---------------------------------------------------------------
иронический детектив
© Copyright Михаил Березин Напишите автору (Издавался под названием "Смертельный танец шамана") --------------------------------------------------------------- Все началось с того, что у Лили Лидок появился любовник-американец. Звали его Пью, и он был сложен, как бог. Не знаю, где она его выкопала и зачем он ей понадобился, -- ведь Лили никогда не заводила себе любовников просто так, без дополнительной функциональной нагрузки, -- но моя по природе обостренная интуиция сразу же просигнализировала недоброе. Лили Лидок -- бывшая моя одноклассница, а ныне -- даже страшно произносить! -- председатель правления финансово-посреднической корпорации "Гвидон". Разговор, о котором пойдет речь, происходил в ее кабинете в многоэтажном современном здании, принадлежащем когда-то райкому партии и позже цинично выкупленном "Гвидоном" на корню. Так вот, Лили сказала: -- По-моему, ты когда-то хотел стать литератором. -- Да, -- подтвердил я. -- А еще рок-звездой, чемпионом Америки по бейсболу, далай-ламой и Героем Советского Союза. -- Бедняга, тебе уже никогда не быть Героем Советского Союза. Что же касается всего остального... -- У меня еще есть шанс. -- Крайский, сейчас получишь в рыло! Это было не очень-то тактично с ее стороны. Ведь в могучей империи, которой она управляла -- а больше бы подошло слово дирижировала, -- я трудился всего-навсего скромным бухгалтером. Нехорошо обижать маленького человечка, для которого кусок хлеба с маслом все же важнее красивого ухода, сопровождаемого пресловутым хлопаньем дверью. Любовник-американец находился здесь же. Развалившись в одном из кожаных кресел, он нахально пялился на меня и глупо ухмылялся. При этом босой ногой он гладил бедро Лили. Короче, делал три дела одновременно. Как Юлий Цезарь. Когда меня спрашивают, могу ли я делать три дела одновременно, я тоже отвечаю утвердительно. Но я умею делать одновременно лишь три конкретных дела и никаких других: писать, какать и читать газету. А Пью, видимо, являлся универсалом. Мне не оставалось ничего другого, как изобразить на лице покорное внимание. -- Я нашла бухгалтера, которому ты и в подметки не годишься, -- объявила Лили. -- Ага, теперь понимаю... -- Слушай, ты, недоносок, с тобой стало невозможно разговаривать! -- Лили была явно не в духе. Она вытащила сигарету из лежащей на столе пачки и, повернувшись к своему заокеанскому воздыхателю, коротко бросила: -- Включи кондиционер. Пью непонимающе уставился на нее. Тогда она повторила фразу на ломаном английском. Американец с неохотой убрал ногу с ее бедра, сунул в роскошную кожаную туфлю и отправился выполнять поручение. Лили проводила его долгим испытующим взглядом. Затем закурила. -- Ты меня знаешь давно, -- продолжила она. Дабы не нагнетать атмосферу, я решил данное изречение не оспаривать, хотя ранее было не принято вспоминать о нашем тесно переплетенном прошлом: дружба, как говорится, -- дружбой, а служба -- службой. -- Ты знаешь, что там, где касается дела, у меня звериное чутье. Это оспаривать было бы уж вовсе глупо и несправедливо. -- Ознакомься. -- Лили протянула мне лист бумаги. Напустив на себя побольше важности, я внимательно изучил документ. Это было дополнение к уставу нашей корпорации, в котором говорилось, что отныне "Гвидон", помимо прочих своих многочисленных видов деятельности, будет заниматься еще и частным сыском. Всеядность его, по-моему, уже перешла всякие границы, что, конечно же, не могло являться признаком хорошего вкуса. -- Ну, что ты об этом думаешь? -- Лили плюнула в меня струей дыма, но кондиционер, ухватив облако на полдороги, плотоядно, будто паук, потащил его к себе. -- Будут сложности с калькуляциями. Во-первых, процент непредвиденных расходов должен быть значительно выше, чем мы практикуем обычно, поскольку цена необходимых аксессуаров в момент принятия заказа еще не вполне очевидна. Во-вторых, фонд заработной платы... Я говорил долго и обстоятельно. Указал на желательность специального оговора премиальных, на специфику начисления командировочных, на необходимость тотальной страховки наших будущих детективов "от кончиков их пальцев до мозга костей в прямом смысле слова" и т.д. и т.п. Наконец, поток моего красноречия иссяк. Но Лили словно этого не заметила. Она продолжала курить, сосредоточенно глядя перед собой. -- Пепельница, пожалуй, излишне увесиста, -- неожиданно произнесла она. Опять наступила пауза, в течение которой я тщетно пытался докопаться до смысла высказанной тирады. Потом Лили вновь подала голос: -- А ты пока еще мне нужен живой. Далее последовала импровизация Лили на тему: "Дебил как ужасающее явление реальности". Не хочу даже конспективно излагать содержание, но по смыслу она представляла собой безуспешную попытку определить то огромное расстояние, которое пролегло между мной и мало-мальски нормальным индивидуумом. Видимо, измерять его нужно было в парсеках. -- Забудь, что ты когда-либо был бухгалтером раз и навсегда, -- отрезала Лили. -- Теперь ты -- референт частного сыскного бюро и отвечаешь за сношения с прессой. Очевидно, предполагалось, что при этих словах я должен гордо выпятить грудь. -- И что же входит в мои новые обязанности? -- кисло осведомился я. -- Это уже мне нравится больше. -- Лили поощрительно кивнула. -- Только не нужно воображать, что это синекура и что тебе удастся все дни напролет пролеживать на диване, задрав пузо кверху, и наслаждаться одновременно, как ты это умеешь, Скоттом Фицджеральдом и Элтоном Джоном. В знак протеста я оскорблено пожал плечами. Моя мимика не воспринималась Лили столь болезненно, как упражнения с речью, и я этим пользовался. -- Знаешь, кто перед тобой сидит? -- поинтересовалась Лили, имея в виду американца. -- Пью, -- отозвался я. -- Это не просто Пью, а Пью Джефферсон! Автор детективных романов! Он входит в литературную группу под названием "Голые пистолеты". Существует фильм с похожим названием. -- Звучит впечатляюще. -- Твоя ирония, Крайский, не доведет тебя до добра. Если, конечно, череп у тебя не из бронированного железа. Между тем, американец снова обнажил ногу и привел ее в состояние боевой готовности. Услышав свое имя, он тут же проявил признаки заинтересованности. Выразилось это в том, что он поднял Лили, сам уселся в председательское кресло и посадил ее к себе на колени. -- "Голые пистолеты" и "Гвидон" задумали одно совместное начинание, -- продолжала Лили как ни в чем не бывало. Пью Джефферсон, видимо, в подтверждение сказанного поцеловал ее в плечо. -- "Гвидон" организует частное сыскное бюро, которое станет обслуживать клиентов -- преимущественно выходцев из России -- по всему свету, а "Голые пистолеты" в полном составе берутся описывать его деятельность. Представляешь, какая это будет сумасшедшая реклама? -- Представляю, -- отозвался я. Мысленно я уже писал заявление об уходе. -- И вот тут-то мы подошли к твоей главной задаче... Ты, конечно же, по роду деятельности будешь иметь и сношения с прессой... Возможно... Но основная твоя обязанность теперь -- описывать действия сыскного бюро наравне с "Голыми пистолетами". Я опешил. Очевидно, Лили испугалась, что моя нижняя челюсть упадет за пазуху, поскольку сочла необходимым добавить: -- Дело в том, что в группу Пью на сегодняшний день входят три человека: он сам, один француз и один немец. Я же хочу, чтобы в эту группу вошел и представитель России. Нужно сразу отметить, что я нуждаюсь в человеке, обладающем хотя бы минимальной сообразительностью, и, вдобавок, не лишенным тяги к умственному труду. Пока я не вполне убеждена, что это -- ты. Да и писательские твои способности еще предстоит проверить. -- Ну это, положим... -- подал я голос. -- Да, да! -- напустилась на меня Лили. -- То, что ты прославился среди друзей своими садистскими рассказиками, еще ни о чем не говорит. А мастерски придуманные тобой протоколы общих собраний "Гвидона" от первого вплоть до двадцать седьмого хоть и впечатляют, но все же заставляют подозревать узкую направленность жанра. Я оскорблено поджал губы. -- Крайский! -- Лили произнесла это с такой силой, что звякнули бокалы в баре, а в кабинет на мгновение заглянул один из ее телохранителей. -- Моя идея в общих чертах такова: нет лучшей рекламы для детективного бюро, чем "Голые пистолеты"! Нет более интересного эксперимента, чем тот, который они задумали! Но я хочу, чтобы среди них был и русский "голый пистолет"! И этим "голым пистолетом", очевидно, предстоит стать тебе! Это в твоих же собственных интересах, Крайский, иначе я тебя попросту вышвырну на улицу. В общем, думаю, исходная ситуация ясна. Лили принадлежала к тем людям, которые обычно заказывают музыку в этом мире. Не мне пускаться с ней в дебаты. К тому же "Гвидон" -- не Верховный Совет, у нас дебатировать не принято. Говоря откровенно, более всего меня удивила экономическая сторона затеи. Будучи бухгалтером, я, разумеется, не мог не представлять себе коммерческой конституции "Гвидона". Корпорация явно тяготела к высокорентабельным сферам. Основными источниками ее дохода на первом этапе являлись издательская деятельность, поставки компьютеров, бытовой и деловой электроники, оказание торгово-посреднических услуг. А с некоторых пор, пограбив вдоволь и накопив хороший капиталец, "Гвидон" принялся инвестировать средства во всякие многообещающие начинания типа игорного бизнеса, международного туризма, манипуляций с ценными бумагами и осуществления крупных денежных трансферов за рубеж. Сейчас "Гвидон" владел контрольным пакетом акций австрийской фирмы по производству одежды "Мистер Е. Мадам Е.", банком в Люксембурге, тремя отелями в Гонолулу, а также сервисом по уходу за открытыми бассейнами вдоль всего побережья Турецкой Ривьеры. Ему принадлежали: компьютерная фирма в Сингапуре, сеть магазинов по продаже спортивных принадлежностей в странах БЕНИЛЮКС, конфетная фабрика в Торонто, ряд номерных счетов в Цюрихе и еще кое-что, о чем упоминать не стоит в наших же с вами интересах. В противном случае тираж этой книги уничтожат, а меня сотрут в порошок. Если же тираж по каким-то причинам останется цел, вас всех тоже сотрут в порошок. И не будет ни одного читателя, зато будет много порошка. А мне бы этого искренне не хотелось... Пожалуй, залогом успешного развития корпорации являлось то, что она представляла собой удачный симбиоз интеллектуальной элиты и боевиков. Это лично я отнес бы к основной заслуге Лили. Мозгом спрута несомненно являлись опытнейшие юристы и экономисты, но щупальца -- щупальца целиком состояли из накачанных до безобразия и умеющих метко стрелять тупорылых биороботов. Здесь впору отвлечься и уделить пару минут ощущениям интеллектуалов, волею судеб вынужденных сотрудничать с вот такими вот экспонатами из паноптикума. У интеллектуалов взаимосвязь духа с плотью не столь сильно выражена, как у остальных людей. Дух для них -- главное, первичное что ли. Тело -- вторичное. И нужно сказать, что в тяжкие времена это противное тело становится довольно-таки обременительным. Но хочешь -- не хочешь, а коль скоро оно существует, приходится с этим мириться. Оно требует качественной еды, витаминов, его хотя бы раз в году нужно отвезти к морю, а ночью отдать для разрядки телу противоположного пола. И стоит все это, между прочим, хороших денег. Я уж молчу о многочисленных обязательствах, которыми многие опутывают себя, словно бурлаки канатами. О мазохистски сладостном акте заботы о ближнем своем. Короче, в тяжкие времена потребности духа входят в противоречие с потребностями плоти. Вот и вынуждены интеллектуалы идти на компромисс. Выражается это, как минимум, в том, что зрение, слух и память у них начинают носить избирательный характер, а представления о морали несколько деформируются. Что же касается Лили, то, безусловно, по уровню интеллекта