а- вить. - Старший, - сказал я, - в своей книге ты упирал на этику космического проникновения... - Это один из аспектов проблемы. Я упираю, как ты изво- лишь выражаться, на всю проблему в целом. Я не раз говорил об этом, но ты ведь не умеешь выслушивать до конца. - Я выслушаю до конца, старший. - В кратчайшем виде, - начал Греков, - проблема выглядит так. Историческая необходимость всегда побуждала человечест- во расширять ареал своего существования. Первобытному чело- веку пришлось, поборов суеверный страх, выйти из леса на открытые просторы, в саванны, - так он покончил с обезьяньим прошлым и окончательно утвердил себя в человечьем качестве. Мореплавание резко раздвинуло горизонты. Страх перед океаном не помешал людям переплыть его, используя, как говорит твой друг Робин, тряпки и веревки вместо двигателя. Из сравни- тельно густо населенной Европы хлынул поток переселенцев на вновь открытые материки, и это сопровождалось жестокими ко- лониальными войнами, истреблением коренного населения. Импе- риализм навязал человечеству опустошительные войны, пролил океаны крови. Ты изучал историю и знаешь, о чем я говорю: войны за передел мира, за расширение "жизненного пространс- тва" были порождены корыстными интересами крупных монополий и империалистических правительств. Они не имели ничего обще- го с объективной исторической закономерностью, побуждавшей человечество к расширению ареала обитания. Таким новым ареа- лом с неизбежностью стал космос, а средством его достижения - наука. Рывок в космос был поистине великолепен, но мы должны четко представлять себе сложную обстановку того вре- мени. Империализм занес над миром дамоклов меч термоядерной войны. Вначале была Хиросима, а потом уж появились атомные электростанции. Трассы первых космических кораблей проходили над территориями, выжженными напалмом, над обширными зонами голода. Социалистический мир, посылая корабли в космос, был вынужден в то же время тратить огромные средства на оборону. Противостояние двух систем определяло эпоху, ее особенности, ее облик. Греков сделал паузу. - Мне было лет пять или шесть, - задумчиво сказал Сама- рин, - когда убили отца. Он работал в одной из контрольных комиссий по договору о разоружении. Фашисты бросили бомбу в автомашину... - Мой отец помнит те времена, - сказал Греков. - И он всегда говорит, что это была необычайно сложная, переломная, но и великая эпоха. Теперь у нас единая система, экономика Всемирной Коммуны развивается глобально, она подкрепляет своей мощью освоение Солнечной системы. Я не утверждаю кате- горически, что выход за пределы Системы вообще не нужен. Но сейчас, в обозримый период времени, он нецелесообразен. Лишь сравнительно недавно побежден голод, сложилась мобильная система снабжения населения всем необходимым. Но проблем ос- талось еще великое множество. Нас не удовлетворяет состояние Службы здоровья. Нуждаются в реконструкции энерговолноводные линии, в расширении - подводные рудники в Тихом океане. Не так быстро, как бы нам хотелось, осуществляется наступление на пустыни, план "зеленой мантии Земли"... Так вот: выход в Большой космос чрезвычайно сложен. Хроноквантовый звездолет качественно отличается от обычных кораблей не менее, чем атомоход от гребного судна. Надо тщательно взвесить огромные затраты труда и энергии. И не торопиться. Спешка ничем не может быть оправдана. - Даже перенаселением Земли? - спросил я. - Тут дело обстоит вот как. На Совете рассматривается проект Замчевского. Он предлагает развернутую программу за- селения Марса. Жилые оазисы превратить в широкую обитаемую полосу вдоль всего экватора. - И ты полагаешь, старший, что такой проект потребует меньших средств, чем... - Проект рассчитан на пять-шесть десятилетий, это даст возможность планомерного наступления. Экономическая комиссия Совета занимается подсчетами и, может статься, выявит несос- тоятельность проекта Замчевского. Тогда придется искать дру- гие пути. Есть еще один проект... вернее, гипотеза, довольно необычная и... Но об этом говорить пока преждевременно. - Планомерность и последовательность, - сказал я. - Да, именно так. Мы фактически не закончили освоение Системы, следовательно - рано выходить за ее пределы. Ну вот. Я выслушал до конца. Что мог я противопоставить несокрушимой логике Грекова? Он с легкостью опроверг бы лю- бые мои доводы: в самом деле, против экономики не попрешь... Наверное, он прав. Мы сидели в кают-компании корабля, ка- ких еще не бывало, корабля, готового рвануться сквозь время и пространство в глубины Галактики, - но прав был Греков, который проголосует против этого рывка. На его стороне были гигантский опыт человечества, экономические расчеты, трезвая ясность разума. Что было на моей стороне? В сущности, одни эмоции. Вон даже Борг - Борг, создавший этот чудо-корабль, - по- малкивает. Да и кто я, собственно, такой? Просто пилот, зна- ющий свое дело пилот, только и всего. Человек, выходящий из графика... Самарин, прищурив глаза, смотрел на меня выжидательно. Я сказал Грекову: - Проблем на нашем шарике всегда будет много. Кончится реконструкция волноводных линий, как уж надо будет начинать совершенствовать какие-нибудь водоотливные. Так мы никогда не станем галактической цивилизацией. Я хотел добавить сакраментальную фразу: "Потомки нам не простят", но вовремя удержался. Кто их знает, этих потомков. Может, они вырубят "зеленую мантию" и застроят каждый квад- ратный метр поверхности, превратят Землю в один сплошной го- род. Или засыплют океаны. Может, им ужасно будет нравиться теснота. - Галактической цивилизацией мы уже стали, - возразил Греков. - С тех пор, как наладили постоянную связь с другим разумным миром. Не сомневаюсь, что с течением времени кон- такты будут расширены и в конце концов мы включимся в галак- тическую систему связи - если только она существует, - как подключается новый абонент к радиотелефонной сети. Что есть цель контакта? Обмен информацией, не так ли? Дальняя связь вполне обеспечивает это. Тем более, что мы, как видно, нау- чимся управлять временем. Он выждал, не скажу ли я что-нибудь в ответ, но я молчал. - Ну что ж, - Греков взглянул на Самарина, - не пора ли нам домой? Самарин сидел в глубокой задумчивости, и Грекову пришлось повторить вопрос. - Да, пора. - Самарин неторопливо довел "молнию" на курт- ке до горла и поднялся. - Жаль, что я уже старик, - сказал он, - но все-таки хорошо, что дожил до этого корабля. Глава двадцатая ПОКА НИКАКИХ УКАЗАНИЙ... Не знаю, что имел в виду Греков, когда посоветовал Боргу торопиться с окончанием работ. Но я видел, что Борг внял со- вету. С помощью вычислительной машины он перестроил график и выгадал целых четверо суток. Были перегруппированы силы, а вспомогательные автоматы сведены в крупные бригады. В эти напряженные дни мы с Боргом встречались редко - только за едой в кают-компании, да и то не всякий раз. Я прозванивал линии управления, лазал по каналам связи, а Борг - Борг поспевал всюду. Однажды я спросил его за обедом, почему он так торопится. - Нас могут перегнать, - ответил он неохотно. Это было странно. Никто в Системе не вел работы, подобной нашей, это я знал твердо. Впервые за долгую историю челове- чества были созданы два великолепных корабля, способных унести землянина к звездам, - самое совершенное из когда-ли- бо существовавших творений рук человеческих. Рук и мозга! Сомнения Грекова были мне понятны: строительство эскадры та- ких звездолетов, должно быть, и вправду вызвало бы изрядное напряжение экономики. Но ведь сейчас шла речь только о раз- ведывательном полете - о полете на корабле, который почтя готов. Вот он - я хожу по его отсекам, вижу его обнаженные нервы - разноцветные пучки трубопроводов, еще не прикрытые облицовкой. Я сажусь в пилотское кресло, сразу признавшее во мне хозяина... Да разве устоит перед таким кораблем приемная комиссия Совета! Ну, может, и найдется несколько сверхосторожных, вроде Грекова, но большинство-то, большинство членов Совета проголосует за разведывательный полет - иначе просто не мо- жет быть! Я не понимал, что тревожит Борга. Переломные моменты всегда привлекали мое внимание. Вот текут день за днем, все обычно, ты включился в некий ритм и привык к нему, и вдруг - хлоп! - ты замечаешь, что наступил перелом и надо быть готовым к переменам. С таким неясным ощущением предстоящей крупной перемены я жил в последнее время. Как-то раз, пробираясь вдоль одной из линий автомати- ки, я забрел в полукруглый отсек перед грузовым шлюзом. Веч- но этот отсек был завален скафандрами, газовыми баллонами, монтажным инструментом, а тут меня вдруг поразила его пусто- та. Вон он, переломный момент: работы действительно подошли к концу. А я в текучке и не заметил, что монтажников на ко- рабле поубавилось, завалы оборудования рассосались и все стало по местам... Впоследствии я понял, что мое предчувствие относилось к совсем другому перелому, но тогда я, радостно возбужденный, направился в ходовую рубку, чтобы поделиться с Гинчевым сво- им великим открытием. Борга я не надеялся разыскать. Я влетел в рубку и увидел Борга. Он сидел, опустив плечи, перед коробкой инфора, его большие рабочие руки лежали на коленях. Меня особенно поразила неподвижность этих рук, ко- торые я привык видеть в постоянном движении. - Что-нибудь случилось, старший? Он медленно выпрямился. - Только что вызывал Греков. Мне, пожалуй, придется дня на три улететь на шарик. - Как же это? - удивился я. - Работы почти закончены, на- до начинать контрольные испытания... Борг не ответил. Он подошел к своему рабочему шкафчику и поглядел на расписание полетов. - В двенадцать двадцать уходит рейсовый с "Элефантины". Если хочешь, Улисс, полетим вместе. - А что там делать? - Завтра у Феликса в институте большой эксперимент. "Ну и что? - подумал я. - Какое отношение имеет это к на- шим кораблям? Нет уж, хватит с меня экспериментов Фелик- са..." Я отказался. - Как угодно, - сказал Борг и, вызвав Гинчева, отдал ему распоряжения. Я подумал, что следовало бы мне слетать на "Элефантину", посмотреть, как идет модернизация моего корабля. В конце концов, я его командир, никто меня пока не назначил на но- вый. Кузьма, правда, исправно сообщал мне по инфору, как там идут дела; все нормально, моего присутствия, строго говоря, не требовалось. Но все же,.. Словом, примерно через час мы с Боргом оказались на "Эле- фантине". Кузьма встретил меня у шлюза. Каким же примитивным показался мне теперь корабль, на ко- тором я налетал столько мегаметров, в котором провел столько лет своей жизни!.. - Еще неделя, и все, - сказал Кузьма. - Полезешь в тяго- вую камеру? Там все распотрошили. Хороший ускоритель поста- вили, на восемь с лишним тонн меньше веса, а мощность приба- вится. Здорово, верно? - Здорово, - согласился я без особого энтузиазма. Кузьма вдруг хитро подмигнул и спросил: - Так что, Улисс, можно поздравить тебя с новым кораблем? - С чего ты взял? - удивился я. - Тут был Самарин. Ну, разговорились, и он, между прочим, спрашивает, сколько лет я летаю вторым пилотом. Отвечаю, а он будто и не услышал. Продолжает расспрашивать, что я думаю о новой системе противометеоритной защиты, и о семейных де- лах, и вообще... какие планы и намерения... А на прощанье вдруг говорит: "Готовься к зачету на командира корабля". - Так это тебя надо поздравить, Кузьма. - Спасибо. Он прямо не сказал, но я так понял, Улисс, что ты пойдешь на новый корабль. На один из этих звездолетов. - Что именно он сказал? - "Улисс дорвался до своего", что-то в этом роде. - Дорвался до своего? - Да. Зашел, понимаешь ли, разговор о тебе, я спросил, видел ли он тебя у Борга, ну, он и сказал в этом смысле. А как еще можно понять? Мне расхотелось осматривать новый ускоритель. На том ко- рабле стоял еще более мощный. Ничего я не мог с собой поде- лать: ни малейшего интереса я не испытывал к новому ускори- телю... - Пойдем лучше в диспетчерскую, Кузьма. - А что я там не видел? - проворчал он, однако пошел за мной. В холле, примыкавшем к диспетчерской, всегда толклись пи- лоты, ожидающие вылета, или погрузки, или ремонта. Они коро- тали время за шахматными столиками, листали журналы, сбивали коктейли у стойки бара. Издавна повелось в космофлоте, что в пилотских собраниях такого рода предпочтительны разговоры о смешном - традиция, унаследованная от летчиков старинной ат- мосферной авиации. Меня сгреб в объятия Рокотов, пилот из моего выпуска, ле- тавший на линии