к обстановка, Вилли?
   - Плохая, сэр.
   - А подробнее?
   -  Видимость  нулевая.  Радиосвязь,  как  я  вам   докладывал,   иногда
прерывается.
   - Здесь это бывает, Вилли. Идите.
   - Извините, сэр...
   - Что еще?
   - В штурманском столе кем-то оставлен револьвер.
   - Этого еще недоставало! Выбросьте в море.
   - Есть, сэр.
   - Идите, Вилли.
   - Есть, сэр.
   - Будьте предельно внимательны. Я скоро поднимусь к вам.
   Чен подал кофе. Капитан выпил рюмку  коньяку.  Мистер  Гордон  пить  не
стал.
   - Вы чем-то расстроены? - спросил капитан. - Плохо ели, не пьете. В чем
дело, Стэн?
   - По правде говоря, я разделяю  вашу  тревогу.  Сегодня  все  на  судне
возбуждены. Вначале было приподнятое  настроение,  это  во  время  шторма,
затем, когда ветер стих и  настала  серая  ночь,  настроение  людей  резко
изменилось.
   - Естественно,  Стэн,  раз  в  атмосфере  происходят  такие  непонятные
явления.
   - Помимо всего, Дэв, меня сильно заинтересовал ваш второй штурман.
   - Чем же? - настороженно  спросил  капитан.  -  Несколько  странноватый
малый, но моряк хороший, я вам уже говорил.
   - Я уверен, что он займет какое-то важное, очень важное место  в  нашей
судьбе. На его лице видна трагическая безысходность.
   - Ну его к дьяволу, этого слюнтяя! - вспылил капитан.  -  Мне  навязали
его, как и еще многих. Все протекция,  протекция!  Я  бы  выгнал  половину
команды,  особенно  офицеров,  начиная  со  старшего  помощника,  не  будь
поставлен в такие дурацкие условия! Ну да ладно. - Он устало махнул рукой.
- Скоро я избавлюсь от всего этого безобразия. Заканчиваю  свой  последний
рейс. А там думаю заняться  чем-нибудь  другим,  Стэн.  Давайте,  дружище,
выпьем, и больше ни слова ни о драмах, ни о трагедиях. Мы,  моряки,  народ
суеверный. Если думать день и ночь о несчастье, оно обязательно  случится.
Есть много тому примеров. Ну, за  возвращение  в  Сан-Франциско,  и  я,  с
вашего разрешения, поднимусь на  мостик.  На  душе  становится  спокойнее,
когда в такие моменты все берешь на себя...
   Он недоговорил.  Казалось,  судно  остановилось,  налетев  на  какое-то
препятствие. Все, что было на скатерти, с грохотом посыпалось  на  палубу.
Мистер Гордон вылетел из кресла и, лежа на ковре, ощущал всем  телом,  как
судорожно дрожит судно. Капитана только сильно притиснуло к спинке кресла.
Побелев, как скатерть, он поднялся и, держась рукой за сердце,  перешагнув
через мистера Гордона, выбежал из каюты.
   Когда ошеломленный мистер Гордон поднялся  на  ноги,  то  увидел  Чена,
стоявшего с салфеткой в руке в дверях спальни.  Мистера  Гордона  поразило
его лицо - такое же бесстрастно-спокойное. Прислушиваясь  к  дрожи  судна,
Чен неожиданно сказал на чистейшем английском языке:
   - Вероятно, судно село на рифы. Мы стоим. Так  мы  сможем  продержаться
довольно долго, если опять не налетит шторм. У нас достаточно спасательных
средств. Все будет хорошо, если  не  начнется  паника.  Советую,  док,  не
спешить покидать судно. В такие минуты самые респектабельные  люди  теряют
человеческий  облик.  Прощайте,  профессор.  Идите  к  своим  друзьям.  Вы
оказались правы. Я слышал ваш самый первый разговор с капитаном. Следил за
развитием событий. Прощайте!
   Мистер Гордон пожал  руку  этому  загадочному  человеку.  Ему  хотелось
расспросить Чена, но судно сильно вздрогнуло, казалось, оно стало медленно
погружаться.
   - Плотнее сели на риф. Это хорошо в нашем положении, - сказал Чен.
   Когда мистер Гордон вышел из каюты капитана,  свет  на  судне  внезапно
погас.
   Мимо бежали люди. Сталкивались. Слышались  стоны,  проклятия.  Пронесся
пронзительный женский вопль:
   - Ральф! Где ты, Ральф? Мы тонем!..
   Где-то далеко тоже кого-то звали, умоляли, проклинали. Слышался  низкий
гул толпы, топот. Зазвенело разбитое  стекло.  Над  ухом  мистера  Гордона
загрохотал голос из репродуктора:
   - Леди и джентльмены! Говорит капитан судна Дэвид Смит. Прошу соблюдать
полное спокойствие. Никакой паники. Опасности для вас пока нет. Находитесь
в  своих  каютах  и  местах  общего  пользования.   Сейчас   дадут   свет.
Беспрекословно  выполняйте  все  указания  членов  команды.  Я  буду   вас
информировать о всех необходимых мерах. Еще раз  призываю  к  спокойствию,
мужеству, организованности.
   Мистер Гордон не узнал голос капитана: он звучал глухо, надтреснуто.
   Топот и низкий гул приближались. Мистер Гордон стал  ощупью  шарить  по
переборке, ища двери какой-нибудь  каюты.  Казалось,  все  двери  исчезли,
осталась бесконечная гладкая стена. Его отбросили от нее, и, толкая,  дыша
в лицо, толпа повлекла за собой.
   "Только бы не упасть, не упасть. Затопчут", - думал мистер Гордон.  Уже
кого-то сбили, топтали  ногами.  Человек  с  плачем  умолял  остановиться,
помочь ему  встать,  но  скоро  затих.  Мистер  Гордон  тоже  запнулся  за
ступеньку трапа, но ему не дали упасть, стиснув со всех  сторон.  Повлекли
наверх. Он думал лишь об одном - только бы не оступиться.
   Неожиданно вспыхнул свет. Не  обычный,  яркий,  радостный,  а  тусклый,
желтоватый, но и он вначале ослепил толпу. Обезумевшие люди  остановились.
Сверху, с площадки перед входом в рубку, послышался негромкий голос:
   - Назад! Буду стрелять!
   Люди, пятясь, стали спускаться по трапу, не отводя глаз  от  матроса  в
полотняной робе. В руке у того был большой пистолет, и он направил его  на
толпу.
   "И будет прав. Такой закон. Нельзя допускать паники на гибнущем судне",
- думал мистер Гордон, не спуская глаз с тупого зрачка пистолета.  Объятые
ужасом, люди хлынули вниз по трапу, покатились клубком. Вскакивали, бежали
разыскивать близких, собирать вещи, ценности. Спасаться!
   -  Думал  -  сомнут,  -  сказал  мистеру  Гордону  матрос  со   вздохом
облегчения. - А у меня ведь игрушечный "вальтер". Купил в Токио. Он совсем
как натуральный, только не стреляет. Ну а вы что, док? Идите к себе,  пока
аварийка еще работает. Если будет команда "В шлюпки", то идите к трапу  по
указателям. Они светятся в любой темноте. Люминесценция, - пояснил матрос.
   Свет стал медленно гаснуть, как в кинозале.
   - Вы еще здесь, док? - спросил матрос из темноты.
   - Да, да. Теперь мне, пожалуй, не найти своей каюты и друзей.
   - Стойте пока. Скоро матросы разнесут фонари по палубам.  Ничего,  док,
мы сидим крепко. -  Голос  матроса  дрожал.  Ему  самому  было  страшно  в
темноте. Он  боялся,  что  его  случайный  собеседник  уйдет  и  он  снова
останется один против новой толпы озверевших людей. - Знаете, кто во  всем
виноват? - начал опять матрос. - Во всем виноват второй. Второй штурман. Я
только что сдал штурвал Тони Янгу. Тони не простоял и десяти минут, как мы
врезались. Чиркнули по рифу левой половиной днища. Надо было, наверное, на
скорости сходить с рифа, а второй дал сначала стоп,  потом  полный  назад.
Тут мы уже сели по-настоящему и продолжаем  садиться  все  прочнее.  Такие
дела, док. Вы где?
   - Здесь я, молодой человек. Скажите, как вел себя после  всего  Томсен?
Что он говорил, что предпринял еще?
   -  Что  говорил?  Только  застонал.  Схватился  за   голову.   Ушел   в
штурманскую. Слышим - бах! Выстрел. В висок. Там и лежит сейчас.  Упал  на
стол с картой, все проклятое море кровью залил... Вот и фонари появились.
   Внизу, у трапа, по дорожке ползло пятно света.


   Когда произошла катастрофа, Томас Кейри, Джейн,  мисс  Брук  и  Малютка
Банни находились в  баре  "Тритон  и  наяда".  После  оцепенения,  которое
продолжалось несколько  секунд,  публика,  заполнявшая  бар,  бросилась  к
выходам. Томас Кейри также вскочил и подал  руку  обессилевшей  от  страха
Джейн.
   Малютка Банни остановил:
   - Подожди, Том, и вы, Джейн и Лиз, садитесь на место. Сейчас там  такое
начнется. Помню, как загорелись трибуны на ипподроме во время  бегов,  там
насмерть затоптали десятка три. Скоро объяснят, в чем дело.  Ого,  и  свет
погас! И это ничего. Сейчас дадут аварийный. Ну чего ты так дрожишь,  Лиз?
Ведь мы ждали этого.  Вот  оно  и  случилось.  Хотя,  может,  налетели  на
что-нибудь и случайно. Я думаю, что такое судно вообще не может  потонуть.
У него всякие переборки, отсеки, двойные и тройные днища. Давайте выпьем в
темноте.
   - Где же Стэн? - спросила мисс Брук. - Он обедал у капитана.
   - Вот как загорится электричество, - сказал Малютка Банни, - мы  пойдем
в каюту Джейн и там его дождемся. Док что-нибудь да знает из первых рук.
   - Ах, Банни, - прошептала мисс Брук, нащупав в темноте его ладонь.
   Бармен-негр зажег электрический фонарь  и,  сверкая  в  улыбке  зубами,
сказал рокочущим басом:
   - Вы правильно поступили, леди и джентльмены: зачем давить друг  друга,
когда можно посидеть с комфортом, выпить, даже потанцевать? - Он  поставил
грустную мелодию из "Истории любви". Малютка Банни пригласил мисс Брук,  и
они стали кружиться между покинутыми столиками, то появляясь в луче света,
то уходя в темноту. Под ногами похрустывали осколки разбитых бокалов.
   - Прекрасно! - прошептал Томас Кейри. - Танец на гибнущем корабле.  Как
жаль, что этого не видит Стэн. Он и не ожидал такой мизансцены.  Пойдем  и
мы, Джейн.
   - Боюсь,  не  подчинятся  ноги.  Я  вся  как  ватная.  Но  идем.  Банни
удивительный человек. Я рада за Элизабет. Нет, ноги ничего, расходятся,  и
судно перестает дрожать. Том!
   - Что, Джейн?
   - Выходит, все случилось, как ты предполагал?
   - Если не совпадение.
   - Нет, Том, так не бывает. Кто-то все-таки  это  сделал.  Мы  же,  Том,
ничем не смогли помешать  тому  человеку.  Или  ты  все  же  считаешь  это
совпадением?
   - Не знаю. Может, непредвиденный несчастный случай. Хотя...
   - Том! Дай мне руку.
   - Успокойся, Джейн.
   - Мне уже совсем не страшно. Я даже чувствую какое-то облегчение, будто
камень свалился с моего сердца. Почему это?
   - То же происходит  и  со  мной.  Реакция  после  напряжения  последних
недель. Мы ждали, что что-то должно случиться.
   - Да, Том. Для нас это не явилось неожиданностью. Слышишь,  там  кто-то
опять кричит? Надо помочь, Том!
   - Да, Джейн. Сейчас мы с Банни посмотрим.
   - Нет, нет, не оставляйте нас! Уже замолчали.
   Бармен предложил:
   - Леди и джентльмены, есть смысл выпить на мой счет или,  если  хотите,
на счет морского царя. У меня есть старый добрый мартини...


   Утренние прогулки  помогли  мистеру  Гордону  прилично  изучить  судно,
теперь он шел по коридорам почти в полной темноте, натыкаясь на  чемоданы,
стоявшие у дверей кают, - пассажиры готовились покинуть судно и  старались
ничего не забыть. По радио еще не объявляли, что  можно  каждому  брать  с
собой. Паника заглохла.
   Люди присмирели, успокаивали  друг  друга.  Кто-то  засмеялся.  Но  вот
послышался чей-то злорадный голос:
   - ..."Святой Михаил" продержался всего три часа. Почти никто не спасся.
"Мадагаскар" пошел ко дну через тридцать минут... Так что...
   - Замолчите! Замолчите! Как вы можете? Сейчас! Об этом! -  прервал  его
звонкий женский голос. - Негодяй!
   - Но, позвольте, миледи, я считаю своим долгом  предупредить,  осветить
картину. Чувствуется некоторое  успокоение.  Мы  не  знаем,  какое  у  нас
количество шлюпок. Надо выяснить. Идти к капитану. Составить  списки  тех,
кому следует в первую очередь. А не то...
   - Поль! - позвала женщина. - Поль! Заткни ему поганую глотку, а не то я
сама...
   - Не нервничай, Роз. Успокойся, -  ответил  мужчина.  К  ногам  мистера
Гордона упал сбитый хлестким ударом человек. Мистер Гордон поднял  его,  и
тот,  прошептав:  "Нет,  так  нельзя,  я  буду  жаловаться",  хватаясь  за
переборку, пошел вдоль полутемного коридора. Вскоре издалека снова донесся
его голос, поносящий гангстеров, захвативших судно, и призывающий к отпору
всех, кому дорога жизнь.
   По  пути  мистер  Гордон  услышал  еще  одно  обращение  к   пассажирам
командования судна. На этот раз говорил старпом Гольдман: "Принимаются все
меры к ликвидации аварии. В случае малейшей опасности все  без  исключения
пассажиры и члены команды будут посажены в баркасы и катера. Нами  вызвано
- и скоро  будут  -  несколько  судов  и  буксиров-спасателей.  Пресекайте
действия паникеров. Благодарю за внимание".
   В собачьем  "люксе"  царила  непроницаемая  темнота.  Надсадно  тявкали
болонки. Мистер Гордон в который раз после катастрофы  посетовал,  что  не
приобрел электрический  фонарик.  "Вот  что  значит  неорганизованность  и
непредусмотрительность!  Почему-то  мне  казалось,  что   это   произойдет
обязательно днем", - подумал он, двигаясь на призывное повизгивание Кинга.
   Из своей каюты вышел Гарри Уилхем с электрическим фонариком в руках.
   - Профессор! Как приятно вас видеть! Кинг вел себя как всегда. Вот  Тот
подкачал.
   - Тот?
