаился человек. Он легко открыл замок отмычкой, бесшумно осмотрел санузел, кухню, заглянул в кладовку и занял наиболее выгодную позицию. Он мог ждать долго, пока не потребуется следующая доза. Но ему дали кайфа и с собой, потому он был спокоен. Ему дали и пистолет, который лежал рядом. Человек сидел и смотрел на входную дверь. Он ни о чем не думал, не волновался и не переживал. Человека послал Рваный. Он считал, что, если сомнения возникли, надо смывать их кровью. Этого штымпа следовало пришить сразу, как побили ребят и забрали кассу. А раз пропали Дурь и Скокарь, ждать больше нечего, разве что когда всех перебьют. Кто за ним стоит -- дело третье. Он варит кашу, значит, его и надо убирать. А дальше -- жизнь подскажет. Клык, конечно, согласился с неохотой, у них, видать, свои дела, но сказал: хотите -- ставьте на перо... Рваный этого захотел. Возле дома Верки Носовой никаких внешних изменений не происходило. По-прежнему неподвижно стояли "шестерка" на площадке для сушки белья и серая "Волга" возле мусорных баков. Но напряжение в обеих машинах заметно усилилось. Сенченко принял сообщение, что "Волги" с таким номером в природе не существует. То же самое узнал Синаев про номер "шестерки". Оба Центра приняли решение проверить подозрительные машины силами милиции. Два патрульных автомобиля с разных сторон подъехали к блочной пятиэтажке. Лейтенант и два сержанта подошли к "Волге". Сержант держал автомат на изготовку. -- Попрошу документы, -- постучал в боковое окно лейтенант. Через секунду он прочел в бордовой кожаной книжечке: майор Петров -- командир группы розыска Управления конвойной охраны внутренних войск. -- Все в порядке. -- Он вернул удостоверение и направился к коллегам, только что проверившим документы у экипажа "шестерки". -- Войсковики, группа розыска. А у вас что? -- Главк уголовного розыска МВД, -- ответил усталый капитан. -- Как бы они не перестреляли друг друга... -- Это их проблемы, -- пробурчал младший по званию. Милицейские автомобили уехали. Через несколько минут ожила рация в машине одиннадцатого отдела. -- У них прикрытие внутренних войск, -- сообщил дежурный. -- Соблюдайте осторожность. Высылаем ударную группу. Надо наконец выяснить, что это за птицы. Примерно такой же текст получила бригада Синаева. -- У них милицейское прикрытие. Сейчас прибудет первое отделение и заглянет под их "крышу". Будьте наготове. Из разных районов к дому Верки Носовой мчались машины с вооруженными, решительными и хорошо подготовленными бойцами. Глава девятая -- Для этого дела мне приказ не нужен. Тут совесть приказывает. И справедливость. Мы с Василием столько раз в переплетах бывали... Крупный, коротко стриженный мужчина одним махом проглотил полстакана водки и вяло занюхал хлебом. -- В Штатах, когда приговор по Бейцову исполняли... Он, сволочь, новейший истребитель угнал и припрятался там на военно-морской базе. Пэгэушники его достать не могли, у подразделения "Л" Второго главка -- осечка за осечкой... А Политбюро ждет и сам Генеральный интересуется... Ну, нас и направили... Мужчина еще плеснул по стаканам бесцветной сорокаградусной жидкости. У него было малоподвижное лицо и медленные движения, но двое сотрапезников, похожие на него, как близнецы, знали, что Карл умеет двигаться очень быстро, как, впрочем, и каждый из них. -- Помянем еще раз Василия Вертуховского. -- Карл поднял стакан, и все трое, не чокаясь, выпили. -- Ты закусывай! Голубовский сейчас совещание проводит, все начальство здесь, -- сказал Орлов. -- Еще попадешься кому-нибудь на глаза... Карл не обратил на эти слова никакого внимания. Вытерев рот тыльной стороной тяжелой ладони, он продолжал говорить больше для себя, медленно и невыразительно: -- Дело сделали, а уйти не можем: оцеплено все, тут и полиция, и ФБР, и контрразведка... Попрощались, пообещали, кто уцелеет, семьям помогать... -- И как вылезли? -- поинтересовался Орлов. О проведенных операциях сотрудники подотдела физических воздействий в обычном состоянии никогда не разговаривали. -- В титановой цистерне с окислителем ракетного топлива... -- Как так? Этот окислитель бетон проедает. Разольют при заправке, а через час в плите углубление будто выкрошили ломами... -- Мы часового нейтрализовали и со склада скафандры взяли, в которых реакторы осматривают. Они двадцать минут продержались, а когда потом снимать стали -- кусками разлезлись. Карл ударил кулаком по столу. -- Тогда уцелел, а сейчас эта сука его, как свинью, заколола! Вы как хотите, а я пойду! -- Несанкционированное воздействие считается преступлением, -- как можно мягче напомнил Орлов. Щека Карла дернулась. -- А мы большие законники, правда? Можно сказать, святые... -- Честно говоря, мне приходилось нарушать законы, -- грубым голосом сказал третий сидящий за столом человек. -- И многих государств, могу признаться... Он пристукнул стаканом по полированной столешнице. -- Но наши инструкции и приказы -- черта с два! Тут я действительно святой. Орлов кивнул. -- И я так считаю. -- Черт с вами, -- без обиды отозвался Карл. Допив литровую бутылку, они распрощались. Карл проводил взглядом идущих к выходу из базового корпуса коллег, а сам направился в зал экипировки. В помещении никого не было. Он отпер металлический шкаф со своей фамилией на приклеенной инвентарной бирке, перебрал лязгающее снаряжение, вытянул кевларовый пулезащитный жилет и привычно надел его под рубашку. Затем из внутреннего отделения извлек "МСП", переломил стволы и зарядил каждый длинным латунным цилиндром спецпатрона. Стволы с мягким щелчком стали на место, одновременно подскочил вверх флажок предохранителя. Он выключался большим пальцем, а второй -- автоматически, когда ладонь сжимала рукоятку. Оружие было малогабаритным, бесшумным, отличалось мощным боем и не выбрасывало гильз. Первый выстрел выводил цель из строя, второй являлся контрольным. Подбросив "МСП" на ладони. Карл отработанным движением сунул его в боковой карман пиджака. В это время на втором этаже базового корпуса