она гораздо выше боевиков. Но по натуре она -- не интеллигент. Повадки и интересы у нее криминальные. Она напоминает эстета, который долгие годы провел в колонии для особо опасных рецидивистов. Она -- что-то вроде современного Франсуа Вийона. Вот и получается, что в "Гвидоне", с одной стороны, -- интеллектуалы, а с другой -- ведомые Лили боевики. Нравится ей подобное разделение или нет. (Конечно, я вполне сознаю, что могу ответить за свои слова. А если продолжения этим запискам не последует, то, значит, уже ответил.) И все же, если выделить в Лили главное, то это -- пасть: ненасытная пасть акулы империализма. В переносном смысле, разумеется. С отточенными до совершенства зубами-финками в три ряда. А "Гвидон" -- ее чудовищное дитя-исполин. И идея с детективным бюро должна была показаться ей несостоятельной в первую очередь, с экономической точки зрения. Слишком мелкой, не того масштаба, что ли. Что-то здесь было не так. И это мне категорически не нравилось. На своем месте бухгалтера я четко знал, на что я способен и чего от меня ждут. Предлагаемая же вакансия "голого пистолета"... Черт подери! Пожалуй, о сладостном, полусонном существовании с нынешнего момента придется просто забыть. Для начала я получил задание принести что-либо из собственных сочинений и прочитать перед советом "Гвидона". Вообще-то, в совет, помимо самой Лили, входили главбух Ада Борисовна, главный юрист Тигран Ваграмович и руководители всех отделов, включая нескольких иностранцев. Но сегодня, учитывая специфику заседания, Лили пригласила только главбуха, главного юриста, руководителя отдела охраны грузина Бондо и руководителя издательского отдела Васельцова. Присутствовали, естественно, и Пью Джефферсон с переводчиком -- маленьким головастиком в очках и пуловере. Я не намеревался превращать заседание совета в творческий вечер Миши Крайского, а посему прихватил с собой лишь один короткий рассказ, который назывался "Иметь или не иметь?" -- Между прочим, он был написан еще в 1983 году, -- отметил я горделиво. Все, кроме Лили и Бондо, вежливо закивали. Я откашлялся. -- Имеет, -- начал я, -- новую "Волгу ГАЗ-24", дачу на взморье, тайник с золотом, брильянтами и валютой. Ежегодно меняет видик: "Шарп", "Сони", "Панасоник", "Тошиба", "Хитачи". Раз в месяц меняет любовницу: Нина, Мина, Соня, Феня, Клава. Владеет многокомнатной изолированной квартирой в центре города, в которой живет один. Как-то раз Клава позвонила и сказала, что не придет. Он вспомнил, что намедни отказался купить ей теплые колготки, подошел к окну и мстительно глянул на градусник. Зима была на редкость суровой: термометр показывал 30Н ниже нуля, и температура продолжала падать. Тут он перевел взгляд на улицу и неожиданно увидел, что возле его машины играют дети. Он мигом взгромоздился на батарею, высунул голову в форточку и с внезапно вспыхнувшей в нем яростью изложил детям основы дарвинизма, а также свои взгляды об их месте в мире, согласно этой теории. Детей словно ветром сдуло... Здесь я сделал паузу, дожидаясь, пока переводчик добубнит в ухо Пью Джефферсону . Затем продолжил: -- Немного успокоившись, он попытался всунуть голову назад, но не тут-то было. Форточка оказалась слишком узкой. Тогда он вспомнил, что раньше ему никогда не удавалось просунуть в нее голову. А мороз все крепчал! Рискуя оставить на улице уши, он сделал еще одну отчаянную попытку. Фиг! Форточка держала крепче, нежели ошейник собаку. Так он и стоял какое-то время башкой наружу. Лицо дьявольски замерзало, к тому же батарея, словно черти в аду, поджаривала ему пятки. И тогда он заорал. И ор этот был подобен кличу стада слонов в саванне. Но пока возглавляемые дворником мужики взламывали двойную дверь с семью замками, его нос превратился в отмороженную свеклу, уши -- в вареники с вишнями, а пятки -- в жареных куропаток... Имеет: инвалидность первой группы, нервный тик, заикание, а также лицо всех цветов радуги -- от фиолетового до буро-малинового, -- с которым живет один. Я дочитал и посмотрел на окружающих. Напряженное молчание сохранялось. Первой отреагировала Лили. -- Он закончил, -- сообщила она. Аудитория зашевелилась. -- Весьма лапидарно, -- неожиданно произнес головастик, хотя его мнением здесь интересовались меньше всего. -- Злой, бродяга, -- неуверенно проговорил Тигран Ваграмович. -- Миша, как вам не стыдно? -- возмутилась Ада Борисовна. -- После этого кошмара я не смогу ночью заснуть! Собственно, другого я и не ожидал. Ведь "Гвидон" слишком хорошо знал меня как бухгалтера -- в особенности Ада Борисовна, -- чтобы теперь воспринять в каком-либо ином качестве. -- Почэму так мало чытал? -- осведомился Бондо. -- Краткость -- сестра таланта, -- захихикал Васельцов. -- Я сказал все, что хотел сказать, -- с чувством собственного достоинства произнес я. -- Почэму так мало хотэл? Почэму нэ хотэл сказат, гдэ находытся тайнык? К счастью, мнение Бондо на подобные темы здесь тоже не очень котировалось. Я сложил лист, на котором был написан рассказ, вчетверо и спрятал в боковой карман. -- А ты почему отлыниваешь, не высказываешь своего мнения? -- набросилась Лили на глупо ухмыляющегося Васельцова. -- Кто у нас руководитель издательского отдела? -- Лили Аркадьевна, я ведь не редактор, -- тут же запричитал тот. -- Вы же знаете, что мы преимущественно выпускаем: календарики с женскими задницами да гороскопы. Если нужно будет, издадим и Крайского. Хотя лучше бы он -- честное слово! -- придумал гороскоп. На гороскопах мы тройной навар с каждого листа бумаги имеем. -- Может, еще лучше сфотографировать свою голую жопу? -- с вызовом поинтересовался я. -- Твою не надо. Но если на то пошло, голая жопа Альбины принесет нам куда больше прибыли, нежели собрания сочинений Толстого, Шоу и твое вместе взятые. Вот так компания! Правда, он не уточнил, какого именно Толстого имеет в виду и какого именно Шоу, но я был согласен на любых. У Ады Борисовны и Тиграна