   - Да, сенбернар. Всего два дня похандрил и отдал  богу  душу.  Сдох  во
время первого толчка. Только разок гавкнул, и все. Славный был пес. Я  уже
похоронил его. - Гарри Уилхем  вздохнул.  -  Вовремя  убрался.  Вы  своего
возьмете?
   - Да, Гарри. Благодарю вас.
   - Правильно делаете. А вот куда я этих дену? Вряд ли  старухи  за  ними
притопают. Какая там благодарность! Я выполнял свою обязанность. Что-то вы
мне много даете. Но ничего, пригодятся. Если удастся выкрутиться, то  ведь
буду на биче сидеть, пока  не  пристроюсь  хотя  бы  в  Белый  дом.  -  Он
засмеялся. Улыбнулся и мистер Гордон. Спросил:
   - Что слышно про аварию?
   - Аварию? Да мы начисто пропороли днище. Вода  уже  в  машине.  Видите,
сидим впотьмах. Я тут  перехватил  знакомого  парня,  что  крутился  возле
водолазов. Сидим пока ровно. На какой-то каменной гряде. Только бы не было
шторма. Слева по борту - глубина километра полтора, а то и два.  Так  что,
док, не унывать. И если хотите знать мое мнение, то лучше  всего  садитесь
на спасательный плот. Надежная штука эти плоты. В баркасе набьется  народу
- не повернуться. Плоты напоследок спускают. Я тоже постараюсь попасть  на
плот. Вот сейчас обойду старух миллионерш и вручу им их собачек, а  сам  к
ребятам. Скоро начнется канитель, док. Это  сейчас  народ  попритих:  есть
какая-то надежда, а как  объявят:  "Джентльмены  и  миледи,  двигайтесь  к
трапам!" - снова такое начнется! Желаю вам, док, уцелеть.
   - И вам, Гарри.
   - Привет Тому и его милой жене.
   - Спасибо, передам. Постойте, Гарри, у вас есть телефон?
   - Пожалуйста, проходите, посвечу.
   В каюте Джейн никто  не  поднял  трубку.  Тогда  мистер  Гордон  набрал
телефон "Тритона и наяды", вспомнив, что перед обедом разговор шел об этом
баре. Бармен воскликнул:
   - О, профессор! Как жаль, что вас нет с нами! У нас здесь очень весело.
   - Попросите к телефону Банни.
   - О да! Банни, вас просит док!
   - Мы тут с того самого момента, - начал Малютка Банни, - когда тряхнуло
и когда началась паника. Я удержал девочек и Тома. Ну не то чтобы удержал,
а посоветовал остаться, пока обстановка не прояснится. Так нам  ждать  или
двигаться в каюту?
   - Ждите. А то еще заблудитесь в темноте.
   - И то верно, Стэн! Фонари из коридора  возле  "Тритона"  растащили  по
каютам...
   В одном из вестибюлей  шла  бойкая  торговля  электрическими  фонарями.
Когда мистер Гордон вошел туда, пассажиры уже расходились,  светя  мощными
рефлекторами.
   - Нет больше, джентльмены, - сказал продавец. - Себе не оставил.
   - Вот так всегда, - услышал мистер Гордон над ухом голос,  показавшийся
ему знакомым. Обернулся. Перед ним стоял, в желтой пижаме, обувной  король
- поэт.
   - Это вы? - спросил он, протягивая руку. - И вам не досталось?
   - Пятидолларовые шли по двадцать пять. Бизнес есть  бизнес.  Я  бы  дал
сто. Вы случайно не приобрели?
   - Нет, мистер Нигрем.
   Из темноты раздался голос Патрика-Клема:
   - Есть пара фонарей по сотне за штуку!
   - Беру! - крикнул обувной король.  Извинившись,  он  кинулся  на  голос
Патрика-Клема.
   У обувного короля не оказалось с собой денег,  и  он  стал  уговаривать
Лопеса пройти за расчетом в его каюту.
   - Может, у вас еще найдется? - спросил мистер Гордон, подходя к Лопесу.
   - Профессор! Вас-то я и искал! Вам я подарю бесплатно. Идемте  проводим
этого джентльмена.
   - Я спешу, но если нам по пути... Мне в сторону кормы.
   - Мне тоже, кажется, туда же, - сказал обувной король. - Надеюсь,  сэр,
- обратился он к Патрику-Клему, - вы дадите сейчас мне один из фонарей?
   - Берите, только учитывая сложности с конъюнктурой...
   - Хорошо, плачу полторы  сотни...  Люблю  ощущение  полной  свободы,  -
сказал обувной король, включая рефлектор. - Помню, в детстве мне нравилось
ночью ходить по парку и освещать парочки в кустах.
   Патрик-Клем взял мистера Гордона под руку:
   - Ну, профессор, вот и произошло то бедствие, о котором вы так пеклись.
Никакой диверсии. Слышали, что все натворил штурман  и  уже,  как  говорят
моряки, благоразумно отдал концы? Или вы  все  еще  считаете,  что  кто-то
подстроил катастрофу?
   - Сейчас я убежден в этом гораздо  больше,  чем  прежде,  -  нахмурился
мистер Гордон.
   - Дело ваше, профессор. Но факт неоспоримый,  что  судно  наскочило  на
камни и виновник катастрофы покончил с собой, а  мы  должны  спасать  свои
грешные души. Не так ли?.. Позвольте! А где же мой фонарь? Ни  фонаря,  ни
покупателя.
   Как Патрик-Клем ни светил в оба конца  коридора,  между  бродивших  там
людей не было заметно желтой пижамы.
   Бывший святой отец крепко выругался и сказал:
   - Вы знаете, профессор, что я поверил этому негодяю только потому,  что
он ваш друг.
   - Считайте, что вы не ошиблись.
   - И вы за него заплатите?
   - Разумеется. И даже куплю у вас второй фонарь  для  себя,  который  вы
обещали подарить.
   - Ценю ваше благородство. Может, мы сейчас и рассчитаемся?
   - Сколько с меня?
   - Триста, профессор, - вздохнул Патрик-Клем. - Бизнес есть бизнес. Вот,
пожалуйста. Отличная вещица. Может светить беспрерывно около двух часов  и
даже больше, пока не сядет батарея.
   - Благодарю. - Только сейчас мистер Гордон заметил, что в руках  у  его
спутника небольшой черный чемоданчик, и спросил: - Вы уже собрались?
   - Не то чтобы совсем, а так, на всякий случай. Тут все  необходимое  до
первого порта: зубная щетка, полотенце, носки.  -  Спросил:  -  Я  слышал,
здесь неподалеку есть какие-то острова?
   - Да, мистер Лопес, по карте близко острова Бонин.
   - Вот и отлично. Не зайдете ко мне в каюту, профессор?
   - Благодарю, меня ждут друзья. Как-нибудь в другой раз.
   - Вы оптимист, мистер Гордон. Приятно было с вами иметь дело.
   - Мне также мистер Лопес.


   Автоматическая  телефонная  станция  работала   безотказно,   доставляя
капитану все новые и новые безрадостные известия: судно плотнее садится на
риф, машинное отделение залито, вода проникла в носовые трюмы,  радиосвязь
все еще полностью не восстановлена, радист беспрестанно  посылает  сигналы
бедствия, приближается шторм.
   В подобных тяжелых обстоятельствах капитан вел себя, по  меньшей  мере,
странно:  поручил  все  меры  по  спасению  пассажиров  своим  помощникам,
приказал  не  беспокоить  его,  отключил  телефонный  аппарат  и  сел   за
письменный стол. Более двух часов он  что-то  писал  крупным,  размашистым
почерком, прерываясь только для того, чтобы  принять  лекарство,  и  снова
брался за работу.
   Писать становилось все труднее: сильно болело сердце и  особенно  левая
рука. Он стал проглатывать по две таблетки кряду и,  подождав,  пока  боль
несколько утихнет, продолжал писать. На его белое, как бумага, лицо иногда
набегала тень.
   Два пухлых конверта с адресами он вложил в большой  фирменный  пакет  с
изображением "Глории"  заклеил,  надписал  на  нем:  "Моему  другу  Стэнли
Гордону" - и положил в ящик стола. С трудом дотянулся  до  кнопки  звонка.
Вбежал слуга-китаец.
   - Доктора, - слабеющими губами шепнул капитан.
   Погасли светильники.
   Капитан лежал на диване в своей каюте, скупо  освещенной  электрическим
фонарем. Высокий худощавый врач с седыми висками  только  что  сделал  ему
укол и передал шприц медицинской сестре.
   - Ну вот, теперь вам нужен абсолютный покой, - сказал он.
   - Покой! Мне оставаться спокойным? Сейчас, когда гибнет  судно  с  нами
вместе?
   - Ни слова больше! Поймите, ваше положение очень серьезно.
   - Да, доктор, серьезно. Знаю. Старшего офицера ко мне!
   - Но, сэр!.. Сейчас, сейчас,  только  не  волнуйтесь.  -  Врач  сказал,
приоткрыв двери: - Мистер Гольдман!
   Старший  помощник,  давно  ожидавший  в  холле,   порывисто   вошел   и
остановился у дивана.
   Он ненавидел своего капитана  за  то,  что  тому  всегда  сопутствовала
удача,     даже      за      манеру      говорить,      улыбаться,      за
барственно-покровительственный тон. Сейчас же, глядя на огромное  обмякшее
тело, на побелевшее лицо, скорбную складку возле рта,  что-то  похожее  на
жалость шевельнулось в душе Гольдмана. Хотя причин для  ненависти  у  него
теперь стало больше: не будь катастрофы, Смит ушел бы  на  пенсию,  и  его
место занял бы он, Самуил Гольдман. Отныне же и на него тоже  ляжет  пятно
неудачника, соучастника гибели судна, и какого судна!..
   Чуть приоткрыв веки, капитан спросил:
   - Связь?
   - Временами работает удовлетворительно. Шеф требует принятия  всех  мер
для спасения "Глории".
   - Своими силами?
   - Да, сэр. На предложение спасателей он пока не ответил.
   - И не ответит. Что еще?
   - На подходе японское судно.
   - Как подойдет, начинайте снимать на него пассажиров...
   Капитан умолк, положив руку на грудь. Доктор кивнул  сестре,  та  взяла
шприц, подошла к больному.
   - Ничего, ничего, прошло,  -  сказал  капитан.  Потом,  жестом  отсылая
сестру, спросил: - Спасательные средства?
   - Все готово, сэр.
   Каюта слегка качнулась и замерла.
   - Крен? - спросил капитан.
   - Возрастает, но медленно.
   - Будет шторм?
   - Барометр падает, правда тоже медленно.
   -  Будет  ветер...  -  Капитан  посмотрел  на   затрепетавшую   оконную
занавеску. - На рассвете сажайте оставшихся людей на катера...
   - Есть, сэр.
   - Словом, действуйте как надо... У вас все?
   - Нет, сэр. Вы предпочтете судно или катер?
   - Я останусь на "Глории"...
   - Но, сэр...
   - Не будем обсуждать этот вопрос. Я принял решение. Разве вы не видите,
что я умираю? И мое право умереть там, где я хочу...
   - Да, сэр. Виноват, сэр!
   - Прощайте, Сэм. Я бывал к вам несправедлив, как и к бедняге Томсену...
Он не виновен... Идите... Я надеюсь  на  вас...  Доктор!..  -  Он  показал
глазами на обнаженную руку. Сестра, стоявшая со шприцем, присела  на  край
дивана.
   Старший помощник  дождался,  пока  сестра  впрыснула  в  вену  капитана
лекарство и, наложив на ранку вату, смоченную в спирте, встала с дивана.
   - Вы ничего не намерены мне передать? Вы что-то писали?
   - Пока нет. - Капитан прикрыл веки.
   Врач шепнул старпому:
   - Зайдите через час. Прошу вас.
   Старший офицер, оглядываясь на капитана, медленно вышел из каюты.
   Капитан спросил:
   - Доктор, сколько я еще продержусь  в  сознании?  Говорите  прямо,  как
мужчина мужчине!
   - Три-четыре часа. Потом мы сделаем еще укол. Перенесем на спасатель...
   - Три часа меня устраивает.  Не  станем  терять  времени...  Мне  стало
легче... Совсем легко... Мэри! Попросите прислать ко мне мистера  Гордона.
Немедленно! Каюта 203. Доктор! Достаньте  из  среднего  ящика  письменного
стола конверт... запечатанный. Да, да, вот этот... Благодарю вас...  Здесь
адрес... Если вдруг... передадите. Хотя я обязательно  продержусь.  Только
немного отдохну.
   - Спать вам нельзя, - сказал врач. - Не закрывайте глаза. Крепитесь!
   - Понимаю, доктор. Засыпать мне еще рано... Ну что, Мэри?
   - Мистер Гордон сейчас придет.
   - Чен не появлялся? Хотя служба его подошла к концу, и он был идеальным
слугой. Мне он больше не нужен... Не знал, что так приятно,  когда  кто-то
тебя жалеет. Странное чувство... Вы, милая Мэри, своими  слезами  влили  в
меня какое-то бодрящее средство. Словно я изрядно выпил...
   Капитан умолк и не проронил больше ни  слова,  пока  не  пришел  мистер
Гордон.
   - Дэв! Что с вами?
   - Все отлично, Стэн! Доктор, Мэри, оставьте нас вдвоем.
   Капитан показал профессору глазами на кресло:
   - Садитесь. Доктор  гарантирует  мне  три  часа...  Немало,  Стэн...  Я
достаточно пожил, временами неплохо.  Даже  прекрасно!  Помните  Скалистые
горы?  Ранние  утра  возле   горной   реки.   Форель...   Как   это   было
необыкновенно... - Он помолчал, собираясь  с  силами.  -  Теперь,  как  вы
говорите,  конец   третьего   акта.   Финал...   Должен   сказать   что-то
поучительное, как герои вашего Шекспира... Как трудно, Стэн... Если бы  вы
знали. Вы были правы во всем... Судно погубил я, Стэн... Бедняга Томсен не
виновен... Вот в чем истина... Тихий Спиро говорил  вашему  другу  правду.
Чевер негодяй, но я хуже его... Погубить свое судно для капитана страшнее,
чем убить собственного сына... Мне не будет прощения, Стэн,  даже  на  том
свете... Больше нет сил... Прочитайте письмо... Вы  все  поймете...  Может
быть... - Он недоговорил. Голова, дернувшись, упала набок.
   После десяти минут бесплодных усилий врач сказал:
   - Какой был сильный и мужественный человек! Катастрофа убила его...
   Медицинская сестра Мэри тихо рыдала в кресле.
   Профессор подошел и пальцами опустил веки Дэвиду Смиту.  Взял  конверт,
прочитал четко написанный адрес:
   "Моему другу Стэнли Гордону".


   Тимоти Чевер и его компаньон Рафаэль Минотти сидели  на  веранде  виллы
Чевера. Не было еще двенадцати. Стояла ясная  весенняя  погода.  С  океана
тянул бриз, полоща парусиновый  тент.  На  столе  были  ваза  с  фруктами,
бутылка легкого калифорнийского вина, три хрустальных бокала.
