.
   - Если она меня любит и я ей дорог, то снизойдет... - Грег заглянул под
кровать, ища туфли.
   - В таком омерзительном виде вы никому не дороги. Фу, какое безобразие.
В общем, я умываю  руки.  Ваш  нелепый  и  жалкий  вид  не  вызывает  даже
сострадания.  Да-да,  сострадания.  Ни  на  йоту.  Знаете,  что   вы   мне
напоминаете?
   - Что?
   - Мокрую, старую, облезлую шляпу после дождя.
   - Я больше не буду,  доктор,  -  опять  заискивающе  повторил  Грег.  -
Заверяю, как перед богом. "Это же была необходимость.
   - Хорошо. - Эдерс встал. - Но в последний раз.  Спускайтесь  вниз,  вам
действительно следует подкрепиться.
   В холле за столом Уваров что-то оживленно рассказывал Мартину,  помогал
мимикой и жестами. Оба покатывались от хохота.
   - О чем речь? - Доктор сдвинул брови, сел и указал Грегу на стул рядом.
   - Миша поведал о своих наблюдениях за оленями в Канаде, - ответил негр.
- Он туда ездил по делам.
   - И что же смешного вытворяют эти животные? - Эдерс налил Грегу кофе  и
повернулся к Уварову.
   - Понимаете, доктор, - начал тот, - я даже не представлял. Оказывается,
олень не в пример лошади очень несообразителен. На водопой его гоняют  все
лето по одной и той же тропинке. В какой-то момент, не  помню,  то  ли  по
причине среза рогов или еще почему, но некоторое время  ему  нельзя  пить.
Тогда пастух ставит поперек тропинки жердь на двух тоненьких подставочках.
Олень доходит до  нее,  смотрит  -  путь  закрыт,  поворачивается  и  идет
обратно. Вы представляете, он не додумывается обойти  жердь  стороной.  До
того глуп.
   - Мне кажется - это не глупость,  а  дисциплинированность,  -  возразил
Эдерс. - Он видит запрет, как знак на пути  автомобилиста,  и  подчиняется
ему безоговорочно. Мне остается сожалеть, что некоторые люди  не  обладают
логикой оленя. Я бы поставил кое-кому перекладину на пути  к  бару,  пусть
поворачивает и направляется куда положено.
   - Но я-то додумаюсь ее обойти, - вставил Грег, - вашу жердь.
   - Судя по ответу, вы намерены продолжать в том же духе, хотя  несколько
минут назад клялись в обратном?
   Грег молчал, помешивая ложечкой кофе.
   - Что же вы молчите, как Валаамов осел! - вскипел доктор. - Извините за
резкость.
   Неожиданно Уваров громко захохотал.
   - Ваш смех, Миша, неуместен и неприличен, - скривился Эдерс, - этим  вы
поддерживаете слабость Фрэнка, как бы пассивно одобряете - это нечестно  и
непорядочно.
   - Простите, милый доктор, но мой смех не имеет к Фрэнку и его слабостям
никакого отношения.  -  Уваров  продолжал  смеяться,  вытирая  выступившие
слезы.
   - Что ж, смех без причин? Тогда вам бы следовало обратиться к...
   - Да нет же, доктор. Он имел отношение к вам, вернее, вашему сравнению.
   - И что в нем смешного? - Эдерс насупился.
   - Дело в том, что у прорицателя Валаама никогда не было  осла.  У  него
имелась ослица. И отличалась она не тем, что молчала, а как раз  наоборот,
вопреки сородичам, вдруг заговорила человеческим языком. Вы же,  наверное,
имели в виду  буриданова  осла,  сравнение  с  этим  животным  приписывают
французскому  философу-схоласту  Жану  Буридану,  как   пример   парадокса
абсолютного детерминизма в учении  о  воле:  осел,  помещенный  на  равном
расстоянии меж двух одинаковых охапок сена, должен умереть от голода,  ибо
не сможет решить, какую из них предпочесть.
   - А откуда это знаете, вы же безбожник?
   - Изучал научный атеизм, интересовался Библией.
   - Меня не трогают сейчас ваши библейские и философские  притчи.  Я  мог
кое-что перепутать - суть  не  в  этом.  Я  пекусь  о  здоровье  Фрэнка  и
удивляюсь, что близкие ему люди  так  легко  относятся  к  столь  пагубной
привычке. Вы не представляете по  некомпетентности,  к  каким  трагическим
последствиям это приведет и не только его, но его жену, их будущих  детей,
не исключено - внуков. Вместо того, чтобы трубить тревогу и  спасать  его,
вы легкомысленно посмеиваетесь и сводите на нет мои воздействия.
   - Полно вам, - умиротворяюще произнес Мартин. - Ему  нужно  было  вчера
выглядеть  пьяным.  Очевидно,  увлекся  и  переборщил,  убеждая  в   своем
состоянии соглядатаев.
   - Да что в конце концов за тайны мадридского двора! - вскричал Эдерс. -
В чем дело? Кто-то слоняется вокруг, что-то вынюхивает, может,  собирается
нас прирезать, как  ягнят,  а  мы  в  неведении!  Эдак  накроют  мешком  и
уволокут, а ты и знать ничего не знаешь! Просветите нас наконец?
   - Сейчас, сейчас. - Грег  нетерпеливо  потряс,  ладонью.  -  О  вас  же
заботились. Не хотели пока тревожить и портить самочувствие.
   - Нет уж, сделайте одолжение. Испортите. Нам весьма не безразлично, что
творится вокруг.
   - Несколько недель назад Мартин заметил за нами слежку.
   - Слежку? Боже мой, только этого не хватало. - Доктор вытаращил глаза и
вытянул губы трубочкой. - Значит, слежку?
   - Самую настоящую.  Один  тип  интересовался  моей  скромной  персоной:
человеком без кисти и глаза. Мы договорились с  Мартином:  как  тот  снова
объявится, он меня сразу  предупредит.  Вчера  этот  субъект  дал  о  себе
знать...


   После завтрака, когда Грег сидел в своей комнате, вбежал  взволнованный
и запыхавшийся Мартин. На коротком носу поблескивали мелкие капельки.
   -  Этот...  Рыжий...  появился.  -  Он  перевел  дыхание.  -  Агента  я
предупредил - быстро договорились. А с этим сейчас беседовал.  Наплел  ему
сорок бочек арестантов, как вы мне поручали.
   - Как он отреагировал?
   Негр пожал плечами.
   - Никак.  Хмыкнул  недовольно.  Будто  я  виноват,  что  вас  тут  нет.
Затрудняюсь сказать, поверил или нет.
   - Где он? - Фрэнк вскочил.
   - На шоссе. Кажется, что-то испортилось в его машине.  Вон  посмотрите,
белый "рено" у обочины. - Он подвел Грега к окну и слегка отодвинул штору.
   У шоссе приткнулся "рено" цвета "белая ночь" с поднятой крышкой капота.
Наполовину закрытый ею, в моторе копошился мужчина.
   - Та-ак. Ступайте к себе, я им займусь.
   - Вам помочь?
   - Не стоит. Идите, Мартин, и не обращайте на него внимания,  будто  вас
ничего не касается. Делайте все как обычно. Не беспокойтесь, со мной будет
полный порядок.
   Негр кивнул и сошел вниз.
   - Та-ак, - повторил Грег и достал из ящика стола пистолет.  Повертел  в
руках и, подумав, положил обратно. Затем вынул зажигалку "ронсон" - прибор
РУ, - спрятал в карман и выскочил из комнаты. Спустившись в  холл,  юркнул
через черный ход на теневую сторону дома. У  угла  опустился  на  землю  и
осторожно выглянул.
   Незнакомец все так же возился  с  автомобилем.  Видно,  на  самом  деле
что-то не ладилось с двигателем.
   Грег навел  на  рыжего  прибор  и  нажал  кнопку  "усыпление".  Мужчина
покачнулся и осел на дорогу, ноги скользнули под кузов.
   Выскочить и перебежать к сарайчику было делом  секунд.  Грег  подождал,
огляделся и подскочил к незнакомцу. Да, действительно, во внешности ничего
примечательного - таких по улицам слоняются  сотни.  Он  обшарил  карманы.
Водительские права на имя Самюэля Брукса выданы  в  том  городе,  где  жил
Грег. Деньги, старый билет на  самолет  и  прочая,  не  имеющая  значения,
мелочь. Номер на автомобиле местный - "рено" взят  напрокат.  Грег  сложил
все обратно  в  карманы  и  вернулся  за  дом.  Наведя  аппарат,  разбудил
пришельца. Тот поднялся, деловито отряхнул брюки и опять сунулся в мотор.
   Прячась за изгородью,  Грег  помчался  задворками  вперед,  к  городку.
Отбежав  на  полмили,  перепрыгнул  через  кювет  и   беспечной   походкой
направился по дороге, время от времени оглядываясь назад, как  это  делают
те, кто ловит попутную машину.
   Движения на шоссе почти  не  было.  Протарахтел  грузовик  с  какими-то
тюками. Ленивые мулы еле волокли  повозки  с  корзинами.  На  трехколесном
мотороллере проскочил рассыльный с пакетами.
   Наконец сзади послышался шум  мотора.  Показался  "рено".  Грег  поднял
руку. Автомобиль, обдав его гарью,  проехал  мимо.  За  стеклом  мелькнула
сосредоточенная физиономия рыжего.  На  то,  что  не  подберут,  Фрэнк  не
рассчитывал.
   "Черт бы его побрал", - выругался Грег и, размахивая  руками,  бросился
вдогонку.
   Автомобиль шел небыстро, видно, в  моторе  что-то  барахлило.  Грег  же
бежал  исключительно  легко.  Сам  удивляясь,  что  совсем  не   чувствует
усталости. "Очевидно, процедуры повлияли и на это", - подумал он.
   "Рено" чихнул и остановился.
   - Стойте! - закричал Грег, хотя видел, что машина стоит. -  Стойте!  Вы
не в городок? - Он сунулся к дверце.
   - Да, - буркнул рыжий.
