ь кто живой? - Есть. - А кто ты есть? - Такой же пленник, как и вы. - Пленник. М-мм. Похоже. Да, приятель, похоже. А не скажешь, где мы? И за что? - Не знаю. - Вот, вот, приятель, я тоже не знаю. Не подумай, что я какой грабитель. Я представитель редчайшей профессии на земле - трубочист и горжусь этим. Сколько труб перечистил, у-у - Как вы сюда попали? - спросил я. - Просто. Дело было сегодня. Нет, вчера. Или позавчера? В общем в выходной. Обошел я по поручению жены все магазины, известку искал и не нашел. На улице было пасмурно и на душе так же. Остановился я и думаю, как жена дома встретит. Вдруг подходит ко мне мужчина. Костюмчик на нем - первый сорт. Прямо джентльмен. Только лицо какое-то постное вроде стертое. Очень вежливо просит помочь дойти до дому. Дескать, инвалид, почувствовал себя плохо. Разве можно, приятель, отказать больному человеку? Я взял его под локоть. Прошли мы метров сто, свернули в глухой переулок. А там машина стоит, будто нас поджидает. Мне почему-то удрать захотелось, не по себе стало. Дурак, что не удрал. Только мы поравнялись с машиной, задняя дверца ее открылась, а "инвалид" поднес мне к лицу что-то белое. И я, приятель, выключился. Очухался только здесь. А как ты попал? - Примерно, так же, - вздохнул я. - Изверги! - негодовал трубочист. - Я всех выведу на чистую воду. Баптисты! Инквизиторы! Ух, как в горле першит. Водички бы. Неожиданно загорелся свет. Оказывается, никакого коридора нет - просто большая, круглая и пустая комната, вот я и кружил вдоль ее бесконечной стены. Включая и потолок, все в комнате было обито серым, неизвестным мне материалом. Я взглянул на трубочиста. Здоровый, толстый дядька. Как только он лазает по крышам?! С тихим щелчком отворилась круглая, незаметная в стене дверь, и один за другим вошли четыре человека в серых, знакомых мне костюмах. И все на одно лицо! Они жестом пригласили нас следовать за собой. - Прошу объяснить, по какому праву вы напали на нас? - спросил я. Они и ухом не повели. - Вас спрашивают, - возмутился трубочист. - И нечего прикидываться дурачками. Вы все знаете. Что как идиоты смотрите? Лица вошедших оставались неподвижными. Они настойчиво повторяли приглашение. - Идем, - сказал я трубочисту. - Они либо глухонемые, либо действуют согласно полученным инструкциям. Из большей комнаты мы прошли в меньшую, потом еще в меньшую, и в круглой серой каморке нам молча предложили поесть. Круглый серый стол, серые тарелки, серая каша, серая вода и все безвкусное. После обеда нас препроводили в баню и взамен нашей одежды выдали серые в обтяжку комбинезоны. Трубочист перекинул свой новый наряд через руку. - Они и вправду дураки. Для моей комплекции костюмов в магазинах нет. Даже спецовку шьют по заказу. А они дают мне жалкий комбинезон, который я могу натянуть только на ногу. Чго ж, нагишом ходить? Верните мою одежду. В ответ на его причитания один из сопровождающих небрежно снял с руки трубочиста комбинезон, свободно растянул его и бросил в лицо ошалелому толстяку. Мы больше ничего не спрашивали: без толку. После переодевания нас провели в круглую клетушку и бесцеремонно впрыснули в тело, прямо сквозь комбинезон, изрядную дозу какой-то светлой жидкости. Когда стали набирать в шприц другую жидкость, трубочист вскипел от ярости и оттолкнул от себя одного человека. Тот взмахнул чем-то желтым, и через секунду толстяк уже корчился на полу в судорогах. Изо рта его шла пена. А они спокойно выжидали, когда он затихнет. Потом привели его в себя, сделали укол и, проведя через две других комнаты, втолкнули нас в обширный круглый совершенно пустой зал без окон. Там находилось около двадцати человек. И все в одинаковых, как у нас, серых комбинезонах. Одни стояли, другие сидели на мягком полу. На наш приход никто не обратил внимания. Все вялые, угрюмые, безразличные к окружающему. Мой трубочист на глазах перерождался - становился апатичным, отвечал невпопад и рассеянно, дальнейшая судьба его уже ничуть не интересовала. Он безропотно покорился своей участи. И, удобно расположившись между двумя молчальниками, весь ушел в себя. Я пытался узнать, где мы находимся, но меня никто не слушал, никто даже не смотрел на меня. Лишь один многозначительно и тревожно произнес: "Ужжаз". Больше я от него не добился ни слова. Взгляд его потух и он стал мрачнее тучи. Неожиданно все, как по команде, вскочили, построились с интервалом в два метра, прокричали хором: "Ужжаз" и тут же расположились спать. Раздался богатырский храп. Я стоял в стороне и думал, что схожу с ума. Трубочист в построении не участвовал, но спать лег вместе со всеми. Ко мне же сон не шел. Черт те что! Задремал только к утру. А может, и не к утру. Кто знает? Часы остановились, солнца нет. Проснулись все одновременно, опять построились, прокричали: "Ужжаз", дверь открылась, и они организованно стали выходить. Трубочист находился в самой гуще. Я окликнул его, но он даже не повернулся в мою сторону. Я не хотел идти, но в последний момент передумал и из любопытства пристроился сзади. Шли быстро, в ногу, как заправские солдаты. В одной комнате на кольцеобразном столе стояли серые кружки, накрытые чем-то вроде хлеба. Каждый съел свою порцию. Одна осталась лишняя. Значит, моя. Я уничтожил ее: все же голод не тетка. А потом началась какая-то бестолковая, суетливая работа. Понатащили больших серых шаров и давай из них складывать пирамиду. Последний шар на вершину пирамиды положить невозможно, высоко - и при каждой попытке водворить его туда, пирамида разваливалась, и все начиналось сначала. И так весь "день". Раз двести складывали ее и столько же раз она разваливалась. Я неоднократно подходил к трубочисту, принимавшему участие в работе, говорил ему про известку, про "инвалида". Но он не обращал на меня внимания. Я дернул его за локоть, ущипнул, потом несильно ударил ребром ладони по шее, а он только отмахивался... Неожиданно работу прекратили, шары унесли, поужинали, построились и ушли. И за все время ни единого слова! Я остался один. И тут передо мной выросли две фигуры с размытыми лицами. Я потребовал объяснений. И что же? Сверкнуло что-то желтое, и я не хуже трубочиста начал дергаться на полу. Казалось, будто меня выворачивают наизнанку. Через некоторое время мне сделали укол и опять втолкнули к молчальникам. Бесноваться и кричать не было никакого смысла. На следующий день повторилась та же история: подъем, построение, сооружение пирамиды. Я в работе участия не принимал, но после ужина ушел вместе со всеми. Кто-то незримо руководил этими жалкими людьми, ставшими настоящими бездумными автоматами. На третий день я вообще никуда не пошел, лежал и обдумывал свое положение. За мной не замедлили явиться двое старых знакомых. При воспоминании о желтом я сжался в комок. Но они молча повели меня куда-то. Мы прошли мимо той группы, которая строила пирамиду, мимо людей, которые с бессмысленным упорством катали взад и вперед толстые гладкие бревна, мимо компании, поддерживавшей за основание массивный конус, поставленный вершиной на пол. И везде я глазами искал Квинта. Несомненно, он был среди этих "работяг". Но серые комбинезоны делали всех похожими один на другого, а я не мог остановиться, чтобы приглядеться внимательней. Люди в последней комнате поразили меня. Это были близнецы, как есть близнецы. Тридцать человек и никакой эксперт не отличит их друг от друга. И занимались они не бестолковой работой, они изолировали блестящими лентами тянущийся перед ними шланг, который наматывался на алюминиевый барабан. Лифт поднял нас наверх. Миновав небольшой, с настоящим твердым полом коридор, мы вошли в строго обставленный кабинет. В широкое окно виднелись скалы и кусочек моря. За столом сидел человек неопределенных лет с атлетической фигурой, квадратным лицом, в квадратных темных очках и с квадратным колпаком на голове. Слева от него находился щит со множеством кнопок и тумблеров, перед ним пустая пепельница и стопка исписанной бумаги. От него так и веяло холодной жестокостью. - Любопытный экземпляр, - сказал он, кивнув на меня, и просмотрел несколько листков. - Интересный случай. Но ничего. Справимся. Я смело подошел к столу и, глядя в квадратные очки, как можно спокойнее и вместе с тем требовательно, спросил: - Я бы хотел знать, где нахожусь. Он разразился громоподобным смехом. - Я Ужжаз! С тебя этого достаточно. Ты забудешь все, кроме этого имени. Ха-ха! Экземпляр выкопался! Неподдающийся! У меня судорогой стянуло губы. Надеюсь, он принял это за улыбку. И тут же я подумал, а не тот ли это Ужжаз, которого я искал? И внешне похож, и имя совпадает. Я раскрыл было рот, чтобы спросить, но Ужжаз расхохотался: - Да ты веселый парень! Ха! Приятно побеседовать с таким человечком. Земле подходит срок смены паспорта и фамилии. Через год она будет называться - Ужжаз. Уразумел, человечек? Чувства, таланты, идеалы - блеф! Хо-хо. Отныне на Ужжазе будут думать так, как велю я! Я! Общество на планете давно нуждается в упрощении! Настала эпоха стандартизации человечества. Но я великодушен и нации оставлю. За исключением мелких. Каждая нация будет иметь свой стандарт, вся нация на одно лицо. Каста рабочих, каста инженеров. По чести, долгу, справедливости, любви и прочей чепухе давно соскучилась свалка. Вот так. Убрать! Через сутки обработать или... Он закончил фразу на незнакомом мне языке. Я поднял руку: - Подождите. Вы знаете профессора Бейгера? - Бейгера? О, это враг номер один. Убрать! - Стойте! - крикнул я. Но мне заломили руки и вытолкнули из кабинета. На обратном пути я запоминал дорогу, раздумывал и искал Квинта. И я увидел его. Бедный мой фараон вместе с десятками его товарищей по несчастью сидели каждый перед своим круглым баком, наполненным водой. Лицо Квинта пока не изменилось, но каким оно стало матовым и безжизненным! Вечно бегающие задорные глаза его сейчас были холодными. Бедняга трудился. Из круглого бака вода через отверстие в днище выливалась в другой бачок, меньшего объема, и был этот бачок всегда полон до краев. В обязанность Квинта входило не допустить, чтобы вода вылилась через край. Вот он и черпал ее ковшом и выливал в большой бак. Как только выльет, нижний бачок опять наполнится. Снова черпать и выливать, и так весь день. Меня привели в лабораторию и начали колоть, брать анализы, облучать, а я все смотрел и запоминал надписи на этикетках. Затем меня снова отвели в мою группу. Я улегся и начал размышлять. Далеко замахнулся этот Ужжаз. Он всерьез занялся стандартизацией человечества. Дело поставлено на широкую ногу, отлично организовано. Судя по всему, Ужжаз имеет агентов, в задачу которых входит похищать людей и отправлять их на остров. Анализируя все, что мне удалось увидеть и услышать, я стал разгадывать планы и методы его работы. Вновь прибывшим вводили в кровь специальный раствор, парализующий высшие отделы мозга. После этого люди легко поддавались любому внушению. Вторым этапом предусматривалось стандартизовать внешность пленников. Ужжаз выбрал единственно правильный путь - гены. В ядре клетки любого живого организма находятся в виде нитей молекулы нуклеиновой кислоты, осуществляющие запись наследственной информации. А отрезки нитей - гены, управляют развитием определенных признаков. Ужжаз, воздействуя специальным препаратом на ядра клеток разных людей, хотел отождествить все гены. А раз у всех одни и те же гены, значит, у всех будут развиваться одинаковые признаки, все станут "близнецами". Н у него это получилось. Третий этап - заключительный, массовая обработка всех людей планеты путем распыления в атмосфере особых химических веществ. Теперь-то я понял назначение гигантской цистерны. В ней Ужжаз накапливал и хранил под давлением эти сжиженные химические вещества. Что и говорить, голова у него работала здорово, но как-то односторонне, однобоко. Мне до сих пор не ясно, почему он не мог понять такой простой вещи, что погубил бы цивилизацию, что человечество вернулось бы к каменному веку и что в конце концов он все равно потерпел бы крах. Каждый подумает, а почему на меня не подействовали препараты Ужжаза? Когда я строил ядроскоп и плазмотрон для получения плазмы, то подолгу