.
   - Ну спасибо, ребята! Я так и знал. С этим вопросом мы покончили раз  и
навсегда. Хотя его, по-вашему, и ставить было незачем?
   - Пожалуй, - сказал Петрас, любуясь блестящими крючками.
   - Почему же? - сказал Горшков. - Мы за все время еще ни одного собрания
не проводили.
   - Не ехидничай, Алексей, собрания  тоже  нужны.  Еще  наши  предки  все
важные вопросы решали на вече... Как будто туман расходится,  -  продолжал
старшина, немного помолчав. - Нам ни к чему этот туман. Особенно когда  мы
оказались на судоходных дорогах. Теперь только успевай замечать  встречные
суда.
   Ему  никто  не  ответил.  Петрас  был  занят  своей  снастью,   Горшков
мечтательно смотрел на  золотистое  марево  над  водой  и  вспоминал  свое
недавнее, теперь казалось, такое беспечное житье. Как они все лето плавали
вдоль цепочки островов, возвращались на базу,  мылись  в  бане,  ходили  в
кино, резались в "козла", ловили рыбу или ходили по ягоды на марь -  синюю
от голубицы. Потом вспомнилась ему Варя, с которой он дружил до призыва  и
помнил о ней до сих пор.  Варя  жила  во  Владивостоке  на  Второй  речке,
училась  на  водителя  троллейбуса.  Была  очень  самостоятельной  и,  как
Горшкову казалось, относилась к нему снисходительно,  попросту  -  терпела
возле себя, а сама думала о высоком тощем парне - механике  троллейбусного
парка, с которым иногда ходила в кино.
   Петрас подошел к  рынде,  ударил  в  нее,  чистый  звон  меди  напомнил
Горшкову о последнем выступлении на  ринге  в  клубе  моряков.  Противник,
Игорь Бочаров, широкогрудый, с короткой шеей и чугунными кулаками,  дрался
расчетливо, зло. Горшков проиграл по очкам. В зале находилась Варя.  Когда
они пошли домой, она сказала:
   - Я все боялась, Леша, что он тебя убьет. -  Потом  спросила:  -  Очень
больно?
   - Ну что ты, привычка...
   - Хороша привычка! В другой раз нос свернут или глаз выбьют. Вот  тогда
узнаешь. - И Варя прижалась к его локтю.
   Как давно это было! И что сейчас с Варей? Может, узнала, что он  пропал
без вести, и со спокойной совестью вышла замуж за того тощего парня...
   Невеселые мысли Горшкова прервал старшина:
   - Возьми правее, видишь, парус полощет! Так держать!
   - Есть, так держать!
   - Ты что-то размечтался на вахте, Алексей!
   - Да нет, я тоже только хотел взять вправо, а тут вы...
   - Ну ничего. Погода сегодня такая мечтательная, как во  Владивостоке  в
конце мая. Вот такой же стоит легкий, розовый туман, и  тихо  и  тепло,  а
впереди целое лето... А сейчас у нас  впереди  целая  жизнь,  может,  этот
эпизод останется самым интересным в  ней.  Ведь  не  с  каждым  вот  такое
случалось и все так счастливо кончалось.
   - Но пока  с  харчами  туго,  питаемся  одним  планктоном,  -  вздохнул
Горшков.
   - Будет и рыба, - авторитетно заявил Петрас.
   - Когда, интересно, будет? - не поверил Алексей.
   - Да хоть сейчас!
   - Слышали, товарищ старшина? Сейчас, говорит!  Ну,  Петрас,  ты,  брат,
даешь!
   - Пусть закидывает, - сказал старшина Асхатов.
   - Можно попробовать, но для этого  надо  лечь  в  дрейф.  Леска  должна
опуститься метров до трехсот, а может, еще глубже, на сколько ее хватит.
   - На такую глубину? - изумился Горшков.
   - Так ловят в открытом море. Ведь холодная тяжелая вода полярных  морей
опускается в нижние горизонты и течет к экватору, а в ней иногда  остаются
рыбьи косяки.
   - Нам бы хоть трески! - сказал Алексей Горшков. - Штук десять.  Печенка
у нее - объеденье...
   Старшина решительно махнул рукой:
   - Ложимся в дрейф. Попытаем счастья. Время у нас есть. Спешить нам пока
не известно куда.



