нут вы будете у лоцманского трапа. - Благодарю, Гарри! Если бы ты знал, какую оказываешь услугу своему судну, команде, пассажирам! - Тоже скажете! Какая тут услуга? - ответил матрос, совсем сбитый с толку. - Огромная, Гарри. - Ну, ну! Огромная так огромная. - Матрос как-то с опаской посмотрел на репортера. - Полчаса ведь тоже скоро пролетят, смотрите не застряньте насовсем. - Теперь уж я использую эти полчаса. Скажи, как побыстрее отсюда пройти к ходовой рубке? - К ходовой? К рубке? - Именно, Гарри. Матрос покачал головой: - Туда сейчас не пройти ни за какие деньги. Сами понимаете, судно идет по бухте, гляньте, сколько судов на рейде, яхты мельтешат, катера, паромы, а вы со своими вопросами. Раньше надо было. - Гарри! - В голосе Томаса Кейри слышалась мольба. - Мое дело маленькое. Я предупредил, а там как знаете. Только кто вам там нужен, в ходовой? - Сам капитан, Гарри. - Сам капитан? Да если хотите знать, наш капитан с репортерами никогда и не разговаривает. Этим делом занимается старший офицер, и то в свое время. - Ну хорошо, пусть старший офицер. Опять я теряю время. Вы только скажите, как побыстрее пройти, чтобы я не плутал по судну. - Мое дело предупредить. Спускайтесь на пятую и дальше прямо к носу, через концертный салон, потом через ресторан и опять прямо, там увидите лифт и надпись: "Вход запрещен". Еще раз желаю! Но лучше всего спуститесь в бар, выпейте на дорожку и жарьте на правый борт. Нет, постойте. Вот что. - Матрос подошел к Томасу Кейри вплотную. - Плюньте на все начальство. Я ведь тоже наше судно знаю и, может, кое-что еще, чего начальство и не нюхало... - Нет, нет, Гарри. Потом. Прощайте! ОКЕАН ПРОСВЕТЛЕЛ Хотя стояла мгла глухой зимней ночи, гребни волн тускло поблескивали. Иногда в тучах вспыхивал рассеянный свет, выхватывая на несколько секунд из темноты кипящую воду и низко летящие облака. Когда проблеск мерк, казалось, мрак, еще плотнее окутав суденышко, мчит его в пропасть. В эти мгновения лоб Горшкова покрывался холодным потом. Но потом снова светлело. Старшина Асхатов для бодрости стал что-то мурлыкать себе под нос; из машинного отделения по-прежнему доносилось ритмичное постукивание помпы. "Как же Петрасу там жутко одному! - подумал Горшков, мысленно переносясь в свой мокрый темный кубрик. И неожиданно решил: - Там, в машинном отсеке, должно быть, тепло, не сквозит, как в рубке, и не так страшно, потому что не видно, что творится вокруг". Работа помпы прекратилась. Горшков весь напрягся, стараясь не слушать воплей урагана и различить успокаивающее тик-так. Прошло больше минуты, пока он опять уловил ритмичное постукивание всасывающих поршней. Снова океан посветлел. Тучи летели, едва не задевая гребней волн, вспыхивали и гасли тусклые искорки звезд. Ветер подул ровнее. Плавучий якорь почти остановил катер. Волны сильно подбрасывали корму. КР-16 начал рыскать из стороны в сторону, плохо слушаясь руля, его снова клало с борта на борт. Так продолжалось минут двадцать, потом налетел шквал со снегом, катер увеличил скорость и опять стал носом к волне. Старшина крикнул в переговорную трубку: - Петрас! Ну как ты там?.. Держись, брат!.. Воды много в машинном?.. Чуть-чуть? Это хорошо. Корпус у нас что надо! Ты качай, да не выматывайся... Мы здесь с Алексеем. Его шторм поднял с постели... И я говорю - спал бы до Антарктиды... Да, он молодец. Тебе шлет привет. Стоит за штурвалом. Я курю твои сигареты, спасибо... Ветер как будто унимается. Волну, конечно, развело, как положено... Вот чудак, не морожено, а положено! Ну как полагается в океане... Ах, у тебя все гудит, как в барабане? Это тоже обыкновенно. Корпус стальной, ну и звенит от волны... Вот что, Петрас, если новый шквал налетит, придется моторы запустить... Знаю, ненадолго, пока пройдет, а то трос может на винты намотать... Очень просто. Тогда повертимся... - Еще этого нам не хватало, - сказал Горшков. - А ты что думал? Швырнет в бок, развернет. Трос на винты. Да мало ли что может случиться! Мы, Алексей, должны все предусмотреть. Ух ты... " Очень высокая волна так вознесла их к черному небу, что у обоих захватило дух. Старшина умолк, откинувшись к задней стенке рубки. Горшков же упал грудью на штурвал и с ужасом смотрел, как запрокидывается широкий нос катера. - КР-16! КР-16!.. - безнадежно взывал радист Павел Крутиков. Горшков попросил старшину: - Выключите. Пусть он душу не рвет. - Душу! - выкрикнул старшина. - Да ты что? Кореш зовет, переживает, заботу оказывает. И когда мы его вот так слышим, что получается? А то, что мы не одни! Ты нервы свои, Алексей, попридержи. - И уже мягче: - Все образуется, Алеша. Самое серьезное позади осталось, теперь только качка, да она нам вроде удовольствия. И то надо знать, что океан расходился, разволновался, ему тоже требуется время успокоиться... Хотя Асхатов стоял рядом, Горшкову казалось, что слова его невнятно доносятся откуда-то издалека и самого старшины нет в рубке, и вообще никого нет на катере, кроме него самого. Все внимание рулевого было захвачено неистовством воды и ветра за стеклом рубки. Ему казалось, что уж теперь-то океан решил окончательно разделаться с катером. Суденышко чем-то мешало его всесокрушающей работе, мешало, не подчиняясь ему, и вот теперь океан решил разделаться с ним раз и навсегда. Слева по борту стала расти темно-фиолетовая громада. Словно со дна океана поднималась базальтовая скала, она заслонила звезду, блеснувшую было в прогалине между тучами. Все ближе, ближе страшная волна, вот сейчас, через какие-то мгновения, она рухнет на катер, раздавит его своей тяжестью. - Ух ты! - прошептал Горшков и не обнаружил в себе страха. Наоборот, у него, как на ринге во время атаки, напряглись все мускулы. Он уверенно повернул штурвал вправо, уходя от удара волны, она рухнула в двадцати метрах и, потеряв уже силу, накрыла палубу, хлестанула в рубку. Катер осел под ее тяжестью, затем стал медленно всплывать, отряхиваясь, как чайка, вода стекала с него густыми потоками. Старшина, следивший за маневром рулевого, со свистом выдохнул воздух из широкой груди: - Ну, Алексей! Я только хотел сказать, а ты уже... - На самом же деле Асхатов посчитал, что на этот раз их катер не увернется, и даже с ужасом подумал: "Накроет, и все..." - Теперь так держи! - крикнул он на ухо Горшкову. - Видал, какая волнища кинулась на нас? Все оттого, что зыбь, видно, с запада еще пошла. Вот и горбятся волны... Горшков все еще плохо слышал старшину, все внимание отдавая своеобразной игре с волнами, и подумал, что все это похоже на детские пятнашки: "Что, если такая волнища запятнает? Не выйдет!" Он теперь раньше положил руль право на борт, и почти такой же высоты волна даже не накрыла палубу, а только высоко подбросила катер. Горшков торжествующе глянул на старшину: - Идем ровней! - Ровней, да не очень. Чуешь, больше якорь не держит? Сорвало этими волнами, хорошо хоть наша бригантина все еще слушается руля. Ветерок ход дает... Только бы лагом не развернуло. И тут же катер повернуло боком к волне и стало класть с борта на борт. Старшина приказал запустить моторы. Катер с трудом развернулся кормой к ветру и стал быстро набирать ход. - Своих шесть узлов, да ветерок добавляет добрых парочку, смотри, как пена пролетает по борту, - сказал Асхатов и крикнул в моторный отсек: - Петрас, глуши! С четверть часа катер двигался, подгоняемый ветром, затем рыскнул влево, и все повторилось вновь. Временами слышался голос радиста, сменившего Крутикова. - Буравин Олег заступил, - сказал старшина. - Хороший парень этот Олег. Мы с ним по выходным бычков и камбалу ловили. Держи левей. Вот так... Пропасть этой рыбы в бухте у консервного завода. Бери руками. Раз палтуса вытянули. Это уже не в бухте, а в открытом море, у берега, конечно. Вот был палтус! Держись!.. Начало светать. Океан катил бесконечные гряды седых от пены волн. Грязно-серые тучи, посветлевшие по краям, стремительно летели низко над водой. Среди треска и свиста разрядов опять раздался голос радиста Буравина: - КР-16! Старшина Асхатов! Вам на помощь вышел эсминец, и при первой возможности вылетят самолеты... Старшина, сменивший Горшкова за штурвалом, повернул к матросу уставшее лицо, улыбнулся: - Ну что я говорил! Теперь все будет отлично. Эсминец живо нас догонит. Нас поднимут на борт. Катер возьмут на буксир. Ну как ты, Алексей? - Ничего. - Вижу, что хорошо. Ты, брат, рулил здорово и тогда ловко увернулся от волны. Ничего страшнее я не видал. Прямо гора встала, и на вершине белая стружка. Как там наш Петрас? Все качает воду. Упорный мужик. Петрас! Ты бы отдохнул, браток! - крикнул он в переговорную трубу. Петрас ответил, и его услышал Горшков: - Нельзя, старшина. Только перестану, как она начинает прибывать. Через лючины просачивается. Сейчас пошла на убыль. Еще с полчаса покачаю, и, думаю, можно будет соснуть часок. - Пока нельзя, Петрас. Теперь скажи, сколько у тебя там бензина осталось. - Наверное, с четверть бака. - И это все? - Было еще в канистрах. - Где они у тебя? - Как всегда - в гнездах, в трюме. Думаю, целы. Только сейчас их не достать. - И не надо. Покачай еще малость. Я бы к тебе Алеху прислал, да здесь дела поважней. А спать, Петрас, пока нельзя. - Понятно. Ты не бойся, Ришат, выдержу. Мне приходилось по двое суток не спать, правда не в такой обстановке, да ничего - сдюжу. Ты только почаще покрикивай мне в трубку. Как там наш якорь? Похоже, сорвало? - Да, Петрас. Сеть прорвалась, начинка уплыла. У тебя брезент цел? - Какой брезент? - Тот, что под трапом у тебя лежал. - Наверное, там и лежит, между переборками. Ты прав, старшина. Брезент можно приспособить для якоря вместо матрасов. Он попрочнее. - Займитесь с Алексеем. Он сейчас выйдет на корму. Моторист Петрас Авижус и Алексей Горшков, с трудом удерживаясь на скользкой корме, сооружали новый плавучий якорь. Обод трала оказался цел, к нему Петрас крепил брезентовый конус. Ветер рвал из рук брезент и даже линь, которым они принайтовывали брезент на ободе. Волны окатывали палубу. Надо было выжидать затишья, чтобы сделать несколько торопливых стяжков. Горшков поскользнулся и чуть было не свалился за борт. - Так дело не пойдет! - прокричал Петрас. - Давай я тебя привяжу! Линя у нас хватит. - И себя тоже! - Надо для страховки... Ну вот, теперь можешь спокойно падать, - сказал Петрас, прихватывая линь к лебедке и завязывая его морским узлом. - Теперь и себя подстрахую... Через час неимоверного напряжения они сбросили новый якорь и, гордые делом своих рук, стояли на мостике и смотрели, как натянулся трос и катер, перестав рыскать по сторонам, развернулся кормой к ветру. Петрас сказал: - Вот теперь идем в полный фордевинд. Валяй грейся в свою рубку, или, хочешь, идем ко мне, у меня нагрелось от моторов. - Нет, старшина приказал идти к нему в рубку. Да сейчас и не так холодно. Смотри, весь лед уже растаял, и вода теплая, только ветер жжет. Петрас шагнул к люку моторного отсека и замер, подняв лицо к небу. Где-то над облаками промчался реактивный самолет. Скоро рев турбин поглотили голоса шторма. Петрас вернулся к дверям рубки, распахнул двери: - Самолет! Старшина, самолет над нами пролетел! Асхатов крикнул: - Горшков, иди постой на руле! Старшина и моторист долго стояли возле рубки, задрав голову к небу. Наконец Асхатов сказал: - Правильно ищут. Теперь, как тучи разгонит, они снова появятся... Не пора ли перекусить? - Хорошая мысль, Ришат. В трюме лежат консервы, тушенка, сгущенное молоко, - проглотил слюну Петрас. - Это потом. На первый случай в кубрике есть колбаса, хлеб и сыр в рундуке. - Сейчас приволоку! Старшина вернулся в рубку. Стал рядом с Горшковым. Посмотрел на его сосредоточенное красивое лицо, на сильные руки, сжимающие рулевое колесо. Мысленно одобрил: "Правильно держишься, Алексей". Горшков спросил: - Ну как там? - Пролетел. Где ему нас заметить в такую хмарь. Курс поиска они верный взяли. Теперь, как совсем развиднеется, еще пришлют машину. Думаю, нас эсминец догонит. Должен нас найти эсминец. Да и не один, наверное, уже вышел за нами. Ты как, Алексей, насчет еды? - Еды? - Горшков почувствовал голодную спазму в желудке. - Как-то до этого не думал, а надо бы. Да есть ли у нас что? - Найдется. У меня там в каюте колбаса, сыр и буханка хлеба. Сейчас Петрас