пни правую ногу. Боли она не испытывала, но была озадачена. Как могла такая маленькая ловушка причинить ей столько повреждений? Надо быть осторожнее. -- Стоять на месте! -- продолжал надрываться голос. -- Руки вверх... Продемонстрировать более глубокие познания эвейнского ему не дали. Один из часовых наконец сообразил, что именно он видит в десятикратный прицел крупнокалиберного НСВ, и, надавив спуск, держал его еще долго после того, как последняя дымящаяся гильза со звоном шлепнулась в кучу своих товарок. Тварь даже не успела ничего понять. Впереди вспыхнул жаркий -- жарче, чем она когда-либо видела, -- мотылек огня, и рой пуль буквально размазал ее по склону. Спустя час заспанные саперы, зевая и поминутно сверяясь со схемой минного поля, прометали безопасную тропу к ее останкам. -- Ну и? -- осведомился комбат, скептически разглядывая перепаханный пулями участок. -- Что это было? -- Щас посмотрим, -- отозвался щеголявший новенькими капитанскими погонами Переверзнев, осторожно тыкая палкой в полусгнившую кисть. -- Черт, воняет-то как! -- поморщился гэбэшный капитан Володин, замещавший временно отбывшего в старый лагерь Кобзева. -- Они что, всегда так воняют? -- Всегда-то всегда, -- озадаченно сказал Переверзнев, -- но не сразу. -- Б..., да этому чучелу месяца три! -- рявкнул комбат. -- И вы, б..., хотите сказать, что оно, б..., само сюда пришло? Вот так взяло, выкопалось и приперлось? -- Логичнее было бы предположить, -- начал осторожный Володин, -- что мы имеем дело с хитроумной провокацией эвейнских феодалов. Сильный маг-движитель, в смысле, телекинетик -- кстати, именно такой родовой дар у владетелей Бхаалейна -- вполне мог бы управлять движениями подобной... куклы. -- А хули оно им надо? -- Возможно, таким способом они хотели разведать систему обороны базы? -- пожал плечами Володин. -- И вообще... посмотреть на нашу реакцию. -- Завтра договорюсь с Вяземским, чтобы тот еще раз заградогонь просчитал, -- заметил комбат. -- А может, тут и впрямь живые покойники шляются? -- озабоченно сказал Переверзнев. -- С этим х... колдовством во что хочешь поверишь. Такая тварь... мы пулеметчика втроем еле-еле оторвали. До сих пор трясется. -- Надо будет к нему нашего психолога направить, -- сказал Володин. -- Пусть успокоит... соврет там чего-нибудь... ну, вышла из лесу местная горилла, а тебе ночью спросонок чудо-юдо привиделось. И, кстати, личному составу тоже чего-нибудь в этом роде скормить. Незачем людей зря пугать. -- А с этим, -- комбат пнул зиявший пустыми глазницами череп с остатками скальпа, -- что делать? Так оставлять нельзя. Даже до утра. -- Прикажите саперам, чтобы на брезент собрали -- и в лабораторию, -- распорядился Володин. -- А я потом с ними... поговорю. -- Ну, хорошо, -- неуверенно проговорил Переверзнев. -- Допустим, сейчас мы это дело замнем. А если оно такое еще раз полезет? Что тогда? -- А хули, -- после долгой паузы сказал комбат. -- Когда полезет, тогда и видно будет. * * * -- Вы -- демоны, -- сказала Иллиена. Ей тяжело было говорить на общем языке. Дома, в пуще, он не звучал, а учить наречие презренной человечьей родни девушка не желала. -- Странные. Не такие, как наши люди. Выглядите, как люди, а внутри -- другие. _Ши_. -- Другие... -- медленно повторил Алекс. -- Да, мы не такие, как здешние жители. Вот только кровь у нас такая же красная. И мы тоже умеем умирать. Зря он сказал это. Она тут же снова увидела поляну... -- Нет! -- Прости. -- Он легонько потряс ее за плечо. -- Слышишь? Прости, я не хотел. Не плачь. Не надо. -- Вы -- убивать! -- выдохнула она, зарываясь в подушку. -- Да, -- согласился он. -- Убивать мы тоже умеем. Мы этому хорошо научились там, у себя. -- Зачем? -- всхлипнула она. -- Зачем вы пришли в наш лес, _ши_? Тот самый вопрос, который задавал мне их главный, отстраненно подумал Алекс. Я стоял перед ним и собирался умереть красиво. Для меня это было важно -- умереть красиво, так, чтобы эти длинноухие надолго запомнили советский спецназ. А потом у него за спиной выросли разрывы... впрочем, он же успел обернуться. Успел увидеть свою смерть, а вот понять ее -- уже нет. Впрочем, не все ли равно? Я все равно не знаю ответа на его вопрос. Спросила бы чего полегче -- например, на кой черт я уцелел и чего мне делать дальше? -- Так приказали наши воеводы. Дурной ответ, но у меня нет другого. -- Вы принесли с собой смерть! -- Да? -- зло откликнулся он. -- А может, она уже ждала нас там? Смотрела, щурясь, поверх белоперых стрел? Не мы первые начали убивать! Она не ответила. То, что она могла ответить -- про лес, про то, чем лес был для них... для нее, он бы не понял. Для имеющего Дар все было просто и понятно -- но имеющий Дар никогда не выпустит смерть в пущу. А теперь и у нее нет Дара... и тот народ, который она от рождения почитала своим, при виде нее отвернется... нет, они просто будут смотреть сквозь нее, как сквозь пустоту. Всю свою жизнь она пыталась стать для них своей, сделать все, чтобы окружающие забыли о толике человеческой крови в ней. А теперь... она и есть не более чем пустое место -- существо без Дара, не способное ощутить Жизнь. -- Будь все оно проклято! -- выдохнул Алекс, глядя куда-то в сторону. -- Все эта трижды идиотская миссия "руки помощи"! Они и капли твоих слез не стоят, слышишь? Не плачь! Христа ради, только не плачь! Ты ведь жива! -- Нет! -- крикнула она. -- Не жива. Там... у меня отняли Дар, мой Дар, а что я без него? Оболочка. Зачем мне жить? -- Чтобы вернуться. -- Я не могу вернуться! -- Она изо всех сил вцепилась в подушку, так, что костяшки пальцев стали белее наволочки. -- Без нашей силы я -- не _элъдар_! Я не могу вернуться домой, понимаешь, не могу! -- Не понимаю. -- Иллиена не столько увидела -- в шатре было темно, а слезы застили глаза, -- сколько ощутила, как демон совсем по-людски беспомощно покачал головой. -- Объясни мне. -- Ты думаешь... -- Слова не шли на язык, растворялись в слезах и обмякали, точно снежинки на ладони, слипаясь в кашу. -- Думаешь, эльдар, мой народ -- это острые уши и длинные пальцы? -- Она подняла руку, словно надеясь, что он увидит тонкую, вытянутую ладонь. -- Мы -- это наш Дар. Это Дар всех эльфов, он един и единит нас! Мы презираем иные дары... и сторонимся людей, почитающих среди себя чародеев. Она не стала говорить, что и сама она наделена колдовским таланом. Слишком силен был стыд... а еще сильно он казался сейчас, оттого, что шальной кусочек железа по щадил именно этот, людской дар, и теперь предвидение шевелилось где-то под сердцем, все сильнее и страшнее предвещая непредставимое, невозможное, неизбежное... -- А теперь я, -- Иллиена машинально коснулась нелепой повязки на голове, -- лишилась Дара! Я больше не эльдар... даже не полукровка, какой была! Меня больше не примут в пуще! Демон прошептал что-то на своем языке, тоже дотронувшись осторожными пальцами до пахучих бинтов. -- Это пройдет, -- проговорил он, и Иллиена даже не могла определить -- правду он хочет сказать или соврать ободряюще. -- После ударов по голове... бывает. Люди теряют память. Почему не дар? -- Нет! -- вскрикнула девушка. -- Это... навсегда! Только когда слова сорвались с ее губ, она поняла -- да, это так. Дар предвидения не давал ей даже обмануться. -- Я знаю, -- проговорила она рвано. -- Я... не до конца эльдар. Мать моего отца была человеком... чародейкой. От нее во мне... это проклятие. -- Проклятие? -- удивился демон. -- Мой народ, -- благие леса, какой же злой издевкой звучат эти слова! -- народ эльдар не признает чародейных даров. Это... извращение естества. Стыдное... Сбиваясь, всхлипывая, она и сама не заметила, как пересказала всю историю своей недолгой жизни. Как прятала прорывающиеся всплески предзнания, как намеренно подворачивала ногу, ломала руку -- только чтобы показать, что у нее нет дара, она не верит дару, не пользуется им, что она такая же, как все, как все!.. -- А теперь я совсем человек, хуже того -- колдунья! Мне больше нет ходу назад. В мой мир... -- Что ж, -- спокойно проговорил _ши_. -- Тогда пойдем со мною, в мой. Это было настолько дико, невероятно, немыслимо, что Иллиена даже перестала плакать. А _ши_ ем временем вытянулся рядом с ней, правда, по другую сторону одеяла, обнял и прижал ее голову к своей груди. Иллиена замерла, словно крохотная птичка, больше всего на свете боясь спугнуть это невесть откуда взявшееся ощущение покоя и безопасности. "Не дай бог, заглянет сюда кто, -- подумал Окан. -- Вот шуму-то будет. Это же полный сюр, а наше начальство подобных направлений в искусстве не одобряет". -- Расскажи еще о себе, -- тихо попросил он. -- А я расскажу о себе, ладно? Все-все. У нас целая ночь впереди. Глава 14 -- Василикс! Василикс! Просыпайся! Вот засоня... и не растолкать его, ленивого! Василикс! -- Ыы... -- расслабленно отозвался Сошников, отворачивая голову от бьющих в глаза нахальных солнечных лучиков. Уклониться не удавалось -- рассвет заглядывал на сеновал через распахнутые двери, прямо напротив которых и устроился прошлым вечером бравый спецназовец. Сено пахло... ошеломительно. "Вот это сено, -- думал Сошников вяло, чуть ерзая, только чтобы ощутить, как оно ходит под его весом, как покалывает голую спину, -- вот это всякому сену сено, при таком сене наше -- не сено, а бумага просто...". Вообще-то ему было о чем подумать и помимо сена. Но если сейчас не подняться, вредная Елика обольет его ледяной водой -- полведра на голову вместо будильника. Что Васе решительно не нравилось в здешней деревенской жизни, так это всеобщая привычка вставать с петухами. Правда, бабка его говорила, что это нынешнее, колхозное поколение так испортилось, а вот раньше вся Потелянка до рассвета... но то раньше. А Сошников, наивно полагавший, что, растянув положенную увольнительную до утра, сможет хотя бы выспаться, пропустив постылую побудку, оказался оскорблен в лучших чувствах. -- Встаю, поднимаюсь, -- пробурчал он, пытаясь на-| шарить в сене штаны. -- Рабочий народ... Штанов не было. -- Э! -- возмутился Сошников, просыпаясь окончательно. -- Что за шутки? Куда ты их... -- Не я, а ты, -- безжалостно уточнила Елика, упирая руки в бедра. -- Вон твои порты, у порога валяются. Сошников ругнулся вполголоса, пользуясь тем, что русского здесь все равно никто не понимает. -- Эх, Василикс, -- задумчиво проговорила девушка, глядя, как десантник пытается натянуть брюки, неловко прыгая на одной ноге, -- иной раз посмотрю на вас, демонов, -- просто дети малые! Сошников только улыбнулся многозначительно. Еще пару недель назад он бы на такой выпад, пожалуй, обиделся. Не посмотрел бы, что девчонка симпатичная. Но за это время слишком многое изменилось. С каждым новым визитом в деревню спецназовец все сильнее ощущал свое родство со здешними жителями. Это чувство нарастало незаметно, исподволь, и по мере того как это происходило, менялось и отношение деревенских к пришлому демону. А началось все с того, что Елика попросила его наколоть дров. Сошников тогда заартачился, а потом устыдился. И правда -- неужто девчонка виновата, что отец у нее -- не мужик, а позорище? Елика с матерью, как могли, тянули на себе хозяйство, а папаша все больше просиживал порты в корчме или шлялся по деревне, выискивая, где бы гадость сказать. Ограда покосилась, все, на что ни падал взгляд гостя, требовало починки. За утро Вася переколол всю поленницу, а потом, уже без спроса, наладил забор. С отвычки было тяжело -- руки, привыкшие к гильзам и затворам, трудно вспоминали старое. Однако наградой Сошникову стали не только благодарные поцелуи Елики, но и серьезные, оценивающие взгляды деревенских стариков. День за днем, с каждой сошниковской самоволкой, дом на отшибе обретал все более жилой вид, а соседи все охотней и добрее заговаривали с пришельцем. По негласному уговору Елика не водила спецназовца в дом, пока там был ее отец -- Сошников или помогал по хозяйству во дворе, или валялся с девушкой на сеновале, -- а хозяин, в свою очередь, не пытался выпроводить незваного гостя, как ему о том ни мечталось. Соседки-сплетницы уже просветили Василия -- верней сказать, Василикса, как переиначилось на здешний