Гривадий Горпожакс. Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ No 14 --------------------------------------------------------------- Origin: http://lib.km.ru/cgi-bin/library.cgi?PageType=READBOOK&BookID=14 ║ http://lib.km.ru/cgi-bin/library.cgi?PageType=READBOOK&BookID=14 --------------------------------------------------------------- ПЕРВЫЙ РАУНД: МСТИТЕЛЬ ИЗ ЭЛЬДОЛЛАРАДО ВТОРОЙ РАУНД: МЕГАСМЕРТЬ - НАША ПРОФЕССИЯ ТРЕТИЙ РАУНД: СДВОЕННЫЕ МОЛНИИ ЧЕТВЕРТЫЙ РАУНД: БЛИЖНИЙ БОЙ ПЯТЫЙ РАУНД: РУССКАЯ ШКОЛА БОКСА ШЕСТОЙ РАУНД: СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ПРОТИВ ДЖИНА ГРИНА ОТ АВТОРА Я безмерно рад, что мой роман будет прочитан советскими читателями. Врожденная и приобретенная в течение жизни скромность не позволяет мне сказать, что этот роман, по сути дела, тугосплетенная "кошка о девяти хвостах", ибо он в одно и то же время роман приключенческий, документальный, детективный, криминальный, политический, пародийный, сатирический, научно-фантастический и, что самое главное, при всем при этом реалистический. Как и во всякой другой многоплановой эпопее, здесь великое соседствует со смешным, высокое с низким, стон с улыбкой, плач со смехом. Уважаемый читатель, безусловно, заметит, что острием своим роман направлен против пентагоновской и прочей агрессивной военщины. Преодолев последнюю страницу романа, читатель увидит длинный перечень различных городов и стран, по которым змеился бикфордов шнур моего вдохновения. Но где бы я ни был, душа моя всегда в России, где живут три моих терпеливых переводчика: Василий АКСЕНОВ, Овидий ГОРЧАКОВ, Григорий ПОЖЕНЯН Спасибо за все. Гривадий Ли ГОРПОЖАКС, эсквайр  * ПЕРВЫЙ РАУНД. МСТИТЕЛЬ ИЗ ЭЛЬДОЛЛАРАДО *  ЦРУ не выполняет никаких функций обеспечения безопасности внутри страны и никогда не добивалось для себя подобной роли. Короче говоря, американские граждане не являются объектом нашей деятельности. Из выступления директора ЦРУ Ричарда Хелмса, "Нью-Йорк таймс", 15 апреля 1971 года ГЛАВА ПЕРВАЯ. УБИЙСТВО НА 13-й УЛИЦЕ Часы на старой нью-йоркской реликвии - башне рынка Джефферсон-маркет показывали без четверти одиннадцать, когда на углу 10-й улицы и Гринич остановился похожий на жука темно-оранжевый "фольксваген с заляпанным грязью номером над погнутым бампером. Захлопнув дверцу, человек в узкополом темно-сером сеттоне и черном плаще модного полувоенного образца достал из кармана плаща пачку сигарет "Гэйнсборо" и закурил, оглядывая бурлящий жизнью перекресток нью-йоркского Монпарнаса - Гринич-Виллэдж. Богемные кварталы Манхэттена натужно старались показаться столь же живописными, как ив Париже. В тревожных аргоново-неоновых сполохах - красных, синих, фиолетовых, зеленых - мельтешила и терлась локтями на узких тротуарах пестрая толпа волосатых, босоногих битников - хозяев Гринич-Виллэдж и туристов со всего света которых здесь называют "раббернекс" - "резиновыми шеями". Казалось, из всех окон и дверей, открытых ввиду отсутствия воздушных кондиционеров в этот душный августовский вечер, неслись синкопированные звуки Свинга, дикси, джиттербага, буги-вуги, рок-н-ролла. Рука владельца темно-оранжевого "фольксвагена" вдруг за мерла в воздухе перед зажженной сигаретой: один из джазов, покончив с вечно популярными "Блю хэвн" - "Голубыми небесами", заиграл "Песню волжских лодочников". Бросив спичку, он протиснулся сквозь толпу к входу в кафе "Бизар", из которого доносились, усиленные мощными динамиками, звуки этой хорошо известной по эту сторону океана русской песни, исполнявшейся со множеством блестящих джазовых вариаций. У входа он взглянул на рекламный щит: ТОЛЬКО У НАС ЗВУЧИТ СЕГОДНЯ ЗОЛОТАЯ ТРУБА НЕСРАВНЕННОГО ДИЗЗИ ГИЛЛЕСПИ! СКОРО: КОЛОРАДСКИЕ БИТЛЗ Кафе битников, помещавшееся, судя по всему, в бывшем гараже, было забито народом. Кирпичные стены, грубо сколоченные большие столы и скамьи, разноцветные лучи юпитеров, вакханалия красок, всюду кричаще намалеванные рожи, маски, бесовские хари. Пахло марихуаной. В конце зала он заметил лоснящееся потом фиолетовое лицо Диззи с надутыми футбольными мячами щек, толстыми черными губами и выкаченными белками глаз, пробрался к стойке бара, бросил молодому парню за баром: - Дабл виски! - Мы не торгуем крепкими напитками, сэр! - сказал парень. - Не имеем лицензии... - А-а-а, чтоб вас!.. Он взглянул на ручные часы и, расталкивая битников, стал пробираться к выходу под осатанелую дробь барабанов. Надсадно воя сиреной, по улице проехала патрульная полицейская машина с крутящимся красным фонарем на крыше. Желток луны зацепился за шпиль протестантской церкви Вознесения. Человек шел быстрым шагом, сунув руки в карманы плаща, поглядывая на белые надписи на указателях: 11-я улица, 12-я. По номерам домов видно, что Пятая авеню, рассекающая Манхэттен на западную и восточную половины, слева и совсем рядом. Как в Москве от Кремля, так в Нью-Йорке от Пятой авеню начинается счет домов. Ист 13-я улица - здесь он завернул за угол. Улица была безлюдна. Вдоль тротуаров стояли негусто запаркованные автомашины Сюда не доносились звуки джаза. Он подошел к невысокому старому дому, построенному в голландско-колониальном стиле на закате викторианской эпохи. Потемневший красный кирпич, обведенный белой краской. Справа дом вплотную примыкал к двойнику-соседу, слева темнел узкий проулок. На стене белела надпись: "Трэйд энтранс" - "Торговый вход". Не замедляя шага, он свернул в проулок, нырнул в антрацитово-черную темень. В конце проулка высилась железная ограда, будто составленная из длинных пик. Это препятствие остановило его всего на несколько секунд. Надев черные кожаные перчатки, он достал ключ, отпер железный замок калитки... Он окинул зорким взглядом небольшой садик с фонтаном и беседкой под раскидистыми вязами, увидел свет в двух французских окнах библиотеки и довольно усмехнулся: окна эти были открыты. Ветер чуть шевелил Занавески. Высокий дощатый забор вокруг этого редкого для Нью-Йорка уголка подходил вплотную к дальней стене дома. Пожарная лестница была установлена слишком далеко от окон. Зато карниз крайнего окна библиотеки начинался всего в двух футах от стыка забора со стеной дома. Не теряя времени, он достал из кармана пиджака и развернул нейлоновую лестницу. Один удачный бросок - и лестница повисла на заборе. С ловкостью кошки взобрался он на забор; держась за стену, за шершавые кирпичи, переступил на карниз. Где-то за городом, над Атлантикой, пророкотал гром Пахло грозой. Свет из библиотеки падал двумя полосками на подстриженную траву садика. Подсвеченная электрическим светом трава казалась залитой анилиновой зеленью На несколько мгновений в одной из освещенных полосок появилась черная тень человека в узкополой шляпе и плаще. Она тут же исчезла... Павел Николаевич Гринев не сразу заметил появление неожиданного гостя. Он засел в библиотеке сразу же после ужина, привел в порядок текущие дела, просмотрел счета, но против обыкновения не включил В одиннадцать часов телевизор, а стал писать письмо, которое считал чуть ли не самым важным в своей жизни. Собственно, одно такое письмо он отправил в советское посольство еще в начале лета, но ответа почему-то не получил. Исписав половину листа, он задумался, поднял глаза и тут только увидел у окна незнакомого человека, глядевшего на него круглыми, пуговичными глазами. На губах его блуждала сардоническая усмешка. В левой руке отливал синевой "кольт" калибра 0, 38. - Кто вы? - от волнения по-русски спросил старый эмигрант. - Ху ар ю? - повторил он по-английски. Человек с "кольтом" - он только что влез в окно - скривил рот в усмешке. - Мэрилин Монро. Не узнаете? Ветер с Атлантики, заблудившийся в железобетонных каньонах Манхэттена, устало шевелил светлую занавеску окна Человек с "кольтом" - он держал револьвер в левой руке - прикрыл плотнее двухстворчатое окно, небрежно задернул тяжелые гардины. - Мы ведь не хотим, папочка, чтобы нам помешали, - с издевкой в тоне проговорил незнакомец. - Что вам от меня нужно? - спросил Гринев Он привстал с мягкого вращающегося кресла, опираясь о подлокотник, потянулся к верхнему ящику письменного стола. - Не нервничайте, папочка. Ни с места! Это вредно вам при вашем давлении. На прошлой неделе у вас было сто девяносто на сто, не правда ли? Не удивляйтесь - мы все знаем про вас. Говоря это, незнакомец шагнул от окна к столу и, резко открыв ящик, подцепил револьвер, подбросил его на ладони. - Знаем даже про эту железку, - добавил он с той же усмешкой и поднес револьвер к глазам. - Револьвер системы "наган", - неожиданно произнес незнакомец по-русски. - Императорские оружейные заводы в Туле. Какое старье! - Вы... вы русский? - растерянно спросил Гринев. - А ты, землячок, как думал? - Взгляд незнакомца, обшаривавший комнату, остановился на открытой дверце отделанного никелем черного стального сейфа, вмонтированного в книжную полку. - Впрочем, нет! Я не считаю земляками предателей. Он подошел к телевизору, включил его. - Ишь ты, - завистливо сказал он. - "Магнавокс"! Небось не в рассрочку купили... Вы, кажется, изменяете своим правилам, Пал Николаич? Ведь вы каждый вечер слушаете одиннадцатичасовые известия. Эн-би-си, Си-би-си или Эй-би-си? Я лично предпочитаю слушать Москву. На мягко засветившемся голубоватом экране телевизора появилась чья-то болезненно сморщенная женская физиономия. Затем эта физиономия расцвела вдруг сияющей улыбкой. Набирая силу, голос диктора бодро, напористо проговорил: - Покупайте БРИСТАН! Только БРИСТАН заставит вас забыть о мигрени и головной боли! Запомните: Б-Р-И-С-Т-А-Н! Незнакомец сунул правую руку в сейф, выгреб деловые бумаги, чековые книжки компании "Америкэн экспресс", три пачки двадцати- и стодолларовых банкнотов. - Да, Пал Николаич! - сказал он громко, рассовывая деньги по карманам. - Мы в Ге-пе-у все знаем о вас. Мы долго следили за вами. Например, я знаю, что вот-вот сюда войдет ваша супруга. Она немного запаздывает. Обычно она входит с чашкой чая для вас ровно в одиннадцать, чтобы вместе с вами послушать известия. Не так ли? Гринев, бледнея все заметнее, вцепившись руками в, подлокотники, невольно перевел взгляд с незнакомца на обитую темно-красной марокканской кожей дверь библиотеки. - А сейчас, - бодро произнес диктор, - вы услышите одиннадцатичасовые известия!.. На экране появилась всем знакомая физиономия диктора Ричарда Бейта. Незнакомец подхватил со стола наполовину исписанный лист почтовой бумаги. - Что же заставило вас изменить своим привычкам? Может, старческая страсть к какой-нибудь грудастенькой американочке, а? Ого! "Его превосходительству Полномочному и Чрезвычайному Послу Союза Советских Социалистических Республик в Соединенных Штатах Америки господину..." - Ровно одиннадцать часов по восточному стандартному времени, - объявил диктор. В этот момент дверь библиотеки мягко отворилась. - Вот твой чай, Павлик, - сказала супруга Павла Николаевича, входя в библиотеку с серебряным чайным подносом в руках. - Поставьте поднос, Мария Григорьевна, - тоном приказа произнес за ее спиной пришелец, - и садитесь! - Кто это? - прошептала Мария Григорьевна. - По какому праву.. - Сейчас все узнаете, - ответил незнакомец. - Сидеть! - прикрикнул он на поднявшегося было Гринева. Дулом "кольта" он захлопнул дверь, зацепил собачку на йельском замке, затем снова наставил револьвер на хозяина дома. - Таковы заголовки сегодняшних новостей, - сказал диктор, - а теперь - подробности... В недолгой паузе слышно было, как тикают настольные часы. На высоком лбу Гринева, окаймленном гривой серебристо-седых волос, выступили градины пота Маленькая, хрупкая Мария Григорьевна, теребя пояс халата, переводила растерянный, недоумевающий взгляд с мужа на позднего гостя, неизвестно как оказавшегося в библиотеке. - Итак, все в сборе, - с удовлетворением произнес человек с "кольтом". - Кроме вашего эрделя, которого вы звали Черри, а полное имя которого было Флип-Черри-Бренди. - Черри? - встрепенулась Мария Григорьевна - Что вы знаете о нем?.. Наш Черри умер три дня назад. Его кто-то отравил... - Это сделал я, мадам, хотя очень люблю собак. Я плакал над чеховской "Каштанкой"! - Зачем вы это сделали?! Незнакомец плюхнулся в массивное мягкое кресло, закинул ногу на подлокотник. - Мне, право, жаль