        БУКЕТ ОРХИДЕЙ

   Томас Кейри открыл глаза и увидел лицо спящей рядом жены. Сквозь шторы,
слегка колеблемые ветром, сочился густой темно-зеленый свет, окрашивая все
в  спальне  в  зеленоватые  тона.  Лицо  Джейн  приобрело  нежно-салатовый
оттенок, в уголках ее губ застыла улыбка. Особенный, ни с чем не сравнимый
аромат наполнял спальню. "Орхидеи", - вспомнил Томас Кейри. Вчера натащили
массу орхидей, букеты стоят и в кабинете и в гостиной. Не от них ли слегка
побаливает голова?
   Кинув взгляд на спящую Джейн, потом на голубые цифры электронных  часов
- они показывали десять тридцать, - Кейри пошел в ванную  комнату.  Как  и
вчера, его поразили размеры ванной. Он с удивлением подумал, что  вся  его
квартирка в Окленде была меньше по площади. По стенам стояли две  ванны  в
виде огромных перламутровых раковин;  одну  из  стен  занимало  зеркало  с
сероватым оттенком, свойственным  изделиям  венецианских  мастеров.  Стены
украшали керамические панно:  обнаженные  женщины  Гавайских  островов  на
берегу океана и скользящие на досках по волнам  прибоя.  На  полу  цветная
мозаика: гавайцы встречают  капитана  Кука.  Здесь  находился  станок  для
гимнастических  упражнений,  машина  для  массажа,  фен  и  еще   какие-то
непонятные Томасу приборы и  аппараты.  По  бокам  туалетного  столика  из
малахита - полки с множеством флаконов из  стекла  и  пластмассы,  бритвы,
щетки, гребни - словом, здесь  было  все,  что,  по  мнению  архитекторов,
дизайнеров и декораторов, необходимо богатому человеку для услады  тела  и
глаз в утренние и вечерние часы.
   Он наскоро принял душ, побрился, сбрызнул  лицо  дорогим  одеколоном  и
быстро вышел, думая, что одни сутки пребывания в таких апартаментах  стоят
его двухнедельной зарплаты и,  как  ни  богата  Джейн,  следовало  все  же
разместиться в гостинице поскромнее. Войдя в спальню и взглянув  на  жену,
он уже забыл о ненужной роскоши  ванной  комнаты  и  о  бешеной  стоимости
номера, сейчас он думал только о Джейн  и,  боясь  разбудить  ее,  откинул
штору и вышел на балкон.
   Нестерпимо сверкала бирюзовая бухта, вспыхивало снежно-белое  пламя  на
рифах, сверкал  пляж  Ваикики,  пустынный  в  этот  ранний  час  -  только
несколько голых ребятишек бегали по песку и плескались у берега,  сверкали
стены и крыши домов, слепила голубизна безоблачного неба. Прищурясь, Томас
Кейри перебирал в памяти события вчерашнего дня. Джейн решила в один  день
обвенчаться в церкви и зарегистрироваться в  мэрии.  Надо  было  обо  всем
договориться. Купить обручальные кольца. На подарок невесте у него не было
ни цента. Выручил мистер Гордон. Томас купил  новое  ожерелье,  теперь  из
раковинок каури, и еще, к удивлению мистера Гордона, доску для катания  на
волнах прибоя. Джейн пришла в восторг от  подарков.  И  мистер  Гордон,  и
добровольно  подключившийся  отец  Патрик  принимали  горячее  участие   в
свадебных церемониях. Отец Патрик разыскал маленький  уютный  католический
храм, посвященный святому Августину. Мистер  Гордон  сопровождал  Джейн  и
мисс Брук в  поездках  по  магазинам.  Только  к  шести  часам  молодожены
вернулись из мэрии, их пришел поздравить капитан  "Глории"  Смит  и  целый
сонм  его  помощников  по  судоводительской  и  административной  службам.
Вспоминая вчерашний день, Томас Кейри  находил,  что  он  по  трудности  и
нервному напряжению едва ли уступает дню отплытия.  Прошел  и  этот  день,
прошла и свадебная ночь, а теперь ему предстоит самое тяжелое объяснение в
жизни.
   "Не примет ли Джейн меня за клеветника, даже сумасшедшего? Почему я  не
решился рассказать ей все прежде? Боялся потерять ее? Жалкий трус!  А  вот
теперь убивай  ее".  Придя  к  такому  мрачному  заключению,  Томас  Кейри
улыбнулся, заслышав сонный голос жены:
   - Том, ты где, беглец? Ах, он без меня любуется городом  и  океаном!  -
Она подкралась, встала рядом, обняла мужа. -  Вчера  я  ничего  толком  не
могла разглядеть. Это что, вулкан Даймонд-Хед?
   - Да, Джейн. Потухший вулкан.
   - Я читала, что на острове Гавайи находится  действующий  вулкан  Мауна
Лоа. Как жаль, что у нас не будет времени съездить к  нему.  Сегодня  отец
Патрик устроит нам прогулку только на Даймонд-Хед. Неужели в  его  кратере
разместились правительственные учреждения?
   - Как будто, Джейн.
   - Вот уж ни за что не стала бы там жить и работать! Ты еще  не  знаешь,
какая я трусиха!..
   Джейн ушла принимать ванну, а Томас Кейри вернулся в спальню, раздвинул
шторы, прошел в кабинет, сел в кресло и  задумался.  На  столе  в  тяжелой
хрустальной вазе стояли  орхидеи,  их  горьковатый  аромат  слегка  кружил
голову. Шутливое признание жены; "Ты еще не знаешь,  какая  я  трусиха"  -
вселяло в него надежду: узнав о грозящей "Глории" опасности, она  пожелает
остаться на берегу. Но тут же подумал, что она испугается и за него.
   "Я должен ее убедить, что долг чести повелевает мне остаться на  судне,
попытаться спасти людей. Что она мне скажет на это?  Как  я  еще  ее  мало
знаю! А себя? Хватит ли у  тебя,  Том  Кейри,  сил  оставить  жену,  чтобы
рисковать, жертвовать жизнью за чужих людей? Что,  по  существу,  мне  все
остальные пассажиры, в конце концов? Совесть моя чиста, я сделал все,  что
мог". Тут перед ним, как в  кинокадре,  мелькнула  веснушчатая  физиономия
мальчонки Фреда, стоящего за креслом слепого старика, и  он  почувствовал,
как лицо заливает густой румянец стыда.
   -   Черт   возьми!   -   воскликнул   он,   вскакивая    и    оглядывая
декоративно-деловую обстановку  кабинета.  Эта  комната  для  бездельников
показалась ему вдруг крохотной, душной,  захотелось  выскочить  из  нее  и
бежать отсюда, схватив за руку Джейн.
   За завтраком они почти не разговаривали, только улыбались  друг  другу.
Наконец прислуживающая им за столом  японка  разлила  кофе  по  чашкам  и,
церемонно  поклонившись,  покатила  из  столовой  трехэтажную  тележку   с
посудой.
   Джейн сказала, немного смутившись:
   - Ну, милый Томас, выкладывай все, что так долго и неумело  скрывал  от
меня. У нас еще больше часа. Я должна знать о тебе все, все, даже то, чего
ты сам стыдишься. А вот я должна навсегда оставаться для тебя загадкой. Ну
что за женщина без тайны, милый? - Она умолкла в ожидании.
   - Видишь ли, Джейн...
   - Только без вводных и междометий,  говори  коротко,  как  пишешь  свои
репортажи.
   Томас Кейри умоляюще посмотрел на жену:
   - Может, не стоит? Лучше потом, когда вернусь, когда все выяснится?
   - Подразумевается, что дальше ты плывешь один? Да?
   - Это был бы лучший выход для нас обоих.
   - Исключено, Том. Ты такой решительный... Что с тобой? Или  ты  боишься
меня испугать, чем-то очень огорчить?
   - Да, Джейн.
   - Оставь опасения, Том. Я уже хлебнула в жизни горя.
   - Хорошо, только возьми себя в руки...
   Она слушала, не перебивая. Томас Кейри с болью и нежностью  смотрел  на
ее вдруг побледневшее лицо.
   - ...Вот, Джейн, при  каких  обстоятельствах  мы  снова  встретились  с
тобой, какой случай помог нам разобраться во лжи, опутавшей  было  нас,  и
привел в храм святого Августина на улице Ангела - и вот сюда. Теперь  тебе
понятно, почему я так долго оттягивал этот страшный разговор и почему хочу
оставить тебя здесь?
   - Все, все так похоже на страшный характер отца, -  прошептала  она.  -
Все, чего я боялась, о чем страшилась подумать. Боже, Том! Но то,  что  ты
сказал, бесконечно хуже! Я не могу ничему поверить! Неужели отец мог пойти
на такое?.. Что его заставляет? Ненависть к маме, к ее памяти? Ко мне?  За
что? - Она закрыла лицо руками.  Томас  Кейри  с  испугом  ждал,  что  она
вот-вот разрыдается. Джейн отняла руки от лица. Глаза ее были сухи,  черты
лица построжели, будто за эти минуты она стала старше на несколько лет.  -
Благодарю, Том, милый, - сказала она очень тихо. - Я не ошиблась  в  тебе.
Ты поступал правильно, как настоящий мужчина.  Но  сколько  еще  предстоит
тебе испытаний! Нам обоим, Том! Я не оставлю тебя! Не сбегу на берег.  Как
ты мог подумать, что я смогу бросить тебя  одного  в  такое  время?  Будем
бороться вместе! И мы не одиноки, Том. С нами будут капитан  Смит,  мистер
Гордон, моя верная Лиз...
   - Стоит ли ее посвящать? Вдруг у нее сдадут нервы?
   - Нет, она храбрая девушка и умеет хранить тайны. Хотя ей пока можно не
говорить. С нами еще отец Патрик и его  друг,  с  виду  очень  решительный
мужчина...
   Позвонив, вбежала мисс Брук. Взглянув на  молодоженов,  она  смутилась.
"Уже поссорились", - подумала она. Джейн, поняв ее, успокоила:
   - Все в порядке, Лиз. Том рассказал мне очень грустную  историю  и  сам
расстроился.
   - Ну зачем же в такой день вспоминать о грустном? Давайте веселиться. У
нас сегодня замечательная программа! Сейчас приедут мистер Гордон  и  отец
Патрик. Да вот и они!
   Вошел один мистер Гордон, а за ним трое  молодых  людей  в  ливреях,  с
картонными ящиками.
   - Вчера я ничего не успел, вот только  сегодня.  -  Профессор  протянул
Джейн рекламную  брошюру  японской  фабрики  фарфора.  -  Было  только  на
тридцать две персоны. Чайный, - сказал он извиняющимся тоном.
   - Какая прелесть! - воскликнула Джейн, перелистывая брошюру. - Тридцать
два - кажется, счастливое число! Мы вам очень благодарны,  мистер  Гордон,
за все, за все!
   Смущенный, профессор только развел руками, поклонился  и  сел  рядом  с
мисс Брук.
   - Мне удалось взять напрокат почти новый "понтиак".  Я  привык  к  этой
марке. Мне кажется, это лучшая машина на свете. Вы не находите, Лиз?
   -  Нет,  профессор.  У   меня   дома   "тойота".   А   мечтаю   завести
"мерседес-бенц".
   - Вы только посидите за рулем "понтиака"...
   Вошел запыхавшийся отец Патрик. Смиренно  поздоровался,  благословил  и
поцеловал в голову  Джейн.  С  тем  же  намерением  направился  к  Томасу,
запутался ногой в ворсе ковра и упал бы, но Томас подхватил его под мышки.
Отец Патрик резко отбросил руки молодого человека:
   - Благодарю. Как  вы  неудачно  схватили  меня!  Интимная  подробность,
извините, Джейн. У  меня  с  левой  стороны  недостает  нескольких  ребер.
Последствие моей  миссионерской  деятельности.  Взамен  хирурги  поставили
платиновые  пластинки.  Ничего,  уже  прошло.  Позвольте,   мой   мальчик,
благословить вас.
   Томас Кейри нахмурился:
   - Не расточайте, отец, благодать направо и налево.
   - У меня ее достаточно, - в тон ему ответил отец Патрик и подсел к Лиз.
   - Томас! - укоризненно шепнула Джейн. - Как можно...
   - Прости, невольно сорвалось, только кто ему дал право целовать тебя?
   - Ах, Том! Ну можно ли так ревновать к святому отцу?
   - Сомневаюсь в его святости, Джейн. - Он отвел ее к окну. - У него  под
сутаной пистолет.
   - Не может этого быть!.. - испуганно прошептала она.
   - Сам бы не поверил. Похоже, крупнокалиберный кольт.
   - Зачем он ему?
   - Пока не знаю.
   - Боже!
   - Не подавай виду. Улыбайся. Вот к  нам  идет  мистер  Гордон.  У  него
аналитический ум, он поможет нам в догадках.
   Профессор вопросительно посмотрел на Джейн и Томаса.
   - Вы чем-то расстроены? - спросил он очень тихо.
   Джейн ответила:
   - Пожалуй, я сегодня останусь в отеле или попрошу Тома отвезти меня  на
"Глорию".
   Отец Патрик, он же Клем, насторожился, вскочил,  о  опаской  косясь  на
ковер, подошел к окну и стал убеждать:
   - Если вам нездоровится, Джейн, то стоит лишь вдохнуть горный воздух  -
и все как рукой снимет. Поверьте мне, старому скитальцу. Завтра уже  будет
не до того - день отплытия.  Несколько  часов  можно  выкроить  на  осмотр
города. Здесь обосновались  почти  все  азиатские  народы.  Как  живописны
китайский и  японский  районы!  Сегодня  же  необходимо  уделить  внимание
окрестностям,  подняться  на  Даймонд-Хед.  Особенно  незабываема  дорога,
петляющая по склонам вулкана. Затем вы  углубляетесь  в  тропический  лес,
полный   чудесных   орхидей.   Там   их   невероятное   количество.   Есть
орхидеи-гиганты! Всех оттенков. Райский аромат! Нет, Джейн, и вы все,  мои
друзья, умоляю не откладывать поездку!
   Джейн улыбнулась:
   - Вы так красноречивы, святой отец, что нет сил противиться.  Чувствую,
что мой отказ огорчит вас.
   - Да, милая Джейн, я все приготовил для поездки.  Между  прочим,  даже,
надеясь на вашу благосклонность, пригласил одного  молодого  человека,  он
развлечет нашу Лиз. Очень славный юноша, едет во втором классе,  пять  лет
собирал деньги на поездку. Кажется, химик или биолог. И,  что  невероятнее
всего в наше время, еще не женат.  -  Отец  Патрик  засмеялся  добродушным
смехом и с отеческой улыбкой посмотрел на мисс Брук. -  Мальчик  прекрасно
сложен.
   - Благодарю, отец Патрик, - сказала мисс Брук, - я  уже  помолвлена.  К
тому же я не любительница случайных знакомств.
   - Ничто не случайно в этом мире, дорогая  Лиз.  Все  управляется  волей
божьей... - Он  поднял  глаза  к  потолку  и  вздохнул.  -  Пожалуй,  пора
выезжать. Я заказал второй завтрак по телефону в горном отеле.
   - У меня в самом  деле  болит  голова,  -  сказала  Джейн,  с  надеждой
поглядев на мужа и мистера Гордона.
   - Это оттого, что вы засиделись в комнатах. На воздухе все  пройдет,  -
сказал отец Патрик. - К тому же у вас букет орхидей,  вызывающих  головную
боль. Здесь есть абсолютно безвредные сорта, и запах  гораздо  тоньше.  Их
вывели ботаники в местном ботаническом саду. Я обязательно  раздобуду  вам
букет, и цветы простоят в вазе более месяца. Прошу вас, Джейн,  Том,  Лиз,
мистер Гордон! Внизу поданы две машины и ваш "понтиак", профессор.
   Мисс Брук сказала:
   -  Только  с  условием:  не  сажайте  меня  с  вашим  хваленым  молодым
человеком. Я поеду с Джейн и Томом. Мистер Гордон поведет машину.
   - Как вам будет угодно. Я  поеду  первым,  так  как  знаю  окрестности.
Молодому человеку отказывать неудобно, он так рассчитывал  на  прогулку  в
хорошей компании.
   - В хорошую компанию не навязываются, отец Патрик!
   - Моя вина, Лиз. Мне так неудобно. Все оттого, что  я  всегдашний  враг
условностей. По мне, все люди - братья... - Клем до того вошел в роль, что
зашмыгал носом и полез за платком.
   - Да пусть едет, - сказала смущенная мисс Брук. - У него  же  отдельная
машина.
   - Да, да, Лиз! Мальчик не помешает, уверяю  вас,  Как  вы  великодушны,
Лиз!
   Джейн сказала:
   - Мне надо переодеться. Ты поможешь мне, Лиз?
   - Ну конечно! - с радостью отозвалась мисс Брук.
   И они вышли из гостиной.
   У отца Патрика расстегнулась и перекосилась  на  подвесках  кобура,  он
чувствовал, как из нее понемногу выскальзывает пистолет. Он сунул руку под
сутану.
   - Что с вами? - спросил Томас Кейри. - Вам плохо?
   - О нет! Межреберная невралгия. Странно: ребер нет, а  я  их  чувствую.
Извините, я тоже оставлю вас. Следует предупредить молодого человека,  что
он поедет один. Парень будет сильно разочарован. Жду вас внизу.
   - Для чего-то отцу Патрику понадобилась эта прогулка, -  сказал  мистер
Гордон. - Ему нужно также, чтобы с нами поехал еще кто-то. Помимо всего, я
наблюдаю у него повышенный интерес к нашим делам.  Создается  впечатление,
что он занялся нами не случайно. Что вы на это скажете, Том?
   - Могу только добавить, что у него под рясой спрятан пистолет. Кажется,
кольт. И сейчас он держался не за ребра, а поправлял кобуру.
   Сообщение Томаса Кейри  ничуть  не  удивило  профессора,  он  только  с
улыбкой покачал головой:
   - Вы, Том, поистине родились в сорочке, хотя у меня еще раньше возникли
сходные предположения и я на их основании заехал  в  оружейный  магазин  и
приобрел  парочку  револьверов  и  сотню  патронов  к  ним.  Думаю,  этого
достаточно на первый случай?
   - Не намерены ли вы учинить пальбу в присутствии женщин?
   - Том! Как вы можете так шутить? Ну  конечно  нет!  Но  если  возникнет
необходимость? Если жизни Джейн и Лиз будет  угрожать  опасность?  Словом,
если нас вынудят защищаться?
   - Только в крайнем случае. - Томас Кейри осмотрел фигуру профессора.  -
Где вы спрятали пистолеты?.. Не в кобурах под мышками, как носят гангстеры
и детективы?
   - О нет, Том. Хотя, думаю, нам с вами придется  использовать  их  опыт.
Сейчас они лежат в машине под сиденьем.
   - "Понтиак" открытый?
   - Не бойтесь, не стащат: там Кинг. Вижу, Том, что вы решили не ехать на
вулкан и в джунгли?
   - Ни в коем случае, Стэн. Мы просто покатаемся по городу. Дамы попросят
завезти их в магазины. Словом, надо протянуть время. Если  бы  мы  были  с
вами только вдвоем, то я бы рискнул отправиться с отцом Патриком.
   - И я, Том. Вот и наши дамы! Они очаровательны! Я беру назад свои слова
относительно ожерелья из раковин. Оно вам, Джейн, необыкновенно к  лицу  и
гармонирует с платьем. И вы, Лиз, составляете  Джейн  прекрасную  пару  по
красоте и изяществу.
   Джейн спросила у профессора, когда они вышли из номера:
   - Неужели отец Патрик - человек Минотти и моего бывшего отца?  Что  ему
от нас надо? Зачем у него оружие?
   Мистер Гордон ответил:
   - Думаю, что очень скоро мы все узнаем. Глядите весело, девочки! Ничего
плохого не случится, если мы будем осторожны...
   На стоянке машин возле отеля их поджидал отец Патрик!
   Томас Кейри, усадив жену и мисс Брук в машину мистера  Гордона,  сказал
ему:
   - Извините, святой отец, но наши дамы себя плохо чувствуют, и мы решили
только прокатиться по городу. Где же ваш юноша?
   Отец Патрик смиренно улыбнулся:
   - Уехал, как только я намекнул ему, что ваши планы изменились. Ведь  я,
дорогой Том, привык читать в сердцах. Желаю вам приятно провести время.
   - Так едемте вместе!
   - Только не сегодня, Том. Раз изменились ваши планы, то и я,  пользуясь
случаем, решил  сегодня  отдохнуть,  предаться  размышлениям.  Иногда  мне
просто необходимо остаться одному где-нибудь в глухом месте,  лучше  всего
на берегу океана, там моя бренность встречается с вечностью. А может быть,
посмотрю виндсерфинг. Пусть вам не  покажется  странной  любовь  служителя
церкви к созерцанию грации, силы и  бесстрашия.  Если  вы  сами  надумаете
посмотреть прибой и катанье на досках, то езжайте по  главной  улице,  она
переходит в магистральное шоссе, которое и  приведет  вас  к  океану.  Ну,
желаю хорошо провести время, а я покопаюсь в  моторе,  кажется,  что-то  с
зажиганием, а в  конторе  заверяли,  что  машина  в  идеальном  состоянии.
Видите, при всем желании я бы не мог сейчас сопутствовать вам. - Он открыл
капот.
   Как только машина Гордона отъехала, отец Патрик,  послав  проклятие  ей
вслед, с силой захлопнул крышку и, юркнув в кабину, вытащил из  пасторской
сумки миниатюрный радиопередатчик.
   - Эдуардо! Это я, Клем! Ты меня слышишь?
   - Как дела?
   - Видишь ли... Первый вариант отпал.
   - Ты что, опять нагрязнил?
   - Все идет чисто, Эдуардо.
   - Смотри, Клем!..
   - Клянусь святым Патриком!
   - Заткнись со своим тезкой! Что случилось?
   - Ничего особенного. Бабьи капризы.
   - Ты подсадил к ним Мадонну?
   - Пробовал...
   - Не мямли!
   - Отшила, чертовка! Я же говорил, что его рожу можно показывать  только
издали.
   - Заткнись! Дальше что?
   - Пустил в ход второй вариант.  Выезжаю  за  ними.  Они  задержались  у
светофора. Катят по прямой, к центру.
   - К дьяволу твой центр! Едут к океану?
   - Еще не знаю. Уговаривал их посмотреть виндсерфинг.
   - Должны, должны! Ты должен был уговорить их ехать на вулкан. Там  ждет
Фрэнк с грузовиком. Срочно переходи к перевалу.
   - Понял. Помолчим пока, трудно управлять...
   Клем ехал в потоке машин, держа на виду идущий  в  ста  метрах  впереди
"понтиак" с откинутым верхом, и мысленно вел разговор со своим  шефом,  не
скупясь на самые сильные выражения.
   С самого начала Клему не понравился сложный  и  негибкий  план  Эдуардо
Антиноми. Малейшая случайность могла  сорвать  выполнение  любого  из  его
вариантов. Сам Клем (в самом  деле  бывший  когда-то  проповедником  отцом
Патриком) считался сторонником тонких методов, не оставляющих явных  улик.
Не  зря  он  воспитывался  в  школе  иезуитов  и  целый  год   работал   в
миссионерской миссии на Филиппинах.  Из  него  мог  получиться  почитаемый
святой отец, если бы он коротал вечерние часы за чтением отцов  церкви,  а
не в салунах и других  непотребных  местах,  если  бы  не  его  страсть  к
азартным играм и явная склонность к попранию церковных и светских законов.
   "Понтиак" проскочил мимо самого большого универмага и свернул в сторону
торгового центра.
   - Клем! - вновь услышал он голос шефа. - Как там у тебя?
   - Шпарим через торговый центр.
   - Дамам захотелось приобрести сувениры?
   - Видимо, Эдуардо.
   - Вариант с машиной, похоже, сгорел.
   - Не может быть!
   - Фрэнк не отвечает. Боюсь, грохнулся в пропасть.
   - Думаешь, ему помогли люди Барреры?
   - Все может быть. Задействуем третий вариант. Где Мадонна?
   - Держится за мной.
   - Пусть работает.  Но  и  ты  не  отлынивай,  как  всегда.  Будешь  его
страховать.
   - Но, Эдуардо...
   - Где ты сейчас?
   - Среди лавок сувениров. Чертовски тесно. Они  остановились.  Вышли  из
машины. Смешались с толпой.
   - Вели Мадонне подложить им в багажник пару сувениров! Да побыстрее! Ты
прикроешь!
   - Почему бы не положить их возле отеля?
   - Не твое дело! По контракту - несчастный случай.
   - Я уже здесь. - Бледный Дик, он же Мадонна,  просунув  голову  в  окно
машины, добавил: - Я давно слушаю вашу болтовню. Пора ее кончать. - Окинув
Клема  презрительным  взглядом,  пошел  к  тротуару,  протискиваясь  среди
припаркованных машин.
   Даниэль  Глэрт  -  радист  полицейского  управления  китайского  района
Гонолулу - записал на магнитную ленту весь разговор между Антиноми, Клемом
и Мадонной.
   Инспектор Эдвин Митчел, прослушав запись, сказал:
   - Новенькие. Группа гастролеров. Решили с кем-то свести счеты.  Что  за
Мадонна среди них? И кто их очередная жертва? Говоришь, только что принял?
   - Пять минут назад, сэр.
   - Тогда вот-вот громыхнет взрыв. - Инспектор вызвал  старшего  дежурной
группы и  приказал  срочно  гнать  к  торговому  центру.  Отдал  и  второе
распоряжение - снять копии магнитной записи и  с  донесением,  которое  он
сейчас будет писать, отправить на материк.


