ловка, да? - Да... кажется... - Против ожидания, Андра нисколько не обрадовалась благоприобретенной родственнице. - Ты чем-то расстроена? - спросил я. - У тебя грустные глаза. Она выпрямилась и вскинула на меня взгляд, и вдруг я по- нял не знаю каким - шестым или седьмым - чувством, что слу- чилось страшное, непоправимое. "Не надо, молчи!" - хотел я крикнуть... - Улисс... мы столько времени не виделись, я столько должна тебе рассказать... - Не надо, - услышал я словно бы со стороны свой голос. - Я очень много пережила за это время... О черт! "Столько времени", "это время" - к чему тянуть? - Кто? - спросил я, с трудом шевеля языком. - Этот... Эу- геньюш? - Да ничего подобного, ничего подобного! - быстро загово- рила она, наклонясь ко мне. - Ничего подобного не было, ты не имеешь права так думать обо мне, здесь совсем другое... - Другое? - переспросил я. И тут меня осенило. С ошелом- ляющей быстротой пронеслись обрывки впечатлении, сцепляясь в одно целое, - пристальный взгляд, просверливший мне затылок, и жирная красная надпись на пленке среди формул: "Андра", и сегодняшний испуг, и поспешное бегство... - Феликс, - сказал я. - Ни разу, ты слышишь, ни единого разу он не обмолвился о своем чувстве, да и вообще никогда мы не оставались наедине, он сторонится меня. Но ведь не скроешь... Я думала, моя по- ездка в Африку покончит с этой нервотрепкой. Нет. С ним пря- мо не знаю что творится, какие-то чудачества... да нет, не чудачества-срывы. Ты же знаешь, какой он... - Андра, уедем отсюда, уедем, улетим в Конго, на Луну, куда хочешь, вот сию минуту, куда глаза глядят... Родная, уедем, уедем, - заклинал я ее с внезапно пробудившейся верой в спасительность расстояний. - Не говори сразу "нет", поду- май, вспомни, как было нам хорошо. Андра! Я продолжал еще что-то говорить, боясь остановиться, бо- ясь окончательности, но уже знал, что все кончено. Плыли корабли на фресках, уплывало короткое мое счастье, бородатый бог хмуро глядел на меня с паруса "Кон-Тики". Я умолк. Там, сзади, трахнули кулаком по столику, зазвенела посу- да, тот же раздраженный голос произнес: - Полная бездарность, и никто меня не переубедит! Я машинально оглянулся. Парень с презрительной губой дер- жал в поднятой руке стакан, толстушка продолжала льнуть к нему. Тот, со знакомым разворотом плеч, повернул голову в профиль, это был Костя Сенаторов. Давно мы не виделись, но сейчас мне было не до него. - Едоки, - сказала Андра, взглянув на шумную компанию. Я налил вина ей и себе. Она положила на мою руку свою, сухую и горячую. - Ты сильный, Улисс. Еще бы, подумал я, отводя взгляд, чтобы не видеть стра- дальческого выражения в ее глазах. Еще какой сильный! - Он невероятно беззащитен. И живет так неприкаянно... - Нет, - сказал я, - не из жалости к нему ты уходишь. Уж лучше молчи... Злость, обида, нестерпимая боль переполняли меня. Я зал- пом выпил вино. Кто говорил, что вино спасает от горя, приг- лушает отчаяние? Чепуха все это. Я сидел трезвый, как соба- ка... как глупый побитый пес... Молчи, Андра, не нужно ничего объяснять. Знаю, ты была искренна, говоря, что тревожилась за меня, когда я ушел в безрассудный полет. Ты не лгала, нет, нет, не лгала, когда уверяла меня (и себя), что мое примарское происхождение тебе безразлично. Но, как видно, память прочно хранит впечатления детства... воспоминание о том, как чуть было не погиб Том Холидэй, твой отец. Как бы мы ни пытались забыть, зашвырнуть прошлое в дальние, глухие углы памяти, ничего не выйдет, оно всегда с нами. А может, не в этом вовсе дело? А просто... ну вот, совсем просто: ты исчерпала меня и уходишь к другому... Ненавижу этого гения! Я посмотрел на Андру. Она беззвучно плакала, наклонив го- лову и прикусив губу. Жалость? Пусть жалость, пусть все, что угодно. Только не могу я видеть, как ты плачешь. Ни в чем тебя не виню. Ты та- кая, какая есть. - Не плачь, - сказал я. - Ты права. "Какой же ты мужчина?" - читал я в осуждающем взгляде бо- родатого бога. "Идиот!" - потрясали копьями викинги. "Сумасшедший!" - вкрадчиво шелестели за окном плети ви- ноградного вьюнка. - Ты нужнее ему, - сказал я. - Все равно у нас не жизнь, а сплошная разлука. А потом я улечу надолго, Может, до конца жизни... Не плачь. Вот, выпей вина, Андра покачала головой. ...Я смутно помню, как очутился на этом трамплине, над ослепительной полосой искусственного снега, круто уходящей в голубую бездну. Я даже не помнил, как называется этот дивный курортный городок в гуще Тюрингенского леса и как мы туда попали. Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю, как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как закрепил на ногах лыжи и выпрямился, чтобы набрать воздуху перед прыжком... Нет, не с этого надо начать. Не с этого. По-настоящему хорошо я помню только, как уходила Андра. Я убедил ее, что нет смысла пропускать вечернее заседание конгресса, и она, приведя в порядок лицо, медленно пошла меж столиков к выходу. Я не смотрел на нее, но слышал каждый ее шаг. Каждый шаг-будто удар по сердцу. Ты-силь-ный-Улисс-ты-силь-ный... Потом я увидел ее в окно. Она остановилась на площадке перед кафе, в желтом костюме под распахнутым черным пальто, и оглянулась на окна кафе. Я поспешно отвел взгляд. Подперев подбородок кулаком, я смотрел на черный борт "Челюскина", зажатый льдами. Не пом- ню, сколько времени я так сидел. За окном стало смеркаться, в зале вспыхнул свет. Надо было куда-то девать себя. Я взял свой стакан и направился к Косте Сенаторову и его шумной компании. И вот с этого момента в памяти у меня появились провалы. Помню, как парень с презрительной губой - звали его Готф- рид, но называли уменьшительно: Готик, - держа в одной руке стакан, а другой обнимая меня за шею, читал свои стихи. Толстушка восторженно смотрела на него и шепотом повторяла за ним слова. Костя подливал мне вина. Был еще там на ред- кость жизнерадостный брюнет с усиками, он то и дело прини- мался бурно хохотать, даром что в стихах не было ничего ве- селого. Рядом с ним сидел молчаливый человек с печальными глазами навыкате, он наливался вином, его тонкие нервные пальцы слегка дрожали. Мне стихи надоели, я стряхнул с себя руку Готика. - Что, не нравится? - воинственно спросил он, жарко дыша мне в лицо. - Нет, - сказал я. - Ну, так уходи отсюда! - закричал Готик. - Иди к своему Ребелло, к Травинскому, ко всем этим бездарностям. Иди и слушай их дурацкую писанину! Костя одним движением руки отодвинул его от меня вместе со стулом. - Сиди, - сказал Костя и налил мне еще вина. - Никуда я тебя не пущу. Сто лет не виделись. Не обращай на него внима- ния, - кивнул он на Готика. - Он парень ничего, только надо к нему привыкнуть. Надо было уйти. Но куда? Дома у меня теперь не было. Дом стоял с темными слепыми окнами. Из тумана выплывали лица, я слышал обрывки фраз, голос Кости гудел над ухом... - Славные ребята... Вот этот, черный, марсианин, знаешь какой веселый? Начнет всякие истории... держись! Ему скоро на Марс возвращаться. Завтра, кажется... Доктор тоже... Не смотри, что он молчит. Проснулся я в номере какой-то гостиницы и так и не сумел вспомнить, как сюда попал. Я подошел к окну. За ажурными мачтами инфор-глобуса текла спокойная, серебристая на утрен- нем солнце река. На том берегу виднелась окраина города, старого и тесного. Я видел, как из дверей гостиницы выходили люди и направлялись к станции трансленты. Голова у меня была тяжелой, и не было спасения от тоски. Вошли Костя с Марсианином. - Ну как, выспался? - закричал Костя с порога. - Одевай- ся, пойдем перекусим! Неман хорош, а? Красавица река! Выку- паться не хочешь? Нет? Ну и не надо! - Он засуетился, полис- тал расписание аэропоездов, бросил, схватил графин с ка- ким-то освежающим напитком, заставил меня отпить. Марсианин, еще сонный, топорщил черные усики. - Эх, ребята, - сказал он, зевая, - кончается мой отпуск. Надо на Марс возвращаться. - Он у тебя неделю назад кончился, - заметил Костя. - Ну и что? Не могу я, что ли, еще недельку погулять? По- жил бы ты с мое на Марсе... Вот завтра улечу от вас. А се- годня погуляю еще. Долго вы будете собираться? - Ты пойди в кафе, закажи что-нибудь, - сказал Костя, - а мы сейчас спустимся. Марсианин вышел. - Славный малый, - сказал Костя, сев на подоконник. - Он знаешь кто? Техник на климатической установке. Там, на Мар- се. Одевайся, Улисс, чего ты стоишь как приклеенный? Сколько мы не виделись! Знаю, ты занят, летаешь, но хоть разок выз- вал бы меня по видео, а? Ладно, ладно, знаю... С тобой вче- ра, если не ошибаюсь, Андра сидела, студентка Веды Гумана, она что - жена? - Нет, - сказал я. - А ты тоже в отпуску? - Я? Понимаешь, Улисс, надоело на батискафе. Ну что это - водоросли и водоросли. Не по мне эта подводная агротехника. Я, знаешь, может, в Гренландию махну. Там огромную ремонтную базу строят, им вертолетчики нужны позарез. Как ты думаешь? - Неплохо, по-моему. - Boт и я так. Хоть на вертолетах полетать... На днях махну туда. Может, завтра... - Костя, - сказал я, натягивая брюки, - как мы очутились тут, на Немане? Он спрыгнул с подоконника, забегал по комнате. - Ты вчера заснул! Сидел, сидел, и вдруг-хлоп, заснул. А мы как раз собирались лететь с последним аэропоездом. У нас Доктор... как бы сказать... не забывает в расписание загля- нуть. Он знаешь какой славный? Молчаливый немного... Ну, мы взяли тебя под руки... - Ясно, - сказал я. - Пойдем. Когда мы выходили из комнаты, загудел мой видеофон. Я вы- тащил его из кармана и швырнул на кровать. Внизу, в гостиничном холле, у стола администратора стоял Доктор. Мы с Костей подошли к нему. - Возможно, нам придется задержаться на два-три дня, - говорил Доктор. - Как вам угодно, - с ледяной вежливостью ответил адми- нистратор. - Никто не вправе вас торопить. Я говорю лишь о том, что получатся крайне неприятно, если приедут занятые люди и придется им отказать за нехваткой мест... Костя потащил меня в кафе. Там уже сидел за столиком Мар- сианин. В высоких стаканах пенилось золотистое вино. Мы вы- пили, и Марсианин принялся рассказывать какую-то историю, то и дело взрываясь хохотом. Пришел Доктор. Он залпом опорожнил свой стакан и сказал тихим голосом, что здесь ничего инте- ресного нет, и, пожалуй, лучше всего будет улететь аэропоез- дом в шестнадцать сорок. Пальцы у Доктора слегка вздрагива- ли. - Куда вы хотите лететь? - спросил я. - Да, в общем-то, все равно, - сказал Костя. - Этот поэт, что вчера с нами сидел, кажется, на Цейлон собирался. Может, махнем и мы? А, Улисс? Я выпил еще. - Костя, - сказал я, - мне надо разыскать одно лесное озеро. Не знаю, где оно лежит, но оно где-то есть. Вокруг лес... и белый домик на берегу... башенка такая с красной островерхой крышей. - Озеро с башенкой? Знаю! - вскинулся Костя с таким пы- лом, словно всю жизнь только и мечтал показать мне это озе- ро. - Знаю, где твое озеро, - в Татрах! Или в этих... ну, рядом... в Бескидах! Едем! В горах было холодно, зима здесь что-то на редкость затя- нулась, и, конечно, никакого озера мы не нашли. Налетела свирепая метель, загнавшая нас в какую-то бревенчатую хижину с резными темными панелями. Туманно припоминаю, как мы сиде- ли в этой хижине за длинным столом и пили. Было многолюдно: тут укрылись от непогоды туристы и лыжники. Группка парней поглядывала на меня, я услышал, как один сказал: "Да нет, не может быть. Тот пилот, а этот больше на едока смахивает". Я вышел на крыльцо, снег и ветер накинулись на меня, залепили лицо. Я побрел, не глядя, проваливаясь в сугробы. Чья-то ру- ка схватила меня за шиворот, сквозь вой метели я услышал злой Костин голос: - Рехнулся?! Тут же пропасть... Потом, не знаю, сколько дней прошло, я проснулся ночью от стука в дверь. Я потащился к двери, приоткрыл ее. Пожилая женщина, гостиничный администратор, спросила: - Ты Улисс Дружинин? Тебя срочно требуют к инфору. - Кто требует? - Травинский, - сказала она. Я тупо смотрел на черную ленточку в ее седых буклях. - Скажи ему, старшая, что... я уехал. Меня здесь нет... Женщина поджала губы и, не ответив, ушла. Я поспешил к Косте. Спустя полчаса мы поеживались от предутреннего холода на станции аэропоезда. Мы нигде не задерживались. Если бы мы могли обходиться без кафе и гостиниц, то и вовсе не показывались бы людям на глаза. Неведомая сила - так, кажется, писали в старых рома- нах? - неведомая сила гнала нас вперед и вперед. Мелькали города. Мы бродили в какихто лесах, выходили сырыми