лад его имя, -- что Елика была в доме самым, пожалуй, ценным достоянием, и папаша лелеял надежду выдать ее за гильдейского чародея или, самое меньшее, владетельского дружинника, так что всякие заблудные кавалеры были ему хуже кости в горле. -- Ну что, сонюшка, -- поинтересовалась Елика, когда Сошников вынырнул головой из ведра с колодезной водою, -- пойдешь трапезничать или без тебя обойдемся? В голосе ее натренированное ухо спецназовца уловило некое напряжение, но, какова была причина тому -- он догадаться не мог, как ни старался. Казалось, что этот простенький вопрос таит в себе скрытое значение... но от радости Василий даже не подумал озаботиться этим. До сих пор Елика, с охотой делившая с ним и постель на мягком сене, и все, что могло найтись в небогатом доме, никогда не приглашала его за стол домой -- всякий раз приносила снедь во двор или на тот же сеновал, и сейчас сердце Сошникова невесть почему заколотилось радостно. -- Иду, конечно! -- Спецназовец шумно фыркнул, поискал взглядом полотенце, отерся, попытался разглядеть свое отражение в воде, в увиденном усомнился и полез в карман за расческой. -- Погоди только, дай хоть в божеский вид себя приведу, а то перед тэнной Айлией стыдно... Что дома может оказаться не только Еликина матушка, но и папаша, Сошникову в голову не пришло до того мига, как он переступил порог сеней. -- Доброго утра вам, тэнна Айлия, -- привычно уже поклонился спецназовец -- не только из вежливости, а и чтобы не приложиться лбом о притолоку, -- и, подняв голову, едва не подавился. -- И вам тож, оннат Норик, -- добавил он сбивчиво. -- И тебе, гость дорогой, доброго утра, -- степенно ответила мать Елики. -- Садись, в ногах правды нет. Норик промолчал, исподлобья зыркнув на гостя меленькими глазками. Как у такого во всех отношениях неприятного человечишки могло родиться чудо вроде Елики, Сошников просто отказывался понимать и подозревал втайне что и не Норикова та вовсе дочка... хотя в здешних краях прижитые на стороне дети служили поводом для косых взглядов, только если отцом их не был колдун. То, что никаких даров Елика не заполучила, не значило ничего -- даже в самых что ни на есть чародейных семьях порой рождались бесталанные дети, а уже случайные, ненаследственные дары в потомстве чаще пропадали, чем продолжались. Отчасти подтверждало эту версию и то, что Елика в семье так и осталась единственным ребенком -- в здешних краях дело неслыханное. Не дождавшись приветствия от отца семейства, Василий опустился на лавку напротив Норика, между Еликой и тэнной Айлией, и с наслаждением втянул носом ароматный парок. Работать в здешних краях приходилось до седьмого пота, что верно, то верно; выражение "спину гнуть от зари до зари" только сейчас обрело для Сошникова буквальный смысл, хотя, по совести сказать, больше оттого, насколько запущено оказалось хозяйство при оннате Норике. Но и кормила эвейнская земля своих насельников так, что потраченные силы возмещались с лихвою. Сегодня на завтрак были оладьи, такие вкусные, что есть их с чем-то еще казалось святотатством. Но все семейство именно так и поступало, так что спецназовец волей-неволей следовал примеру, наворачивая оладьи со сметаной, с творогом, с вареньем двух видов и еще с чем-то бежево-пышным, запивая все это ячменным кофе из тяжелых глиняных кружек. Сошникова спервоначалу это питье просто потрясло -- он никак не ожидал столкнуться с чем-то настолько знакомым, как кофейный напиток "Народный". В окно заглядывало теплое зеленоватое солнце. Будь на месте Василия образованный Окан, тот обратил бы внимание, насколько несовместимы некоторые детали с образом средневековой деревни -- хотя бы те же стекла в рамах. Но Сохатого такие мелочи не волновали. Если что и тревожило его, так это смутное чувство стыда -- вот Студент небось ковыряет ложкой лазаретную овсянку, а он тут уминает поджаристые лепехи... нехорошо выходит. Хотя, если рассудить здраво, если бы тогда с Джоном послали его, а не Студента, уже сам Сошников пролеживал бы койку, когда не могилу. Так что тут уж на кого бог пошлет. Оннат Норик на протяжении всей трапезы продолжал мерить спецназовца недружелюбными взглядами. Поначалу Сошников не обращал внимания, но к концу завтрака у него уже кусок не лез в горло. -- Ты ешь, ешь, -- не выдержала Елика, ощутив, что последние три оладьи так и останутся лежать сиротливо на дне огромной миски, -- а то сегодня для тебя дело найдется... -- Мгм, -- неопределенно буркнул Сошников. На самом деле ему уже пора было возвращаться на базу. Ему еще вчера вечером пора было возвращаться. "Ну ничего, -- подумалось ему, -- ребята прикроют..." Сам он всегда прикрывал уходивших в самовол: "Что?.. Ах, этот... Только что был... минуту назад вышел... нигде не найти... вызвали на пост..." -- и не имел причин полагать, будто ему откажут в подобной же любезности. Спецназовец улыбнулся, запихивая в рот очередную оладью. Надо же, как он заговорил -- "любезности"! Еще месяц назад ему и в голову не пришло бы завернуть эдакое словечко. Не иначе эвейнская речь влияет. -- Ага... -- пробурчал Норик, уткнувшись в тарелку. -- Как всякого чужака, так привечать, а как родного отца -- побоку, неблагодарные... Тэнна Айлия хлопнула ладонью по бедру. -- Ты бы гостя постыдился! -- укорила она мужа. -- Гостя! -- взвился хозяин. -- Кто его приглашал, кто его привечал? Все без меня! Никакого почету в собственном доме! Гостя! Навели, понимаешь, всяких, хоть и ши, хоть кого, а лишь бы поперек! Сошников стиснул зубы. Очень хотелось дать визгливому мужичонке по зубам -- несильно, ради вразумления, -- но он понимал, что Елика его самого за такие дела приложить может. Не так больно, как обидно. И тем более не стоит встревать в чужую семейную ссору. -- У-у!.. -- проныл Норик не то угрожающе, не то капризно. -- Все вы одно семя! Он стукнул кулаком по столу. Спецназовец сморщился -- в детстве его бабка за такие дела по рукам била нещадно. Хлеб и стол почитать надобно... вот опять сорвалось -- "надобно"! -- Отец... -- умоляюще вскинулась Елика, поглядывая на возлюбленного. -- Что "отец"? -- зло передразнил ее Норик. -- Путается тут со всякими... ладно бы эллисейна нашла себе или хоть анойя, так нет... девка позорная... Сошников стиснул зубы так, что заскрипело за ушами, впился пальцами в дубовую лавку. Нет, если этот слизняк еще хоть слово скажет... Краем глаза он заметил, как испуганно смотрит на него Еликина матушка, будто ей передался душивший спецназовца убийственный гнев. И от этого взгляда пузырь, нараставший под сердцем, вдруг лопнул. Под взглядом Сошникова оннат Норик сорвался с лавки, грянувшись спиной об пол, и, пролетев через всю горенку, приложился к стене, точно прибитая метко брошенным сапогом крыса. -- Мама!.. -- охнула Елика. -- Трисветлые дии! -- прошептала тэнна Айлия. -- Ой, е... -- только и выдавил из себя Сошников. У него ни на секунду не возникло сомнений, что именно он сотворил эдакое чудо, но спецназовец не мог понять -- как? -- Василикс! -- Оправившись от изумления, девушка обратила на своего любимого исполненный гневного укора взгляд. -- Почему ты не сказал, что ты -- чародей?! -- Я не... -- Слова застряли у Сошникова в глотке. В самом деле, как можно было отпираться, когда он только что одним усилием воли отправил в полет Еликиного зловредного папашу. -- Я нечаянно... -- прохрипел он и сам понял, насколько нелепо это звучит. Оннат Норик, кряхтя, поднимался с полу. -- А ну, -- потребовала Елика от Сошникова, -- подними что-нибудь! -- Как? -- не понял совершенно сбитый с толку спецназовец. Больше всего его смущало, что свершившееся не воспринималось окружающими как чудо. -- Взглядом! -- нетерпеливо объяснила Елика. -- Ты чародей или анойя? С трудом шевеля мыслями, Сошников нашарил глазами пустую деревянную кадушку -- после того, что случилось с Нориком, он решил выбрать что-нибудь небьющееся. "Ну и как я буду ее поднимать?" -- промелькнуло в голове, и одновременно представилось, отчетливо и ясно, как он тянется к кадушке рукой, как цепляет за ушко пальцами и тянет... Кадушка оторвалась от пола и медленно поплыла вверх. Наверное, она уперлась бы в потолок, если бы Сошников не сообразил, что происходит, и от изумления не потерял бы хватки. Деревяшка упала и покатилась по полу. "Да как же это я? -- думал спецназовец, не зная -- радоваться ему? пугаться? забыть о случившемся, как о страшном сне? Он заметил, как в глазах Елики к любви примешивается гордость, как лицо тэнны Айлии исполняется глубокого почтения. -- "Как же это я?" Ну да -- для них ведь не случилось ничего чудесного, просто он из пришлого ши вмиг превратился в чародея -- пусть слабого, но это ведь совсем другое дело... Оннат Норик крякнул, отряхнулся и решительно полез в кладовку. Вытащив на свет божий изрядную бутыль с уже знакомой Сошникову розовой наливкой, он плеснул густого пахучего напитка в четыре пустые кружки. -- Ну... -- Он потер ушибленный крестец, помялся немного и выпалил так торопливо, словно слова жгли ему рот: -- За тебя, зятюшко! -- Ы... -- булькнул Сошников. -- За тебя, зятюшко, -- повторила Айлия. -- Наш дом -- твой дом. Твоя кровь -- наша кровь. -- За тебя, милый, -- прошептала Елика и, нагнувшись через стол к уху Сошникова, добавила: -- За то, что тебе не пришлось долго ждать этих слов... и за твой дар. Спецназовец хотел сказать... что-нибудь, но слова не лезли из горла. Что делать? Благодарить? Отказываться? Бежать со всех ног? Их дом -- его дом... Он вспомнил, насколько буквален бывает эвейнский язык в своих оборотах, и его передернуло. Этот дом станет _его_, и эта женщина станет _его_ -- окончательно и бесповоротно. Эта земля примет его... только скажи. И все же страх был силен. Он поднимался в груди, не давая дышать. Бросить родину... не вернуться никогда в знакомые края, к бабкиной могиле... Оставить за спиной все привычное. Хотя почему же все? Здесь все так похоже на родное... Но все, все не так! Невозвращенец в чужой стране... И ход одноглазый Кобзев пустит своих ищеек по его следу, и если он вернется -- дезертирство, трибунал, расстрельный взвод... Если бы майор ГБ не отдал тогда пленника-перебежчика владетелю Бхаалейну, страх мог бы и победить. Сошников и сам понимал это и презирал себя за слабость, но только мысль о том, что если уйти удалось какому-то без году неделя десантнику, то ему, Сохатому, сам бог велел, поддержала его в решении, которое он уже принял. Наливка скользнула в горло ароматной струей, и ее запах словно пробудил в сознании спецназовца нужные слова. -- Моя кровь -- ваша кровь, -- слетело с его губ. -- Ваш дом -- мой дом. И жаркая нежность в глазах Елики была ему наградой. * * * Первым признаком неминуемой катастрофы Обри Норденскольду показался остекленевший взгляд часового. Конечно, послушав с полчаса разглагольствования адмирала Дженнистона о его геройских подвигах во время войны Корее, можно и в обморок хлопнуться... но солдат на посту должен терпеть любые неудобства. И все же Обри не осмелился привстать, чтобы потрясти оцепеневшего морпеха за плечо. Хотя бы потому, что адмирал никогда не простил бы ему столь вопиющего хамства. Возможно, это и сделало возможным все последовавшее. Пространство посреди кабинета разорвалось, точно туго натянутая парусина, если полоснуть по ней ножом. По краям разрыва плыл струйкой туман. Пахнуло холодным ветром, донесшим запах лесной сырости и дыма. В отверстие один за другим шагнули, без усилия преодолев границу, трое в обычных для эвейнских чародеев камзолах. Одного Обри узнал -- это был мрачноватый парень, что сопровождал лорда Ториона на тех, первых переговорах. Двое других были ему незнакомы. Макроуэн отреагировал первым. Рука его метнулась к поясу быстрей, чем память подсказала, что оружия там нет. Прежде чем он успел рвануться к застывшим в странном оцепенении часовым, ноги подполковника подкосились, и он неловко упал, повалив складной стул. -- Я -- Линдан ит-Арендунн, -- проговорил мрачный, глядя на Обри, -- полноправный чародей гильдии огневиков и владетель Дейга по доверию. Я пришел предъявить вам обвинение, демоны. "Проклятие, -- мелькнуло