находился в магнитном поле чудовищной напряженности. Оно и спасло меня. Еще в старину люди пытались лечиться от некоторых психических заболеваний магнетизмом и небезуспешно. Поле благотворно повлияло на мою психику и укрепило ее. Это что-то вроде психологического иммунитета. Конечно, после встречи с Ужжазом я сделал вид, что меня обработали. За ночь у меня созрел план спасения. Я встал со всеми, громко проорал "Ужжаз" и добросовестно "строил" весь день пирамиду. Я знал, что за мной сейчас внимательно следят и старался вовсю. Через два дня восемь человек из моей группы увели для опытов. Вернулись они полублизнецами, а через сутки их невозможно стало отличить друг от друга. Когда по моим расчетам контроль за мной прекратился, я начал действовагь. Ужжаз так слепо уверовал в неотразимое действие своих препаратов, что не считал нужным запирать комнаты с подопытными или ставить охрану. И вот однажды ночью я сделал вылазку. Я знал, что многим рискую, но иного выхода не было. Первым моим желанием было найти Квинта. В ту ночь я осмотрел всех спящих в четырех комнатах. Квинта я не нашел, зато появилась уверенность: меня не заметили и можно продолжать. Я осмелел. В следующую ночь Квинт был найден. Он спал на спине, подложив одну руку под голову. Будить я его не стал, он не узнал бы меня. Я только погладил его волосы и прошептал: - Ничего, Квинт, мы еще посчитаемся с Ужжазом. На третью ночь я настолько осмелел, что проник в лабораторию. Химические формулы завладели мной. Уходя оттуда, я вытащил из мусорной корзины два огрызка карандаша, несколько смятых чистых листков бумаги и прихватил с полки флакончик красного реактива. По пути "домой" заскочил к Квинту и вымазал его подошвы этим реактивом. Следующие две ночи я разрабатывал рецепт препарата, который вернул бы Квинту память. Работа днем на строительстве пирамиды стала невыносимо муторной. Я уставал и изматывал себя, стараясь не допустить оплошности и не вызвать подозрения. Когда рецепт был готов, я снова пробрался в лабораторию и приготовил препарат. Готовую темно-синюю жидкость я набрал в тонкий шприц и собрался было уходить, как увидел на краешке стола за пустой мензуркой белый цилиндрик, поставленный на "попа". Я взял его. На торце глянцем переливалось мелкозернистое стекло, а на боку виднелась кнопка. Я поводил цилиндриком перед глазами и вспомнил: этой штукой усыпили нас с Квинтом. Это было оружие, я не мог пренебречь им и, сунув цилиндрик под комбинезон за пазуху, поспешил в комнату Квинта. Хорошо, что я догадался вымазать его подошвы реактивом, потому что Квинта успели уже обработать, и он стал непохож на себя. Приплюснутый нос, корявые плоские щеки, белесые брови. А под ухом красовалась сочная бородавка. Я впрыснул ему приготовленный препарат и прилег рядом. Выждал часа полтора и начал тормошить. - Проснись, Квинт. Он потянулся, что-то пробурчал и, открыв глаза, радостно завопил: - Ф-и-ил! - Тише, Квинт. Вставай и ни о чем не спрашивай меня. Не время сейчас. Следуй за мной. Я вытащил белый цилиндрик и заторопился к выходу. Квинт шагал рядом. Лифт бесшумно вынес нас наверх, и мы очутились в коридоре с твердым полом. Я шел в кабинет Ужжаза. Поворот налево, и перед нами предстали две фигуры со стертыми лицами. Увидев нас, они отпрянули и сунули руки в карманы костюмов, но я опередил их и взмахнул цилиндриком, одновременно нажав боковую кнопку. Оба тюфяками повалились на пол. Я толкнул дверь и мы вошли в кабинет Ужжаза. Наступал рассвет. Ни шпингалетов, ни ручек на окне не оказалось. - Бей стеклину, - сказал я. - С удовольствием, - ответил Квинт. - Бежим! Гигантская цистерна была отличным ориентиром, и довольно быстро мы нашли свою машину. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Ужжаз перевоспитан. Дядя Коша негодует. Головоломка. Клопомуха. Просьба Тоника. За последние дни пребывания у Ужжаза я так измучил себя, что, едва переступив порог своей комнаты, упал на кушетку, не снимая комбинезона. - Тебе плохо, Фил, ты болен? - забеспокоился Квинт. - Нет. Устал. Спать хочу, - пролепетал я. - Правильно, отдохни. А я что-нибудь приготовлю. Я проспал около двенадцати часов. Квинт ожидал моего пробуждения и, по мере остывания кофе, подогревал его. Когда я осушил поллитровую кружку, Квинт встревоженно спросил: - Скажи честно, Фил, это я? Ты меня не подменил? - Это ты. - А почему голова не моя? Лицо-то чужое. Разве я таким уродом был? Никогда не был. Посмотрел в зеркало - что такое?! Думал кривое оно, так нет. Все отражается нормально. Я и к твоему лицу его подносил, оно не исказилось. Что же это такое. Фил? - Да, тебя несколько видоизменили. - Пластическую операцию сделали? - Нет. Да ты не нервничай. Все пройдет, и прежний облик вернется к тебе. Тебя не полностью обработали, и твои гены победят введенную сыворотку. И я рассказал ему все, что знал об Ужжазе. Выслушав мой рассказ, Квинт со всей решительностью заявил: - Это заведение нужно ликвидировать. С корнем и без промедлений. Какой большой негодяй. Варвар! - Согласен. Ликвидировать надо, но желательно своими силами. Незачем знать человечеству о таких подонках. Что ты конкретно предлагаешь? - А то, что нечего с ним чикаться, - разошелся Квинт, - в нуль-пространство его, изверга. Пусть с мухой и клопом болтается. С фараоном шутки плохи. - Но, но, Квинт. Забыл о гуманности? Пусть лучше Ужжаз сам пожалует к нам. Попробуем вразумить его. После недолгого раздумья я решил перевоспитать Ужжаза, чтобы он принес пользу человечеству. Да и макет я хотел изъять у него. Конечно, это оторвет нас от основной работы, но я не мог допустить, чтобы Ужжаз творил свои черные дела. Мысль сама по себе из ничего не возникает. Чтобы она возникла, нужна энергия. Пища дает живому организму химическую энергию, необходимую для поддержания температуры тела, обмена веществ и мышления. Мысль затрачивает какую-то часть полученной энергии на сознательную деятельность человека, а избыток ее излучается в виде электромагнитных волн в пространство. Энергия этих волн так ничтожно мала, что практически их никаким прибором уловить нельзя. Мне пришлось срочно создать такой прибор. И попутно разобраться в ходе мыслей. Иными словами, я получил возможность читать мысли на расстоянии. Пока Квинт собирал по схеме мыслеприемник, я усовершенствовал аппарат, с помощью которого обучал Квинта после оживления. Сейчас он мог мои мысли усиливать в сотни миллиардов раз и затем излучать их узким направленным лучом. Опробовав аппаратуру, мы приступили к делу. Я нацелился антенной на остров. Конечно, это нескромно, но мне пришлось прочитывать мысли посторонних людей, среди которых я искал мысль Ужжаза, чтобы запеленговать его точное местонахождение. Я чувствовал себя весьма неловко, когда узнавал, что кто-то расстроился из-за рыбалки, кто-то ликовал по поводу удачного обмена почтовыми марками, кто-то переживал, что рано начал лысеть... И, наконец, она, сугубо Уж-жазовская мысль. Я сразу отличил ее от тысяч других: хромосомы, химические формулы, стандартный дикарь и стандартный ученый. Я определил его волну и, включив мыслеизлучатель, стал посылать свои мысли в его мозг. Он стал думать по-моему. А думал я следующее: "Что я делаю? Неужели я на это способен? Кому все это нужно? Как мне, безумцу, такое в голову пришло? Стандарт!.. К черту эту затею! Сколько несчастий из-за меня! Каюсь, каюсь. Вернуть всем подопытным сознание. Лечить людей - вот мое призвание. Отозвать всех агентов. Сейчас же, немедленно. Отозвать и покинуть этот остров. Вычеркнуть черные страницы из моей жизни. Через месяц я должен быть у Сизой косы. Координаты... Надо записать". - Сеанс окончен, - сказал я. - Ужжаз перевоспитан. В данный момент он записывает координаты. Скоро будем встречать его. - Передумает еще, опомнится, - сомневался Квинт. - Не передумает. Мы коснулись святая святых - мозга. Я капитально и навсегда вдолбил в его голову свою мысль. Сейчас у него одно на уме: любой ценой искупить свою вину и нести людям только хорошее. Через месяц мы с ним встретимся. К Квинту уже возвращались прежние черты лица. Все хорошо. Осталось последнее. Надоели мне эти скафандры. И бросить нельзя, надо довести испытание до конца. Оно, я думаю, обойдется без происшествий. Не станет ли скафандр при низкой температуре твердым и хрупким? Чтобы это узнать, нужно его на пару часов погрузить в жидкий гелий, имеющий самую низкую температуру - на один градус выше абсолютного нуля. Кроме того, он сверхтекуч, и можно заодно проверить герметичность соединения горловины шлема со скафандром.Когда-то изучая свойства жидкого гелия, я получил его в изрядном количестве и он хранился у меня в специальном сосуде. Испытание решили провести завтра. Ночью сквозь сон чувствую, что меня морозит. Укутался поплотнее, свернулся калачиком. Холодно! В конце концов мороз окончательно разбудил меня. Гляжу - кругом иней, окна разрисована узорами. Висящий над изголовьем термометр показывает минус двадцать четыре градуса. Я рванулся к ближайшему окну. Открыть шпингалеты не мог, пальцы не повиновались. Ударил по стеклу, и меня обдало струей теплого предутреннего воздуха. В несколько секунд все окна были распахнуты настежь. А где же Квинт? Одежда его лежит на стуле, а самого нет. В коридоре раздались шаги. Я прислушался и узнал встревоженный голос дяди Коши. - Заморозки. Пропал огород. - Много ли огурчикам надо, - чуть не плакала тетя Шаша. - У, ироды! Радио-то. Восемнадцать тепла передавали. Соседи торопились на улицу. Я заглянул в ванную и все понял. Пока я спал, Квинт, желая обрадовать меня, облачился в скафандр, он перелил жидкий гелий в ванну, а потом погрузился в него с головой и, испытывая скафандр, уснул. Интенсивно испаряясь, гелий сковывал все холодом и теперь его осталась небольшая лужица. Я разозлился и потряс Квинта за плечи, про себя радостно отметив, что скафандр остался теплым. Квинт сладко зевнул, потянулся и продолжал досматривать сны. Отдушина из ванны проходит через коридор, и я услышал, как вернулись соседи. - Радио не обмануло. На улице тепло, - говорил дядя Коша. - А здесь. Ну и холодина! Впору шубу надевать. - Это вот они все, - прошипела тетя Шаша. - От них мороз-то идет. Наказал бог соседом! - Нет, пора выяснить их личности. Хватит терпеть! - решительно сказал дядя Коша и постучал в дверь. Я еще раз толкнул Квинта и вышел из ванной. - Войдите. - И войду. Еще как войду, - подбодрил себя дядя Коша и открыл дверь. Из-за плеча его виднелась непричесанная голова тети Шаши. - С добрым утром, - сказал я. - Что это вы раньше солнца поднялись? Сосед окинул взглядом комнату. Картина неприглядная. Битое стекло, снег и иней. Я посинел и дрожу как осиновый лист. - Холод меня поднял. Десять градусов ниже нуля, - не отвечая на приветствие, пробубнил дядя Коша. Воинственный пыл его почему-то угас. - Я хочу знать, когда это все кончится. Сегодня вы нас заморозили, а завтра изжарите. А этот ужасный скрежет до сих пор преследует меня. Мне не нравятся эти темные дела. Нам нужен покой. Вы отравляете нам жизнь. Мы не можем спокойно спать. Сплошные кошмары. Согласитесь сами, так дальше нельзя. - Согласен. Я приношу извинения. Садитесь. - Постою. Нам извинений не нужно, нам покой нужен. И что-то в вас есть подозрительное, неспроста это все делается. С какой стати вам вздумалось замораживать нас?! - вдруг распалился он. - Ставили опыт, и по моей вине вышел небольшой недосмотр. - Это называется опыт! Околеть можно. Сосед неожиданно вздрогнул и схватился за сердце, но сразу же успокоился: из ванной, как был в скафандре, с заспанной физиономией вышел Квинт. Увидев соседа, он беззвучно поздоровался и начал что-то говорить. - Вы что голос потеряли? - спросил дядя Коша. Я знаком показал Квинту, чтобы он снял шлем. Он тут же отвинтил его и взял под мышку. - Холодно. Почему здесь холодно? - Артист, - сказал сосед. - На маскарад собрался. И перчатки не забыл. - Кто артист? - Да вы. Сами создали мороз, а теперь удивляетесь: "ай, почему холодно?" - Я его не создал и спал в тепле, если хотите знать, в жидком гелии. Но, куда же, Фил, гелий делся? - Испарился. Ты это упустил из виду, и вот результат. Сосед