тропами к каким-то озерам. Все было не то, не то... Незаметно исчез Марсианин. Зато к нам присоединился Поли- карпов, которого я невзлюбил с первого взгляда. У него был аккуратный зачес на косой пробор и одутловатое лицо, как будто он держал воду во рту. Он радостно захихикал, когда узнал, что я тот самый пилот, который... ну, и так далее. - Вот! - сказал он, глотая окончания слов. - Наглядный пример. Разве честный челаэк выдержит засилье всех этих нич- тожных конструкторов-изобретателей, Боргов всяких, Феликсов Эрдманов... - Пошел ты ко всем чертям! - сказал я. Костя поспешил нас мирить. Поликарпов был обижен на чело- вечество, отвергнувшее какие-то его изобретения. Однажды он пытался показать нам фильм, проектируя его на собственные ногти, покрытые особым составом. Этот состав он изобрел. И еще что-то в этом роде. Он показывал копии своих писем в Со- вет изобретателей, начиненные ядом и завистью. Он отыскивал в газетах сообщения о новых изобретениях и комментировал их с гадким ехидством. Чужого успеха этот человек с благообраз- ной внешностью не переносил совершенно. Как-то раз я пригрозил набить ему морду, и он отвязался от нас. Мы мчались дальше. Мы то и дело сворачивали от магист- ральной евразийской трассы, снова возвращались на нее, пет- ляли, словно за нами шла погоня. Я знал, что меня разыскива- ют по инфор-глобус-системе. На какой-то станции, только мы вышли из кабины аэропоезда, загремело радио: "Улисс Дружи- нин, тебя просят срочно пройти к инфору". Мы сидели втроем на зеленой траве, перед нами высился ги- гантский памятник в честь какой-то старинной битвы. С верши- ны памятника, опершись на мечи, слепо смотрели воины, над ними медленно плыли пухлые облака. Костя озабоченно листал карманный атлас. - Может, мы не там ищем, Улисс? - сказал он. - Может, оно не в Европе вовсе, твое озеро, а где-нибудь в Америке? - Может быть, - сказал я, с тоской глядя на каменных вои- нов. - Белая башенка с красной крышей, - вслух размышлял Кос- тя, морща лоб. - Теперь такие не строят. Значит... Постой... Постой... Белая башенка под красной... Ну конечно, это ста- ринный романский стиль! Верно, Улисс? - Не знаю, - сказал я. Мне было все равно, какой стиль. Не найти мне моего озера... - Давайте, друзья, махнем в Южную Америку! - заявил Костя неестественно бодрым голосом. - А? Полно озер, всяких там памятников испанской старины... И португальской... А? Как думаешь, Доктор? - Вот что я думаю, - медленно и тихо отозвался Доктор, вертя в пальцах зеленую былинку. - Поигрались - и хватит. Нет нигде твоего озера... "Есть, где-то есть", - подумал я, но не стал спорить с Доктором. - Тебе с нами не по дороге, Улисс. Возвращайся к своим... к своему делу. - А ты? - сказал я. - Почему ты не возвращаешься? Он не ответил. Костя тоже молчал, низко опустив голову. Не помню, как мы очутились в курортном городке в гуще Тю- рингенского леса. Никогда я не видел такого сияющего неба, таких прекрасных старых елей. Толпы курортников стекались к трамплинам-шли состязания горнолыжников. Мне почудилось, будто в толпе мелькнуло озабоченное лицо Робина. Да нет, от- куда ему здесь быть, он за четыреста тысяч километров отсю- да, в Селеногорске... Может, я выпил утром слишком много вина, только мне взбрело вдруг в голову прыгнуть с трамплина. Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю, как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как закрепил на но- гах лыжи. Потом выпрямился, чтобы перевести дух. Полоса ис- кусственного снега уходила в голубую бездну, терялась в тем- но-зеленом разливе леса. Голова кружилась. Мелькнула мысль, что в таком состоянии вряд ли я смогу... вряд ли удержусь, приземляясь... Ну и хорошо... Вот и прекрасно, лучше не при- думаешь... Я набрал полную грудь воздуха и вынес вперед палки, чтобы как следует оттолкнуться... В тот же миг кто-то, пыхтя и шумно отдуваясь, обхватил меня и рванул назад. Я потерял равновесие, упал... - Пусти! - прохрипел я. Робин - все-таки он был здесь, а не на Луне - рывком под- нял меня на ноги, и тут же кто-то второй вцепился в мою ру- ку. Это был Леон. Они повели меня к эскалатору. Лица у них были мокрые от пота, и оба никак не могли отдышаться. Я не сопротивлялся. Просто не было сил, Глава шестнадцатая НА ВЫСОКОМ ВОЛЖСКОМ БЕРЕГУ Был вечер. Я лежал в кресле-качалке и смотрел на звезды, пылающие в черном небе. Звезды, звездные моря... Их видели тысячи лет назад астрономы Древнего Египта и Древнего Шумера. Их видели Гиппарх и Аристотель. На них нап- равил первый телескоп Галилей. Под этими самыми звездами был заживо сожжен непреклонный Джордано Бруно, не пожелавший от- казаться от идеи бесконечности Вселенной и бесчисленности обитаемых миров. Вы, равнодушные, недосягаемые! Намного ли приблизилось к вам человечество с тех пор, как отпылал костер Бруно? Мы знаем о вас много. Мы вышли на окраину Системы. Наши радиозонды обшаривают галактики, и вот уже несколько десяти- летий идет диалог с Сапиеной - другим островком разумной жизни. Но значит ли это, что мы приблизились к вам, звезды? Правда, был наш отчаянный прыжок. Мы с Робином первыми из людей выбрались "за берег, очерченный Плутоном". И все же - нет, мы не приблизились. Высунули на какой-то миг нос из ворот - и скорей обратно. Обратно, в обжитое пространство, к привычным полям тяготения, в нормальный бег времени. Ишь куда захотели, смутьяны! А ну, давай назад! Костер Бруно? Бросьте! Иные времена на дворе. Получите дисциплинарное взыскание. И запомните раз и навсегда: су- ществует целесообразность. Ее Величество Целесообразность, если угодно. Все, что делается ей вопреки, - нелепо, бесс- мысленно. Вот - признано целесообразным спроектировать ко- рабль на принципе синхронизации времени-пространства. Он уже спроектирован,и проект утвержден, это хороший проект. Конс- трукторский гений Борга блестяще дополнил теоретический ге- ний Феликса, и в результате было найдено простое решение. И уже размещены по заводам заказы. Будут построены два экспе- риментальных корабля. Чего же ты хочешь, упрямый человек? При чем тут, на са- мом-то деле, костер Джордано Бруно? Вон сверкает Большая Медведица. Продолжим ручку ковша, теперь немного вниз-вот он, Арктур, альфа Волопаса, моя звезда. Как поживаешь, оранжевый гигант? Ты тоже одинок? Послушай, не крутятся ли вокруг тебя этакие сгустки материи, похожие на наш беспокойный шарик? И не сидит ли там, в эту самую минуту, некто с тоскливыми глазами, устремленными на далекую желтенькую звезду, которую мы называем Солнцем, а о н и - как-нибудь иначе? Хотел бы я с ним потолковать. Не с паузами в тридцать или сколько там лет, а прямо, в упор. За стаканом чая. Вот только поймешь ли ты меня? - Улисс, иди ужинать! - позвал с веранды голос Ксении. Слышишь? Меня зовут. Эта женщина могла бы стать моей же- ной, но я ее не любил, и она стала женой моего друга. А жен- щина, которую я люблю... Ну, тебе этого не понять. У вас там, наверное, все проще. Сплошная ясность и полное удовлет- ворение, а? Вы там отчаянно умные. Постой, но почему же, в таком случае, у тебя тоскливые глаза? - Улисс, ты слышишь? - Слышу. Иду. Я прошел по садовой дорожке меж кустов смородины и под- нялся на веранду. Вот уже четыре дня, как Робин привез меня сюда, в дом Грековых на высоком волжском берегу. Странный дом: первый этаж сложен из старинного кирпича, второй - деревянный, рез- ные ставни и крылечки, башенка на углу. К нему примыкает современная пристройка из гридолита. Каждый стиль, ничего не скажешь, хорош сам по себе, но, приставленные друг к другу, они выглядели ужасно. Для полноты комплекта я бы обвел это сооружение рвом с подъемным мостом и поставил две-три колон- ны с коринфскими капителями. В гостиной сидели Робин и Костя и сражались в шахматы. Расторопный мажордом сновал между кухней и гостиной, Ксения с его помощью сервировала стол. На экране визора многорукий пришелец из космоса разглядывал домашнюю кошку-шел фантасти- ческий фильм. Я сел спиной к экрану и начал подсказывать Косте ходы. Когда Робин, срочно вызванный Леоном Травинским с Луны, настиг меня в Тюрингенском лесу, я наотрез отказался ехать куда-либо без Кости и Доктора. Но Доктор сумел незаметно улизнуть, Костя же, по его собственным словам, "проявил сла- бохарактерность" - согласился лететь с нами. "На несколько дней, ребята, а потом махну в Гренландию". По-моему, он то- мился в просторном и гостеприимном грековском доме, где все устроено так прочно, основательно. А может, просто скучал по Доктору. Однажды я спросил, имеет ли Доктор отношение к ме- дицине или это просто прозвище. "Он врач, - хмуро ответил Костя, - но была у него неудачная операция, и после этого он все бросил..." Я подсказывал Косте ходы, и он, следуя подсказкам, начал теснить Робина, но потом взбунтовался: - Нет, так нельзя! Молчи. Я сам, - и отодвинул меня вмес- те со стулом. Вошел Дед. С тех пор как я видел его несколько лет назад на лунном Узле связи. Дед заметно постарел. Лицо его как бы иссохло, седые усы отросли книзу, при ходьбе он волочил ле- вую ногу. Старомодная черная шапочка прочно сидела на седой голове. Я знал, что последние годы Дед безвылазно сидит до- ма, полностью передав дела на Узле связи своему сыну, Анато- лию Грекову. Робин говорил, что странный сдвиг времени, предсказанный Феликсом и подтвержденный радиопередачей с Са- пиены, доконал Деда. Он сидел дома, на высоком волжском бе- регу, и писал мемуары. Что ж, у него было что вспомнить. На- копилось за сто с лишним лет. Войдя, Дед взглянул на экран визора (теперь там разъярен- ная кошка вцепилась когтями в пришельца) и сказал дребезжа- щим голосом: - Выключите эту мерзость. Я кинулся к визору, но Ксения опередила меня. Она перек- лючила программу и остановилась на скрипичном концерте. Хрупкая девочка с тонкими руками играла вещь, которой я не знал. За ужином говорили мало. Я чувствовал себя стесненно в присутствии Деда. Разумеется, Робин ничего ему не рассказал о глупостях, которые я натворил, но я не был уверен, не про- болталась ли Ксения. Она сидела рядом с Робином, велича- во-спокойная, белокурая, статная. Раз или два я встретился с ней взглядом, в ее глазах мне почудилось холодное недоуме- ние: "Как же низко ты пал, Улисс..." Я бы предпочел, чтобы Ксении здесь не было. Трудно справиться с собственным небла- гополучием под осуждающими взглядами. Но еще хуже чувствовал себя Костя. Он сидел, опустив гла- за в тарелку, почти ничего не ел, его большие руки нервно дергались. Невеселый это был ужин. Послышались торопливые шаги, в гостиную вошел Леон. Не знаю, почему этот человек принял во мне такое участие: гонялся за мной по Европе, вызвал на помощь Робина и помог ему доставить нас с Костей сюда, в дом Грековых. Он остался здесь погостить, но я подозревал, что он, не будучи во мне уверен, продолжал выполнять функцию добровольного стража. Мне это не нравилось. Леон вошел улыбающийся, с мокрыми волосами и сказал: - Извините за опоздание. - Опять купался в холодной воде? - спросил Робин. - Волга сегодня прелесть. - Леон воздвиг на тарелке гору овощного пудинга и энергично принялся за еду. Вот в ком были задатки настоящего едока! И уж щеголем он был во всяком случае: чуть ли не каждую неделю менял костю- мы. Беззаботный, ничем не занятый. Разъезжает повсюду, впе- чатлений набирается. Чего ему, собственно, надо, почему он увязался за мной? Есть не хотелось. Наверное, оттого, что я чувствовал себя стесненно при Деде. Он неторопливо ел венерианское расти- тельное мясо, облитое розовым соусом, и не обращал на нас с Костей ни малейшего внимания. Как будто нас здесь не было. Отложил вилку, тщательно вытер салфеткой усы. Подозвал Ксе- нию, сказал ей что-то, и она вышла. Дед принялся ножичком счищать кожуру с апельсина. Вдруг он уставился на меня, негромко спросил: - Что же будет дальше, молодые люди? Наивно было думать, будто он ничего не знает. Костя мол- чал, еще ниже склонившись над нетронутой тарелкой. Я тоже промолчал, только слегка пожал плечами. - Вчера тебя вызывал Самарин, - сказал Дед. - Ты изволил лежать в саду, и я решил, что не стоит звать тебя к инфору. Я к тебе обращаюсь, Улисс. - Я слушаю, Иван Александрович. - Потрудись хотя бы выразить интерес к тому, что тебе го- ворят. - Я слушаю с интересом. - Допустим. - Дед отпил из стакана витаколу и снова вытер усы. - Правильно я сделал, что не позвал тебя: у вас не по- лучился бы разговор. - Что же сказал