У него сеть аптек в Израиле. Можете себе представить, какие он принимает лекарства. -- А живет он тоже в Израиле? -- Джаич явно к чему-то клонил. Только вот к чему? -- Конечно, у него там дом. -- Я так понял, что он не из нуждающихся. Я говорю сейчас о деньгах. -- Покажите мне человека, который бы не нуждался в деньгах. А моему бывшему муженьку их всегда не хватало. -- А ваш капитал... м-м-м... имеет... м-м-м... -- Вы хотите спросить об источниках нашего нынешнего состояния? И имеет ли к этому отношение мой бывший муженек? -- Да. -- Конечно, -- сказала фрау Сосланд. -- Я общипала его как могла. Но он был, разумеется, не единственным источником. -- А сколько раз вы были замужем? Очевидно, Джаич пустился на поиски других источников. Но не тут-то было. -- Мне вполне хватило одного раза, -- отрезала фрау Сосланд. -- С лихвой. -- А других детей у вас не было? -- Нет. -- Хорошо, -- похвалил ее Джаич. -- Очень хорошо. И когда вы последний раз виделись с вашим бывшим супругом? -- Приблизительно с месяц назад. Он приехал по делам и пришел повидаться с Юрико. Я как раз находилась у сына. -- Антикварная лавка принадлежит Юрико? -- Нет, нам обоим. Но последнее время всеми делами ведает он. -- Однако вы разбираетесь в... этом бизнесе? Браво! Джаич произнес слово "бизнес" без видимого содрогания. -- Разумеется. И должна вам сказать, совсем недурно. -- В лавке сейчас имеются ценные предметы ? -- Не знаю, что вы подразумеваете под словом "ценные". В лавке есть вещи, которые стоят целое состояние. Если бы в свою очередь мы представляли, что она подразумевает под словами "целое состояние". -- Но эти, как вы выразились, негодяи не проявляют к ним ни малейшего интереса? -- Пока нет. По крайней мере, видимого. -- Как вы можете это объяснить? -- Никак. Я надеялась, что вы мне это объясните. -- М-да... -- Джаич призадумался. -- На ваш взгляд, ориентируется этот самый гость -- или гости -- в ценах на антиквариат? -- Думаю, он прекрасно во всем ориентируется, поскольку поливает краской лишь то, что представляет наибольший интерес. -- Вот как? Джаич выразительно посмотрел на меня. -- И это не только у Юрико. У других -- та же картина. -- У кого это, у других? -- Я имею в виду остальных антикварщиков, которые специализируются на торговле предметами старины с территории бывшего Союза. -- Вы хотите сказать, что к ним в магазины тоже проникает некий Х, чтобы пройтись по товару аэрозольными красителями? -- с удивлением уточнил Джаич. -- Ну да, конечно! -- Ко всем антикварщикам Берлина? -- По крайней мере, к тем из них, кто занимается русской культурой. Как я уже только что упомянула. -- А вы говорили об этом Горбанюку? -- Не помню. Джаич снова задумался. -- И что полиция? -- Господи! Что может сделать полиция? Они стоят на ушах. Злоумышленникам их сигнализация, что детская забава. Такого еще не бывало. Они даже заподозрили, что антикварщикам сообща захотелось поиздеваться над ними. -- М-да... Версия Джаича с участием в деле отца Юрико, если я правильно уловил логику задаваемых им вопросов, -- имелась ли в его вопросах вообще какая-либо логика? -- начинала дышать на ладан. -- Расскажите, пожалуйста, по подробнее о тех вещах, которыми торгует ваш сын. -- Что значит, по подробнее? Описать каждый предмет? Он ведь торгует всем, чем придется! Но конек, разумеется, это русский фарфор. Наша коллекция фарфора -- лучшая в Берлине. -- Кто является вашим поставщиком? Фрау Сосланд тут же насторожилась. -- У нас целый ряд поставщиков. Почему это вас интересует? -- Меня интересует все, что может пролить хотя бы какой-то свет на события. -- Наши поставщики не имеют к этому ровным счетом никакого отношения. Уверяю вас. И давайте сменим пластинку. -- А ваш бывший супруг что-то смыслит в антиквариате? -- Джаич сделал робкую попытку вернуться на проторенную тропинку. -- Нет, только в лекарствах. -- Существует такая вещь, как антикварные лекарства? Она загоготала. -- Я имею в виду, что, кроме лекарств, он вообще больше ни в чем не смыслит. -- Понятно. На Джаича было жалко смотреть. -- А почему вы все-таки решили, что вашему сыну угрожает опасность? -- протянул я ему руку помощи. Хотя он решительно этого не заслуживал. -- Господи! Я ведь уже сказала, что чувствую. И потом я вижу, что он очень напуган. Хотя он запрещает мне вмешиваться в это дело, но я стараюсь подслушать все, что только возможно. Недавно к нему в лавку приходил Жопес, и они встревожено шептались у Юрико в кабинете. Я, конечно, почти ничего не разобрала, но готова поклясться, что дело принимает угрожающий оборот. -- А кто такой этот Жопес? -- Один из антикварщиков. Его лавка расположена по соседству. -- Жопес -- это его фамилия? -- Прозвище, конечно. Фамилия -- Тухер. Эрнест Тухер. Но все знакомые, даже некоторые клиенты, называют его Жопесом. -- И что же вам удалось понять из их разговора? -- Почти ничего. Они ведь шептались. Разве только... -- Да? -- Мне показалось, что нечто подобное уже происходило в Париже. -- Когда? -- Видимо, не так давно. Там то же самое происходило с антиквариатом, и сигнализация бездействовала. -- А еще что-нибудь вам удалось услышать? Тогда или в другой раз? -- Нет. -- Не густо... А мы могли бы побеседовать с ними? Я имею в виду Жопеса и Юрико. -- Вы хотите, чтобы сын сожрал меня заживо? Он же категорически запретил мне совать нос в это дело. Я ведь уже говорила. -- Но это не его, а ваше общее дело. Лавка-то принадлежит обоим. -- Неважно! Сейчас он сам там управляется. И он настаивает, чтобы я не совала куда не надо свой длинный нос. -- Это, конечно, усложняет дело. -- А я вам потому и плачу... Послушайте, вы должны сохранить мне сына. Если вы этого не сделаете, я затаскаю вас по судам, я буду являться к вам во сне, я прокляну вас, и на ваши головы падут десять казней египетских, я... -- Она запнулась и вновь принялась хлюпать носом. -- Он -- единственное близкое мне существо, -- добавила она. -- Моя кровинушка... На протяжении разговора фрау Сосланд несколько раз принималась искать на носовом платке чистое место. Наконец-то, она его нашла. Раздались трубные звуки, и тело нашей клиентки начало содрогаться. Долго стоять посреди поляны и беседовать было не очень-то удобно. Тем более, что рядом появился ротвейлер, которого едва сдерживала на поводке девочка-подросток. Оба наших пса, в особенности такса, мгновенно изошли яростью, и это говорило о том, что пора сматываться. -- Вэл, -- сказал Джаич. -- Будем считать, что первая информация для размышлений получена. -- Что вы намерены предпринять? -- поинтересовалась фрау Сосланд. -- Вообще-то, у меня принцип не посвящать клиентов в детали, но в данном случае, учитывая ваше взвинченное состояние, придется сделать исключение. Мы понаблюдаем за лавкой исподволь. Кто вокруг отирается и так далее. Ну а дальше -- время покажет. Браво, Джаич! Можно подумать, что у нас клиентов, словно собак нерезаных. -- Вы сообщите мне о результатах? -- Мы сообщим сразу же, как только появится результат. -- По какому телефону я вас смогу разыскать? -- К сожалению, там, где мы сейчас остановились, вообще нет телефона. Мы сами вас разыщем, когда в этом возникнет необходимость. -- А если мне нужно будет передать что-то срочное? -- Позвоните Горбанюку, ему известно, как с нами связаться... Вас подвезти? -- поинтересовался Джаич с тайной надеждой, что этого делать не придется. -- Чтобы я еще раз согласилась на подобную пытку? -- Правильно, -- похвалил ее Джаич. -- Нужно, чтобы нас как можно меньше видели вместе.

-- Ну, что скажешь? -- проговорил Джаич, лихо вертя баранку. Мы ехали в район города под названием Шпандау. Там облюбовали себе местечко почти все берлинские антикварщики. -- По-моему, последняя стадия паранойи, -- отозвался я. -- Еще спасибо, что мы оказались в столь дискомфортной ситуации. Были бы мы действительно на БМВ да вдобавок без Саймона, она бы из нас все жилы вытянула. -- Как бы то ни было, тебе не стоило вмешиваться в разговор. Лили поручала тебе слушать, а не языком трепать. Это был выпад, который я не мог пропустить. -- А тебе не кажется, что наиболее дебильные вопросы задавал все же ты? Сразу принялся подозревать отца Юрико. Причем здесь этот бедолага аптекарь? -- Ну, во-первых, судя по всему, он далеко не бедолага. А, во-вторых, я и не думал его подозревать. Запомни, Крайский: совершенно неважно, о чем конкретно ты говоришь. Главное -- суметь из любого закоулка разговора, словно из лабиринта, выйти на полезную тебе информацию. -- И что, вышел? -- Пока не знаю, но вполне возможно. -- Какую же информацию ты предположительно считаешь полезной? -- А вот этого я тебе не скажу. -- Не имеешь права, -- запротестовал я. -- Ведь я сейчас должен докладываться "голым пистолетам". -- Вот и доложи им обо всем, что ты видел и слышал. -- Я расскажу им, что ты от нас что-то скрываешь. -- Валяй. -- Ну и вонючий же этот твой "Партагаз"! -- возмутился я. -- Послушай, Крайский, -- сказал Джаич, -- ты слишком рано начинаешь раздражаться. Нам ведь вместе еще не один денек коротать. -- В самом деле? А я уж было подумал, что разгадка у тебя в кармане.

Лавка Юрико находилась на тихой тенистой улочке. Машины здесь проезжали редко, пешеходы проходили ненамного чаще, и оставалось загадкой, как в подобном месте можно заниматься торговлей антиквариатом и при этом сводить концы с концами. От посещения лавки мы воздержались. Лишь послонялись поодаль, а потом нырнули в пивную, которая находилась на противоположной стороне улицы. Выпили по бокалу прохладного темного пива, временами поглядывая на окна лавки, а затем Джаич выпил еще два. Посреди пивной стоял удивительный стол: точь-в-точь биллиардный, только без луз. -- Это для игры в карамболь, -- пояснил Джаич. -- А как играть? -- удивился я. -- Луз-то нет. -- При случае научу, -- пообещал он. Сама пивная была не очень большой: стойка, дюжина столиков, покрытых красной клеенкой, в углу -- два игральных автомата. На стене висел телефонный аппарат. Джаич бросил в него тридцать пфеннигов и набрал номер Горбанюка. -- У нас есть представительство в Париже? -- поинтересовался он без какого бы то ни было вступления. -- Конечно, -- почти обиделся тот. Слов Горбанюка я, разумеется, не мог расслышать, но этот разговор Джаич мне потом пересказал. -- Мне нужно, чтобы ты связался с ними. Пусть просмотрят французские газеты за последние несколько месяцев. Возможно, с парижскими антикварщиками происходило что-то похожее. Проникновение в помещения, бессилие сигнализации, аэрозольные красители... Если найдут что-нибудь на эту тему, пусть немедленно переведут на русский и пришлют сюда. -- Понятно, -- отозвался Горбанюк без малейшего энтузиазма в голосе. -- А что если этим займется наше представительство в Марселе? -- А почему не парижское? -- У них там сейчас запарка с подготовкой одного очень крупного и важного для нашей фирмы проекта. -- Хорошо, пусть будет Марсель, -- милостиво согласился Джаич и повесил трубку. Все же я был вынужден признать, что в его действиях начала прослеживаться определенная осмысленность. Джаич бросил еще один взгляд в окно на дверь лавки, затем, словно решившись на что-то, направился к выходу. -- Пойдем. -- Куда? -- поинтересовался я. -- Нанесем визит Юрико. -- Но ведь тогда он свою мамашу заживо слопает. -- Ну и на здоровье. Приятного аппетита. Мы пересекли улицу, подошли ко входу в лавку, и Джаич решительно потянул дверь на себя. Не тут-то было -- она оказалась запертой. Тогда он позвонил. -- Кто это? -- послышался голос рядом с моим ухом. Джаич оттеснил меня в сторону и заговорил в домофон: -- Мы хотели бы осмотреть ваш фарфор. Скоро у моей жены день рождения и... -- Поднимите головы. -- Что? -- не понял Джаич. -- Поднимите головы. Оба. Мы посмотрели вверх и обнаружили объектив видеокамеры, закрепленной на стене дома. -- Я вас никогда раньше не видел, -- констатировал голос. -- Бросьте в почтовый ящик адрес, по которому я смогу вас проконтактировать. Я вам пришлю каталоги. Если вы действительно чем-то заинтересуетесь, позвоните, мы обсудим. Что вы, собственно, хотели бы приобрести? -- Видите ли, моя жена собирает старинный русский фарфор... Последовало молчание. -- Хорошо, я вышлю каталог, -- наконец, проговорил голос. -- Но мы в Берлине проездом, всего лишь один день... -- Больше ничем не могу помочь. -- Переговорное устройство отключилось. Джаич выругался. -- А ты говоришь "хакеры", -- возмущенно проговорил он. Затем вытащил ручку, вырвал из блокнота лист бумаги и нацарапал следующее: "Меня интересует старинный русский фарфор. Постарайтесь на разочаровать меня так, как это сделали антикварщики в Париже. Лео Палермский." Бросил записку в почтовый ящик, задрал башку, приветственно помахал рукой невидимому Юрико и направился к автомобилю.