пришел узнать, в чем дело. - Не только за этим. - О, вы не волнуйтесь! Не переживайте, - сказал Квинт. - Гелий уже кончается. Мороза больше не будет. Как уши замерзли, ух, как щиплет. Он закрыл их ладонями. - Шлем держи, - шепнул я. - Улетит. Квинт пошарил под мышкой. - Уже улетел. Сейчас я его. От меня далеко не улетит. Дядя Коша беспокойно заерзал на месте, а Квинт, растопырив руки, стал медленно обходить комнату. - Прекрати, - сказал я и обратился к соседу. - Не обращайте внимания. - С-стараюсь. Он вдруг испуганно посмотрел на свою правую руку. Пальцы его что-то крепко держали. Сомнений быть не могло: он нечаянно поймал за горловину шлем. - А... фактически что-то есть, - пролепетал сосед. - Нашелся! - обрадовался Квинт. - Давайте сюда. Да пальцы, пальцы разожмите. - И ощущение твердости, - продолжал лепетать сосед. - И ощущение объема... А вы говорите, проспали ночь в жидком гелии? - спросил он шепотом. - В жидком, - бодро ответил Квинт. - Немного душновато, но спать можно. - П-понятно. Забыв о цели своего визита, дядя Коша быстро пошел к двери. Тетя Шаша терпеливо ожидала его. Глаза ее извергли молнии, она рванула за рукав мужа и демонстративно захлопнула дверь. Не разнес нас в пух и прах добрый сосед. Не вышло. - Н-ну! - я исподлобья посмотрел на Квинта. - Почему своевольничаешь? Квинт часто-часто захлопал ресницами. - Больше не буду, больше не буду. Я думаю, этого внушения ему достаточно. Теперь можно было с уверенностью сказать: ядронит - идеальный материал. Днем мы изменили конструкцию скафандров. На груди сделали вырезы и вставили в них мембраны из ядронита с таким расчетом, что, колеблясь под действием звука, они колебали и воздух внутри скафандров. Сейчас мы могли слышать все, что творится снаружи. Поколдовав с полчаса над системой обеспечения дыхания, я добился присутствия в воздухе запаса озона. Не забыл вставить в каркас и добавочные прутики из фотонита. Готовые скафандры мы небрежно бросили в самоуправляющуюся машину. До старта они не понадобятся. - Одной заботой меньше, - захлопнув дверцу машины, сказал я. - Теперь беремся за... Стоп!.. Ах, я тупица! Кретин! Ничем не лучше Марлиса. А ты куда смотрел? - набросился я на Квинта. Квинт удивился моему внезапно переменившемуся настроению и растерянно почему-то огляделся по сторонам. - А как мы назад вернемся?! Из космоса. Ты думал? - вскричал я. - Не-ет, не думал. А как же? - Оба с тобой хороши. Такой насущный, жизненно-важный вопрос и вдруг обойти его стороной. Непростительная ошибка! Улететь безвозвратно - похоронить самих себя. Зашли мы в тупик. Это была настоящая головоломка. Голова трещала и разламывалась от усиленных дум. Я придумывал десятки способов возвращения и все их отбрасывал. Я думал так сосредоточенно, так напрягал свою мысль, что мне порой казалось, будто она вырывалась наружу и Квинт угадывал ее. Мозг не знал покоя ни днем, ни ночью, был предельно загружен. И тут я заметил, что от переутомления начинаю глупеть. Мне казалось, что я нашел единственно правильный путь - это вернуться на землю пешком, но немного погодя отверг его, заменив более удобным и рациональным - приехать на велосипеде. Свет белый был не мил. Квинт переживал не меньше меня, осунулся, скис, будто постарел лет на восемь. И я ведь знал, что разрешится это до смешного просто. Если человек не знает, как решить задачу, ему нужно учиться. Если человек выучился и все же не может решить задачу, значит, он умственно ограничен. Как ни печально, это случилось со мной. Выходит, всему крах. Наобещал, расхвастался. Высечь меня некому. Хоть проваливайся от стыда сквозь землю. Квинт разрывался на части и, наконец, предложил совсем не возвращаться. - Ну, так не годится, - устало возразил я. - Себя погубим и профессора не спасем. - А, может, Фил, на планете ПНЗ шикарная цивилизация. Уж мы попросим сделать нам лазер, чтобы лететь на его луче обратно. - Ть-фу!!! - я ударил кулаком по столу так, что из чашки выплеснулось кофе и выскочила чайная ложка. - Где ты раньше был? - Никуда не уходил, - испугался Квинт. - Я не о том. Что же ты, фараон, раньше молчал? Дай я тебя поцелую. Ты же решил мою головоломку. Возьмем с собой лазер, и с любой планеты он отправит нас обратно. Уразумел? Ведь до чего же оказалось просто. Нет, просто проще простоты простейшей. Ну почему я такой человек? Ненормальный, недоразвитый, честное слово! На таких пустяках срываюсь. Если школьник попросит меня решить задачу за пятый класс, я просто побоюсь решать ее. Не решу. Да, когда мы решаем сложные многоэтажные уравнения, то обязательно думаем, что у них должно быть непременно длинное, запутанное решение. А они решаются одним махом, на одном дыхании. Я уподобился одному чудаку, решавшему уравнение 5х-1=9╠2х. Он единицу выразил через Sin/Cos, двойку разложил и пошел писать на сорока страницах мелким почерком, погряз в дебрях высшей математики и запутался окончательно. Разница лишь в том, что тот чудак сошел с ума, а я пока нет. Квинт просиял и, не сговариваясь, мы пустились в пляс. Квинт ударял пальцами по пяткам и кричал: "Юх, юх". Кто-то стал в такт хлопать в ладоши. Это пришел Тоник. - У вас веселье? - Разминаемся. Как успехи? - Все сдано. Диплом в кармане. Потому и пришел. Радость! - У нас тоже праздник. Квинт выдал на-гора решение. Проходи, Тоник, садись. Тоник краешком глаза покосился на меня, подумав, наверное, неужели такой несерьезный человек может спасти его отца. Хотел спросить, как мне показалось что-то существенное и вдруг сказал: - А каково ваше мнение об открытых планетах? - Понятия не имею, о чем ты говоришь. Тоник оживился. - Неужели вы ничего не знаете? Все только и говорят об этом. Куда ни сунься - тема одна. - Представь себе - ничего. Мы в последнее время так много работаем, что совершенно оторвались от событий, происходящих в мире. Что же это за планетки? - Все до сих пор думали, что у Земли один единственный спутник - Луна. Каково же было удивление астрономов, когда они обнаружили два неизвестных тела, вращающихся вокруг Земли с апогеем три тысячи километров и с перигеем две с половиной. Причем, они находятся друг от друга на расстоянии полумили и их называют одной двойной планетой. Поразило всех то, что они появились не сразу, а постепенно, как появляется изображение на фотобумаге при проявлении. Но и это еще полчуда. С помощью крупнейших телескопов были получены их фотографии. И что вы думаете? На одной из них отчетливо запечатлена наша земная, обыкновенная му-ха. Муха! Тоник плотно сжал губы и уставился мне в глаза, желая проверить, какое впечатление это производит на меня. Я, признаться, опешил. Знать, маловато мы взяли нуль-пространства, и оно со временем рассеялось. Но я, конечно, не выдал нашу тайну. К чему смущать этого доброго малого. Я изобразил удивление. - Муха?! Не может быть. - Вот именно, муха. И не просто что-то похожее, а именно - муха, с ножками, с хоботком, крылышками, словом - натуральная.. А на второй фотографии... что бы вы думали? Тоник сделал паузу, надеясь еще больше огорошить нас. - Клоп, - брякнул Квинт. Эффект явно был испорчен. Тоник покосился в его сторону: - Вы знаете? - Мне-то не знать, когда я сам с Филом этих окаянных. К счастью, Квинт сидел по правую руку от меня, и на слове, "окаянных" я хорошенько двинул его по локтю. Он дернулся и торопливо закончил: - ...окаянных клопов видел во сне. - Но при чем здесь сон? - Да уж очень много их было и кусались они сильно. Забыть не могу. Вот и сказал. - Н-да. Странное совпадение. Ну, ладно. Я еще не все рассказал. Какая это была сенсация! В довершение к этому изо всех стран стали поступать сообщения, что исчезли мухи и клопы. Ученые не могли найти этому объяснения. На земле исчезли, а на небе появились. И тут началось! Клопов и мух искали повсюду. Это же интересно. Мир трясла лихорадка. В некоторых странах объявлено приличное вознаграждение тому, кто найдет хотя бы одну живую муху или клопа. Каждому хотелось заполучить награду. В домах были переворочены вещи и мебель. Все напрасно, - Тоник тяжело вздохнул. - Признаться, и я пробовал найти клопа. В моей комнате есть старинная картина какого-то неизвестного художника. Сколько я себя помню, они всегда жили за этой картиной. Нигде, не было, а там жили. Заглянул туда - чисто. А мух! Где только их не искали. Стыдно даже сказать, куда я заглядывал. Несметные толпы "охотников" кинулись в леса, истоптали огромные пространства в надежде найти хоть маленькую мошку. И что же? Ни одной. Как на беду оказалось, что представителей этих насекомых почти нет у энтомологов и в коллекциях. Уж слишком обычными и распространенными их считали. Премия возросла. А зачем за ней гнаться, если клоп с мухой в космосе. И это в наш век! Один почтальон утверждал, что, разбирая корреспонденцию, месяца два назад, он наткнулся на письмо, адресованное всем людям. Он вскрыл и прочитал его. Там некий гражданин, якобы вернувшийся к жизни из глубины веков, торжественно сообщал, что клопов и мух на свете больше не существует. Советы какие-то давал. Почтальон, конечно, принял это за шутку и выбросил письмо. Так потом перерыли весь городской мусоропровод. Целая армия почтовых работников, приглашенных из других городов, занималась разборкой бумаг. А ведь работа не очень приятная, сами понимаете. Злополучное письмо не нашлось, но труды даром не пропали: нашли бумажки-улики, по которым удалось поймать несколько опасных преступников. Между прочим, это происходило в нашем городе. А! Каково! - Значит летают, - задумчиво сказал Квинт. - Да, это довольно интересно и загадочно, - неопределенно пробормотал я. - А как эти планетки называются? - Еще неизвестно, планетки ли. А ученые назвали их по-своему: клопус и мухеос. В народе зовут их просто: клопомуха. Странно человек устроен, казалось бы, радоваться ему! Ведь как он стремился избавиться от этих насекомых, какую борьбу с ними вел, а вот не стало их - и подавай ему снова муху и клопа. - Это ты совершенно напрасно, - сказал я. - Таких ничтожное меньшинство. Другое дело загадка. Что ж, пусть ученые поломают головы, им это полезно. После этого выступления Тоник наконец решился задать тот вопрос, который больше всего интересовал его: - Я давно хочу спросить, какой луч вы намерены оседлать? Как вы полетите? Я велел Квинту расплавить несколько килограммов меди и кратко рассказал Тонику о моих скромных открытиях, экспериментах, об испытании скафандров и посвятил его в проект предстоящего путешествия. Кое в чем он засомневался, но когда по моей просьбе надел скафандр и я заставил его сесть в тигель с расплавленной медью, а Квинт, пока я чем-то отвлекся, со всего размаху ударил его кувалдой по голове. Тоник отбросил все сомнения. Он был буквально уничтожен и низвергнут и некоторое время ничего не мог сказать. - Ну как? - спросил я, одновременно строго глянув на Квинта. - Умопомрачительно. Теперь я убежден, что отец будет спасен. У меня, Фил, к вам одна просьба: возьмите меня с собой! Не подведу! - С собой? Задал ты нам задачу. А как же Лавния? - Я с ней не говорил. Конечно, ей тяжело будет отпустить меня, но она должна согласиться. - Что, Квинт, возьмем его? - А что, Фил, он славный парень. Как думаешь, возьмем его? Ну и хитрюга, ответил, называется. - Хорошо, Тоник. Вливайся в нашу компанию. Но предупреждаю - работы невпроворот. Наш режим до крайности прост. Сон шесть часов - работа шестнадцать. Учеба тоже входит в понятие работы. И обращайся ко мне на ты. С этого момента мы люди окончательно свои, - сказал я. - Ладно. Постойте, Фил... Фил, а не вы ли проделали фокус с клопом и мухой? - Это не фокус. Я такими вещами не занимаюсь. Решили их вышвырнуть вон, слепили воедино и вышвырнули. Без всяких фокусов. - Но это же невероятно, невозможно. - Значит, по-твоему, весь мир продолжительное время видит одну и ту же галлюцинацию, а на Земле насекомых никто упорно не замечает? - Да. Э... Нет. Я просто не в состоянии еще осмыслить все это. Можно подумать, что вы волшебник. Тут Квинт не выдержал. - Мы не колдуны, - вставил он свое слово. - Колдун что - пошептал "пш, пш", и готово, а если разобраться, так он и азбуки не знает. Выдумки одни. Без