Луна-Сатурн. - Привет, Улисс! Давно тебя не видел, старый компрачикос. Как поживаешь? - Почему компрачикос? - удивился я. - Да говорят, ты похищаешь юных практикантов и заставля- ешь их разгуливать по космосу без скафандров. - Вранье, - сказал другой пилот, подняв голову от шахмат и подмигнув мне. - Просто он их учит летать, не глядя на приборы. - Что это вы говорите, ребята? - вмешался третий, подходя со стаканом фруктового коктейля. - Улисс не такой человек. Он подобрал себе практиканта, который натаскивал его в шах- маты, вот и все. Я слегка ошалел от такого натиска. - Не слушай их, Улисс! - басил Рокотов, покручивая русые усики. - Все они гадкие завистники. Ты что-то похудел, а? Скулы как торчат. Спишь хорошо? - Не очень, - ответил я, обретя наконец дар слова. - Тре- вожно сплю, как все компрачикосы. Что хорошего ка Сатурне? - Что может быть хорошего на Сатурне? Крутится - и на том спасибо. - Рокотов схватил меня под руку и поволок в сторо- ну. - Послушай, Улисс, есть просьба. Начнешь формировать экипаж - замолви словечко за меня. - Какой экипаж? - Не хитри со старым товарищем, Улисс. Могу третьим пило- том, если второго ты уже присмотрел. Я не гордый. Тут подошел пилот со стаканом и ловко этак вклинился пле- чом между мной и Рокотовым. - Не помешал? - спросил он медовым голосом. - У меня к тебе серьезное дело, Улисс... Еле я отбился от них. Я приотворил дверь с грозной надписью "Без приглашения не входить" и заглянул в диспетчерскую. Как раз была Костина вахта. Костя сидел на вертящемся табурете, вокруг мерцали обзорные экраны, и он вел радиоразговор, требуя немедленной отгрузки сжатого воздуха и напирая на слово "график". Девуш- ка-оператор оглянулась на меня и замахала рукой: нельзя, мол, сюда. Я послал ей воздушный поцелуй и продолжал торчать в дверях. Кажется, впервые я заметил, какой прекрасный у Кости профиль - не то греческий, не то римский, словом. ан- тичный. С таким профилем не в диспетчеры бы надо идти, а на телевидение, чтобы миллиарды людей получали эстетическое наслаждение. Костя выключился на слове "график", обернулся ко мне. Я отчетливо видел, как на его лице отразилась мучительная внутренняя борьба: с одной стороны, в святилище вошел пилот без приглашения, с другой - пилот этот был старым другом. В следующий миг, однако, он широко улыбнулся и сказал: - Входи, что с тобой поделаешь. Я скромно сел на краешек стула против Кости. - Ну как? Нравится тебе здесь? - Ничего, - сказал Костя. - Работать можно. Он вперил взгляд, исполненный служебного рвения, в один из экранов, по которому ползла мерцающая точка, затем нажа- тием клавиши включил рацию и строго велел кому-то погасить скорость. - Работать можно, - повторил он, взглянув на меня. - Хло- пот с вами, пилотами, не оберешься. Роза, ты запросила свод- ку ССМП? - Сейчас запрошу, - ответила девушка-оператор. - А как ты? - спросил Костя. - Через восемь суток у тебя по графику обкатка ускорителя. - Очень приятно, - сказал я. - Хотел поговорить с тобой кое о чем, но вижу, ты занят... - Ничего, выкладывай. Постарайся короче. - Тебе полагается быть всеведущим, и ты, наверное, зна- ешь: когда намечаются контрольные испытания звездолетов? - Костя, опять вызывает Буонавентура, - сказала девушка. - Ох! Передай ему, пусть ждет очереди. Здесь ему не Луна, где можно выбрасывать плазму куда попало. - Костя обратил ко мне озабоченное лицо: - Мало того, что фамилия такая - теря- ешь время на выговаривание, так еще и настырный сверх ме- ры... Испытания звездолетов? Не знаю, Улисс. Был, помню, разговор, когда Самарин прилетел, но пока не решено. - Ясно. - Я поднялся. - Поговори с Антонио, он больше знает. - Еще одно... Надо бы Доктора разыскать. У тебя огромные возможности по связи, наведи справки, Костя. Как подумаю, что он мотается по городам и гостиницам... - Ты думаешь, я не искал? Пока не удалось найти, но я непременно... - Перед Костей замигала зеленая лампа, он ткнул пальцем в клавиатуру и закричал: - Слушаю! Я подошел к двери, но тут она распахнулась, в диспетчерс- кую вошел Антонио - черноглазый, стремительный, дожевывающий что-то на ходу. - А, ты здесь! - Он стиснул мне руку. - Надолго? Ну, поо- бедаешь у нас, поговорим. - Он ринулся к Косте: - Что с ге- лиостанцией? - В семнадцать начнут прибывать секции. Вот-никак не со- ображу, куда их принимать. - Расчистить причалы "А" и "Г", тут и соображать не надо. - Тебе, может, и не надо, - заявил Костя, - а мне надо. У причалов корабли стоят, а не... - он поискал сравнение, - а не банки с вареньем. Девушка-оператор прыснула. Антонио погрозил ей пальцем и вернулся ко мне. - К вопросу о варенье, - сказал он. - Дагни соорудила та- кие бисквиты, - он закрыл глаза и покачал головой, - амбро- зия! С миндалем и еще чем-то. Хочешь отведать? - Хочу. Только потом. - Я спросил его насчет испытаний звездолетов. - Туман, Улисс, сплошной туман. Пока никаких указаний. - Он несколько раз приподнялся на цыпочки, разглядывая меня. - Борг летит с двенадцатичасовым на шарик, ты бы взял и поле- тел тоже. Ожидается какой-то грандиозный эксперимент. - Знаю, только не вижу связи между экспериментом и тем, что меня интересует. - Там будет весь Совет, во всяком случае комиссии по де- мографии и космическим исследованиям. Получишь информацию из первых рук. Я задумался. Пожалуй, в этом был резон. Покончить разом с неопределенностью... - На твоем месте я бы полетел, - сказал Антонио. - Ладно. Полечу. - Тогда беги. - Он взглянул на часы. - Беги на пассажирс- кий причал. Я предупрежу, чтобы оставили место. В холле я, можно сказать, отлепил Кузьму от визора (пере- давали состязания горнолыжников, мельком я увидел знакомый трамплин среди гигантских елей Тюрингенского леса) и сооб- щил, что улетаю на несколько дней на шарик, к обкатке уско- рителя вернусь непременно. Нет ли у него, Кузьмы, поручений? - Пожалуй, нет, Улисс. Я вел переговоры с Учебным цент- ром, меня вроде хотели пригласить преподавателем штурманско- го дела, но теперь... - Понятно, - сказал я. - Не теряй времени, Кузьма, го- товься к зачету. Глава двадцать первая СНОВА АНДРА Около трех часов дня мы с Боргом сошли с трансленты и двинулись по дороге, обсаженной липами, к виднеющимся вдали корпусам Института физики времени. Длинные тени скользили перед нами. Давно я не был на Земле, и после резких светотеней космо- са все здесь, в рассеянном земном свете, казалось мне ненас- тоящим, подернутым тончайшим флером. Идти было легко, можно было ускорить шаг, не опасаясь сковывающей силы искусствен- ной тяжести. Мы шли в сиянии прекрасного сентябрьского дня и молчали. Борг подобрал сухую ветку, обломал сучки и помахивал этой веткой в такт шагам. По грузовой полосе дороги прошла, обго- няя нас, колонна машин, ведомая автоматами. Потом проехала открытая машина, лохматый парень привстал на заднем сиденье, окликнул нас, предложив подвезти. Мы отказались. У подножия мачты волноводной линии стояла желточерная ам- фибия со знаками службы энергоконтроля. Усатый дядя в защит- ной одежде, вскрыв шкафчик, на дверце которого была намале- вана красная предостерегающая пятерня, снимал показания при- боров. - Как успехи? - спросил его Борг, проходя мимо. - Медленно, - ответил усач. - К утру наберется. Мы не поняли, но расспрашивать не хотелось. Деревья расступились, слева возник жилой поселок - гридо- литовые коттеджи в садах. Жилья здесь заметно прибавилось с того дня, того далекого дня, когда мы приезжали сюда навес- тить Феликса. Мы приезжали с Андрей, шли по этой самой доро- ге... - Ты здесь бывал? - спросил Борг. - Где тут дом Феликса? - Не помню. - Мне хотелось прошмыгнуть как можно быстрее мимо этих коттеджей. - Вряд ли Феликс сейчас дома. - Четвертый час. Не на работе же он. Хотя... На лужайке перед одним из домиков двое мальчишек стреляли из лука в мишень с фигуркой оленя. Стрельба, как видно, не клеилась, мальчишки шумно пререкались. Ьорг спросил их, где тут дом Феликса. Тот, что постарше, с давно не стриженной льняной головой, ответил: - А он не дома. Он в институте. Все там. Мы пошли к лабораторным корпусам. Их тоже прибавилось за эти годы. В окне ближайшего коттеджа колыхнулась занавеска, мелькнуло женское лицо. Я поспешно отвел взгляд. Обогнули кучу пластмассового лома с табличкой "Не тро- гать". Из лопнувшей магистрали со змеиным шипением рвался сжатый воздух, а рядом трое парней с инструментами явно тру- боремонтного характера, присев на корточки, спорили над уравнением, выведенным щепкой на песке. Где Феликс, они не знали. Перед двухэтажным зданием раскинулась клумба с красивыми яркими цветами. Посреди клумбы лежала собака, желтая, с чер- ными подпалинами, будто она тоже принадлежала к службе энер- гоконтроля. Она зевала во всю пасть, с завыванием, свивая язык в кольцо. - Здесь даже собаки ненормальные, - сказал я. - Пошла, нельзя на цветах! Собака вежливо постучала хвостом по цветам, однако не тронулась с места. Борг усмехнулся. Мы вошли в холл первого этажа. По идее здесь должно было быть место, где стоят информаторы, приемники почты, где си- дит какой-нибудь человек - не физик, не водопроводчик, а просто обыкновенный человек, который знает, кто где и что к чему. Действительно, такой человек здесь был. Окруженная ап- паратами связи, сидела за столиком широкоплечая девушка с красивым крупным лицом. Борг обратился к ней с вопросом от- носительно местопребывания Феликса. Она взмахнула на нас ресницами и сказала: - Сколько? - Что - сколько? - не понял Борг. - Я спрашиваю, где ваш... - Прости, старший, я не тебе... Повтори, плохо слышно. Тут мы услышали тихий мужской голос из коробки инфора: "Семь и двенадцать". - Семь и двенадцать? - воскликнула девушка. - С ума сой- ти! А хроноинтерфератор? "С проскоками", - донеслось из инфора. - Присядьте, - сказала девушка. - Нет, это я не тебе. Тут пришли, выключаюсь... Феликса здесь нет, старший. - А где его можно найти? - терпеливо спросил Борг. - Есть у него постоянное место? - Есть, но он там редко бывает. Чаще всего он бывает в вычислительном центре. Но сейчас он не там. - Спасибо за исчерпывающую информацию. - Борг отошел от столика. Девушка вытянула из ящика трубочку с кремом длиной в пол- метра, не меньше, и начала методично ее поедать. - Не стоит его искать, - сказал я Боргу. - Пойдем, стар- ший, в дом для приезжих. Надо же устроиться на ночлег. - Пойди, если хочешь. А мне надо повидать Феликса. Я знал, что у Борга накопилась уйма вопросов к Феликсу относительно настройки хроноквантового двигателя. Много раз он по инфорсвязи зазывал Феликса на строящийся корабль, но безуспешно. Феликс не проявлял ни малейшего интереса к тому, что лежало за пределами чистой математики, - это все знали. Как выразился однажды Гинчев, "Феликс сделал свое дело, Фе- ликс может уйти". В холл сбежали по лестнице несколько молодых людей, лох- матых и нечесаных, - как видно, здесь была заведена мода "под Феликса". Они возбужденно обменивались короткими репли- ками, из которых только и можно было узнать, что нечто пе- редвинулось на семь и двенадцать сотых ангстрема за одну на- носекунду. Я мысленно перевел это в другой масштаб, получи- лось примерно метр в секунду - скорость пустяковая, передви- жение гуляющего пешехода. Чем тут восторгаться? Один из молодых людей, загорелый и губастый, узнал нас с Боргом, подошел, поздоровался. - Давно ты не прилетал к нам, Улисс, - сказал он. - Боль- ше не встречались тебе привидения? - Нет, не встречались. - Я вспомнил, как несколько лет назад, когда мы с Андрей приезжали сюда, сотрудники институ- та взяли меня в кольцо и забросали вопросами о космических привидениях. - Что у вас тут произошло? - спросил я. - Что вам удалось передвинуть на один метр в секунду? - На метр в секунду? - Парень выпучил на меня глаза. - Десять в минус девятой... А, верно! - завопил он. - А мне и в голову не пришло, это ведь какая масштабность! Понимаешь, если бы опыт был поставлен не на клетке водоросли, а на де- реве, то оно утолщалось бы со скоростью метр в секунду! - Клетка водоросли? - Мне сразу припомнилась загадочная возня Феликса с водяными растениями. - Ну да. Клетка сдвинулась во времени... - Он недоговорил и ринулся к своим коллегам, но я поймал его за руку. - Погоди, дружок. Не знаешь ли, где можно разыскать Фе- ликса? - Откуда я знаю? - удивился тот. - Феликс вне распорядка. Он присоединился к товарищам, и они все с такой быстротой выскочили из холла, что я подумал - не сдвинулись ли во вре- мени