   Минотти сказал, оторвавшись, от чтения газеты:
   - Вы снабдили их отличными фотографиями.  Все-таки  какое  внушительное
судно наша "Глория"! Прекрасны портреты Джейн,  этого  борзописца  Тома  и
особенно твой, Тим: лицо у тебя полное достоинства,  благородства.  И  вот
здесь: "Катастрофа произошла в  одном  из  самых  опасных  и  таинственных
районов Мирового океана, где ежегодно бесследно исчезают десятки судов..."
Опять же сравнения с Бермудским  треугольником.  Они  находят,  что  "море
дьявола" гораздо коварнее.  И  дальше:  "Над  местом  гибели  судна  стоит
непроницаемая пелена тумана..." - Он бросил газету на пол. - Капитан  Смит
оправдал наши надежды, выбрал самое удобное место. Теперь главный виновник
катастрофы наверняка уже вышел из игры. Необходимо...
   Мистер Чевер предостерегающе поднял руку:
   - Погоди, Раф.
   - Да, да, плохая примета  опережать  события,  все  же  мы  можем  быть
довольны, и стоит выпить по этому поводу. Где же ваша Эва?
   - Вот и она.
   Вошла Эва О'Брайнен в белом элегантном платье, но босая.
   - Что нового? Вижу, Эва, по твоему лицу - что-то случилось.
   - Да, Тим. Телеграмма. Смит умер от сердечного приступа.
   Минотти усмехнулся:
   - Думаю, ему помогли умереть. Я говорил тебе,  Тим,  что  я  нашел  ему
отличного слугу...
   - Китайца?
   Эва спросила:
   - Думаете, китаец его отравил?
   - Нет, Эва, китаец Чен сообщит нам подлинную причину смерти.
   - Это очень важно, - сказал мистер  Чевер.  -  Нас  бы  вполне  устроил
инфаркт, как и пропажа без вести еще нескольких человек.
   - Не беспокойся, Тим. Святой отец после неудачи  в  Гонолулу  наизнанку
вывернется, а сделает  все  что  надо.  Тебе  же  следует  лишь  регулярно
посылать запросы об их судьбе.
   - Не поздно ли? Я думаю, что все пассажиры уже покинули судно.
   - Ты должен понять, что тебе необходимо  почаще  тревожиться  о  родной
дочери и богоданном зяте.
   Мистер Чевер болезненно поморщился:
   - Прошу тебя, не называй без нужды эту особу моей дочерью.



        ПИСЬМО КАПИТАНА СМИТА

   Освещая прожекторами борт "Глории", с востока подходил японский пароход
"Саппоро-Мару". Промерив глубину, японцы встали к подветренному  борту.  С
"Глории" подали широкий трап, и по нему  устремился  людской  поток.  Хотя
матросы  лайнера  сдерживали  пассажиров,  выстроившись  вдоль  коридоров,
убеждая, что никто не останется,  что  судно  заберет  всех  и  что  скоро
подойдут другие суда, пассажиры, не слушая, бежали, теряя  близких,  звали
их, слышался истерический плач, лаяла собака.
   Худенький мальчик Фред, напрягая все силы, под градом толчков и  ударов
молча катил к трапу тележку со слепым дедушкой.
   Патрик-Клем нес на руках миллионершу Пегги Пульман, спрятав ее сумку  с
драгоценностями в свой чемоданчик. Изнемогая  под  непосильной  ношей,  он
вопил:
   - Дорогу! Пропустите! Больная мать!  Сжальтесь!  -  Его  не  пропускали
вперед, но и не толкали, как Фреда.
   Старший   помощник   Гольдман   приказал   транслировать   музыку.   Из
репродукторов хлынула джазовая какофония, еще более ускорив темп движения,
усилились крики и  стоны.  Джаз,  захлебнувшись,  замолк.  Полились  звуки
"Венского вальса", несколько ослабив возбуждение пассажиров. Посадка пошла
без задержки. Палуба спасателя заполнялась все плотнее и плотнее. Уже были
забиты все каюты, коридоры, но  капитан  судна,  пожилой  человек,  немало
повидавший на море, все не решался отдать приказание  прекратить  посадку.
Решил за него океан: налетел  ветер,  японское  судно  высоко  подняло  на
волне, лопнули швартовы. Люди, "находившиеся на трапе,  попадали  в  воду.
Матросы с "Саппоро" спасли десятка два человек. Почти столько же  погибло.
В их числе была и миллионерша Пегги Пульман. Патрик-Клем  выпустил  ее  из
рук, прижав к груди чемоданчик, с ним он и был выхвачен из воды матросами.
Мальчик Фред успел  перекатить  кресло  с  дедушкой  на  палубу  парохода.
Удалось прорваться на "Саппоро" и Малютке Банни с мисс Брук. Джейн,  Томас
и мистер Гордон даже не пытались попасть на пароход. Джейн сказала:
   - Нет, нет! Слышите, какой там ужасный рев?  Там  убивают  друг  друга!
Нет, мы подождем. Ведь придут еще суда? Стэн! Том! Придут?
   - Обязательно придут, - сказал Томас Кейри.
   - Очень скоро, - как можно убежденнее добавил мистер Гордон. -  К  тому
же есть катера, плоты... И наше судно еще надежно держится на поверхности.
   - Что-то оно опять все дрожит, и пол покосился, -  вздохнула  Джейн.  -
Если же случится, тогда, Том, ты сдержишь свое слово. Ты  мне  поклялся...
Тонуть так невыносимо страшно...
   - Я лично тонуть не собираюсь, -  сказал  Томас  Кейри.  -  И  тебе  не
позволю.
   Они сидели в темной каюте Джейн. Нить в фонарике, купленном у Лопеса за
полтораста  долларов,  еле  тлела.  Фонарик  пришлось  выключить,  экономя
последние искорки света.
   - Пора  выбираться,  друзья,  -  сказал  мистер  Гордон.  -  За  бортом
посветлело. И дождь, похоже, кончился.
   Посадка на баркасы и катера проходила более спокойно  и  организованно,
чем на пароход. Многих пассажиров приходилось  даже  уговаривать  покинуть
судно: ветер  стих,  золотистый  туман  стоял  над  морем,  казалось,  что
"Глория" навеки обосновалась на базальтовой гряде и  нет  никакого  смысла
покидать судно до прихода  помощи.  Старший  офицер  торопил:  крен  судна
заметно увеличивался с каждым часом,  вода  заполнила  почти  все  носовые
отсеки и выдавила переборку в кормовой  трюм.  Положение  становилось  все
более угрожающим. Погрузка шла сразу на несколько баркасов. Сейчас,  когда
пассажиров осталось меньше половины, в каждое плавсредство сажали  еще  по
десять человек из палубной и машинной  команд.  Матросы  разбирали  весла.
Несколько взмахов - и баркас  скрывался  в  тумане.  Баркасы  направлялись
строго на юг, к одному из ближних островов архипелага Бонин.


   Джейн с мужем и  мистер  Гордон  стали  в  очередь  на  нижней  палубе,
наблюдая, как опускаются на воду спасательные суда, садятся на  деревянные
рыбины пассажиры, матросы разбирают весла.
   Джейн сказала:
   - Как-то не верится, что сейчас и мы  так  же  вот,  как  они,  куда-то
поплывем. Но на шлюпках такая теснотища...
   - Плыть недалеко, - успокоил ее мистер Гордон.
   В это время вахтенный штурман прокричал в мегафон:
   - До ближайшего острова из группы Бонин шестьдесят пять миль! Держитесь
строго на юг! С подходом спасательных транспортов мы будем  направлять  их
следом за вами и вас возьмут на борт! Желаем счастливого пути!
   Время от времени слышался  усталый  голосок  Бетти,  она  рекомендовала
отплывающим не забывать одеяла, по одному на человека,  и  брать  с  собой
шоколад, который разносят буфетчики.
   Подошел матрос Гарри Уилхем с большим рюкзаком за плечами и  коричневой
болонкой на руках.
   - Ну вот и мы отправляемся с вами на собственной яхте, - улыбнулся  он.
- Не спешите. Пусть сядут вон те нервные джентльмены на  вельбот.  Не  дай
бог вместе с такими путешествовать. Наш плот тут, под  бортом,  -  говорил
он, пожимая всем руки, и потрепал Кинга по спине.
   Джейн хотела погладить болонку, но та сердито оскалила острые зубки.
   - Осторожнее, мэм. У Фанни плохой характер, к тому же она сегодня не  в
духе. Ее бросила хозяйка. Говорит мне, когда я доставил ей это  сокровище:
"Гарри! Я доверяю вам свое самое дорогое существо.  Сохраните  Фанни.  Вот
вам пять долларов,  хотя  хватит  и  трех...  Когда  доставите  ее  мне  в
Сан-Франциско, то получите еще семнадцать..." Какова старушка? Я  не  взял
трояка. Говорю: "Берегите, миледи, может, придется платить за вход в рай".
И что вы думаете? Как  в  воду  глядел!  Утопил  ее  святой  отец  Патрик.
Осталось десять миллионов наследства!
   Старший помощник, следивший за посадкой, увидев мистера Гордона,  отвел
его в сторону.
   - Извините, у меня есть сведения,  что  капитан  передал  вам  пакет  с
документами. Отдайте его мне!  Все  связанное  с  именем  капитана  должно
находиться у меня. Верните мне пакет немедленно!
   Кинг, уловив недоброжелательный  тон  незнакомого  человека,  угрожающе
зарычал.
   Гольдман невольно попятился.
   - Кинг, спокойно! - Мистер Гордон натянул поводок.  -  Не  бойтесь,  он
безобиднейший из псов.
   - Безобиднейший! Не тот ли, что отгрыз руку нашему пассажиру?
   - Гангстеру, мистер Гольдман.
   - Безразлично! Коль он находился на судне, то являлся пассажиром!
   - Не стану спорить.
   - И не советую. Пакет! - угрожающе выкрикнул старший офицер.
   - Это было частное письмо. Мы с капитаном были давними  друзьями.  Смит
вернул мне пятьсот долларов, которые я одолжил ему на курорте в  Скалистых
горах. Вот конверт.
   - Но в нем еще что-то было: письмо, записка?
   - Да. - Мистер Гордон вытащил бумажник, там лежали стодолларовые купюры
и свернутый вчетверо листок. - Вот эта записка.
   Гольдман схватил ее. Пробежал глазами.
   - Да, - произнес он разочарованно, - тут ничего нет,  кроме  того,  что
капитан Смит был сентиментален. Все  же,  мистер  Гордон,  я  попрошу  вас
остаться, вы сядете в мой катер. Все-таки именно у вас находится документ,
который капитан писал в последние дни! Где он?
   Из мегафона гулко разнеслось в тумане:
   - Старшего офицера вызывает Сан-Франциско!
   Гольдман закрутил головой по сторонам. Увидев Гарри  Уилхема,  подозвал
его:
   - Гарри! Видите этого человека? Он арестован. Не спускайте с него  глаз
до моего возвращения. Отвечаете головой!
   - Есть, сэр, не спускать глаз и отвечать головой!
   Подошли Томас Кейри с женой. Гарри Уилхем посмотрел за борт:
   - Пошли к трапу. И вы, док. С Бешеным Сэмом шутки плохи. Надо побыстрее
сматывать удочки.
   От трапа отвалил вельбот с очередной партией. На палубе остался высокий
матрос флегматичного вида. К нему и подошел Гарри Уилхем:
   - Билл, отправь нас на спасательном плотике.
   - Пожалуйста, Гарри. Только подожди, может, еще кто подойдет.  Плот  на
двадцать человек.
   - Билл, дружище, нам надо бежать  от  Бешеного  Сэма:  он  придрался  к
нашему доку, как бы не оставил его на судне.
   - С него станет. Давайте побыстрее. Плотов у нас с запасом. Что это  он
так взъелся на старого негра?
   - Билл, долго рассказывать. Вот встретимся в "Золотом  льве",  тогда  я
все объясню.
   - Ну что ж, подождем до лучших времен, Гарри. Не забывай  держаться  на
зюйд. Туда и ветерок потянул. Хорошее пиво в "Золотом льве"!
   - Может, и ты с нами?
   - Да нет, я собрался с ребятами вон на том катере...
   Когда плот стал отходить, через фальшборт свесился лейтенант Лоджо.
   - Том! Почему вы на плоту? - крикнул он. - Мы с  Бетти  зарезервировали
за вами с Джейн место на вельботе! Там едет наша администрация, офицеры!
   - Мы не одни, Ник, с друзьями! Прощайте! Привет очаровательной Бетти!
   Не у  одной  Джейн  тоскливо  сжалось  сердце,  когда  оставленную  ими
"Глорию" начало заволакивать туманом. Скоро судно совсем скрылось. Но  еще
долго с него доносились голоса людей, шаги  по  палубе,  удары  о  железо,
плеск. Мистер Гордон узнал голоса обувного короля и его секретаря.
   -  Фрэнк!  Мне  совсем  не  хочется  путешествовать  в  этой  маленькой
лодчонке, с нее можно  свалиться  ночью  в  соленую  воду,  или  она  сама
перевернется...
   - Сидите спокойно, Нобби, а то  действительно  упадете  за  борт,  и  в
мировой поэзии появится зияющая брешь...
   Гарри Уилхем поставил парус, оранжевая парусина упруго выгнулась.
   Потом матрос сел за руль, предупредив шепотом:
   - Ни звука. В тумане за десять миль слышно. Вот-вот нас хватятся.
   Ветер усилился, плот, слегка прогибаясь, скользил  с  волны  на  волну.
Джейн лежала у мачты, закутавшись  в  одеяло,  возле  нее  находился  муж.
Мистер Гордон с Кингом устроились на корме. Фанни прикорнула у ног  своего
нового хозяина.
   - Кажется, пока не  хватились,  -  шепнул  Гарри  Уилхем,  который  сам
болезненно переносил молчание. - Думаю, меня с вами, док, станут искать  в
одном из судовых баров. Сколько добра остается, уму  непостижимо!  Ну  как
вам нравится плот?
   - По-моему, он неплохо держится на воде.
   - Отлично, док. Последняя модель. Он практически  непотопляем.  Видите,
приподняты борта, жесткая рама, ограждение. Прекрасно укреплена мачта.  На
баке надувной козырек, и под ним каюта на десять человек. Продукты,  вода,
все между  баллонами  с  воздухом.  Здесь,  док,  есть  даже  гальюн.  Вот
поднимается шторка, и  уединяйтесь...  К  этой  доске  крепится  подвесной
мотор. Из-за проклятого Бешеного Сэма не успели его поставить. Канистры  с
горючим вон в тех карманах. Будут нам для  балласта.  Как  вы  ни  хвалите
шлюпки, а наш плот надежнее на пять баллов.
   - Я и не защищаю, Гарри, надеюсь на вашу компетентность.