в голове у Обри, -- он, наверное, принимает меня за главного..." В глазах невзрачного человечка по левую руку от Линдана что-то мелькнуло. Он молча обернулся к своим спутникам, и мгновение спустя чародей, кивнув, перевел взгляд на адмирала. -- Да... -- Дженнистон начал приподниматься со стула и вдруг обмяк. Обри показалось было, что его поразил тот же паралич, что и бешено извивающегося на полу Макроуэна, но он заметил, как ритмично подергиваются пальцы адмирала, и понял, что это всего лишь очередной припадок. -- Хорошо... -- проговорил молодой лорд, будто в ответ на чьи-то пояснения. -- Тогда мы будем говорить с вами двумя. Вы передадите наше слово своему владетелю, когда он очнется. Макроуэн прекратил попытки добраться до автомата, и движения его сразу сделались свободнее. -- За меня и от имени всех гильдий Эвейна будет говорить Ратвир ит-Лорис, сын Лориса ит-Арвира, сына Арвира ит-Льюса, деда раахварракса Манара, полноправный чародей гильдии стражей. "О-ой", -- мелькнуло в голове у Обри. Пока разведчики Томаса миля за милей продвигались к столице, племянник самого императора добрался до штаба группировки вторжения. Но как, черт побери, удалось этому мальчишке перетянуть власти на свою сторону? И что такое гильдия стражей? Знание эвейнского ничем не могло помочь здесь Обри -- слово не соотносилось в его сознании ни с чем знакомым. -- Я... не стал бы говорить с вами, -- промолвил высокий, на удивление молодой блондин, видимо, бывший Ратвиром ит-Лорисом, -- когда бы Серебряный закон не требовал предупредить вас о близкой погибели. Совет гильдий Эвейна дает вам время до завтрашнего восхода, чтобы убраться с нашей земли. Оставшиеся будут уничтожены. Обри пронзил намерившегося было выругаться Макроуэна взглядом, и подполковник замер. -- Это какое-то недоразумение, -- осторожно промолвил майор. -- Мы не имели в мыслях ссориться с законным правительством Эвейнской империи. Более того, мы даже направили ко двору императора наших послов... -- Император здесь ни при чем, -- ответил Ратвир со снисходительной усмешкой. -- Хотя он, позволю себе заметить, тоже не рад, что на нашей земле творят свои бесчинства злобные демоны, разрушившие владение Дейга. Ваша погибель определена судом гильдий. Обри прикрыл глаза. Ему казалось, что он попал в скверный судебный детектив и этот доморощенный Перри Мейсон сейчас выложит перед присяжными последний, убийственный довод. -- Никто из владетелей не обращался за помощью к Серебряному престолу, и император не может обрушиться на вас со своим войском. Несмотря даже на то, что вы в безумной ярости своей прервали род владетелей Дейга и дар их утрачен, -- продолжал Ратвир. -- Однако вы нанесли оскорбление чародею гильдии огневиков, сказанному Линдану ит-Арендунну, а гильдия не вправе оставить этот проступок без ответа. -- Мы готовы... -- выдавил Обри. Он хотел сказать, что они готовы принести извинения, возместить ущерб, загладить урон, наврать что угодно, лишь бы только туземцы перестали следовать своей безумной логике, в которой каждый шаг Обри подводил и его, и всю американскую группировку все ближе к катастрофе... Но взгляд его столкнулся со взглядом невзрачного человечка в буром, и майор Норденскольд осознал по наитию, что именно его воля держит в подчинении часовых. Очень трудно лгать человеку, который читает твои мысли легче, чем ты сам открытую книгу. Ратвир ит-Лорис печально посмотрел на него. -- Убирайтесь в свой мир, ши, -- промолвил он без злости. -- И не возвращайтесь никогда более. Эвейн не про вас. И помните -- ваш срок истекает завтра, на восходе. Один за другим посланцы шагнули обратно в разрыв, и тот затянулся так же бесшумно и быстро, как возник. В полной тишине слышался только шорох суматошно бегающих по бумаге адмиральских пальцев. Дверь распахнулась без стука, и на пороге возник Говард Сельцман. При виде оцепеневшего адмирала и распростертого на полу Макроуэна он замер на миг, потом ввалился в кабинет и с нервной аккуратностью затворил дверь за собой. -- М-майор... подполковник... адмирал... -- выдавил он жалко. Сейчас ученый походил на обиженного ребенка. -- Установка... -- Что с установкой? -- терпеливо спросил Обри, чувствуя, как внутренности его смерзаются в тугой ком. -- Она выключена... -- прошептал Сельцман и сглотнул всухую. -- Но портал... открыт. * * * Самое паршивое время суток в карауле -- четвертый час. Когда ночь вот-вот сменится утром и уставшие за смену глаза так и норовят слипнуться, а от леса серой пеленой наползает туман. Холодно, сыро и просто зверски хочется спать! Волчий час. Время "Ч". Сейчас уже забыли, откуда произошел этот термин. Он остался с прошлой войны и когда-то означал "четыре часа" летнего времени -- когда в предрассветных сумерках можно различить цель. Капитан Перовский знал это. Алекс Окан -- тоже. Рев мотора заставил встрепенуться дремавших часовых. Но, прежде чем они успели хоть что-то понять, угловатый силуэт БМД сорвался с места, подмял ограждение и помчался вниз по склону. Несколько противопехоток бесполезными хлопушками лопнули под гусеницами. Прожектор сумел настичь машину уже внизу, как раз в тот момент, когда она с размаху врезалась в заросли кустарника. Запоздало взвыла сирена. Кто-то выпустил в светлеющее небо пару длинных автоматных очередей, что в условиях начавшейся в лагере суматохи было не самым разумным поступком. К счастью, пули ушли вверх, никого не зацепив и никуда не срикошетировав. На то, чтобы организовать нечто похожее на погоню, ушло чуть больше двенадцати минут. Две БМД, проделав очередные проемы в многострадальном ограждении, покатились вниз по склону, а БТР с пограничниками рванул через ворота в обход. Встретились они, впрочем, достаточно быстро. Пропавшая машина обнаружилась в полусотне метров от опушки. БМД стояла, уткнувшись в здоровенный, метров семь в обхвате, дуб. Мотор молчал, люки механика-водителя и десанта были распахнуты настежь. -- Цепью, цепью рассыпайтесь! -- надсаживался лейтенант Лягин. -- Живее! -- Товарищ лейтенант! -- подскочил к нему один из пограничников. -- Позвольте нам вперед. У нас собаки... -- Ну, так что ж ты раньше молчал... Живо! Однако с собаками вышла заминка. Овчарка, с трудом протиснувшись вслед за проводником в водительский отсек, обнюхала сиденье, но, вытащенная наружу, след брать категорически отказалась. Никакие команды "след", "вперед", понукания, ругань и даже закаченные кусочки сахара не помогали. Собака бегала взад-вперед, время от времени садясь, и недоумевающе поглядывала на хозяина большими влажными глазами. То же самое произошло со второй овчаркой. Сзади донесся треск, и на проделанную уже тремя бээмдэшками просеку выкатил "ГАЗ-66". -- Что у вас тут происходит? -- холодно осведомился капитан Перовский, выходя из машины. Несмотря на утренний час, он выглядел бодрым, подтянутым и даже -- это поразило Лягина больше всего -- свежевыбритым. -- Собаки след не берут, -- чуть не плача, сообщил пограничник. -- Лучшие собаки заставы... да что там, всего отряда... ума не приложу. -- Местные наворожили, не иначе, -- вполголоса произнес кто-то за его спиной. -- Наворожили, говорите... -- с легким презрением повторил Перовский и, повернувшись к газику, отрывисто скомандовал: -- Федин, Потапов -- ко мне. Из машины беззвучно выскользнули две размытые из-за "лохматых" камуфляжей тени. -- Проверьте, -- кивнул капитан в сторону угнанной машины. Одна из теней чуть наклонила голову, и спецназовцы, подавшись назад, растворились в темноте, выглядевшей за пределами светового конуса фар почти живой. Новый треск возвестил о прибытии на место происшествия очередного высокого начальства. Теперь около брошенной бээмдэшки столпилось почти все командование "руки помощи". -- ЧП, значит? -- зловеще осведомился начштаба, ни к кому, правда, конкретно не обращаясь. -- Попытка угона боевой техники, преднамеренная порча имущества... что еще? -- Выясняем, -- веско обронил капитан Володин. -- Разрешите доложить, товарищ капитан? -- тихо спросила возникшая перед Перовским фигура. -- В радиусе двадцати метров никаких следов не обнаружено. -- И уже менее официальным тоном добавила: -- Роса не тронута. Абсолютно. Перовский скрипнул зубами. -- Возвращайтесь на базу, -- скомандовал он. -- Берите вторую и третью группы и тщательно, сантиметр за сантиметром, проверьте периметр. -- ... и, вне всякого сомнения, попытка дезертирства, -- закончил Бубенчиков. -- А что еще можно было ожидать в условиях, когда... -- Не попытка, -- перебил его подошедший со стороны лагеря Кобзев. В отличие от спецназовца, майор выглядел заспанным, помятым и оттого еще более злым. -- Я только что из госпиталя, -- сообщил он. -- Пропали пленная... и переводчик, сержант Окан. Перовский тихо скрипнул зубами. Аккуратно прорезанную дыру в ограждении обнаружили десять минут спустя, точно на противоположной от места переполоха стороне базы. И на этот раз собаки взяли след сразу. Правда, шли они по нему недолго -- только и исключительно до ручья, где он терялся в проточной воде. -- Продолжать поиски! -- распорядился Бубенчиков. -- Это бессмысленно, -- заметил Перовский, презрительно поглядывая на замполита. -- Если Окан решил уйти... его не остановим мы все вместе взятые. -- Почему? -- вскинулся тот. -- Он лучший из моих ребят, -- ответил капитан просто. -- Меня гораздо больше пугает, что он вообще решил дезертировать, -- бросил Кобзев зло. -- Вы сами сказали -- лучший! Отличник боевой и политической! Это вам не образцовый комсомолец Громов! Если после недели общения с туземцами бегут такие люди... я начинаю подумывать, что решение предоставить бойцам увольнительные в деревню было колоссальной ошибкой. -- В области идеологической работы телепатия дает колоссальное преимущество, -- отозвался Перовский. Он хотел пошутить, но по тому, как заскрипел зубами гэбист, понял -- в шутке оказалось слишком много правды. Самому Перовскому было бы намного легче, если бы он мог заставить себя поверить в две вещи -- что Окан дезертировал, находясь под гипнозом, и что беглец действительно ушел в леса. * * * -- Не понимаю я, -- повторил старший лейтенант Васильев, -- какого лешего мы в этой дыре торчим уже второй день? До столицы полсуток пути, императорский замок на горизонте виден, а мы... -- Не понимаешь, так молчи, -- отозвался Аркаша. -- Вон разведка тоже не понимает, и ничего, сидит себе в углу. А тебе все так сразу скажи... -- Я, между прочим, -- набычившись, произнес Васильев, -- заместитель командира группы! А кроме того, именно я лично ответствен перед майором Кобзевым... -- Ну и хули ты, заместитель, вые..