Черри. Умный был пес. Я помню Трогательную картину: вы, Пал Николаич, и вы, Мария Григорьевна, старосветская парочка, смотрите в одиннадцать часов телевизор, а Черри дремлет вот здесь на ковре. Как только диктор умолкает, пес поднимает голову и смотрит на вас. "Сейчас пойдем, псина! Дай докурю трубочку!" - говорит Пал Николаич, и пес ждет. А как только Пал Николаич кладет свою трубку на стол, Черри вскакивает, вертит хвостом, прыгает от нетерпения, и все вы выходите в садик, и песик справляет свои дела, а вы садитесь на скамейку в беседке и слушаете журчание фонтанчика... - Зачем вы, гадкий человек, отравили собаку? - Но-но, барыня, не расстраивайтесь. Песику было десять лет, что равно семидесяти человеческим годам, так что он был старше вас. - Перестаньте разыгрывать эту гнусную комедию, - наконец обрел голос Павел Николаевич. - Что все это значит, сударь? Его лицо налилось кровью, по щеке пробежала капля пота. - Не волнуйтесь, папочка, это вредно при вашей гипертонии. Примите лучше таблетку серпазила. Перед смертью. - Перед смертью?.. - Да, перед смертью. Ненавижу двуногих собак. Поэтому я с удовольствием приведу в исполнение приговор. - Приговор? Пришелец перестал раскачивать ногой. Сузились пуговичные глаза. Заметно побелев, напрягся палец левши на спусковом крючке "кольта". - Павел Николаевич Гринев! Контрразведка "Смерш" приговорила вас, как бывшего белого офицера, как одного из главарей белой эмиграции, как врага и предателя своей родины, как агента графа-фашиста Вонсяцкого, к смертной казни. Вас и вашу жену. Даю зам минуту на отходную молитву. Судорога сжала горло Марии Григорьевне. Гринев медленно встал, выпрямился, вскинул седую голову. В напрягшейся тишине громко тикали часы. Где-то за окнами едва слышно провыла полицейская сирена. - Слушайте, вы! - сдавленным от гнева голосом проговорил Гринев. - Если вы сейчас же не уберетесь вон из моего дома, я позову полицию! - Попробуйте! - с застывшей усмешкой на губах ответил человек с "кольтом". Марии Григорьевне казалось, что все слышат, как в невыносимой тишине громче настольных часов, громче голоса диктора стучит ее старое, больное сердце. А голос из телевизора увеличивал напряжение и без того до предела наэлектризованной атмосферы: - Сейчас вы станете свидетелем убийства!.. Павел Николаевич посмотрел долгим взглядом на Марию Григорьевну и, собрав всю волю, всю решимость, сделал глубокий вдох и потянулся к телефону. - Смотрите! - сказал диктор. - Этот человек смачивает волосы водой, а это убийство для волос!.. В ту же секунду рыльце "кольта" плюнуло коротким пламенем. - Всегда пользуйтесь бриллиантином "007"!.. Пуля ударила Гринева в грудь, свалила его в кресло. Он упал с перекосившимся лицом, судорожно схватился рукой за грудь. Вторая пуля попала чуть выше сердца, размозжила аорту. Плотное тело Гринева подскочило и замерло. Смерть, наступившая мгновенно, застеклила глаза. Дуло "кольта" дернулось в сторону застывшей от ужаса Марии Григорьевны, снова плюнуло огнем. Мария Григорьевна медленно сползла на пол. Глаза ее закатились. Убийца метнулся к открытому сейфу, стал запихивать в карманы чековые книжки, какие-то тетради, конверты. В этот момент резко зазвонил на столе телефон. Убийца вздрогнул и повернулся к телефону так круто, что с него едва не соскочила шляпа. Беззвучно выругавшись, он бросился к окну, но затем, словно вспомнив о чем-то, нагнулся к неподвижно лежавшей на полу Марии Григорьевне, снял с правой руки перчатку, нащупал пульс и, застыв, простоял с полминуты... Телефон все звонил, нетерпеливо и заливисто. - Вы слушали последние известия, - сказал диктор. - После короткого сообщения смотрите "Лейт шоу"! Выпустив тонкую кисть так, что рука стукнулась, ударившись об пол, убийца бесшумно ушел через окно. Когда он снимал кошку с забора, то услышал, как звонкий девичий голос тревожно спрашивал, почти кричал за дверью библиотеки: - Откройте! Папа! Мама! Это я - Наташа! Вы что, кино смотрите? Почему не отвечаете на телефон? А диктор телевидения все тем же бодрым и напористым голосом вещал: - А сейчас, леди и джентльмены, классический гангстерский боевик "Солдат возвращается домой" с Джеймсом Кэгни в главной роли!.. На улице по-прежнему было пустынно. Убийца закурил сигарету и швырнул на замусоренный тротуар мимо урны с призывной надписью "Голосуйте за чистый Нью-Йорк!" смятую пустую пачку. В сердце Гринич-Виллэдж еще круче закипала ночная жизнь, еще лихорадочнее пылала и пульсировала световая реклама, еще исступленней гремела бит-музыка. Вдруг убийца остановился как вкопанный: рядом с его темно-оранжевым "фольксвагеном" стоял полисмен. Мрачного вида рыжий ирландец только что сунул за ветровое стекло "фольксвагена" белый билет. Убийца облегченно вздохнул и подошел к полисмену. - В чем дело, офицер? Это моя машина. Все о'кей? - Все о'кей. Вы оштрафованы на три доллара за незаконную стоянку. Напротив пожарного крана. Когда полисмен удалился, шаркая тяжелыми ботинками, убийца сел за руль "фольксвагена", включил зажигание, отомкнул ключом рулевую колонку. В ту же секунду дверцы "фольксвагена" разом отворились и в машину втиснулись трое здоровенных верзил в низко надвинутых шляпах. Недавний гость Гриневых почувствовал, как нечто твердое - очень похожее на дуло "кольта" калибра 0, 45 - уперлось ему под ребра, а незнакомый голос с заметным китайским акцентом не терпящим возражений тоном сказал: - Здорово, Лефти! Ведь ты Лефти Лешаков, не правда ли? Не отпирайся, беби! Тут все свои. Нам захотелось покататься с тобой, Лефти. Пока дуй по Пятой! А ну, нажми на газ! И Лефти (Левша) Лешаков нажал на газ, чувствуя, как опытные проворные руки ловко освобождают его от денег, чековых книжек и револьвера "кольт" калибра 0, 38 выпуска "Детектив-спешел". ГЛАВА ВТОРАЯ. УЖИН А-ЛЯ ДЖЕЙМС БОНД ДЖИН ГРИН вернулся к своему креслу в карточном зале клуба "РЭЙНДЖЕРС", куда допускались с гостями только офицеры запаса, члены организации "Ветераны войны в Корее", бывшие командиры специальных разведывательно-диверсионных войск, старших братьев знаменитых "зеленых беретов". - Ну что? - спросил Джина Лот. - Дозвонился? Окунув пальцы в небольшую серебряную чашу с ароматной водой, в которой плавала лимонная корка, Лот тщательно вытер пальцы салфеткой. - Не везет, - ответил Джин. - Почему-то никто не отвечает, хотя отец с матерью сегодня никуда не собирались, а в это время они всегда смотрят телевизор. Может быть, они вышли в садик. Позвоню попозже. На кофейном столике между двумя удобными креслами уже стояли две большие чашки горячего кофе "Эспрессо" и наполненные коньяком рюмки. В "Рэйнджерс" члена клуба от гостя всегда можно отличить по клубному галстуку, который носят бывшие офицсры-рэйнджеры1, а иногда, во время официальных приемов, и по густым рядам миниатюрных крестов и медалей на левом лацкане смокинга, наград, полученных за свою и чужую кровь, пролитую в "Стране утренней свежести". Лот, как всегда сдержанно элегантный, в безукоризненном вечернем костюме, сшитом в Филадельфии у Джонсона, портного Эйзенхауэра и Никсона, был в клубном галстуке. По Джину было видно, что он, пожалуй, слишком молод, чтобы быть ветераном в корейской войне. Его имя, к его большому огорчению, не значилось в маленькой, но богато изданной книжечке с гербом клуба на кожаной обложке. Эти книжечки со списком членов клуба лежали здесь почти на всех столах и столиках, и на каждой белела этикетка с надписью: "Не выносить из клуба". Лот бережно нянчил в руке хрустальную рюмку с четырнадцатидолларовым коньяком "Martell Cjrdon Bleu", согревая ее теплом своей широкой ладони. - Самый дорогой мартель, - произнес он с почтением в голосе. - Это получше твоей любимой водки. - Каждому свое, - ответил Джин, садясь в кресло и вытягивая свои длинные ноги. - De questibus non est disputandum. О вкусах не спорят - Сигарету? - спросил Лот. - Ты же знаешь - я курю только свои. Джин достал из карманов и положил на столик большой, на полсотни сигарет, портсигар из вороненого оружейного металла и блестящую черную зажигалку фирмы "Ронсон". - Как тебе понравился обед? Разумеется, наш клуб не "Твенти-Уан", не "Эль-Марокко" и не "Сторк-Клаб", но... - Брось! Не скромничай! Это был выбор настоящего гурмана! - Моя фантазия была выключена. Джин. Разве тебе ничего не напомнил этот обед? Джин перевел недоумевающий взгляд с насмешливых голубых глаз друга на потолок. - Стой, стой, стой... Мы начали, как всегда, с рюмки водки... - К сожалению, не было досоветской рижской водки "Волфсшмидт", поэтому я попросил принести смирновскую э 57. - Правильно. Потом ты пил кларет "Мутон Ротшильд" урожая тридцать четвертого года, а мне заказал шампанское, которое продается французам только на доллары. - "Дом Периньон" сорок шестого года, - с легкой укоризной в голосе напомнил Лот. - Пятнадцать долларов! - О да! Затем, подчиняясь явно какой-то системе, ты взял на закуску русскую белужью икру, а меня угостил копченой севрюгой. Затем ты съел телячьи почки с беконом, горошком и вареным картофелем, а я погрузился в котлеты- из молодого барашка с теми же овощами... - Молодец, Джин! Терпеть не могу варваров, которые пожирают все без разбора, лишь бы пузо набить! Умение насладиться изысканными блюдами - вот что поднимает нас над животными и дикарями. - Еще ты настоял на спарже с соусом по-бернски. А закончил ты клубникой в кирше, а я ананасом... Постой, какой я осел! Как я туп! Наконец-то я вспомнил? Да ведь это же ужин, заказанный Джеймсу Бонду его шефом Эм! - В каком романе?.. - В романе "Мунрэйкер", глава... глава пятая! Какая остроумная идея! Ты молодец, Лот! А я стал уже забывать героя своей юности... Помнишь Лондон, Оксфордский университет, наши похождения? - и друзья наперебой стали вспоминать недавние годы. Они встретились в развеселом лондонском Сохо сразу же после корейской войны. Джин только что приехал из Соединенных Штатов и поступил в Оксфордский университет, надеясь стать бакалавром словесных наук, а Лот, офицер-рэйнджер, с "Серебряной звездой", "Бронзовой звездой" и "Пурпурным сердцем", уволенный в запас по ранению, путешествовал по Европе. Немец по происхождению, участник второй мировой войны, он добровольно пошел в армию Соединенных Штатов после первых же залпов на 37-й параллели в Корее, дослужился в рейдовом батальоне рэйнджеров до звания первого (старшего) лейтенанта, командовал воздушно-десантной разведывательной ротой и благодаря службе в армии дяди Сэма завоевал право стать полноправным гражданином Соединенных Штатов Америки, о чем он мечтал еще со дней агонии "третьего рейха". Лот был на целый десяток лет - и каких лет! - старше Джина, что не помешало им быстро сблизиться. - Ты удивительно молод душой, ни в чем от меня не отстаешь, - бывало, говорил Джин другу в Лондоне. - Война отняла у меня юность, - отвечал Лот Джину. - Вот я и спешу наверстать упущенное. В Лондоне Джин и сделал своим кумиром коммодора Джеймса Бонда. Он и теперь не стеснялся своего несгораемого и непотопляемого героя. Кто в Америке не знает, что Бонда любил даже сам президент Джей-Эф-Кей (Джон Фитцджералд Кеннеди). Он отдавал на досуге предпочтение книжкам создателя Бонда, англичанина, бывшего морского офицера Яна Флеминга, не принимая его, разумеется, всерьез. Джеймс Бонд для президента и молодого врача был тем же, что Фантомас для французов, Супермен и Бэтмен для американских тинэйджеров. Джин не пропускал ни одной книжки Яна Флеминга, ни одного бондовского кинобоевика продюсеров Зальцмана и Брокколи. Он даже купил себе мужской туалетный набор, названный "007, в честь секретного агента 007 на службе ее величества королевы Великобритании, носил только вязаный галстук из черного шелка, покупал одежду и обувь лишь в самых лучших лондонских магазинах и шил костюмы только у лондонских портных на Риджент-стрит. Неотразимый, динамичный, неизменно удачливый коммодор Бонд, супершпион безмерной предприимчивости, "Казанова" потрясающего "сексапила", бездумный баловень "хай-лайф" - шикарной светской жизни, - какой молодой американец или англичанин втайне не завидовал Джеймсу Бонду, не мечтал быть похожим На него. Да что там американцы и англичане, Бонд стал международным идолом. э 007, присвоенный Бонду