   - И правильно делаете. Компас, похоже, барахлит. Смотрите, как  стрелка
пляшет. Ничего, мы пойдем по солнцу, оно нет-нет да проклевывается в  этой
желтой мути. - Гарри Уилхем передал румпель  профессору.  -  Держите  так,
чтобы ветер дул в парус и не полоскал шкаторину. Хотя я буду  рядом.  Чуть
чего  -  подсоблю.  Вот  здесь,  в  этом   рундучке,   должна   находиться
радиостанция.
   Действительно, сияя,  Гарри  извлек  из  недр  плота  небольшой  черный
ящичек; едва выдвинул антенну, сразу раздался мужской голос:
   - Говорит спасательный бот номер 259 с погибшей "Глории". Мы  идем  под
парусом от Рифа Печали на зюйд к  Плоскому  острову.  С  нами  еще  десять
шлюпок. Просим оказать помощь. Перехожу на прием.
   Вместо  ответа  из  приемника  раздался   треск   и   свист,   заглушая
неразборчивые голоса.
   О своем нахождении в море передал и  Гарри  Уилхем,  и  также  в  ответ
услышали треск электрических разрядов.
   Выключив станцию, матрос сказал:
   - Я узнал голос четвертого помощника - Стивенсона. Хороший мужик. Он  у
них за флагмана. Где же остальные шлюпки? И  мы  почему-то  одни.  Попали,
наверное, в какую-то струю течения, тут оно  между  рифами,  должно  быть,
разветвляется на рукава. - Он усмехнулся: - Кто это придумал - Риф Печали?
Очень верно. Запечалишься, когда сядешь, как ваша старушка "Глория".
   Джейн попросила:
   - Попробуйте, Гарри, еще поймать что-нибудь.
   - Не сбить бы волну. Хотя  она  помечена  красной  черточкой.  -  После
свиста и треска прорвался джаз.
   Джейн замахала руками:
   - Не надо, не надо! Найдите музыку поспокойнее, Гарри.
   Зазвучал скрипичный квартет.
   Джейн улыбнулась:
   - Какая прелесть! Кажется, Гайдн. Оставьте это, Гарри.
   - Как прикажете, Джейн. По мне лучше что повеселее и погромче. Но и это
ничего, приятно. Только тянет за душу...
   Ветер разогнал туман. От влажного плота стал подниматься пар.
   - Боже! Мы одни! Совсем одни, - оглянувшись вокруг, сказала Джейн.
   - Шлюпки где-то поблизости, - попытался успокоить ее муж.
   - Ах, Том, мне нравится и это страшное  море,  и  наше  одиночество,  и
печальная музыка.
   После завтрака Томас Кейри сказал:
   - Стэн, вы не забыли о письме капитана, что передали Джейн?
   - Что? Ах да, письмо! Я постоянно думаю  о  нем  в  хотел  просить  вас
прочитать его вслух.
   - Хорошо. Я готов, только, боюсь, оно взволнует тебя, Джейн.
   - После всего что было? Теперь меня уж ничего в жизни не взволнует так,
как это ужасное путешествие. Читай, Том!
   Томас Кейри стал читать, плохо сдерживая охватившее его вдруг волнение:
   - "Стэнли!
   Когда вы сказали мне, что человек Минотти, которому  поручено  потопить
судно, скоро будет обнаружен, я едва не рассмеялся вам в  лицо.  Человеком
этим был я! Кто меня мог даже заподозрить? Абсолютно безнадежное  дело.  И
все-таки вы внесли в мою душу сомнение  и  страх.  Потом  меня  больше  не
покидало сознание, что вы разгадали меня. Отсюда родилось  мое  стремление
избавиться от вас. Вспомните игру на  биллиарде!  Какое-то  время  я  даже
потворствовал  вашим  убийцам.  Вы  должны  были  это  видеть  и   сделать
логический вывод. Чудом вы уцелели, и я теперь искренне рад этому. Занятый
только собой, считая себя избранником судьбы, я и не  предполагал,  что  в
наше время могут существовать люди, подобные вам,  рискующие  жизнью  ради
толпы богатых бездельников,  жадных  и  трусливых,  какими  являются  наши
пассажиры. Любой из них бежал бы с судна, как крыса, чующая беду,  очутись
он на вашем месте. Я не говорю о команде, там я встречал очень симпатичных
парней. Я часто спрашивал себя, что вы за люди, какого вероисповедания. Но
вы, как мне известно, атеист, и ваш друг Том -  также.  Вы  -  закоренелый
либерал, если даже не коммунист. И Кейри тоже белая овца в нашем стаде...
   Не удивляйтесь, что я пишу сумбурно и никак не могу перейти к главному.
Мне хочется, чтобы вы поняли суть  моего  характера,  причины,  толкнувшие
меня на тягчайшее преступление. Отвечу сразу; ради денег. В нашем обществе
деньги - все. Только они, так я считал, возвышают человека, позволяют  ему
пользоваться всеми благами жизни,  быть  независимым,  свободным  в  своих
действиях, то есть счастливым. Я верил в это. Открою  вам  еще  одно  свое
честолюбивое стремление: закончив морскую карьеру, я намеревался  заняться
политикой. А для этого также нужны деньги, и деньги немалые. Плюс  широкие
связи и знакомство  со  всеми,  кто  может  оказаться  полезным.  С  вами,
например.
   Вы, довольно известный ученый,  уроженец  моего  штата,  могли  сыграть
немалую роль  в  моем  избрании  на  пост  губернатора  штата,  в  котором
большинство населения - негры. Помните, мы  фотографировались  с  вами  на
курорте? Так эти фотографии и заметки репортера  были  помещены  в  газете
нашего города. Я полагал также, что вы будете и дальше  занимать  заметное
место в моей избирательной кампании. Затем, поверьте, Стэнли, я все больше
проникался к вам искренней  симпатией.  Это  очень  странно  для  уроженца
штата, где белые всегда презирали негров. Став капитаном больших судов,  я
зарабатывал достаточно, чтобы даже кое-что откладывать на будущее. Но  мне
этого было мало. Деньги я вкладывал в дело своего  шефа  Тимоти  Чевера  и
вначале значительно преуспел. Мой капитал достиг солидной суммы.  Но  крах
предприятия Чевера делал нищим и меня. Он прямо оказал мне об этом.  Чевер
успокаивал меня, давно задумав провернуть дельце со  страховкой  "Глории".
Он занимал деньги у Рафаэля Минотти на ремонт судна,  на  шумную  рекламу,
готовя его к последнему рейсу. Исподволь намекал, что этот рейс поможет  и
мне не только вернуть все вложенное в его дело, но заработать еще двести -
триста тысяч.
   Поверьте,  Стэн,  что  я  ни  тогда,  ни  позже  ничего   не   знал   о
запланированных убийствах дочери Чевера, ее жениха и вас в том числе - как
нежелательного свидетеля и опасного противника.
   Когда Чевер мне сказал, что судно застраховано в пятнадцать  миллионов,
я понял, к чему он клонит.  И  думаете,  я  возмутился,  с  гневом  отверг
преступное предложение? Нет, Стэн. Я рассуждал так.  Судно  нерентабельно.
Оно делает последний рейс, потом станет на прикол и в лучшем случае  будет
продано за бесценок.  Так  не  лучше  ли  от  него  избавиться?  Страховая
компания не разорится, а если и потерпит крах, так это ее беда, а не наша.
Я не привык, не хотел думать о других. Я ухватился за эту  мысль,  как  за
средство снова стать на ноги.
   Мало беспокоила меня и  этическая  сторона  дела.  Наверное,  даже  вам
знакомы случаи, когда владельцы уничтожали суда ради страховых  премий.  Я
же знаю их предостаточно. В бизнесе  идет  беспрерывная  война,  побеждает
беспощадный и хитрый. Не тревожила меня  и  возможная  при  аварии  гибель
людей. Вообще цена человека  в  этом  мире  невысока.  Вспомните  Вьетнам,
беспрерывные войны на Ближнем Востоке, в Африке. Нет,  меня  не  тревожила
участь пассажиров, к тому же должно было сказаться мое морское мастерство:
я решил аккуратно посадить судно на рифы и снять  людей,  ну  а  если  что
случится, то жертв будет все же меньше, чем в автомобильных катастрофах на
наших дорогах. Я принял предложение Чевера и Минотти погубить судно, и  мы
клятвенно скрепили нашу договоренность.
   Я не учел лишь одного. Отец, убивающий свою дочь  ради  обогащения,  не
остановится, чтобы убрать и меня, имея такого компаньона,  как  Минотти  с
его организацией убийц. Грош цена любым их клятвам! Помните, я говорил вам
о  слуге  Чене,   о   его   непроницаемом   характере   и   необыкновенной
исполнительности? Недавно я его застал у письменного стола, он делал  вид,
что вытирает пыль, а я уверен - копался в столе, не зная, что эти  записки
я прячу в книжный шкаф. По всей вероятности, он уберет меня, как только  я
расправлюсь с судном. И знаете, Стэн, я не боюсь  смерти,  у  меня  иногда
даже возникает к слуге чувство благодарности: он может  избавить  меня  от
страшной тяжести, которая невесть почему навалилась  на  меня.  Я  потерял
сон,  запил,  ударился  в  разврат.  Вся  моя   циничная   потребительская
философия, логика поступков обернулись жалкими попытками оправдаться перед
самим собой. Однако перед собственной совестью трудно оправдаться, Стэн.
   Теперь лично для вас, Стэн. Не кляните себя за то, что  не  действовали
более решительно, не остановили меня. Ничто уже не могло помочь  "Глории",
ее судьба была предрешена, и моя также, я не  захотел  бы  ничего  менять.
Такой уж сложился, как вы  говорите,  сюжет  нашей  драмы.  Вы  вели  себя
правильно, Стэн, и помогли мне хоть перед смертью прозреть.
   Мне уже  не  сойти  с  "Глории".  С  сердцем  все  хуже  и  хуже.  Врач
предупредил, что  малейшее  волнение  может  оказаться  причиной  рокового
исхода. Моим гробом станет  моя  "Глория".  Какое  это  было  изумительное
судно, Стэн! Можно восхищаться им как пассажир, как зритель,  но  все  его
неоценимые мореходные качества поймет только моряк. Это одно из  последних
судов такого рода. Как чайными клиперами завершилась эра парусного  флота,
так с гибелью "Глории" закончится  эра  морских  гигантов.  И  все-таки  я
потоплю свою возлюбленную, несравненную "Глорию". Она неизбежно  двигается
к своей гибели - рифам.
   Вы, Стэн, опубликуете и это письмо,  и  мое  официальное  признание  на
бланке "Глории". Чевер с Минотти не получат страховки, и я воздам в полной
мере этим клятвопреступникам.
   Как я ни мерзок, Стэн,  все  же  мне  хочется,  чтобы  в  вашей  памяти
осталось обо мне и  что-то  хорошее.  Я  горько  улыбнулся,  написав  это.
Составьте  хотя  бы  обо  мне  справедливое  мнение,  как  о  преступнике,
заслуживающем снисхождения. На этом свете мне хочется еще сказать, что  не
я подсунул роковой  пистолет  бедняге  Томсену.  Ведь  именно  при  вас  я
приказал выбросить пистолет. Но Томсен его оставил, так  как  знал  точно,
что  пистолет  мой,  и,  видимо,  собирался  вернуть  его  мне,  когда   я
протрезвею. Теперь-то я знаю, что  пистолет  положил  в  стол  штурманской
рубки мой слуга Чен, вернее - подручный Минотти - Чевера.
   Китаец  следил  за  каждым  моим  шагом.  Ждал.  Наблюдал.  Это  тонкий
психолог. Он изучил и характер неуравновешенного,  слабовольного  Томсена,
предугадал его реакцию и подсунул ему мой заряженный пистолет. И наверное,
прочитал даже мои мысли в день катастрофы. Не иначе! Чен заходил в ходовую
рубку чуть раньше  вас.  Опасайтесь  его.  Не  садитесь  вместе  с  ним  в
спасательную шлюпку. Остерегайтесь также Гольдмана. Мои письма лучше всего
пусть сбережет Джейн. Себе оставьте только пустой конверт и  мою  записку,
приложенную к деньгам.
   Занавес опускается, Стэн. Финита ля комедия! Прощайте...
   Капитан лайнера "Глория" Дэвид Смит".
   Томас Кейри спрятал письмо в карман, поправил одеяло  на  плечах  жены,
спросил:
   - Тебе не холодно, Джейн?
   - Мне страшно, Том! Боже, какое чудовище мой отец! Все-таки я  все  еще
считала его отцом. Цеплялась за  мысль,  что  произошла  какая-то  нелепая
ошибка, что он-то ни при чем, что все это - дело рук подлого Минотти.  Мне
не хочется жить, Том! Почему меся не убил тот гангстер в Гонолулу?  -  Она
зарыдала и долго не могла успокоиться. Наконец" уснула, положив голову  на
колени мужа.
   Гарри Уилхем невозмутимо изрек:
   - С таким папашей расстроишься. Хорош и наш капитан. Скажите,  док,  вы
действительно догадывались, как он пишет, о его намерениях?
   - Не совсем так, Гарри. Смиту просто казалось, что его планы  раскрыты.
Так всегда бывает, когда совесть нечиста.  Действительно,  у  меня  иногда
мелькала такая мысль. Хотя  я  размышлял  и  о  пожаре,  и  о  взрыве,  но
почему-то все время возвращался к тем, кто  управляет  судном.  Я  пытался
разгадать капитана и в то же время думал,  что  на  мостике  находились  и
другие. Я  подозревал  Гольдмана  и  особенно  второго  помещика  Томсена,
пытаясь понять, ради какой выгоды для  себя  каждый  из  них  мог  бы  это
сделать. По  выходе  из  Иокогамы  я  застал  капитана  за  чтением  лоции
Кораллового моря. Он тогда же сказал: "Какой опасный район!" - и захлопнул
книгу. Руки его при этом дрожали,  а  лицо  посерело.  Тут  же  он  принял
нитроглицерин. И потом сказал, как бы оправдываясь: "Люблю  читать  лоции,
набираться ума-разума". Этот факт вам, пожалуй, ничего  не  скажет,  но  у
меня их накопилось множество, и все  они  склоняли  меня  к  тому,  что  и
капитан Смит способен пойти на преступление. Одного я не мог понять - ради
чего? Он долго плавал и очень много  зарабатывал.  Здесь  же  он  рисковал
большим, чем жизнь, - честью. Он понял, что  я  о  чем-то  догадываюсь,  и
старался разуверить меня. И  на  какое-то  время  это  ему  удавалось.  Вы
знаете, каким он мог быть обаятельным человеком. Я теперь  уверен,  что  в
первоначальный его план не входил Риф  Печали,  он  хотел  потопить  судно
дальше - в Коралловом  море.  Но  его  слишком  тяготило  ожидание,  затем
обострившаяся болезнь сердца толкнула на ближний риф. Он не  в  силах  был
больше ждать, у него не оставалось времени.  Меня  удивляет,  как  он  мог
написать такое письмо, зная о ежеминутно грозящей смерти? И все же он  это
сделал.  Что  это  -  неуемная  жажда  мести?  Поистине  это   трагический
шекспировский персонаж!