Ваграмовича тут же сделались лица а ля "ничего не слышу, ничего не вижу". -- Значит у тебя нет своего мнения? -- уточнила Лили с угрозой. -- Лили Аркадьевна, у меня, конечно, есть мнение. Но вы ведь знаете, каким дефицитом сейчас является бумага. Какими потом и кровью она достается. И после этого печатать на ней Крайского! -- Ну а ты что скажешь? -- повернулась Лили к Пью Джефферсону. Тот что-то коротко произнес по-английски. -- Он ничего не понял, но ему понравилось, -- перевел головастик. Лили хлопнула ладонью по столу. -- Значит, вопрос решен. Потом обвела всех взглядом. -- Свободны. Однако присутствующие не спешили расходиться. -- Лили Аркадьевна, -- слащавым тоном начал Тигран Ваграмович, -- мы конечно ничего не имеем против Миши Крайского, но вообще вся эта затея... -- Он замялся. -- Что вы имеете в виду? -- тут же насторожилась Лили. -- Очевидно, он имеет в виду это начинание с частным сыском как таковое, -- пришла на помощь юристу Ада Борисовна. -- Как главный бухгалтер корпорации, не могу не отметить, что с точки зрения ожидаемой прибыли, идея не выдерживает никакой критики. -- Это не переводить, -- тут же приказала Лили головастику. -- Лили Аркадьевна, мы вас очень уважаем как руководителя, -- вновь заворковал Тигран Ваграмович, -- но... -- Оставим дифирамбы! -- резко оборвала его Лили. Она, видимо, хотела что-то добавить, но промолчала, сосредоточиваясь. Я затаился, втайне надеясь, что бунт мозговой элиты образумит патроншу, она пойдет на попятный, и я вновь окажусь в своем уютном кабинете с видом на ресторанчик под названием "Блудный сын". В Лили бурлили какие-то сложные процессы. -- Да! -- наконец, с вызовом произнесла она. -- Да! На сей раз мое начинание, как вы изволили выразиться, имеет несколько иную подоплеку, весьма далекую, нужно признать, от соображений высокой коммерции. Я рассчитывала, что мне не придется объясняться на подобную тему, но, если вам так угодно... -- Поймите, нам не угодно! -- воскликнул Тигран Ваграмович, прижимая руки к груди. Лили поправила прическу и продолжила как ни в чем не бывало: -- Если называть вещи своими именами, то, в основном, тем, что мы сейчас имеем, мы обязаны исключительно моему умению трахаться с нужными людьми. Не вашим светлым умам -- мы ведь живем не в Америке, на хрен они здесь кому нужны, -- а тем прелестям, которыми природа не скупясь наградила меня. Никто еще, пожалуй, ни одна женщина в мире не заработала телом столько, сколько заработала я. Я имею в виду весь "Гвидон". Что имела Жаклин Онасис-Кеннеди? Танкерный флот? Вы прекрасно знаете, что наша корпорация сейчас стоит значительно больше. Я не жалела для дела ни титек, ни всего остального. Но сама, если от чего-то и получала удовольствие, то только от сознания тех выгод и льгот, которые за это даруют "Гвидону". Пью Джефферсон наклонился к головастику и о чем-то тихо спросил. -- Не переводить! -- рявкнула Лили. -- Вай? -- с вызовом поинтересовался Пью. -- Зыс из ноу-хау, -- так же с вызовом ответила патронша. Пью успокоительно поднял вверх ладони: мол, на обладание секретами фирмы он ни в коей мере не претендует. -- Так вот, -- продолжила Лили, -- впервые в жизни я получила удовольствие не от сознания собственного могущества над сильными мира сего, если это интересно совету. Впервые в жизни я получила удовольствие от того, что у мужчины все оказалось на своем месте. Мое тело, столь незаменимое для корпорации, ощутило сладостное удовлетворение. Но я не хочу ничего брать бесплатно. Если со мной рассчитывались сполна, то и я желаю расплатиться по-королевски. Иначе потеряю уважение к самой себе. По-моему, это вполне деловой разговор, и, по-моему, по отношению к моему телу это справедливо. -- М-да, -- произнес Тигран Ваграмович, -- хоть и обидно для светлых умов, но, пожалуй, в самую точку. Не так ли, Ада Борисовна? -- Не знаю, не знаю, -- проворчала та. -- Я -- бухгалтер, а не сексопатолог. Как я могу это акцептировать? -- Она тоже права, -- согласился главный юрист, имея в виду Аду Борисовну. -- Пусть Крайский печатается в "Юности", -- по-петушиному прокукарекал Васельцов. -- Что ж, ладно, -- сказала Лили вполне спокойно. -- Если вам непременно хочется иметь коммерческий результат, то под эгидой этого дополнения к уставу мы сможем оказывать услуги другим фирмам по обеспечению их безопасности. Деньги потекут рекой. Наступило гнетущее молчание. Все поняли скрытый смысл предложения. Если мы возьмемся за это, то восстановим против себя все существующие в стране группировки. До единой. И хотя "Гвидону" было под силу в кратчайшие сроки поставить под ружье несколько сотен бойцов, но иметь в качестве противника весь преступный мир... Это было бы равносильно краху. -- Бондо, мы сможем обеспечить безопасность всех нуждающихся в поддержке фирм? -- Конечно, Лили. Как бы невзначай Бондо одернул полу своего пиджака, обнажив кобуру с внушительных размеров браунингом, находящуюся у него под левым боком. Я часто видел подобные картины в кино, и кобура всегда напоминала мне жилище, в которое возвращается пистолет-холостяк после долгой и утомительной работы. -- Лили Аркадьевна, в конце концов, ведь никто не говорит "нет", -- развел руками Тигран Ваграмович. -- Мы относимся очень уважительно и с пониманием ко всякого рода деликатным проблемам. Просто у членов совета возникли вопросы, на которые они получили вполне исчерпывающие ответы. И теперь, я думаю, дело улажено. Не так ли, Ада Борисовна? -- Да, но где мы возьмем детективов? -- явно идя на попятный, произнесла та. -- Рекрутируем кого-нибудь из нашей охраны? -- Об этом можете не беспокоиться, -- заверила ее Лили. -- Есть у меня кое-кто на примете. Из бывших сотрудников КГБ. Она помолчала. -- Вот еще что я хочу добавить... -- Она обернулась ко мне. -- Если Крайскому все же удастся написать что-либо стоящее, то это действительно послужит для "Гвидона" хорошей рекламой. А нет -- я ему шею сверну.