оперативного отдела ГРУ проходило совещание по разбору происшедшего ЧП. -- Все сделали правильно, как обычно: подъезд проверили, обеспечили темноту. Василий зашел, мы ждем в машине, двигатель работает, -- бойко докладывал коротко стриженный человек, в котором сосед Каймакова Вовчик легко узнал бы одного из врачей "скорой помощи". На самом деле это был старший группы, руководивший провалившейся операцией. Когда он закончил, подполковник Голубовский спросил: -- Вертуховский был экипирован инфракрасными очками? Начальник подотдела физических воздействий Плеско отрицательно покачал головой. -- Почему? -- вопрос прозвучал угрожающе. "Врач" с фигурой борца шевельнулся. -- Исходя из конкретных условий и характеристик объекта... -- Как же ему с такими никудышными характеристиками удалось убить Вертуховского? -- Теперь в тоне подполковника слышалась откровенная угроза. Исполнители молчали. -- Ведь с самого начала было ясно, что Унылый -- подставная фигура, пешка, а играют против нас совсем другие люди, которых недооценивать нельзя... -- В подъезде, кроме Унылого, никаких людей не было, товарищ подполковник, -- твердо сказал "врач". -- Они сошлись один на один. За Василием -- внезапность и инициатива, у него огромный боевой опыт. Раз он погиб, значит, характеристики объекта даны неправильно! -- Конечно, -- приободрился Плеско и посмотрел на руководителя аналитической группы. -- Мы исходили из представленных нам параметров. -- Все учтено и просчитано на компьютере, -- возразил аналитик. -- Рост, вес, спортивные и боевые навыки, психологический статус, жизненный опыт, участие в экстремальных ситуациях -- всего около девяноста параметров. Общая оценка -- сорок баллов. Это значит: типичная жертва, реальной опасности не представляет. У Вертуховского, например, восемьсот пятьдесят... В небольшом, обставленном канцелярской мебелью кабинете наступила тяжелая тишина. -- Значит, все сделано правильно, все сработали хорошо? -- почти ласково спросил подполковник. И заорал: -- Почему же тогда нашего товарища убили?! Почему операцию провалили?! Я вас, умников, пальцем деланных, без пенсии повыгоняю! Угроза была серьезной, но, как хорошо понимал сам Голубовский, невыполнимой. Акция не санкционировалась на самом верху, там вообще таких санкций уже не дают, замнач ГРУ, конечно, одобрил, но устно... Так что в случае осложнений отвечать Голубовскому, он самый крайний. Значит, осложнений необходимо избегать, следовательно, обижать никого нельзя. Разве что попугать на будущее... -- Вы знаете, что в мире творится? Шум, гам из-за этого сраного мыла: газеты пишут, "голоса" всякие передают! И с намеками: военные за ним стоят... А к Унылому солдатик заявился обиженный и вывалил кучу всякого дерьма! Франц его взял, сейчас занимается... Иностранными именами награждали в оперативном отделе сотрудников экстра-класса. -- Так что с ним делать? -- встрепенулся Плеско. Голубовский уставился на него свинцовым взглядом. -- Посмотрите на календарь, майор! Какой сейчас год? Можно проводить акцию за акцией на территории своей страны? Да еще если они проваливаются? И, сделав паузу, добавил: -- Но обстоятельства складываются по-всякому, поэтому расслабляться нельзя! Плеско, низкорослый и щуплый, с бледным морщинистым лицом -- полная противоположность своим подчиненным, опасливо промолчал. Голубовский обвел присутствующих взглядом. -- Вы не упустили Унылого? -- Никак нет, товарищ подполковник, -- браво отозвался пухлый, похожий на Колобка капитан Шевцов, начальник службы наружного наблюдения. -- У него оказалось прикрытие, сейчас мы разбираемся, кто такие... -- Да уж разберитесь хоть в чем-то, -- холодно сказал подполковник. На селекторе зажглась нумерованная лампочка, и Голубовский снял трубку. -- Слушаю, Франц. Давай заходи. И, обращаясь ко всем присутствующим, приказал: -- Разойдитесь по местам и ждите указаний. Группу выходящих людей рассекла мощная стремительная фигура Франца. Он запер дверь кабинета и кивнул в сторону экранированного угла. Через минуту, защищенные от любого прослушивания гудящим электромагнитным полем, Франц и Голубовский оживленно разговаривали. Вначале говорил Франц, но Голубовский внезапно очень развеселился, задал несколько дополнительных вопросов и долго хохотал, раскачиваясь на жестком, неудобном стуле и вытирая выступившие слезы. Вот уже двадцать лет он так не веселился. Когда Франц ушел, подполковник дал всем отбой. -- Почаще смотрите на календарь и лучше готовьте операции, -- напутствовал он Плеско. А Шевцову скомандовал: -- Всякие разбирательства вокруг Унылого прекратить, людей отозвать. -- И бригаду наблюдения? -- удивленно спросил Колобок. -- Всех! -- подтвердил Голубовский. Ударная группа одиннадцатого отдела прибыла к дому Верки Носовой первой. Микроавтобус цвета "хаки" резко затормозил у мусорных баков, из него выпрыгнули пятеро модных молодых людей с одинаковыми "дипломатами" в руках, ни дать ни взять -- удачливые брокеры или пронырливые дилеры с одного из идиотских рекламных роликов. Впрочем, выражение лиц и сноровка, с которой они окружили серую "Волгу", вызывали сомнения в обоснованности подобного сравнения. "Дипломаты" они держали очень странно: перед собой, причем левая рука хватом сверху сжимала пластмассовую ручку, а правая раскрытой ладонью касалась торца чемоданчика. Но человеку, знающему, что при рывке за ручку кейс отлетает в сторону, обнажая взведенный автомат "АКС-74 У", такая хватка не показалась бы странной, ибо позволяла открывать огонь практически мгновенно. Шестой человек был постарше и без "дипломата", руки он держал в карманах просторного пальто. Под тканью щелкнул выключаемый предохранитель. -- Руки на панель, -- спокойно сказал старший, и это спокойствие выдавало в нем профессионала высокого класса, у которого не повышается пульс, когда он жмет на спусковой крючок. Майор Синаев и водитель выполнили команду, но без суетливой поспешности, что тоже говорило о привычке к "горячим" ситуациям. -- Поставь предохранитель