знаний и труда никакой пшик-распшик не поможет. Скажу по секрету - колдунов нет. И богов нет, и ангелов, и бабов-ягов..., баб яговых, баб... - Квинт чертыхнулся и замолчал. Тоника он слегка развеселил, но я нахмурился. - Что-то в последнее время ты стал много попусту философствовать. Говори всегда по существу. Надеюсь Тоник, ты сумеешь держать язык за зубами. Я имею в виду клопомуху. - Язык у меня прочно привязан. Не обижаюсь. Раз нужно мычать - буду нем. - Отлично! Скажи, Тоник, каким образом можно нацелиться на планету ПНЗ? - Что ты, Фил. Мне не равняться с тобой. С моими ли жидкими знаниями браться за такую задачу. - Не унижай себя. Не хнычь! Бери пример с Квинта. Иной раз такую идею подаст, что только ахнешь. Квинт приосанился, но перехватив мой неодобрительный взгляд, смутился и принялся внимательно разглядывать свои ногти. - Сейчас он познакомит тебя с нашим хозяйством. Мне же пора думать, и так много времени потеряно. Тоник встал. - С вашего разрешения я отлучусь: необходимо покончить со своими делами и подготовить маму. Кроме того, я боюсь получить нервный шок, уже и без того голова кругом идет. Слишком много впечатлений за одно утро. Мысли путаются, нужен перерыв. - Правильно рассудил. Я вышел его проводить до главных дверей и на обратном пути столкнулся в коридоре с тетей Шашей. Она смерила меня презрительным взглядом с головы до ног и демонстративно отвернулась, ясно давая понять, что считает меня из жуликов жуликом. Я по опыту знал, что она уже должна остыть после эксперимента Квинта с жидким гелием, и поэтому спросил: - Что вы так недружелюбно на меня смотрите? - А вы и не знаете? - язвительно ответила она. - За дурочку принимаете? Все наши клопы переползли к вам, и вам это известно. - Но вы же сами недавно утверждали обратное. - То было раньше. Я ошибалась. Это наши клопы переползли к вам, а не ваши к нам. Хоть бы одного клопа оставили. И вдруг она прогремела: - Освободите дорогу! Чего встали?! Пойми ее, Шашу. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Здравствуй, Ужжаз! Иразеры.. Кабина. Скрежет повторяется. Загадочные явления. Насущные вопросы. В тот же день вечером пришел Тоник и прямо с порога радостно возвестил: - Все! Поговорил с мамой. Жалко ее. Слезы" конечно, были. Но она не возражает. Она даже немного гордится мною. На другой день исполнялся ровно месяц с того дня, как я приказал Ужжазу прибыть на берег Сизой косы. Нужно и нам явиться на свидание. Тоник с восхищением обошел несколько раз самоуправляющуюся машину (автомобили были его страстью) и после небольшого спора с Квинтом, кому сидеть впереди, мы заняли места. Квинт, как более старший, победил. Но усевшись, он галантно предложил поменяться местами. Они поменялись. Мы прибыли на пустынный, холмистый берег Косы. Море было чистое. Перекусили. Через несколько часов ожидания на горизонте показались четыре бледные точки. Это шла флотилия Ужжаза. Я поймал его мысль. Он был погружен в заботы об окружающих его людях и силился понять, почему держит курс именно к этому берегу. Он не знал, что конкретно предпринять дальше, но намерения у него были самые благие. Пришлось помочь ему. Включив мыслеизлучатель, я "посоветовал" выделить самое большое судно бывшим подопытным в полное их распоряжение, а самому с агентами остановиться здесь и основать лечебное заведение. И уж, конечно, не забыл я напомнить ему про макет галактики. Ужжаз впитал мою мысль и вскользь подумал о загадочном шаре, найденном его людьми на острове. Так это и есть наш улетевший атомный взрыв! Я снова включил мыслеизлучатель и проинструктировал Ужжаза, что делать с этим шаром дальше. Флотилия приближалась. С флагманского судна был спущен катер. На носу его, держась одной рукой за леер, чуть сгорбившись, стоял Ужжаз. В другой руке в металлической сетке он держал черный шар. Вздымая буруны, катер направился к нам. Мы сели в машину и терпеливо ждали. Я велел без моего разрешения не выходить из машины. Шурша прибрежной галькой, все в тех же квадратных очках подошел Ужжаз и нагнулся к окошку. -Извините, но чутье мне подсказало, что вы потеряли это ядро. Мой долг вернуть его вам. Он через окошко подал мне шар. - Благодарю вас. Я принял шар, приятно ощущая его привычную тяжесть. Наконец-то я держал в руках законсервированный атомный взрыв, эквивалентный двадцати тысячам тонн тротила. За ядерной пленкой бушевал плазменный ураган, царили чудовищные температуры и давления, а шар нагрелся всего на каких-то полтора градуса. Уже после, дома, я поднес к нему индикатор радиоактивности: стрелка микроамперметра даже не дрогнула. Ужжаз признался: - Я имел дерзость подвергнуть его химическим пробам и анализам и ничего не добился. Совершенно инертное, ни на что не реагирующее тело... Я не обнаружил в нем ни одного химического элемента. - Мы этим сами займемся. - Хорошо. А скажите, где мы с вами встречались? Мне ваше лицо кажется знакомым. - Я неподдающийся экземпляр. Ужжаз смутился, сжался в комок. - Вспоминаю, вспоминаю. - И меня вспомните, - не удержался Квинт. - Так человека изуродовали! А я как-никак бывший фараон. J Сказал и прикусил язык. Но Ужжаз не обратил внимания на последнее слово. Зато Тоник обернулся удивленно посмотрел на Квинта, будто увидел его впервые. - Я страдал манией величия, - сказал Ужжаз. - Это была болезнь. Я бы назвал все прошлое кошмарным сном. Но я вылечился. Теперь он мне даже нравился. - Где макет галактики? - в упор спросил я. - Его выгрузят в первую очередь. Он принадлежит всем. Вы возьмете его с собой? - М... возьму. Ужжаз оглянулся и что-то крикнул людям на катере на незнакомом мне языке. Катер сразу пошел к теплоходу. "За макетом", - догадался я и вылез из машины. Ужжаз уставился на меня: - Скажите, что это за ядро? Я должен узнать его химический состав. Я погружал его в сильные кислоты и щелочи и никакой реакции, я сорок восемь часов нагревал его в пламени газовых горелок, а оно холодное, я испытывал его на прочность, твердость и упругость - все приспособления и инструмент переломал, а на нем ни царапины, я, наконец, красил его самыми активными красителями, а они с него, как вода. Поверьте, я не могу успокоиться и не успокоюсь, пока не узнаю, что это такое! Ужжаз снял очки и мы увидели его глаза, черные большие и красивые. И печальные. Это были глаза умного, вдумчивого человека. Что ему ответить? Он oже перевоспитан, в этом нет никакого сомнения. Но он не понес наказания за свои прошлые деяния. А обязательно ли оно, если человек уже приносит пользу обществу? Я готов был простить его и все рассказать. Но Квинт был настроен иначе, уж он-то был зол на Ужжаьа и сейчас смотрел на него из окошка пренебрежительно и свысока, а тот, конечно, не знал Квинта и, нервно крутя в руках очки, ждал. Я решился: - Хорошо, скажу. Не поверите мне, так поверите физике, - и выложил о шаре все. Ужжаз поверил мне. Впервые я встретил на Земле такого человека. Он преобразился и восторженно посмотрел на меня. Черные глаза его блеснули и излучили показалось мне, струйку ощутимого тепла. Он снял колпак, сложил его гармошкой, всунул туда очки и небрежно сунул в карман. - Покажите еще. - Подай, Квинт, - сказал я. Квинт скорчил кислую недовольную физиономию и, что-то проворчав по поводу изверга и притворщика, протянул шар. - Вот, - сказал он, высунув голову из окошка.- Смотрите, любуйтесь, надевайте колпак и уходите. Если... - Кви-инт! - оборвал его я и обратился к Ужжазу. - Видите ль этот человек был одним из ваших "пациентов" на острове. Он иногда бывает злопамятным. Ужжаз склонился к окошку. - Простите меня, уважаемый... э... - Квинтопертпратех, - гордо произнес Квинт. - Квинтопертпраптех. Я сотню раз извиняюсь перед вами, а уж себе-то я этого никогда не прощу. Можно ли судить больного человека, в бреду совершившего преступление? Квинт раскрыл рот, собираясь что-то сказать. На сколько я его знаю, он хотел повторить, как его изуродовали. Я вовремя его остановил, сказав внушительно с соответствующей интонацией: - Он уже простил вас. - Да, - снисходительно согласился Квинт. - Я прощаю вас. Ужжаз выслушал, неестественно улыбнулся, вцепился пальцами в шар и, забыв о нас, уставился на него. - Ядронит. Атомный взрыв, - шептал он. - Взрыв в моих руках. - Вы удовлетворены? - спросил я. - Вполне. Я могу показаться назойливым, но мне бы еще хотелось узнать, как вы этого добились? - Слишком длинная история, и в данный момент я предпочитаю о ней умолчать. Ужжаз понял, что больше вопросов задавать не следует и вернул шар. - Рад нашему знакомству, - сказал он. - Если вам нужна помощь, поддержка или добрый совет, я всегда к вашим услугам. Можете рассчитывать на меня, как на себя. Тем временем вернулся катер. Двое рослых мужчин вынесли на берег что-то серое, большое, круглое. - Макет, - сказал Ужжаз. - Фи-ил, - жалобно проскулил Квинт, - позволь нам выйти из машины. - Выходи. Мужчины поздоровались, опустили груз рядом с машиной и, скинув с него серый чехол, скрестили руки на груди. Мы воззрились на макет. Сбоку он выглядел, как белесое туманное веретено, а сверху - как растянутый круг с закрученными к центру неровными спиральными ветвями. Трех метров в поперечнике, он лежал на специальных деревянных носилках. Я обошел его вокруг и пощупал рукой. Это был твердый, полупрозрачный материал с вкрапленными в него пылинками звезд, слившихся, особенно в центре, в молочный туман. Неясные края макета будто растворялись в воздухе. Квинт рассматривал макет с разных позиций и сопел. Тоник указал мне на краешек одной спирали. Я увидел ломаную линию - маршрут пришельцев. Она была длиной около восьми сантиметров. В масштабе макета один миллиметр соответствовал расстоянию в три световых года. Значит, от звезды, откуда прилетели пришельцы, свет идет до Земли две тысячи шестьсот лет. Планеты в макете должны иметь размеры, средних молекул. Их специально увеличили. Ужжаз достал из продолговатого ящика прибор, похожий на микроскоп, закрепил его на штативе и отрегулировал. - Смотрите, предложил он. - Спускайтесь по линии, не теряйте ее. Я увидел все, о чем рассказывал Тоник. На девятой планете от Ригеля действительно были крохотные замысловатые знаки и контуры человеческой фигуры. Расшифровывать я их не стал: Бейгер и Ужжаз не глупее меня. Я просто срисовал знаки в свою книжку. Потом стали поочередно смотреть Квинт и Тоник. - Где нашли макет? - спросил я Ужжаза. - В развалинах средневекового замка. Я был еще мальчиком. Мы играли там. А много лет спустя я вспомнил об этой диковинной глыбе и забрал ее, и уже гораздо позже понял, что она собой представляет. Слушая Ужжаза, я подумал, а не знает ли он что-нибудь о профессоре? Я отвел его в сторону. - Вы, надеюсь, слышали о таинственном исчезновении профессора Бейгера? - Приходилось. Мы вместе учились и даже были приятелями. Но со временем наши взгляды на жизнь разошлись, а потом разошлись и пути. Вам что-нибудь известно о нем? - Немного. Он находится в четвертом измерении. Знаете такое? - Поверхностно. - И я также. Область довольно туманная и неизведанная. Я хочу найти профессора и вытащить его оттуда. Для осуществления этой цели я, Квинт и Тоник отправляемся в космос догонять изображение сожженных бумаг профессора, которые помогут нам спасти его. Не смотрите на меня так, Ужжаз. Я говорю серьезно и обдуманно. - Вижу, что не шутите. Но хоть мне и любопытно, вопросы сейчас неуместны. Однако с вашего разрешения я выскажу просьбу. - Какую именно? - Позвольте помогать вам. Я был не прав, а Бейгер прав - Я у него в неоплатном долгу и должен внести посильную лепту в дело его спасения. Я задумался. Когда-то, помню, мыкался в поисках помощника, а нынче они сами просятся. Конечно, Квинт - это хорошо. И Тоник неплохо. Но какие бы они славные не были, они помощники в основном не по научной части. А Ужжаз - это голова. Мозги мне нужны. Но решить один я не мог - мы все равноправны. Я подозвал Квинта с Тоником и изложил им просьбу Ужжаза. - Разумеется! - обрадовался Тоник. - Это ускорит работу. Квинт не торопился. Он молчал, и было ясно, что всем существом он против Ужжаза. - И это обязательно? - наконец выдавил он. - Очень нужно? - Нужно. Квинт