Я забрался в трамвай, напялил наушники и врубил свой "Вокман" на полную катушку. Лили была не права, утверждая, что я признаю только Элтона Джона. Я люблю Фрэнка Синатру, Барбру Стрейзанд, ранних "Бич бойз" и позднего Стиви Вандера, Саймона и Гарфункеля, наконец. Даже мою собаку зовут Саймон, а не Элтон. Но сегодня мне захотелось жесткого рока, и я врубил Джо Коккера. Вот так вот сидеть, бездумно уставившись в чей-то жирный затылок, играть желваками, более воображаемыми, нежели существующими в действительности, и внимать яростным хрипам маленького человечка, осмелившегося выйти под огнями рампы навстречу обезумевшей толпе. Я не понимал, о чем он поет, но это были мои вопли. Клокочущая магма тел, все новые взрывы безумия, и в центре -- маленький человечек... Вашингтонская публика выражает свое удовольствие... И снова яростные хрипы. Протест маленького человечка против диктата сильных мира сего.

Когда я явился домой, Малышка сидела на холодильнике и дрыгала ногами. Чтобы понять, кто такая Малышка, нужно по крайней мере половину жизни прожить в одиночестве. Малышка -- плод моего воображения. Я придумал ее в минуту отчаяния, и она так и осталась, прижилась. Где-то поблизости прятался Тролль. Этот возник сам по себе. Тролль -- мой враг номер один. Он рьяно следит за тем, чтобы в реальной жизни я Малышку никогда не встретил. Не знаю, от кого получил он это изуверское задание, но справляется он с ним безупречно. Из комнаты с визгом вылетел Саймон -- серая стриженая болонка -- и принялся крутиться у моих ног. -- Спал, гадина этакая? -- Нежно потрепал я его за ухом. -- А кто, по-твоему, должен дом охранять? Малышка внимательно посмотрела на меня. Она уже перестала болтать ногами. -- Устал? -- поинтересовалась она. Я ослабил галстук. -- Не то слово. Погоди, ты еще не знаешь самую последнюю новость. Сегодня по дороге домой я слушал Джо Коккера. -- Бедняга. Значит, дело -- вовсе швах. Тебя уволили? -- Раньше я тоже думал, что это самое худшее из того, что может произойти.. Она подошла и прижалась ко мне всем телом. Я с наслаждением втянул аромат темных курчавых волос. -- Из меня хотят сотворить нечто среднее между частным детективом и писателем детективных романов. Представляешь? Из комнаты показалась заинтересованная физиономия Тролля. Моя реакция была однозначной: -- Пшел вон отсюда. Он тут же злобно осклабился. Маленькое тельце изогнулось в немыслимом прыжке, после чего он оказался у меня на плечах. -- Теперь не слезу. Я хотел с тобой подружиться, поскольку обожаю детективные истории, но теперь ни за что не слезу. -- Слезешь, -- устало произнес я. -- Сейчас я пойду купаться, и ты слезешь. Тролль ужасно боялся воды. -- Так нечестно, -- капризно запротестовал он. -- Ты еще не ужинал, не читал газет, не слушал музыку. -- Я сегодня слушал Джо Коккера! -- с вызовом сообщил я. -- Подумаешь! Было бы из-за чего дергаться. Ведь ты же -- Миша Крайский! Миша Крайский! -- словно заклинание повторил он. -- Я всегда знал, что тебе предстоит сделаться знаменитым автором детективных романов. -- А еще точнее -- знаменитым "голым пистолетом", -- с иронией отозвался я. -- Может быть, Тролль прав, -- попыталась приободрить меня Малышка. -- Ты же очень талантливый, Миша. Может, это -- твой шанс? Я проворчал что-то невнятное, стряхнул с себя Тролля и отправился на кухню варить кофе. Две ложки кофе, ложку сахара, чуточку соли, немного масла, специй... -- Ах, какой аромат! -- восхитился Тролль. Малышка тоже показалась на кухне и уселась рядом. Оба они обожали запах кофе, хотя пить его в общепринятом смысле, разумеется, не могли. -- Налить тебе чашечку? -- поинтересовался я. -- Налей. -- И мне! И мне! Удивительно, как они здесь освоились. Раньше они появлялись лишь тогда, когда я находился в состоянии релаксации. ("Я совершенно спокоен, ступни моих ног теплые, тепло разливается по всему телу, тело легкое, растворяется в воздухе, Я ПАРЮ... Я не одинок, у меня есть Малышка" и т.д.) Тролль залпом выпил горячий кофе и потребовал добавки. -- Вот же у тебя полная чашка. -- Эта не считается, -- запротестовал он. -- Эту я уже выпил. -- А как же Саймон? Саймону ничего не оставим? В это время Саймон как раз укладывался на свое излюбленное место под кухонным столом. -- Да ведь Саймон кофе не пьет. Он и так жрет, как ненормальный, так он еще будет кофе пить. Да он и не умеет. -- А я его научу. Он слишком много спит, еще больше, чем ест. Может хоть кофе его взбодрит. -- Я хочу еще! -- заныл Тролль. Пришлось выплеснуть кофе из его чашки в рукомойник и налить в нее остатки, гущу. Потом я намазал маслом булочку, нарезал немного салями. -- Произошло коварное убийство, -- утробным голосом принялся вещать Тролль, прихлебывая кофейную гущу. -- Преступник не оставил никаких следов. Все говорило о том, что злодеяние сойдет ему с рук, но тут дело поручили самому Мише Крайскому... -- Заткнись. -- Один миллион долларов! -- взвыл он. -- Целый миллион в качестве вознаграждения, если убийство будет раскрыто. -- Ты вынудишь меня немедленно отправиться в ванную. Он замолчал. Я затолкал в себя остатки