Роман Равдин. Человек без оболочки --------------------------------------------------------------- © Copyright 1991 Роман Равдин OCR: AVP Date: 16 Feb 2015 --------------------------------------------------------------- Светлой памяти младшего брата Валентина, кандидата технических наук посвящаю. ВСЕ-ТАКИ ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ... В шестидесятых годах все чаще стали появляться сенсационные сообщения о каких-то таинственных опытах над психикой человека. Те, кто занимался ими, предпочитали помалкивать, а если удавалось, то и скрывать свое лицо. В числе первых, кто оценил великое значение этих научных поисков для продления жизни человека, усиления его могущества над природой, были советские ученые. Вот, к примеру, как однажды высказался по такому поводу в "Литературной газете" наш известный хирург Н. М. Амосов: "Конечно, хорошо, когда мозг живет вместе с телом и получает от него радости. Но если это невозможно, то лучше один мозг, чем смерть... А то, что голова без тела выглядит странно, так к любой странности можно привыкнуть. В конце концов к голове можно приделать протез тела, и даже с управлением от самого мозга". Но с другой стороны, эти научные Поиски тотчас же стали объектом особого интереса заправил военно-промышленного комплекса США, всерьез вознамерившихся стать властелинами мира. И этот факт не на шутку встревожил ученых и прогрессивных общественных деятелей, которые увидели в нем зарождение новой угрозы человечеству, по своим масштабам не уступающей термоядерной катастрофе, а, может, и превосходящей ее. Одним из них был видный нейрофизиолог профессор Западного университета США Роберт Уайт. "Сегодня существует опасность, какой не было лет двадцать назад,-- заявил он еще в ноябре 1967 года.-- Опасность эта заключалась в том, что сейчас становится возможным контролирование побуждений и действий человека после впрыскивания определенных химических веществ или введения электрода в часть его мозга. Не исключено, что данное научное открытие может попасть в руки людей, которые воспользуются им, чтобы выращивать человекороботов... Правда, мы еще очень далеки от того, чтобы подвергать человека риску быть превращенным в домашнее животное, в робота. И все-таки... все-таки это может случиться. Вдумайтесь: сейчас стало возможным пересадить голову с одних плеч на другие, отныне можно изолировать мозг человека и заставить его функционировать отдельно от тела"... С тех пор прошло четверть века. Опыты над мозгом человека ныне засекречены наглухо, из чего следует предположить, что идут они полным ходом и не так уж далеки от завершения... Попробуем заглянуть в двадцать первый век, ну, хотя бы в его первую четверть, до которой сегодня, можно сказать, рукой подать. Автор. © Роман Равдин, 1991 ВМЕСТО ПРОЛОГА Международное товарищество ученых Господину Эдлаю Б. Ривейре, профессору, доктору медицины. Многоуважаемый сэр! Как нам стало известно, в Теритауне при Научном центре "Юнайтед стил" успешно ведутся сложнейшие эксперименты над живым человеческим мозгом, отделенным от тела. Имеются серьезные основания опасаться, что результатами раннего научного поиска воспользуются военные. Тогда еще одно высочайшее достижение науки будет грозить человечеству катастрофой, действительные размеры которой сейчас даже трудно представить. Настоящим Вам поручается ответственное на- блюдение за ходом экспериментов. Обеспечьте безопасность нового научного открытия. Рассчиты- вайте на любую помощь Товарищества. Ждем регулярных сообщений. По поручению Президиума МТУ -- Шарль Энье, академик Мацумото Татикава, профессор. Март 2019 года Глава первая. ЧУДОВИЩНЫЙ СИМБИОЗ -- Как пахнет герань -- Атомная диверсия -- Излучатель забвения -- Алтарь сатаны -- "Отныне ты будешь думать то, что хочу я!" -- Разговор с погибшим В память Притту навсегда врезались слова профессора бионики Миллса, которые тот произнес на выпускном вечере в Рочестерском университете. "Человек -- это не что иное, как комочек серого вещества, называемого мозгом. Все остальное-- оболочка". В тот год их, биоников, выпустили всего одиннадцать: десять парней и одна девушка -- рыжая Маргрэт. Сколько он знал Миллса, тот любил напоминать, что человек -- не более как машина, причем простейшая, самая экономичная, прекрасно сработанная природой. На вечере профессор был в ударе -- ему удалось, наконец, разгадать секрет обонятельного импульса. Он мог теперь на своем биотроне воспроизводить эти импульсы. И он пригласил всю свою группу прийти к нему завтра в лабораторию. Он усадил их за длинный стол, на котором стояли пять вазонов с геранью. "Нюхайте, нюхайте. Не правда ли, чудесный аромат!.." -- О, да, профессор,-- первой отозвалась Маргрэт и лукаво добавила: -- Я возьму на память цветочек? -- Нет,-- весело отрезал профессор.-- Это может помешать нашему фокусу. А теперь пошли за мной. Халаты -- в том шкафу. Они прошли по коридору к центру здания, вступили на лифт-площадку, которая подняла всех на третий этаж, и очутились в центре круглого зала. Ни стен, ни окон. Вместо них -- белые шкафы с приборами, электронные блоки и, наконец, сам биотрон, занявший почти половину периметра зала. Дневной свет свободно лился сквозь прозрачный купол крыши. Возле пульта биотрона профессор сел в свое кресло лицом к студентам. Протянув назад левую руку, он сделал несколько движений пальцами. На пульте вспыхнули огоньки, и ребята услышали шорох позади себя. Из шкафа не спеша катилась к ним тележка, превращаясь в кресло. И точно, это было кресло. Оно мягко катилось на дутых шинах прямо на Маргрэт. Девушка не успела отскочить, как оно само резко свернуло вправо и, обогнув ее, замерло возле Миллса. Профессор предложил Маргрэт первой занять место. Она села, удобно откинулась на легкую спинку. -- Спокойно, мисс Тойнби, сейчас не двигайте головой. Так. Позади девушки от блока бнотрона начал выдвигаться блестящий стержень, несущий полукольцо. Креслр, на котором сидела Маргрэт, вновь ожило -- оно подалось чуть влево, потом вправо и немного подтянулось к биотрону. Полукольцо плотно охватило голову Маргрэт, примяв ее пышную прическу. Не ожидавшая этого прикосновения, девушка тихо ойкнула и скосила глаза на профессора. Он успокоил ее легким жестом руки. -- А теперь прошу вас всех понюхать воздух,-- сказал их учитель и вопросительно оглядел каждого. -- Ничего особенного... -- Как всегда в лаборатории. -- У вас где-то греются провода,-- ответила Маргрэт.-- Чуточку бакелитом пахнет. -- Ну, милая, у вас отличнейший нюх! -- воскликнул Миллс.-- Вчера тут исправляли повреждение и немного паяли. Вы указали мне на несовершенство вентиляции. Благодарю вас... Но приступим к делу! -- и он повернулся к пульту. В руках профессора появилась записная книжка. Заглядывая в нее, он стал осторожно поворачивать верньеры. На экране осциллографа появилась яркая точка сигнала. Точка выросла в горошину, затем начала растягиваться в полоску и, наконец, на экране вспыхнул зеленый протуберанец. О Маргрэт все забыли, наблюдая это скачущее сияние. Профессор быстро перебирал ручки верньеров, словно настраивал телевизор. Только теперь студенты заметили сложный внешний рисунок графической сетки на трубке осциллографа и поняли, что профессор стремится вогнать в рамки этой сетки полыхающий сигнал. Вдруг в этой напряженной тишине прозвучал комариный писк. Очевидно, это был сигнал готовности, потому что профессор с видимым облегчением откинулся в кресле. -- Пока это чертовски трудно,-- смущенно улыбаясь, сказал он, опять повернувшись к студентам.-- Надо еще подумать о системе настройки. Она отняла у нас почти четыре минуты. Ну, так чем пахнет наша лаборатория, мисс Тойнби? -- Да уже, кажется, ничем,-- скучным голосом отозвалась девушка. -- Внимание... А сейчас? -- профессор щелкнул тумблером и повел какой-то рычажок на себя. -- М-м-м... Ведь это ваши цветы, профессор. Ну да, герань! Только они гораздо сильней пахнут. Прямо одеколон! Ну их! Противно даже,-- Маргрэт стала фыркать и махать рукой перед носом, словно отгоняла воздух. -- Всё,-- профессор отвел на место рычажок и снова щелкнул тумблером.-- Давайте вы, Притт.. С тех пор минуло много лет. Где они, его сокурсники? Разбрелись по свету, устроились по разным фирмам, вы- пускающим кибернетические устройства, самообучающихся роботов, которые могут поговорить с вами о погоде и даже посоветовать, как следует одеться завтра с утра, после полудня... Маргрэт удалось построить "Красавицу Лиззи", наделавшую много шума во всем мире. Этот робот, отделанный под элегантную женщину, был установлен в модном салоне братьев Салливэн и встречал своих живых знатных сестер примерно такими словами: "Вы пришли сюда затем, чтобы выйти еще прекраснее. Но как это сделать -- не знаете. Я постараюсь помочь вам". После этого "Лиззи" приглашала женщину пройти с ней по залам, где демонстрировались ткани и рекомендуемые модели одежды. У каждого стенда "Лиззи" информировала заказчицу о качестве, прочности, практическом применении этого вида ткани, времени исполнения заказа и цене его. И даже отвечала на некоторые вопросы. На вопросы, не предусмотренные его программой, робот отвечал: "Простите, мэм, на это лучше ответит вам мой шеф мистер Кларк". Если заказчица останавливала на чем-то свой выбор, "Лиззи" вручала ей маленький блокнотик, просила записать пока индекс выбранной ткани и модели и приглашала следовать дальше вдоль демонстрационных стендов. В конце осмотра она заводила посетительницу в "Комнату окончательного выбора". Здесь "Лиззи" просила клиентку повторить все записи в блокноте, после чего предлагала женщине снять все одежды и встать на круглую площадку, выделявшуюся в центре комнаты. Затем гас свет и включалось специальное контрастирующее освещение. Круг, на котором стояла женщина, начинал медленно вращаться, а "Лиззи", отойдя в сторону, внимательно наблюдала за линиями обнаженного тела всеми своими двадцатью четырьмя электронно-оптическими зрачками, скрытыми в ее одежде. Од- ного оборота было достаточно. Снова включался нормальный свет, и, пока женщина одевалась, "Лиззи" обдумывала ответ. Он был краток, но поразительно точен. В нем содержался трезвый учет конституции тела, настроения и темперамента человека и, в какой-то степени, ранее высказанного клиентом пожелания. "Одеваться у "Лиззи" -- стало показателем хорошего тона и благополучного состояния дел. Потому что стоимость заказанного по ее выбору платья соперничала со стоимостью лучших марок машин. Братья Салливэн процветали, и Маргрэт вскоре смогла построить себе замечательный научный комплекс в родном штате Юта, на берегу Колорадо. Она прислала Притту приглашение посетить ее лабораторию и помочь кое в чем. Он обещал это сделать при первой возможности. Но не успел еще отправить письма (конверт несколько дней валялся незапечатанным на столе), как пришло ужасное известие: колоссальный взрыв поднял на воздух весь научный городок. Маргрэт и несколько ее сотрудников погибли -- даже останков их не нашли... Это событие сильно потрясло его. И не только потому, что он немного любил эту взбалмошную девчонку. Притт понимал, что причиной взрыва не могла явиться оплошность экспериментаторов: у них просто не было таких опасных реагентов. И специалисты ФБР, обследовавшие место катастрофы, определили четыре очага взрыва. Несомненно, кто-то разместил в научном городке миниатюрные атомные радиомины, начиненные калифорнием. По сигналу, поданному в эфир, они были взорваны в момент, когда Маргрэт и все ее сотрудники собрались в лабораторном корпусе. Что-либо другое трудно предположить. Ведь тот, кому вздумалось бы убрать с дороги Маргрэт, мог бы сделать это куда проще: встретить ее ночью в долине реки. Многим была известна ее привычка перед сном совершать прогулку верхом на лошади. Нет, это широко задуманная операция на уничтожение всего творения ученого. И выполнена она каким-то конкурентом братьев Салливэн. В этом Притт не сомневался, хотя ФБР объявило диверсию делом рук красных профсоюзов, выступающих против замены людей роботами. А не придется ли ему разделить участь Маргрэт?.. Правда, о его