махнул рукой, как бы говоря "была не была". - Где я могу вас найти? - спросил Ужжаз. Я сказал адрес. - Отлично! В самое ближайшее время я буду у вас. Мне только необходимо начать строительство лечебницы. До свидания! Ужжаз надел очки, круто развернулся и, что-то сказав ожидавшим его мужчинам, быстро зашагал в сторону катера. - Что будем с макетом делать? - спросил Тоник. - А по-вашему, как? - Сообщить о нем в Академию наук. Приедут - заберут. - М-м. Заберут. Да начнут допытываться. Мы станем известными -людьми. Нет. Доставим его прямо сейчас же в ближайшую обсерваторию. Втихомолочку. Там обычно безлюдно. Поехали. Впрочем, стоп. Ужжаз ступил на борт катера, когда я его окликнул, попросил вернуться и написать записку с указанием точного места, где был найден макет. Пусть ученые обследуют замок, произведут раскопки, может, и - еще что интересное найдут. Ужжаз вырвал листок и без возражений написал записку. И даже поставил под ней неразборчивую подпись. - Да, кстати, - сказал я. - Тоник - сын Бейгера. - Вот как! Вдвойне приятно познакомиться. Ужжаз пожал руку Тонику и вторично распрощался. Макет вместе с носилками положили наверх машины, обмотали крест на крест веревками и больше у Косы не задерживались. У главного здания обсерватории я затормозил и огляделся. Поблизости никого не было. Недалеко от гаревой дорожки стояла беседка с резными некрашеными карнизами. Мы затащили в нее макет, я положил на него записку и придавил ее камнем. Полезное дело сделали. Теперь домой. В шесть рук работа пошла быстрее. Мы забыли, что такое отдых. Кое-что пришлось пересматривать. В принципе все легко, но когда копнешь глубже, выявляется масса недосмотров. Взять лазер. Обычно для него применяют кристаллы рубина, берилла, сапфира, способных накапливать свет. Такой лазер для наших целей не подходил. - Не может быть, - в один голос заявили Тоник и Квинт. - Тогда загибайте пальцы и соглашайтесь со мной. Во-первых. Загнули один? Запас энергии в виде светового луча отдается мгновенно, а нам нужно, чтобы излучение шло постоянно. Во-вторых, сам луч чересчур тонок. На него ни встать, ни сесть. В-третьих, расходимость луча в лучшем случае составляет тысячную долю градуса. Если его направить на Луну, он осветит круг диаметром полтора километра. А на расстоянии шести тысяч световых лет диаметр освещенного круга будет двести тридцать четыре миллиарда километров, то есть практически луча не будет. На чем же мы будем держаться? - М-м-м... - И в четвертых, вырывающийся луч ослепительно ярок, поэтому его сразу заметят. А ученые - народ дотошный, до всего докопаются. - Тогда нужно изменить конструкцию лазера, - решительно заявил Квинт. - Доверь это нам. - Нет, - ответил я. - Мы лучше построим иразер, излучающий инфракрасные лучи. Уж их-то никто не увидит. - А разве такой луч может нас понести? - неуверенно спросил Тоник. - Что-то маловероятно. - Какая разница! Было бы направленное излучение, а какое - не имеет значения. Уловили суть? Соображай, Квинт. Правильно ли я говорю? Квинт заложил руки за спину, откашлялся и стал мерить по диагонали комнату. - Раньше я бы сказал, что свет - это когда светло, а сейчас говорю, что это колебания электромагнитного поля. Само поле мы не видим и не слышим. Колеблется поле, бегут разные волны. Те, которые имеют длину в десятые доли микрона, улавливает наш глаз, и мы говорим и все говорят - это свет, причем разных цветов - синий, красный, оранжевый. И все эти цвета зависят от длины волны. Волны короче световых мы не видим, но находясь долго под солнцем, чувствуем их. Загар-то - дело ультрафиолетовых лучей. Помню, как однажды в Египте с меня слезла шкура вся. Нет, кожа. А все они, ультра. С волнами чуть подлиннее световых мы сталкиваемся постоянно, даже в темноте. У батареи отопления тепло? Тепло. И от горячего утюга тепло идет. И от земного шара тепло идет. Это и есть инфракрасные лучи или просто тепловые. Вот они нам подойдут. Пусть их иразер и испускает. Я так говорю, Фил? - Разбираешься. Итак, решено - иразер. Земля огромна, тепла в ней много, вот и будет иразер черпать энергию инфракрасных лучей Земли и, концентрируя их в направленный параллельный пучок, беспрерывно посылать в пространство. На луче устроимся мы. Полный комфорт. - Но мы же не умеем превращать тепло во что-то твердое. - Провалимся сквозь этот инфракрасный пучок, - сказал Тоник. - У нас всегда под боком нуль-пространство. Без него не обойтись. А сейчас за дело. - За дело! - рьяно отозвался Квинт. - За дело! - согласился Тоник и, встав из-за стола, спросил у Квинта: - А вы уже успели побывать в Египте? - Я родился там. - А не похож на египтянина. - Со временем облик человека меняется, все же шестьдесят веков прошло со дня рождения!...??? - Почему смотришь? Фараона не видел? - Видел на картинках. - А перед тобой живой стоит. Квинтопертпраптех, а не какой-нибудь Хеопс. Спасибо Филу, что меня, мумию, оживил. Тоник медленно повернулся ко мне. Брови его полезли вверх. Я подтвердил слова Квинта. - Но как же так? - изумился Тоник. - Вы, вы... фараон? Оживленный? - Что же ты вдруг завыкал? - усмехнулся я. - И удивляться нечему: простая биология. Нынче фараоны не в моде. К оживлению привыкнешь. За дело! Много дней ушло на поиски, на проектирование, еще больше на постройку. На всякий случай сделали три иразера. Все они были изготовлены из фотонита и, чтобы не натыкаться на них, мы прикрепили их к потолку, благо дом старинный, потолки высокие. И, конечно, наши иразеры отличались от существующих так же, как сверхзвуковые лайнеры от допотопных фанерных самолетов. Основное, первостепенное было сделано. Осталась мелочь. Чтобы в полете не оказаться в вечном мраке и для большего удобства, мы решили сделать из фотонита кабину в форме пологого шара. Путешествие могло затянуться, а излишек припасов никогда не помешает. Помимо того в кабине можно находиться без скафандров. Сначала хотели сделать ее по частям, а потом соединить их в одно целое, но передумали. Работа не легкая и прочность не та будет. Решили выдуть ее, как в свое время выдули шлемы для скафандров. В комнате кабина не поместится, и мы рискнули выдуть ее прямо на улице, разумеется, ночью. Необходимые инструменты приготовили заранее и в первую же темную безветренную ночь приступили к работе. Вынесли специальную подставку, на которой было сделано углубление с отверстием для жидкого фотонита и баллон с воздухом. Расплавленный в плазме фотонит Квинт вынес в мешочке из ядронита и вылил в углубление. Привыкшим к темноте глазам стало на миг больно от нестерпимо яркого света. Все вокруг осветилось, как днем. Я медленно открыл редуктор. Ослепительно белый шар рос на глазах. Я прибавил давление. Покачиваясь от ничтожного дуновения ветерка, шар увеличивался и, постепенно остывая, принимал светло-желтую окраску. Вооруженные специальным циркулем Квинг с Тоником измерили диаметр. Еще немножко воздуха и требуемый размер достигнут. Горячий, четырехметровый шар продолжал светиться. От него несло таким жаром, что рядом стоящий забор задымился. Квинт побежал за водой. В коридоре раздался грохот. Вот недотепа! Наверняка упал с ведрами. Удивляюсь, как соседи не выскочили. - Фил, оглянись! - дернул меня за рукав Тоник. - Что это? На асфальте одна за другой затормозили две машины. К нам бежали люди в стальных масках. Пожарники! У пятерых в руках были шланги с брандспойтами, остальные с баграми и с топорами. Что, что делать? - Мы ничего не знаем. Мы прохожие, - скороговоркой сказал я и концом штангенциркуля проткнул огненный шар. Лопнул он почти бесшумно. Углубление с жидким светом я сразу же прикрыл ядронитовым мешочком и тихо сказал: - Тащите баллон в подвал. Ориентируйтесь по лампочке на парикмахерской, она левее двери. - Не паниковать! - раздался в темноте зычный голос. - Мы не ослепли. Пропал огонь. Достать фонари. По двору забегали рассеянные световые зайчики. Пожарники не знали, куда бежать и что гасить. Увидев меня, они перекинули шланги через плечо и подошли. - Что тут горело? - спросил главный. - Не знак. Удивляюсь сам. Столько было огня и жару и вдруг ничего не стало. - Ложная тревога исключается... Мы сами видели огонь до последнего момента. Нужно узнать, что горело. Вы не откажетесь нам помочь? - С удовольствием, - ответил я. Дисциплинированные пожарники искали на совесть, заглянули куда надо и не надо, залезли на крышу дома и до смерти перепугали соседей. Дядя Коша выскочил в ночном белье и столкнулся с главным. Вид сверкающей каски подействовал на него устрашающе, он попятился, толкнул плечом дверь и, оказавшись, в комнате, захлопнул ее перед носом главного. - Проверьте, не горит ли что у вас? - У нас прохладно. Мы не горим, - отозвалась каким-то мужским голосом тетя Шаша. - Мы тоже не горим, - позевывая и прикрывая ладошкой рот, вышел Квинт. - А что горит? - Если б я знал, я бы уже руководил тушением. - Нашел! - ворвался в коридор пожарник. Громыхая подкованными ботинками все выскочили за ним и подбежали к обуглившемуся забору. Главный осветил фонарем доски, потрогал их рукой и задумался. Потом сделал заключение: - Забор не горел, но под воздействием высокой температуры тлел. И в то же время он мокрый. Выводы? Выводов нет. Э... Так и доложим. Шланги свернуть! Па-а машинам! Ясно, что после случившегося мы не могли выдувать кабину в городе. Не строить же специальный маскировочный ангар! И тут я вспомнил, что за нашим двором, на пустыре есть яма. Мы по привычке говорили яма, а это был целый котлован около пяти метров глубиной и диаметром метров одиннадцать. Если соорудить над ним съемно-разборную крышу, то получится подобие подземного ангара. Этим мы и занялись. У меня с давних пор хранились три связки прокатанных дюралевых угольников. Из них сделали рамы. Тоник достал для их обтяжки рулон латунной фольги. Я не стал допытываться, где и как он ее раздобыл: по его словам - самым честным образом. Изготовив съемную крышу, мы опять приступили к выдуванию, на этот раз в скафандрах: без них мы бы просто испеклись заживо. Кабину сделали удачно. К рассвету шар остыл и стал совершенно невидим. Крышу мы разобрали и утащили в подвал. Шар тоже в яме оставлять нельзя. Вчера вокруг нее ходили два человека с рулеткой и что-то измеряли. А один даже спустился вниз. Значит, днем туда могли нагрянуть рабочие. Метрах в ста от ямы в укромном месте, заваленном мусором, мы вбили в землю по самые торцы четыре кола. В днище шара прожгли резаком мельчайшие отверстия и, пропустив через них накануне сделанные нити из ядронита, привязали ими шар к кольям, надеясь в следующие две ночи завершить отделку кабины. Но разве от ребятни укроешься? Сыну наших соседей вздумалось поиграть в мячик, и однажды тот ударился о кабину, а так как она невидима, ребенку показалось забавным, что мячик отскакивает от ничего. Он и давай кидать. Я хотел послать Тоника, чтобы он отвлек мальчика от этой игры, но не успел. Странным поведением мяча заинтересовались двое прохожих. Один из них поймал мяч и с силой бросил его. Встретив преграду, мяч упруго отскочил в сторону. Мальчик побежал за ним. - Прохожие остолбенели. В довершение ко всему, у проходившей мимо женщины резким порывом ветра сорвало с головы шляпку и понесло на шар. Женщина кинулась за ней и с разбега налетела на нашу кабину. Бедная! Представляю, что она испытывала. Двое прохожих, наблюдавших за мячом, увидев, как она внезапно остановилась и, запрокинув голову, заголосила, поспешили к ней на помощь. Через секунду они сами потирали ушибленные места. Их поведение, а также неподвижно висящая в воздухе шляпка - она лежала на верхушке шара - привлекли внимание других прохожих и скоро вокруг кабины собралась толпа. Одни били по ней кулаками, тростями, другие гладили, щелкали, скребли. Какой-то тип ожесточенно стучал разводным ключом. Толпа все увеличивалась. Мы поняли, что надо срочно принимать какие-то меры и попытались пробраться к кабине. Тщетно! Народ прибывал. Мало кто представлял, что именно произошло. Всех охватило любопытство. Задние ряды напирали. Тех, кто находился у самого шара, основательно помяли. Слышались стоны, причитания. От забора остались