   Ветер сорвал с гребня волны брызги и обдал ими сидящих на плоту.
   - Ветерок свежеет, но до шторма далеко. К ночи стихнет, - сказал  Гарри
Уилхем,  протягивая  Томасу  целлофановый  пакетик.  -   Спрячьте   письма
капитана, а не то чернила расплывутся. У вас там должно быть еще и  другое
письмо?
   - Да, Гарри. Оно запечатано и адресовано в  Верховный  суд  Соединенных
Штатов.
   - Но он же распорядился оба письма напечатать в газетах.
   - Так мы и сделаем, Гарри.  Размножим  у  нотариуса,  заверим  копии  и
разошлем во все большие газеты.
   - Дело говорите, Том. Тогда и второе в мешок, и не носите и то и другое
вместе. Передайте одно доку. Скажу я вам, что никогда не  приходилось  мне
слушать подобное. Я два раза чуть румпель из рук не выпустил. Удружил  нам
капитан, нечего сказать! А ведь был для нас,  матросов,  выше  президента!
Должен я еще вам всем сказать,  что  вели  вы  себя  неправильно.  Дело-то
касалось не вас одних, а всего судна, так надо было  поднимать  людей.  Не
всем можно было довериться - хотя бы мне, а  я  уже  поднял  бы  ребят:  и
рулевых, и духов, и трюмных. Может быть... Хотя дело это  запутанное,  как
линь у плохого боцмана. - Он погладил Фанни. Прищурясь, посмотрел вдаль: -
Не пойму - то ли птица, то ли парус. Нет, птица, и не одна, а целая  стая.
Берег близко. Том! Включите приемник на красной  черточке.  Как  там  наша
флотилия, может, их уже всех подобрали, остались только мы одни?
   Множество голосов перекликалось в эфире.
   - Базар устроили, - сказал Гарри Уилхем.
   Властный голос пресек сумятицу:
   - Прекратить гам! Мне нужен плот девяносто шесть, на котором  находится
матрос Гарри Уилхем.
   - Кому это так загорелось со мной поболтать? Подержите, док, румпель...
Гарри Уилхем слушает, сэр!
   - У вас находится негр Стэнли Гордон?
   - Где же еще ему быть! Профессор здесь. Несет рулевую вахту.
   - Как вы смели ослушаться меня, Гарри? Человек, с  которым  вы  бежали,
преступник, он похитил ценные документы о гибели судна.  Каким  курсом  вы
идете?
   - Как было приказано, сэр.
   - Не смейте отклоняться! Измените курс на четыре градуса к востоку, вас
относит течением к западу.
   - Есть, сэр, взять восточное.
   - Поддерживайте со мной связь каждые четверть часа.
   - Понял, сэр.
   - Пока все, Гарри. За невыполнение моего приказа вы понесете  уголовную
ответственность. Ясно?
   - Как не понять, сэр. - Он выключил станцию. - Вот какая штука, друзья.
Выходит, нам и носа нельзя показывать Бешеному Сэму. Ишь ты, хочет,  чтобы
мы сами приплыли к нему в  лапы.  Не  дождется,  мы  лучше  поищем  другой
компании...



        "ЛЮБИМЕЦ ЖЕЛТОГО МОРЯ"

   День выдался тихий, теплый. С юго-запада шла пологая зыбь.  Темно-синие
валы с одуряющей монотонностью катились навстречу катеру.  Ветер,  хотя  и
очень слабый, все же позволял держаться против волны.
   У штурвала стоял Петрас Авижус, все еще с надеждой поглядывая на четкое
полукружие горизонта. Временами ему казалось, что он видит белое  облачко,
которое стойко держится над горами в теплых широтах, и что вот-вот под ним
покажется конусообразная вершина потухшего вулкана.
   Горизонт был чист, пустынен и не хотел  открывать  желанный  берег.  На
небе,  выгоревшем  до  светлой  голубизны,  кудрявились  дорожки  перистых
облаков.  Эти  облака,  казалось,  застыли,  не  двигались  вопреки  вечно
деятельному океану под ними.
   Чтобы скоротать  время  и  не  впасть  в  беспросветную  тоску,  Петрас
старался вспомнить, прочувствовать еще раз хорошие случаи в  своей  жизни.
Он мысленно перенесся в один из светлых дней своего детства. Так же высоко
стояло солнце, в небе плавились перистые облака, только вместо монотонного
хлюпанья воды в кормовом подзоре шумели краснокорые сосны над головой.  Он
шел  по  дорожке,  протоптанной  между  дюнами.  Рядом  с  ним   тоненькая
белоголовая девочка - дачница из Вильнюса, она гостила в деревне  у  дяди.
Девочку звали Зинка. Они молчат. Им и так хорошо. Зинка делает вид, что ей
тесно на дорожке, задевает его плечом, улыбается. У нее  белые,  острые  и
мелкие, как у белки, зубки и чуть вздернутый носик. Они знакомы уже  целую
неделю, обо всем переговорили, все узнали друг о  друге:  и  как  жили  до
встречи, и как будут жить дальше. Петрас станет моряком, а Зинка - оперной
певицей. И сейчас, чтобы подтвердить ему правильность выбранного ею  пути,
она начинает петь. Голосок у нее тоненький, дрожащий, но Петрас слушает ее
затаив дыхание.
   Они поднялись на самую высокую дюну. Отсюда был виден рыбацкий поселок,
опрокинутые лодки на  песке,  серо-зеленое  море,  одинокий  сейнер  серым
брусочком среди волн.
   Зинка сказала:
   - А я завтра уезжаю. Здесь хорошо, но скучно. Лучше ты приезжай ко  мне
в Вильнюс.
   - Как-нибудь приеду, - говорит Петрас, протягивая ей единственную  свою
драгоценность - кусочек янтаря с мушкой. - Вот возьми на память...
   - Ой, Петрик, какой ты добрый! И тебе не жалко такую прелесть?
   - Я себе еще добуду, после шторма их навалом...
   Зинка поглощена разглядыванием мушки.
   - Как живая! Неужто правда, что ей сто миллионов лет?
   - Больше... - Петрас радовался больше, чем сама Зинка.
   Где теперь она? С тех пор он ее не видел.  Петрас  смущенно  улыбается.
Зинка была его первой любовью.
   Перед рубкой на лючинах  отдыхают  Асхатов  и  Горшков.  Они  все  утро
красили рубку. Старшина сидит, Горшков лежит на спине,  уставясь  в  небо.
Оба загорелые до черноты, поджарые.
   Старшина размышляет вслух:
   - Дождик нам во как  нужен.  Воды  осталось  на  неделю.  Придется  нам
дневной рацион сократить. В остальном жить можно, харчи еще  есть.  Вот  я
часто думаю, что нам с вами отчаянно везет. Никто еще  в  нашем  положении
так ловко не устраивался.
   - Куда лучше! - хмыкает Горшков. - Аж синие  круги  в  глазах  от  этой
благодати.
   - И пойдут, если будешь без конца глаза  на  небо  пялить.  Что-то  ты,
Алеша, в последнее время захандрил маленько. Вот увидишь  -  скоро  или  к
острову выплывем, или корабль встретим. Даже странно, что нас до  сих  пор
никто не заметил. Так, проходят на горизонте. Но теперь чем  дальше  будем
плыть, тем шансов больше.
   - Уже сорок пять дней эти шансы растут, - нехотя отвечает Горшков.
   - Сорок девять, Алеша. У меня есть предчувствие...
   - Сколько же оно будет длиться, ваше предчувствие? До Антарктиды?
   - Ближе, Алеша,  ближе.  Предчувствие  доброго  всегда  должно  жить  в
человеке. Предчувствие - это спасательный круг.
   - Все это розовая философия, товарищ старшина.
   - Философии  не  бывает  ни  розовой,  ни  зеленой.  На  философии  мир
держится. Помнишь, что говорил замполит капитан-лейтенант Иваньков?
   Горшков пожимает плечами.
   - Не помню.
   - А надо такие слова помнить.  Философия  -  наука  всех  наук.  Хватит
вылеживаться! Пока погода, надо всю краску использовать. Ну что ты раскис?
   - Эх, Ришат Ахметович! Заорать хочется, глядя на эту соленую водищу.  И
от чего меня еще мутит, так это от нашей вяленой рыбы. Обрыдла!
   - Все от безделья, Алексей. Клади краску тоньше. Не то  придем  в  порт
обшарпанными,  и  подновиться  будет  нечем.  Люблю  я  красить.   Великое
изобретение - краска. Отчистишь ржавчину, наложишь слой, и  лист  заиграет
как новенький. С детства люблю малярничать.
   Горшков красил рубку с левого борта, а старшина Асхатов  -  с  правого.
Асхатов без умолку говорил, отвлекая матроса от мрачных  мыслей,  да  и  у
самого становилось как-то легче на душе от собственных бодрых слов.
   - Никак нам, Алексей, не миновать тропиков. За последние трое суток  мы
градуса на два поднялись к югу. Ветер  дул  свежий,  да  и  течение  здесь
попутное. Исполнится твоя мечта,  будешь  ходить  босяком  по  коралловому
песку под кокосовыми пальмами.
   - Соку бы кокосового хлебнуть. Вода у нас протухла.
   - И соку напьешься. А на остров попадем, воду сменим.
   - Вы что, думаете и дальше плыть? Куда?
   - Вопрос по существу. Хотелось бы вернуться домой, к своим, на  катере.
Да  сам  знаю,  что  это  мечта.  Хотя  как  сказать.  Своих  повстречаем,
подзаправимся горючим, харчишками - и рванем во Владивосток!
   Авижус сказал очень тихо:
   - Судно! Встречным курсом! Кажется, сейнер!
   - Спокойствие! - воскликнул старшина и выронил из рук банку с краской.
   Суда быстро сближались. Подходил  желтый  сейнер  водоизмещением  около
трехсот тонн. Сейнер прошел близко от борта, обошел катер  и,  дав  задний
ход, остановился в десяти метрах с правого борта.  Команда  из  японцев  и
китайцев разглядывала странное судно с диковинным парусным вооружением, не
отвечая на бурные проявления радости  трех  русских  моряков.  Шкипер,  по
обличим китаец, вышел  на  крыло  мостика  с  мегафоном  в  руке  и,  хотя
расстояние позволяло вести разговор обычным путем, оглушительно рявкнул на
плохом английском:
   - Чье судно?
   Старшина Асхатов ответил:
   - Корабль принадлежит Тихоокеанскому военно-морскому  флоту  Советского
Союза. - Ему хотелось сказать, что они потерпевшие бедствие,  но  холодное
выражение на лице шкипера остановило старшину, и он умолк,  подумав"  "Что
он, сам не видит, в каком мы положении?"
   Шкипер сказал что-то на своем языке,  и  матросы  угодливо  засмеялись.
Затем опять поднес мегафон ко рту:
   - Командиру катера явиться ко мне на борт!
   Старшина не выдержал, обидясь за своих ребят:
   - Вы что, не видите, в каком мы положении? По международным законам, вы
должны оказать нам необходимую помощь. Мы более пятидесяти дней в открытом
океане!
   - Потом, после выяснения обстоятельств, вас накормят. Сейчас немедленно
ко мне!
   - Вот так спасатель! - сказал Горшков. - Идите,  Ришат  Ахметович.  Вон
там один гаврик автомат держит в руках.
   - Да, ничего не поделаешь. Вы ждите меня. Помните, что у нас  ни  капли
бензина и моторы неисправны. Я там ему объясню, что к чему.
   Сейнер подошел вплотную к КР-16, на палубу перепрыгнули три  матроса  -
японец и два китайца, у  одного  китайца  был  автомат.  Старшина  Асхатов
перешел на сейнер.
   Матросы  стали  обыскивать  катер.  Заглянули  в  кубрик,  в   машинное
отделение, в трюм; гогоча, стали раскачивать мачту, сорвали ее со  скоб  и
вместе с парусом  перекинули  через  борт.  Сбросили  за  борт  и  сигналы
бедствия. Неожиданно один из китайцев, тот, что был  без  оружия,  человек
лет пятидесяти, заговорил по-русски:
   - Сколько у вас горючего?
   Помня наказ старшины, Петрас ответил:
   - В канистре для примуса осталось литров восемь керосина.
   - Как же это вы не запаслись горючим?
   - Унесло нас штормом внезапно, когда катер должны  были  поднимать  для
просушки на берег. Не повезло нам.
   - Не только в этом, - сказал китаец. - Самое большое ваше  несчастье  в
том, что вы встретились с нами.
   Горшков спросил:
   - Кто вы такие? Почему взяли нашего командира?
   - Я только боцман этого сейнера. Распоряжается капитан. Мы, как видите,
спасательное судно. И знаете, как оно называется? "Любимец Желтого  моря".
А сам не очень любит тех, кто встречается ему на пути. - Китаец насмешливо
улыбался. - Все же не советую падать духом. Хотя,  если  судить  по  тому,
куда вы заплыли  на  своем  крейсере,  люди  вы  неробкого  десятка,  так,
кажется, у вас говорят. Многое я уже стал забывать из русского языка.
   - Откуда вы так хорошо знаете русский язык? - поинтересовался Горшков.
   - Я очень долго жил в местах, которые вы  называете  Дальним  Востоком.
Родился в Никольске-Уссурийском. Это  исконно  китайская  земля,  как  вам
известно.
   У Горшкова от гнева потемнело в глазах.
   - Нам известно, что Дальний Восток всегда был русским!
   - Заблуждение, воспитанное пропагандой. Я тоже так думал прежде. Но  не
будем спорить об этом. История  нас  рассудит.  А  вот  вы  мне  почему-то
нравитесь. Давно я не видал русских.  -  Он  засмеялся.  Во  рту  блеснули
золотые коронки. - Хорошая встреча! Скоро вам  дадут  немного  перекусить.
После такой диеты, - он посмотрел на вяленую рыбу, висевшую  на  переборке
рубки, - надо питаться очень  умеренно,  по  крайней  мере  первое  время.
Сейчас вам подадут конец. Закрепите его на баке  за  кнехт.  Да  смотрите,
чтобы конец не перетерся,  а  не  то  вам  всем  придет  конец!  -  Боцман
захохотал, довольный своим каламбуром.
   Он  внимательно  наблюдал  за  Горшковым,  пока  тот   крепил   толстый
манильский канат, продев его сквозь полуклюз. Похвалил:
   - Хороший узел. Теперь еще одно  указание:  не  рыскать.  Держать  свою
посудину в кильватер. За вами будут зорко наблюдать.
   С сейнера бросили замасленный узелок.
   - Вот вам и харчи. Желаю веселых минут. - Явно довольный собой,  боцман
перебрался вместе со своими матросами на "Любимца Желтого моря".
   - Сам ты посудина! - зло проворчал Горшков. - Юморист доморощенный! Что
это они нам швырнули? - спросил он Авижуса.