работе должен знать весьма узкий круг лиц, в том числе, конечно, сам Главный босс корпорации. Даже компаньоны пока не требуют от Главного отчета о ходе экспериментов ради все той же конспирации. Он решил, что завтра попросит аудиенции у Босса. На следующий день сигнал "тета" застал его еще в постели. Он поднял голову. На столике светился голубой аппарат. Вызывал директор Научного центра. В наушнике прозвучал приятный голос мистера Майкла. -- Доброе утро, мистер Притт. Извините за такую рань. Боялся вас не застать. В 11.00 шеф ждет вас в Малом кабинете. Не знаю, по какому поводу. Без доклада. Вас что-нибудь еще интересует? -- Нет. -- Тогда до свидания. Голубое свечение померкло. Корпус аппарата снова стал белым, как и два других, стоящих рядом. Хитрая эта штука, "тет". Его совсем недавно придумал кто-то из Научного центра. Патент на изобретение выкупила корпорация, так что о "тете" еще никто не знал, кроме руководителей корпорации и главных специалистов. Во всем это обычный радиотелефон, с той лишь "небольшой" разницей, что никто не мог подслушать разговора двух абонентов. Сам радиосигнал мог поймать и радиолюбитель, но расшифровать его не сумел бы ни один аппарат. В двух аппаратах стояли детекторы -- половинки одного монокристалла. Кристалл был получен из вещества, привезенного космической экспедицией. Повторить монокристалл в таком же варианте атомной решетки было невозможно -- каждый раз получалась другая решетка, хотя по всем основным физическим данным один кристалл был совершенно похож на другой. Полученный монокристалл разрезали лучом лазера на две части и заряжали ими два аппарата. Изобретатель справедливо назвал свой радиотелефон "тет-а-тет". -- Нет ли у вас подозрений, Притт,-- без обиняков начал Босс, что, впрочем, было его обычной манерой на деловых встречах с сотрудниками,-- нет ли у вас подозрений, что кто-то хочет сунуть нос в ваши дела? -- До сих пор не было,-- неуверенно сказал Притт.-- Парни из вашей службы безопасности, вероятно, не зря едят свой хлеб. -- Я тоже так думаю. И все же это дело,-- он показал на ворох газет с заголовками, кричащими о таинственном взрыве на Колорадо,-- это дело не выходит из головы. Я прикажу усилить охрану вашей лаборатории, но это может дать обратный эффект: интерес к объекту пропорционален его охране. Если было бы иначе, я не стал и отрывать вас от дела -- просто усилил бы стражу и все. Сейчас я хочу знать, нет ли у науки более надежного способа защиты от любопытных. -- Есть, сэр. Я поставлю несколько скрытых излучателей. Человек, попадающий в поле их действия, утрачивает часть памяти. Он моментально забывает, зачем пришел сюда. После неудачных попыток вспомнить, человек вынужден уйти. Через два-три дня его память восстанавливается без изъяна. -- И тогда он опять пойдет? Нет, доктор, давайте лишим его памяти навсегда. Такое излучение нам, пожалуй, подойдет! -- Но это опасно для сотрудников лаборатории. Не исключен несчастный случай... -- Ну, знаете, если какой-то растяпа и попадет, потеря для нашего концерна не будет велика. -- А если я? -- Вы -- другое дело,-- усмехнулся Босс.-- Мы слишком много вложили в вас, Притт, чтобы не заботиться о вашем здоровье. Совет, очевидно, примет ваше предложение. Ведь для концерна безразлично -- взорвут ли вас вместе с лабораторией или вы попадете в дом умалишенных -- разницы в убытках не будет никакой. -- Спасибо за откровенность, сэр,-- кисло улыбнулся Притт. За несколько лет работы в концерне он, кажется, должен был привыкнуть к манерам Главного босса -- подчеркнутой деловитости, временами доходящей, вот так же, как сейчас, до цинизма. Вначале ему именно это и нравилось: никакого плутовства, четкая, почти математическая точность мысли, чувств, желаний. Босс иногда шутил, обладая достаточно развитым чувством юмора. Но все же эта слишком откровенная прямота коробила даже далекого от сантиментов Притта. Он не боялся своих хозяев и внутренне не испытывал к ним ни малейшего почтения -- знал, что нужен им больше, чем они ему. Ради науки он пошел к ним в кабалу. Ради науки он живет. До сих пор его мечтой было выполнить заказ концерна, получить все, что оговорено в контракте, и отдаться самостоятельной, не зависимой ни от кого работе, как Маргрэт. Он ей завидовал. У нее было полутора- миллионное наследство от дядюшки из Кливленда и еще кругленькая сумма за удачно выполненный заказ братьев Салливэн. Как-то года два назад Маргрэт посетила его холостяцкую квартиру и предложила ему руку и сердце. Конечно, особой страсти он к ней не испытывал, но питал добрые чувства. Впрочем, и как женщина она, пожалуй, даже нравилась ему. Еще она сказала: "Мои деньги позволят нам несколько лет работать самостоятельно. Я хочу иметь не только мужа, но и коллегу. Думаю, ты разделяешь такой взгляд на вещи". Да, лучшей подруги жизни ему теперь не найти... Но тогда они не договорились. Маргрэт требовала, чтобы он немедленно включился в ее работу. А он дождаться не мог, когда начнет воплощать в жизнь свою идею, и казалось, что этот день совсем близок... День, когда он вернет Дэвиду Барнету облик человека, выпустит его на свободу из рабства, чудовищней которого еще не знало человечество во все свои самые страшные времена. Истории известно превращение человека в бессловесное тягловое животное, в исполнителя любой воли господина. Но во всех случаях в рабстве находилось тело человека. Только с помощью религиозного фанатизма или угрозой телесных страданий, стра- хом смерти можно было частично подчинить себе и мозг раба. Но у мозга оставалось право прекратить свою жизнь, если рабство казалось ему невыносимым... Здесь в рабстве находился только мозг. Тела вообще не было. Оно давно тлело в могиле, на которой лежит плита из черного лабрадора: "Дэвид Уильям Барнет. Профессор математики. 1986-- 2018". Лучший и, пожалуй, единственный друг Притта со студенческой скамьи. Подвели его тормоза, когда он, любитель быстрой езды, врезался на своем "супер-электро" в тяжелый грузовик, прозевав его стоп-сигнал. Голова и грудная клетка, благодаря привязной системе, уцелели. Но нижняя часть тела и ноги были раздроблены сорвавшимися аккумуляторами. По странному стечению обстоятельств катастрофа случилась примерно через месяц после того, как Притт заявил на заседании наблюдательного совета корпорации: "Для выполнения вашего заказа мне нужен живой человеческий мозг". Его лаборатория уже две недели находилась в готовно- сти номер один, поддерживаемой круглосуточно -- саркофаг, готовый принять живой мозг, извлеченный из черепной коробки, кроветворные машины, готовые питать его соком жизни, и десятки других аппаратов и приборов, предназначенных поддерживать температуру, давление и все другие параметры серого вещества. Бригады врачей-реаниматоров дежурили, сменяясь возле операционной барокамеры. Джоан Барнет немедленно вызвала Притта по телефону и умоляла сделать "что-то", "заморозить, законсервировать" беднягу, пока медики придумают, как спасти исковерканное тело ее мужа. "Решайся,-- сказал он себе.-- Или -- или. Другого случая может не быть. Голова блестящего математика, аналитика... Такие головы на дорогах Штатов не часто находят..." Пауза затянулась, и он извинился перед Джоан, попросив минуту на размышление. Его мучил один вопрос: сумеет ли он работать с Барнетом, то есть с его головой, по той чудовищной программе, что продиктовали ему хозяева корпорации? Хватит ли у него жестокости "оседлать" мозг человека, которого любил и который платил ему тем же?.. "А что делать? Ведь это, пожалуй, единственный шанс спасти Барнета. Если вообще при таких обстоятельствах человек имеет шанс на спасение... Джоан думает, будто его можно заморозить и, пока живое тело на ходится в состоянии анабиоза, поменять в нем испорченные детали. Что ж, одну-две -- куда ни шло, но... пол-человека -- это несерьезно"... И снова на ум пришли слова профессора Миллса: "Я вовсе не уверен, что мозг нуждается в теле. Во всяком случае, в такой степени, в какой тело нуждается в мозге. Если отделить мозг от тела, ум и личность человека остаются нетронутыми. Опыт и накопленная информация не исчезнут вместе с телом. Целостным останутся воображение, способность к ассоциациям..." И снова подумал о том, что не с комочком серого вещества, не с электронной моделью мозга, а с самой настоящей, причем незаурядной, личностью придется ему иметь дело. И весь эксперимент состоит именно в подавлении личности, ее "я", в жестоком, коварном подавлении всего человеческого, с одной лишь целью -- превратить живой мозг человека в исполнительную ЭВМ... -- Ладно, Джоан. Вы слушаете меня? Я готов сделать все, чтобы спасти Дэвида. И, если это удастся,-- вернуть вам его живым, то только... Новую паузу Джоан поняла по-своему: -- Все расходы, разумеется, я беру... -- Но только,-- прервал он ее решительно,-- вернуть в другом виде. То есть у Дэвида будет сильно изменена внешность. -- Понимаю, понимаю. Пластическая операция, швы... Ах, это ужасно! Делайте свое дело, только спасите Дэви. -- И еще одно условие: он пробудет в клинике столько, сколько мне придется его продержать. Год, два... Охлажденное тело Барнета привезли в рефрижераторе Красного Креста. Реаниматоры сделали свое дело, и к опе- рационному столу встали Притт и трое его верных помощников -- Альберт, Пол и Макс. С ними он потрошил головы обезьян, собак и других животных. В их руках извлеченный мозг обезьяны жил много дней и откликался на их сигналы, подаваемые с биотрона. А два года назад они впервые вступили в контакт с мозгом человека. Человека, тело которого было уже мертво. Они вовремя успели отделить мозг по существу уже от трупа и сумели продлить его жизнь всего на семнадцать ми- нут... Они разобрали все свои ошибки, а Притт заново пе- реработал схему "алтаря сатаны" -- так они меж собой прозвали свой биотрон. На биотроне можно принять и расшифровать электрический или электромагнитный импульс нервной клетки из любого участка мозга, как из любой части живого организма. Любую команду можно закодировать и передать на рецепторы. К примеру, когда человек размышляет, он словно говорит сам с собой. Никто другой не может услышать этот внутренний разговор, происходящий в мозгу. Но, подключившись к биотокам через вживленный в мозг электрод или настроившись на волну, излучаемую мыслящим мозгом, "алтарь сатаны" позволял им не только услышать, о чем рассуждает мозг, но и вмешаться в его монолог, заговорить с ним... Итак, они у стола. С помощью электронных манипуляторов свершаются тончайшее процессы разделения тканей, сосудов, нервов -- и соединение всех коммуникаций мозга с машиной, которая отныне будет поддерживать его жизнь. Благодаря манипуляторам, мгновенно выполняющим волю хирургов, работа продвигается быстро. В барокамере тихо звучат доклады автоматов, следящих за ходом операции и поведением живого ве- щества. Пятым у стола стоит мистер Майкл, похожий сейчас на робота. Ему, как шефу Научного Центра, полагается быть в курсе всех важнейших событий в подведомственном ему учреждении. Руководители корпорации не любят выслушивать доклады из "третьих рук". Осведомленность докладчика должна быть по меньшей мере осведомленностью очевидца, причем -- не дилетанта. Поэтому хозяева и держат на этом хорошо оплачиваемом посту человека широких способностей: управляющего, дипломата и эрудита. Майкл, доктор психологии и магистр еще ряда наук, счастливо совмещает в себе все те ка- чества, которые позволяют ему держать в разумном по- виновении ученую публику и ладить с хозяевами. Чтобы присутствовать возле стола, где сейчас совершалось величайшее из таинств, мистеру Майклу пришлось залезть в скафандр: давление в операционной доходило до шести атмосфер. Он, конечно, мог бы все наблюдать по телевизору, однако личного присутствия в таком случае не получилось бы. Только Притт с коллегами оставались в легких масках -- за эти годы они уже достаточно закалились. Операция подходит к концу. Давление в комнате постепенно выравнивается до нормального. Сам мозг уже почти не виден из-за сетки подключенных к нему проводов. По одним -- пульсирует влага жизни, по