щепки. Признаюсь, я растерялся. Всклокоченный, красный, в растерзанном пиджаке, ко мне пробирался Квинт. Что-то крикнул и исчез. Я отыскал глазами Тоника и начал пробиваться к нему. И тут раздался знакомый душераздирающий скрежет. Это вернулся Квинт. Шлифуя бракованную фотонитовую втулку фотонитовым порошком, он стал расчищать дорогу к кабине. - Заткни уши - рявкнул я обезумевшему Тонику. Вокруг Квинта образовалось пустое пространство. Он быстро добрался до кабины и резаком незаметно перерезал ленточки ядронита. Скрежет прекратился. Конвульсивно подергиваясь, Тоник простонал: - Бр-р. Адский звук! Я улыбнулся. - Ничего. Это не страшно. Разрядка небольшая. Так как на шар давили со всех сторон, он сразу взмыл вверх. Так выскальзывает из пальцев свежая рыбка. Освобожденное место в момент заполнилось народом. Не знаю, досталась ли шляпка хозяйке. Скорее всего ее затоптали. Шар попал в воздушный поток и навсегда умчался в верхние слои атмосферы. Опасности для воздушного сообщения он не представлял, ибо был легче пылинки. Люди окончательно сбились с толку, шарили по воздуху руками, палками, сумками, кто чем мог. Но постепенно волнение улеглось, и толпа мало-помалу рассеялась. Лишь несколько особенно любопытных торчали до самого вечера. Через трое суток мы выдули другую кабину, но на этот раз закрепили ее на крыше: по крайней мере были уверены, что никто на нее не натолкнется, разве что воробей. Потом сделали входной люк и перегородку, делившую шар на два неравных отсека. Один - жилой, другой - для хранения продуктов, инструментов, иразеров, материалов и разной аппаратуры. Одновременно перегородка будет служить нам полом. Одну ночь для испытания мы проспали в готовой кабине. Удобно, хотя и не очень комфортабельно. Утром, возвращаясь домой, я случайно услышал несколько фраз из какой-то радиопередачи. Меня особенно заинтересовало слово "клопомуха". Но репродуктор был установлен довольно далеко - в сквере за парикмахерской и, как я ни напрягал слух, больше ничего не услышал. Квинт с Тоником, рассуждая о преимуществах твердого света перед обыкновенным, пошли умываться, а я свернул в чуланчик и вытащил из-под скамеечки старый, дедовский динамик. Обтерев его сухой тряпкой, включил вилку в сеть. В эфире была легкая музыка. Вытираясь одним полотенцем, вернулись Квинт с Тоником: они уже успели подружиться. - Уши мои слышат музыку, - сказал Квинт. - Глаза мои видят радио, - подражая ему, сказал Тоник. - Может, передадут что-нибудь интересное, - ответил я, но про услышанную "клопомуху" промолчал: мне могло спросонок и показаться. После скучного музыкального антракта, когда мы уже поели и Квинт, согласно установленному графику, убирал со стола посуду, диктор объявил: "А сейчас, дорогие радиослушатели, повторяем сообщение о загадочных явлениях, имеющих место в нашем городе". - Слушайте, - я кивнул на динамик. - Нас должно касаться. "Второго июля сотни граждан столкнулись, с чрезвычайно твердой таинственной пустотой. Находясь в центре большого количества людей, она представляла собой как бы стальной монолит, не позволяющий проникнуть внутрь себя. Шляпка, сорванная ветром с головы неизвестной гражданки, непонятным образом висела в воздухе над пустотой. При ударе о пустоту стальными предметами, она издавала неприятный звенящий звук, и по утверждению гражданина Примы, в тот момент, когда он потер ее крупнозернистой наждачной бумагой, раздался невыносимый скрежет. Скрежет подействовал на людей возбуждающе, они теряли контроль над своим поведением и психикой. С прекращением скрежета исчезла и пустота. Освобожденное пространство было заполнено народом. Несколькими днями раньше наши пожарники заметили зарево большого пожара в квартале No 17. Однако по прибытии на место никаких признаков пожара они не обнаружили. Не менее странный случай произошел на улице нашего города в прошлом году. Многие граждане видели, как на их глазах, бегущий по тротуару мальчик пяти-шести лет за считанные секунды вырос до размеров взрослого человека. Бегущий рядом с ним мужчина, могущий пролить свет на происходящее, затерялся в толпе, собравшейся по случаю автомобильной катастрофы. И, наконец, дорогие радиослушатели, всемирно известная знаменитая клопомуха. Не секрет, что письмо, адресованное всем людям Земли, было написано именно в нашем городе, причем написано задолго до того, как хватились, что клопов и мух нет. Всему перечисленному предшествовало таинственное и бесследное исчезновение из стен лаборатории на глазах сотрудников профессора Бейгера. Все эти события указывают на то, что в НАШЕМ городе не все в порядке, что хозяевами являемся не мы. Есть предположения, что это проделки или шутки, а возможно даже попытка вступить с нами в контакт неких космических пришельцев. Можно допустить, что скрежет является средством общения между ними, как между нами разговорная речь. В ближайшее время из центра прибывает группа экспертов и специальная комиссия для расследования вышеуказанных явлений". - Нас могут арестовать? - спросил Квинт. - Мы не преступники. Единственное, что нам угрожает - это срыв полета, выяснения, объяснения. Поэтому нужно быть предельно осторожными. Особенно тебе, Квинт. У тебя документов и прописки нет. Ты вообще на планете не числишься. - Значит, мной пренебрегают, как бесконечно малой величиной? - Не говори глупостей. Без дела из дому не выходить, с соседями желательно не встречаться. Ты их спугнул тогда скрежетом. Как бы они не вспомнили об этом. Надо поторапливаться с работой. Почему же Ужжаз задерживается? И только я это сказал, как в дверь постучали. Явился Ужжаз. С порога он деловито сказал: - Я в вашем распоряжении. - Чудесно! Я ждал вас. Будете жить у меня. Ужжаз сразу приступил к расспросам: - Над чем в последнее время работал Бейгер? - Над передачей человека по радио. - Понятно. Все то же. Я знаю об этом. Я рассказал, как мы собираемся спасти профессора. - Да-а, - протянул Ужжаз. - Это интересно и заманчиво! Но мне кажется, что здесь много фантастики. - Ни на йоту. Сплошная реальность. Я человек практичный и слов на ветер не бросаю. Подтверждение тому - законсервированный атомный взрыв, клопомуха и кое-что другое. - О! Клопомуха! Так это дело ваших рук? - Ужжаз возбужденно прошелся по комнате. - Немыслимо! Как вам удалось создать ее? - Об этом после. Надеюсь, сомнений больше нет? Отлично! Так я и думал. - Дайте работу, - Ужжаз снял и снова надел колпак. Квинта время вылечило, и он смотрел теперь на Уж-жаза с уважением: - А вы, оказывается, неплохой человек, - сказал он ему. - Вот что значит Филово перевоспитание. И посвежели вы. Но колпак, скажу прямо, вам не к лицу. - Привычка, - смущенно улыбнулся Ужжаз. - Без него я чувствую себя раздетым, с ним связаны приятные воспоминания. Но если вам не нравится, я могу его не носить. - Носите, - сказал я. - Без него вы не Ужжаз. Завтра с утра распределим обязанности, кому чем заниматься. А сегодня познакомим вас с нашим хозяйством. Введем в курс дела. Ужжаз осмотрел ядроскоп, побывал в кабине, примерил скафандр, ощупал невидимые иразеры и не хотел выпускать из рук "атомный взрыв". Он не "охал" не "ахал" и руками не всплескивал, он лишь поминутно снимал и надевал колпак. Начиненный впечатлениями, он в эту ночь не мог уснуть. Я дал ему снотворное. Я думал, что основное уже сделано, но я ошибался. Учитывая, что на Землю из космоса мы можем вернуться самое раннее через двадцать тысяч лет, следовало надежно спрятать иразер, на луче которого мы полетим. За это время он не должен быть обнаружен. Можно было бы установить его в одном из кратеров на обратной стороне Луны, но до нее добраться очень трудно. До звезд легче. Ведь шаг в один метр может сделать каждый, а попробуй-ка шагнуть на один микрон. Не тут-то было. Следует еще взять во внимание, что в пути может произойти непредвиденная задержка и тогда мы вернемся через сто тысяч, а возможно, и через миллион лет. Мало надежды, что за это время иразер никто не обнаружит. Сам по себе он невидим, но на него за тысячи лет может кто-нибудь или что-нибудь натолкнуться. Тогда мы улетим черт знает с какой скоростью, черт знает куда. К тому времени человек буквально исколесит всю планету, не останется квадратного сантиметра на суше и кубического в воздухе, где он не побывает. И дно океанов будет исхожено. Остаются полюса, но и там небезопасно: наверняка понастроят курортов с пляжами или заводов-автоматов. О непроходимых джунглях и пустынях и речи быть не может: они забронированы под парки. Это уж точно. Кроме того геологическое формирование планеты полностью не закончено. Поэтому нужно учесть и точно рассчитать все будущие геологические изменения - опускание или приподнимание суши, горообразование, предусмотреть возможность землетрясений и наводнений, рождение новых вулканов. Ничего нельзя упустить. Одним словом, главное условие для установки иразера - состояние абсолютного покоя. Задача усложнилась, когда я вдруг понял, что иразер вместе с Землей будет вращаться. Следовательно, мы будем описывать в космосе гигантские круги, полет будет неуправляемым и столкновение с каким-нибудь небесным телом неизбежно. Квинт с Тоником всегда были в курсе моих забот и затруднений. Квинту понравилось подавать идеи. Он хитро прищурил глаз и таинственно сообщил: - Надо остановить вращение Земли. Или, скажешь, не справимся? А что, и остановим. - Неважная идея, Квинт. Невыполнимая. А если и допустить это, то что же будет? Почти катастрофа для человечества. День и ночь длились бы тогда по три месяца и ночная половина Земли сильно охлаждалась бы. Человечество только и знало бы, что кочевать, убегая от ночи. Растительный и животный мир вымер бы. На такой шаг может решиться маньяк, но никак не мы. Ты же не маньяк? Сказал я последнее слово, и мне стало стыдно перед Ужжазом. Он сидел рядом, и я невольно обидел его, напомнив прошлое. - Хуже, Фил, опять о последствиях не подумал, - сконфузился Квинт. Сразу видно, что на поверхности Земли иразер установить нельзя. Если даже умудриться укрепить его в верхних слоях атмосферы, все равно толку не будет: поскольку воздух вращается вместе с Землей, для неподвижного иразера он превратился в разрушительной силы ураган со скоростью пятьсот метров в секунду. Поразмыслив и посоветовавшись с Ужжазом, я призвал на помощь тяготение. Когда-то я уделял ему много времени и не зря. Все тела притягиваются друг к другу, все в нашем мире подчинено законам тяготения. Поле тяготения беспредельно. Сила его зависит лишь от массы тела и расстояния. Законы и точные формулы есть, а природа, физическая сущность тяготения не ясна. Есть гипотеза о существовании своеобразных частиц тяготения - гравитонах. Для кого гипотеза, а для меня уже факт, и сущность тяготения не туман. Гравитоны я открыл еще до этого. Каким образом, говорить не буду. Они бесконечно малы, их невозможно увидеть. Их можно только представить. Не всем, конечно. Гравитон по сравнению с элементарной частицей, примерно то же самое, что пляшущая в луче света пылинка по сравнению с земным шаром. Поэтому я не мог их увидеть. Но свойства изучил. Я тогда сразу сказал, что раз есть плюс, должен быть и минус, то есть антитяготение. И я создал его, правда, сначала в малых масштабах для опыта. Практически я применил антитяготение в самоуправляющейся машине. Тоник и Квинт недоумевали, почему я занимаюсь отвлеченным вопросом, не имеющим отношения к установке иразера. Тогда я ввел их в курс дела. - О тяготении все знаете? - Все! - уверенно ответил Квинт и для пущей убедительности бойко прочитал наизусть законы. - А почему ты тяжелый? Как понять? - Как? Мясо, кости, ну вода. - Да, да. Селезенка еще. Так вот. Все тела без исключения испускают в пространство гравитоны, и поэтому взаимно притягиваются. Поясню на примере. Возьмем два совершенно одинаковых цилиндра с одинаковыми отверстиями на обоих торцах. Положим внутрь каждого цилиндра одинаковое количество пороха и расположим их на одной линии так, чтобы торец одного цилиндра располагался точно против торца другого. Одновременно подожжем порох. Из всех четырех отверстий вырываются газы. Что произойдет с цилиндрами? Останутся