Самарин? - Прежде всего ты сам должен решить. Если ты с месяц пот- ренируешься и согласишься полетать практикантом на ближних линиях, то Самарин, может быть, снова возьмет тебя в космоф- лот. Но решать надо тебе самому. По визору объявили шумановский концерт для фортепьяно с оркестром. Вечер старинной музыки у них, что ли, сегодня? Я невольно вздрогнул, когда увидел на экране пианистку. Если бы у Андры была сестра, то я подумал бы, что это ее сестра. У нее было такое выразительное лицо, оно как бы отражало пе- реливы музыки... нет, выражало саму музыку... Ох, что же я натворил!.. Вошла Ксения с большой сковородой в руках. Сковорода ши- пела, от нее шел такой запах, что у меня свело скулы. Ксения поставила ее между мной и Костей и сказала: - Ешьте, только осторожно - очень горячо. На поверхности пухлой, желтой с белыми прожилками массы, в которую были вкраплены золотисто-коричневые кусочки, вски- пали и лопались пузырьки. А запах - острый, грубо настойчи- вый - так и бил в ноздри. Я понял, что голоден как никог- да... - Яичница с колбасой, - сказала Ксения. - На свином сале. - И добавила, улыбаясь: - Нас Иван Александрович не часто потчует этим варварским блюдом, а для вас что-то расщедрил- ся. Я схватил вилку. Все было просто, будто сполз туман, об- нажив беспощадную ясность мира. Но в следующий миг я положил вилку. - Спасибо, Иван Александрович, - сказал я, проглотив слю- ну, - только мне нельзя. - Почему это нельзя? - Режим. Пилот всю жизнь должен быть на режиме. - Ну да, - подхватил Робин. - У него ведь режим, Дед,как ты забыл? - Память стала плохая, - сказал Дед. - Вот - вылетело из головы, что у него режим. Не очень-то приятно было слушать все это, но в то же вре- мя у меня возникло ощущение... ну, как бы передать... Знае- те, на мостиках аварийных переходов на корабле есть тонень- кие такие перильца. Без перилец пройти над шахтой главных двигателей страшновато, а когда они есть - идешь, не держась за них... Яичница. С колбасой, черт побери. Я увидел, каким плото- ядным взглядом разглядывал редкостное блюдо Леон. Ну уж нет! Я решительно придвинул сковородку к Косте: - Ешь. Костя, поколебавшись немного, подцепил вилкой кусок и по- ложил в рот. - Ешь, Костенька, ешь, - сказал Робин. - Такую яичницу при дворе князя Владимира Высокое Крыльцо подавали только богатырям. Верно, Дед? Когда они выезжали на подвиги. - Не было такого князя, - ворчливо отозвался Дед. - Был Всеволод Большое Гнездо. - Ах, ну да! Это тот, у которого ты служил главным специ- алистом по сигнализации кострами, да? - Прекрати, Михаил! - сказал Дед. Он всегда называл Роби- на родительским именем. Костя тем временем торопливо набивал рот яичницей. Он ел, обжигаясь, стыдясь того, что не в силах совладать с собой, пряча от нас глаза. Зрелище было хоть куда. Я положил себе на тарелку растительного мяса, овощей, залил грибным соусом и, хорошенько перемешав все это, принялся за еду. Давно не ел я с таким удовольствием. Мне хотелось, чтобы этот вечер тянулся как можно дольше. Я знал, что предстоит трезвая оди- нокая ночь, когда никуда не денешься от собственных мыслей, и мне хотелось отдалить ее. Леон смотрел на нас с этакой понимающей улыбкой. Но вот улыбка сползла с лица, он откинулся на спинку стула м произ- нес нараспев: Древняя участь человечества - Добыча пищи. И проклятие было в ней, и радость. Аскеты древности, презиравшие радость, Вы не могли отказаться от пищи, Вы ели сухие корки, проклиная свою плоть И проклиная радость, которую вам приносила Даже сухая корка... Дед пересел в кресло перед визором. Он не любил интерлин- га. - Почитай еще, - попросила Ксения. Но Леон не захотел. Я знал эти стихи, там дальше шло об андроидах: вот, мол, казалось бы, совершенные создания, им не нужно было думать о хлебе насущном, но знали ли они, что такое человеческая ра- дость... ну, и так далее. - Давно не видно, Леон, твоих новых стихов в журналах, - сказала Ксения. - Ты что же, бросил поэзию? - Поэзия не теннисный мячик, ее бросить нельзя, - ответил Леон. - Просто не пишется. Робин сказал: - Державин был министром, Лермонтов - офицером, ну, а Травинский не хочет от них отставать. Он член какой-то ко- миссии, забыл ее название. - Я и сам с трудом выговариваю, - засмеялся Леон. - Ко- миссия по взаимным... нет, по планированию взаимных потреб- ностей Земли и Венеры. Проще говоря - комиссия Стэффорда в новом виде. - А что ты в ней, собственно, делаешь? - спросил я. - Что я в ней делаю? Не так-то просто ответить, Улисс... Видишь ли, по возвращении с Венеры я высказал кое-какие мыс- ли о своеобразии венерианской поэзии, об особенностях тамош- него интерлинга... Ну вот. Словом, я и сам не заметил, как угодил в эту комиссию - в отдел по культурным связям. Но все оказалось гораздо сложнее. На Венере звуковая речь приобре- тает, я бы сказал, все более подсобный характер. - Они что же, становятся глухонемыми? - спросил Робин. - Нет, не то. Они явно предпочитают ментообмен, но это, по-моему, вовсе не означает, что... - Леон замялся. - В об- щем, не знаю. Все это пока загадка. - Было бы лучше всего, - сказал я, - если бы венерианцев оставили в покое. - Как это понимать? - спросил Леон. - В самом буквальном смысле. Иные условия диктуют иной путь развития, и не надо устраивать из-за этого переполох на всю Систему. Не надо добиваться, чтобы они непременно оста- вались во всем похожими на нас. - Да никто этого не добивается. - В самом деле? Разве Баумгартен и его коллеги не испыты- вали терпение примаров всякими обследованиями? Нет уж, лучше помолчи, Леон. Переселенцы сами знают, на что идут. Когда-то жители старой доброй и какой еще - зеленой, что ли, - Англии обливались слезами, прощаясь с родиной, которая не могла их прокормить, и уплывали за океан. Америка была для них даль- ше, чем для нас Венера. Огромная, пустынная, полная опаснос- тей Америка. А через некоторое время - кто бы заставил их вернуться? А русские переселенцы в Сибирь - в снежную, ка- торжную, заросшую дикими лесами, которая оказалась такой хлебной и золотой? Она стала для них родиной, и они с ужасом вспоминали нищую, соломенную, крепостную Россию, которую по- кидали со слезами, унося по щепотке родной земли в мешочке на груди. Примерно то же самое сейчас и с Венерой. - Да я не спорю, - миролюбиво сказал Леон. - Я и сам так думаю. Но ты немножко отстал, Улисс. Комиссия теперь ставит себе целью изучение взаимных потребностей и планирование экономических и культурных связей с Венерой. А Баумгартен из комиссии вышел. - Да, вышел! - с дрожью в голосе воскликнул Робин, воздев кверху руки и потрясая ими. - Но я вернусь, да, да, вернусь, чтобы во имя любви к человечеству наставить вас на путь ис- тинный! Одумайтесь, члены Совета! Мы засмеялись, а Дед поморщился и сказал: - Перестань, Михаил. Ксения налила нам кофе. - Странная все-таки у тебя логика, Улисс, - медленно про- говорила она. - Какое тут может быть сходство? Переселенцы в Сибирь или Америку шли обживать новый край, им, конечно, бы- ло и трудно и страшно, но это была Земля. Та же привычная атмосфера, те же леса и горы... - Ясно, ясно, - перебил я с досадой. - Любой младенец знает, что Венера отличается от Земли. Я говорил о сходстве в том смысле, что переселенцам в Америку и венерианским ко- лонистам в равной степени пришлось преодолевать инерцию при- вычки. И тем и другим было... ну, скажем, не по себе. Но и те и другие обосновались на новом месте, как дома, и не по- мышляли о возвращении. - Знаете, что задумал Улисс? - сказал Робин. - Он хочет научить венерианцев обходиться без скафандров. - Слышал я на Венере, будто кто-то пробовал, как ты гово- ришь, обойтись без скафандра, но я в это не верю, - заметил Леон. - А Улисс знает, как это сделать. - И Робин рассказал, посмеиваясь, как я чуть было не проделал на околовенерианс- кой орбите эксперимент с вдыханием газовой смеси, имитирую- щей атмосферу Венеры. - Ну, и ничего смешного! - сердито сказала Ксения. - Хо- рошо хоть, что хватило ума удержаться от очередного дурацко- го поступка. Улисс вечно что-нибудь придумает. Он просто не может жить, как все. Мне не хотелось отвечать Ксении резкостью на резкость. Я только сказал, что без "дурацких поступков" никогда не прео- долеешь инерцию привычки, а преодолевать надо, потому что так или иначе человечеству придется расселиться в космосе. Приспособленность к единственной устойчивой среде - оковы, которые неизбежно должны быть сломаны эволюцией. - Бедный homo sapiens! - вздохнул Робин. - В кого только хотят его превратить! - В homo universalis - вот в кого, - сказал я. - Не в се- лестеновского кентавра, не в козявку, как предлагает Нгау, а в универсального человека, который одинаково хорошо чувству- ет себя на Земле и, скажем, на Венере. - Повышение приспособляемости к новым условиям - рост энтропии. - А, энтропия! - Я рассердился. - Стоит только высказать крамольную идею, как сразу начинают пугать энтропией! Вот если бы жизнедеятельность человека достигла физиологического предела, тогда я бы и спорить не стал. Но ведь этого нет! Скажи-ка, знаток энтропии, для чего вложила в нас природа резерв жизнедеятельности, который мы пока не научились ис- пользовать? Для того, чтобы с умным видом скрести в затылке? Я встал и направился к двери на веранду. Лучше поглядеть на ночную Волгу, чем изощряться в бессмысленном споре. Костя тоже поднялся и пошел за мной. Но тут Дед подал голос. Ну конечно, сейчас все грековское семейство обрушит на меня праведный гнев... - Присядьте, молодые люди, - сказал Дед, топорща усы. - Я вспомнил одну давнюю историю, еще в юности я слышал ее от одного психолога. Было это во время второй мировой войны. Один французский офицер попал к фашистам в плен, в концла- герь, как тогда говорили. И однажды зимним вечером вывели его с группой других пленных и бросили раздетыми догола на снег, - Ужас какой! -в ырвалось у Ксении, Дед глянул на нее: - Я же сказал - фашисты. Фашисты оставили их на всю ночь на морозе. Долго ли протянет истощенный человек? К утру все были мертвы, кроме этого француза. Он выжил, потому что ока- зал смерти психологическое сопротивление. Он представил се- бе, что лежит на горячем песке под солнцем Сахары. И такова была сила самоубеждения, что организм принял команду мозга и не поддался морозу. - Как же должен был этот человек любить жизнь! - тихо сказала Ксения. И ненавидеть фашизм, подумал я. Любовь и ненависть... Скрытые возможности организма - ведь, в сущности, Дед подт- вердил мои мысли... А мог бы я так - морозной ночью на сне- гу?.. Не знаю... Ненавидеть мне, во всяком случае, некого и нечего... Рокот инфора, донесшийся из передней, прервал мои мысли. Рокот инфора, и сразу вслед за ним - четкий, богатый модуля- циями женский голос: - Вызывает "Элефантина". Вызывает "Элефантина". Робин сорвался с места: - Наконец-то! Ребята, не уходите! - С этими словами он скрылся за дверью. - Что ему понадобилось на "Элефантине"? - удивилась Ксе- ния. Спустя несколько минут Робин вернулся в гостиную. - Ну как? - спросил Леон. - Все в порядке. - Робин подошел к Косте и хлопнул его по плечу. - Извини, что ничего тебе не сказал, Костя, но внача- ле надо было узнать. У Антонио в службе полетов есть свобод- ное место диспетчера. Пойдешь к нему на "Элефантину"? - На "Элефантину"? - озадаченно переспросил Костя. - Там неплохо. Будешь ругаться с пилотами и свято блюсти график. Скучать не придется. - Иди, Костя! - сказал я. - Правильно они придумали. Хоть один диспетчер будет своим человеком. Костя стоял, широко расставив ноги и понурив голову. - Прилетит к тебе, например, Улисс, - продолжал Робин расписывать прелести диспетчерской должности, - и попросится к причалу "Д". А у тебя голова и без него распухшая, и ни одного причала свободного, и ты посылаешь этого Улисса ку- да-нибудь подальше. - Ты проводишь Улисса в межзвездный полет, - сказал Леон, глядя на меня-как это говорилось в старых романах? - горящим взглядом. - Напишешь ученый труд... диссертацию о диспетчерской службе, - вторил ему Робин. - Ну, Костя? Да решайся же! Костя поднял голову и улыбнулся. - Ладно. Диспетчером так диспетчером. Все равно... Но я видел по его глазам, что ему не все равно. Глава семнадцатая "СКОЛЬКО МОЖНО ЖИТЬ В СКАФАНДРЕ?.." Юпитер обладает странным свойством: трудно оторвать от него взгляд. Смотришь, смотришь на гигантский диск, исчер- ченный желто-бурыми полосами, на Красное пятно, плывущее