другим -- биотоки. Последние движения манипуляторов, и вот уже мозг Барнета ничто не связывает с его бренным телом... Последняя проверка коммуникаций. Притт выходит из операционной и садится в кресло у биотрона. Один за другим подключаются датчики, установленные в мозгу. Расшифровываются сигналы, поступающие из всех его областей. Сон. Глубокий сон. -- Профессор спит, -- шепотом, словно боясь разбудить спящего, говорит Притт, -- Внимание: приготовиться к перемещению в саркофаг. Саркофаг -- это сложнейшее сооружение, в котором по законам гидравлики достигается эффект взвешенного состояния. Нежнейшее вещество должно находиться здесь в таком же положении, как плавающее в жидкости тело. Так, чтобы давление от собственной тяжести распределялось равномерно на всю поверхность живого вещества. Мозг как бы плавает в специальном растворе, не касаясь стенок сосуда, но в то же время его положение остается постоянным и меняться может лишь по желанию оператора. -- Ну, все! -- выдохнул Притт, когда на экране интроскопа появился мозг, лежащий теперь на "своем месте" -- в саркофаге. -- Пусть профессор поспит еще несколько дней, пока оправится от потрясения. -- Это невероятно! -- воскликнул, мистер Майкл, за- бывший вылезти из своего "водолазного" костюма, и схватил в объятия зазевавшегося Макса. Тот пискнул, как мышь, придавленный жестким панцирем. Альберт кинулся на помощь приятелю, стуча костяшками пальцев по куполу гермошлема директора: -- Алло, мистер Майкл, раздевайтесь, приехали!.. Тут директор действительно вспомнил, что его ждут с докладом у Босса, и крикнул: -- Ну, снимайте же, снимайте! Пол с Альбертом сняли доспехи с мистера Майкла, и все пятеро в страшном возбуждении направились в душ. Через час, отдохнувшие, подкрепившись кофе с ромом, Майкл и Притт сидели в кабинете хозяина. Выслушав краткий доклад директора. Главный босс поднялся и подошел к сидящему Притту. Тот вскочил. Босс похлопал его по плечу: -- О'кэй! Думаю, Совет управляющих поддержит мое предложение о прибавке вам жалованья. -- Благодарю вас, сэр. -- А сейчас за такой успех недурно бы и выпить. Мистер Майкл, что бы вы предложили? Как всегда, брэнди?.. -- Это прекрасная мысль, -- попыхивал сигарой Главный босс, -- объездить интеллект! Такого мустанга никакому ковбою не удавалось усмирить... Босс любил философствовать. И на этот раз не упустил случая. -- Первыми машинами человека были животные. Слоны, лошади, верблюды. Так начинался прогресс. Мы его продолжим в том же духе: превратим человека в самую тонкую живую машину. Пока ученые не придумали чего-то получше, будем ездить на собаках, черт побери! Как эскимосы. Пока не выдумали аэросани. -- В самом деле, Притт,-- распалился Главный.-- Если вам удастся приручить с десяток настоящих мозгов и заставить их работать на корпорацию -- это же триумф! Мы с вами такое откроем, чего боятся некоторые чересчур щепетильные ученые. Обидно, знаете! Чем умнее башка, извините, тем она больше забита посторонними соображениями... Возможностям мозга нет предела. Если его заставить работать только в одном, единственно нужном направлении... Ни одной пустой мысли! Вы понимаете, что это значит?.. Он-то понимал, и, пожалуй, не меньше. Но неожиданная откровенность Босса сильно смутила Притта. В его честолюбивые замыслы не входили какие-то авантюрные расчеты. Он хотел подчинить себе живой комок серого вещества и тем самым опередить инженеров-биоников. Хотя все подобные работы велись в условиях полной секретности и сведения о них даже не просачивались, все же Притт интуитивно чувствовал локоть и дыхание своих конкурентов. Они шли обычным, "техническим" путем, используя последние достижения молекулярной биологии и электроники. С помощью устройств по типу нейронов они пытались теперь довести плотность монтажа деталей в узлах электронной аппаратуры до двадцати миллионов штук на кубический сантиметр. Значит, построить малогабаритную машину размером с человеческую голову и с памятью, не уступающей человеческой... Хозяева хотели от него получить "живые, прирученные мозги", каждый из которых мог заменить десяток-другой инженеров, научных сотрудников. При всей явной экономической выгоде этого "дела" главной целью оставалась возможность управлять этими мозгами! На пятый день после операции они решили войти в контакт в Барнетом. Приборы показывали хорошее кровяное давление в системе сосудов и свидетельствовали, что температура живого вещества и колебания биотоков мозга -- нормальны, его жизнедеятельность не прерывалась ни на минуту. Эти дни помощники Притта дежурили посменно у саркофага. И сегодня он их отпустил, хотя ребята просили остаться, чтобы присутствовать на "пробуждении профессора". Но разве мог Притт позволить им остаться при первом, конечно, интимном разговоре со своим старым другом! Мысленно все эти тревожные дни он готовился к такому разговору. Объяснить Дэви надо всё, конечно, начистоту. Какие у него шансы? Постепенно они добудут еще один мозг, включат его в работу на хозяина, а для Барнета найдут подходящее тело человека, погибшего от травмы черепа... На зеленых и красных экранах оживились линии, полоски, заметались светлые точки, искорки.-- Притт осторожно поворачивал верньеры. "Бодрствование" -- зажигались сигналы над экранами... Притт замер на мгновение. Глаза его еще раз прошлись по экранам и задержались на табло -- "Пульс". Там плавала шкала с цифрой "72" у окошка. Наконец, он протянул пальцы к тумблерам: "Слух" -- щелчок... "Зрение" -- щелчок... и сверху, оттуда, где стоял саркофаг, почти тотчас же долетел звук, похожий на глубокий вздох, а затем глухой, слабый голос спросил: -- Где я? -- и снова повторил: -- Где я? Зажгите свет, пожалуйста... Это был его голос, Дэвида. Притт остолбенел, на секунду потерял власть над собой. Конечно, не сам по себе звук знакомого голоса ошеломил его. К нему он успел привыкнуть еще вчера и позавчера, когда настраивал вибротон. Для этого он использовал несколько катушек магнитной записи речей профессора, которые он достал в его университете. Вибротон -- его гордость, первое его важнейшее изобретение после изобретения его учителя профессора Миллса -- преобразователей зрительных и слуховых импульсов биотоков мозга. Нет, поразил Притта сейчас живой Дэвид! Его тело лежало в могиле. Да, профессор математики Дэвид Уильям Барнет погиб в дорожной катастрофе. И все же, вот он, профессор, жив, вот он, его настоящий голос, а не магнитофонный! Только звучит он не с помощью натуральных голосовых связок, гортани, языка, зубов -- а с помощью электроники. Только и всего! Живой Дэви! Он сейчас с ним будет говорить!.. -- Послушайте, кто там! Почему так темно?.. Притт вскочил как ужаленный. Он забыл, что солнце село, а у биотрона работать можно, и не зажигая света. Вот почему Дэви его не видит! Он кинулся к выключателю. Вспыхнула ксеноновая люстра. Притт замер у стены и вперился в "глаза" Дэвида. Они чуть поблескивали линзами под глубоким черным бархатом козырька. Какое-то мгновение царила тишина. У Притта екнуло сердце: "А вдруг видеосистема отказала?.." Тогда он оторвался от стены и, не спуская глаз с черного козырька, медленно пошел в другой конец зала. Козырек с линзами дрогнул и поплыл за ним, не выпуская из поля зрения... -- Это ты, Джонни? Голос был слабый, но и гром не поразил бы так Притта. Он замер, сжался, словно бы от удара, оперся руками и затылком о стену и молча уставился в мерцающие в черном бархате линзы. "И это Дэви... И это Дэви!.." -- повторял он про себя, а из глаз сами собой текли слезы. Слезы жалости к Дэви. Но вместе с тем -- слезы радости и счастья. Ведь он достиг высоты, на которую не поднимался ни один смертный: свершен чудовищный симбиоз разума с мертвой материей! Живое слилось с неживым в один действующий комплекс. -- Дэви, старина. Это я, Джон. Ясно ли ты меня видишь? -- взял себя в руки Притт, и профессиональный интерес уже завладел им. Он медленно подошел к своему креслу у биотрона и опустился в него, не отрывая взгляда от мерцающих линз. Словно какая-то магическая сила исходила от них, проникая в самую душу ему. Козырек меж тем задвигался беспокойно -- туда-сюда, обшаривая взглядом всю комнату, и снова вперился в Притта. -- Если это не сон, Джонни, то почему я не вижу себя, разве у меня на глазах окуляры? И почему я не могу ни повернуть головы, ни пошевелить руками, и вообще ощущение, будто у меня нет тела? -- медленно и как-то очень вяло проговорил Барнет. "Объяснить сейчас или оставить этот разговор на другой раз?" Он тронул рычажки вдоль надписей "тонус", "настроение" и улыбнулся навстречу устремленным на него линзам: -- А как общее самочувствие, скажи сначала? -- В общем неплохо. У меня ничего не болит, но это-то и беспокоит,-- голос его звучал уже бодрее. "Черт возьми, что значит бионика! -- восхищенно подумал Притт, кинув еще раз взгляд на "сектор психики",-- Любое настроение тебе создам..." -- Очень рад за тебя, дружище. Ты уже был в загробном мире, когда привезли тебя сюда. Мне удалось вытащить твою душу, можно сказать, из лап самого дьявола. -- А тело, Джон? Разве ты его оставил дьяволу? -- Пришлось. На нем живого места не было. -- Ты хочешь сказать -- осталась одна голова? -- Да! И какая голова! Выдающегося математика нашего времени... -- Но как же я буду жить? Двигаться, работать и все такое? -- загремел вибротон, а на пульте замигали сигналы "Внимание!", показывающие опасное напряжение по секторам. Притт машинально схватился за красный верньер "Активность" и чуть повернул его влево. -- Не гаси свет,-- еле слышно попросил Барнет. -- Дэви, тебе нельзя волноваться. Прошу тебя, возьми себя в руки,-- повернув верньер обратно, страстно заговорил Притт.-- Я тебе сейчас все объясню. Ну, как тебе сейчас, светло, хорошо? -- Да, да... -- Прими, ты -- сейчас это твой мозг. Единственно, чем ты можешь двигать пока,-- это глаза. Электронные протезы. Как в телекамере, только система другая. Кстати, как цвета? -- он протянул многоцветную авторучку ближе к линзам. -- По-моему, нормально. Кажется, даже ярче обычного... -- Так вот. Слушай дальше. Речевые импульсы пре- образуются в вибротоне. Все остальные отделы мозга пока не задействованы, но я могу на них влиять через эту штуку, которую ты когда-то видел у меня -- биотрон. Влиять абсолютно. Включать и выключать, как транзистор. Создавать любое настроение или мгновенно усыплять... Короче говоря, с внешней средой у тебя обратной связи нет, если не считать речи. Позже подключу к тебе манипуляторы вместо рук, будешь писать. Работать тебе придется, да еще как! Весь смысл этого эксперимента -- показать, на что способен человеческий мозг, когда он не обременен телесными заботами... Извини, Дэви. Но у меня не было иного выхода. Разве что ответить отказом Джоан, когда она позвонила мне и умоляла спасти тебя. Я мог бы дождаться другой катастрофы... Согласись, мне бы даже легче было работать с чужим человеком. Но я подумал: если есть шансы спасти тебя, то почему я не должен попытаться?.. -- Спасибо, Джонни! -- почти весело сказал, дождавшись паузы, Барнет. Его друг не зря передвигал рычажок "настроение" вправо. Спасибо. Теперь я -- твой раб в абсолютном смысле. Не разрешишь ли ты, о господин, свидание с моей вдовой? Ведь я, кажется, умер, по крайней мере -- официально. -- Нет, свидание пока исключено. Ведь ты же знаешь, не я тут хозяин. Настоящий хозяин никого из посторонних сюда не допускает. Наши работы строго засекречены. Но я попробую устроить вам разговор по внутреннему телефону. Позже немного. Со временем, когда мы выполним работу, я постараюсь вернуть тебе тело. Живое, настоящее. -- Когда же это будет? -- Не спрашивай, -- тяжело вздохнул Прйтт. -- Работа предстоит очень большая, и я до конца не знаю ее пределов. Он хотел сказать: "Я еще не знаю до конца, что задумал мой босс", но вовремя поостерегся: все разговоры, ведущиеся в лабораториях и многих других помещениях Научного центра, записываются. Так что Босс может прослушать любую запись на следующее утро. Раньше в помещениях стояли телекамеры и микрофоны, позволяющие Боссу присутствовать повсюду, не покидая своего кабинета. Но затем, опасаясь подслушивания, отказались от прямой связи. Теперь специальные служащие доставляют по утрам катушки в канцелярию Главного. И это ни от кого не скрывалось. Напротив, хозяин старался лишний раз внушить своим людям, что на работе не следует отвлекаться болтовней о вещах посторонних. Вспомнив об этом сейчас, Притт достал из кармана блокнот и написал в нем: "Наш разговор записывается. Ничего -- о хозяине. Понял?" -- и поднес блокнот к линзам. -- Понял,-- прозвучал вибротон.