   - Я тут недалеко был. Знаете белый домик? Там экспедиция.
   - А-а! - обрадовался водитель. - Подвезу, подвезу,  вот  только  мотор,
провались он, перебои дает. Сейчас взгляну, и тронемся. Садитесь, я разом.
- Он открыл крышку капота.
   Грег уселся на переднее сиденье.
   - Все. - Незнакомец сел за руль. - Контакт прерывается. Так вы, значит,
оттуда? - Он дернул головой назад. - Чего же там делали?
   - Журналист я, прилетел к профессору Эдвину от газеты -  это  известный
археолог. А его унесло в Сирию, вот и остался несолоно хлебавши.
   - Мне тоже не повезло. Я коммивояжер,  хотел  им  всучить  кое-что,  да
просчитался. Зашел, а мне какой-то черномазый говорит: обитатели  смылись,
ищи-свищи. И, - он оторвал руки от руля и развел, словно в  недоумении,  -
остался на бобах. Вы долго у них жили?
   - Какое там. Переночевал и решил вернуться.  Не  в  Дамаск  же  лететь.
Обещали подбросить до аэропорта, да их  "лендровер"  сломался.  Подумал  -
подвезет кто-нибудь по доброте душевной. Вас встретил -  повезло.  -  Грег
закрутил головой, озираясь.
   Пустыня сменилась зеленью  садов  и  полей.  Пошли  плантации  абаси  -
египетского  хлопчатника.   Зашелестели   темноватыми   резными   листьями
пальмовые рощи. Замелькали коричневые и желтоватые глинобитные  постройки.
Потянулись  лавчонки  и  мастерские  ремесленников.  Въехали  в   городок.
Вереница узеньких улочек привела на широкую оживленную магистраль.
   - Заскочим, опрокинем по рюмашке? - Брукс  дернул  подбородком.  Справа
наплывала небольшая гостиница. Слева от входа  висел  яркий  щит:  араб  в
феске держал в одной руке шампур с насаженным на него цыпленком, в  другой
кувшин.
   - Времени  мало,  -  не  особенно  настойчиво  ответил  Грег.  -  Билет
оформить, вещички собрать, мелочи разные утрясти, то да се.
   -  Ладно.  Подумаешь,  дела.  Подождут.  -  Он  вильнул  к  тротуару  и
притормозил.  -  Пятнадцать  минут  погоды  не  сделают.  Денег   нет?   -
самоуверенно надул щеки. - Я угощаю.
   - Ну разве ненадолго, - будто нехотя согласился Фрэнк и открыл  дверцу.
- Мне тут подождать?
   - Валяй на второй этаж. Там прохладнее. Я мигом, лишь авто припаркую.
   Грег направился к гостинице  и  шагнул  в  распахнутую  дверь.  Пахнуло
кябабом - жаренным  на  решетке  мясом,  распаренным  рисом  и  подгорелым
оливковым маслом. Он миновал клевавшего носом старика египтянина  в  белом
бурнусе, вероятно,  портье,  и  по  стонущей,  покачивающейся  под  ногами
лестнице  поднялся  наверх.  В  полукруглой  нише,  отделенной  от  лоджии
парусиновой бело-зеленой полосатой портьерой, стояло несколько пластиковых
столиков и тонконогих, словно игрушечных, стульев. Меж ними  из  треснутых
бочонков топорщились колючими и жесткими листьями мохнатоствольные пальмы.
По стенам вились ползучие растения с  красными  пряно  пахнущими  цветами.
Легкий ветерок парусом надувал маркизу, приятно холодил разгоряченное тело
и лицо. Еле слышно шелестели листья,  хлопала  по  металлическому  каркасу
портьера, и  откуда-то  снизу  едва  доносилась  восточная  музыка.  Из-за
папирусной занавески, сбоку, выскочил молодой араб в белой куртке и чалме.
Выпучил черные глаза, вопросительно уставился на Грега.
   - Две пепси. - Грег опустился на заходивший под ним ходуном стульчик.
   - Чего там  пепси!  -  Над  перилами  лестницы  возникла  рыжая  голова
Самюэля. - Тащи коньяк! И кока-колы со льдом. Да живее, пучеглазая бестия!
- Он, отдуваясь, уселся возле Грега и хитровато взглянул на него.
   - Пить так пить,  сказал  котенок,  когда  несли  его  топить.  Бутылку
осилим?
   - Не многовато? Я почти непьющий.
   - Знаю я вас, писак. Болтаете, хватит, а потом  не  оттащить,  пока  на
дармовщинку все не вылакаете. Ты же журналист, правда?
   Грег даже не заметил, когда они перешли на "ты".
   - А ты как думал?
   - Ну вот видишь. - Самюэль потянулся к  его  голове,  словно  собираясь
погладить по волосам. В ладони блеснул продолговатый предмет.
   "Аппарат К", - мелькнуло в сознании Грега, но отдернуться он не  успел.
Тотчас его встряхнуло, и, теряя сознание, он повалился грудью на стол.
   - Знаю я вас,  -  повторил  Самюэль,  спрятал  прибор  и  повернулся  к
неуспевшему уйти слуге.
   - Чего вылупился? Тащи в номер, крючконосый. Да шевелись проворнее...
   Сознание возвращалось медленно, будто выплывало  из  тягучей  и  липкой
трясины. Во рту медно-полынный привкус. В голове тяжесть.  Грег  приподнял
веки.
   Он полулежал поперек кровати,  упираясь  затылком  и  спиной  в  стену,
вытянув, как палки, негнущиеся ноги.
   - Очухался? - осведомился участливо Самюэль. Рыжий разместился напротив
на журнальном столике. Рядом в плетенном из прутьев кресле  -  плосколицый
тип с оттопыренными ушами.
   Грег опустил глаза, на запястьях поблескивали никелем  наручники.  "Как
же я дал себя провести, - подумал досадливо, - а  если,  пока  я  был  без
сознания, они впрыснули радиоактивный висмут, чтобы, как  тогда  выразился
Майк, "окольцевать" на всю жизнь?"  В  животе  появились  нервные  спазмы,
затошнило.
   - Вы что, полицейские? - спросил, еле ворочая языком.
   - Хуже. - Самюэль  подмигнул  плосколицему.  -  Как  пить  дать,  хуже.
Давай-ка побеседуем, приятель, - он вынул из пачки сигарету.
   Фрэнк увидел: на столе лежало содержимое его кармана,  в  том  числе  и
зажигалка "ронсон" - прибор РУ. Он похолодел и замер.
   Самюэль взял зажигалку.
   - Она не работает, - встрепенулся Грег.
   Ушастый зажег спичку, дал прикурить "коммивояжеру".
   - Ты думаешь, развесил мне лапшу на  уши,  когда  мозги  пудрил  своими
баснями? Не на такого напал, - он выпустил струю  дыма  в  лицо  Фрэнка  и
сплюнул на ковер. - Выкладывай-ка, как на  духу.  Чем  вы  занимаетесь  со
своим профессором? А? Куда подевался одноглазый стервец?
   - Да я уже говорил, - начал Грег, не отрывая взгляда от "ронсона".
   - Тю-тю-тю, - остановил его гангстер и  вытянул  руку  с  растопыренной
пятерней. - Ты мне не пой  песенки,  малиновка  лесная.  Заскулить  бы  не
пришлось. Видали и не таких птенчиков. Будешь врать, ой как пожалеешь.  Мы
шуточки не уважаем, нет.
   - Я все рассказал, клянусь. Какой смысл врать-то, я себе не враг. Вы же
люди деловые.
   - Вот это верно. - Рыжий вытянул указательный палец. - Не вреди себе. А
вдруг что запамятовал по небрежности? А?
   - Да мне и помнить нечего, господи. - Грег дернул плечом. - Не понимаю,
чего вам надо?
   - Не понимаешь? Сейчас дойдет. - Самюэль кивнул лопоухому. - Напомни-ка
ему, Бык!
   Сообщник поднялся и без размаха, коротким крюком справа залепил Грегу в
челюсть. Голова дернулась. От  удара  затылком  загудела  стена,  лязгнули
зубы, боль свела мышцы лица.
   - Ну как? - заботливо,  с  ухмылочкой,  спросил  Самюэль.  -  Начинаешь
вспоминать или поторопить? Просветлело в башке? Где одноглазый?
   - У профессора есть такой сотрудник. Вернее, был.  Сейчас  в  Сирии,  -
Грег сплюнул кровь, - но я с ним не знаком, да и  видел  один  раз.  Когда
приехал, он уже улетал. Зовут, кажется, Грин.
   - Видишь, сколько навспоминал, - заухмылялся гангстер. - Только, может,
не Грин, а Грег?
   - Может, и Грег, черт его разберет. Говорю же, не знаком с ним и  видел
всего однажды. - Он  поднял  руки  и  потер  ноющую  челюсть.  -  Никакого
отношения к нему не имею. У них свои дела - у меня свои. Неужели не  ясно,
вы же толковые ребята.
   - Правильно, - удовлетворенно кивнул рыжий,  -  приблизительно  так  же
ответила какая-то черномазая обезьяна, видно, холуй ихний. А  в  чем  этот
Грег помогает профессору?
   - Какую-то статую они откопали или гроб, очень  ценные  для  науки.  Но
когда я прилетел, они все сворачивали и  договаривались  с  правительством
Сирии, как эти вещи вывезти - необходимо специальное разрешение.
   - А разве статуя не здесь?
   - Нет, в том-то и дело, тут они ничего не нашли.
   - И дорого она стоит?
   - Понятия не имею. Но, наверное, дорого, если хлопочут, иначе  чего  же
стараться, сами посудите.
   - Та-ак, - протянул гангстер. - А ведь сдается мне, Бык, на этот раз он
не брешет? Все вроде сходится. Как мыслишь? Какой действительно смысл  ему
куражиться?
   - Дать ему для острастки по шее, и пусть проваливает, чего лишние следы
оставлять, - бросил лопоухий и приподнялся, будто собираясь ударить снова.
- Если кому хоть слово скажешь, из-под земли достанем. У нас руки длинные.