   Дик-Мадонна спешил: представился  случай,  ничем  не  рискуя,  заложить
бомбы - одну под сиденье водителя, другую в салон. Назначение  Антиноми  и
Клема руководителями такой  пустяковой  операции  они  с  Фрэнком  считали
прямым оскорблением  их  профессиональной  чести.  Если  бы  не  тягостное
вмешательство дилетантов, то они бы сумели все давно  обделать.  Рассуждая
таким образом, Дик-Мадонна подошел к "понтиаку" и увидел Кинга, дремавшего
на сиденье водителя. Верх  машины  был  опущен,  боковые  передние  стекла
профессор приоткрыл, чтобы Кинг не  особенно  страдал  от  жары.  Все  это
вызвало довольную усмешку у Дика-Мадонны. С собаками он умел обращаться  -
собаки его смертельно боялись. Универсальной отмычкой  Дик-Мадонна  открыл
дверцу, как у собственной машины.
   Кинг не шевельнулся, пристально всматриваясь в лицо незнакомца.
   Жизнь Кинга протекала  в  мирной  атмосфере,  к  большинству  людей  он
относился со  сдержанной  почтительностью.  Только  однажды  ему  пришлось
защищать имущество хозяина: на стоянке машин возле  дома,  где  они  жили,
глупый заносчивый дог сунул морду в открытые дверцы с намерением  обнюхать
портфель профессора, лежавший  на  сиденье,  и  лишился  левого  уха.  Тот
пестрый дог выглядел добродушным малым по сравнению с  этой  отвратительно
пахнувшей личностью. Запах пота  и  одеколона  особенно  раздражал  Кинга.
Шерсть на его спине поднялась щеткой. Он выжидающе  следил  за  выражением
недоброго лица, движением рук Дика-Мадонны,  и  все  его  тело  наливалось
затаенной яростью.
   Дик-Мадонна  вытащил  из  кармана  бечевку  -  такую  те   неотъемлемую
принадлежность его профессии, как нож и пистолет.  Он  намеревался  сунуть
собаке в пасть носовой платок, затем схватить  ее  за  загривок  и  быстро
перемотать челюсти бечевкой. Считанные секунды уйдут на то, чтобы положить
бомбы  в  нужные  места,  закрыть  дверцы  и,  дернув  за  конец  бечевки,
освободить собаку от пут. Кинг встал. Отшатнулся  от  платка,  источавшего
убийственный  запах,  бросился  вперед  и  стиснул  челюсти  на   запястье
гангстера. Хрустнули кости. Густая толпа на тротуарах  по  обеим  сторонам
улицы  остановилась,  услышав  пронзительный  вопль  Дика-Мадонны.  Мистер
Гордон, Томас Кейри и их спутницы  еле  пробились  сквозь  толпу  к  своей
машине. Дик-Мадонна лежал на асфальте, тонко вереща от  нестерпимой  боли:
Кинг не выпускал его руку. Двое полицейских,  стоя  на  коленях,  пытались
разжать челюсти бульдога.
   - Только каленым железом можно заставить  его  разжать  рот,  -  сказал
кто-то из толпы.
   Мистер Гордон попросил полицейских встать.
   - Это моя собака, она сейчас его отпустит, - сказал  он.  Кинг,  увидав
хозяина, вильнул обрубком, словно нехотя, разжал челюсти и хрипло  тявкнул
несколько раз на поверженного врага.
   Гангстера перевязали и увели к полицейской машине.
   Остался высокий  грузный  полицейский,  похожий  на  капитана  "Глории"
Смита.
   - Небольшие формальности, - сказал он, вынимая из сумки блокнот. - Надо
записать, кто вы и откуда. Для протокола. Парень влип  по  самую  маковку.
Так что давайте поработаем. - Он положил  блокнот  на  капот,  не  обращая
внимания на проходившие мимо автомобили.
   Джейн сказала:
   - У нас к этому несчастному нет никаких претензий. Кинг и так  чуть  не
отгрыз ему руку. Он достаточно наказан.
   - Боюсь, что нет, мисс. До вашего прихода у него нашли в кармане  бомбы
с часовыми механизмами. Вот какое дело, мисс. Это не мелкий жулик. Так что
не стоит его жалеть, мисс.
   Томас Кейри спокойно ответил на все вопросы полицейского.
   Полицейский закрыл блокнот.
   - Все в порядке. Можете ехать. И будьте осторожны и там, на судне, и на
берегу. Если этот подлый народ привяжется, то добра не жди. Желаю  вам.  -
Он посмотрел на Кинга, занявшего свое место на сиденье.  -  Поставьте  ему
памятник. Если бы не он... - Полицейский указал рукой в небо.
   Появился запоздалый репортер - маленький, юркий  японец.  Ничего  ни  у
кого не спросив, он застрекотал съемочной камерой. С трудом отделавшись от
репортера, они наконец смогли уехать.
   Мистер Гордон вел машину в третьем ряду - подальше от тротуара, где, им
казалось, движется масса подозрительных  личностей.  Вся  пышная  экзотика
разноязычного города сразу  как-то  потускнела  для  них.  Только  на  миг
внимание привлекли два бесстрашных велосипедиста, промчавшихся  навстречу:
один держал над головой деревянный поднос с целым набором  чайной  посуды,
другой - на вытянутой руке клетчатый костюм, подвешенный на плечиках.
   Мисс Брук с опаской поглядела в заднее стекло:
   - На нас охотятся. Кто же подослал этого несчастного молодого человека?
   - Да, Лиз! Боже, что у него стало с рукой! Откуда он? Мы его совсем  не
знаем. Кто его заставил? Ты видела, Лиз, какое у него было страшное лицо?
   - Не из приятных. Как он глядел на нас, будто мы  специально  натравили
на него Кинга!  Странный  тип.  -  Мисс  Брук  хотела  погладить  Кинга  и
отдернула руку, увидев у того на морде засохшую кровь.
   Томас Кейри обнял Джейн за плечи:
   - Успокойся, милая. Теперь ты поняла, почему я так просил тебя остаться
здесь...
   - Ни за что! Ты хочешь, чтобы я умирала от страха одна?
   - Джейн! Ты можешь немедленно вернуться самолетом в Штаты вместе с Лиз!
Лиз, ты согласна?
   - Не знаю, что и сказать. Я думаю, не  произошла  ли  с  нами  какая-то
ошибка. Может... должны были кого-нибудь другого... Ясно, что  он  наемный
убийца. Но у нас с Джейн никогда не было  врагов...  Нет,  здесь  какая-то
ошибка. Жуткая ошибка. Ну а насчет возвращения, то как захочет Джейн.
   Профессор сказал глухо:
   - Нет никакой ошибки, Лиз. Томас прав, вам с Джейн надо возвратиться  в
Сан-Франциско.
   - Я не могу оставить Тома, - решительно заявила Джейн.
   - Пусть и он  возвращается  с  нами.  Можете  отправиться  в  свадебное
путешествие на другом судне, а я на  вашем  месте  махнула  бы  в  Европу!
Париж! Мадрид! Рим! - воскликнула мисс Брук.
   - Том не может вернуться. Он должен остаться на "Глории",  -  возразила
Джейн. - Лучше всего вам уехать с мистером Гордоном.
   - Мне тоже нельзя, - отозвался профессор. - Мне просто  необходима  эта
поездка, это путешествие, - поправился он. - К тому же я не смогу оставить
Тома и вас, Джейн.
   - Ну вот, значит, одна я могу всех оставить и бежать! - глаза мисс Брук
сверкнули. - У меня складывается впечатление, что вы хотите избавиться  от
меня? Не так ли?
   - Как ты можешь  так  думать,  Лиз!  -  воскликнула  Джейн.  -  Мы  все
заботимся друг о друге, но  в  самом  деле  получается  как-то  не  совсем
ладно...
   - Я также остаюсь! - заявила мисс Брук. - Хороша бы я была, бросив  вас
в такую минуту! Да я бы извелась, никогда такого не простила  себе.  Кроме
того, я должна вам сказать, что целый год занималась в студии каратэ  и  я
ношу всегда с собой  вот  это!  -  Она  вытащила  из  сумочки  миниатюрный
пистолет,  похожий  на  зажигалку.  -  Советую  и  всем  вам   приобрести.
Изумительная вещь! В нем ослепляющий газ!
   - У нас со Стэном есть настоящие револьверы. - Томас Кейри похлопал  по
карману. - Вот Джейн необходимо  чем-то  вооружиться.  Хотя  бы  таким  же
газометным пистолетиком.
   Мистер Гордон сказал:
   - Револьверы могут нас выручить только при  очень  счастливом  стечении
обстоятельств. Надо помнить, что мы имеем дело с профессионалами.  Поэтому
главным нашим оружием должно  стать  предвидение  и  безошибочный  расчет.
Только в этом  случае  мы  сможем  упредить  врага,  раскрыть  его  карты,
обезвредить.
   - Как это блестяще сделал Кинг! - сверкнув глазами, поспешила  добавить
мисс Брук.


   Темно-голубая волна, посверкивая белым гребнем, неслась к берегу. В  ее
изгибе на доске  стояла  бронзовокожая  девушка.  Она  на  всевозрастающей
скорости скользила к берегу. И вдруг доска стала боком, скорость потеряна,
волна с победным рокотом накрыла упавшую спортсменку. В пене показалась ее
головка, сильным движением рук девушка вылетела  на  поверхность  и  стала
на... край бокала с пивом, держа в руке бокал поменьше.  Голоса  прибоя  и
шипенье пивной пены покрыл бархатистый женский голос:
   - Лучшее в мире  пиво  фирмы  "Сунтари",  приготовленное  по  старинным
голландским рецептам.  Пейте  восхитительное  пиво  "Сунтари"!  -  Девушка
осушила бокал с пивом.
   Минутная рекламная вставка сменилась продолжением фильма ужасов.
   Джейн замахала руками:
   - Достаточно на сегодня, Том! Переключи!
   Но и по следующему каналу телевидения шел вестерн со  стрельбой.  Герой
фильма -  шериф  гнался  по  прерии  за  шайкой  бандитов,  увозивших  его
возлюбленную.
   - Найдите чего-нибудь потише и мелодичнее, - попросила мисс Брук.
   Остановились  на  концерте  Филадельфийского  симфонического  оркестра.
Играли Героическую симфонию Бетховена.
   Мистер Гордон поплотнее уселся в кресле.
   - Моя любимая вещь, - шепнул он мисс Брук.
   Томас Кейри с Джейн вышли на балкон. Не было  еще  и  восьми  часов,  а
черная тропическая ночь уже опустилась  на  остров.  Огни  судов  в  бухте
казались звездами, мигавшими внизу, под ногами.  Город  источал  неистовый
свет реклам, доносился глухой гул тысяч машин.
   Джейн спросила:
   - Тебе не кажется, Том, что Бетховен и  в  наше  время  не  посторонний
человек? Его нечеловеческая музыка многое объясняет из того, что мы  видим
и чувствуем.
   - Точнее - предостерегает.
   - Именно, Том, предостерегает. Как это верно, особенно сейчас для  нас.
О чем ты разговаривал со Стэном?
   -  Он  уверен,  что  знает  еще  двоих  из  шайки,   которой   поручено
расправиться с нами.
   - Знает и причины расправы?
   - Да, Джейн. Стэн уверен, что не позднее восьми  сюда  придет  один  из
них.
   - Ты пугаешь меня. Том! Он явится к нам?
   - Не бойся, мы со Стэном приняли нужные меры.
   Подошла мисс Брук:
   -  Звонил  отец  Патрик.  Сказал,  что  ему  все  известно  о   событии
сегодняшнего дня. Просил принять на несколько минут.
   - Что ты ему ответила? - с тревогой спросила Джейн.
   - Сказала - будем рады.
   - Лиз! Боже мой! Зачем ты это сделала?
   Мистер Гордон подошел к Джейн.
   - Теперь мы сильнее их, - сказал он. - Один из преступников сам идет  в
западню, с ним будет покончено раз и навсегда.
   - Вы его убьете?
   - Ну конечно нет.
   - Как же понять ваше "раз и навсегда"?
   - Он уберется с нашего пути живым и здоровым.
   - И все?
   - Пока все. Если в другое время, при других обстоятельствах  нас  снова
не столкнет с ним судьба.
   - Вы, Стэн, очень решительный человек.
   - Заставляют обстоятельства, Джейн. Вообще-то я всю жизнь просидел;  за
школьной партой, за студенческим  столом,  потом  пересел  за  письменный.
Решительные  поступки  я  совершал,   только   перевоплощаясь   в   героев
шекспировских трагедий. Жизнь у меня текла на  редкость  спокойно.  Внешне
спокойно, - поправился он.
   Отец Патрик, он же Клем, ввалился в номер, держа корзину орхидей.
   - Добрый вечер, леди  и  джентльмены.  Джейн,  Лиз,  прошу  принять  от
чистого сердца. Лучшие цветы во всем Гонолулу и на смежных островах.  Куда
бы мне их поставить?
   Джейн сказала, любуясь цветами:
   - У нас не найдется такой вазы.
   - Они во мху - и так не завянут. Прошу вас, Джейн, Лиз.
   Цветы принял у него Томас Кейри и тотчас же вынес на балкон.
   Мисс Брук выключила телевизор и, прищурясь, глядела на гостя.
   Клема насторожил холодный прием, однако он не подал виду. Подняв руки к
потолку, сказал с наигранным волнением в голосе:
   - Воздадим хвалу всевышнему! Произошло буквально чудо. - Клем с опаской
посмотрел по сторонам. - Где же ваш благородный пес?
   - У меня в номере, - ответил мистер Гордон.
   - Чудо-собака, я прочитал о его подвиге  в  вечернем  выпуске.  Все  вы
прекрасно вышли на фото. Я к вам  на  одну  минуту,  чтобы  поздравить  со
счастливым избавлением, и если вы не против, то распить бутылочку местного
вина. Торговец клялся, что вину сорок три года. Скинем половину,  остается
все равно приличный возраст.  -  Клем  вытащил  из  кармана  рясы  пузатую
бутылку  с  пышной  этикеткой,  поставил  на  стол.  -  Разрешите   я   уж
похозяйничаю сам, достану стаканы, раскупорю, не стоит звать слугу.  -  Он
раскрыл бар. Зазвенел хрусталь, чмокнула вынутая пробка. В баре он  разлил
вино по стаканам и торжественно раздал их каждому.  В  стакане  Клема  дно
было едва прикрыто коричневатой жидкостью. - За счастливое  избавление!  -
Он  поднял  было  стакан  и  медленно  опустил  под  пристальным  взглядом
профессора.
   - Подождите, отец Патрик. В бутылке, вероятно, еще осталось вино?
   - А как же! Хватит еще на несколько тостов.
   - Дайте мне ваш стакан.
   - Извольте.
   - Я поухаживаю за вами. Налью полнее. Не возражаете?
   - Вообще-то я не пью. Мой сан... здоровье не позволяют  злоупотреблять.
Но раз вы желаете, не возражаю. Все мы грешны. И лозу создал господь... Вы
налили до краев? Ваше здоровье, леди и джентльмены! Ваши стаканы! Или  мне
пить одному?
   - Одному! - многозначительно сказал мистер Гордон.
   - Ах вот в чем дело! Понимаю. Судя по вашим лицам, можно заключить, что
вино отравлено? Так вот. - С  укоризной  поглядев  на  присутствующих,  он
медленно осушил стакан. - Отличное винцо. Ах, профессор,  вы  думали,  что
вино отравлено? Нехорошо, доктор.
   - Снотворное. Отрава на балконе, - подсказал мистер Гордон.
   Клем судорожно сунул руку за пазуху.
   Томас Кейри первым выхватил свой пистолет, и Клем с проклятием  опустил
руки.
   - Думаете, ваша взяла? -  спросил  он,  нахально  усмехаясь.  -  Ничего
подобного!  На  вас  поставлен  крест.  Мне  жаль  вас.  Я  уже   прочитал
заупокойную молитву. - Он качнулся. - Готовьтесь отправиться к праотцам...
   - Сядьте! - приказал мистер Гордон. - Сейчас вы свалитесь и захрапите.
   - Я? Ха-ха... Н-никогда. Чтобы я...
   - Я подменил стакан. Вы выпили снотворное, предназначенное мне.
   - Ч-чувствую... Обошел меня... проклятый негр... - Не  договорив,  Клем
рухнул в кресло и через несколько секунд уже спал.
   Томас Кейри сказал, вытаскивая из-под сутаны лжеотца Патрика кольт:
   - Этим типом тоже должна  заняться  полиция.  Хотя  мы  не  знаем  срок
действия снотворного. Безопаснее для нас его  обезоружить.  -  Из  заднего
кармана Клема он извлек другой револьвер, поменьше. Из внутренних карманов
- нож, плоский флакон. Нюхнув пробку, Томас Кейри  предположил:  -  Думаю,
что тут тоже снотворное, только более сильное, чем в стаканах.
   Все четверо с минуту стояли перед креслом со спящим гангстером.
   Джейн сказала:
   - У него сейчас хорошее, доброе лицо. Если бы не это,  -  она  показала
глазами на стол, где лежало оружие, - ни за что не поверила бы.
   Мисс Брук спросила:
   - Он налил снотворное из этого пузырька?
   - Нет. Сыпанул из рукава сутаны. - Мистер Гордон приподнял правую  руку
спящего и вытащил из-под манжета целлофановый мешочек с белым порошком.
   - Вы видели, как он насыпал?
   - Нет, Лиз. Он ловкий шулер. Я сообразил,  чем  он  занимался  в  баре,
широко расставив локти.
   Джейн сказала:
   - Все его прежние действия вызывали подозрения. Чтобы снять  их,  он  и
принес орхидеи. Действительно, восхитительные цветы!
   - В цветах - главное, - вскинул брови мистер Гордон.  -  План  его  был
совершенно прост: мы выпиваем вино со снотворным и очень быстро  засыпаем.
Он закрывает окна, двери, выключает кондиционер и приносит  сюда  цветы  с
балкона. Завтра в "Вечернем Гонолулу" появился бы репортаж под  заголовком
"Букет орхидей" или "Несчастный случай в отеле "Оаху".
   - А как этот? - усмехнулась Лиз, кивнув на спящего лжеотца  Патрика.  -
Что мы с ним станем делать?  Не  оберегать  же  нам  его  сон  и  не  петь
колыбельные песни.
   - Сейчас я позвоню в полицию, - сказал Томас Кейри.
   - Вот теперь мы избавились от всех, да? - с надеждой спросила Джейн.
   - Вряд ли, - ответил профессор. - На свободе еще несколько человек,  и,
главное, организатор всех дел,  от  которого  зависит  судьба  "Глории"  и
судьба всех, кто поплывет на ней дальше.
   - Но вы хоть догадываетесь, под чьей личиной скрывается чудовище?  -  с
надеждой спросила мисс Брук.
   - У меня есть веские предположения.  Боюсь,  что  они  подтвердятся,  -
добавил мистер Гордон с горькой улыбкой.