ужина и пошел на свидание с ящиком. Предварительно переоделся: стянул костюм, рубашку, галстук и облачился в физкультурные штаны и футболку. Давали "Всю королевскую рать" -- я любил этот фильм, да, впрочем, и книгу тоже. Какие потрясающие образы! Вилли Старк, Крошка Дафи, Джек Бэрден, Сюди Берк, Рафинад... Какие коллизии! Никогда бы не сподобился на что-то подобное. -- Нет, я не Роберт Пенн Уоррен, -- пробормотал я с горечью, когда фильм закончился. -- Ты -- Миша Крайский! -- вставил Тролль, но я не обратил на него внимания. -- Саймон, хочешь гулять? Тот оживился. -- А, может, ну его? В ответ Саймон принялся встревожено бегать по комнате, временами подпрыгивая. Я потянулся за поводком. -- А нас возьмешь с собой? -- поинтересовался Тролль. -- Что значит, нас!? -- заорал я. -- Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не отождествлял себя с Малышкой!? -- Ах! Ах! Ах... -- Останешься дома. А Малышка может пойти, если захочет. -- Если позволишь, я тоже останусь. Нужно ведь еще прибраться на кухне. -- Конечно. Мы с Саймоном выкатились из подъезда и направились в сторону сквера с зеркальной струей. Саймон -- единственное близкое мне существо, если не считать фантомов. Повадки он имел весьма своеобразные. Скажем, он никогда не лаял на посторонних. Вместо этого он незаметно подкрадывался сзади и, не издавая ни звука, вонзался зубами ничего не подозревающей жертве в ягодицы. А затем со всех ног пускался наутек. На его счету было уже по меньшей мере полтора десятка укушенных задниц. Уберегая по мере возможности от зубов Саймона пожилых людей и мужчин (детей он щадил и сам), смазливеньких женщин я отдавал ему на растерзание. У меня к ним имелись свои счеты. Не мог я простить им того, что среди них нет Малышки. Хотя в большей степени, разумеется, это вина Тролля. Но Тролля за задницу не укусишь. Он -- фантом. Мы добрались до сквера, где Саймон занялся важным делом: унавоживанием почвы под деревьями. Я же принялся кружить вокруг фонтана, погрузившись в невеселые думы. Что ждет меня завтра? Лили сказала, что основная моя задача -- описывать ход детективных расследований, проводимых под эгидой "Гвидона" наряду с другими "голыми пистолетами". Но это означает, что, волей-неволей, я окажусь в самой гуще событий. Вокруг будут кипеть криминальные страсти, и мы, естественно, натолкнемся на яростное противодействие. На противодействие любой ценой... У меня хорошо развито чувство интуиции, и сейчас всей кожей я ощутил, что возврата к золотому бухгалтерскому веку Миши Крайского уже не будет. И все из-за необыкновенной аккуратности одного американского парня, у которого -- вот незадача! -- оказалось все на своих местах. И Лили Лидок, наконец, посчастливилось испытать удовольствие. Воистину секс -- удивительная штука. Наверное, даже более удивительная, чем это представлялось Фрейду. Меня ожидал жестокий, беспощадный, чуждый мне мир. Он буквально дышал мне в затылок. Плачь, Миша Крайский, о загубленной жизни своей! И тут вместо плача во мне неожиданно зазвучал Джо Коккер.

Стоило Саймону на сто один процент выполнить программу по орошению и унавоживанию почвы, как мы с чувством выполненного долга отправились домой. Тролля мы застали сидящим на высоком табурете у кухонного стола. Он водил ручкой по листу бумаги. Малышка же вновь бросилась мне навстречу, прижалась всем телом. -- Ну что, как я прибралась? Я бросил унылый взгляд на мойку, заваленную грязной посудой, и чмокнул ее в щеку. -- Замечательно. Лицо ее засветилось от радости. Она была помешана на чистоте. -- А меня поцеловать? -- ревниво произнес Тролль. -- Ведь я занимался куда более ответственным делом. Ты только послушай: "Сэм треснул его кастетом по башке. Череп не выдержал. Мозги разлетелись по всей комнате, и было не понятно, в какой именно из извилин хранилась нужная ему информация. Сэм извлек из кармана электронную лупу и принялся тщательно обследовать одну извилину за другой..." -- Сейчас пойду в ванную, -- не очень-то вежливо перебил его я. Он тут же заткнулся. Я встал и отправился в ванную. -- Но я же замолчал! -- возмущенно воскликнул Тролль, устремляясь следом за мной. Я содрал с себя футболку и бросил критический взгляд на отражение в зеркале. -- Полнеешь, -- не удержался Тролль. -- Теперь тебе ежедневно придется делать силовую гимнастику. Ведь отныне ты -- самый что ни на есть профи. Это было весьма неосторожно с его стороны. В ответ я на полную мощность открутил воду, и он, сломя голову, бросился в комнату под тахту. Зато Малышка, ни слова не говоря, разделась и следом за мной забралась в ванную. Мы всегда мылись вместе, Это уже стало традицией. Она сидела напротив, и я обхватывал ногами ее худенькое тельце. -- У меня ужасный мандраж, Малышка, -- признался я. -- Ведь я никогда еще ничего не писал, кроме садистских рассказиков и протоколов общих собраний фирмы "Гвидон". -- У тебя получится, -- успокоительно произнесла она. -- Ты --
мой желанный. Она забралась на меня сверху, и мы занялись любовью. Любовью всегда страстной, пылкой, изощренной, но никогда не приносящей удовлетворения.