на место, а то отстрелишь себе яйца, -- посоветовал Синаев и непринужденно пояснил водителю: -- Это наши друзья из МБ. -- Хоть из жопы, -- хмуро отозвался тот. -- Терпеть не могу, когда в меня целятся. -- Предъявите документы, -- потребовал старший. -- Сейчас тебе все предъявят, -- добродушно ответил Синаев, глядя ему за спину. По узкой дорожке плавно подкатил "РАФ" темно-зеленого цвета с зашторенными окнами. Он еще не успел остановиться, как из боковой и задней дверей, позвякивая сталью о титан, катапультировались пять рослых парней в темных, явно инвентарных драповых пальто на два размера больше, чем нужно. Каждый блокировал одного "брокера" и замер, глубоко засунув руки в карманы и выпирая что-то на уровне пояса. Шестой был постарше и в дубленке. Ударная группа одиннадцатого отдела КГБ и первое (боевое) отделение оперативного отдела ГРУ когда-то комплектовались по одним принципам, а потому совпадали по штатной численности и структуре. Одежда, экипировка и оружие подбирались произвольно. Различия в одежде практической роли не играли, соотношение тактико-технических характеристик всего остального определяло исход возможного столкновения. Под драповые пальто из казенного гардероба были надеты титановые бронежилеты четвертого уровня защиты, которые хотя и сковывали движения, но надежно "держали" пули любого короткоствольного оружия, включая "ТТ" и "парабеллум". Карманы в инвентарных пальто имели прорезь, позволяющую свободно управляться с автоматическим двадцатизарядным "стечкиным", достаточно удобным и мощным для близкой дистанции, но неспособным прошибить легкий кевларовый жилет третьего класса, в какие были облачены "брокеры", хотя тот же "ТТ" или "парабеллум" уверенно пробивали кевлар. Так же уверенно "АКС-74 У" прошивал титановые пластины. Таким образом, первоначальный расклад был явно не в пользу первого отделения. Но об этом никто не знал. К тому же исход боя зачастую определяется не средствами нападения и защиты, а крепостью нервов, быстротой реакции, -- выработанностью навыков, точностью расчета... Очень многое зависит от того, кто первым начнет... -- Отойдите от спецмашины, -- спокойно приказал человек в дубленке, мгновенным, цепким взглядом сфотографировав обстановку и выделив четыре наиболее опасные цели. В кармане он сжимал четырехствольный "МСП", полностью готовый к бою. -- Вначале следует представиться, -- назидательно сказал командир ударной группы и повернулся к старшему первого отделения. -- К тому же откуда видно, что это спецмашина? Они стояли лицом к лицу -- одинаково широкоплечие, умеющие отлично владеть собой и стрелять, не вынимая руки из кармана. Два капитана были выпечены в одной духовке, так же, как их подчиненные, ни на миг не прекращающие контролировать друг друга, как водители микроавтобусов, наблюдающие за происходящим прищуренными глазами снайперов. Каждая группа уже поняла, что перед ними не наемные киллеры, не боевики преступных организаций, не террористы и не диверсанты, а коллеги из другой спецслужбы. Еще не так давно они ходили под единым всевластным хозяином, выполняли одни задачи и не имели собственных интересов. Потому их пути не пересекались, а если такое все же происходило, то недоразумение быстро улаживалось. Сейчас у руководителей каждой специальной службы существовали свои интересы, обусловленные ставками в большой политической игре, и потому "волкодавы" КГБ и ГРУ стояли в боевой готовности друг против друга. Соответствующего ситуации куража ни у одной из сторон не было, как не было желания проливать свою или чужую кровь за амбиции высокого начальства. Но если заваруха начнется, отстояться в стороне не сможет никто, а своя кровь все-таки дороже. Потому в напряжении потели пальцы на спусковых крючках "стечкиных" и мерзли под холодным ветерком ладони на ручках маскировочных "дипломатов". Все зависело от старших. -- Спецмашина -- она спецмашина и есть, видно это или не видно... -- Надо предъявлять документы, тогда и будет ясно... Старшие лениво пререкались, внимательно разглядывая друг друга. Было Понятно, что они просто тянут время, подыскивая подходящий выход из ситуации. Внезапно человек в дубленке замолчал, на каменном лице обозначилась тень узнавания. -- Я тебя вспомнил. Ангола. Восемьдесят седьмой. Его собеседник чуть помедлил. -- Да, точно... Ты был во втором отряде. Почувствовав изменение в тональности разговора, "брокеры" и казенные пальто насторожились. -- Ну, здорово! Щелкнули включаемые предохранители, и оторвавшиеся от рифленых рукоятей ладони сошлись в крепком рукопожатии. Десять "волкодавов" перевели дух. В квартире Каймакова по-прежнему было тихо, но сидящий на полу человек не спал. Когда щелкнул входной замок, он поднял холодный пистолет и навел на дверной проем. Оставалась самая малость, и тогда неделю, а то и больше можно будет не думать, где достать следующую дозу. Громоздкая фигура заполнила проем, и пистолет оглушительно выстрелил, изрыгнув сноп огня и тупоносую пулю, угодившую вошедшему почти в середину груди. Он отшатнулся и с шумом опрокинулся навзничь. Человек встал, чтобы, прижав ствол к виску упавшего, выстрелить еще раз, как было приказано. Но когда его силуэт нарисовался на фоне освещенного окна, стальной цилиндрик бесшумно пересек комнату, пробил грудную клетку между шестым и седьмым ребрами, раскрылся четырьмя лепестками и, наматывая мягкие ткани и внутренности, проделал короткий кровавый путь, рыская из стороны в сторону. Это всегда вызывало обильное внутреннее кровотечение и болевой шок. Нынешний раз не стал исключением, несмотря на то, что пораженное тело было сильно насыщено наркотиком. Неудачливый убийца кулем повалился на пол, а вскочивший на ноги Карл мгновенно всадил ему в голову вторую, столь же страшную пулю. Потом он ощупал грудь и выругался. Кевлар задержал шестиграммовый кусочек свинца в плакированной оболочке, но полутонный удар вмял защитную ткань в тело и наверняка сломал кость. По животу ползло что-то теплое и