НАЕЗД
Анонс
Дорога криминала, которую выбрал Александр Белов, привела его на край
пропасти. Все понты "красивой жизни", власть и деньги не сделали его
счастливым. Он потерял все, что было ему дорого лишился матери, пережил
убийство друзей. Что делать, смирится с положением вещей или отомстить
негодяям и погибнуть? Как говорили древние: судьба -- это необходимость...
I
Больше года минуло с того дня, когда Фил очутился в палате реанимации.
Больше года проливала слезы у постели неподвижного мужа Тамара. И больше
года Белый искал возможности отомстить Кордону.
Это желание оказалось настолько сильным, что даже оттеснило на второй
план беспокойство о судьбе друга. Нет, Белов навещал Фила в больнице,
беседовал с врачами и делал для него все необходимое. Но, стоя у постели
Фила, он постоянно думал о том, как поквитаться с продюсером. Его неотступно
преследовала одна навязчивая мысль -- пока подонок Кордон топчет землю, Филу
не выкарабкаться!
Но убрать продюсера оказалось непросто. Сразу после взрыва он исчез из
Москвы. Белову удалось выяснить, что он удрал в Штаты, впрочем, в своем доме
в Калифорнии он не появился. Можно было, конечно, поставить всех на уши и
отыскать гада хоть в преисподней, но Белый рассудил иначе.
Он решил переждать. Все надо было сделать чисто, а для этого нужно дать
Кордону время убедиться, что он вне подозрений. Его враг должен успокоиться,
вернуться домой, расслабиться, перестать даже думать о возможной мести --
вот тогда его можно устранить без лишнего шума.
Было еще одно обстоятельство в пользу этого плана. Убрать Кордона сразу
-- значило в какой-то степени подставиться самому, поскольку о романе Белого
с бывшей любовницей Кордона знало пол-Москвы. Прежде надо было свернуть все
отношения с Анной и сделать их разрыв достоянием гласности, чтобы мотив
ревности не пришел на ум ни одному, даже самому дотошному, следователю.
Разумеется, Белый не боялся того, что его упекут в кутузку -- уж такую
мелочь, как алиби для себя, Пчелы и Космоса, предусмотреть было проще
простого -- он опасался за свою репутацию. Слишком много сил и времени было
потрачено им на то, чтобы уйти от одиозного образа "братка". В итоге Белов
добился своего -- в глазах многих он превратился в добропорядочного
легального бизнесмена, его Фонд исправно платил налоги, и такое положение
Сашу более чем устраивало. В структуре его бизнеса еще оставалось немало
черных схем, но все они были самым строгим образом законспирированы, так что
в целом он походил теперь на рядового нового русского, разве что заметно
более удачливого и предприимчивого, чем большинство его коллег. Вот почему
светиться в числе прочих подозреваемых в предстоящем убийстве Кордона ему
было совсем не с руки.
Белов набрался терпения и ждал. А точнее сказать -- готовился. Весной
он расстался с надоевшей актрисой, причем постарался сделать это открыто. Он
пообещал Анне отпуск на Багамах, она раззвонила об этом всем подружкам, а
вместо этого Саша устроил публичный скандал в популярном ночном клубе и, что
называется, хлопнул дверью. Наутро Аня сама позвонила Белову (размолвка-то
произошла из-за ерунды), но тот с необъяснимой решительностью и холодностью
объявил ей, что между ними все кончено.
А в конце лета в Москву вернулся Кордон. Саша подождал еще месяц и
только тогда дал команду начать наблюдение за продюсером. Прежде чем
приступить к делу, к клиенту надо было как следует присмотреться. Поначалу
Кордон предпочитал оставаться в тени, на люди особенно старался не лезть, и
наблюдения за ним почти ничего не давали. Но к зиме он успокоился
окончательно, стал появляться на тусовках, чаще всего -- все с той же Анной.
Впрочем, Белов прекрасно знал, что артистка была для продюсера всего
лишь прикрытием -- нечто вроде маскхалата. На самом деле Кордона куда больше
интересовали молодые мужчины вполне определенного толка. Причем пресыщенного
продюсера неудержимо тянуло на авантюры -- он легко сходился с самыми
сомнительными личностями и так же легко с ними расставался.
Столь неосмотрительным поведением врага грех было не воспользоваться.
Убийства гомосексуалистов случайными партнерами происходили довольно часто,
и еще одно преступление из этого ряда вряд ли кого-нибудь удивило бы. Белый
приказал Шмидту начать подготовку именно в этом направлении.
Подгонять его не требовалось -- Шмидт давно уже, как говорится, бил от
нетерпения копытом. Желание отомстить за Фила у него было настолько сильным,
что обычно невозмутимый Шмидт почти oi крыто выражал свое неудовольствие
медлительностью и нерешительностью Белого в данном вопросе.
Наконец Шмидт доложил -- все готово. В тот же день Белов поехал в
больницу к Филу.
Ему хотелось просто посидеть с другом, посмотреть на него, коснуться
его теплой руки... Но дело обернулось иначе. Его встретил лечащий врач Фила
и, пряча глаза, пригласил в свой кабинет.
Разговор получился тяжелым. Доктор не стал тянуть резину и сразу
выложил суть дела -- никаких положительных сдвигов в состоянии его друга нет
и, что хуже всего, нет никаких оснований рассчитывать на улучшение ситуации
в будущем.
-- Понимаете, фактически Филатов мертв, -- негромко, но твердо говорил
врач. -- Функционирование его организма поддерживает система
жизнеобеспечения, но жизнью, как вы понимаете, это назвать нельзя. Если б у
нас оставалась надежда, можно было бы ждать и дальше, но...
-- Короче, что вы предлагаете? -- оборвал его помрачневший Белов.
-- Александр Николаевич, такое положение не может длиться бесконечно,
-- доктор решительно покачал головой. -- По закону, для того чтобы отключить
больного от жизнеобеспечения, требуется согласие родственников, и жена
Филатова фактически такое согласие дала. Но я хотел бы узнать и ваше
мнение...
Белый встал и, глубоко засунув руки в карманы, смерил молодого врача
тяжелым взглядом.
-- Знаете, доктор, я ни черта не понимаю в медицине, но одно я знаю
точно: даже если у Фила не осталось ни одного шанса, ваша аппаратура
жизнеобеспечения все равно будет работать. И мне плевать -- можете вы
назвать это жизнью или нет. Если моему другу не суждено поправиться, он
умрет в вашей больнице. Но только от старости, ясно?!..