ся, когда командир рядом сидит? -- весело спросил Аркаша. -- Вот ведь человек! Я его не трогаю, мешки таскать не прошу, с поручениями не гоняю... -- Вот-вот! -- перебил его Васильев. -- Что это за поручения, которые вы роздали почти всему личному составу? Я категорически против того, чтобы рядовой состав в одиночку перемещался по... -- Уймись, старлей, -- отмахнулся Либин. -- Это ж тебе не твои туристы совковые, которые первый раз в жизни сорок восемь сортов заморской колбасы на прилавке увидели. Это разведка, спецназ, они сам-один к черту в жопу без масла залезут и с ценными данными оттуда вернутся. Так ведь, капитан? -- Примерно, -- процедил Мухин из своего угла. -- Видели мы это хождение в одиночку, -- пробурчал гэбист. -- По водке да по бабам... все, млин, большие специалисты. -- Ни один из наших бойцов, -- холодно заметил спецназовец, -- не был замечен в самовольных отлучках за пределы базы. -- Ну да, не пойман -- не вор, -- скривился Васильев. -- Ваши орлы такие ушлые, что хрен прищучишь. Тем более когда и без них каждую ночь с ног сбиваешься. -- Давали б увольнительных побольше, -- зевнул Аркаша, -- и ловить бы не надо было. -- Ага, щас, -- прищурился Васильев. -- Может, нам и в Союзе загранпаспортов побольше выдавать, а? Тогда, глядишь, и погранвойска можно было бы подсократить? Так, что ли? Прежде чем ответить, Либин вытащил из лежащей на столе торбы здоровенный бутерброд, состоящий из двух ломтей белого хлеба, между которыми аппетитно розовел ломоть ветчины, и с чавканьем впился в него зубами. -- Не, погранцов сокращать не надо, -- промычал он в перерыве между чавками. -- А вот ОВИР разогнать на хер... -- Да вы... -- начал подниматься Васильев. -- Сядьте! -- резко скомандовал Мухин. -- Неужели вы не понимаете, что он вас нарочно дразнит? А вы, Либин, -- повернулся он к снабженцу, -- тоже... кончайте ломать комедию. Смотреть противно. -- А че я? Че я? -- Аркаша дожевал бутерброд и начал, подняв перед собой блестящие от жира руки, оглядывать комнатушку в поисках чего-либо похожего на полотенце. -- Он же первый начал. -- Я вообще буду настаивать, -- пробурчал гэбист, усаживаясь обратно, -- чтобы это пугало вывели из состава группы. -- Он покосился на украшенный наспех латунными побрякушками чемодан с рацией. Раз в сутки над предполагаемым местом нахождения группы пролетал гидросамолет -- при отсутствии отражающего слоя ионосферы это был единственный способ связаться с Большой землей, а заодно и получить оттуда очередную порцию неутешительных новостей. -- Равно как и бойцов, которые были в одном подразделении с Оканом -- это к вопросу о самовольных отлучках за пределы базы. -- Я бы попросил вас, товарищ старший лейтенант, -- в голосе Мухина явственно прозвенел металл, -- не делать преждевременных самостоятельных выводов по факту исчезновения сержанта Окана и туземки до заключения расследующей этот... инцидент компетентной комиссии. Равно как и принять во внимание тот факт, что состав нашей группы тоже был утвержден вышестоящим командованием. В том числе и вашим непосредственным начальником. -- Вот-вот! -- поддакнул Аркаша. -- И вообще... А с Оканом -- там ух как запутано. Я эту эльфиечку успел краем глаза обозреть -- та еще штучка! С виду как тростинка, а как своими глазищами зыркнет -- прямо хоть с копыт долой. У нее из этих глаз такая гипнотическая сила перла... -- Сперма у кого-то из ушей перла, вот что, -- съязвил Васильев. -- Видел я, как ты давеча по местному рынку шел -- ни одной задницы мимо себя не пропустил. -- Ах так! -- взвился Либин. -- А ну, скажи, почем на этом рынке мешок капусты торговали? А? Молчишь? Потому что ты, старлей, за мной глаза проглядывал, а я по сторонам смотрел. А баб щипал для полноты образа, понял? А то, что это за купцы такие -- здоровые молодые парни, кровь с молоком, а на женщин ноль внимания и ходить, что характерно, норовят след в след? Руссо туристо, облико морале? А ну как местный воевода такими вопросами озадачится? -- Если бы вчера с места двинулись, а не зады просиживать решили, -- проворчал гэбист, -- никаких бы скользких вопросов не возникало. -- Слушай, ты... -- Либина аж распирало от возмущения. -- Может, я тебя учу шпиенов ловить или за диссидентами приглядывать? Или его, -- он мотнул головой в сторону Мухина, -- как натовских генералов из постели воровать? Нет? Так и ты, молодой, в _мои_, -- на этом слове Ар каша сделал явственное ударение, -- дела нос свой не суй. Я на этом свою первую собаку съел, когда тебя еще и в проекте не обозначили. -- Я, товарищ Либин, -- медленно произнес гэбист, -- буду делать то, что должен и что считаю нужным. И в данный момент я считаю нужным получить ответ на вопрос -- когда мы наконец перестанем отсиживаться на этом чертовом постоялом дворе и приступим к непосредственному выполнению данного нам командованием задания? -- А вот завтра с утра, -- сказал Аркаша. -- Как только рассветет, так прямо сразу и приступим. * * * Низкие серые тучи лениво ползли по небу, едва не задевая вершины сопок. Мелкий моросящий дождик то ли капал, то ли просто носился параллельно земле. Ну а надвигающиеся сумерки окончательно превращали мир в размытое серое пятно. Капитан Перовский моргнул. Он лежал в десантном отсеке БМД, накрытый небрежно брошенным брезентом, и внимательно наблюдал за подходами к пятачку, на который, согласно приказу командующего, стаскивали сломанную бронетехнику, нуждавшуюся в заводском ремонте. За последние несколько дней тут скопилось шесть машин, которые должны были вот-вот отправить на Большую землю, втиснуть на пятачок можно было еще максимум одну. Лежал капитан уже больше четырех часов, и тело у него затекло просто зверски. Он попытался осторожно перевернуться на другой бок -- и замер, пристально вглядываясь в сумеречную мокрень. Почти неразличимая серая тень отделилась от склона сопки и бесшумно скользнула к соседней машине. Капитан тихо кашлянул. Тень замерла. -- Далеко собрался, Студент? -- скучающе осведомился капитан. Алекс Окан медленно выпрямился. -- Да не так чтобы очень, товарищ капитан, -- ответил он. -- Домой. -- Ну-ну, -- протянул Перовский, откидывая брезент и с наслаждением потягиваясь. -- Залезай, что ли. Поговорим. Пэбэшник только спрячь... подальше. Алекс недоуменно, словно впервые узнал о его существовании, уставился на бесшумный пистолет в своей руке, сунул его в кобуру и, согнувшись, нырнул в БМД. Некоторое время они молча сидели напротив друг друга. -- Ну, -- нарушил затянувшееся молчание капитан. -- Давай, рассказывай, Студент, как ты дошел до жизни такой... отличник боевой и политической... -- Да вот, сложилось, -- вздохнул Алекс, устало глядя в проем люка. -- Позацеплялось... одно за другое... -- И пошли клочки по закоулочкам, -- хмыкнул Перовский. -- Я ведь серьезно, Студент. -- Да и я не шучу, товарищ капитан, -- проговорил Алекс. -- Чес-слово. Вы же понимаете -- никакой я не агент ЦРУ, прокравшийся в доблестные ряды советского спецназа. Дезертир, предатель -- это да, эти ярлыки я честно заслужил. Просто... не увидел я другого пути, чтобы ее спасти! -- Она здесь. -- Перовский не спрашивал, а, скорее, констатировал факт. -- Она просто девочка, -- сказал Алекс после очередной долгой паузы. -- Ей и так уже досталось по полной. -- Думаешь, у нас ей будет легче? В чужом мире... -- Для нее теперь любой мир -- чужой, капитан. Она утратила... я не совсем врубился... короче, ее народ не примет ее. А местные люди для нее столь же чужие, как и мы. У нас я, по крайней мере, смогу ее защитить. -- Уверен? -- Да. -- Алекс произнес это тем _окончательным_ тоном, после которого у оппонента обычно пропадает желание продолжать спор на данную тему. -- Сумею. -- Мальчишка. -- По тому, как произнес это слово Перовский, было непонятно -- то ли он одобряет поступок Окана, то ли порицает. -- Пацан, -- добавил он все тем же устало-равнодушным голосом. -- Один против всего мира? Против двух миров? -- Не один. -- Алекс улыбнулся, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы капитан заметил и _оценил_ эту улыбку. -- Теперь -- не один. -- Все равно -- мальчишка, -- сказал Перовский. -- Да еще самонадеянный. Вся эта история с побегом... -- Ваша школа, товарищ капитан. -- Молчал бы уж! -- Так ведь сработало. -- Если бы сработало, -- наставительно произнес Перовский, -- я бы тут не сидел... или ты бы тут не сидел. А так, -- он сделал короткую, в несколько секунд паузу, -- я тебя _пересчитал_. -- Я же, товарищ капитан, не выпускной экзамен сдавал, -- тихо возразил Окан. -- Да, не тяну я против учителя... пока. -- А не тянешь, так сиди и не отсвечивай, -- сказал капитан. -- Экзамен... экзамен, Студент, в нашем деле один -- бой. И с зачетом-незачетом там просто. -- Ну, а мне повезло, -- прошептал Алекс. -- Вытянул счастливый билет. А Димка... и те ребята... мне ведь теперь еще и за них жить, так, капитан? -- Ты за себя-то хоть проживи, -- вздохнул Перовский. -- И за нее. -- За нее, -- задумчиво повторил Алекс. -- Да, за нее... стоит жить. Она... хорошая. -- Так уж и быть, поверю тебе на слово, -- сказал Перовский и, помолчав чуть, добавил: -- Разбегаетесь, как клопы на морозе, честное слово. -- Сохатый ушел, -- пояснил он в ответ на вопросительный взгляд сержанта. -- Совсем. Ребята его прикрывают пока, но я-то знаю. -- Куда? -- невольно спросил Окан. -- В деревню. -- Перовский пожал плечами. -- Женился. Хозяйство обустраивает. Наши к нему в гости наведываются, а остальных... те его и не видят. Моя все же школа, -- с непонятной гордостью заявил он и неожиданно спросил: -- Ты не куришь? -- Никак нет, товарищ капитан, -- отозвался Окан. -- Никогда не курил... и за последние двое суток не начал. -- И я не курю, -- сказал капитан грустно. -- В лесу табачный дым за полкилометра унюхать можно. А так иногда хочется. -- Да, -- кивнул Окан. -- Сейчас бы не помешало. -- Пойти, что ли, у Вяземского сигару стрельнуть? -- Капитан словно бы размышлял вслух. -- У него, говорят, кубинские. -- Сказки это, -- сообщил Алекс. -- Байки народов мира. У полковника был блок французских сигарет, "Житан", по-моему. Если он их еще не скурил к свиньям собачьим. -- Или трубку завести? -- задумчиво сказал Перовский, словно не слыша. -- И дымить "Герцеговиной флор"? -- Ну да... -- отозвался капитан и, словно очнувшись, взглянул на Алекса. -- В третьей справа машине, -- отрывисто проговорил он, -- в десантном отсеке ящики с ЗИП-м навалены. Подходяще. Я там оставил сухпаек, консервы... короче, разберешься. В Союз этот металлолом отправляют завтра, тут ты все правильно понял... -- Он коротко усмехнулся. -- Хотя завматчастью пришлось уламывать. -- Капитан... -- Да ну, фигня все это, -- неожиданно оборвал его Перовский и, резко вскочив, выпрыгнул наружу. -- Ты вот что, -- бросил он, держась за люк. -- Берегись там... и ее береги. И... удачи. -- Тебе того же, капитан, -- отозвался Алекс. -- Ни пуха... -- К черту! -- выдохнул Перовский и, не оглядываясь, зашагал прочь. * * * Вой сирены прорвал тонкую пелену сна, которой со знание Обри Норденскольда пыталось защититься от знобкой предрассветной прохлады. Снаружи слышались крики, топот ног, железный лязг. "Неужели атака?" -- подумал Обри панически и тут же устыдился. Он общался с туземцами больше чем кто бы то ни было в лагере... и еще ни разу не поймал их на прямом вранье. Если императорский посол дал американцам время до рассвета, чтобы убраться, то, пока не встанет солнце его войско не сдвинется с места. Тогда что же? Обри не успел еще натянуть китель, когда в дверь постучали. Майор глянул на часы -- четыре минуты. Неплохо -- Кто там? -- поинтересовался он, сражаясь с пуговицами. В комнату заглянул вестовой от Макроуэна. -- Подполковник просит вас немедленно подойти, майор Норденскольд, сэр! -- выдохнул он. Даже в полумраке видно было, как блуждают глаза морпеха. -- Что там стряслось? -- поинтересовался Обри, выбегая вслед за вестовым из домика. Солдат покачал головой. -- Подполковник сказал, чтобы вы сами посмотрели. Обри на ходу пожал плечами. Макроуэна они нашли на одной из смотровых выше-расставленных по углам территории. Подполковник сто;; в позе греческой статуи, задумчиво опершись за неимением колонны о станковый пулемет, и вглядывался в даль. -- Что случилось, Даг? -- поинтересовался майор, тяжело дыша. За последние недели старшие офицеры группировки перешли на "ты". -- Гляди! -- Макроуэн ткнул пальцем вперед и вниз. Обри послушно всмотрелся. До рассвета оставалась еще пара часов, но небо уже светлело на востоке, пока еще не розовым пламенем зари, а серым призрачным свечением, точно от люминесцентной трубки. Вначале майор не понял, на что указывает Макроуэн, -- широкий луг, отделявший ограду лагеря от опушки леса, был пуст. А потом увидел. Земля была черной. Даже в жалобном предутреннем свете он мог отличить зелень травы от глухой темноты угля. И запах... да, ветерок нес запах гари. -- Они выжгли луг, -- прошептал Макроуэн. -- Просто выжгли... за какие-то секунды, часовой видел... То ли как предупреждение, то ли ради удобства. Обри покачал головой. Он догадывался, что туземцы держат в рукаве пару тузов. Ему не требовалось выглядывать вниз, чтобы догадаться -- горелая полоса заканчивается точно под сеткой. -- Мины сдетонировали? -- поинтересовался он отрешенно. Макроуэн резко кивнул. -- Готовимся к нападению туземцев, -- приказал Обри. Именно приказал, хотя по уставу не имел над своим товарищем никакой власти. -- Всеми имеющимися силами. Если мы не выстоим... -- Мы выстоим, -- с безумным упрямством проговорил Макроуэн. -- В конце концов, они всего лишь дикари... пусть даже на них камлают