        ВСТРЕЧА В ОКЕАНЕ

   Старшина Асхатов разглядывал небосвод.  Звезды  качались,  прыгали  над
головой. Он не сразу нашел Полярную звезду, звезды Малой  Медведицы  рдели
угольками, он их пересчитал, словно боялся, что одна из них вдруг  исчезла
за время шторма. Нет, все семь  звезд  находились  на  месте.  И  в  ковше
Большой Медведицы тоже было все в порядке. Как всегда в ясную  погоду,  он
различил Алькор - маленькую,  едва  приметную  звездочку  возле  Мицара  -
второй звезды от конца ручки ковша. Старшина читал в учебнике  астрономии,
что по этой звезде  в  старину  определяли  остроту  зрения.  У  человека,
видевшего Алькор, зрение считалось нормальным.
   Алькор старшина видел хорошо.
   Еще с четверть часа старшина  не  уходил  с  палубы,  любуясь  звездным
небом. Как старых знакомых, он нашел  сначала  оранжевого  Арктура,  затем
высоко на юге, в созвездии Девы, - голубоватую Спику, низко над горизонтом
на северо-востоке купалась в волнах голубовато-белая Вега.
   Вернувшись в рубку, старшина сказал:
   - Сегодня звезды четко выстроились, как на параде.  Глаз  не  оторвать.
Так красиво и в то же время жутковато.
   - Почему же? - удивился Петрас.
   - Шут его знает, но холодок по спине пробегает.
   - На небе всегда порядок, - сказал Горшков.
   - Порядок там настоящий. Все на своем месте. Никакой суматохи,  спешки,
ходят себе хороводом вокруг Полярной звезды, и горюшка им мало. У нас  тут
на земле бури, землетрясения, войны, а им хоть бы хны. Своя у  них  жизнь,
далекая, непонятная, хотя ученые уже  кое  в  чем  и  у  них  разобрались.
Установили, например, что звезды так же, как люди, родятся,  живут,  очень
долго живут, миллиарды лет, и все же понемногу старятся и умирают...
   - Как-то не вяжется - звезды и смерть, - сказал Горшков.
   Петрас вздохнул.
   Кораблик сильно накренило  на  правый  борт  и,  казалось,  швырнуло  к
звездам. Горшков выровнял катер, и он  опять  легко  побежал  с  волны  на
волну.
   Петрас не любил отрываться от земли и моря, все непонятное  вызывало  у
него тоску, недовольство собой; боясь, что старшина снова заведет разговор
о звездах, моторист поспешно спросил:
   - Как там у нас в трюме?
   - Хорошо. Почти сухо.  Недавно  заглядывал.  -  Старшине  хотелось  еще
поговорить о Вселенной, звездах, межпланетных полетах,  и  он  для  начала
спросил Петраса: - А ты знаешь, сколько световых лет до  самой  ближней  к
нам звезды? До Альфы Центавра?
   - Читал где-то. Да вы лучше пойдите отдохните.
   - Ты, Петрас, прав, как всегда. О звездах можно говорить без  конца,  а
спать необходимо. Надо бы еще широту занести в вахтенный журнал, да темно,
отложим до утра. Мы так и катимся к югу. - Он  стал  укладываться  в  углу
рубки на овчинном полушубке, положив под голову  пробковый  пояс.  -  Если
ветер закрепчает - будите меня. Возьмем рифы.
   - Есть... - ответил Горшков.
   - Значит, чуть чего... - Старшина, не договорив, уснул.
   Корму высоко подняло волной, и рулевой увидел впереди зеленый  бортовой
огонь идущего навстречу судна.
   - Старшина! Встречное судно! - закричал он.
   - Что? Где?  Хорошо.  Хорошо.  Сейчас...  Так  держать,  -  пробормотал
Асхатов.
   - Да проснитесь же! Проходит! Большое судно! Громадное!
   - Судно... Сейчас, Горшков... Сейчас... Встаю...
   Темным силуэтом неслась на запад громада гигантского лайнера.  У  самой
воды по его борту светился  точечный  пунктир  иллюминаторов,  на  верхних
палубах огни в каютах были погашены или затемнены.
   Вилли Томсен - вахтенный штурман лайнера - заметил на бортовом обзорном
экране локатора пляшущую голубоватую точку, взял ночной бинокль и вышел на
крыло мостика. Он с минуту смотрел с  высоты  на  крохотное  суденышко  со
странным парусным вооружением, смело бежавшее на юго-восток по  свежевшему
океану. Вахтенный штурман пожал плечами: ему еще  не  приходилось  видеть,
чтобы нечто подобное пыталось пересечь  Тихий  океан.  Томсен  вернулся  в
штурманскую рубку. Здесь он записал в вахтенном журнале, что 2 марта  в  2
часа 35 минут на 39ь8' северной широты и 155ь восточной долготы  встречен,
видимо, моторно-парусный бот, двигавшийся на  юго-восток  курсом  170ь.  В
примечании он записал: "Бот принадлежит или  рыбакам,  или  модным  теперь
рисковым туристам-мореплавателям, пересекающим океаны на самых примитивных
судах".


   Так впервые встретились и разошлись  посреди  ночи  КР-16  и  "Глория".
Пройдет немного времени, и прихотливый случай сведет  их  вновь  в  другой
час, в других широтах.


   Старшина неожиданно поднялся, спросил:
   - Где судно?
   - Прошло, - ответил расстроенный Горшков.
   Старшина выскочил на палубу и скоро вернулся:
   - Только гакабортный огонь мелькнул и пропал. Скорость у него - я  тебе
дам!
   - Пассажирский, узлов тридцать, не меньше, - заметил Петрас.
   - Плохо вы меня будили, ребята. В другой раз поставьте в  рубке  чайник
и, если не встану, лейте на голову.
   - Да что вы, товарищ старшина!
   - Лейте, и все. Я все слышал сквозь сон, думаю, надо вставать, да будто
кто на меня навалился - не пускает. Лайнер, говоришь? Может, авианосец?  -
обратился он к Горшкову.
   -  Нет,  пассажирское   судно,   видно   сразу   -   лайнер,   высокое,
многопалубное. Авианосец совсем не такой.
   - Ну не будем горевать, теперь уж, видно,  мы  вышли  на  самую  торную
морскую дорогу, встретим еще не одно. Лайнер, конечно, не взял бы  нас  на
буксир. При его скорости мы бы в волну зарылись. Нет,  Петрас,  нам  нужен
неторопливый сухогруз, наше, советское,  судно.  Ведь  мы  теперь  уже  не
терпим бедствие. Идем своим  ходом.  Можем  и  подождать  день-другой.  Не
правда ли? - В тоне старшины появились необычные  заискивающие  нотки,  он
был крайне недоволен собой.
   "Проспал, как первогодок, маменькин сынок! Какой  пример  для  команды!
Нет, надо взять себя  в  руки  и  покончить  с  расхлябанностью,  -  думал
Асхатов. - Пусть лайнер и не остановился  бы,  все  равно  я  должен  быть
всегда на месте". Матросам он сказал:
   - Жаль, у нас нет красных огней на мачте. Ночью вряд ли кто  поймет,  в
каком мы положении, особенно сейчас. Наверное, наше парусное вооружение не
так уж плохо выглядит со стороны.
   - Особенно ночью, - сказал Горшков.
   Все заулыбались.
   Утром старшина  записал  в  потрепанную  тетрадь,  служившую  вахтенным
журналом:
   "8:00. Ночью, в 2:40, прошло встречным курсом пассажирское судно  очень
большого тоннажа.
   В 6:15, а затем в 7:10 видны были  в  десяти  милях  суда;  сухогруз  и
танкер, шли на восток, наших сигналов не заметили.
   Над океаном стоит редкий туман.
   Ветер 4-5 м/с.
   Волнение 3 балла.
   Скорость около двух миль. За сутки прошли примерно 70  миль.  Находимся
на 38ь северной широты и 149ь восточной долготы (приблизительно)". Написав
это, старшина крикнул из рубки Петрасу, который на палубе  мастерил  новую
снасть для ловли рыбы:
   - Какая, по-твоему, сегодня температура?
   Петрас на секунду задумался, посмотрел вдаль:
   - Градусов семнадцать-восемнадцать.
   - Так и запишем, ты, как живой термометр, редко ошибаешься, ну разве на
градус-другой. А теперь насчет воды, сколько, думаешь, в ней градусов?
   Петрас молча взял ведро, привязанное к веревке,  поддел  им  за  бортом
воды, поставил на палубу и, опустив в неге руку, улыбнулся:
   - Градусов двадцать. Теплая.
   - Так и  запишем:  двадцать.  Ну  а  цвет  -  ясно-синий.  Теперь  надо
упомянуть, что утренний лов ничего не дал. Записывать, что видели на  воде
лепешки из нефти, вроде желе?
   - Ну конечно, - сказал Горшков, он снова стоял за штурвалом. - Все надо
записывать.
   - Надо, надо, - подтвердил и Петрас.
   - Не трудно, запишем и  про  нефть.  Вот  все,  кажется.  Все  события.
Интересно  будет  потом  взглянуть,  когда  все   уладится.   Надо   будет
перепечатать на машинке и переплести.
   - Кто-нибудь про нас напишет, - сказал Горшков. - Как нас подхватило  и
понесло. Как плавучие якоря ставили. И вообще...
   - Если вообще, то никто читать не станет, - сказал Асхатов. - Надо  все
как было: и какое море, и кто что делал, и что чувствовал.
   - Думаете, нас героями книги сделают?
   - Да как сказать! Такое уже с многими случалось. Вот когда я плавал  на
спасателе, там приходилось иной раз не  легче,  когда  концы  завозили  на
гибнущее судно  или  снимали  людей,  да  ведь  там  риск  был  временный:
подойдем, бывало, к борту "Нептуна", подхватят шлюпку талями - и мы  дома,
а там горячая баня,  а  потом  как  завалишься  на  койку,  предварительно
подрубав как следует. - Старшина задумался, ища слова, которыми  бы  можно
было выразить их теперешнее положение. - У нас другое,  мы  как  робинзоны
без необитаемого острова или мореходы времен  Колумба  -  плывем  себе  по
ветру и течениям.
   - Будет и у нас остров, -  уверенно  заявил  Горшков.  -  Вот  увидите,
будет!
   - Это само собой, - сказал старшина, - куда-нибудь да приткнемся. Может
быть, и остров попадется, а может, и целый материк!
   - Плохо, что все материки уже давно  открыты,  -  вздохнул  Горшков.  -
Опоздали мы. Хотя не верится, чтобы в таком непомерном  океане  да  ничего
еще не осталось.
   Старшина снисходительно улыбнулся:
   - Вообще на земном шаре почти  ничего  не  осталось  неоткрытого,  так,
какой-нибудь крохотный островок,  риф  или  скала,  да  и  то  вряд  ли...
Ветерок, кажется, крепчает. Ну я пошел готовить завтрак, что-то мы сегодня
запаздываем с принятием пищи, а это не дело. На военном  корабле  во  всем
должен быть порядок.
   Скоро запахло бензиновой гарью, застучал насос примуса, загудело пламя,
и Асхатов, страшно фальшивя, замурлыкал свои "Дунайские волны".