доставит. - Мне шибко пить хочется. - Будет и вода. Водяной запас у нас в норме. Вчера слить бак хотел. Ведь на зиму становились. В рубку ударил мокрый ветер. Вошедший Петрас протянул сетку с продуктами, чайник с водой. Старшина пригласил: - Заходи, похарчим вместе. - И то дело. Хотя я себе оставил. У вас тут хорошо, светло, удобства, как на прогулочной яхте. - Закрой двери плотней. Ты вот посмеиваешься, а не каждая океанская яхта такой шторм выдержит. Сейчас что - и волна поменьше стала, и ветер не такой, что ночью налетел. Кусай и ты, Алексей, со штурвалом и одной рукой управишься. Колбаса краковская, ребята, купил вчера в ларьке, а сам подумал: зачем столько на один ужин, - пригодилось, оказывается. Жалко, чайку сейчас нельзя разогреть, на камбузе - все летит. Да ничего, холодная вода, говорят, полезней... Хорошее настроение старшины Асхатова передалось и его маленькой команде. Петрас стал рассказывать, как мальчишкой попал в первый сильный шторм на Балтике. - Мне было тогда семь лет, только первый класс окончил. Отец с дедом в награду за хорошие отметки взяли меня на путину. Погода стояла тихая, теплая. Салака хорошо ловилась. А тут вдруг со стороны Швеции налетел ветер. Волну развело, конечно, не такую, как сейчас, да мне тогда казалось, что выше и страшней ничего не бывает. Дед мой стоял на руле, с потухшей трубкой в зубах. Шли мы на моторном баркасе. Отец находился в машине, старший брат с дядей отливали воду черпаками, только я один без дела оказался и ждал, когда нас совсем зальет волной или перевернет вверх дном. Дед мне головой кивает, улыбается: ничего, дескать, малыш, все это пустяки, а мне все хуже и хуже делается. Тогда дед говорит: "Бери ведро и выливай воду". Схватился я за ведро, зачерпнул в него воды со дна баркаса, стал выливать за борт, да ветер вырвал из рук ведро и утопил. Вот, думаю, влетит мне теперь за новое ведро. А дед смеется и кричит: "Бери котелок!" С котелком дело лучше пошло, и страх мой тоже как ветром унесло. После шторма дедушка мне сказал: "Море бывает часто злое, да бояться его не надо рыбаку. Шторм, внук, - это самая обычная рыбацкая погода". - Вот и у нас обычная, - сказал старшина, и все дружно засмеялись. Старшина и моторист закурили. Горшков продолжал стоять на руле. После завтрака ему нестерпимо захотелось спать. Алексей прикрыл веки, и ему показалось, что их суденышко как настеганное понеслось в мглистую даль. Вздрогнув, он прогнал дремоту и стал вспоминать, как они с Авижусом сооружали второй якорь, как ветер вырывал из рук брезент и чуть не столкнул его за борт. "Нет, я, пожалуй, правильно вел себя, - думал он, погружаясь снова в чуткую дремоту. - Петрас тоже человек правильный... Ишь как ровно идет наша старушка, и все из-за якоря. Другие, пожалуй, не смогли бы поставить якорь... Нет, спать нельзя. Я на вахте..." - КР-16! Слушайте меня, КР-16! Вам на помощь выходит эсминец, вылетели самолеты. Скоро они вас разыщут. Держитесь, ребята! Все вам шлют привет... - Опять Крутиков заступил, - сказал старшина. - Ну вот видишь - и порядок, все уже позади. Совсем развиднелось. Скоро они нас обнаружат. - Асхатов выключил станцию. - Нечего зря энергию транжирить. Еще может пригодиться. Будем включать раз в четверть часа. Сколько, Алексей, на твоих? - Восемь. Оказывается, они не останавливались. - Ровно? - Две минуты девятого. - Ставьте, друзья, на пять девятого. - Старшина гордился точностью хода своих часов с механической подводкой, календарем, водонепроницаемых, антиударных, со шкалой поясного времени. - Мои часы, Петрас и Алеха, можно положить под колпак в институте имени Штернберга в Москве, и по ним отзванивать время для всей планеты. Вот какие это часы. Я за них отдал полторы сотни матросу с "Керчи" и еще в придачу шикарную раковину. Лейтенант Кораблев давал мне две с половиной, да не уговорил. Часы эти швейцарской фирмы, вот тут написано какой, только очень мелко. Гарантия на двадцать лет. Вот что это за механизм! Экстра! Супер! Прима! Дай-ка, Петрас, чайник, глотну еще чуток. КУРС НА ГОНОЛУЛУ Томас Кейри повернул ручку двери, нажал на нее и едва не свалился на пол прихожей каюты. Торопливо закрыл дверь. Сразу его обступили тишина, покой. Пахло кожей и дорогим табаком. От следующего помещения прихожую отделяла темная ткань портьеры. Репортер стоял, упершись спиной в дверь. В глазах у него плыли желтые круги, ноги подкашивались. - Поверните ключ, мистер Кейри, - услышал он знакомый спокойный голос и увидел профессора Гордона. Тот стоял, откинув портьеру, в белой рубашке, приземистый, широкоплечий, на темном лице выделялась серебристая бородка, какую носили шкипера парусников в прошлом веке, зубы его сверкали в улыбке. Казалось, он ничуть не удивлялся тому, что репортер тоже отправился в плавание на "Глории". - Наконец-то! Проходите, мой друг. Прошу вас. Я никак не ожидал, что на судне могут быть такие большие и удобные комнаты. Целая квартира. Вот это, по всей видимости, гостиная, влево - спальня, направо - ванная и все прочее. Садитесь, мистер Кейри. Я сейчас дам вам что-нибудь выпить. Здесь предусмотрен бар с целой батареей бутылок. Смотрите, как все ловко вделано в стенку. Я бы ни за что не нашел этого тайника, если бы не любезный молодой человек в черном. - Профессор откинул крышку бара. Заискрились бутылки, хрусталь. - Вам виски, коньяку? Здесь пропасть всего - водка, кальвадос, плиска, ром, херес. - Безразлично. Что угодно. Да, мне надо немного промочить горло. - И я за компанию. Мой любимый напиток - херес. Здесь же его две бутылки, одна из Калифорнии, другая, если верить этикетке, испанская. - Он налил в хрустальные рюмки, подал гостю, сидевшему в мягком кресле. - За продолжение нашего знакомства, мистер Кейри, и за дальнейшее развитие событий. Прекрасный напиток! Первоклассный! Испанский херес! Здесь все первоклассное. Не правда ли, мистер Кейри? Репортер окинул взглядом просторное помещение, отделанное красным деревом, вишневый ковер на полу, овальный полированный стол, в котором, как в зеркале, отражался голубоватый потолок, и ответил терпеливо ожидавшему хозяину: - Да, у вас здесь очень хорошо. - Прислушался: он все еще не верил, что избавился от преследовавших его людей, одетых матросами. Плотная дверь не пропускала звуков из коридора. Ритмично вздрагивал корпус судна. Ветер трепал занавески на опущенном окне. Пахло терпким запахом моря. Вино приятно туманило голову, горячими ручейками растекалось в груди. Профессор, подмигнув, налил еще, сказав при этом: - Выпьем за хорошее настроение. Для полного осознания благ жизни многим так его не хватает. Томас Кейри сказал, рассматривая топазовое вино на свет: - Охотно поддерживаю ваш тост, хотя мне будет нелегко обрести душевное равновесие после всего случившегося со мной. За последние сутки два раза покушались на мою жизнь, сейчас меня разыскивают по всему судну, с тем чтобы ссадить на лоцманский катер. - Репортер выпил всю рюмку и, улыбаясь, спросил: - Вы и сейчас найдете, что мои злоключения не выходят за рамки сценария пьесы? - О да! Сюжет развивается по-шекспировски стремительно. События полны драматизма. Неужели и здесь, на судне, с вами пытались разделаться? Когда? Где? Томас Кейри рассказал все, что с ним приключилось недавно. Выслушав, профессор энергично потер руки, прошелся по вишневому ковру от окна к дивану, вернулся к столу и сказал: - Все идет прекрасно, мистер Кейри. Ваша настойчивость, смелость и находчивость окончательно покорили меня. Мне еще в машине, когда мы ехали в порт, пришла мысль, что вы не должны сойти со сцены в середине первого акта. Ведь вы одно из главных действующих лиц! Как же вы можете находиться вдали от событий, которые развернутся здесь, на "Глории"? Нет, мистер Кейри, вы должны ехать с нами. Только с вашей помощью мы можем найти преступника, который, я уверен, находится сейчас в таких же апартаментах, и не исключено, что пьет тот же самый херес. - Но тогда зачем вы вручили мне ваш "понтиак" и вот эти ключи от него? Между прочим, я не заметил, как вы их опустили мне в карман. Возвращаю вам их с признательностью. Мое появление в "понтиаке" произвело бы ошеломляющее впечатление на дорожную полицию. Профессор взял ключи, подбросил их на ладони. - Видите ли, мистер Кейри, вначале развитие событий мне представлялось несколько иначе. Я не исключал возможности, что вы убедите капитана несколько отложить рейс, и тогда бы многое зависело от скорости, с которой вы смогли бы передвигаться по дорогам Америки. Сейчас все изменилось. Сценой становится "Глория". - Он повторил название судна еще несколько раз, опустил ключи в карман брюк, затем спросил: - Прекрасное название для пьесы - "Глория", не правда ли, мистер Кейри? - Звучит неплохо. - Репортер посмотрел на часы. - Двадцать минут третьего. По всей видимости, лоцманский катер уже вернулся в порт. Если меня разыщут, то могут еще ссадить на одно из встречных судов и взыщут расходы за остановку лайнера. Нет, такой вариант мне не подходит. - Вот именно, мистер Кейри! - В то же время я не могу оставить в беде Джейн, и вас, мистер Гордон, и всех пассажиров судна. Я бы не простил себе вашей гибели никогда... Плесните еще, мистер Гордон. - С удовольствием, но, с вашего разрешения, я попрошу, чтобы нам принесли что-нибудь поесть... Желудок Томаса Кейри болезненно сжался. Он вспомнил, что последний раз ел вчера вечером перед выездом на место автомобильной катастрофы. - Да, не мешало бы, - сказал он, глотая голодную слюну. - Только мне надо скрыться в спальне от посторонних глаз. Стюард принес большой поднос с закусками и фруктами. - Зачем так много? - спросил профессор. - Время обеда, - ответил стюард, ловко расстилая на столе белую скатерть. - Всегда в день отъезда большинство пассажиров предпочитают есть в каютах, но затем столуются в ресторане. Там располагающая атмосфера, отличный оркестр, шикарная публика... Что прикажете на первое? Вот, пожалуйста, ознакомьтесь. - Он протянул профессору объемистую книгу в целлофанированной обложке, на которой была изображена "Глория" на ослепительно синен воде, сампан с темнокожим кормчим, туристами в белоснежных костюмах, которые с выражением предельного счастья на лицах следили за плавником акулы. - О! Да тут целый роман! - воскликнул профессор, взвешивая на ладони меню. - Действительно, здесь большой выбор, только сегодня ограничено количество блюд. Например, супов не более четырех, а также и остальные блюда в меньшем ассортименте. С завтрашнего дня у нас заработают три кухни: французская, китайская и англосаксонская, но будут блюда итальянские, русские, даже финские, и вообще, можно заказывать все что угодно... Сегодня пока самый скромный обед... ...