липкое. -- Рот-перерот, так я обратно не дойду, -- гулко раскатился выкрик раненого. И выстрел, и крик были зафиксированы микрофонами, вмонтированными в стену за старым шифоньером и в телефонную трубку, которые исправно донесли их до центров прослушивания. -- Тревога на объекте "О", -- отреагировал дежурный в одиннадцатом отделе. -- Это Карл, черт бы его подрал! -- выругался оператор в комнате прослушивания ГРУ. "Брокеры" и казенные пальто мирно перекуривали, их командиры негромко беседовали в стороне. -- Мы должны установить личности тех, кто в "Волге", и убрать их отсюда, -- сказал старший ударного отряда. -- А у нас такая же задача по вашей "шестерке", -- кивнул человек в дубленке. -- Стравливают, сволочи! В свои игры играются, а мы должны отдуваться! Зеленый "РАФ" коротко просигналил, водитель махнул рукой, и командир первого отделения подошел к радиотелефону. После непродолжительного разговора он вернулся и скомандовал своим людям: -- В машину! А коллеге из одиннадцатого отдела пояснил: -- Черт их разберет! Неожиданно дали отбой! И усмехнулся: -- Можешь отчитаться, что ты свою задачу выполнил. Потом нагнулся к окошку "Волги" и сказал Синаеву: -- Вам приказано возвращаться на базу, наблюдение снято. -- Мы уже приняли. А что там за переполох? -- Подстрелили нашего парня, сейчас едем забирать. Хорошо, здесь обошлось. Ведь могли перемочить друг друга. -- Запросто, -- ответил Синаев. Через несколько минут у дома Верки Носовой осталась лишь видавшая виды "шестерка" одиннадцатого отдела. Для людей Верлинова эта ночь оказалась беспокойной и хлопотной. Одна бригада имитировала задержание милицией пьяного бездельника, выстрелившего от нечего делать в подъезде из стартового пистолета. Сцена была разыграна убедительно, а диалоги и реплики дали не открывшим дверей, но внимательно слушающим соседям исчерпывающую информацию о происшедшем. Уже под утро, когда все успокоилось и дом крепко уснул, вторая бригада тихо погрузила в санитарный фургон тело неизвестного наркомана и вывезла за город, закопав в голой, продуваемой ветрами лесополосе. Третья бригада навела порядок в квартире. Александр Каймаков, он же Унылый, он же Кислый, не подозревал о разворачивающихся вокруг него событиях. Когда "брокеры" и казенные пальто стояли друг против друга с оружием на изготовку, он лежал на спине и блаженно улыбался, а исправившаяся Верка сидела на нем верхом и добросовестно трудилась с полной отдачей душевных и физических сил. Когда в его квартире вспыхнула быстротечная, но кровавая перестрелка, он стучал на машинке, расположившись в маленькой неухоженной кухне. Позднее, когда вторая и третья бригады уничтожали следы происшедшего, Каймаков обрабатывал Верку в позиции паровоз с вагончиком, которая на широком диване и без одежды выглядела куда более привлекательной, чем в секторе статистики. Правда, не все шло гладко и силы порой покидали Каймакова, но Верка быстро разворачивалась и поправляла дело, после чего столь же быстро возвращалась в исходное положение. Потом он снова стучал на машинке, и потом Верка опять "снимала стресс", и хотя ни стресса, ни сил он не ощущал, он послушно следовал по предложенному пути, пока в окне не забрезжил серый безрадостный рассвет. Как ни странно, свет наступающего дня оказал стимулирующее воздействие, и он, резко опрокинув повизгивающую и забывшую о несворачиваемости крови Верку, завершил дело, как и подобает победителю. Затем обнаженные тела обессиленно распростерлись на свежей, но уже изрядно измятой простыне, забывшись тяжелым сном до полудня и проявив наплевательское отношение как к трудовой дисциплине, так и ко всем другим обязательствам перед окружающим миром. "Шестерка" одиннадцатого отдела бессменно стояла у подъезда дома. Шок, который испытал Клячкин в кабинке платного туалета, был, пожалуй, самым сильным ощущением в его жизни. И в лучшие времена удачливый фарцовщик по прозвищу Фарт никогда не держал в руках сопоставимых эквивалентов подобной суммы. Бомжу, которому ему подобные дали кличку Таракан, она даже не могла присниться. Сейчас вонючая оболочка Таракана треснула, появился шанс навсегда ее стряхнуть. Клячкин понял, что сможет не только подняться со дна, но и достигнуть непредставимых ранее вершин... Если, конечно, сумеет удержать деньги в руках и остаться в живых. Переложив десяток купюр в карман, он вышел из кабинки и встретил внимательный взгляд туалетного контролера. -- Понос, что ли? Мужику было за сорок, испитое лицо, вытатуированный на безымянном пальце перстень с четырьмя отходящими лучами. -- Четыре года на баланде, а сегодня сала нажрался... Мужик понимающе улыбнулся. -- Когда откинулся? -- С неделю. Только приехал. Кого-нибудь из общины знаешь? Контролер покачал головой. -- Я давно отошел. -- Ну ладно... Клячкин направился к выходу, но вдруг остановился, будто осененный внезапной мыслью. -- Слушай, кореш, не в падлу, двинь мне свои шмотки... С такой картинкой меня в ментярню вмиг заметут... Мужик оторопело молчал. -- Бабки есть, я полный расчет получил... Клячкин вынул и веером развернул пятидесятитысячные купюры. Контролер заинтересованно дернулся, но тут же нехорошо осклабился. -- Сам рисовал? Ну, мне фуфло не впаришь... Он осторожно вытащил из веера одну бумажку, внимательно осмотрел ее, понюхал, глянул на просвет. Потом отгрыз уголок, поднес спичку. -- Ладно, давай... Через несколько минут Клячкин вышел на улицу в ношеном, но вполне приличном пальто и почти новой шапке. На выбритом лице появилось почти забытое выражение уверенности и превосходства. И то, что в универсаме у метро он первым делом купил французский одеколон, бритву "Жиллетт" и английский крем для бритья, свидетельствовало о возвращении прежних привычек. Потом он купил рубашку и галстук, белье, несколько пар носков и сапожки на меху, большую дорожную сумку, которая после нехитрых манипуляций увеличивала объем вдвое. В той, прежней жизни невозможно было вот так, без всякого блата, зайти в магазин и приобрести все, что душа пожелает. Теперь