и они... Мы с Боргом вышли из холла. Юные исследователи времени тесной группкой мчались по направлению к золотисто-чешуйча- тому куполу, высившемуся примерно в километре, за мачтами энергостанции, за мелкими постройками вспомогательного ха- рактера. В первый мой приезд купола здесь не было. - Приходите завтра на эксперимент! - услыхали мы. Широкоплечая девушка стояла в дверях и, приканчивая тру- бочку с кремом, внимательно смотрела на нас. От нее же мы узнали, что эксперимент будет проведен именно в этом куполе, что завтра с утра начнут съезжаться гости, главным образом члены Совета. Девушка объяснила, как пройти к дому для при- езжих, и добавила, чтобы мы не беспокоились: она позвонит туда и скажет, чтобы приготовили комнаты для конструктора Борга и пилота Дружинина. Мы поблагодарили ее и направились к куполу. Мимоходом я все-таки выгнал собаку из цветника. Убегая, она гавкнула, чтобы последнее слово осталось за ней. Чем ближе подходили мы к куполу, тем большее оживление замечали. Ползали землеройные автоматы, засыпая траншею. На площадке энергостанции властная женщина в темных очках гром- ко отчитывала того самого усатого дядю из энергоконтроля, доказывая ему, что наращивание мощности идет безобразно мед- ленно. Усач жался к перилам и меланхолично повторял, что "к утру наберется". Высоко над станцией мигали красные сигналь- ные огни, ограждавшие зону, запрещенную для полетов. Купол был без окон, без дверей, но с юга к нему примыкала легкая пристройка из стеклопласта. Оттуда доносились голоса и металлический лязг. Мы вошли в пристройку. У противополож- ной стены копошились несколько парней. Один сидел на стре- мянке под самым потолком, второй-метра на два ниже и левее, двое работали внизу. Я сразу увидел, что они собирают стан- дартные телевизионные блоки, какие обычно устанавливают на площадях городов. Собственно, визор был уже смонтирован - чуть ли не во всю стену, - и теперь они проверяли соедине- ния. - Посторонитесь, пожалуйста. Мы с Боргом отошли от двери. Сотрудники института затас- кивали ряды кресел и устанавливали их перед визором. Ряд, другой, третий. И вдруг... - Феликса здесь нет? Мы, пилоты, умеем владеть собой, иначе мы бы не были пи- лотами. Но когда я услышал голос Андры и увидел ее, загля- нувшую в павильон... - Что ему тут делать? - ответил кто-то из сотрудников. Андра кивнула и исчезла. Втащили еще один ряд кресел. Меня она не заметила. Ну и хорошо. Я потер кончики паль- цев. - Пойдем, - сказал Борг. - Пожалуй, я посижу здесь. Устал немного... И тут в дверях снова появилась Андра. - Улисс, - тихонько сказала она. - Значит, не показа- лось... Вот решила вернуться, чтоб убедиться... Я не смог выжать из себя ни слова, ни улыбки. А она, улы- баясь, подошла, протянула руку. Такую знакомую теплую ладош- ку. Она была в простеньком сером платье, на голове зеленая косынка, с плеча свисала большая белая сумка. Совсем не так она выглядела, как я ее представлял, когда думал о ней. И еще она показалась мне несколько располневшей. - Ты не изменился, - услышал я ее голос. - Все такой же. Я тупо молчал. - Прилетели на эксперимент? - Теперь она обращалась к Боргу: - Ох, что тут было! Еле уговорили Феликса, он ведь и слышать не хочет ни о каких опытах. Старший, вечером обяза- тельно приходи к нам. И ты, Улисс. Слышишь? - Ладно, - сказал Борг. - Мне надо с ним потолковать, да вот нигде не могу найти. - Это не просто. - Андра засмеялась каким-то новым для меня отрывистым смехом. - Может, он на спортивной площадке. Пойдемте, я тоже его разыскиваю. - Скверная привычка - не носить с собой видео, - сказал Борг. - Ты бы хоть убедила его, что это скверно. - Пробовала - ничего не вышло. Он жалуется, что вызовы мешают ему сосредоточиться. Это же Феликс. - Она подняла тонкие полукруглые брови и коротко развела руками. Мы вышли из павильона. Борг спросил, как пройти к спорт- площадке, и пошел вперед, помахивая веточкой, как тростью. Андра и я пошли за ним. Я отчетливо сознавал, что мне следовало пойти куда-нибудь в противоположную сторону, одна- ко ноги сами несли меня. Андра уже успела сдернуть с головы косынку и взбодрить прическу. Волосы у нее были рыжевато-каштановые - некраше- ные, естественного цвета. - Ты не хочешь со мной говорить? - спросила она с выраже- нием грустного недоумения. - Нет, почему же... - Я прокашлялся. Действительно, нель- зя же так. Глупо. - Как тебе живется здесь? - спросил я, глядя прямо перед собой. - Здесь хорошо. Очень славные ребята в институте, очень увлеченные. Ты не представляешь, Улисс, какие у нас споры каждый вечер, какие у них грандиозные идеи! Я, правда, не все понимаю, но Феликс старается мне объяснить. Да ты сам сегодня услышишь... Ты ведь придешь вечером? - Не знаю. Может быть. - Лучше я буду спрашивать. - А как твои родители? - Они снова вместе. Знаешь где? Никогда не догадаешься! Отец потащил маму в Гвиану, там начинают осушать и расчищать гилей... ну, эти непроходимые тропические дебри. - "Гвиана, страна Инини, озера, полные слез Земли"... - припомнил я строку из поэмы Ребелло. - Твоя мама, кажется, родилась неподалеку от этих мест? - Да. В Перу. Разговор иссяк. Я напряженно придумывал, о чем бы еще спросить. Мы шли мимо открытого бассейна, в зеленоватой воде плескалась стайка девушек. Одна из них помахала Андре, крик- нула: - Сыграешь с нами в поло? - Нет, - сказала Андра. - Не сегодня. Наконец я придумал вопрос. - Что нового в лингвистике? - В лингвистике? Вообще-то новое есть, но... я немного запустила в последнее время... - Тут Андра, тряхнув головой, взглянула на меня так, как только она умела смотреть - будто пыталась заглянуть в самую душу. - Улисс, мы не о том гово- рим. Мы столько не виделись... Расскажи о себе. - Пожалуйста. Я летаю на линии Луна-Юпитер... Она сделала нетерпеливый жест, от которого у меня сжалось сердце - таким знакомым был этот жест. - Улисс, все это я знаю. Как ты летаешь, и как работал у Борга, и как ты прятал какого-то практиканта... - Я его не прятал. - Ну, что-то в этом роде. Я, как видишь, стараюсь все знать о тебе. Не то что ты... - Если все знаешь, то зачем спрашиваешь? Мы смотрели друг на друга, ее глаза расширились. "Стара- юсь все знать о тебе"... Для чего? После того, что произошло между нами, какой смысл в этом "старании", и "рассказывании о себе"... вообще в этой ненужной встрече?.. Я отвел взгляд и самым бесшабашным тоном, на какой был способен, сказал: - Неплохо тут у вас на шарике. Деревья, облака. Хорошо бы найти еще одну такую. - Такую планету? - Андра все смотрела на меня. Мы шли совсем медленно, Борг намного нас опередил. - Ага. Я ведь, наверное, улечу... далеко улечу. И надол- го. - Разве экспедиция уже решена, Улисс? - Пока нет. Но корабли готовы - чего ж тянуть! Вроде бы все ясно. - Помолчав, я добавил: - Жаль, ты их не видела. Таких кораблей еще никогда не бывало. - Вряд ли вопрос решится до праздника. До праздника? Ах, ну да, праздник Мира! Чуть не забыл. Сегодня третье, а праздник начинается десятого. Неужели Со- вет за неделю не удосужится собраться, чтобы решить вопрос об испытании кораблей, о подготовке к полету? Ведь нет ниче- го важнее... Впереди замигали какие-то цветные линии. Борг остановился у полоски кустарника. - Останься на праздники, Улисс, - сказала Андра. - Если ты действительно скоро улетишь... надо же как следует отдох- нуть перед таким полетом. - Не знаю, - ответил я. - Останься. Прими участие в Олимпийских играх. Помнишь, как ты состязался? - Она грустно улыбнулась. - Не помню, - сказал я. Ничего я не помню, не хочу помнить, нет у меня никаких воспоминаний. Жизнь, отмеренная полетами - теми, что были, и тем, что предстоит. Ничего больше - кажется не трудно понять... Дорога повернула влево. Мы по пыльной травке подошли к кустарнику, у которого стоял Борг. Это была изгородь из кус- тарника, а за нею в углублении лежал теннисный корт. Вернее, была сетка и правильно расчерченное поле, но вместо обычного проволочного ограждения объем корта обозначали цветные лучи - горизонтальные и вертикальные. На той стороне корта, прямо перед нами, висело табло, по которому плыли светящиеся циф- ры. Игрок на поле был один - худощавый, коротко стриженный человек в белом спортивном костюме. В следующий миг я узнал в нем Феликса. Он взмахнул рукой, как бы отбив воображаемой ракеткой во- ображаемый мяч, и уставился на табло. Цифры поплыли быстрее, в несколько рядов. Феликс сорвался с места, перебежал на другую половину поля. Не сводя глаз с табло, он потоптался по площадке, пока не нашел нужное место, и опять взмахнул рукой-принял "мяч", который сам же послал с той стороны. И снова воззрился на поток цифр. - Что за странная игра? - негромко спросил Борг. Андра пожала плечами: - Это вовсе не игра. Я слышала, он объяснял ребятам свою новую идею. По-моему, никто не понял. И уж тем более я... Я смотрел на Феликса со сложным ощущением, разбираться в котором не хотелось. Добрались-таки до твоей знаменитой ше- велюры, подумал я. В древней легенде остригли Самсона, и он потерял свою силу. Но ты-то не библейский богатырь с тяжелой палицей. Ты математик XXI века, твоя палица - формулы, от- вергающие обычные представления о глубинной сути вещей. Ты выписываешь невиданные уравнения на пыльном экране визора. Впрочем, вряд ли теперь у тебя дома пыль и запустение. Те- перь там все блистает чистотой, вещи, нужные для быта, лежат на своих местах, а ненужные выброшены, и по вечерам ярко и гостеприимно освещены окна твоего дома. Конечно же, так надо. Надо беречь таких, как ты. Потому что, хоть твоя мысль и проникла в недоступные для простых смертных области, оболочка у тебя такая же, как у простых смертных. Те же обычные человеческие потребности и желания. Надо беречь, я понимаю... Я-то сам управлюсь с жизнью, я ведь сильный... Давай, Феликс, скачи резво по теннисному корту, отбивай мячи, которых не существует... Я спохватился, но было поздно: Феликс резко повернулся к нам с недовольной гримасой человека, которому очень помеша- ли. Наши взгляды встретились. Он отступил было назад, на его лице обозначилось выражение растерянности... - Извини, что помешали, - раздался спокойный голос Борга. - Но рабочий день давно кончился, пора и отдохнуть. - И пообедать, - добавила Андра. - Опять ты не пришел к обеду. - А который час? - спросил Феликс. Таким же тоном он мог бы спросить, которое столетие... Он, сутулясь, направился к лестнице, и, как только вышел за пределы следящей системы, цифры на табло погасли. Поднявшись по ступенькам, он поздоровался с нами. Мы оба избегали смотреть друг на друга. Андра живо извлекла из сум- ки пакеты с едой и термос. - Может, пойдем домой? - нерешительно сказал Феликс. - А то здесь как-то... - Поешь, поешь. - Андра сунула ему в руку закусочный бри- кет, а в другую - стаканчик. - А то, пока ты дойдешь до до- му, тебя кто-нибудь перехватит, и будешь ходить до вечера голодный. Она налила в стаканчик кофе. - Кормишь ты его, как погляжу, хорошо, - сказал Борг, ус- мехаясь. - С чего же он такой худой? Не в коня корм? - Именно, - подтвердила Андра, озабоченно следя, чтобы кофе не пролился на костюм Феликса. - Осторожно! - восклик- нула она. Коричневое пятно расползалось по белой рубашке Феликса. Андра сокрушенно вздохнула. Глава двадцать вторая БОЛЬШОЙ ЭКСПЕРИМЕНТ Пилот - пока он пилот - обязан помнить о режиме. Что бы там ни произошло, в каком бы настроении он ни был. Вечером Борг пошел один к Андре и Феликсу в гости. Я рано лег спать и поднялся на рассвете. Пошел на спортплощадку, сделал обязательный минимум упражнений и как следует размял- ся на турнике. Утро было прохладное, облачное, со щебетом птиц, с запа- хами хвои и мокрой травы. Прекрасное земное утро. Мне захо- телось в лес, давно я не был в лесу, и я быстро добежал до опушки. Идти по лесной тропинке, устланной опавшими сосновы- ми иглами, было истинным наслаждением. Я набрал пригоршню этих иголок и сунул в карман. Возьму их с собой, когда улечу к звездам. Лес неожиданно кончился, пошло редколесье, молодые сосен- ки - ах ты ж, какая досада! Зато впереди тускло мелькнул из- гиб реки. Это тоже было неплохо. Над рекой курился, медленно поднимаясь, утренний негустой туман. Я продрался сквозь за- росли терновника и сбежал на мокрый песок. Сбросил одежду. Поеживаясь от острого холодка, вошел в воду. Я вынырнул на середине реки и сразу услышал голоса. Ран- ним утром на реке голоса разносятся особенно далеко, даже самые