Сергей Жемайтис. Жестокий шторм ----------------------------------------------------------------------- М., Воениздат, 1981. OCR & spellcheck by HarryFan, 9 October 2000 ----------------------------------------------------------------------- 24 января 1976 года новый супертанкер "Олимпик Брейвери" грузоподъемностью 250 тысяч тонн, выйдя в первый рейс, сел на риф у западного побережья Франции. Французские журналисты высказывают предположение, что катастрофа была заранее запланирована владельцами танкера. Страховые общества должны выплатить владельцам судна 50 миллионов долларов. "Экспресс", Париж Терпящий бедствие, никогда не нужно приходить в отчаяние! Ты должен знать, что, когда тебе кажется, будто ты уже находишься в самой бездне человеческих страданий, обстоятельства могут измениться и все преобразить. Однако не спеши и не питай слишком больших надежд. Не забывай, что, если некоторые испытания кажутся нам невыносимыми, на смену им могут прийти другие, которые сотрут воспоминания о первых... Всегда будь упрямей, чем море, и ты победишь! Ален Бомбар, "За бортом по своей воле" ВЕТЕР - 29 МЕТРОВ В СЕКУНДУ Алексей Горшков - матрос-второгодок - вывалился из своей койки и покатился по мокрому палубному настилу кубрика к противоположной переборке. Катер стремительно накренило, и Горшков очутился у трапа. Он попытался встать и отлетел к столу, с трудом поднялся, обхватил столешницу руками. При еще более сильном крене руки его сорвались, он упал возле стола, успев ухватиться за ножку, и, напрягая все силы, старался удержаться за нее. Ножка, судорожно дрожа, взлетала вверх, стремительно падала, металась по сторонам. По кубрику катался чайник, проносились вещевые мешки, чемодан старшины Асхатова своим окованным углом ударил Горшкова в бок. "Неужели нас сорвало с бочки и вынесло в океан? - растерянно думал Горшков. - Как это могло случиться? Или, пока я спал, старшина получил приказ идти в Рыбачью бухту? Нет, это исключено: мы уже стали на зимовку. Сорвало с бочки! А я дрыхну. Может, ребят смыло? Разве можно удержаться на палубе при такой качке!" Сам он накануне приболел, и старшина велел ему лежать в постели. Матросу казалось, что при следующем крене катер неминуемо перевернется, в кубрик хлынет ледяная вода и он, Алексей Горшков, захлебнется, утонет, умрет! Эта паническая мысль показалась ему вдруг такой несуразной, дикой, что он невольно улыбнулся окровавленными губами. Неужели он, "пенитель морей", как его, пусть в шутку, называли ребята, да вдруг погибнет? Абсурд! Он просунул ноги под стол, уперся в переборку и сразу почувствовал, что так легче удерживаться на месте. По крайней мере, руки больше не выкручивает из плечевых суставов, можно осмотреться. Помимо "пенителя" матросы на базе называли Горшкова еще и "философом" за то, что тот любил говорить: "Безвыходных положений нет, если правильно оценишь обстановку и заглянешь в корень вещей". Вот теперь ему впервые в жизни представился случай проделать и то и другое. А обстановка казалась кошмарной. Несколько раз катер так падал на борт, что думалось: ему больше не выровняться; все же суденышко, как ванька-встанька, начинало крениться в другую сторону, на мгновение замирало на вершине волны или между водяных холмов, затем все повторялось. Стремясь заглянуть в "корень вещей", Горшков заметил одну несообразность: сменился он с вахты в шестнадцать часов, проспал не менее трех часов, темнеет в эту пору рано, а в кубрике почему-то было светло. "Ах да! "Летучая мышь"!" - вспомнил он. И действительно, посмотрев на потолок, увидел мотавшийся там фонарь. Сквозь закопченное фонарное стекло сочился мутный красноватый свет. "Надо было вычистить стекло, - пронеслось в сознании. - Опять старшина даст нагоняй". То, что где-то есть старшина и его ждет нагоняй, несколько подбодрило Горшкова, да и прошел первый страх. "Нечего, ничего. Сейчас шквал уймется, и все будет отлично". Он уже стал думать, что скоро будет сидеть на базе у жарко натопленной чугунной печки и рассказывать ребятам о шторме, но тут его опять рвануло к трапу - так стремительно задрался нос катера. Горшков не выпустил ножку стола, хотя его с необычайной силой тянуло к корме. Минут через десять Алексей чуть-чуть освоился. Стал угадывать, на какой борт положит катер, как стремительно тот начнет выравниваться и какое надо принять положение, чтобы не бросило на переборку или к трапу, где в щель между дверных створок временами сочились тонкие струйки ледяной воды. С того момента, как он вывалился из койки, он все время слышал оглушительный грохот волн и рев ветра. Голоса бури как бы пеленали катер, охватывали его со всех сторон. Рев урагана перекрыл все другие звуки - не слышался всегдашний скрип переборок, хлюпанье воды под настилом, слух даже не улавливал, как чайник бился обо все, что встречал на своем пути, катаясь по кубрику: все поглощали рев и грохот бури. Катер на несколько секунд выровнялся и замер, сотрясаясь мелкой дрожью. В эти считанные секунды матрос вернулся к мысли о товарищах: "Где же ребята? Конечно, они не могли меня оставить одного в море". Старшина Асхатов сказал ему, принимая вахту: "Что-то кашляешь, брат. Ложись-ка в постель. Тебя Назаров подменит. Я его отпустил в кино. Интересное сегодня кино - "Черное ущелье", мы с тобой завтра посмотрим. Утречком вытащим наш крейсер на слип, и настанет у нас лучезарная пора. Сегодня надо было бы разделаться, да кран на десятом причале завозился. Иди, Алеха..." Горшков лег на свою койку, накрылся овчинным полушубком и с минуту лежал, прислушиваясь к шуршанию льдинок, трущихся о корпус, посмотрел в иллюминатор: там чернела корма грузового судна "Онега", а над его бортом ярко горела голубая звезда; позавидовал Назарову, который смотрит "Черное ущелье", зевнул, закрыл глаза и тут же уснул. Ему снилось, что он дерется на ринге с чемпионом мира Кассиусом Клеем... Катер подняла на гребень гигантская волна и предательски подставила его бок под ураганный наскок ветра. Алексей чувствовал, как суденышко валится вниз, казалось, не будет конца этому падению, но уже следующая волна вновь подняла катер. Неожиданно пришло решение: выбраться на палубу, найти старшину и Петраса, с ними будет спокойнее. Сейчас, как никогда в жизни, ему были нужны товарищи, он верил, что втроем они обязательно найдут какой-то выход. Помогут Петрасу запустить моторы, повернут катер против ветра и пойдут к берегу. У них две машины, они смогут пересилить напор волны и ветра... Горшков пополз к трапу, который стал валиться на него, в лицо ударила струя горько-соленой ледяной воды. Алексей не удержался на скользком настиле и покатился под койку. Там он сильно ударился головой о переборку, прижался к ней и, почувствовав свою полную беспомощность, заплакал, как плакал в детстве от незаслуженной обиды. Из-под койки его вышвырнуло на середину кубрика. Он с трудом поднялся на ноги, ухватился за крюк, на котором моталась "летучая мышь". Катер поставило поперек волны, и стало еще сильнее швырять с борта на борт. При одном особенно сильном рывке он очутился на своей нижней койке, ухватился за бортики, уперся ногами в спинку и умиротворенно вздохнул: до чего же он бестолковый человек, столько времени провалялся на мокром полу, набил себе синяков и шишек, в то время как салажонку известно, что в койке легче переносить любую качку. Катер так же мотало из стороны в сторону, кружило в воронках, бросало то вверх, то вниз, но Горшкову показалось, что шторм стихает. Он с надеждой стал прислушиваться: не раздадутся ли шаги над головой, не донесется ли еще какой звук, подтверждающий, что старшину и моториста не смыло за борт. Но его слух воспринимал только голоса бури и гулкие удары волн. Нет, шторм не стихал. Горшков, изловчившись, соскользнул с койки и стал выжидать удобного момента, чтобы рывком преодолеть два метра, отделяющие его от трапа. Неожиданно двери наверху трапа приоткрылись, в щель влетела струя ледяного ветра с роем снежинок. Затем между дверных створок показались мокрый сапог и красная от холода рука. Одна половинка дверцы распахнулась совсем, и в кубрик протиснулся старшина Асхатов. Увидев Горшкова, он что-то сказал, но Горшков не расслышал его слов. Дверца бесшумно захлопнулась под напором ветра. Старшина стащил со своей койки на пол пробковый матрас. "Хочет плыть к берегу", - холодея, подумал матрос и закричал: - Ты что, Ришат, с ума сошел? Да мы сразу окоченеем! И где еще берег! Потом - прибой! - Он с удивлением услышал свой хриплый голос. - Молчи! Подсобишь мне. Не дрейфь, Алеха! - На лице Асхатова, распухшем от холода, мелькнуло что-то похожее на виноватую улыбку. Старшина стал на полу скатывать матрас, взял его под мышку, поднялся с колен. Опять улыбнулся и что-то сказал, но короткий миг затишья уже был погребен под грохотом и воем бури. Горшков все же понял по его губам: - Держись! Матрас приготовь! И не высовывайся, пока... пока... Горшков стал лихорадочно скатывать свой матрас, не понимая, зачем он это делает. Но он верил своему старшине, был рад, что тот жив, зашел к нему в кубрик и поручил ему работу. Видимо, очень важную, нужную работу. Старшина раньше служил на спасателе, и он-то уж знает, что надо делать в такой передряге. - О, дьявол, вырывается! Я сейчас тебя... - шептал Алексей, скручивая жесткий матрас на мокром, скользком настиле. Матрас вырывался, полз под койку. Все же Горшкову удалось наконец свернуть его в трубку и, навалившись всем телом на трап, открыть двери. Матрас у него вырвали чьи-то руки. В лицо ударили брызги. Двери захлопнулись, он остался стоять, широко расставив ноги, держась за койку и все пытаясь понять, для какой цели старшина унес пробковые матрасы. Неожиданно пронзила страшная догадка: "Вдруг пробоина?" Но он тут же отогнал эту мысль: нет, не для пластыря понадобились матрасы. Да и как наложишь пластырь в такую бурю? Пробоины не могло быть: катер легко отыгрывается на волне, и в кубрике почти нет воды. Но тогда зачем старшине пробковые матрасы? Алексей весь обратился в слух, пытаясь сообразить, что там, на обледенелой палубе, делают его товарищи. "Может, на самом деле сооружают плот?" Горшков много раз ходил на берег любоваться прибоем и, даже стоя на твердой земле, чувствовал могучую мощь волн, взлетавших своими гребнями на двадцатиметровую высоту. Дрожала земля. Казалось, что коричневые скалы должны рассыпаться от таких чудовищных ударов и океан, разрушив препону, ринется на остров и сметет с него и поселок, и заросли бамбука, и сопки, сорвет с якорей все суда в бухте и унесет в просторы Тихого океана. "Нет, старшина не решится плыть к берегу на матрасах. Вот если нас несет на скалы, тогда можно рискнуть..." Катер уже много дней находился в бушующем океане, когда в Сан-Франциско произошли события, благодаря которым отправился в кругосветный круиз гигантский лайнер "Глория" и начал свой путь к рифу Печали, куда ветер и течение дрейфовали катер с его отважным экипажем. ЦЕПЬ СЛУЧАЙНОСТЕЙ Репортер газеты "Вечерний Сан-Франциско" Томас Кейри свернул на своем стареньком "форде" с шоссе N_1 к залитой неоновым светом заправочной станции. Сегодня эта станция показалась ему похожей на очень большой аквариум. За цельнолитыми стеклами, словно анемоны, блистали лаком и пестрыми красками банки, баллоны; шланги напоминали угрей и миног. На стеллажах затаились запасные части, которые тоже при малой толике воображения могли сойти за фантастических жителей морских глубин. Томас Кейри решил, что такое сравнение следует удержать в памяти и пустить в дело при описании первой же катастрофы на одной из дорог Калифорнии. Еще издали Томас Кейри увидел своего давнего приятеля Артура Рида, который усердно протирал стекла у черного, как антрацит, "понтиака". Рид отнюдь не был владельцем такой роскошной машины, он служил на этой станции дежурным автомехаником и выполнял еще много других работ, включая и протирку стекол у автомобилей своих клиентов. Кейри остановился у колонки с низкосортным бензином и вышел из машины. - Привет, Арт! - Привет, Том! - Как дела? - Отлично, как всегда. А у тебя? - На полдюйма ниже, чем твои. - Полдюйма легко наверстать, Том, особенно в наше время, когда чахнет