под экватором, на точечные вспышки-отблески чудовищных молний в толще бешеной атмосферы - и чем больше смотришь, тем сильнее завораживает тебя это первозданное буйство материи. Но если ты выбился из графика полетов и Управление кос- мофлота бомбит тебя радиограммами, то дивное зрелище начина- ет нервировать. Я-то, в общем, не очень нервничал. Даже совсем не нервни- чал: к чему только не привыкаешь в космофлоте! А вот Кузьма Шатунов, мой второй пилот, места себе не находил. Он ворвался в кают-компанию, где мы с Всеволодом играли в шахматы. - Улисс! Самарин требует срочно принять меры к срочному вывозу всего состава станции. Я взял у него листок радиограммы. - Преувеличиваешь, Кузьма, - сказал я. - "Срочно" тут один раз. Всеволод засмеялся. Более смешливого практиканта я никог- да не видывал. Достаточно было щелкнуть у него под носом пальцами, чтобы он начал давиться от смеха. Кузьма кинул на него сердитый взгляд. - Что будем делать, Улисс? Ребята говорят, этот маньяк не вернется, пока не запустит все свои чертовы зонды. Так может еще неделя пройти и две. - Может, - согласился я, делая запоздалую рокировку, ко- торая вряд ли спасала моего короля от атаки Всеволода. - Так что же будем делать? - повторил Кузьма. И, не дож- давшись ответа, посыпал скороговоркой: - Корабль надо на мо- дернизацию ставить, опоздаем - ангар будет занят, жди тогда очереди, а у меня тысячи дел на шарике. И все из-за этого полоумного. Пойду на станцию, попробую с ним связаться. Он выскочил из кают-компании. Вскоре и мы с Всеволодом влезли в скафандры и вышли из шлюза. Трехсполовинойсуточная ночь Ганимеда была на исходе. Да- лекое маленькое солнце взошло над горизонтом. Оно не очень светило и согревало, но все-таки это было солнце. Юпитер - в начале левой фазы - висел над нами гигантским сегментом, отбрасывая желтоватый свет на ледяной панцирь Ганимеда. Пей- заж этого спутника дик и неприютен. Нагромождения скал, глу- бокие расселины, залитые льдом, ледяное крошево под ногами. Разнообразие в пейзаж вносит только Озеро. Это узкая длинная долина, свободная от льда, вечно затянутая пеленой тумана. Здесь из разлома в коре выделяются горячие газы, они-то и растопили лед, и размороженная углекислота шапкой висит над Озером. Прыгая со скалы на скалу, мы шли к станции, расположенной на северо-восточном берегу Озера. Станция - это, в сущности, пещера в горном склоне, коридор с несколькими боковыми отсе- ками и шлюзом, миниатюрное подобие Селеногорска. Перед стан- цией была небольшая площадка, переходящая в пологий спуск к Озеру. Здесь и выше по склону стояли башенки солнечных бата- рей, вездеходы, пестро раскрашенные датчики гравиметричес- кой, магнитнографической и прочей аппаратуры, которой была набита станция. Решетчатая мачта радиоантенны венчала этот островок человеческой жизни. На площадке было на редкость многолюдно. Небывалый слу- чай: вторую неделю на Ганимеде толклись обе смены - та, что мы привезли, и та, которую мы должны были вывезти. Я разыс- кал Крогиуса, начальника прежней смены, - Четырнадцатый в радиотени, - сказал он. - Придется по- дождать часа два. - Подождем, - сказал я. - Улисс, - подскочил ко мне Кузьма, - больше ждать невоз- можно! Давай выгрузим нашу лодку, я слетаю за этим ненор- мальным. Его черные глаза горели жаждой немедленной деятельности. Крогиус всем корпусом повернулся к Кузьме. - Привезешь его силой? - Да! - крикнул Кузьма. Крогиус захихикал. - На Четырнадцатом одно неосторожное движение - и сор- вешься в пространство. Хотел бы я посмотреть на вашу драку. - Может, он передумал? - спросил я. - Кто, Олег? - Крогиус изобразил губами сомнение.- Три смены сидит здесь безвылазно. Да нет, он твердо сказал, что улетит. Лена! - окликнул он проходившего мимо человека. - Олег тебе твердо сказал, что улетит? - Ах, не знаю! - нервно прозвучало в ответ. Я подошел к краю площадки и смотрел, как эта самая Лена спускается по склону к плантациям. На квадратах оттаявшего грунта близ Озера были высажены кустики марсианского можже- вельника - самого неприхотливого растения в Системе, с могу- чими корнями, которым было все равно, за что цепляться, и крохотными синеватыми листьями. Углекислоты на берегу Озера для них хватало, но все же можжевельник принимался здесь плохо. Кто-то увязался за Леной - должно быть, астроботаник из новой смены. Я слышал их удаляющиеся голоса: - Конечно, пробовала. Тоже не годится для подкормки. - Посмотри, этот, кажется, живой. - Что? Да, он выгонит третий лист. Ох и намучилась я с ним! - Хороший мутант. По какому методу ты скрещивала? - Что?. - Да брось ты озираться, прилетит твой Олег, никуда не денется. Я спрашиваю, по какому... Делать было нечего, я пошел на станцию, там была сносная библиотека. Можно, конечно, продолжить шахматный бой с прак- тикантом, но мое самолюбие было уязвлено постоянными проиг- рышами. Хоть бы одну партию свел он вничью - так нет. Ника- кого почтения к командиру корабля! В библиотеке я бегло просмотрел каталог микрофильмов. Мое внимание привлекла книга Грекова, отца Робина. Книга эта вышла недавно, я не успел ее прочесть. Взяв со стеллажа мик- рофильм, я вставил его в проектор и начал читать. "Но есть еще одно соображение, которое могло бы наконец охладить чрезмерно горячие головы: - писал Греков. - Допус- тим, разведчики, высланные в направлении центра Галактики, найдут планету, пригодную для освоения. Но если она действи- тельно пригодна, то, скорее всего, населена, и, уж во всяком случае, больше прав для ее колонизации имеют ближайшие ее соседи. Представьте себе, что на Венеру - в тот период, ког- да она еще не была освоена людьми, - прибыли колонисты из другой звездной системы и сказали: "Это нам подходит, здесь мы будем жить". Как бы реагировала на такой акт Земля? Оче- видно, нельзя сбрасывать со счетов своеобразную этику косми- ческого проникновения. Наша Система - на окраине Галактики, вдали от звездных скоплений. И тут ничего не поделаешь. Хо- тим мы или не хотим, а развиваться мы должны по-своему..." Это место я перечитал дважды. Ну вот, теперь уже и эти- ка. В своей Системе - пожалуйста, можно не стесняться, но неэтично высовывать нос за орбиту Плутона. Так, что ли? Да ведь унизительно это, товарищ Греков! Неужели ты думаешь, что, встретясь на планете икс с разумными существами иного мира, мы вступим с ними в драку из-за приоритета? Не раз приходилось мне схватываться с проповедниками кос- мического изоляционизма. Что ж, придется схватиться и на этот раз. Я начал обдумывать тезисы будущей статьи. Поменьше язвительности, побольше аргументов... Тут в библиотеку протиснулся Всеволод: - Старший, радио от Олега. Он вылетает. Я взглянул на часы, раскрыл астрономический ежегодник. Ганимед сейчас примерно в тысяче мегаметров от Юпитера, а Четырнадцатый спутник - в ста пятидесяти семи. Скоро он вып- лывет из-за экватора Юпитера, этот шустрый спутник, которого только большая скорость обращения - десять часов с мелочью - удерживает от того, чтобы плюхнуться в бездонные глубины планеты. Ну что ж, не раньше как утром вернется Олег на сво- ей десантной лодке. - Вся станция переживает за Лену, - принялся Всеволод посвящать меня в местные дела. - У нее знаешь как с Олегом? Дружба еще со школьной скамьи. Они вместе кончили астрофизи- ческий и вместе отправились на Ганимед. Они никогда не раз- лучались, слышишь, старший? - Не может быть, - проворчал я. - Бен-бо! После первой смены он уговорил Лену остаться еще на год, а потом и на третий. - Ну, и почему вся станция переживает? Он же уговорил ее, а не принудил силой. - Скажешь! - Всеволод прыснул. - В программу твоей практики не входят ганимедские сплет- ни. - Да какие сплетни! Это... - В твою программу входит космонавигацирнная практика, самостоятельные расчеты, организация службы, зачет по уст- ройству корабля. Или, может быть, я ошибаюсь? - Не ошибаешься, старший. - Ну, так пойдем, будешь сдавать устройство корабля. Ты готов? - Подумаешь, "Т-9"! - сказал Всеволод. - Кто не знает "Т-9"! Ну и задал я ему жару! Несколько часов без передышки мы с ним лазали по кораблю. Я клал ладонь на какую-нибудь магист- раль и спрашивал: "А это что?" Я тыкал пальцем в переборку и спрашивал: "А что здесь?.. Как подается сюда воздух?.. Ава- рийное электропитание?" Я велел ему снять крышку главного распределительного щита и вникать в тонкости автоматических приводов. С практиканта пот тек ручьями. В дерзких кошачьих глазах появилось паническое выражение. Наконец он сдался. - Нас никогда так не экзаменовали, - сказал он скучным голосом. - Я не автомат и не обязан знать эти системы. - Ты собираешься летать на кораблях, не так ли? Или, мо- жет, ты не будешь летать самостоятельно? - Буду, - твердо сказал Всеволод. - Тогда возьми спецификации и изучи все до последнего контакта. Когда будешь готов, продолжим зачет. Под утро население Ганимеда высыпало наружу встречать Олега Рунича. Только Всеволод не вышел - он сидел в кают-компании и изучал спецификации. Десантная лодка Олега мягко села, выпустив длинные лапы упоров. Из лодки вылез человек в скафандре и скачками побе- жал к площадке. За плечами у него висел туго набитый рюкзак. - Контакт? - услышали мы его возбужденный голос. - Кон- такт! Эврика! Все пришло в движение. Обе смены ганимедцев взяли Олега в плотное кольцо, загалдели, по рукам пошла какая-то пленка. - Типичная запись биомассы. - Такие уплотнения может дать и эхо. - Ну да, скажешь! Явный контакт. - А почему здесь размыто? - Да не рви пленку из рук! Ребята, так нельзя! Пошли в лабораторию. Скафандры оставили в шлюзе станции, но и без скафандров мы с трудом поместились в тесном отсеке лаборатории. Прихо- дилось стоять вплотную друг к другу. Олег Рунич был ростом мелковат и неширок в плечах. Не сказал бы, чтобы он возмужал за эти три года - с тех пор как я высадил его на Ганимеде. Только вот его мальчишеское лицо обросло рыженькой клочкастой бородкой да кожа стала желтова- той, будто навсегда лег на нее отсвет Юпитера. - Ничего неожиданного! - слышал я хриплый гйлос Олега. - Все прежние зонды не доходили до поверхности, вот и все. Не пробивали атмосферу. А этот пробил! Вот, смотрите... Нет, дайте большую карту, где она? - Он разложил на столе карту Юпитера и ткнул пальцем в точку южного полушария. - Вот, на двадцатом градусе. Я прощупывал эту полосу, зонд был послан сразу после прохождения Красного пятна, последний зонд. Я уж не ожидал ничего путного, начал сворачивать станцию, гото- виться к отлету - и вдруг сигналы! Контакт! - Погоди, Олег, - сказал Крогиус. - Записи надо обрабо- тать, тогда посмотрим. Такие пики может дать и эхо. - Какое там эхо! - У Олега был такой вид, будто сейчас он бросится на Крогиуса. - Самый настоящий контакт с биомассой. В океане Юпитера есть органическая жизнь, никаких сомнений. - Он сморщился и схватился за горло. - Дайте попить чего-ни- будь... Лена принесла ему кружку витакола. Олег мигом осушил ее. - Уф-ф... Хорошо! Давно не пил. Я там упустил тубу с ви- таколом, теперь она крутится вокруг Четырнадцатого. - Олег коротко хохотнул. - Ну ладно. Помогите, ребята, погрузить зонды, десять штук. - Ты что, - сказал Крогиус, - собираешься обратно на Че- тырнадцатый? - Ну, ясно. Где Ференц? Надо проверить дыхательный при- бор... Тут все заговорили разом, а громче всех - мой Кузьма. Он потрясал у Олега под носом пачкой радиограмм. Ребята из но- вой смены тоже ярились: надоела толчея на станции, пора на- чинать нормальную работу. Ждали, ждали Олега, а теперь снова ожидать? Ну нет! Они и сами умеют забрасывать удочки в океан Юпитера. Пусть Крогиус со своей сменой сегодня же уберется с Ганимеда. Мимо меня прошла Лена, она проталкивалась к двери. Ее ху- денькое личико было прозрачно-бледным, напряженным, уголки губ горько опущены. - Да не могу я улететь, - говорил Олег, удивленно вздер- нув брови. - Как вы не понимаете... - И понимать нечего, - отвечали ему. - Собирай вещички, не задерживай свою смену. - Мы тут сами разберемся, что за рыбки плавают в Ю-океа- не. - Не ты один планетолог на свете. Кузьма протиснулся ко мне: - Почему молчишь, Улисс? Назначь время отлета, и дело с концом. Действительно, это было проще всего: отлет корабля, наз- наченный, скажем, через час, автоматически прекратил бы спор. Но я медлил. Не хотелось директивно вмешиваться в их дела. Я медлил, а спор между тем разгорался все сильнее. Теперь он шел не только об океане Юпитера с его