   - Да что вы...
   - Черт с ним, отомкни браслеты. - Самюэль встал и направился к окну.  -
Ты, парень, - он резко повернулся к Грегу и поднял указательный  палец,  -
учти. Бык дал совет дельный - рта не разевай, языком не трепи...
   Грег поднялся, вытер платком лицо, помассировал  запястья  и  сгреб  со
стола то, что бандиты вынули из его карманов.
   - Выпить-то хоть дадите? - проворчал нарочито обиженно. - Избили ни  за
что, ни про что - не обеднеете от стаканчика, в голове гудит.
   - Видали наглеца! - заржал Самюэль и вытаращил желтоватые глаза. -  Его
облагодетельствовали, отпустили подобру-поздорову и с нас же  причитается.
Ну дает, парень. Да ты нам бутылку выставить обязан и в ножки поклониться,
что целехонек остался. Ну шутник. Ну хохмач.
   - Да я и не против, но деньги-то отняли?
   - Деньги-и? - оскалился рыжий. - Слыхал, Бык, он  свои  гроши  называет
деньгами? Возврати его  мелочь,  и  пусть  смотается  в  бар  да  притащит
бутылку. Беги. Хотя нет, сюда не суйся - жди  там,  мы  сейчас  спустимся.
Ясно?
   - Ясно, - кивнул Грег  и,  заправляя  рубашку  в  брюки,  направился  к
дверям. - Внизу подожду, только  вы  побыстрее,  мне  ехать  надо,  и  так
задержался...


   - Вот такая  ситуация,  -  закончил  Грег.  -  Мы  на  крючке,  следует
побыстрее и без лишнего шума отсюда исчезнуть.
   - И вы пили с этим гнусным отребьем? - Эдерс брезгливо оттопырил  губы.
- Господи, до чего вы опустились, Фрэнк.
   - А что ему оставалось делать? - вступился Мартин. - Бежать в  полицию?
Легко еще отделался, могли и убить. Пустыня большая, и трупа бы не нашли.
   Грег кивнул и добавил:
   - Роль нужно было доиграть до конца. Мне кажется, я их убедил: к  делам
"одноглазого" отношения не имею.
   - Вы упоминали о каком-то аппарате К и радиоактивном висмуте - что это?
- спросил Уваров.
   - Аппарат К - изобретение полиции. Небольшой агрегат размеров  с  пачку
сигарет, если тонким стержнем дотронуться до головы, жертва получает  удар
током и теряет сознание.  Гангстеры  взяли  его  себе  на  вооружение,  им
пользуются так называемые "обдиралы", те, кто раздевает людей.
   - А висмут?
   -  Тоже  полицейское  открытие.  Рецидивистам   впрыскивают   в   кровь
радиоактивный висмут, и  человек  навеки  "окольцован",  то  есть  счетчик
любого блюстителя порядка мгновенно покажет - рядом преступник. Но бандиты
учли это, и "обдиралы", ограбив обывателя, впрыскивают ему то же  самое  -
вот и разберись, где рецидивист, а где потерпевший.
   - Вам они не сделали инъекцию? - встревожился доктор.
   - По-моему, нет. Следа от укола я  не  обнаружил,  -  ответил  Грег  и,
взглянув  на  Эдерса,  прибавил:  -  Надеюсь,  теперь  вы  понимаете,  что
происходит?
   - Признаться, смутно. - Доктор поджал губы. - Чувствую - дело серьезное
и отвратительное. Темное дело.
   - Да, - кивнул Грег, - рассуждаем так - Майк и Робинсон компаньоны.  Но
Дик обо мне понятия не имеет. Следовательно - это  проделки  Майка  -  ему
известно, что я одноглаз и без кисти. Но он не знает моего перевоплощения,
ничего подобного даже допустить не может. Самюэль  этот  весьма  зауряден,
второй вообще скотина-скуловорот. В баре Брукс мне многое разболтал. Майка
заинтересовало, на какое мероприятие потребовались столь  большие  деньги,
он догадывается - это как-то связано с Смайлсом и его какими-то  работами,
но точно ничего не известно. Судя по загару,  Бык  местный  представитель,
оказывает, так сказать, содействие своему далекому союзнику, а может, даже
и начальству.
   - Что вы с ними сделали потом?
   - Ничего. Выпили. Расплатились, разумеется,  из  моего  кармана,  и,  я
думаю,  они  отправились  спать  или  еще  куда.  Эти  типы  меня  уже  не
интересовали, впрочем, как и я их. Парень, без сомнения, завтра уедет  или
в Сирию, если получит на это санкцию, или скорее  всего  домой.  Нам  тоже
следует поторапливаться...



        13. ЛЮДИ КАК БОГИ

   На стену в холле между окон Эдерс пытался прикрепить  кнопками  большой
глянцевитый лист бумаги.  Кнопки  не  входили  в  штукатурку,  ломались  и
отскакивали. Доктор пыхтел, чертыхался  и  начинал  сначала.  Наконец  ему
удалось повесить рисунок - на нем был изображен  человек,  скорее  скелет,
перевитый мышцами.  Красно-коричневые,  они  покрывали  тугими  перевитыми
жгутами фигуру с головы до кончиков пальцев. Вероятно, Эдерс  вырвал  этот
красочный лист из анатомического альбома.
   Доктор сосредоточенно наморщил лоб, стал рядом. В руке синий  карандаш.
Напротив, чинно, как школьники за партой, расселись обитатели дома.
   - В чем состоит идея Смайлсов? - начал  Эдерс.  Карандаш  шмыгнул,  как
челнок, из кулака в кулак.
   После его слов слушатели с любопытством завертели головами, ожидая, кто
же на этот раз повторит, как случалось прежде, вопрос. Никто не  повторил.
Все засмеялись. Доктор строгим взглядом призвал  к  тишине.  Откашлялся  и
стал объяснять.
   -  Она  своего  рода  продолжение  и  развитие   их   исследований   по
регенерации. Правда, здесь ничего  не  восстанавливается  заново,  а  лишь
обновляется, претерпевает  качественные  и  количественные  изменения  под
воздействием Т-поля и инъекции тканевой вытяжки.  Какой?  Любой:  костной,
соединительной,  жировой,  мышечной  и  тому  подобное.  Практически   они
разработали методику пока для мышечной, о ней и  поведем  разговор.  Ткань
при этом может или увеличиваться в объеме, или уменьшаться. Улучшать  свои
качества или ухудшать.
   - От чего зависит направление изменений? - Грег вытянул шею и приоткрыл
рот, ожидая ответа.
   - От частоты облучения Т-полем. А вот в какой ткани они наступят, какой
коснутся  -  от  инъекции  вытяжки,  от  приготовленного  нами  препарата.
Понятно? Таким образом, если мы хотим воздействовать  на  мышечную,  то  и
препарат  должен  быть  из  нее,   а   если   на   жировую,   то   вытяжка
соответственная. Образно говоря, облучением вы даете команду на рост,  или
сокращение, а инъекцией на то, какой ткани это касается. Ясно?
   Все одновременно, как по команде, кивнули.
   - Я расскажу лишь о мышечной ткани. -  Доктор  постучал  карандашом  по
бицепсу на плакате, облизнулся и продолжил: - Что придает  человеку  силу?
Делает его мощным? Нет слов - объем мышц. Однако не последнюю роль  играет
их качество: эластичность,  строение,  прочность,  насыщенность  сосудами,
способность усваивать питательные вещества и некоторые другие. Все  должно
быть в комплексе. В естественных условиях люди достигают такого положения,
занимаясь физическим трудом, гимнастикой,  спортом,  рационально  питаясь,
соблюдая режим дня, искореняя вредные привычки, такие, как курение,  -  он
показал  карандашом  на  Грега,  -  употребление  спиртного.   Да-да,   не
кривитесь, Фрэнк.
   - Я воздерживаюсь.
   - И правильно поступаете. Но часто  в  сутолоке  будней  на  благое  не
хватает времени, а порой, чего греха таить, терпения, воли и желания. Да и
где подчас думать о специальном питании или еще о  чем-либо,  когда  мысли
многих направлены на то, как бы раздобыть кусок хлеба насущного и  работу.
Способствует она физическому развитию или изматывает - не выбирают,  есть,
и слава богу. Кроме того, даже при всех благоприятных условиях, для  того,
чтобы стать сильным, требуются годы и годы. Мне кажется, у Смайлсов  время
-  не  последний  фактор,  часто  в  изысканиях  они  пытаются   сократить
естественные сроки.
   Они и открыли метод, как человеку стать сильным буквально в недели и не
набором  иногда  трудноосуществимых  мероприятий,  а  лишь  облучением   и
инъекцией препарата.
   - За несколько недель люди могут обрести силу атлета? - усомнился Грег.
   - Да. И не просто сделаться сильнее,  чем  были,  а  в  три-четыре,  не
исключено, в пять раз. Это зависит от, так сказать, исходного материала  -
природной мускулатуры подопытного. Как ведется процесс? Мы  берем  вытяжку
ткани и готовим препарат. Затем делаем  облучение  частотой,  допустим  на
увеличение.
   - Извините, доктор, - перебил Уваров, -  а  когда  может  потребоваться
уменьшение?
   - Ну, во-первых, есть заболевания типа акромегалии  или  элефантизма  -
слоновой болезни, -  в  этих  случаях  происходит  непомерное  разрастание
отдельных органов, и надо остановить  рост,  а  впоследствии  и  рассосать
ткань. Да и разговор идет не об одних мышцах, но и других  тканях.  Тысячи
людей, особенно женщины,  с  превеликим  удовольствием  избавились  бы  от
излишней полноты. Причем без всякого голодания и  изнурительных  процедур.
Наконец, не забывайте: любая опухоль, злокачественная или просто липома  -
жировик, тоже ткань, и  растить  ее  нет  смысла.  Как  раз  наоборот.  Но
продолжим о мышцах. После облучения вводим препарат,  далее  процесс  идет
своим чередом.
   -  А  куда  вводим?  Во  все  мышцы  или  в  какую-то  определенную?  -
поинтересовался Грег.