Белов развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Из машины он
позвонил Борису Моисеевичу Боркеру -- нейрохирургу, оперировавшему Фила.
Оказалось, что молодой лечащий врач из больницы советовался с ним, прежде
чем говорить с Тамарой и Беловым. И Боркер, в целом, его поддержал. Впрочем,
в голосе опытного доктора Саша не услышал той абсолютной убежденности,
которая была у его молодого коллеги.
-- Как же так, Борис Моисеич, -- нажимал на него Белов. -- Ну неужели
никакой надежды?..
Врач замялся.
-- Видите ли, Саша, мы ведь, в сущности, так мало знаем о человеческом
мозге, что утверждать что-либо с уверенностью очень трудно... Вот
послушайте. В шестьдесят втором году, сразу после института, я работал на
зоне под Котласом, и там У меня имел место быть один прелюбопытнейший
случай. Зек пытался бежать на машине, которая привезла в лагерь продукты. У
него, понятно, ничего не вышло -- врезался в стальной шлагбаум, и все. А
шофер этой машины подбежал к зеку и пробил ему голову этой, как ее...
монтировкой. Она вошла в левый висок, а вышла справа за ухом. Мне принесли
бедолагу прямо с этой самой монтировкой в голове. Я мельком его осмотрел --
травма тяжелейшая, признаков жизни не подает -- и велел отнести его в морг.
К вечеру за трупом пришла машина, и тут вдруг обнаружилось, что зек-то жив!
Перевели его в больничку -- помирать, а он возьми и выживи! Его и лечить-то
толком не лечили -- нечем было, -- но он выкарабкался и восстановился почти
полностью. Только ногу стал приволакивать и немного ухудшилось зрение. Вот
так, Саша... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..
-- Да, Борис Моисеич, вполне. Спасибо вам... -- Белов выключил
мобильник и поехал домой.
II
В просторной гостиной дома Беловых был накрыт чайный столик. Пара
изящных чашек на тонких фарфоровых блюдечках, высокий чайник с длинным и
узким носиком, хрустальная вазочка с печеньем, открытая коробка конфет --
все это стояло нетронутым. Чай в чашках давно остыл и успел подернуться
мутноватой пленкой.
За столом, на низеньком диванчике, плечом к плечу сидели Оля Белова и
Тамара Филатова. Тамара плакала -- и уже, судя по всему, давно. Теребя в
руках совершенно мокрый платок и ежесекундно всхлипывая, она потерянно
бормотала:
-- Вот я сижу, сижу... и на него смотрю... Час смотрю, два смотрю -- не
шелохнется... У него щетина... Господи, у него даже щетина поседела! Я Бога
молю, чтобы он очнулся... Я бы ему ребеночка родила... -- и она не
выдержала, зарыдала в голос, горестно качая головой. -- Никаких надежд не
остается... Никаких, Оля, никаких... Все...
-- Подожди, Том, сейчас Саня придет, -- вздохнула Ольга, поглаживая
подругу по вздрагивающему плечу.
Она не представляла, что можно сказать в такой ситуации. Посоветовать
набраться терпения и ждать? Но ведь прошло уже больше года, а силы Томы не
беспредельны... Подруга и так уже дошла до крайности, насколько еще ее может
хватить?.. А как же Валера? Неужели и правда -- никаких надежд ?!..
-- Понимаешь, Оль... -- Тамара, чуть успокоившись, уткнулась носом в
мокрый платок и простонала: -- Я... я уже не верю...
"Господи, да где же он?.." -- растерянно подумала Ольга. Она не
сомневалась, что муж наверняка нашел бы для Тамары нужные слова -- те самые,
которые вернули бы ей веру и придали сил.
И тут снизу послышался голос Белова. Он поднимался по лестнице,
разговаривая на ходу по телефону:
-- Да добрался, там снегу намело... Короче, я пока дома буду. Ну все,
давай!..
Он вошел в зал и приветливо улыбнулся обеим женщинам, словно и не
заметив ни заплаканных глаз Тамары, ни растерянного вида жены.
-- Здравствуй, Томочка. Привет, Оль... -- Белов наклонился к жене и
мельком обозначил поцелуй.
Поцелуй был более чем формальный. Разрыв Белова с артисткой, которого
так ждала Ольга, почти ничего не изменил в их отношениях с мужем. Ситуация
была странной: уйдя от Анны, Белов к жене фактически не вернулся -- их
жизнь, вполне благополучная внешне, изнутри напоминала сосуществование
вполне корректных, но при этом абсолютно равнодушных друг к другу соседей в
коммуналке.
Саша прошел к окну, задернул шторы и только после этого, уже точно
зная, о чем пойдет речь, спросил:
-- Ну что, Том, какие дела?
Тамара отняла ладони от лица. Саша поразился -- какие страшные темные
круги были у нее под глазами. Как у вампира в каком-нибудь голливудском
ужастике.
-- Саш, я уже не знаю... Понимаешь, я так устала... -- она смотрела на
него с жуткой смесью боли, вины и отчаянья, как побитая собака. -- Я больше
ничего уже не понимаю... Врачи говорят, бесполезно ждать. Чудес не бывает...
Смотреть в ее глаза было трудно, и Белов снова повернулся к окну --
поправить и без того ровно висевшие шторы.
-- И что они предлагают? -- все тем же ровным, почти равнодушным,
голосом спросил он.
-- Они предлагают сделать эвтаназию... -- еле слышно проговорила
Тамара.
-- Как это делается? -- продолжал свою игру Белов.
-- Отключают... отключают систему жизнеобеспечения...
Голос Тамары дрогнул и беспомощно угас. Ольга молча накрыла ее руку
ладонью. Они обе выжидающе смотрели на Сашу.
Белов повернулся к ним и, медленно покачивая головой, потянул узел
галстука. Он выглядел все таким же невозмутимым, но внутри у него все кипело
от негодования. Как только Тамара дала себя уговорить! Эх, бабы, бабы...
-- Тома, если хочешь знать мое мнение, я против, -- изо всех сил
стараясь скрыть клокочущий в груди гнев, сказал он. -- Поверь, мне тоже
больно, что мой друг стал как растение. Но! Если есть хоть один шанс из
тысячи... Да что там -- из миллиона, из миллиарда! Если этот шанс есть, то
его надо использовать!