гипотетическим на- селением, но и о прецессии оси планеты, и о веществе Красно- го пятна, и о перспективах приспособления Ганимеда и других больших спутников для нормальной жизни. Новая смена плането- логов, по-видимому, считала, что все предыдущие смены рабо- тали не то чтобы мало, но нерешительно, с подобным темпом освоение Ю-системы затянется еще на десятилетия, и потомки не простят такой медлительности. Ох, уж эти потомки! Чуть что неладно у нас, так сразу - "потомки не простят". Я и сам употреблял эту фразу неоднок- ратно, она ведь так легко срывается с языка. Потомки как бы смотрели на нас из своего грядущего далека суровым, осуждаю- щим взглядом... - Старший! - услышал я голос Всеволода и обернулся. Практикант стоял в открытой двери, на нем был скафандр с откинутым шлемом. По его лицу было видно, что что-то прои- зошло. Мелькнула мысль о коротком замыкании или рассогласо- вании ускорителя - мало ли что мог натворить в корабле лю- бознательный практикант. Я вышел к нему в коридор. - Она тронулась, - бурно зашептал Всеволод. - Я шел на станцию и вижу, она возится у лодки... - Погоди. - Я прислушался к каким-то прерывистым всхлипы- ваниям, они доносились из жилого отсека наискосок от лабора- тории. Я распахнул дверь и увидел Лену. В скафандре с откинутым шлемом она ничком лежала на койке, уткнувшись носом в мокрую подушку. Она тряслась от сдерживаемых рыданий, кусала подуш- ку, ее русые волосы были растрепаны. - Возилась у лодки, - громким шепотом сказал Всеволод, - по-моему, хотела открыть шлюз, я побежал к ней, а она как увидела меня, так сразу кинулась на станцию... - Позови врача, - сказал я. Лена услышала это. Встрепенулась, глянула на меня запла- канными, опухшими глазами, замотала головой. - Не надо! - выдохнула она. - Никого не надо... Ничего мне не надо... - Успокойся. - Я протянул руку, чтобы погладить ее по го- лове, но Лена отбросила мою руку. Тут вошел врач из смены Крогиуса, а за ним врач из новой смены. - Уйдите! - закричала Лена отчаянным голосом и забилась в угол, как звереныш. - Никого не хочу видеть!.. В коридоре у открытой двери толпились встревоженные гани- медцы. Я вышел из отсека и притворил дверь, загородив ее спиной. - Космическая болезнь? - негромко спросил Крогиус. Я пожал плечами. - Сколько можно? - доносился из-за двери голос Лены, пре- рываемый рыданиями. - Сколько можно жить в скафандре?.. Олег протолкался вперед, я посторонился и пропустил его в отсек. Вид у него был растерянный, он нервно теребил чахлую бороденку. Послышались приглушенные голоса, звякнуло что-то стеклян- ное, потом стало тихо. Так тихо, что было слышно, как в ма- шинном отсеке включилась и загудела регенерационная установ- ка. - Действительно! - проговорил кто-то из новой смены. - Держал ее тут три года, варвар, а теперь и на четвертый... - Да ничего подобного, - сказал Крогиус, раздраженно скривившись. - Что значит "держал"? Ничего он не держал, она сама оставалась, и все было хорошо. Просто нервы сдали. - Ну, теперь-то он улетит. - Теперь конечно, - сказал Крогиус. ...И вот мы летим. Желтый исполосованный сегмент Юпитера на экране был теперь похож на ломоть дыни. Земли пока не ви- дать-она сейчас обращена к нам ночной стороной. В черном пространстве спокойно горят звезды. Я сижу в своем кресле и поглядываю на коробку сигнализа- ции, связанную с наружными датчиками. Мы проходим вблизи запретной зоны - космической свалки радиоактивных отходов. Все в порядке, уровень радиации в норме. Все в порядке. Моему второму пилоту не сидится на месте. То он хватает тестер и лезет за главный щит, то вычисляет путевые программы, должно быть, на полгода вперед, то носит- ся где-то по кораблю. Как это говорится - с легким вздохом? С легким вздохом я вспоминаю Робина - невозмутимого, дремлю- щего в кресле, каждые десять минут открывающего глаза, чтобы взглянуть на приборы. Практикант усердно изучает спецификации и на память вы- черчивает схемы. Зачета у него я все еще не принял, и он, кажется, начал меня побаиваться. Правда, это не помешало ему сегодня после обеда разгромить меня на семнадцатом ходу. Больше играть с ним в шахматы не буду: я человек самолюби- вый. Припоминаю книгу Грекова и начинаю обдумывать антистатью. С некоторых пор я пишу статьи и ввязываюсь в полемику по космическим проблемам. Строго говоря, статей было напечатано всего две, но написал я их куда больше. К достоинствам моего стиля можно отнести краткость - и больше, пожалуй, ничего. Я побиваю противников, так сказать, лапидарностью изложения. Да, так вот. Этика космического проникновения, дорогой товарищ Греков, заключается не в вилянии хвостом перед гипо- тетическими инопланетными соперниками, а в разумном сотруд- ничестве с ними. Дело не в том, кто первый застолбит новень- кую планету, а... как бы это сформулировать, черт возьми... Мысли рассеиваются. Вернее, снова устремляются к сумрач- ному миру Ганимеда. Ну что тебе Ганимед? - уговариваю я сам себя. Замена на станции произведена, груз доставлен. Все в порядке. Все в порядке, если не считать того, что мы выби- лись из графика, - ну, от этого ни один пилот не гарантиро- ван. Скоро ужин. Надо бы сварить кофе, хороший такой черный кофе, пахнущий осенними листьями и бразильскими карнавалами. Может, ей полегчает от этого кофе. Хоть бы раз увидеть улыбку на ее худеньком замкнутом ли- це! Героические усилия Крогиуса и других ребят разговорить Лену, заставить улыбнуться шутке безрезультатны. Односложно ответит на вопрос, взглянет отсутствующим взглядом - и уйдет в свою каюту. Да, надо сварить ей пряный крепкий кофе из моего личного припаса. Я вожу его с собой на случай всяких передряг. В бортовой паек такой кофе, естественно, не входит. Интересно, что поделывает сейчас Олег Рунич? Вопрос нес- ложный. Сидит, должно быть, на Четырнадцатом, сидят и смот- рит, как полыхают под ними молнии в бурожелтом одеяле Юпите- ра. И ждет, маленький бородатый упрямец, ждет, не вздрогнет ли самописец от сигнала, посланного регистратором биомассы из аммиачного океана... Глава восемнадцатая ПРОПАВШИЙ ПРАКТИКАНТ Корабль подплывал к "Элефантине". Миновали стартовую зону ходовых послеремонтных испытаний. По левому борту проплыл серебряным огурцом спутник инфорглобус-системы. "Элефантина" была обращена к нам ребром и закрывала своим корпусом то, что нам хотелось увидеть больше всего. Мы виде- ли только основание (а может, верхушку) толстой колонны, торчащее из-за тора "Элефантины". И еще мы видели белые вспышки сварочных аппаратов. Когда я был здесь последний раз, строительство кораблей "СВП"-синхронизаторов времени-пространства только начина- лось: собирали стапели, принимали пер-вые секции. Теперь, спустя полтора года, монтаж, как я знал, был закончен и шли заключительные работы - главным образом внутри кораблей. Ох и не терпелось же мне увидеть их! А Всеволод просто прилип к иллюминатору. Достанется мне еще за этого непутево- го практиканта... Грузовой буксир, выбрасывая из сопла бледную плазму, пе- ресек мой курс, к буксиру была пристыкована уродливая конс- трукция. "Что еще за самодеятельный театр?" - подумал я и включил автомат вызова. Диспетчер "Элефантины" сразу отве- тил, и я в энергичных выражениях высказал ему то, что думаю о здешней организации службы полетов. - Успокойся, Улисс, - официальным голосом, показавшимся мне знакомым, отозвался диспетчер. - У тебя на курсе чисто. Займи зону "Д" и останься на орбите. - Это еще почему? - рявкнул я. - Мне надо ставить корабль на модернизацию. - Знаю, - отрезал диспетчер. - Ангар занят. Придется по- дождать двое суток. - Костя, это ты? - спросил я неуверенно. - Это я. - Так что же ты измываешься надо мной? Не можешь сказать по-человечески... - Я говорю по-человечески: ты вышел из графика, и ангар занят. Займи место в зоне "Д", а сам немедленно явись в дис- петчерскую. И прихвати своего практиканта. Выключаюсь. Вот так. Стоит приличному парню попасть в диспетчеры кос- мофлота - и можно считать, что он потерян для нормального общения. С отвращением, свойственным, скажу откровенно, всем пилотам Солнечной системы, я представил себе диспетчерскую с ее цветными графиками, телеэкранами, сигнальными мигалками и писком радиовызовов. Среди многих мест, от которых мне всег- да хотелось держаться подальше, диспетчерские идут за номе- ром один. Кузьма ярился, в сердцах махал то правой, то левой рукой. У него всегда было полно каких-то сверхсрочных дел на шари- ке, и он плохо переносил задержки. Всеволод настороженно глядел на меня своими зеленовато-кошачьими глазами. - Слышал повеление? - сказал я ему. - Ничего не подела- ешь, друг, придется отвести тебя за ручку к диспетчеру. Всеволод промолчал. Я начал маневрировать, выходя в назначенную зону, и тут мы увидели один из строящихся звездолетов, хорошо освещенный солнцем. У меня дух захватило оттого, что я вижу это чудо не на конструкторском экране и не на чертежных листах, а воочию. Нельзя сказать, чтобы он был красив, этот чудо-корабль. Большие корабли дальних линий, не приспособленные для посад- ки на планеты с атмосферой, вообще не отличаются красотой форм. Неопытному глазу они предстают как нагромождение труд- но понимаемых геометрических сочетаний. Ну, а корабль "СВП", наш хроноквантовый гигант, был похож на нагромождение нагро- мождений. Я хорошо помнил, как Борг, закрепив на экране найденную предварительную компоновку звездолета, его внешнего облика, позвал нас полюбоваться. Я заметил, что корабль не очень-то красив. Борг свирепо хмыкнул и сказал: "Ты, пилот, кажется, чтишь Фритьофа Нансена. Не помнишь ли, что заявил Нансен о своем корабле, специально спроектированном для полярных исс- ледований?" Я признался, что не помню. "Надо помнить, - от- чеканил Борг. - Нансен сказал: "Форма корабля, на которой мы наконец остановились, многим, быть может, покажется некраси- вой, но что она была хороша и целесообразна, думается, пока- зало наше плавание". Если свести облик звездолета к простейшей, основной схе- ме, то получится, пожалуй, сочетание трех толстых, согнутых под тупым углом колонн с зажатым между ними конусом и двумя парами колец. Скорей бы наше плавание во времени-пространстве подтвер- дило целесообразность этой формы... Второй звездолет плыл по той же орбите, что и первый, но значительно дальше от нас. - Да-а, - сказал Кузьма, - ничего себе ковчег. Впечатля- ет. Он включил огни, обязательные для стояночной орбиты, и вопросительно взглянул на меня. - Да, - сказал я, поднимаясь. - Одеваться и выходить. Скафандры, распяленные на креплениях, были серые, как осеннее небо Земли: автоматика цвета включалась после наде- вания скафандра, меняясь в зависимости от внешних условий. Вот марсианский скафандр с кислородным обогатителем вместо баллонов. Вот венерианский - с громоотводом на шлеме и труб- чатыми охладителями вокруг толстенных подошв. Давненько я им не пользовался, да и, наверное, уж не воспользуюсь никогда: я теперь пилот дальних линий, а в перспективе у меня - сверхдальняя, упирающаяся в Неизвестность... - Значит, в диспетчерскую? - скучным голосом спросил Все- волод. - Куда же еще! - бодро откликнулся Кузьма. Мы принялись натягивать десантные скафандры, самые тяже- лые из всего набора: с терморегулировкой широких пределов, со встроенным маневровым реактивником, с катушкой троса на левом плече и массой карманов для инструментов. - Вот что, Кузьма, - сказал я, - слетай-ка сам в диспет- черскую, ты с ними умеешь разговаривать лучше, чем я. Дер- жи. - Я протянул ему сумку с бортовыми документами. - А ты? - Мы с Всеволодом покрутимся немного вокруг ковчега. Или ты предпочитаешь диспетчерскую? - Я посмотрел на практикан- та. - Бен-бо! - воскликнул тот, глаза у него загорелись хищ- ным блеском. Кузьма покачал головой: - Нарвешься на неприятности, Улисс. Увезли парня с Луны, а теперь ты хочешь... - А что поделаешь, - перебил я его, - если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачет. Всеволод залился жизнерадостным смехом. - В общем, - заключил я по-русски, - семь бед, один от- вет. Не я это придумал. Зачет у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти хотелось побывать на "Элефантине", чтобы посмотреть на строящиеся звездолеты, и он упросил меня взять его с собой - под предлогом, что зачет еще не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь - и без того она не слишком гладкая, - но практикант начинал мне нравиться, и... В