британской секретной службой, означал, что он имеет право на убийство во время выполнения боевого задания. Лот и тот любил цитировать глубокомысленные изречения Флеминга. "Убийство было частью его профессии. Ему никогда это не нравилось, но, когда это требовалось, он убивал как можно эффективнее и выбрасывал это из головы. Будучи секретным агентом, носящим номер с двумя нулями - разрешение убивать на секретной службе, - он знал, что его долг быть хладнокровным перед лицом смерти, как хирург. Если это случалось - это случалось. Сожаления были бы непрофессиональны". К этой цитате Лот однажды добавил: - Совсем как у лучших ребят в СС. Они исповедовали такую же философию. Убить первым - иначе смерть! Что ж, раньше - СС, а теперь ССС: секс, садизм и снобизм! - Это же все несерьезно, - смеясь, отвечал Джин. - Бондомания - это как эротический сон-фантазия в пятнадцать лет. Только потом, много времени спустя, понял он, что уже тогда, еще в самой легкой форме, заразился он вирусом 007, что не минула и его эпидемия ССС. Что поделаешь, ему нравилось, когда знакомые девушки находили в нем сходство с Шоном Коннори, исполнителем роли Бонда в первых и самых нашумевших фильмах об агенте 007. Он благодарил небо за то, что у него, Джина, были такие же серо-стальные глаза, такой же твердый, решительный рот и упрямый, "агрессивный", как говорят американцы, подбородок. Лот первым прочитал и подарил Джину антисоветский боевик Флеминга "Из России с любовью!". - Микки Спилэйн и его Майк Хаммер для таксистов, - сказал он, - Агата Кристи для бабушек нашего среднего класса, Ян Флеминг для элиты. Новые приключения Джеймса Бонда! Неотразимый Бонд! Прочитай эту книгу! Не дай бог, если тебе приснится полковник Роза Клебб! Да, Джин, Бонд - это не просто книжный герой. Джеймс Бонд - это zeitgeist. - Дух времени, - перевел Джин с немецкого на английский. И Джин проглотил книгу в один присест. Ночью ему снились вулканические страсти, безумно отчаянные дела, любвеобильные обольстительницы, что помогало ему хоть ненадолго забыть о своей работе в больнице Маунт-Синай, о каждодневной рутине, о скучной прозе жизни "интерна" - врача-практиканта. Предаваясь "бондомании", этому несильному наркотику, этому бегству от томительной обыденщины, Джин мало верил в шпионаж и диверсантов, в ЦРУ и Интеллидженс сервис, в Эм-Ай-Файф (Пятый отдел английской военной разведки) и "Смерш", во все эти сказки для взрослых, которым наскучило и надоело быть взрослыми. Потом, когда Джин вспоминал это увлечение поздней своей юности - период "бондитизма", - он находил, что старина Джеймс Бонд оказал ему одну-единственную услугу: поселил в нем настойчивое и деятельное желание стать спортсменом-универсалом. Джин сделался самым азартным членом атлетического клуба, ходил на водных лыжах в Брайтоне, занимался парусным спортом и подводным плаванием в Майами-Бич и под Лос-Анджелесом, увлекался бобслеем и лыжами в Солнечной долине, до седьмого пота изучал дзю-до и каратэ, блистал в серфинге - спорте гавайских королей. Он сам подсмеивался над своей слабостью, когда расцветал от случайного комплимента, брошенного какой-нибудь очередной подругой, плененной безукоризненными манерами, белозубой улыбкой и бесшабашностью загорелого, сильного, смелого Джина. В такие минуты ему как-то не хотелось вспоминать о своей больнице, о том, что после двух лет в Англии он избрал тихую и мирную профессию врача. Образ доктора Килдэра, героя нескончаемой телевизионной серии, совсем его не пленял. Джин уже достаточно поработал в больнице, чтобы знать, что приключения доброго доктора Килдэра на ниве здравоохранения - сплошная чепуха. Не без некоторой ностальгии оглядывался Джин на свою жизнь в доброй старой Англии. Он жил, подобно Бонду, сначала в Оксфорде, а затем в удобной холостяцкой квартире в лондонском районе Челси, в одном из тихих переулков, выходящих на шумную Кингз-роуд, У него тоже была экономка, только не Мэй, а Айви, стоящая почти сорок фунтов стерлингов в неделю (деньги присылал отец из Нью-Йорка), и шикарный "бентли" цвета морской волны типа "марк II континенталь". Своим хобби Джин тоже научился у Бонда: рулетке, карточной игре и прочим азартным играм; немного и довольно осторожно поигрывал он и на скачках. Подражание Бонду он довел до абсурда и первым смеялся над собой: например, выкуривал в день до шестидесяти сигарет, заказывая их в табачной лавке из смеси балканского и турецкого табака. В довершение ко всему после одной отчаянной драки с матросами в стриптизном заведении в Сохо спиной к спине Лота он по совету последнего купил пистолет "вальтер" типа РРК, который стал носить в плечевой кобуре. Если первым героем Джипа был Джеймс Бонд, то вторым его героем и образцом стал старина Лот, вполне англизированный сын германского дипломата, долгие годы секретарствовавшего в германском посольстве на Белгрейв-сквер в Лондоне. В прежние годы Лот был известен в частных школах в Итоне и Оксфорде как фрейгерр Лотар фон Шмеллинг унд Лотецки. При натурализации в Соединенных Штатах он, разумеется, отказался от столь чужестранного и длинного имени и стал просто мистером Лотом. Мистер Лотар Лот, недурно, а? Этот воспитанный в Англии немец был типичным продуктом страны по имени "Клубландия", куда допускались лишь состоятельные выходцы из привилегированных классов общества, частных школ, таких университетов, как Оксфорд и Кембридж, и офицерского корпуса. У Лота, как и у Джина, не было большою состояния, но все же благодаря своему отцу, средней руки акционеру треста "ИГ Фарбениндустри", и "экономическому чуду" в Федеративной Германии Лот мог позволить себе жить на довольно широкую ногу - летать первым классом в авиалайнерах, играть с переменным счастьем в казино Монте-Карло и Лас-Вегаса и вести дружбу с "джет-сет" - космополитической аристократией, "высшим светом" Лондона, Парижа и Нью-Йорка, завсегдатаями отелей "Ритц", "Де Опера" и "Уолдорф-Астория". Джин дорожил дружбой с голубоглазым высоким блондином нордического типа, настоящим Лоэнгрином. Этот сильный и неразговорчивый немец, всесторонне развитый спортсмен, отличался безукоризненными манерами, редким мужским обаянием, какой-то даже притягательной силой. По американскому выражению, это был "крутосваренный" парень, с настоящим гемоглобином, а не сиропом в крови. Импонировало Джину даже боевое прошлое друга: в годы второй мировой Лот был командиром "химмельфартскоммандо" - "команды вознесения на небо". Это были диверсионные группы лихачей-смертников, выполнявших самые рискованные задания в тылу врага: вермахтовский вариант рэйнджеров и "зеленых беретов". - Годдэм ит ту хелл! - ругался Лот как-то за бутылкой смирновской с тоником. - Я думал, что я достиг всего, когда заработал на Восточном фронте два "Айзенкройца" - первой и второй степени. Меня представили к Рыцарскому кресту. И все полетело к черту из-за спятившего с ума Гитлера и того, что русских оказалось вдвое больше нас. Теперь-то, конечно, мне на все это наплевать!.. Жениться бы на миллионерше! Но Джин знал: в его друге жило неутоленное честолюбие, жила нестареющая жажда борьбы и просто драки, флирта с опасностью, игры в кости со смертью. Риск был солью его жизни. Джину ни разу не удавалось обогнать мощный "даймлер-бенц" Лота. Он и после десятка "хайболлов" вел свой ДБ стальной рукой. В отличие от "клубменов" викторианской эпохи Лот и мифический Бонд, эти "клубмены" эпохи Георга V и Елизаветы II, оставили все свои предрассудки и иллюзии на обломках довоенной Европы, расстались с их последними остатками в горниле "холодной войны". Лот был откровенным циником и эгоцентриком, презиравшим ханжество и безнадежно устарелые разговоры о "честной игре". По его убеждению, человечество еще в тридцать девятом, если не раньше, затеяло грандиозный "кетч", в котором дозволены любые приемы. Он не верил в демагогию политиканов, народ называл "коммон херд" - "стадом простолюдинов". Джин искренне считал, что Лот заслужил право на цинизм. В Англии у Лота и Джина было много девушек. Потом Джин чуть не женился на Китти. Эту лондонскую девушку, похожую на цветочницу Элайзу Дулиттл, Джин в шутку называл Кисси - в честь одной из героинь Флеминга. В ее лексиконе было много слов, почерпнутых из языка кокни в лондонском Ист-Сайде. Но "моя прекрасная леди" была очень мила, добра и простодушна, не то что жадные и расчетливые хищницы из зверинца Лота. Пожалуй, это было первое по-настоящему сильное и Незабываемое переживание в жизни Джина, его первая боль и потеря. По дороге в Борнмут-Вест он свернул темной летней ночью на плохо освещенную незнакомую дорогу и со скоростью пятидесяти миль в час налетел на пересекавший дорогу бульдозер. В последнюю страшную секунду, пытаясь затормозить, он закричал, предупреждая Кисси: - Уатч аут! Берегись!.. Сам он весь напрягся перед ударом, и это спасло его. А Кисси разбила головой ветровое стекло "бентли". смертельно поранила грудь. Пока бульдозерист бегал за помощью, прошло два часа. Кисси умерла у Джина на руках. Старик врач - он бегло осмотрел Кисси и сразу констатировал смерть - вздохнул и заметил ворчливо: - Девушку можно было спасти, если бы меня позвали раньше. - Он помолчал, перевязывая голову Джину. - Или если бы вы сами были врачом, - добавил он. В ту ночь Джин решил стать врачом. Через две недели он вылетел из Лондона в Нью-Йорк и в ту же осень поступил в медицинский колледж Нью-йоркского университета. Примерно через год в "столице мира" появился и Лот. Старая дружба не была забыта. Лот стал часто бывать в семье у Гриневых. Джин Грин, он же Евгений Гринев, сын русского эмигранта Павла Николаевича Гринева, уже кончал учебу в колледже, когда Лот обручился с восемнадцатилетней сестрой Джина - Наташей (или Натали) Гриневой. Свадьба была намечена на следующий июль, сразу после празднования Дня независимости и окончания Натали колледжа искусств Нью-йоркского университета. - Как говорили встарь вульгарные материалисты, - заметил, отужинав, Лот, - "человек есть что он ест". - Однако, - возразил Джин, - боюсь, что бондовское меню, увы, не сделает меня Бондом Надоело, осточертело все - работа в больнице, жизнь в общежитии интернов, домашние уикенды. И будущее, карьера врача, не сулит мне ничего интересного А душа рвется на простор. - Не хандри, мой друг. Надо только захотеть, очень сильно захотеть, напрячь мускулы, разорвать путы повседневности... - Тебе легко говорить... - Ты забываешь, что мы живем в стране равных возможностей. Как всегда, Джин и Лот мало говорили в тот вечер. Искусство "тэйблток" - застольной беседы - утерянное искусство. Но друзьям не надо много говорить, чтобы понимать друг друга. Лот кивнул какому-то седому джентльмену, проходившему мимо карточного стола. - Когда-нибудь я познакомлю тебя с этим человеком, - сказал Лот Джину. - Интереснейший человек; Полковник Шнабель. Он был моим командиром в Корее. Мы участвовали в воздушном десанте девятнадцатого октября 1950 года. Наш сто восемьдесят седьмой парашютно-десантный полк выбросили в районе Сюкусен-Дзюнсен, в сорока километрах за линией фронта. Мы захватили узел дорог, чтобы отрезать отход частей северокорейской армии к северу от Пхеньяна. Дрались отчаянно, но задачу свою не выполнили: "гуки" прорвали наш заслон. Я отделался тогда легким ранением в голову, но сумел вынести контуженного Шнабеля - он был тогда капитаном - из огня. Рассказ как будто мало чем примечательный, но Джин слушал его затаив дыхание, дописывая батальную картину щедрой кистью своего воображения. - Может быть, сыграем в бридж или бакгаммон? - спросил Лот, стряхивая пепел с сигареты. Джин допил коньяк, потушил сигарету и встал. - Пожалуй, попробую еще позвонить домой, - сказал он, бросив взгляд на часы. - Наверное, отец смотрит "Лейтшоу". Лот кивнул и, взяв с журнального столика свежий номер журнала "Плэйбой", сквозь табачный дым проводил взглядом высокую, статную фигуру Джина Грина широкоплечий, узкобедрый, шесть футов и два дюйма - ростом с Линкольна... Из Джина, пожалуй, получился бы неплохой солдат Если бы он, конечно, попал в верные руки. Через несколько минут Джин вернулся. Еще издали по его изменившейся походке можно было понять, что он чем-то чрезвычайно расстроен. - Лот! - озабоченно