инфляция и растет общий уровень жизни. Арт перешел по другую сторону "понтиака" и стал протирать боковое стекло, продолжая развивать свою мысль о приближении "золотого века" в американской жизни, причем его тонкие губы все время складывались в ироническую усмешку. Репортер прошел мимо "понтиака" и, движимый профессиональным любопытством, заглянул в машину. На переднем сиденье находились старый негр в синей рубашке, в галстуке-бабочке и бульдог. Собака казалась старше своего хозяина, ее морщинистая морда выражала крайнюю степень отчаяния и горя. Негр кивнул на приветствие репортера и сказал низким басом: - Отличная ночь. - Да, хорошая ночь, - согласился Кейри. - Бриз с океана отогнал смог, и сейчас небо как в горах. В разговор вмешался механик: - Сегодня до дьявола звезд! Прямо не сосчитать, сколько их высыпало. Негр сказал: - Если у вас хорошее зрение, то вы сможете разглядеть не более двух тысяч. - Всего? - удивился механик. - Да, дружище, остальные, а их действительно не счесть, лежат вне поля нашего зрения. В бинокль увидите больше. В телескоп - бесконечное число. Благодарю вас, Арт. - Негр протянул банкнот. - Сдачи не надо. Прощайте. - Он улыбнулся Кейри. "Понтиак", дохнув бензиновым перегаром, плавно взял с места и помчался к шоссе по полукружию подъездной дороги. Шел второй час ночи, поток машин на шоссе N_1 поредел, зато скорость их возросла, они проносились с жутким свистом, как ракеты, направленные в сторону огромного города, свет от которого гасил звезды на горизонте. У шоссе "понтиак" немного помедлил, выжидая, затем рванулся на серую полосу и через несколько мгновений растворился в серебристой мгле. - Лихой малый - этот негр, - сказал Арт, пряча деньги в нагрудный карман. - Каждый раз отламывает во трешке на чай. То ли он доктор, то ли еще какая шишка. Видал, какой у него "понтик"? Предложил бы махнуть на свой "фордик"! - Довольный своей шуткой, Арт засмеялся и хлопнул приятеля по плечу. - Ну а ты все гоняешься по дорогам в поисках происшествий? - Да, Арт. Меня, похоже, навсегда закрепили за дорожными катастрофами. Что делать? Работа есть работа. - Это точно. Говорят, на тридцатой миле опять что-то неладно? - Двое насмерть, пятерых отвезли в госпиталь. - Да, черт возьми! - Арт плюнул. - Каждый миг гибнут люди. И когда придумают такое, чтобы вот так, попусту, не умирали мы, грешные? - Придумают, Арт. - Когда нас уже не будет. Обидно, Том. Ведь что получается? Заправишь какой-нибудь "понтиак", "студебеккер", "роллс-ройс" или "форд", не такой, как у тебя, Том, а последней марки, целый дом на колесах, с телефоном, холодильником, телевизором, кондишеном и еще с уймой всего, пропасть долларов всажена. И слышишь через час, что это чудо техники разбилось в лепешку, ухнув с Королевской дороги в залив. Обидно! Вот такого, Том. Ну а ты что опять не весел? Ты не слушай, что я болтаю, и не расстраивайся своими происшествиями. В жизни все идет как надо. Ты чаще смотри на звезды. Вот не знал, что их всего каких-то две тысячи маячит перед глазами. А как они ловко размещены. Том! Нет, жизнь хороша, черт возьми! Завтра думаю махнуть с Берил к мексиканской границе. Давай махнем вместе? У Бер есть славная подружка, да ты ее видел - Кети! Милая девушка, и ты ей нравишься. - Благодарю. Не смогу, Арт. В другой раз как-нибудь. - В другой так в другой. Только я должен тебе сказать, Том, по всему видно, что с твоей миллионершей дело табак. И ты брось о ней думать. Нам, Том, надо искать девчонок по себе, из нашего круга, ну вот как Верил или Кети... Тебе долить? - Да, да, Арт, долей. - Масло тоже надо бы сменить. - Меняй и масло. - Вот это правильно. Хотя твоему "форду" цена сотни три, не больше, а смотреть за ним следует как за стоящей машиной. Жаль, что ты не едешь с нами... Механик заправил машину, подтянул тормоза, протер стекла. - Ну вот, теперь можешь участвовать в национальных гонках. А вообще, Том, держись на дорогах поосторожней. Шестьдесят, ну от силы семьдесят миль - твоя рекордная скорость. - Ладно, Арт. - Договорились? - Да, Арт. - Нет, Том! Постой минутку. С таким кислым настроением опасно садиться в машину. Может, хлебнешь кока-колы на дорожку? - Тащи, Арт. Во рту все пересохло. Ворча на людей, которые, садясь в машину, забывают даже сполоснуть рот, а потом теряют над собой контроль - и в результате еще одна жертва, механик зашел в свой "аквариум" и достал из холодильника две запотевшие бутылочки. Репортер пил из горлышка с мрачной сосредоточенностью, механик же все время ободряюще улыбался. Выпив, Арт дурашливо раскрыл рот и вытряс в него из бутылочки все до последней капли, затем сказал: - Может, еще? - Да нет, благодарю. Будь здоров, Арт. - Постараюсь. Да ты тоже носа не вешай и постарайся забыть о миллионерше. Мне сразу это дело не показалось. Ты хотел все как в кино. Но там ведь придумывают, что хотят, а жизнь не перехитришь. В жизни дело обстоит сложнее. Да что я тебе это говорю, ты сам мне на этот счет целую лекцию можешь прочесть. И все же я должен тебе повторить, что все, что не делается, - все к лучшему. Хорошо, что миллионерша смывается в Европу. - А ты откуда знаешь? - Просматриваю великосветскую хронику. Ты знаешь, как-то занятно читать про времяпрепровождение дюпонов, Рокфеллеров или там какой-нибудь мыльной принцессы или королевы стиральных машин и моечных агрегатов. Кстати, заранее думай, куда податься, когда разбогатеешь: на Балеарские острова, на Гавайи или в круиз вокруг земного шарика, как твоя бывшая Джейн. Отчаливает она завтра в 14:40 на своем лайнере; "Глория", как пишут в "Нью-Йорк тайме", только что вышла из капитального ремонта и отправляется в кругосветное плавание. На борту тысяча восемьсот пассажиров, да тысяча набирается команды и обслуги. Там есть бассейны и казино. Шеф-повар - знаменитый Жан Ватто. Водоизмещение 64400 тонн... Застрахован в 15 миллионов долларов. - В копеечку обойдется пассажирам твой Жан Ватто... - Не придирайся к слову, Том. И не думай, что я так уж восхищаюсь этим плавучим вертепом. Пусть все они катятся отсюда куда подальше. И не обижайся, Том, но мне думается, очень хорошо, что вместе со всем богатым сбродом уезжает и дочка Чевера. Надо в таких делах сразу обрубать швартовы. - Так-то оно так, Арт, - вздохнул репортер, - только все это у меня как-то очень странно получается. И я не могу отказаться от мысли, что ее увозят насильно. - Из-за тебя? - По всей вероятности. - Ты когда с ней встречался последний раз? - Две недели назад. - Ну и как? - Она, Арт, согласилась выйти за меня замуж. - Ну и ну! А потом? С отцом разговаривал? - Да... - Ну и что? - Принял он меня очень холодно. Сказал, что дочь его совершеннолетняя и по законам штата может выходить за кого угодно, хоть за Мао-Цзэдуна. - Остроумный мужик. Ну а дальше что? - Затем вызвал секретаря или телохранителя и велел проводить меня до машины. Джейн, между прочим, предупреждала меня, что у нее с отцом очень плохие отношения, но я не представлял, что настолько. Она предложила пожениться без согласия отца. Матери у нее нет. Но я не захотел входить в их семью помимо воли отца, даже надеялся их примирить. - Идиот! - Кто? - Ты, Том. Я-то думал, что она просто вильнула хвостом, а выходит, что ты сам во всем виноват. Ну а что было после свидания с папашей? - Пытался встретиться с Джейн, звонил. Секретарша отвечала, что нет дома, уехала, не велела никому давать ни телефонов, ни адресов. - Да, брат, сложный у тебя случай. Надо тебе ее увидеть во что бы то ни стало. - Теперь уже поздно, Арт. Сегодня я получил записку, что она берет свое слово назад и желает мне счастья. - Почерк ее? - Напечатано на машинке, а подпись как будто ее, хотя мы с ней почти не переписывались. - Ну а те письма были от руки? - Тоже на машинке. - Все равно сделай еще попытку увидеться. Такие слова надо услышать, а не доверяться бумаге. Ну счастливо тебе, Том, кати в свою редакцию. Неужели там всю ночь работают? - Ну конечно. Остаются дежурные по отделам. Но я туда не поеду. Репортаж о катастрофе я передал сразу же, по телефону. Думаю, займет не меньше трех колонок. - Целых три! - Один из погибших - Фред Фишер. - Это еще что за птица? - Хозяин десятка ресторанов, игорных домов и еще многих злачных мест. - Ну тогда дадут и целую полосу. Отхватишь сотни три. Что он, был пьян? - Пожалуй, не особенно, да и за рулем сидел шофер. Их сбил грузовик. - Может, подстроили конкуренты? - Все возможно. - Это как пить дать. У этих акул идет беспрерывная драчка. - Он взял Тома за плечо: - Вот что я хочу тебе посоветовать: ты уж не очень-то добивайся встречи с Джейн. Если ее письмо фальшивка, она сама найдет способ тебя уведомить. На то она и женщина. А не то и тебе сотворят небольшую аварию с пребыванием в больнице не меньше года, это в лучшем случае. Поезжай-ка ты сейчас домой, Том. - Не бойся, в такой час я не стану искать с ней встречи. - Прихлопнут в два счета. - Ты прав. Поеду-ка я в самом деле домой. Правда, была у меня мысль заглянуть в окрестности порта, но, ты прав, поздно, хотя в тех местах жизнь не затихает всю ночь. Понимаешь ли, я хочу переключиться на социальные проблемы, дорожные катастрофы не по мне. - Ну давай, давай. Хотя и то, что творится на дорогах, тоже носит социальный характер. На дорогу все выплескивается, мне кажется, только гляди зорче. - Так-то оно так, Арт, только на дорогах очень стремительное движение, там трудно проследить судьбы людей в их развитии, на дорогах мы видим итог, концовку событий, следствие многих причин. Мы еще поговорим с тобой об этом. Извини, мне пора. Они пожали друг другу руки. Механик подтолкнул репортера в спину, захлопнул дверцы "форда", жалея, что другу так не повезло с этой Джейн. Поначалу все будто складывалось как нельзя лучше, и вот поди ж ты - рухнуло. Девчонка сматывается, а Том будет рыскать по окрестностям, выискивая дорожные происшествия, пока сам не залетит в одну из катастроф. Хоть и не полагается так думать о друге, да что поделаешь, такая мысль невольно приходит в голову, когда посмотришь на его постную физиономию, а потом на этот разнесчастный "форд"... К станции, стелясь по асфальту, подплывал огромный "студебеккер", и Артур Рид пошел к площадке, выложенной зелеными плитками, где останавливались машины. Томас Кейри, выехав на шоссе, занял крайнюю правую сторону. Через минуту красная полоска на спидометре подошла к цифре 70 и, вздрагивая, остановилась. Помня советы друга, репортер редко превышал эту скорость. К тому же сейчас спешить ему было некуда. Несмотря на поздний час, спать не хотелось. Недавно еще одна из самых оживленных, дорога стелилась навстречу пустынной серой лентой, теряясь в мглистой дали. После получения записки от Джейн Том Кейри старался забыть все, не думать о ней. Пытался убедить себя, что никакой Джейн и не было вовсе, что все это плод его воображения. В гонке по дорогам, при виде людского горя, за пишущей машинкой Джейн занимала какой-то уютный потайной уголок в его сознании. Вытеснив ее оттуда, он успокаивался, почти забывал ее. Так было час назад, когда он подъезжал к заправочной станции и думал, что бросит "дорожные происшествия" и займется социологическими очерками. Один из первых таких очерков, о нравах трущоб Окленда, ему удалось напечатать полгода назад, перед встречей с Джейн. Потом, у него собран материал на целую книгу. Надо только найти время, сесть и написать... Своими разговорами Артур вновь заставил его думать о ней. Ее исчезновение, записка вдруг приобрели для него таинственность, лживость, так не свойственную Джейн. Как он раньше не понял, что она не могла порвать с ним таким образом! "Сколько потрачено времени в бездействии! - думал Кейри. - Надо было сразу же после ее исчезновения энергичней взяться за поиски. И как я мог поверить записке! - Он посмотрел на циферблат, вделанный в панельную доску. - Без пяти три. Осталось одиннадцать часов тридцать пять минут до ее отъезда. Что я могу сделать за эти считанные часы, из которых надо выбросить время до рассвета?" Он стал мучительно думать. "Пойти к отцу?.." Томас горько улыбнулся, представив презрительно сжатые губы этого человека. Он не все рассказал своему другу о свидании с мистером Чевером. Тот хоть и