общем, я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачета по устройству корабля. "Да, не сдал, - повторил я, глядя в сторону. - Придется задержать его еще на неделю". Руководи- тель практики заколебался. "Что-то не похоже на Оплетина, - сказал он. - Еще на неделю? Он должен выступать в студенчес- ком шахматном чемпионат. Знаешь, Улисс, я свяжусь с декана- том, посоветуюсь, как быть". Но я не стал ждать, пока он по- советуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и, покинув лунный космодром, повел ко- рабль к "Элефантине". Семь бед, один ответ. Мы вышли из корабельного шлюза, держась за поручни, и я запер наружную дверь на ключ. На Земле давно отказались от замков, но наша инструкция неумолима: покидая корабль на ор- бите, запирать шлюз на ключ. Потому что когда-то где-то кто-то по ошибке забрался в чужой корабль и угнал его с ор- биты. Помните старый анекдот времен освоения? Корабль на орбите спутника, в корабле - двое. Один, по программе, выходит на- ружу, на привязном фале. Сделал что надо, подтянулся, сту- чится в дверь шлюза: открой, мол. А второй спрашивает: "Кто там?" Я, в общем-то, ничего смешного в этом анекдоте не на- ходил. Ключ я положил в специальный карманчик и застегнул его. Второй такой же ключ был у Кузьмы. Помню, как страшно было мне когда-то впервые оттолкнуться от надежной стенки корабля и уйти в черную пустоту, где нет ни верха, ни низа. С годами приходит опыт, вернее, привычка. Я оттолкнулся с таким расчетом, чтобы реакция толчка понесла меня в нужную сторону. И тут же увидел, как Всеволод крутит- ся волчком далеко от меня. У него-то привычки еще не было. Ах ты горе мое! Маневрируя, я подплыл к нему и схватил за руку. Пришлось порядком повозиться, пока мы перестали кувыр- каться. - Пусти, теперь я сам, - сказал Всеволод. Глаза у него за стеклом шлема были дико выпучены. - Ладно. - Я осторожно отпустил его руку. - Ну, разом включаем реактивники. Старт! Мы понеслись, выходя к ближнему звездолету со стороны Солнца. Неподалеку от него висел полуразобранный, уже ненуж- ный стапель, похожий на обглоданный скелет гигантской рыбы. Там вспыхивали молнии резаков: стапель резали, чтобы по час- тям отбуксировать к "Элефантине", а может, на Землю, на пе- реплавку - не знаю. У корпуса звездолета тоже работали, я разглядел монтажные капсулы, присосавшиеся к одной из толстых колонн. Я покрутил ручку рации, чтобы послушать разговоры монтажников. Я любил эту превосходную профессию. Не будь я пилотом - непременно стал бы космическим монтажником. В шлемофонах возник добродушный бас: - Чего ты дергаешь? Ровнее держи! - Ровнее не бывает. - Двенадцать вакуум-накладок полагается на этот стык, со- рок расшвыряли по всему космосу - дьявол с ними, а где ос- тальные триста штук? - Ну и колпак ты привариваешь, Джереми! Где ты его раздо- был? Мой прадедушка носил точно такой на голове. По праздни- кам. - Шевели, шевели манипулятором, не обожжешься. - Кому тут не нравится колпак? - Да нет, старший, это я так. К слову пришлось. - Он всегда вспоминает прадедушку, когда хочет увильнуть от работы. Раздался смех. Я велел Всеволоду выключить реактивник. Инерция донесет нас до звездолета. Мы приближались к нему сверху. - Эй, в корме! - услышал я веселый голос. - Смотрите, к нам летят пришельцы из космоса! - А верно, две фигуры! Это инспекция из космофлота. - Почисть экран от плесени! Разве инспекция разъезжает в десантных скафандрах? - Где ты видишь инспекцию? - Ага, испугался? Растерял накладки, теперь собирать зас- тавят. - Эй, пришельцы! Кто такие, отзовитесь! Я прокашлялся и ответил: - Пилот Дружинин. Будущий пилот Оплетин. Разрешите к вам на огонек? - Пилоты? Как, ребята, пустим пилотов? По-моему, пусть они себе летят дальше. - Хватит трепаться, Виктор. Свяжись-ка с Боргом и доложи, что прилетел Дружинин. Да, не туманная мечта, не листы чертежей - это был всам- делишный корабль. Металл и пластик, полы и стены, каюты и лаборатории, водяные цистерны и оранжерея, вспомогательные ионные двигатели и двигатель основного хода - хронокванто- вый. Хроноквантовый двигатель! Чудо века, поразительное детище новейшей математики! Еще недавно это казалось фантазией: Время, сдвинутое из нормального течения и совмещенное с Пространством. Время, не существующее для обычного измере- ния. Да и с точки зрения классической Эйнштейновой физики на этом энергетическом отрезке не будет существовать и сам ко- рабль! Пятое состояние вещества, как утверждают эти горячие головы, молодые последователи Феликса Эрдмана... В звездолете царила веселая сутолока. Искусственная тя- жесть еще не была включена, и мы, отталкиваясь от потолков и переборок, плыли по коридорам, заваленным монтажным инстру- ментом, облицовочными плитами, мотками проводов. Сновали нагруженные автоматы, светились швы разогретого пластика, шумно вздыхал в магистралях сжатый воздух. Пучки проводов и трубок автоматики, волноводные, газовые, пневматические ли- нии тянулись вдоль стен мегаметрами, опоясывали, перекрещи- вали звездолет по всем направлениям. Пахло клеем, сваркой, красителями. Тут и там вскипал смех, слышались веселые пе- ребранки, возникали споры у набросанных на стенах монтажных схем и расчетов. Были на стенах и другие надписи - язвитель- ные двустишия в адрес снабженцев и бригадиров, ответные двустишия, карикатуры (в одной из них мы узнали Борга, поче- му-то он был нарисован с крылышками и присосами вместо ног) Жаль, что скоро плиты внутренней облицовки навсегда скроют эти следы кипучей жизни. Громовой голос объявил по корабельной трансляции, что се- годня душ левого борта работать не будет. В ответ посыпались высказывания, из которых можно было понять, что некий Рому- альд "опять запорол ионизатор" и за это его следует наказать принудительным просмотром телефильма "Гончие псы". Мы с Всеволодом лазали по шахтам, ездили в драйвлифтах, досаждали монтажникам своей любознательностью. Нас поругива- ли. В одном отсеке юнец в лихо сдвинутой на затылок каскетке вежливо попросил нас подержать баллон с вакуумной пастой, пока он что-то там разметит для сварки. Мы держали баллон минут двадцать, вертя головами и дожидаясь юнца, который сразу куда-то уплыл. Потом в отсек стали заглядывать ухмыля- ющиеся физиономии. Мы отпустили баллон, тут же взмывший к потолку, и двинулись дальше. Всеволод давился смехом, а я все посматривал, не видно ли этой нахальной каскетки. Тот же громовой голос объявил, что "Борг просит пилота Дружинина прекратить шляться по кораблю и пройти в ходовую рубку". Рубка, против ожиданий, оказалась не просторнее нашей привычной на "Т-9". То есть, конечно, она была просторней, но больше заставлена приборами. Кроме того, здесь стояло несколько походных коек для монтажников. В рубке никого не было. Два пилотских кресла возвышались перед главным пультом. Я подплыл к левому креслу и, помед- лив, забрался в него и пристегнулся. Попробовал, как лежат руки на подлокотниках, удобно ли расположены клавиши под пальцами. Ух и удобно же мне сиделось! Я поглядел вправона пустую- щее кресло второго пилота. Вот если бы в нем сидел, мирно подремывая, один человек, очень уравновешенный человек, я бы чувствовал себя совсем как дома. Н-да... Кто-то хмыкнул сзади. Я выглянул из-за спинки кресла и увидел Всеволода. А я и забыл о нем. Практикант, выпрямив- шись, сидел в боковом, третьем кресле. Шея у него была нап- ряженно вытянута, руки лежали на пульте, как на фортепьянной клавиатуре. "А что, - подумал я, - почему бы и нет?.." Снова хмыкнули. Нет, это не Всеволод, он сидит тихий, как подопытная мышь. Я посмотрел в другую сторону и увидел голо- ву Борга. Мощная, в белокурых завитках, она торчала из люка в кормовой части рубки. - Расселись! - сказал Борг, насмешливо щуря глаза. Всеволод выскочил из кресла, будто катапультированный, и забарахтался под потолком. Я тоже выбрался из кресла, при- держиваясь за подлокотник, и спросил: - Помочь тебе, старший, вылезть? - Не надо. - Борг оттолкнулся от краев люка и подлетел ко мне. - Эта чертова линия меня доконает, кто ее только приду- мал! - проворчал он. - Какая линия? - Контрольная линия координатора. - Старший, - сказал я, - разреши, я проверю ее. - И без тебя обойдемся. У Борга вид был утомленный, над переносицей прорезалась вертикальная складка, покрасневшие от недосыпания веки тяже- ло нависали над глазами. Не простая это штука, подумал я, взвалить себе на плечи такой корабль. - Старший, я ставлю корабль на модернизацию, будут менять ускоритель, это не меньше месяца... - Погоди, пилот. С полчаса назад вызывал диспетчер с "Элефантины". Опять ты чего-то набедокурил, похитил практи- канта... - Просто он не сдал зачета, - возразил я, - и пришлось задержать его на неделю. - Стоит тебе появиться, Улисс, как начинается черт те что! - раздраженно сказал Борг. - Какой-то практикант, ка- кой-то дурацкий чемпионат, несданный зачет... Сгиньте оба с глаз моих долой! Он вынул из шкафчика бутылку и налил себе вина. Что было делать? Будь я один, мы бы поладили с ним. Навя- зался же мне на голову этот настырный практикант!.. - До свиданья, - сказали мы с Всеволодом почти одновре- менно и направились к двери. Тут Борг окликнул нас. - Что с тобой стряслось, Улисс? - сказал он насмешливо. - Тебя гонят, и ты послушненько исчезаешь. Не узнаю. - Ничего не стряслось. Просто вижу, что тебе не до нас. Борг залпом допил вино. - Если тебе так уж хочется проверить линию, то вот лежит тестер. - Он кивком показал. - Надеюсь, практикант и сам до- берется до "Элефантины". - Доберусь, - отрывисто сказал Всеволод. Громовой радиоголос взорвался у меня над ухом: "Презренья достоин тот, кто чужие тестеры берет!" Я отшатнулся от динамика и недоуменно посмотрел на Борга. Динамик заорал еще воинственней: "Корабельны закоулки - не для утренней прогулки!" Борг усмехнулся. - Просил их, на радиоузле, не рифмовать. Но они считают, что так лучше доходит. Да и верно, пожалуй... - Он взглянул на Всеволода. - Ну, практикант, лети к диспетчеру. Тебя ждут эти... пенаты и лавры. Ты, оказывается, великий шахматист? Всеволод пожал плечами. Я сказал, что провожу его до шлю- за "Элефантины", а то еще занесет его куда-нибудь не туда, но он решительно отказался. Он был напряжен, как кошка перед прыжком. Вернее, как рысь. Глаза горели буйным зеленым огнем на бледном лице. Ладно. В конце концов, управляться с реактивником он уме- ет, мимо "Элефантины" никак не пролетишь, а там сигнальные огни покажут, где шлюз. - Можешь сказать, что зачет сдан, - отнесся я к Всеволо- ду. - Не перепутай скафандр в шлюзе. Ну... Я стиснул его руку. Всеволод вышел из рубки, а я взял тестер и полез в люк. Но на душе у меня было все-таки неспокойно. Примерно час спустя я выбрался из узкого и душного тоннеля обратно в руб- ку. На одной из коек спал под рыжим одеялом человек - я уз- нал в нем Василя Гинчева, конструктора. Борга не было. Я подплыл к коробке инфора, установленной у входа, и протянул было руку, чтобы вызвать диспетчера "Элефантины", как вдруг вспыхнул глазок аппарата и мягко пророкотал сигнал вызова. Я нажал кнопку ответа. Это был Кузьма, он потребовал Борга и ужасно обрадовался, когда узнал, что подошел к аппарату я. - Ты мне и нужен, Улисс! - закричал он так, что Гинчев проснулся и заворочался на койке. - Слушай, я сдал докумен- ты, особо не придирались, обещают через двое суток затащить в ангар. Тебе тут приготовлена каюта. Или ты останешься на ковчеге? - Да, останусь здесь. Ты управишься без меня? - Управлюсь, чего там. Слушай, Улисс... - Погоди, Кузьма. Практикант побывал уже у диспетчера, не знаешь? - Да нет же! Затем я и вызвал тебя, тут на меня шипят со всех сторон, уж я не знаю, как отбиваться. Срочно гони его сюда! Я судорожно глотнул и схватился за шею. Мне не хватило воздуха. - Ты слышишь? - кричал Кузьма. - Его надо срочно на ша- рик, срочно! Чемпионат начинается, он должен играть непре- менно. Ты слышишь? Улисс! - Ни днем ни ночью нет покоя! - проворчал Гинчев. - Он уже час, как вылетел на "Элефантину", - выдавил я наконец. - Уже час? - Голос Кузьмы прозвучал тревожно. - Так где же он? Вот именно - где? Куда его могло занести? Воображение уже рисовало шальной буксир и человека в десантном скафандре, врезающегося в струю плазмы... - Улисс, ты где? Почему замолчал? - Пойду его искать.