   - В любую, но они рекомендуют в те, что побольше. Реактив  сам  находит
дорогу, не минет ни одной, будь то мышца сердца или  уха.  Мышцы  начинают
менять структуру и качество. Более того, если  препарат  наталкивается  на
дефект,  скажем,  рубец  на  сердце  после  перенесенного   инфаркта,   он
восстановит мышцу, приведет ее в первозданное состояние  и  придаст  новые
положительные качества.
   - Так это? - привстал русский.
   - Совершенно верно, - продолжил доктор. - Инфаркт миокарда  -  зловещий
недуг века - не только  перестанет  быть  причиной  смерти,  но  и  вообще
серьезной болезнью. Как заявляют Смайлсы,  человек,  прошедший  облучение,
становится невосприимчивым к мышечным  изменениям.  Разумеется,  он  может
получить ту или иную травму, но и тогда происходит не  рубцевание,  как  в
настоящее  время,   а   заживление   и   рассасывание,   то   есть   мышца
восстанавливается в нормальном виде.
   - И на какой срок?
   - На это, к сожалению, ответа я не обнаружил. Думаю, еще многое откроют
те, кто будет разрабатывать их исследования и постулаты.  Требуется  масса
опытов, экспериментальных подтверждений.
   - А зависит ли операция от возраста пациента? - спросил Мартин.
   - Несомненно. - Доктор почесал карандашом макушку. -  Ее  целесообразно
проводить, как считают авторы, в 21-23 года, ведь именно до этого  предела
организм растет, он еще  не  окреп.  Это,  конечно,  не  значит,  что  при
опасности для ребенка нельзя применять лечение - можно и нужно. Просто  не
следует без особой необходимости вмешиваться в естественное развитие.
   - Как вы считаете, доктор, насколько  увеличится  сила  пациента  после
операции? - Грег озабоченно посмотрел на Эдерса.
   - Вопрос непростой. В нашем обывательском понятии сила  -  это  сколько
человек поднимает груза. На самом же деле все гораздо  сложнее.  В  каждом
внутреннем органе есть мышцы, и как это отразится на силе вообще,  сказать
затруднительно. Несомненно  одно,  человек  станет  мощнее,  здоровее.  Вы
представляете, на пороге чего мы  стоим?  -  Он  окинул  всех  восхищенным
взглядом. - Ничего вы не представляете, - с сомнением покачал головой.
   - Отчего  же?  -  встрепенулся  Уваров.  -  Можно  открыть  клиники  по
производству сильных и красивых людей - мировых и  олимпийских  чемпионов.
По восстановлению  утраченных  органов,  обезжириванию  пузатых.  Наконец,
лечению рака, сердечно-сосудистых болезней и прочая, и прочая. Люди станут
прекрасны как боги, как Венеры и Аполлоны...
   - И безмозглы, - в тон добавил Грег.
   - Почему же? - возразил Эдерс. - Работы  Смайлсов  в  генной  инженерии
сулят и на этот счет  много  заманчивого.  Так  что  перспективы  создания
гармонически развитого во всех отношениях человека весьма радужны.
   - Для кого? - прищурился Грег.
   - Для людей, разумеется. - Доктор вскинул  брови,  удивляясь  наивности
вопроса.
   - Для каких? Есть такие, что только и грезят, как бы  сделать  человека
сильным  и  здоровым,  подобно  быку,  и  таким   же   глупым,   тупым   и
неприхотливым. Которому для  полного  счастья  достаточно  клочка  сена  и
теплого хлева.
   - Но это же сумасшедшие! Маньяки! - воскликнул с жаром Эдерс, но  вдруг
осекся.
   - Вот почему Смайлс и  намеревался  уничтожить  открытия,  -  продолжал
Грег. Щеки его пылали, глубже обозначились носогубные складки. - И  я  его
прекрасно понимаю. Наше общество еще не доросло нравственно  до  этого.  И
пока в нем властвуют те, кому выгодно, чтобы люди трудились,  как  лошади,
как автоматы, о которых говорил Уваров,  такому  обществу  опасно  вручать
подобные открытия. Дельцы и монополисты заинтересованы  в  создании  стада
бездумных исполнителей, им легко управлять, оно не объединится для борьбы,
не выйдет на демонстрацию, не потребует отмены милитаризации и  запрещения
атомного оружия, справедливого  распределения  доходов  и  смены  кабинета
министров.  Вот  чего  опасался  Смайлс,  решая  оставить  в  тайне   свои
изобретения.
   - Но ведь теперь тайны нет? - возразил Эдерс. - Мы же  в  силах  помочь
человечеству.
   - Опять возвращаемся к старому, начинаем жевать собственный  хвост.  Мы
уже говорили: нас раздавят и растопчут промышленники и гангстеры.  -  Грег
махнул рукой. - Ладно, шут с ними. Над кем станем экспериментировать, ваше
веское слово, доктор?
   - Над вами. Вы подходите по всем статьям. Причины я объяснял. Вы-то  не
против, Фрэнк?
   - А что остается? - Он выпятил губы,  как  ребенок.  -  Буду  до  конца
царапать чело венцом мученика.
   - Тогда, друзья, - Эдерс встал, - прошу наверх, там все смонтировано  и
готово к действию...
   Грег разделся и улегся на кушетку под рефлектор.
   - Включайте облучение, Миша. - Эдерс повернулся к Уварову.  -  Засеките
время. Полчаса спустя - вырубите. Ведите историю болезни, как и раньше.  Я
приготовлю препарат. - Он стал возиться с никелированным боксом, в котором
кипятились шприц и иголки.
   Загудела   установка.   Под    рефлектором    засветился    неосязаемый
светло-фиолетовый  ореол.  Постепенно  он  приобрел   странный   лиловатый
оттенок.
   - Что чувствуете?
   - Ничего, - усмехнулся Грег. - Как и в прошлый раз.
   - Время вышло! - Физик щелкнул тумблером.
   Наступила тишина, свечение снова каким-то совершенно непонятным образом
втянулось в рефлектор и исчезло.
   - Сделаем две инъекции. Одну в ягодицу - переворачивайтесь. Другую -  в
двуглавую мышцу. - Доктор ввел иглу. - Не дергайтесь - это не больно.
   -  Ничего  себе,  будто  раскаленным  штыком.  Вот  в   вашей   клинике
медсестра-брюнетка, с ней вы резались в картишки...
   - Замолчите! - прикрикнул Эдерс. - Как теперь?
   - У-у-у, - прогудел Грег.
   - Что у-у?
   - По всему телу словно разбегаются букашки с раскаленными лапками, даже
по ушам ползают. О-о!
   - Это вам кажется. Слабости не ощущаете? Нет? Вставайте.
   - О-ох. - Грег поднялся и набросил халат.
   - Через каждый час будете  под  моим  руководством  пять  минут  делать
гимнастические упражнения.
   -  Весь  день?  -  ужаснулся  Грег.  -  Надеюсь,  питаться-то  мне   не
возбраняется?
   - Чувствуете аппетит? - встрепенулся врач. - Ешьте сколько влезет,  чем
больше, тем лучше, и что угодно,  желательно  сладкое,  острого  поменьше.
Мартин, возьмите это на себя, пожалуйста.
   - Буду откармливать, доктор, как рождественскую индюшку...


   На следующий день, спустя полчаса после второй  инъекции,  Грегу  стало
плохо.  Он  лежал,  тяжело  дыша,  укрытый  по  горло  простыней.   Хрипло
постанывал сквозь сжатые зубы. Лицо пылало, губы пересохли и потрескались.
Несмотря на включенный для обогрева кондиционер и  жару,  его  бил  озноб.
Температура подскочила до сорока  по  Цельсию.  Резко  поднялось  кровяное
давление.
   Эдерс, ссутулясь на краю кушетки, не  выпускал  из  рук  запястье.  Его
обычно круглые щеки ввалились, усы обвисли,  черная  грива  взлохматилась,
волосы прилипли ко лбу.
   Уваров и Мартин с осунувшимися лицами стояли рядом, нервно  переминаясь
с ноги на ногу.
   - Что делать, доктор? - спросил Мартин.
   - Мне все-таки думается, так и должно  быть,  -  словно  убеждая  себя,
произнес Эдерс. - В организме совершается невиданный доныне процесс, он не
может проходить гладко. Если хотите, организм как  бы  растерялся  и  ищет
выход из столь необычной и, главное, непривычной для него ситуации.  Будем
помогать ему симптоматически.
   - Как это?
   - Вводить  жаропонижающее  средство,  антибиотики,  попытаемся  снизить
кровяное давление, то есть давать лекарства в  зависимости  от  симптомов,
поставим на голову холодный компресс...
   Вечером Грег впал в беспамятство.  Термометр  показывал  сорок  один  с
лишним. Он задыхался. Начался бред.  Кровяное  давление  подскочило  сверх
всякой нормы. Пульс не прощупывался. Казалось, Грег умирает.
   Мартин сидел у окна в кресле, не спуская потемневших и запавших глаз  с
разметавшегося на кушетке Грега. Губы негра шевелились,  точно  он  шептал
молитву. Уваров сцепил пальцы и, прижав их к груди, нервно  ходил  взад  и
вперед по комнате.
   Доктор  откинул  простыню.  Тело  Грега  распухло,  натянувшаяся   кожа
стеклянно блестела.
   - Боже мой! - вдруг закричал доктор и всплеснул ладонями.
   Русский и негр вздрогнули и уставились на Эдерса.
   - Господи! Как же я не сообразил! Идиот! Мартин!  Быстро!  У  нас  есть
оливковое масло?
   - Есть, - встрепенулся негр и вскочил.
   - Живо! Сюда, все, какое имеется. Скорее, черт побери!
   Мартин бросился вниз.  Было  слышно,  как  он  с  грохотом  скатился  с
лестницы.
   - Что случилось, доктор? - Уваров кинулся к Эдерсу.
   - Как я не сообразил. - Врач схватился за голову. - Ведь именно  это  и
происходит. Вот одна из причин. Боже ты мой.