   Петрас, не ответив, кинулся в рубку:  у  сейнера  за  кормой  забурлила
вода, он набирал ход. Буксирный  канат,  разбрасывая  брызги,  вылетел  из
воды, натянулся. Горшков еле удержался  на  ногах.  Ругая  спасателей,  он
поднял узелок и понес его в рубку.
   В узелке  оказалось  несколько  рисовых  лепешек,  пропитанных  бобовым
маслом, и пара кусков жареной рыбы.
   - Я едва не запустил в них обратно  этим  паршивым  узелком,  -  сказал
Горшков, разламывая лепешку.
   - На еду  нельзя  обижаться,  Алеша,  -  заметил  Петрас.  -  Люди  они
паршивые, а лепешки пекут вкусные, да и рыба  -  тунец  -  как-то  здорово
приготовлена, со специями.
   - Я не на еду. Ты сам посуди...
   - Все понимаю, Алеша. Ведут они себя очень нагло, но  за  еду  спасибо.
Это мы оставим Ришату Ахметовичу. Как он там? Думаю,  сумеет  объясниться.
Он ведь у нас дипломат.
   - Даже чаю не дали, - проворчал Горшков,  наливая  воды  из  чайника  в
синюю кружку с отбитой эмалью. Пил жадно, долго. Напившись,  сказал:  -  Я
еле сдержался, когда они мачту ломали. Если бы не автомат, я бы одного  из
них с палубы сбросил.
   - Их больше, Алеша. Да и слабоваты мы стали после рыбной диеты. Нет,  в
драку лезть нам не следует. Только обозлим их. Кроме того, мы до  сих  пор
не знаем, что это за люди. Моряк  моряку  в  таком  положении,  как  наше,
последнее должен отдать.
   - Я думаю, мы на пиратов напоролись.
   - Вполне возможно. В  этих  широтах  они  до  сих  пор  не  перевелись.
Помнишь, старшина рассказывал, как пираты напали  на  судно  ФРГ  прямо  в
Гонконге?
   - Ну еще бы не помнить! Ребята с нашего плавучего крана  и  с  буксиров
тоже в тропиках отбивались от пиратов. Но что им надо от  нас?  У  нас  же
ничего нет!
   - А катер? Он немалых денег стоит.
   - Думаешь, отнимут КР-16?
   - Хотелось бы не думать, да сам видишь, что  получается...  Ход  у  них
узлов семь, не больше...
   Навстречу один за другим прошли греческий танкер  и  японский  пароход.
Несколько рыболовецких судов маячили на горизонте.
   - На судоходную линию вышли, - печально проронил Петрас.
   Горшков не ответил, закусив губу.
   Томительно тянулся этот тихий солнечный день. В  ста  метрах,  обгоняя,
прошел белый филиппинский теплоход. На палубах по-летнему одетые пассажиры
безучастно посматривали на странную буксирную сцепку.
   - Туристский лайнер, - сказал Петрас. -  Наверное,  идет  из  Манилы  в
Японию.
   - Хоть к черту на рога! Нам-то теперь что?
   Петрас укоризненно посмотрел на Горшкова.
   - Ну зачем так, Алеша? Возьми себя в руки.  Подумай,  что  бы  на  твои
такие слова ответил старшина Асхатов. Он бы сказал: "Алексей, нам до всего
есть дело". И что в такие минуты человек должен  собрать  все  свои  силы,
напрячь свой ум, чтобы найти выход из положения... Подержи-ка  штурвал.  У
меня что-то ноги затекли.
   - Давай... А ведь здорово мы плыли. Свободно,  вольно.  Как  наш  катер
слушался руля, когда мы шли под парусом! Сейчас, гляди, так  и  рвется  из
рук. Будто чувствует, что ведут его на аркане неизвестно куда...
   На юг низко над водой,  торопливо  махая  крыльями,  пролетела  цепочка
бакланов.
   - Где-то там есть остров, - сказал Петрас. - Спешат к земле.
   - Вот бы повернуть за ними!
   Петрас промолчал, глядя на палубу сейнера. Там появился кок  в  грязном
фартуке, с  ведром.  Подошел  к  борту,  выплеснул  помои,  что-то  сказал
часовому с автоматом, кивая на катер, и скрылся в открытой двери камбуза.
   - Невозможно дышать, - сказал Горшков, болезненно морщась.
   - Что с тобой? - спросил Петрас.
   - Ничего. Шибко жареным луком пахнет...
   - Чувствуется. Ужин готовят пираты...
   - Клянчить не станем. Сами поджарим вяленого тунца. Пусть знают, что  и
без их помощи обойдемся.
   - Все-таки что с нашим Ришатом Ахметовичем? - вслух подумал  Петрас.  -
Ни разу не показался на палубе. Наконец-то!
   Старшина в сопровождении боцмана шел от палубной надстройки к кормовому
кубрику. Он приветственно  поднял  руку,  увидав  на  палубе  катера  свою
команду.
   Асхатов спустился по узкому трапу в низкий кубрик, по бортам находились
двухъярусные койки. Посредине кубрика  -  небольшой  стол  с  выщербленной
столешницей. За столом сидели четверо матросов, игравших в  карты.  Боцман
повелительно крикнул, игроки подались на скамейках к концу стола.
   - Садись, старшина. - Боцман сел напротив. - Пока  будешь  жить  здесь.
Дня через три-четыре придем в порт, там тебя и твоих матросов  поместят  в
гостиницу.
   - В тюрьму?
   - Ну это будет зависеть от вас самих.  Мы  обращаемся  очень  хорошо  с
людьми, которые идут нам навстречу и говорят правду.
   - Я сказал вам только правду.
   - Ах, старшина! Неужели ты думаешь, что мы  такие  наивные  люди?  Надо
было придумать более достоверную легенду. Никто не  поверит,  чтобы  можно
было пройти тысячи миль на рейдовом катере, способном передвигаться только
в порту да близ берега. За  последний  месяц  там,  где  вы  якобы  плыли,
разразилось несколько жестоких штормов, даже,  кажется,  пронесся  тайфун.
Вас доставил сюда большой корабль и  спустил  на  воду  милях  в  тридцати
отсюда. Мы встретили там вчера десантное судно. Зачем  этот  маскировочный
такелаж?
   - Ты ведь прекрасно знаешь, что по-русски все это  называется  брехней.
Бессовестной брехней! Не знаю только, для чего она вам понадобилась?
   - На берегу разберутся, где брехня, а где правда. Ты лучше подумай  над
тем, что говорил тебе капитан.
   - Мне думать нечего. Нам, пострадавшим  от  шторма,  по  международному
морскому праву обязано оказать помощь любое  встречное  судно.  Вот  вы  и
оказали...
   - Должен предупредить, старшина, что капитан очень тобой недоволен.  Ты
не оценил чести, которую он тебе оказал, пригласив вместе с ним пообедать.
Такой чести даже я ни разу не удостоился.
   Старшина Асхатов с сожалением посмотрел на боцмана:
   - Послушай, как тебя звали в Никольске?
   - Анатолием.
   - Жаль мне тебя, Анатолий.  Неужто  в  тебе  не  осталось  ни  капельки
гордости? Ведь ты учился в нашей, советской,  школе.  И  стал  лизоблюдом,
жалким лакеем...
   Лицо боцмана потемнело.
   - Молчать! Не заниматься пропагандой! Не то загремишь в канатный ящик!
   - Не стращай, советского моряка не запугаешь! Я вот тоже -  татарин,  а
горжусь своей великой Родиной, ни на какие коврижки ее не променяю!
   Игроки застыли, держа в  руках  длинные  узкие  карты  с  драконами  на
оборотной стороне.
   Заметив их интерес, боцман примирительно улыбнулся:
   - Не будем  ссориться,  старшина.  Должен  тебе  сказать,  что  ты  мне
нравишься. Я могу быть  тебе  очень  полезен.  Очень!  -  многозначительно
повторил он и, сказав что-то игрокам, направился к трапу. Поставив ногу на
ступеньку, оглянулся: - Тебе покажут койку, если захочешь  отдохнуть.  Без
моего разрешения на палубу не выходить.
   Асхатов остался за столом, обводя взором замызганное  помещение.  Пахло
чесноком и  устоявшимся  запахом  табачного  и  опиумного  дыма.  Матросы,
казалось, не замечали его,  сосредоточенно  глядя  в  карты,  делая  ходы,
гортанно выкрикивая ставки, жадно хватая деньги со стола или кладя  их  на
банк.
   Старшина раздумывал о том, верно ли он себя держал и со  шкипером  и  с
боцманом, и нашел, что правильно.  Он  ничем  не  поступился,  не  выказал
трусости, на что рассчитывали китайцы, пригрозив, что сбросят за борт.  Он
сжал голову руками, поставив локти на стол, и тут же опустил их на колени:
"Пусть не думают, что совсем скис. Должен же быть какой-то выход. За  борт
не спишут, просто стращают, а привезут в  Китай  -  наши  и  там  выручат.
Только бы найти способ дать знать посольству!"
   В  очередной  раз  он  стал  досадовать  на  себя,   что   не   заменил
радиостанцию, и тут же, отбросив  эти  бесполезные  сожаления,  улыбнулся,
вспомнив радостные лица ребят, когда те увидели его на  палубе  сейнера  в
сопровождении боцмана. "Что  это  за  человек?  Родился  и  вырос  у  нас.
Возможно, был даже комсомольцем и вдруг превратился в  подонка?  Хотя  тут
все такие собрались. А шкипер еще, пожалуй, похуже боцмана. Какое  у  него
надменное лицо! Нос с горбинкой, губы тонкие. Не говорит, а  цедит  сквозь
зубы. Может быть, не стоило садиться с ним обедать? Нет, поесть надо было.
Чтобы с ними бороться, нужно набраться  сил.  А  мужества  у  нас  у  всех
хватит". Старшина с гордостью вспомнил ураганы в  ледяном  море,  как  они
приспосабливали свой кораблик  к  активной  борьбе  с  океаном,  как  сами
боролись со страхом ночами,  когда  заливало  палубу,  раскачивало  катер,
ставя бортом к волне. Они преодолели холод и голод, нашли способ  собирать
дождевую воду, собирали планктон, ловили  рыбу,  кальмаров.  Как  все  эти
неустанные заботы, бессменный труд закаливали  их,  добавляли  уважения  к
себе, вселяли уверенность, что  они  обязательно,  выживут,  доберутся  до
какого-нибудь берега, встретят свое или чужое судно! И вот встретили.
   - Ну вас всех к дьяволу! - зло сказал старшина вслух.
   Картежники  снова  с  любопытством  посмотрели  на  пленника  и   опять
углубились в игру.
   Боцман поднялся на крыло мостика.  Там  находились  капитан  и  старший
помощник, оба смотрели в бинокли на небольшое судно, в двух милях  впереди
пересекавшее курс сейнера.
   Капитан сказал:
   - Идет от Рифа Печали. Палуба  и  трюмы  наверняка  завалены  тюками  и
чемоданами. Изрядно  поживились.  Боюсь,  что  мы  придем  туда,  когда  с
американского лайнера все растащат. Надо будет  позаимствовать  кое-что  у
этих "рыбаков". Самый полный!
   - Мы идем весь день самым полным, - ответил старпом.
   - Но так мы не догоним "рыбачков".
   - Русский катер съедает  больше  двух  узлов.  Надо  от  него  временно
избавиться. Никуда он не денется.
   Боцман добавил:
   - Бензина у них нет. Парусная оснастка - за бортом. У нас их заложник.
   Капитан приказал:
   - Отдать буксир! Тревога!  И  пусть  механик  выжимает  из  дизеля  все
обороты. Открыть предупредительный огонь!..
   Раздались частые удары в рынду. Игроки бросили  карты.  Банкомет  сгреб
деньги со стола. Все кинулись к трапу.
   Выглянув  из  палубного  тамбура,  старшина  увидел,  что   матросы   с
автоматами пробежали  в  носовую  часть  судна,  где  слышались  выстрелы.
Часовой, прислонив автомат к  лебедке,  возился,  отдавая  буксир.  Первой
мыслью Асхатова было схватить автомат и перестрелять всех пиратов,  а  там
что будет. Эту нелепую мысль он  отбросил,  увидев  своих  ребят.  Алексей
стоял на палубе, Петрас выглядывал из окна рубки, оба что-то кричали ему.
   Старшина оглянулся, ища глазами боцмана: может,  тот  объяснит,  почему
бросают катер, а его оставляют на сейнере. На  кормовой  палубе  находился
только часовой, силясь отдать неумело закрепленный буксирный канат. С бака
отрывисто застучал крупнокалиберный  пулемет.  Часовой  наконец  перерезал
канат  ножом  и  с  облегчением  глядел,  как  отстает   катер   с   двумя
незадачливыми русскими моряками.
   Старшина быстро  сбросил  тяжелые  ботинки.  Сняв,  крадучись  пошел  к
автомату. Часовой оглянулся, когда старшина уже схватил оружие.  Из  груди
часового вырвался хриплый безнадежный крик, похожий на стон. Японец думал,
что русский срежет его очередью.  Произошло  не  менее  страшное:  автомат
полетел за борт, а русский вскочил на фальшборт и прыгнул вниз  головой  в
воду.
   Часовой с отрешенным от всего лицом наблюдал, как плывет русский  моряк
навстречу идущему по инерции катеру. Он уже  близко.  Ему  бросили  конец.
Помогают подняться на палубу...
   На баке стрельба усилилась. В кубрик пробежал матрос, быстро вернулся с
двумя сумками с патронами.
   - Ты  здесь  загораешь,  Тодзаки,  а  там  дело  заварилось.  Они  тоже
голенькими не дадутся! Везет тебе,  Тодзаки.  Весь  бой  проторчишь  возле
русского парня. И зачем капитан оставил его?.. -  Он  побежал,  волоча  по
палубе тяжелые патронные сумки.
   Стрельба усилилась. Над головой Тодзаки просвистели пули, словно горсть
гальки рассыпалась по синей упругой волне.
   У русского катера за кормой вдруг запенилась  вода,  он  развернулся  и
стал быстро удаляться к юго-востоку. Часовой в смертельной  тоске  смотрел
ему вслед, а когда он скрылся, стал провожать взглядом солнце,  удивляясь,
как оно быстро  опускается  к  горизонту.  Осталось  совсем  немного,  оно
вот-вот коснется воды, и тогда Тодзаки умрет, Он знал это. Ему  полагалась
смертная казнь только за то, что потерял  оружие,  позволил  схватить  его
пленному. За это вешают  на  грузовой  стреле.  Но  на  нем  было  двойное
преступление. Он позволил бежать пленнику и увести катер. За такое, прежде
чем повесить, выкалывают глаза.
   Тодзаки ждал. Солнце  коснулось  черты  горизонта  и  стало  неудержимо
падать в расплавленное золото заката. Тодзаки выхватил нож и,  как  только
солнце скрылось, ударил им себя в сердце.



        РАЙСКИЙ ОСТРОВ

   КР-16 шел на юго-запад, его два мотора  работали  на  полную  мощность,
съедая последние три канистры бензина.