шаманы и работают телепаты. Всматривавшийся в сумрак Обри резко обернулся. -- А что ты скажешь, когда земля будет _гореть у тебя под ногами_, Даг? -- шепотом поинтересовался он. -- Мы ошиблись, ошиблись в самом начале -- надо наконец осмелиться признать это. Перед нами не крестьяне и рыцари Темного времени. Перед нами нетехническая цивилизация. Культура, которой три тысячи лет. Империя, простоявшая двадцать веков. Мир, на свой лад не менее развитой, чем наш. А мы повели себя... как туристы, которые требуют кока-колы и гамбургеров в парижском ресторане! Майор перевел дыхание. -- Нас сгубила гордыня, -- проговорил он чуть слышно. -- Хубрис. Почему мы решили, будто сможем тягаться с ними?.. Даже не тягаться, нет -- пройти мимо них и по ним, не заметив! Мы начали вторым Сонгми... а нам, похоже, устроили второе наступление "Тет". -- И все-таки я не понимаю. -- Макроуэн отвернулся, точно так ему было легче облекать в слова то, о чем настоящий солдат не должен и думать. -- Как можно было настолько промахнуться? Ведь аналитики... -- Логика, -- Обри горько усмехнулся, -- прекрасная штука. С ее помощью можно доказать все, что требуется. Аналитики искали признаки военной мощи... А где они? -- Он обвел взмахом руки далекий лес. -- Где? Как могли они догадаться, что эта мощь -- в людях? В людях, каждый из которых наделен уникальным даром и каждый -- отдельная сила? Как могли мы понять, что здесь люди... -- он замялся в поисках нужного слова, -- незаменимы. Здесь то, что мы полагаем досадным недоразумением -- подумаешь, десятком гуков меньше! -- оказывается преступлением под стать каинову. -- Ты думаешь, -- голос Макроуэна был отстранен и сух, -- что, если бы Уолш не открыл тогда огонь, мы бы с ними договорились? Обри застыл с открытым ртом. Ему в голову не приходило задать себе этот вопрос. -- Не знаю, -- признался он. -- Не знаю. Подполковник передернулся всем телом, стряхивая с себя крамольные мысли, как собака -- воду. -- Идем, -- бросил Макроуэн. -- До рассвета еще есть время. Глянув на прощание, Обри уловил какое-то движение на кромке леса. Он всмотрелся до боли в глазах и наконец увидел. По опушке стояли люди. Неровной чередой, вовсе не похожей на строй, группками и по одному... стояли и ждали. Восточный горизонт медленно, неуклонно наливался розовой краской, как зреющий ядовитый плод. * * Андрей Ростовцев решил, что стольный град Андилайте -- это круто. Он очень любил свой родной Киев и считал его самым красивым городом в мире -- по крайней мере, в нашем мире, поправился он. Но хрустальные башни, рвущиеся в небо из зеленых волн деревьев, производили неизгладимое впечатление. Такими любили изображать города светлого коммунистического будущего в любимых Андреем сборниках советской фантастики. Особенно же впечатлял императорский дворец, искрившийся алмазными гранями стен. Он гордо стоял на высящейся над городом скале -- прекрасный и недоступный, как заветная мечта. Двухсотметровый утес-столб да на его верхушке еще этажей пятнадцать самого дворца, прикинул Ростовцев -- Эйфель бы, увидев такое, загнулся от зависти. Оно, конечно, с Останкинской башней не сравнить... но одно дело протыкающая небеса стальная спица и совсем другое -- похожий на застывшую слезу или серебряное пламя замок, одновременно массивный и невесомый. Замок называли "безумием Конне"; и верно, только сумасшедший мог вздыбить над распростершимся в зеленой долине городом это чудо. Но вид с тех крохотных балкончиков, должно быть, просто потрясающий. Да, хорошо быть императором в светлом Эвейне! Ростовцев пообещал сам себе, что если он -- уж неизвестно, какими правдами и неправдами -- попадет в состав отправляемой к императору делегации, то обязательно найдет способ прорваться на один из тех балкончиков и посмотреть на Андилайте сверху. Если уж Париж стоит мессы, то столица Серебряной империи -- тем более. А пока он просто бродил по широким тенистым... проспектам -- после узких и не слишком чистых улочек городков, в которых они останавливались по пути, другого слова не подберешь. Глазел, как и положено заезжему провинциалу, на красоты архитектуры, а еще больше -- на обыденные невероятности этого колдовского города: вот двое кумушек возвращаются с базара, а полная корзина снеди плывет перед ними, как крутобокая каравелла, нетерпеливо распихивая прохожих... вот бригада строителей, как положено, с матюгами возводит очередной особнячок, и один чародей аккуратно настругивает глыбу белого кварцита на ровненькие блоки, а другой, на лесах, так же проворно соединяет их в монолит стены... Разглядывал вывески и таблички -- "Мастер-кузнец Таргевракс Молот -- наговорные клинки в стиле эпохи Эльфийских войн", "Гильдейский лекарь Левенай ит-Менарикс", "Товарищество Юриэны -- доставка мелких посланий по всему Эвейну" и ниже мелкими буквами: "Под рукой гильдии отверзателей"... Рассеянно улыбался празднично одетым -- или они все время так одеваются? -- людям, особенно молодым девушкам, которых тут было необычайно много. И одеты они были необычайно легко, впрочем, это было понятно -- даже в тени термометр, если бы тут нашелся хоть один, показал бы никак не меньше двадцати пяти. Андрей давно уж скинул тяжеленную кожанку и расстегнул гимнастерку, удивляя встречных полосатостью тельняшки. Правда, удивление сразу пропадало, стоило только эвейнцам разглядеть цепь с массивным серебряным звеном. Внезапно Ростовцев углядел на противоположной стороне проспекта, среди яркого многоцветья местных одежд, нечто зелено-пятнистое, до боли родное и знакомое -- и бросился вперед, расталкивая прохожих. -- Эй, славянин! -- закричал он, чуть удивляясь -- кто здесь мог оказаться, вроде ж бы сектора нарезали без пересечек -- и слегка досадуя, что не может отчего-то с ходу узнать товарища. -- Заблудился, что ли? На его крик обернулись сразу несколько человек, в том числе и парень в камуфляже -- и Андрей замер, словно налетев на невидимую стену. Он _не знал_ этого человека! Это был человек _не из их группы_! Только сейчас, задним числом, до него начало доходить, что расцветка камуфляжа только похожа на спецназовскую. Похожа -- но не до конца. Немного другие оттенки красок, другая форма пятен -- сочетание, виденное уже... на инструктажах. Натовская униформа! * * * Крис бродил по городу уже третий час и все это время клял себя последними словами. Ну что, спрашивается, стоило захватить фотоаппарат?! Самую простенькую, дешевую "мыльницу", которую за двадцатку баксов запросто привез бы любой шоферюга из подразделения снабжения. Боллингтон вон догадался -- и сейчас, радостно повизгивая, заканчивает уже третью пленку. Почем он эти кадры будет потом толкать -- и думать не хочется, одно ясно -- это будет покруче убийства Кеннеди. Хорошо хоть, не один он оказался таким лопухом! Три четверти группы волками выло, глядя на своих более предусмотрительных коллег. Ребята попытались было подкатиться к майору, чтобы тот радировал на базу, но Ричардсон послал их подальше. Впрочем, даже если бы он и подал эдакий запрос, на базе его бы, скорее всего, зарубили. Теперь неудачники изощрялись кто как мог. Капрал Ховард, например, нашел какого-то местного маляра -- Крис искренне сомневался, что тот когда-либо рисовал что-нибудь сложнее вывесок над лавкой, -- и потребовал, чтобы тот изобразил его, капрала Ховарда, на фоне заходящего за императорским замком солнца. Ладно хоть не на белом коне и в позе Наполеона. Художника, однако, удивить ему особо не удалось -- тот, похоже, привык к самым заковыристым заказам пришельцев из-за пределов Благословенной. Если те платят полновесными монетами -- то почему бы и нет. Скорее всего, ничего из ховардовской затеи не выйдет, размышлял Крис. Одно дело -- фотопленки, хотя с ними тоже могут возникнуть проблемы -- кто знает, что творится в этом чертовом портале, не засветит ли он все к свиньям собачьим, и совсем другое -- пейзажик три на четыре фута. Конфискуют, и думать нечего. У Криса же возникла другая идея. Разглядывая от нечего делать соседние лавки в десятикратную трубу, снайпер заметил, как один из купцов показывал своему приятелю чудную игрушку -- стеклянный шар, размером не больше бильярдного, а внутри -- Крис готов был поклясться, потому что купец держал шарик на виду достаточно долго, -- сам Андилайте в миниатюре. _Такой_ сувенир пронести через эмпишников будет довольно просто -- достаточно закрасить шар чем-нибудь легкосмываемым. Проблема оставалась только одна -- найти лавку, где торгуют подобными редкостями. Спрашивать у купца Крис поопасался -- тот мог бы что-нибудь заподозрить, а лишний шум группе был никак не нужен. Столичные же жители в ответ на невнятные вопросы чужеземца -- чертов колдун, как оказалось, вложил им окраинный диалект эвейнского -- понимать-то их понимали, но определенные проблемы в общении имелись. Кто-то закричал на противоположной стороне улицы, и Крис вместе с несколькими другими прохожими инстинктивно обернулся на голос. Прямо к нему бежал какой-то незнакомый черноволосый парень -- но цвет его волос занимал Криса в самую последнюю очередь. Гораздо важнее было то, что одет был этот парень в типично земные -- мало того, явно армейские, пятнистые брюки, с ремнем с широкой пряжкой и столь же пятнистую рубашку, из-под которой выглядывала полосатая, словно зебра, майка. Крису потребовалось всего несколько секунд, чтобы вспомнить, где он видел такую форму -- в учебных фильмах, посвященных войскам "вероятного противника". Та одеваются самые элитные подразделения советских войск -- _десант_ и _спецназ_. Но за эти несколько секунд опомнившийся русский развернулся и, прежде чем Крис успел сделать хоть что-нибудь исчез в толпе прохожих. * * * Мина взорвалась на самой кромке леса. В бинокль Обри отчетливо видел, как валится подрубленный клен, как сыплются наземь ободранные ветки и кружатся листья н; ветру. -- Почему заранее не была проведена массированная артподготовка? -- осведомился адмирал Дженнистон холодно. -- Бессмысленно, -- ответил Макроуэн коротко. За прошедшие часы подполковник словно постарел на двадцать лет. Обри мог поклясться, что в волосах старшего офицера еще вчера было куда меньше седины. Зато адмирал словно задался целью изобразить образец командира -- холеного, вычищенного, отглаженного, наполированного. -- Они могут быть, -- подполковник обвел взмахом руки обступившую горелую плешь за оградой, враждебную зеленую толщу, -- где угодно. -- Этот... посланец уверял, что атака начнется на рассвете, -- проговорил Обри, не отнимая бинокля от глаз. -- Уже... Договорить он не успел. Эвейнские чародеи выступили из леса, точно по мановению волшебной палочки. Обри даже не думал, что их может быть так много. Десятки... нет, сотни. От пестрых кафтанов рябило в глазах. Кое-где промелькивали стальные кольчуги или панцири, но воины, похоже, играли в этом войске вторые роли. -- Маги, -- буркнул Макроуэн. Он обходился без бинокля. -- Чего вы ждете?! -- внезапно рявкнул Дженнистон. -- Второго пришествия? Не дожидаясь команды, с вышки заговорил пулемет. Ничего не произошло. Чародеи шли по опаленной земле, поднимая клубы пыли и золы. -- Да что за... -- успел выговорить Дженнистон, прежде чем маги нанесли ответный удар. Человек восемь, большинство -- в красном (наблюдавший за движениями противника Обри заметил, что одежды других цветов попадались редко), остановились, сбившись тесной кучкой. Один из них достал из-за пояса жезл... нет, с изумлением осознал майор, подзорную трубу, приладил к глазам... Другой воздел руки, точно Джейн Фонда на занятии аэробикой, и остальные повторили его движение. Обри показалось, будто он _ощутил_ движение колдовских чар за миг до того, как пулеметное гнездо на вышке превратилось в огненный ком. А может, померещилось. -- Огонь! -- в бешенстве выкрикивал адмирал, забывая, что вестового рядом нет и некому передать приказ солдатам, которые в нем, впрочем, и не нуждались. На дерзко сбившихся толпою наглецах сосредоточился огонь -- без толку. Лишь минометные разрывы заставили чародеев расступиться, хотя, судя по всему, вреда не причинили. Словно опомнившись, заговорили