-- Ну, а что за работа мне предстоит? -- Точно не знаю. Но вообще -- твоя обычная работа ученого-математика. Я буду передавать тебе определенные запросы-задания теоретиков из Конструкторского центра, а ты будешь решать их. -- Как вычислительная машина. -- - Ну, что ты! Только для этого не стоило бы и огород городить. Работа творческая, человеческая. Нам нужны ваши способности, профессор Барнет! -- Да, но каким образом я их выражу? Писать я не могу, а диктовать... -- Дэви, дорогой! А компьютер на что?.. Теперь тебе не понадобится нажимать на клавиши или командовать голосом: компьютер будет воспринимать твои мысли как команды. Программу ему ты сам сочинишь. Если почувствуешь затруднение в этом деле -- дадим тебе в помощь программиста. Через свой компьютер ты сможешь подключиться к любому банку информаций. Правда, тут на выходе придется тебя засекречивать и каждый твой выход держать под контролем. Но это уж наша забота!.. В общем, потренируешься, и, я думаю, дело наладится. Только прошу тебя -- без капризов! Помни: от успеха нашей работы зависит твоя свобода и сама жизнь... Глава вторая. СХВАТКА ГИГАНТОВ -- Фирма "Мосты в будущее". -- О'Малей принимается за работу -- Ночь вопросов -- Пробуждение без вчера -- "Что они с ним сделали?" -- Выдумка телепатов -- Добыть "языка"! Старший агент Шон О'Малей сидел со своим приятелем Суреном Вартаняном за бутылкой аревшата и, потягивая этот приятный напиток, слушал рассказ об удивительной стране Армении. Сурен только что вернулся из туристской поездки на родину своих предков. О'Малей, человек, как он сам считает, твердых убеждений и к тому же критически мыслящая личность, вряд ли поверил бы восторженным описаниям приятеля, если бы не это вещественное доказательство -- необыкновенный херес, что привез тот с собой из Еревана. Аревшат даже привел О'Малея в умильное настроение, ему захотелось сказать что-то приятное Сурену. -- Знаю, знаю, дружище! Это у вас там старик Ной высадился после потопа. Прямо к Арарату причалил. Если верить Библии, то и мои предки из Армении пошли, а? Что скажешь? Сурен просиял, но сказать ничего не успел: приятель остановил его жестом -- "минутку!", так как почувствовал острое покалывание кожи в том месте, где в кармане его пиджака лежала плоская черная коробочка размером чуть больше портсигара. Он быстро вытащил ее и, зажав в левой ладони, указательным пальцем правой набрал на клавишах пятизначный номер. Вспыхнул зеленый глазок в углу коробки. Тогда О'Малей поднес ее к губам и шепотом сказал: -- Восьмой слушает вас. Коробка тихо проскрипела: -- Явитесь к шефу. В семнадцать ноль-ноль. -- Понял вас. В семнадцать. -- Все! -- зеленый глазок померк. Они словно по команде оба взглянули на старинные часы, висящие над камином. В запасе оставалось еще больше трех часов. Но доброе настроение уже покинуло их. О'Малей как-то подобрался, словно пес под взглядом хозяина: эта штука, что всегда носит он с собой даже в праздники, весьма и весьма редко оживает у него в кармане. А уж если оживает, значит дело пред- стоит серьезное... -- Послушай, кто это вызывал тебя? -- спросил Сурен.-- Должен бы мистер Герни, да голос не похож... -- А он и не похож ни на кого, этот голос,-- усмехнулся О'Малей. -- Ты, брат, отстал. Герни теперь я уж и не знаю где. У нашего шефа новый секретарь -- кибер. Шеф ему на неделю вперед диктует задания. А уж он разыщет тебя днем и ночью и хозяину доложит. Вот если бы мы с тобой сейчас шумели под хмельком, он бы доложил шефу, что его парни неработоспособны. У тебя когда отпуск кончается? Завтра? Докладывать о выходе на работу будешь этой дубине. Тогда и познакомишься, ха-ха!.. О'Малея и Вартаняна связывала долгая и опасная служба в фирме, занимающейся научным и промышленным шпионажем. Официально фирма зарегистрирована как акционерное общество по строительству мостов и тоннелей со своими научно-исследовательскими институтами, испытательными полигонами, центрами научной информации. Фирма имеет солидное реноме во всем мире. И не зря так претенциозно называется: "Бриджес инту зе фьюче" -- "Мосты в будущее". Она, действительно, осуществляет грандиозные стройки. Например, знаменитый трансконтинентальный мост, соединивший Аляску с Чукоткой, специалисты фирмы проектировали и строили вместе с русскими инженерами. И все же трудно сказать, что больше приносит фирме дохода -- мосты, тоннели или шпионаж в пользу анонимных заказчиков. Шеф О'Малея -- Джеймс Ратт, один из президентов фирмы, возглавляет Координационный центр научной информации. Мало кому известно, что раньше он служил в ЦРУ и, тем более -- какую информацию и для чего добывал этот бывший разведчик. Хозяева, которым служил Ратт, были важными фигурами на государственной доске. "Что хорошо для нас -- хорошо для Америки", любили повторять они, И Ратт, выполняя их заказы, был спокоен: он действует во имя Великого Общества. А чтобы это спокойствие не колебалось от посторонних мыслей, хозяева подкрепляли его своими автографами на чеках. Перечитав такой чек на ночь вместо Библии, обязательно заснешь сном праведника. Даже если только что совершил не совсем праведное дело... С другой стороны, и Джеймс Ратт не питал особых иллюзий насчет причин хозяйской ласки. Стоило ему где- то не довернуть, как тотчас же у шефов менялся тембр голоса. Следующая промашка означала бы изменения куда более серьезные. Поэтому Ратт научился "доворачивать": когда чувствовал приближение отлива хозяйских чувств, он придумывал "дело" и затем ловко "распутывал" его. За верную службу прежние хозяева награ- дили его теплым местечком в "Бриджес инту зе фьюче". Оклад и солидный пакет акций этой фирмы гарантировали ему обеспеченную старость. И, естественно, он вцепился в свое кресло, как стервятник в добычу, и не собирался уступать его никому. Чем больше старился, тем упорнее драл шкуру с подчиненных. Особенно с талантливых работников, ибо только с них и есть что взять. В числе лучших агентов информационной службы -- как здесь именовались шпионы -- значились О'Малей и Вартанян. Ратт не любил обоих, считая молодых людей вольнодумцами. Однако самые ответственные и трудные задания поручал им. За одно только "непочтение к старшим" он давно бы их выгнал, но все откладывал до лучших времен, под коими подразумевал появление в его ведомстве других талантов. Ирландец Шон О'Малей окончил юридический факультет в Кембридже. Но прокурора -- кем хотел стать юноша,-- из него не получилось. Благодаря связям отца ему удалось устроиться в фирме "Бриджес ингу зе фьюче", нуждавшейся в молодых энергичных работниках. Он покинул родные острова в надежде найти себя на новом поприще и вскоре проявил свои способности, оказался прирожденным психологом -- умел распознавать нутро, быстро нащупывать слабое место у человека и успешно пользовался этим. Удачи пошли одна за другой. А его друг Вартанян обладал еще и редким хитроумием, дерзостью и цепкой памятью. Это последнее по счету, но не по важности, качество не однажды выручало их в трудных ситуациях... Без пяти пять О'Малей открыл дверь приемной своего шефа и опять поразился пустоте комнаты. Он все еще не мог привыкнуть к отсутствию обычного хозяина приемной -- мистера Герни. Пожилой, благообразный секретарь в золотых очках -- мистер Герни встречал О'Малея великодушным кивком седой головы, после чего сообщал, по какому делу его вызывают, а попутно информировал о настроении шефа в данный момент, из чего вытекала установка -- как нужно держаться перед ним. Теперь же, на месте большого стола с пультом связи, за которым восседал мистер Герни, стоял совсем легкий школьный столик и на нем покоилась длинная железная коробка кремового цвета. По краям над коробкой возвышались две башенки с окулярами. У стены -- два железных шкафа такого же цвета, по-видимому, электронные блоки. Вот и все. "Теперь надо докладывать этой дубине",-- вспомнил О'Малей и громким, неестественно звучавшим в пустой комнате голосом отрапортовал: -- О'Малей. Прибыл по вызову к семнадцати ноль- ноль! -- Минутку,-- скрипучим голосом сказала коробка, и ее правая башенка ожила: окуляры скользили по фигуре вошедшего, словно обыскивая его. Сбоку, за стеной, как почудилось О'Малею, что-то прошелестело. Он посмотрел в том направлении, но ничего, кроме пустой стены, не увидел. В это время в репродукторе прозвучал знакомый голос шефа: -- Входите, О'Малей.-- Значит, "секретарь" уже успел доложить о его приходе. Он шагнул к двери и нажал ручку. Но дверь не поддалась, и он уперся коленом в мягкую обивку. Тогда сзади снова раздался противный голос: -- Металлические предметы оставьте на столе! "Ах, да! Опять забыл!",-- ругнул он себя и вытащил из пиджака радиотелефон, снял часы и положил это все в специальное углубление с надписью: "Для металлических предметов". Но дверь по-прежнему не открывалась... -- Что еще, черт возьми?! -- не выдержав, рявкнул О'Малей. -- Сдайте металлические предметы,-- невозмутимо ответила коробка. "Спокойно!" -- сказал себе О'Малей, как всегда говорил в подобных ситуациях, чтобы овладеть собой. Желваки на могучих челюстях ирландца заиграли зайчиками... И тут он вспомнил про кожаный несессер, в котором лежат ножнички и пилка для ногтей. "Ну, старик! И застраховался же ты"..." -- подумал О'Малей, вытаскивая забытую вещь из бокового кармашка пиджака. Чудовище в углу, казалось, потеряло к нему всякий интерес, и он беспрепятственно прошел в кабинет. -- В корпорации "Юнайтед стил" ведутся какие-то секретные работы по управлению человеческим мозгом,-- сказал Ратт.-- Руководит ими крупный специалист по бионике -- Джон Притт. Могу дополнить еще, что он -- талантливый ученик известного профессора Миллса. Больше нам ничего не известно. Есть предположение, что цель этих работ -- сделать малогабаритную вычислительную машину. -- Простите,-- не понял О'Малей,-- Из человека -- машину?! -- Да. Что-то вроде этого. Вы сами должны представлять, какое стратегическое значение может иметь данное изобретение в случае успеха. Нам необходимо знать все о работе Притта -- и что это за штука, и в какой стадии решения она находится, и, конечно, план расположения научной лаборатории. Особо хочу подчеркнуть: это заказ очень солидного федерального ведомства, и его выполнение будет должным образом оценено! -- Это ведомство -- Пентагон? -- Я посоветовал бы вам поберечь запасы своего любопытства,-- раздраженно ответил Ратт.-- Они пригодятся для работы. Не забивайте голову, уважаемый, ненужными разгадками. Думайте лучше о том, как поскорее получить чек на пятьдесят тысяч долларов за выполнение заказа, -- с покровительственной улыбкой закончил он. А ирландец чуть не присвистнул: "Ого! Вот это дело..." -- Тогда разрешите взять на операцию Вартаняна. -- Разрешаю. Хотя приготовил для него другое дело. Но это сейчас прежде всего. В Теритаун они приехали под вечер. Остановились у дальнего родственника Вартаняна, управляющего магазином торговой фирмы братьев Салливэн. Многоэтажная коробка универмага возвышается над всеми другими зданиями этого стотысячного городка, и с его крыши- аэроплощадки хорошо просматриваются улицы и дворы. После восьми вечера, когда закрывается магазин и на его крыше перестают садиться и взлетать вертолеты покупателей, в это время очень удобно понаблюдать за "усадьбой",-- как они условно окрестили лабораторию Притта Отсюда даже невооруженным глазом можно видеть гущу зелени, среди которой белеет невысокое, кубической формы здание, увенчанное серебристым куполом. А бинокль позволяет увидеть многие важные подробности. Например, что парк "усадьбы" обнесен высокой, пожалуй, в три человеческих роста оградой из толстых металлических прутьев ("наверняка -- из тугоплавкого материала",-- подумали наблюдатели). У ворот -- довольно просторная проходная ("там, конечно, сейчас играют в покер охранники"). Вокруг всего дома простирается парк из старых лип, вдоль дорожек -- подстриженный кустарник ("это хорошо -- можно незаметно подобраться к дому"...). В общем, наблюдение с крыши универмага не изменило их первоначального плана проникнуть к Притту с воздуха. Куполообразная крыша не давала гарантии безопасной посадки. До темноты они копались в летательном аппарате "Добрый ангел". А Вартанян успел еще облюбовать для своей посадки полянку в тенистом парке и на штурманке запрограммировал направление, расстояние и скорость полета до той точки, откуда он с выключенным двигателем начнет бесшумное парение и спуск на полянку... -- Ну, старина, смелее,-- сказал О'Малей приятелю, когда тот закрепил на себе ракетный ранец и в последний раз проверил, как расходятся перья планера.