Томас Кейри ел молча, зато профессор Гордон почти не умолкал. Казалось, он забыл, что привело в его каюту молодого человека. Оглядев стол с закусками и пододвинув к себе салат из крабов, он стал красочно описывать, как ели в XVI веке в Англии: - Во времена Шекспира в Англии не знали еще изысканных блюд, таких, как у нас с вами. Подобные деликатесы можно было встретить где-нибудь на Востоке - в Персии, Египте и особенно в Китае, где поварское искусство процветало за много веков до нашей эры и сохранилось в самом утонченном виде и по сей день. Англичане ели просто, но зато обильно. Представьте себе гигантский кусок ростбифа, дымящегося на деревянном блюде, или оленя на вертеле в камине, или кабана. Все это запивалось добрым пивом, элем или виноградным вином. Разрешите, я вам налью белого мозельского, оно пойдет к вашей рыбе и моим крабам... Да, отличное вино. Здесь все, как я вижу, отличное. Но я предпочел бы всему этому темное пиво и кабаний окорок с еще не остывшими угольями на подрумяненной кожице или гуся с яблоками и капустой, хотя все это, как видно, мы сможем заказать на завтра. А сейчас не съесть ли нам вот это сооружение из овощей, грибов и какой-то дичи? Томас послушно кивнул. Он уже не стал прятаться, когда стюард принес на подносе новую порцию еды. Минут пять они молча поглощали салат. Потом принялись за суп. Мистер Гордон взял ложку, потянул носом и сказал: - В доме отца Шекспира любили суп из бычьих хвостов. Три года назад, когда я во второй раз посетил родину Вильяма - Стратфорд-на-Эйвоне, мне посчастливилось обнаружить любопытнейший документ - счет мясника, некоего Самуэля Таккера, адресованный Джону Шекспиру - отцу Вильяма, на сумму в один шиллинг восемь пенсов. Это была сенсация среди шекспироведов, да и не только среди них, вся мировая печать муссировала мою находку, в том числе и ваша газета. Не так ли? Томас Кейри наклонился к тарелке с золотистым бульоном, что могло сойти за знак утверждения, и взял ложку, силясь припомнить информацию о находке профессора. И почему-то вспомнил, как они с Джейн обедали последний раз в придорожном ресторане, где им подали похожий бульон... Профессор же продолжал: - Вы, как филолог, знаете, насколько скудны и спорны сведения о Шекспире. И тут еще один документ, подтверждающий существование гениального человека. По существу, остались только его пьесы, авторство которых до сих пор оспаривается. Не сохранилось ни одного его черновика. Все, чем мы располагаем, это три страницы текста, вписанные рукой Шекспира в пьесу о Томасе Море, которая так никогда и не была играна на сцене, да еще подписи под завещанием Вильяма. Они-то и помогли установить подлинность трех драгоценных страниц... Вам нравится бульон?.. - Очень... - Томас Кейри проводил взглядом стюарда, уносящего посуду. - Зато вот этот человек мне что-то не нравится. - Ну что вы! Обычный слуга - эпизодическое лицо в нашей пьесе. Хорошо вышколен. Свою роль ведет прекрасно. - Да, но вы заметили его саркастическую улыбку? - У него болят зубы. Он даже не спросил, в какой каюте вы едете, и принес нам обед на двоих. У вас, мой друг, просто сейчас обостренная реакция после всех событий. Вам кажется, что стюард тоже мафиози из банды Минотти?.. Я не ошибся? - Да... он смахивает на итальянца, и это его подчеркнутое безразличие ко мне... Готов заключить пари, что он уже сообщил кому следует, что я нахожусь у вас! - Вполне возможно. Но это нельзя ставить ему в вину. Он на службе. К тому же вы нарушили священное право собственности. Едете зайцем в каюте, проезд в которой стоит восемь тысяч долларов. - Верно, черт возьми! - Так что стюард здесь ни при чем. - Неужели так дорого? - Есть каюты и по двадцать тысяч, но мне капитан посоветовал остановиться на этой. К тому же я не настолько богат, чтобы швыряться деньгами. Томас Кейри отодвинул тарелку. - Мне надо немедленно встретиться с капитаном. - Ну зачем такая спешка? У нас еще впереди три блюда, десерт, кофе; теперь час или два не играют никакой роли. Действие растянется, по меньшей мере, на несколько недель. - Но я не хочу, чтобы меня изловили как зайца. - До этого, надеюсь, не дойдет. К тому же у вас иммунитет представителя всесильной прессы и чрезвычайной важности информация. Ешьте спокойно. Волнение мешает пищеварению. Выпейте еще вот этого португальского портвейна и постарайтесь себе внушить, что события развиваются, не отступая от текста пьесы и режиссерского замысла. - Ах, профессор! Оставим эту игру в любительский спектакль. Если мы отдадимся на волю судеб, то, чего доброго, пойдем на дно со всем театром, артистами, оркестром и публикой! - Не исключено. - Мистер Гордон отпил из рюмки, и лицо его приняло блаженное выражение. - Божественный напиток, советую причаститься. Вошел стюард с новой переменой блюд. Когда он, разложив на горячие тарелки жареную форель, удалился, мистер Гордон сказал: - Я не считаю, что мы с вами играем в любительском спектакле. Все вполне профессионально. Да ешьте же. Форель словно только что поймана. Действительно, ее везут живую, я читал об этом в рекламном проспекте. Надо вам сказать, что к поездке я отнесся с должной серьезностью. Ну как форель? - Рыба как рыба... - буркнул Томас Кейри. - Ну, молодой человек, да вы, я вижу, не из тех, кого можно чем-либо удивить. А раз так, то все будет прекрасно. - Профессор, улыбаясь, дожевал, утерся салфеткой, затем сказал: - Я превращаюсь в этакого резонера. Никогда не замечал у себя подобного таланта. Вот что значит вести затворническую жизнь. Негде было проявить себя, раскрыться, как говорил один мой студент, изрядный шалопай, но головастый парень. "Сколько потеряно времени, - с тоской подумал Томас Кейри. - И все из-за него. - Он почти с ненавистью посмотрел на профессора и, встретившись с ним взглядом, покраснел от смущения: столько участия было у того в глазах. - Нет, он славный старик, этот негр. Что бы я сейчас делал, не попадись он мне? В лучшем случае матросы изловили бы меня и спровадили на лоцманском катере. Тогда бог знает что могло произойти с Джейн". Он допил портвейн в полной уверенности, что вот теперь-то, когда он на судне, ничего не случится ни с лайнером, ни с Джейн. Репортер улыбнулся профессору: - Ну конечно, все выйдет наилучшим образом. Мистер Гордон обрадованно закивал головой: - Вот так-то веселее, дорогой мистер Кейри. - Просто Том. - Прекрасно, Том. Вы не курите? - Нет. У нас в роду никто не курил. - Ну а я привык курить за работой. Хотя мои предки - рабы с Миссисипи - тоже не курили. Табак для них был табу. Томас Кейри поднялся. - Постойте! - остановил его профессор. - Я позвоню капитану, договорюсь о вашей с ним встрече. ...Капитан лайнера Дэвид Смит - высокий, грузный, лет шестидесяти - слушал репортера, полуприкрыв тяжелые, набрякшие веки, его огромные руки устало лежали на подлокотниках кресла. В такой же позе в другом кресле сидел профессор и с нескрываемым любопытством рассматривал просторный салон капитана, стилизованный с бутафорской роскошью под гостиную в Версальском дворце: темно-бордовые штофные обои, копии Веронезе, Тициана и Эль Греко, рояль, по форме похожий на клавесин, ковер по мотивам Ватто - жеманная красавица на качелях и кавалер на коленях, заглядывающий под ее пышные юбки. Здесь все было ненастоящее, и все же создавалось впечатление старины, богатства, тонкого вкуса. Профессор ловил себя на том, что его покоряет вся эта дешевка и что он не удивился бы, если бы сейчас распахнулась дверь красного дерева и вошли бы мадам Помпадур с Людовиком Четырнадцатым. "Пожалуй, я выпил лишнее", - подумал Гордон и потянулся за рюмкой, стоявшей на полированной столешнице под красную яшму. Между тем репортер, заканчивая рассказ о своих злоключениях, говорил: - Вот почему, сэр, я очутился на вашем судне без билета и багажа. Капитан раскрыл глаза, и Томаса Кейри поразила их ясная голубизна. - Что ж, - сказал капитан, - весьма любопытно. История, если ее опубликовать, на день-два привлечет внимание американцев. Но боюсь, что ее не напечатают, по крайней мере сейчас. Я весьма признателен вам, мистер Кейри. Хотя должен заметить, что мне трудно поверить, будто отец, отправляя в путешествие дочь, замышляет потопить судно, на котором она едет. Это же чудовищно, Стэн! - повернулся он к Гордону. - Ах, Дэв, - ответил профессор, - как вы мало знакомы с неприглядными сторонами жизни! Вы романтик, Дэв. Всю жизнь скитаетесь по океанам, среди мужественных людей, боретесь со стихией, и мир кажется вам сотворенным как надо. Не так ли? - Да, я все больше и больше убеждаюсь, что люди не так уж плохи. - В общей массе. Согласен с вами, Дав. В людях не иссякло стремление творить добро. Пример перед вами, - он кивнул на Томаса Кейри, - но сколько еще зла! Разве не убивает еще брат брата, дети - родителей и родители - детей своих? Вы говорите, и я согласен с вами, что обвинение мистера Чевера чудовищно, но что мы знаем об отношениях отца и дочери, о характере этого человека? - Я был вместе с мистером Чевером сегодня. Он нежно прощался с дочерью, поцеловал ее, осмотрел каюту. Просил меня заботиться о девочке. Надо сказать - она очаровательное существо... Томас Кейри залился румянцем, вспомнив свою встречу с Джейн, когда мафиози волокли его по коридору судна. "Что она подумала? Джейн не могла понять, почему я не остановился, не подошел к ней. После грязных наветов я должен был обязательно это сделать. Проклятые бандиты!" Минуту-другую, пока он переживал свою мимолетную встречу с Джейн, он не слышал, о чем говорили капитан и профессор, когда же он вернулся к действительности, то увидел профессора стоящим у открытого окна, капитан же сидел в своем кресле, благодушно улыбаясь. Профессор говорил: - Как прекрасны берега Калифорнии с борта вашего судна, Дэв. Расстояние сглаживает грубые контуры, так и в жизни... Томасу Кейри показалось, что они обо всем договорились, пока он грезил наяву, что капитан сейчас отдаст приказ возвращаться в порт. Чтобы ускорить этот момент, он спросил: - Надеюсь, капитан, вы прикажете повернуть судно в Сан-Франциско? Капитан улыбнулся, как улыбаются детям, когда у тех возникают невыполнимые желания. - Нет, мистер Кейри, это не в моих силах. Репортер вскочил. - Но это же, это... - Договаривайте - преступление и так далее? - Я не собираюсь вас ни в чем обвинять, но поймите!.. - Все понимаю. Редкий рейс обходится без того, чтобы я не получал подметных писем или ко мне не приходили бы люди, предупреждающие о готовящейся диверсии и требующие денег за раскрытие преступления. И должен сказать, не всегда сигналы были явным шантажом. И все-таки мы уходили в рейс и - благодарение богу - возвращались. - Но теперь опасность налицо! - В океане всегда опасно, молодой человек. - Как вы можете рассуждать так спокойно? На судне более двух тысяч человек! - Если быть точным, их ровно две тысячи восемьсот. Тысяча человек команды и тысяча восемьсот пассажиров. Двести сорок пассажиров первого класса мы недобрали. И пришлось уволить и оставить на берегу пятьдесят человек из команды. А в удачные рейсы у нас на борту ровно три тысячи девяносто человек. - Как видите, вы рискуете не только своей жизнью. - Безусловно. И этот риск продолжается уже двадцать три года. Если я поверну судно, как вы предлагаете, возникнет неимоверный скандал. Вместо меня пошлют в рейс другого, и я в мои годы уже никогда больше не получу такое судно, да и вообще, - он махнул рукой, - для меня это будет концом карьеры. Выпейте со мной, мистер Кейри. Это наилучшее, что мы сможем сейчас предпринять. И вы, Стэн, прошу вас, дружище. Отлично, что вы послушались моего совета. "Глория" - первоклассный плавающий отель. Как поживает ваш приятель Кинг? - Плывет в приличном обществе: справа от него "каюта" таксы, слева расположился сенбернар. - Джентльмен весьма мрачного вида. Как же, я был ему представлен! Его хозяева Куперы - состоятельные люди, у них в Техасе нефтеперегонный завод или что-то в этом роде. Такие путешествия, Стэн, способствуют общению. Кинг получит удовольствие. - Надеюсь, Дэв. - Я также надеюсь, что и к вам вернется ваш всегдашний оптимизм. - Мой оптимизм никогда не угасал. Вы знаете, что я благодарю судьбу даже за несчастья, так как они позволяют острее чувствовать неповторимость бытия. В то же время я никогда не причислял себя к непротивленцам. Со злом я борюсь всеми силами, хотя чаще всего безрезультатно. Все же в настоящую минуту меня, как и нашего друга Тома, очень интересует местонахождение людей Минотти. Как вы считаете, Дэв, они могут находиться среди команды? - В принципе - да. Все же если они здесь, то скорее всего состоят пассажирами. За диверсии дорого платят, а такие люди любят комфорт. Все же не думайте, Стэн, что "Глорию" так легко спровадить на дно. Она плавуча, как кокосовый орех. Только что вышла из ремонта. Мы установили современное противопожарное оборудование. Ну конечно, я приму меры, так что не волнуйтесь, друзья. - Успокаивая своих гостей, капитан сам заметно встревожился. Морщины на его лбу стали глубже, придав лицу суровую озабоченность. - На судне есть своя полиция, и в ее, правда, небольшом штате состоит один опытный детектив. Что греха таить, во время плавания иногда нарушаются законы, случаются кражи, скандалы в казино или в барах, так что мы держим специальных людей. Придется им заняться розыском этих негодяев. Надеюсь, вы понимаете, джентльмены, что больше ни с кем не следует делиться своими опасениями? Томас Кейри кивнул. Мистер Гордон сказал: - Безусловно. Слухи могут создать панику, которая расстроит весь сценарий пьесы. Панику следует оставить для четвертого акта. Капитан, сбитый было с толку, насторожился, затем захохотал, ударив своими ручищами по подлокотникам кресла: - Черт возьми, Стэн! Да вы неисправимы! По-прежнему считаете, что жизнь