   - Да в чем дело, доктор? - Русский схватил  его  за  плечи  и  принялся
трясти. - В чем дело?
   - У него растут мышцы! Понимаете, рас-ту-ут!
   - Понимаем. - Физик выпустил плечи Эдерса. - Ну и что?
   - А куда им расти? Кожный покров не успевает растягиваться. Мартин! Где
вы там?
   - Бегу! Бегу!
   В комнату влетел негр с бутылкой в руках. Он тяжело дышал.
   - Вот... Все... Что есть.
   - Лейте  ему  на  грудь  и  начинайте  растирать.  Мишель!  Кислородную
подушку. Да шевелитесь, дорога каждая минута. Это  надо  было  предвидеть.
Подготовить до первой инъекции.
   Час спустя Грегу немного полегчало, но в сознание он не приходил.
   - Несите его в ванну. Теплую воду  разбавьте  бадусаном.  Смоем  масло,
дадим возможность коже немного вздохнуть. Затем  применим  легкий  массаж.
Мартин, у нас найдется крем?
   - Кре-ем? Не-ет. - Он отрицательно покачал головой. - Разве  в  комнате
Юты? Хотя что я - она не пользуется косметикой. Бедная девочка, что с  ней
будет, если Фрэнк умрет.
   Ночь обитатели коттеджа провели без сна.
   Утром Грег пришел в себя и слабым голосом попросил  пить.  Его  напоили
соком, и он уснул.
   - Кризис миновал. Конечно, это не главная причина - растяжение, но  все
же. - Эдерс смахнул ладонью пот с лица.
   - А почему вы не применили обратный ход? - спросил физик.
   - Какой обратный ход? - Врач  непонимающе  посмотрел  на  Уварова,  но,
что-то сообразив, стукнул себя кулаком  по  лбу.  -  Ведь  можно  бы  было
сделать облучение, способствующее уменьшению мышц, и все стало бы на  свои
прежние места. Что же вы молчали раньше? - набросился он на русского. - То
фонтанируете вопросами, а то как в рот воды набрали!
   - Не хотел вам мешать, - начал оправдываться Уваров.
   Скрипнула дверь. Показалось лицо Мартина.
   - Идите поешьте, пока не простыло, все на столе. Я подежурю. - Он вошел
и присел на кушетку в ногах.
   - Чуть чего, сразу позовите. - Доктор взглянул на Уварова.  -  Пойдемте
перекусим, вы же не спали ночь Пойдемте.
   Они спустились вниз.
   - Никогда себе не прощу, - ворчал, жуя, доктор. -  Если  бы  с  Фрэнком
что-нибудь случилось, я бы не знаю, что натворил. Вы тоже хитренькие, - он
выпятил губы и заговорил,  подражая  голосам  друзей:  -  Доктор,  вы  все
можете. Доктор, вы все умеете. Идете на риск во имя  человечества.  Как  я
дал себя уговорить? Это от моего безволия.
   - Доктор! Милый наш  главный  врач!  -  начал  проникновенно  Уваров  и
протянул ему чашечку кофе. -  Не  казнитесь  и  пощадите  ваших  никчемных
рабов. Я любовался вами, когда вы гоняли нас с Мартином. Куда девался  ваш
флегматизм? Вы, как полководец, маневрировали армиями.  Не  хватало  разве
коня и развернутого знамени.
   - Да будет вам. - Эдерс махнул рукой и чуть не выронил чашку. -  Хватит
петь дифирамбы, я оплошал. Скажу  откровенно,  просто  растерялся,  видно,
поэтому мы, врачи, избегаем лечить своих близких - приглашаем коллег.
   - Доктор! - донеслось сверху. - Он проснулся и просит есть!
   Эдерс и Уваров побросали бутерброды на стол и помчались наверх.
   - Есть просит? Проголодался? - Доктор взглянул на лежащего с  открытыми
глазами Грега и взял его вялую руку.
   - О-о. Уже лучше. Как самочувствие?
   - Слабость страшная, - прошептал Фрэнк. - И  словно  на  меня  напялили
гидрокостюм не по размеру или в гипс взяли, жмет.
   - Что я говорил! - Врач  поднял  палец.  -  Помассажируем  еще,  а  вы,
Мартин, приготовьте куриный бульон и какао. Но кормите  понемножку,  пусть
потерпит, с голоду не умрет...


   Неделю спустя доктор разрешил Грегу вставать.
   Утром друзья собрались в комнате Фрэнка. Он стоял в купальных трусах на
ковре в центре. Эдерс, суетясь, бегал вокруг, мял его мышцы, щупал  живот,
заставлял приседать и поднимать руки, выслушивал сердце и легкие.
   - Прямо Геракл, - удивился  Уваров.  -  Мне  кажется,  вы  стали  выше,
подросли, что ли. - Он положил Грегу ладонь на  макушку,  провел  к  себе.
Ребро ее уперлось ему в переносицу. - Нет. Показалось. А я  уж  подумал  -
обогнали меня.
   - Заметьте, - Эдерс отстранился, - он не сделался  неуклюжим  или,  как
иногда говорят, мускулы его не развиты до безобразия. Нет. Все гармонично,
изящно и пропорционально. Как вам это нравится - ни одной морщинки. А?
   - Ах вот в чем дело! - воскликнул Уваров. - Я никак не мог понять,  что
еще изменилось? Он же помолодел. Ни морщин, ни седых волос. У него же была
спереди прядка. Помните, Мартин?
   Негр кивнул.
   - Вы помолодели лет на пятнадцать. Выглядите значительно моложе меня, а
ведь на самом деле старше.
   - Ничего, Миша, не расстраивайтесь, мы и вас переделаем и  омолодим.  -
Доктор потрепал его по щеке. - Будете как юноша.
   - Мне это уже ни к чему, да и не для кого. Я человек конченный.
   - Не говорите так, - Грег обнял русского. - Если бы вы знали, как стали
мне дороги. Теперь я понял,  что,  кроме  Кребсов  и  Мартина,  нужен  еще
кому-то. Спасибо, друзья.
   - А мисс Юта? - Мартин улыбнулся.
   - Ну, - Грег засмущался, - и ей, конечно.
   - Вы, Фрэнк, счастливчик. И не спорьте со мной, - доктор с  восхищением
осматривал  Грега.  -  Сначала  Юта  вам  симпатизировала,  хотя  вы  были
инвалидом. Когда обрели нормальный облик, она в вас влюбилась. Да-да. - Он
сделал жест, заметив, что Грег намеревается перебить. - А теперь я даже не
представляю, что с ней будет...
   - Все они... - начал Уваров и запнулся. - Я хочу сказать,  кто  их  там
разберет. Вот я, например, в детстве мечтал стать моряком, как отец. Читал
запоем о морях, океанах,  дальних  странствиях.  Помню,  подвернулась  мне
книжонка, в которой описывался любовный роман адмирала Горацио Нельсона  и
леди Эммы Гамильтон. Впервые они встретились, когда Нельсон был капитаном,
молодым и  здоровым.  Представьте,  Эмма  не  обратила  на  него  никакого
внимания. При штурме крепости Кальви на Корсике он теряет глаз. Через  три
года, при атаке Санта-Круса на Тенерифе в Атлантике - остается  без  руки.
Ее ему отхватили по плечо. Полная аналогия  с  Грегом.  Но  вот  тогда-то,
попробуй пойми женщин, леди Гамильтон влюбляется  в  адмирала  без  ума  и
остается верной ему до конца дней.
   - Так что же мне, для усиления любви Юты снова выбить глаз  и  оторвать
кисть?
   - Зачем же, - запротестовал физик, - я сказал к тому, что не знаю,  как
это объяснить.
   - Проще простого, - вмешался Мартин. - В эту войну я  плавал  вместе  с
моим хозяином  Эдуардом  Бартлетом,  бывшим  шефом  Фрэнка,  на  торпедном
катере.   Был   матросом.   Тоже   интересовался   жизнеописанием   многих
флотоводцев, в том числе и Нельсона. Могу ответить вам, Миша, почему  Эмма
отвергла молодого и здорового и снизошла до постаревшего и увечного.
   - Почему же?
   -  Она  была  очень  расчетливой  женщиной.  Это   отмечали   даже   ее
доброжелатели. Вспомните ее замужество. Сэр  Гамильтон  был  старше  своей
юной супруги почти на сорок лет, но богат и знатен. При первой  встрече  с
Эммой Горацио - всего  лишь  малоизвестный  капитан,  а  спустя  пять  лет
калека, но прославленный адмирал. Вот и ответ.
   - Умница, Мартин, логично, - с одобрением произнес Эдерс и обратился  к
Уварову: - А почему вы, Миша, не стали моряком?
   - Плохое зрение. Это наследственное, очевидно, мама тоже  еще  девочкой
носила очки. Тогда не только во флот, но и вообще в армию при таком зрении
дорога была закрыта. Пришлось менять мечту, наступить на горло собственной
песне.
   - И не жалеете?
   - Сначала очень переживал. Потом успокоился, а теперь, после того,  что
совершилось на моих глазах, понял: наука - мое истинное призвание, и я  бы
мог стать неплохим ученым.
   -  Вы  уже  ученый,  и,  по-моему,  хороший,  -  сказал  Грег.   -   Не
скромничайте, Миша. Да и все у вас впереди, вы еще так молоды.
   - У меня все позади, - упрямо возразил  Уваров.  -  Я  сам  перечеркнул
судьбу и справедливо наказан. Люди чаще всего пытаются переложить  причину
своих бедствий на кого-то другого,  видно,  так  удобнее.  Я  же  признаю:
виноват во всем сам.
   - Полно,  полно.  -  Грег  улыбнулся.  -  Один  мой  знакомый  говорил:
необратима лишь смерть - остальное поправимо. Не  забывайте,  у  вас  есть
друзья. Не отчаивайтесь, все образуется, я уверен.
   - Спасибо, Фрэнк, на добром слове, но смерть нравственная во  сто  крат
страшнее смерти физической.