сказал, что Джейн может выходить за кого захочет, но при этом добавил: - Если же вы хотите знать мое мнение, то я категорически против. Девочка не для вас. Вы слишком мало стоите, а следовательно, значение ваше ничтожно в нашем мире. Попробуйте заработать хотя бы миллион на первый случай. - И он раскатисто захохотал. Затем сказал: - Не вздумайте преследовать ее своими домогательствами. К тому же должен вам сообщить, что вы у нее не первый и всем она очень быстро показывала на дверь. И в вас она уже разочаровалась. Вы когда видели ее последний раз? Сегодня утром? - Да. - Так вот, больше вы ее не увидите. И не пытайтесь. Постарайтесь наверстать потерянное с Джейн время более плодотворной работой. И когда у вас появится первый миллион... Сколько презрительного превосходства слышалось в его словах! "Почему я тогда не вспомнил, что мне говорила Джейн о своих отношениях с отцом? Меня ослепила ревность, я был раздавлен словами этого человека, не сумел достойно ответить ему... Но что же все-таки мне предпринять?" Они познакомились с Джейн пять месяцев назад во время нашумевшей дорожной катастрофы на Королевской дороге. Рейсовый автобус развернулся поперек шоссе, машины наседали одна на другую, переворачивались в кювет. "Крайслер" Джейн сдавили с боков два автомобиля, искорежив корпус, бампер "крайслера" врезался в багажник передней машины, по сама девушка отделалась только сильным испугом. Томас Кейри увидел Джейн, когда пожарники, вспоров откидной верх машины, извлекли ее оттуда и поставили на обочину среди разбитых автомобилей. Репортер предложил ей свой "форд". Она села на заднее сиденье, закрыла глаза, вздрагивая, когда до ее уха доносились стоны раненых. - Вы подождите минут десять, пока все утрясется, - сказал он и захлопнул дверцу машины. Прошло полчаса, пока расчищали дорогу и Кейри брал интервью у легко раненных и оставшихся невредимыми участников катастрофы. Всю дорогу до города девушка не проронила ни слова, хотя Томас несколько раз спрашивал, куда ее отвезти. Наконец, уже в городе, она назвала адрес. Жила она на холме Ноб, где расположены самые дорогие отели и дома очень состоятельных людей. На тихой, пустынной улице она попросила остановить машину у чугунной ограды. - Я вам безмерно благодарна, - сказала она, протягивая руку. - Меня зовут Джейн. Джейн Чевер. Мы здесь живем с отцом. Видите, какой у нас большой и холодный дом. Боже, как мне всегда страшно в него входить! Это у меня с самого детства. Когда была жива мама, мы проводили с ней большую часть года в загородном доме... Ну прощайте... Он невольно задержал ее руку в своей. - Разрешите и мне представиться. Томас Кейри. Как вы уже, вероятно, догадались - репортер. Простите, ваш отец не президент пароходной компании? - Да. Вы с ним знакомы? - Лично нет, но я писал о забастовке на его судах. - У него частые неприятности со своими людьми. Отец очень суровый человек... Так вы репортер? Как это, должно быть, интересно - всегда находиться в потоке жизни! - Интересно только со стороны, Джейн. У нас был знаменитый журналист Менкен, так он писал, что американская журналистика - это ремесло, которое изнашивает и оглупляет людей. К концу жизни журналист в девяти случаях из десяти становится тупицей. - Да? Но вы пока непохожи на тупицу. Не стал им, как видно, и Менкен. Надеюсь, не отупеете и вы. Оба рассмеялись, не разнимая рук, забыв о недавнем страшном событии. Сейчас, в тихий теплый вечер, им казалось, что никакой дорожной катастрофы не было, что они давным-давно знали друг друга и вот встретились снова после долгой разлуки. - Вы не торопитесь? - спросила она. - Что вы, нет, нет! - ответил Томас, хотя должен был срочно сдать в редакцию материал о катастрофе, "Ничего, успею. У меня в запасе час времени", - подумал он. Джейн провела его в сад. Сгустились сиреневые тени. Отдаленным рокотом прибоя сюда доносился гул огромного города. Пахло листвой платанов и розами. Внезапно Джейн остановилась, испуганно схватив спутника за руку: послышался хруст песка на боковой дорожке. - Идет отец, уходите! Вот. - Она порылась в сумочке и сунула ему визитную карточку. - Звоните. Я эти дни буду дома. Лучше по утрам. Прощайте! Возле калитки Томас Кейри расслышал желчный голос: - Что за тип?.. Газетчик?.. Я же приказал не пускать репортеров! Если он еще посмеет, я спущу собак... "Но что же делать, что делать?" - в который раз спросил себя Томас Кейри, прибавляя скорость. За полгода их знакомства они встречались часто, а если встречи не удавались из-за занятости Томаса, то обязательно разговаривали по телефону. "Джейн совсем одинока. Как я мог подумать, что она так резко, безжалостно пошла на разрыв! Без всяких причин! И я поверил этой злосчастной записке. Надо было добиваться встречи всеми силами. Боже, как я ее обидел! Что она может подумать о таком человеке, как я?" Из миниатюрной приемопередаточной станции, выпущенной специально для автомобилистов, скучающих на бесконечных дорогах Америки, послышался мелодичный голос. Томас Кейри вздрогнул: голос напомнил ему Джейн. Только Джейн никогда бы не смогла произнести такой монолог. - Привет! Ну что вы все молчите, будто вместо виски налакались отравы для осенних мух. Отвечайте! Я вот уже целый час умираю со скуки. Мои позывные - "Пантера". Тотчас же отозвался бас: - Привет, крошка! Я много слышал о тебе. Давай познакомимся. Я - "Черный ягуар". Скажешь, таких не бывает? А на что косметика? Ха-ха-ха... Томас Кейри выключил приемник и проехал несколько километров, перебирая все возможности разыскать Джейн. "Если бы у меня были деньги, то можно было нанять детектива или попытаться подкупить секретаршу Чевера мисс Брук". Он тут же посчитал эту мысль глупой, порожденной отчаянием: о каком подкупе и о каком детективе можно думать, имея в кармане пятнадцать долларов и тридцать пять центов. Осталось одно - попытаться пробиться на лайнер и там переговорить с Джейн. Придя к такому решению, Томас почти успокоился. Оказывается, все так просто: надо только разыскать Джейн, растолковать ей, как они глупо попались на провокацию, и все пойдет как прежде. Конечно, они выведут на чистую воду того, кто писал фальшивые письма. Неужели отец? Или мисс Брук по его наущению? Секретарша добрая девушка, но она больше всего на свете боится потерять работу... "Нет, мне не отвлечься от этих мыслей, а надо немного отдохнуть. Просто пока не думать ни о чем. Послушаю-ка я лучше, что творится на дорогах. И от них пока никуда не денешься". Он включил транзистор, настроенный на волну дорожной полиции, и стал по привычке краем уха улавливать сообщения патрулей. На сто восьмом километре шоссе N_3 авария молочной цистерны: лопнула камера, и машина врезалась в фонарный столб. Шофер и его помощник легко ранены. На дороге N_2 дело посерьезнее. Полицейский торопливо докладывал о числе жертв. В другое время Томас Кейри немедленно помчался бы к месту катастрофы, сейчас же довольно равнодушно прослушал это трагическое сообщение, будто прочитал вчерашнюю газетную хронику. Полицейские передавали номера машин, задержанных за превышение скорости. Пьяная компания сшибла изгородь частного владения и въехала на птичник: водитель уснул за рулем. Жертв нет, но случай интересный, носит комический характер. Такую информацию любит заведующий отделом Джонс. Наконец его внимание привлек разговор двух полицейских. Постовой разговаривал с дежурным по дорожному отделению полиции. - Да, да, Роб. Его выбросили из машины, - говорил полицейский, - минут десять назад. Я с ним возился, а Сэм не мог с тобой связаться. Ты кого-то разносил и посылал его к дьяволу. - Совершенно верно. Сегодня всю ночь сплошная кутерьма. Так, говоришь, жив? - Приходит в сознание, а потом опять отключается. Едва очнется, просит инспектора и пастора. По всей видимости, мафиози. Его свои кокнули. В трех местах продырявили да еще трахнули об асфальт. И представь, дышит и даже говорит. Посылай ребят. Неотложку мы вызвали с таким же трудом, как и связались с тобой, Роб. - Сейчас ребята выезжают. - Поживей! Если это мафиози, то он наверняка расколется. Старик не простит тебе, если ты не успеешь. "Надо бы посмотреть на этого бедолагу, - подумал Томас Кейри, - и послушать допрос. Что, если и катастрофа на бойком перекрестке, и этот случай связаны между гобой? Там убит главарь мафии, а здесь - кто-то из его шайки либо один из противников. Возможно, начинается настоящая война гангстеров. Надо позвонить Брауну - пусть он займется этим делом. Может получиться сенсационный материал..." Тут он увидел сверкающую никелем полицейскую машину. Она стояла, съехав с крайней полосы на обочину, Томас Кейри остановился рядом. Из-за машины вышел полицейский гигантского роста. - Проезжай, парень, - сказал он устало. - Я из газеты. - Ну и нюх у тебя, парень! - засмеялся полицейский. - Надо же! Четвертый час, а ты не спишь и тоже шатаешься по дорогам как неприкаянный. Ну народ пошел! Ну чего тебе не спится? - Я с тридцатой мили. - Ах вон что! Тогда поставь свою гоночную впереди нашего фургона. Хе-хе-хе! Томас Кейри выполнил указание полицейского, вышел из машины и увидел лежащего на земле человека. Подфарники полицейской машины освещали пепельное лицо с черной ниточкой усов. Человек лежал без рубашки, грудь и живот - в бинтах с темными пятнами крови. Томас Кейри присел возле раненого и услышал, как тот с трудом, прерывисто дышит. - Отходит, - сказал полицейский, - а ни инспектора, ни "скорой", ни пастора... Раненый приоткрыл глаза, уставился на Томаса Кейри. - Падре! - прошептал он. - Господь услышал меня. - Он опять закрыл глаза и с полминуты лежал молча, собираясь с силами. Полицейский шепнул: - Если начнет раскалываться, то не перебивай. Хоть это не по правилам: какой ты падре! Со мной он не хотел говорить, и с Джоном также. Давай прими его исповедь. Думаю, что инспектора он не дождется. Видишь, как его всего корежит? Поверь мне, он долго не протянет. Репортер встал на одно колено, взял раненого за руку. Пульс бился слабо, с перебоями. Человек заговорил, не открывая глаз: - Падре! Слушайте, падре! Я из людей Минотти... Кровавого Минотти... Зовут меня Спиро... Тихий Спиро... Хотя... Но об этом после... Запомните, падре... Сегодня в четырнадцать часов... да, уже сегодня... отходит лайнер... Судно погибнет, если вы его не задержите... Люди Минотти отправят его на дно... Большая афера... миллионы... Меня посылали с этим судном... нет... не для диверсии... как всегда, должен был убрать, кого прикажут... отказался... нет, не отказался... за это сразу смерть... хотел скрыться... и вот... Господь надоумил меня... Там тысяча людей... больше... О, Лючия! Ты тоже здесь... Спасибо... подожди... дай доскажу падре... Про аферу узнал случайно... Вот будет немного легче... тогда... Главное, задержите судно... Тяжело... устал... Пусть теперь подойдет Лючия. Лючия... дай твою руку... Вот так... Хорошо, как прежде... Полицейский сказал: - Думаю, этот парень отпрыгался. Слышал, как он упомянул про Минотти? Большая птица этот Минотти. Нее же тебе придется под присягой подтвердить его слова. Только у него что-то не клеится с рассказом. Думаю, бредит. При чем здесь какой-то пароход? Все же, думаю, инспектор возьмет на заметку все суда, что отходят сегодня после четырнадцати. Эй, Сэм! - крикнул он, обернувшись к машине. - Спит, дьявол! Вот способность у этого тюленя. Может уснуть в любую минуту и так же быстро проснуться, и даже не подумаешь про него, что дрыхнул. Вот и он! Смотри! Свеж, как ананас из Гондураса. Из машины вылез второй полицейский, такой же великан, как и первый, он зевнул, потянулся, сказал, прислушиваясь к шуму приближающейся машины: - Вот наконец помощники смерти прибыли. Как только фургон "неотложной помощи", взвизгнув тормозами, остановился перед полицейской машиной, из него выскочили трое в белых халатах: врач с чемоданчиком и санитары с носилками. Первый полицейский включил прожектор на крыше своего автомобиля. Ослепительный круг как бы приподнял над дорогой врача, санитаров, Тихого Спиро. Не раскрывая своего чемоданчика, врач кивнул санитарам, те быстро положили тело на носилки и пошли к раскрывшемуся чреву фургона. - Готов? - спросил врача второй