состоит из бесконечного числа трагедий, драм и комедий! И на "Глории", по-вашему, разыграются шекспировские страсти? - Уверен, Дэв. Здесь достаточно действующих лиц. - Не многовато ли для одной пьесы? - Главных действующих лиц немного, остальные - статисты. К тому же часть персонажей осталась на берегу. Здесь мы можем оказаться с вами свидетелями таких вещей, которые вы так метко назвали шекспировскими страстями. - Ну хорошо, хорошо, Стэн, будем надеяться и стараться, чтобы рейс прошел нормально и без особых неприятностей для нашего молодого друга, а также, чтобы и он получил удовольствие от плавания. Вы знаете, джентльмены, я множество раз побывал везде, где только возможно, и все же не перестаю удивляться красоте мира. Ну так как, мистер Кейри?.. Томас Кейри сидел в глубоком кресле и задумчиво вертел ножку хрустальной рюмки. Голос капитана сливался в его ушах с шумом ветра за окном и стрекотаньем вентилятора. Услышав свое имя, он вздрогнул и поднял голову. Капитан ободряюще улыбнулся: - Теперь вам придется идти с нами в Гонолулу, оттуда вы сможете вернуться в Сан-Франциско или воздушным путем, или же на первом попутном судне. Томас Кейри поставил рюмку на стол. - Капитан! Я не могу вам сейчас открыть всех причин, которые заставляют меня принять такое участие в судьбе вашего судна. Все же я должен вам сказать, что не смогу вас оставить, пока преступник или преступники не будут пойманы или обезврежены другим путем, в то же время я не располагаю средствами, чтобы продолжать путь даже в третьем классе... Капитан печально улыбнулся: - Видите ли, мистер Кейри, я не хотел вас огорчать раньше времени, не хотел говорить, что я получил указание ссадить вас именно в Гонолулу. Вами почему-то заинтересовалась полиция. Сожалею, но мои возможности тоже весьма ограничены. Так что вы идете с нами только до Гавайских островов. Там я прихвачу на борт еще пару детективов. Вы же пока пользуйтесь всем на судне... Вошел радист. - Сэр, срочная телеграмма. Пробежав глазами строчку печатных букв, капитан сказал: - Вам действительно небывало везет, мистер Кейри. Вы никогда не играли на скачках? - Нет, а что? - Да вот, шеф сообщает, что ваше дело улажено и вы можете сойти в любом порту следования либо продолжать плавание. Чем это вы так пленили нашего хозяина мистера Чевера? Томас Кейри пожал плечами и непонимающе переглянулся с профессором. Мистер Гордон потер руки: - Все отлично. Именно такие неожиданные ходы вполне закономерны в настоящей пьесе. И неплохо бы по этому случаю еще выпить. Пригубив рюмку, капитан сказал, повеселев: - Итак, мистер Томас, ваше желание исполнилось, и если бы вы теперь захотели уйти с судна, я бы принял все возможные меры, чтобы воспрепятствовать такому шагу. Присутствие такого необыкновенного счастливца гарантирует безопасность судна, я пью за ваши успехи. - И он до дна осушил рюмку. Выпив, сказал: - Теперь, мистер Кейри, можете чувствовать себя здесь как на собственной яхте. Я распоряжусь, чтобы вам отвели свободную каюту первого класса. Томас Кейри покачал головой: - Благодарю, капитан, только я не собираюсь совершать путешествие за счет мистера Чевера или за ваш. У меня, как я вам уже говорил, другие задачи. Я должен найти людей Минотти, а вы в этом должны мне помочь. - Убей меня бог, если я знаю, как я смогу это сделать. Какова будет моя роль во всем этом деле? Мистер Гордон вставил реплику: - Наконец-то мы, Дэв, начинаем продвигаться в уточнении ролей. И если мне позволено будет дать совет, то я бы предложил обеспечить Тому беспрепятственное передвижение по сцене. - Вы хотите сказать - по судну? - спросил, пряча улыбку, капитан. - Вы отгадали мою мысль, Дэв. Именно. Том должен иметь право находиться и среди пассажиров, и в команде - словом, на всех подмостках. - Вы хотите сказать - на всех палубах? - Именно. В салонах, в барах, в казино, в бассейнах - словом, везде и всюду. - Так, - капитан вздохнул, - словом, мистер Кейри хочет взять на себя обязанности добровольного детектива, я об этом догадывался, но теперь вы, Стэн, окончательно убедили меня в этом. Другими словами, нашему молодому другу нужна такая должность на судне, исполняя которую он мог бы появляться везде, не вызывая особых подозрений. - Даже в каютах, - добавил профессор. - Насчет кают сомневаюсь, должность стюарда ему не подойдет, да и ограничит возможности передвижения по судну. Надо подумать. Скажите, мистер Кейри, чем вам приходилось заниматься, кроме писанины, то есть, извините, литературного труда? - Да ничем особенно... - Все же? - Студентом работал в ресторане. - Что делали? - Мыл посуду. - Если вас устроить на эту должность, то вы скоро забудете о своих мафиози, у вас не будет времени подумать даже о спасении души. Еще что? - Одно лето работал на заправочной станции... - Автомобилей у нас нет. - ...собирал апельсины во Флориде. - К сожалению, на "Глории" нет и цитрусовых плантаций. И это все? Томас Кейри стал мучительно перебирать в памяти, чем он еще занимался за свою жизнь. В тяжелые студенческие годы приходилось браться за все: он мыл окна, работал мусорщиком, был сэндвичменом - живой рекламой, давал уроки русского языка, хотя сам знал его тогда из рук вон плохо. Все это не могло пригодиться в данном случае. Неожиданно он вспомнил, что в школьные годы помогал отцу - электромонтеру. - Видите ли, отец мой был электриком, и я часто с ним вместе делал проводку, устанавливал телефоны. - Вот это уже кое-что! У нас здесь сотни километров электролиний. Работа найдется. Наш главный электрик - чуть ли не доктор технических наук, его загнала сюда безработица. Подучитесь у него, и по окончании рейса у вас будет вторая отличная специальность. Считаю, что мы уладили это дело. Я прикажу третьему офицеру зачислить вас на должность младшего электромонтера. - Благодарю вас. - Оклад, кажется, долларов триста двадцать или триста пятьдесят. И скажу, чтобы вас не особенно загружали работой. - Благодарю вас. - Ну вот, мы с вами еще раз убедились, что из любого положения можно найти выход. - Капитан встал и высоко поднял рюмку. - Выпьем за успехи нашего детектива-электрика или электрика-детектива-репортера! Он вышел с гостями в коридор. Прощаясь, сказал, что всегда будет рад их видеть у себя и что лучше всего приходить к нему после обеда, когда клонит ко сну, а спать ему днем категорически запрещено медициной. - Док считает, что во время послеобеденного сна особенно много оседает на стенках сосудов этого проклятого холестерина. Так что заходите. Кстати, Том, вы играете на биллиарде? - Немного. - Вот и прекрасно. Профессор тоже гоняет шары, и не без успеха. Сыграем партию в карамболь. Играть мы можем вот в такую погоду, и особенно на стоянках. "Глорию" даже в шторм почти не качает. У нее множество современных усовершенствований. Прекрасное судно, джентльмены. Желаю вам закончить день более приятно, чем вы его начали. Так заходите, врач мне рекомендовал игру в биллиард, да я уже, кажется, говорил об этом. - Проводив гостей капитан вернулся в свою каюту. - Отличный человек Дэв, - сказал мистер Гордон. - Мы с ним ловили форель в скалистых горах. - Должен быть хорошим, раз ваш друг, - рассеянно ответил Томас Кейри. - Вы размышляете о девушке, ее отце, телеграмме, только что полученной капитаном? - Да, мистер Гордон, и как я был прав, что не согласился принять от мистера Чевера каюту первого класса и все прочее. - Думаете, похоже на подкуп? - Ну конечно. Раз не удалось меня убрать, он решил оставить меня на судне, боясь разоблачений. - Логично. - Я опасный свидетель, который может пролить свет на всю эту темную историю. Я нежелателен сейчас на континенте. - Да, Томас. Вас хотят убрать с авансцены, но забывают, что мы, как в античном театре, располагаем просцениумом - пристройкой к сцене, на крыше которой в Древней Греции тоже играли актеры. Просцениум - все наши палубы, Томас! На них мы и должны отрежиссировать главные действия пьесы. - Если бы вы знали, мистер Гордон, как мне необходимо увидеть мисс Чевер! - Еще бы, без такой встречи резко тормозится действие, хотя все, что произошло в каюте капитана с этой телеграммой, и вообще весь наш разговор так же необходим для сюжета. Неужели вы не чувствуете этого, Том? - Я все воспринимаю гораздо серьезней, чем любительский спектакль. Мистер Гордон остановился и в негодовании потряс руками: - Томас! Как вы можете? Откуда вы взяли, что играют любители? Чевер, Минотти, банда мафиози, подкупленная полиция, по-вашему, это любители? Ошибаетесь! Все профессионалы. Как и в жизни. Все играют свои роли очень серьезно, Томас. Ну да ладно... Надо навестить Кинга, - после паузы продолжал мистер Гордон, - бедняга первый раз в жизни попал в отдельную каюту. Он совсем одинок, если не считать общества нескольких его коллег. Идемте прямо по этому коридору. Нет, постойте! Мистера Гордона привлек большой яркий плакат на переборке коридора, на нем была изображена столица Гавайских островов. На голубой океанической воде - столбик текста: "На острове Оаху потухший вулкан Даймонд-Хед гордо возносит свои скалистые склоны над столицей Гонолулу. В кратере этого вулкана расположены правительственные здания. Слева вверху виден пляж Ваикики, окаймленный высотными домами и отелями. Пятидесятый штат Америки состоит из восьми больших и множества малых островов, расположенных в центральной части Тихого океана - почти в 4000 километрах от Американского материка. Гавайи окружены ореолом таинственности и сказочного очарования. Вас ожидает там чудесный климат, убегающие вдаль тропические пляжи, лазурное море и такое же лазурное небо, а в глубине островов - экзотическая растительность... Радушные островитяне встретят вас своим знаменитым "алоха!"..." Прочитав, мистер Гордон радостно потер руки: - Да, черт возьми, действительно завлекательная перспектива увидеть все это и услышать "алоха", но идемте, Том, или нет, еще минуту. - Он остановился у витрин с гавайскими сувенирами. Томас Кейри тоже невольно увлекся и стал рассматривать изделия гавайских кустарей - маски из скорлупы кокосовых орехов, модели катамаранов, ткани с фантастическими узорами - и на минуту забыл о цели своей поездки - так ему захотелось увидеть вулкан Даймонд-Хед, идти по бесконечному пляжу, держа за руку Джейн... В одном из обширных холлов они увидели настоящее отделение универсального магазина: по стенам - витрины и полки с самыми разнообразными товарами, нужными и ненужными в дороге, на лотках вдоль стен - груды трикотажных изделий, плащей, курток, джинсов. Довольно много покупателей рылись в этом изобилии ширпотреба. Три продавщицы заворачивали покупки. И здесь несколько витрин занимали сувениры, только уже не гавайские, а японские. По пути к "собачьему люксу" они встречали суетливых лотошников, торгующих массой всевозможных вещей. - Джентльмены, не желаете ли приобрести настоящую панамскую шляпу? Совсем даром - от восьмидесяти до двухсот долларов! - обратилась к ним девушка в панаме и с целой кипой шляп, которые она держала в смуглых, обнаженных до плеч руках. - Панамы в тропиках незаменимы... Мистер Гордон сбавил было шаг, заинтригованный то ли шляпами, то ли очаровательной смуглянкой, но его спутник увлек его дальше. - Шляпа мне не нужна, - сказал мистер Гордон, оправдываясь. - У меня есть два тропических шлема. Что меня чуть было не задержало возле очаровательной шляпницы, так это исключительно желание получить добавочную информацию и, конечно, жажда общения с возможной героиней нашей пьесы. Кто знает, может быть, эта девушка тоже сыграет какую-то роль. Поймите, Том, что мы с вами кружимся по сцене, а все эти люди - действующие лица. И этот толстяк, что спешит, видимо, в бар, оставив супругу в каюте, и эта очень пожилая пара, и этот мальчишка, что гонит мяч, ловко пробив его между двух зевак. Действительно, удар что надо! На мальчишке болтались широченные белые шорты. - Как успехи, Пит? - дружелюбно окликнул его мистер Гордон. Мальчик остановился. Он был худ, бледен, на верхней губе блестели капельки пота. - Я не Пит, я - Фред, - сказал он хриплым голосом, - посторонитесь, джентльмены. - Успехов, малыш Фредди! - Пройдя несколько шагов, мистер Гордон сказал, сверкнув глазами: - Вы можете не поверить, но я слыл лихим футболистом. Как