тихие. По-над берегом, под ивами, погрузившими длинные косы в темную от вечной тени воду, плыла лодка. Она плыла, тихо всплескивая веслами, в ней сидел спиной ко мне мужчина в синем свитере. Он греб, а та, с которой он разговаривал, лежала в корме, я ее не видел. - Ну как ты не понимаешь? - произнес женский голос. - Растительная клетка в питательной среде, понимаешь? - Как не понять, - сказал мужчина. - Ну вот. Ее помещают в хроноквантовое поле, и она исче- зает. Конечно, она остается на месте, но - не сейчас, а, скажем, секунду тому назад. Для наблюдателя время идет обыч- но, а для клетки... - Все равно, мне этого не понять. Смотри, какая ива над головой. Сорвать тебе ветку? - Нет, не надо. Это сдвиг, понимаешь? Сдвиг во времени. Если бы ты остался на сегодняшний эксперимент, то все бы по- нял. Я плыл на спине, стараясь держаться дальше от лодки, но все равно слышал каждое слово. - Надо решать, Таня. Уже почти год, как мы вместе - и не вместе, нельзя же так. Сдвиг во времени, наверное, интерес- ная штука, но для нас сейчас важнее передвинуться в прост- ранстве. Так, чтобы всегда быть вместе. - Игорь... - Как только выпадет свободное время, я мчусь к тебе. Будь в вашей окружной Службе здоровья место педиатра, я бы бросил свою Службу, не раздумывая, и перебрался сюда. Но место занято. - Игорь, но пойми и ты... Наш институт - единственный, где мне интересно работать. Я просто не могу себе предста- вить что-то другое. И потом... разве мы так уж редко видим- ся? - Конечно, редко... Смотри, какой-то чудак купается. Я поплыл к противоположному берегу. Оглянувшись на миг, я увидел девушку - она приподнялась в лодке и глядела на меня, я узнал в ней ту самую, широкоплечую, что сидела вчера в холле. Теперь лодка удалялась. До меня еще донесся голос девуш- ки: - Знаешь, кто это? Улисс Дружинин. Ах, Игорь, если бы ты мог остаться! Таких экспериментов никогда еще не бывало. - Постой, ты говоришь - Дружинин? Тот, который полетит за пределы... Голоса смолкли. Вода была холодная, но я согрелся от быстрого плавания. Я доплыл до того берега и повернул обратно. Стало заметно светлее, туман рассеялся, занимался день. Да, да, тот самый, хотелось мне крикнуть вслед уходящей лодке. Который улетит за пределы! Эксперимент, каких не бывало... Мне вспомнилась миссис Мерридью из старой книги Коллинза; она просила предупредить ее об опыте, потому что со школьных времен твердо запомнила: опыт обязательно сопровождается взрывом. И верно, были времена, когда научным экспериментам со- путствовал если не взрыв, то уж, во всяком случае, впечатля- ющий внешний эффект. У алхимиков всегда что-то полыхало, громыхало, взрывалось. А первые серьезные опыты с электри- чеством? Аббат Нолле умертвил током воробья - это было пот- рясающее зрелище. Не стоило хватать руками заряженную лей- денскую банку - как трахнет!.. Постепенно, однако, эксперименты утрачивали вот этот эле- мент грубой зрелищности - он остался, пожалуй, только у фо- кусников. Не очень-то эффектно выглядела возня Ломоносова или Лавуазье с взвешиванием колбочек, но из этой "возни", похоронившей флогистонную теорию, родилась современная хи- мия. А опыт Эрстеда? Маленькая петля из проводника слабо ше- вельнулась между полюсами подковообразного магнита, наивно выкрашенными в красный и синий цвета. Тут и смотреть было не на что. Но ничтожное это движение вызвало к жизни гигантскую энергетику, коренным образом изменившую картину мира. И какими же дикими, неосуществимыми во все времена каза- лись новые идеи! Ломоносов был убежден, что луч света откло- няется магнитным полем. Кажется, он и не пытался поставить опыт - не позволяли тогдашние технические возможности. И уж тем более он не надеялся доказать кому-либо свою правоту. А ведь, в сущности, он предвосхитил телевидение... История науки предъявляет массу доказательств: несоот- ветствие идеи обыденным представлениям не означает порочнос- ти идеи. Сказали бы физику первой половины XIX века, убежденному, что физика законченная наука, нуждающаяся лишь в частных уточнениях, - сказали бы такому ученому, что от соударения двух небольших кусков металла вымахнет гигантский гриб атом- ного взрыва! Да он бы счел вас за сумасшедшего... Атомная эра тоже началась в тиши лабораторий. Беккерель, супруги Кюри, Резерфорд и представить себе не могли, что бу- дет Хиросима. Эксперимент, каких не бывало... Да, в XX веке не было недостатка в впечатляющих внешних эффектах. Сколько отчаянных усилий, сколько титанической ра- боты потребовалось, чтобы отвести от человечества реальную угрозу гибели в термоядерном пламени, чтобы снова загнать разбуженный атом в лаборатории, в котлы энергостанций... Опыт с тех пор выглядит скромно, отнюдь не кричаще. Точ- ки, разбросанные на фотопленке, на сетке миллиметровой бума- ги. Столбец цифр, выданный счетной машиной, которая пучками проводов сообщается с установкой, глубоко запрятанной в бе- тонном каземате. Всплески на экранах. Современному математику, как и Эйнштейну в прошлом веке, достаточно карандаша и бумаги, не считая, конечно, вычисли- тельной машины. До поры до времени новая идея удовлетворяет- ся математическим выражением. Но затем ей как бы становится тесно в строгих рядах уравнений - и она попадает в руки экс- периментаторов. Умозрение с неизбежностью уступает место его величеству эксперименту. И тогда... Не знаю, может, существует определенная закономерность: в сознание миллионов новая идея входит непременно через пос- редство внешнего эффекта. Так было с первыми электрическими опытами. Так было, увы, и с атомной энергией. Что ж, наверное, идея Феликса о временном сдвиге, о расс- лоении времени в этом смысле не исключение. Она тоже нужда- ется во внешнем эффекте, чтобы доказать свое право на су- ществование. Давно известно, что парадоксальные идеи особенно плодот- ворны. "Эта идея не настолько безумна, чтобы быть истин- ной", - сказал когда-то Нильс Бор. Итак - эксперимент, какого не бывало... К десяти утра пристройка, примыкавшая к круглому павиль- ону, заполнилась приезжими гостями и сотрудниками института. Все это несколько напоминало театр, с той, однако, разницей, что перед зрителями была не сцена, а огромный телевизионный экран. Мы с Боргом сели в пятом ряду. Борг был молчалив и невоз- мутим. На мой вопрос, как он провел вчерашний вечер у Феликса, он коротко ответил: - Недурственно. Я принялся озираться. Вон Стэффорд, изящный и учтивый, тихо беседует в третьем ряду с меднолицым математиком Чанд- ром. Вон коротышка Нгау. А рядом с ним - прямая и сухопарая фигура Баумгартена. Давненько я не видел его. Со времени па- мятного венерианского рейса у меня осталось чувство нелов- кости по отношению к старику. Надо бы поговорить с ним. Под моим пристальным взглядом Баумгартен медленно обернулся. Я помахал ему, и он величественно кивнул в ответ. А вон седая голова Самарина. Мои шеф сидел в окружении астрофизиков, планетологов, связистов. Он-то не оглянулся на мой взгляд, грозный начальник космофлота, живая история за- воевания Солнечной системы. Озабоченный, деловитый, прошел в первый ряд Греков. Да, чуть ли не весь Совет сегодня здесь. И уж во всяком случае - комиссия по исследованию космоса и демографическая комиссия в полном составе. Сотрудники института расположились в задних рядах. Они возбужденно переговаривались, а Таня и тот, знакомый мне за- горелый молодой человек то и дело выскакивали из пристройки и возвращались, никак не могли усидеть на месте. - Что же, начнем, - сказал Греков из первого ряда. - Где Феликс? - Его ищут, старший, - ответила Таня. - Сейчас должен прийти. И тут же вошли Феликс и Андра. Она не то чтобы вела его за ручку, но впечатление почему-то было такое - судя по не- довольному виду Феликса и напряженному выражению ее лица. - Если все готово, Феликс, - сказал Греков, - то, будь добр, начни эксперимент. - Наверное, все готово... - Феликс привычным жестом под- нес пятерню к голове, но, наткнувшись на ровно подстриженное поле, опустил руку. - Только я бы хотел... Практически опыт готовил Осинцев, пусть он и ведет. Если не возражаете. Возражений не было. Феликс тут же уселся позади, Андра села рядом. Осинцевым оказался тот самый загорелый парень. Он быстро прошагал к экрану, взял длинную указку, кивнул кому-то по- верх голов зрителей. По экрану как бы прошла мутная волна. Затем из мути прос- тупило изображение - интерьер круглого павильона. Осинцев, воднуясь, давал пояснения: - Теоретические посылки сегодняшнего опыта восходят к из- вестному уравнению Платонова, который... которое в свою оче- редь представляло собой попытку... гениальную попытку выра- зить закон асимметрии материи. Феликс продолжил работу Пла- тонова, математически обосновал теорию перехода энергия - время, иначе говоря - теорию расслоения времени, которая... которое... - Нам это известно, - раздался голос Грекова. - Более или менее известно, хотя не во всем понятно. Перейди, пожалуйс- та, к экспериментальной части. - Хорошо. - Осинцев прокашлялся, голос его окреп, он пе- рестал путаться в словах. - Вот этот пояс, - он ткнул указ- кой в массивное белое сооружение, - установка энергоприемни- ка. Это, - он указал на тускло мерцающее кольцо высотой при- мерно в метр, расположенное внутри белого барьера, - кон- центратор, состоящий из зеркальных инверторов... - Наше колечко, - шепнул я Боргу. - Должен заметить, - продолжал Осинцев, - что принципи- альную схему концентратора, его форму подсказал нам конс- труктор Борг. Один из первых вариантов такого кольца был ус- тановлен на корабле Дружинина накануне его известного прыжка за пределы Системы. Сзади раздались осторожные шаги. Я оглянулся и увидел Ле- она, прошмыгнувшего к свободному креслу. Ну конечно: нельзя, чтобы что-нибудь происходило без него. Сел, вытянул шею, на лице прямо-таки написано: "Какие фокусы сегодня будут пока- зывать?" - Итак, приступаем к эксперименту, - звонко объявил Осин- цев и снова сделал знак кому-то из сотрудников. Мне показалось вначале, что экран потемнел. Потом, одна- ко, я увидел, что тьма сгущается в центре павильона, в сере- дине кольца. Да и не тьма это была, собственно, а скорее... не знаю, как объяснить, но возникло ощущение, что я вижу пустоту, ну, такую полную, абсолютную, какой не бывает даже в открытом космосе. Странное это было ощущение. - В режиме, - негромко сказал сотрудник, сидевший у пуль- та управления. - Опускай, - скомандовал Осинцев. Теперь сверху медленно начал опускаться трос, к которому была подвешена небольшая прозрачная коробка, в ней чернел какой-то предмет. - Создан переходный канал или, иначе, энергетическая гра- ница перехода, - пояснял Осинцев, - и мы опускаем в эту зону кинокамеру. Обыкновенную панорамную камеру "Кондор". Трос висел неподвижно, коробка с камерой стояла на полу в центре павильона, в пустоте или как еще можно было это наз- вать. И вдруг они исчезли - и коробка и камера. Трос, все так же натянутый, висел, не шелохнувшись, будто незаметно обрубленный, а их не стало. Не провалились, не растворились в воздухе, а именно исчезли в неуловимый для глаза миг. Стояла мертвая тишина. Осинцев словно бы забыл о своей роли руководителя эксперимента, он всем корпусом подался к экрану и смотрел не мигая, и все смотрели на экран, на то место, где секунду назад была коробка с камерой. Еще не от- давая себе отчета в том, что же, собственно, произошло, я мельком оглядел притихшие ряды. Кажется, только Феликс не смотрел на чудо, свершившееся на наших глазах. Он сидел, опустив голову. Осинцев спохватился. - Ну вот! - воскликнул он и повторил несколько спокойней: - Ну вот. Переход энергия-время произошел. Как видите, объ- ем, занятый коробкой с кинокамерой, свободен, в него можно поместить любой другой предмет. - А где же камера? - раздался высокий, скрипучий голос Нгау. - Она здесь же, - быстро ответил Осинцев. - Она здесь, только не сейчас. Раньше - понимаете? Она может быть на час раньше, и на год, и на тысячи лет - в данном случае это не имеет значения, потому что расслоенное время - это не то время, которое было и зафиксировано историей. У расслоенного времени свой отсчет... Камера здесь, но не сейчас... Я взглянул на свой хронометр. Секундная стрелка резво бе- жала по кругу, отмеряя время... нормальное время, привычное, всегда бегущее вперед время... Что же это? Низвержено несокрушимое, единственно возмож- ное Время, всемогущее четвертое измерение, вне которого не- мыслимо