минометы, перепахивая мертвое поле. -- Да нет, -- в краткий миг передышки донеслось до Обри бормотание Макроуэна, -- не может такого быть... не могут они остановить... Не могли. На глазах Обри взрывы смели нескольких чародеев -- только что бежала по полю фигурка, и вдруг нет ее, растаяла в черном земляном фонтане. От грохота не слышно было торжествующих криков с позиций и протяжного, торжественного пения волынок -- со стороны леса. Теперь вперед продвигались только красные и синие -- Обри решил про себя, что цвет кафтанов соответствует чародейному дару, -- по двое-трое, действуя слаженно и ловко. Внезапно, словно по неслышному сигналу, они остановились. Вскинули руки... -- Нет! -- крикнул Обри. -- Нет! -- Но чудовищный грохот вбил слова обратно ему в глотку, заставив поперхнуться. Ограда таяла, оплывала, точно сахарная глазурь на жарком солнце. И все, что находилось за нею, тоже горело, обугливалось, расплывалось. Не всюду... но хватило и этого Вопли горящих заглушали даже грохот канонады. На глазах Обри три звена чародеев бросились друг к другу и встали, обнявшись, чтобы на глазах изумленных морпехов взвиться в небо. Пули бессильно буравили воздух вокруг них. Снова качнулся мир от страшной колдовской силы. И сзади, там, где посреди лагеря стояла батарея, рвануло. Майора сбило с ног, прокатило по земле пару шагов к горящим воротам. Мгновение он лежат, ошеломленный, тупо взирая на полыхающую проволоку, потом, дрожа, поднялся на ноги. Чародеи, видно, опьянели от легкой победы. Иначе Обри не мог объяснить, почему пущенная по летящим в высоте колдунам граната достигла цели. По земле забарабанили кровавые ошметки. Обгорелый клочок голубого полотна спланировал на плечо Обри. Майор машинально стряхнул его и только теперь понял, что из троих упавших поднялось двое. Адмирал Дженнистон лежал на земле, и горелая пыль марала его безупречный мундир вместе с темной кровью, стекавшей из дыры в затылке. Обреченность захлестнула Обри. Безжалостное небо цвета аквамарина взирало на него с высоты. Майор не сразу понял, что кричит ему Макроуэн, потряхивая за плечо: -- Надо эвакуироваться! Обри, я отдаю приказ эвакуироваться! -- Невозможно, -- проговорил он, с трудом отгоняя звон в ушах. -- ЧТО?! -- Установка не работает с утра! -- крикнул Обри, чтобы услышать собственный голос. -- Вчера портал был открыт... но сегодня они его закрыли! -- Надо открыть! -- Макроуэн стиснул кулаки. С шипением вырвались из труб еще две реактивные гранаты. -- Есть! -- ликующе вскричал подполковник, глядя, как отлетают смятые, разжеванные фигурки неосторожных колдунов. -- Обри! -- Он толкнул майора в спину. -- Беги, возьми Сельцмана за яйца... и пусть он открывает портал, хоть ключом, хоть кирпичом... иначе мы все позавидуем адмиралу! * * * Ростовцеву, что называется, "подфартило" -- прямо за углом он налетел на лавчонку, торгующую то ли одеждой, то ли женскими шалями, то ли просто отрезами материи -- разбираться спецназовцу было явно некогда. Он просто охватил с прилавка подходящий кусок -- неброского серо-коричневого цвета, -- кусок материи, сыпанул, не считая, мелочь из кармана и тут же, не отходя от прилавка, вспорол ее ножом примерно посредине. Хозяин лавки, глядя на столь вопиющее варварство, жалобно застонал, но Андрею было не до него. Кое-как напялив на себя импровизированное пончо, он стремглав кинулся обратно за угол -- и успел. Натовец все еще стоял, разинув рот, на том же самом месте. Наконец он захлопнул пасть, потряс головой, словно отгоняя наваждение, и, повернувшись, быстро, почти переходя на бег, зашагал прочь. Дождавшись, пока он отойдет, Андрей направился следом, тщательно соблюдая безопасную, с его точки зрения, дистанцию -- не менее двадцати метров и стараясь, чтобы их при этом разделяло не меньше трех человек. Натовец, однако, и не думал оглядываться. Похоже, все его мысли были заняты тем, как бы поскорее доложить о столь важном контакте своему начальству -- и в этом их с Ростовцевым чаяния совпадали. Спецназовец тоже жаждал как можно скорее увидеть непосредственное начальство натовца -- и сообщить о его местонахождении своему начальству. Ростовцев предполагал, что натовская группа -- а это, скорее всего, такой же небольшой разведотряд, как и они, -- расположится на каком-нибудь постоялом дворе для приезжих купцов. Поэтому он даже немного удивился, когда преследуемый привел его на рынок. Удивился -- но не сильно. Западный рынок Андилайте ничем не отличался от своего восточного собрата, на котором расположились мнимые купцы в советской военной форме. Такой же дикий шум, толкотня, массы народа -- Андрей моментально потерял натовца из виду, бросился вперед, ввинчиваясь в толпу, подпрыгнул -- рядом возмущенно завопил какой-то толстяк в засаленной безрукавке, на ногу которого Ростовцева угораздило приземлиться всем весом. Тратить время еще и на него было никак нельзя, поэтому спецназовец коротко, без замаха -- где уж размахнуться в такой толчее, -- ударил его "клювом орла". Толстяк вмиг осекся, начал оседать, но Андрея это уже не интересовало -- он рванулся вперед еще раз, проскочил под какими-то веревками, едва не обрушив себе на голову шатер, который они держали, ужом просочился между прилавками, выскочил из-за палаточного ряда -- и замер, едва не налетев сразу на четырех натовцев. К его счастью, троица, стоявшая за прилавком, была настолько увлечена сбивчивым повествованием его подопечного, что практически не обращала внимания на окружающую суету. Неспешно отойдя обратно за крайнюю палатку, Ростовцев получил возможность не только внимательно рассмотреть своих заочных врагов, но даже расслышать обрывки их разговора. На английском! Это были американцы! Вне всякого сомнения. Хотя Андрей, со своим твердым "трояком" по языку наиболее вероятного противника, вряд ли мог квалифицированно выделить в их неразборчивой трескотне характерные именно для жителей Нового Света сленговые словечки, но именно эта невнятность окончательно убедила Ростовцева в том, что перед ним американцы -- коренные жители туманного Альбиона должны были, по мнению спецназовца, произносить пресловутое "the table" не в пример разборчивее. Он даже успел оглядеть их прилавок -- раза в два больше того, что арендовала их группа, -- заваленный типично западным барахлом в ярко-кричащих обертках. Из знакомых названий глаз сумел выделить только слово "кока-кола", правда, почему-то не на бутылках, а на веселеньких красных кепках, но можно было не сомневаться -- остальной товар того же пошиба. Кола, жвачка, стеклянные бусы... янкесы, похоже, собрались приобрести за бесценок очередной остров Манхэттен. Наконец четверка америкосов пришла к единому решению. Двое -- одним из них был его "проводник" -- остались за прилавком, а еще двое целеустремленно начали проталкиваться сквозь толпу к выходу. Андрей пошел за американцем, выглядевшим моложе остальных, -- он не был уверен, но вроде бы именно к нему относилась фраза "гоу ту коммандер". * * * -- В общем, как только Рид сообщил нам про этого русского, -- брызгая второпях слюной, объяснял сержант Гамильтон, -- я сразу смекнул, где можно разнюхать о них как можно больше. -- Сэр, -- мягко напомнил майор Ричардсон. -- Вы забыли добавить "сэр", сержант. -- Да, сэр, простите, сэр. -- Теренс понемногу успокаивался, но подходить к нему все еще никто не решался -- уж очень активно размахивал он руками, ворвавшись в комнату. -- Так вот, я направился к надзирателю восточного рынка, это чиновник, который командует всем, что там творится, ну и вообще... главный по купцам с восточной стороны. Сэр. Пробился через окружающую его толпу канцелярских крыс -- пришлось, правда, изрядно потратиться на взятки, сэр, эти канцелярские крысы, доложу я вам, хапают ничуть не хуже наших.... -- Ближе к делу, сержант! -- не выдержал лейтенант Томас. -- Что вам удалось узнать? -- Все! -- Теренс Гамильтон буквально расплылся в довольной улыбке. -- Я наплел этому лопуху... простите, сэр, -- перебил он сам себя, увидев, что Джаред открывает рот для нового рыка. -- Русские прибыли в город в тот же вечер, что и мы. Сэр. Тоже записались купцами из-за пределов. Арендовали лавку и... -- Теренс выдержал драматическую паузу. -- Остановились на постоялом дворе "Благочестивый дракон". Сэр. Надзиратель подробно описал мне, как туда пройти, и я сразу же ринулся туда, -- сержант выдержал еще одну паузу, -- и на соседней улице чуть не столкнулся нос к носу сразу с двумя русскими. Сэр. Еле-еле успел убраться. Так что, сэр, я больше чем уверен, они именно... * * * -- ... там, товарищ капитан, -- закончил свой доклад Ростовцев. -- Я видел, как этот молодой подбежал к сидевшему за столом, должно быть офицеру, после чего они оба быстро поднялись наверх. И потом я наблюдал за входом целый час -- внутрь вошли четверо американцев, а вышли только двое. Там у них база. -- М-да, -- выдохнул капитан Мухин и, с треском припечатав ладонью столешницу, обвел взглядом комнату. -- Какие будут мнения, товарищи офицеры? -- А тут никаких мнений быть не может! -- вскинулся Васильев. -- Пока, я подчеркиваю, пока, мы обладаем важнейшим преимуществом перед американцами -- нам известно их местонахождение, тогда как им наше -- нет. И, пока этот фактор действует, мы просто обязаны использовать его. -- А может, все-таки попытаемся сначала побазарить? -- пробурчал из своего угла Аркаша. -- А то вот так, сразу, глотки спящим резать... не по-людски как-то. -- Ну, знаете! -- Васильева аж передернуло. -- Тут решается судьба нашей миссии, от нее зависит, не побоюсь этого слова, судьба страны, а вы... ай, да о чем с вами разговаривать! Вы же дальше вашего "гешефта" ничего увидеть не в состоянии. Представляю, до чего бы вы могли "добазариться" с этими янки. И что бы вы могли им продать. -- Эй, эй! -- Либин вскочил. -- Ты шо мне тут шьешь, а, погань?! Да я за нашу советскую Родину кому угодно пасть порву! -- Либин, сядьте! -- рявкнул Мухин. -- И сформулируйте ваше мнение так, чтобы не нервировать капитана. Продолжая недовольно бурчать себе под нос, Аркаша опустился обратно на табуретку. -- Я бы все-таки сначала попробовал с ними переговорить, -- сказал он. -- Все равно они про нас уже знают, так что секрета никакого не раскроем... -- Ну да, -- скептически хмыкнул Васильев. -- А потом они посадят на "хвост" этому "переговорщику" своего человека. -- А мы его за углом доской по башке бах -- и готов "язык"! -- парировал Аркаша и, повернувшись к Мухину, продолжил: -- Я так думаю, капитан, у них тут такая же разведка, как и мы. Принюхаться, осмотреться... было бы это полноценное посольство, хрен бы они стояли, как мы, с тряпками на базаре. И если нам сейчас задурить им голову, а самим подшустрить и первыми попасть во дворец, на ковер к главному... -- Это авантюра, -- бросил Васильев. -- Мы не знаем, насколько далеко продвинулись американцы в своих переговорах с властями. А рисковать мы не можем. -- Ясно, -- кивнул Мухин и, обернувшись к окну, спросил: -- Ну а ты, старшина, что скажешь? Сидоренко задумчиво подпер здоровенным кулаком подбородок и уставился на быстро растворяющуюся в серых сумерках улицу. -- Риск, конечно, есть, -- наконец проговорил он. -- Они там сейчас тоже небось на ушах стоят, за каждым кустом нашу тень видят. А вот ближе к утру, когда они за ночь издергаются... можно будет их взять тепленькими. Я -- за. -- А местные? -- попробовал было посопротивляться напоследок Аркаша. -- Вы о них подумали? Они что, так и будут спокойно смотреть, как мы тут друг друга режем? -- Не-а, -- осклабился Сидоренко. -- Они вообще ничего не узнают. Ну, случился пожар. Бывает. Жаль, конечно, что из иноземных купцов никто выскочить не сумел. Крепко, видать, перепились. -- Значит, так, -- отчеканил капитан Мухин, вставая. -- Ваши мнения я выслушал -- а теперь слушайте мой приказ. Подготовиться к "акции". Время -- час. Выступаем, как только стемнеет окончательно. С собой брать... * * * -- ...