это было давно и в то же время - вчера. Вы знаете, Том, как это ни покажется вам странным, я не чувствую тяжести прожитых лет. - Он лукаво улыбнулся. - Особенно когда долго не смотрюсь в зеркало. - Вы и на самом деле... - Нет, нет, прошу вас, не говорите, что я молодо выгляжу, хотя такая ложь и приятна всякому. - Нет, в самом деле, мистер Гордон... - Стэн, Томас! - У вас, Стэн, совсем юношеские глаза. - Вот с этим я согласен, Том. Глаза говорят многое о человеке: его возраст, состояние здоровья, волю, настроение, мысли. Они поравнялись с лифтом, створки дверей раздвинулись, и в коридор вышел сухощавый мужчина в сером спортивном костюме, у него были до синевы выбритые щеки, надменно сжатый тонкогубый рот, угольно-черные, блестящие от брильянтина волосы; он бросил небрежный взгляд на встречных и повернулся к ним спиной. В руках он держал гибкий хлыст; удаляясь, он слегка хлестал им по ноге. В лифте Томас Кейри спросил: - Вы обратили внимание на этого человека? - Я на все обращаю внимание, Том. - По-моему, он похож на итальянца. - Или на испанца. - Но возможно, и пуэрториканец? - Пока я также затрудняюсь установить его национальность, зато могу поручиться, что мы встретили жестокого, властного человека. Он похож на плантатора из южных штатов. Кинг, почуяв хозяина, лег, закрыл глаза и тихо заскулил. На его морде застыло бесконечное страдание. Мистер Гордон гладил его, просунув руку через деревянную решетку клетки. Подошел матрос, позванивая связкой ключей. - Гарри! - узнал Уилхема Томас Кейри. - И вы здесь! Вы поистине вездесущи! Гарри Уилхем расплылся в улыбке: - О да, мистер, таковы мои обязанности... - Меня зовут Том Кейри. - Видите ли, мистер Кейри, я сегодня на подхвате, матросы заняты в трюмах, там идет какая-то перекантовка, перемещение грузов. Старпом нашел, что какие-то ящики могут задышать при сильной качке, вот их и перетаскивают с места на место. Я же, как причисленный к административному персоналу, остался наверху и благодарю бога, что попал в собачье общество. Вы, мистер Гордон, можете взять своего страдальца и погулять с ним. Площадь здесь не очень велика, зато имеется полный собачий сервис - здесь песочек и столбики для визитных карточек. Фальшборт, как видите, достаточно высок, и его не перемахнуть косматым аристократам, если кому-либо из них взбредет в голову вернуться в Калифорнию. Сейчас я открою каюту вашего Кинга. Вы знаете, нам приходится закрывать их на ключ, а то в первые рейсы сердобольные дамы выпускали узников, и что тогда получалось, особенно если одна из четвероногих леди имела склонность к легкому флирту! Их невозможно было растащить по каютам. Ну вот, пожалуйста. Выскочив из своего "люкса", Кинг забегал кругами по всей площадке, что вызвало ревнивый визг и вой всего собачьего общества. Гулко залаял сенбернар, разноголосо затявкали болонки, такса, фокстерьеры, овчарка завыла по-волчьи, тягуче, с надрывом. Но едва Кинга водворили на место, собаки, как по команде, успокоились. Гарри Уилхем сказал: - Сегодня они уже второй раз устраивают концерт. Только перед вами приходил один тип, то есть, извините, джентльмен, это его овчарка сейчас так симпатично выла, и по правде сказать, на ее месте любой будет выть не переставая. Ее хозяин что-то внушал ей, применяя хлыст, хотя, мне думается, бить ее совсем не следовало: овчарка без того ползала и становилась на задние лапы и даже кувыркалась с боку на бок. Он, этот тип, извините, джентльмен, вероятно, работает в цирке, хотя какой цирк с одной собакой? Можно допустить, что он клоун, но клоуны в основном народ добрый: чтобы смешить людей, надо иметь мягкое сердце. Этот же тип, извините, джентльмен, наверное, совсем не имеет сердца... Зато ваш пес мне очень нравится - такой серьезно-грустный. Видно, у него было тяжелое детство? - Вот и ошиблись, Гарри. Я взял его щенком, и жил он все эти годы без нужды и горя. - Скажите, как бывает обманчива внешность не только у людей, но и у животных! Томас Кейри, подумав, спросил: - Вы не знаете, Гарри, в какой каюте живет хозяин овчарки? - Нет ничего легче узнать. Вот, пожалуйста. - Гарри Уилхем широким жестом указал на табличку, висевшую на клетке с овчаркой, и прочитал: - "Сигма - немецкая овчарка. Возраст 4 года. Хозяин - Эдуардо Антиноми. Каюта 481. Рацион N_5". - Исчерпывающие данные, - сказал мистер Гордон. - Том, а вам ничего не говорит имя овчарки? Томас Кейри пожал плечами: - Как будто какой-то математический символ. - В математике обозначает знак суммы. - Вы думаете, что хозяин Сигмы математик? - Или филолог. Ха-ха, Томас! Ничего себе - точное определение! И пожалуй, не менее удачное, нежели чему нашего друга Гарри. Все же по этому имени можно предположить, что владелец собаки - человек с высшим образованием. Гарри Уилхем сказал: - По виду он действительно похож на типа, то есть на джентльмена, у которого голова постоянно чем-то набита. И если вас так заинтересовала эта воющая тварь, то здесь еще написано, что ей нельзя давать ни соленого, ни сладкого, словом, девица на строгой диете. Хозяин заботится о ее обонянии. Похоже, это ищейка, а этот тип, то есть джентльмен, - сыщик. А вот рядом японская болонка Зизи. Ей двенадцать лет. Хозяйка ее - мисс Груннер... - Благодарим вас, Гарри, - закруглил разговор Томас Кейри, хотя было видно, что мистер Гордон с явным удовольствием слушал словоохотливого матроса. - Как вам будет угодно, - сказал с улыбкой Гарри Уилхем. - Приходите в любое время, я буду рад вас видеть. Ну а о Кинге и говорить нечего. Мистер Гордон и Томас Кейри поднялись на верхнюю палубу. Несмотря на пронизывающий ветер, вызванный движением судна, пассажиры стояли у бортов или сидели на скамейках и в креслах, любуясь солнечным закатом. Мистер Гордон подошел к борту. Томас Кейри сказал: - Извините, я пройдусь по палубе. - Да, да, Том, идите, а я провожу солнце, оно вот-вот опустится в океан. Какое оно здесь большое, медно-красное, кажется, что сейчас зашипит, выплеснется вода от его прикосновения. Но идите, идите, Том. Я буду где-нибудь здесь, поблизости. Томас Кейри с нарочитой медлительностью шел по палубе, обходя шезлонги, где сидели укрытые пледами пожилые леди и джентльмены, решившие с первого дня не упустить ни одного вдоха озонированного воздуха. Несколько раз молодому человеку казалось, что он видит Джейн, с замиранием сердца он подходил и, разочарованный, брел дальше. Наконец, обойдя всю палубу, он вернулся к мистеру Гордону. Профессор один сидел на большой скамье, хотя вокруг все скамьи были заняты. Он печально улыбнулся: - Хорошо быть негром. Можно уединиться даже в такой толпе. Сесть. Подумать. Располагайтесь, Том, вечер исключительный. Смотрите, какие краски заката! Какое море! А вон парит огромная птица, ни разу не взмахнув крылом. - Альбатрос. - Так вот он какой, альбатрос! Вы знаете, Том, когда я стоял возле борта, мне на миг показалось, что и у меня растут крылья. "Глория" идет очень быстро, и действительно, с некоторой долей воображения можно представить себе... Это чувство родилось во мне как-то само собой, как в детстве, когда мы часто летали во сне. С возрастом мы утрачиваем эту способность. По крайней мере, большинство даже забывает, что когда-то у них были крылья. - Неожиданно он спросил: - Вас беспокоит отсутствие Джейн? - Да. Очень. Возможно, она больна. Меня тогда при встрече в коридоре поразила ее бледность. - Отличный признак. Значит, вы ей не безразличны. Уверен, что и она разыскивает вас. Иначе и не может быть. Вы должны встретиться, по всем законам драматургии это неизбежно, необходимо, иначе изменится весь характер событий! Представьте себе, что вдруг Клеопатра не встречается с Антонием или Дездемона ускользает из смертельных объятий Отелло? Тогда не стало бы двух великих трагедий! Нет, Томас, и у нас все останется на своем месте. Джейн с блеском сыграет отведенную ей роль. Не улыбайтесь так скептически. Нет лучших актеров, чем самые обыкновенные люди. Вы не думайте, Том, что я весь в грезах, среди выдуманных персонажей, я имел время и возможность изучать людей в их повседневной жизни. Поверьте мне, Джейн появится на сцене в нужный момент и хорошо проведет свою роль... Мистер Гордон с улыбкой посмотрел на сосредоточенное лицо своего попутчика - тот, весь подавшись вперед, ждал, глядя на сомкнутые створки раковины лифта. Луч надежды озарил было похудевшее лицо Томаса Кейри и сразу погас, как только двери раздвинулись и на палубу выкатились четыре высокие девицы в розовых платьях, а за ними солидная супружеская чета. С птичьим щебетом, ежась от вечерней свежести, весь этот выводок двинулся к борту. Томас Кейри спросил: - Что, если мне обратиться в бюро помощника капитана по пассажирской части? - Не советую. Имейте терпение. Ее выход будет очень скоро. Все же, мне кажется, что вашей встрече на судне надлежит состояться при каких-то особых драматических обстоятельствах, в один из особенно эффектных моментов нашего плавания. - Что вы имеете в виду под драматическими обстоятельствами и эффектными моментами? - вздрогнув, спросил Томас Кейри. - Ну хотя бы во время урагана, или когда мы обнаружим мафиози, или, наконец, когда у нее не будет сил выносить разлуку с вами. Но идемте отсюда. Почти все уже ушли, только те, что запаслись пледами, дремлют на свежем воздухе. Да вот еще святой отец... К ним подошел, судя по одежде, католический священник. - Отличная погода, джентльмены, - сказал он, останавливаясь перед ними. - На редкость удачное отплытие, и думаю, судя по началу, что таким же окажется все плавание. Но будем уповать на всевышнего, пути его неисповедимы! У него было полное, круглое лицо, с губ не сходила улыбка, сутана несколько удлиняла его куцую фигуру. Он представился: - Патрик Лопес, - и протянул руку профессору, сказав при этом, что рад познакомиться и что одной из самых приятных сторон всякого путешествия он считает дорожные знакомства. Услышав имена своих новых знакомых, патер почему-то радостно оживился; они все вместе спустились на лифте до третьей палубы. Расставаясь, он долго кланялся и предложил свои услуги в качестве гида. - Я уже третий раз совершаю подобные круизы, а на Гавайях прожил четыре года, приходилось бывать также и в Полинезии, в Китае, Японии. Я миссионер, разношу слово божие по лику земли, к сожалению, внимают ему уже не так, как прежде. Но, извините, это слишком серьезный вопрос для разговора в судовом вестибюле. Надеюсь, мы еще побеседуем об этом... Томас Кейри вежливо кивнул, а мистер Гордон выразил живейшее желание потолковать в недалеком будущем на эту животрепещущую тему. - Интереснейшая личность, - сказал мистер Гордон, когда они с Томасом Кейри вернулись в каюту. - Вы не находите, что мистер Лопес несколько навязчив? - Ну что вы, Томас! Просто общительный человек. И такая непосредственность помимо черты характера объясняется его профессией ловца душ. Нет, Томас, он мне нравится, и нам не хватало именно священника в качестве нового действующего лица... ВПЕРЕДИ ВЕСЬ ТИХИЙ ОКЕАН Шторм гнал катер на юго-восток. Ветер немного стих, до 8-9 баллов, перестал валить снег, его сменил дождь, то ливневый, то моросящий. Солнце не показывалось, над океаном стояли серые сумерки. В радиоприемнике все еще слышался голос базового радиста, упорно вызывавшего катер, голос его еле различался среди треска атмосферных разрядов и делового попискивания морзянок. Иногда врывалась музыка. Несколько раз они слышали далекую Москву, Владивосток, но чаще Токио, Манилу и американские станции. Старшина Асхатов включал радиоприемник всего на несколько минут, чтобы не истощать и без того уже подсевшие батареи, делал он это, как сам говорил, "для бодрости духа и поднятия настроения". И действительно, услышав родную речь, все приободрялись, отступали давящее одиночество и чувство обреченности, чаще начинали поглядывать на низко летящие тучи в надежде услышать гул самолета, пристальнее озирали прыгающий круг горизонта в надежде увидеть силуэт миноносца или другого корабля, идущего им на помощь. Небо и океан безмолвствовали. Временами катерникам казалось, что они остались одни на целом свете. Только их утлое суденышко да они трое, а весь остальной мир, с его материками, островами, миллиардами людей, куда-то исчез, да и не