они неподвижны, будут сближаться или расходиться? Они набросали эскиз, подумали, пошумели и пришли к выводу: - Сойдутся. Между ними завихрение, разложение сил. - Не совсем так, но в основном правильно. На этом принципе и основана гравитация. Земля и Луна постоянно испускают гравитоны. Пространство между планетами более насыщено гравитонами, и вылетающие сюда частицы создают меньший импульс, чем вылетающие в противоположную сторону. Поэтому массы, как мы говорим, тяготеют друг к другу. Мы тоже друг к другу сейчас притягиваемся с силой несколько сотых миллиграмма. Не будь трения, мы бы "слиплись". Нет таких тел, которые бы не испускали гравитонов, не исключая и элементарных частиц. Но их масса слишком мала, чтобы можно было заметить взаимодействие между ними. Поэтому там решающую роль играют ядерные силы. - Чего уж им, крохам, испускать. А скажи, Фил, вот лично я уже шесть тысяч лет испускаю гравитоны. Их запас во мне должен уже давно истощиться. Откуда же они во мне берутся? - Они всегда были. Элементарные частицы, из которых ты состоишь, находятся в своеобразном колебательном движении. Они пульсируют. На это расходуется энергия. Как с вершин бушующих морских волн ветер срывает клочья пены, такие же "клочки" флуктуаций энергии срываются с поверхности элементарные частиц и уносятся в бесконечность. Это и есть гравитоны. Конечно, элементарные частицы из-за этого стареют, они уменьшаются в массе, но чтобы заметить это, нужны миллиарды и миллиарды лет. - Другими словами, - подсказал Ужжаз, - во Вселенной идет непрерывный процесс перетекания материи из вещественного состояния в гравитационное поле. Вселенная стареет. Но я отвлекся, это уже космогония. - А если бы частицы не испускали гравитонов? - спросил Тоник. - Тогда что? - Тогда во Вселенной наступил бы хаос, она бы лишилась сил, управляющих движением небесных тел, каждое из которых двигалось бы само по себе не взирая на соседей, какими бы гигантами они ни были. И это еще не все. Лишенная силы притяжения, Земля бы мгновенно освободилась от лишнего груза: рассталась бы с атмосферой, вышвырнула бы вон камни, пески, животный мир, выплеснула бы моря и океаны с осьминогами и каракатицами. А скорее всего она сама бы рассыпалась на части и развеялась бы в мировом пространстве. Солнце, звезды, галактики ждала бы такая же участь. Все бы взорвалось, распалось, рассыпалось. Или вот, что такое время? Простой вопрос. Как думаете? - Время - это... - Квинт сморщил нос и глянул на потолок. - Пока я говорил и думал прошло время, а пока говорил, что пока я говорил и думал, опять прошло время. Короче говоря, время есть время и этим все сказано. - Видишь, не так-то просто. Всяк понимает его по-своему. Время-это форма существования материи и, вполне вероятно, оно состоит из частиц: назовем их времятонами. Всякое физическое поле можно превратить в вещество. Взять обратный процесс аннигиляции - образование пар. При этом из света рождается, допустим, электрон и обязательно в паре со своей ..античастицей позитроном. Раз поле тяготения, суть гравитоны, обладает массой и энергией, значит, и его можно превратить в вещество. Интересно, верно? Из куска пространства получить, скажем, свинец. Время тоже можно превратить, например, в ртуть или в резину. В свободное время я как-нибудь займусь временем, а сейчас нет времени. Согласитесь, очень и очень занятная проблема. Что произойдет при встрече гравитона с анти-гравитоном? Никто не знает. А я думаю, родятся времятоны. Значит, пространство превратится во время, а ведь между ними прямая неразрывная связь. Но у времятона должна быть своя античастица. А что произойдет при их встрече? Вот она, область неизведанного! Признаться, мне не терпится узнать это. Хочется искать, экспериментировать, но не годится бросать начатое дело. Скоро старт. - Фил, а если бы вдруг время пропало, не стало бы его, что тогда? - Абсолютный покой и абсолютный нуль. Застынет в движении свет, остановятся на орбитах электроны, застынут все электромагнитные и гравитационные волны. Вселенная перестанет быть вселенной, материя o- материей. Получилось бы нечто интересное и непонятное, все есть и ничего нет. Да что об этом говорить! Для нас важнее надежно установить иразер. Так вот: мы создадим вокруг него поле антитяготения, поднимемся вместе с ним на высоту нескольких сот километров, чтобы атмосфера не была помехой, и уравновесим напряженность полей. Оттуда и стартуем. Само собой разумеется, что подниматься будем строго по вертикали над полюсом. Пусть луч вращается вокруг своей оси. - Но мы же слишком тяжелые, - сказал Тоник. - Все находящееся в кабине, а значит, и самих себя мы окутаем нуль-пространством. По отношению к инфракрасному лучу нас как будто не станет. Сама же кабина, считай - невесома, и поэтому луч мгновенно ее выбросит и понесет на себе. Мы сэкономим много времени. - Меня волнует вопрос, - сказал Тоник. - Как избежать метеоритной опасности? Я где-то читал, что всякая пылинка при столкновении с ракетой, летящей с околосветовой скоростью, превратит ее в облако раскаленного газа. Даже атомы становятся разрушительными снарядами. - О, Тоник, эта задача уже разрешена. У нас готов гравитопреобразователь, который окружающее кабину поле тяготения на миллионы километров по ходу движения превратит в поле антитяготения. Все метеоры, астероиды, и даже атомы, попавшие в него, будут вышвырнуты с дороги. - А у меня более насущный вопрос, - сказал Квинт. - Как будем управлять иразером? Надо же изменять направление луча. Рулем или штурвалом? - Управление простое. Как вожжами. Раз поле тяготения беспредельно и все пространство пронизано своего рода нитями тяготения, значит, в луче будет находиться множество этих незримых нитей, связывающих кабину с землей, в частности - с иразером. Остается только умело дергать нити. Не рукой, конечно, и не ногой. Это будут исполнять по нашему желанию тончайшие, чувствительные к биотокам мозга электронные механизмы. "Дерни" ряд нитей с одной стороны и иразер повернется согласно команде. Он повернется на какую-то долю угловой минуты, а мы прочертим дугу в миллиарды километров. Здесь нужен точный, очень точный расчет. Скажи, Квинт, расчеты меня когда-нибудь пугали? - Тебя ничто не пугало, а расчеты и подавно. Это твоя стихия. - А как обстоит дело с посадкой на планету? - спросил Ужжаз. - При посадке на планету в разреженных слоях атмосферы мы стравливаем часть нуль-пространства, становимся слегка весомыми, и луч нас уже нести не сможет, а упасть гораздо комфортабельней, и мы, совершив плавную посадку, при необходимости облачаемся в скафандры и отправляемся куда нам вздумается. - Все так, - согласился Квинт. - Комфорт - это хорошо, я люблю его. Приучили с детства. Но ведь планета вращается вокруг своего светила и вместе с кабиной выйдет, вынырнет из-под луча, как потом его поймаешь? - Ты забыл, что кабина с иразером связана нитями тяготения. Это не прочный, но зато надежный рычаг. Куда планета, туда и луч. А когда нужно продолжить путешествие, мы забираемся в кабину, подымаемся ввысь, планета из-под нас убегает по своей орбите, путь вперед открыт, мы окутываемся нуль-пространством и фьюить, дальше. Но горе, если мы замешкаемся при посадке. Тогда кабина врежется в поверхность, после чего никто не отличит мои атомы от ваших. Но мы этого, конечно, не допустим. - Думаю, что не допустите, - улыбнулся Ужжаз. - И не допустим, - серьезно сказал Квинт. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Собственное время. Ужжаз соглашается. Батискаф. Бедный Тоник. На полюсе. Старт. Я думал, мы близки к завершению всех работ. Но я рано успокоился. Оказывается, целая проблема наступала нам на пятки. Я узнал об этом, когда стали подсчитывать, сколько брать с собой провизии. Она нам потребуется в основном на остановках. В самой же кабине, летящей со световой скоростью, провизия не нужна, потому что время в ней равно нулю. Поэтому все жизненные процессы остановятся и, хотя мы будем живы, в нас ни одна клетка не шевельнется, ни один нерв не дрогнет. Для этого нужно время. Мы будем живы, но думать и соображать не сможем. Чтобы мыслить, нужно время, а его нет. Если мы думать не будем, кто же даст приказ "дергать" нити тяготения? Бессмысленно отправляться. Правда, мы будем вечно живы. Но какая же это жизнь! Сколько, черт подери, вопросов! А ведь человечеству рано или поздно придется их решать. Мне стало стыдно, что я так расхвастался перед Марлисом и остальными. Я уж не говорю о своих помощниках. Поручив Квинту с Тоником изготовлять точные приборы, аппаратуру и механизмы по готовым чертежам, мы с Ужжазом стали усиленно экспериментировать. В бога я не верю, но само небо послало мне Ужжаза. Не знаю, что бы я без него делал. Самая правильная в мире пословица: ум хорошо, а два лучше. Задача была предельно ясна - создать в кабине автономное, свое собственное замедленное время. Как я уже говорил, у меня было предположение, что время, как одна из форм существования материи, состоит из своеобразных частиц - времятонов. Мы были обязаны их открыть. И мы открыли их. Легко сказать, открыли. А сколько, например, лично я здоровья потерял? Ужжаз в этом отношении был крепче меня. Времятон - это почти точка в геометрическом значении слова, то есть то, что не имеет ни длины, ни ширины, ни глубины. Но это вовсе не предел делимости материи. Если двум таким точкам сообщать одну из указанных величин, например, длину, они соединятся и, став как бы тяжелее вдвое, уменьшат свою скорость, которая равна кубу скорости света. Я ее не измерял (попробуй, измерь), таков был результат вычислений. С уменьшением скорости замедляется и время. Самое главное, нужно утяжеленные времятоны пустить в кабине по кругу, иначе они безвозвратно улетят по прямой в бесконечность. Для их движения преград вообще не существует. Важно дать времятонам первоначальный толчок. Тогда уж никто и ничто не собьет их со своих орбит. Когда они начнут двигаться по кругу, основная масса будет лететь у стенок, к центру их будет меньше и, наконец, в самом центре вообще не будет. В этом есть своя выгода. Если находиться у стенки, время будет замедленно в два раза, чем дальше от нее, тем более замедленно и в центре оно равно нулю. Получаются своеобразные временные пояса. Таким образом можно регулировать ход времени, приближаясь или удаляясь от стенок кабины. Механизм взаимодействия времятонов, с телами я не выяснял. Некогда. Это просто их особенность, качество, которое мы воспринимаем как время. При встрече гравитона с антигравитоном происходит аннигиляция и рождаются четыре времятона. Но так как дни и без того всюду есть, то рожденные времятоны соединяются с имеющимися и увеличиваются вдвое, что нам и нужно было. Я говорю это просто, а на самом деле тут сплошная абстракция. Долго бились, как сообщить времятонам круговое движение. Был момент, когда я уже отчаялся и думал, что это вообще неразрешимо. Однако Ужжаз молодец. Он не дал мне впасть в отчаяние, он охладил меня, осадил и поставил на место. Я благодарен ему за это. Да, нет предела ухищрениям ума человеческого. И мы добились своего. Эксперимент был очень тонкий и ответственный, отклонение от точного расчета не превышало двадцать восьмой цифры теле запятой. Зная, что пространство, суть гравитоны, искривляется, мы искривили, придали вихреобразный вид полям тяготения и антитяготения. В момент искривления гравитоны столкнулись с антигравитонами и произошла аннигиляция. Рожденные времятоны повторили их конфигурацию. Время замкнулось. Это была большая победа над силами природы. Я не поверил, когда узнал, что мы решили эту недосягаемо трудную проблему в три месяца. Они пролетели для меня, что трое суток. Я похудел и осунулся, зато получил небывалое внутреннее удовлетворение. А что может быть лучше этого! Ужжаз, могучий ум которого получил достойную работу, тоже был очень рад. Не дремали и Квинт с Тоником. Я остался ими доволен. Они, не жалея себя, не досыпая, в точности выполняли порученное им дело. Приходила несколько раз Лавния, а о чем мы с ней говорили - не помню. Эти времятоны забили все ячейки моей памяти. Но не успел я насладиться