Тамара попыталась что-то сказать, но Белов остановил ее движением руки.
-- Все будет нормально, Томочка! Мы переведем Валеру в Бурденко, Пчела
подтянет спецов по нейрохирургии -- немецких, американских... С завтрашнего
дня сиделка при нем будет круглые сутки. Так что тебе станет полегче, Том.
Не прекращая говорить, Белов подошел к бару, плеснул в стакан немного
виски. Потом внимательно взглянул на Тамару и долил стакан почти до краев.
-- Дальше. Тебе надо отдохнуть, -- он протянул виски Тамаре, та, низко
опустив голову, беззвучно плакала. -- Вот, выпей и ложись спать. Пока
поживешь у нас, а завтра люди займутся, отправим тебя на время в теплые
страны. Отдохнешь, придешь в себя...
Тамара не двигалась, Саша опустился перед ней на корточки и вложил
бокал в ее безжизненную руку. Она подняла на него красные от слез,
измученные глаза. Белов ободрительно кивнул.
-- И будем просить Господа, чтобы Валерка выкарабкался, -- он говорил
так убежденно и проникновенно, что не поверить ему было невозможно. -- А он
выкарабкается, Томочка, я в него верю! Он же у нас боец!..
Саша неожиданно улыбнулся и взял ее за руку.
-- И запомни: все, что было, -- это только первый раунд! -- он сжал ее
ладонь в кулак. -- Ты верь мне, Тома, верь...
III
Премьерный показ нового фильма закончился. Отхлопав положенное, зрители
бурлящей рекой потекли из зала в фойе. По широкой лестнице Дома кино
спускалась оживленная, веселая толпа, в которой было немало знаменитостей.
Впрочем, сегодня основное внимание было приковано не к ним, а к главным
виновникам торжества.
В эпицентре людского круговорота находился продюсер фильма Андрей
Кордон. С плохо скрываемым выражением надменной скуки он принимал сыпавшиеся
на него со всех сторон поздравления. Лишь изредка на губах появлялась
вежливая полуулыбка, куда чаще он только сдержанно кивал. Рядом с ним, под
руку, гордо шествовала Анна.
-- Смотри, а народу-то нравится!.. -- будто бы даже с удивлением
озиралась по сторонам сияющая Анна.
Кордону вручали один букет за другим. Он уже с трудом удерживал
огромную охапку цветов.
-- А что это все цветы -- тебе? -- капризно поджала губки артистка,
ткнув его локтем в бок. -- А мне?..
-- На!.. -- продюсер не глядя небрежно свалил ей на руки груду
разномастных букетов.
Анна довольно заулыбалась, окинула величественным взглядом толпу поверх
голов и заметила Киншакова, стоящего внизу, у колонны. Тот по случаю
премьеры был облачен в изящный смокинг и галстук-бабочку.
-- Слушай, Александр Иваныч у нас -- ну прямо Зигфрид! -- шепнула она
Кордону.
Тот проследил за ее взглядом и тоже увидел нарядного Киншакова. Рядом с
ним с микрофонами в руках толкались несколько корреспондентов и оператор с
телекамерой на плече. Суетливая девчушка в простецком свитерке и потертых
джинсах торопилась задать свой очередной вопрос:
-- Александр Иванович, если можно, ваши впечатления от премьеры?
-- Хороший фильм, талантливый режиссер, -- спокойно отвечал Киншаков.
-- Главное, что в картине есть искренность и романтика. Поэтому мне кажется,
что сегодняшняя премьера удалась.
-- Скажите, а что означает ваше участие в картине в качестве актера? --
спросил долговязый парень в очках. -- Значит ли это, что вы оставляете
продюсирование и снова возвращаетесь на экран?
-- Ну почему же? -- сдержанно улыбнулся Киншаков. -- Согласитесь, не
могу же я продюсировать все снимающиеся фильмы, правда? В этой картине мне
предложили одну из главных ролей, и я согласился. О чем, кстати, ничуть не
жалею.
Доброжелательно кивнув журналистам в знак окончания интервью, Александр
повернулся к лестнице и нос к носу столкнулся с взмыленным администратором
киногруппы -- круглым, как колобок, лысым толстячком.
-- Александр Иваныч, банкет, банкет!.. -- озабоченно выпалил тот. --
Ждем вас на банкет...
-- Спасибо, не голоден, -- холодно бросил Киншаков и, отодвинув
администратора в сторонку, шагнул навстречу Кордону.
-- Ох, Александр Иваныч, вижу, вам что-то опять не по нраву!.. -- с
шутливой укоризной покачал головою продюсер.
Киншаков взглянул на него без тени улыбки.
-- Куда делись все сцены с Филатовым? -- сухо спросил он.
-- А куда их теперь? -- равнодушно пожал плечами Кордон. -- Вырезал.
Погоды они не делают, так что... -- он отвернулся и кивнул кому-то в
сторону: -- Да-да... Спасибо...
-- Я хочу выкупить все негативы с Валерой, -- все так же сухо сказал
Киншаков. По всему было видно -- разговор с продюсером ему неприятен.
-- Для вас даром, Александр Иваныч! -- с добродушным видом развел
руками Кордон. -- Нет проблем -- обращайтесь в любое время!..
Киншаков кивнул и тут же ушел.
Кордон остался один. Большинство окружающих ему улыбались, но это
продюсера не слишком радовало -- он знал истинную цену и этим улыбкам, и
нескончаемым комплиментам. Ему было скучно, он с трудом сдержал зевок и
неторопливо огляделся.
Вдруг его взгляд остановился на длинноволосом смазливом пареньке,
одиноко стоявшем в сторонке. Его стройную фигуру обтягивала ярко-красная
водолазка и узкие джинсы. В руке юноша держал белую лилию. Их взгляды
скрестились, и в тот же миг они все поняли друг о друге. Поколебавшись
секунду, Кордон шагнул к незнакомцу, тот немедленно двинулся ему навстречу.
Паренек трогательно смущался, его щеки покрылись нежным румянцем,
необыкновенно красиво контрастирущим с кипенно-белыми лепестками лилии.
Кордон почувствовал сладкую ноющую тяжесть в паху -- он уже хотел этого
мальчика.