   Далеко позади некоторое время слышались  выстрелы,  похожие  на  глухую
барабанную дробь. Скоро все стихло.  Отблески  вечерней  зари  осветили  у
самой черты горизонта еле приметный силуэт, потом  сумерки  опустились  на
океан, погасли краски заката, казалось, что воздух стал гуще,  затеплились
на темно-синем небе первые звезды. Настала ночь.
   - Выключай, Петрас, правый мотор! На левом - самый  малый!  -  приказал
старшина в переговорную трубу и, взглянув на компас, изменил курс -  катер
повернул на юг, вслед за стаей бакланов. Старшина сказал с облегчением:  -
Ну вот, теперь пусть догоняют. Петрас, сколько мы сожгли?
   - Почти все.
   - Залей в бак НЗ, что берегли для примуса.
   - Уже залил, товарищ старшина.
   - Будем тащиться самым малым. Кажется, течение попутное, да  и  ветерок
тоже, хотя едва дышит. Бриз. Раз бакланы в ту сторону полетели, то, думаю,
вскоре к земле приткнемся. Баклан - птица береговая.
   - Хорошо бы, - отозвался Горшков. Он сидел на  палубе,  свесив  ноги  в
машинный люк. - Неужели мы все-таки доберемся до  какой-нибудь  страны?  -
вслух подумал он и спросил старшину: - Думаете, пираты в Китай нас  хотели
увезти?
   - Черт  его  знает  куда!  Эх,  ребята,  тяжелые  минуты  пришлось  мне
пережить. Вам здесь было нелегко, но там, как  вспомню  -  пот  прошибает.
Признаюсь, мандраж у меня был приличный.
   - Акула все еще плывет за нами,  -  сказал  Горшков.  -  Возле  правого
борта! Смотрите, как вся светится. Мы ведь вас еле  успели  вытащить,  как
она мимо прошмыгнула. Едва не цапнула вас за ноги.
   - Я как прыгнул, то сразу увидел ее в воде. Я всегда ныряю с  открытыми
глазами. Она прошла передо  мной,  показав  белое  брюхо.  Что  оставалось
делать? Только плыть вперед. Прямо на нее. Пропал, думаю, Ришат. Ну а  сам
нажимаю. Никогда в жизни я так быстро не плавал. Был в одежде,  а  тяжести
не чувствовал. Откуда сила  взялась!  Смотрю  -  уже  борт  рядом.  А  там
подхватили меня...
   - Она два раза катер обошла, - сказал Горшков. - И вот до  сих  пор  не
отстает.
   - Пусть сопровождает, - махнул рукой старшина. - С ней веселее как-то.
   - Ришат Ахметович! А если бы вы ее с палубы увидели, то  поплыли  бы  к
нам? - спросил Горшков.
   - Все равно прыгнул бы... Знал, что давался единственный  шанс.  Пираты
напали на соперников. Все на баке.  Часовой  растяпой  оказался.  Ну  я  и
рискнул. Прыгнул бы  прямо  к  акуле,  прыгнул,  -  теперь  уже  увереннее
произнес старшина.
   - Акула не всегда нападает, - сказал Авижус.
   - Вот-вот, - подхватил старшина. - Конечно, увидев ее, я не подумал  об
этом,  а,  наверно,  где-то  в  голове  сработало:  "Не  бойся,  может,  и
доплывешь, Ришат".
   - Если бы у вас нож был, тогда другое дело. Акулу  надо  бить  ножом  в
брюхо. У меня нож как бритва.
   - Верно, Алеша, - сказал Авижус. - Жаль, не одолжил его старшине...
   В голосе друга Горшков уловил иронию, но не обиделся.  У  матроса  было
легко  и  весело  на  душе.  Он  чувствовал  себя  таким  же   сильным   и
неустрашимым, как Асхатов, и даже смелее, чем старшина. Он был уверен, что
вел бы себя точно так же, как тот, и даже в чем-то превзошел бы его.
   - Еще одна летит, - вымолвил Авижус, провожая взглядом падающую звезду.
- Я где-то читал, что ежегодно на землю падают тысячи тонн звездной  пыли,
- сказал он и опять подумал о Зинке  из  Вильнюса:  где  она  сейчас,  что
делает? Помнит ли его...
   - Сейчас бы по этой пыли  босиком  пошлепать,  -  мечтательно  произнес
Горшков.
   Все засмеялись. Потом стали строить планы на будущее: как увидят землю,
как на нее сойдут и что станут делать в первую очередь.  Как  их  встретят
туземцы? Если помогут связаться с базой, то как там удивятся и обрадуются,
что они живы и здоровы!


   Птиц становилось все больше. Чайки,  деловито  вертя  головами,  летали
стаями,  выслеживая  добычу,  на  воде  сидели  бакланы,  олуши,   морские
ласточки. Поднимаясь, птицы летели на юго-восток.
   Гарри Уилхем радостно объявил:
   - Теперь уже точно - какой-то остров близко. Он нам вот так  необходим,
- провел он ребром ладони по шее, - отсидимся  на  нем  день-другой,  пока
Бешеного Сэма не выудят из воды, а затем сами выдадим сигнал бедствия -  и
к нам кинется целая флотилия спасателей.
   Джейн сказала:
   - Лучше бы нам попался необитаемый остров.
   - Ну конечно! - подхватил Томас Кейри.  -  Никто  из  нас  не  открывал
необитаемых островов. Вот разве вы, Гарри?
   - Тоже не приходилось, - сознался Гарри Уилхем. - Мальчишкой я мечтал о
таком своем островке. Потом, когда начал плавать, стала  больше  нравиться
обитаемая земля. Целый год как-то я проболтался на парусно-моторном барке.
Такая    пятимачтовая    громадина    -    "Донна    Мария"    называлась.
Американо-аргентинской компании. Возили мы на ней зерно через Атлантику  в
Гамбург, а однажды зафрахтовали нас австралийцы, тоже для перевозки зерна.
Вот это был рейс! Шкандыбали чуть не полгода. Ничего более нудного не было
в моей жизни. Казалось, так и будем плыть до  второго  пришествия  Христа.
Вот тогда я даже стал бояться необитаемых островов. После такого  плавания
- не хватало только безлюдного острова... Ну а сейчас какой будет, такой и
ладно. - Он спросил мистера Гордона, стоявшего впередсмотрящим на баке:  -
Что видно впереди, док?
   - Только птицы, Гарри. Хотя там вдали что-то темнеет!
   - Гора! - радостно воскликнула Джейн. - Целый вулкан!
   - И скалы! - предостерегающе добавил Томас Кейри.
   - Действительно, - согласился мистер Гордон, - прибой кипит на  камнях,
за ними - возвышенность.
   - Шлюпок не видно? - встревоженно спросил Гарри Уилхем.
   - Не вижу пока.
   - Они нам совсем не нужны, док.
   Все, вытянув шеи, смотрели на  приближающийся  островок,  отходящую  от
него гряду скал, над которыми с громким гамом кружились птицы, на пальмы с
трепещущими на ветру кронами.
   - Двенадцать пальм, - сосчитал Гарри Уилхем. - Хорошее число, и так еще
есть зелень помельче. Смотрите! Дым! Остров обитаемый!
   Все  подумали  об  одном:  кто  может  поселиться  на  таком  крохотном
островке?
   На желтый песчаный берег набегали белогривые волны.
   - Здесь не прорваться через гряду, - сказал Гарри Уилхем.  -  Зайдем  с
подветренной стороны.
   - Люди! - радостно крикнул мистер Гордон. - Четверо!
   На оконечности небольшого скалистого мыса, почти сливаясь с  коричневым
базальтом, стояли мужчина, женщина, двое детей. Мужчина показывал знаками,
что следует обогнуть мыс.
   Там оказалась окаймленная  скалами  бухточка.  На  белом  песке  стояла
лодка, сети, развешенные на кольях. За полосой песка зеленел кустарник,  в
небольшой рощице  пальм  виднелась  хижина,  над  деревьями  синей  струей
поднимался дым.
   Рыбак-японец довольно сносно говорил по-английски,  так  как  несколько
лет провел в школе у миссионеров, о чем он с гордостью  сообщил  в  первую
очередь.
   Узнав, что приплывшие к ним на остров люди с погибшего судна,  рыбак  и
его жена печально закачали головой. Рыбак сказал, что знает этот  риф.  На
него однажды уже садилось пассажирское судно, которое с трудом сняли через
двое суток. Риф коварный, спрятан глубоко под водой, опасен только в отлив
для больших судов.
   Прибытие гостей явилось большим событием для семьи японцев.  Дети  были
заинтригованы и видом плота, и незнакомцами, особенно их  удивили  собаки.
Мальчик и девочка никогда не видели этих животных и  сейчас  с  изумлением
наблюдали, как Фанни с Кингом носились по пляжу.
   Глава семейства пригласил гостей к себе в дом.
   Они прошли мимо  навесов  из  пальмовых  листьев,  под  которыми  сохли
нанизанные на бечевку трепанги, похожие на  перезрелые  огурцы,  небольшие
тушки кальмаров, осьминоги и нарезанное полосами мясо тунца.
   Возле хижины, на  утрамбованной  площадке,  во  вместительном  чугунном
котле грелась вода, здесь же стояла большая железная бочка.  Гарри  Уилхем
сказал:
   - Здесь у них, видать, ванная. Японцы - невероятные чистюли.  Полощутся
по три раза в  день  почти  что  в  кипятке.  Наверняка  и  нам  предложат
помыться.
   - В бочке! - воскликнула Джейн. - С удовольствием! Это же прелестно!
   - Только надо учесть, - Гарри Уилхем лукаво посмотрел на нее, - сначала
моются мужчины, потом - дамы. И в одной воде.
   - Раз такой обычай, я согласна, - храбро ответила Джейн.
   Одна из стенок домика была раздвинута, открывая вид на  бухту  и  море.
Гости по примеру хозяев сняли обувь  и  после  церемонного  приглашения  и
поклонов хозяйки сели на золотистые циновки.
   - Меня все еще качает, - сказала Джейн. -  Но  как  здесь  хорошо,  как
просторно и какой чудесный открывается вид!
   - Да, вид необыкновенный, - согласился мистер  Гордон,  не  зная,  куда
девать свои ноги.
   Томас Кейри, к удивлению  всех,  сидел  на  корточках,  как  заправский
японец, не испытывая неудобства.
   - Помогает занятие йогой. В  плавании  я  все  забросил,  но  кое-какие
навыки сохранились от прежнего.
   Гарри Уилхем щедро одарял растерявшуюся хозяйку  консервами,  супами  в
пакетах, фруктовым соком, банками с пивом, шоколадом, вином. Хироко -  так
звали хозяйку дома - не решилась выложить все это на стол, она  предложила
гостям свой скромный обед из рыбы, креветок,  риса  и  овощей.  Гарри  сам
открывал банки с фруктовым соком и пивом.  Мистер  Гордон  налил  всем  по
чашечке  своего  любимого  хереса,  который,  к  его  немалому  удивлению,
оказался в аварийном запасе на плоту.
   Выпили за благополучие хозяев, за избавление от опасностей океана.
   Джейн сказала:
   - У меня такое чувство, что мы очутились в сказочной счастливой стране,
где нет людской злобы, тщеславия, бешеной  погони  за  богатствами.  Может
быть, это единственный уголок, оставшийся еще на земле. Давайте выпьем  за
то, чтобы здесь никогда ничего не менялось.
   - Да, здесь человек гармонично сливается с  природой,  -  подхватил  ее
мысль мистер Гордон. - Никогда не  предполагал,  что  подобное  место  еще
существует на грешной планете.
   Томас Кейри сказал:
   - Как жаль, что с нами нет ни Лиз, ни Банни.
   - О, Том! - сказала Джейн. - Как мило,  что  ты  о  них  вспомнил!  Они
сейчас, наверное, плывут к Маниле или к Токио.
   Гарри Уилхем, уписывавший за обе  щеки  запеченных  в  тесте  креветок,
блаженно улыбался.
   - Островок что надо, - согласился он, отпив из чашки ананасового  сока.
- Только не думаю, чтобы и  здесь  было  полное  райское  житье.  Хозяевам
порядком достается. Впереди проблемы: ребят надо учить. А где?  Вдруг  кто
заболеет? Налетит тайфун? И не от хорошей жизни они поселились здесь.
   Стали расспрашивать господина Юдзи  -  так  звали  хозяина.  Он  охотно
отвечал - с неизменной улыбкой.  Рассказал,  что  живут  они  здесь  всего
четыре года. До прошлой весны здесь обитали еще две семьи. Соседям  сильно
не повезло. На крышу одного дома во время тайфуна с горы свалился камень и
убил хозяйку, в другой семье умер единственный ребенок, и родители уплыли,
сложив в лодку свой жалкий скарб.  Так  семья  Юдзи  Накамура  осталась  в
одиночестве. Прежде он жил в ста милях отсюда, на  другом  острове.  Тогда
ему во всем сопутствовала удача. У него были два друга. Вместе они  купили
в рассрочку моторный баркас: "Целое большое судно,  как  ваш  плот".  Юдзи
развел руки, показывая, какой оно было величины. На  том  острове  у  него
также был свой дом, гораздо лучше  теперешнего,  огород,  садик.  Все  его
состояние погибло в несколько минут, когда нахлынул  цунами.  Хорошо  еще,
что население поселка заранее предупредили. Все жители поднялись на гору и
наблюдали оттуда, как тридцатиметровая волна накрыла поселок  и,  схлынув,
унесла все строения в океан. Погибло все, в том  числе  дом,  сети  и  все
надежды на будущее. Еще много лет ему выплачивать деньги за лодку. Одному,
так как его друзья погибли: в тот день они находились  в  море  на  рыбной
ловле, а он заболел и остался дома. Хозяин лодки так составил договор, что
каждый отвечал за полный пай. Японец переплел пальцы рук, показав, какой у
него с друзьями был  крепкий  союз.  Теперь  вот  он  здесь.  На  островке
родилась и младшенькая - Марико. Старшему  мальчику  следует  учиться.  Он
отдаст его в школу, как только скопит достаточно денег для этого. А деньги
у  него  будут.  Он  нашел  отмель,  где   водятся   жемчужные   раковины.
Рассчитается за лодку и сына сделает ученым человеком. Юдзи  посмотрел  на
пляж, где "ученый человек" с сестренкой, собаками Фанни и Кингом бегали по
песку, их звонкий смех и восторженный лай их четвероногих друзей повторяло
многоголосое эхо.
   - Нет мира под оливами, - вздохнул Томас Кейри.
   Мистер Гордон печально улыбнулся:
   - Вы, Том и Гарри, оказались правы. То,  что  мы  с  Джейн  приняли  за
полное счастье, - только маленький светлый эпизод в  большой  человеческой
трагедии, которой я бы дал название "Жемчужная  отмель".  Каждого  из  нас
ждет где-то такая отмель. По крайней мере, должна быть. Без надежды на нее
жизнь теряет всякий смысл.