приходилось себя сдерживать, чтобы не слишком бросаться в глаза. Выбрав средний по стоимости костюм, Клячкин зашел в примерочную. Здесь он переложил деньги из чемодана на дно сумки, сверху разложил купленные вещи, через несколько минут туда же лег новый костюм... Пустой чемодан был брошен в подвал, а Клячкин с сумкой через плечо нырнул в метро. Последними его покупками стали маникюрные ножницы, расческа и тюбик шампуня. Все это пригодилось через час, когда в отдельном номере Центральных бань он приводил себя в порядок. Вначале он долго стоял под душем, непрестанно намыливаясь и наблюдая, как светлеют струи стекающей воды, потом блаженно лежал в ванне, благодаря судьбу за то, что не подхватил вшей, чесотку или другую подобную гадость, неизбежно сопутствующую унылому существованию бомжа. Потом он ощутил голод и давно не посещавшее его сексуальное желание, что дало повод к меланхоличному философствованию о несовершенстве человеческой натуры, никогда не бывающей полностью удовлетворенной. Возбужденная плоть островком вытарчивала из мыльной пены. Клячкин вспомнил зоновскую штучку "мухарик", и, если бы сейчас под руку попалась муха, он бы попробовал оторвать ей крылья и запустить на чувствительную розовую полусферу, хотя никогда не верил в действенность такого способа и считал рассказы о нем обычной зековской парашей. Но мух в моечном "люксе" среди зимы не было, и Адвокат привычно сомкнул ладонь вокруг напряженного упругого столбика. Он брезговал "петухами" и потому все четыре года занимался самоудовлетворением, используя ходившие по баракам открытки, воспоминания об охочей до всевозможных извращений жене и многочисленных подругах. Сейчас зрительные образы не понадобились: горячая вода, расслабленное состояние и душевный комфорт позволили быстро добиться результата. Одна из проблем легко разрешилась, и Клячкин вспомнил античного мыслителя, говаривавшего: "Как славно, если бы простым поглаживанием живота можно было удовлетворять голод..." Спрыснув распаренное тело одеколоном, Клячкин надел новое белье и одежду и окончательно почувствовал, что возвращается к нормальной жизни. Тараканье тряпье на кафельном полу вызывало отвращение, он хотел бросить его прямо здесь, в урну, но осторожность победила: нельзя допускать поступков, привлекающих внимание и западающих в память окружающим. Не надевая пальто, Клячкин вышел в длинный коридор и попросил у дежурной -- разбитной бабенки с крашенными перекисью волосами -- газету или какой-нибудь пакет. Рядом с дежурной сидела молодая девица вполне определенного вида, короткая юбка почти полностью открывала обтянутые поношенными колготками ноги. -- Долго купались, -- улыбнулась блондинка. -- Мы уже думали -- надо пойти спинку потереть. Я так Гале и говорю: "Пойди, помоги человеку". А она стесняется: "Если позовет, тогда пойду". Правда, Галочка? Галя смотрела предельно откровенно. -- Ох, девчонки, я сейчас никакой -- только из рейса, -- улыбнулся Клячкин, забирая кусок оберточной бумаги, полиэтиленовый пакет и нашаривая в кармане мелочь. -- Но раз вы такие симпатичные -- обязательно зайду еще. "Про муху подумал, а про бабу -- нет, -- озабоченно размышлял Клячкин, запаковывая тряпье. -- А ведь многие по привычке от дуньки Кулаковой отказаться не могут..." С большим трудом он заставил себя надеть пальто и шапку туалетного контролера. Сейчас они казались отвратительными и убогими. Добравшись до ГУМа, Клячкин купил дубленку и элегантный "пирожок" из нерпы. Переодевшись, он облегченно вздохнул. Трансформация завершилась. Зайдя в парикмахерскую, он подстригся, добавив последний штрих в свой обновленный портрет, затем, благоухая дорогим одеколоном и с удовольствием ощущая скрип новой одежды по чистому телу, отправился в частный ресторанчик "Две совы", где с аппетитом съел изысканный обед и выпил двести граммов лимонной водки. Приступив к десерту -- фруктовому коктейлю из ананасов, персиков, киви и апельсинов, он впервые за время сумасшедшей гонки последних часов крепко задумался. Поднявшись по ступенькам предосторожности с самого дна и сохранив при этом деньги и жизнь, он выполнил лишь первоочередную задачу. Теперь следовало легализовываться, восстанавливая контакты, связи, а в конечном счете свои права и возможности, приспосабливаясь к новым условиям непривычного, но способного быть очень приятным мира. Клячкин, смакуя, выпил рюмку клубничного ликера, отхлебнул кофе, закурил "Мальборо". Резкий переход от одной жизни к другой, нервное напряжение не могли не сказаться: расслабившись, он ощутил огромную усталость. Веки смыкались. Но еще предстояло найти ночлег... И обмануть идущих по следу охотников, спрятаться, раствориться в человеческом муравейнике. Обычный бомж, завладевший волей случая миллиардом рублей, через несколько часов безвозвратно бы его потерял, скорее всего вместе с жизнью. Он сумел выиграть первый этап. Но на втором, более длительном этапе гонки он неминуемо должен был проиграть. Потому что ни диплом инженера-конструктора, ни навыки фарцовщика, ни зоновскии опыт "честного фраера" не являлись козырями в игре, где на кону стояло более полумиллиона долларов, а ответной ставкой служила собственная жизнь. Ни Фарт, ни Адвокат, ни Таракан не сумели бы выкрутиться из столь крутой передряги. Но человек многогранен, и Виктор Васильевич Клячкин имел еще одну сущность, а вот она могла помочь выиграть любую игру. Эта глубоко спрятанная сущность была тесно связана с номером телефона, который он никогда не записывал, но всегда помнил. Ночующий на чердаке бомж не мог им воспользоваться. Сейчас же момент самый подходящий. Клячкин поднял руку и сказал мгновенно появившемуся, отменно предупредительному официанту: -- Еще кофе, ликер и телефон. Вначале телефон. Через минуту официант принес невесомую изящно изогнутую трубку, из которой торчал выдвижной штырек серебристо отблескивающей антенны. Выждав, пока официант отойдет на достаточное расстояние, Клячкин начал нажимать музыкально тренькающие