        ДВОРЕЦ В МАВРИТАНСКОМ СТИЛЕ

   Автомобиль главы пароходной компании "Чевер лайнз" по пути в резиденцию
Рафаэля Минотти останавливали два раза. Первый раз  -  едва  он  съехал  с
магистрального шоссе на узкую полоску асфальта, петляющую  между  холмами,
засаженными апельсиновыми и  лимонными  деревьями.  Поперек  дороги  стоял
грузовик с пустыми ящиками для фруктов. К машине  мистера  Чевера  подошли
двое в серых шляпах и клетчатых рубахах. Заглянули в машину.
   - Мистер Чевер? - спросил один из них.
   - Да, а в чем дело?
   - Сейчас освободим путь. Заглох мотор. Извините.
   Грузовик зачихал и сполз на обочину.
   Шофер мистера Чевера, круглолицый Стась Виткович, сказал:
   - Ребята Минотти подстраховывают своего шефа,  у  них  не  прекращается
война  с  людьми  Харриса,  то  те  кого-нибудь  подстрелят,  то  эти.   Я
удивляюсь...
   - Вы меньше удивляйтесь, Стась, а лучше  смотрите  на  дорогу:  видите,
какой пошел скверный участок.
   - Так специально устроено, - продолжал словоохотливый Стась. - На  этой
дороге не шибко-то разгонишься, а у  них  по  сторонам  настоящие  военные
посты с пулеметами. Нет, мистер Чевер, на самом деле, ведь у нас в Америке
все можно купить, были  бы  деньги.  Говорят,  что  у  Харриса  есть  даже
автоматические пушки. Только пока он их в дело не  пускает.  Бережет,  как
резерв главного командования для генерального сражения.
   - Думаешь, оно состоится?
   - Да как сказать. Судя по всему, сейчас между ними идут дипломатические
переговоры. Может быть, объединятся две фирмы. - Стась умолк,  думая,  что
за дела толкают его хозяина  в  бункер  Минотти.  "Может  быть,  он  хочет
продать один из своих теплоходов? Или скорее всего даст в долг под большие
проценты. И куда хозяину столько  денег!  Ведь  миллионер.  Одна  "Глория"
стоит пятьдесят миллионов. Хотя, чем больше у тебя денег,  тем  больше  их
хочется, - решил Стась и вздохнул, вспомнив, что и ему скоро  надо  делать
очередной взнос за машину, холодильник и,  главное,  за  дом,  который  он
купил в позапрошлом году и должен выплачивать за него еще целых тринадцать
лет - по три тысячи долларов в год. - У кого бы подзанять  и  мне?"  Стась
свернул лимузин в апельсиновую рощу и повел его по серой дороге к белевшим
вдали воротам.
   Мистер  Чевер  сидел,  откинувшись  на  спинку  сиденья.  Его  суровое,
изрезанное морщинами лицо  было  усталым.  Ему  крайне  не  нравилась  эта
поездка  и  предстоящий  разговор  с  Минотти.  "Куда  бы  приятнее   было
отправиться с Эвой на побережье и провести там два-три дня!  Но  проклятые
платежи заставляют ехать на поклон в логово гангстера".
   Стась затормозил.
   - Еще одна проверка!
   Мистер Чевер даже не взглянул на тех, кто задержал машину.  Готовясь  к
встрече с Минотти, он попытался согнать с лица угрюмое  выражение.  "Форд"
влетел в настежь распахнутые ворота и поплыл по  хрустящей  дорожке  между
колоннадой кипарисов. У мраморной лестницы дворца негр двухметрового роста
в красной ливрее распахнул дверцу машины. Мистер Чевер ни разу еще не  был
в главной резиденции Минотти и, хотя много слышал о его мраморном  дворце,
увидав его, был поражен.
   Стась сказал:
   - Мавританский стиль. Говорят, вся  облицовка,  окна,  колонны  и  даже
крыша привезены из Испании. Сколько же это стоило?
   Мистер Чевер, еще более помрачнев, не удостоил  Стася  ответом.  Только
сейчас, окинув беглым взглядом дворец, фонтаны, розарий, вспомнив  заставы
на пути, он понял, как богат и опасен Минотти. Почувствовал силу и  власть
этого разбойника и с трудом расправил плечи, когда увидел,  что  навстречу
по мраморной лестнице спускается, радушно улыбаясь, сам  хозяин,  высокий,
стройный, в элегантном сером костюме.
   - О, мистер Чевер! Наконец-то вы соблаговолили  посетить  меня  в  моем
уединении! - Он взял гостя под руку. На площадке перед дверью остановился,
предлагая гостю полюбоваться знаменитыми террасами, сбегающими к океану, и
каскадом многоструйных фонтанов на них.
   - Только в этом году я завершил все это. - Минотти обвел свои  владения
плавным движением руки. - Особенно пришлось повозиться с домом.  Это  ведь
наш родовой замок. Построен в  XVI  веке.  Предки  мои  -  испанцы.  Очень
знатный род. Прямая ветвь от герцогов Альба. Потом превратности  судьбы...
Королевская опала... Долги... Переезд в Италию...
   "Сукин сын! Твой отец был портным..." - подумал  мистер  Чевер,  мрачно
улыбаясь и согласно кивая головой.
   - Еще ребенком я задался целью восстановить величие нашего рода и - как
его символ - замок. За века он переменил много владельцев. Я купил его  за
бесценок, зато огромных средств стоила перевозка! Но я не жалею денег. Они
и созданы для того, чтобы их тратить, гроб ими не оклеишь!..
   - Действительно, превосходное жилище, - выдавил из себя мистер Чевер.
   - Я доволен. И вот что удивительно, дорогой мой  друг:  приезжая  сюда,
окунаешься совершенно в другой мир, в мир  вечной  красоты,  и  чувствуешь
себя обновленным, чистым душой, как после причастия,  даже,  пожалуй,  еще
благостнее. Ну идемте, дорогой друг. - Он заглянул в глаза мистеру  Чеверу
и через мгновение  отвернулся  с  грустной  улыбкой,  уязвленный  холодной
враждой, застывшей во взгляде гостя. Сам же Минотти  умел  ловко  скрывать
свои чувства. - Этот вестибюль, - продолжил Минотти, - я целиком вывез  из
Испании: дубовые панели, паркет, люстру, даже эту  коллекцию  превосходных
рогов, добытых на королевской охоте. Пройдемте в столовую. Жена  с  детьми
уехала в Европу, на родину, в Турин. Я  один  блаженствую  здесь.  Иногда,
знаете ли, хочется побыть одному, хотя я по натуре верный семьянин.
   "Скотина! Намекает на мои семейные дела".
   Минотти долго водил гостя по бесконечным комнатам, залам,  спустился  в
подвал, где "законсервирован" - по выражению хозяина - XVI век. Наконец он
привел Чевера в обширную библиотеку из светлого дуба.
   - Здесь нам будет удобно. Ручаюсь, что нет  ни  одного  подслушивающего
устройства. Садитесь в это кресло, оно довольно жестко, да мы долго  здесь
не пробудем. В двенадцать нас ждет завтрак. Обратили внимание на запахи из
кухни?
   - Да... Запахи удивительные. Ну так по какому  поводу  вы  хотели  меня
видеть, синьор Рафаэль?
   - Насколько мне известно, и вы также что-то намерены мне  сообщить?  Мы
деловые люди и не станем наматывать время на длинные  языки,  как  говорят
индейцы. Я хотел  говорить  с  вами  о  ваших  новых  планах  относительно
"Глории".  Моих  людей  хотят  ссадить  в  Гонолулу,  не   спросив   моего
разрешения!
   - Ваши люди получат бесплатные билеты на самолет. Надеюсь,  это  ценные
работники, и здесь они вам будут нужнее. Что же касается моих  планов,  то
они, я говорю вам как другу, действительно несколько изменились.
   - Вы отказываетесь от страховых миллионов? Вернувшись, "Глория"  станет
на прикол и начнет ржаветь, к тому же вам придется немалые деньги  платить
за ее стоянку. В лучшем случае вы сбудете  ее  за  бесценок  под  плавучий
отель. Между тем мне хорошо известны ваши дела. Я жду от вас  разъяснений,
дорогой мистер Чевер, как соучастник в игре.
   - Партнер, который ничем не рискует? К тому же  вы  полностью  получите
договорную сумму, а это немалые деньги.
   - Ничтожный процент от вашей выручки, и я, собственно, и пригласил  вас
для того, чтобы пересмотреть наш контракт.
   - Ни в коем случае, синьор Рафаэль. Тем более сейчас, когда ваши люди с
треском провалились.
   - Дорогой мистер Чевер, неужели вы думаете, что у меня на  "Глории"  не
было подстраховки?
   - Вы уже лишились троих. Один  из  них,  Тихий  Спиро,  был  найден  на
дороге. Перед смертью он исповедался в грехах моему возможному зятю.
   - Несчастный Спиро - всего лишь пешка в моей игре. И  те  двое  -  тоже
подсобный материал. Они обеспечивают  получение  вами  доли  наследства  и
страховки  за  преждевременную  кончину  вашей  дорогой  Джейн.   Основную
операцию с судном проведут другие. Между прочим, в день отплытия мы  имели
с одним из них продолжительную беседу. Вот  послушайте.  -  Минотти  нажал
клавишу портативного  магнитофона,  лежавшего  среди  книг  на  письменном
столе.
   Мистер Чевер, узнав знакомый голос, побледнел:
   - Достаточно,  синьор  Рафаэль.  Ваша  взяла.  Я  не  предполагал,  что
человек, служащий у меня более двадцати лет, числится также и у вас.
   - Половина из них работает по совместительству. Очень надежный и крайне
порядочный сотрудник. Я бы сказал - человек слова. Он завершит операцию  в
лучшем  виде.  Никакая   комиссия   экспертов   по   кораблекрушениям   не
подкопается. Все же, Тим... Вы позволите мне так называть вас?
   Мистер Чевер кивнул.
   - Так вот, Тим, почему вы с таким недоверием отнеслись к моему  участию
в нашем деле? Ведь пока я ни разу не подводил вас. Или вас смутил конфуз с
Тихим Спиро? А затем досадный промах с этим репортеришкой? И вы  подумали,
что и дальше мои люди будут  действовать  так  же  небрежно?  В  случае  с
будущим зятем виноваты вы сами.
   - Я?
   - Ну конечно, Тим. Вы назвали нам только номер машины. Не прислали даже
фотографии клиента. Ребята сработали быстро и чисто. Только здесь вмешался
случай, от которого никто не избавлен. Парень в рубашке родился. Я бы взял
его  к  себе.  Такие  везучие  нам  нужны.  Скажите  мне,  Тим,  со   всей
откровенностью, вы  потеряли  веру  в  меня?  Стали  искать  более  веских
гарантий?
   - Да! Да! Черт возьми! Меня обеспокоил случай с  машиной  и  работа  на
судне, когда два ваших человека упустили репортера.  Счастье,  что  он  не
поднял шума. Иначе бы все полетело в тартарары!
   - Ну еще бы, Тим. В случае неудачи вам  не  выкарабкаться.  Благодарите
небо, что у вас есть истинный друг. Вы получите страховку и за "Глорию", и
за Джейн, если, конечно, не дай бог, что с ней случится. Все так призрачно
в этом мире, Тим.
   - Вы считаете меня чудовищем? Я плачу и не обязан...
   - Успокойтесь, Тим. Действительно, вы не обязаны посвящать меня в  ваши
семейные тайны, хотя кто более меня причастен к ним? Меня не  интересовали
ваши мотивы в случае с кончиной вашей супруги, не интересуют они и теперь.
   - К дьяволу вашу деликатность!  Я  тоже  знаю,  с  кем  имею  дело,  но
довольно! Не за этим же вы пригласили меня? - Мистер Чевер встал, лицо его
побагровело. - Что вы от меня хотите в конце  концов?  Не  покаяния  же  в
грехах! Когда-нибудь мы с вами оба отчитаемся в них перед  высшим  судьей,
если только он существует, а теперь выкладывайте, какую новую  западню  вы
мне приготовили.
   - К чему  столько  нервов?  Отбросим  намеки  и  будем  вести  разговор
начистоту. Действительно, я не зря  вспомнил  некоторые  факты.  В  выгоде
оказываетесь вы один, в то время как я, рискуя, может  быть,  больше  вас,
получаю жалкие крохи от вашего пирога...
   - Так что же вы хотите? Разве мы не обо всем договорились?
   - Я хочу более справедливо определить наши доли прибылей в  этом  деле,
или я умываю руки. Не  делайте  такую  гримасу,  Тим!  На  моем  месте  вы
поступили бы так же. Будем справедливы, дорогой мой.
   - Сколько?
   - Тридцать процентов от всех доходов от операции по "Глории".
   - Тридцать! - простонал мистер Чевер.
   - Божеская доля, Тим. - Синьор Минотти смотрел  на  Чевера  с  ласковым
участием. - Тем более, Тим, что я не возьму этих денег у вас наличными.
   - Вы хотите?..
   - Да, Тим, стать вашим компаньоном. У меня накопились  кое-какие  мысли
насчет  реорганизации  морских  перевозок  и  освоения  новых   туристских
маршрутов. Вы окупите вложенные деньги черед три-четыре  года  и  упрочите
свое положение. Жаль, что у меня  нет  взрослого  сына,  а  у  вас  второй
дочери, а то бы мы заключили с вами династический брак. И еще я должен вам
сказать, что в  случае  согласия  пересмотреть  договор  вы  дополнительно
получаете нужный вам заем...
   Мистер Чевер,  ошарашенный  предложением,  медленно  приходил  в  себя.
Минотти все тонко рассчитал. У его будущего компаньона не было выхода.
   "Или полное разорение, или возврат к  былому  могуществу.  Имея  такого
союзника, не страшен любой  спад  в  деловом  мире.  Кроме  того,  я  могу
оговорить свое участие в многочисленных предприятиях Минотти, которые  при
любой конъюнктуре не терпят убытков. У него целая индустрия увеселительных
заведений, ресторанов, игорных домов... Процветающий  банк,  универсальные
магазины, и этот дворец в мавританском стиле..."
   Мистер Чевер собрался, как хищник перед прыжком.
   - Я согласен на ваше предложение, Раф, но только при  условии  долевого
участия и в ваших основных предприятиях.
   Лицо  Рафаэля  Минотти  озарилось  мягкой  улыбкой.   Он   ждал   этого
предложения. Дела его подпольной империи тоже шли  не  так  блестяще,  как
считал мистер Чекер. Многолетняя война  с  кланом  Харриса  подорвала  его
силы. Огромные средства уходили на  содержание  функционеров,  вооружение,
подкупы полиции. Только сегодня утром таможенники Нью-Йорка накрыли партию
героина стоимостью несколько миллионов долларов, доставленную из  Гонконга
в цибиках чая. Харрис блокировал отели Минотти,  и  они  пустовали,  упала
выручка от салунов и игорных домов...
   Минотти встал и протянул гостю обе руки:
   -  Я  счастлив,  дорогой  Тим,  иметь  такого  компаньона  и   в   моих
предприятиях. Идемте закрепим наш союз  бокалом  шампанского,  кстати,  из
моих виноградников, и я провожу вас.