выпалил Джин, подходя к столику. - Натали говорит, что случилось нечто ужасное, что отец очень плох. - Я подвезу тебя, - отозвался Лот, быстро вставая и кладя в сторону журнал с большегрудыми красотками - Не надо. Ведь ты через полчаса летишь в Вашингтон. Уверен, что Наташа напрасно бьет тревогу. Я позвоню тебе. Ты где остановишься? - В "Уилларде". - Увидимся. Пока! И спасибо за прекрасный ужин. Почти выбежав на улицу, Джин глубоко вдохнул свежий воздух. Южный ветер развеял пелену смога над городом. Не менее получаса добирался Джин Грин на своем светло-голубом "де-сото" выпуска 1960 года из центра Манхэттена, из фешенебельного района семидесятых улиц в Гринич-Виллэдж: мешал особенно густой в этот час поток машин по Пятой авеню. До Сентрал-парка и круга Колумба он проскочил сравнительно быстро. Трудней всего было проехать, заняв место в нескончаемой веренице машин, через забитый транспортом Бродвей - сверкающий миллионами огней "великий белый путь" - и через тесную Таймс-сквер - "перекресток вселенной". На Седьмой авеню, мчась мимо универмага Мейси и отеля "Говернор Клинтон" от закопченно-мрачного Пенсильванского вокзала, он дважды нарушил правила уличного движения... За ним, устрашающе воя сиреной, помчалась полицейская машина, но в районе 34-й улицы преследователей затерли огромные фургоны швейников, а Джин круто свернул налево по Вест 14-й улице, пересек авеню Америк, выскочил на Пятую авеню. Подъезжая к дому отца, он увидел две полицейские машины с красными маяками, две-три автомашины со знаками департамента полиции, "Скорую помощь" из больницы святого Винцента и фургон из морга. Джин не мог знать, что этот фургон увозил тело его отца в лабораторию главного медицинского эксперта Нью-Йорка на Первой авеню2. Тем временем Лот широким шагом вышел из клуба "Рэйнджерс" и направился к своей машине, запаркованной у тротуара напротив ночного клуба. Он кивнул знакомому швейцару клуба, похожему на аргентинского генерала в своей раззолоченной ливрее, и пошел было к своему "даймлер-бенцу", как вдруг заметил стоявшую неподалеку полицейскую "праул-кар" - патрульную машину. Из приспущенного бокового окна доносился по коротковолновому радио, вмонтированному в приборный щиток, голос диспетчера: - Коллинг олл карз! Коллинг олл карз!.. Вызываем все машины! Вызываем все машины! - Что-нибудь случилось, офицер? - деловито спросил Лот с едва заметным немецким акцентом. Круглолицый, рыжий, веснушчатый сержант-ирландец, брызжа от возмущения слюной, рявкнул в открытое боковое окно: - Прочь от машины, Мак! Ты что, нализался? Не знаешь, что... Лот молча сунул удостоверение сержанту под нос. - Извините, сэр! Айм сорри! Я увеличу громкость!.. К вашим услугам, сэр! - Вызываем все машины! Вызываем все машины!.. Павел Гринев убит неизвестными лицами, убит двумя выстрелами из пистолета в своем доме, 17, Ист 13-я улица. Его жена ранена также выстрелом из пистолета и находится без сознания. Убийца или убийцы покинули место преступления между одиннадцатью тридцатью и одиннадцатью сорока пятью. На 10-й улице около кафе "Бизар" приблизительно в полночь был замечен известный наемный убийца гангстер Лефти Лешаков. Приказано задержать его. Предупреждаем: он вооружен! Повторяю... - Благодарю вас, офицер! - нахмурясь проронил Лот Мягко урча мотором, аквамариновый "даймлер-бенц" заскользил мимо клуба "Рэйнджерс" к Сентрал-парку ...Инспектор полиции О'Лафлин, тяжеловес-ирландец с могучими мускулами, грузно обросшими жиром, заплывшими глазками-гвоздиками и кирпичным лицом с перебитым носом, был одет не в форму, а в обыкновенный штатский "бизнес-сют", деловой костюм, однако все, от мятой шляпы, которую он не потрудился снять, до тупых носков огромных блюхеровских ботинок, - все выдавало в нем полицейского. - Где завещание вашего отца? - жуя потухшую сигару, обстреливал он вопросами сидевшего перед ним бледного Джина. Стоя посреди гостиной, инспектор набычился, уткнув дюжие кулаки в рубенсовские ляжки и широко расставил ноги. В библиотеке пожилой полицейский врач, перевязав Марию Григорьевну, уложил ее на диван, сделал ей два укола - обезболивающий и антистолбнячный - и, ожидая, пока она очнется, занялся рыдавшей дочерью Гриневых. - Успокойтесь, милочка. Сядьте-ка сюда. Идите, не мешайте полиции делать свое дело. Вот, примите-ка три таблетки транквилизатора. А теперь выпейте водички. Так-то. Вот умница! Старый Эм-И - медицинский эксперт - сам себе удивлялся: почти каждый день на протяжении последних сорока лет сталкивался он с убийствами и увечьями в этих асфальтовых джунглях; давно бы вроде пора не принимать близко к сердцу чужое горе. Но эта красивая и несчастная девушка чем-то затронула его сердце. Один из помощников инспектора посыпал черным порошком все предметы на столе в надежде отыскать отпечатки пальцев преступника. Другой помощник, ползавший на коленях по синтетическому цвета аквамарина ковру, покрывавшему весь пол библиотеки, вдруг издал радостное восклицание: - Вот она! Смотри, Эд! Третья, и, видать, последняя! На ладони в платке у него лежала закопченная стреляная гильза. - Счет два-один в мою пользу, Лакки. С тебя пятерка. Я нашел две гильзы, а ты только одну. - О'кэй, твоя взяла, Эд. Спорю на пятерку, что я вернее определю калибр и марку пистолета. - Тебе не отыграться, Лакки. Ребенку ясно, что эти гильзы от патронов калибра 0, 38, а стреляли скорее всего из "кольта". Старый врач с усмешкой поглядел на Эда и Лакки. Эти ретивые молодые парни словно сошли с экрана популярнейшей телевизионной серии "Неприкасаемые" - о борьбе чикагской криминальной полиции с гангстерами. По кабинету, щелкая фотоаппаратом с блицем, расхаживал полицейский фотограф. Кто-то убрал звук в телевизоре, но не довел ручку до полного выключения. На экране шла беззвучная драка, и гангстер Джеймс Кэгни что-то беззвучно кричал. А в гостиной инспектор О'Лафлин продолжал допрашивать Джина. - Может быть, выпьете, инспектор? - вяло спросил Джин. - Скотч? Бурбон? Ржаное виски? - Я спрашиваю тебя, парень, где завещание твоего отца? - В сейфе, инспектор - В библиотеке? - Наверное. - Его там нет. Не было ли у твоего отца сейфа в банке? - Насколько мне известно, нет. - Кому завещал твой отец свое состояние? - Он собирался оставить пожизненную ренту матери, а все остальное поделить между сестрой Натали и мной. - Сколько же приходилось на твою долю, мой мальчик? Джин допил стакан, ошалело покрутил головой. Он все еще чувствовал себя так, словно противник на ринге послал его в нокдаун. - Сколько? Черт его знает! Отец много роздал в благотворительных целях, особенно эмигрантам, покупал Кандинского, Шагала, Малевича. Пожалуй, тысяч сто... - Сто тысяч? Что ж! Это неплохо Вчера двое черномазых ухлопали в переулке пьяного за пятерку И старик тратил, выходит, твое наследство, транжирил его, раздавал эмигрантам. Так, так! Сто тысяч! И пожить ты, видать, любишь в свое удовольствие. - Куда вы гнете, инспектор? - Посмотри-ка сюда, паренек, - пробасил инспектор и показал Джину на мясистой ладони фото широкоскулого, тонкогубого человека с глазами-пуговицами. - Узнаешь? - Нет. - Этот тип пришил твоего старика. Его зовут Лефти Лешаков. Джин сжал ручки кресла. - Скажи-ка, парень, где и с кем ты был сегодня между одиннадцатью и полуночью? Массивная фигура инспектора, его басистый рык и красное, как полицейский фонарь, лицо излучали непреклонную властность, тупую, уверенную в себе силу Но Джин не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. - Знаете что, инспектор? - медленно проговорил Джин, ставя на стол стакан. - Называйте-ка меня лучше мистером. Последний нахал, которого мне пришлось проучить, проглотил почти все свои зубы. За такие слова я заставлю вас проглотить язык. Я ясно выражаюсь? - Ты, парень, лучше не задирайся со мной И отвечай на мои вопросы. Подними на меня мизинчик - и я заставлю тебя заплатить триста долларов штрафа. - Я уплачу шестьсот, двину тебя дважды, и тебе придется выйти на пенсию. Мне не нравится твоя рожа, дядя, у нее цвет мороженой говядины. - Слушай, беби! Думаешь, ты круто сварен, а? Так я тоже не учитель воскресной школы Таких болтливых задир я много повидал на своем веку. Хочешь, чтобы я увез тебя в участок? О допросе третьей степени слыхал? Я лично больше верю в кусок резинового шланга или бейсбольную биту, чем в детектор лжи. Мне, в сущности, все равно, заговоришь ли ты до или после того, как мои ребята спустят с тебя шкуру. У нас и Кассиус Клей заговорит как миленький! Сам я не стану марать руки. Щенок! Когда ты писал в пеленки, я служил майором Эм-Пи - военной полиции в Корее. Итак, короче и к делу: где и с кем ты был между одиннадцатью и полуночью? - А ну, убирай отсюда свою задницу, фараон плоскостопый! - вставая, тихо произнес Джин "Фараон", "коп" да еще "плоскостопый" - американский полисмен не знает обиднее ругательств. Инспектор О'Лафлин выхватил из плечевой кобуры увесистый "кольт" 45-го калибра. Обрюзгшее лицо налилось кровью. Оскалив почерневшие, кривые зубы, он взял пистолет за дуло и почти нежно позвал: - Ну иди ко мне, беби! Иди, детка! Дверь в гостиную вдруг распахнулась, и вошел Лот. Он швырнул на кресло шляпу и плащ. - Джин! Я все знаю. Это ужасно. Мне не надо говорить тебе, как я... - Это еще кто такой? - взревел инспектор О'Лафлин, буравя глазами-гвоздиками вошедшего. - Я не мог улететь, Джин, - продолжал Лот. - К черту все дела! В такой час я должен быть рядом с тобой и Натали. А вы, инспектор, уберите подальше свой утюг. Что вы себе позволяете? - Он подошел к онемевшему и фиолетовому от гнева инспектору, небрежно ткнул ему под нос распластанное на ладони удостоверение и властно добавил: - Советую вам вести себя прилично в доме моих друзей! Кстати, во время убийства мистер был со мной в клубе "Рэйнджерс". Такое алиби вас устраивает? - Йес, сэр, - промямлил инспектор, поспешно убирая пистолет. - Разумеется, сэр. - Разумеется, - подтвердил Лот. - Налей мне, Джин, двойную порцию скотча. Где Натали? В открытую дверь гостиной быстрым шагом вошел Эд, помощник инспектора. - Инспектор! - сказал он, с трудом подавляя волнение. - Это большое дело! Это дело рук красных!.. Инспектор метнул на него злобный взгляд из-под седых косматых бровей. Поняв этот взгляд как выговор за служебный разговор при посторонних, Эд нервно поправил темный галстук. - Идите сами послушайте, сэр! Эм-И привел старуху в чувство. Лакки записывает ее слова. Инспектор грузно зашагал к двери. Видя, что Лот и Джин тоже направились за ним, он повернулся к Джину и проворчал: - Вам лучше остаться здесь! - О'кей, инспектор, - вступился Лот, - пусть Джин идет с нами. Мария Григорьевна лежала на диване, бледная, с восковым лицом. Эм-И убирал в саквояж шприц. Заплаканная Натали стояла перед матерью на коленях и, сдерживая слезы, гладила ее тонкие морщинистые руки в старинных кольцах. - Какой кошмар! - слабым голосом говорила Мария Григорьевна. - Да, это его фотография!.. И револьвер он держал в левой руке... Этот страшный человек сказал, что он агент "Смерша". Потом зачитал приговор... назвал Павла Николаевича предателем, упомянул графа Вонсяцкого... и стал стрелять... Инспектор машинально закурил сигару, но Лот вынул ее у него изо рта, затушил в пепельнице. - Здесь нельзя курить, - коротко бросил он. - Да, да! Извините, сэр! - пробормотал тот, багровея. Инспектор прочитал записи Лакки, задал Марии Григорьевне несколько вопросов и, набросив на руку носовой платок, поднял телефонную трубку. - Оператор! Гринич - пять - пятнадцать - двадцать пять. В трубке раздался внятный и четкий голос: - Федеральное бюро расследований. Можем ли мы вам помочь? - Говорит инспектор полиции О'Лафлин. Тут убийство по вашей части. - В трубке щелкнуло: на том конце провода включили магнитофон. - Советую немедленно прислать сюда людей, 17, Ист 13-я улица. Убит русский эмигрант Павел Гринев. На подозрении другой русский эмигрант - Лефти Лешаков. Полиция уже ведет розыск. Возможно, это большое дело, очень большое. Мы вас ждем. ГЛАВА ТРЕТЬЯ. РУССКИЕ ПОХОРОНЫ В НЬЮ-ЙОРКЕ Был мглистый, дождливый денек. От влажного дыхания сонного океана было душно, как в русской бане. Августовская жара доходила до 80 градусов3. По белому, розовому, черному мрамору