Они сошлись. Юноша поднял на продюсера изумрудно-зеленые глаза и
протянул ему цветок. Кордон поднял руку, но вместо того чтобы взять лилию,
легко коснулся кисти парнишки и с бесстыдной откровенностью ухмыльнулся.
Молодой человек зарумянился еще сильнее, похлопал чуть подкрашенными
ресницами, но взгляда не отвел.
Кордон медленно повел глазами в сторону выхода, юноша в знак согласия
опустил глаза и сразу же пошел к дверям.
Настроение продюсера взлетело до заоблачных высот. Он немедленно
направился в банкетный зал, чтобы предупредить о своем внезапном отъезде.
Анна, исподтишка наблюдавшая за этой душещипательной сценой от начала и до
конца, понимающе улыбнулась и тут же принялась высматривать в толпе
подходящую кандидатуру для нескучного времяпрепровождения на сегодняшний
вечер, а, может быть и ночь...
В полупустом банкетном зале сновали официанты, завершая подготовку к
пиршеству. К подошедшему к столу Кордону бросился администратор.
-- Андрей Андреич, еще четверть часа, и можно начинать! -- утирая
мокрую от пота лысину, доложил он.
-- Мне наплевать, я уезжаю... -- процедил Кордон.
-- Как?.. -- ужаснулся администратор.
-- Так. Голова разболелась...
-- Но, Андрей Андреич, как же без вас?.. Может быть, таблеточку? --
предложил толстяк, суетливо обшаривая карманы.
-- Я не нуждаюсь в вашей помощи, Куперман, просто хотел предупредить,
чтоб не искали, -- осадил его продюсер. -- Хотя... Знаете, налейте-ка мне
коньяка.
Администратор схватил со стола бутылку, наполнил рюмку, подал ее
Кордону. Тот смерил его презрительным взглядом и, взяв бутылку, плеснул себе
почти полстакана. Коньяк он выпил одним махом, сунул в рот дольку лимона и,
дожевывая на ходу, вышел из зала.
На улице, у дверей Дома кино, толпились те, кто не был приглашен на
банкет. Увидев продюсера, к нему снова потянулись поклонники с цветами и
комплиментами. Не обращая на них никакого внимания, Кордон прямиком двинулся
к своей "БМВ", около которой его поджидал молодой человек с лилией.
К машине продюсер подошел с новой охапкой цветов -- их ему успели
насовать по дороге. Он небрежно бросил их на капот и взял из рук юноши
лилию.
-- Андрей Андреич, чудная картина, очень живая, страстная... --
взволнованно залепетал парень. -- Поздравляю вас с очередным успехом...
Кордон усмехнулся и сразу перешел к делу:
-- Чистые натуралы -- фашисты, а ты как считаешь? -- спросил он.
Молодой человек замялся:
-- Ну почему?.. По-моему, и среди них есть очень приятные люди...
-- А!.. -- Кордон презрительно взмахнул рукой. -- Кунц... кунтс...
кунсткамера.
Он распахнул дверь машины и кивнул парню вовнутрь. В голове продюсера
приятно шумело от выпитого коньяка и от предчувствия веселой ночи. Он сел в
машину, вставил ключ в замок зажигания и повернулся к сидящему рядом
пареньку.
-- Как хоть тебя зовут, подарок судьбы?
-- Роберт, -- слегка кокетничая, ответил юноша.
Кордон не сдержал нервного, возбужденного смешка.
-- Ну что ж, Бобби, поедем в "Шанс"! Как в том анекдоте, знаешь? "К
цыганам!" -- "Ага, в метро".
Ехать пришлось недолго. Попетляв по улочкам центра столицы, "БМВ"
остановилась в безлюдном переулке. Кордон выключил зажигание и, чуть
приглушив сладкоголосое пение Марка Алмонда, повернулся к парню.
-- Ну что, Робертино, пойдем, зажжем огня? Может, ты еще и споешь мне?
Ты вообще-то бывал здесь? -- продюсер легонько похлопал соседа по коленке.
-- Нет, что вы! Здесь очень дорого. Только вот я забыл кое-что... --
юноша смущенно опустил глаза и принялся озабоченно шарить по карманам.
"Нет, он просто прелесть!.." -- с неожиданным умилением подумал Кордон.
-- Да у меня есть все... -- он наклонился к пареньку и коснулся губами
его розовой щечки.
-- Да нет, я не про это, -- Роберт, казалось, смутился еще больше и
вытащил из кармана что-то похожее на спутанную леску. -- Я вам привет забыл
передать. От Саши Белого.
Мгновенно изменившись в лице, Кордон схватился за ручку дверцы, рванул
ее, но было уже поздно. Удавка захлестнула его горло, он мучительно
захрипел, засучил ногами. Изо всех сил он пытался разжать ставшими стальными
руки парня -- бесполезно! С каждой секундой он слабел, сознание затягивала
мутная, грязная пелена...
В его угасающем мозгу, как испуганный чижик в тесной клетке, беспомощно
трепыхалась, постепенно затихая, одна-единственная мысль -- "Суки!.."
Спустя минуту-другую его муки закончились, Кордон был мертв.
Дверь "БМВ" открылась, тот, кто представился своей жертве Робертом,
вышел из машины и, внимательно оглядевшись, неторопливо скрылся в ближайшей
подворотне.
IV
Ольге опять приснился странный и тягостный сон. Будто идет она по
лесной тропинке от своей дачи к станции, а следом за ней, то и дело
выглядывая из-за деревьев, крадется Саша. Ей беззаботно и весело, игра,
затеянная полузнакомым дачным соседом, доставляет ей неизъяснимое
удовольствие. И вдруг сзади раздается громкий звук, похожий на хлопанье
крыльев взлетевших разом десятков птиц. Ольга мгновенно оборачивается -- и
никого! Нет ни птиц, ни Саши, ни даже леса. Она стоит одна-одинешенька
посреди совершенно пустого и ровного, как стол, пространства...
Ольга проснулась и повернулась на бок. Подушка рядом снова была
несмятой -- значит, Саша опять ночевал в кабинете. В последнее время это
стало почти нормой. Муж рано уезжал и поздно возвращался, а вернувшись,
подолгу засиживался в кабинете, зачастую там же и ночуя.
Вообще ситуация в их семье сложилась более чем странная. Они жили вроде
бы вместе и в то же время -- врозь. Разговаривали редко, да и то -- только
по делу. Ольга надеялась, что что-то изменится после разрыва мужа с
артисткой, но все осталось по-прежнему -- непонятно, тягостно и
беспросветно.