само движение материи?.. Поразительна была пленка, автоматически отснятая кинока- мерой. Но вот экран погас. Эксперимент был закончен. - Машина времени? - Теперь Осинцев отвечал на вопросы, посыпавшиеся со всех сторон. - Н-не думаю, да и не в назва- нии дело. Это не путешествие во времени, это сдвиг. Хронок- вантовый сдвиг, хотя и это название не вполне отвечает... Что? Нет, сдвиг в будущее исключается, энергетический барьер движется вместе с фронтом времени, здесь переход невозмо- жен... Да, что касается энергетики, подсчитано точно, мы вы- дадим всем членам Совета специальное издание, в котором... Меня тронули сзади за плечо, передали записку. На миг пе- рехватило дыхание, когда я ее разворачивал. Вот что получа- ется, когда застают врасплох... Но записка, конечно, была не от Андры. "Грандиозный, величайший опыт", - значилось в ней, и пос- ле трех восклицательных знаков подпись: "Леон". Я обернулся к нему и кивнул. Верно, грандиозный. Возможно, что и вели- чайший, хотя такие эпитеты обычно дают не современники, а потомки. И эффектный. Нет, миссис Мерридью могла бы не опасаться: никаких взрывов. Время раскололось без шума, без звука. На- шелся наконец-то богатырь, схвативший под уздцы неудержимо- го, вечно спешащего вперед коня... Я оглянулся на богатыря. Его не было на месте. Богатырь тихонько улизнул, ему стало скучно с простыми смертными, и он просто взял да и ушел. Андра тоже ушла. Может быть, она наливает ему кофе в складной стаканчик и следит, чтобы не пролилось на рубашку. Глава двадцать третья "ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ С САБЛЕЗУБЫМ ТИГРОМ!" За мной шла погоня. Я не оглядывался, но чувствовал всей кожей, всеми нервами, что призраки нагоняют меня. Кошмарные космические призраки, они беспрерывно меняли цвет и очерта- ния, я знал это, хотя и не оглядывался. Скорость моего реак- тивника уступала их скорости порядка на два, они надвига- лись, спасения не было. Вдруг откуда-то выскочил человек в скафандре, шлем почему-то был откинут, я увидел худенькое лицо с рыжеватой жидкой бородкой - да это же Рунич, плането- лог с Ганимеда! Откуда он взялся здесь, в открытом прост- ранстве... Рунич схватил меня за руку и потащил в сторону, в черный провал, в сгустившуюся тьму полной, абсолютной пусто- ты... Тут я проснулся. Прерывисто гудел видеофон, гудел, навер- ное, уже давно, настойчиво. Я протянул руку к столику, нажал кнопку ответа. На экранчике проступило лиио Леона. Он всмот- релся в меня, удивленно вздернув брови, и сказал: - Нечесан и помят. Неужели спишь так поздно? - Представь себе, - проворчал я. Дурацкий сон еще не от- пустил меня. - Который час? - Четверть десятого. Где ты был вчера весь вечер? Я тебя вызывал, вызывал... - Я развлекался. А в чем дело? - Развлекался? - Леон хмыкнул с недоверчивым видом. - Мне нужно поговорить с тобой, Улисс. У тебя какие планы на се- годня? - Мало ли какие планы! Если хочешь, приходи в двенадцать к центральному рипарту. Ты ведь любишь там бывать. - Ну хорошо. - Леон был явно озадачен. - Я приду. Не спеша я вылез из-под одеяла, поднял штору. Неяркий бледно-голубой день вошел в комнату. До чего высокие гости- ницы строили в прошлом веке! Из моего окна я видел город с высоты птичьего полета - так, кажется, любили писать в ста- рых книгах. Я видел голубой купол здания Совета с флагами коммун, и уголок Площади Мемориалов в просвете меж высоких домов, и вдалеке, на севере, телевизионную башню. В излучине реки пышно зеленели сады. Перекрещиваясь на разных уровнях, текли трансленты. В небе то и дело вспыхивали эмблемы празд- ника Мира, плясали, выстраиваясь, лозунги, струились тексты последних известий и праздничных программ. В распахнутое окно влетела песня, я вспомнил, что слышал ее вчера в каком-то кинофильме. В ней были такие слова: "И снова гудят корабли у причала: начни все сначала, начни все сначала..." Фильм, по правде, был пустяковый, а вот песня мне понравилась. Начни все сначала... Пока что надо начинать день. Я при- нял душ, побрился и вышел в коридор. Мимо проехала самоходная тележка с едой. Из номера напро- тив выскочила лисица - настоящая, рыжая, - она метнулась мне под ноги, я слегка опешил. - Вега, сюда! - раздался строгий голос. Дородный человек с желтеньким попугаем на плече вышел из того же номера, извинился передо мной и вместе со своим зве- ринцем направился к лифту. Ну вот, подумал я, уже начали лисицам давать имена звезд. Очень мило. Ученый тюлень Бетельгейзе, дрессированный беге- мот Фомальгаут... Номер Борга был этажом ниже. Я постучался и вошел. Борг, в темно-вишневом халате и домашних туфлях, сидел в кресле и читал газету. Газеты валялись и вокруг кресла. На столике перед ним стояла початая бутылка красного вина и поднос с едой. - Садись, - сказал он. - Я ждал тебя. Ешь, пей и читай. Пить я не стал. Я положил на тарелку кусок мяса, полил его гранатовым соком и принялся есть. Хрустели на зубах под- жаренные ломтики хлеба. - Хорошо бы еще заказать яичницу с колбасой, - сказал я. Борг пожал плечами и снова углубился в чтение. Я поднял одну из газет, пробежал заголовки: "Готовьтесь к встрече с саблезубым тигром", "Плиоцен или миоцен?", "Бросок сквозь время"... Во все времена, подумал я, журналисты изощрялись в приду- мывании заголовков похлеще. Впрочем, тут как раз был тот случай, когда самые хлесткие заголовки не смогли бы выразить всю грандиозность проблемы. "Расселяться в космосе или во времени? Что еще придумает Феликс?"... - Послушай, что пишет Джулиано, - сказал Борг из-за раз- вернутого газетного листа: - "Понятно, что смещение на час, или на сутки, или даже на минуту даст возможность расселить человечество, так сказать, в различных слоях времени. Одна часть будет жить в том же пространстве, что и вторая, но в разное время, и обе части никогда друг с другом не столкнут- ся и даже не встретятся. Но как избегнуть физической встречи с постройками прошлого, как организовать совместное пользо- вание объектами долговременного характера, материальными средствами цивилизации? Элементарная логика подсказывает единственный выход: сместить часть человечества в далекое прошлое, предпочтительно в те времена, простите, в то время, когда еще ни одно здание не было возведено рукой человека, да и скажем прямо - когда не было на Земле самого человека. Я предлагаю - неогеновая эпоха, век плиоцена, не ближе мил- лиона лет, но и не далее десяти миллионов..." - Борг швырнул газету на пол, взглянул на меня с усмешечкой. - Ну, что ска- жешь, пилот? Что я мог сказать? - Закажу-ка все-таки яичницу с колбасой. - Я придвинулся вместе с креслом к шкале заказов. Яичница там значилась, и колбаса тоже, но порознь. Пришлось мне сделать два заказа. Борг налил себе вина, отпил. - На Джулиано это похоже, - сказал я. - Всю жизнь изучал кости австралопитеков, а теперь возжаждал увидеть их живы- ми... - Чепуха, - сказал Борг. - Австралопитеки, саблезубые тигры - все чепуха. Не будет никакой встречи с ними. Щелкнуло окошко подачи - приехала яичница. Она была син- тетическая, не такая пышная, как та, в доме Деда, но тоже ничего. Я ел, обжигаясь и облизываясь, а Борг, отказавшийся разделить со мной трапезу, насмешливо поглядывал. Его боль- шие, в белых волосках руки покойно лежали на подлокотниках. Я спросил: - Ты решил взять отпуск, старший? - А что, - ответил он вопросом на вопрос, - халат обяза- тельно ассоциируется с отпуском? - Он еще отпил из стакана. - Зря пренебрегаешь газетами, пилот. Прочти хотя бы, как комментируют твое выступление. Я снова развернул газету, нашел отчет о вчерашнем заседа- нии Совета. "Мы привыкли к резкому тону выступлений Улисса Дружинина, - побежали строчки отчета. - Вспомним, как несколько лет на- зад, после памятного его полета, он яростно упрекал Совет в чрезмерной осторожности и нетерпеливо требовал принять прог- рамму выхода в Большой космос. Вспомним его максималистские статьи на ту же тему. Вчера же перед Советом предстал другой Дружинин. Его речь была на редкость спокойной, правда, с ощутимым налетом горечи..." Далее шел полный текст моего выступления, уместившийся на половине газетного столбца. "...Я знаю, что многие люди, и не только пилоты, разделя- ют мои взгляды. Наверное, мы, сторонники космического рассе- ления, не очень осведомлены в вопросах экономики. Возможно, мы выглядим в глазах Совета этакими Дон-Кихотами, не желаю- щими считаться с реальной действительностью, с целесообраз- ностью и другими могучими факторами. Что можем мы противо- поставить - азарт, нетерпение, зов открытых пространств? Мы понимаем, что это не аргументы. Когда-то Седов, Амундсен, Пири рвались к Северному полюсу, они предприняли экспедиции на свой страх и риск, их побуждал идти в ночь и льды энтузи- азм первооткрывателей. Но только десятилетия спустя, когда интересы мореплавания и метеослужбы, интересы хозяйственного освоения Крайнего Севера продиктовали необходимость, полюс был прочно обжит дрейфующими станциями. Мы понимаем это. Здесь много говорили об открытии Феликса Эрдмана. Нас- колько я понимаю, дело идет к тому, что будет принята прог- рамма, которая направит труд и энергию на подготовку велико- го переселения во времени. Это займет несколько десятилетий, может быть, целый век. На целый век будет отсрочен выход в Большой космос, потому что две такие грандиозные программы одновременно, конечно же, не осилить. Но разве перенаселен- ность планеты - единственная побудительная причина дальней- шего проникновения в космос? Возможно ли замкнутое развитие цивилизации на ее нынешнем уровне? И если движение надолго будет остановлено, ограничено пределами Системы, то не утра- тит ли человечество нечто очень важное, что я не берусь объ- яснить - я не философ, а всего лишь пилот. Скажу в заключение: есть два звездолета и есть доброволь- цы. Необходима по крайней мере разведка. Тут говорили о том, что полет к звездам сопряжен с новым качеством опасности. Что ж, значит, нужны люди, обладающие смелостью нового ка- чества. Рано или поздно придется преодолеть инерцию. Рано или поздно человечество выйдет в Большой.космос. Но лучше - раньше". Я пробежал свою речь. Не знаю, как там с "ощутимым нале- том горечи", но свои мысли, кажется, мне удалось выразить. Никогда в жизни я не произносил лучшей речи. И уж, наверное, никогда не произнесу. Правда, она ни возымела действия. Гре- ков взял слово и разгромил меня в прах. Он говорил все то же: дальняя космическая связь исключает необдуманные разго- воры о замкнутом развитии цивилизации; никто и никогда не принимал бесповоротных решений, запрещающих выход за пределы Системы, - просто не настало для него время; перспективное планирование должно опираться на реальные возможности, и поскольку эксперимент в Институте физики времени такие воз- можности открывает... Словом, после бурной трехдневной дискуссии большинством голосов было принято решение отсрочить космическую программу и сосредоточить исследования, труд и энергетику на программе расселения во времени. Так-то, пилот Дружинин. Двумя чашками крепкого кофе я завершил свой завтрак. Нес- колько осоловев от необычно плотной еды, я сидел в кресле против Борга, и в голове вертелась все та же немудрящая, но почему-то запавшая в память песенка: "И снова гудят корабли у причала: начни все сначала, начни все сначала..." Какое прекрасное было начало, подумал я. Мы с Робином пронеслись сквозь время, как призраки. Да, черт побери, как призраки. Мы доказали, что прорыв в Большой космос возможен. Как счастлив я был тогда, как молод и счастлив, и уверен, что новая космическая эра настанет, вот она, совсем близко, распахни только дверь... И все рухнуло. Греков на этот раз добился большинства. "Ввиду серьезных сомнений в безопасности полета в хронокван- товом режиме - отменить предполагавшийся ранее разведыва- тельный выход за пределы Системы..." - Старший, - сказал я, - разве недостаточно было опыта нашего полета? Как ты сам теперь оцениваешь вероятность опасности? Борг посмотрел на меня долгим взглядом. - Риск, конечно, есть, - ответил он неопределенно. - Но риск есть и в обычном межпланетном рейсе... Мне вдруг расхотелось говорить об этом. Что толку зря мо- лоть? Ясно ведь сказано: "Ввиду серьезных сомнений..." - Ты куда-то исчез вчера после заключительного заседания, - сказал Борг, - а тебя разыскивал Самарин. Нехорошо это - выключать видео. - Я был в кино, потому и выключил. - Он вызывал тебя до позднего вечера. - Я смотрел