-- Все-таки это не с Арарата прыгать! -- О том только и мечтаю,-- в тон ему ответил Сурен,-- Вот, потренируюсь тут маленько... Отойди-ка! Тонко запели газовые струи, из-под ног взметнулась пыль, и Вартанян взмыл в ночное небо. О'Малей смотрел ему вслед и с беспокойством думал, что в такое позднее время, когда любителей ангельских полетов немного, его приятель может вызвать подозрение у охраны еще в воздухе. Но Сурену угрожало другое: он ошибся и выключил двигатели несколько раньше, чем следовало бы по высоте полета. Планируя, Сурен едва перетянул через острые прутья ограды, врезался в густую крону дерева, пробил ее и упал в кусты. Это его спасло от тяжелых ушибов. А сильный порыв ночного ветра, прошумевший в парке во время его падения, скрыл звуки неудачной посадки. Он поднялся и почувствовал, как саднит лицо. Прикоснулся к щеке тыльной стороной ладони и в свете садового фонаря увидел на руке кровь. Болела ушибленная коленка. Он стал ходить взад-вперед по аллее, массируя коленку и прикладывая к лицу платок. От тяжелого ранца заныли плечи. Он расстегнул ремни и положил аппарат на скамейку. Сел и стал потирать ушибленную ногу. "Черт возьми, чего я тут сижу? -- он взглянул на часы. Было четверть первого.-- И вообще, что это за парк? Как я здесь очутился?.." Он посмотрел на аппарат, потрогал себя за нос, поднял глаза к небу, усыпанному звездами, сощурился на огонь фонаря, и глаза сами стали слипаться... Но он быстро встрепенулся, усилием воли заставил себя сделать несколько приседаний, стараясь отогнать сон. "Все-таки, что это значит? Какого лешего меня принесло сюда? Ах, да, авария! -- Он радостно хлопнул себя по лбу.-- Значит, я куда-то летел. Куда же?.. Боже, как хочется спать! Так хочется, что ничего уже не соображаю...",-- он рассеянно потер лоб, силясь что-то вспомнить... Вартанян мог заставить свою память выдать ему нужную информацию, если был уверен, что в свое время он заложил ее в голову. Но сейчас, вот уже полчаса его мучил один простой вопрос: откуда он сейчас летел и куда? Промучившись напрасно, он, наконец, спросил себя: "Что я делал вчера?" И с ужасом убедился: память ему не подвластна. "Может, у меня сотрясение мозга?.." -- растерянно подумал он и снял шлем. Ощупал голову сквозь шапку густых волос, но не почувствовал никакой боли... Как обычно, в семь утра к воротам лаборатории Притта подкатил крохотный белый электромобильчик "Капелька". Из него вышел старый негр Мур, садовник. Один из охранников обшарил одежду Мура, два других перетряхнули все в машине, заглянули даже под колеса и крикнули -- "О'кей!" Старший вахтер отключил излучатель. В проходной погасла красная лампа, висящая перед самым входом в парк. Ворота открылись, и "Капелька" неслышно покатила по аллее, свернув направо вдоль ограды. Почти сразу Мур заметил впереди блестящий в лучах солнца белый шар. Он ярко выделялся на красной дорожке из толченого кирпича. Это был шлем Вартаняна. "А вот и сам космонавт",-- иронически сказал старик, подъехав ближе к скамейке, на которой спал Сурен, положив голову на "Доброго ангела". Мур ничего не знал про излучение. Но что посторонних здесь не должно быть -- это он знал точно. Не разворачиваясь, "Капелька" укатила обратно к воротам... С того момента, как в ночном небе растворился огонек ракетных сопел аппарата Вартаняна, О'Малея не покидало тревожное чувство. "Как будто мы с Суреном никогда не ходили на такие дела!" -- старался он успокоить себя. Но интуиция подсказывала, что на этот раз они вступили в опасную игру громадных акул, одна из которых хочет вырвать добычу из пасти другой... "Можно представить себе, какой это куш, если нам пятьдесят тысяч обещали!" Нанял их могущественный хозяин -- скорей всего, Пентагон. Но ведь и "Юнайтед стил" -- тоже не куропатка, ее голыми руками не возьмешь. Этот хищник может и самого министра обороны скушать... А уж их-то с Суреном проглотят -- даже не заметив этого. Стоит кому-нибудь зазеваться или выдать себя -- и любой охранник, любой служащий компании пристрелит их, как собак. "Жена получит 15 тысяч страховки",-- невесело усмехнулся О'Малей. Часы пробили три. Он выбежал из кабинета управляющего и вскочил в лифт. На крыше гулял свежий ветер, которому он с удовольствием подставил разгоряченное волнением лицо. "Ну, что он там сидит?" -- нервничал О'Малей. Они договорились, что Сурен сегодня сделает лишь разведку: выяснит, где работает Притт, какими путями можно пробраться в это помещение. Много ли на это нужно времени! Как жаль, что он не может связаться с ним по радио. Из-за предосторожности Сурен не взял с собой ничего, что в случае захвата его могло бы вызвать подозрения. В сумку он положил бутылку армянского коньяка и папиросы "Давид Сасунский": "Летел к приятелю и вдруг потерпел аварию". То и дело приникал он к окулярам телебинокля, ясно видел листву, освещенную пронзительным светом ксеноновых фонарей, серебрящийся в их лучах купол лаборатории -- там было тихо, "усадьба" спала. Наконец стало светать, и тогда О'Малей понял, что дело плохо. Он нацедил из автомата чашку горячего кофе и отправился к своему электромобилю. План его был прост: если Вартаняна задержали, то его либо выпустят, либо отвезут в отделение секретной службы на допрос. В том и другом случае он должен появиться из ворот "усадьбы". К воротам он прибыл, когда уже взошло солнце. Подыскивая "дырку" в сплошной веренице стоящих машин, чтобы приткнуть свою, он медленно проехал мимо проходной, не заметив ничего особенного. Место нашлось, к счастью, недалеко от ворот, так, что, сидя в кабине, можно было видеть, кто входит и выходит через них. Делая вид, будто возится в багажнике, О'Малей быстро заменил обычный номерной знак своей машины. Через улицу наискосок, почти напротив самого входа в "усадьбу", он заметил бар-автомат и отправился туда по- греться. Его знобило не столько от утренней прохлады, сколько от нервного напряжения. Получив порцию виски, он уселся за столик и с жадностью глотнул спиртного. Постепенно спина оттаивала, противная дрожь утихала. Отсюда было прекрасно видно то, за чем он сейчас вел наблюдение. В зале, кроме него, сидели трое парней в форменных фуражках таксистов, отдыхавших от ночной работы. Они с аппетитом уплетали сосиски и весело болтали. В этот момент О'Малей увидел,- что к воротам подъехала "Капелька" и из нее вылез и вошел в про- ходную старый негр, а оттуда вышли два здоровых парня. Они откинули прозрачную кабинку и стали что-то делать в машине, а что -- он не успел заметить: -- Хэлло, нет ли у вас закурить? В автомате сигареты кончились, а хозяин еще спит... Пока он отвечал, что не курящий, а для этого пришлось повернуться в их сторону, электромобильчик исчез. Досадуя на таксистов, он вышел из бара и не спеша направился по улице вдоль высокой металлической ограды... Старший охранник Джим растолкал спавшего Вартаняна. -- Простите, сэр. Но уже утро,-- ехидно сказал он, когда тот открыл глаза. Увидев перед собой детину в униформе, Вартанян вскочил и пробормотал извинения насчет того, что заснул в общественном месте, а затем, удивленно оглядевшись, спросил: -- Послушайте, что это за парк? Убей бог, не пойму, как я здесь очутился... Лицо его в этот момент являло такую растерянность, что еще не видевший жертв облучения Джим внутренне поразился: "Эк, ему память отшибло, бедняге!".. -- Вы прилетели сюда на этом вот "Ангеле",-- он показал на аппарат, громоздившийся рядом.-- Видно, хорошо спикировали, что ободрали лицо и шлем потеряли. Вартанян пощупал лицо и болезненно поморщился. С удивлением уставился на аппарат, даже потрогал его рукой. Все говорило, что этот человек не придумывает. -- Но почему, почему то, что вы мне говорите, я сам не видел? -- почти закричал он.-- И почему я не знаю, откуда я взялся тут?.. Неужели я схожу с ума!.. И было отчего. Под действием ночной дозы облучения из мозга вытравилась и сцена его приземления в "усадьбе". -- Успокойтесь. Вы находитесь в частном владении. Хозяин его, доктор Твигг примет вас и осмотрит. Пойдемте в его кабинет. Едва он поднялся со скамейки, острая боль в коленке заставила припасть на правую ногу. -- Вот, видите,-- участливо сказал Джим.-- Цела нога-то? -- Коленка... Ничего не пойму! -- в отчаянии махнул рукой Вартанян и поплелся за Джимом, который нес "Ангела" и шлем. Помня инструкцию, Джим больше ни о чем не заговаривал. Он спешил доставить своего пленника в кабинет N 12, занимаемый секретной службой корпорации, пока не пришли на работу сотрудники лаборатории. То, что касается работы секретной службы, не должно быть известно ученым и вообще никому, кроме мистера Лансдейла, которому уже сообщено и он должен сейчас прибыть. -- Располагайтесь здесь,-- сказал старший охранник,-- Доктор Твигг сейчас приедет и осмотрит вас. Оставшись один, Вартанян осмотрелся. Он находился в обычной приемной врача: шкафы с инструментами, аптечка, весы и даже малая диагностическая машина. Он снова погрузился в себя, пытаясь припомнить вчерашнее. Последнее, что он помнил, это свой отлет из Еревана, чудесное раннее утро на аэродроме и розовый с голубыми тенями заснеженный Арарат... Шеф секретной службы мистер Лансдейл спешил побывать в лаборатории еще до восьми, чтобы не попасться на глаза научным работникам. Босс категорически приказал делать свою работу так, будто тебя вовсе не существует. И уж во всяком случае не тревожить Притта. Ему это удалось. Джим кратко доложил своему шефу состояние задержанного, что нашли при нем (он успел обыскать спящего). -- Ничего особенного, кроме армянских папирос и коньяка. Ни оружия, ни приемо-передающих устройств, ни фотоаппарата. Обследованием места падения установлено, что летел он от центра города. Судя по программе, обнаруженной на штурманке, двигатели автоматически выключились примерно ярдов за сто от северной части ограды. Дальше он планировал, но очень неудачно. Едва не задел ограду, ударился о дерево и упал на кусты. Ободрал лицо и ушиб колено. После падения никуда не ходил, заснул на скамейке... Лансдейл понимал, что расспрашивать незнакомца бесполезно. Лишь через двое суток, не раньше, облученный мог бы вспомнить, куда и зачем он летел. У него созрел хитрый план. Он-то ведь хорошо изучил систему и результаты действия лучей Притта. По его под- счетам, доза облучения была настолько сильной, что и за три дня, пожалуй, парень не придет в себя. Но то, что сейчас с ним происходит,-- запомнит хорошо. И надо, чтобы у него остались самые приятные воспоминания -- ни в коем случае не показывать ему озабоченность внезапным вторжением. Выпустить немедленно. И постараться проследить -- кто он такой, куда направится. Если это шпион, друзья его уже беспокоятся и будут, очевидно, разыскивать где-то здесь поблизости... -- Вот что, Джим. Направь двух наших парней за ворота. Когда выйдет гость, они проследят, куда он исчезнет. А я сейчас его выпущу. Кто знает об этом случае -- обязан забыть. Понятно?.. Лансдейл вошел в комнату к Вартаняну. -- Доктор Твигг, владелец клиники,-- представился он с легким поклоном.