Мы славно провели остаток дня. Сначала я отправился на "Сэксише" штрассе, чтобы отчитаться перед "голыми пистолетами". Дом Курта Трахтенберга находился в самом начале улицы и представлял собой изящное белое строение с мансардой и модерновым фонарем у входа. Снаружи асфальт плавился, а в комнатах была освежающая прохлада. Однако "пистолетов" я застал обнаженными по пояс. Они сидели в гостиной, и каждый что-то ожесточенно строчил на портативном компьютере. Вокруг валялись пустые банки из-под колы и пива, а пепельницы были заполнены окурками сигарет. Они набросились на меня, словно свора легавых на добычу и принялись рвать на куски. С русского на английский переводил Курт. Я отчитался обстоятельнейшим образом. Их интересовало абсолютно все. Любая деталь, мельчайшие подробности. На многое я просто не обратил внимания и теперь пришлось выкручиваться за счет собственного воображения. В углу комнаты я заметил лазерный принтер. Рядом лежали стопки распечатанных страниц на английском, французском и немецком языках. Литературный эксперимент шел полным ходом. Я подумал о том, что само дело должно бы их разочаровать: какой-то хулиган забирается к антикварщику в лавку и перекрашивает фарфор. Тоже мне сюжет. Когда проскользнуло упоминание о Париже, Курт и Пью тут же воззрились на Жана Дюруа. Тот отрицательно покачал головой: ни о чем подобном он не слышал. "Наверное, утка все это с Парижем, -- подумал я. -- Нехило они, сволочи, здесь устроились." Завершив отчет, я вернулся домой, принял душ и полежал в чуланчике с томиком Фицджеральда. Джаич в это время без передыху прыгал со скакалкой. Как это у него только сочеталось с "Партагазом"? Когда стемнело, мы отправились на промысел: заняли пост в пивной напротив лавки Юрико. Теперь здесь было довольно людно, и несколько красномордых мужиков с усами и бакенбардами гоняли по столу для карамболя три шара -- два черных и один белый. Игра шла на деньги. Практически после каждого удара на специальной маленькой дощечке мелом записывались какие-то цифры. Джаича тут не задумываясь признали за своего. Имидж плейбоя и в Германии действовал безотказно. Он знал всего лишь несколько слов по-немецки, но обитатели этого заведения имели в своем словаре, очевидно, не намного больше. Мы выпили пива Затем Джаич заказал себе еще и активно включился в игру. Правила были несложными. Я разобрался в них и без помощи Джаича. Требовалось ударить белым шаром по черному так, чтобы он затем попал по другому черному. За каждое попадание начислялось пять очков, промах -- потеря хода. Если белый шар вообще не попадал по черному, то это наказывалось снятием десяти очков. Игра шла до ста. Победитель получал с остальных участников игры по пятьдесят марок. Сначала Джаич проиграл. Потом, видимо, обрел боевую форму и принялся выколачивать из красномордых их денежки. Время от времени я поглядывал в окно, но на противоположной стороне улицы не ощущалось ни малейшего движения. Джаич разошелся не на шутку. Красномордые оказались азартными игроками, и деньги у них имелись. Они с завидным постоянством лезли на рожон, но результат оставался неизменным. Зато Джаич угощал всех пивом. Те, кто не принимал участия в игре, а только наблюдал, были очень довольны. Так продолжалось до двенадцати часов, пока пивная не закрылась. Оказавшись на улице, мы с наслаждением вдохнули свежий прохладный воздух. Ночь была тихая. -- Жду дальнейших распоряжений, -- проговорил я. -- Будем патрулировать вдоль улицы или устроимся где-нибудь в подворотне? -- Черта с два! -- отозвался Джаич. -- Что тогда? -- Поедем на улицу "17 июня". -- Это туда, где обитают прелестные амазонки в одних лишь узеньких плавках? -- То, что плавки узкие, я не гарантирую. Это уже твои собственные домыслы. -- А как же работа? Джаич бросил взгляд на магазин, ничего не ответил и направился к машине. -- Утро вечера мудренее, -- произнес он, отворяя дверцу. -- И потом ты ведь сам утверждал, что это какие-то сопляки, которые нуждаются лишь в хорошей родительской трепке. В машине он пересчитал выигрыш. -- Больше тысячи, -- с удовлетворением произнес он. -- Для начала недурно. -- Игре в карамболь тоже обучают в КГБ? -- Ты говоришь с иронией, а между прочим, это действительно так. И игре в бридж, и в баккару, и даже в гольф. На одной из наших подмосковных баз имеется такая площадка, которой позавидовали бы члены любого западного клуба. -- Бедные красномордые. Они и не подозревают, что их финансовые потери -- происки КГБ. Ну что вам рассказать про улицу "17 июня"? Даже с шириной плавок я попал в самое яблочко.

На следующее утро я имел возможность убедиться в том, что заграничные службы "Гвидона" работают не менее четко и отлажено, нежели штаб-квартира. Не успели мы позавтракать и выбраться из дома, а в почтовом ящике уже находился ответ из Марселя. Это были ксерокопии нескольких газетных статей и переводы их на русский язык, набранные на компьютере. Действительно, события, аналогичные тем, что происходили сейчас в Берлине, около двух месяцев назад имели место в Париже. "Либерасьон" и "Экип" сообщали о том, что неизвестные проникают в антикварные лавки, каким-то загадочным образом справляясь со сложными замками и сигнализацией, поливают предметы старины краской из аэрозольных баллонов и исчезают, не прихватив с собой ни единой вещи. "Фигаро" детально описывала каждый из эпизодов, поместив фотографии владельцев магазинов и смакуя полное бессилие полиции. А "Паризьен" и "Монд", чьи публикации появились через несколько дней, придали захватывающему сюжету еще одну пикантную подробность: трое из тех, чьи фотографии совсем недавно украшали страницы "Фигаро", были чуть позже обнаружены убитыми в их же собственных магазинах. Экспертиза установила, что они были застрелены, стоя на коленях, из чего можно было сделать вывод, что их казнили. Остальные владельцы антикварных лавок в панике побросали свой бизнес и разбежались, постаравшись укрыться как можно более надежно. Я начал подозревать, что полезная информация, о которой толковал Джаич, как раз и заключалась в брошенной фрау Сосланд фразе о событиях в Париже. Отбросив последнюю страницу, Джаич тут же потянулся к телефону и набрал номер Горбанюка. -- Мне нужен пистолет, -- без обиняков заявил он. -- Я и сам об этом догадался, когда ознакомился с присланными материалами, -- отозвался тот. -- Часа через полтора ждите почтовое отправление. -- Кстати, читать материалы было вовсе необязательно, -- проворчал Джаич. -- Иногда неведение полезно для здоровья. Он положил трубку. -- Черт возьми! -- не выдержал я. -- Мне тоже хотелось бы остаться в неведении. -- Подумаешь, какие-то сопляки, -- поиздевался надо мной Джаич. -- Поймаем, отберем отмычки и оружие, оттаскаем за уши и... Гудбай, бэби! -- Я считаю, что нам необходимо обратиться за помощью к Лили, -- сказал я. -- Ну вот, уже заплакал. -- Послушай, Джаич, я тебе не Горбанюк! Да, заплакал! Мне еще моя жизнь не надоела! -- Немедленно утри сопли, -- проворчал Джаич. -- Или ты беспрекословно мне подчиняешься и оставляешь свои идиотские советы при себе, или вали отсюда на все четыре стороны. Неслыханно! В сложившейся ситуации я меньше всего был склонен терпеть его хамство. -- И свалю! В бешенстве схватил чемодан и принялся запихивать туда свои вещи. Джаич искоса наблюдал за мной. На губах его появилась язвительная усмешка. -- Один небольшой вопросик. -- Он зашелестел упаковкой и отправил в рот порцию жевательной резинки. -- Ты хотя бы в общих чертах имеешь представление о том, какие неприятности последуют, если ты бросишь работу вот так, не предупредив руководство "Гвидона" минимум за два месяца? Темп моих сборов нисколько не уменьшился. -- Разумеется: я потеряю два месячных оклада и какую-либо перспективу в дальнейшем вновь оказаться в штате "Гвидона". -- Ха! -- сказал Джаич. -- Теперь мне все ясно. -- Что тебе ясно? -- Какая ты, оказывается, шляпа. А еще бухгалтер. Я был задет за живое. -- Между прочим, я в "Гвидоне" уже не первый год и правила знаю. -- А ты внимательно читал свой новый трудовой договор? -- Не очень... -- Я несколько растерялся. -- Зато я наизусть помню старый, а они ведь стандартные. -- Стандартные, да не совсем. Там, например, есть вот такой пунктик... И он без запинки продекламировал девятый пункт моего нового трудового договора. -- Не может быть! -- вырвалось у меня. Он почти бесшумно захихикал, затем пустил жвачный пузырь. -- Когда я поинтересовался у Лили, почему предусмотрены такие крутые меры, она ответила, что знает тебя как облупленного и что с подобным пунктом ей будет как-то спокойнее на душе. Шляпа! -- А ты не берешь меня на арапа? -- Что стоит шляпу взять на арапа, -- снова захихикал он. -- Однако проверить это проще пареной репы: посмотри свой экземпляр договора. -- Но я оставил его дома! -- Тогда решай сам: либо довериться мне, сидеть на месте и не рыпаться, либо вернуться домой, заглянуть в текст договора и впасть в экономическую зависимость от "Гвидона" до конца дней своих. -- Ублюдки! -- выругался я. -- Не стоит отчаиваться, -- Совершенно не ожидал, что плейбой Джаич способен хихикать, как гомосексуалист. -- Мы огребаем не такое уж плохое вознаграждение, и если нам все же суждено откинуть копыта, то хватит не только на гроб с инкрустацией, но и на прощальный салют. Раздался громкий телефонный звонок. -- Черт! -- воскликнул Джаич, косясь на аппарат. -- Мало того, что это доисторическое животное с диском, который нужно крутить, оно еще и вопит, как ненормальное. Я поднял трубку. -- Алло? Честно говоря, я думал, что это кто-то из "голых пистолетов". Но это снова оказался Горбанюк. -- Давай сюда Джаича! -- прохрипел он. От подобного тона меня бросило в жар, и я мигом передал трубку. -- Только что звонила фрау Сосланд, -- сообщил Горбанюк. -- Она срочно хочет вас видеть. -- А что случилось? -- поинтересовался Джаич недовольно. -- Он еще спрашивает! -- Горбанюк захлебнулся слюной. -- Фридриха Бенеке убили! -- Ай-яй-яй! -- сказал Джаич. -- Когда? -- Вчера вечером, но обнаружили только сегодня утром. -- Кто обнаружил? -- Подробностей я не знаю. -- А кто он такой? -- Кто?! -- Ну, этот Фридрих Бенеке? -- Ах, вы даже этого не знаете?! -- Горбанюк не находил слов. -- Хорошо, я вас просвещу по старой дружбе. Бенеке -- один из торговцев антиквариатом. Здесь, в Берлине! -- Застрелен, стоя на коленях? -- Этого я вам сказать не могу. Но не исключено. -- Хорошо, я позвоню нашей клиентке, -- пообещал Джаич. Потом посмотрел в мою сторону и с улыбкой фанатика произнес: -- Игра начинается. Вернее, ее берлинский раунд. Мне захотелось продолжить сбор вещей. Да что там вещи -- я был готов драпать с пустыми руками. На том свете ведь никакие блага не понадобятся. Не раз мне приходилось наблюдать картину а ля "все во имя денег" и то, каким сумасшествием это выглядит со стороны. Джаич тем временем уже связался с фрау Сосланд. -- А, господин Палермский! -- заверещала та. -- Не понял, -- проговорил Джаич. -- За что я вам плачу деньги? -- яростно набросилась на него клиентка. -- Чтобы вы ловили преступников или запугивали моего сына? -- Не понял, -- упрямился бывший капитан КГБ. -- Только не стройте из себя идиота! Я видела вашу фотографию. Вас обоих с задранными мордами. И читала эту дурацкую записку. Если бы не я, вас бы уже давно разыскивала полиция. -- Нам нужно встретиться, -- проговорил Джаич. -- Естественно, нам нужно встретиться. Только имейте в виду, что по вашей милости мне пришлось обо всем рассказать сыну, и он категорически настаивает на своем личном присутствии. -- Очень хорошо, -- Джаич мигом сделал вид, что как раз этого он и добивался. -- Поступим следующим образом: встретимся в вашей лавке ровно через час. Засеките время. -- Почему в лавке? Мы находимся у меня дома. -- А встретиться нужно в лавке. И, пожалуйста, давайте без возражений. Если вы, конечно, не хотите, чтобы ваш сын отправился следом за Фридрихом Бенеке. Я беру на себя ответственность только при условии безоговорочного подчинения. -- В лавке -- так в лавке, -- тут же согласилась фрау Сосланд. Видимо, она была не на шутку напугана. Послышался стук в дверь. -- До встречи, -- проговорил Джаич, торжественно вручил мне телефонную трубку и отправился в коридор. Я последовал за ним. Это был шофер БМВ с почтовой посылкой в руках. Он с опаской поглядел на Джаича. -- Примите почтовое отправление, -- угрюмо проговорил он и протянул посылку куда-то в пустоту. Я оказался с одной стороны от посылки, а Джаич с другой. -- Бьюсь об заклад, это антоновка! -- жизнерадостно воскликнул Джаич, принимая коробку и показывая ее мне. -- Мотя -- все-таки тетка что надо! Беспокоится, чтобы в этой Б-гом забытой стране у нас с тобой нашлось что похрумкать. -- Я могу идти? -- поинтересовался шофер, переминаясь с ноги на ногу. -- Разумеется. Или ты уже раскатал губу на чаевые? Джаич чаевых не дает. Шофер удалился. Я поймал себя на том, что горячо завидую ему. Он удалялся в мир, в котором, быть может, и имелись какие-то проблемы, но все же не было антикварных лавок с таинственными посетителями и аэрозольных красителей. И уж, во всяком случае, его мир не был завален трупами. Разодрав коробку, Джаич извлек из ее недр пистолет а к нему -- три полные обоймы патронов. -- "Макаров", -- произнес он с удовлетворением. -- Новенький. Из него, наверное, не угробили еще ни одной живой души. -- Лучше бы твоя тетя действительно прислала нам антоновки. -- Между прочим, у меня на самом деле есть тетя Мотя, без балды. Матрена Петровна. Она сейчас, правда, старенькая... Тут Джаич посмотрел на часы и резко прервал воспоминания. -- Пора на выход, -- коротко бросил он.