Вероятно, причина такого охлаждения крылась в истории со спасением Вити
Пчелкина, в той жуткой сцене, что разыгралась между Олей и Сашей в кабинете
главврача больницы год назад. Хотя, если вспомнить, то с артисткой-то Саша
закрутил гораздо раньше. Странным было и то, что Ольга практически смирилась
с таким положением вещей. Никакой вины за собой она не чувствовала, а
объяснить поведение мужа не могла, как ни старалась. Просто в их отношениях
что-то кончилось, оборвалось, исчезло, и Ольга приняла это как данность. Она
словно впала в спячку, не в силах решиться на какие-то радикальные действия.
Ольга встала и, на ходу запахивая халат, направилась на кухню. У двери
кабинета окликнула негромко:
-- Саша...
Тишина. Она приоткрыла дверь -- в кабинете было пусто, а рядом с
диваном лежала аккуратная стопочка постельного белья. Ольга вздохнула и
пошла дальше.
-- Тома, Ваня, все вставайте! Будем завтракать!.. -- громко позвала
она. -- Тома, Ваня!..
Ольга коротко постучала в дверь спальни Тамары и свернула к детской.
Вдруг навстречу ей выскочил Ваня.
-- Р-р-р-р!.. -- зарычал он.
-- Ах ты мой тигр, ты уже встал?! -- Оля засмеялась и подхватила
сынишку на руки.
-- Мам, испугалась?.. -- спросил он.
-- Ну конечно, испугалась, -- пряча улыбку, подтвердила Ольга. -- Даже
поджилки затряслись...
Они вошли в кухню. Ваня тут же вскарабкался на свой высокий стульчик, а
Ольга подошла к холодильнику.
-- Кашку будешь, Вань? -- спросила она. -- Какую? Манную, гречневую?..
Достав из холодильника пакет с молоком, Оля поставила его на стол,
повернулась за кастрюлькой, снова взяла молоко и замерла как вкопанная...
Под пакетом лежала свежая газета. В глаза бросился крупный заголовок --
"Убийство в день премьеры". А ниже -- фотография Кордона и снимок его машины
с трупом.
Оля непроизвольно ахнула, едва не выронив при этом из рук кастрюльку.
Она схватила газету и отошла в сторону, торопливо глотая строчку за
строчкой.
Из коридора послышался голос Тамары:
-- Оля, ты где? Доброе утро!..
Она вошла в кухню и сразу обратила внимание на мрачную, взволнованную
хозяйку с газетой в руке.
-- Что случилось? -- встревожилась Тамара. Ольга не отвечала,
поглощенная чтением. Тома перевела растерянный взгляд на Ваню и вскрикнула
-- в руках у мальчика был самый настоящий пистолет!
В тот же миг Тамара опрометью кинулась к нему и выхватила из рук
ребенка оружие.
-- Оля! Ты что?! -- воскликнула она.
Ольга с нескрываемым раздражением взяла пистолет и сердито объяснила:
-- А это игрушки у нас такие, Тома! -- она нажала на курок, и точная
копия "Кольта" выбросила тоненькую струйку воды. -- Видишь?! Вот так мы
играем... Фонтаны строим и играем! -- Ольга сделала несколько нервных шагов
в сторону и вдруг резко обернулась. -- Как вызвать такси, ты не знаешь?..
Тамара никак не могла взять в толк -- что же здесь происходит?
-- Что?.. -- растерянно переспросила она.
-- Пойдем! -- решительно кивнула подруге Ольга. -- Поможешь нам
собраться.
И она вышла из кухни, в сердцах швырнув газету на стол.
V
Такая же точно газета лежала и на столе в кабинете Белова в офисе
Фонда. Сам хозяин кабинета, откинувшись в кресле, внимательно и неторопливо
читал статью о загадочной гибели Кордона.
Главная версия, которую предлагал автор статьи -- убийство продюсера
случайным гомосексуальным партнером. Уже нашлись свидетели, утверждавшие,
что Кордон уехал от Дома кино с неким молодым человеком, которого, впрочем,
толком никто не разглядел. В общем, все вышло именно так, как и
планировалось.
Закончив со статьей, Белый поднял глаза на сидящего напротив него
Пчелу.
-- Привет от меня передали? -- деловито осведомился он.
-- Я не в курсе пока... -- пожал плечами Пчела.
Он посмотрел на часы и повернулся к развалившемуся на кожаном диване
Космосу.
-- Кос, во сколько у нас встреча-то с этим перцем?
-- В час... -- лениво ответил тот, пуская в потолок колечки табачного
дыма.
-- Ну вот, сейчас поедем и все узнаем, -- Пчела опять повернулся к
Белому.
На лице друга он не заметил и тени радости, и этот факт его удивлял и
несколько настораживал. Что ему не понравилось? Неужели Шмидт и его люди
что-то сделали не так?.. На языке вертелся вопрос, но Пчела счел за лучшее
промолчать.
Белов еще раз посмотрел на фотографии в газете и задумчиво покивал.
-- Передай Шмидту, что он молодчина, -- попросил он. -- Все сделал
хорошо, чисто.
-- Сань, а ты что это такой грустный? -- вдруг спросил со своего дивана
Космос.
Он, оказывается, тоже заметил, что известие о смерти врага не слишком
обрадовало Белова.
-- А?.. -- рассеянно переспросил Саша.
-- Что грустный такой, спрашиваю.
-- Разве? -- поднял брови Белов. -- Нет, я веселый...
-- Ладно, поехали, -- Пчела встал со стула и шлепнул по коленке
Космоса.
Тот нехотя, с ворчанием поднялся, и друзья вышли. Белов проводил их
взглядом до двери и опять уткнулся в снимок мертвого Кордона на газетном
листе.
Запрокинутая назад голова, остановившийся взгляд, след удавки на
горле... Все. Кордона больше нет. Дело, о котором Белов думал едва ли не
ежедневно в течение целого года, сделано. Так почему же, черт возьми, нет
тогда в душе ни искорки радости?!.. Откуда эта мучительная, ноющая, как
больной зуб, тоска?.. И как, в конце концов, от нее избавиться?
Белов обхватил руками голову, задумался. И вдруг вспомнил о своем тезке
-- Киншакове. Он звонил вчера -- приглашал в гости, в свой новый загородный
дом.