-- Как, вам еще не подали завтрак? Смущенный Вартанян хотел подняться, но хозяин остановил его великодушным жестом: -- Сидите, сидите, пожалуйста. Мне сказали, что вы сильно ушибли ногу. Пока нам принесут кофе я, разрешите, осмотрю вас. -- О, вы очень любезны, доктор. Я даже не успел вам представиться. Сурен Вартанян, служащий фирмы "Брид- жес инту зе фьюче". -- Я ни на минуту не сомневался, что вы человек порядочный и явились сюда не затем, чтобы очистить мой сейф. -- Да, но я сам не знаю, зачем я сюда явился и совершенно не помню, как я летел на этой штуке, откуда летел... И вообще, со мной что-то стряслось, доктор! Я не помню, что было вчера и позавчера. Вроде бы меня и не было на свете... Боюсь, что-то случилось вот тут,-- он постучал кулаком по затылку. Слушая его жалобы, Лансдейл надел докторский халат и, молча кивая головой в такт причитаниям больного, начал осмотр. -- Ничего страшного,-- наконец сказал он.-- Ушиб коленной чашечки. Скоро пройдет. С головой -- хуже. Сотрясение височных долей мозга. Я выпишу капли. Через три-четыре дня память восстановится. В дверь постучали, и вошел бой, неся на подносе кофейник, чашки и тарелку с бутербродами. Лансдейлу стало жаль армянского коньяка, он не выдержал и вроде невзначай сказал: -- Просто удивительно, как при таком падении могла уцелеть бутылка... -- Что за бутылка? -- удивился Вартанян. -- Не знаю. Когда помогал вам раздеться, то мне по- казалось, что там, в кармане комбинезона, у вас бутылка. Вартанян схватил комбинезон, расстегнул сумку-карман и извлек оттуда бутылку коньяка, удивленно посмотрел на нее и улыбнулся: -- - Недавно ездил в Армению... -- О, армянский коньяк! -- Угощайтесь, пожалуйста, доктор. Как раз к нашему кофе!.. Они рассказали друг другу по парочке анекдотов, хохотали и хлопали друг друга по спине, пока не пришел Джим и что-то сказал на ухо своему шефу. Лансдейл моментально протрезвел и, не показывая это своему хмельному другу, стал, однако, извиняться, что дела зовут его, он просит гостя заходить почаще и так далее. Гость, хоть и пьян был, понял, что хозяевам не до него, надо уходить. Джим было понес за ним аппарат и комбинезон, но Вартанян, обернувшись в дверях, сказал, обращаясь к доктору: -- Разрешите это оставить пока у вас. Как-нибудь в другой раз заберу. -- Конечно, конечно. Джим, отнесите вещи в мой шкаф.. ... О'Малей чуть было не прозевал своего приятеля, когда тот вышел из проходной. В этом веселом, разбитном малом издалека трудно было узнать человека, испытавшего тяжелое моральное потрясение. Ирландец находился от ворот на некотором расстоянии, поблизости от своей машины, чтобы быть готовым ринуться вслед за Суреном, если его повезут куда-нибудь. Он узнал его лишь в тот момент, когда Сурен инстинктивно обернулся к воротам, вдруг почувствовав себя одиноким в не- знакомом городе. О'Малей с трудом удержался, чтобы не броситься к нему: нельзя же так глупо выдать себя! Может, это ловушка... Он сел в машину и стал наблюдать. Дверь проходной, захлопнувшаяся за Вартаняном, больше не открывалась, за оградой не было видно людей. Зато на улице людской поток нарастал, время близилось к девяти. Он тронул машину, обогнал Сурена и в потоке машин медленно покатил до ближайшего перекрестка, свернул направо и, оставив машину, быстро, по-деловому пошел по тротуару с расчетом столкнуться нос к носу со своим Другом. Вытащил из кармана газету и стал на ходу рассматривать объявления, как десятки других пешеходов. Загородившись листом, он, словно бы невзначай, наскочил на Вартаняна, пробормотав извинения. -- Хэлло, да это ты, Шонни! -- завопил от радости Вартанян.-- Как ты здесь очутился, старина?! -- А ты как? Они заключили друг друга в объятия, и тут О'Малей заметил, что от его друга несло, как из пивной бочки. "И где это он успел так нализаться?" -- думал старшина и еще больше восхищался "игрой" своего друга и подчиненного. Он плел -- громко для посторонних ушей -- что-то о причине своего приезда в Теритаун и вел себя так, словно они с Суреном действительно сто лет не виделись. Весело болтая, они дошли до электромобиля, и О'Малей втолкнул в кабину своего хмельного приятеля. -- А куда мы едем? -- спросил Вартанян, когда машина вырвалась на шоссе. -- Домой, конечно, куда же еще. -- Постой, постой,-- стал тереть лоб Вартанян.-- Ты говоришь -- домой. А где мы сейчас были?.. Да, конечно, в Теритауне. Но зачем я тут оказался? Ты знаешь, у меня случилось маленькое сотрясение мозга -- так сказал доктор... как его? М-м-м.... Трильби, кажется. Нет, Твигги. Да, он сказал, через три дня пройдет. Забыл все. Зачем я оказался у него в саду? Откуда летел -- ничего не помню... Ты, случайно, те знаешь? Я не говорил тебе, куда лететь собираюсь, а?.. -- Ладно, кончай травить! -- рассердился О'Малей.-- Давай к делу. Что ты разведал и почему так долго задержался в "усадьбе"? -- Убей бог, я ничего не знаю!.. Я очухался на скамейке в саду, утром. Коленка болит, лицо ободрано, рядом летательный аппарат лежит... Охранник, который разбудил меня, говорит, что я неудачно приземлился. Но откуда?! Не с луны ли?.. Ты, понимаешь, у меня совсем нет вчера! Только -- сегодня... О'Малей с тревогой покосился на приятеля. "Он хотя и выпивши, но вздор такой не мог бы нести... Они что-то с ним сделали..." Обычно спокойный, уравновешенный ирландец вдруг почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Таких внезапных приливов у него раньше никогда не было, они появились совсем недавно. "Нервы сдают, надо бы к доктору..." -- и потянул рычажок кондиционера на отметку "холодно"... А в это время Лансдейл, проглотив приличную дозу антиалкоголя, выслушал доклад своих парней, следивших за вышедшим на улицу Вартаняном. -- Он встретил своего знакомого в трехстах двадцати ярдах от проходной на Роуд-авеню. Назвал его Шоном. Вот их снимки. Весь их разговор записан вплоть до того, как они сели в машину Шона. Номерной знак -- 137-- 216 штата Огайо. Выехали из города по направлению к 424-й дороге... Включили пленку. Через полминуты ролик остановился. -- И все? -- спросил шеф секретной службы, нахмурив брови.-- Пустая болтовня двух пьяных дураков! -- Запись разговора в машине не удалась,-- виновато сказал один из агентов.-- По-видимому, у них был включен интерферентор... -- Небогато,-- резюмировал шеф.-- А теперь слушать меня... И он стал излагать новую систему охраны лаборатории. В заключение приказал держать язык за зубами: о ночном происшествии -- ни гу-гу! Затем Лансдейл уединился в своем кабинете и с помощью "тета" связался с Главным. -- О'кей! -- сказал Босс, удовлетворенный действием излучения.-- Эта штука понадежнее автоматов. И самое главное -- не так шумит. Но вы уверены, что это разведка? Может, действительно, какой-то несчастный свалился вам на голову? -- Согласитесь, босс, что при таком провале памяти мы у него клещами ничего не вытащили бы более того, что он нам рассказал. Зато уж это -- искренне: он был совершенно растерян и психически подавлен. У него оказалось больше вопросов ко мне, чем наоборот... Однако то, что его -- определенно -- встречали у ворот, хотя бы одно это дает мне основание думать о визите по специальному заданию. Ведь они даже и не подозревают об излучении. -- Да. Вы, пожалуй, правы. Во всяком случае полезнее приготовиться к худшему, чем оказаться растяпой. И правильно сделали, что выпустили его, пусть считают нас простачками... Только я не хотел бы, чтоб доктор Притт прослышал об этом случае. Ничто не должно отвлекать его мыслей от дела. Напоминаю: вы отвечаете за это!.. "Что они с ним сделали?" -- этот вопрос неотступно преследовал О'Малея, пока он находился в вынужденном бездействии. Ратт не разрешил ему повторить попытку проникнуть в "усадьбу", пока не выяснится состояние Вартаняна. Врачи колдовали над ним, мучили кибера-диагностика, но тот давал однозначный ответ: больной здоров. Конечно, любой врач всегда найдет отклонения от нормы. Но ни одно из найденных у Вартаняна отклонений не могло объяснить внезапного провала памяти. Все энцефалограммы, снятые через равные промежутки времени, показывали здоровую электрическую активность мозговых волн. Указания на сотрясение мозга полностью отсутствовали. Биохимические анализаторы не подтверждали версии, будто пациенту впрыснули определенные вещества, позволяющие контролировать побуждения и действия человека. Тогда предприняли такой эксперимент. Рядом с Вартаняном посадили санитара. Обоих попросили ответить на один вопрос: "Что вы делали позавчера после двенадцати?" Пока они вспоминали, замерили биопотенциалы височных долей мозга. И диаграммы резко разошлись. У санитара кривая пошла частыми зигзагами, а у Вартаняна она по-прежнему представляла спокойную волнистую линию, изредка лишь прерываемую всплесками. Это свидетельствовало о подавленности функций памяти. Что ж, врачи своего добились -- диагноз поставили. Соответственно назначили лечение, лекарства. А ему, старшему агенту, необходимо знать причину этого непонятного "заболевания". "Что они с ним сделали, как отняли память?" Без ответа на этот вопрос нельзя продолжать работу. "Раз они ему ничего не вводили, значит, как-то подействовали на расстоянии,-- рассуждал старшина.-- Чем можно подействовать на расстоянии? -- Только излучением!.." Он отыскал нейрофизиолога и попросил прокомментировать его догадку. -- Электромагнитные излучения могут при определенных условиях угнетать деятельность мозга,-- сказал специалист.-- Они вызывают головные боли, тошноты и даже коллапс. Но мне неизвестны случаи, чтобы от подобных излучений страдал только определенный участок коры и притом так устойчиво. Прекратите облучение -- тут же все становится на место... Скорее всего...-- ученый задумался.-- Да, скорее всего это гипнотическое воздействие на интерпретационную функцию коры больших полушарий мозга. -- Выходит, что мой друг попал в лапы гипнотизеру? -- вскочил О'Малей.-- Вы что-то темните, док!... Я хорошо знаю Вартаняна. Ему зубы не заговоришь, он сам кого хочешь загипнотизирует! Ученый улыбнулся горячности ирландца и развел руками: -- Мистер О'Малей, ведь я ничего не говорил о гипно- тизере.. О гипнотическом воздействии. А это не одно и то же. На ваш вопрос об излучении я ответил: излучение электромагнитного происхождения тут ни при чем. Вопрос о радиоактивном излучении отпадает -- такового не было. Допускаю только третий вид излучения -- гипнотическое. Вы слышали про экстрасенсов? Их долгое время не признавали, и они ушли к бионикам. Не исключено, что кто-то уже разгадал природу третьего излучения и произвел его. Вот вам и гипнотизер -- какое-нибудь электронное чудище. От такого, пожалуй, и не отобьешься!.. Нет, мистер О'Малей, вы имеете дело с весьма и весьма достойным противником, который выгодно использует против вас силу науки... -- А вообще-то механика такого действия довольно проста,-- продолжал рассуждать нейрофизиолог,-- излучение парализует только блоки ближней памяти в мозге. Вы пытаетесь вспомнить, что было вчера, однако накопленная за минувший день информация не поступает из хранилища. Когда этот паралич пройдет, нейроны растормозятся, тогда память восстановится. Но то, что происходило с человеком во время действия гипноза, мы не узнаем никогда, ибо в этот период его память ничего не фиксировала... На пятый день рано утром О'Малея поднял звонок Вартаняна. -- Это ты, Шон? Извини, старина, что в такую рань. Приходи быстрее и выпусти меня отсюда: я в полной форме! -- Тихо, Сурен! Никому, понял? Сейчас я буду у тебя... Вартанян уже побрился и выглядел очень бодро, воз- бужденно прохаживался по комнате. -- Ну, спрашивай, -- сказал он, весело блестя своими большими карими глазами. О'Малей даже растерялся от неожиданности, но быстро нашелся и начал иронически-важным тоном: -- Как ты себя чувствуешь? -- О'кей! Завтра продолжим нашу работу. -- О-о!.. Ну, тогда излагай план. С чего начнем? -- С визита к любезному доктору Твиггу. Есть прямой повод: за имуществом, оставленным на сохранение бедным аэронавтом, потерпевшим крушение. Ведь не зря же мы с ним бутылку настоящего "Арарата" распили! Такое угощение и свинья не забудет... -- Ну, а что дальше? Звонок прервал их беседу. Вартанян снял трубку и услышал голос Ратта: -- Как самочувствие? -- В порядке, сэр. Можете выписывать. -- Хорошо. Если доктора не возражают -- выписывайтесь и вместе с мистером О'Малеем быстро ко мне. Доктора не возражали. Пульс, давление и другие показатели жизнедеятельности организма были в норме, и больной не жаловался на выпадение памяти. Несколько контрольных тестов, предложенных ему, окончательно успокоили и психиатра. -- Нет, с неба к ним не попадешь,-- продолжал развивать свой план Сурен.