клавиши. Ему всегда казалось, что эти гудки отличаются какой-то особой тональностью, и сейчас ощущение вернулось, он ощутил гулкие удары сердца. -- Вас слушают, -- отозвался серьезный мужской голос после второго гудка. Клячкин поздоровался. -- Я хочу услышать Валентина Сергеевича, -- как можно солиднее сказал он. -- Кто спрашивает? -- сурово поинтересовался собеседник. -- Асмодей, -- коротко и для непосвященного непонятно представился Клячкин. Он сам выбирал псевдоним, и образ хромого беса казался тогда наиболее близким принимаемой на себя роли. Человек на другом конце линии явно не относился к непосвященным, и ему сказанное оказалось очень хорошо понятным. -- Одну минуту, -- голос заметно подобрел. В трубке щелкнуло, наступила ватная тишина, потом в ней ожил возбужденно-радостный голос: -- Я не могу поверить! Неужели это вы, мой дорогой? Такой реакции Клячкин не ожидал. Ну понятно, демонстрация радушия и расположенности усиливает психологический контакт, но сейчас радость была не наигранной. -- Я, Валентин Сергеевич. Недавно вернулся, решил с вами встретиться. -- Правильно решили, дорогой. Я очень рад. Сколько раз ругал себя, что не проявил нужной настойчивости, ну да что теперь об этом говорить! Где вы сейчас находитесь? -- В "Двух совах". -- Понятно, понятно... Значит, так... Через двадцать пять минут ко входу подойдет красная "девятка", за стеклом на шнурке скелетик из пластмассы. Водителя зовут Семен -- очень хороший парень. Он вас привезет ко мне, я постараюсь освободиться, хотя у нас небольшая запарка... Но ради старых друзей... Вы все поняли? Вас это устраивает? -- Да, -- сказал Клячкин и нажал клавишу отбоя. На другом конце линии майор Межуев переключил тумблер на пульте связи. -- Леночка, подними личное дело Асмодея. Он отсидел четыре года, освободился месяцев семьвосемь назад. Проверь все, что есть: где был, что делал, ну как обычно. И быстро мне на стол. Щелкнул еще один тумблер. -- Семен, поезжай к "Двум совам", заберешь. человека и отвезешь на проспект Мира. Там продукты, выпивка есть? Хорошо. И подготовь Ирку или Наташку, пусть сидят дома, вечером могут понадобиться. Последнее соединение было с начальником. -- Товарищ подполковник, только что на меня вышел Асмодей... Он работал со Смитом в восемьдесят пятом... Да, собираюсь использовать. Мне нужна подмена на связи с бригадами. Там все нормально, Сенченко ведет Кислого, путаются еще две машины, мы их убираем... Разберемся, доложим. Так точно. Есть. Понял. Межуев откинулся на спинку кресла и радостно потер руки. -- Надо же, как вовремя! Вскоре его сменили, и майор прошел в свой кабинет. Тоненькая стройная Леночка в облегающем красном платье принесла темно-коричневую папку из твердого картона с грифом "Совершенно секретно" в правом верхнем углу. -- Никаких данных после освобождения на него нет, -- озабоченно сообщила она, щуря близорукие глазки. -- Вышел в конце июля, должен был трудоустраиваться там же-в Ростовской области на вагоностроительный завод, вместо этого самовольно возвратился в Москву, прописки нет, постоянного места жительства нет. Первого и второго августа жил в гостинице "Спорт". Звонил нескольким старым знакомым. Потом пропал. Леночка положила на стол личное дело и свой меморандум, написанный четким округлым почерком. -- Мне можно идти? -- Да, конечно. -- Майор проводил ее взглядом. Пару раз он с ней спал и сейчас с удовольствием смотрел на длинные тонкие ноги, затянутые в розовые чулки и обутые в красные туфли. -- Спасибо, Леночка, ты быстро собрала все что можно. И вообще -- ты как факел. За службой совсем личную жизнь забросили. Давай как-нибудь выпьем шампанского? -- Давайте. -- Девушка улыбнулась. Глава десятая С Валентином Сергеевичем Межуевым Клячкин познакомился жарким летом восемьдесят пятого в инфекционном отделении Боткинской больницы. Он лежал с желтухой, получал в день восемь уколов в задницу и капельницу внутривенно, ожидая -- то ли организм победит болезнь, то ли верх одержит хворь, совпадающая с названием больницы. Доктора занимали сочувственный нейтралитет, наблюдая за ходом поединка во время утренних обходов и сообщая об отсутствии эффективных лекарств. Однажды его вызвали в кабинет заведующего отделением, там сидел представительный человек лет тридцати пяти, спортивного телосложения, с короткой стрижкой. Несмотря на жару, он был в костюме и при галстуке, что сразу выдавало принадлежность к официальным структурам. -- Вот товарищ Клячкин; -- сказал заведующий и, увидев, что незнакомец протянул руку, поспешно добавил: -- На этой стадии болезни личные контакты нежелательны, возможно заражение... -- Ничего, зараза к заразе не пристает, -- пошутил человек и, открыто улыбнувшись, крепко пожал руку желтому Клячкину. Тот, не дожидаясь приглашения, тяжело опустился на диван: тридцатиметровая прогулка по коридору отняла у него все силы. Завотделением, сославшись на дела, вышел. -- Искренне вам сочувствую, сам болел болезнью Боткина и знаю, что это такое... Общность перенесенных несчастий располагает людей друг к другу, но у Клячкина мелькнула мысль, что если бы у него был сифилис, то незнакомец со смущением признался бы и в таком недуге. Несмотря на страшную слабость и каменную тяжесть в правом подреберье, он улыбнулся. -- Да-да, -- среагировал посетитель. -- Три года назад, в восемьдесят втором, как раз Брежнев умер. Вы думаете, почему я такой смелый? Он потряс в воздухе подвергнувшейся контакту с носителем инфекции ладонью. -- Иммунитет! -- Да, кстати, забыл представиться. -- Убедившись, что ироническая улыбка исчезла, незнакомец продолжил линию сближения, и Клячкин уже знал, что сейчас услышит. -- Я из Комитета государственной безопасности, капитан Межуев Валентин Сергеевич. Они всегда так представляются. Солидно и авторитетно, название конторы полностью, без всяких сокращений, имя, отчество -- обязательно. Разумеется, не тогда, когда задерживают возле валютного магазина, там разговор другой -- руки за спину и в машину... Правда, сами