- Я рванулся к двери. - Подожди! - завопил Кузьма. - Что еще за глупости! Здесь экраны, отсюда виднее! Сиди у инфора, Улисс, я переговорю с наблюдателями. Я опустился на какой-то ящик и уткнул лоб в ладони. Лоб был горячий. Стучало в висках. Черт, не хватало еще головной боли! Никогда я не чувствовал себя так скверно. Что со мной творится? Как мог я отпустить неопытного юнца одного? Не терпелось схватиться за тестер? А, будь я проклят... Опять загремел динамик: "Первой смене - на обед, хочешь кушать или нет!" Я оглянулся на Гинчева. Он лежал, натянув одеяло на голо- ву. Хоть бы Борг пришел! Посоветоваться с Боргом. А что он может посоветовать? Если с этим парнем случится беда... если случилась беда, то... я просто не смогу жить. Не знаю, по какой ассоциации вспомнился мне давний случай на Венере: Тудор не услышал призыва Холидэя о помощи... про- ехал мимо... Вздор! Проклятый вздор! Ничего такого во мне нет. Ничего примарского. Просто беспечно отнесся. Беспечно?.. Больше я не мог сидеть. Ну, скоро ты, Кузьма? Я плавал по рубке, натыкаясь, как слепой, на кресла и койки. Голова бо- лела, будто мне горячими пальцами с силой стиснули виски. Ну, Кузьма, скоро ты?.. - Что ты мечешься? - услышал я. Это Гинчев. Выпростался из-под одеяла и уставился на ме- ня. Надо бы что-нибудь принять от головной боли, нельзя же так, продавит сейчас виски... Замигал глазок инфора. Наверно, и ревун прогудел, но я почему-то не услышал. - Улисс, ты? - Да... - Наблюдатели не видели... - Голос Кузьмы доносился изда- лека, он прерывался, будто тонул в сером тумане. - Все пе- редвижения фиксируются... на экранах кругового обзора не бы- ло... Я не дослушал. Что-то он еще объяснял и что-то крикнул Гинчев мне вслед, а я уже плыл по коридору, натыкаясь на лю- дей и автоматы... Лифт... Нет, кажется, шлюз на другом бор- ту. Я остановил кабину и погнал ее обратно. Круглое окошечко кабины рассекал надвое красный колеблющийся трос. "Все пе- редвижения фиксируются"... Я уперся руками в стенку кабины и помотал головой. Стенка была холодная, ледяная прямо, а ла- дони - я чувствовал это - мокрые. Лифт остановился, дверца, шипя, поехала вбок. Я оттолкнулся, чтобы выйти из кабины, и увидел, как пол, серый и гладкий, вздыбился и стеной пошел на меня. ...Теплый ветер овевал лицо. Хорошо! У меня отпуск, и я лежу на пляже, сейчас открою глаза и увижу над собой смеюще- еся лицо Андры. Мы наденем гидрокостюмы и, взявшись за руки, медленно поплывем под водой... Я открыл глаза. Надо мной был белый потолок и какой-то блестящий диск. - Ага, очнулся. Услышав это, я повернул голову и увидел Борга. Он сидел, сгорбившись, в ногах койки, на которой я лежал. И еще тут была Дагни. Располневшая, в белом халате и белой шапочке. Она улыбнулась мне, мягким движением потянулась к белому шкафчику и щелкнула выключателем. Ветер сразу утих, блестя- щий диск убрался в гнездо в стене. В каюте стоял резкий и свежий запах, похожий на запах степной полыни. От этого трезвого запаха я окончательно при- шел в себя. Хотел подняться, но Борг властно сказал: - Лежи. - И протянул мне обрывок пленки: - Прочти вот это. "Улиссу Дружинину, - прочел я. - Старший, извини за само- вольничанье, но мне очень хочется здесь поработать. Хотя бы неделю. На чемпионате обойдутся без меня. Всеволод Оплетин". Я вскинул взгляд на Борга. - Да, - сказал он, - выходит, парень остался здесь. Эту записку нашел Гинчев. Он, видишь ли, побежал за тобой. А после того как притащил тебя в лазарет, кинулся в предшлюзо- вую камеру. Оба ваших десантных скафандра висели там, а к скафандру твоего практиканта была прицеплена записка. Вот и все. Где ты выкопал этого поганца? Я набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил. Теперь мне было легко и покойно. - Нашли его? - спросил я. - Десять раз объявляли по трансляции - и в рифму, и без. Не откликается практикант. А так разве найдешь в этом стол- потворении? - Корабельны закоулки, - сказал я. Борг усмехнулся. Тихонько приоткрылась дверь, Антонио просунул голову, спросил громким шепотом: - Ну, как он? - Привет, - сказал я, садясь на койке и нашаривая ногами ботинки. - Очухался! - Антонио влетел в лазарет. - Что с тобой бы- ло, Улисс? Напугал ты нас. - Ничего особенного, - сказала Дагни. - Немного перенерв- ничал, вот и все. Улисс, ты все-таки полежи сегодня, отдохни как следует. - Она повернулась к Боргу: - Больше больных у тебя нет, старший? - Нет. Этот первый обновил лазарет. Как поживает твой отец, Дагни? Все мастерит игрушки? Счастливый человек, вот кому позавидуешь... - Борг вытащил из кармана платок и, кру- тя головой, вытер шею.- Ну ладно, Дагни. Будешь говорить с отцом - передай привет от старого школьного друга. Антонио спросил, не хочу ли я перебраться на "Элефанти- ну", потом пожаловался, что, с тех пор как началось строи- тельство этих кораблей, у него "нет ни одного светового фер- ми свободного времени", пообещал как-нибудь на днях навес- тить меня. - Практиканта, как только разыщете, мигом отправляйте в диспетчерскую. Меня уже Самарин о нем расспрашивал, шум на всю Систему. Дагни, пошли, я и так задержал буксир до невоз- можности. Привет! Дагни на прощание вручила мне пакетик с таблетками и ве- лела принимать по одной в день в течение недели. - Ну что, пилот, - сказал Борг, когда мы остались одни, - нервишки стали пошаливать? Ложись, - добавил он. - Велено лежать, так лежи. Я видел по его взгляду, что он все обо мне знает. Он всегда знал все, что ему было нужно. Не хотел я добавлять к его заботам собственную душевную смуту, но так уж получи- лось... помимо воли... - Я очень одинок, старший, - сказал я, как бы со стороны слыша свой глухой голос. - Я, пожалуй, и не живу. Просто ле- таю... и жду. - Что ты называешь жизнью, пилот? И что это значит - "просто летаю"? Может, ты летаешь от нечего делать? Может, в отсеках твоего корабля - не исследователи, обживающие Систе- му, а едоки? Я знал, что Борг бывает беспощаден. Сам виноват: не надо было затевать этот разговор. - Одинок? - продолжал он хлестать меня. - Так найди себе другую подругу. Только помни, Улисс: ты сам избрал судьбу космолетчика. Ты знал, на что идешь. Я тревожился за тебя, когда ты носился с едоками по Европе, но надеялся, что ты найдешь силы, чтобы вернуться. Еще бы, подумал я. Еще бы... "Ты сильный, Улисс"... - И уж если говорить все до конца, то вот что, пилот: хо- рошо, что вы расстались. Тебе пришлось бы сделать тяжелый выбор, и я не уверен, что бы ты предпочел. - Хватит, старший, - попросил я. Борг смотрел на меня испытующе. - Пожалуй, хватит. Конечно, ты не единственным хороший пилот в Системе, но я хотел бы, чтобы именно ты повел к звездам этот корабль... Если вообще суждено ему уйти к звез- дам, - добавил он, как бы между прочим. - Что это значит? - Я встревожился. - Разве не принято решение... - Решение принято, - неохотно промолвил Борг, - реше- ние-то принято... Ты ничего не слышал о новой работе Фелик- са? - Слышал что-то о расслоении времени или как там еще на- зывается... Что-то заумное, но на том же хроноквантовом принципе. А что? - А то, что надо гнать строительство кораблей изо всех сил. - Борг посмотрел на часы, поднялся. - Сорок четыре ми- нуты я потерял на тебя, пилот. Ну, отлеживайся. Но я уже натягивал ботинки. Я поискал взглядом клапан утилизатора и, не найдя его, зашвырнул таблетки под койку. Глава девятнадцатая ПЛАНОМЕРНОСТЬ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ... Я так обрадовался, узнав, что Всеволод живой и невреди- мый, что разыскать его казалось пустяком. Я ошибся. Не так-то просто найти в огромном корабле среди сотен монтажни- ков человека, который не хочет, чтобы его нашли. Бригадиры на запросы Борга отвечали, что знать не знают никакого Оплетина, в их бригадах посторонних нет. Рифмачи с корабельного радиоузла изощрялись в объявлениях. Они взыва- ли: "Всеволод Оплетин, поскорей ответь нам!" Они грозили ему всеми карами Кодекса общественного поведения. Они, с моих слов, описывали внешность Всеволода - рост, цвет волос и глаз - и особо подчеркивали его смешливость. По всему кораблю шли, обрастая живописными подробностями, веселые разговоры о неуловимом практиканте. Рассказывали, что он якобы натворил каких-то дел на шарике, и теперь вы- нужден скрываться от праведного гнева пострадавших. Говори- ли, будто слышали гулкий хохот, доносившийся из шахты водя- ной цистерны. А двое монтажников приволокли к Боргу упирав- шегося юнца и заявили, что он своим визгливым смехом мешал им отдыхать после смены, и они подозревают в нем этого само- го Оплетина. Но личность парня была засвидетельствована выз- ванным бригадиром, а причиной визгливого смеха, как объяснил парень, явился анекдот из жизни космических привидений, рассказанный соседом по койке. Я без устали рыскал по кораблю, заглядывал во все закоул- ки. Но поиски были напрасны. Вначале это даже забавляло ме- ня. На вторые сутки стало раздражать. На третьи - я махнул на практиканта рукой. В конце концов, я ему не нянька-робот. Сам объявится, когда захочет. В начале четвертых суток - мы с Гинчевым как раз возились с наладкой координатора - меня срочно вызвал Борг. - Ты, кажется, неплохо освоился с кораблем, пилот? - Лишь в той степени, чтобы не заблудиться, - ответил я. - Вот-вот. Большего пока от тебя и не требуется. Сегодня в шестнадцать прилетят Самарин и Греков. Не то инспекция, не то комиссия - ну, все едино. У меня времени нет совершенно. Хочу тебя попросить: ты их встреть и сопровождай. Как-никак Самарин - твое начальство. А объяснения давать буду я. Я спросил, как это он будет давать объяснения, не сопро- вождая их, но Борг сказал: "Значит, договорились", и погру- зился в чертежи, мигом забыв обо мне. Гостям повезло: как раз сегодня включили для испытания искусственную тяжесть, и можно было осматривать корабль, не ощущая неудобств невесомости. Я встретил гостей у шлюза. Мы обменялись приветствиями и рукопожатиями, а Антонио, сопровождавший комиссию (начальник "Элефантины" был в отпуске, и Антонио временно исполнял его обязанности), подмигнул мне. Самым любезным тоном, на какой только был способен, я пригласил гостей пройти по кораблю. Самарин, зажмурив один глаз, посмотрел на меня и обратился к Грекову: - Видал, какие обходительные у меня пилоты? Прямо душа радуется! - Улисс всегда был образцом доброжелательности, - спокой- но ответил Греков, причесывая свои сильно поредевшие волосы. Он сказал это точь-в-точь, как сказал бы Робин. И голоса у них были на редкость похожие. Я вдруг проникся этой самой доброжелательностью к Грекову. - Образцом своевольничания, - поправил Самарин. - Он счи- тает, что инструкции писаны не для него. Он преспокойно ос- тавляет на Ганимеде ошалелого планетолога, хотя прекрасно знает, что обязан вывезти всю смену до единого человека... - Не совсем так, старший, - вставил я. Но он не дал мне договорить. - Он прячет здесь практиканта, хотя прекрасно знает, что у Самарина инфор не умолкает от вызовов с Земли и подпрыги- вает от причитаний практикантской мамаши, и наконец Самарин вынужден бросить все дела и самолично лететь... - У Самарина не хватило дыхания. Я немедленно воспользовался паузой и начал объяснять, как было дело. Но тут послышалось жужжание, и в предшлюзовую ка- меру влетело нечто странное, помесь кофемолки с игрушечным самолетиком, что ли, яркокрасного цвета. Потыкавшись носом в стены, самолетик этот сел на толстую воздушную магистраль под потолком. Мы молча на него смотрели. Что-то в нем вспых- нуло, раздался шорох, а затем голос Борга отчетливо произ- нес: - Уважаемая комиссия, вы находитесь на борту строящегося корабля, предназначенного для межзвездных полетов. Принцип, на котором основана конструкция... "Ай да Борг!" - подумал я с веселым изумлением. Греков слушал с невозмутимым видом, а Самарин усмехался и покачивал седой головой. Покончив с общими сведениями, голос Борга пригласил сле- довать дальше. Самолетик отклеился от магистрали и, зажужжав энергатором, бодро выпорхнул в коридор. Мы двинулись за ним. - Попрошу Борга, чтобы он и мне сделал такую штуку, - сказал Самарин. - Для разговоров с инспекторами. Мы переезжали с яруса на ярус, переходили из отсека в от- сек. Всюду кипела работа, сновали автоматы, нагруженные об- лицовочными плитами, а некоторые помещения пустовали - там все уже было закончено. Самарин все более оживлялся. В ма- шинном зале, выслушивая заочные объяснения Борга, он осмат- ривал все с жадным любопытством, какое более приличествовало бы новичку вроде Всеволода, а не многоопытному космическому волку. Я