мавзолеев и склепов, по бронзовым ликам царя Назаретского и пресвятой богородицы текли слезы дождя. Убегающие в туманную даль сталагмиты надгробных памятников напоминали небоскребы нижнего Манхэттена, когда на них смотришь из устья Гудзона. Таким много лет назад увидел Нью-Йорк с "Острова слез" русский эмигрант Павел Николаевич Гринев. А теперь Павел Николаевич лежал в стальном, обитом черным бархатом гробу длиною в шесть с половиной футов, рядом с зияющей в каменистой земле ямой, вырытой экскаватором. - Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней... - гундосил отец Пафнутий. Мария Григорьевна, конечно, не могла приехать на похороны мужа. Врач сказал, что ей придется пролежать в постели по меньшей мере еще месяц. Пуля прошла сквозь мягкие ткани плеча. "Вас спас господь", - сказал Марии Григорьевне их семейный врач, старенький Папий Папиевич, эмигрант из Одессы, первым, еще в Париже, принявший младенца Евгения из рук французской акушерки. Но Джину он сказал наедине по-русски: "У твоей матушки тяжелый психический шок, Женечка. Ты ведь теперь сам без пяти минут эскулапом стал, понимаешь, что матери нужен покой. Абсолютный покой! При ее гипертонии возможен криз. Все заботы о погребении Павла Николаевича, царство ему небесное, добрейший был человек, тебе, Женечка, придется взять на себя. И вот что: прежде всего ты должен выбрать погребальное бюро. Будь я американский доктор, я сам, как ваш врач, рекомендовал бы вашей семье погребальщика и получил бы за это от него комиссионные. Но ведь мы русские люди, Женечка, свои люди, вы для меня все давно родные. Вот, возьми газетку, посмотри объявление..." Впервые столкнувшись с похоронным бизнесом, Джин обрадовался тому, что и в этом наполовину потустороннем мире господствует американский сервис. Безукоризненные джентльмены в черном с траурно-музыкальными голосами и обаятельными манерами из кожи вон лезли, чтобы снять все тяготы с его плеч и переложить их на свои. Вежливо, оперативно, ненавязчиво позаботились они обо всех этих могильно-кладбищенских кошмарах в духе Эдгара По и Амброза Бирса, от которых Джина мороз по коже пробирал. Русские эмигранты в Нью-Йорке обычно обращаются к одному из двух русских владельцев крупнейших погребальных бюро в этом городе. Первым в газете "Русский голос" Джин увидел следующее объявление: РУССКОЕ ПОГРЕБАЛЬНОЕ БЮРО Ф. ВОЛЫНИНА Обслуживание с исключительным вниманием и достоинством, столь необходимыми в этих случаях 123, Ист 7-я улица, Нью-Йорк. 3, Н.-Й. Тел. ГР 5-1437. Однако он решил обратиться к другому бюро: ПОХОРОННОЕ БЮРО (АНДЕРТЭЙКЕР) ПЕТР ЯРЕМА Русский погребальщик. Лучшие похороны и за самую дешевую цену в Манхэттене, Бронксе и Бруклине 129, Ист 7-я улица, Нью-Йорк-сити. Телефон ОРчард 4-2568. Решил он так потому, что вспомнил, как совсем недавно, читая за завтраком газеты, отец скользнул взглядом по объявлению Яремы и пошутил: - Этот русский погребальщик Петр Ярема, наверное, отправил к праотцам больше офицеров белой гвардии, чем вся Красная Армия! И еще потому Джин выбрал Петра Ярему, что хотел, чтобы отец был похоронен по первому разряду. Ярема вместе со своим похоронным директором слаженно и ловко взялись за привычное дело. Благодаря их опыту и стараниям Павел Николаевич выглядел весьма эффектно в гробу. С 17-го года впервые красовались на его груди ордена Святого Владимира, Святой Анны и офицерский Георгиевский крест. Кое в чем Ярема и его погребальных дел мастера даже перестарались. Джину, например, не понравилось, что отец выглядел в гробу на двадцать лет моложе. Он буквально расцвел после смерти. Щеки его пылали румянцем. Лицо дышало безмятежным покоем. В углах рта таилась лукавая, непристойно озорная усмешка, будто все это не взаправду и похороны не всамделишные. А потом произошло нечто непредвиденное. Отец Пафнутий, приглашенный похоронным бюро из манхэттенского храма Христа-Спасителя, затянул отходную. Дождь капал на его лысину, седую патриаршую бороду и потертую ризу, на черные зонты горстки ближайших товарищей Павла Николаевича, на черную Наташину вуаль, а отец Пафнутий все бубнил и бубнил похмельным басом. И Джин вдруг с ужасом увидел, что румяна на лице отца потекли, обозначились морщины, и от движения капель и ручейков стало казаться, что лицо покойника ожило и стало гротескно кривляться, подмигивая и тряся обмякшими, нашприцованными щеками. - Со святыми упокой!.. - гнусавил отец Пафнутий. В это время чей-то вкрадчивый сладенький голос - не то похоронного директора, не то русского погребальщика Петра Яремы - прошептал Джину в ухо: - Евгений Палыч! Я могу предложить для вашего батюшки роскошный мавзолей. Металлический. Переживет вечность! Сейчас это ультрамодно! Всего полсотни тысяч долларов. Точно такой же я поставил для старого князя Курбатова... Индивидуализированный ландшафт, скульптурные фризы, круглосуточное художественное многоцветное освещение дорогих для вас останков, под сурдинку органная музыка по вашему заказу - религиозная, классическая или легкая... - Поговорим потом! - с раздражением пробормотал Джин, отмахиваясь от приторно-скорбной физиономии. - Не угодно? Хозяин - барин, как изволите. Имеется и железобетонный склеп. Переживет нас всех. Только десять тысяч долларов!.. - Отстаньте от меня! - закипая, злым шепотом бросил ему Джин. - Можно и за пять тысяч долларов!.. Вспоминая путь отца, Евгений с грустью глядел на могильные памятники на чужой для его отца американской земле. Доживают свой век последние ветераны белой гвардии. Самых первых скосил пулеметный огонь с тачанок Чапаева, порубали в бешеных атаках конники Котовского и Буденного. Ледовый поход, звон колоколов в занятом Деникиным Орле, психические атаки офицерских батальонов. От стен Петрограда до уссурийской тайги реяли белые хоругви, а потом пали простреленные знамена белой армии, и безымянные могилы обозначили пути горьких отступлений. И вот гаснут вдали береговые огни, отгремели прощальные салюты - начинается великая эмиграция старой России. Начинается жизнь на чужбине. Проходят годы слез и напрасных надежд на возвращение на родину. А та таинственная новая Россия, ненавидимая и желанная, все крепнет и крепнет, и тают надежды, и тает, как снег на солнце, белая гвардия. Русские могилы в Харбине и Шанхае, русские могилы в Стамбуле, неласковой турецкой земле, почти рядом с могилами "басурман", русские могилы в Париже. И здесь, в Нью-Йорке, на другом конце света. - Да святится имя твое, да приидет царствие твое! Отец Пафнутий все бубнит и бубнит. Кто-то - тоже в черной рясе - держит над его головой старомодный зонт, чтобы дождь не накапал на старую, дореволюционного издания библию. Наташа рыдает молча, только хрупкие плечи трясутся. Она часто приподнимает черную вуаль, чтобы вытереть скомканным белым платочком мокрое лицо. Старики - товарищи отца - утирают слезы. Вот добрый Папий Папиевич. Вот князь Мещерский, поручик лейб-гвардии, родственник Гриневых по первой жене Павла Николаевича. Вот дядя Серж - он служил с Павлом Николаевичем корнетом в кавалергардском полку, а потом в штабе 2-й армии в начале "Великой войны4". Рядом с ним - журналист Савва Загорский. Вместе с Гриневым он приехал из Парижа в Америку. Никто из них не нашел счастья в Новом Свете. Князь Мещерский торговал чужими холодильниками, дядя Серж, родом из светлейших князей, Рюрикович, стал совладельцем русского ресторана "Елки-палки", а Савва Загорский, в прошлом блестящий одесский фельетонист, играл в этом ресторане на балалайке. Все товарищи Павла Николаевича пришли на кладбище с жалкими букетиками, стоимостью в десять долларов, не больше. Самый большой и изысканный букет - из свежих белых гвоздик - принес Лот. В семье Гриневых все знали, что белые гвоздики - любимые цветы Павла Николаевича. С ними Павел Николаевич и Мария Григорьевна пошли в Париже под венец... За товарищами отца стояли какие-то незнакомые Джину господа. Их было трое. Среди них выделялся представительный седой франт с брыластым породистым лицом, похожим на морду дога. - Кто это? - шепотом спросил Джин у князя Мещерского, кивая в сторону брыластого. - Господи, да это же Чарли Врангель, племянник генерала барона Врангеля! - ответил тот. - Председатель Союза ревнителей памяти императора Николая Второго. Не знаю, зачем пожаловал - ваш батюшка его не любил, этого Врангеля... Сначала пели "Вечную память", теперь затянули "Со духи праведных..." Дождь пошел еще пуще. Гримасы покойника стали просто невыносимыми. Лот - он первым догадался сделать это - прикрыл гроб тяжелой крышкой. А в голову Джину лезли непрошеные, неуместные мысли. Вспомнилось чье-то изречение: "Джон Д. Рокфеллер, бывало, зарабатывал по миллиону долларов в день, но и его похоронили в одной паре штанов..." Когда все было кончено наконец, Джин подошел к Лоту у ворот кладбища. Мимо проехал "империал" с Чарльзом Врангелем за рулем. - Поразительно! - проговорил старый князь Мещерский. - В кармане блоха на аркане, а разъезжает в "империале"! - Что нового, Лот? - спросил Джин. - Крепись, парень! Пока ничего особенного. Нынешнему прокурору, увы, далеко до Томаса Дьюи! - Думал обратиться к своему конгрессмену, так представь - никто из моих знакомых не знает его имени! Недаром про них говорят, что они представляют всех, кроме народа... Лефти нашли наконец? - Нет еще, но... - Ведь он русский, его легче найти! - В Нью-Йорке почти полмиллиона русских. Но будь спокоен, раз вмешались ребята из ФБР, найдут, обязательно найдут. Объявлен розыск по всей стране. Главарь банды Красавчик Пирелли сказал полиции, что Лефти бежал из города, но, по-моему, это не так. Эти парни обычно предпочитают отсидеться где-нибудь на "дне" Нью-Йорка. Ведь в этом городе больше людей, чем в большинстве штатов и большинстве стран мира. - Эти толстозадые лентяи из ФБР и полиции и не чешутся!.. А где полиция нашла этого Пирелли? - На Четвертой улице, между Седьмой и Восьмой авеню, есть ночной клуб "Манки-клаб", "Обезьяний клуб". Принадлежит он Анджело, брату Красавчика В свободное от "мокрых дел" время Красавчик обычно играет там в покер или "пул", если его не ищет полиция... У ворот кладбища какая-то личность в черном костюме и белой накрахмаленной рубашке, вежливо приподняв шляпу и что-то прогнусавя, сунула Джину большой лист бумаги. Джин машинально скользнул взглядом по этому листу, потом остановился и прочитал от конца до конца красиво отпечатанные строки: ПОХОРОННОЕ БЮРО ПЕТРА ЯРЕМЫ Русский погребальщик 129, Ист 7-я улица, Нью-Йорк-сити. Телефон ОРчард 4-2568. Покупайте впрок, не дожидаясь инфляции, семейные кладбищенские участки с большой скидкой и в рассрочку! Никто не похоронит так дешево и элегантно Вас и Ваших родственников, как фирма Петра ЯРЕМЫ. Г-ну Е.П.Гриневу 17, Ист 13-я улица, Нью-Йорк-сити, Н.-Й. СЧЕТ 1. Художественный гроб модели э 129 в стиле Николая II, модернизированный, с крышкой без шва, цельносварной конструкции, с серебряными ручками. 2 Поролоновый тюфяк "Вечный сон". 3 Матрац регулируемой высоты со скрытыми стальными пружинами. 4. Синтетическая подкладка для гроба, розово-серебристая. 5 Содержание тела покойного в усыпальнице-люкс. 6. Погребальный костюм, белье, полуботинки и пр. аксессуары. 7. Специалист по бальзамированию и естественные бальзамирующие румяна. 8. Катафалк с шофером и носильщиками. 9. Услуги похоронного директора. 10. Памятный фотопортрет покойного. 