На сей раз, когда мы позвонили в дверь и, будто по команде, задрали головы, раздался долгожданный лязг замка, и нас впустили в "святая святых". Лавка Юрико состояла из двух комнат: большой и маленькой. В большой на стенах висели православные иконы, а в многочисленных витринах под стеклом располагался фарфор. Имелась здесь и полка со старинными книгами. Маленькая же комната выполняла функции кабинета: письменный стол, заваленный папками, компьютер, большой металлический шкаф, в углу -- машина для измельчения бумаги. Монитор с видом улицы стоял на журнальном столике рядом с телефоном и горой проспектов. Изображение в нем постоянно менялось. В комнату были втиснуты и несколько кресел. Едва кивнув головой фрау Сосланд и пожав руку Юрико, мы расположились напротив них. -- Во-первых, что это за выходка с вашим вчерашним появлением? -- с полуоборота завелся Юрико. -- Признаться, я вообще не в восторге от этой маминой затеи, а если учесть, какую сумму вы с нее содрали... -- Мы можем расторгнуть договор, -- тут же согласился Джаич. -- Часть денег, правда, уже истрачена, но по сравнению с общей суммой это сущие пустяки. Честно говоря, я был бы только рад, поскольку дело приобретает такой оборот, что лучше держаться от него подальше. Лично я был глубоко убежден, что "подальше" -- это еще не то слово. Однако, вопреки здравому смыслу, мы продолжали оставаться в самом эпицентре. Юрико был долговязым малым лет сорока пяти с тонким длинным носом и плешью на макушке. Кисти рук его, необычайно большого размера, сложенные на плеши, создавали нечто вроде крыши теремка. Одет он был в голубую футболку с замысловатым рисунком и хорошо отутюженные серые брюки. Ступни ног также были огромны, на них красовались черные кожаные кроссовки фирмы "Риббок". Фрау Сосланд на сей раз, видимо, решила пощадить наш вкус и надела легкое летнее платье с оборками цвета спелой вишни. В руке она держала бокал с какой-то освежающей жидкостью. Нам, впрочем, выпить предложено не было. Итак, события, вроде бы, начали развиваться в нужном мне направлении, но тут Юрико резко дал задний ход. -- Что значит -- расторгнуть договор! -- возмущенно проговорил он из своего теремка. -- Вы хотите нас оставить у разбитого корыта? Ведь потеряно столько времени. Мы могли бы нанять кого-то другого. А теперь!... Когда мы больше всего нуждаемся в помощи... Только вздумайте лечь на дно, я с вас сдеру такую компенсацию... -- Ничего вы с нас не сдерете, -- отмахнулся Джаич. -- Мы -- ваша единственная надежда и опора. Здорово вам помогла полиция? Советую помнить об этом всякий раз, когда вам вздумается заговорить о деньгах. Ей-богу, если требуется урезонить нахала, Джаич незаменим. Фрау Сосланд отхлебнула из своего бокала и сделала попытку завладеть инициативой. -- Время дебатов прошло, -- со значительностью в голосе произнесла она. -- Сейчас уже нельзя просто сидеть и дожидаться дальнейшего развития событий. Я твердо намерена выяснить, что же, в конце концов, вы намерены предпринять? -- Для начала -- ознакомиться с системой сигнализации. -- Пожалуйста. Юрико, покажи им. -- Кстати, -- спохватился Джаич. -- Вы случайно не знаете, отчего вас так зовут -- Юрико. В этом замешаны грузины? Юрико озадаченно почесал плешь. -- Не думаю. Правда, я был тогда маленьким и однозначно не могу сказать, но мне хочется верить, что Юрико -- это переиначенное Жерико. -- Вас бы это больше устроило? -- Да, мне нравится этот художник. -- О'кэй, вернемся к сигнализации. Джаич все исследовал тщательным образом. На дверях, окнах, фрамугах стояли системы, призванные реагировать на открытие и взлом. Помимо этого, в обеих комнатах были установлены датчики, реагирующие на движение. Для наглядности Юрико включил сигнализацию и предложил Джаичу пошевелиться. Тот приподнял руку. Мгновенно что есть мочи заверещала сирена. Звук был препротивнейшим. Юрико отключил его и снял трубку телефона. -- Нужно успокоить полицию, а то у них тоже со всей этой историей нервы на пределе. Кстати, точно так же срабатывает сигнализация, если открыть форточку или дверь. Включается сирена, и вспыхивает лампочка на пульте в полиции. -- Точнее, должна была бы срабатывать, однако не срабатывает? -- уточнил Джаич. -- Совершенно верно. На одной из висящих на стене икон я заметил следы краски, подошел и прикоснулся к ней рукой. Краска осталась на пальцах. -- Всегда так легко снимается? -- поинтересовался я. -- До сих пор это было сравнительно несложно, но где гарантия, что так же будет и впредь? Существуют ведь и другие аэрозольные красители. Где гарантия, что не начнут пропадать вещи? Господи, да и не это сейчас главное! Где гарантия, что завтра я сам буду цел? -- Ваша единственная гарантия -- это мы, -- повторил Джаич. -- Но только при условии, что вы будете нам оказывать всестороннюю поддержку. Местоимение "мы" в данном контексте мне категорически не нравилось. По-видимому, Джаич начал путаться в распределении ролей. Нечто подобное, очевидно, почувствовал и Юрико. -- Вы бы предпочли, чтобы мы засели в одном окопе плечом к плечу? -- уточнил он. -- Вы, я и моя мама? -- Мы не нуждаемся в окопе ни в вас, ни в вашей маме. Но мы вправе требовать содействия. К примеру, нам нужно во что бы то ни стало побеседовать с остальными берлинскими торговцами антиквариатом. Не спросив разрешения, Джаич задымил "Партагазом". Вообще-то, я не очень точно описываю последовательность событий. Иначе бы только и пришлось упоминать, что Джаич вынул из пасти жвачку и сунул туда "партагазину"; Джаич затушил окурок в пепельнице и сунул в пасть новую порцию жевательной резинки. -- Со всеми остальными владельцами антикварных магазинов в Берлине? -- переспросил Юрико. -- Да. -- Но это не так-то просто организовать! -- В противном случае через какое-то время вы соберетесь в морге. Фридрих Бенеке уже там. -- Хорошо, я попробую. Но я не уверен... -- Они придут, -- заверила его фрау Сосланд. -- Или я не знаю эту шайку. Придут как миленькие -- Отлично, мама, если ты так уверена, можешь взяться за это. Я не возражаю. -- Когда они вам нужны? -- спросила фрау Сосланд Джаича воинственным тоном. Казалось, она готова вытащить их из кармана и предъявить. -- Завтра. Время можете назначить сами. -- А где же мы вас завтра найдем? -- О, это пусть вас не беспокоит. Мы остаемся тут на ночь. -- Но вечером я должен буду включить сигнализацию! -- запротестовал Юрико. -- Как вы себе это представляете? -- А вы можете включить только сигнализацию на взлом? -- Нет, все включается одновременно: и на взлом, и на движение. Беретесь просидеть здесь всю ночь не шелохнувшись? -- Ну разве что в позе фарфоровых статуэток. Неужели нельзя позвонить в полицию и сказать, что вы задержитесь здесь сегодня допоздна? -- Ну, я попробую... -- Вот и попробуйте. Сколько раз к вам проникали неизвестные? -- Трижды. Месяц назад, затем через десять дней, затем еще через неделю. -- Понятно. Джаич продолжал наполнять помещение клубами табачного дыма. Впрочем, нам не было предложено ничего прохладительного, и это могло послужить им неплохим наказанием.