нашим триумфом, как наступило разочарование. Ужжаз нашел одно серьезное упущение, которое в будущем привело бы к неминуемой катастрофе. Он скромно сказал "образуется" и ушел в соседнюю комнату думать. - Ты что-то приуныл, Фил? - спросил Квинт. - Видел ли ты когда-нибудь водяную струю, бьющую из брандспойта? - Однажды, издалека, когда тебя искал. - Если пожарник резко наклонит брандспойт, струя прерывается, правильно? Она идет веером, потому что состоит из отдельных частичек воды, она не твердая. - Это понимают даже животные. - А луч, который нас понесет, состоит из отдельных тепловых квантов, значит... - Я понял, не продолжай. Луч тоже прерываем. Когда дадим команду на поворот иразера, он, конечно, повернется, но" луч-то прервется, и новые порции тепла пойдут в новом направлении, а мы, Фил, останемся на огрызке луча. У-у. Что же теперь? - И не из таких положений находили выход, - встряхнулся я. - Продолжим работу. Мне все же удалось добиться, чтобы инфракванты всего луча одновременно как бы напрягались, правда, ненадолго, всего на пятьсот наносекунд, но этого времени достаточно, чтобы успеть повернуть иразер. И то, что луч в этот момент выгнется дугой - неважно, главное, он не прервется. Он тут же восстановит свою прямолинейность. Ужжаз пожал мне руку и сказал "неплохо". Он не стыдился, что сам не смог решить задачу. А я, конечно, не зазнавался. Осталось сделать приемник, позволяющий принимать изображение прошлого - хроноскоп. Изготовить его мог бы любой радиотехник, но изображение получилось бы плоским, черно-белым и ограниченным рамкой. Я с этим мириться не мог. Уж делать, так делать. Волны, несущие изображение, слабы и невидимы. Их забивают электромагнитные волны звезд. Мы построили мощный усилитель, который посторонние волны заглушал, а нужные нам усиливал. Если регулировать вручную - затратятся часы, электронный же настройщик делал это в доли секунды. Не забыли мы на всякий случай сделать и оружие: кто знает, с чем придется встретиться. Пистолеты, заряженные нуль-пространством и фотонитом с резонатором, получились легкими, компактными и безотказно действовали. Кажется, было все подготовлено и проверено, но я чувствовал: что-то еще упущено, что-то важное и необходимое. Оно не давало мне покоя, грызло по ночам, оно могло стать впоследствии роковым, и я не мог покинуть Землю в таком состоянии. Я должен быть абсолютно уверен в безопасности путешествия. Я еще раз со всей тщательностью и скрупулезностью проверил, готовы ли мы к старту. Готовы. И на время полета все предусмотрено. А что нас ожидает при возвращении на Землю? Вот где причина моего беспокойства. Всесторонне обмозговав этот вопрос, я пришел к выводу: нужен преданный, умный, пробивной, разворотливый человек. По опыту зная, что такого не найти, я опечалился. Тоник для задуманного мною дела вряд ли подойдет, на Квинта тоже опасно положиться. Да, но ведь есть Ужжаз! Лучшего человека и желать не надо. Если он согласится, это же великолепно. - Мне нужно с вами серьезно поговорить, - сказал я ему, когда Квинт с Тоником разрабатывали компактную схему размещения груза в кабине. - Дело, которое я предложу, перевернет всю вашу жизнь. - Она уже перевернута. - Перевернется еще более. - Говорите. - Что, по-вашему, будет с человечеством через пятьдесят тысяч лет? - начал я издалека. Ужжаз удивился. - Признаться, как-то не задумывался над этим. - А как по вашему, смог бы человек нашего столетия понять человека того будущего? Нашли бы они общий язык? - М-м. Я задам себе этот вопрос в другом варианте. Смог бы нас понять поздний неандерталец или даже кроманьонский человек? Пожалуй, нет. Возможно, его удалось бы научить читать и писать, но это был бы, наверное, предел. Во всяком случае он не стал бы полнокровным членом общества. В интеллектуальном отношении он никогда бы не приблизился к нашему современнику. Его мышление примитивно. Жизнь для него стала бы тягостным, кошмарным сном. Убежден, что объявись он по мановению волшебной палочки среди нас - с условием, чтобы никто об этом не знал - ему было бы уготовано прочно и навсегда место в психиатрической больнице. - В принципе я с вами согласен, и вы подтверждаете мои опасения. Еще нужно учесть, что путь к цивилизации был длителен, много тысячелетий человечество развивалось очень медленно, оно почти топталось на месте. Интенсивное развитие шло в последние две-три тысячи лет. Особенно большой скачок произошел за последний век. Человечество развивается все стремительнее. Чего оно достигнет, добьется и узнает через его лет? Это еще можно предсказать. А через тысячу лет? Тут и воображение не поможет. Ну, а через пятьдесят тысяч? Не окажемся ли мы в том обществе еще в худшем положении, чем неандерталец в нашем. - Сложный вопрос. - Ужжаз вынул большой серый платок и вытер лоб. - Объясниться мы с ними безусловно не сможем. От нашего языка, вероятно, не останется и следа. Он слишком бледен и первобытен по сравнению с языком будущего. Их обыкновенный пятилетний ребенок средних способностей будет знать больше, чем нынешний академик. А какими знаниями будут обладать их академики? Перенесись я сейчас в пятьсот двадцатый век, я оказался бы в положении нашего дошкольника, не знающего таблицы умножения, но которого заставляют учить интегралы и квантовую механику. Много ли он поймет? Да ничего. - Простите. Наш разговор имеет отношение к моей дальнейшей судьбе? - Имеет. Вот, скажем, в том далеком будущем живет человек, хорошо знающий наш язык, уровень развития науки и техники и вообще прекрасно понимающий нашего современника. Смогли бы мы с помощью этого посредника войти в тот мир, понять его и стать такими же полноценными людьми? - Думаю, что да. Он бы намного облегчил и ускорил наше сближение. - Вы бы хотели стать таким человеком? - в упор спросил я. Ужжаз в волнении снял колпак и очки. - Я... не совсем понимаю вас. К чему это? - Сейчас поймете. Не секрет, что мы вернемся на Землю через тридцать-пятьдесят тысяч лет, и я хочу, чтобы вы были нашим посредником, помогли бы нам вступить в контакт с человеком будущего. - Знаете, а это любопытно. Каким образом? - Погруженный в жидкость с низкой- температурой в специальном батискафе, спрятанном в надежном месте, вы будете находиться в состоянии анабиоза, при котором, как известно, все жизненные процессы организма сильно заторможены. Раз в столетие механизм пробуждения возвращает вас к жизни, и вы десять-двадцать суток активно вращаетесь среди людей нового поколения, всем интересуетесь, узнаете, запоминаете, мотаете на ус, схватываете на лету. За один век язык сильно не изменится. По истечении указанного срока вы снова впадаете в анабиоз и через столетие, которое пролетит для вас как одна ночь, вновь пробуждаетесь на десять дней. Опять общаетесь с людьми, учитесь, фиксируете, сопоставляете и запоминаете, становитесь своим человеком в этой эпохе, и опять в анабиоз и опять пробуждение, и так все пятьсот веков. Таким образом, незаметно для самого себя вы постепенно приблизитесь к человеку будущего. На это у вас уйдет в виде пробуждений в общей сложности около пятнадцати лет. Возвратившись на землю, мы сразу находим вас, и вы помогаете нам вступить в новую жизнь. Я обрисовал все в общих чертах. Техническую сторону и подробности мы разработаем вместе. Вы согласны? Ужжаз не колебался. - Согласен! Вот моя рука. - Я не сомневался в этом. Узнав о новой роли Ужжаза, Квинт немного повозмущался, что сам не мог догадаться о необходимости иметь посредника и хлопнул Ужжаза по плечу: - Я давно говорил: вы смелый человек! Мы вообще мало спим, но Ужжаз как всегда встал раньше всех. Он умылся, напялил колпак, сделал зарядку, когда проснулся я. - Как скоро приступим к делу? - сразу спросил он. - После завтрака. Когда все уселись за стол и осушили по три чашки кофе, я сказал: - Дело не так просто, как мне думалось вначале. Оно было бы проще, если бы Ужжаз впал в анабиоз всего на сто лет. Построить батискаф, конечно, не трудно. - Вот именно, - не удержался Квинт. - Детские шалости. - Понимаю, -сказал Ужжаз. -Он получится громоздким и тяжелым. Где бы мы его ни спрятали, трудно сказать, что будет в этом месте через тысячу лет и тем более через пятьдесят тысяч. В общем, в любое из моих пробуждений может случиться так, что батискаф потребуется перенести. Разве смогу я это сделать? - Для уменьшения габаритов, - подсказал Квинт, - мы сделаем для вас такой маленький саркофаг. - Помолчи! Да, Ужжаз, необходимость переноски может возникнуть где бы мы вас ни спрятали. Конечно, батискаф можно сделать из фотонита. Он будет легким, но все равно останется большим, жестким и неудобным. Можно оставить вам самоуправляющуюся машину, но ее вид к тому времени станет таким допотопным, что она будет предметом любопытства и насмешек, особенно в городе. Нам ничем нельзя рисковать. Кроме того, вас, находящегося в состоянии анабиоза, за сто лет могут случайно найти. Но пока я говорил, я кое-что придумал. Вы, Ужжаз, изобретете такую штучку, чтобы она, скажем, в том же батискафе, то есть примерно в семи кубических метрах воздуха уничтожала всех микробов и вирусов. Понимаете? Всех. Это по вашей части. Но чтобы эта штучка весила граммы и чтобы ее работы хватило на несколько сот раз. Справитесь? - Раз надо, должен справиться. - Справитесь, - сказал Квинт. - Вы на острове не такими масштабами ворочали, а тут граммы. - Вы, Квинт и Тоник, разработаете и построите гравитопреобразователь, способный уравновесить восемьдесят килограммов и еще гравитодвигатель, могущий нести указанный вес со скоростью двести километров в час. - Но, Фил... - Ты же ворочал не такими масштабами. Забыл клопомуху? Самоуправляющаяся машина, гравитопреобразователь кабины - смотри, копируй, уменьшай, и чтобы эти две штуки вместе не весили и килограмма. Все! - А ты. Фил? - У меня свое дело. Без работы не останусь. Квинт с Тоником убежали в подвал. Ужжаз сидел над листом чистой бумаги и задумчиво грыз кончик карандаша, а я ушел в темный чуланчик думать. Шли дни. За обедом говорили обо всем, только не о работе, но было видно, что все довольны. Первым ко мне, держа на раскрытой ладони маленький пистончик, подошел Ужжаз. - Готово. - Отлично. Испытан? - Негде. Но я ручаюсь. - Все, Фил! - заорал Квинт. - Смотри. Оба весят девятьсот граммов. - Молодцы. Теперь посмотрите мое произведение. Я вынул трубочку, на одном конце которой имелось незначительное утолщение. Я стал в нее спокойно дышать. Выдувался шар. - А это что? - спросил Квинт. - Смотри и молчи. Я дышал, шар рос. Вот он уже с арбуз. Я дышу, а он растет, растет, становится темно-зеленым, уже метр в диаметре, полтора, и когда стал выше меня, я выпустил изо рта трубочку и навернул на нее колпачок. Трубочка закачалась на шаре. - Что за пузырь такой большой? - спросил Квинт. Все обошли его вокруг. - Этот шар и есть батискаф. В нем Ужжаз проведет тысячи лет. - Батискаф!? - удивился Ужжаз. - Так его же ткни, и он лопнет, - сказал Квинт, - А ты попробуй. Квинт ткнул. Все сжались, ожидая мощного хлопка, но палец свободно вошел в шар. - Я тебя все равно продырявлю! Квинт без усилий всунул в него всю руку. И ничего. - Какой вредный пузырь. Не лопается. - Вы, наверное, догадались, - сказал я. - что это пленка со сверхсильным поверхностным натяжением. Смотрите, я захожу в шар - я наполовину вошел в него - пленка, конечно, порвалась, но порванными краями она как бы прилипла к моему телу. Я прохожу дальше, и вот я в темноте, значит, внутри шара. Пленка за мной сомкнулась. Видите, там торчит трубочка, в которую я дул? И вот ее нет. - Я взял трубочку за торчащий конец, вынул из пленки и тут же вышел обратно. - Вот так пузырь, - сказал Квинт. - Поздравляю вас, Фил, - протянул руку Ужжаз. - Этот шар никогда не лопнет. Пропустит внутрь себя что угодно, но не лопнет. - Значит, он так и останется шаром? - Нет. Ту же трубочку я наполовину вталкиваю в шар и отвинчиваю колпачок. Воздух уходит, шар уменьшается. Минуты через четыре его не стало: он превратился в незначительное утолщение на конце трубки. - Теперь ясно? Вы, Ужжаз, надуваете батискаф, входите в него, и уничтожаете всех микробов и вирусо