полицейский. Врач, не ответив, сел в машину. - Ну что ты, Сэм, всегда задаешь такие глупые вопросы? Разве не видишь, что парень уже там! - Первый полицейский возвел глаза к звездному небу. - И наверное, душа его смотрит на нас, грешных, оттуда. - Хватит, Джон, не то я зарыдаю! - Не плачь, малютка, не буду. Садись за вертушку, а я передам ребятам, чтобы возвращались назад, если, конечно, они успели выехать. А ты, парень, давай с нами. Будешь знать в другой раз, как выдавать себя за святого отца! Поедешь впереди. Да не вздумай гнать более двухсот миль, а то мы, бедные, отстанем. Полицейские захохотали. В полиции Томаса Кейри продержали до семи часов утра. Инспектора с серым пористым лицом несколько раз отрывали от составления протокола о смерти Тихого Спиро. Когда бумага все же была написана, репортер расслабленно откинулся на спинку стула и так же мгновенно заснул, как полицейский Сэм. Спал он всего минут десять, но за это время увидел жуткий сон: будто он бежит по пустому коридору лайнера, заглядывает в каждую каюту и видит там убитых пассажиров, похожих на Тихого Спиро. Мертвецы все до одного мужчины, а он ищет Джейн. Наконец он видит ее, бегущую к нему навстречу с протянутыми руками. И тут просыпается от прикосновения к плечу. - Вы можете ехать к себе, - сказал инспектор. - Сожалею, что так долго задержал вас. Но, сами понимаете, надо было все оформить. Вам же я советую в своем репортаже не упоминать имя Минотти. У нас слишком хилые доказательства, по сути дела, против него нет никаких улик. Слова гангстера, сказанные в предсмертном бреду, никого ни в чем не убедят. А вас привлекут за клевету. Так что ограничьтесь ординарной заметкой еще об одной жертве на наших великолепных дорогах. Рад был с вами познакомиться... - Простите, но если в самом деле какому-то судну, что выходит в рейс после двух пополудни, грозит гибель? - Я справлялся. От двух до трех через Золотые Ворота пройдут пятнадцать пассажирских и грузовых судов. - Тут речь идет о большом судне, видимо лайнере. Я знаю - в 14:40 отходит "Глория". - Да, но раньше ее и позже уходят в рейс еще три пассажирских судна. Представляете, что получится, если мы объявим, что одному из этих судов грозит гибель? Начнется паника, миллионные убытки. Ни одна газета не рискнет напечатать что-либо подобное, и ни один судовладелец не отложит рейса. Так что, Кейри, идите и отдыхайте со спокойной совестью. За оставшиеся несколько часов нам с вами не разгадать, кем заменили Тихого Спиро и на каком судне искать его преемника. - Инспектор устало улыбнулся и, крепко пожав руку репортеру, сказал, что, если поступят более убедительные сведения о Минотти, он обязательно сообщит их ему. Томас Кейри не стал слушать этих заверений, он выбежал из участка. Инспектор был, безусловно, прав: никто из судовладельцев не отложит рейс своего судна. Все же он решил позвонить старику Чеверу и предупредить его. Джейн говорила, что ее отец встает рано и работает до восьми в своем кабинете в "холодном доме" на холме Ноб. Отъехав от дорожной полиции до первого автомата, он остановил машину. После второго гудка ему ответил знакомый неприятный голос: - Хелло! Чевер. - Вас беспокоит Кейри. Томас Кейри. Репортер. Мы с вами знакомы, мистер Чевер. - Какого дьявола вам надо от меня? Вы, надеюсь, получили письмо от Джейн? - Да, получил... - Чего же вам еще? - Извините, но я по другому поводу. - Что еще? Какие у вас могут быть еще поводы для разговора со мной? Выкладывайте, да побыстрее. - Видите ли, сегодня ночью... - Ему показалось, что он слышит в трубке шуршащие шаги Джейн по мягкому ковру, он запнулся, прислушиваясь и тут же ухо резанул окрик: - Вы что, уснули? Говорите же, что там у вас, а не то я повешу трубку и отключу телефон! - Извините. Дело в том... - Без вводных предложений! - Сегодня ночью... - Уже слышал! - ...полиция подняла на дороге умирающего человека... - А мне-то что за дело! Пусть их подбирает полиция! - Минутку. Сейчас вы поймете, что это событие имеет непосредственное отношение к вам, мистер Чевер. Человек, он уже умер, находился на службе у Минотти. - Минотти?.. Какое, этот человек, которого я не знаю, имеет отношение ко мне? - Тон мистера Чевера изменился, стал настороженнее. - Ну, ну, я слушаю вас. Что этот несчастный мог сообщить и так взволновать вас? - Этот человек должен был совершить диверсию на одном из лайнеров, что отходят в рейс сегодня после двух пополудни. Он отказался пойти на преступление, и его за это убили. У меня есть основания полагать, что диверсия готовится... - Постойте, вы откуда говорите? - Из автомата. - Где этот автомат? - Недалеко от дорожной полиции. - У вас все еще "форд" выпуска сорок пятого года? - Семидесятого. - Тогда вы успеете через час прибыть в мой офис. - Я буду там через десять минут. - Через час. Не забывайте, что и мне надо добраться до конторы, а моя машина не так быстроходна, как ваша. Ну, ну, не обижайтесь. И у вас со временем будет "роллс-ройс". Подождите, не вешайте трубку. Надеюсь, вы не сообщали еще о происшествии в свою газетенку? - Пока нет. - Воздержитесь до нашей встречи, там мы решим, стоит ли привлекать внимание прессы. Так вы едете ко мне на своем испытанном "форде"? Кстати, дайте мне его номер, я распоряжусь, чтобы вам разрешили припарковаться на служебной стоянке. - Теперь из трубки доносился совсем мягкий, доброжелательный голос. - До скорой встречи, мистер Кейри. Томас не положил трубку, он снова ясно услышал неповторимый ритм шагов Джейн и резкий, раздраженный голос ее отца: - Ну что еще тебе? У меня шел очень важный разговор, а ты входишь как тень. Ты опять насчет своего путешествия? - Тут же раздались частые гудки. "Так она дома! Надо позвонить минут через пять, как только она вернется к себе. А пока стоит позондировать почву у мисс Брук". У него был номер телефона секретарши Чевера, не так давно он часто звонил ей. Выезжая из дому, Джейн всегда говорила мисс Брук, куда едет, а затем звонила и сообщала номер телефона для передачи Тому. Узнав голос Томаса Кейри, мисс Брук спросила: - Что вам угодно? - Лиз, извините, где Джейн? - Во-первых, никогда больше не называйте меня по имени, мистер Кейри! - Голос ее дрожал от возмущения. - И не пытайтесь разыскивать Джейн. Сколько горьких минут вы доставили ей и мне, мистер Кейри! - Здесь какое-то недоразумение, Лиз... то есть мисс Брук. Скажите, ради всего святого, действительно Джейн сегодня уезжает? - Да. Через несколько часов мы уезжаем. - И вы? Куда? - Да, и я с ней. Что касается того, куда мы едем, то сказать вам не могу после всего, что произошло. - Клянусь... - Молчите! Зачем вы писали ей такие мерзкие письма? - Я? Письма? Какие письма? Наоборот, написала мне она... - Ни слова она вам не писала. И не могла писать. Слишком она вас презирает. Мне сюда не звоните. Я здесь больше не работаю. - Вы отплываете на "Глории"? - Возможно. Прощайте! Он тут же набрал номер телефона мисс Брук еще раз, по ему не ответили. В течение десяти минут он восемь раз звонил Джейн, и снова никто не брал трубку. Пора было ехать в контору отца Джейн. Начался час пик. Сплошной поток машин издевательски медленно двигался к центру города. Томас Кейри стоял возле своего "форда", стараясь понять, зачем Джейн заходила к отцу в кабинет. Что значили слова отца: "Ты опять насчет своего путешествия?"? Может, она раздумала ехать на "Глории" или уточняла какие-то детали, связанные с путешествием? "Может, она стремится встретиться со мной?" - отчаянно подумал он. Над ухом загудел голос: - Хелло, Томми! Перед ним стоял непомерно худой и длинный Марк Финчер из отдела городской хроники. - Хелло, Марк. - В редакцию? - Да нет. - Жаль. Мой "крайслер" внезапно скис. Пришлось оставить тут за углом, на заправочной станции. Придется раздобывать новую карету. Везу в номер сенсационный материал о притонах Купера. Ты слышал что-нибудь о блошином тотализаторе? Нет? Как мы еще мало знаем о своем городе! Вон, кажется, такси. Нет, занят. Как жаль, что к нашей газете еще не проложили рукав подземки. - Постой, Марк. - Томас Кейри посмотрел на часы. - Мне отсюда удобнее добираться подземкой. Бери, Марк, мой "форд". Он мне не понадобится до четырех. Не благодари. Это ты меня сильно выручаешь, избавляя от машины. За полчаса в таком потоке мне не добраться до конторы Чевера. - Не переключаешься ли ты на морской транспорт? Ты ведь что-то уже писал о нем? - О забастовке моряков. Но сегодня я иду по личному делу. - Решил прокатиться в Европу? - Да нет, Марк... - Ну, ну, желаю удачи. Старик Чевер, говорят, не любит нашего брата. Марк Финчер уехал. До встречи с Чевером оставалось тридцать пять минут. Томас Кейри подумал, что можно не спеша дойти до подземки, благо она рядом. Через двенадцать минут поезд домчит его к небоскребу, где находится контора отца Джейн. Еще пятнадцать минут уйдет на преодоление расстояния от станции метро до дверей приемной, где восседает мисс Брук. За эти двадцать семь минут он сможет хорошенько обдумать и решить, как себя вести с отцом Джейн. Кто-то толкнул его в левое плечо, затем в правое, потом в спину - и людской поток, все убыстряясь, понес к станции подземки. В Барте электронный автомат выдал ему пластмассовый билет с магнитной полоской и сдачу с пятидолларовой бумажки. За тридцать центов он мог проехать десять километров. Только очутившись в вагоне, стиснутый со всех сторон, Кейри стал набрасывать в уме конспект своего разговора с мистером Чевером. "Я буду настаивать на отмене рейса. Или, по крайней мере, добьюсь, чтобы Джейн осталась... Но это же непорядочно! Даже подло. Пусть остальные люди гибнут? Но что я могу сделать? Пусть уцелеет хотя бы Джейн. Это будет моим гонораром за молчание. Если я подниму шум, мне не поверят. Привлекут к суду "за нанесение ущерба". А судно все равно уйдет. Нет, надо добиваться, чтобы Джейн осталась. Я объяснюсь с ней. Мы выясним, кто написал поддельные письма. И немедленно поженимся. Уедем... - Он горько усмехнулся: - А те, на "Глории", пусть все умрут? Нет, я должен добиться отмены рейса". Так, полный противоречий, раздираемый сомнениями, Томас Кейри вышел из подземки, обращая на себя внимание своим несчастным видом. В лифте он поднимался с целой ватагой галдящих молодых клерков и старым негром. Тот дружелюбно улыбнулся ему. Негр вышел на двадцатом этаже. Томас Кейри проехал до тридцатого и только тогда вспомнил, что и ему надо было выйти на двадцатом и что с этим негром он уже сегодня ночью встречался на заправочной станции Арта. Когда он вошел в приемную президента пароходной компании, на месте мисс Брук сидела другая секретарша - очень эффектная сероглазая блондинка. - Я - Кейри, - представился он. - Меня ждет мистер Чевер. Глаза у секретарши стали еще больше. - Томас Кейри? - произнесла она шепотом. - Вы? - Как видите. И почему вас так изумило мое появление? Разве мисс Брук или сам шеф не поставили вас в известность, что я должен быть в девять десять? Секретарша покраснела. - Так вы живы? - Как видите, мисс. - Меня зовут Эва О'Брайнен. Прежде я работала в транспортном отделе... - Скажите, мисс Эва О'Брайнен, ради всего святого, могу я видеть мистера Чевера? Дело очень важное. Очень! - Да, то есть нет. Извините. Он ехал сюда, к себе, вероятно, надеясь прибыть раньше вас, когда это произошло, и он решил, что ваша встреча никогда не состоится. - Что произошло? Скажите толком! И почему наша встреча никогда не состоится? - Он ждал, и предчувствие до боли сжало его сердце. - Ну что случилось? Что? - Только сейчас, перед тем как вы вошли, мистер Чевер передал мне из своей машины, что будет только к вечеру. Сейчас он едет в порт. Ведь сегодня отходит "Глория", на ней уезжает Джейн. - Секретарша умолкла, часто дыша. - Так что же все-таки сообщил вам мистер Чевер такое, что так взволновало вас? - Он... он сказал, что на вас совершено нападение. Вашу машину изрешетили из пистолетов, а вас... Выходит, теперь другого кого-то убили. Мистер Чевер ехал на встречу с вами... и когда узнал про это страшное происшествие, то позвонил мне... Какой ужас! Томас Кейри прошептал: - Бедный Марк, - и в его живом воображении возникла не раз виденная картина: машина, изрешеченная пулями, с выбитыми