-- У них там что-то есть такое, что отшибает память напрочь. Последнее, что я только теперь вспомнил,-- это как просигналила штурманка: "готовься к посадке". Помню, как развернул оперение и перешел на планирующий полет, потом выключился двигатель и тишина охватила меня. Только перья фырчали немного. И -- всё. Убей бог, до сих пор не знаю, как приземлился. Будто в воздухе умер... А воскрес утром на садовой скамейке. -- Сурен, ты попал под излучение. Я уже консульти- ровался у одного серьезного специалиста по этим делам. Правда, он пока не знает такого излучения, но предполагает, что на тебе испробовали новое изобретение экстрасенсов и биоников. -- Вроде черной магии? -- усмехнулся Сурен. -- Эх, приятель,-- вздохнул О'Малей и грустно покачал головой.-- Ты слишком легкомысленно недооцениваешь силу науки!. Ратт насупившись сидел в кресле и сурово глядел на них поверх очков. Он всегда напускал на себя важный вид, когда собирался давать какие-нибудь указания. Жестом пригласив их сесть, он выдержал многозначительную паузу и лишь затем начал: -- Мы изучили причины вашего провала и пришли к выводу, что лаборатория Притта находится под защитой сильного, неизвестного нам излучения. Посланные мной дозиметристы не смогли обнаружить какого-либо сигнала. Следовательно, придется действовать по-военному. О'Малей насторожился. Он не любил "мокрых" дел. Молодые люди тревожно переглянулись, а шеф между тем продолжал: -- Когда разведка наблюдением не дает результатов, тогда берут "языка". Нам нужно заполучить одного из ближайших сотрудников Притта и выведать у него и о самой научной работе, и о системе защиты, сигнализации в его лаборатории, и прочее. -- Так не лучше ли взять самого короля, -- заметил Вартанян, -- чем возиться с пешками? -- Не забывайтесь. Мы -- не ФБР и, следовательно, не можем хватать любого, кого вздумается. Мы -- фирма "Бриджес инту зе фьюче"! Строим мосты в будущее. Если взять Притта -- не миновать большого шума. Подобная "реклама" для нашей фирмы равносильна самоубийству. Дошло? -- он поочередно поглядел на друзей, получив от каждого утвердительный кивок. -- Поэтому еще раз напоминаю: осторожность и осмотрительность! Он открыл зеленое досье, извлек оттуда несколько фотографий и протянул их О'Малею. -- Это Притт и его коллеги. Хорошо бы кого-то из них завербовать, чтобы получать постоянную информацию. Но боюсь, что придется иметь дело с фанатиками... -- Ратт поморщился,-- Ну, знаете... когда ученые что-то открывают большое, они забывают обо всем, и если вы к ним в тот момент влезете, они пошлют вас к чертям. -- Дорогой шеф, вы лучше скажите, к какой сумме мы их можем отослать, чтобы они не послали нас, -- насмешливо заметил О'Малей, а Вартанян, сверкнув зубами в широкой улыбке, подхватил: -- Я еще не встречал фанатиков среди порядочных американцев. Наоборот, с помощью долларов я вам превращу в фанатика любого трусливого обывателя, и вы даже не назовете меня иллюзионистом... -- Ладно, не паясничайте! У вас такого дела еще не было. Я не хочу запугивать, но имейте в виду, что это -- могущественная корпорация! Если они разгадают наш замысел раньше, чем нам удастся его осуществить, то осуществить нам уже не удастся... Вы убедились, какая серьезная защита у них? У нас один шанс -- сделать вид, что мы отказались от мысли проникнуть к ним, ничем больше не выдавая себя, чтобы тревога улеглась. Операцию продолжим через несколько дней. Что касается долларов, то пусть осведомитель сам назовет сумму. Будьте уверены, наш заказчик,-- он кинул многозначащий взгляд на потолок,-- сумеет удовлетворить любые запросы... И последнее. Не вздумайте долго задерживать тех людей. Отсутствие любого из них обеспокоит секретную службу. Это может нам повредить. Руководство фирмой предупреждает: никаких осложнений. Если дело иначе не пойдет -- отказаться от него. Ратт выждал секунду и, прищурив один глаз, добавил: -- Но я полагаю -- не в ваших интересах отказываться от приличного заработка. Не так ли?.. Глава третья. В КОЛЬЦЕ ИНТРИГ -- Куда идет человечество -- Тайное свидание -- В ловушке -- Заговор против заговора -- Сеанс телепатии -- Генератор эмоций -- Босс заказывает музыку -- Когда справляются о здоровье -- Удар в слабое место Джоан уже в третий раз напоминала ему об обещании устроить ей "свидание" с мужем. Да и Барнет просил его о том же. Поэтому он наконец решил поговорить с мистером Майклом. -- Разговор можно осуществить только по внутреннему телефону? -- осведомился директор Научного центра. -- И по радио также, но лучше по телефону. -- По радио -- нет. Вы сами понимаете, из соображений секретности. А для разговора по внутреннему телефону миссис Барнет нужно допустить в здание лаборатории. Думаю, что Лансдейл будет возражать. И не без оснований. -- Но ведь она достаточно осведомлена о нашей тайне и я гарантирую, что не узнает больше того, что ей уже известно. -- Лансдейл скажет, что у нас нет оснований доверять ей настолько, чтобы допустить в запретную зону... О, милейший мистер Майкл недаром занимает свой пост! Он всегда мягок в обращении с подчиненными, логичен, когда ему приходится убеждать их в чем-то, и при этом всегда полон обезоруживающего такта. И уж если ему понадобилось отказать, он сошлется на непреодолимые препятствия и создаст впечатление, будто он и не отказывает вовсе, а лишь с болью душевной признает свое бессилие разрешить вашу просьбу. И вы уйдете без обиды, хотя и ни с чем... Однако Притт решил не сдаваться. -- Мистер Майкл, разве вам неизвестно, что в план нашей работы входит телеуправление мозгом? -- Конечно, известно. -- Так что же, какой-то охранник сорвет нам научный эксперимент? Ведь в эфир выходить нельзя "по соображениям безопасности"... -- Я думаю, мы уладим этот вопрос. Прошу вас, больше не называйте так пренебрежительно мистера Лансдейла: он печется о вашем же благополучии, о вашем приоритете. И мы с вами еще не знаем, как велик его личный вклад в наше дело, спокойствие которого он бдительно охраняет!.. Поверьте мне, человеку, на котором лежит такая колоссальная ответственность за научную деятельность всех наших учреждений. -- Значит, придется отказать миссис Барнет,-- вздохнул Притт. -- Нет, нет! -- воскликнул мистер Майкл, которого слово "отказать" всегда шокировало.-- Я совсем не против их общения. Но, дорогой коллега, сделайте это другим возможным путем. Ну, скажем, пусть они обмениваются звуковыми письмами. Все равно ведь миссис Барнет не сможет увидеть своего мужа, допусти мы ее даже к биотрону. -- Сэр, все мы не перестаем восхищаться вашим умом,-- сказал удивленно-почтительно Притт, так что мистер Майкл недоверчиво посмотрел на него.-- Обидно, почему такая простая мысль не пришла и мне в голову! Вместо этого я отнимаю у вас время, да и сам... -- он сделал неопределенный жест,-- отвлекаюсь от дела. Мистер Майкл просиял: -- Ну, как славно! Вот и договорились.-- Он протянул руку Притту и заметил добродушно:-- А насчет восхищения -- это вы зря. Гениальные по своей простоте мысли чаще всего посещают именно бездельников... Притту, действительно, раньше не пришло в голову устроить супругам обмен звуковыми письмами. Может, поэтому он и не нашелся, что возразить мистеру Майклу. Но идею эту он тотчас отверг. Во-первых, письмо есть письмо, графическое будь оно или звуковое. Им же хочется поговорить, как живой с живым. Во-вторых, письма пришлось бы предъявлять команде Лансдейла. Одно это вызывало в нем протест. "Нет, друзья мои, я устрою вам свидание. Почти самое настоящее. Тайное. И пусть эта команда занимается своими делами, а в мои не суется..." Макс и Альберт согласились с его планом и охотно взялись было за работу. Однако Пол заартачился: -- Не понимаю, зачем отвлекаться от дела, да еще с риском вляпаться в крупную неприятность! -- У вас черствое сердце! -- вырвалось у Притта. -- Сердце тут ни при чем,-- угрюмо парировал тот.-- Мы с вами не в детском возрасте. Взрослые люди не могут поступать так легкомысленно. Притт высоко ценил Пола как специалиста, но недо- любливал за душевную замкнутость, скрытность характера. Порой руководителю казалось, будто сотрудник (который был намного старше Притта) завидует ему, тяготится его руководством. И тогда беспокойство охватывало ученого, ему хотелось как-то наладить свои отношения с коллегой, сделать их по возможности дружескими. Но за все это время они так ни разу и не поговорили по-человечески о чем-нибудь, прямо не связанном с их общей работой. Сейчас же выяснять отношения и вовсе было не время. Интуитивно Притт выбрал заискивающий тон: -- Да, может быть, вы правы, Пол. Даже скорей всего так оно и есть: слишком велик риск. Но, согласитесь, не у каждого исследователя подопытным объектом служит близкий друг... А потому, как бы вы правы ни были, уважаемый коллега, думаю, не откажете мне в этой маленькой человеческой слабости -- уступить просьбам несчастного о свидании с женой. Макс и Альберт выжидательно уставились на своего старшего коллегу, и тот явственно ощутил неприязнь, которую в эту минуту оба юноши испытывали к нему. Да и ссориться с Приттом не входило в его планы, по крайней мере на ближайшее время. Глядя в сторону, Пол пробормотал: -- Вы всегда, Притт, стремитесь выставить себя в лучшем свете. Но я не хочу быть вам черным фоном. Я умываю руки. Буду работать, как все. -- Благодарю вас,-- с чувством ответил Притт.-- Но вы не можете пожаловаться на мое невнимание к вам. И поверьте, мне очень не хотелось бы вносить раздоры в наш маленький коллектив. Влюбленный в своего учителя Макс бросился к Полу и горячо пожал ему руку: -- Спасибо, старина Пол! Ведь доктор Притт ничего не выгадывает лично для себя... -- и далее Макс произнес бы длинную, пылкую речь о "беззаветных служителях науки и человечества", если бы не раздался звонок телефона и Альберт, снявший трубку, ехидно не поманил своего друга пальцем: -- Пойди, голубь, и отдай свой пыл даме сердца. Юноша осекся и покраснел: как некстати звонила его подружка Кэт! -- Ну, что тебе? -- с напускной сердитостью, подавляя тем смущение, сказал он, взяв трубку.-- Нет, сегодня не могу. И завтра тоже. У нас очень важная работа, и меня не отпустят... -- Постойте, Макс, -- вмешался Притт, -- Зачем же так? Сегодня я вас не задерживаю, а завтра видно будет. Юноша благодарно кивнул и, прикрыв микрофон ладонью, прошептал: -- Ладно, Кэтти. Не дуйся. Упрошу своего шефа. Жди меня сегодня вечером... По мысли Притта, им надо было смонтировать специальную телекамеру с кибернетическим устройством. Свидание должно происходить в электромобиле Притта. На переднем сиденье, за рулем, расположится Джоан, а рядом с ней должен сидеть ее супруг. Однако, увы, Человека Без Оболочки пока нельзя зрительно представить в обществе таких же существ "в оболочках". Поэтому рядом с Джоан будет "сидеть" говорящая, слышащая и видящая модель профессора Дэвида У. Барнета. Мо- дель довольно грубая -- небольшой металлический ящик с оптической головкой, снабженной двумя объективами, соответствующими паре глаз Барнета. Сигналы, ранее посылаемые мозгом шейным мышцам, теперь будут приняты и выполнены сервомеханизмами головки. Собеседник Джоан сможет не только видеть свою супругу, но и "глазеть по сторонам", если ему захочется.