Отправляясь "в ночное", мы захватили с собой пива и бутербродов. Саймон остался дома. В виде компенсации я открыл ему деликатесных собачьих консервов. Прежде чем скрыться в помещении лавки, Джаич с тоской поглядел на вход в пивную. Юрико показал нам, где находится туалет, и пожелал спокойной ночи. -- Ты, вообще-то, собираешься сегодня почивать? -- поинтересовался я у Джаича. -- Зависит от обстоятельств. Держи. -- Он передернул затвор пистолета и протянул его мне. -- Почему я? А ты? -- У меня имеется оружие и покруче. -- Он потряс над головой скакалкой. -- Что-то новенькое. С каких это пор скакалка круче, чем пистолет? -- Смотря в чьих руках. Он развалился в кресле в кабинете у Юрико, а я принялся расхаживать по большой комнате, разглядывая иконы, книги и фарфор. Пистолет я осторожно положил на одну из стеклянных витрин. -- Может, расставим фарфор на подоконнике и постреляем? -- предложил Джаич, наблюдая за мной через распахнутую дверь. -- Очень смешно, прямо обхохочешься, -- угрюмо отозвался я. На некоторых иконах снизу имелись надписи: "Воскресение -- сошествие во ад", "Параскева Пятница", "Троица ветхозаветная", "Никола Зарайский", "Чудо Георгия о змие", "Богоматерь Одигитрия Смоленского"... Печальные святые с укором глядели на меня, словно именно я был повинен в отлучении их от стен родных соборов и монастырей. Насмотревшись на культурные реликвии, я занялся разглядыванием пистолета. Он был тяжелым, холодным и внушал к себе уважение. -- Ты там здорово не шастай, -- крикнул мне Джаич. -- Еще, чего доброго, спугнешь добычу. Я побрел к нему. Оказалось, он уже успел вылакать три банки пива. -- Только не кури "Партагаз", -- попросил я его. -- Преступник учует нас за три версты. -- Ерунда. Вот свет действительно включать нельзя. Придется сидеть в темноте. -- Ничего страшного, если учесть, что почитать все равно ничего не захватили. Я рухнул в одно из кресел и попытался вздремнуть. Сумерки сгущались. Время от времени было слышно пивное бульканье Джаича. -- Ты подумай, из-за кого приходится шкурой рисковать, -- проговорил я. -- Эти Сосланды только тем и занимаются, что помогают разбазаривать достояние страны. Все эти иконы, книги, фарфор... -- А таких Юрико знаешь сколько? -- подал голос Джаич. -- Завтра узнаем. -- Узнаем только о берлинцах. А по всему миру? Я бы их, честно говоря, саморучно... -- Он замолчал. -- Поразительно! Нам приходится решать проблемы людей, которые по нашему же собственному мнению совершенно этого не заслуживают. -- Ничего не поделаешь. Ведь частный детектив -- та же проститутка, лижет задницу тому, кто платит. -- Я сам -- человек маленький, -- упрямо продолжал я, -- и хотел бы помогать маленьким людям. А задницы лизать -- удовольствие спорное. Мне вспомнилось пение Джо Коккера -- Забудь об этом. У маленьких людей никогда не хватит средств, чтобы с тобой рассчитаться. -- Послушай, Джаич, -- воскликнул я под воздействием внезапного порыва. -- Давай поклянемся, что, если это будет в наших силах, если выбор будет за нами, мы станем помогать только тем, кто этого достоин. -- О'кэй, -- согласился он. -- Клянусь, потому что знаю, что выбора у нас не будет никогда. А теперь заткнись. Мы должны довести до конца это дело. -- Представь, что их выслеживают патриоты? -- не унимался я. -- А мы, дураки, в свою очередь устраиваем на них облаву. -- Не думаю, -- отозвался он, -- патриоты вели бы себя совершенно иначе. Для начала они бы вынесли отсюда наиболее ценные экспонаты и переправили в Россию. А не стали бы поливать их красителями. -- Если не патриоты, тогда кто? -- Хотелось бы мне что-нибудь выяснить об их поставщиках. -- Ну, я так понял, что эта тема -- табу. -- То-то и оно. Немного помолчали. -- Если это не патриоты, то, вероятнее всего, какой-нибудь ненормальный маньяк. Другая версия и в голову не приходит, -- вновь заговорил я. -- А что, маньяки бывают нормальными? -- усмехнулся Джаич. -- Но этот совсем уж ненормальный. Свихнулся на почве отрицания прошлого. Видимо, вообразил, что подобным образом можно прошлое уничтожить, зачеркнуть. Разгуливает под покровом ночи по антикварным лавкам и поливает вещи из аэрозольных баллонов. Причем, наиболее ценные. -- Этакий лунатик. -- Между прочим, совсем неплохая версия, -- воодушевился я. -- После его художеств хозяева приводят испорченные предметы в порядок, это его злит, он возвращается и с завидным упорством поливает их снова. Но хозяева снова приводят их в порядок. И тогда он начинает их убивать. Джаич скорчил рожу. По-моему, его просто взяла зависть, что такая блестящая идея пришла в голову не к нему. -- Осталось уточнить, каким образом наш маньяк решает проблему замков и сигнализации, -- заявил он. -- Это, разумеется, наиболее сложный вопрос. Можно предположить, что по профессии он электронщик и что у него к тому же золотые руки. -- Золотые руки... Если не ошибаюсь, на страницах "Экип" один из французских медвежатников утверждал, что работа просто фантастическая. Что он знаком со всеми лучшими медвежатниками страны и что ни одному из них такое не под силу. -- На Западе любят щеголять громкими фразами. -- Я потянулся и зевнул. -- Послушай, давай немного поспим. Все равно шансы, что преступник появится именно сегодня именно в этом магазине стремятся к нулю. Не успели мои слова сорваться с уст, как явственно щелкнул дверной замок. Мы замерли. Я принялся лихорадочно вспоминать в темноте, где пистолет, и, наконец, с ужасом вспомнил, что оставил его в большой комнате на витрине. Но дверь так и не открылась. Снова щелкнул замок, и Джаич тут же метнулся к окну. Я последовал за ним, прихватив по дороге оружие. Вдоль окон промелькнула чья-то тень. Затем послышался шум отъезжающей машины. -- Они обнаружили, что сигнализация отключена, -- процедил сквозь зубы Джаич. -- Но как?! -- воскликнул я. -- Как накакал... Сейчас который час, пивная уже закрыта? -- Он посмотрел на фосфорицирующий в ночи циферблат. -- М-да, собаки... Не могли отметиться у нас пораньше... Ладно, Крайский, поехали домой. Затем протянул руку и отобрал у меня злополучный пистолет. -- Теперь понятно, почему они рискуют многократно возвращаться на одно и то же место. Ведь если сигнализация на движение подключена, значит, внутри никого нет. А если отключена, они сматывают удочки. Саймон нам очень обрадовался.

На следующий день позвонил Горбанюк и сообщил, что нашли убитым Александра Крона. На этот раз Джаич даже не стал причитать "ай-яй-яй" и интересоваться, кто такой этот Александр Крон. Зато, когда мы появились в лавке у Юрико, выяснилось, что под знаком кровавой звезды все остальные антикварщики не только соизволили прийти, они сбежались, как цуцики, и встали в очередь. Еще до того, как из большой комнаты в кабинет был допущен первый из них, мы уже знали, что и Фридрих Бенеке был застрелен в помещении собственного магазина, стоя на коленях. Заполненная антикварщиками большая комната напоминала потревоженный улей. В толпе сновала фрау Сосланд, без особого успеха пытавшаяся исполнить роль хозяйки салона. Беседы происходили в кабинете у Юрико в его присутствии, но про закрытых дверях. Итак, в живых, кроме Юрико, осталось еще одиннадцать хозяев антикварных магазинов. Предварительно Юрико каждому из них давал характеристику, затем вышеозначенная персона приглашалась для разговора. Я старался вести записи как можно более подробно в угоду ненасытным "голым пистолетам". Первым на очереди оказался Октавиан Сидоров. -- В Германии уже 19 лет, -- сообщил Юрико. -- В свое время приехал сюда из Киева. Имеет довольно крупный магазин на Галенштрассе. Женат. 43 года. Весьма деловой, хоть и не очень приятный в общении. Разумеется, не очень приятный с субъективной точки зрения Юрико. Для нас же сам Юрико только тем и отличался от остальных, что именно его мамаша платила нам денежки. Октавиан Сидоров имел фигуру, которой часто сопутствует прозвище Циркуль, некрасивое лицо с бугристым носом и бегающие глазки. Когда Джаич поинтересовался, располагает ли он какой-либо версией происходящего, тот ответил, что понятия не имеет. Вообще-то, Джаич, насколько я мог судить, старался придерживаться своей фирменной тактики ведения разговора: махровое словоблудие с неожиданным выуживанием под конец полезной информации. Безусловно, выуживание полезной информации имело место не всегда. Если оно вообще сегодня хотя бы раз имело место. Мне, во всяком случае, подобное зафиксировать не удалось. Оставалось лишь махровое словоблудие. Наряду с этим, всем лицам без исключения Джаич задавал следующие вопросы: насколько успешно продвигается его коммерция, кто является поставщиком, что тот намерен предпринять в ближайшее время и имеется ли у него своя версия происходящего. Октавиан Сидоров сказал, что ни о чем понятия не имеет. В ближайшее время он намеревается закрыть лавку и на улизнуть на Канарские острова. Нет, это не бегство, просто элементарная потребность в отдыхе. Мне представился пляж, а на нем его обнаженное тело. Зрелище не из приятных. Хотя, если то же самое тело лицезреть на полу антикварной лавки в растекающейся луже крови... Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее. Что же касается вопроса о поставщиках, то варианта ответов имелось всего лишь два: а) никакого вразумительного ответа, б) сам (сама) езжу в Россию (СНГ), закупаю товар, плачу необходимую пошлину и официально вывожу. У кого закупаю? У кого придется. Следующим после Сидорова вошел Марк Немировский. -- В Германии уже 9 лет. Сюда попал из Израиля, куда, в свою очередь, прибыл из Москвы. Имеет магазин на Элизабет-Лазиусцайле. Весьма скользкий тип. Маленький смуглый брюнет лет пятидесяти пяти. Упорно отказывается смотреть собеседнику в глаза. Хроника его разговора с Джаичем: махровое словоблудие (за бессодержательностью опускается); дела идут неплохо, хотя могли бы и лучше; что собирается предпринять, знает, но пока не скажет; версия случившегося -- все это промысел некоего взбесившегося конкурента. Мол, подобными действиями взбесившийся конкурент пытается высвободить для себя максимальное пространство на рынке. Здесь и в Париже. Он даже догадывается, кто бы это мог быть, но предпочитает помалкивать, поскольку у него нет доказательств. А голословные обвинения суд квалифицирует как клевету. Третий -- Артур Ризе. Он почти не говорил по-русски, и Юрико пришлось выступить в роли переводчика. Коренной берлинец преклонного возраста. Весь его солидный вид с бородкой и усами никак не вязался с разноцветной наколкой на левой руке. Ризе имел целых три магазина в различных районах города, но сам работал в наиболее крупном из них на Гогенцоллерринг. Характеристика Юрико: наиболее лютый волчара из всех присутствующих. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела идут совсем неплохо; собирается работать дальше как ни в чем не бывало, плевать он хотел...; конкретной версии происходящего не имеет, но считает это неким злым роком. -- В чьем обличье? -- поинтересовался я. -- Если бы знал, тут же сообщил бы в полицию. -- А вы не боитесь продолжать как ни в чем не бывало? -- поинтересовался Джаич. -- Ведь и вас тоже могут прихлопнуть. -- В этом смысле я -- фаталист. Нельзя избежать предначертанного судьбой. Я верую в карму. -- Ладно, -- сказал Джаич и пустил жвачный пузырь. -- Следующий. Вошел Отто Горовиц -- немец родом из Гамбурга, великолепно владеющий русским языком и постоянно оперирующий фразой "по гамбургскому счету". Блондин с розовым лицом и бесцветными глазами. Магазин его располагался в одном из самых оживленных мест на Кудаме. Характеристика Юрико: темная лошадка. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела идут терпимо; что собирается делать дальше, еще не решил; версия происходящего -- невидимка. -- Посудите сами: фотоэлементы, призванные реагировать на любой видимый движущийся объект, не срабатывают; полицейские, неоднократно пытавшиеся сфотографировать злоумышленника или снять на видеопленку, неизменно терпят фиаско, поскольку специально установленная для этого аппаратура фиксирует пустоту; никто из жителей близлежащих домов ни разу его не видел. Если рассуждать серьезно, то это мог быть только невидимка... Я, конечно, понимаю, что, на первый взгляд, сие звучит неправдоподобно, но, по гамбургскому счету, ведь то, что было придумано в свое время Уэлсом, не является какой-то несбыточной мечтой. Рано или поздно должен был появиться гений, способный сделать это реальностью. Ну а гении чаще всего бывают сумасшедшими. Не знаю, издевался он над нами или говорил серьезно. В любом случае ему можно было возразить по крайней мере дважды: во-первых, не срабатывала сигнализация не только на движение, но и на взлом, а, во-вторых, вчера мне собственными глазами довелось увидеть тень того, кого мы разыскиваем. А невидимки, насколько известно, теней не отбрасывают. Даже по гамбургскому счету. Вилли Гройпнер и Карлхайнц Бреме вошли вместе -- они были приятелями. Оба -- весьма упитанные ребята, с виду напоминавшие Бобчинского и Добчинского. Они добродушно улыбались. Гройпнер имел магазин на Франкен-Шанце, а Бреме -- в пяти минутах ходьбы оттуда на Бисмаркштрассе Характеристика Юрико: наиболее приятные люди из всех собравшихся. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела идут не так уж плохо, бывало и похуже; сейчас намерены спрятаться понадежнее. Версия же происходящего у каждого имелась своя, причем оба ссылались на информацию, конфиденциально полученную ими в Париже. Вилли Гройпнер упорно твердил о какой-то загадочной культурно-криминальной группе под названием "Фокстрот", намеревавшейся извести всех без исключения антикварщиков в мире, а Карлхайнц Бреме утверждал, что того же самого добивается некий преступник по прозвищу Дервиш, он же Шаман, он же Колдун. Причем побудительные мотивы как группы "Фокстрот", так и Дервиша, совершенно не были ими раскрыты. Мы еще находились под впечатлением искрящейся фантазии Бобчинского и Добчинского, когда к нам снова пожаловал бывший соотечественник -- Анатолий Косых. Причем не один. Невысокий, со спортивной фигурой и вздувшимися на руках и на шее жилами, седоволосый, он привел с собой жену Марину -- девчонку, которая была лет на двадцать моложе его. -- Ни на шаг теперь от меня не отходит, -- пожаловался он на нее. -- Боится остаться одна. -- Языка не знаю, законов не знаю, -- затараторила та как по писанному. -- Никого из знакомых здесь нет. Пропаду без него. -- С такими данными не пропадешь, -- очевидно, уже не в первый раз говорил ей Косых. Данные действительно были впечатляющими: глазищи -- как у андерсеновских собак из "Огнива", тонкая талия, торчком стоящая грудь... Косых с трудом оторвал от нее взгляд и перевел на Джаича. Характеристика Юрико: в принципе, парень неплохой, но пьет, как лошадь. Правда, ныне -- молодожен, привез невесту из России. Может, хоть это спасет его от алкоголизма. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела идут не ахти; собирался работать дальше, но теперь под влиянием супруги планирует лечь на дно; версий происходящего много, но все настолько бредовые, что не стоит и упоминать. Анатолия Косых сменила Барбара Штилике -- маленькая пышка на тонких кривых ножках. Владела небольшой лавчонкой в районе Линарштрассе. Она тоже не говорила по-русски, и Юрико снова пришлось поработать. Впрочем, на этот раз беседа длилась недолго. Характеристики Юрико Барбара не удостоилась, поскольку до этого он лишь однажды, да и то мельком, видел ее. Она приехала в Берлин недавно: бежала на родину из Парижа, где у нее тоже был небольшой магазинчик. И вот на тебе! Очевидно, придется бежать куда-нибудь еще, может быть, в Италию, если, конечно, ее примут в свой круг итальянские антикварщики. Постепенно она начинает ощущать себя кем-то вроде несчастного изгоя, которому нет места на земном шаре. Хроника разговора с Джаичем: словоблудие; дела идут не блестяще; собирается переезжать в Швейцарию или Италию; версиями происходящего пусть занимается полиция. Среди присутствующих оказалась еще одна женщина -- Маргарет Туник-Нитнер. Несмотря на жару, она была в строгом синем костюме, на носу -- очки в толстенной оправе. Магазин ее размещался в идеальном с коммерческой точки зрения месте -- прямо у ЦОО. Характеристика Юрико: очень изобретательная и толковая. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела находятся в удовлетворительном состоянии; собирается нанять управляющего, и, если ей это удастся, на какое-то время исчезнет из виду; версия происходящего -- люди из КГБ, или как там это теперь называется. Я с улыбкой, даже игриво, посмотрел на Джаича и вздрогнул. Я понял, что Джаич и сам думает так же. Кому лучше знать повадки и почерк работы своих бывших соратников, как ни ему? Не зря ведь он подчеркивал, что подобные манипуляции с замками и сигнализацией не под силу даже самым лучшим медвежатникам. У меня перехватило дыхание. Вошел Пауль фон Лотман. Магазин на Литценбургерштрассе. Лысый толстяк в очках с позолоченной оправой. Характеристика Юрико: напыщенный индюк и больше ничего. Хроника разговора с Джаичем: словоблудие, не менее махровое, чем прежнее; для коммерции бывали времена и получше; сейчас намерен драпать куда глаза глядят; своих версий происходящего не имеет, однако ему известна рабочая версия полиции. Откуда -- это другой вопрос. А сама версия такова: недавно из советской армии, дислоцирующейся в Восточной Германии, дезертировали два прапорщика -- Олег Никодимов и Ярослав Гунько. Место их нынешнего пребывания неизвестно. Как показала экспертиза, Фридрих Бенеке был убит из пистолета системы "Макаров", принадлежавшего Никодимову. Результаты экспертизы в отношении оружия, из которого был застрелен Крон, еще неизвестны, но предположительно пистолет тот же. Это была первая конкретная информация, относящаяся к делу, но фон Лотман выложил ее сам, без каких-либо ухищрений со стороны Джаича. На мой взгляд, это несколько дискредитировало версию о причастности КГБ, хотя нельзя было исключать, что Никодимов и Гунько давно уже пойманы секретными органами, а пистолет использован специально, чтобы запутать следы. Пауль фон Лотман обещал, что, как только ему станут известны результаты экспертизы в отношении оружия, из которого был убит Александр Крон, он немедленно даст знать. Самым последним оказался упоминавшийся уже ранее Жопес. По паспорту -- Эрнест Тухер. Выяснилось, что, как ни странно, прозвище Жопес является производным от фамилии. Тухер -- Туха -- Тухес, что по-еврейски означает задница, -- и наконец, как последнее звено цепочки, или, как вершина айсберга, -- Жопес. Ему было лет тридцать пять. Довольно высокий, изможденное лицо с длинным носом и тонкими усиками, цыплячья грудь и отсутствие двух фаланг указательного пальца на левой руке. Он тоже появился не один. За локоть его цеплялась донельзя расфуфыренная особа, которая, наверное, и минуты не могла прожить, чтобы не кривляться и не строить кому-нибудь глазки. Из присутствующих она мгновенно выбрала Джаича. -- Таня Павлинова, мой добрый ангел, -- напыщенно произнес Жопес. Он был ленинградцем, земляком Юрико, и, согласно официальной версии, они вроде бы дружили, хотя в действительности -- и об этом можно было догадаться без особого труда -- ненавидели друг друга лютой ненавистью. Характеристика Юрико: полный кретин. Если у остальных в голове шарики, то у него -- кубики. Но, как известно, дуракам везет. Хроника разговора с Джаичем: махровое словоблудие; дела идут великолепно; собирается продолжать работу, но с принятием максимальных мер предосторожности; версия происходящего -- российская мафия. -- На Западе еще не в полной мере осознали ее опасность, -- с упоением вещал он. -- Она скоро всем здесь даст прикурить. У меня у самого была банда в России -- пальчики оближешь. К сожалению, в настоящее время все ее члены сидят за решеткой. Так вот, она способна на все. Мафии, скажем, итальянская или японская, какими бы кровожадными они ни были, все же подверглись обработке цивилизацией. А русская мафия находится на уровне мезозойской культуры. Совершенно черная и совершенно свирепая сила... Оценка давалась вроде бы отрицательная, но произносилась с восхищением в голосе. Российская мафия представала перед глазами во всем своем людоедском великолепии. Жопес еще долго нас запугивал подобным образом. Так долго, что у меня пробудился лютый аппетит, несмотря на все его рассказы и натуралистические подробности. Когда он закончил, я решил было, что теперь мы можем перекусить, но Джаич неожиданно изъявил желание допросить госпожу Павлинову наедине. Видимо, кривлянье "доброго ангела" принесло соответствующие плоды, и мне это не очень понравилось. Еще больше это не понравилось Жопесу. -- А причем здесь, собственно, Павлинова? -- запротестовал он. -- У меня возникли некоторые подозрения, и мне бы хотелось выяснить кое-что у нее тет-а-тет. -- Что за подозрения? -- выпятил чахлую грудь Жопес. -- Этого я сейчас сказать не могу. -- Пойдем, Жопес, -- принялся увещевать того Юрико. -- Если господин Болин говорит надо, значит, надо. Доверься мне. Видимо, младший Сосланд почувствовал запах жареного. Перед глазами его уже, наверно, возникла икона под названием "Изобличение раба Божьего Жопеса во всех тяжких грехах" или "Воскресение -- сошествие Жопеса во ад". Однако я был настроен более пессимистически, а посему, когда Жопес удалился, ведомый под руку Юрико, даже не сдвинулся с места. -- Ты забываешь о распоряжении Лили, -- спокойно проговорил я. -- Мое присутствие необходимо на всех стадиях расследования. Я буду жаловаться "голым пистолетам", которые и так у нас уже находятся на голодном пайке. -- Мне нужно, чтобы ты вышел! -- Джаич свирепо уставился на меня. Павлинова похотливо улыбнулась. Черт с вами! Не свечку же мне держать в конце концов. Я перешел в большую комнату и принялся рыскать взглядом по полкам: в надежде обнаружить что-нибудь съестное. У меня создалось впечатление, что, когда мы только вошли, на одной из них стояло большое блюдо с печеньем. Блюда не было. Антикварщики тоже почти все разошлись. Лишь Артур Ризе о чем-то беседовал с фрау Сосланд. Поодаль стояли Жопес и Юрико. -- Этот тоже почему-то вышел, -- проронил Жопес, пытаясь просверлить взглядом закрывшуюся за моей спиной дверь. -- Значит, так надо, -- улещивал его Юрико голосом домашнего лекаря. -- Какие-то еще подозрения! Бред! -- возмущенно прокукарекал Жопес. Беседа наедине затягивалась. Жопес начал изнывать, затем не на шутку встревожился. -- Пора бы ему уже, -- сказал я и посмотрел на часы. -- Что значит, пора?! На что вы намекаете?! -- тут же взорвался Жопес. Наконец, Таня Павлинова грациозно выплыла из кабинета. Следом двигался Джаич. Жопес мигом бросился к ним. -- Теперь я вправе поинтересоваться, о каких подозрениях идет речь? -- Пока ничего конкретного вам сказать не могу. -- А мне? -- поинтересовался Юрико. -- Вам тоже. Еще бы! Юрико разочарованно вздохнул. -- Безобразие! -- воскликнул Жопес. Затем схватил Павлинову в охапку и поволок к двери. -- Ты ее там случайно не изнасиловал? -- осведомился я. -- Почему ты так решил? -- Когда она выходила, у нее был слишком довольный вид. -- Она сама кого хочешь изнасилует, -- подал голос Юрико. -- И давно она у Тухера? -- У кого? -- Ну, у Жопеса. -- А, недавно. Думаю, недели три. -- Занятная особа, -- загадочно произнес Джаич, и я подумал, что он ее или она его -- суть не так важно.

После моего доклада полуголым "голым пистолетам", ошалевшим от подобного развития событий, -- еще бы! Вместо заурядного хулиганства постоянно растущая гора трупов, -- мы с Джаичем отправились в ресторан. Откровенно говоря, я совершенно не разделял воодушевления Джефферсона и КН. Дело приобретало все более угрожающий оборот. В наличии имелось уже двое убитых, не считая парижан, а следствию не удалось продвинуться ни на шаг. Напротив, количество версий неудержимо росло, а за деревьями, как говорится, леса не видно. Ресторанчик оказался так себе, не чета "Блудному сыну". Мы заказали по порции говяжьей вырезки и салат. Джаич большими кружками поглощал пиво. -- Версий много, -- начал я, -- но все же наиболее впечатляющей выглядит версия КГБ. На втором месте -- моя, с маньяком. -- КГБ здесь ни при чем, -- отрезал Джаич. -- Ну да, конечно! Другого я от тебя и не ждал. Разумеется, можно отбросить версию КГБ как самую взрывоопасную и создавать перед семьей Сосланд видимость активной деятельности. Но эдак всех берлинских антикварщиков перещелкают одного за другим. Тогда уж лучше сразу расписаться в своей полной беспомощности. -- Это не КГБ, -- стоял на своем Джаич. -- Разрешите полюбопытствовать, откуда такая непоколебимая уверенность? -- Комитет никогда не станет заниматься подобным маразмом. Появись у них интерес к вывезенным из страны ценностям, они бы инсценировали ограбление, а не стали бы поливать их из аэрозольных баллонов. Какой смысл? -- Ага, значит, ты все-таки признаешь, что наиболее вероятной причиной происходящего является чей-то интерес к предметам, вывезенным именно из России. Ведь в антикварных магазинах продаются отнюдь не только они. -- Но православные иконы есть практически у каждого. А помимо этого, фаянс, фарфор, книги, раритеты. Скажем, у Бенеке недавно было несколько писем Алексея Толстого, а у Ризе имеется скрипка работы мастера Батова. Всей этой информацией его, разумеется, снабдил Юрико. -- Ты понимаешь... -- Я отсек от своей вырезки приличный ломоть и усердно заработал челюстями. -- Конечно, в данных действиях смысл уловить нелегко, но не мне тебе объяснять, что КГБ -- организация архихитрая и изощренная. Догадаться об истинных мотивах их поведения вообще не всегда возможно. -- Кто бы мог подумать, -- иронически отозвался Джаич. Вокруг него уже клубилось облако "Партагаза". -- Не вижу ничего хорошего, если расследование пострадает из-за твоей хронической привязанности к этой организации, -- настаивал я. -- Ты даже не хочешь рассмотреть всерьез эту возможность, хотя, пожалуй, только КГБ под силу подобные манипуляции с замками и сигнализацией. Я посмотрел на него с вызовом. Последний довод представлялся мне достаточно веским. -- Как ты думаешь, кто такая Таня Павлинова? -- неожиданно поинтересовался Джаич. -- То есть как это кто? Любовница Жопеса. Хотя теперь, возможно, не только его. -- Очень ценное дополнение, -- сказал Джаич и отхлебнул пива. -- Я познакомился с ней много лет назад под Витебском. В одной из спецшкол КГБ. Я разинул рот. Вот уж чего-чего, а этого я не ожидал. -- Разумеется, ты понимаешь, что пока это не для сумасшедших "пистолетов". Я и тебе доверился только оттого, что, возможно, в ближайшее время нам предстоит совместно рисковать жизнью. -- Значит, ты уже знаешь, в чем тут дело? -- уточнил я. -- Ни черта я не знаю! Знаю только, что КГБ здесь ни причем, поскольку они сами обеспокоены случившимся. Они предполагают, что против них готовится какая-то широкомасштабная провокация. -- И поэтому Павлинова сделалась любовницей Жопеса? -- Приблизительно. И настоящая фамилия ее, разумеется, не Павлинова. -- А какая? -- Не твое дело. -- М-да... Какое-то время я занимался одновременным перевариванием пищи и информации -- Ну тогда остается моя версия с маньяком. Не имеешь ничего против? -- Не буду иметь, если объяснишь, каким именно образом у маньяка оказался пистолет прапорщика Никодимова. -- Он ему его продал. Дело в том, что маньяком вообще может быть выходец из России. И он мстит за то, что антикварщики способствуют вывозу культурных ценностей за рубеж. Надеюсь, ты обратил внимание, что и в Париже и здесь жертв не убивают -- их казнят. -- В Париже -- да. Здесь же подобное известно пока только в отношении Бенеке. И то исключительно со слов Пауля фон Лотмана. -- Не сомневаюсь, что все это подтвердится. -- Тогда твоя версия будет иметь право на существование. -- Ах, какой добрый дядя! -- не выдержал я. -- Единственная версия, которая почти все объясняет. Может быть, у тебя имеется другая? -- Конечно, -- Джаич изо всех сил старался казаться невозмутимым. -- Мне, например, больше понравилось предположение Марка Немировского, что это дело рук одного из конкурентов. Во-первых, как заметила еще фрау Сосланд, злоумышленник хорошо разбирается в антиквариате, во-вторых, именно в данном случае нет смысла что-либо воровать, поскольку реализовать это все равно не удастся. Напротив, взятое явилось бы потенциальной уликой. Задача здесь может быть только одна -- запугать конкурентов до смерти и завоевать рынок. -- Он их не запугивает до смерти, а применяет для этого огнестрельное оружие. -- Ну, это когда менее эффективные меры не приносят результата. -- Тогда встречный вопросик, -- я насадил на вилку очередную порцию вырезки. -- Каким именно образом пистолет прапорщика Никодимова оказался у нашего гипотетического кровожадного антикварщика? -- А кто тебе сказал, что он у него оказался? Антикварщик мог нанять самого прапорщика Никодимова или Гунько. Или их обоих. -- Но, насколько я понял, Никодимов и Гунько дезертировали совсем недавно. Как они могли умудриться устроить разборку в Париже? -- В Париже исполнители были другими. Заказчик -- тот же. -- Хорошо, тогда нам остается выяснить, кто из антикварщиков торгует и в Берлине, и в Париже. И дело в шляпе. Насколько я помню, из таковых имеется только Барбара Штилике. Но у меня сложилось впечатление, что это мелкая сошка. Если, разумеется, за ней никто не стоит. -- Видишь ли, не исключен вариант, что этот некто работает пока что только в Берлине, или только в Париже, а, возможно, к примеру, и только в Вене. И заблаговременно готовит для себя повсюду благоприятную почву. -- Ну, тогда задача практически неразрешимая. Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Маньяка было бы выловить гораздо проще. Советую принять мою сторону. -- Да не верю я в существование подобного маньяка! Это раз. Маньяки в основном обитают в американском кино. А, к тому же, совершенно не нахожу, чтобы разыскать его оказалось проще. Единственное, от чего реально мы можем оттолкнуться, это пистолет прапорщика Никодимова. -- И как ты собираешься отталкиваться? Он хитро улыбнулся. -- Поскольку с Павлиновой мы старые приятели, мне удалось выяснить, что служили Никодимов и Гунько в Вюнсдорфе. И еще кое-что удалось разузнать. -- Ага, -- осклабился я. -- Не знаю, почему это вызывает у тебя сарказм.