окнами, скучающие полицейские, привыкшие ко всяким ужасам на дорогах, карета "скорой помощи", окровавленное тело на полотняных носилках... Сегодня вместо Марка должен был лежать на них он, Томас Кейри, и только непостижимая уму случайность подставила вместо него другого... ПЛАВУЧИЙ ЯКОРЬ В фонаре выгорел весь керосин. Горшкову еще никогда в жизни не приходилось бывать в такой кромешной тьме. И без того тесный, сырой кубрик показался матросу ящиком, в котором его швырнули в бушующее море. Страх с новой силой нахлынул на него. Он с минуту стоял в ожидании неизбежного конца, вцепившись в бортик рвавшейся из рук койки. Но и опять он нашел в себе силы попытаться заглянуть в "корень вещей". "Ну раз так приходится, - думал он, - осталось одно - умереть с достоинством. Я моряк, а смерть для моряка в море дело обыкновенное. Только пришла она очень рано ко мне. Я еще не пожил как следует. Ничего не видал. А так мечтал поплавать по теплым морям, побывать в Австралии, на Цейлоне..." Во время этого предсмертного внутреннего монолога он почувствовал, что произошло какое-то благоприятное событие, что-то изменилось. Катер так же бросало, как на гигантских качелях, - вверх, вниз, вверх, вниз, но не стало мучительных рывков бортовой качки. Сначала Алексей подумал, что наконец-то моторист Петрас Авижус запустил свои моторы и катер двинулся на волну. Словно в отместку катер стремительно взлетел, а затем покатился вниз по крутому склону волны. Горшков присел на корточки и заскользил к столу; ухватившись за ножку, ждал, пока прекратится этот полет. Наконец палуба выровнялась и, накренившись к корме, устремилась вверх. Горшков ощупью пробрался к своей кровати, на которой лежали его полушубок и шапка. Шапки не нашел, а полушубок нащупал у стенки вместе с мокрой подушкой. Надевая мягкую овчину, он только теперь почувствовал стылую дрожь: он весь промок, а зубы отбивали частую дробь. Запахнувшись, Алексей стоял, блаженно ощущая, как тепло от спины идет к рукам, груди, ногам. Неожиданно он обнаружил и шапку - она плавала в воде под ногами. Подержав ее в руках и убедившись, что шапка промокла насквозь, он зашвырнул ее на койку. Подняв воротник, шагнул к трапу: больше он не мог оставаться в этой могильной сырости и темноте. Он поднимется к старшине и отговорит его от безумного шага. Катер теперь хорошо отыгрывается на волне. Ветер стихает. Нельзя плыть к берегу на пробковых матрасах. С трудом переборов силу ветра, Алексей открыл дверцы кубрика. Затем упал грудью на комингс и, срываясь со ступенек трапа, медленно выполз на палубу. Ветер прижал его к небольшой надстройке над кубриком, ворвался под полушубок, стаскивая его с плеч. Горшков уцепился за поручни, покрытые корочкой льда, по льду на палубе скользили подошвы сапог. Волны поразили его своей высотой. Они показались ему заснеженными сопками, пришедшими вдруг в движение, и все они катились к их крохотному суденышку. Подгоняемый ветром, катер убегал от них, увертывался, перепрыгивал через водяные пропасти, стремясь куда-то в белесую мглу. Низко летели черные облака, в разрывах между ними мелькало зеленоватое небо с яркими звездами. Все это Горшков сразу схватил взглядом и запомнил на всю жизнь. Как ни страшно выглядел океан, как ни сильно бушевал ветер, все же на палубе он почувствовал себя лучше, увереннее. Здесь можно было бросить вызов природе, помериться силами с нею. Прежде чем осилить несколько шагов вдоль борта к рубке, он заметил, что от буксирной скобы в воду уходит тонкий стальной трос. "Не выбрали", - решил он и попробовал потянуть за него. Собственно, это его обязанность - смотреть за концами, не допускать, чтобы они свешивались за борт, ведь такой трос может намотаться на винты. И что, если уже намотался и потому молчат машины? Конец не поддавался. "Винты заклиниваются, а я дрыхну. Тоже мне старшина! Пожалел, не разбудил вовремя. Боится, что меня смоет за борт. Как бы самого не смыло! А вдруг смыло, пока я там катался по темному кубрику?" Рывком отворил двери в рубку. Ветер подтолкнул его, и он уткнулся головой в широкую спину старшины, стоявшего за штурвалом. - Закрывай! - рявкнул старшина Асхатов, не оборачиваясь. Когда Горшков закрыл двери, сказал уже тише, словно оправдываясь: - Меня и так насквозь просифонило. - Вы почему не разбудили? - спросил Горшков с обидой в голосе. - Пожалел. Не дай бог, думаю, еще сильнее расхворается. Да и делать тебе здесь нечего было. - Как нечего? В рейс пошли, а мне нечего делать? Асхатов усмехнулся: - Рейс, говоришь? Ерунда, брат, получилась, а не рейс. Надо было всего метров на сто отойти к пирсу, подальше от парохода. Наваливаться он стал на нас кормой. Растяпы, поставили раком суденышко! И вот на тебе, перешли... - Что, ветром подхватило? - Если бы ветром. Прямо стена ударила с гор, упала. Со снегом. Все закрыло. Опомниться не успели, как в пролив вынесло. - В проливе - это ничего... - Ничего, говоришь? Из пролива часа два как выволокло. Ты что, по волне не видишь, что мы в Тихом? От гребня до гребня метров сто пятьдесят. Во дает так дает! Ну и спать ты здоров, Алеха! Впервые человека встречаю, чтобы дрыхнул в такую штормягу. - Да я бы и не проснулся, если бы из койки не вылетел... Мне снилось, что я на ринге... - Где? - Да на ринге. - Бокс? - Дрался с Мохаммедом Али. - С кем? С кем? - С чемпионом мира. - Ну и как? - Послал в нокдаун. - Он тебя? - Я его... Прямым в челюсть - и тут же сам полетел... - Понятно. Не хватайся за штурвал, держись за поручень. - Бросает. - А ты не дрейфь. - Я и не дрейфлю. - Горшков посмотрел на компас в нактоузе. Картушка не светилась. Тлел голубоватым светом только фосфорический кончик стрелки. Но сейчас по этой светящейся полоске нельзя было определить, куда несет катер: полоска металась из стороны в сторону. - У вас здесь потише, - сказал Горшков, - не так грохочет, и посветлее. В кубрике прямо страшно: и свист, и вой, и темнота. Мне сто раз казалось, что мы вот-вот перевернемся. - Ты больше об этом думай, веселей будет. - Какое там веселье, товарищ старшина! - Ну и паниковать нечего. Обыкновенный штормяга, и наш старичок поныривает, как утка в озере. Его, Алексей, потопить нелегко. Для этой цели надо просто невероятный тайфунище, когда дома срывает с фундамента и деревья с корнем выдергивает. Да таких ураганов у нас, слава богу, не бывает. Сейчас баллов одиннадцать, не больше. Вот когда я ходил на спасателе в Восточно-Китайском море... Они оба умолкли, ожидая с замиранием сердца, поднимется ли катер на новый гребень. Но тот легко взлетел на волну и, помедлив на вершине, вздрогнув, понесся вниз. - Как на салазках! - сказал Горшков, почти совсем оправившись от страхов, пережитых в кубрике. Здесь, рядом со старшиной, привычно крутившим штурвал, хотя и было тоже страшновато, да уже не так. Присутствие старшины вселяло уверенность, что все обойдется хорошо, да и стыдно было рядом с ним выказать трусость. Горшковым вдруг овладела жажда деятельности, он вспомнил про замеченный им за кормой трос, и ему захотелось пойти и немедленно выбрать его на палубу. - Я пойду, - сказал он. - Куда? - Трос надо вытянуть. Волной смахнуло за борт. - Что? Что? - Старшина засмеялся. Горшков обиделся и повернулся было к двери. - Стой, чудак! Ведь это трос плавучего якоря. - Якоря? - Ну конечно. Сам же матрас подавал. Мы с Петрасом соорудили. Это он надоумил, Петрас! - крикнул старшина в переговорную трубку. - Как дела? Качаешь? Ну качай, качай, брат. - Сказал Горшкову: - Воду откачивает. Эх и парень этот Петрас... Катер догнал снежный заряд. Стекло заволокло черной пеленой, казалось, суденышко остановилось на крутом скате и вот-вот опрокинется. Старшина крикнул: - Здорово держит! - Кто? - Да якорь! Сейчас мы с волной идем. Старик руля слушаться стал. А то все лагом да лагом норовил. Вот тогда риск был... Якорь - это, брат, изобретение! Ну что ты на мою руку налег? - Я-то подумал, ух ты, самому теперь смешно, что вы плот сооружаете! - Ну и дурак! Плот променять на такой кораблище? Да ты что? - Сам не знаю, почему подумал. - Бывает. В такой обстановке и не то поблазнится. - Из матрасов, говорите? Из пробки? - Ну да. В сетку тральную затолкали, для груза железо у Пети нашлось. Сейчас мы, брат, хоть в кругосветку! - Куда? Куда? - Ну так говорят, когда на борту полный порядок. Держись! Ты ноги пошире расставь. Ну вот, опять в горку поперли... - Куда? Куда? - Не кудахтай! Шторм, говорю, выдыхается. Такие штормяги недолго лютуют. Кажется, не так уже воет, и зарядов меньше. В зарядах его самая шальная сила... Ты о чем спрашиваешь? - Трос... Трос от якоря не лопнет? - Еще не хватало! Ты что, не знаешь, что трос капроновый, новый? Вот разве траловая сетка не выдержит. Тогда еще что-нибудь придумаем. Петрас сообразит. Слышишь, это он ручную помпу качает... Да, будто потише ветер. - Асхатов, стараясь ободрить матроса, и сам начинал верить, что буря скоро пролетит, хотя знал, что в это время года жестокие шторма свирепствуют по неделе и больше. - К утру утихнет. Сколько сейчас на твоих? Горшков долго вглядывался в циферблат своих часов, так и не разглядев, сколько они показывают, сказал: - Что-то не пойму. Может, остановились? Вода попала. - Не мучайся. Сейчас без пяти три. Надо и тебе завести часы со светящимися стрелками и с гидроизоляцией. Еще пару вахт отстоим, Алексей, и развиднеется, и все пойдет, как надо. И надо же такому случиться! - Старшина убеждал больше себя, чем Горшкова, ему хотелось доказать, что не по его вине их вынесло в океан, что он тут совершенно ни при чем. - Хотя служба погоды и предупреждала, да кто мог подумать, что налетит такая силища, что из бухты, как щепку, вынесет. Может, кто скажет, что надо было стоять на старом месте? Тогда бы нас эта "Онега" раздавила, прижала бы к пирсу - и капут. Нет, убираться оттуда следовало, только пораньше. Надо, Алеха, как ты говоришь, смотреть в корень. Это особенно нам, морякам, следует всегда учитывать... Держи хвост морковкой! Налетел снеговой заряд. Казалось, вихрь, торжествующе воя и свистя, поднял в воздух и понес катер. В какие-то невидимые щели хлынул холодный воздух со снегом. Снежный вихрь скоро пролетел. В мокром стекле блеснули звезды. Где-то сбоку светила луна, окрашивая кипящий океан в медно-красные тона. В рубке послышался тревожный усталый голос: - КР-16! КР-16! Вы меня слышите? Отвечайте! Прием... - Нас вызывают! - обрадованно воскликнул Горшков. - Да отвечайте же ему, товарищ старшина! Скорее отвечайте! - Не работает у нас передатчик. Помнишь, он и так барахлил. Я уже заявку дал на замену. Сейчас новые рации получили. У нас старенькая, эпохи второй мировой, Вот немного утихнет, поковыряюсь. Может, удастся наладить... - КР-16! Отвечайте! Прием... Старшина со свистом набрал в легкие воздуха. - Пашка Крутиков весь извелся у рации. Всю ночь нас вызывает. Тревожатся все: чепе на базе. И командир отряда Чуваев, и капитан второго ранга Булыгин, и замполит Иваньков - все сейчас в радиорубке. Всех мы на ноги подняли. Уже наверняка командующий флотом знает и приказал миноносцам выйти на поиск, да разве найдешь нас в такой буче? Я знаю, брат, как трудно находить в шторм суда, даже когда локаторы и радиостанция работают, а мы как немтыри. Наделали там переполоху. Нам-то хоть бы что. Попали в стихийное бедствие. Отштормуем - и дома, а начальству - накрутка. Нет, Алексей, не хотелось бы мне подниматься в званиях... - Совсем развиднелось. Неужели утро? - Луна выглянула. Полнолуние. Тоже факт немаловажный для шторма. Луна, Алексей, погодой управляет. В полнолуние - самые бури. - Помолчав, спросил: - Слышишь? - Что? - Да Петрас помпу качает! В кубрике много воды? Я был, не заметил, чтобы много было. - Чуть выше настила. - Сказав это, Горшков только сейчас почувствовал, что у него мокрые ноги и они сильно замерзли. - Это хорошо. Не протекает старик. Что попало к нам, так это сверху, от волны. А якорек-то наш отлично держит. Как до этого болтало, жуть берет, как вспомню. Как мы оверкиль не сыграли - ума не приложу. Хотя, как видишь, наша посудина редких мореходных качеств. Сейчас мы лучше держимся, чем под моторами. - Разве включали? - Поначалу, когда думал, что удержимся против ветра в бухте, и