На следующее утро я набрал номер Лили Лидок. -- На связи Миша Крайский, -- сурово объявил я. -- Соедините меня с Лили. -- Да? -- тут же послышался ее низкий, слегка хрипловатый голос. Сменив тон, я осведомился, должен ли сегодня прибыть на службу. -- Разумеется. Тогда я воспрянул духом. -- Куда? В финансовый отдел? -- Давай, продолжай, -- сказала Лили. -- Сегодня я добрая. -- Но тогда куда же? -- в моем голосе появились петушиные нотки. -- Сюда, -- невозмутимо ответствовала Лили, -- в этот самый кабинетик. Или ты уже забыл дорогу? Когда я явился, Пью Джефферсона в кабинете не оказалось. Зато в кресле напротив Лили развалился неизвестный мне тип в линялых джинсах и клетчатой, с закатанными рукавами рубашке. Он курил "Партагаз". Кондиционеры работали на полную мощность. -- Знакомьтесь, -- представила нас Лили. -- Это референт "Гвидона" по сношениям с прессой Миша Крайский. А это -- Коля Болин, по прозвищу Джаич, профессиональный детектив. Он представил очень хорошие рекомендации. При этом Лили не соизволила уточнить, от кого именно поступили упомянутые рекомендации. А для меня это имело значение. Мы пожали друг другу руки. Я присел в соседнее кресло и поставил кейс между ног. -- В ближайшем будущем, думаю, вам предстоит работать вместе. То, что выяснилось из состоявшегося затем разговора, можно, пожалуй, свести к следующему. Раньше Джаич работал в КГБ и имел чин капитана. Там с самого начала подметили его страсть к спорту, в частности, к футболу -- отсюда, собственно, и происходило прозвище Джаич1 и определили сопровождать за рубеж спортивные делегации. Контролировать центробежные устремления наших футболистов. Никто не выполнил бы подобное задание более добросовестно. Ведь рвение его определялось не только служебной ответственностью, но и страхом проворонить хорошего футболиста, оставить Родину без нужного игрока. Сейчас, в связи с массовым отъездом спортсменов за границу, он пребывал в состоянии некоторой депрессии. Это подействовало на него куда более сильно, нежели потеря работы в органах. По натуре же (подозреваю -- благоприобретенной) Джаич являлся вечным плейбоем, как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд. Ему уже стукнуло сорок пять, он был довольно высок, тощ, с длинными неухоженными патлами и колоритными усами. Черный цвет волос явственно прореживала седина. Он никогда не был женат и, по-видимому, уже никогда не будет. Обожал пиво и игру в биллиард. Все свободное время проводил, соответственно, в пивных, биллиардных и на стадионе. И еще он любил жевательную резинку. Вот и сейчас, покончив с сигаретой, он без промедления отправил в пасть очередную порцию "гуми". -- Имеются вопросы? -- поинтересовалась Лили. -- Конечно, -- тут же отозвался я. -- Сколько мы будем получать? -- Много. -- М-м-м... А если конкретнее? -- Расчеты производила лично Ада Борисовна, и соответствующие формуляры разосланы по всем нашим представительствам. В конечном итоге это будет зависеть от степени выгодности заказа, но минимальное вознаграждение -- сто американских долларов в день чистыми. Это тебе, Джаичу -- сто тридцать. Зато к твоим активам можно отнести и предполагаемые литературные гонорары. Неплохо! Совсем неплохо! На предыдущем месте я зарабатывал в несколько раз меньше. -- Плюс командировочные? -- уточнил я. -- Разумеется. Ей-богу, неплохо! Тут Лили, очевидно из опасения, что у меня слишком уж улучшится настроение, пожелала сделать ряд уточнений по поводу моих будущих обязанностей. И выяснилось, что, оказывается, я буду принимать непосредственное участие в расследовании. В качестве помощника Джаича. Так сказать, вторым номером. Чтобы затем наилучшим и подробнейшим образом информировать остальных "голых пистолетов" о ходе дела. Я скорчил кислую физиономию, и Лили перевела взгляд на бывшего капитана КГБ. -- У нас сейчас имеются какие-нибудь заказы? -- поинтересовался тот, продолжая усиленно работать челюстями. -- Пока нет, но отдел рекламы уже задействован вовсю, так что первые заказы ожидаются со дня на день. -- О'кэй. -- А сколько всего у нас будет детективов? -- осторожно полюбопытствовал я. -- Пока только Джаич. -- Лили упорно предпочитала называть людей по прозвищам, а не по именам. -- И ты. А там видно будет. Посмотрим по обстоятельствам. Джаич самодовольно улыбнулся. -- Пойдем, Коля, -- сказал я ему. -- Поставлю тебе банку пива в честь нашего знакомства. -- Заметано.