   - Доктор, - Мартин решил увести разговор в иное русло, - как проверить,
кроме любования на его мускулы культуриста, стал  ли  Фрэнк  действительно
сильнее или это внешний эффект?
   - Вопрос, прямо скажем, отнюдь. - Эдерс задумался. - Одевайтесь,  Грег,
довольно хвастаться бицепсами и прочими атрибутами, пойдемте и  что-нибудь
попытаемся поднять. Собирайтесь. Сейчас проверим, вдруг это не  так  и  не
то, шут его знает.
   Когда Грег оделся, они спустились вниз и вышли во двор.
   - Вот, например, это, - доктор взял металлический стержень  для  запора
дверей толщиной в два пальца.  -  Я  уверен,  никто  из  нас,  даже  самый
молодой, Уваров, его не согнет. Попытайтесь вы,  -  он  протянул  стержень
Грегу.
   Фрэнк ухватился за концы и, напружинившись, согнул в дугу.
   - Вот это да-а-а! - удивился Уваров. - Прямо как наши русские  богатыри
Поддубный или Заикин.
   Грег отбросил стальной прут, отряхнул ладони и направился к стоящему  у
павильона "лендроверу". Ухватился за задний бампер и  без  особых  усилий,
как могло показаться  со  стороны,  приподнял  машину.  Колеса  повисли  в
воздухе.
   - Прекратите! - закричал Эдерс.
   Грег осторожно опустил автомобиль и сказал:
   - Итак, последний эксперимент из задуманных нами завершен. Теперь пусть
каждый готовит свои дела к ликвидации. Оставляем прибор РУ, два  комплекта
пленки и аккумулятор. Остальное: записи, чертежи, расчеты, аппаратуру  для
наведения Т-поля - уничтожаем. Нет других мнений или предложений?
   Все отрицательно покачали головами.
   - Не теряйте  времени.  Завтра  соберемся  и  окончательно  решим,  как
поступать в дальнейшем. Пойдемте.
   В высоком небе, словно в морской шири, отражались желтые пески пустыни.
Белесым шаром нестерпимо сияло солнце. Над колеблющимся горизонтом  плавал
перевернутый вверх ногами далекий мираж. Теперь  это  были  не  желтоватые
минареты и пальмы, а какой-то огромный  и  современный  город.  Отделенные
колеблющимся   стекловидным   маревом,   чуть    колыхались    небоскребы,
телевизионные башни, виадуки и мосты.



        14. АЛЬТЕРНАТИВА

   - Ха! Ха! Ха! - раскатисто и гулко, то ли наяву, то ли во сне донеслось
до Грега.
   - Ух! Ух! Ух! - отозвалось по всему этажу эхо.
   Фрэнк открыл глаза, приподнялся и сел в постели. Стало жутко. По  спине
пробежал противный холодок.
   Сквозь шторы в комнату вползал рассвет. В проеме двери едва различалась
фигура  человека.  Грег  тряхнул  головой,  словно  сбрасывая  дрему,   и,
приглядевшись, узнал профессора. На нем была та же цвета  хаки  рубашка  с
короткими рукавами и погончиками, шорты и сандалии на босу ногу. Как  и  в
первую встречу, так напугавшую Грега, бронзовое лицо  до  жути  напоминало
маску Фантомаса, голос звучал зловеще.
   - Ха! Ха! Ха! - снова пророкотал Эдвин и шагнул через порог.
   - Профессор! - Грег выскочил из кровати, шлепая  ногами  по  прохладным
циновкам, бросился к Эдвину, закричал весело: - Вам  снова  почти  удалось
ввести меня в трепет. - Он обнял его и ткнулся носом в пахнущую  пустыней,
собаками и мылом грудь.
   Эдвин улыбнулся, фантомас испарился - появился добродушный фермер с юга
из тех, кто разводит на своем ранчо бобы и кукурузу.
   - Как вы здесь очутились? - Грег отстранился и  заглянул  профессору  в
глаза. - Дверь на запоре, сигнализация включена.
   -  Вы  деградируете  как  детектив,  Грег.  Такой  наивный  вопрос   не
удосужился бы задать и доктор Ватсон своему другу с  Бейкер-стрит  Шерлоку
Холмсу. - Он  прищурился.  -  Во-первых,  -  загнул  мизинец  с  аккуратно
подстриженным ногтем, - у меня есть ключ. Во-вторых, я  знаю,  как  и  где
отключить сигнализацию. В-третьих, - он стал поворачивать Грега из стороны
в сторону, - что произошло с  вами?  Ну  травмы  ладно,  но  вы  же  стали
атлетичнее и, как мне кажется, моложе и выше? Ну-ка,  ну-ка?  Да-а.  -  Он
отодвинул Грега. - Опять штучки вашего Смайлса?
   - Опять, профессор.
   - Потрясающе, - Эдвин взял в ладони его лицо и  приблизил  вплотную.  -
Потрясающе, - повторил удивленно, сжал пальцы Грега. - Значит, открытия  -
реальность, а не досужий вымысел параноика?
   - Реальность, профессор.
   - Да-а-а. Какой человек  работал  со  мной  бок  о  бок,  а  я,  старый
ихтиозавр, занятый своими ископаемыми, не заметил его талантов.
   - Вы несправедливы к себе, профессор. - Грег усадил его в кресло. -  Вы
отзывались иначе: Смайлс был  нулем  в  археологии,  вы  сказали  тогда  -
курицей, но мог оказаться орлом на другом поприще. Вы обратили внимание на
его необычность, но не уточнили, в чем она заключалась.
   - И поделом. - Эдвин хлопнул себя по колену.  -  Значит,  вы  пришли  в
норму и почиваете на лаврах. Я приехал рано, как видите, успел переодеться
и побеседовать с Мартином. Он-то  и  просветил  меня  по  поводу  ваших  с
доктором опытов. Иначе я при виде вас  удивился  бы  больше.  Я-то  думал,
застану тут бурную деятельность, - Эдвин выпятил губы, - а попал в царство
Морфея. Один Мартин, бедняжка - святой человек, - на  ногах.  Завтраком-то
накормите? Прямо скажу, одолевает голод.
   - Что за вопрос, профессор? - Грег начал поспешно одеваться.  -  Сейчас
устроим и расскажем подробности.
   - Откровенно говоря, я удивлен.  Хотя  легче  удивить  сфинкса.  Добро,
пойду вниз, - он встал. - Как" будете готовы - присоединяйтесь.
   Когда Грег сбежал по лестнице в холл, все  уже  завтракали.  Дымился  и
фыркал, распространяя  густой  аромат,  кофейник.  Мартин  раскладывал  по
тарелкам яичницу с беконом. На блюде  лежали  сандвичи  и  свежие  румяные
булочки. Эдерс суматошно размахивал руками почти у лица профессора, что-то
ему то ли объяснял, то ли доказывал. Уваров ехидно улыбался и  недоверчиво
покачивал головой.
   - Доброе утро! - Грег потянул носом. - Ну и запах.
   Пахло свежесваренным кофе,  поджаренными  гренками,  ванилью,  сдобными
слойками и еще незрелыми, не  набравшими  сока  помидорами.  Фрэнк  уселся
рядом с профессором и, потянувшись за масленкой, спросил:
   - Вижу, доктор ввел вас в курс событий?
   - Не только ввел, но  и  пытается  навязать  мне  роль  царя  Соломона,
третейски рассудить их  диспут  с  Уваровым:  кто  они,  Смайлсы?  Медики,
физики, химики или еще бог весть кто.
   - Но, - Эдвин поднял руку с зажатой вилкой,  -  какая  в  конце  концов
разница? Об этом еще пронырливые дельцы от науки напишут со временем сотни
монографий. - Он положил вилку и помахал ладонью, словно разгоняя табачный
дым.
   - Правильно, профессор, - закивал Уваров. - Но все  благодаря  открытию
Т-поля.
   - Да успокойтесь же! - Эдвин постучал по столу.  -  Куда  продуктивнее,
если бы вы посвятили меня, что собираетесь делать дальше? На вас свалилось
выдающееся  по  научной  ценности  и  пользе  людям  открытие.  Вот  я   и
интересуюсь, как намерены им распорядиться?
   Воцарилось молчание,  словно  вопрос  застал  друзей  врасплох.  Но  по
выражению их лиц  создавалось  впечатление,  что  каждый  прикидывал,  как
поступить, но сомневался в правильности  решения  и  не  был  уверен,  что
поддержат остальные.
   - Так что собираетесь предпринять? С какой целью вы все это затеяли?
   - Понимаете, профессор, когда мы  собирались  ехать  в  экспедицию,  то
точно не представляли, что получим практически от этих материалов, - начал
Грег. - Чего скрывать, мы и не особенно верили в успех, сомневались.  Цель
отодвинулась на задний план. Вернее, главным стало найти изобретения, а уж
затем решать.
   - Но теперь-то у вас сомнений нет? Пора сформулировать  перспективу.  -
Профессор поднялся и  прошелся  по  холлу,  охватив  пальцами  подбородок.
Остановился, взглянул искоса и произнес: - Как меня информировали Эдерс  и
Уваров, в вашем распоряжении поистине уникальные открытия. По  значению  я
затрудняюсь искать им аналогию.  Но  пора  определить  их  судьбу.  Вот  и
любопытно узнать ваше мнение. Я не думаю, чтобы каждый не прикидывал,  как
поступить, пусть мельком, но думал об этом. Вот, например, вы, Грег? -  Он
ткнул пальцем в грудь Фрэнка.
   - Я-а-а? - Грег не ожидал вопроса.
   - Вы, вы! Лично, что думаете по этому поводу?
   - Смутно представляю. Так, роились отдельные мыслишки: создать концерн,
нечто вроде крупного промышленного предприятия широкого профиля. Выпустить
акции,  организовать  сеть  лабораторий,  клиник,  привлечь   специалистов
различных направлений. У нас с доктором состоялся подобный разговор, но  в
общих чертах, - он взглянул на Эдерса.
   Тот в ответ согласно кивнул.
   - Но потом мы отказались от самой экспедиции. - Он  замялся.  -  Ну  не
совсем чтобы окончательно, но как-то заколебались, что ли, засомневались.