еще с полчаса в проливе бензин жгли, потом я остановил. Горючее нам еще понадобится, его всего полбака осталось, не больше. Может, в гавань какую-нибудь придется зайти, к берегу пристать. Вот это, Алеха, и называется - смотреть в корень. Одним словом, стратегия. Ты что заплясал? - Ноги окоченели. - Правильно, пляши. Наверное, полные сапоги воды набрал? Сядь переобуйся, портянки выжми, и сразу станет теплее. - Правильно, Ришат Ахметович, я сейчас, вот только пройдет волна. - Он сел на пол и стал поспешно снимать сапог. Старшина, посмотрев на него, усмехнулся. На берегу или в другой обстановке старшина не преминул бы сделать замечание матросу: "Что за гражданка? Ришатом Ахметовичем я тебе стану, когда оба отслужим". Теперь же такое обращение он воспринял как должное: он старше, опытнее, как-никак, командир корабля, и неплохо, если подчиненные будут соблюдать субординацию. - Переобулся? - Да, только ногам стало еще холоднее. - Так всегда поначалу. Скоро согреются. Подержи-ка штурвал, я закурю. Взяв в руки штурвал, Горшков ощутил странную дрожь в руках. Океан опять показался ему страшным, непоборимым, а их суденышко - жалкой скорлупкой, которая непонятно почему все еще держится на плаву. Асхатов, чертыхаясь, возился рядом, задевая его локтями. Как он и ожидал, сигареты подмокли. Мокрую пачку он переложил из кармана брюк за пазуху - пусть подсохнут. Спросил без надежды в голосе: - У тебя, случаем, нету? - Конечно есть. В левом кармане. - Ну силен! Не курит, а запас имеет! - Это Петрасовы. Он оставил у меня на койке. - Ишь ты, в резиновом кисете. Ну молодчага! - Было неясно, кого старшина хвалил: Горшкова или моториста. Крохотная рубка наполнилась табачным дымом, и если бы не стремительная качка и не вой ураганного ветра, то совсем было бы как прежде, во время небольших переходов вдоль берегов Шикотана, когда они доставляли по маякам и постам консервы, муку, масло, соль и другие необходимые продукты для живших там моряков и их семей. - Чуть право! - сказал старшина. - Так держать! Сейчас нас поддаст. Катер взлетел, став почти на корму. Ветром его сильно толкнуло вперед, и сразу ощутился резкий рывок троса плавучего якоря. Волна стряхнула катер со своего гребня и умчалась во тьму; снова небо заволокли непроницаемые тучи, по крыше рубки застучала ледяная крупа. Минут пять они молчали, прислушиваясь к разноголосице бури, в надежде уловить признаки усталости стихии, потом Асхатов сказал: - Интересно, велик ли у нас дрейф? Все-таки наш якорь сильно тормозит ход. Хотя надо учитывать и течение, тут оно идет к юго-востоку. Так что миль до десяти выгребаем, не меньше. Горшков плохо видел и почти не слышал старшину, улавливая только его спокойный тон. Вой ветра и шуршанье снежной крупы по крыше и стенкам рубки поутихли. - Что вы говорите? Не слышу! - Думаю я, Алексей, что ход у нас приличный, несмотря на якорь. К утру отнесет миль на семьдесят. Все это пустяки. - Помолчав, он продолжал: - В океане плавать и шторма не нюхать - так не бывает, Алексей. Я вот не в такие передряги попадал, когда плавал на спасателе. Знаешь, какой это корабль? Крепость, сила, электроника, и то жуть брала. На такой шторм мы смотрели как на легкий бриз... Ну не совсем как на бриз, а особенно не переживали. Давай управленье. Есть! Вахту принял... Ты, Алексей, настоящий моряк, вел наш катерок как по струнке. - Он изо всех сил старался ободрить матроса, да и себя также: в такие ураганы не часто попадал и спасатель. Горшков сделал попытку мужественно улыбнуться. Улыбка получилась жалкой, вымученной, старшина в темноте не заметил ее. ПУТЬ НА ВЕРХНЮЮ ПАЛУБУ Томас Кейри остановился, скованный страхом: в безлюдном коридоре быстро шли два смуглых человека в надвинутых на глаза шляпах, они смотрели на него черными, жгучими глазами. Подходя, зловеще замедлили шаги. "Сейчас - конец. У того, справа, под пиджаком пистолет", - подумал Томас Кейри, прижимаясь спиной к стене. Двое в шляпах быстро проскользнули мимо. Он смотрел им вслед, не веря еще, что все обошлось. Затем кинулся к лифту. Негр-лифтер с опаской посмотрел на него, спросив с явным испугом: - Вам вниз, сэр? - Вниз! Вниз! - срывающимся голосом прошептал Томас Кейри. Взгляд его упал на зеркало в стенке лифта. Оттуда на него глядело бледное лицо с испуганными глазами, волосы свисали на лоб, на щеках поблескивала рыжеватая щетина. Поправив волосы, он сказал лифтеру извиняющимся тоном: - Не успел побриться. Такая выдалась ночь. - Да, сэр... Пожалуйста, сэр... Выходите, сэр... Томас Кейри вышел из лифта, и за спиной у него раздался глубокий вздох облегчения. "Надо взять себя в руки. Так нельзя, черт возьми. Ну чего я раскис? Возможно, вот сейчас..." Послышались торопливые шаги. Подметки, как кастаньеты, ритмично стучали по мраморному полу. Он ждал, похолодев. И на этот раз кто-то в сером костюме только обошел его в дверях. На тротуарах не было ни души. Разномастные машины с легким урчаньем двигались в сторону Золотых Ворот. Человек в сером, перегнавший его, кинулся к стоянке машин и словно провалился сквозь асфальт. Томас Кейри с минуту стоял в портале из красного гнейса на виду у бесконечного потока автомобилей, невольно чуть вдавив голову в плечи. Вскоре он уже не боялся, что в одно из опущенных окон кабины выглянет черное дуло пистолета. Гангстеры, которым поручили убить его, по всей вероятности, еще не знают про свою ошибку. Вряд ли к ним успел поступить новый заказ отправить его к праотцам. Не так просто найти его в огромном городе. Нет, он может действовать спокойно. Теперь, после убийства Финчера, у него не оставалось сомнений, что обреченное судно - это "Глория". Надо убедить его капитана отложить рейс. Спасти Джейн! Томас Кейри стал искать глазами такси. Сошел на тротуар. На стоянке служебных машин он заметил знакомый "понтиак": в боковом приспущенном окне сидел бульдог, в дневном свете собака выглядела еще печальнее, скорбь по какой-то утрате так и сквозила из каждой складки ее морщинистой морды. Проходили только занятые такси. Надо было идти к автобусной остановке или в Барт. - Что вы задумались, молодой человек? - Возле него стоял старый негр - хозяин "понтиака". Томас Кейри поздоровался. - Вы что, ищете свой "форд"? Я что-то тоже не вижу его среди этого скопища машин. - Моего "форда" уже нет. - Авария? - Нет, хуже. На нем поехал мой приятель и погиб. - Печально. - У него осталось двое детей. - Еще печальнее. Ну а сейчас, судя по вашему взгляду, вы ищете таксомотор? - Да... мистер... - Гордон. Стенли Гордон, профессор. Томас Кейри назвал себя. - Рад познакомиться, молодой человек, а также оказать вам услугу. Если вы не против, то мы с Кингом доставим вас в вашу редакцию. - Мне надо в порт. Очень надо. Оттого, приеду ли я туда вовремя, зависит жизнь многих, очень многих... - Так серьезно? - Очень серьезно, мистер Гордон! - Тогда не будем медлить. Кстати, нам с Кингом тоже следует быть в порту. Мы сегодня отплываем, в 14:40. Едем в Гонолулу... - На "Глории"? - Да, но почему вы так изумлены? "Глория" - прекрасное судно. Пожалуйста, садитесь. Кинг, будь вежлив с нашим гостем и не рычи. Несколько минут они ехали в полном молчании. Томас Кейри не решался посвящать незнакомого человека, да к тому же еще пассажира лайнера, в свою, как ему вдруг показалось сомнительную, догадку о предстоящей гибели судна. Профессор вежливо ждал. Наконец он сказал, сосредоточенно глядя в ветровое стекло: - Я всю жизнь преподавал английскую литературу. Моя специальность - Шекспир и его время. Все это заполняло мою жизнь. Я боялся оторваться от книг, рукописей, потому никуда не отлучался из своего университетского городка, не считая нескольких поездок в Англию. Современный мир оставался за окнами моего кабинета. События, потрясавшие планету, докатывались ко мне слабым эхом. Я настолько привык жить человеком другой эпохи, что не приобретал ни телевизора, ни транзисторов. Только вот машина, да и то как средство оградить себя от вторжения ненужной мне информации. Полгода назад я вышел на пенсию и осознал свои заблуждения, видимо не все еще, но достаточно, чтобы взглянуть на окружающее другими глазами. Сегодня ночью мы с Кингом возвращались из Мексики. Я мало сплю - три-четыре часа. Дороги помогают мне нагонять упущенное и, как ни странно, позволяют глубже вникать в эпоху Шекспира, понять его время... - Он вздохнул и виновато улыбнулся. - С тех пор как я оставил свое добровольное затворничество, - продолжил свой рассказ профессор, - я не устаю поражаться тому, как современность близка истории. Психология человека, а следовательно, и его поведение остались фактически без изменений, несмотря на все чудеса техники, науки, приведшие к таким фантастическим явлениям, как полеты на Луну. Прежние рычаги и поныне движут поступками людей, и главные из них - деньги, слава, любовь... Пожалуй, только расширение коммуникаций, возможность почти мгновенных перемещений по лицу планеты все убыстряют темп жизни, вовлекают в человеческие трагедии миллионы и даже миллиарды людей. Это стремительное течение захватило и нас с Кингом. Мы собираемся совершить длительное морское путешествие. - Он помолчал. Потом спросил: - Если я вас правильно понял, вы не одобряете этот наш шаг? В вашем вопросе мне послышалась тревога и даже угроза? Поток машин замер у светофора. Томас Кейри решился: - Сегодня ночью, после того как вы покинули заправочную станцию моего друга Рида, я принял исповедь умирающего мафиози. Он стал рассказывать, ничего не утаивая. Даже сознался, что на "Глории" отплывает его девушка. "Понтиак" плыл в автомобильном потоке по крутой улице к порту. Открылась панорама залива с множеством судов, яхт, катеров на нежно-голубом фоне воды и неба. Томас рассказал о разговоре с Тимоти Чевером, о гибели Марка Финчера и спросил: - Теперь вам понятна моя тревога? - О да! Вполне! Вы действуете как персонаж шекспировской пьесы. В ваших поступках есть логика, и они раскрывают перспективу развития трагедии. Ах, если бы на моем месте находился бессмертный Вильям! - Вы имеете в виду Шекспира? - Именно его. Я уверен, что на этом материале Шекспир создал бы новый шедевр. Вы только вникните в смысл набросанного вами сценария пьесы! - Если бы это был только сценарий... Профессор продолжал, не обратив внимания на его реплику: - Здесь все атрибуты для развертывания подлинной трагедии. Пока нам известна только завязка в классическом духе: дочь властителя и бедный горожанин любят друг друга. Злые силы в лице деспота отца ссорят влюбленных с помощью поддельных писем. Это же классика! Затем личность из преступного мира умирает, приоткрывая ужасную тайну. Смерть случайного лица ради спасения другого. Банально? Но в такой интерпретации тема приобретает новое звучание. Дальше появляется гигантское судно с тысячами людей на борту. Подобного еще не было в сценическом искусстве. Судно должно погибнуть. Зачем, спросите вы? Вот тут-то и надо пошевелить мозгами. Здесь ключ ко всему. Следует вникнуть в историю создания капиталов отца девочки, заглянуть в его приходо-расходные книги. Видно, дела папаши не так блестящи, как фасад его офиса-небоскреба. Все это мы с вами увидим, и можете мне поверить, остальные акты пьесы получатся нисколько не хуже первого. Открывается бездна возможностей. Какие могут прозвучать монологи! Какие создадутся мизансцены! Томас Кейри подумал: "Или старик того, или он действительно засиделся наедине с Шекспиром". Вслух же сказал: - Мне бы не хотелось стать действующим лицом трагедии, которую вы так мастерски срежиссировали. Однако все это не плод моего творческого воображения, а реальная опасность. Два человека уже погибли, и следующими жертвами могут оказаться все, кто поплывет на судне. - Значит, и меня может постигнуть подобная участь. - Профессор сказал это ровным, спокойным голосом. - Все же я не останусь на берегу. Впервые в моей пресной жизни может случиться нечто необычайное. Подумайте, мистер Кейри! Разве я могу, разве я вправе перед богом и перед людьми сбежать, оставить других в опасности? Вы скажете: оставшись, я ничем не смогу помочь? Пусть так! Но вы забываете о моральном факторе. Такие поступки не проходят бесследно. О них узнают. Их помнят. Им