   Выйдя через полчаса на лестницу, мистер Чевер увидел, что на месте  его
лимузина стоит огромная черная машина, хищно  распластавшаяся  на  розовом
песке. Возле нее крутились Стась и  малый  боксерского  вида  в  жокейском
картузе. Минотти сказал, подводя гостя под руку к машине:
   - Разрешите, дорогой друг, в память об этом дне и  в  знак  закрепления
нашей  дружбы  навеки  преподнести  вам  скромный  подарок.  Как   видите,
автомобиль уникальный, на одном таком езжу я, другой теперь ваш.  Скорость
- двести миль и даже больше, если позволит дорога. Стекла и кузов не берут
даже  бронебойные  пули.  Два  замаскированных  пулемета.  Все   остальные
удобства: кондишен, радиотелефон и  прочее.  Чарли  быстро  обучит  вашего
шофера несложным премудростям управления.  Советую  также  устроить  возле
себя и Чарли.
   - Благодарю, но...
   - Никаких "но", Тим. Вспомните случай с другом  репортера:  его  "форд"
прошили обычной автоматной очередью, как пустую банку из-под  пива.  И  не
забывайте, что вам теперь придется делить со мной "любовь" Харриса. Ха-ха!
Он парень башковитый, этот Харрис. Я, Тим, позабочусь и о вашей охране.
   Они расстались почти довольные друг другом  и  особенно  собой:  каждый
считал, что остался в выигрыше и уж кое в чем обошел компаньона.
   Первые минуты в дареной  машине  мистера  Чевера  не  покидало  чувство
скованности, даже опасности, веявшей,  казалось,  и  от  пуленепробиваемых
окон, и от  всей  обстановки  салона  (отгороженного  от  кабины  водителя
прозрачной броней), задрапированного темно-красной кожей, от  позолоты  на
дверных ручках и оконных  рамах,  от  изящного  плафона  на  потолке,  под
которым скрывался пулемет. По спине судовладельца прошел озноб,  когда  он
представил себе, что ему придется стрелять в кого-то и в него также  будут
метить пулю.
   Потом его несколько  успокоили  дорогой  комфорт,  мягкое  покачивание,
стремительный бег, схожий с полетом, и все же горькая улыбка  мелькнула  в
уголках его плотно сжатых губ. В эти минуты он считал себя человеком,  чья
доверчивость  и  вера  в  людей  были  сильно  поколеблены.  Он  опять   с
болезненной завистью подумал о  дворце  в  мавританском  стиле.  Ему  живо
представилось, как он везет в этой  машине  Эву,  как  их  у  ворот  замка
встречают негры в красных ливреях. Похорошевшее от счастья лицо Эвы...  Он
стал, как шахматист в труднейшей партии, искать пути,  ведущие  к  победе,
перебирая вариант  за  вариантом,  нащупывая  слабые  стороны  противника,
стараясь предугадать его ответные ходы.
   Мелодично протрезвонил радиотелефон.
   Мистер Чевер взял трубку и услышал голос Минотти:
   - Я хочу пожелать вам, дорогой Тим, еще раз счастливого пути. До скорой
встречи!
   - До скорой, Раф. Отличная машина. Чувствуется мощь...
   - Пятьсот лошадиных сил! Берет любой подъем...
   Они несколько минут обменивались незначащими фразами,  как  два  старых
друга, для которых каждое слово полно глубокого смысла и скрытой нежности.



        СМЕРТЬ СИГМЫ

   - Лейтенант Лоджо, вас требует капитан!  -  раздался  испуганный  голос
из-за перегородки в вестибюле занятом административной службой "Глории".
   Лоджо, объяснявший даме в огромной соломенной шляпе туристский  маршрут
по Японии, вскочил, как  подброшенный  пружиной.  За  всю  его  службу  на
лайнере он всего раза два удостаивался такой чести. Он, пожалуй,  удивился
бы меньше, если бы такое приглашение получил от японского  императора  или
далай-ламы. Капитан был недосягаем для простого смертного.
   -  Извините,  мадам!  Я  должен  срочно  явиться  к  капитану.  Видимо,
совещание. Вами займется Хеммер. Билл Хеммер - знаток Японии и Филиппин. -
И он выскочил в коридор. Все же, пробегая мимо административной рубки,  не
утерпел  и,  приоткрыв   дверь,   просунул   туда   голову.   Увидав   его
испуганно-удивленную физиономию, мисс Бетти выронила из рук кипу рекламных
брошюр.
   - Никколо! Что случилось? - пролепетала она.
   - Бегу к капитану. Потом, Бетти, потом! - Он послал воздушный поцелуй и
захлопнул двери.
   -  Немедленно,  как  только...  -  услышал   он   отрывок   приказания,
устремляясь к лифту.
   В холле капитанской каюты слуга-китаец чистил ковер;  увидав  опрометью
влетевшего лейтенанта Лоджо, он сказал:
   - Капитана верху. На рубка. Тибе туда ходи.
   В  ходовой  рубке  находился  только  матрос-рулевой   -   широкоплечий
веснушчатый малый, он стоял за пультом управления и  рассеянно  поглядывал
то на приборы, то  на  полукружие  горизонта.  Океан  плавился  на  жарком
солнце.
   Рулевой лениво покосился на Лоджо.
   Тот же, подавленный  тишиной  и  торжественностью,  царившей  в  рубке,
прошептал:
   - Капитан! Меня вызвал капитан.
   Рулевой указал взглядом на двери, ведущие на крыло ходового мостика.
   Капитан Смит смотрел в бинокль, возле него стоял  вахтенный  штурман  -
худощавый малый лет тридцати - и так же сосредоточенно глядел вдаль. Лоджо
тихо подошел и тоже стал смотреть на океан.
   Капитан, отдавая бинокль штурману, сказал:
   - Благодарю, Джонни. Это, несомненно, японец. Танкер тысяч  на  двести.
Ах это вы, лейтенант Лоджо? Идемте ко мне.
   Капитан провел Лоджо в кабинет, сел за стол, на  котором  лежал  только
один синеватый листок с наклеенным текстом  радиограммы.  Лейтенант  Лоджо
остановился перед столом, силясь разобрать текст.
   Капитан улыбнулся, глядя на его напряженное лицо:
   - Не портите зрение, лейтенант. Я сам вам прочту. Тут по  вашей  части.
Прислали из Штатов. Некий майор Кнобель предлагает снять с борта несколько
гангстеров, которых мы с вами катаем по океанам и морям. Не без юмора этот
майор: что, теперь нам  снова  возвращаться  на  острова?  -  Он  протянул
листок.
   Компьютер сыскного отдела города  Сан-Франциско  отвечал  на  письмо  и
магнитофонную запись, посланные инспектором китайского района Гонолулу,  и
предупреждал капитана "Глории" о гангстерах на судне.
   - Вам знакомы эти ребята? - спросил капитан.
   - Да, сэр. Обоих задержала полиция при нашем участии.
   - Так их уже нет на борту?
   - Да, сэр. Остались еще два подозреваемых лица, один из них тоже указан
в телеграмме.
   - Кто?
   - Эдуардо Альварес Антиноми - карточный шулер  и  соучастник,  по  всей
видимости, покушения, о котором здесь говорится.
   - Почему же его не сняли вместе с теми?
   - Не было улик.  Убедительных  улик.  Он  занимает  каюту  люкс.  Очень
респектабелен с виду. Везет породистую собаку.
   - Зачем гангстеру собака, да еще на судне?
   - Пока, сэр, и мне не ясно. Возможно - сердечная привязанность.  Гитлер
также любил собак.
   - Гитлер?
   - Да, сэр, и тоже овчарок.
   - Скажите! Не знал. Может быть, ваш майор... Как его?
   - Майор Кнобель, сэр.
   - Может, ваш Кнобель ошибся?
   - Вероятность  мала,  но  не  исключено,  что  вы  правы.  Я  установил
наблюдение за указанными лицами.
   -  Наблюдайте,  лейтенант,  и   в   случае   необходимости   принимайте
решительные меры.
   - Есть, сэр.
   - Скажите, лейтенант, большую помощь оказывает вам Кейри?
   - Сравнительно да. У него  есть  кое-какой  опыт,  правда,  не  хватает
знаний, и недостаточно развита интуиция.  Кейри  долго  не  мог  раскусить
фальшивого патера, в то время как было ясно, что он за  священнослужитель.
Пришлось вмешаться.
   - Вам не удалось установить причин покушения?
   - Если бы "Глория" задержалась в Гонолулу хотя бы еще на сутки, то я бы
нашел способ добиться признания у арестованных.
   - Вы уверены?
   Лейтенант Лоджо скромно улыбнулся:
   - В каждой профессии, сэр, есть свои приемы, методы, секреты.
   - Отлично, лейтенант. Мне приятно было поговорить с вами.
   - Благодарю, сэр.
   - На судне не препятствуют вашей работе криминалиста?
   - Я хорошо законспирирован, сэр.
   - Прошу докладывать мне о ваших... изысканиях.
   - Есть, сэр.
   - Можете идти, лейтенант. Я учту ваши заслуги.
   - Благодарю, сэр.
   Нетерпение Бетти достигло предела, когда перед ней снова появился Лоджо
и, плюхнувшись в  кресло,  бессильно  уронил  руки,  выражая  тем  крайнюю
степень усталости, хотя его сияющее  лицо,  бегающие  по  сторонам  глазки
говорили о чрезвычайно нервном подъеме и довольстве собой.
   Бетти покорно ждала с полминуты, затем робко произнесла:
   - Что же случилось, Никколо?
   - Ах, Бетти! Если бы  ты  видела,  как  меня  принял  капитан!  Коньяк!
Сигара! Он в восторге от  моих  успехов.  Вот  читай!  -  Он  протянул  ей
радиограмму, которую умышленно забыл вернуть  капитану.  -  Это  все  наша
деятельность! Я нацелил полицию Гонолулу, но  эти  олухи  схватили  только
двоих. Мне даны чрезвычайные полномочия.  Я  могу...  если  найду  нужным,
любого схватить, обыскать, арестовать! Нет, Бетти, ты только подумай,  как
бездарно работает береговая полиция! Они не осмелились схватить  Антиноми!
Оставили самое горячее дело мне! Я должен на свой страх и риск распутывать
все нити преступления! Схватить убийц Паулины!
   Бетти пришла в себя во время этого монолога, прикинув  со  свойственной
ей сообразительностью, где лейтенант Лоджо заливает, а где говорит правду.
   - Неужто капитан встретил вас как родного брата?..
   - Пожалуй, лучше. Обещал повысить в должности, - важно напыжился Лоджо.
   - Что вам даст повышение? Вот если бы  нам  раскрыть  преступление!  Вы
ведь послали донесение о убийцах Паулины?
   - Конечно, Бетти. Только исключил Банни.
   - Того самого, что выиграл сотенную с дыркой?
   - Именно, Бетти. Если наши материалы подтвердятся, то...
   - Ах, Никколо! Как мне хочется верить в вашу удачу! Тогда  я  буду  вас
так любить, так любить...
   Тесно прижавшись друг к другу в одном  кресле,  они  стали  (в  который
раз!) обсуждать свое будущее после того, как заполучат награду  за  поимку
убийц Паулины Браун.
   - У нас с вами, Ник, будет трое ребят, - зардевшись, шепнула Бетти.
   - Сколько угодно! Я же с твоего согласия, моя радость,  открою  контору
частного сыска и буду специализироваться по раскрытию преступлений века  -
убийств, крупных хищений, утайке боссами федеральных налогов...
   - Но тогда мы так редко будем видеться!
   - Напротив, Бетти, напротив!