"Съездить, что ли?.." -- без особого энтузиазма подумал Белов.
VI
Встреча со Шмидтом и его человечком, так ловко убравшим Кордона, должна
была состояться в тихом переулке неподалеку от Тверской. Был там один
небольшой неприметный ресторанчик, давно облюбованный Шмидтом для такого
рода конфиденциальных встреч. Место было спокойное и обычно малолюдное.
Но когда туда приехали Космос с Пчелой, там происходило что-то
необычное. Улочка была перегорожена милицейскими машинами, у оцепления
толпились зеваки, а чуть поодаль, около своего автобуса стояли крепкие
ребята в камуфляже и масках с автоматами в руках.
Пчела остановил машину метрах в двадцати от ресторана.
-- Мама родная... -- озадаченно протянул он. -- А в другом месте
стрелку забить было нельзя?
-- А я откуда знал?.. -- нахмурился Космос.
Они напряженно всматривались вперед, пытаясь разглядеть там Шмидта, но
его не было видно ни около ресторанчика, ни среди толпы у оцепления.
-- Может, поехали отсюда, а? -- неуверенно предложил Космос.
Но тут стеклянные двери ресторана распахнулись и на пороге, посверкивая
бритой головой, с сигаретой во рту появился Шмидт.
Пчела коротко стукнул по клаксону. Услышав сигнал, Шмидт обернулся и,
увидев знакомый "мерин", совершенно спокойно поманил их рукой.
-- Вот долбень, -- раздраженно буркнул Пчела и кивнул Космосу: --
Ладно, пошли.
На подходе к оцеплению их попытался остановить какой-то дохлый прыщавый
сержантик. Он схватил Пчелу за рукав и пробормотал что-то невнятное.
-- Ну-ка руки! -- раздражаясь еще сильнее, рявкнул на него Пчела и
свернул к ресторану.
-- Ты что, обалдел?! -- накинулся он на беспечно улыбающегося Шмидта.
-- Ты еще б на Петровке встречу назначил...
-- Спокойно, пацаны, вы что? -- Шмидт успокаивающим жестом поднял
ладони. -- Я ходил узнать, там просто кино снимают.
Космос, ерничая, поморщился и осуждающе покачал головой.
-- Слушай, кино -- это же сплошные кровь и насилие! Вот увидишь, сейчас
эти деятели что-нибудь взрывать начнут!..
-- Ну что, где твой герой? -- кивнул Пчела Шмидту, оборвав пустую
болтовню Космоса.
Шмидт показал головой вовнутрь ресторана:
-- Там, ждет...
-- Ну пошли.
Они зашли в ресторан и направились к лестнице.
-- Мне тут "Крузер" за долги подогнали, -- обратился Пчела к Шмидту. --
Он у меня на даче стоит, номера перебить надо, "кенгурятник" навесить...
Подослал бы кого из своих.
-- Сделаем, -- кивнул Шмидт.
-- Туфта эти японцы! Вот в "Секонд хенд", говорят, нормальные самокаты
подогнали, -- встрял в разговор Космос. -- Прикиньте -- сто двадцать
лошадей, на радиоуправлении... В офисе сидишь, на кнопку нажал -- и она сама
за тобой заедет.
Они поднялись на второй этаж. К ним навстречу из-за стола поднялся
крепкий молодой человек. Узнать в нем вчерашнего убийцу Кордона было
чрезвычайно трудно. Он был коротко пострижен, слегка небрит и
сумрачно-серьезен. А главное, это был стопроцентный мужчина -- без всяких
вариантов.
-- Рома, -- представился он.
-- Витя.
-- Космос, -- они поочереди пожали его твердую, сухую руку.
Все четверо неторопливо расселись за столом.
-- Молодца, Рома, -- с важным видом кивнул Космос. -- Один работал?
-- Да.
-- А этот... долго брыкался?
-- Да не очень... -- Роман отвечал коротко и сухо, он был явно rte из
болтунов.
-- А чем ты его?
-- Ты с какой целью интересуешься? -- парню, похоже, не слишком
нравились эти расспросы, он предпочитал поскорее перейти к делу.
Космос натянуто рассмеялся:
-- Молодца, братуха!..
К их столу подошла официантка, протянула Пчеле меню.
-- Не надо, Танечка, -- отмахнулся он. -- Я и так все там знаю. Значит,
так. Пятьдесят виски... нет, пятьдесят, пожалуй, не оросит... Давай сто,
что-нибудь поесть...
-- И что-нибудь попить! -- закончил за него фразу Космос и с улыбкой
протянул девушке цветок из вазы на столе.
Официантка кивнула и исчезла.
-- Привет передал ему? -- деловито спросил Пчела у Романа.
-- Да, -- ответил тот и так же деловито сообщил: -- Короче, необходимо
две штуки сверху.
Космос фыркнул со смешком, Пчела тоже коротко хохотнул:
-- А жирно не будет?
Не проронив ни слова, Роман выразительно переглянулся со Шмидтом.
Сконфуженно хмыкнув, Шмидт наклонился к Пчеле и Космосу.
-- Ребят, да ничего смешного тут нет, -- смущаясь, вполголоса объяснил
он. -- Вы только это... никому не говорите, ладно? Короче, этот бобик его
поцеловал...
Откинувшись на спинку, Космос разразился издевательским хохотом. Пчела
тоже засмеялся, оглядываясь на зал.
-- Куда?.. -- давясь от смеха, спросил Космос. -- Ты радуйся, что
только поцеловал, а мог бы и... -- он сделал краноречивый похабный жест.
Грянул новый взрыв смеха.
-- Да ладно, -- Пчела махнул на надувшегося Романа. -- Зато человек
удовольствие получил!
Парень, похоже, обиделся всерьез. Он снова переглянулся со Шмидтом --
мрачно и недоуменно.
Пчела оборвал смех и после паузы неохотно сказал:
-- Хорошо, Шмидт, завтра передашь ему полторы штуки.
Роман сразу же поднялся.
-- Все, Шмидт, я поехал, -- он протянул ему руку.
-- Удачи, -- кивнул Шмидт.
-- Давай, Рома, береги себя, -- Пчела тоже попрощался с ним за руку.
И только Космос не подал ему руки, продолжая издевательски
посмеиваться. Роман зыркнул на него сердито и ушел.