11 Первый взнос за вечный уход. Итого........1600 долларов Сюда не входят Ваши расходы на священника, цветы, музыку, кладбищенские расходы (за могильный участок, за рытье, засыпку и цементирование могилы), а также мраморщику за памятник. Сердечно благодарим Вас за то, что Вы обратились к нам. Спасибо! Надеемся, что Вы довольны сервисом и вновь обратитесь к нам в час нужды. С искренним соболезнованием. Похоронный директор Я. ЧЕРНОВ Прочитав этот потрясающий документ, Джин покачнулся, провел ослабевшей рукой по взмокшему лбу, тихо застонал. Такого удара под ложечку не выдержал бы и сам Джеймс Бонд. Личность в черном подъюлила и проговорила озабоченно елейным голоском: - Вас беспокоят расходы? Ведь вы сами сказали: похороны самые лучшие. Мы хотели обойтись без носильщиков, но их профсоюз держит нас за горло. Трудные времена!.. - Прочь! - чуть не взревел Джин у кладбищенских ворот. - "Усыпальница-люкс"! Тюфяк "Вечный сон"! Воры! Вороны! - Он так взбеленился, что тут же порвал в клочья счет постаравшегося для земляка русского погребальщика. - Не извольте беспокоиться! - пропищала, исчезая, личность в черном. - Мы разделяем ваше горе. А копию вышлем по почте!.. Желаем здравствовать! Все еще дрожа от ярости, Джин снова подошел к Лоту. - Могильные черви! Вампиры! - проворчал он. - Слушай, Лот. Отвези Нату и успокой маму. Я не поеду сейчас домой, не могу участвовать в поминках. Этот русский обычай мне всегда казался каким-то диким пережитком! Поеду лучше проветрюсь! Лот внимательно, изучающе посмотрел на Джина. - Это не совсем удобно, да уж ладно. Только не с ветерком. А то я тебя знаю! Лот взял друга за лацкан пиджака, взглянул ему прямо в глаза своими глазами серо-стального цвета. - Послушай, Джин, может быть, мне поехать с тобой? - Спасибо. Но тебе не надо вмешиваться. Это касается только меня. - Как знаешь, Джин, это твои похороны5! Кстати, хочу сообщить тебе: я послал церкви покойного чек на небольшую сумму, чтобы помянули раба божьего Павла Николаевича. - Спасибо, друг! Ведя Натали под руку к "даймлеру". Лот обернулся: машина Джина, взревев, рванулась с места, пылая рубиновыми стоп-сигналами "плавников". - Куда поехал Джин? - спросила Натали своего жениха. - Не знаю, Ната, - озабоченно наморщив лоб, ответил Лот, провожая беспокойным взглядом мокрый от дождя светло-голубой "де-сото" выпуска 1960 года. - Но боюсь, как бы этот сорвиголова не наделал глупостей. Светло-голубой "де-сото" с Джином за рулем пересекал и днем залитый огнями Бродвей, когда в комнате э 2189 высокого здания Н.-Й. Б. Р. - Нью-йоркского бюро расследований - один из служащих архива, достав два досье в несгораемых стальных ящиках, где хранились дела около семидесяти миллионов американских граждан и "эйлиенз" - живущих в стране иностранцев, по внутренней пневматической почте отправил их в специальном патроне в комнату на двенадцатом этаже ведомства Эдгара Дж. Гувера с табличкой: 1237 Отдел эмигрантов из Советской России. Через несколько минут начальник отдела мистер Збарский, полнеющий господин с большим угреватым носом и чересчур заметным брюшком, которое он в шутку называл "запасной шиной", недавний выпускник Национальной академии ФБР в Вашингтоне, пододвинул к себе оба досье в коричневых папках с красной звездой на обложке, знаком высшей секретности. Он раскрыл, пропустив анкету, первое досье и стал внимательно читать биографические данные страница за страницей. "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Н.-Й. Б. Р. 895246: ФБР 46785А. ГРИНЕВ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ, родился 28 августа 1884 г., сын уездного предводителя дворянства Полтавской губернии кавалергарда Николая Николаевича и Софьи Александровны, урожд. княжны Разумовской; в 1897 г. определен в кадетский Императора Александра II корпус, откуда в 1898 г. переведен в Пажеский корпус; в 1902 г. переведен в младший специальный класс, в 1903 г. - в камер-пажи; в 1904 г. переведен хорунжим в 3-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска, с назначением ординарцем при наместнике; за доставленные приказания в осажденный Порт-Артур награжден орденом Св. Анны 4-й ст. и за боевые отличия получил орден Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. Переведен 17 мая 1906 г. обратно в кавалергарды. В 1914 г. женился на фрейлине княжне Надежде Юрьевне Мещерской. В августе 1914 г. произведен в поручики и прикомандирован младшим адъютантом к штабу 2-й армии во время похода в Восточную Пруссию и разгрома этой армии в битве при Танненберге. 29 августа 1914 г. тяжело ранен пулей "дум-дум" в правое бедро и спасен казаками-пластунами. Награжден офицерским Георгиевским крестом. После излечения в госпитале в Петрограде уволен в отставку в чине капитана. Владел в Полтавской губернии 5000 десятинами. В 1915 г. у Гриневых родился сын Николай, который позднее, в возрасте пяти лет, заболел сыпным тифом, был помещен в севастопольский госпиталь, при эвакуации из Крыма был потерян родителями. У мальчика имелась одна весьма заметная примета: под левым ухом большая красно-коричневая родинка, похожая на пятипалый кленовый лист. (Этот абзац был подчеркнут красным карандашом с пометкой: "По сведениям агента ФБР э 165896С графа Вонсяцкого-Вонсяцкого".) Гриневы эмигрировали из Крыма в конце 1920 года после взятия Перекопа 6-й армией Советов во главе с Фрунзе и Блюхером. Плыли на корабле "Херсон". В Стамбуле (Турция) Гринев финансировал кабаре "Черную розу", в котором пел Александр Вертинский, и русскую богадельню, давал деньги местной русской православной церкви и отдельным нуждающимся эмигрантам. Гринев еще в 1914 г., после женитьбы, собирался переехать во Францию на длительный срок, поскольку врачи рекомендовали его жене многолетнее лечение на водах. Поэтому он заложил имение в 5000 десятин и перевел основную часть своих капиталов и состояния жены во французские банки. Тогдашнее состояние Гриневых оценивалось почти в 500 000 долларов. В 1923 году, когда власть в Турции перешла от эмиссаров Антанты к правительству Ататюрка, Гриневы Вместе с большей частью богатых представителей двухсоттысячной эмиграции в Турции переехали на жительство в Париж, где продолжали жить по нансеновскому паспорту. В Париже Гринев держался в стороне от активной работы белой эмиграции по достижению реставрации старого режима в России, примыкал к либеральствующей интеллигенции милюковского толка. Состоял членом Общества друзей Св. сергиевской русской православной богословской академии в Париже, ходил в русскую церковь на улице Дарю. В 1933 - 1934 гг. преподавал русскую историю в Корпусе - лицее имени императора Николая II в Версале. В это время большую часть своих капиталов он выгодно вложил в акции франко-американских компаний. В 1934 г. скончалась жена Гринева Надежда Юрьевна, П. Н. Гринев считает, что она умерла от тоски по родине. В 1936 г. Гринев женился вторично - на Марии Григорьевне, урожд. княжне Куракиной. 3 февраля 1937 г. у них родился в Париже сын Евгений. Крестился в русской православной церкви св. Иоанна Златоуста. Крестил младенца глава эмигрантской православной церкви в Париже митрополит Евлогий. В 1940 г. семья Гриневых покинула Францию перед самой оккупацией страны немцами. Гринев заблаговременно перевел свои капиталы в США. Отплыв из Гавра на океанском лайнере "Иль де Франс", они высадились на Эллис-Айленд, гавань Нью-Йорка, 10 мая 1940 г.; 14 июля того же года Гриневы, согласно федеральному закону от 28.6.1940 г., явились в Натурализационное бюро в Бруклине (271, улица Вашингтона), зарегистрировались, заполнили бланки по форме 1-53 и получили регистрационные карточки. В декабре 1945 г., у Гриневых родилась дочь Наташа (Натали). Политическая характеристика. П. Н. Гринев неоднократно подвергался штрафу размером в 100 и 200 долларов за нарушение закона Макэррена и Волтера, принятого Конгрессом США в 1952 г., по которому все иностранцы в возрасте старше 14 лет обязаны дать свои отпечатки пальцев и фотографии, ежегодно регистрироваться в течение января месяца в отделах службы иммиграции и натурализации США и всегда иметь при себе регистрационную карточку. При этом он с возмущением заявлял: "А я думал, что мы живем в свободной стране!" Когда в феврале 1960 года ему пригрозили депортацией из США, он демонстративно и вызывающе ответил: "Что же, я скажу вам только спасибо, если вы отправите меня умирать на родину!" Для Гринева характерно, что в первые месяцы своего пребывания в США он активно сотрудничал внештатно в таких консервативных эмигрантских органах, как "Российский антикоммунист" (журнал российских беспартийных антикоммунистов), "Знамя России" (орган русской независимой монархической мысли), помогал дотациями таким правым организациям, как Толстовский фонд (через Лидию Толстую), Общество помощи русским писателям и ученым в изгнании (через писателя Андрея Седых), Дом Свободной России (через его президента князя Сержа Белосельского), Общество офицеров российского императорского флота в Америке, Союз российских дворян в Америке, Ассоциация Св. Георгия помощи жертвам коммунистического террора, Всероссийский комитет освобождения, Объединения дроздовцев, бывших юнкеров и т.п. В годы в горой мировой войны Гринев активно поддерживал прорусские организации и выступал за помощь России, хотя, по агентурным данным, присутствовал в Свято-Покровском кафедральном соборе в Нью-Йорке на панихиде по случаю годовщины со дня убиения большевиками в Екатеринбурге последнего российского венценосца государя императора Николая Александровича и его семьи. В 1945 - 1948 гг. Гринев носился с идеей создания Общества бывших офицеров Кавалергардского ее величества государыни императрицы Марии Федоровны полка, но принужден был оставить эту идею, поскольку не нашлось достаточного числа возможных членов. В 1951 г. Гринев отклонил приглашение участвовать в "Американском комитете освобождения народов России", куда его звала графиня Толстая. В период "холодной войны" Гринев занимался в основном благотворительной деятельностью: помогал историко-родословному журналу "Новик", Обществу ревнителей церковного пения при Свято-Покровском соборе (59, Ист 2-я улица, Н.-Й.), Союзу русских военных инвалидов в Нью-Йорке (через князя Амилахвари), Свято-Николаевскому фонду и его общежитию для приезжающих (через председателя князя Друцкого и вице-председателя протоиерея Цуглевича). В 50-х годах он жертвовал довольно крупные суммы Свято-Тихоновской духовной семинарии и Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке, намереваясь устроить туда сына Евгения. Сам он собирался закончить жизнь в Ново-Коренной пустыни пресвятой курской богоматери в Махопаке, штат Н.-Й., но вскоре рассорился с церковниками, вступив в конфликт с самим его высокопреосвященством, высокопреосвященнейшим Леонтием, архиепископом нью-йоркским, митрополитом всея Америки и Канады и благочинным церквей нью-йоркского округа протоиереем Алексием Ионовым. С тех пор (1960) Гриневы ходят не в Свято-Покровский кафедральный собор, а в храм Христа-Спасителя (51, Ист 121-я улица). В 1958 г. Гринев наотрез отказался от участия в "Ассамблее покоренных европейских народов" в Страсбурге, осудил "неделю порабощенных стран" в 1959 г. Осенью 1960 г. он посетил СССР с группой туристов. Поездка была организована нью-йоркской туристско-экскурсионной фирмой "Космос". Как сообщают наши агенты, в Москве, Ленинграде и Киеве Гринев был занят поисками пропавшего в 1920 г. сына. Поиски, по-видимому, были напрасными. (Абзац подчеркнут красным карандашом с пометкой НБ.) По возвращении из СССР П. Н. Гринев сблизился с генералом В. А. Яхонтовым, главным редактором просоветской газеты русских эмигрантов "Русский голос" (130, Ист 16-я улица), бывшим военным атташе царского и Временного правительства в Токио, которому он пожертвовал 10000 долларов на издание этой газеты, с 1917 года поддерживающей Советы. Тогда же он перестал подписываться на антисоветскую газету эмигрантов "Новый русский голос". Подписывается в фирме "Фор-континент-бук-корпорейшн" на советские газеты и журналы: "Правда", "Известия", "Огонек", "Новый мир", "Юность", "Вечерняя Москва", а также выписывает авиапочтой лондонские "Таймс" и "Обсервер". Русские книги, а также русские рождественские, пасхальные и с днем ангела открытки, пасхальные яйца, русские пластинки, ноты, лампадки, ладан покупает в Русском книжном магазине (205, Ист 4-я улица). Миссис Гринева обыкновенно заказывает продукты в русско-американском гастрономическом магазине "Москва" (3524, Бродвей). По праздникам Гриневы нередко бывают в русских ресторанах "Медведь" и "Петрушка". Банковский счет Гринева П. Н. находится с 4.7.1960 в банке Чейз-Манхэттен, э Ад6579842; инвестор, На бирже не спекулирует. Список друзей и знакомых Гриневых см. в приложениях 4 - 9 по показаниям агентов и результатам перлюстрации и подслушивания телефонных переговоров..." Мистер Збарский знает: вся сила Эдгара Дж. Гувера, пережившего в кресле директора ФБР за сорок четыре года шестерых президентов, заключена именно в таких досье. За этими досье - усилия пятнадцати тысяч детективов - сотрудников ФБР - и десятков тысяч секретных осведомителей, информаторов, чья сеть охватывает все общество. Прочитав дело Павла Николаевича Гринева, мистер Збарский сел поудобнее в стальном вращающемся кресле, положил ноги на стальной канцелярский стол, включил диктофон и произнес: - Бетти! Впечатайте в соответствующую графу дела Поля Гринева следующее: "Гринев был убит неизвестным лицом у себя в доме 17 на Ист 13-й улице здесь, в Нью-Йорк-сити. Следствие продолжается". Дело пока не закрывайте! Выключив диктофон, мистер Збарский задумался. Дело об убийстве этого русского эмигранта оставалось неясным. Коммунистическая активность? Шпионаж? Саботаж? Государственная измена? Нарушение закона об атомной энергии? Нет, пока рано классифицировать... С этими русскими эмигрантами у мистера Збарского не меньше хлопот, чем у его соседа по этажу с эмигрантами с Кубы, из Доминиканской Республики, Венесуэлы, Никарагуа и Боливии. Не пора ли уж русским эмигрантам угомониться? А дел у ФБР становится все больше. В прошлом году по делам ФБР было вынесено больше двенадцати тысяч обвинительных приговоров: кроме смертных и пожизненного заключения, тюремных приговоров на тридцать пять тысяч лет. Лешаков? Его наверняка поймают, как поймали почти десять тысяч беглецов от закона. У ФБР рука длинная. Закурив, мистер Збарский стал изучать второе досье, которое было гораздо тоньше первого. Н.