подражают. Примите мою благодарность, мистер Кейри. Теперь наше путешествие с Кингом приобретает особый смысл. Но прошу вас, не делайте преждевременных выводов относительно моего психического здоровья! Пусть вас не смущают некоторые кажущиеся странности в моем поведении. Это только свойства моего характера. Вы можете к ним привыкнуть, как привык к ним и я сам. Я все еще переживаю чувство обретенной свободы и, видимо, делаю что-то не так, как принято в вашем рациональном мире. Не обращайте на это внимания, а располагайте мной, мистер Кейри. - Он улыбнулся. - Тем более что вы доверились мне и вам потребуется моя помощь, и мне кажется, я предвижу ход событий, которые произойдут и здесь, на судне, и там, - он махнул рукой, - на суше. Пока в общих чертах, конечно. Действие должно развиваться вне зависимости от ваших и моих усилий. Фатальная линия усилится. Я согласен с выводами инспектора дорожной полиции. Ход событий наметился в первом акте и будет развиваться по блестящей логике шекспировской драматургии. Как бы мы с вами ни вмешивались, все пойдет по заранее определенному руслу. - Кем? Кто определил это русло? - Хотите - назовите это обстоятельствами, или судьбой, или условиями нашей жизни, законами, или беззаконием. Меня в данном случае занимает не это. Я думаю о своем месте в этой "пьесе". Оно незначительно. Как бы мне хотелось сыграть вашу роль, сбросив с плеч лет тридцать пять! - Он вздохнул. - Придется ограничиться эпизодической ролью: произнести несколько реплик, присутствовать в финале. Не больше... Знаете, мистер Кейри, я смотрю на этот поток машин и невольно сравниваю его с современной жизнью и с тем положением, в котором мы с вами можем оказаться. Нам не вырваться из потока, пока он не приведет нас к заливу. Не так ли? - Не могу согласиться. Я часто езжу по этому маршруту и даже в часы пик сворачиваю в боковые улицы. Просил бы вас, мистер Гордон, и сейчас свернуть в китайский квартал, через него мы быстрее достигнем цели, к тому же я должен позвонить в редакцию. - С удовольствием выполню вашу просьбу, но думаю, что процессы, происходящие в потоке, не зависят от скорости его движения. Томас Кейри пожал плечами. Его все больше и больше начинала раздражать странная и многословная философия профессора. Мистер Гордон стал молча выбираться из потока, выказывая при этом недюжинные водительские навыки. Они въехали в узкую улицу и, будто в мгновение ока переплыв океан, очутились в Шанхае или Сингапуре. Здесь все было китайское - архитектура, своеобразный говор, шумы, запахи. По фронтонам домов тянулись вывески с загадочными для европейца иероглифами, свисали гигантские цветочные кисти из разноцветной бумаги. Томас Кейри сказал: - Вот за тем самоваром, что свистит, как древний паровоз, есть небольшая площадка для машин, в эту пору на ней может оказаться место и для нас. Действительно, на крохотной площадке стояли только две машины, и "понтиак" занял все остальное пространство. - Здесь стоянка - пять долларов в час, - сказал репортер, вылезая из машины, - но я заплачу. - Действуйте, мистер Кейри. Об оплате не беспокойтесь. Можем заплатить и мы с Кингом, можете и вы. - Нет, я! Плачу я! - крикнул Томас Кейри, исчезая в темном дверном проеме. Вернулся он через тридцать минут и, не скрывая огорчения, влез в машину. - В порт? - спросил профессор. - Ну конечно. Больше некуда. Здесь надо ехать до конца квартала, затем сворачивать к заливу. Когда они миновали китайский район, Томас Кейри спохватился: - Я не заплатил за стоянку! - Не беспокойтесь. Очень вежливый китаец уже взял с нас шесть долларов. - За тридцать пять минут? - Да, но он сказал, что наша машина вдвое превосходит обычные автомобили. Очень славный китаец. Пожелал нам благополучия в течение всего года. Это ли не стоит лишних трех долларов? - Жаль, у нас нет времени, я бы ему тоже кое-чего пожелал. Деньги эти плачу я. Вот, пожалуйста, десять долларов. - У нас с Кингом нет сдачи. Будет за вами. - Ну хорошо. Сворачивайте вправо... Ну а все мои разговоры прошли впустую. Я звонил своему главному редактору. Получил нагоняй за то, что пытаюсь всучить газете сомнительную сенсацию. - Все как должно быть. Ну а остальное время? - Пытался разыскать Джейн. Ничего не смог добиться. Чевер поставил непроницаемые заслоны. И что любопытно: мисс Брук настырно допытывалась, откуда я звоню. - Надеюсь, вы не сообщили? - Конечно нет. - Не поставил ли вам этот джентльмен заслоны и на своем судне? Вот что, мистер Кейри: не показывайте в порту своей репортерской карточки. Вы мой провожатый. - Вполне резонно. Благодарю вас, мистер Гордон, за хорошую мысль. Я так устал, что могу натворить массу глупостей. - Постарайтесь не делать их совсем. - Томас Кейри устало улыбнулся. - Постараюсь. Да! Но тогда как я пробьюсь к капитану, если я не репортер? - Я проведу вас. - Вы? - Да, я. Мы с Дэвидом Смитом старые знакомые. Лечились в одном санатории в Скалистых горах. В этом одна из причин, что мы с Кингом выбрали "Глорию". - Ну тогда другое дело. Они въехали на площадь перед морским вокзалом, заставленную множеством машин различных марок. Регулировщик, осведомившись, на каком из судов они отъезжают, показал им стоянку для пассажиров "Глории". Выйдя из машины, профессор с минуту рассматривал морской вокзал. От одного из причалов буксиры оттягивали гигантское пассажирское судно - голубое, с золотой лентой вдоль всего борта. Судно казалось неповоротливым, беспомощным, неспособным двигаться самостоятельно, без помощи крохотных буксиров. - Грандиозно! - сказал профессор. - Я еще ни разу не был на морском вокзале. Наблюдал только издали. С горы все это казалось легким, изящным, но это же именно грандиозно. Я думаю, что и на Вильяма Шекспира вокзал, суда, машины, эта толпа, электрические тележки с чемоданами произвели бы сильное впечатление. - Что? Шекспир? При чем здесь Шекспир? - буркнул Томас Кейри не без раздражения, глядя на борт "Глории", возвышавшийся над эстакадой вокзала. - Прошу извинить. Действительно, великий человек был бы, видимо, потрясен, если бы увидел все это впервые. Но, извините, нам надо спешить, по крайней мере мне, мистер Гордон. - Мне также. - Профессор захлопнул дверцы машины. - Идемте, мистер Кейри. К ним вразвалку подошел широкоплечий человек в белой униформе. - Вы на "Глорию"? - осведомился он. - Если на нее, то давайте чемоданы и что там еще, я сейчас подгоню автокар. Профессор, поблагодарив, сказал, что вещи уже отправил на судно. - А молодой человек? - Я провожатый. - Ну и собака, конечно, с вами, док? - Собака моя. - Отличный песик. Скажите, док, сколько ей лет? - Десять. - Не может быть! По виду ей полных семьдесят. Так, значит, она едет с вами? - Да, со мной. У нее также есть билет. - Собачий люкс? - Билет довольно дорогой. - Значит, в люксе на верхней палубе. Там есть собачья площадка. Питание четырехразовое. Ленч из трех блюд. Во жизнь! - Жаль, что Кинг поедет отдельно. Мы так привыкли друг к другу. - Будете видеться ежедневно, прогулки там и все прочее. - Благодарю вас... - Меня зовут Гарри Уилхем. - Благодарю, Гарри. - Рад познакомиться. Так как до отхода еще добрых два часа, рекомендую заглянуть в вокзальный ресторан. Кормят здесь как на приеме у английской королевы. Были бы доллары. - Плутоватое лицо матроса расплылось в улыбке. Профессор спросил: - А вам часто приходилось бывать на королевских приемах? - Да как вам сказать? Когда прихожу в Лондон, лорд-канцлер обязательно присылает приглашение. Дескать, уважаемый мистер Гарри Уилхем! Ее высочество королева будет рада... и так далее. - Матрос с профессором дружно расхохотались. Томас Кейри чуть не застонал. Стиснув зубы, он в который раз подумал, что профессор в лучшем случае слишком оригинален. "Ну конечно! Он дает этому плуту еще и на чай. Надо поскорее отделаться от него, а не то "Глория" уйдет, а я так и останусь торчать на берегу из-за его причуд". - Кинг! Пожелай мистеру Уилхему всего наилучшего. Бульдог послушно зарычал. Матрос издал возглас, в котором прозвучали благодарность и неподдельное восхищение талантом удивительной собаки. - Идемте, мистер Кейри. Славный малый этот Уилхем. Люблю веселых людей. Он мне напомнил могильщика в "Гамлете". Не правда ли, очень похож? - Нам только не хватало могильщика, мистер Гордон. - А я в восторге и от вежливого китайца. - Который взял с нас три лишних доллара? - Он должен был это сделать. - Не понимаю почему? - По воли режиссера... - Какого еще режиссера? - Вы все еще не убедились, что играете в жизненной пьесе? - Ах вы опять об этом! Нам по левому эскалатору. Не знаю, не знаю. Но мне хотелось бы самому вести роль в этой, как вы говорите, пьесе. - Вы и будете играть. В известных рамках отведенного вам амплуа. - Ну хорошо, хорошо. Предъявите билет контролеру. И простите, на палубе я должен вас оставить... На борт судна они поднялись по широкому трапу, покрытому зеленой дорожкой, и очутились в просторном помещении овальной формы, похожем на холл в дорогом отеле. Сходство дополняла лестница с перилами из красного дерева, застланная красным ковром. Ступеньки плавными полукружиями поднимались к следующей палубе. Здесь их встретил контролер в парадной форме с золотыми пуговицами, шевронами, аксельбантами, в фуражке с огромным "крабом" и целая толпа коридорных, похожих на дипломатов. Профессор стиснул руку Томаса Кейри: - Вперед! Желаю удачи, хотя ваш успех может сорвать мое путешествие. Еще минуту. Пока вы разговаривали по телефону в китайском ресторане, я также звонил своему адвокату и отдал распоряжение на время моего путешествия передать вам свой автомобиль. Так что пользуйтесь им до моего возвращения. В машине все документы, адрес гаража и все прочее. - Но позвольте, я не привык... - Знаю. Но с сегодняшнего дня вы мой друг, и на правах друга я хочу оказать вам небольшую услугу. Не забывайте также, что не все действия подчинены нашей воле. У нас есть общий режиссер - судьба. Я жду вас. Каюта - 203. Томас Кейри не успел возразить, как профессор и бульдог в сопровождении молодого человека в черном костюме скрылись в лифте. Тогда он рискнул назвать себя. Контролер сказал, возвращая репортерскую карточку: - Вам надо пройти к дежурному офицеру в салон на пятой палубе. Вас туда проводит... - Он посмотрел на толпу коридорных. - Кто с пятой, возьмите-ка мистера с "Вечернего Фриско". Вперед выступил один из "дипломатов". - Идемте. Хотите подняться в "корзине", то есть в лифте, а можно и пешком, по лестнице? - Идемте по лестнице. Я не могу ждать. В другое время Томас Кейри полюбовался бы и роскошной лестницей, и отделкой стен, и изысканными светильниками, и хорошими копиями картин Тернера и Айвазовского в пышных рамах, теперь же он воспринял всю эту роскошь мельком, подсознательно, весь поглощенный мыслями о своей миссии. Контролеру он не стал говорить, что ему безотлагательно надо увидеть капитана. В этом ему поможет вахтенный офицер. Коридорный еле поспевал за ним, удивляясь, куда это так спешит репортер, когда до отхода еще больше часа. Томас Кейри перевел дух лишь на площадке, поджидая своего гида, и увидел, что следом поднимаются два человека в надвинутых на глаза шляпах. "Где я их встречал?" - с тревогой подумал репортер и вспомнил, как два человека в шляпах напугали его, когда он, ошеломленный гибелью Финчера, вышел от секретарши Чевера. Тогда он не обратил внимания на их костюмы, его поразили только смуглые лица и шляпы, надвинутые на глаза. Теперь он увидел, что один в коричневом, другой в синем костюме, шляпы у обоих - серые. Кроме цвета костюмов, они, казалось, ничем не отличаются друг от друга: оба среднего роста, лица до странности похожи, очень смуглые, до синевы выбритые щеки, ниточки усов, будто наведенные гримом, черные глаза, как у восковых фигур, пустые, с холодным блеском. Сейчас они рядом взбегали по лестнице, одновременно ставя ноги на ступеньки. Коридорный, видя, с каким интересом его спутник смотрит на приближающихся мужчин, шепнул: - Эти сидели в салоне, когда вы вошли. Похоже, что детективы. Нам еще на один этаж. То есть на следующую палубу. Я все путаю судно с отелем. Здесь почти все как на суше, только вот... Он не закончил фразу. Один из подошедших