-- Кос, ты себя нормально вести можешь, а?! -- с раздражением спросил
Пчела, как только Роман скрылся на лестнице.
-- Коксу хочешь? -- ответил Космос, доставая из кармана табакерку с
зельем.
-- Бар-р-ран! -- буркнул себе под нос Пчела. Впрочем, уже через
полчаса, после распитой бутылочки "Белой лошади", все обиды и недоразумения
забылись.
Отобедав, троица вышла из ресторанчика на улицу. Они щурились на
солнечный свет и беспечно улыбались.
-- Смотри-ка, все еще снимают, -- кивнул Пчела на оцепление.
Космос посмотрел в сторону съемочной площадки, но за спинами зевак и
милиционеров почти ничего не было видно.
-- Что это они так долго? Про что хоть там снимают-то? -- спросил он у
Шмидта.
-- Про нас что-то -- что же еще!
-- Да ты что?! -- удивился Космос.
-- Ну не про нас конкретно, вообще про братву, -- пояснил Шмидт. --
Сериал, "Бригада" называется.
-- Брось, -- не поверил Пчела.
-- Ну я тебе говорю, -- ухмыльнулся Шмидт. -- Не веришь, иди спроси.
Пчела, не раздумывая, направился к площадке, и в ту же секунду оттуда
раздались дикие вопли и канонада выстрелов. Заглушая и то и другое, загремел
усиленный мегафоном яростный крик:
-- Всем лежать!!! Мордой в асфальт, кому сказал!
Пчела остановился и, смущенно улыбнувшись, взмахнул рукой.
-- Ну их на фиг. Поехали лучше.
Он повернулся к друзьям, и вдруг лицо его испуганно вытянулось -- к ним
на всех парах летела та самая группа бойцов в камуфляже и масках, что давно
уже стояла в сторонке у своего автобуса.
-- Твою мать... -- прошептал Пчела, поднимая Руки.
В мгновение ока все трое оказались на асфальте. Их брали всерьез -- без
всяких церемоний, с матом, с ударами прикладов, с заламыванием рук. Никто и
не думал сопротивляться, и уже через пару минут всех троих запихнули в
автобус. С металлическим лязгом захлопнулась дверь, и, выбросив облако
сизого дыма, старенький "ПАЗик" неторопливо покатил по переулку.
VII
Два Александра -- Белов и Киншаков -- прогуливались по дорожке среди
зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.
-- Прикинь, Сань, решил тут как-то машину освежить, -- рассказывал
Белов. -- Ну попросил художника быков мне нарисовать, так он, дурак,
перестарался -- целую корриду нафигачил...
-- Выходит, ты теперь на быках ездишь? -- усмехнулся Киншаков.
-- Так я ж и сам бык, Сань...
Помолчали немного. Под ногами поскрипывал снежок -- и это был
единственный звук, нарушавший абсолютную тишину безмолвного февральского
леса.
-- Как там Валера? -- спросил Киншаков.
-- Да плохо пока, -- нахмурился Белов. -- Я подогнал кого надо -- все
равно плохо...
-- А Тамара?
-- Переживает... Мы успокаиваем, как можем, но... Все равно -- без
толку.
-- Да-а-а... -- задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил в
воздух тугую струю дыма.
-- Сань, а негативы эти тебе зачем?
-- Смонтируем ролик или фильм сделаем, -- объяснил свою задумку
Киншаков. -- О Валере Филатове, человеке и каскадере. Вообще можно из всех
фильмов взять, где он снимался. За десять лет много материала скопилось.
Хороший материал.
Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:
-- Я тогда песню закажу. Пока сделаем, глядишь, он оклемается. Ему
приятно будет, -- он опустил голову и глубоко затянулся.
Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.
-- Тебя вроде как вина грызет...
-- Грызет, -- согласился Белов. -- Это, в общем-то, из-за меня
случилось. Жалко Валерку.
Белый никому и никогда не говорил об этом, но он давно был уверен, что
его вина -- не только и не столько в истории с Анной. Корни этой вины были
гораздо глубже. Дело в том, считал Белов, что Фил никогда не связался бы с
криминалом, если бы туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как
себе, всегда и везде был рядом с ним и в "братки" подался исключительно
потому, что так поступил Белый.
-- Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.
-- Ничего я не выбирал, -- с досадой поморщился Белов. -- Просто,
видно, фарт у меня такой.
Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.
-- Саша, ну что ты, ей-богу? -- Киншаков покачал головой. -- Слова-то
какие! "Фарт"... Вот мы с тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем.
Собаки и те по дороге бегут... А ты по лесу плутаешь и о каком-то фарте
говоришь. Короче, Саш, ты не маленький ребенок, выбирайся на дорогу... В
двух шагах от них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился и протянул
приятелю руку.
-- Счастливо, Сань...
-- Ты мне звони, держи меня в курсе, -- попросил Александр. -- Может,
надо будет помочь чем... Лады?
-- Лады. Ну, будь здоров.
Белов забрался в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей вслед и
коротко свистнул, подзывая собак.
VIII
В автобусе Пчела с Космосом попытались разузнать -- кто их задержал и
за что. Но ни на один их вопрос никто и не подумал ответить. А когда,
немного осмелев, Пчела начал было качать права, сидевший рядом с ним боец
коротким и резким ударом расквасил ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине
стояла гробовая тишина.
Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не
видел, куда их везут. Но ехали долго. Сначала по московским улицам,
останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе
-- с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало
так раскачивать и трясти, что стало ясно -- они свернули на какой-то
проселок.
Наконец тряска прекратилась, автобус остановился, и один из бойцов
вышел на улицу. Через пару минут он вернулся, сунул голову в салон и
доложил:
-- Чисто.
Космоса, Пчелу и Шмидта вытолкали из автобуса. Вокруг был тихий,
засыпанный девственным, нетоптанным снегом лес. В полной тишине слышался
только заунывный шум ветра в голых кронах деревьев да сухое потрескивание
трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли
по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не
произносил ни слова. Замыкал процессию крепкий парень с тремя лопатами на
плече.
В легкие городские туфли тут же набился снег. Промокшие ноги начали
коченеть, но пленникам было не до того. Им было страшно -- всем троим. Но
Космос и Шмидт шагали молча. Зато Пчела беспрерывно крутился из стороны в
сторону, пытаясь поймать через прорезь маски взгляд тащивших его бойцов, и
довольно жалко лепетал:
-- Мужики, вы что? Ну поехали бы в офис, потолковали бы, решили все
проблемы... Кос, что ты молчишь?.. Ребята, ну хватит уже, в самом деле, а?..