четыре фильма подряд и вернулся в гостиницу около часа ночи. Сейчас вызову его, мне тоже надо... - Не трудись. Самарин, наверно, уже подлетает к Луне. - Черт... жаль, не успел... Борг отхлебнул из стакана. Какой-то он странный сегодня, подумал я, никуда не торопится, ничего не делает руками. - Он сидел у меня весь вечер, - сказал Борг. - Славно мы с ним поговорили... Между прочим: в ближайшие две недели оба корабля будут испытаны и войдут в строй действующих. Они бу- дут выполнять спецрейсы - разумеется, в пределах Системы и на обычном плазменном ходу. Самарин просил передать, чтобы ты был готов принять один из них. - Спасибо. Борг все смотрел на меня, испытующе как-то смотрел. - Хроноквантовый двигатель, понятно, снят не будет - слишком большая работа. Он будет отключен от питания и зап- ломбирован. Но не снят. Несколько секунд мы сидели молча, уставившись друг на друга. - Это тоже Самарин просил передать? - спросил я, - Нет. Это я от себя. Распломбировать двигатель и подключить питаниедело нехит- рое. Надо только хорошо знать, что к чему. Схему я знал хо- рошо. Недаром столько времени лазал по кораблю... - Нет. - Я покачал головой. - Нет, старший. Всю жизнь я только и делаю, что выхожу из графика... С меня хватит. Борг опять потянулся к стакану. - Н-ну что ж, - сказал он медленно, - выходить из графи- ка, конечно, не следует. Я понял, что разговор окончен. Но уходить не хотелось. Решительно не хотелось. Когда-то я теперь увижу Борга? - Старший, - сказал я, - ты понимаешь теорию расслоенного времени? - В самых общих чертах. - Вот я был на эксперименте, видел все своими глазами, но понять никак не могу... Ведь это же аксиоматично, что время не может течь вспять. - Оно и не течет вспять, - устало сказал Борг. - Все за- коны мироздания остаются на месте. - Позволь, но как же тогда... - Не спрашивай меня, Улисс. Обратись к Феликсу. Опять мы помолчали. Что ж, надо идти. Чего я расселся тут, на самом деле! Видно же, что Боргу не до меня. Я уже уперся ладонями в подлокотники, чтобы встать, но тут заме- тил, что Борг набрасывает что-то на блокнотном листке. - Вот, смотри, - сказал он, быстро заштриховывая промежу- ток между двумя параллельными кривыми. - Это, допустим, ре- ка. Течет сюда. - Он нарисовал жирную стрелку. - Течет сюда, и назад воде хода нет: разность уровней определяет направле- ние. Теперь представь себе, что это не вода, а время. Река Времени. Представил? Отлично. А вот лодка. В лодке плывем мы. Человечество - скажем так. И плывем мы, значит, по Реке Времени, куда оно, туда и мы, с той же скоростью. И проплы- ваем, скажем, мимо острова. Вот. - Борг нарисовал посреди реки неровный кружок и упер в него острие карандаша. - Та- кой, знаешь ли, милый островок, зеленые берега... - Знаю, - кивнул я. - Зеленые берега и белый домик-башен- ка под красной крышей. - Белый домик, - повторил Борг, мельком взглянув на меня. - Отлично, белый домик. Так вот, пронесло нашу лодку течение мимо острова - и никогда ты больше этот свой белый домик не увидишь. Правильно? Я молчал. - Он уже в прошлом, и ничего не вернешь. - Борг заметно оживился. - Но представь себе далее, пилот, что, пока несет тебя течение, ты изобрел весла. И ты начал грести назад - к островку с белым домиком. Трудно против течения, не так ли? Много надо потратить сил. Но вот ты тем не менее догреб. Он задумался, а я напряженно ожидал продолжения. - Ты вернулся, - сказал Борг, морща просторный свой лоб, - и снова увидел остров. И белый домик на нем. Ну конечно - место то самое. Но та же самая ли вода обтекает теперь этот остров? Отвечай, пилот! - рявкнул он вдруг. - Нет, - ответил я, глядя на него во все глаза. - Нет, конечно. - То-то и оно! Помнишь как Гераклит говорил? Нельзя дваж- ды войти в одну и ту же воду. Другая вода - другое время. Вот! - Борг помолчал и добавил: - Тут, конечно, время надо понимать в его материальном, энергетическом смысле. Впро- чем... Все аналогии, впрочем, примитивны. Он скомкал листок и отшвырнул в угол. - Я вот о чем думаю, - сказал я. - Допустим, такое пере- селение когда-нибудь состоится. Конечно, найдутся доброволь- цы, и часть человечества перенесется на миллионы лет на- зад... - На десятки миллионов, - вставил Борг. - Хорошо, на десятки. Они окажутся на необитаемой зем- ле... то есть нет... на земле, населенной ящерами. Вот еще, кстати, вопрос: поселенцам понадобятся большие площади для застройки, и они перебьют динозавров - перебьют, скажем, до того, как от этих динозавров произойдут первые теплокровные, млекопитающие... Можно ли представить страшные последствия такого вмешательства в эволюцию? Имеем ли мы право... - Да нет же, Улисс, - перебил меня Борг. - Не произойдет никакого вмешательства. Тех динозавров, которые были, пере- селенцы не встретят. Они будут в другом материальном потоке времени, пойми же. - Ну, допустим, - сказал я с сомнением. - Другой поток времени. Но пространство ведь то же самое? Переселенцы нач- нут его обживать, строить дома и прочее. Представь себе: они строят дом как раз на том месте, где стоит этот отель. Мы-то им не помешаем, нас для них еще нет. Но ведь нам-то их стройка помешает, она будет столь же материальной, как... ну, скажем, как кости динозавра, которые, может быть, лежат под фундаментом этого отеля. - Дались тебе динозавры! - с досадой сказал Борг. - Меша- ют они нам с тобой сейчас? Нисколько. Мы совпадаем, совмеща- емся с ними в пространстве, а во времени - нет. Точно так же не помешают нам стройки переселенцев. Остров с твоим белым домиком будет обтекать другая вода. - Вчера, перед началом киносеанса, - сказал я, помолчав, - слышал я, как спорили трое. Так вот, один утверждал, что загонять живых людей в прошлое бесчеловечно, что это хуже убийства, и все такое. Борг коротко взмахнул рукой. - Знакомые разговоры, - проворчал он. - Нечто в этом роде кричали, когда начиналось заселение Венеры... Кстати: пере- селенцы не останутся за непроходимым барьером, канал связи с ними будет сохранен. Во всяком случае, - добавил он, - все это - дело отдаленного будущего. В том-то и штука, подумал я. Отдаленное будущее. Но что делать нам сейчас? Вот вопрос... - Какие у тебя планы, старший? - спросил я, поднимаясь. - Полетишь на "Элефантину" или проведешь праздники здесь? Борг не успел ответить: пропищал его видеофон. Даже не пропищал, а, скорее, замурлыкал. У Борга даже видео было собственной конструкции, не как у всех. - Здравствуй, старина, еще раз, - услышал я незнакомый мужской голос на неважном интерлинге. - Здравствуй, Кнуд. - Борг поднес видео к лицу. - Ты та- кой румяный, что сердце радуется. Невидимый мне абонент захихикал. А потом: - Наш утренний разговор меня... э-э... ошеломил. Может, ты пошутил, старина? Помню, в школе ты любил... э-э... пошу- тить. - Да нет, - сказал Борг. - Какие там шутки! - Ты просил еще час на размышление, час прошел... э-э... Конечно, у нас в бюро найдется место для такого конструкто- ра, как Ивар Борг, но... может быть, ты передумал, старина? - Час - не слишком долгое время для размышления, но... В общем, я не передумал, Кнуд. Подыщи мне, пожалуйста, домик где-нибудь в пригороде, у моря. - Я живу в Торнбю, старина. Это, если помнишь... - Прекрасно помню. Торнбю - очень хорошо. - Значит, будем жить по соседству... Э-э... я даже не знаю, радоваться или нет, что ты... решил... - Я сам не знаю, - сказал Борг. - Ну, до свиданья, Кнуд, спасибо тебе. Он выключился, тяжело поднялся и заходил по комнате. - Старший, прости, что вмешиваюсь, но... что-то я не по- нимаю. - Очень просто, - четко выговаривая каждый слог, сказал Борг. - Я сделал все, что сумел. А теперь мы с моим старым другом Хансеном будем конструировать дегские игрушки. - Детские игрушки?.. - Да. - Борг залпом допил вино и налил еще стакан. - Как ты считаешь, пилот, - медленно спросил он, подойдя ко мне и вглядываясь в глаза, - до каких пределов простирается чело- веческое право на поступки? Я пожал плечами: - До разумных пределов. - До разумных пределов, - повторил Борг. - Да, конечно, ты прав. Разумные пределы... Ладно, ступай. Мне нужно хоро- шенько подумать... Будь здоров, Улисс, Глава двадцать четвертая ПРОЩАНИЕ Я шел по празднично оживленным улицам. Карнавал должен был начаться вечером, когда стемнеет, но уже сейчас чувство- валось его приближение. Вон спустилась со станции трансленты целая процессия, в шляпах с перьями, в средневековых камзо- лах, кожаных колетахне поймешь, не то моряки Колумба, не то стрелки Робина Гуда. Спешат куда-то, репетировать представ- ление, должно быть. Вон танцуют на площади девушки в звери- ных масках; их окружила детвора, галдит и смеется. У огром- ного визора толпятся, смотрят прибытие олимпийской команды одной из коммун. Уличное кафе - столики сдвинуты, пожилой шахматист дает сеанс одновременной игры. Да это же Корунья, экс-чемпион Системы, кумир нашего детства! Я постоял немно- го, глядя на орлиное смуглое его лицо. Надо же - Корунья! Вспомни, вспомни, как мы, зеленые школьники, забросили заня- тия и потеряли всякий покой во время его знаменитого матча с Вержбицким... До сих пор помню неувядаемую седьмую партию - внезапный рейд коней, сокрушительную, неудержимую атаку... Мне захотелось сыграть в сеансе против Коруньи. Захоте- лось, позабыв обо всем, слиться с праздничной толпой, наце- пить маску посмешнее, пуститься в пляс - ну вот с той бело- курой смеющейся девушкой, например. Чего мне, собственно, надо? Разве плохо этой милой девушке, всем этим людям под голубым сентябрьским небом? Куда ты их тянешь, Улисс? Будь как все, наслаждайся жизнью, не гонись за несбыточным. В конце концов, у тебя тоже есть дом и все такое. "Начни все сначала..." Леон ожидал меня у главного входа в центральный рипарт. - Зайдем, - сказал я. - Помоги мне выбрать новый костюм. Народу в рипарте было полным-полно - как всегда по празд- никам. Образцов одежды тоже было сколько угодно. Мы медленно шли по залам, задирая головы к витринам. - Снова входят в моду широкие пояса, - глубокомысленно сказал Леон. - Возьми вот этот костюм, синий с белым, как раз то, что надо. Я согласился и набрал код. Пусть будет синий с белым. Я заказал и плащ в тон костюму. Когда заказ приплыл по линии доставки, я пошел в кабину переодеваться. Перед тем как су- нуть старый костюм в утилизатор, я обшарил карманы - не ос- талось ли чего. Рука наткнулась на горсть сосновых иголок. Выбросить? Ладно, возьму их с собой. Иголки отправились в карман нового костюма. Ну, так... - Постой! - Леон схватил меня за руку. - А значок космо- навта? Зачем же его в утилизатор? И то верно. Я отвинтил значок со старой куртки и протянул его Леону: - Возьми. На память. - А как же ты? - удивился Леон. - Что это значит? - Мне он не особенно нужен, вот и все. Тут загудел мой видеофон. Вечно он не вовремя! Я, как был - в трусах и майке,- схватил видео, нажал кнопку ответа. Увидел немигающие глаза кошачьего цвета, ехидный рот... - А, это ты, Всеволод. Привет. - Привет, старший. Ты, наверно, ожидал вызова от кого-то другого? - Ничего я не ожидал. Что у тебя нового? Получил от на- чальства взбучку? - Получил. - И правильно. В косыофлоте нельзя своевольничать. - Бен-бо! - сказал Всеволод. - Я тебя вчера вызывал, у нас тут такие споры идут... Хотел сказать тебе, старший, что мы не согласны с решением Совета. Почти половина нашей груп- пы. - Почти половина - это уже хорошо. - Я приготовил целую речь, но вижу, ты не расположен... В общем, мы на твоей стороне. - Спасибо, Всеволод. Передай привет своим ребятам. Расп- ределение уже состоялось? - Нет. Ожидаем. - Просись вторым пилотом на венерианскую линию, - сказал я. - Почему на венерианскую? Я бы предпочел Юпитер... - Ну, как хочешь. Просто советую. Счастливо тебе. Переодевшись, я заказал еще два костюма, и рубашки в при- дачу, и ботинки. Леон только глазами хлопал, глядя на меня. - Куда ты столько набираешь, Улисс? - Да вот, решил приодеться. Как думаешь, не взять ли и этот, зеленый? Я написал на бланках заказа свой гостиничный адрес и су- нул их в щель приемного автомата. Потом, лавируя в густой толпе, я потащил Леона в книжный отдел. Там он был немедлен- но атакован юными любительницами изящной словесности, ему пришлось направо и налево надписывать свой последний сборник стихов "Левиафан". Тем временем я набрал гору книг, главным образом новинок на интерлинге, в том числе толстый трактат Селестена "Эволюция человека - куда она направлена?". Любо- пытства