существовало его никогда. Всегда так вот катились волны, свистел ветер и низко мчались тучи. Изредка солнечные лучи прорывались сквозь трещины в облаках, и в мгновение ока все преображалось вокруг. С поверхности океана исчезала серая пелена. Свет пронизывал высокие волны, вода становилась ярко-синей, а пена сверкала снежной белизной. Старшина Асхатов всячески одобрял свой крохотный экипаж: улыбался потрескавшимися от соли и ветра губами, дребезжащим, фальшивым голосом напевал "Дунайские волны" - этот голос как-то не вязался с его могучей фигурой, казалось, что пел кто-то другой, маленький, хлипкий, но пение его нравилось и мотористу и матросу. Он рассказывал анекдоты, истории, происходившие с ним или с кем-либо из знакомых или когда-то услышанные, пересказывал содержание прочитанных книг, убеждал подчиненных, что скоро их разыщут, осталось совсем немного... - Весь океан обшарят, а найдут, - часто повторял он. - Слышали, радисты не отходят от станции, значит, не потеряли веры, что мы живехоньки. Так-то, друзья! Чувство ответственности за корабль и за команду не давало старшине впасть в уныние; убеждая других, он и сам начинал верить, что все окончится хорошо, хотя в глубине сознания нет-нет да и появлялись мысли, от которых на лбу выступал холодный пот. Случалось такое в редкие минуты, когда матрос Горшков спал в рубке или в кубрике, а старшина Асхатов оставался один на один с бушующим океаном. Он научился подавлять страх, еще плавая на спасателе, и сейчас он прогонял его, напевая "Дунайские волны" или мысленно переносясь в просторную рубку спасателя "Нептун", где всегда было тепло и так уверенно стоялось за штурвалом. Вспоминал товарищей с "Нептуна", и особенно часто боцмана Ивана Трофимовича Рублева, еще совсем молодого мичмана с повадками боцмана с парусника былых времен. От Рублева он перенял манеру и говорить, и вести себя в самые трудные минуты жизни. Старшина Асхатов и матрос Горшков, по обыкновению, находились в рубке. Один из них стоял за штурвалом, стараясь, чтобы катер, сдерживаемый плавучим якорем, не так рыскал по сторонам, другой сидел на палубе, прислонившись спиной к переборке. Шквалы теперь налетали редко, ветер дул ровнее, все больше склоняясь к югу. На пятнадцатый день дрейфа старшине показалось, что на востоке под низкой облачностью проглядывает берег. Он приказал включить моторы. Через час облака поднялись, открыв все тот же пустынный океан. - Мираж! - сказал, оправдываясь, Асхатов. - Ведь все видели, что берег, и на тебе. Вот что значит не смотреть в корень вещей. Петрас, сколько там у тебя осталось горючий? - На полтора часа ходу, не больше. - Вот видите, как нас миражи подводят. Теперь - только дрейф. Моторы включать лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Понял, товарищ Авижус? - Как не понять... Да ты не огорчайся, старшой, с кем не бывает, тем более когда так хочется до берега догрести. - И то правда. - Асхатов благодарно улыбнулся. Больше всего старшина беспокоился, когда члены его экипажа молчали, уходили в себя, мрачнели и не поддерживали начатый им разговор, потому он искренне обрадовался, когда долго молчавший Горшков проронил: - Погода устанавливается как будто. - Очень верное наблюдение, Алеша. Устала буря - и вот теперь успокаивается. Еще будто виду не подает. Волна пока держится. Но уже чувствуешь - сила не та. Видишь, как вон у той волны гребень завалился, будто на камнях растекся? Это от усталости. - Разве он устанет, океан? Всю душу вымотал! Старшина усмехнулся: - То ли было, Алексей! Забыл? Но и сейчас действительно зыбь что надо. Смотри, брат, и запоминай. - Катер взметнуло на вершину волны и стремительно повлекло вниз. - Это ли не красота! - продолжал старшина. - Расходился старик. Это он из гордости не унимается. И то сказать, Алексей, хоть нас и потрепало порядком, да все равно штормяга нас захватил не из самых сильных. Вот раз, когда я служил на "Нептуне", на спасателе то есть, то у Филиппин мы однажды влипли в тайфун. Спасатель не наш рейдовый катерок, машины могучие, и то еле выгребли. Казалось, что небо и море смешались. Видимость ноль. Я рулевым стоял. Весь бак волна залила. Дождь как завеса. Струи, не вру, в руку толщиной! Спасательные шлюпки в щепы разнесло и за борт смыло, в одном месте фальшборт согнуло, будто паровым молотом припечатало к палубе. И как видишь - ничего. Кончилась буря, и я вот здесь с тобой покачиваюсь. - Что, если мы попадем в такой тайфун? Асхатов принужденно улыбнулся и сказал с укоризной: - Эх, Алексей, ты что думаешь, что тайфуны круглый год в океане? На все свое время. Тайфуны, брат, чаще в летние месяцы возникают. В самую жару в Южно-Китайском море да возле Филиппинских островов - там котел, где они варятся, а сейчас еще зима. На нас из Якутии дунуло. Там скопились холодные массы воздуха и ринулись в сторону океана. - Понимаю. - А раз понимаешь, то и отлично. Как там горизонт? - Как поперечная пила - весь в зазубринах. Старшина засмеялся, довольный, что Горшков шутит. - Ну, ну, - сказал он, - смотри зорче за этой пилой, может, где между зубьев что и замаячит. - Все глаза проглядел, уже мерещиться начинает. - А что? - Да так, какие-то предметы. Недавно даже что-то вроде судна показалось. Пригляделся - облако. - Это от усталости глаз. Ты взгляд переводи то на небо, то на море, то зажмуривай на минутку. - Тем и занимаюсь, да вот опять слева по носу будто парус замелькал. - Пена, наверное? - Видимо. Они замолчали. Асхатов зевнул, ему нестерпимо хотелось курить, да он экономил: осталось всего две пачки сигарет да пачка махорки. Заядлый курильщик, он с тоской ждал тот день, когда завернет последнюю папироску. Курил он теперь раз днем и два раза ночью - на вахте. Горшков, словно прочитав его мысли, спросил: - Что же вы, товарищ старшина, не закурите? От вашего дымка как-то уютней делается. - Не хочется, Алеха. - Асхатов вздохнул. - Хорошо, что ты не куришь. Табак, ведь он яд из ядов. Своими главами видел его действие. - Где это? - Да в нашем селе. Я еще мальчиком был, и вот мы в лесу поймали гадюку. Ловко так мой дружок Славка Кожин прижал ее рогулькой. Потом защепку такую сделали, зажали ей шею, несем. Только вошли в деревню, навстречу Славкин дед Иван Данилыч. Колхозный сторож. Вечно трубкой дымил. "Ага, - говорит, - гадючку изловили? Сейчас мы ее угостим". Вытащил мундштук из трубки, поширял в нем травинкой, вся она коричневая стала от никотина, и сунул в пасть змее. Ту словно током ударило: дернулась - и готова. Говорят, одна капля даже быка убивает. - А вы курите! Надо все, что осталось, за борт списывать. Старшина привстал: - Да ты что, Алексей? Во-первых, табак денег стоит, а во-вторых, вот так сразу врачи тоже бросать не рекомендуют. Немного осталось, выкурю - и пошабашу. Одерживай! Вот так. Лихой из тебя рулевой получился, Алеша. Ты чем думаешь заняться после службы? - увел старшина разговор от неприятной темы. - Пойду учиться на инженера. - Какой специальности? - Мосты строить. И стану по-настоящему заниматься боксом. - Бокс - это забава, а вот мосты - дело стоящее. - Железные дороги буду прокладывать. Меня к этому еще с детства тянуло. В кружке юных техников премии получал. - Что ж, и это дело. Сколько надо железных дорог, особенно здесь, на Дальнем Востоке, а к ним - мосты. Вот БАМ строят. Какая дорога без моста? Все же мне думается, Алеша, что ты на море останешься. Морская у тебя кость. Ты чувствуешь море. Тебя не укачивает. Что, если пойти в мореходку? - И об этом думал, Ришат Ахметович, да пока мосты перетягивают. - Подумай, парень. Я вот окончательно выбрал направление. Пойду на штурманское отделение. Только подучиться мне надо для сдачи экзаменов, да я нажимаю. Правда, в основном в зимнее время, когда находимся в экипаже, а в навигацию, сам знаешь, много не позанимаешься. Летом я в основном английский штудирую. Английский для моряка, особенно для штурмана, необходим. Остальное на зиму откладываю. - Надо и летом учебники не забывать. Вот я... - Ты - другое дело. Отстоял вахту - и горюшка тебе мало! А тут одни заботы: и за вами надо присмотреть, и за катером - где подкрасить, отремонтировать, чтобы флот не позорить. Катерок наш хоть и небольшой, а все под советским флагом ходит и должен быть в отличном состоянии. - У вас любое дело спорится. - Не учись льстить, - почему-то обиделся старшина. - Лесть говорит о низменности души. Так что ты, друг мой Алеха, не поддавайся на соблазн угодить начальству. - Да я и не собираюсь угождать... - И вот опять перебарщиваешь. Ну не собираешься - и помалкивай. Тут такая, брат, хитрая штука: начальству не угождать, его уважать надо, да так, чтобы оно этого не замечало. Ишь как положило, большой корабль давно бы оверкиль сделал. Мы же только встряхнулись и дальше мчимся. - Действительно, и у меня такое ощущение, что мы больно быстро идем. - Обман чувств, но ход у нас в самом деле узла три-четыре, не меньше. Выглянуло бы солнце, тогда попробовали бы хоть приблизительно широту определить. Наверно, градусов на пять снесло к югу. Старшина закурил сигарету. Рубка наполнилась ароматным дымом. - Хорошие сигареты "Ява", - сказал Асхатов, - на самом деле они пахнут тропиками. Мне ведь пришлось побывать под экватором. В Манилу два раза заходили, на Цейлон, и должен тебе сказать, Алексей, что там запах особый, и море, и берег - все пахнет особо. Цветущая земля и в то же время не такая уж щедрая. В тропиках люди больше голодают, чем в средних широтах... - Может, занесет нас туда попутным ветром? - Да ты что? Думаешь, это как на центральную базу за консервами? Хотя впереди весь Тихий океан, а там этих островов... ЭТО Я, ДЖЕЙН В зале ресторана слышались приглушенный гул голосов и шуршанье ног по дакроновому ковру. Дальше стены зала тонули в мягком полусвете. Томасу Кейри казалось, что именно там и должна находиться Джейн. "А не пройтись ли мне по залу", - только подумал он, как профессор сказал: - Терпенье, Том! В такой обстановке трудно, да, пожалуй, и невозможно выяснять ваши отношения. - Пожалуй... пожалуй, - согласился Томас Кейри. - Да это и привлечет внимание... - Вот видите, Том. Так что давайте ужинать, слушать музыку, и отстранимся от всей этой толпы, хотя подобное невозможно. Меня всегда, например, притягивают к себе незнакомые люди, хочется заглянуть им в глаза, узнать, кто они, о чем думают. Здесь же - сплошные пятна лиц: розовые, серые, темные, белые... Хотя в зале есть и наши знакомые. - Он шепнул: - Девятый стол от нас к противоположному борту, видите, как я уже освоил морскую терминологию, там сидят отец Патрик и синьор Антиноми. Более контрастной пары трудно и вообразить. Святой отец - воплощенное добродушие и мягкость, а его партнер черств, жесток и властен. Я думаю, они не были раньше знакомы, их свел случай, вернее, воля метрдотеля. Как я убедился, стоит выйти из-за письменного стола и решиться на путешествие, как начинаются удивительные знакомства! Тихо лилась музыка, стучали ножи о тарелки. Мистер Гордон наслаждался едой, уютом, ему все здесь нравилось. Покончив с закусками, он сказал: - Вам не кажется, Том, что массовое истребление пищи в данном оформлении напоминает мистическое действо? Этот полусвет, музыка, журчанье сотен голосов. И эта зала напоминает храм... - Храм? - Ах, Том, немного воображения! И не только воображения. Вглядитесь в перспективу, туда, в сторону кормы. Видите сооружение, напоминающее иконостас в григорианской церкви? - Там бар, Стэн. - Действительно! Но вам разве не кажется, что этикетки винных бутылок, сливаясь, образуют что-то вроде ликов святых? Настоящие иконы и какие-то мозаики религиозного содержания. Хорошо, что моих кощунственных речей не слышит отец Патрик. За рыбным блюдом мистер Гордон сосредоточенно молчал, зато справившись с ним, опять завел свой бесконечный разговор: - Раньше я большую часть времени находился в обществе людей шестнадцатого века. Меня окружали тени прошлого. И какие тени, Томас! Мария Стюарт! Женщина необыкновенной красоты, страсти и ума. Хотя ум у нее находился на втором плане. На первом - красота и страсть. Ее соперница, Елизавета, была только умна и хитра как дьявол. Бог не дал ей красоты, но власть давала ей возможности выбирать любовников. А Дрейк! Френсис