Ему не отвечали, и только один из бойцов, чувствительно пихнув его в
бок автоматом, раздраженно буркнул:
-- Шагай давай, герой... Конвой остановился у небольшой, поросшей
редким кустарником и камышом лощинки. С пленников сняли наручники и
поочередно столкнули вниз. Пчела снова завертелся юлой, попытался
сопротивляться и еще раз получил по сопатке. После этого он кубарем скатился
в лощину, следом полетел оторванный рукав его стильного кашемирового пальто.
Шмидт нагнулся ему помочь, и тут в слежавшийся снег рядом с ними одна за
другой вонзились три лопаты.
-- Ребят, да вы что, обалдели?.. -- размазывая грязной рукой кровь по
лицу, пробормотал Пчела. -- Ну хорош уже, все...
-- Копайте, -- приказал коренастый мужик с пистолетом в руке -- видимо,
старший.
Пчела неотрывно и испуганно смотрел на лопаты.
-- Мужики, вы чего?.. -- вытаращил глаза на конвоиров Космос.
-- Копай, падла! -- прикрикнул старший и направил на него пистолет.
Вдруг вверху зашумело -- в воздух разом поднялась стая галок,
вспугнутая резким окриком офицера. Черные птицы с тревожным гомоном
испуганно метались над головами людей.
Пчела вздрогнул и, переглянувшись с Космосом, нагнулся за лопатой.
Шмидт, набычившись, неотрывно смотрел на бойцов, выстроившихся цепью на
вершине лощины. Космос потянулся было к лопате, но, глянув на Шмидта, резко,
словно обжегшись, отдернул руку.
Тогда холодно и сухо клацнули затворы автоматов.
-- Оглохли?! -- яростно рявкнул тот, кто нес лопаты. -- А ну копайте!
Два на полтора и в глубину два.
-- С них и метра хватит, -- махнул рукою старший. -- Копайте.
Выматерившись вполголоса, лопату взял Шмидт, а за ним -- и Космос.
Штыки лопат ударили в промерзлую землю. Сначала дело шло туго --
застывший грунт поддавался с трудом. Впрочем, земля промерзла неглубоко,
вскоре почва стала мягче, а потом и вовсе захлюпала под ногами. В лощине
оказалось замерзшее болотце.
Грязная жижа заливалась в обувь, потом поднялась до щиколоток, чем
глубже они зарывались в землю, тем выше поднималась ледяная грязь. Но никому
из троицы холодно не было, наоборот -- с них градом катился пот. О том, что
они, вероятней всего, копают себе могилу, никто старался не думать. Всем
троим хотелось верить, что все это -- не всерьез, что их просто старательно
пугают с какой-то непонятной и странной целью.
Бойцы на гребне лощины сбились в кружок и, коротая время, неторопливо
покуривали.
Минут через сорок землекопы начали сдавать. Запыхавшийся Пчела сорвал с
шеи шелковый бирюзовый галстук от Версаче, вытер им мокрое лицо и швырнул
ставшую ненужной вещицу себе под ноги -- в грязь. Мокрый от пота Шмидт то
умывался снегом, то совал его пригоршнями в рот. Все чаще останавливался
быстро уставший Космос, он опирался на лопату и бросал полные ненависти
взгляды на своих мучителей.
То, что пленники выдохлись, заметил и начальник конвоиров. А глубина
ямы, между тем, едва достигла груди копавших.
-- А ты говорил -- два метра, -- обратился офицер к соседу, кивнув в
сторону ямы. -- До ночи провозились бы.
Он взглянул на часы, отшвырнул в сторону окурок и решительно повернулся
к лощине.
-- Эй! -- крикнул он пленникам. -- Ну все, хватит!..
Парни в яме выпрямились и испуганно переглянулись.
-- Лопаты наверх, -- холодно скомандовал офицер.
-- Командир, вы что, серьезно?.. -- дрожащим голосом спросил Пчела.
-- Да нет, мы шутим, -- мрачно хмыкнул старший и раздраженно
прикрикнул: -- Давай лопаты, ну!..
Бойцы вслед за своим командиром побросали окурки и выстроились по краю
лощины. Побледневший Космос медленно положил лопату на край ямы. Чуть
помедлив, то же самое сделали Пчела и Шмидт.
-- Мужики, вы что, вы что?!.. Ну шуганули, и все... Ну хватит, мы
поняли... -- взмолился Пчела. -- Мы все уже поняли...
Космоса внезапно начала бить крупная дрожь. Он опустил голову и до боли
сцепил зубы. Шмидт исподлобья буравил взглядом прорезь маски на лице
офицера.
Вдруг Пчела не выдержал и, оскальзываясь, полез из ямы наружу -- прямо
на конвоиров. Бойцы тут же вскинули автоматы. Шмидт схватил Пчелу за шиворот
и сдернул обратно:
-- Витя, куда?! Они же на полном серьезе!..
-- Приготовились! -- скомандовал старший. Стволы автоматов поднялись и
нацелились на стоящих в яме. Над лощиной нависла вязкая, тягостная тишина.
Ветер стих, птицы улетели -- в лесу не было слышно ни шороха.
-- Это ж беспредел, вообще... -- прошептал Пчела побелевшими губами.
-- Братка, ты меня прости, если что не так было... -- глухо произнес
Космос. Он нащупал руку друга и крепко стиснул ее в своей.
Пчела вцепился в его ладонь обеими руками и. зажмурившись, уткнулся
лицом в его плечо. Его колотило, как в лихорадке...
Космос быстро перекрестился, поднял глаза к небу и торопливо зашептал
молитву...
Шмидт беззвучно выматерился. Он как завороженный смотрел остановившимся
взглядом в черную точку ствола автомата ближайшего к нему бойца...
Сверху раздалось короткое:
-- Огонь.
И тут же лесную тишину вспорол оглушительный треск автоматных очередей.
Яростно трясясь в руках бойцов, "калаши" поливали лощину свинцом, в снег
сыпались горячие гильзы, а над камышом потянулся сизый дымок пороховой гари.
Окаменев от ужаса, Пчела, Космос и Шмидт ежесекундно ждали своей пули.
Казалось, этому кошмару не будет конца, и никто из