ради полистал альманах "Новое в этнолингвистике", раза два или три в нем мелькнуло имя Андры Холидэй - в связи с той африканской экспедицией. Некий ученый муж называл выс- казывания Андры об этимологии каких-то пигмейских речевых оборотов наивными. Попался бы он мне, этот гуманитарий! Ну-ка, как его фамилия? Я удивился: статья была подписана Эугеньюшем - тем самым, надеждой этнолингвистикн. Ладно, не мое это дело. Я положил "Лингвистику" обратно на полку и пошел выручать Леона. В музыкальном отделе мне пришлось обратиться к консуль- танту - полной пожилой женщине с желтыми полосами и доброже- лательным лицом. К сожалению, запись песни "И снова гудят корабли у причала" еще не поступила. Не желаю ли я послушать записи новейшей музыки? Я пожелал, но что-то новейшая музыка мне не понравилась: тягучая, как мармеладная резинка. Что-нибудь другое, пожалуйста. Леон поглядывал на часы. - Ты торопишься? - спросил я. - Нет, но... если ты решил обойти все отделы... - Больше никуда не пойду. - Я повернулся к консультанту: - "Хорал" Древесникова? Да, мы послушаем. У-у, какое вступление! Это подойдет. Что еще? Тетра-сим- фония "Жизнь человека" - пойдет! Можно и баллады Милтоуна: как-никак он был пилотом, прежде чем нашел себя в музыке. Композиторов прошлого века? Кто там? Скрябин, Равель, Про- кофьев, Хиндемит - отлично, возьму всех. А это что за крис- талл - "Песни великой революции"? Можно послушать? Я вздрогнул, когда мужественный баритон запел порусски - сдержанно и как-то очень доверительно: "Мы ехали шагом, мы мчались в боях..." Я увидел: скачут по степи всадники в краснозвездных шлемах, пригибаясь к конским шеям, руки с саблями вытянуты вперед... Да, не зря я заглянул сюда. Одна "Гренада" чего стоит! Куча кристаллозаписей громоздилась на столе, я заполнил бланк заказа и попросил все это доставить в гостиницу. Консультант сказала с максимально доброжелательной улыб- кой: - Ведь ты Улисс Дружинин, я не ошиблась? Вчерашнее твое выступление на Совете мне очень не понравилось. Оно может оказать вредное влияние на молодежь. - Это еще почему? - вмешался Леон. - Я много лет работала с детьми и знаю. Дети очень впе- чатлительны. Подумай сам, что будет, если после таких необ- думанных выступлений у подростков начнется космическая лихо- радка? Разве ты забыл, как они восприимчивы? Леон готов был вспылить, я поспешил увести ею прочь. - Классная дама из гимназических романов! - ворчал он, пробираясь вслед за мной к выходу из рипарта. - Попадись к такой в руки - закормит до удушья сладкими пряниками... Ах, деточки, не ходите в космос... - Брось, Леон. Классная дама, может, по-своему права. Мы помчались, а надо ехать шагом. - Вот как! И это говоришь ты, Улисс Дружинин? Я промолчал. Мы вышли на улицу, в людской водоворот. При- нято считать, что век урбанизации кончился, да и статистика показывает, что население старых городов значительно умень- шилось, люди предпочитают селиться "на природе", - а вот же как запружен город, какие толпы на площадях... - Да, перенаселенность - вещь нешуточная, - сказал Леон. Должно быть, вид праздничных толп вызвал у него те же ассо- циации. - В твоей речи, Улисс, мне больше всего понравились два слова: "преодолеть инерцию". В том-то и штука! Домоседы всегда составляли большую часть человечества. Оно привычнее - накатанная колея жизни. И спокойнее. Что говорить - план расселения во времени грандиозен. Но я не уверен, что, когда настанет время практического осуществления, не появятся вли- ятельные классные дамы обоего пола. Они начнут вопить: "Оду- майтесь! Куда вы хотите ввергнуть бедное человечество! Ах-ах! Вы хотите, чтобы люди повернули вспять, чтобы они дрались с хищными ящерами в черных болотах мезозоя? Фи!.." Шедшая навстречу пожилая чета испуганно отпрянула в сто- рону. - Что за манера - кричать на улице, - донеслось до нас по-русски. - Слышишь? - усмехнулся я. - Именно кричать надо! - Леон все же понизил голос. - На- до расшатывать инерцию. Нельзя откладывать на дальние време- на выход в Большой космос, если есть возможность сделать это сегодня. Улисс, мы не одиноки, ты знаешь сам. Будем драться за разведывательный полет. - Решение Совета может отменить только сам Совет. - Так заставим его отменить! Организуем выступления в пе- чати, опрос общественного мнения... - Вряд ли поможет опрос. Получится примерно та же карти- на, что при голосовании в Совете. Даже хуже. Леон остановился, загородив мне дорогу. Он смотрел на ме- ня беспокойно и удивленно. - Не пойму, что с тобой творится, Улисс. - А что такое? - Какой-то ты... смирившийся... Зачем ты подарил мне зна- чок? Для чего набрал столько барахла? Что ты задумал, Улисс? - Если тебе не нравится значок, отдай обратно. - Мне не нравится твое настроение. Он пристально смотрел, и я понял ход его мыслей. - Зря беспокоишься, - сказал я. - Тебе не придется го- няться за мной по Европе. Все в порядке, Леон. Не знаешь случайно, что идет в Интернациональном театре? Целую веч- ность там не был. - Почему же не знаю? Идет "Океанский прибой", инсцениров- ка романа Сорокина. - Стоящая вещь? - Неплохая. Улисс, я понимаю, тебе не хочется сейчас го- ворить... Пожалуй, действительно нужна разрядка... Но потом, когда ты отдохнешь, придешь в себя... - Там видно будет. Извини, что задержал, ты ведь куда-то торопишься. Леон посмотрел на часы: - Да, я опаздываю немного. Понимаешь, Нонна просила прие- хать. - Привет ей передай. Ну, Леон... - Я стиснул ему руку. - Спасибо тебе. - За что? - Вообще... Всего тебе хорошего. Уходя, я чувствовал, что он смотрит мне вслед. Потом тол- па захлестнула нас обоих. А мне было некуда торопиться. Я шел не спеша по улицам, по бульварам, утопающим в цветах и пестром праздничном уб- ранстве. "И снова гудят корабли у причала..." Я посмотрел "Океанский прибой" - хорошую драму, чем-то напоминавшую историю сложных отношений Тома и Ронги Холидэй, родителей Андры. Правда, действие тут происходило не на Зем- ле, а под водой - в рудничном поселке на дне Тихого океана. И еще я успел посмотреть комедию в Театре миниатюр довольно смешную, но, в общем-то, пустяковую. Было около полуночи, когда я вернулся в гостиницу. Я за- казал по инфору место на завтрашний рейсовый лунник. Попро- сил прислать одного из гостиничных мажордомов для упаковки вещей. Мой номер был завален свертками, пакетами, кипа-. ын книг, Я постоял у открытого окна, глядя на пляску огней в ноч- ном небе. Потом решился наконец: набрал код Андры. Она отве- тила сразу. - Не разбудил тебя? - Нет, что ты, у нас еще гости. Я рада, что ты вызвал, Улисс... - Андра, я улетаю. Надолго. Желаю тебе счастья. Прощай. Утром, перед отлетом, я вызвал Борга, чтобы попрощаться, но его видеофон не ответил на вызов. Я позвонил администра- тору и узнал, что конструктор Борг улетел вчера около пяти вечера. - Не говорил он, куда улетает? - спросил я. - Он заказал место на ближайший рейс к "Элефантине", - ответил администратор. Вот как, подумал я, значит, передумал Борг. Собирался к своему другу Хансену в Копенгаген, а улетел на "Элефантину". Я представил себе опустевший по случаю праздника звездолет и Борга - как он медленно идет один-одинешенек по коридорам, мысленно прощаясь с кораблем. С прекрасным кораблем, в соз- дание которого он вложил столько труда и таланта. Так-то вот... Я прилетел в космопорт за час до отправления лунника. Непривычно это - войти через пассажирский вход, сдать ба- гаж и, не заходя ни в пост ССМП, ни в диспетчерскую, разва- литься в кресле, попивать апельсиновый сок и перелистывать пеструю иллюстрированную пустяковину, которая испокон веков почему-то считается лучшим чтивом для пассажиров. Непривычно - и хорошо... Не надо бросать пилотский жетон в блестящее горло регист- ратора, не надо лезть в холодные объятия автоматического ди- агноста... Когда-то, читал я, инквизиция использовала для пыток жестяную статую человека. Она раскрывалась на две по- ловинки, а внутри вся была утыкана острыми иглами. Еретика вставляли в нее и захлопывали. Примерно такую же штуку соз- дали наши медили, и ни один пилот не пойдет в рейс, пока не побывает в "железной деве" - тесной кабине, в которой много- численные датчики вытягивают из тебя информацию о составе крови, ее давлении, пульсации, ритме сердца и мозга, о биоэ- лектрическом индексе и о мышечном потенциале. Я - пассажир. Мне не надо знать ничего. Объявят посадку - мое дело пойти за дежурной, пройти шлюз, затем мне покажут в салоне мое место, и - везите меня! Я сидел в зале ожидания и впервые в жизни читал "Памятку для лиц, впервые вылетающих в межпланетный рейс". Занятно все это было. А вернее, все это помогало мне отвлечься от беспокойных и не очень-то веселых мыслей. Но вот прозвучал мотив "внимание", и я, как и прочие пас- сажиры, повернул голову к информационному экрану. На экране возникла девушка из персонала космопорта, вполне типовая - двухцветные волосы, космофлотская черная блузка, улыбка, полная обаяния. Она оглядела зал, остановила взгляд на мне и негромко сказала: - Улисс Дружинин, тебя срочно вызывают в диспетчерскую. Кто-нибудь из товарищей пилотов, подумал я. Передать что-нибудь на Луну... Я пошел не торопясь, не теряя достоинства, как и полага- ется пассажиру, которого должны обслуживать по всем прави- лам. А спустя десять минут я уже томился в холодном нутре "же- лезной девы"... Надо же случиться такому: у первого пилота рожает жена. И первый пилот ужасно беспокоится. То есть он, конечно, и виду не показывает и хочет лететь, но провести "железную деву" ему, разумеется, не удалось. Подвел пилота биоэлектрический индекс, и его безжалостно отстранили от рейса, чем еще более усугубили его нервное состояние. А второй пилот - желторотый юнец, только что окончивший институт, и... Да что говорить, космофлот есть космофлот, никогда в нем не будет порядка. А я, понятное дело, тут как тут: удивительное у меня свойство влипать в разные истории!.. Ну ладно, может, оно и к лучшему - еще раз, в последний раз, посидеть в рубке лунника. И вот я уже сижу за командирским пультом, а второй пилот, с юношеским пушком на щеках и плечами многоборца, сидит в правом кресле и столь же откровенно, сколь и почтительно разглядывает меня - сказок наслушался, видно... - Как тебя зовут? - спросил я. - Икар, - ответил он застенчиво. - Родительское? - Собственное, - сказал он и застеснялся еще больше. Я хотел съязвить, напомнить, что издавна старые летчики считали Икара типичным аварийщиком, нарушителем инструкций, но воздержался. - Икар так Икар, - сказал я. - Давай читать молитву. Он послушно включил предполетный экран. На нем загорелась надпись: ГОРЮЧЕЕ? Я посмотрел на указатель горючего и нажал кнопку "ДА". Надпись сменилась новой: ЭКИПАЖ? "ДА". ПАССАЖИРЫ? "ДА". СВЯЗЬ? "ДА". Скучное это занятие - дублировать автоматику, которая и сама все знает, но ничего не поделаешь - ледяные правила космофлота требуют, чтобы командир лично ответил на все три десятка предполетных вопросов. Наконец мне позволили выйти на связь с дежурным диспетчером. Он прочел мне условия поле- та, которые я знал и без него. Но так было надо. Потом я по- лучил разрешение на связь со стартом. И только после этого я, сняв предохранительный колпачок со стартовой кнопки, соб- рался включить автомат старта. Правый пилот так смотрел на мой палец, будто из него сейчас вырвется плазменный ураган. - Икар, - сказал я, - нажми. Ах, как сверкнули у него глаза! - Можно? Мне? - переспросил он. - Не переспрашивай командира, Икар. Не все это любят. Ах, как старательно нажал он красную стартовую кнопку, сразу пересветившуюся зеленым светом, как благодарно посмот- рел на меня! Потом - такой привычный, такой знакомый рывок, когда кресло мягко утопает в гнезде амортизатора. Потом - педаль- ная подножка вздрогнула, встретила мои ступни и вежливо при- подняла их чуть выше, чтобы стабилизировать кровяное давле- ние... Я вступил в свои командирские права - право присутс- твия при действиях автоматики. Селеногорск по праздникам будто вымирает. Большинство се- ленитов улетает на шарик, остаются лишь самые необходимые вахты. Я шел пустынными селеногорскими коридорами, скользя взглядом по стенам, разрисованным и исписанным здешними ост- ряками. Устрашающее табло "Не входить!" над дверями Узла косми- ческой связи не горело. Я постучался - никто не ответил. Не- ужели и Робин улетел на праздники? Дверь поддалась нажиму, я вошел в холл. Здесь никого не было, кроме