Вечером Джаич отправился в пивную, что напротив магазина Юрико, на очередное рандеву с красномордыми. Я же предпочел остаться дома. Я бы, конечно, съездил на улицу "17 июня", но под рукой не оказалось автомобиля. Надо будет попросить Джаича, чтобы выбил из Горбанюка еще один. Пришлось ограничиться прогулкой с Саймоном по опустевшим улицам. А по возвращении домой меня ждал сюрприз. На диване в большой комнате сидели Малышка с Троллем и о чем-то яростно спорили. -- Я ведь говорил, чтобы ноги вашей здесь не было! -- тут же вспылил я. -- Немедленно отправляйтесь восвояси. -- Ну вот еще, -- запротестовал Тролль. -- Вместо того, чтобы пожать мою мужественную руку и чмокнуть в щеку Малышку, он открывает вот такое орало... -- Его руки сделали движение, напоминающее жест рыболова, когда тот хвастается особенно крупным уловом, только ладони разошлись не в горизонтальном, а в вертикальном направлении. -- Мы, между прочим, более суток в пути, пересекли три границы, ужасно устали, хотим кофе и даже с места не сдвинемся. -- Ты не будешь указывать мне, куда чмокать Малышку! Все же Малышку я поцеловал, но Троллю руки не подал. -- Может быть, у вас и виза немецкая имеется? -- съязвил я. -- Может, и была бы, соизволь ты побеспокоиться о наших заграничных паспортах. -- Я тебе сто раз говорил: для этого нужна фотография... -- Очень мило! Фантом должен предоставить тебе фотографию! Ты -- самый худший из всех бюрократов России. -- Ладно, заткнись! Я сконцентрировал внимание на Малышке. -- Как поживаешь, радость моя? -- Я очень по тебе соскучилась. -- Я тоже. -- Жалкий лицемер! -- вновь вмешался Тролль. -- А как же улица "17 июня"? А поганый секс-шоп, из которого ты вылетел, будто ошпаренный? Я мигом пришел в бешенство и поискал глазами какую-нибудь емкость, чтобы наполнить ее водой. Но по всей комнате валялись только мятые металлические банки из-под пива. -- Ладно, ладно, -- буркнул Тролль. -- Мокрушник хренов... Так и быть, оставлю вас наедине. Отчет о проделанной работе готов заслушать позднее. Его наглости не было предела. Тролль удалился в чулан, а я повалил Малышку на пол и занялся с нею любовью. Использовать для этого диван Джаича почему-то не хотелось.

Проснувшись утром, я обнаружил, что Джаич не ночевал дома. Очень мило с его стороны! И главное -- вовремя! Интересно, с кем это он разделил ложе? Уж наверняка не с фантомами. Я позавтракал в гордом одиночестве, погулял с Саймоном, минут пятнадцать пререкался с Троллем, а Джаич все не появлялся. Наконец, мое терпение лопнуло, и я поехал осматривать город. Ведь до сих пор, по сути, я его так и не видел. Нужно сразу сказать, что в восторг я не пришел. Немыслимое нагромождение домов, крупномасштабные ремонтные работы повсюду. Полное отсутствие какого-либо ансамбля, единого архитектурного стиля. Ничегошеньки, что могло бы порадовать глаз. Берлин определенно не являлся "праздником, который всегда с тобой". Я побродил по Александрплатц, потом проехал две остановки на С-бане2 и прошелся по Унтер-ден-Линден. Дворцы, конечно, впечатляли, и Бранденбургские ворота -- тоже. Но помимо этого я не обнаружил практически ничего, достойного внимания. Рейхстаг откровенно разочаровал. Раньше я представлял его себе значительно более крупным и внушительным. Или он так и застыл с опущенными плечами, ссутулившись после того, как его взяли штурмом русские солдаты? И еще: в Берлине, если не считать здания "Европа-центр" на Курфюрстендам, совершенно отсутствовали небоскребы. Да и "Европу-центр" можно было отнести к небоскребам лишь очень условно . Тоже мне, дикий Запад! Короче, домой я вернулся не в самом восторженном состоянии, а тут еще выяснилось, что Джаича до сих пор нет. Я почитал Фолкнера. Конечно, с большим удовольствием я полистал бы Фитцжеральда, но вчера вечером я начал Фолкнера, а я всегда дочитываю до конца книгу, в которой прочел хотя бы три страницы. К половине четвертого пополудни меня начало охватывать беспокойство. Сначала это была какая-то смутная тревога, затем упорное игнорирование часовых стрелок и насильственное обращение своего взора к книге. Потом все же страх навалился на меня огромной тяжестью. Я вскочил с дивана, наспех затолкал в рот кусок пиццы, прислушиваясь к любому шороху, и помчался в магазин Юрико. На подходе к дому я немного успокоился, поскольку обнаружил "Варбург", томящийся под палящими лучами солнца. Видимо, температура воздуха в нем была сейчас не меньше, чем в сауне. Но это, по крайней мере, говорило о том, что Джаич не угодил в автокатастрофу и должен находиться где-то поблизости. Может быть, в магазине? Однако своими словами Юрико поставил крест на моих надеждах. -- Ну, где вы пропадаете?! -- набросился он на меня. -- Сегодня ночью эти бандюги побывали здесь снова! Полюбуйтесь! Большинство его икон и часть фарфора были свеже выкрашены. Фрау Сосланд, вооруженная тряпкой и ведром воды, занималась восстановительными работами. -- Какое счастье, что они пользуются легко смываемыми красителями! -- воскликнула она. -- Конечно, счастье, -- отозвался Юрико. -- Такое счастье, что меня скоро кондрашка хватит. -- А где Джаич? -- полюбопытствовала фрау Сосланд, оборачиваясь ко мне. -- А его не было здесь сегодня? -- Я напряженно замер. -- Нет. -- Они оба оставили работу и внимательно посмотрели на меня. -- Дело в том, что мы решили разделиться, -- попытался я выкрутиться. -- Каждый взял на себя определенную часть расследования, а встретиться договорились у вас. -- Ну и что ваша часть расследования? Принесла хоть какие-нибудь плоды? -- Безусловно! Однако информацию еще нужно обмозговать, -- я поспешил замять тему. -- А ваша колымага, между прочим, целый день простояла здесь, -- заметила фрау Сосланд. -- Правильно, -- кивнул я, -- так и должно быть. И поспешил покинуть магазин. Немного покрутившись подле "Варбурга", я сообразил, что это небезопасно. При том условии, разумеется, что с Джаичем действительно стряслась беда. Я принялся исподтишка оглядываться, но не обнаружил за собой никакой слежки. Что, конечно же, ровным счетом ничего не значило. Было уже около шести часов вечера. Жара потихоньку переходила из разряда убийственной в разряд тяжелопереносимой. Я шел по улицам, нашпигованный чугунным страхом. В животе словно засело чугунное ядро. Я еле шевелил чугунными руками и едва передвигал чугунными ногами. Все встречные казались мне до крайности подозрительными. Зловещие ухмылки, двусмысленные взгляды, лживое проявление полного отсутствия интереса ко мне. Я совершил ряд маневров, дабы убедиться, что за мной и в самом деле никто не следит. И все же полной уверенности в этом не было. Чего только я не передумал! И какой я дебил. И что хорошо говорить, что на том свете деньги не нужны, когда ты на этом свете и при деньгах. А когда ты действительно оказываешься на том свете, то они и в самом деле становятся не нужны. Была бы у меня семья, так хоть ей бы что-то осталось. А кто у меня есть? Малышка да Тролль. Да Саймон. Проклятый Джаич! Если он объявится целым и невредимым, не знаю, что я с ним сделаю! Когда стемнело, я осмелился еще раз приблизиться к "Варбургу". Он уныло стоял на прежнем месте, под светом уличного фонаря, однако теперь к лобовому стеклу дворником была прижата записка. Естественно, у меня зачесались руки взять ее, но это ведь могла быть ловушка. Поэтому я наблюдал за запиской издали и облизывался. Ну ее!!! В пивной красномордые гоняли биллиардные шары. Увидев меня, они тут же набросились с расспросами о Джаиче. Оказывается, он таки побывал здесь вчера и обобрал всех подчистую. Теперь они жаждали реванша. Я с сожалением пожал плечами, и они пригорюнились. Кельнер поставил передо мной бокал светлого пива, и я принялся быстро пить его маленькими глоточками, одновременно пытаясь разобраться в ситуации. Вероятнее всего, Джаич вышел отсюда где-то около двенадцати, но в "Варбург" не сел. Почему? Заметил что-нибудь подозрительное? Ведь именно этой ночью злоумышленники очередной раз посетили лавку Юрико. Проследить за ними, разумеется, он мог только на "Варбурге". Вряд ли он делал попытку задержать их, поскольку "Макаров" остался дома, а с собой у него была только скакалка. Но "Варбург" здесь, а его нет. Что это означает? Атас! -- подумалось мне. -- Приплыли! Я выбрался на свежий воздух. В полусотне метров отсюда на лобовом стекле "Варбурга" соблазнительно белела записка. А вдруг это весточка от Джаича? Я решительно направился к "Варбургу" и вытащил из-под дворника вожделенный листок. Ничего не случилось. Я не взлетел на воздух вместе с автомобилем, в меня не послали автоматную очередь, и даже не появились дюжие парни в одинаковых костюмах чтобы затолкать меня в притормозивший "Мерседес". Я развернул записку... Штраф за стоянку в неположенном месте. Напряжение минувшего дня неожиданно дало себя знать. Сломя голову я бросился на Фридрихштрассе, в наше берлинское представительство. Было уже совсем поздно, но на мое счастье там оказалась дежурная -- пожилая немка, этакая клуша, с трудом объясняющаяся по-русски. Я заявил, что мне срочно нужен Горбанюк. Клуша отрицательно покачала головой: мол, у того давно уже "Феиерабенд"3. Я потребовал номер его домашнего телефона. Она снова отрицательно покачала головой: "Датенсцчутзгесетз4". Тогда я позвонил Лили. Причем, задействовал канал экстренной связи -- радиотелефон, всегда находящийся рядом с ней. -- Я сылушаю? -- послышался голос Бондо. Значит, Лили уже легла спать. Я вспомнил, что местное время отличается от московского на два часа и чертыхнулся. -- Мне нужно срочно переговорить с Лили, -- тем не менее заявил я. -- Это нэвозможно, -- отозвался руководитель охраны. -- Толко завтра утром. -- Но дело не терпит отлагательств. Джаич исчез! -- Ну, нычего страшного... -- Конечно, для тебя "нычего" страшного! Ведь у тебя на хвосте гангстеры не сидят! -- Подумаешь, гангстэры... Разговор обещал получиться на редкость содержательным. -- А Пью Джефферсон, между прочим, тоже считает дело безотлагательным! -- в отчаянии выпалил я. -- Вот пуст он и позвоныт. Бондо бросил трубку. Полный атас! Я связался с "голыми пистолетами". Те, видимо, развлекались после напряженного трудового дня. Через трубку до меня доносились звуки музыки и женский визг. Однако Курт Трахтенберг отнесся к сообщению серьезно. Я слышал, как он что-то сказал по-французски Жану Дюруа, затем трубку взял Пью, и я понял, что он уже готов звонить Лили. Я принялся ждать. Немка-дежурная ходила взад-вперед, косо посматривая в мою сторону. Весь вид ее говорил о том, что происходящее ни в коей мере ее не касается. За ее спиной мерцали экраны работающих дисплеев. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Я встал с кресла и тоже принялся ходить по комнате. Немка -- в одну сторону, я -- в другую. Сколько может это продлиться? У меня, в конце концов, Саймон дома не выгулянный. Наконец, Лили позвонила. -- Куда делся Джаич? -- сонным голосом поинтересовалась она. -- Помнишь, мы в детстве любили смотреть мультик, в котором снегурочку ребята уговорили прыгнуть через костер. Она прыгнула и растаяла. Джаич тоже попытался прыгнуть через костер. И тоже растаял. -- Что ты меня тут сказками посреди ночи потчуешь? -- А такими сказками по ночам и потчуют. Любителей острых ощущений. -- Не морочь голову, мне завтра вставать ни свет, ни заря! У тебя есть конкретные предложения? -- Да. -- Какие? У меня дрогнул голос: -- Забери меня отсюда. -- Будем считать, что это -- такая бухгалтерская шутка. -- Она помолчала. -- Ты должен разыскать Джаича и как можно быстрее. -- Послушай, Лили, -- проговорил я. -- Пройдет много лет. В нашей школе устроят юбилейный вечер. Соберутся бывшие одноклассники, столь горячо любимые нами. И они тебя спросят: "Лили, а где же Крайский, Лили?" -- Молодец, -- похвалила она меня. Вероятно, она уже окончательно проснулась, голос ее ожил. -- Очень впечатляет. Мне кажется, как писатель ты развиваешься в нужном направлении. -- Но исчезновение Джаича -- это не плод моего воображения! Его нет! Понимаешь? Нет!!! И не мое дело его разыскивать. Или, вернее, его труп. -- Ну ты и паникер, я погляжу! А Пью еще утверждает, что ты хорошо вписался в разработанную схему. Неужели он мог в тебе так ошибиться? Продолжать разговор далее было бессмысленно -- Весьма благодарен мистеру Джефферсону за столь лестную оценку, -- я уже намеревался положить трубку, но тут меня осенило. -- Скажи по крайней мере Горбанюку, чтобы он мне оказывал всестороннюю поддержку. -- Вот это деловой разговор. Я скажу ему, чтобы он, как джин, исполнял все твои пожелания. Ты даже можешь держать его при себе в бутылке. Вот видишь, я тоже умею рассказывать сказки. Наступила пауза. -- Крайский, -- наконец, сказала Лили. -- Да? -- Ты найдешь Джаича? -- Постараюсь. -- Услышал я свой голос. Без сомнения это был мой голос, поскольку клуша почти не говорила по-русски. Кто-то привел этот голос в состояние "воспроизведение", и я вынужден был продолжить. -- Здесь дежурит одна пожилая немецкая мадам, скажи ей, чтобы она не вые... чтобы она выдала мне домашний телефон Горбанюка. -- Дай ей трубку. Я протянул трубку клуше, и та откликнулась без особого восторга. -- Датенсцчутзгесетз... -- начала было она, но яростный голос из трубки ее подавил. Клуша покраснела. Затем произнесла: -- Яволь, -- и дала отбой. Молча извлекла из письменного стола записную книжку и протянула мне. Я открыл ее на букву "Г" и набрал номер. Откликнулся приятный женский голос. -- Горбанюка мне, -- рявкнул я. Если бы наши голоса могли быть одушевлены, они бы, наверно, обернулись нежной ланью и бросившимся на нее хищником. -- А это кто? -- затрепетала лань. -- Крайский. По чрезвычайно важному делу. -- Но ведь сейчас ночь! -- Послушайте! -- Хищник уже завалил добычу и плотоядно скалил зубы. -- Когда я говорю: по чрезвычайно важному делу, это означает, что через секунду он уже должен стоять у телефона. -- Но он в ванной! Принимает душ! -- А мне плевать! Ничего страшного не сделается, если он подойдет мокрый. Я даже не стану возражать против мыльной пены... -- Хорошо, -- в отчаянии произнесла она (предсмертный писк), -- я отнесу ему телефон туда. Через минуту послышался шум льющейся воды и недовольный голос Горбанюка: -- Я слушаю. -- Это Крайский, Горбанюк. У меня для вас очень неприятная новость: Джаич исчез. -- М-да, -- пробурчал Горбанюк, -- этого и следовало ожидать. -- Я только что разговаривал с Лили, и она пообещала мне полнейшее ваше содействие. -- Гм... В чем? -- В розысках Джаича. -- Гм... Ну, хорошо. И чем же я могу быть полезен? -- Мне нужна машина. -- Как?! Опять?! А куда же, разрешите полюбопытствовать, подевалась предыдущая?! Тоже исчезла?! Вместе с Джаичем? -- Отнюдь, и я даже знаю, где она находится. Но меня она больше не устраивает. К тому же ключи от нее остались у Джаича. -- Вы меня со свету сживете! Ей-богу! -- Ну, ну, Горбанюк, не скромничайте, -- сказал я и понял, что, очевидно, сейчас здорово напоминаю тому Джаича. А раньше он принимал меня за куда более интеллигентного индивидуума. Он тяжело вздохнул. -- Когда вам нужна машина? -- Прямо сейчас, -- ответил я. -- То есть как? -- взвизгнул он. -- Это что, шутка такая? Еще его счастье, что он не добавил "бухгалтерская". -- Максимум через полчаса, -- добавил я. -- И имейте в виду, мне сейчас не до шуток. Только так, убеждал я себя. Только за счет максимального нервного и эмоционального напряжения я смогу чего-то добиться. -- Вы ненормальный! -- бухтел Горбанюк. -- Завтра днем и ни минутой раньше. В конце концов, имею я право на личную жизнь? -- Мы с вами, очевидно, говорим на разных языках, -- с прискорбием констатировал я. -- Кто-то имеет право на личную жизнь, а кто-то -- на личную смерть. Насколько я понял, вы пропустили мимо ушей мою ссылку на Лили? Он замялся. -- Вы прекрасно знаете, что я не мог это пропустить мимо ушей. Но вы требуете невозможного. Хорошо, завтра утром. -- Желаю спокойной ночи. Я повесил трубку и снова набрал номер Лили. -- Я сылушаю. -- Это опять Крайский. Лили еще не спит? -- Чорт тэбя побэри! Она уже в постэли. -- Она мне нужна буквально на секунду. Здесь ее указания не выполняются. Я нажаловался Лили на Горбанюка, уверил ее, что машина непременно нужна сегодня, и опустился на стул в предвкушении результата. И результат не заставил себя ждать. Раздался звонок, клуша подняла трубку и через мгновение передала ее мне. -- Вы еще там? -- поинтересовался Горбанюк. -- А где же мне еще, по-вашему, быть? Машина-то до сих пор не подана. -- Я приеду... минут через сорок. -- Хорошо, ваша взяла. Через сорок -- так через сорок. Пока он ехал, мне пришла в голову странная мысль: на Джаича я потратил массу времени и сил, описывая его внешность, повадки, черты характера. А, скажем, Горбанюку уделил всего лишь несколько слов. Предполагалось, что Джаич станет стержневым образом будущего повествования, тогда как берлинский представитель "Гвидона" -- фигура случайная, эпизодическая. Но Джаича уже, по всей вероятности, нет в живых, а Горбанюк -- вот он, родимый, гонит сейчас для меня машину. Да и вообще появляется на горизонте все чаще и чаще. Не желают преступники считаться с законами жанра. Ни в какую. Теперь мне все время будет казаться, что стоит описать кого-то более подробно, как его тут же и ухлопают. Зачем тогда стараться? Появляется своеобразный комплекс. Да и вообще, есть ли смысл продолжать работать с записями, если и меня самого прихлопнут раньше, чем наступит развязка? Согласитесь, логика железная. И если вам все же доведется держать в руках зафиксированные на бумаге похождения Миши Крайского, то это только благодаря его неиссякаемому оптимизму. Горбанюк приехал через сорок минут, как и обещал. -- С легким паром, -- приветствовал его я. Он протянул мне ключи. -- Это машина моей жены, -- укоризненно произнес он. -- Новый "Твинго" цвета морской волны. Конфетка. Постарайтесь быть с ней поаккуратнее. -- О'кэй. -- Я обменял ключи на квитанцию, снятую с "Варбурга". -- Заплатите, пожалуйста. Потом объяснил, где стоит машина. Он принялся вызывать для себя такси, а я направился к выходу. -- Желаю вам не исчезнуть, -- бросил мне вдогонку Горбанюк. -- Во всяком случае для вас это не должно явиться поводом для огорчений. -- Я обернулся. -- Мы исчезаем, но машины остаются. "Твинго" действительно был конфеткой, Горбанюк не преувеличивал. Я сел за руль. Разумеется, я нуждался в нем сегодня и только сегодня. Я включил двигатель и помчался на улицу "17 июня".