На вид Джаич был парнем простым, как, очевидно, и многие другие работники КГБ. Родители его уже умерли, оставив ему в наследство двухкомнатную квартиру в "хрущевском" доме. Мне живо представилась холостяцкая берлога со старой, продавленной мебелью, прокуренные "Партагазом" шторы и классный импортный двухкассетник. Над образом плейбоя наверняка поработал квалифицированный гебистский психолог. Вероятнее всего Джаич готовился для заброски в какие-нибудь каэспэшные структуры, а то и в узкий круг диссидентов. И вовсе не потому, что плейбои особенно ценились в этих кругах, а просто никак не вязался их облик с образами Дзержинского или Штирлица. Разумеется, психолог опирался на природные задатки Джаича, которые могли бы способствовать успешному исполнению подобной роли. Наряду с "бравым парнем, стоящим на страже нашего родимого отечественного спорта", это являлось его еще одним, вспомогательным альтер эго. Я вкратце рассказал о себе. О том, что воспитывала меня мать-одиночка, что умерла она два года назад, а отец, может, где-то еще и коптит небо, но я понятия об этом не имею. О том, что мне как раз сейчас стукнуло тридцать три -- возраст Христа. Но до сих пор я не был женат, и нас, очевидно, это обстоятельство должно роднить, как двух закоренелых холостяков. Пока мы поглощали пиво в "Блудном сыне" и заедали солеными крекерами, я полностью проникся ощущением, что Джаич не имеет никакого опыта сыскной работы. Конечно, чему-то когда-то его учили. Скажем, как вести слежку или, напротив, как от той же слежки избавляться. Но, в целом, в деле сыска он, вероятнее всего, являлся таким же дилетантом, как и я в деле написания детективных романов. Разница заключалась лишь в том, что он спал и видел себя новым Мегрэ, а я детективные романы на нюх не переносил. Естественно, я и понятия не имел, как за подобные штуки берутся. Но хрипы Джо Коккера уже рвались из меня, и я твердо вознамерился не позволить Лили свернуть мне шею. Для начала мне показалась весьма благоразумной идея пригласить своего приятеля Эда Петраноффа провести со мной вечер в том же "Блудном сыне". Вот кто от детективов сходил с ума! Собственно, звали-то его Эдиком Петрановым, но с некоторых пор он совсем уж тронулся на почве детективной литературы и теперь называл себя не иначе как Эд Петранофф -- на американский манер. И все же он был единственным из моих знакомых, кто хоть что-то в этом смыслил. А теперь несколько слов о кафе "Блудный сын". Наиболее примечательным для него было то, что его клиентами являлись исключительно работники "Гвидона". При этом, как ни странно, самому "Гвидону" кафе не принадлежало. Просто всем остальным обитателям округи питаться здесь было явно не по карману. "Блудный сын" славился отличной кухней. Причем прилагательное "отличная" вполне можно было сочетать с прилагательным "экзотическая". В глянцевых меню, разложенных на столах, на обложках которых красовалась репродукция известной картины "Возвращение блудного сына", невозможно было найти шницелей, бифштексов или котлет по-киевски. Зато в изобилии -- блюда французской, голландской и еврейской кухни. Лично я вообще не жалую горячие блюда и предпочитаю обходиться холодными закусками. Побольше холодных закусок, вина -- и все. Лишь иногда забота о желудке вынуждала съесть куриного бульона с кнедликами. Я -- человек полноватый и поесть люблю. Потеря работы в "Гвидоне" сулила вынужденный отказ от "Блудного сына", с чем мой желудок примириться бы никак не смог. И если условием питания в "Блудном сыне" являлось написание детективных романов, то я их напишу! Чего бы это мне ни стоило. Залов в кафе было два -- лиловый и кремовый. Оба -- небольшие и уютные. Изюминкой интерьера являлись приятные настольные лампы с лиловыми или, соответственно, кремовыми абажурами. Из другого освещения имелось лишь несколько бра на трех стенах из четырех. А на четвертой -- большое панно из осколков разноцветных зеркал, загадочно мерцавшее в полумраке. Поскольку наши заведения, если можно так выразиться, дружили коллективами, все мы знали друг друга по имени. За каждым клиентом был закреплен собственный официант и, естественно, столик. Мой столик находился в Лиловом зале в углу, а обслуживала меня официантка, которую все любовно именовали Барсик. В ней действительно угадывалось нечто мягкое, кошачье. Она была полновата, невысокого роста, с весьма приятными чертами лица. Однажды я даже позволил себе переспать с ней, после чего Малышка очень долго на меня дулась. Но эта контактная, выражаясь языком каратэ, связь не помешали нам в дальнейшем сохранить нормальные человеческие отношения. Я усадил Эда Петраноффа за свой столик, сделал заказ, и мы, как и положено старым приятелям, которые не виделись целую вечность, принялись пялиться друг на друга. Я бросил ему через стол сигареты и зажигалку, а он, закурив, бросил их мне назад. -- Мальборо! -- с благоговением выдохнул он. -- Это единственные сигареты, которые признает моя собака. Он расхохотался: -- Я думал, ты скажешь -- жена. -- У меня нет жены. -- У меня тоже. Вообще-то я курю крайне редко -- в среднем пару сигарет в день, -- но сейчас тоже закурил, сквозь струйки дыма продолжая его рассматривать. В юности Эдик был круглолицым, теперь же, когда он почти полностью полысел, форма головы стала и вовсе дынеподобной, как у Чиполлино... Впрочем, Чиполлино ведь луковица, а не дыня... Но все же они были удивительно похожи: те же улыбчивость, юный задор и оптимизм. Когда он услышал, за что теперь я буду получать деньги, лысина его сделалась малиновой. -- Да ведь это же фантастика! Получать деньги за сочинение детективов! Причем вне зависимости от результата. -- Ну это -- положим... Лили не тот человек, который будет долго мириться с отсутствием результата. Похоже, все закончится тем, что я потеряю одно тепленькое местечко и не сумею закрепиться на другом. -- Однако писать детективы -- что может быть проще! -- А ты пробовал? -- Я хищно уставился на него. -- Нет. Но ведь ты -- литератор. У тебя были такие милые... -- Только не напоминай о моих садистских рассказиках! -- Я горестно пожал плечами. -- Даже не знаю, с какой стороны за это взяться. Никогда не увлекался подобной литературой. -- Не может быть! -- Петранофф уставился на меня, словно на редчайшее ископаемое. -- Допускаю, что в прежние времена, когда хорошего автора было не достать... Но теперь, в эпоху всеобщего детективного бума... Нам принесли салат де шу-флэр -- только такие названия в меню и значились, -- салат д'иль Барбе с крабами и грибами, яйца по-средиземноморски, бутылку вина "Кармел" и две бутылки минеральной воды. -- Что, "Нарзана" нет? -- придирчиво осведомился я. Барсик виновато развела руками. Пришлось сделать королевский жест, удостоверяющий, что я милостиво ее отпускаю. Подобный образ общения тоже как бы составной частью входил в меню. -- Ну, знаешь, старик, огорошил ты меня. -- Эд растерянно уставился на еду. -- Хотя, впрочем... -- Он погрузил вилку