вычислительного автомата, из пасти которого торчал, как язык, кусок блед- но-розовой пленки. Я выдернул пленку, посмотрел - ряды цифр и знаков. Из-за двери аппаратной донеслись голоса. Я загля- нул туда. Дед сидел спиной ко мне - сухонький, сутулый, в неизмен- ной своей черной шапочке; перед ним стоял столик, заваленный таблицами и обрывками пленки. А вдоль слепых, отдыхающих эк- ранов прохаживался Робин, засунув руки в карманы комбинезо- на. Для полноты картины не хватало только "среднего звена" великой династии космических связистов. Но я знал, что Ана- толий Греков занят сейчас другими делами - в Совете шла се- рия совещаний, разрабатывалась новая программа... - Легко твердить "не годится, не годится", - говорил Ро- бин, продолжая мерно вышагивать из угла в угол. - Если бы вы с отцом с самого начала сделали упор на элементарные плане- тологические вопросы, а не на теорию информации... Тут он повернулся и увидел меня. - Какими судьбами? - Робин широко развел руки и заулыбал- ся, но улыбка не согнала с его лица выражения озабоченности. - Садись, Улисс, сейчас мы... - Без теории информации, - проскрипел Дед, - без выработ- ки кода вообще не стало бы возможности обмена. Он тяжело поднялся, кивнул мне. Я протянул ему пленку: может быть, там значилось нечто важное? Дед посмотрел, бро- сил пленку на стол и сказал: - Все то же. - Волоча ногу, он направился к двери. - От- дохну немного перед обедом, Михаил. Мы остались вдвоем с Робином. - Что хорошего, Улисс? Впрочем, знаю, знаю - хорошего ни- чего нет. Возвращаешься на свой корабль? А у нас тоже сплош- ные неприятности. Ни черта не можем понять, что стряслось с Сапиеной. - Молчит? - спросил я. - Молчит! - Робин постучал костяшками пальцев по главному экрану, будто этот стук мог пробудить от спячки неведомых абонентов на другом конце канала связи. - Запросили рецепт открытого огня - и замолчали. Мы тут ломаем голову, загрузи- ли алгоритмами догадок логические машины. Но все наши гипо- тезы не стоят... не стоят застежки на твоем костюме. Кстати, недурной костюмчик. Теперь такая мода пошла?.. Понимаешь, мыслим по-земному! Слишком по-земному. И машины наши антро- поидны. Вот в чем беда. Ты прав, подумал я. Прав как никогда. Мы еще не готовы для разговора с Большим космосом. Далеко ли мы ушли от неан- дертальцев, тупо таращивших глаза на звездное небо, такое непонятно-пугающее? Положим, знаем мы неизмеримо больше, но вот понять... Для того чтобы понять, надо быть там. Надо стать наконец homo universalis. - Что? - спросил Робин. - Не понял твоего менто. "Раньше ты понимал меня лучше", - с внезапной горечью по- думал я. - Нет, я не посылал менто. Послушай, а ты уверен, что они просили именно огонь? Может, вы их вовсе не поняли и послед- ний сигнал означал просто "не хотим больше с вами разговари- вать"... Робин отлепился от экрана и присел на край стола, небреж- но отодвинув груду бумаг и пленок. Кажется, он немного успо- коился, во всяком случае ответил он примерно так, как бывало прежде, когда мы летали вместе: - Я всегда говорил, что у тебя светлый ум, Улисс. - И, помолчав, добавил: - Вообще-то замечание резонное. Сколько уже месяцев я выверяю код... Да нет, при всем его несовер- шенстве сигнал расшифрован правильно. Мы тут с Дедом перево- рошили всю документацию, весь обмен с самого начала. Не хо- тел я вытаскивать Деда на Луну, отрывать от мемуаров, но пришлось... - Значит, нужен огонь, - сказал я. - На Земле давно нe пользуются открытым огнем, но каждому дураку известно, что огонь бывает разным. Не обязательно при соединении вещества с кислородом. Многие металлы горят в хлоре, некоторые окиси - в углекислоте. Если бы знать наверное, какая там атмосфе- ра... - Вот именно. По нашим скудным сведениям, атмосфера у них нашего типа. Но, конечно, уверенности нет. - Ну, допустим. Для чего был нужен открытый огонь? Перво- бытные люди грелись у костра, жарили мясо, отпугивали хищни- ков... - Брось, Улисс. Мы перебрали все варианты - даже такие, о каких не слыхивали. Машина выдала все, что хранилось в памя- ти. Ясно, что при высоком уровне развития открытый огонь не нужен - он неэкономичен и грубо управляем. Первый логический вывод: высокоразвитая цивилизация попала в некие условия, исключившие обычную энергетику. - Логично, - сказал я. - Может, снизилась внутренняя ак- тивность центральной звезды их системы, и тот вид энергии, на котором работает техника Сапиены... - Думали, думали! - Робин опять забегал по аппаратной. - Понимаешь, не умеем мы представить себе жизнь, резко отлич- ную от нашей. Так и лезут земные аналогии. Знаешь, что приш- ло мне в голову, Улисс? - Он остановился передо мной, сунул руки в карманы. - Вот наша Солнечная система - она кружится вокруг центра Галактики по такой гигантской орбите, что за время своего существования сделала всего пять или шесть обо- ротов, верно? А человеческая история и вовсе умещается в нескольких градусах этой орбиты. Так? - Пожалуй. Что из этого следует? - Не гипотеза, Улисс. Не знаю даже, как назвать... незре- лая мысль... Какие области пространства еще предстоит пройти нашей Системе, в каких полях тяготения, в каких вихрях излу- чений предстоит ей побывать? И вот, скажем, Сапиена... Вмес- те со своей системой она могла войти в некую область, пере- секаемую орбитой... в такую область Галактики, где энергети- ческие условия... Робин увлекся, дал волю фантазии, а вслед за ним и я, и только Ксения, вызвавшая Робина на обед, прервала наш разго- вор. В столовой было отнюдь не многолюдно. Четверо селенитов, уже отобедавших, сидели перед визором - там передавали праздничную программу, Знаменитый Герасим, аккуратнейший из роботов, принес нам еду. Ксения пожаловалась мне, что как наступают праздники, так уж непременно что-нибудь помешает улететь на шарик. Те- перь вот она и могла бы полететь, срочных дел нет, так Робин затеял работу, которой конца не видно. Сапиена, Сапиена - только и слышишь от него... - А ты бы взяла и одна полетела на праздники, - сказал я. - Одна? - Ксения удивленно подняла брови. - Ну, знаешь ли... В конце концов, и по визору все можно увидеть. - Правильно! - заявил Робин и потрепал ее по плечу. Вошел Дед. Скосил сердитый взгляд на визор, поморщился. - Отдохнул? - спросил Робин. - Как себя чувствуешь? - Был бы вам чрезвычайно обязан, молодые люди, - отнесся Дед к селенитам у визора, - если бы выключили эту мерзость. - Иван Александрович! - взмолился кудрявый селенолог Мак- ги. - Какая же это мерзость? Такие славные песни... - Сделай, по крайней мере, потише. - Дед положил на та- релку салату. - "Славные песни"! - проворчал он. - Нету на вас Черного робота. Робин подмигнул мне. Я понял и попросил Деда рассказать историю о Черном роботе. Я знал ее в переложении Робина, но от самого Деда не доводилось слышать. Я готов был слушать все истории Деда подряд, лишь бы отвлечься от мысли о собс- твенной невеселой истории... Дед отнекивался, но мы насели на него дружно. И он сдал- ся. РАССКАЗ О ЧЕРНОМ РОБОТЕ-ХРАНИТЕЛЕ ТИШИНЫ Это давняя история, друзья. Теперь уже никто не помнит, как звали изобретателя, создавшего Черного робота. Но у ис- тории причудливая память, и она сохранила имя Василия Крю- ченкова-первой жертвы Черного робота. Почему бронированное чудовище выбрало именно его - тайна, которую так и не уда- лось раскрыть. Ведь таких, как Вася Крюченков, было мно- го молодых ребят, любивших громкую музыку. И почему первый Черный робот появился именно в Рязани, тоже неизвестно. Во- обще появление Черных роботов с самого начала было окутано тайной. Так вот, в то утро Вася Крюченков спешил на работу, во вторую поликлинику. Он был зубным техником, Вася Крюченков, и к тому же хорошим зубным техником. В те времена люди с удивительной легкостью запивали огне- дышащий борщ ледяным пивом, и зубы сначала "сводило", а по- том они начинали портиться, и поэтому хороших зубных техни- ков очень ценили. В том числе и в Рязани, конечно. Вася. Крюченков спешил на работу, потому что он не любил опаздывать, и еще потому, что с утра ему предстояла ответс- твенная примерка нижней челюсти одному больному. Этот... как они назывались... троллейбус был переполнен. Кто читал газету, кто смотрел в окно, а кто сидел, уставясь на стихотворный плакат: "Всегда следи за чистотой, веди себя культурно, билет использованный свой бросай, товарищ, в ур- ну!" Тогда любили такие плакаты. А пассажиры помоложе делали то же, что и Вася: слушали портативные приемники, транзисто- ры, как их не совсем правильно называли. А так как владельцы этих самых транзисторов слушали разные передачи, то все пас- сажиры в сотню ушей одновременно воспринимали примерно такую звукосмесь: Нападающие армейцев навесили мяч на штрафную... Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет... Однако, при рассмотрении законопроекта верхняя палата,.. А теперь поставьте ноги на ширину плеч... В целом по области на сто семь и две десятых... Васин сосед, этакий пожилой дядя с печальными глазами, выцветшими то ли от возраста, то ли от ежевечерних сидений у телевизора, оторвался от журнала "Здоровье" и сказал с лег- кой укоризной в голосе: - Вы бы потише, молодой человек. Нельзя же так... Некуль- турно... Вася искоса глянул на соседа, вернее, на измятый лацкан его пиджака. Замечание было настолько смешным, что Вася даже не счел нужным ответить. Он только немного прибавил гром- кость, предоставив соседу возможность дойти своим умом до осознания несуразности собственных слов. Другие владельцы транзисторов тоже прибавили громкость, потому что им хоте- лось слушать свои любимые передачи, а не Васину. Личный вкус - это ведь главный признак индивидуальности человека. Сосед отодвинулся от Васи как только мог. Прямо вжался в стенку троллейбуса. Что-то он еще сказал, Вася разобрал одно лишь слово: "некультурно". Но и тут Вася не вспылил. Только бросил снисходительно: - Эх вы, не знаете, что радио - это культура. И уже этот троллейбус, набитый музыкой и прочим радиове- щанием, подходил к Васиной остановке у второй поликлиники, как вдруг... В раскрытом окне мелькнуло что-то черное. В следующий миг нечто жесткое и холодное стиснуло Васины колени... Вася был абсолютно прав, сказав, что радио - этэ культу- ра. Более того: вы прекрасно знаете, друзья, какой гигант- ский вклад внесло радио в человеческую цивилизацию. Правда, Александр Степанович Попов не мог предандеть всех последствий своего великого изобретения: он помышлял главным образом о спасении кораблей. Не задумывался о последствиях и Томас Эдисон, изобретая систему звукозаписи. Он, наивный человек, очень обрадовался, когда первый фонограф прохрипел: Ах, у Мэри был ягненок с шерсткой белоснежной, И куда б она ни шла, он бежал за девой нежной... Радио произвело переворот в человеческой жизни почти столь же значительный, как изобретение нашими предками ям для ловли мамонтов. Но если мамонтоловки были полезны во всех отношениях, то радио, кроме несомненной пользы, стало со временем приносить несомненный вред. Рупоры уступили место диффузорам магнитодинамиков, грам- мофонная пластинка - магнитной ленте. И уже не только в го- родах, но и в некогда тихих райцентрах орали, содрогаясь от собственной мощи, динамики. Страшные динамики проникли в поезда и пароходы, даже в автобусы дальнего следования. Почему-то было принято счи- тать, что пассажир желает слушать музыку с раннего утра до позднего вечера. И если он пробовал протестовать, то все равно его слова тонули в оглушительном лае: А пока - наоборот! Только черному коту и не везет! И, может быть, только в какой-нибудь горной деревушке в далеких Андах сохранилась первозданная тишина. Надо сказать вам, что еще до бурного развития радио чело- вечество предупреждали. Был такой писатель, да его и сейчас почитывают, - Жюль Верн. Он был фантаст и любил описывать будущее. Так вот, он писал: "Пусть музыка всего лишь худо- жественно упорядоченные колебания звуковых волн - лучше все-таки, чтобы эти колебания не превращались в оглушитель- ную бурю". Неплохо сказано, правда? А ведь во времена Жюля Верна лю- ди слушали музыку в несколько сот раз реже, чем сто лет спустя, а громкость естественного звучания, при которой воспринималась тогда музыка, не идет ни в какое сравнение с ревом динамиков, когда звуковое давление на органы слуха подходит к болевой границе. Однако фактор психического воздействия шума гораздо опас- нее, чем механическое звуковое давление. Ведь человеческий