   - Причина? - Эдвин поднял голову.
   - Понимаете... - Грег явно не находил слов, чтобы точно  сформулировать
причину.
   - Ну не  мямлите.  -  Профессор  вскинул  брови.  -  Испугала  нехватка
капитала? Ведь на подобное предприятие нужны деньги и отнюдь не малые. Где
вы собирались их раздобыть?
   - Предполагалось основать акционерное общество,  -  неуверенно  ответил
Грег, - или что-то вроде.
   - А кто будет пайщиками? - Эдвин остановился. - Промышленники? Банкиры?
У них вы хотели позаимствовать средства?
   - Отчасти... - начал Грег.
   - Ерунда, - резко перебил профессор. - Причина, как я представляю, не в
нехватке средств, а в чем-то  совершенно  ином.  Мне  думается,  именно  в
нежелании обращаться ко всем перечисленным мною  субъектам.  Не  мне  вам,
юристу, объяснять. Прежде чем вы не запатентуете открытий - никто не  даст
ни цента. А запатентовать их вы не имеете права - они не ваши, а Смайлсов,
которые их вам не завещали. Даже наоборот, хотели оставить в  тайне.  Так,
мне помнится, Смайлс-младший и заявил перед  своей  трагической  кончиной.
Стоит вам вылезти с ними на свет божий - десятки крючкотворов, нанятые тем
же Робинсоном, мгновенно докажут: исследования сделаны в его  лаборатории,
он их финансировал, платил жалованье Смайлсу. Эрго - они принадлежат  ему,
если и не все, то часть. Остальные  он  прикарманит  впоследствии.  И  вам
конец - ничтоже сумняшеся  упрячут  за  решетку,  как  похитителей  чужого
изобретения. И придется мне  таскать  вам  продукты  в  тюрьму,  дабы  вы,
обладатели несметных, как вам казалось, сокровищ, не протянули с  голодухи
ноги в этом казенном доме.
   - Мрачная  картина,  -  прокомментировал  Грег  и  возразил:  -  Но  не
обязательно трубить на весь  мир  об  открытиях.  Сговоримся  исподволь  с
отдельными предприимчивыми бизнесменами. Ознакомим их  в  общих  чертах  с
нашими планами. Заинтересуем прибыльностью и  гуманностью  дела.  Наконец,
средства можно достать и самим.
   - Поделитесь. Как же? - Эдвин прищурил один глаз.
   - С помощью аппарата РУ в  режиме  "усыпление"  из  банков.  Там  денег
вдоволь, и большинство получено путем не  только  нечестным,  но  даже,  с
точки зрения нашего общества, не всегда законным.
   - Я удивляюсь  вашей  наивности.  -  Профессор  всплеснул  ладонями.  -
Неужели вы думаете, что разные там Робинсоны и им подобные допустят, чтобы
кто-то загребал золото лопатой, а им  ничего  не  перепадало?  До  истоков
вашего обогащения быстренько докопаются. Вас устранят, не юридически,  так
физически. Захватив открытия, пустят в оборот. Они  тоже  создадут  разные
центры. Но какие? В одних станут лечить и совершенствовать тех, кто за это
выложит солидный куш. В других будут производить сильных, послушных и всем
довольных рабов. В третьих готовить  новое  изуверское  оружие  на  основе
аппарата  РУ,  превращающего  в  пыль  и  сооружения  и   людей.   Да   вы
представляете, что можете натворить?
   - Но мы же... - начал Грег.
   - Не перебивайте! - остановил Эдвин и, чуть повысив голос, продолжил: -
Вы  своими  руками  передадите  этой  шайке  средства  для   безграничного
обогащения и безграничной власти над планетой. - Профессор почти кричал. -
Не хотелось бы мне, да, не хотелось бы, при всей моей  жизнерадостности  и
оптимизме, дожить до подобного катаклизма. Он станет ужаснее во  сто  крат
любого ядерного бума. Заменив вашими элементами и автоматами  промышленные
предприятия и энергетические  установки,  воротилы  освободятся  от  сотен
миллионов людей. Их они ликвидируют без хлопот - растворят в прах. Планета
опустеет, на ней останутся лишь угодные сильным  мира  сего.  И  эту  силу
дадите им вы. Да-да - вы, как ни странно, пекущиеся на самом деле о  благе
человечества. Думали вы об этом, я спрашиваю? Нет? А надо бы. -  Он  резко
отбросил стул и сел. Чуть помолчав,  добавил  устало:  -  Вот  и  решайте.
Заодно вспомните, почему  Смайлс  собирался  уничтожить  свое  детище.  Он
прекрасно представлял, что произойдет, попади оно в грязные руки.
   - Ужасно, - прошептал Мартин.
   Чувствовалось,  слова  профессора  потрясли  слушателей.   Они   сидели
растерянные, взволнованные, понурив головы, будто в  чем-то  уже  признали
себя виновными. Мартин застыл с блюдцем и  чашкой,  руки  дрожали,  посуда
звякала.
   Молчание нарушил Грег. Тоном, словно он и считает себя главной причиной
человеческой драмы, спросил:
   - Что же нам  делать?  -  Голос  прозвучал  беспомощно.  -  Подскажите,
профессор, вы мудрее и опытнее, вы умнее нас?
   - Что делать? - повторил Эдвин. - Думать! Думать и  не  спешить.  Иначе
натворите такого, - он закатил глаза, - чего себе никогда не простите,  да
и вам никто не простит.
   - Мысли разрывают и терзают  головенку,  -  словно  про  себя  произнес
Уваров.
   Грег обвел друзей взглядом, сморщился плаксиво, по-детски, и предложил:
   - Давайте думать сообща. Должно же быть  какое-то  приемлемое  решение,
какой-то оптимальный вариант.
   - Одно  есть.  -  Эдерс  вскинул  голову  и  тряхнул  волосами.  -  Все
уничтожить, как собирался сделать Смайлс - он был не глупей нас. В крайнем
случае подождать до лучших времен.
   - А когда они наступят, эти лучшие времена? - спросил Мартин. -  Может,
и в живых-то никого не останется.
   - Не вижу ничего более подходящего, - вновь заявил доктор. - Мне не  по
сердцу слова профессора, даже подташнивает на нервной почве.  Я  настаиваю
на уничтожении, хотя и считаю это варварством, - он вытер вспотевшее лицо,
- но отказываюсь быть участником или соучастником невиданного и кошмарного
преступления.
   - А вы, профессор, видите какой-либо выход? - Грег с надеждой  взглянул
на Эдвина. - Ничего вам не подсказывает интуиция?
   - Пока нет. Помалкивает. Мир взбесился. Жажда власти и  наживы,  словно
амок, делают людей бездумными и  безответственными,  способными  на  самую
вопиющую пакость. Как  ни  банально,  но  общество  наше  еще  не  доросло
нравственно и морально до столь серьезных открытий. Их можно  повернуть  и
так и эдак. Наши деятели, без сомнения, вывернут по-сволочному.
   -  Если  бы  кто-нибудь  потрудился  подсчитать,  каких   денег   стоит
вооружение человечеству. Уму не постижимо! -  Эдерс  схватился  руками  за
голову, вцепился в волосы, словно хотел вырвать.
   - Смотря какому уму, - вставил физик. - Одних приводит в ужас и трепет,
других в восторг и благолепие.
   - Минуточку, Миша, - остановил его Мартин. - Фрэнк  как-то  упоминал  о
моем пристрастии, или, как он называл, слабости к сообщениям  прессы.  Что
поделаешь, каюсь, нравится читать  о  сенсациях,  открытиях,  рекордах,  а
порой и скандалах. Но я и анализирую. К тому,  что  вы  сказали  о  пользе
разоружения, добавлю  несколько  цифр,  слушайте.  -  Он  открыл  папку  и
зачитал: - "Средств, потраченных на производство одного танка, хватило  бы
на строительство 1000 учебных классов для 30 тысяч детей", - это на земле.
   Посмотрим, как обстоят дела  в  небесах.  "Стоимость  постройки  одного
бомбардировщика равна примерно годовой зарплате  250  тысяч  учителей  или
строительству и оснащению оборудованием 75 госпиталей на 100 коек каждый".
   Он помолчал и продолжил:
   - А вот на море. "Цена ядерной  подводной  лодки  "Трайдент"  покрывает
расходы на обучение 16 миллионов школьников или на строительство 400 тысяч
квартир для двух миллионов человек".
   Впечатляет? Но ведь штуками не ограничиваются - строим не одну лодку, а
сотни. Бомбардировщиков и танков - тысячи. А сколько стоят ракеты?  Какими
суммами  измерить  то,  что  миллионы  людей  вместо  занятия  общественно
полезным трудом носят военную форму и оружие?  И  это  не  только  руки  и
мускулы. Сотни институтов, тысячи заводов, десятки  тысяч  умов  заняты  в
сфере вооружения.
   - Молодец, Мартин. Так их, злодеев! - с жаром  подхватил  профессор.  -
Меня бесит, выбивает из  колеи:  каким  туполобым  нужно  быть,  чтобы  не
понимать - в грядущей войне победителей не будет. Средства  обнаружения  и
оповещения достигли такого  совершенства,  что  за  первым  ударом  тотчас
последует  неотвратимое  и  неизбежное  возмездие.  Да  и  у  нас  с  вами
получается и так плохо, а эдак еще хуже,  -  вздохнул  профессор  и  вдруг
лукаво улыбнулся. - Но мы не обсудили и другую возможность.
   - Какую? - одновременно воскликнули Грег и Уваров.
   - При Организации Объединенных Наций существует  ЮНЕСКО  -  оно  ведает
вопросами образования, науки, - он кивком как бы подчеркнул это слово, - и
культуры. В задачу этого органа входит содействие сотрудничеству,  миру  и
безопасности. Если вручить открытия им?
   - Вот это да-а-а, - протянул Эдерс. - Ну конечно же!
   -  В  конце  концов  вы  можете  передать   им   лишь   медицинскую   и
энергетическую части, ликвидировав то, что  может  обернуться  смертельным
оружием.