После того, как надо мной основательно поработала смазливая мулатка по имени Сузи, я почувствовал некоторое облегчение. Управлять "твинго" было одним удовольствием. Еще раз проехав по улице, где стоял "Варбург", и убедившись, что никаких изменений не произошло, я вернулся домой. Джаича не было. Малышка встретила меня более чем прохладно. Собственно, она вообще никак не отреагировала на мое появление. Сидела на спортивной сумке Джаича убитая горем и даже не смотрела в мою сторону. Из-за мулатки, естественно. Обстоятельствами немедленно воспользовался Тролль. -- Я тут, не тратя времени даром, произвел анализ последних событий... Ситуация сложилась тревожная. -- Да что ты говоришь? -- съехидничал я. -- Между прочим, хоть ты со свойственным тебе дегенератизмом и отказываешься в это верить, я все же твой друг. И мне совершенно не безразлична твоя дальнейшая судьба. -- Разумеется! Конечно! Если меня... того... то и ты... того... -- Да, -- кивнул Тролль, -- правила игры у нас простые, как в крестики-нолики. Поэтому я и не хочу, чтобы тебя... того... -- Драпать надо отсюда, -- сказал я. -- Врангель был вон каким парнем, а тоже драпанул из Крыма, когда понял, что это -- осознанная необходимость. Плевать на Лили, на "голых пистолетов", на этих дурацких Сосландов... -- А плейер у тебя с собой? -- Что? -- не сразу дошло до меня. -- У тебя плейер с собой? -- Да. -- Тогда вруби Джо Коккера. Стоило ему это произнести, как хрипы Джо Коккера тут же оглушили меня. И я понял, что никуда не побегу. И что финал в разыгрываемом спектакле может быть действительно печальный. -- Сволочь! -- взорвался я. -- Так-то ты обо мне печешься? -- Я просто стараюсь сохранить трезвую голову. Ну подумай сам, куда ты сбежишь? Домой? Так там тебя мигом накроют люди Лили. Затеряешься где-нибудь в глубинке нашей могучей и необъятной? Люди Лили разыщут тебя и там. Правда, случится это не сразу, но не думаю, чтобы подобные обстоятельства сделали встречу намного теплее. -- Послушать тебя, так они способны любого из-под земли достать. Почему бы тогда им самостоятельно не разыскать Джаича? -- Увы... -- Тролль сделался подчеркнуто серьезным. -- Пока ты здесь и создаешь хотя бы видимость работы, условия контракта соблюдаются. Но стоит тебе сделать ноги, и "Гвидон" будет вынужден расписаться в своей полной несостоятельности. А Лили, насколько тебе известно, к выполнению договорных обязательств относится трепетно. -- И что же мне теперь делать? -- поинтересовался я. На мордочке у Тролля расплылась довольная улыбка. Еще бы! Ведь раньше я и слушать его не желал, а теперь даже спрашиваю, что делать. Он разбежался, сделал сальто в воздухе и приземлился ко мне на колени. -- Только полная концентрация! -- потребовал я. -- Естественно. -- Итак, что будем делать? -- Для начала нужно найти Джаича. -- Очень оригинальная мысль. А тебе не приходило в голову, что его уже давно где-нибудь закопали? -- Ну, значит, нужно разыскать его останки. Дело в том, что, зацепившись за какое-либо звено цепочки, ты размотаешь ее затем всю до конца. -- У Джаича было опыта и возможностей куда больше. И то с ним разобрались! Чего же ты требуешь от меня? -- Думаю, Джаича подвела излишняя самоуверенность. Не стоит так уж его обожествлять. Для начала нужно понять, что же произошло. Ты уже как-то пытался себе это объяснить? -- Я знаю, что он вышел из пивной где-то около двенадцати ночи, но в машину так и не сел. Еще я знаю, что именно в эту ночь в магазин к Юрико очередной раз нагрянули злоумышленники. Об остальном догадаться несложно. Джаич заметил их и попытался задержать, но те оказались хитрее или сильнее. Тем более, у Джаича не было с собой оружия. -- Если не считать скакалки. -- Тоже мне, оружие! Я подошел к Малышке и вежливо попросил ее пересесть. Она молча подчинилась, все такая же, убитая горем. Я открыл сумку Джаича, извлек из-под груды "Партагаза" пистолет и потряс им в воздухе. -- Вот это -- оружие. -- Но ведь он говорил, что в его руках скакалка -- более мощное оружие, чем пистолет. -- Говорил! Он много чего говорил! Только где он теперь? Тролль с неодобрением посмотрел на меня. -- Не нужно бросаться в другую крайность и думать о партнере хуже, чем он есть. Все же Джаич достаточно осторожный и рассудительный человек. Не забывай, что за ним -- школа КГБ, а это что-то да значит. Он бы не кинулся сломя голову задерживать преступников, не взвесив предварительно своих сил, -- здесь нечто иное. -- Что же? -- Его выследили, схватили и уже затем забрались к Юрико. Вероятнее всего, на него напали, когда он направлялся к машине. Преступникам было известно, кого следует искать. А это означает, что один из антикварщиков, с которыми вы беседовали, связан с бандой. Или является участником этой банды. -- Почему же в таком случае они до сих пор не добрались до меня? -- Ну, тут могут быть разные объяснения. К примеру, они не предполагали, что ты скроешь от семьи Сосланд исчезновение Джаича. Этой акцией они рассчитывали запугать антикварщиков еще больше. Это, по всей вероятности, и являлось задумкой. Мол, вы дерзнули обратиться за помощью? Извольте видеть, что произошло. Ваш ландскнехт словно сквозь землю провалился, а мы -- вот они родимые. Красим иконки как ни в чем не бывало. -- М-да... -- Можно объяснить и иначе. -- Как? -- Джаича они побаивались, а тебя и в грош не ставят. -- Меня бы это, между прочим, вполне устроило. -- Ни грамма самолюбия, -- констатировал Тролль. -- Ну да ладно. Как бы там ни было, этим можно воспользоваться. Среди тех, с кем вы беседовали в магазине, был по крайней мере наводчик. Из этого и следует исходить. -- Кстати, Джаич тоже утверждал, что по наиболее вероятной версии основным действующим лицом является антикварщик. -- Вот видишь. А дураком он ведь не был. Не был ведь? -- Пожалуй, нет, -- выдавил я из себя. -- Могу прибавить к сказанному еще один довод: сигнализация. Насколько я понял, во всех магазинах она однотипная. И любой из антикварщиков имел возможность вдоволь с ней поэкспериментировать. -- Но кто именно? -- простонал я. -- А вот над этим следует поразмыслить. Тащи сюда записи. Было видно, что Тролль находится в предвкушении чего-то архиприятного. Все-таки жаль, что он -- фантом. В противном случае сплавил бы ему всю эту бредятину, и он бы еще спасибо сказал. Я раскрыл блокнот. -- Первым номером выступает Октавиан Сидоров, -- объявил я. -- Наш с тобой соотечественник. -- Кроме Малышки, у меня нет соотечественников, -- отозвался Тролль. -- Моя родина -- это твое сознание. -- О'кэй, -- согласился я. -- Итак, Октавиан Сидоров. Что мы знаем об Октавиане Сидорове?... Почти ни хрена не знаем. Впрочем, как и обо всех остальных. Дурацкая это затея. -- И все же, -- настаивал Тролль. Я подчинился. Всю свою ярость и энергию я уже выплеснул сегодня на бедного Горбанюка. Теперь из меня можно было веревки вить. -- Ну, он сказал, что ничего не знает. И что это не его забота, а полиции. И что в ближайшее время он собирается сбежать куда-нибудь на Канарские острова, а там -- хоть трава не расти. -- Давно он здесь? -- Девятнадцать лет. Приехал из Киева, откуда вывез приличный капиталец. И где, как видно, успел пограбить от души. -- Ты знаешь, я думаю, что это не он, -- сказал мне Тролль. -- Почему? -- Он ведь собирается на Канарские острова, а будь он наводчиком или, тем более, активным действующим лицом -- на фига они ему нужны? Он здесь должен находиться. -- В принципе, логично, -- согласился я. -- А вдруг он -- самый главный босс? Будет себе кейфовать на Канарских островах и отдавать распоряжения по радиотелефону. -- Он похож на такого босса? -- Внешне нет. А там -- кто его знает. Тролль задумался. -- Не вяжется, -- наконец, сказал он. -- Если в этом деле имеется самый главный босс, он и сейчас распоряжения отдает по радиотелефону. -- Ну, если с Сидоровым мы покончили, то следующим идет Марк Немировский. Тоже наш, то бишь -- мой, соотечественник. Сюда приехал из Израиля. По поводу своих ближайших планов темнит, однако именно ему принадлежит идея взбесившегося конкурента. Очевидно, это не он, иначе какой ему смысл наводить нас на правильное решение? -- Чтобы такие валенки, как ты, тут же исключили его из числа подозреваемых. Идея ведь не бог весть какая. Мы бы и без него как-нибудь допетрили. -- Еще он сказал, что догадывается, кто бы это мог быть, но с нами поделиться пока не может, поскольку у него нет конкретных доказательств. -- Так и сказал: "пока"? -- Да. -- Точно? Я еще раз пробежал глазами записи. -- Совершенно точно. -- В таком случае шансы, что это -- он, существенно падают. Тем более, что со своими планами на будущее он темнил, а преступник бы рассказал охотно и с мельчайшими подробностями. Можно даже надеяться, что именно Немировский поможет нам вычислить преступников. Если к тому времени мы сами не управимся. -- Номер три -- Артур Ризе, -- продолжал я. -- В Берлине владеет тремя магазинами. Говорит, что собирается работать дальше как ни в чем не бывало. Дескать, он -- фаталист. Если ему что-то написано на роду, то это и произойдет, как ни выкручивайся. И еще у него есть цветная наколка на руке. Будто у уголовника. -- А что на наколке? -- Если я правильно понял, Мадонна с младенцем. Конечно, возможны и другие варианты. К примеру, его супруга с сыном. -- Это не он, -- решил Тролль. -- Ты хочешь сказать, что если у человека на руке -- наколка Мадонны с младенцем, то он не может быть преступником? -- Отнюдь. Просто будь у него рыльце в пушку, он бы демонстрировал страх. А он заявил, что планирует и дальше вести себя, как ни в чем не бывало, и что ему наплевать. -- Что ж, с точки зрения психологии весьма логично. Круг подозреваемых катастрофически сужается. Четвертым у нас -- Отто Горовиц. Он из Гамбурга, к тому же большой фантазер. Считает, что в магазины проникает невидимка. Никто его, мол, не видел, и аппаратура ни разу не смогла зафиксировать. -- Это он серьезно? -- Похоже. -- Тогда он просто ненормальный! Конечно, если не издевался над вами. Такой бы моментально засыпался, прими он в чем-либо участие. -- Трудно сказать. Возможно, как раз таких типов тяжелее всего изловить. Тем более, что с этими невидимками он мог и действительно ваньку валять. -- М-да, темная лошадка... -- Вот-вот! -- воскликнул я. -- Юрико так про него и сказал: "Темная лошадка". Я начал проникаться все большим доверием к фантому. -- А какова его реакция на происходящее? Его ближайшие планы? -- поинтересовался Тролль. -- На этот счет не было сказано ничего определенного. Мол, еще не решил. -- Не нравится мне этот Горовиц. -- Значит, имеем подозреваемого номер один? -- Можно считать, что так. -- Наконец-то! Следующими идут два приятеля: Вилли Гройпнер и Карлхайнц Бреме. Тоже, нужно отметить, фантазеры те еще. Лепили горбатого по поводу какой-то культурно-криминальной группы "Фокстрот" и некого преступника по прозвищу Дервиш. Он же -- Шаман. Он же -- Колдун. Якобы получили эту информацию из конфиденциального источника в Париже. -- Значит, у них есть связи с Парижем? -- Выходит, что есть. -- Не нравятся мне эти приятели. Тролль встал на голову. -- Немедленно прекрати! -- потребовал я. -- А, может, мне так лучше думается? -- Тролль наморщил лобик. -- Нельзя исключать, что культурно-криминальная группа "Фокстрот" -- это они и есть. Причем, кличка одного -- Дервиш, другого -- Шаман, а третьего их напарника, которого мы пока еще не знаем, -- Колдун. Что скажешь? -- У тебя с фантазией дело обстоит не хуже, чем у Отто Горовица. Не удивлюсь, если Колдуном в итоге окажешься ты. -- Ха-ха-ха! -- Не расслабляйся! -- Хорошо. -- Записываем и их в подозреваемые? -- А что они собираются делать в ближайшее время? -- Спрятаться как можно надежнее. Куда именно -- естественно, не уточняли. -- Записываем. -- Правда, Юрико охарактеризовал их, как наиболее приятных людей из всех берлинских антикварщиков. -- Тем более записываем. -- Дальше идет Анатолий Косых. Приперся со своей женой-красавицей, сексуальным чудовищем. Этому чудовищу, видите ли, страшно остаться одному, если супруга ее ненароком укокошат. Тот, правда, справедливо возражал, что со своими физическими данными она не пропадет. И я охотно к нему присоединяюсь... -- Я посмотрел на Малышку и замолчал. -- Вообще, этот Косых явно не тот, кого мы ищем. Во-первых, он пьет, во-вторых, у него на уме только его жена. Ну а в третьих, и это -- самое главное, когда он говорил, что в случае его гибели она не пропадет, я видел, что он и впрямь допускает такую возможность. Причем, именно в том контексте, о котором идет речь. -- А, может быть, он просто хороший актер? -- Конечно, теоретически все возможно. Возможно даже в нем пропадает Де Ниро или Аль Пачино. Но с учетом того уровня допущений, с которым вынуждены в настоящий момент работать мы, это предположение отпадает. Иначе нам придется подозревать всех подряд, и круг замкнется. Тогда уж лучше сидеть и ждать, пока преступники не перехлопают всех антикварщиков, кроме последнего, и станет ясно, что это именно он и есть. -- Между прочим, хорошая идея, -- заметил Тролль. -- Единственный ее недостаток заключается в том, что, придерживаясь подобной тактики, мы не выполним своих обязательств по отношению к клиенту. Я предлагаю договориться о следующем: в принципе, мы подозреваем, разумеется, всех. Но с разной степенью вероятности. И отрабатываем версии с оглядкой именно на этот коэффициент. Я согласился. Обсуждение остальных действующих лиц происходило в том же духе и закончилось со следующим результатом: наибольший коюффициент -- у Отто Горовица. Второе и третье места поделили Гройпнер с Бреме. Далее с большим отрывом следовала Барбара Штилике, как человек, недавно