Дрейк! Пират, флотоводец, один из тех, кто стяжал славу Англии. Бэкон! Ученый, придворный, порядочный плут, взяточник и гений! Какое сочетание человеческих качеств! Но больше всего симпатии и восхищения у меня вызывает Филипп Сидни. Блестящий придворный, военачальник, дипломат и ко всему поэт, теоретик искусства. Сидни родился в 1554 году, умер в 1586-м. Только тридцать два года прожил этот гений. А сделал столько, чего несколько других талантливых личностей не сделают и за двести! Он был первым гуманистом Англии и ее последним рыцарем. Смертельно раненный на полях Фландрии, он сказал, когда ему протянули кружку воды: "Я свое уже выпил. Отдайте вон тому солдату". Томас Кейри почти не слушал собеседника, поглощенный мыслями о мафиози, который, возможно, в эту минуту завершает свое черное дело. "Вдруг сейчас раздастся сигнал опасности? Тогда все эти сытые чопорные люди кинутся к выходам, топча друг друга, и, может быть, первой их жертвой станет Джейн..." - Вам кофе, чай? - услышал он голос стюарда. - Благодарю. Ничего не надо. Я выпью воды. Когда они проходили мимо стола, за которым сидел отец Патрик, тот сказал: - Какой вечер, джентльмены! Я не суеверный человек, но все предвещает чудесное плавание. Хотя надо уповать на господа. Не так ли? Его сосед как бы с неимоверным усилием разжал в улыбке тонкие губы. В районе бара Джейн не оказалось. По пути в каюту Томас Кейри спросил: - Вы не находите, Стэн, что отец Патрик как-то значительно улыбался и сейчас, и там, на верхней палубе, когда тоже говорил о нашем чудесном плавании? - Если говорить об улыбках, то более выразительной она была, пожалуй, у синьора Антиноми. - Действительно! Странный тип, то есть джентльмен, этот Антиноми. Оба они рассмеялись, вспомнив матроса Гарри Уилхема. В гостиной мистера Гордона репортера ждала приготовленная на широком диване постель. Сбрасывая пиджак, Томас Кейри сказал: - Какой длинный, суматошный день... Подметив в интонации репортера недовольство, мистер Гордон воскликнул: - Я бы сказал, какой насыщенный день! Сколько произошло событий! Этот несчастный мафиози на дороге! Гибель вашего друга! Вас два раза пытались убить! Вы встретили Джейн! Назревающая трагедия! И вам всего этого мало? Не прошло и суток, как мы встретились с вами на заправочной станции, и заканчиваются всего полсуток, как мы покинули Сан-Франциско! Это у вас от усталости, Том. Спокойной ночи. Закрыв глаза, Кейри увидел Джейн в обществе Энрико и Риккардо. Они вели ее по палубе какого-то парусника, даже не вели, а волокли, Джейн умоляюще смотрела на Томаса, а он не мог двинуть ни рукой ни ногой, так как был привязан к мачте канатом. Вдруг Джейн с такой силой оттолкнула от себя бандитов, что те полетели в разные стороны и рухнули за борт. Джейн перерезала канат испанской навахой и сказала, задыхаясь: - Бежим, Том! И они помчались по бесконечной палубе. Следом слышался лай и топот. Томас Кейри оглянулся и увидел собак, отца Патрика и синьора Антиноми. Впереди же бежали Энрико и Риккардо, надвинув шляпы на глаза. - Том, мы погибли! - воскликнула Джейн. - Я нашел выход! - ответил Томас, схватил девушку на руки и прыгнул за борт. Полет был необыкновенно долгим, томительным, у Томаса сердце разрывалось от счастья. Он прижимал трепещущую Джейн к груди... Во время этого полета, так и не достигнув волн, Томас Кейри проснулся. Сквозь занавеску на окне, как через сито, просеивался золотистый свет ясного утра. Возле дивана стоял мистер Гордон, на его серебристой бородке сверкали капли воды. - Проснулись? Вот и отлично. Я уже больше часа как на ногах. Привык вставать рано. Гимнастика, душ - и я бодр, как марафонец. Ну вставайте же побыстрей! В ванной два душа - морской и нормальный. Сначала советую принять морской - горячий, потом обыкновенный - холодный. Через четверть часа принесут завтрак. Уже был звонок из пассажирской службы - от третьего помощника, лейтенанта Лоджо. Пикколо Лоджо. Еще один из новых персонажей. - Итальянец? - Судя по фамилии - да. Просил в десять тридцать зайти в бюро обслуживания пассажиров нашего сектора. Третьим помощником оказался молодой человек небольшого роста, с тонким, длинным носом и близко посаженными, маленькими глазками. На нем была белоснежная униформа морского офицера, только бросалась в глаза огромная фуражка с черным лакированным козырьком и серебряным "крабом". Серебряными были и нарукавные нашивки весьма замысловатой формы. - Лоджо. Лейтенант Лоджо, так меня обыкновенно называют, - улыбнулся он, показав мелкие, острые зубы. - Пришли вы в очень удачное время. Пассажиров еще, как видите, нет: одни еще спят, другие торчат на ветру или плещутся в бассейне. Часам к двенадцати начнут появляться скучающие леди и джентльмены. Надо сказать, что этим рейсом мы прихватили прелестный цветник. Если бы вы только видели четырех дочерей синьора Маццони! - Он прищелкнул языком и вздохнул. - Меня не интересуют дочери Маццони, лейтенант. - Понимаю. Как я вас понимаю, мистер Кейри! Одно время я также работал в вашей сфере... - Были репортером? - Ну что вы... - Он подмигнул. - Кое-кем почище. Но извините, я вас оставлю на минуту, надо взять для вас анкету. Одно мгновение. Пока он ходил, Томас Кейри думал о Джейн, машинально рассматривая бюро обслуживания пассажиров. Оно размещалось в обширном вестибюле и напоминало контору туристской фирмы: на низких круглых столах лежали кипы рекламной литературы, стены - в красочных плакатах и витринах с "необходимыми" в путешествии вещами, длинный прилавок - тоже с буклетами, транспарантами, журналами. Позади прилавка за стеклянной стенкой с полукруглыми окошечками виднелись лица клерков. Здесь можно было обменять валюту, послать телеграмму, поговорить по радиотелефону с любым местом на земном шаре, где есть почтовое отделение, оплатить счет по безналичному расчету и произвести еще множество других банковских операций. Лейтенант Лоджо скоро вернулся. - Прошу вас, - сказал он и сделал широкий жест в сторону стола под красочным плакатом регаты океанских яхт. - Здесь нам будет удобно, почти интимный уголок, - подмигнул он, - клерки вывихнут шеи, пытаясь подслушать наш разговор, но мы не дадим им такой возможности. Я исхожу из того, что каждому причитается определенная доля информации. Не так ли? Никколо Лоджо, окинув взглядом собеседника, убедился, что его предположения полностью подтверждаются: сидящий перед ним молодой человек не иначе агент ФБР или Интерпола. "Только зеленый, чересчур зеленый, - подумал он. - Ну кто из его солидных коллег стал бы вчера разыгрывать целое цирковое представление? Если поездка не была заранее предусмотрена, то в таком случае легавые обращаются прямо к старпому, и все мигом улаживается, незаметно появляется новый пассажир на судне..." - Вы дипломированный электрик? - спросил он шепотом и опять хитро подмигнул. - Не совсем. Хотя в свое время мне приходилось работать по этой части. - Ваша профессия требует универсализма. - Пожалуй. По крайней мере, мне приходилось сталкиваться со множеством разных специалистов. Хотя в данном случае это не имеет значения. - Понимаю, понимаю. Вначале вас хотели назначить в палубную команду, там также нужны электромонтеры. Множество механизмов, лебедки, насосы и прочее, но вдруг решили устроить к нам на более легкую работу, с широким обзором, необходимым для вашего дела... - Чем именно я должен заниматься? - Та служба, куда вас устраивают, курирует освещение, внутреннюю связь, наладку АТС, ремонтирует телевизоры... - Ремонтирует телевизоры? - с тревогой спросил Томас Кейри. Третий помощник понимающе улыбнулся и с явным удовольствием облизал губы. - Не беспокойтесь, по части телевидения у нас есть хорошие специалисты, например Антони Дешулло. - Итальянец? - Да. У нас в штате много итальянцев. Антони имеет диплом инженера-электрика. Он вот-вот должен подойти. Капитан приказал устроить вас именно к Антони. - Мистер Смит говорил мне об этом. - Вы встречались с нашим капитаном? Странно... - Конечно. Что же здесь странного? - Спрашиваете! Вы-то наверняка знаете, что капитан на таком судне вроде кардинала или даже папы римского! - Что же, я был удостоен чести видеть капитана. Третий помощник повел длинным носом, словно принюхиваясь, и, пожав плечами, сказал: - Действительно, чего мне удивляться? Странностей хватает на свете. Но мы умеем хранить тайну и понимаем, что такому человеку, как вы, незачем ехать зайцем. Не так ли? - Вы весьма проницательны, лейтенант Лоджо. - Такая у меня должность. Не могли бы вы мне чуть-чуть приоткрыть цель вашей таинственной миссии? Что это - преступник или что-либо более деликатное? Будьте со мной откровенней, коллега. - Он так уставился на несколько растерявшегося Томаса Кейри, словно намеревался пробуравить его своим взглядом. - Коллега? Вы что, также из службы связи и прочего? - улыбнулся репортер. - Именно из прочего... Но вернемся к сути. Что все-таки привело вас к нам? Не дело Паулины Браун? - Да ничего особенного, лейтенант, просто зазевался на вашем судне, и вот приходится отправляться в рейс. - Понятно, понятно, мистер Кейри. Для этого вы играли в прятки с нашими матросами? Извините, - спросил он шепотом, - вы давно знакомы с капитаном? - Познакомились в день отплытия. - И после всего он охотно принял вас, как владетельного принца, путешествующего инкогнито? - Возможно, так оно и есть. - Репортер тоже хитро подмигнул. Третий помощник закатил глаза и забавно заклохтал. Смеялся он долго, до слез. Утерев глаза, сказал: - Люблю тонкую шутку. Вы именно тот человек, для которого все двери открыты. Репортер нахмурился: - Может, перейдем к делу? - Как вы сочтете нужным. - Где же мой непосредственный начальник? - Вот-вот придет. Хотя вы еще на него наглядитесь. Пока же прошу заполнить вот эту небольшую анкету, так, простая формальность, но необходимая, раз вы поступаете к нам на службу. Можете отвечать не на все вопросы, допустимы прочерки. Томас Кейри быстро заполнил анкету, она напоминала карточки в именитых отелях. - Вот и отлично, - сказал третий помощник, бросив взгляд на анкету, - считайте себя на службе в компании "Чевер лайнз" с окладом 475 долларов в месяц, или 5700 в год. Не особенно солидное жалованье, но, учитывая бесплатный проезд, каюту и прочее, - недурно. Питаться будете, что для меня совсем непостижимо, в ресторане люкс, на это уйдет не только вся ваша зарплата, но еще кое-что из представительских сумм капитана. - Насчет стола я еще подумаю. Мне необходимо иногда столоваться и с командой, и в других местах, - заметил Кейри с усмешкой. - Уладим. Дадим вам голубую карточку. На этот счет есть распоряжение. Держите со мной связь. Запросто приходите. Каюта 1003 - административная. Третья палуба. Всегда к вашим услугам. Ваша каюта там же, номер 909, счастливое число. Вот ключ. - Третий помощник поднялся. - Где же мой шеф Дешулло? - опять спросил Томас Кейри. Третий помощник виновато улыбнулся, пожимая плечами: - Задержался. Но вы его увидите сегодня же. Или загляните к нему. Каюта 800. Пока осматривайтесь, знакомьтесь, адаптируйтесь. Послезавтра Гонолулу. Что за райские острова эти Гавайи! Какие там девочки! Я бывал там не один раз. Если что, то к вашим услугам. - Извините, лейтенант Лоджо, - холодно сказал Томас Кейри, - мне необходим список пассажиров и команды. - Вы хотите сказать, судовую роль? - Да, именно ее. - Понимаю, понимаю. Но не будем так жестоки и пощадим клерков, а то они повредят шейные позвонки. Идемте в административную рубку. Здесь рядом. Прошу вас. Только у нас список, как вы говорите, одних пассажиров, полная судовая роль у старшего офицера, там и пассажиры, и команда. - Мне пока достаточно. - Вот и отлично... "Совсем зеленый, - окончательно решил лейтенант Лоджо. - Святая Мария! Кому доверяют такие дела!" Сам Лоджо мечтал со школьной скамьи стать детективом и с полгода работал в частном сыскном агентстве, пока оно не обанкротилось, затем служил в одном из отелей Сан-Франциско и оттуда через многочисленную родню и связи был сначала устроен на небольшой круизный лайнер, а затем, через два года, попал на "Глорию". Но мечты о заманчивой карьере сыщика не оставляли Никколо Лоджо. Здесь, на судне, он помимо основной должности администратора числился еще внештатным детективом, иногда