-Й Б Р. 4, 949075, ФБР 61242562А. Имя и фамилия Грин Юджин Другие имена и фамилии и причины перемены Евгений Павлович Гринев. Перемена вызвана натурализацией в США. Год, месяц и день рождения 1937 год, февраля 3-го дня Место рождения Париж, Франция Отец Гринев Павел Николаевич (см его досье). Мать Мария Григорьевна, урожденная княжна Куракина. Рост 6 футов 2 дюйма. Вес 175 фунтов6. Телосложение Атлетическое сложение, худощав, широкие плечи, узкие бедра, сильно развитая мускулатура. Цвет кожи Белый Глаза Серо-голубые Волосы Светло-русые, коротко острижены (крюкат). Голос Сильный грудной баритон (образцы имеются в фонотеке ФБР). Особые приметы Малозаметный после пластической операции шрам ранения в авто-мобильной катастрофе на левом виске. Образование Хамильтонская элементарная школа в Бруклине (1948 - 1950), Теодор Рузвельт хай-скул в Манхэттене (1950 - 1954), Оксфордский университет (1954 - 1957), медицинский колледж Н-Й у-та (1957-1961). Профессия Врач-терапевт (копия диплома - приложение 17) Вероисповедание Русская православная церковь. Спорт Всесторонний атлет. Отличные показатели в любительском боксе, лыжном спорте, плавании, опытный "фрогмен" (аквалангист), прекрасно владеет холодным и огнестрельным оружием (выполнил разряд снайпера), коричневый пояс в дзю-до, каратэ. Знание языков Свободно владеет, кроме английского, русским, французским, немецким... Карточка социального страхования э 016-18-7143... Инспектор ФБР перелистал две страницы с ответами на более мелкие вопросы. Взгляд его задержался на следующих записях: Личное оружие Имеет разрешение на ношение личного оружия ("вальтер РКК калибра 7, 65 мм). Носит пистолет обычно в кобуре под левым плечом. Права Имеет шоферские права, права пилотирования самолета (э 09446-Т). Преступление Не совершал Членство в партиях, общественных организациях и пр. В школе был кабскаутом, бойскаутом, иглскаутом, лайфскаутом и скаут-мастером (отряд 1226). От голосования на выборах постоянно воздерживается. Что читает Читает много, но бессистемно. Отдает предпочтение современной литературе. Для отдыха читает Яна Флеминга Специальная характеристика Одевается с неизменным вкусом и несколько небрежной элегантностью, покупает английскую одежду и обувь. Останавливается в дорогих гостиницах. Пороки и наклонности Гурман и знаток вин Предпочитает водку. Пьет, но умеренно, не допьяна. Женщины. Некоторое тщеславие и снобизм. Дата ареста (прочерк) Кем арестован (прочерк) Принятые меры (прочерк) Освобожден на поруки (прочерк) В деле Гринева-старшего имелись отпечатки правого и левого указательных пальцев. В деле Гринева-младшего таких отпечатков не имелось. Мистер Збарский знал: в специальном хранилище ФБР в Вашингтоне, на Пенсильвания-авеню, содержатся отпечатки пальцев почти 170 миллионов американцев7. Мистер Збарский снова включил диктофон и про-диктовал: - Бетти! Пошлите, пожалуйста, в ЦРУ, Вашингтон, дистрикт Колумбия копию дела на Джина Грина, ФБР 61242562А, вместе с фотографией и отпечатками пальцев, в ответ на их запрос э 27654 - 288.61. О'кэй? И вот еще что: завтра я могу дать вам отгул за сверхурочные - оплачивать их не позволяет бюджет штата. Не хотели бы вы, Бетти, пойти вечерком поужинать со мной, скажем, в израильском ресторане "Сабра"? Там подают изумительный "фиш" и другие кошерные блюда. Как говорили мои предки в Одессе: пальчики оближешь! Закурив трубку, мистер Збарский быстро просмотрел месячный бюллетень ФБР, взял утренние газеты из проволочной корзинки на столе. В "Нью-Йорк таймс" уже второй день не было никаких сообщений об убийстве Павла Гринева. Не упоминали о нем и другие газеты. Только в "Нью-Йорк дейли ньюс" и белогвардейском "Новом русском слове" нашел он заметку, заткнутую в неприметный уголок: "КРАСНЫЕ УБИВАЮТ РУССКОГО ЭМИГРАНТА ПОЛИЦИЯ НАДЕЕТСЯ ВСКОРЕ АРЕСТОВАТЬ НАЕМНОГО УБИЙЦУ, ПОДОЗРЕВАЕМОГО В УБИЙСТВЕ НА ИСТ 13-й УЛИЦЕ. Полицейский инспектор О'Лафлин заявил сегодня репортерам в здании департамента полиции на Сентрал-стрит, что он надеется в ближайшие часы арестовать Лефти Лешакова, мелкомасштабного гангстера, подозреваемого в политическом убийстве 77-летнего русского эмигранта в прошлую пятницу в доме 17 на Ист 13-й улице. Некто - по-видимому, Лефти Лешаков - был замечен соседкой Гриневых выходящим из дома Гриневых около полуночи в ночь убийства. Примерно через четверть часа его видел полицейский в центре Гринич-Виллэдж. В ту же ночь людям О'Лафлина удалось найти возле дома Гриневых пустую пачку от сигарет "Гэйнсборо" с отпечатками пальцев Лешакова. Полицейское досье Лешакова упоминает о двух тюремных сроках и двенадцати арестах без осуждения судом. Личность гангстера была опознана женой убитого, Мэри Гриневой, 59 лет, по фотографиям полиции. Убийца ранил Мэри Гриневу в плечо выстрелом из "кольта". По заявлению врача, жизнь Мэри Гриневой сейчас вне опасности. Ди-Эй - окружной прокурор Лейбович делает все возможное, чтобы ускорить арест, надеясь послать убийцу на электрический стул до перевыборов..." На столе гудел баззер шифрорадиотелефона. Мистер Збарский поднял трубку с блока шифровки-дешифровки. Это устройство искажало речь так, что обычный перехват исключался. - Говорит мистер Збарский! - Вас спрашивает мистер Флаггерти из Лэнгли, мистер Збарский, - сказала телефонистка коммутатора. - Говорите! - Хэлло, мистер Збарский? Майк Флаггерти. То дело, которое мы запросили двадцать восьмого августа... Вы, конечно, слышали про убийство. Мы полагаем, что Гринев - жертва советского террора. Босс - полковник Шнабель - просит ускорить высылку дела Гриневых. Посылайте его не почтой, а по кодирующему фототелетайпу! Да, и дело Лешакова тоже, пожалуйста, пришлите! В голосе Флаггерти мистер Збарский улавливает враждебные нотки. Нет, Флаггерти ничего не имеет лично против мистера Збарского, эти нотки - отголосок давней ведомственной свары между ФБР и ЦРУ. Формально ведомство Эдгара Дж. Гувера подчиняется ЦРУ, органу, координирующему работу всех органов разведки, но мистер Збарский-то знает: директор, как говорят в ФБР, подчиняется только господу богу. - Копия дела уже послана вам почтой, мистер Флаггерти, - отвечает мистер Збарский, - но я дам распоряжение, чтобы вам выслали и фотокопию по телетайпу. И еще вспомнил мистер Збарский; президент и начальники ЦРУ приходят и уходят, а Эдгар Дж. Гувер остается. - Спасибо, мистер Збарский. Спасибо. Как погода в Нью-Йорке? - Страшная жарища. А у вас в столице нации? - Льет тропический ливень. Пока, мистер Збарский. Збарский нажал кнопку автокоммутатора. - Бетти! Завтра, только не раньше, перед окончанием работы отправьте дело молодого Гринева мистеру Флаггерти по адресу: ЦРУ, Лэнгли, Вашингтон, Ди-Си! И дело Лешакова тоже. Эти парни опять лезут в наши дела, хотя... Ну да ладно! Спасибо, беби! Трубка потухла. Мистер Збарский с раздражением бросил ее на покрытый стеклом стол. Он положительно не понимал, почему ЦРУ заинтересовалось этим Джином Грином. Что он, мистер Збарский, скажет своему директору - Эдгару Джону Гуверу? Нет, этим русским эмигрантам давно пора угомониться!.. У мистера Збарского почти безошибочное чутье старого легавого пса: ясно, что ребята из Лэнгли хотят свалить убийство Гринева на красных, только вряд ли выгорит это дельце. Большая пресса уже помалкивает о "руке Москвы". Этот Лешаков - в ФБР давно знали о его связях с ЦРУ - безнадежно провалил всю операцию... Мистер Збарский с удовольствием послал бы прямиком к черту этого Флаггерти, но русские эмигранты-белогвардейцы находятся под двойной опекой - ФБР надзирает за ними, а ЦРУ оплачивает их антисоветскую деятельность. Когда Бетти вошла к мистеру Збарскому с какими-то бумагами, он кинул их в плетеную стальную корзинку с надписью "Ин" (входящие), а секретаршу облапил и усадил к себе на колени. - Беби! Не слышала ли ты последнюю шутку об отношениях между ФБР и ЦРУ? - Нет, чиф! Расскажите! - попросила Бетти, устраиваясь поуютнее на костистых коленях начальника. Она давно слышала эту шутку, но умела ладить с начальством. - В тех редких случаях, беби, когда работники этих двух организаций обмениваются рукопожатием, они тут же пересчитывают собственные пальцы, все ли на месте. Ха-ха-ха!.. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. "СВЯТАЯ СЕМЕЙКА" И МИЛЫЙ ДЯДЯ Джин медленно пробирался сквозь обычную автомобильную толкучку Мидтауна Он машинально переключал скорости, давал газ, нажимал на тормоз. Застывшим взглядом смотрел он прямо перед собой, ни одна струна не шевелилась в его душе, он словно потерял ощущение своей личности, рассорился в закатном душном небе. За рулем "де-сото" сидела кукла. - Не дадите ли огоньку? - сказал кто-то почти в ухо. Он вздрогнул. На него заинтересованно смотрела красивая, слегка увядающая блондинка в небрежно накинутой на плечи накидке из наимоднейшего леопарда. Их машины ползли рядом в гигантском автомобильном стаде по Пятой авеню. У нее был английский "ягуар" с правосторонним управлением. - Что с вами? - спросила блондинка, никак не попадая сигаретой в пляшущий перед ней огонек. Джин понял, что его уже давно, должно быть, еще от кладбища, бьет нервная дрожь. - А мне сигарету, если можно, - попросил он. Дама с несколько суетливой готовностью протянула ему смятую пачку "Лакки страйк". - Курите "Лакки"? - вяло удивился Джин. - Привычка со времен даблъю-даблъю-ту8! - засмеялась дама. - Во время войны я водила "студер" в Европе. - Ого! - усмехнулся Джин. - Вы, значит, бывалая девушка! Она рассмеялась добродушным, с хрипотцой смехом. - Тогда была песенка "Я оставила свою честь на обломках самолета", не слышали? - Я тогда еще не умел даже кататься на роликах... Он с удовольствием болтал с этой, что называется, "свойской бабой" в тысячной леопардовой накидке, сидящей за рулем дорогого автомобиля и курящей "Лакки страйк", сигареты работяг и солдат. Этот разговор словно возвращал его в жизнь, в город, полный неожиданностей и тайн. - А после войны вам, как видно, повезло? - Как видите, - засмеялась она, ударив по рулю и тряхнув плечами. - Подцепила Чарли-миллионщика! Они замолчали, потому что пришлось увеличить скорость. Он даже забыл про нее и вздрогнул, когда у очередного светофора снова прямо возле уха послышался ее голос: - У тебя определенно что-то не в порядке. Джин повернулся. Дама смотрела на него с какой-то странной робостью, улыбаясь чуть напряженно, словно готовая к грубости. - Да, не в порядке, - сказал он. - Отец умер. Я еду с кладбища. - О, - сказала она - Извини меня. Некоторое время они сидели молча. Загорелся зеленый свет. "Где-то я ее видел, - подумал Джин. - Но где?" Дама чуть приподнялась и взглянула на заднее сиденье машины Джина, где валялась сумка с четырьмя буквами NYYC (нью-йоркский яхт-клуб). - О, вспомнила! - воскликнула она. - Я видела вас на Бермудах в июне. Кажется, вы участвовали в океанской гонке, не так ли? - Верно! - удивленно сказал Джин. - Я был в первой десятке, - он улыбнулся, - правда, десятым... - А как вам понравился старик де Курси Фейлз? - спросила дама. - Я преклоняюсь перед ним, - сказал Джин. - В семьдесят четыре года выиграть гонку на старухе "Нине"! - Утер он нос Джеку Поуэллу, - засмеялась дама. - Джеку не повезло, - сказал Джин Он улыбнулся мечтательно, на мгновение вспомнив "земной рай" Бермуд, сказочную жизнь среди океанских брызг, солнца, ветра, своих друзей - чемпионов парусного дела, знаменитых плэйбоев Джека Поуэлла, Джонни Килроя, шкипера "Ундины" С. А. Лонга, девушек. - Значит, вы тоже там были? - Да. - Жаль, что не познакомились... - Жаль. - Мне сейчас направо, - сказал Джин. - А я прямо, - увядшим голосом сказала дама. Он улыбнулся ей, и она опять с какой-то торопливой готовностью ответила на улыбку. "У нее тоже не все в порядке", - подумал Джин. - Вот сейчас разъедемся, и точка, - сказал он. - Навсегда, не так ли? - Может быть, поставим многоточие, - быстро сказала она, протянула ему кусочек белого картона и, отвернувшись, взялась за рычаг скоростей. На ее красивой голой руке вдруг обозначился бицепс. Джин сунул карточку в бумажник. "...