-- Кстати, это будет первой прогулкой Барнета на лоне природы, первый выход "в свет" Человека Без Оболочки... Вопрос "секретности" был снят просто: передачу сигналов решили осуществить по лучу мазера, который установили над куполом лаборатории, подняв на мачту. Довольно сложную антенну нужно было установить на одном из самых высоких деревьев в загородном парке, что расположен в милях пяти отсюда, на возвышенности у северной окраины Теритауна. Таким образом канал связи повиснет высоко над городом. Никто не сможет случайно подслушать их. А главное -- не будет помех, разве кто-нибудь пересечет луч на летательном аппарате. В воскресный день они отправились с Максом в парк, чтобы подобрать подходящее дерево. Здесь был заповедник, и поэтому им пришлось оставить машину на одной из общих стоянок. Прихватив с собой летательные аппараты, они углубились в лес. Их интересовал склон, обращенный к городу. Песчаная дорога петляла среди могучих деревьев. Вскоре они расступились, давая место просторной поляне, кое-где поросшей кустарником. Очевидно, здесь некогда была большая вырубка, а теперь белели сетками теннисные корты. Дорога выпрямилась, и казалось, что дальше она упирается в старую секвойю. Не сговариваясь, они сразу обратили внимание на это дерево и радостно переглянулись: "Если бы с нее хорошо видно было купол!.." И без слов стали быстро закреплять ранцы "Добрых ангелов". Будто большие, диковинные птицы опустились они на толстые ветви гигантского дерева. Отсюда просматривался весь город. Далеко-далеко серебрился под солнцем купол здания их лаборатории. Даже простым глазом было видно, что радиолуч, направленный отсюда на купол, не встретит на своем пути помехи в виде какого-нибудь высокого дома. Но Макс для пущей убедительности все же достал из кармана пристрелочный мазер. В оптический прицел он отчетливо разглядел склепанную из титановых листов крышу купола. Нажатие кнопки -- и яркий зайчик на миг засветил все изображение. Это на экран индика- тора вернулся отраженный титаном радиолуч. Довольные, они опустились на землю и по достоинству оценили свою находку. Дерево, открытое с поляны, позволит машине свободно курсировать по дороге почти целую милю, не теряя из виду макушку секвойи, где будет висеть ретранслятор. Иначе им пришлось бы из электромобиля тянуть кабель на дерево -- а тогда машина не сможет разъезжать и прогулки не получится. Альберт с Полом уже заканчивали конструкцию модели. Они целыми днями пропадали в мастерских, под их наблюдением рабочие вытачивали, выпиливали, выплавляли сотни замысловатых деталей этой сложной схемы. Барнет уже освоился со своим положением и орудовал компьютером не хуже, чем в прежние времена. Почти пятиметровой длины экран был постоянно исписан формулами. Перед тем, как им исчезнуть, Барнет давал сигнал, и запись уходила в блок памяти. Стоило профессору захотеть, как "перед его глазами" вновь возникала нужная запись, в которой он мог бы обнаружить ошибку, вкравшуюся в расчеты, или, скажем, увидеть другой, более удобный вариант решения задачи. И каждый раз Притт не мог налюбоваться на это занятие своего друга. Он тихо садился у биотрона, чтобы не отвлекать от работы математика, и делал вид, будто углубился в свое хозяйство. А сам поглядывал на экран, радуясь тому, как бегут строчки знаков, как вдруг наступает пауза раздумья... Дождавшись, когда Барнет, очевидно, решил сделать перерыв, Притт заговорил: -- Как ты смотришь, Дэви, на то, чтобы отправиться на прогулку в парк? -- Опять ты что-то придумал. Ну, конечно, я рад такой возможности. Однако, боюсь, что она будет весьма и весьма условной... -- Ты не совсем прав. Условной она будет только в том отношении, что ты останешься здесь, в лаборатории. Точнее -- твой мозг останется на месте. Но ведь ты -- Человек Без Оболочки. Значит, ты свободен быть всюду, где захочешь... Притт распалился, ухватившись за свою любимую тему -- о всемогуществе человеческого разума в царстве слепой материи... -- Придет время, и мозг человека будет витать где- нибудь в Космосе, а воля его, его прихоть охватят всю Вселенную. Не сходя с места, человек будет обладать мирами, о которых мы сейчас и понятия не имеем!.. Сегодня человечество переживает свое детство. Люди летают на планеты Солнечной системы так же, как ребенок впервые знакомится с комнатами большого дома родителей... Погибают в результате ошибок пилотов, неисправно- стей механизмов, от стихии... А ведь я мог бы отправить тебя в космический рейс, не боясь за твою жизнь, потому что мозг твой оставался бы здесь, со мной рядом, в то время, как воля твоя неслась бы сквозь миры... Да, мог бы, уже сегодня, если бы в распоряжении Земли имелись запасы энергии в пятьдесят, а, может, и в сто раз больше, чем мы располагаем. А потому и не можем мы пока обеспечить надежной связи с космическими аппаратами. Но знай, Дэви, человек приобретет подлинную свободу, когда он освободится от своей оболочки, от бренного тела. Об этом подсознательно догадывались древние. И не случайно религия избрала своим идеалом бестелесное существо -- некий святой дух. В образе ли человека, животного, но любая религия признает именно дух. Материалисты не признают духа, но волю человеческого разума считают высшим состоянием материи... Все самое страшное, низменное в истории человечества связано с его телесным существованием. Все делается в угоду плоти, чтобы насытить ее, согреть, развлечь, произвести себе подобных и как можно дольше протянуть ее существование за счет поглощения других живых организмов. -- Значит, ты за бестелесное существование,-- сказал с интересом слушавший его Барнет.-- Хорошо тебе, как попу, проповедовать загробную жизнь. Побыл бы ты хоть один день без оболочки!.. -- "Я мыслю, следовательно, я существую" -- ты помнишь слова Декарта? Твое существование не менее полноценное, чем было оно у автора аналитической геометрии и философа. Даже определенно продуктивней... -- Уж не завидуешь ли, старина? Уж не хочешь ли отдать мне свое бренное тело в обмен на свободу духа?.. Горький оттенок в словах друга вернул Притта с фи- лософских высот на землю. -- Прости, Дэви. Я не хотел... Но кто знает, может быть, и мне придется стать бестелесным существом. Согласись все же, что в принципе я прав: человечество идет к этому. -- Не знаю. А как быть со стимулом? Если нет плоти, то и ублажать нечего. Какой же стимул останется у человека, чтобы искать и открывать, словом, двигаться вперед? -- Жажда познания. Ведь она вела мудрецов и философов, которые или не нуждались ни в чем или, наоборот, обрекали себя на нищенское существование. Философы-йоги, чтобы быть более независимыми от плоти, стремились подчинить ее своей воле так, чтобы она не требовала слишком много пищи, одежды. Мозг человека вынужден постоянно заботиться о теле, которое вечно болеет, вечно нуждается в чем-то и этим постоянно отвлекает свой мыслящий центр от важнейшей функции -- осмысливания действительности, познания сущего. Вот ведь ты не потерял вкуса к своей работе, а, наоборот, углубился в сложнейшие исследования... -- Да, я, кажется, заканчиваю исследование корней зета, чего и сам не ожидал! -- живо откликнулся Дэвид. -- А кроме того, ты еще ведь и выполняешь заказы Научного центра. Потому, что тебя никто не отвлекает от работы. Разве только я... -- Притт улыбнулся.-- Тебе не надо отрываться ни на обед, ни на приемы, ни на гимнастику и туалет, ни на тысячу других житейских мелочей. Не сдвигаясь и на дюйм со своего места, ты благодаря телевидению бываешь на футболе, на скачках, на космодроме -- где угодно, живешь полной жизнью. И заметь -- бодрствуешь двадцать часов в сутки. -- И все-таки я предпочитаю быть обыкновенным че- ловеком, хочу пройтись босым по горячему песку и охладиться в океане. Посидеть на вечернем лугу, где так сладко пахнет скошенной травой... -- А тебе не хочется пройтись с палицей на пещерного медведя или загнать в яму мастодонта?.. Вот видишь, уже не хочется. Отвык. Отделенный от тела мозг тоже постепенно отвыкнет от суетных человеческих радостей, обретя взамен радости высшего порядка, ну, скажем, радость открытия новых миров, встречи и установление контактов с высшим разумом в глубинах Вселенной... -- Мне остается только гордиться, что этот величайший эксперимент начался с меня, и немедля приступить к освоению радостей высшего порядка, -- иронически заметил Барнет.-- Первой такой высшей радостью будем считать предстоящую встречу в лесу Теритаунского парка с моей Джоан... Через несколько дней состоялись первые испытания каналов связи. Барнета подключили к его "модели". Все прошло в общем-то хорошо. И тогда Притт вызвал в Теритаун Джоан. Он рассказал ей о "модели" и объяснил, как ей держаться на таком необычном свидании. -- Разумеется, многое покажется вам странным,-- успокаивал он взволнованную женщину.-- Но главное -- держитесь непринужденно, словно перед вами не аппарат, а живой человек. Иначе вы расстроите Дэви. Он, вероятно, будет горько шутить по поводу своего положения. Пожалуйста, не поддавайтесь жалости и другим чувствам. Не забывайте, прошу вас, что перед вами сидит живой, абсолютно живой собеседник, любящий вас человек, а не хитро устроенный кибер. Повторяю: самый настоящий живой человек, тот самый Дэви, которого вы раньше видели, знали, любили... Просто в силу обстоятельств он стал... человеком-невидимкой. Он будет вглядываться в вас, малейшая тень на лице ему будет заметна, по глазам он разгадает ваши внутренние чувства. И если он найдет в них одну жалость и... извините, брезгливость, ему станет очень больно... Готовы ли вы к такому свиданию? -- Да,-- еле слышно произнесла Джоан. Затем они условились, где она будет находиться, когда приедут Макс и Пол в машине с моделью. На поляне она сядет за руль и поведет машину. "Модель" будет рядом с ней на переднем сиденье. Парни выйдут и станут прогуливаться по дороге, готовые по сигналу фар прийти на помощь. Все свидание должно продолжаться один час -- столько при повышенном расходе позволял запас энергии на борту электромобиля. Можно было бы, конечно, получать энергию по лучу из лаборатории, но Притт не хотел усложнять и без того сложную схему. На свидание Джоан надела то кашемировое платье с лотосами, которое Дэвид привез ей из своей последней поездки в Индию на конгресс математиков. Платье это значительно больше нравилось мужу, чем ей. Но женское чутье подсказывало надеть именно платье с лотосами. В условленное время она прогуливалась по поляне, когда появился серо-голубой "Ягуар" Притта, медленно кативший по песчаной дороге. Сердце молодой женщины вдруг забилось тугими рывками, она судорожно глотнула воздух и пальцами левой руки стала потирать шею. Наконец, удалось умерить волнение, и она быстро пошла к машине, остановившейся невдалеке. Увидела, как из нее вышли двое мужчин, прикурили друг у друга. Один отправился вперед, а другой к ней навстречу. Вот разминулись, будто и не знакомы. Она спешит к машине, распахивает дверцу и застывает, увидев перед собой серый металлический ящик, похожий на чемодан, поставленный на попа. Сверху на чемодане -- алюминиевая "кастрюля", перевернутая вверх дном. "Кастрюля" вдруг повернулась, и на Джоан уставились две линзы, отсвечивающие синевой, и тут, как вздох,-- родной голос: -- Дорогая! -- он звучал немного хрипло, как в репро- дукторе, но это был его живой голос... -- Ани! Только он всегда звал ее так -- Ани, и никто больше, -- И ты не боишься меня? Ну, что я такой... необычный... Не могу обнять тебя... -- Я рада, Дэви, милый. Мне хорошо с тобой и так. Ведь ты живой, и я не теряю надежды, что Притт сдержит свое обещание. -- Ты у меня храбрая девочка,-- голос его дрожал от волнения. -- И почему я раньше этого не замечал! -- Я для тебя всегда была переменной величиной. -- От бесконечно малой до бесконечно большой... Притт, переключивший Барнета на модель, теперь только, сидя одиноко у биотрона, заметил, что лаборатория опустела. "Он там,-- пронеслось в голове,-- в лесу, с Джоан. Вот и без оболочки ушел человек на свидание с женой..." В глубине души шевельнулась гордость. Он видел на экране опушку леса с высоты той секвойи. Внизу, тихо двигался по дороге его серо-голубой электромобиль. Вращая ручку трансфокатора, он приблизил изображение так, что увидел в окне машины затылок Джоан, затем ее лицо в профиль, и опять она отвернулась к "мужу"... Разговор у них, видимо, наладился. Он мог бы прослушать все звуки в машине и вокруг нее, для этого достаточно было бы включить репродуктор. Но он этого не сделал и Джоан предуп