они редко проводят задержание, действуют, как правило, через милицию. Незаконные валютные операции -- компетенция Комитета, многие в окружении Клячкина рассказывали о контактах с ними, но никто, конечно, не говорил про себя: я, мол, согласился постукивать... К нему самому пробовали подкатиться через фирму -- вызвали в первый отдел, там хмырь с наглой рожей стал на пушку брать: работаете в режимном КБ, а сами в сомнительном кругу вращаетесь, есть данные, что валютой торгуете... Он сразу в контратаку: марки или доллары, у кого купил, кому продал, когда, где, сколько? Ах, нет конкретных фактов, тогда не надо честного гражданина оскорблять и порочить, сейчас не тридцать седьмой, не шестьдесят третий и даже не семьдесят восьмой... Хмырь и отъехал аккуратно: не волнуйтесь, мы вас не подозреваем, хотелось познакомиться, поговорить, я вам еще позвоню... Но глаза были злыми и мстительными. "Может, сейчас раскопали чего?" Клячкин прокрутил в уме свои последние операции. Действовал он всегда осторожно, через посредников, так что никаких зацепок быть не должно... -- Они же вам витамины колют и кровь гемодезом промывают, вот и все лечение... Валентин Сергеевич сокрушенно вздохнул. На миг Клячкину показалось, что ослабленный организм исказил восприятие и посетитель -- врач из вышестоящей инстанции, какого-нибудь горздрава, проверяющий правильность и эффективность лечения инфекционных больных. -- Наша медицина! -- продолжал сокрушаться Валентин Сергеевич. -- Ни современных методик, ни препаратов... Этот вирус разрушает мембрану печеночной клетки, значит, можно сразу сыграть в ящик, а можно постепенно инеалидизироваться. То не ешь, это не пей, а с больничного все равно не вылазишь, глядишь -- гепатоз, цирроз, погост... Витамины клетку не сохраняют! Из аккуратного чемоданчика капитан извлек несколько ярко оформленных упаковок. -- "Эссенциале", ФРГ-Югославия, в ампулах и капсулах. А это "Силибан", Швейцария. Не слыхали? Полностью восстанавливают пораженные клетки, исключают дальнейшее перерождение паренхимы, регенерируют печеночную ткань. Я только ими и спасся. В Союз-то они не поступают, но я в Гвинее болел, в командировке... Валентин Сергеевич доверительно понизил голос. -- Пришлось посольству раскошелиться на валюту. Он рассмеялся. -- А они этого ох как не любят! Зато выскочил без последствий. Это дело, конечно, нельзя, -- он простецки щелкнул по горлу над воротничком официальной белой рубашки. -- Я вообще-то не любитель, но в праздники на работе как откажешься? Особенно в День чекиста. Не поймут. А потом всетаки есть тяжесть... Комитетчик погладил себя по печени. Он вызывал симпатию и расположение, к тому же об "Эссенциале" врачи шепотом рассказывали чудеса, и друзья-валютчики, да и верная женушка Ольга уже неделю безуспешно пытались его достать. "Вот мастера находить подходы, -- подумал Клячкин. -- Но что я могу им дать взамен? Настучать на Худого, Сидора или Бекмурзаева? Ерунда, не те фигуры, чтобы огород городить! А тех фигур у меня и нет..." -- Продайте лекарства, -- попросил он. -- Только за рубли, пожалуйста. Валюту-то мне взять негде... Валентин Сергеевич от души рассмеялся. -- У интеллигентных людей отменное чувство юмора. Препараты бесплатные. Я бы просто оставил их вам и ушел. Потому что вы мне симпатичны, к тому же мы -- товарищи по несчастью. Но... Комитетчик стал серьезным. -- Вы же понимаете, Виктор Васильевич, что я пришел сюда не просто так. Возникла государственная необходимость в помощи со стороны гражданина, страдающего болезнью Боткина. Ответной помощью являются эти современные препараты. По историям болезни я выбрал вас. А уже с момента знакомства возникло чувство симпатии, тут я не соврал. Кстати, вы заметили, что я говорю совершенно откровенно? -- Да, это вообще характерно для вашего ведомства. . -- Еще раз могу оценить ваш юмор. -- Валентин Сергеевич больше не улыбался. -- Конечно, открытость не в наших правилах. И во всем мире аналогичные службы не грешат откровенностью. Но к людям нужен индивидуальный подход, а вы должны оценить доверие. -- Чем вам может помочь больной желтухой? Клячкин устал сидеть, он положил ноги на диван и откинулся на боковую спинку. -- Дело в том, что в нашей стране выполняет разведывательное задание офицер ЦРУ. Комитетчик очень внимательно следил за реакцией Клячкина. -- Мы наблюдаем за каждым его шагом. Вчера он почувствовал себя плохо и сегодня отправился в (посольство к врачу. По симптоматике у него начинается желтуха. Это тем более вероятно, что он только прибыл из Африки. Мы не должны спускать с него глаз ни на минуту. Но если его госпитализируют в инфекционное отделение... Мы не можем рисковать здоровьем сотрудников, да и вряд ли найдутся охотники провести несколько недель в контакте с острозаразным больным. Но главное даже не в этом, в конце концов, мы люди военные... Просто здоровый человек вряд ли способен сойти за больного. А нам нужно полное правдоподобие! Откровенность контрразведчика удивляла, но внушаемое им чувство симпатии усилилось. -- Почему выбрали меня? -- Уровень образования, работа в солидной режимной фирме, диагноз и стадия болезни, -- четко ответил Валентин Сергеевич. -- Это главные основания, есть и второстепенные, всякие мелочи. -- И что я должен делать? -- Лечиться новейшими импортными препаратами в гораздо более комфортных условиях, чем сейчас. Общаться с соседом по палате -- он прекрасно владеет русским. Наблюдать за его действиями, контактами... -- Неужели вы думаете, что он нарочно заразился, чтобы уйти от наблюдения? -- усмехнулся Клячкин. -- Такие случаи тоже бывали, -- невозмутимо ответил контрразведчик. Почти не раздумывая, Клячкин согласился и прямо из кабинета заведующего отделением был отправлен в двухместный "люкс" с кондиционером, цветным телевизором и холодильником. На прощание, после короткого инструктажа, Валентин Сергеевич крепко пожал ему руку. Когда дверь за больным закрылась, контрразведчик тщательно вымыл руки и обильно протер их