слышал, как он бормотал по-русски: - Славно. Славно... Греков записывал что-то в блокнотик и помалкивал. Мы шли узким проходом между машинным залом и камерой плазмотрона - и вдруг остановились. Из люка волновода высу- нулись две голые ноги в теннисных туфлях. Работая ногами, как велосипедист, их владелец, повидимому, пытался вылезть на потолок. Наконец он разобрался в направлении искусствен- ной тяжести и перестал сучить ногами. Показалась верхняя по- ловина туловища, затем человек прыгнул вниз, мягко спружинив и вытянув из люка пучок цветных дейропластовых трубок. Это был Всеволод. Грязный, потный, в одних плавках и си- ней купальной шапочке. Он оторопело уставился на нас, шумно и часто дыша. - Привет, - сказал я и на всякий случай шагнул вперед, чтобы преградить ему путь к бегству. - А ну, поворотись-ка, сынку, - добавил я, развлекаясь. - Оплетин? - догадался Самарин. - Вот ты какой! - Он заж- мурил один глаз. - Одно у меня утешение: когда тебя произве- дут в пилоты, я буду попивать кокосовое молоко на берегу Маклая. Я буду посылать сочувственные радиограммы своему преемнику. Я буду смеяться сатанинским смехом, читая в газе- тах о твоих художествах. Что ты сказал? - Ничего, старший. - Всеволод потупил свои нахальные глазки и принялся старательно растирать масляное пятно на животе. - Я просто откашлялся. - Ах, ты просто откашлялся! - Самарин понимающе закивал. - А я-то, старый дурак, подумал, что ты пожелал выразить со- жаление. - Я сожалею, старший... - Не лицемерь! Ни капельки ты не сожалеешь. Ни на вот столько! - Самарин выдернул из седого виска волосок и пока- зал его Всеволоду. По-моему, никакого волоска не было, а был, так сказать, символический жест. - А вот я очень сожа- лею, - продолжал он, - сожалею, что ты по моему недосмотру попал на практику к Улиссу. Правда, я совершенно не знал те- бя. Вас с Улиссом надо держать на расстоянии не менее мега- метра друг от друга. Что? - Ничего... - Всеволод тщательно растирал пятно, размазы- вая все шире. Вдруг он вскинул взгляд на Самарина. - Стар- ший, Улисс тут ни при чем. Улисс, правда, согласился пока- зать мне этот корабль... я очень просил его... Но не более того. Я сам остался здесь, вопреки этим... указаниям... - Ага, "вопреки указаниям"! А тебе не приходило в голову, что "эти указания", которые тебя, как я погляжу, очень стес- няют, были придуманы опытными людьми, чтобы в космофлоте был хоть какой-нибудь порядок? Ты что же, и дальше думаешь пос- тупать "вопреки указаниям"? - Я этого не думаю, - серьезно ответил Всеволод. - Очень мило с твоей стороны, - ворчливо сказал Самарин. - Почему у тебя такой дикий вид? Разве здесь нет автоматов для протягивания проводки? - Автоматы есть... Просто так интересней... Самарин оглянулся на Грекова: - Видал? Ему интереснее протирать каналы собственным брю- хом! - Когда-то один физик точно так чистил трубу спектрогра- фа, - спокойно заметил Греков. - Он загонял туда кошку. Всеволод напрягся и крепко сжал губы. Я видел, что он прилагает героические усилия, чтобы не покатиться со смеху. Тут в проходе появился монтажник в лихо сдвинутой набек- рень каскетке. Он пятился спиной к нам, вытягивая из-за угла коридора толстый шланг. Задрав голову к люку, из которого вылез Всеволод, монтажник крикнул: - Алло! Скоро ты там? - Да здесь я, - сказал Всеволод. Монтажник резко обернулся. - А! - Он мигом оценил обстановку. - Попался, значит. Я присмотрелся и узнал в нем того самого шутника, который попросил нас подержать баллон. Удивительно, как тяготеют друг к другу все непутевые парни! - Зачем ты прятал его? - спросил я, сознавая, что вопрос, в общем-то, риторический. - Никто не прятал. - Монтажник кинул на меня взгляд, ис- полненный несправедливо поруганной добродетели. - А если че- ловеку интересно поработать, так пусть он поработает. Я так считаю. Нельзя заставлять человека играть в шахматы, если ему хочется поработать. - Если каждый будет делать только то, что захочется, - грозно начал Самарин, но тут же перебил самого себя: - Лад- но, оставим это для институтов общественного мнения. Значит, так. - Он надвинулся на Всеволода и упер ему палец в ключи- цу. - Сию же минуту ты пойдешь под душ и приведешь себя в порядок. А чтобы ты снова не сбежал, с тобой пойдет... - Я не сбегу, - быстро сказал Всеволод. - Хорошо. Ровно через час изволь быть в шлюзе. Антонио, ты сможешь отвезти его на "Элефантину"? - Конечно. - И с первой оказией отправь его на шарик. А с меня хва- тит. Где это видано, чтобы начальник космофлота бросал дела и гонялся за дурно воспитанным практикантом? За ужином Борг выставил бутылку темно-красного вина. Са- марин и Греков налили себе по бокалу, а я отказался. - Напрасно, пилот, - сказал Борг. - Это вино не опьяняет, а взбадривает. Посмотри, что написано на наклейке: "...впи- тало в себя всю щедрость солнца Андалузии". - Солнце Андалузии, - повторил Самарин. - Сколько хороших мест на Земле!.. Я взглянул на него. Лицо старейшего пилота Системы выгля- дело необычно. На нем словно бы разгладились жесткие склад- ки, и все морщины сбежались на лоб. Одна седая бровь подня- лась выше другой. О чем он думал? Пилоты моего поколения, да и те, что постарше, вряд ли могли представить себе космофлот без Самарина. Никто никогда не принимал всерьез его воркотню о всяких там островах в Тихом океане-это было так же привыч- но, как учиняемые им разносы, на которые никто никогда не обижался. Самарин медленно повернул ко мне седую голову. - Чего ты на меня уставился? - спросил он сердито. - Не хочешь отведать хорошего вина - дело твое. А я вот выпью. Я человек старомодный и возьму вот сейчас и произнесу тост. - Он поднял бокал до уровня глаз, как бинокль, и сказал: - За этот корабль. За тех, кто его сконструировал и построил. Борг усмехнулся, выпил и склонился над тарелкой супа. Же- лезный, непреклонный Борг. Я вспомнил тот далекий-далекий вечер, когда Борг вызвал меня к Феликсу и потребовал повто- рить то, что я перед этим нес на Совете. Кажется, мы говори- ли о Нансене. Да, да, о Нансене... Здесь надо было что-то додумать до конца. Я хлебал суп, пахнущий мятой, и думал о своей нескладной жизни. Наверное, я наделал немало ошибок. Я лез напролом и бывал нетерпим, и Робину - ох, как часто! - приходилось дергать меня за штаны. Чего же мне надо? "Он не хочет жить, как все", - сказала тогда Ксения. Не хочу или не могу? Нелегко в этом разобрать- ся. Жить, как все. В сущности, так просто: живи, как живется. Дом, семья, любимая профессия. Книги. Книги? Не от них ли моя неустроенность? Не слишком ли я увлекался в детстве кни- гами о путешественниках прошлых времен? Не знаю, почему так поразил мое воображение Фритьоф Нансен. Потратить больше го- да для того, чтобы с нечеловеческими муками пройти во льдах несколько географических градусов... Да и один ли Нансен! А капитан Скотт, а Седов, а тысячи других пионеров, не пожелавших "жить, как все"... А героическая эпопея Дубова на Венере... Кто-то все равно должен идти дальше. Человечество утратит нечто очень важное, если все будут "жить, как все". В конце концов, не обязательно идти именно мне. Важно, чтобы кто-то пошел... "Приемщика груза просят к шлюзу", - объявил динамик. По кают-компании прошло движение. Монтажники наскоро за- канчивали ужин, громко переговаривались, один за другим нап- равлялись к выходу. - Последнюю партию оборудования доставили, - сказал Борг и посмотрел на часы. - Надо бы мне слетать на второй ко- рабль... Ну, да ладно, управятся без меня. Все-таки не каж- дый день у нас такие гости. - Когда примерно думаешь закончить работу? - спросил Са- марин. - Зачем же примерно? Есть график. Через семнадцать суток. - График есть и у меня. - Самарин принялся за второе. - Но, кроме него, есть еще пилоты, которые с ним не в ладах. Вот сидит первый, - он кивнул на меня, - человек, выходящий из графика. - Что-то Анатолий помалкивает, - сказал Борг. - Налить еще вина, Анатолий? - Налей, пожалуй, - ответил Греков. - Не нравится тебе корабль? - Нет, корабль хорош. - Греков пригубил вино. - Но я при- кинул расход энергии и материалов - немалые цифры. - Если хочешь, могу назвать точные цифры. - Не надо. Об этом еще предстоит разговор на Совете. - Опять будешь голосовать против? - Да. - И опять останешься в меньшинстве. - Возможно, - спокойно согласился Греков. - В декабре кончается мой срок. Выйду из Совета - вам легче станет. - В декабре? - Борг грудью налег на стол и сцепил руки вокруг своей тарелки, словно оберегая ее от покушения. - Че- го же я, в таком случае, гоню изо всех сил? Растяну-ка лучше до декабря. - Дружески советую, Ивар: постарайся закончить монтаж как можно скорее. Дорог каждый день. Самарин сказал: - Насчет расхода энергии - не знаю, кто расходует больше, чем ты на сеансах космической связи. - Тут ничего не поделаешь, - возразил Греков. - Это рас- ход оправданный. - Гм! Особенного толка от связи с Сапиеной пока не наблю- дается. - Это неверно. Мы накапливаем информацию и учимся пони- мать друг друга. - Ну, и что практически ценного узнали мы за последние, скажем, полвека? Можешь не отвечать. Минимум сомнительно расшифрованных сведений о составе атмосферы и... - Самарин, не закончив, махнул рукой. Я вспомнил сеанс связи, на котором несколько лет назад мне довелось присутствовать. Вспомнил, как Дед расхаживал по аппаратной, гордый и довольный тем, что первую практически ценную информацию послали с Земли на Сапиену, а не наоборот. - Старший, - сказал я, - помнишь, Сапиена запросила спо- соб добывания огня... - Помню ли я? - перебил Греков, повысив голос и в упор взглянув на меня. - Ты спрашиваешь, помню ли я? Да откуда, собственно, ты свалился, Улисс? - С Юпитера. Я был в рейсе и давно не читал газет. Что-нибудь произошло? Греков отодвинул тарелку и подпер кулаком тяжелый подбо- родок. Теперь его голос опять звучал ровно, монотонно, как обычно: - Около четырех месяцев Сапиена молчала. Потом вдруг по- сыпались передачи, одна за другой. Один и тот же запрос: мо- жете ли сообщить способ добывания огня? Наш ответ, посланный шесть лет назад, естественно, еще не дошел. Теперь мы нес- колько раз продублировали его. Что произошло на Сапиене? Хо- тел бы я знать... - Их сигналы приходят с опережением? - спросил я. - Каждый раз все с большим временным сдвигом. Да, конеч- но, - предупредил он мой следующий вопрос, - мы попросили Феликса разработать систему синхронизации для дальней связи. Группа ребят из его института сейчас у нас на узле. - Полагаю, ты подсчитал, сколько энергии будет пожирать новая система? - спросил Самарин. - Это подсчитано. Придется поставить в Селеногорске еще один реактор. - Послушай, Анатолий, - сказал Борг, - а не приходило ли тебе в голову, что если сигнал приходит с опережением, то, может быть, источник сигнала приближается к нам? - То есть как? - Греков уставился на Борга. - Ты хочешь сказать, что Сапиена... - Нет, конечно. Сапиена-то на месте, но, может, их пере- датчик установлен на корабле, летящем в направлении нашего Солнца? Ты уверен, что вы полностью понимаете их код? - Такой уверенности нет, - сказал Греков. - Но есть экс- периментально подтвержденные расчеты Феликса... Да что тол- ковать, - прервал он самого себя, - ты же сам построил хро- ноквантовый двигатель, основывающийся... - Правильно, - мотнул головой Борг. - Уверенности нет. Но есть корабль, даже два. Надо лететь к Сапиене - вот тебе простейший путь обрести уверенность. Надо лететь к Сапиене, - повторил он. - Я против такого полета. - Почему? - спросил я. - Прежде всего потому, что он смертельно опасен. Ты сам говорил мне, Ивар, что вероятность опасности была оценена неточно и Улисс с Робином чудом возвратились из того безум- ного полета. - Да, говорил, - согласился Борг. - Но теперь-то в конс- трукцию двигателя внесена существенная поправка. Опасность мы оцениваем теперь не выше нормы, обычной для любого рейса внутри Системы. - И тем не менее расчеты могут подвести тебя и на этот раз, - сказал Греков, откинувшись на спинку стула. - Такой полет опасен. Это во-первых. А во-вторых, преждевременен. Выход за пределы Системы потребует не одного корабля, а по меньшей мере целой эскадры подобных ему. - Но речь идет пока о разведывательном полете! - восклик- нул я. - Мы обязаны смотреть дальше. Программа космического про- никновения не ограничится разведкой. Строительство эскадры вызовет такие последствия, которые даже трудно себе предст