Чудовище я, что ли? Почему я не чувствую горя? Я не знаю, что такое горе. Ты понимаешь, что твоего отца больше нет на этом свете? Что никогда уже больше он не будет докучать тебе разговорами об этой своей России? Что никогда, никогда... Пустоту я чувствую внутри, вот что. Должно быть, все-таки он занимал какое-то пространство в моей душе, мой милый старый папа. Ты помнишь, в детстве вы были близки, он был еще сильным, вы вместе плавали, ты тогда еще не подтрунивал над ним... Я помню его Россию. Он говорил мне бесконечно о своей России, он навязывал мне свою Россию, как рыбий жир, и вот получил подарочек. "Из России с любовью!" Полтавщина, липы, ты помнишь? Снимков не сохранилось, лишь два-три дагерротипа, он рисовал тебе парк, античные беседки, мостики, чертил тот план, путь к родовому некрополю... Тебе казалось, что ты сам побывал возле этого села Грайворон, проходил по мосту над узенькой речкой, ты знал все аллеи и пруды того парка. Это было в детстве, а потом все стало иначе. Романтика, старосветские тайны, "самое сокровенное", а ты хотел быть американцем, американцем без всего этого прошлого, без комплекса утрат, изгнания, вины и стыда Он иногда смотрел на тебя так... Моего старика - какая-то жаба? Деловито? Как мясник забивает скот? Но "рука Москвы"? Чушь какая-то..." Каменный от ярости, Джин Грин прошагал от машины к дому. - Женечка, какой-то господин оставил тебе письмо, - слабым голосом сказала няня. "Няню он тоже убил, сука", - подумал Джин, глядя на трясущуюся старуху, которая еще три дня назад уступала в скорости передвижения по дому разве только легконогой Наташе. Письмо было написано по-русски: "Уважаемый Евгений Павлович! Все истинно русские люди города Нью-Йорка глубоко потрясены судьбой Вашего батюшки, погибшего от руки большевистского наймита. Беспринципность и моральная опустошенность убийцы давно уже стали притчей во языцех нашей общины, но кто мог подумать, что он дойдет до такой степени падения?! Гнев и презрение кровавому палачу! Зная "расторопность" властей нашего штата, я хотел, как старый боевой офицер, невзирая на преклонный возраст, лично совершить акт священной мести за Вашего батюшку, одного из выдающихся русских демократов, которых осталось уже так мало, но вовремя вспомнил о Вас. Вам и только Вам принадлежит право первенства в этом святом деле. Адрес Лешакова: Третья авеню, 84, за церковью и площадью св. Марка. Здесь он живет под именем Анатолия Краузе. Не пачкайте рук убийством этого ничтожества. Передайте его полиции. Крепитесь, друг! Да хранит Вас бог Ваш Чарльз Врангель" - Няня, что за господин оставил это письмо? - крикнул Джин. - Очень симпатичный, солидный такой, из наших, Женечка, - пролепетала няня. Джин поднялся в свою комнату, быстро снял пиджак, просунул руку за книжную полку, нажал кнопку в стене. Открылась дверца его личного потайного сейфа. Мгновенно оттуда была извлечена плечевая кобура с небольшим "вальтером", предмет тайной гордости Джина. Эту штуку он приобрел когда-то по совету Лота. Ясное дело, любой настоящий современный джентльмен должен иметь такую сбрую в своем снаряжении. И вот пригодилась! Именно за этим предметом он мчался домой. Зарядив и поставив пистолет на предохранитель, он быстро надел кобуру, схватился за пиджак. В это время взгляд его упал на зеркало и застыл. Перед ним, как на стоп-кадре какого-нибудь "потрясного" фильма, явился загорелый, голубоглазый атлет, комильфо со стальными мускулами, с резко очерченной челюстью - Джеймс Бонд - Наполеон Соло - Фрэнк Хаммер! Усмехнувшись, он неторопливо надел пиджак, причесался. Приятели по университету, эти нечесаные, бородатые интеллектуалы, всегда немного потешались над его комильфотностью и тренингом, над его приверженностью к высшим стандартам "америкэн уэй оф лайф" - "американского образа жизни". Ну что ж, битники-мирники, циники-мистики, вам кажется, что жизнь - это сидение в кафе и пустопорожняя болтовня об Аллене Гинзберге и индийских ритуалах? Вы еще не получали любезных писем с предложением выпустить кишки? Господин Врангель, милостивый государь, ваше благородие, не волнуйтесь - еду! Догорающий, но все еще огромный закат смог преобразить даже унылые закопченные дома южной части Третьей авеню с их бесчисленными железными лестницами на брандмауэрах. Мрачным колдовским огнем горели окна обывательских жилищ, а пестрое бельишко, трепещущее на большой высоте, казалось зашифрованным сигналом об опасности. Джин поставил машину метрах в ста от дома э 84. Улица была пустынна. Лишь ряды бесчисленны" потрепанных автомобилей с кровавыми от заката стеклами стояли вдоль нее. Проехал негр-мороженщик в фургончике с колокольчиками. Крепко стуча каблуками по асфальту, Джин направился к цели. Он не оглядывался по сторонам, не крался, шел спокойно и открыто, но в то же время был готов в любой момент упасть на землю, броситься в ближайший подъезд, укрыться за любой машиной, открыть огонь. Дверь, возле которой он нажал звонок, была обита пластиком, грубо имитирующим кожу. На ней красовалась медная табличка с надписью: "Anatole Krause, B. A9.". - Ух ты, БИ-ЭЙ! - присвистнул Джин и недобро улыбнулся. За дверью послышались легкие женские шаги. Рука Джина потянулась к кобуре, но он заставил ее остаться в кармане брюк. - Сэр? - сказала девушка, открывая дверь. Джин смотрел на нее. Большие серые глаза, доверчиво открытые всему самому светлому, самому прекрасному, самому романтическому в мире, о дитя Третьей авеню, мечтающее о сказочном принце на белом коне, прямо Натали Вуд - ну, цыпочка, подсадная уточка, твой принц пришел! - Сэр? - повторила девушка. Глаза округлились, стали недоумевающими. - Это квартира мистера Краузе? - спросил Джин и усмехнулся. - Бакалавра искусств? Девушка залилась краской мучительного стыда, потом вызывающе вздернула голову. - Да, это мой отец. - Мое имя Джин Грин, - четко сказал Джин. Рука снова пожелала залезть под мышку. - Зайдите, пожалуйста, - девушка отступила в глубь квартиры. - Отца нет дома, - сказала она, когда Джин вошел. - Он редко бывает дома. Ведь он... - она запнулась, но потом снова вызывающе посмотрела на молодого денди, - ведь он коммивояжер. - Ах вот как, он еще и коммивояжер, - протянул Джин, оглядывая прихожую, какие-то дурацкие облезлые оленьи рога, на которых висела потертая велюровая шляпа с узкими полями. - Да, он коммивояжер, - растерянно проговорила девушка, в глазах се впервые мелькнул страх. - А вы... - Да я шучу, - быстро сказал Джин и широко улыбнулся. - Не знаю я, что ли, Анатоля? Ведь я работаю в той же фирме. - Как, вы тоже из "Сирз и Роубак"? - радостно воскликнула девушка. - Так точно, - весело подтвердил Джин. - Тоже бакалавр, с вашего разрешения. У нас там все бакалавры, но никто не спешит жениться10. Сверкая своими коронными улыбками, он мастерски разыграл этакого "обаяшку". - Не смейтесь, - улыбнулась девушка. - Сколько раз я уговаривала папу снять эту дурацкую табличку... - Напрасно уговаривали, образованием надо гордиться, - продолжал паясничать Джин. - Значит, вы папин коллега, - кокетливо сказала девушка. - А почему я вас никогда не встречала на вечеринках у Веддингов? - Я выбираю места поинтересней. Хотите составить компанию? - Да ну вас! - шутливо отмахнулась она. Она прошла вперед, взялась за ручку двери и повернулась к Джину внезапно опечаленным лицом, ну просто Натали Вуд, что ты будешь делать! - А зачем, Джин, вы к нам? - По делу... э-э... - Кэт. - По делу, Катя. - Ого, вы даже знаете, что мы русского происхождения?! - Конечно, Катенька. - Как смешно вы произносите! Отец вам назначил? - Факт. Позвонил утром и говорит: "Заваливайся, Джин, вечерком". - Ну, значит, скоро он будет. Мы никогда не знаем, когда он появится. Так заходите, Джин. Она открыла дверь. Джин вошел в комнату и вздрогнул. В упор на него смотрели круглые пуговичные глаза Лефти Лешакова. - Добрый вечер, мистер Краузе! Узнаете? - громко сказал он. - Мы с мамой заказали этот портрет, потому что отец так редко бывает дома, - проговорила за спиной Катя. - Я смотрю, тут просто культ нашего бакалавра, - усмехнулся Джин. - Садитесь. Хотите кофе? Джин сел на низкое кресло на металлических ножках и осмотрелся. В гостиной бакалавра-убийцы царил ширпотребный модерн, с головы до ног выдающий весьма скромный достаток семьи. Журнальный столик в виде почки, торшер, напоминающий коралл, дешевые репродукции Поллака, Кандинского, Шагала, и рядом - о боги! - "Три богатыря", "Иван Грозный убивает своего сына", "Запорожцы"... - Вам нравится Поллак? - спросила, входя с подносом. Катя. "Долго еще они собираются разыгрывать со мной эту комедию?" - Ммм... Поллак... Да, да... Катя поставила на почковидный столик чашки с кофе, бисквит. - У моего отца старомодные вкусы, он терпеть не может современной живописи, кричит: "Позор модернягам!" Но эту комнату я оформила сама. - Ммм, да, можете гордиться своим вкусом. Она села напротив, взяла чашку в обе руки и, глядя на Джина совершенно восторженными глазами, стала дуть в чашку, вытягивая губы, словно маленькая. "А не схожу ли я с ума?" - подумал Джин. Он переводил взгляд с этой глупенькой мечтательной девчонки на портрет гангстера с оловянными глазами. "Неужели эта тварь так искусно притворяется? А что, если..." - Ты здесь одна? - резко спросил он и приподнялся с кресла. Девушка от испуга чуть не выронила чашку, обожгла себе пальцы. - Что с вами, Джин? Скрипнула дверь. Джин отпрянул к стене, сунул руку за пазуху. Вошла дама средних лет, в которой, несмотря на весь нью-йоркский антураж, опытный взгляд сразу бы разглядел русскую или украинку из ди-пи - перемещенных лиц. - Китти, у нас гости? - спросила она по-русски. - Мамочка, это Джин Грин из папиной фирмы. Папа назначил ему встречу, должно быть, скоро приедет, - залепетала девушка, зашла за спину матери и оттуда сделала гостю несколько жестов типа "с ума сошел", "как не стыдно", "нахал". - О, как приятно! Что же вы вскочили? Садитесь, пожалуйста, - заговорила дама на чудовищном английском. В передней раздался звонок. - Папа! - вскричала Катя и бросилась вон из комнаты. "Досадно, что при Кате", - вдруг подумал Джин, но тут же отбросил эту нелепую мысль, расслабил мускулы, положил ногу на ногу, а руку приблизил к левому плечу. В передней раздавался какой-то радостный визг, послышался звук поцелуя... - Мама, смотри, кто к нам пришел! Дядя Тео! - и с этим криком Катя втащила в комнату пожилого мужчину. Дядя Тео был совершенно квадратен, покрытая нежным пухом массивная голова росла прямо из плеч. Ему было страшно тесно в воротничке, и он все время задирал подбородок, стараясь обозначить некоторое подобие шеи. Неправдоподобно маленькие круглые глазки с туповатым благодушием смотрели на Джипа. Хозяин мясной лавки из Бруклина, да и только. Между тем на дяде Тео был пиджак дорогого английского твида и десятидолларовый галстук в тон пиджаку. - А Толи, конечно, нет дома, - тоненьким голоском по-русски сказал он, поц