вел расследование мелких краж, главным образом среди пассажиров третьего класса, почему-то именно там случались такого рода инциденты, его же манила широкая деятельность, мировая арена, которые предоставляются сотрудникам ФБР и Интерпола. "Может быть, сумею закинуть удочку через этого парня", - подумал он, предупредительно распахнув двери и пропуская вперед Томаса Кейри в святая святых административной службы "Глории". Две переборки в небольшой каюте занимали шкафы, отделанные пластиком под красное дерево, с множеством ящиков и ящичков. В одном из них перебирала карточки девушка в белой блузке. Томас Кейри отметил прелестную шейку и копну каштановых волос. "Как у Джейн. Нет, у Джейн волосы с золотистым отливом". - Бетти! - с придыханием произнес лейтенант Лоджо. Девушка медленно повернула головку. "Нет, совсем не похожа на Джейн, - почему-то с облегчением подумал Томас Кейри. - Джейн гораздо пригляднее!" Но и Бетти была хороша собой. - Ах это вы, Никколо, - сказала она серебряным голоском и улыбнулась Томасу Кейри. - Ты необыкновенно догадлива, Бетти, - ответил лейтенант Лоджо. - Разреши представить тебе нашего нового сотрудника мистера Томаса Кейри. Вот его анкета. Бетти улыбнулась: - Очень рада. Говорите, что вас привело сюда. - Будь добра, покажи ему списки наших подопечных. До скорой встречи, мистер Кейри, Бетти... Держась рукой за ящик с карточками и с нескрываемым любопытством глядя на молодого человека, Бетти спросила: - Так вы и есть тот самый неуловимый заяц? - Вы имеете в виду... - Разве не вас вчера ловили по всему судну? - Вышло небольшое недоразумение. Мне нужен список, то есть судовая роль. - Кто вам там нужен? У меня они все тут. - Она похлопала изящной ручкой по карточкам. - Мне необходимо просмотреть весь список. - Весь? Вот он, здесь, в зеленой лапке. Я вам сейчас подам. Но все же советую заглянуть в картотеку. В роли только фамилии и номера кают, здесь же, в ящике, и кое-какие сведения. Хотите, я вам их быстро проброшу? Начнем, как положено, с кают люкс. Здесь у нас, как вы можете догадаться, самые сливки общества. - Она стала вытаскивать карточки и быстро читать: - Пэйнтеры. Нефтепродукты. Лос-Анджелес. Мистер Пэйнтер, жена и две дочери. Скотт Дьюар - крупный фермер. Цитрусы. Консервные заводы. Солидный дядя. Тянет миллионов десять. Лидлоу Диммок - адвокатская контора. Тоже дьявольски богат. Люкс из четырех комнат. Едет с любовницей. Так себе: тоща и воображала... - Извините, Бетти... - Вам не нравится моя дикция? - О нет, у вас прелестный голос. - Так в чем же дело? - Карточек слишком много - полный ящик. - И два других. - Только на пассажиров? - На команду отдельно. Вас что, и команда интересует? - Мне неудобно вас затруднять... - Хорошо, садитесь за бюро и выуживайте сами, кого вам нужно. - Бетти обиженно склонилась над ящиком. - Еще один вопрос, Бетти. - Слушаю вас. - Она не подняла головы. - Кто брал билеты в день отъезда? - Сейчас не могу сказать, но наведу справки. - Будьте любезны. - Постараюсь. Минуты две длилось молчание. Томас Кейри лихорадочно искал в списке пассажиров Джейн. Фамилии, имена мелькали перед глазами. За ним, томясь от любопытства, следила Бетти. Наконец, не выдержав, спросила: - Мистер Кейри! Все-таки кого вы там ищете? Имейте в виду, мы умеем хранить тайны... - Нет никаких секретов, мисс Бетти... - Он внезапно умолк, обнаружив искомое. Джейн занимала каюту 404, на пятой палубе, в третьем секторе. Он медленно закрыл папку и с сияющим надеждой взглядом направился к двери, едва кивнув изумленной Бетти. Та стояла в раздумье, пока в каюту не влетел лейтенант Лоджо. - Ну что вы можете сказать обо всем этом, Никколо Лоджо, гениальный детектив? - спросила она, кивнув на картотеку. Он ревнивым взором прощупал все помещение и только тогда ответил: - Не смейся, девочка. Дело очень серьезное. Этот тип давно ушел? - Не ушел, а сбежал. Даже не поблагодарил, а с виду такой джентльмен. - Внешность обманчива, Бетти, - со вздохом проронил Лоджо. - Очень обманчива. - Вы его знаете? - Кейри - известный детектив. Я вспомнил, это имя не раз встречалось в хронике. Его бросают на самые трудные дела. - Думаете, Никколо, что он здесь в связи с делом Паулины Браун? - И думать нечего. Преступление века! - По-вашему, убийцы здесь, на "Глории"? - Соображай сама, но вначале ты мне скажи: прочтя какую страницу, он удрал? - Пятнадцатую. - Умница, девочка. Дай-ка мне ее. Бетти, сгорая от любопытства, мгновенно исполнила просьбу. Никколо Лоджо стал водить носом параллельно строкам. - Шестьдесят фамилий. Интересно, которая из них? Давай искать методом исключения. Отбросим вначале людей респектабельных, ничем не связанных с Паулиной, затем перейдем к малоизвестным и, наконец, к совсем неизвестным. Кто, например, эти Фриц Хайг или Жан Бове? Все может быть. Неизвестно, что за личности. Хотя я где-то слыхал о последнем. Кажется, в судебной хронике. - Хорошо, сейчас же пошлю запрос. И вы считаете, что мы можем сами отыскать убийц? - Необходимо, чтобы мы нашли и гангстеров, и все, что они стянули. Кроме ста тысяч мы тогда можем получить десять процентов от стоимости ценностей. - Как же мы сумеем их сцапать, и здесь ли они? - Здесь. Джербер прислал мне шифрованную телеграмму. - Так он тоже в доле? - Всего двадцать процентов, но, Бетти, ничего не поделаешь. Вдвоем нам в таком деле не управиться. - Жаль отдавать тридцать тысяч. - Конечно. Но мы их вернем - через телевидение, газеты. Мы прогремим на все штаты. Ты будешь первая женщина-детектив. Тебя наверняка пригласят в Голливуд. - Тогда давайте торопиться, Никколо, не то этот молодчик живо нас обставит. Секретарша мисс О'Брайнен вошла в кабинет мистера Чевера с деревянным подносом. Ровно в девять шеф выпивал чашку кофе и съедал сэндвич с яичницей и луком, до этого с семи тридцати он работал за своим необъятным столом, сработанным из настоящей секвойи. Мистер Чевер отодвинул рукой в сторону биржевые сводки, освобождая место для подноса. - Благодарю, Эва. - Шеф был в прекрасном расположении духа и потому задержал девушку вопросом; - Так говорите, что мы идем в гору? - "Чевер лайнз" скакнула на четыре пункта. - Отлично, Эва, а что у вас еще за сюрприз? Девушка положила на стол телеграмму, он отодвинул ее, едва взглянув. - От Джейн? Жива, здорова, целует престарелого отца? - Все так, мистер Чевер, кроме престарелого... Я отправила ей ответ в том же духе. - Отлично, Эва, и впредь освобождайте меня от нежной семейной переписки. Отличный сэндвич, и кофе горяч и крепок в меру! - Вы любите стандарты, мистер Чевер, я знаю. - А как же! В наше время нельзя уходить от стандартов, если хотите выжить. Оригинальность обречена на гибель. В деловом мире, конечно. Лишь в искусстве позволительно выделывать бог знает что... Когда должен прийти представитель "Шо Севиль энд Эльбьен"? - В десять тридцать. - Затем? - Встреча с синьором Минотти... - Помню: в двенадцать у него на вилле. Что еще? - В четыре - аукцион. - О да! Продают "Донну Марию"! Бедняга Хольдман вылетает в трубу. Отличный теплоход, но мы повременим с покупкой. У нас целое стадо своих судов. И уймища платежей... - Да, платить надо немало. - И много, и безотлагательно. Так что нам не до "Донны Марии", хотя она прелесть. Чем-то напоминает мне вас, Эва. - Вы мне льстите, шеф. - Почему бы и нет, Эва? В облик кораблей строители всегда вкладывали лучшие черты своих возлюбленных. Вспомните "Катти Сарк"... Каюта 404. В коридоре ни души. Томас Кейри, холодея, нажимает пуговку звонка. Слышит еле уловимый мелодичный перезвон. Ждет. Проходит минута, другая. Он все стоит у дверей. В конце коридора показывается расплывчатый силуэт женщины. Джейн! Подошла миловидная старушка с болонкой на руках. Остановилась. Спросила, как подняться на самый верх. Поблагодарила и сказала: - Надо, молодой человек, наслаждаться жизнью, особенно дышать морским воздухом и умеренно питаться. "Действительно, я что-то раскис! Надо прислушиваться к добрым советам". Повторяя про себя слова старой дамы с собачкой, он поспешил к каюте мистера Гордона. - Наконец-то! - воскликнул профессор, сбрасывая с колен пухлый воскресный номер газеты. - Я жду вас бесконечно долго и штудирую этот чудовищно толстый том. Прежде я не любил читать газеты, чтобы не отдаляться от времени героев шекспировских пьес. И зря. Вот здесь, - он хлопнул по газете, - напечатана весьма любопытная история, схожая с нашей, только менее драматичная. Обычная подлость. Одна дама, дочь покойного миллионера Костакиса, ради получения страховки в несколько десятков миллионов долларов утопила свое судно. Каково, Том? - Обычная история в нашем мире. - Я тоже начинаю убеждаться в этом, как и в некоторой пользе прессы. Если отфильтровывать всю ерунду, ложь, заполняющую эти бесконечные страницы, то можно увидеть подлинное лицо мира и его героев. - Кто же они? - спросил Томас Кейри, откидываясь в кресле и вытягивая ноги. - Чертовски устал... Не обратив внимания на последние слова репортера, мистер Гордон стал перечислять: - Во-первых, как и во все времена, - это честолюбцы, утверждающие свое положение в обществе с помощью хитрости, силы, коварства и способностей. Для многих из них все средства хороши. Во-вторых - все остальные, вынужденные разными путями добывать себе кусок хлеба. Некоторые из этих поднимаются на верхнюю ступеньку, другие всю жизнь прозябают или, добившись среднего достатка, маются, опасаясь все потерять. Есть, конечно, люди беспечные, живущие сегодняшним днем... - Он внимательно посмотрел на своего молодого друга. - Ну что, снова неудача? - Да нет. Джейн живет в 404-й каюте. - Ну и что? Не захотела видеть вас? Вытурила? Хотя этого не могло случиться. У нее Ныло достаточно времени, чтобы возникнуть сомнениям, затем ваша случайная встреча должна была еще больше поколебать эффект подложных писем. В таких случаях героиня не льет напрасных слез, а стремится услышать истину от возлюбленного. Что вы молчите, Том? - Видите ли, Стэн, ее не оказалось дома, то есть в каюте. Мистер Гордон всплеснул руками: - И только-то! Говорите, каюта 404? Немедленно звоните! Добивайтесь свидания всеми средствами. Вы же репортер! Как вы добывали свою информацию? Ждали, пока ее вам принесут отпечатанной в конверте с голубой каемочкой? - Да нет, Стэн. Просто я устал от всего... - О нет! Вы боитесь отказа девушки, ее презрения? Немедленно звоните! Томас Кейри набрал номер телефона. Ему ответила мисс Брук: - О, мистер Кейри! Мы вас ищем по всему судну. Справлялись в бюро, но нам ответили, что вы не числитесь ни среди пассажиров, ни среди команды. Так вы живы? Боже мой, Том, как будет рада Джейн! Бедная девочка вся извелась. Она не может себе простить, что поверила этим подлым письмам и отплыла на этом чудовищном пароходе... Томас Кейри слушал и чувствовал, как сладостная благодать снисходит на него, теплой волной разливаясь в груди. Его бледные щеки покрылись румянцем. - Где сейчас Джейн? - Была на самой верхней палубе. Я же говорю, что она ищет вас по всему судну... Мистер Гордон с улыбкой наблюдал, как Томас Кейри бережно положил трубку и, что-то пробормотав, направился к двери. Джейн сидела в плетеном кресле и безучастно смотрела на залитый солнцем океан. В ослепительном сиянии кувыркалась стая дельфинов. Легкие, изящные дети моря, как акробаты, целыми группами выпрыгивали из воды и, падая, поднимали фейерверк искрящихся на солнце брызг. Скорость судна их нисколько не смущала, они то уходили вперед, то отставали, а затем без видимых усилий догоняли этот движущийся по волнам огромный остров. Силясь унять волнение, Томас Кейри стоял в трех шагах позади кресла и смотрел на мягкое очертание ее щеки, на хрупкие плечи, опущенные под тяжестью навалившегося горя, на бледную руку, лежащую на подлокотнике. - Джейн! Не пугайся, это я, - сказал он наконец и не узнал своего вдруг охрипшего голоса. Плечи ее слегка вздрогнули. Не поворачивая головы, она сказала: - Так ты все-таки здесь. Ну-ка подойди, не прячься за моей спиной. Когда он обошел кресло и стал перед ней, Джейн протянула обе руки. Томас схватил их и прижался к ним лицом. - Глупый, как ты мог поверить? - шептала она. - Я-то не поверила ни одному слову. Искала тебя, но ты уехал из своего Окленда. - Никуда не уезжал. Только