   Эдуардо Антиноми тяжело переживал неудачу. Никогда еще в его  блестящей
карьере  организатора  "несчастий"  не  случалось   таких   провалов.   Он
расхаживал по своей каюте, запахнувшись в голубой шелковый халат, с хорошо
выбритыми  щеками,  благоухающий  одеколоном,  его  угольно-черные  волосы
лоснились от изрядной дозы бриллиантина. Антиноми всегда тщательно  следил
за своей внешностью, стараясь походить на портрет Великого  инквизитора  -
полотно побывало в его руках еще в  молодые  годы,  когда  он  сплавлял  в
Америку предметы искусства,  так  плохо  охраняемые  в  церквах  и  музеях
Италии.
   На среднем пальце правой руки Антиноми сиял перстень с изумрудом в пять
каратов.
   Поглядывая на успокаивающие блики света  в  камне,  он  мысленно  снова
проигрывал всю операцию. С  его  стороны,  как  всегда,  были  учтены  все
мелочи, все случайности, тщательно  подготовлена  катастрофа  -  и  в  ней
гибнет не жертва, а лучший его помощник.
   Все это могло случиться только из-за головотяпства Клема.
   "Проклятый святоша, опять нагрязнил! Ни словом не обмолвился  о  собаке
негра и погубил Дика-Мадонну. Потом сам влип по маковку".
   Антиноми нисколько не беспокоила  судьба  неудачливых  сообщников,  они
могли совсем исчезнуть с лица земли,  но  прежде  обязаны  были  закончить
порученную им работу, а этого они не сделали, теперь он сам должен  искать
пути для выполнения контракта. О том, что дело можно  отложить,  он  и  не
смел  думать.  Сегодня  утром  ему  принесли  телеграмму.  Прочтя,  он   с
ожесточением скомкал ее в кармане халата.
   "Сообщи  здоровье.  Токио  прибудет  брат  Энрико.  Целую.  Мэри".  Это
значило, что если не будет выполнен контракт, то прилетит Пауль со  своими
ассистентами, а с ними шутки плохи. Они разделаются с клиентами, а  заодно
и с самим Антиноми. Он отправил ответ с уверением, "чтобы не  беспокоились
о здоровье и что он не сможет встретить брата". До прихода в Иокогаму  все
должно быть закончено.
   "Но у меня нет людей! Нет больше бомб. Из каюты Фрэнка  и  Дика-Мадонны
полиция унесла целый чемодан этих адских зарядов..."
   Лицо Эдуардо Антиноми потемнело, он действительно  стал  похож  на  тот
древний портрет Великого инквизитора, отягощенного непосильной  борьбой  с
еретиками.
   Без звонка вошел Малютка Банни в новом костюме  песочного  цвета,  лицо
его сияло от довольства  собой  и  всем  светом,  во  рту  дымила  длинная
"манила".
   -  Добрый  день,  Эдуардо!  Вижу  по  твоей  физии,   что   оплакиваешь
безвременную потерю святого отца? Не горюй.  Этот  прохвост  в  два  счета
догонит нас на самолете.
   - Ты думаешь?
   - Что здесь особенно голову ломать? Мне сказал мой  приятель  -  третий
помощник, что его схватили пьяного по подозрению в покушении на  убийство.
Но у вашего Минотти ловкие адвокаты,  живо  выцарапают  кого  хочешь.  Еще
поднимут дело против негра и его белого дружка за нанесение слуге  божьему
морального ущерба. А также возбудят процесс из-за увечья Мадонны. Видел  я
эту собаку. Не пожалел бы за нее и полтыщи долларов, с таким  сторожем  не
страшно оставлять машину.
   - Меня радуют твои слова, Банни. Все-таки жалко терять истинных друзей.
Да  ты  садись.  Выпьем  за  упокой  души  моего  парня  Фрэнка.   Вздумал
прогуляться по склону вулкана и угодил в пропасть.
   Банни уже сел без приглашения и вытянул ноги на середину салона.
   - Выпить всегда неплохо, а по такой причине просто  грешно  не  выпить.
Говоришь, несчастный случай?
   - Да, Банни.
   - Я слыхал, что его спустили туда мальчики Барреры.
   - Все-то ты знаешь, Банни. Может, ты и прав.
   - Рассчитались со старыми долгами. Лихо работают!
   - Ты, Банни, тоже едешь неспроста?
   - Я отдыхаю, Эдуардо. Впервые в жизни сел в  шикарную  лохань  и  плыву
неизвестно куда.
   - Все известно, Банни, у нас жесткое расписание. Через три дня будем  в
Японии, потом зарулим на Филиппины, после - в  Сингапур,  в  Индонезию,  в
Австралию...
   - Мне все эти дальние страны, Эдуардо, до фонаря, хоть бы их совсем  не
было. Мне интересно вот так спокойно посидеть,  ну  поглазеть  на  морскую
пустыню, а главное - зайти на берегу в неизвестный салун,  с  ненашенскими
девчонками перемигнуться. Все  это  как-то  оживляет,  Эдуардо.  Начинаешь
понимать, что и  тебя  не  обошла  судьба.  Ну  так  за  удачу!  -  Выпив,
продолжил: - Мне здорово  фартило  в  последний  год.  Выигрывал  я  и  на
скачках, и на собачьих бегах...
   - Ломанул сейф в одном из банков?
   - Не пойманный - не вор, Эдуардо. Словом, я  оказался  при  деньгах,  и
пришла мне мысль  бросить  все  и  зажить  по-людски.  Решил  я,  Эдуардо,
выкупить отцовскую ферму. Больше двухсот лет владел этой  фермой,  землей,
конечно, скотом всяким,  наш  род.  Думаю  -  выкуплю,  отстрою.  Приехал.
Посмотрел. Послушал, как шуршит на ветру кукуруза. И  так  у  меня  заныло
сердце! Веришь ли, Эдуардо, слеза навернулась. Вспомнил мать и  отца.  Как
бегал на танцульки за восемь миль и к рассвету возвращался  домой.  Только
родных уже никого не осталось. Младшая сестра Кэт  умерла  прошлой  зимой.
Понял я, что  не  смогу  жить  один  среди  могил,  среди  воспоминаний...
Вернулся с тоской за пазухой во Фриско, и  первое,  что  мне  бросилось  в
глаза, - реклама - приглашение прокатиться вокруг  шарика  на  этой  самой
посудине. И вот  еду.  Не  раскаиваюсь.  О  тебе  не  спрашиваю,  Эдуардо.
Плесни-ка еще... Достаточно... Ты, как всегда, на работе?
   - Приходится, Банни. Надо отрабатывать свой хлеб.
   - Хлеб твой, Эдуардо, больно пакостный. Отдохнул бы. А лучше бы  совсем
завязал. Сколько можно? Денег у  тебя  навалом.  Отдохни,  Эдуардо.  Давай
выпьем за будущую голубую жизнь.
   Малютка Банни выпил до дна, Эдуардо чуть пригубил, что не  укрылось  от
проницательного гостя.
   "Что-то ему от меня надо", - подумал Малютка Банни и продолжал:
   - Главное, чтобы никаких забот не осталось. Никто в тебя не стреляет, и
ты ни в кого не должен стрелять, потому начинаешь ценить и  свою  и  чужую
жизнь, Эдуардо.
   - Слякотня, Банни. Пустая философия. Все люди  -  потенциальные  мишени
для стрельбы.
   - Плохо, Эдуардо, так  думать.  С  такими  мыслями  и  сам  становишься
мишенью. Вот так рассуждал твой Фрэнк  и  сам  загремел  с  вулкана.  Нет,
Эдуардо, выкинь из головы, что только тебе все дозволено. У всех на  земле
равные шансы. Так что забрось все, кроме карт. Здесь ты -  факир.  Как  ты
ловко передергиваешь, не то что святой  отец!  -  Он  захохотал,  вспомнив
последнюю игру с Клемом.
   Антиноми ответил вкрадчивым тоном:
   - В чем-то ты прав, Банни. Всякому хочется пожить без  тревог,  в  свое
удовольствие. Только не получается...
   - Нынче у тебя контракт на переселение в другой мир негра с  собакой  и
его приятелей?
   - От кого ты узнал?
   - Слепым надо быть, чтобы не догадаться. Пройдоха Клем все время  возле
них вился. Прямо духовный отец. А он у тебя вроде ангела смерти.
   - Грязно работал, оставлял следы?
   - Ну не скажи. Может, где-то переигрывал, а так, на доверчивый глаз, не
отличишь от монаха. Ну, потом и по  тебе  можно  определить,  на  кого  вы
нацелены. Я давно сообразил.
   - Ты пей, Банни, дружище.
   - Повременю. Выкладывай, Эдуардо! Ты что, и меня хочешь втянуть в  свои
пакостные дела?
   - Зато денежные, Банни. Теперь я остался  один,  сам  понимаешь,  нужен
ассистент. Сработать надо чисто - никаких следов  не  должно  остаться,  и
говорю тебе как другу, что есть у меня средство: легкий щелчок - и кранты.
   - Ампуломет?
   - Как приятно иметь дело с умным и догадливым человеком! Он,  Банни.  Я
сам ни разу не пользовался, но отзывы имею прекрасные. Значит, по рукам?
   Малютка Банни покачал головой:
   - Оставь ты это дело, Эдуардо. Откажись. Я пригляделся ко всем четырем.
Понравились мне они: и длинный парень, и две ладные  девчонки,  и  негр  с
собакой. Как она ловко оттяпала руку твоему  Мадонне!  Читал  в  газете  и
снимок видел. Отличный пес!
   - Собаку возьмешь как трофей.
   - Не сговоримся, Эдуардо.
   - Вот что, Банни, плачу по пять тысяч с головы!
   - Да подавись ты ими!
   - Отдаю кольцо. Стоит десять тысяч! -  прохрипел  Антиноми.  Он  считал
унизительным  для  себя  упрашивать  такого   второразрядного   гангстера,
заискивать перед ним. -  Соглашайся,  или...  -  В  голосе  его  слышалась
угроза. - Ну?
   - Эх, Эдуардо! - Малютка Банни застенчиво улыбнулся.  -  Пойми,  что  я
отдыхаю первый раз в жизни.
   - Смотри, чтобы не последний. Знаешь, как здесь хоронят?
   - На судне?
   - Да, на судне. Сунут в мешок, чугунный колосник к ногам - и за борт.
   - Похороны не хуже других, Эдуардо. Только помни, что не  я  один  могу
загреметь на дно с колосником.
   - Семь тысяч! - рявкнул Антиноми. - Всего двадцать восемь! Согласен?
   Малютка Банни устало махнул рукой, подвинув при  этом  кобуру  в  более
удобное положение и следя за нервными руками Антиноми.
   - Ты что, разучился понимать по-английски, Эдуардо? Пойми, что все твое
предприятие не по мне. Ты не обижайся. Завязал я. Не моя это работа.
   Выходил Малютка Банни из каюты спиной к двери, расстегнув пиджак, чтобы
легче было выхватить пистолет.
   Антиноми поборол бушевавшую в нем ярость,  сообразив,  что  неудавшийся
союзник может легко превратиться во врага.
   - Банни! Забудем об этом разговоре. Понял?
   - Как уж тут не понять, Эдуардо, - усмехнулся тот.
   Антиноми повернул ключ в дверном замке. Вытащил из шкафа узкий  кожаный
чемодан черного цвета, раскрыл его. Сверху, в сувенирной  коробке  во  всю
длину и ширину чемодана,  были  уложены  яркие  галстуки,  стопки  носовых
платков, сорочки. Вытащил коробку со всем содержимым, открыл ключом второе
дно. На красном бархате в гнездах рядком лежали  три  пистолета  вороненой
стали и несколько обойм с ампулами. Дизайнер  придал  инструментам  смерти
изящные формы антикварных безделушек.


   Все четверо действующих лиц противной стороны собрались в каюте мистера
Гордона. Мисс Брук и Кинг прилегли на  ковре,  молодожены  остановились  у
поднятого окна, профессор удобно расположился в кресле.
   Мисс Брук спросила с иронической улыбкой:
   - Вы считаете, Стэн, что наши дела идут прекрасно?
   - Непременно, Лиз! Пока мы все живы, здоровы,  избавились  от  довольно
серьезной опасности и с надеждой глядим  в  будущее.  Словом,  второй  акт
нашей пьесы закончился, как говорят, под бурные аплодисменты зрителей.  Но
это я иносказательно. Поставьте все это в  кино,  и  публика  с  восторгом
встретила бы крах поползновений мафии.
   - Если бы не Кинг... - Мисс Брук ласково погладила бульдога.
   - В лице Кинга мы стали свидетелями явления, которое  принято  называть
перстом судьбы, волей всевышнего, хотя если  внимательно  проследить  цепь
событий, то вырисовывается явный просчет наших врагов.
   - Заметен и наш просчет, - сказал Томас Кейри. - Нельзя  было  в  такой
ситуации брать машину напрокат.
   - Совершенно верно, Том. Мы это  учли  и  на  следующий  день  вызывали
такси. Таким ходом мы избавлялись от роковых случайностей.
   - Стэн! - сказала Джейн. - Неужели нас и теперь не оставят в покое?
   Мистер Гордон вздохнул и развел руками:
   - Могут, Джейн. Но сейчас мы  лучше  осведомлены,  а  следовательно,  и
вооружены. Мы знаем, кого и почему нам надо опасаться.
   Джейн сказала с несвойственной ей решительностью:
   - Тогда надо не ждать, когда они, учтя свои промахи, наконец покончат с
нами!
   - Теперь это почти исключено, Джейн. Мы найдем способ обезвредить новые
козни. На это время ни вам, ни Лиз не следует  выходить  из  каюты.  Прошу
вас. Предоставьте нам с Томом большую свободу действий. Только  помните  -
дверь держать  на  замке  и  никому  не  открывать.  О  своем  приходе  мы
предварительно будем сообщать по телефону.  Затем  звонить  в  двери:  три
коротких и один длинный сигнал.
   Джейн кивнула:
   - Мы будем делать все, как вы скажете.
   А мисс Брук улыбнулась:
   - "Раз надо, так надо", - сказал петух, подставляя повару шею.
   - Зачем такие мрачные шутки, Лиз? - сказал Томас Кейри. -  Я  думаю,  в
заключении вы пробудете не более суток.
   - Хоть сколько! - сказала Джейн. - Лишь бы все кончилось  благополучно.
- Она спросила профессора: - Стэн, вы отчего так помрачнели? Считаете, что
дело слишком серьезно? Хотите, я поговорю с капитаном? В конце  концов  он
обязан оградить нас от бандитов!
   - Я только что виделся с  капитаном,  -  сказал  мистер  Гордон.  -  Он
запросил разрешение на арест  Антиноми  и  обещал  снять  его  с  судна  в
Иокогаме. Но мы должны  раньше  развязать  себе  руки.  Антиноми,  лжеотец
Патрик и другие - только первый эшелон наших врагов. За  ними  стоят,  как
выражаются  военные,  главные  силы.  В  борьбе  с  ними  мы  будем  также
одиноки...
   - А лейтенант Лоджо? А капитан Смит?! - воскликнула мисс Брук.
   - Лейтенант Лоджо пока еще не знает наших целей. Он уверен, что  Том  -
агент ФБР или Интерпола, разыскивает убийц Паулины Браун.  Не  будем  пока
его разубеждать. Что касается капитана, то он все еще относится  ко  всему
происходящему  с  изрядной  долей  скептицизма:   его   в   каждом   рейсе
предупреждали о готовящихся покушениях на судно. Он думает, что и на  этот
раз "Глория" вернется в Сан-Франциско.


   Эдуардо Антиноми наконец принял решение. И, как всегда в таких случаях,
обрел душевное  спокойствие  и  уверенность  в  себе.  Одеваясь,  он  стал
напевать мягким баритоном неаполитанскую песенку:  "Красавиц  много,  а  я
один". Кобуру с тяжелым кольтом - всегдашним своим спутником - он надевать
не стал, а сунул в  оба  задних  кармана  брюк  по  ампульному  пистолету;
почувствовав приятную их тяжесть, улыбнулся, подумав, что надо было  сразу
пустить  в  ход  эту  новинку,  да   заказчику   обязательно   понадобился
"несчастный случай".
   В инструкции к ампульным пистолетам говорилось,  что  смерть  наступает
через три минуты со всеми явными симптомами инфаркта миокарда.
   - "Нет, нет, не  соблазнят  меня  твои  глаза..."  -  пропел  Антиноми,
направляясь к дверям. Гангстер шел по коридору,  галантно  уступая  дорогу
дамам, улыбаясь. Он направлялся  в  собачий  "люкс"  испытывать  ампульный
пистолет. Стрелял он с "легким щелкающим звуком", говорилось в инструкции.
Выбрав удобную минуту, Антиноми решил разделаться  с  Кингом,  заставившим
его пережить столько тяжелых часов.
   "Пойдешь в рай впереди хозяина, покажешь ему туда дорогу", - подумал он
и нашел эту мысль очень остроумной.
   На собачьей площадке никого не было. Большинство  клеток  пустовало.  В
заточении сидели только сенбернар по кличке Тот и Сигма.
   Из небольшой каюты вышел заспанный Гарри Уилхем.
   - Приветствую вас, милорд, - сказал он, зевая. - Что-то с  вашей  сукой
делается. Сегодня вдруг перед утром  завыла  и  этого  оболтуса  заставила
подпевать в дуэте. Славно получалось. Не слышали?
   - Где остальные собаки, где этот... бульдог?
   - Хозяева разобрали по каютам, милорд. Только ваша да этот  Тот  радуют
меня своим присутствием. Никак и  вы  хотите  взять  свою?  Хорошее  дело.
Прихватили бы еще Тота.
   - Живо - поводок!
   Когда Гарри Уилхем вышел с поводком из гардеробной  -  так  он  называл
свою каюту - и открыл клетку Сигмы, та со слабым визгом упала  на  палубу.
От взора матроса не укрылось, что Антиноми что-то быстро спрятал в  задний
карман брюк.
   - Что с ней? Ты ее  отравил?  -  холодно,  без  тени  волнения  спросил
Антиноми.
   - Была здорова. Сами видели. - Гарри Уилхем покосился на задний  карман
брюк Антиноми и опустился на корточки возле головы овчарки. - Так и  есть,
отрава. Пена изо рта. Кто бы это мог? - Гарри Уилхем встал и уставился  на
Антиноми.
   Гангстер, улыбаясь, вытащил бумажник:
   - Возьми, на ее похороны. Наверное, от жары, а может быть... Я ни в чем
тебя не обвиняю. Спиши суку за борт - и дело с концом. Понял?
   - Как не понять! Все предельно ясно, как сказал мой друг  Сэнди  Диббс,
застав свою жену с приятелем.
   - Твой друг был догадлив.
   - О да, милорд, что не помешало ему свалиться  за  борт  в  Бенгальском
заливе, где в ту пору резвились акулы.
   - Судьба!
   - Скорее - скользкая палуба, милорд.
   - Спрячь эту падаль!
   - Сейчас, милорд, не то заглянет одна из старух с болонкой и  брякнется
в обморок. Подумает, что появилась  собачья  чума.  Начнется  ветеринарная
экспертиза и прочая канитель.
   - На еще пять долларов! Скорее в мешок - и чтоб ни гугу!
   - Понятно, милорд.  Мы  похороним  ее,  как  отставного  адмирала,  без
особого шума.
   - Не люблю, когда  слишком  много  болтают.  -  Антиноми  прожег  Гарри
Уилхема взглядом, решив убрать матроса сразу после тех четырех.  Он  любил
работать чисто, не оставляя следов.