только бесшумное оружие, -- сказал майор Ричардсон и, обойдя стол, продолжил: -- Тяжелого вооружения -- минимум. В идеале вся операция должна пройти без единого звука -- как с нашей стороны, так и с _их_. -- Идем всей группой, сэр? -- уточнил капрал Ховард. -- Да, -- кивнул майор и, смягчившись на миг, добавил: -- Давайте шевелиться, парни. У нас осталось, -- он вскинул руку и мельком глянул на подсвеченный циферблат, -- меньше часа до выхода. * * * Обри закашлялся. Дым проникал всюду, он пропитывал все вокруг, и стоило запаху усилиться, как каждый начинал озираться тревожно -- где теперь вспыхнуло неугасимое пламя? Но сильнее гари ноздри обжигали запах грозы и кислая вонь кордита. Лагерь умирал. Собственно, от него почти ничего не осталось. Одна стена аппаратной рухнула, и со своего места Обри мог видеть, как полыхает смотровая вышка -- неестественно жарким, термитным огнем. Чародеи смыкали кольцо. Обри скрипнул зубами. Он ведь знал, он догадывался, какими силами они могут обладать... но почему он не догадался, как чародейные дары дополняют и усиливают друг друга? Гильдейские мастера наступали группами, по трое-четверо, и удержать их не могло ничто, хотя продвигались они очень медленно, сменяя друг друга. На пути волшебников горел самый воздух. Бронетехника гибла бесславно и бесполезно, расплываясь лужами и впитываясь, точно вода, в прожженную до самых костей землю. Вокруг стоячих камней сжималась незримая стена жара, и не только Обри понимал, что, когда она дойдет до аппаратной, спасение будет невозможно. И тем более невозможно было оно сейчас, пока аппаратура оставалась мертва и глуха к попыткам Сельцмана оживить ее. -- Генератор! -- рявкнул кто-то за спиной Обри сорванным басом. Майор с трудом узнал Макроуэна. Зачихал и снова заглох дизель. -- Да мать вашу сраную! -- просипел подполковник. Его словам откликнулся торопливый, лихорадочный лязг. -- Не понимаю, -- беспомощно твердил Сельцман. -- Не понимаю... Пальцы его шарили по панели управления, суматошно меняя установки реостатов. -- Доктор... -- Макроуэн раскашлялся, сплюнул комок черной слизи и продолжил почти нормальным голосом: -- Доктор, если мы сейчас же не запустим вашу установку, нам всем -- крышка! -- Я знаю! -- взвизгнул Сельцман. -- Знаю! Вялое лицо физика заострилось и потемнело -- если то не была покрывавшая все и вся пленка сажи. -- Я ничего не могу поделать! -- кричал он, исступленно колотя кулачком по панели. -- Точка перехода словно закрылась, установка не может пробить барьер! Она не рассчитана на такие нагрузки! Если я увеличу мощность, могут перегореть катушки, и тогда портал уже точно не отворится! -- Если ваша адская машина не заработает в ближайшие десять минут, нам всем будет наплевать, какие там катушки сгорели! -- взревел Макроуэн. -- Включайте! Черт, да запустите вы генератор, ослы, хватит беречь соляру! Десять минут, док! -- Ветер, -- не своим голосом прошептал Обри. Настолько не своим, что его услышали все -- Что? -- переспросил Сельцман, промаргиваясь. Кто-то сунул ему последнюю пачку "клинексов", и физик приложил салфетку к глазам. -- Ветер, -- повторил Обри. Над лагерем дул, взметая золу, холодный ветер. Такой холодный, что сразу становилось ясно -- огненная стена, окружавшая пепелище, исчезла. -- _Они_... уходят? -- выдохнул кто-то. -- Нет, -- покачал головой Обри, не двигаясь с места. -- Нет. Их чародеи устали. Они... идут на приступ. "У русских есть обычай, -- мелькнуло у него в голове, -- в такие минуты петь. Но если я сейчас заведу "Звездное знамя", меня не поймут". И в этот миг заговорил последний оставшийся у осажденных пулемет. -- У нас нет десяти минут, -- прошептал Обри. Глотнув студеного воздуха, бешено зарокотал дизель генератора. Словно в ответ ему из-за горизонта донесся раскат грома. Майор поднял глаза -- небо стремительно заволакивали низко бегущие тучи. -- Все равно не работает, -- пожаловался Сельцман. Майор вытащил пистолет, посмотрел на него так, словно увидел впервые в жизни, и отшвырнул в сторону, взяв вместо того бесхозную винтовку. Тяжесть оружия в руках давала иллюзию спокойствия, хотя Обри прекрасно понимал, насколько она пуста. Со стороны леса доносились воинственные крики. Теперь пальба неслась отовсюду, и уже кто-то из столпившихся на краю площадки занимал удобные огневые точки -- за брошенной машиной, за брошенным ящиком, за грудой бочек. -- Давайте же, мать вашу! -- рявкнул Макроуэн. Физик послушно сдвинул реостат еще на одно деление. Подполковник, грязно выругавшись, оттолкнул его от пульта и сдвинул рукоятку до упора. Замигала красная лампа. -- Полную мощность! Полную мощность на генератор! По краю стального кольца побежали лиловые вспышки, и внезапно, как это происходило всегда, пространство в нем разорвалось. -- Лестницы! -- крикнул Макроуэн. Но приказа не требовалось. Оставшиеся в живых морпехи ринулись к провалу, взбираясь на кольцо стоячих камней по стремянкам, по наваленным поспешно ящикам, по плечам товарищей, и прыгали вниз, в разрыв между пространствами. Обри не нужны были приборы, чтобы понять -- установка барахлила. Или, как утверждал Сельцман, не справлялась с нагрузкой. По поверхности смыкания шла муаровая рябь, проводящие шины светились от жара. -- Долго не продержится, -- шептал Сельцман, глядя на панель, -- нет, сейчас все сгорит... а потом мы сгорим... Безо всякого предупреждения он рванулся в сторону и, с неожиданной для такого хлипкого человечка силой расталкивая морпехов, поплыл в толпе к ближайшей лестнице. -- Боже, какая толпа, -- отрешенно проговорил Обри. -- Крысы, просто крысы... Он не чувствовал страха. Только бесконечную тоску. -- Вы еще здесь? -- обернулся к нему Макроуэн. -- А где еще? -- отозвался Обри меланхолично. Из проулка между ангарами выскочили трое туземцев -- двое в легких кирасах, с арбалетами в руках, и один в пестром кафтане чародея. Обри снял всех троих одной очередью, как в тире, и мысленно порадовался, что не потерял сноровки. -- Бегите! -- гаркнул подполковник, отшвыривая Обри, точно щенка. -- Бегите, мать вашу! Он ударил прикладом под дых ошалелого морпеха. -- Была команда отступать, солдат? -- проревел он. -- Слушай мою команду! Круговую оборону -- занять! Кто-то подчинился, но большинство продолжало рваться в провал между мирами. Двое сержантов, не потерявших головы, пытались сорганизовать оставшихся, чтобы наступающие эвейнцы не прорвались к установке раньше, чем все морпехи покинут базу. -- Да бегите же, Обри! -- прохрипел Макроуэн. -- Кто-то должен рассказать... что здесь случилось... -- А вы? -- беспомощно проговорил майор, словно пробуждаясь ото сна. -- Кто-то должен прикрывать отход, -- мрачно бросил Даг. -- Убирайся! Обри уронил автомат и побежал. Побежал так, словно все демоны ада гнались за ним. Он не помнил, как прорвался к лестнице, работая локтями, кулаками, коленями и даже, кажется, зубами. Только последний миг врезался ему в память -- он стоит на древнем менгире, поддерживающем собранное из сложнейших приборов кольцо, посреди выжженного клочка земли, и горизонт словно бы загибается в небо, так что и Обри, и машина оказываются посредине необозримой зеленой чаши с черным кружочком посреди донышка, в самой глубине, и в ноздри ему бьет запах гари, и тлеющей изоляции, и далекого леса. А потом его толкнули в спину, и Обри Норденскольд рухнул в расплывчатое марево... ...Чтобы упасть плашмя на чьи-то ноги и торопливо откатиться в сторону. Марево над головами сгущалось все сильнее. Обри оглянулся -- к зоне перехода, оцепленной военной полицией, сбегались люди, торопились санитары с носилками, а стальное кольцо раскалялось, и плясали лиловые сполохи по кромке ворот. Конец наступил почти сразу. Край кольца плеснул искрами, точно разом вспыхнула связка бенгальских огней. Вспышка лилового света заставила всех отвести взгляды, а когда Обри снова поднял голову, в кольце стоячих камней виднелось только невеселое английское небо. И наступила тишина. -- Даг? -- позвал майор, уже зная, что это бесполезно, что Макроуэн не поспел бы за ним, не мог вернуться. -- Даг? Молчание было ответом. Только шипели тлеющие провода. Обри Норденскольд сел на траву и заплакал. Слезы катились по щекам, но стиснутое отчаянием горло не издавало ни звука. Потом пришли санитары и увели его. Глава 15 Лейтенанту Топорову очень хотелось надраться, а сделать этого он не мог. Проблема была не в том, как добыть спиртного -- это-то было легко. В кармане лейтенанта мелодично позвякивали монеты, вырученные за десять "офицерских" банок сгущенки, ставшей для солдат "руки помощи" аналогом инвалюты -- уходящий в увольнение рядовой получал на руки две банки, сержант -- три и так далее. Еще кое-что, завернутое в носовой платок, надежно хранилось в нагрудном кармане вместе с комсомольским билетом -- отступные начальнику караула далеко не исчерпывались злосчастными банками с самогоном, да и возможностей по части добычи товаров для обмена у офицера было несравненно больше. Проблему представляли четверо пограничников с красными повязками, с мрачным видом нарезавшие круги по деревенской площади. Практику эту командование ввело третьего дня, после того, как пятеро так и оставшихся неизвестными героями солдат вдребезги разнесли зал деревенского трактира, еще раз подтвердив при этом известную поговорку про табуретку в руках десантника, и скрылись с места происшествия задолго до того, как на это место смог добраться спешно вызванный с базы дежурный наряд. Явившийся следующим утром на базу прихрамывающий хозяин трактира не смог опознать среди предъявленных ему вчерашних отпускников ни одного из погромщиков. Или не захотел, справедливо рассудив, что с шиевых воевод возмещение стребовать проще и вернее, чем с рядовых дружинников, которые свои деньги к нему и так принесут. Злодейское бесчинство списали на самовольщиков -- замполит попробовал было привычно заикнуться про провокацию, учиненную платными агентами американского империализма в лице переодетых дружинников владетеля Картроза, но, не встретив поддержки сверху, быстро увял, -- в очередной раз усилили патрули вокруг базы и, договорившись со старостой Тоуром, ввели в село ограниченный контингент советских войск в виде комендантского патруля. Комплектовали же его исключительно из пограничников, которые обычных увольнительных были лишены -- ибо что это за страж границы, который раз в неделю на сопредельную сторону шляется? В этом случае расчет командования на здоровую классовую ненависть к более удачливым частям оправдался полностью. И вот сейчас эта нудно маячащая перед Топоровым четверка никак не позволяла лейтенанту окончательно ощутить себя эдаким белым сахибом среди дикарей. Если рядовой десантник, будучи изловлен в состоянии подпития, рисковал всего лишь отсидкой на гауптвахте и лишением увольнительных на некий срок, в зависимости от тяжести проступка, то для Топорова, угодившего после достопамятной истории с розовыми банками "на перо" к Бубенчикову, последствия могли быть самые непредсказуемые. Лейтенант медленно прошествовал к торговому ряду, стихийно возникшему на соседней с площадью улочке. Может, тут повезет... Вынырнувшая навстречу из-за угла пара в зеленых фуражках дружно отсалютовала замершему на месте Топорову и двинулась дальше, внимательно заглядывая в проходы между лавками. Нет, ну надо же! Нигде от этих гадов спасенья нет! От огорчения лейтенант сплюнул. Драгоценное время увольнительной расходовалось попусту -- а следующая будет ох как нескоро! Да и стреляные автоматные гильзы уже не удастся достать так просто и толкнуть так выгодно... Топоров зачем-то достал из кармана прихваченную им "на память" гильзу. Местные кузнецы ухитрялись превращать латунные трубочки в нечто совершенно невообразимое, способное привести в дикий восторг любого тополога -- впрочем, простому люду, равно как и солдатам, затейливые вещицы тоже пришлись по душе. Та, что лежала на ладони у лейтенанта, напоминала распустившийся бутон розы, переходящий внизу в кольцевое вздутие, переходящее... -- Красивая вещица, правда? -- А? -- Топоров с трудом оторвался от завораживающего мерцания искорок на выпуклых лепестках и поднял взгляд на говорившего... Нет, на говорившую! Эта девушка довольно сильно отличалась от виденных Топоровым до сих пор местных красавиц. Короткая, до