положил ему руку на плечо: - Давай вниз, приятель. Мы проводим мистера Кейри. Нам тоже надо к вахтенному офицеру. Теперь он узнал их и, цепенея, подумал: "Почему же они не ухлопали меня там, а хотят сделать здесь? Но почему никого нет на лестнице?" Коридорный уже сбежал вниз. "Закричать? Позвать на помощь?" Вместо призыва о помощи он спросил, пятясь к панели: - Что вам от меня нужно, джентльмены? - Да ничего. Думаем - покажем дорогу парню. Здесь легко заблудиться, и тогда придется ехать в круиз зайцем. - Мне не до шуток, джентльмены. Прошу пропустить меня! - Ты слышал, Энрико? - спросил человек в коричневом костюме. - Слышал, Риккардо, и мне стало очень смешно. Томас Кейри с надеждой прислушался: по лестнице кто-то спускался. Риккардо усмехнулся: - Тебе никто здесь не поможет, Том. Могут только навредить. - Он распахнул пиджак и кивнул на кобуру с торчащей из нее черной рукояткой пистолета. - Теперь уразумел? Иди впереди нас и не вздумай улепетывать или искать сочувствия у встречных. Ну! Да не вверх, а по коридору прямо, для нас найдется место и на четвертой палубе. Томас Кейри шея по коридору, похожему на бесконечный туннель. Невидимые светильники заливали коридор зеленоватым светом, под ноги стелился мягкий зеленый пол, стены были бархатистого фисташкового цвета, на темно-зеленых дверях кают белели овальные пластинки с черными цифрами. "Если бы на пути оказалась каюта профессора, то можно было бы рискнуть: у него двери не должны быть на замке. А если все же попробовать на счастье? Может, дверь вот этой, 307, не закрыта? Успеют ли они выстрелить?" Он оглянулся. Риккардо улыбнулся: - Иди, иди. Скоро придем. И особенно не дрейфь, нам ведено просто тихо вывести тебя с судна. Сейчас будет еще один трап, так что спускайся смело и выкинь глупости из головы. Никто тебе худого не желает. Тихо спустим тебя на причал и вместе проводим судно. Энрико добавил: - А там выпьем по маленькой и разойдемся. - Я тоже так думаю, Энрико, - осклабился Риккардо. Впереди, метрах в двадцати, из лифта вышел толстый мужчина, за ним - высокая дама в широкополой шляпе и светлом платье; носильщики стали выносить из кабины вещи. Человек в черном жестом предложил пассажирам пройти к дверям каюты наискось от лифта. Распахнул двери, стал сбоку, приглашая пассажиров первыми переступить порог. Томас Кейри весь подобрался. Он не поверил, что его хотят просто выпроводить с судна. Если бы дело заключалось только в этом, то они могли бы свести его на берег через контроль, тем более что их приняли там за детективов. "Надо броситься в двери. Захлопнуть. Вызвать по телефону команду. Поднять как можно больше шуму. Эти мафиози наверняка из шайки Минотти. А что, если в лифт?" Томас Кейри стал незаметно, как ему казалось, приближаться к правой стороне коридора. Этот маневр оправдывало и то обстоятельство, что посредине громоздилась гора вещей, а из лифта появлялись все новые чемоданы, коробки, свертки. "Лучше в лифт, - решил Томас Кейри. - В лифте я сразу поднимусь на последнюю палубу. Только надо быстрей, рывком, закрыть двери, нажать кнопку..." Он находился в пяти шагах от лифта, когда дверцы его мягко сошлись посредине. Осталась каюта. - Вот что, парень, - услышал он сипловатый голос Риккардо, - без глупостей. За кого ты нас принимаешь? Так мы и позволим тебе нырять в каюту и поднимать шум на весь залив. Они стали по обеим сторонам и провели его мимо распахнутых дверей каюты. - Жилье хоть куда, - сказал Энрико. - Неплохо бы прокатиться в такой хавире с девочкой. Ну вот, теперь иди один и помни, что мы приставлены к тебе не мух отгонять. - Кем приставлены? И кто вам дал право? - Ты слышал, Энрико, - право! Ну и чудак! "Действительно, нашел с кем говорить о праве", - подумал Томас Кейри. Коридор наполнялся пассажирами, носильщиками, среди них мелькали "дипломаты", слышались приглушенные голоса, смех; детский голосок восторженно прозвенел: - Мама, здесь есть телевизор и унитаз! Энрико и Риккардо плотно блокировали Томаса Кейри, поспешно проводя его через толпу. Тут он вдруг увидел Джейн. Она шла в сопровождении мисс Брук прямо на него. - Боже, Том!.. - Она остановилась. Его провели мимо нее, все же он успел сказать: - Джейн, не верь ничему, я не писал этих подлых писем. - Но, Том, куда же ты? - Я найду тебя. Все объясню. Риккардо так вывернул ему руку, что он застонал. Кто-то сказал: - Не беспокойся, милая, он теперь безопасен. Представь, что этот тип оказался бы с нами в рейсе?.. Теперь его волокли не стесняясь. Риккардо говорил: - Дорогу, дорогу, джентльмены. Энрико пояснил перепуганной встречной женщине: - Бандит теперь не опасен, мэм. Они ступили на лестницу. Собрав все силы, Томас Кейри попытался освободить руки и лишний раз убедился, что сделать это он не в состоянии. - Ты начинаешь глупеть, - сказал Риккардо. - Потерпи, теперь уже недалеко. Будь паинькой. - Или мы примем меры, - шепнул ему на ухо Энрико. Неожиданно руки мучителей Томаса Кейри ослабли. Он быстро обернулся и увидел бледное лило знакомого инспектора дорожной полиции. За спинами Риккардо и Энрико стояли еще двое настоящих детективов, приставив к спинам бандитов дула пистолетов. - Руки! Вы что, забыли, как вести себя? - сказал инспектор, ловко обезоруживая Энрико и Риккардо. Щелкнули наручники. Риккардо сказал, обращаясь к Томасу Кейри: - Ну и счастливчик же ты, парень! Надо же так ловко выкрутиться. А вам, джентльмены, я заявляю протест. Снимите немедленно браслеты! - Заткнись! Не ломай комедии! Уведите их, ребята, - сказал инспектор. - Ждите меня в машине. Энрико обернулся: - Мы шли с этим парнем в бар выпить по случаю отплытия. Не так ли, мистер Кейри? - Иди, иди, малый, ты у нас попьешь всласть, - сказал один из детективов. Инспектор и репортер остались на лестничной площадке. Инспектор говорил: - По всему видно, что Тихий Спиро говорил правду. Теперь они охотятся за вами. Принимают все меры, чтобы вы не подняли шум и не задержали "Глорию". Я заглянул сюда, как только узнал о случае с вашим "фордом". - Погиб мой товарищ. - Вот это-то и заставило меня попытаться найти вас, предупредить, что дело принимает серьезный оборот. Вам надо на некоторое время уйти в тень. У них длинные руки. Сами убедились. - Спасибо, мистер Рей! Я обязан вам жизнью. - Возможно. Приятно сознавать, что не зря небо коптишь. Томас Кейри воскликнул с отчаянием в голосе: - Я еще ничего не смог предпринять! Вы оказались правы: мой редактор не решается помешать отплытию "Глории". Последняя надежда только на капитана. Он-то отвечает за судно и за людей. Как вы думаете? - Попытайтесь, чтобы потом не мучила совесть, что вы не сделали все, что могли. Не буду больше вас разубеждать в бесполезности попыток. Я хорошо понимаю вас. Осталось двадцать минут. Надеюсь, что, кроме этих двух мафиози, вас больше никто не опекал. Желаю удачи. Инспектор устало улыбнулся и стал спускаться по лестнице. Он, как и репортер, не сомкнул глаз за всю ночь, в голове у него стоял гул, виски давило. И все же он не променял бы и бессонную ночь, и полный тревог день на безмятежный покой обывателя. Томас Кейри, шагая через две ступеньки, поднимался на пятую палубу. Он собрал все силы, превозмогая усталость. Оставалось всего пятнадцать минут до отплытия. Перед глазами у него стояло милое лицо Джейн, звучал ее голос: "Боже, Том!" Нет, он добьется, чтобы отменили рейс, проверили всех пассажиров, команду, обыскали все каюты, трюмы! Теперь у него уже не осталось сомнений, что Тихий Спиро говорил о "Глории". Судну угрожает гибель от человека, который, может быть, идет ему навстречу. Нет, у этого доброе лицо отца семейства. Или эта молодая женщина. Или старик, что делает вид, будто рассматривает картину. Сейчас все ему кажутся преступниками... "Не остается времени. Проклятые мафиози!" Лестница привела его в бар. У стойки много мужчин и женщин пьют за счастливое плавание. Три бармена в белых сорочках, черных галстуках-бабочках составляют коктейли. Пьют за столиками. Смех. Говор. Музыка. Голос диктора: - Леди и джентльмены! До отхода судна осталось двенадцать минут. Убедительная просьба провожающим сойти на берег... Он бежал по другому, теперь серому, коридору, такому же бесконечному, как и зеленый, сталкиваясь с встречными, бормоча извинения. Наконец желанная лестница. Он оказался возле бассейна с изумрудной водой. В лицо дул ветер, густо насыщенный бензиновой гарью. На фоне голубого неба медленно уплывала эстакада морского вокзала. Город на гористых склонах медленно разворачивался, словно похваляясь своей красой. У левого борта плотной стеной стояли пассажиры, посылая на берег последние приветствия. "Все погибло! Ничего не успел. Ничего! Ну что я теперь могу сделать? Что? Что?" Томас Кейри не находил ответа. Судно отходило. В отчаянии он кусал губы, сжимал кулаки. "Я даже не объяснился с Джейн. Не предупредил ее об опасности. Теперь мне не сойти на причал. У меня нет денег, чтобы оплатить проезд. - У него мелькнула мысль, что теперь единственно верный шаг - это ехать вместе с Джейн. - Нет, это невозможно. Как она еще примет меня? Я теряю работу. И нет денег. О, если бы были деньги! Билет стоит несколько тысяч долларов. Но можно ехать в четвертом классе. Даже на это нет денег. Что, если поступить каким-нибудь стюардом? Мыть посуду? Матросом?" Панические размышления Томаса Кейри прервал насмешливый голос: - Вы еще здесь, мистер провожающий? Никак решили с нами прокатиться? - Перед ним стоял сияющий матрос Уилхем. - А я-таки дознался, что вы - репортер! Ваш приятель устроился в двести третьей каюте. Люкс! Богатый, видно, старик, хоть и негр. Негры тоже бывают головастые ребята. Ну а я с причала перешел на самую верхотуру, несу здесь теперь вахту. Работа нетрудная - отвечать на глупые вопросы. Вот видите того толстяка в клетчатом пиджаке, что идет левым галсом прямо к нам? По физии видно, что сейчас отколет номер... У человека в клетчатом пиджаке на круглом лице блуждала робкая, растерянная улыбка. В руках он нервно вертел серый зонтик. Подойдя, человек с зонтиком поклонился Томасу Кейри, потом обратился к матросу: - Скажите, Джон, вы не знаете случая, когда судно вроде нашего задевало бы за вон тот мост, проходя под ним? - С вашего позволения, сэр, меня зовут Гарри. Что же касается вашего вопроса, то таких случаев масса. - Что вы говорите, Гарри?! - Только не с нашей "Глорией". Она при подходе к Золотым Воротам приседает и проскальзывает под ними, как девчонка под коновязью. - Да вы, я вижу, шутник, Гарри! - В нашем деле, сэр, нельзя на все смотреть серьезно, ведь сколько за вахту приходится выслушивать глупостей. - О да, конечно. Но, извините, я, кажется, вам помешал? - Да нет, что вы, сэр! Всегда к вашим услугам, сэр. Человек в клетчатом пиджаке отошел и стал что-то объяснять пожилой даме, небрежно показывая зонтиком на громаду моста, нависшую над проливом. Томас Кейри невольно улыбнулся, глядя на самодовольное теперь лицо толстяка, потом перевел взгляд на приближающийся мост - казалось, все сооружение чудом держится над водой, раскачиваясь на тонких нитях. "Это у меня кружится голова", - сообразил он и, закрыв глаза, потер виски. Уилхем сказал с видимым участием: - Вам бы надо сойти на берег, а не то первая остановка у нас только на Гавайских островах. - Что вы сказали? Остановка? На Гавайях? - Ну конечно, если не сойдете, то придется брать билет. - Постой, Гарри, у меня совсем закружилась голова. Вы советуете сойти? Но каким образом я это сделаю? - Господи! Да на лоцманском катере! - Ой, Гарри! Ну конечно! Я не раз уже пользовался такой возможностью. Нет, у меня что-то с головой неладно, Гарри. - Да, вид у вас того... перебрали, наверное? - Не спал всю ночь. Затем... Ну ладно, Гарри. На лоцманском, говорите? - Ну конечно. - Прекрасно! - Томас Кейри почувствовал новый прилив энергии. - Благодарю, Гарри. - Не за что, я сейчас кликну парня, он проводит вас на нижнюю палубу, к трапу. - Не беспокойтесь. Скажите, когда должен сойти лоцман? - Лоцман? Да как вам сказать... - Ради всего святого! Через час, два? - За два часа мы знаете куда махнем! - Тогда когда же? - Да не спешите. У вас еще наверняка есть минут тридцать - сорок. Так что не очень спешите. За пять ми