   Лейтенант Лоджо, покосившись на Бетти и  Малютку  Банни,  набрал  номер
телефона:
   - Профессор? Вы один? Вот и прекрасно!  Прошу  вас  вместе  с  мистером
Кейри немедленно зайти ко мне  в  административную  рубку.  Да,  четвертая
палуба слева, если идти к корме, каюта 540. Жду, Не медлите, это  в  ваших
интересах!
   Малютка Банни застенчиво улыбнулся, сидя в узком для него кресле.
   - Правильно, лейтенант. Надо действовать. Ампуломет - дело  нешуточное.
Он может уложить всех нас в десять секунд. Надо взять Эдуардо тихо,  чтобы
слух о наших действиях не разошелся к вечеру  по  всему  судну.  Простите,
мэм, но раз о чем-то знает хоть одна  женщина,  надо  ожидать,  что  очень
скоро секрет будет знать вся Америка.
   Бетти возмущенно  приподняла  плечи,  бросила  уничтожающий  взгляд  на
Малютку Банни и вопросительно посмотрела на лейтенанта Лоджо. Тот сказал:
   - Банни, вы совсем не знаете мисс Бетти.
   - Конечно, Ник. Я на всякий случай. В нашем деле, мэм, нельзя допустить
промашки. Так что не сердитесь. Я как только посмотрел  на  собаку,  нашел
пятнышко крови у нее на груди, то понял, в чем тут дело. Я и раньше  видел
последствия этой штуки. Новинка, мэм. Можно  спокойно  кокнуть  соседа  за
обеденным столом под звон упавшего ножа. Эдуардо, конечно, выберет  другое
место.
   - Какое? - еле слышно спросила Бетти.
   - Пока трудно сказать. Думаю, что, если мы будем сидеть здесь  развесив
уши, он спрячется вон за той портьерой...
   Бетти вскрикнула, метнулась к  лейтенанту  Лоджо,  с  ужасом  глядя  на
портьеру.
   Малютка Банни засмеялся:
   - Ну, ну, мэм! Если бы он забрался туда, то мы  бы  уже  не  сидели,  а
лежали рядком на палубе.
   Бетти вырвалась из объятий лейтенанта Лоджо.
   - Банни! А я-то тут при чем? Неужели он хочет убить и меня?
   - Не знаю, мэм. Думаю, ваша очередь  не  первая.  Ему  неймется  убрать
вначале дочку хозяина с ее мужем и дружками. Ну, потом меня. Есть  у  него
зуб и на Ника. Так что вы - последняя в его списке. Только  не  пугайтесь,
мэм. Мы весь этот список перечеркнем, а на обороте напишем  его  имя.  Так
что будьте в хорошем настроении и не высовывайте носа из каюты.
   - Ой, Ник! Банни! Теперь я припоминаю, где я видела его.
   - Ну, ну, мэм, шевелите мозгами!
   - Бетти! - театрально воскликнул лейтенант Лоджо. - И ты молчала!
   - Не придала  значения,  Ник.  Только  теперь  поняла,  почему  он  так
посмотрел нам вслед. Боже! Какой у него ужасный взгляд!
   - Плохой знак, мэм. Так что сидите дома.
   - Банни!
   - Слушаю, мэм.
   - У вас нет такого пистолета, как у него?
   - В том-то и дело, что нету, мэм.



        УДАЧНЫЙ ЛОВ

   Петрас высоко поднял леску с серебряным якорьком из строенных крючков и
стал  опускать  ее  за  борт.  Ему  помогал  Алексей  Горшков,  разматывая
капроновую нить с проволочной катушки. Глядя на их  сосредоточенные  лица,
старшина Асхатов сказал:
   - На такой леске, помнишь, Петрас, мы палтуса вытащили, только тогда на
крючке была нажива. Сколько хочешь было у нас наживы, а здесь  надежда  на
чистое счастье. Надо, чтобы попался косяк рыбы.  Ну,  ну,  молчу,  ребята.
Давайте багрите, чем черт не шутит. Только бы  акула  не  схватила.  Тогда
леска полетит. На акулу надо линь, тот что от такелажа остался, с поводком
из стального тросика. - Он любовно посмотрел на мачту и парус, лежащий  на
палубе, потом, прищурясь, перевел взгляд на небо. Там плыли  густые  серые
тучи. На западе алела полоска чистого неба. Асхатов сказал: - Ночью  будет
ветер. Засвежеет. Только нам теперь это не страшно. Лишь бы  не  шторм.  И
шторм после всего - пустяк. Да шторма не будет. Так, обыкновенное волнение
баллов на пять.
   Сказав это,  старшина  подумал,  не  спуская  глаз  с  Петраса:  "Вдруг
чего-нибудь подцепят ребята? Хотя  вряд  ли.  Какая  может  быть  рыба  за
столько миль от берега! Но пусть ловят. Надежда - великая  вещь,  и  делом
заняты".
   Катер сильно покачивало, круг горизонта то расширялся, то суживался. На
юге зачернело что-то вроде дыма.  Попристальнее  вглядевшись,  старшина  с
огорчением удостоверился, что это облако. Нет, в океане больше  никого  не
было, кроме КР-16 да волн, чуть-чуть припудренных изморозью пены.
   Петрас через каждые десять - пятнадцать метров задерживал спуск  снасти
и минуту-другую то опускал, то поднимал ее на  метр.  Сам  он  никогда  не
ловил рыбу таким способом, только слышал, что так ловят в Атлантике.
   Наконец на глубине около ста метров Петрас едва не выпустил леску:  так
сильно рвануло ее у него из рук.
   - Есть! - закричал Горшков и поспешил на помощь Авижусу. Минут пять они
вдвоем тянули леску, несколько раз им казалось, что рыба сорвалась, но это
она,  стараясь  освободиться  от   крючка,   рывком   поднималась   вверх.
Почувствовав в руках трепещущую  тяжесть,  Петрас,  обжигая  леской  руки,
тянул и тянул неведомую добычу.
   Горшков и старшина  безмолвно  следили  за  каждым  движением  Петраса.
Горшков  наматывал  леску  на  катушку,  старшина  стоял  посреди  палубы,
упершись руками в  колени,  у  него  перехватывало  дыхание,  когда  леска
ослабевала.
   - Сачок бы, - прошептал Петрас.
   Старшина бросился на  корму  и  принес  обруч  с  брезентовым  конусом,
служивший плавучим якорем. Петрас помотал головой:
   - В нем дыра. Придется так...
   На крючок боком подцепилась метровая треска,  в  прозрачной  воде  было
видно, как она, беспомощно обвиснув, приближается  к  поверхности.  Петрас
плавным движением руки выхватил рыбу из воды и опустил  на  палубу.  Здесь
она сорвалась с крючка, запрыгала по палубе. Алексей Горшков  грудью  упал
на нее и лежал, блаженно улыбаясь.
   - Теперь не уйдешь. Все!  -  крикнул  он,  глядя  на  товарищей.  -  Да
возьмите же ее, она выскальзывает!
   Старшина схватил треску под жабры и высоко поднял:
   - Килограммов пять с гаком! Теперь мы живем, - сказал он. -  Теперь  мы
можем хоть два раза Тихий переплыть. Закидывай еще раз на удачу, Петрас.
   Моторист вытащил подряд, одну за другой, еще  две  трески,  зато  потом
больше не поймал ни одной.
   - Прошел косяк, - сказал Петрас Алексею Горшкову. - Наверное, мы  самый
его конец захватили. Теперь еще ночью порыбачим.
   Они прислушались, потянули носами: с камбуза  доносилось  потрескивание
жира на сковороде. Катер окутал аромат тресковой  печенки,  которую  жарил
Асхатов.
   К немалому огорчению Алексея Горшкова, старшина на обед выдал всего  по
небольшой порции этого аппетитного блюда и только по одному куску  вареной
трески.
   - Нельзя много сразу. Вот привыкнем, тогда можно будет есть от пуза,  -
сказал старшина. - Теперь, друзья мои, мы на коне. Планктон вещь неплохая,
да все не то. И не всегда он есть, хоть и пишут, что им покрыт весь океан.
Вот сегодня мы вынули из сачка граммов сто,  не  больше.  Спасибо,  треска
выручила. Благодатная рыба, а  печенка  прямо  королевский  харч!  Нам  бы
напасть еще на косячок и вытащить десятка два тресковин...
   Рыбу разрезали на тонкие длинные ломти, присыпали остатками соли, чудом
уцелевшей в банке из-под карамели, и повесили сушить на стенках рубки.
   К закату солнца ветер почти совсем стих. Пришла редкая за все  плавание
тихая ночь. На промытом дождями  небе  ярко  горели  звезды.  Океан  слабо
светился.
   После  ужина  Петрас  снова  закинул  свою  снасть  и  на  этот  раз  с
пятидесятиметровой глубины вытащил небольшую, отливающую серебром рыбу.
   - Да это  же  горбуша!  -  воскликнул  старшина.  -  Вот  где  она  жир
нагуливает! Закидывай еще, Петрас, пока не ушла.
   Петрас стал ловить рыбину за рыбиной. Около двенадцати  часов  ночи  он
спросил усталым голосом:
   - Может быть, хватит на сегодня?
   Старшина Асхатов и Алексей Горшков на  палубе  чистили  рыбу.  Горшков,
азартно работая ножом, сказал:
   - Ну что ты выдумал? Лови, пока ловится. Давай я потаскаю.
   Но старшина остановил его:
   - Петрас прав. Довольно пока. У нас теперь еды месяца на два  запасено.
Только бы не испортилась.
   - Не испортится, - заверил Петрас, - если не будет сильных дождей. Хотя
в дождь уберем в кубрик, в рубку или в трюм. Нет, не дадим испортиться!
   - Теперь мы живем! - воскликнул Горшков и  предложил  закусить  на  сон
грядущий: его вахта начиналась с шести часов, до этого времени  стоять  за
рулем должны были старшина и Петрас.
   Насытившись, Горшков пошел спать в кубрик. Давно он не спал  на  койке,
укрывшись полушубком. Постель  днем  сохла  на  палубе,  от  овчины  пахло
солнцем, подушка источала уютное тепло. Когда Горшков пробирался по узкому
борту в кубрик, у него слипались глаза, стоило же ему лечь на  эту  мягкую
благодать, как сон неожиданно пропал. Он стал размышлять о конце плавания:
   "Теперь все изменилось. После сегодняшнего улова можно смело идти через
океан. Но все-таки куда нас прибьет  ветром?  Хорошо,  если  где-нибудь  в
Полинезии или на Филиппинах. Пожить бы с месячишко на  коралловом  атолле,
поваляться на розовом песке. Я где-то читал, что там водится розовый песок
- из перетертых прибоем раковин и кораллов. Пить кокосовый  сок.  Добывать
жемчужные раковины. Найти в них настоящий жемчуг и подарить Варе. Как  она
обрадуется! Никогда она не пойдет замуж за тощего механика!  Она  сказала,
что будет ждать меня". Милый образ Вари возникал у него перед глазами,  но
как-то смутно: это была и Варя и не Варя, он  не  мог  ясно  различить  ее
глаза, ямочки на щеках, веснушки на  переносице.  Варя  страдала  от  этих
веснушек, а ему они жутко нравились. Ни у  одной  девушки  не  было  таких
прелестных веснушек - как на воробьиных яичках. Так с мыслями о Варе он  и
заснул.
   С полночи до двух часов  вахту  нес  Асхатов.  Ветер  легкими  порывами
надувал парус, еле двигая КР-16. Все же этого хода было достаточно,  чтобы
управлять катером, не давать ему поворачиваться лагом к волне;  усталость,
сытный ужин клонили  ко  сну.  Не  было  сил  удержать  отяжелевшие  веки.
Старшина боролся со сном всеми силами и всеми  известными  ему  способами:
окатил голову забортной  водой,  открыл  настежь  двери  рубки,  отодвинул
ветровое стекло, устроив живительный сквозняк, и, главное,  думал:  "Спать
нельзя!  Нельзя  спать!  Налетит  шквал,  сорвет  парус,  мачту,  закрутит
беспомощный катер". Нет, он не мог даже задремать. Потому старался  думать
о чем-нибудь хорошем, приятном. Но приятные мысли еще  больше  расслабляли
волю, клонили в сон, и он стал громко напевать "Дунайские волны".  Помогла
развеять сон и погода: ветер усилился, пошла крупная волна,  катер  высоко
взлетал и падал, ударяясь днищем о волну, вода сердито пенилась у  бортов,
брызги летели в отодвинутое ветровое стекло  -  пришлось  раму  задвинуть.
Посвежевшая погода вызывала беспокойство, и сон оставил  старшину.  Вместо
положенных двух часов он простоял за штурвалом три часа,  потом,  разбудив
Петраса, еще долго разговаривал с ним, делясь своими планами на будущее.
   - Я живу по графику, - говорил Асхатов, - давно уже составил себе такой
жизненный график и стараюсь его выполнять...
   Петрас внимательно слушал, ему нравился этот  спокойный,  обстоятельный
человек.
   - ...Наверное, это у  меня  семейное  свойство.  Все  в  нашем  роду  к
чему-нибудь стремились. Прадед пешком  пришел  из  Казанской  губернии  на
Дальний Восток, тут и обосновался, и всю  родню  выписал,  только  те  уже
морем ехали, из Одессы, чуть не  вокруг  света.  Был  прадед  охотником  и
старателем, нашел не  одно  месторождение  золота.  Потом,  под  старость,
переехал на Сучан, обзавелся пасекой, пчел разводил.
   - Богатый, видать, был человек? - спросил Петрас.
   - Какое там! Золото купцы к рукам прибрали. Да он, говорят, и