спиртом. Роберт Смит поступил в больницу только утром следующего дня. Он был в полубессознательном состоянии. -- Американец вроде культурным должен быть, а ни в какую не хотел ложиться, -- рассказывала молоденькая медсестричка. -- "Скорая" за ним раз приехала, два -- бесполезно! А в посольстве ни капельницы, ни специалистов... Вот и запустил болячку... Незаметно разглядывая мечущегося в бреду американца, Клячкин размышлял: какое задание заставило его не щадить собственное здоровье? И удивлялся: оказывается, и у них есть самоотверженность и чувство долга. Через несколько дней соседу стало лучше, они познакомились, стали разговаривать на разные темы. Валентин Сергеевич думал, что разведчика заинтересует место работы Клячкина, но он не проявил к известному авиастроительному конструкторскому бюро ни малейшего интереса. Шел обычный больничный треп обо всем и ни о чем. Смит говорил без малейшего акцента, и, если бы он не связывался дважды в день по радиотелефону с посольством, переходя на английский, его вполне можно было принять за коренного москвича. "Эссенциале" и "Силибан" творили чудеса. Клячкин чувствовал себя почти нормально, а кормили в "люксе" так, что он отказался от домашних передач. Смит тоже поправлялся. Окрепнув, он обошел инфекционное отделение, разговаривал с пациентами, заглядывал в палаты, в обед побывал в столовой. -- Послушайте, Витя, наша комната сильно отличается от других, -- сказал он, глядя в упор внимательными серыми глазами. -- И кормят здесь совсем по-другому, и лекарства гораздо лучше. Это можно объяснить так: я иностранец, журналист, и мне надо "пустить пыль в глаза" и "запудрить мозги". Но вы кто такой? Откуда у вас такие лекарства? Почему рядовой инженер лежит здесь, а не в шестиместной палате, где люди задыхаются от жары? Этот вопрос Валентин Сергеевич предусмотрел и научил, как надо отвечать. -- Если бы я не знал, что вы журналист, то подумал бы, что вы -- разведчик, -- сказал он, улыбаясь. -- Знаете, у нас пишут, что каждый американец работает на ЦРУ. Смит растерянно молчал. -- Вам действительно пускают пыль в глаза. И я нужен именно для этого. Чтобы запудрить вам мозги, мне дали лекарства, хорошо кормят и я не мучаюсь от жары. Так что мне повезло. Зато вы у себя дома расскажете, как хорошо в советской больнице. -- Но я же видел и все остальное... -- Потому-то вы и похожи на разведчика. Но если на Красной площади нет ни одной лужи, ямы и мусорной кучи, то все это вы можете найти в Химках, или Бирюлеве, или совсем рядом, на соседней улице. И что же? Не поддерживать в безукоризненном состоянии Красную площадь? Нет, наши власти рассчитывают на доброжелательных гостей, которые не ищут специально негативные факты. -- Задача журналиста -- собирать все факты. Вскоре Смит перевел разговор на нейтральную тему, а пару часов спустя Клячкин, поддавшись интуиции, попросил продать ему немного долларов. -- Зачем вам? -- удивился американец. -- Вы же не сможете ничего купить в валютном магазине. Лучше я вам куплю что надо! Вечером в разговоре с посольством Смит упомянул фамилию Клячкина. Сам Клячкин в это время был в туалете и ничего не слышал. Но "люкс" находился на аудиоконтроле, и Валентин Сергеевич, с которым Клячкин каждый день встречался в процедурной, сказал: -- Он тебя подозревает. Просил навести справки -- Почему? -- насторожился Клячкин. -- Что я сделал не так? -- Да ничего, -- равнодушно отозвался чекист. -- Профессионал и должен всех подозревать. Проверка ничего не даст и подозрения останутся, но все равно ему некуда деваться. Пусть подозревает. Но получилось по-иному. Через день Смит вернулся к прерванному разговору. -- Я знаю, кто вы, Витя, -- радостно улыбаясь, сообщил он. -- Вы один из тех лихих парней, которые перепродают валюту! Рискуете, но зато хорошо живете. Даже в больнице. -- Он обвел рукой богатое убранство "люкса". -- Вы кого-то подмазали и оказались в палате с иностранцем, в лучших условиях, чем другие. Это понятно... Американец был явно удовлетворен. -- Честно скажу, я не верю в случайности. А потому подозревал, что вы работаете на КГБ: у нас ведь свои стереотипы... -- Значит, вы все-таки разведчик, -- сказал испытывающий явное облегчение Клячкин. -- Жалко, нам нельзя выпить за то, что мы наконец узнали друг друга. -- У него хорошие коммуникативные способности, умение быстро ориентироваться в обстановке, уместный юмор, -- отметил начальник отдела, прослушивая пленку. -- Надо взять его на постоянную связь. Через три недели Смита и Клячкина выписали. Они обменялись телефонами и расстались друзьями. А еще через несколько дней Клячкин дал подписку о добровольном сотрудничестве с органами госбезопасности и получил псевдоним Асмодей. Работа со Смитом вошла в его послужной список первой и весьма успешной операцией. Клячкин-Асмодей аккуратно промокнул губы салфеткой, не спеша расплатился с официантом и медленно направился к выходу. В руке он держал красивую дорожную сумку. Содержимое этой сумки искали сейчас по Москве все члены воровской общины, хотя делали это по-разному, в соответствии со своим авторитетом и возможностями. Вернувшись в свою квартиру. Клык сразу же подошел к выходящему в простенок окну и убедился, что Федор воспользовался амортизатором, попытавшись сохранить казну. Может быть, деньги так и лежат на крыше... Возможность, ясное дело, призрачная, но Клык, обогнав молодых "бойцов" и растолкав скобливших лестницу "шестерок", сбежал вниз, тяжело отдуваясь, взобрался на крышу соседнего дома и долго щупал пустой карабин на конце резинового жгута. Потом, раздувая ноздри, будто нюхал воздух, осмотрел чердачное помещение. В закутке у трубы лежала куча спрессованного тряпья, на газете оставался раскрошенный кусок хлеба и стояла алюминиевая кружка. -- Сходи в верхнюю квартиру, попроси кулек, -- приказал он. -- Да повежливей! И расспроси, кто здесь жил. Через несколько минут "боец" вернулся. -- Бомж какой-то... Спокойный, не шумел, не кричал, здоровался. Вот пакет. Поддев щепкой за ручк