   - Нет, нет! - горячо запротестовала Джейн. - Все-таки здесь  хорошо!  Я
никогда еще не видела места более прекрасного  и  таких  милых,  сердечных
людей. Несмотря на все перенесенные невзгоды, они полны доброжелательства,
несчастья не ожесточили их. Юдзи! Что вам необходимо,  чтобы  добывать  из
воды жемчужные раковины?
   Японец ответил:
   - Веревка, камень и еще один помощник. - Он стал объяснять, что  Хироко
- его жена - отличная ныряльщица, в юности была аму - добытчицей  раковин.
Однажды ее чуть не загрызла акула. Здесь много акул. С тех пор жену ни  за
что не загонишь под воду. Хотя бояться акул не следует. Но что поделаешь с
женскими капризами! Напарника он найдет среди  рыбаков,  что  приходят  на
остров в июне. Тогда приезжает скупщик трепангов и рыбы, он охотно берет и
жемчуг. Юдзи с лукавым видом стал "пересыпать" из  пригоршни  в  пригоршню
невидимые жемчужины.
   Гарри Уилхем, сосредоточенно следивший за ребятами на берегу, сказал:
   - Пожалуй, я подарю им Фанни. Теперь я ее хозяин,  и  лучшего  общества
мне для нее не найти. - Он  подвинул  к  себе  радиостанцию,  стоявшую  на
циновке, включил приемник на аварийной волне. С  минуту  слышались  только
шипение и потрескивание, затем раздался вкрадчивый голос:
   - ...Плот  девяносто  шесть!  Вызываю  плот  девяносто  шесть!  Говорит
старший офицер Гольдман. Почему не отвечаете?  Что  с  вами  случилось?  Я
слушаю вас. Мистер Гордон, предупреждаю: вы затеяли плохую игру...
   Гарри Уилхем выключил станцию:
   - Как он о нас беспокоится! Ну, док, насолили мы ему,  видно,  здорово,
что он с нами заговорил, как волк с Красной Шапочкой. Думаю, что  Сэм  уже
на острове или скорее всего их подобрало какое-нибудь судно. Пусть  плывет
подальше, а мы здесь переждем.
   Внезапно повеяло сыростью: со скал поползли клубы сизого тумана.  Скоро
туман заполнил бухту, не  стало  видно  ни  плота,  ни  лодки.  Явственнее
доносился шум волн, бившихся о рифы, и голоса птиц. Хироко позвала:
   - Кан, Марико! - Голос ее поразительно напоминал крик испуганной чайки.
   Дети,  оживленно  разговаривая,  подходили  к  дому.  Хироко  задвинула
стенку. Стало почти темно.
   - Вот оно, здешнее райское житье, - не преминул заметить Гарри  Уилхем.
- Под крышей еще куда ни шло, а каково в море в такой туман, на  крохотной
лодчонке?.
   Джейн сказала:
   - Вы, Гарри, совсем развенчали остров и море.
   - Должен заметить, мэм, что море здесь действительно скверное. Плохая о
нем идет слава. Туманы падают как снег на голову; есть у здешнего  моря  в
запасе кое-что и похуже.
   - Туман скоро пройдет, - заверил Юдзи. - Завтра  будет  солнце.  Бывают
плохие туманы, как день назад, когда село на Риф Печали ваше судно.
   Перед ужином, как и предупреждал Гарри Уилхем, Хироко предложила гостям
принять ванну, но прежде выкупала  ребят,  а  также  вымылась  сама  после
Джейн, для мужчин же нагрела новый котел воды.
   За ужином продолжались долгие  разговоры.  Дети  уснули  под  шерстяным
одеялом, захваченным с "Глории". В ногах у них свернулись Фанни с  Кингом.
Горел керосиновый фонарь, слабо освещая комнату.  Ритмично  урчал  прибой.
Изредка сонные чайки поднимали гам.
   Не выдержав, уснула Джейн. Улеглись хозяева.  Сладко  похрапывал  Гарри
Уилхем. Не спали только мистер Гордон с Томасом Кейри.
   - Нам с вами нельзя показываться в Сан-Франциско, - говорил  профессору
Томас Кейри, - пока все не уляжется.
   - Вы думаете, что они постараются избавиться от нас?
   - Непременно, Стэн. Мы для них даже страшнее писем Смита.
   - Без свидетелей они запросто опротестуют подлинность документов.
   - Не исключаю. Я думаю, что четвертый акт нашей пьесы будет  еще  более
содержательным и  напряженным.  -  В  голосе  мистера  Гордона  прозвучали
восторженные нотки.
   Прогноз рыбака  Юдзи  оправдался  -  утро  выдалось  ясное,  солнечное.
Коварное море окружало безмятежной синевой  одинокий  маленький  островок.
Огромные тучи белых птиц, неистово горланя, вились над грядой рифов.  Юдзи
Накамура собирался на лов трепангов, которые, по его словам, во  множестве
водились на береговых отмелях.
   - Надо, чтобы солнце поднялось выше, тогда оно осветит дно, - сказал он
и вдруг чутко прислушался. - К нам идет моторное судно, - сообщил он.
   - Неужели Бешеный Сэм? - Гарри Уилхем испуганно сверкнул глазами. - Его
только нам и не хватало...
   Но матрос ошибся. В бухту входил незнакомый катер. Это был  КР-16.  Его
свежевыкрашенная рубка сверкала на солнце, запаса шаровой  краски  хватило
еще лишь на часть левого борта, весь некрашеный корпус  облупился,  был  в
белых подтеках соли, и всем своим видом катер показывал, что немало хватил
лиха, пока добрался до этой благословенной бухточки.
   - Советский военный флаг! - приглядевшись, воскликнул Гарри  Уилхем.  -
Точно, это  русское  судно.  Судя  по  всему,  оно  побывало  не  в  одной
переделке! - И он побежал на конец естественного мола.
   Джейн сказала мужу:
   - Том! Тебе представляется случай блеснуть знанием русского языка.
   - Попробую, но боюсь, что особого блеска не получится.
   Мистер Гордон заметил с довольным видом:
   - Новые персонажи пьесы, и совсем из другого мира!
   КР-16, не сбавляя хода, шел прямо к молу. На баке стоял Алексей Горшков
в полотняных штанах и форменке, выбеленных на солнце и на ветру. Он  махал
рукой, отвечая на приветствия с берега. Обернувшись, сказал старшине:
   -  Ришат  Ахметович!  На  плоту,  что  пришвартован  справа,  написано:
"Глория-96".
   - Вижу, Алеша.
   - Стоп моторы!
   - Отдать якорь!
   Катер развернулся кормой и подошел к ближней оконечности мола.
   Гарри Уилхем принял причальный конец и, закрепив его вокруг базальтовой
глыбы, крикнул:
   - Товарищ, давай, давай! - протянул руки, помогая сойти на мол.
   Все трое русских, почувствовав под ногами твердую почву, остановились в
замешательстве:  им  показалось,  что  камни   плывут   под   их   ногами,
раскачиваются, как палуба катера. Гарри Уилхем понял их состояние.
   Смеясь и повторяя свое "давай, давай", он взял было под руки Горшкова и
старшину Асхатова.
   - Благодарим, мы сами, - сказал старшина по-английски.
   Они благополучно добрались до берега; пожав руки хозяевам острова и  их
гостям, опустились на песок, так как кружилась голова и подгибались ноги.
   Алеша Горшков похлопал ладонями по горячему песку.
   - Хорошо! - сказал он, улыбаясь. - Какой остров! Какие пальмы!
   Джейн обратилась к мужу:
   - Что говорит этот юноша?
   - Ему нравится остров. Похоже, что они очень долго пробыли в океане.
   - Подъем, друзья! - приказал старшина, первым вскакивая. - Что  это  мы
расселись, когда перед вами стоит дама!
   Поднялись и Горшков с Авижусом.
   Разговор шел попеременно то по-русски,  то  по-английски.  Томас  Кейри
довольно хорошо знал русский, а  некоторые  знания  английского  старшиной
позволяли вести оживленную беседу. Начались обоюдные расспросы. Узнав, что
КР-16 пробыл в океане пятьдесят один день,  Гарри  Уилхем  и  Накамура  от
удивления раскрыли рты. Рыбак что-то говорил по-японски, приседая и хлопая
себя по бедрам, Гарри Уилхем снова принялся  пожимать  руки  и  награждать
русских моряков шлепками по исхудавшим спинам и плечам.
   - Нет, это невероятно! - говорил, волнуясь,  Гарри  Уилхем.  -  Столько
времени проболтаться в океане, не имея  продуктов  и  воды!  И  вы  только
посмотрите - у парней вполне приличный вид!
   Жена рыбака всплескивала руками и качала головой, она-то знала,  каково
ожидать мужа, ушедшего в море на день, на два, а здесь люди пробыли  среди
волн столько времени! Дети застыли у  подола  матери,  рассматривая  новых
гостей. Радостное возбуждение передалось Фанни и Кингу, и  собаки  кругами
носились по пляжу.
   - Гарри! - воскликнула Джейн. - Неужели верно, что они  питались  одной
рыбой и планктоном?
   - Последние дни ели кальмаров, - уточнил Асхатов.
   - Надо их угостить! - Гарри Уилхем побежал по берегу к плоту и приволок
груду банок с фруктовым соком и пивом, шоколад, несколько пачек галет.
   В этот  день  Юдзи  Накамура  отложил  ловлю  трепангов.  Хироко  снова
разожгла огонь под чугунным котлом, чтобы гости приняли горячую  ванну,  и
принялась готовить еду для русских моряков.
   Когда все направились к дому, мистер Гордон взял Томаса Кейри под руку.
   - Джейн и Гарри займут гостей. Мне надо переговорить с вами, Том.
   - Я весь внимание, Стэн.
   - Вы не  находите,  что  появление  русских  моряков  как-то  по-новому
освещает события, в которых нам довелось принять участие?
   - Пока я не думал об этом, Стэн. Единственное, что пришло мне в голову,
так это то, что эти люди по воле совсем другого случая,  преодолев  тысячи
миль по бурному океану, очутились, как и мы, на этом затерянном островке.
   - Вы, похоже, не радуетесь их прибытию?
   - Нет, почему же, Стэн, мне приятно их общество.
   - Сегодня вы мне что-то не нравитесь, Том.  Какая-то  печать  усталости
лежит на вашем челе. В то время, когда мы так близки к финалу пьесы.
   - Меня гнетет наше бездействие.
   - Вынужденное, Том. Пауза перед бурным натиском. Вы же сами говорили  о
трудностях, ожидающих впереди. Мы  их  непременно  преодолеем.  Только  бы
благополучно покинуть Райский остров. Я надеюсь, что в  этом  нам  помогут
русские моряки. На плоту мы далеко не уедем.
   - Нам потрясающе везет, Стэн! Надо же было случиться,  чтобы  где-то  в
России бурей унесло в океан катер!
   Мистер Гордон тихонько засмеялся и потер руки:
   - У нашей пьесы, Том, прекрасный режиссер. Назовите его как  вам  будет
угодно - господом богом, судьбой, удачей,  но  он  действует  на  редкость
умело.
   В рыбацкой хижине при виде черного ящичка  рации  у  старшины  Асхатова
загорелись глаза.
   - Работает? Позволите нам воспользоваться ею? - Он посмотрел на часы. -
Сейчас самое время...
   - Ну конечно, - великодушно разрешил Гарри Уилхем. - Хочешь  со  своими
поговорить? Давай, давай! Пока хозяйка с Джейн не накроют на стол. Давай я
помогу тебе включиться в эфир. Ну вот и все. Настраивайся на свою волну, а
мы поболтаем с твоими ребятами. Или они тоже захотят послушать  своих?  Ну
разговаривайте, а я схожу на плот, прихвачу еще пивка.
   - Ну, ребята! - Старшина склонился над рацией.  -  "Тюлень"!  "Тюлень"!
Говорит КР-16. Старшина Асхатов! Вы меня слышите? Перехожу на прием!
   В ответ послышался треск и завывание помех, застрекотала было  морзянка
и тут же оборвалась.
   - Что творится в эфире! - сказал старшина после  нескольких  бесплодных
попыток связаться с базой. - Прямо немыслимое дело.
   - Та ли волна? - спросил Авижус.
   - Наша, посмотри.
   - Как будто она. Ну-ка, попробуй еще, старшина.
   Вернулся Гарри Уилхем с пивом.
   - Вот теперь мы можем отпраздновать встречу и наше  чудесное  спасение.
По правде говоря, мои спутники хоть и отличные люди, да с ними как следует
не выпьешь.
   - Мы тоже, Гарри, не лучшие собутыльники, - ответил на это старшина.  -
Да и нельзя нам. Видишь? - Он кивнул на Горшкова, который сидел,  скрестив
ноги и покачиваясь из  стороны  в  сторону.  Затуманенными  глазами  Алеша
смотрел на Джейн и  Хироко,  сидевших  на  корточках  возле  плиты,  потом
перевел взгляд на пальмовую  рощицу,  на  зеркало  бухты,  ему  нестерпимо
хотелось спать, но он отчаянно боролся со сном. И вот ему показалось,  что
он преодолел сон и сходит по ступенькам на золотистую  дорожку.  От  плиты
поднимается Варя и говорит: "Ах это ты? А я  прогнала  длинного  механика.
Пойдем посидим под пальмами. Ты же знаешь, я люблю  кокосовые  пальмы".  И
они пошли по горячему песку, и Варя поочередно превращалась то в Джейн, то
в Хироко, то опять становилась Варей и рассказывала что-то непонятное,  но
необыкновенно приятное для слуха...
   - Пусть спит, - сказал  Гарри  Уилхем,  кивая  на  Горшкова.  -  А  ты,
старшина, не огорчайся на такую кутерьму в  эфире.  Здесь  это  в  порядке
вещей, ведь мы в "море дьявола". На "Глории" тоже бились  чуть  не  сутки,
пока удалось связаться с берегом и со спасательными судами. Почему  так  -
никто не может объяснить.
   - Говори помедленнее, а  то  я  плохо  разбираю.  А  надо  еще  Петрасу
переводить.
   -  Я  сам...  -  начал  было  Авижус,   но   старшина,   снисходительно
улыбнувшись, сказал: - Надо Алеху будить, обед несут.
   Горшков вскочил, как только Авижус притронулся к его плечу.
   - Уже вахта? - спросил он и сам же рассмеялся. - Привычка! -  Посмотрел
на часы. - Время становиться к штурвалу. Ну как, поговорили с базой?
   - Нет, Алеха. Тут такая свистопляска и вой в эфире.
   Хироко поставила на циновку  низенький  столик  и  принесла  деревянную
миску, полную дымящегося риса.
   Джейн помогала хозяйке, расставляя на столе чашечки с соленой брюквой и
салатом из морских водорослей.  Гарри  Уилхем  раскрывал  банки  с  пивом,
водрузил на стол бутылку виски и бутылку хереса.
   - Понемножку можно, - сказал он Асхатову. - Даже необходимо после  всех
ваших передряг. Как же не отпраздновать  такое  дело!  Нет,  это  было  бы
вопиющим нарушением морского закона.
   Старшина покачал