колен, цветастая юбка, блузка с прямо-таки вызывающе глубоким вырезом, светлые волосы до плеч и ясно-голубые глаза на очаровательном личике, определить по которому возраст незнакомки лейтенант не сумел -- какие-то неуловимые нюансы превращали его в лицо то взрослой, опытной женщины, то совсем еще юной девушки. -- А... -- снова попытался выдавить из себя хоть что-нибудь Топоров. Одна половина его сознания благим матом вопила: "Ну что же ты стоишь, козел, а еще десантник, гляди, какая краля, хватай немедля", зато вторая, которая, собственно, и должна была что-то предпринимать, полностью устранилась от руководства как моторно-двигательными, так и речевыми функциями лейтенантского тела. -- Возможно, коун дружинник ищет кого-нибудь, кто бы помог ему весело провести вечер? -- осведомилась незнакомка. Топоров истово закивал. -- Тогда я с удовольствием помогу ему в этом, -- улыбнулась девушка многозначительно. -- Но предупреждаю -- это будет стоить недешево. Надеюсь, коун располагает суммой в пятнадцать малых золотых? Так это шлюха, осенило наконец Топорова. Самая обычная б..., каких в Союзе на каждом углу... впрочем -- он снова глянул на девицу, на это раз оценивающе, -- такие на каждом углу не стоят, разве что около интуристовских гостиниц. Симпатичная, не потасканная еще -- а почему бы и нет? Денег, конечно, жалко, но когда еще простому десантному лейтенанту вот так, запросто, удастся снять настоящую валютную проститутку? -- Коун располагает, -- небрежно процедил он. -- И коун _желает_ весело провести вечер. _Очень_ весело. -- Я думаю, -- девица ловко переместилась вперед и прильнула к лейтенантскому плечу, -- коун дружинник останется мной доволен. -- Посмотрим, -- прищурился Топоров. Не знаешь ты, девочка, что такое русский десант, весело подумал он. Это тебе не заплывших жиром купчишек ублажать. -- Как коун прикажет называть его? -- Геннадий, -- отозвался лейтенант и, вспомнив, какие проблемы возникали обычно у местных с русскими именами, добавил: -- Можно Гена. Назовешь Крокодилом -- придушу, мрачно подумал он. -- Ген-на, -- раздельно, точно пробуя на вкус, выговорила девушка. -- Какие у вас, демонов, странные имена. А ты можешь звать меня Тесса. * * * Светлы ночи в стольном городе Андилайте. Нежными гирляндами голубых огоньков сияют верхушки башен, вторя им, разгоняют ночной мрак зеленые уличные светильнички, притаившиеся в ветвях деревьев. От окраины до окраины можно пройтись, отбрасывая дивные двойные тени. Чуден стольный град Андилайте для влюбленных парочек... и полная жопа для спецназа. Но есть в стольном граде одно место, где царствует темнота. Черная, вязкая, она даже кажется еще непроницаемей из-за контраста -- потому что тьма эта сгустилась у подножия Межевой скалы, на вершине которой сияет, словно подсвеченный прожекторами, императорский дворец. К несчастью, именно мимо подножия Межевой скалы пролег путь американской группы. И именно темнота стала причиной того, что Тим Грисби, оступившись, на пару секунд включил фонарик. -- Твою мать, Грисби! -- тихо ругнулся капрал Ховард. -- Совсем сбрендил? -- Простите сэр, виноват, -- скороговоркой отозвался Тим. -- Чертова канава... я всего на секунду... никто не мог... -- Вернемся, -- прошипел капрал, -- я тебе таких фонарей на рожу понавешу, что ты у меня будешь лучше любой кошки в темноте видеть! -- Да, сэр. То есть есть, сэр. * * * -- Товарищ старшина, -- прошептал Саша Марков, вглядываясь в темноту впереди. -- Я, кажется... -- Кажется -- креститься надо, -- отозвался Сидоренко, возникая рядом. -- Чего там? -- Какая-то вспышка только что мигнула. Белый такой свет, не больше секунды. Похоже... -- Спецназовец замялся. -- Ну-ну? -- подбодрил его старшина. -- На электрический свет похоже, -- выпалил спецназовец. -- Очень резкий. Сколько идем, я такого яркого света у эвейнцев не видел. Будто кто-то там, впереди, фонариком щелкнул. -- Фонариком, говоришь... -- задумчиво повторил старшина. -- Что происходит? -- шепотом осведомился капитан Мохов. -- Сержант Марков впереди свет видел, -- отозвался старшина. -- Похожий на электрический. -- Секунду посветил и пропал, -- повторил Марков. -- Словно фонариком щелкнули. -- Мы фонариками не торговали, -- медленно выговорил капитан. -- А вот американцы... Он, нахмурившись, внимательно посмотрел вперед... вскинув руку, глянул на часы. -- Время -- самое то, -- тихо произнес Сидоренко. -- Вот что, старшина, -- отрывисто выдохнул капитан. -- Видишь этот мостик через ручей? Занимаем позицию по сторонам -- и ждем полчаса. * * * Крису передвижение в темноте давалось легче прочих. Конечно, их всех натаскивали на ночные действия, а у большинства был вьетнамский опыт... но Вьетнам был давно, а он только пару месяцев назад ползал по панамским джунглям. Ну а ночи близ экватора отменно темные. Именно поэтому его и поставили в дозор, пока группа обходила Межевую скалу. -- О'кей, вот и мостик, -- прошептал сержант Гамильтон, опускаясь на колено рядом с Крисом. -- От него до русского мотеля пятнадцать минут ходу. -- Не нравится он мне, -- неожиданно для самого себя сказал Крис. -- Кто? -- не понял Теренс. -- Мостик. -- Крис скривился, пытаясь привязать слова к неуютному ощущению под ложечкой. У него один раз уже было такое -- там, в джунглях. Они с Седжвиком так и не узнали, кто тогда смотрел на них из черной стены деревьев тяжелым немигающим взглядом. -- Мостик как мостик, -- сказал Гамильтон. -- Может, с виду и хлипкий, а сделан основательно. У них тут все эдакое... ажурное. Зато широкий... авто проедет. Даже перильца есть. -- Смена дозора, -- скомандовал лейтенант Томас. -- Тройка Фернандеса -- вперед. -- Есть, сэр! -- Слушай, а эти русские... -- слегка запыхавшись, спросил "Бык" Лопес у капрала Фернандеса, когда дозорная тройка закончила перебежку к мостику. -- Какие они? -- Не знаю, -- отозвался капрал и зачем-то подергал свою "кастильскую" бородку. -- Но скоро узнаю. * * * -- Идут! -- выдохнул сержант Мельников, увидев стелящиеся вдоль домов черные тени. -- Ей-богу, идут! -- Вижу, не слепой, -- пробурчал Сидоренко. -- Повторяю: работаем только бесшумками, -- напомнил Мохов. -- Как только пройдут середину моста... -- Ага, -- кивнул старшина и, наклонившись, смачно плюнул на черный срез глушителя своего АПБ. -- Ща мы их встретим... по-нашему. "Пуля УС, как следует из ее названия, имеет уменьшенную начальную скорость, -- лихорадочно припоминал Андрей Ростовцев, -- поэтому при стрельбе на дистанции сто метров необходимо превышение... превышение... А-а, черт!" Краем глаза он увидел, что американцы уже на середине моста, и, наведя прицел на голову одной из темных фигур на том берегу, плавно потянул спуск АКМСа. * * * "Пак-пак-пак" -- протрещали тихие хлопки, словно на том берегу кто-то раздавил дюжину бумажных стаканчиков. Троих американцев с размаху швырнуло на настил моста. Двое остались лежать неподвижно, третий попытался привстать, выставив перед собой "ингрем", но следующая порция хлопков отправила его обратно в нокаут. -- Мать твою! -- шипел капрал Ховард, зажимая простреленное плечо. -- Сделайте их, ребята! Крис приник к прицелу, выискивая цель. Он всегда считал дуростью оптический прицел на пистолете-пулемете, даже на таком хорошем, как МП-5. Оказалось -- очень даже полезная штука. Он выцелил одного русского, пристроившегося за какой-то каменной тумбой, нажал на спуск -- пуля сбила русского на землю. Тот перекатился, сел, очумело потряс головой -- Крис нажал на спуск три раза подряд. При каждом попадании -- в прицел это было видно хорошо -- русский дергался, словно от удара током. Подняться он больше не пытался, просто медленно пополз куда-то вбок. Крис сменил позицию -- пули с того берега начали свистеть в опасной близости от него. Причуда "бесшумного" боя -- пуля при попадании издает чуть ли не больше шума, чем при вылете. Краем глаза он успел заметить, что двое латиносов на мосту, упавшие первыми, тоже начинают шевелиться. * * * -- Б..., из этой хлопушки и слону в жопу не попадешь! -- тихо выматерился сержант Гилин, выбивая из бесшумного "макара" опустевшую обойму. -- Товарищ капитан, разрешите, а? Мы ж их на раз-два положим! -- Отставить, -- сквозь зубы процедил Мухин. -- Hикакого шума. Он уже и сам не рад был, что отдал такой приказ, но путаться в командах посреди боя -- последнее дело. * * * Одна пуля все-таки нашла Криса. Сильный удар в спину сбил его с ног. Перекатившись, он вскочил, метнулся за ближайшее дерево, тяжело дыша, привалился к нему спиной и попытался нащупать рану. Раны не было. В бронежилете напротив лопатки завяз остывающий комок металла. Спина в этом месте болела, но вполне терпимо, хороший синяк, не больше. "А чего я, собственно, удивляюсь? -- подумал Крис. -- Будто не знал, какое ничтожное у пистолетных пуль пробивное действие на такой дистанции. Да еще при стрельбе с глушителями... Странно, что она завязла, а не отскочила, как мячик. Если они, как мы, в бронежилетах, то все напрасно жгут боеприпасы. Ну, кроме Джима Хаксела и Вернера с их бесшумными М-16, а у русских -- парень с той штукой, из которой достали Ховарда. Нет, с двумя "теми штуками", -- поправил он сам себя, -- характерные щелчки на фоне всех этих аплодисментов. А остальные... стреляй, не стреляй... можно сдать укладываться. Кстати о патронах... надо бы поберечь!" * * * Первый накал боя понемногу стихал, сражение переходило в позиционную фазу. Бойцы обеих сторон расползлись по укрытиям. Большинство пришли к тем же выводам, что и Крис, и вообще перестали стрелять, лишь изредка выглядывая наружу -- на случай, если противник решится на лобовую атаку. -- Сэр! -- наклонившись к плечу майора, зашептал лейтенант Томас. -- А может, попробовать обойти их с фланга? -- Я уже думал об этом, -- отозвался Ричардсон. -- Не выйдет. Нас слишком мало. Я могу выделить на это не больше трех-четырех человек. Даже если они найдут следующий мостик... или переберутся на тот берег вброд, не утонув в этом чертовом канале... Риск слишком велик. Если русские успеют обнаружить их, все будет кончено за несколько секунд, и мы с этого берега ничем не сможем им помочь. -- Но... надо же что-то делать?! -- Как только вас, Джаред, осенит действительно гениальная идея, -- с сарказмом выдохнул майор, -- я ее с удовольствием выслушаю. А пока... о, черт! * * * Джиму Мосби крупно не повезло. Его "подловили" во время очередной перебежки от дерева к дереву, как раз на полпути. Очередь "стечкина" прошлась по ногам. В правую попали две пули, в левую -- только одна, но зато прямо в коленную чашечку. Боль была просто адская. -- О-о-о! -- взвыл раненый морпех, катясь по земле. Он попытался ползти на руках -- на том берегу захлопали выстрелы, и пули начали выбивать фонтанчики перед его лицом. -- А-а, фак е мазер! -- Нет! -- рявкнул что было духу майор, но поздно. Кругляш гранаты оторвался от руки морпеха -- и на том берегу полыхнула вспышка, высветив на миг замерших разведчиков. -- Все назад! -- заорал лейтенант Томас, первым сообразивший, что последует сейчас. -- По укрытиям! Выполнить эту команду успели далеко не все. Воздух вдруг наполнился кувыркающимися гранатами -- и "американский" берег взорвался. * * * -- Ну все! -- крикнул сержант Гилин, срывая с плеча АКМС. -- Теперь держитесь, падлы! Он выпустил длинную очередь, прикрывая передовую тройку, изготовившуюся к броску через мост, сорвал с пояса вторую "лимонку" -- и замер, глядя в небо. -- Мать моя женщина! -- без малейшего акцента сформулировал всеобщее мнение младший сержант Дзинтарс Херманис. -- Что это еще за хрень?! "Это" представляло из себя вереницу ярких белых шариков, резво взлетевших откуда-то из-за спин американцев и повисших над полем боя, высветив все вокруг. -- Прекратить немедля! -- повелительно рявкнул чей-то голос, и на улицу позади американцев выступили трое эвейнцев в серебристых доспехах с красным узором. -- Вы все взяты под стражу за нарушение спокойствия в окрестностях императорского дворца! -- провозгласил один из них и, по-видимому, только сейчас оценив численность нарушителей, добавил: -- Это тяжкое преступление. Не советую ус