   - А они дураки? - Доктор усмехнулся. - Быстро до остального докумекают.
Т-поле решает массу проблем.
   - Я не хочу давить на вас своим авторитетом, - Эдвин пожал  плечами.  -
Материалы в ваших руках - вам и принадлежит последнее слово.  Мое  мнение:
вы  обязаны  помочь  человечеству,  но  так,  чтобы  не  ввергнуть  его  в
немыслимые бедствия.
   - А если там спросят, откуда мы это  достали?  -  Эдерс  прищурился.  -
Начнут выяснять, то да се.
   - Можете вполне искренне заявить: обнаружили случайно в гробнице, когда
отдыхали у меня. - Профессор откинулся в кресле. - Это же так и  есть.  Из
любопытства  полезли  поглазеть  в  раскопку,  а  там  всякая  всячина.  Я
подтвержу. Опять же из любознательности сунули нос в эти штучки.
   - Замечательно, - встрепенулся Уваров.
   - Подумайте, - профессор налил себе кофе.
   - Да чего еще думать? - Физик обвел собеседников удивленным взглядом. -
Это и так ясно.
   - Ему всегда все ясно,  -  съязвил  доктор.  -  Но  ведь  и  там  могут
оказаться недобросовестные люди.
   - Извините. Но так мы договоримся до абсурда. -  Мартин  встал.  -  Мне
кажется, профессор абсолютно прав.
   - А как мы доставим туда материалы?  -  Тон  Эдерса  был  таким,  будто
передача открытий не вызывает сомнений.
   - Вы тоже согласны? - спросил Грег.
   - А что, я хуже других? - вспылил доктор. - Я просто хотел  разобраться
более объективно и осторожно, дело ведь очень серьезное, и решать его надо
не с бухты-барахты. Легкомыслие и детская восторженность некоторых,  -  он
покосился на физика, - мне не свойственны.  Я  в  конце  концов  хирург  и
привык отвечать перед своей совестью, если в  твоих  ладонях  человеческое
сердце. И я...
   - Вот и держите его крепче, - вставил Уваров со смешком.
   - Не острите, Миша, ничего смешного в моем поведении я  не  вижу.  Надо
взвесить, обсудить. И я не возражаю...
   - Но вы же как раз сначала и возражали?
   - Вам показалось, я не против, но призываю к-осмотрительности.
   - Значит, вы все-таки "за"? - спросил Грег.
   - Ну разумеется, боже мой.
   - Странный вы человек, доктор, - задумчиво произнес  профессор.  -  Как
ковер  из  прядей  шерсти,  сотканы  из  противоречий.  Подобно   писателю
Бальзаку, на которого вы так похожи. Унаследовали не только его внешность,
но и черты характера.
   - Вы о чем? - Эдерс вытаращил глаза.
   - О том, что терзало великого анатома человеческих  душ,  как  называли
некоторые Бальзака, сдается мне, он плохо разбирался в своей  собственной.
В романах бичевал аристократию, а сам стремился приобщиться к ее племени.
   - Но я не виноват.
   - Я  вас  и  не  обвиняю.  Продолжим  о  наших  проблемах.  На  чем  мы
остановились?
   - На том, что и как передать ЮНЕСКО, - ответил Грег и задумался.  -  Вы
же предложили вручить медицинскую и энергетическую части, а остальное, как
ни прискорбно, - уничтожить?
   - А не лучше ненадежнее спрятать?  -  Эдвин  взглянул  выжидательно  на
детектива. - Открытия-то  уникальны.  Поднимется  ли  у  нас  рука  на  их
уничтожение?
   - Решено! - Фрэнк стукнул ребром ладони по  подлокотнику.  Отшиб  руку,
поднес к губам, подул и продолжил: - Один полный экземпляр сохраним. Потом
запрячем надежно. Оставляем прибор РУ и готовим то, что надо передать.
   - А как доставим? - Эдерс скрестил на груди руки.
   - Проще простого. - Грег дернул себя за  мочку  уха.  -  Пошлем  вас  и
Уварова. Если потребуется, вы их там и проконсультируете,  -  обернулся  к
русскому. - Вы знаете, где ЮНЕСКО?
   - Еще бы. Париж, площадь Фонтенуа на левом берегу Сены,  неподалеку  от
знаменитого собора Дома инвалидов. Там поблизости...
   - Подождите,  подождите,  -  привстал  доктор.  -  Почему  меня?  Я  не
справлюсь. Я просто не в состоянии. Я не знаю французского.
   - С вами будет Мишель, - успокоил Грег. - Вдвоем справитесь.
   - С открытиями ясно, - прервал перепалку Эдвин. -  А  что  станется  со
всеми вами? Как наладите дальнейшую жизнь?
   - Не пропадем. - Фрэнк поддернул брюки. -  Не  то  терпели.  С  помощью
прибора РУ горы свернем. Мы им еще покажем.
   - Это безнравственно! - Брови  доктора  взлетели.  -  Вы  намереваетесь
использовать достижения гениев на личное обогащение?
   - Отчего безнравственно? - прищурился Фрэнк. - Робинсоны, Майки  Черепы
и сотни им подобных прохиндеев живут припеваючи, и никто не  ужасается.  А
как мы собираемся их слегка потрясти - и пожалуйста, поступаем  аморально.
Ну уж нет. В общем, доктор, с голоду не умрем.
   - Но мы-то не какие-то злодеи и гангстеры. У нас есть совесть.
   - С волками жить - по-волчьи выть. Но я пошутил, Макс, преступников  из
нас не получится - мы же ненормальные, особенно я. Кстати, Мартин, сколько
у нас осталось в наличии денег?
   - Шестнадцать тысяч пятьсот долларов и двадцать тысяч с процентами долг
Майку Черепу.
   - Бог ты мой. - Грег хлопнул ладонью по столу. - Я же совершенно  забыл
об этом. Вот уж воистину - берешь чужое - отдаешь свое. Да-а-а. Тогда  без
прибора РУ не обойтись. Миша, от греха подальше,  уберите  на  нем  другие
режимы, оставьте лишь Р и У. Сделаете?
   Уваров кивнул.
   - Значит, вы все-таки не шутили?
   - Шутил, доктор, шутил. Расплату с долгами беру на себя. - Грег  поджал
губы. - На мне и отправка Уварова и Эдерса  за  рубеж.  Выберем  им  самый
экзотический маршрут. Откровенно говоря, я вам, доктор, завидую. Много  бы
дал за то, чтобы увидеть улыбку спасенного мной ребенка или глаза его отца
и матери.
   - Вот и отправляйтесь вместо меня. Кто вам мешает?
   - Я имел в виду вашу профессию. Ехать  же  мне  никак  нельзя.  На  мне
ответственность за вашу судьбу, моей матери и сына.  Кроме  того,  у  меня
невеста, даже жена, которую я очень люблю.
   - Какая еще невеста-жена? - усмехнулся Эдерс. - Совсем заговорились, вы
же холостой? Больше того, почти женоненавистник, знать, насолили  они  вам
солидно. Так?
   - Нет. На этот раз  все  соответствует  действительности.  Юта  в  свой
приезд стала моей женой. Формальности сотворим позже.
   - А ведь я пророчил вам, Фрэнк. Помните, Миша, в баре?  Я  предвидел  -
этим кончится.
   - Чего же плохого? - вступился Мартин. - Давно пора остепениться.
   - Ну а если серьезно, чем займетесь  вы,  Фрэнк?  -  Профессор  склонил
голову набок.
   - Мы возродим частное детективное бюро  "Гуппи".  Почетным  членом  его
изберем вас. Мартину это дело знакомо. Эдерс займется судебной  медициной.
Мисс Шервуд, вернее миссис Грег, станет нашей секретаршей,  а  Мишель  все
обнаучит.
   - Увольте меня от ваших хлопот  с  уголовниками.  Если  пожелаете,  дай
денег без всяких процентов, а то я без отдачи. У меня их, правда,  не  так
много, но и потребности невелики. Мне  и  собакам  хватает,  -  отмахнулся
Эдвин.
   - Спасибо,  профессор.  Деньги  мы  достанем.  Я  счастлив,  что  жизнь
наконец-то  столкнула  меня  с  прекрасными  людьми,  подобно  мне  слегка
ненормальными.
   Эдвин удивленно воззрился на него и уже хотел что-то спросить, но  Грег
опередил:
   - Вы, наш уважаемый ученый, тоже не в себе.
   - Это на каком же основании?
   - У нас укоренилось мнение: полноценный человек вряд  ли  бы  предложил
деньги без процентов, а то и без  возврата.  По  нашим,  как  вы  изволите
выражаться, сволочным меркам  -  вы  не-нор-мальный,  так  мне  заявлял  и
гангстер, для него это  сомнения  не  вызывает,  и  некоторые  наши  общие
друзья.
   -  Я  сказал  -  малохольный,  -  буркнул  Уваров.  -  Все  у  нас  тут
сикось-накось. Даже за то, что выкарабкиваешься с того  света,  приходится
платить. Если бы я умер, врачи страшно огорчились, и  не  потому,  что  не
спасли, а из-за потери дохода.
   - Вам еще повезло, - вставил Мартин, - не ропщите.
   - Конечно, - русский  с  признательностью  взглянул  на  доктора,  -  к
счастью, я попал в мастерские ручонки гуманисту и  инженеру  человеческого
организма. Так сказать, маэстро...
   - Да хватит вам, - засмущался Эдерс.
   - Я не то имел в виду, - возразил негр.
   - А что?
   - Случись несчастье сейчас - ваш долг возрос бы на одну пятую.  Вот,  -
он показал журнал в суперобложке. На ней вокруг  операционного  стола  под
круглой бестеневой лампой толпились люди в зеленых халатах.
   - Кого-то режут? - Грег выглянул из-за плеча профессора.
   - Режут, - подтвердил негр. - В переносном смысле. Читаю:
   "Стоимость медицинского обслуживания  по  сравнению  с  минувшим  годом
подскочила на 20 процентов. Например, операция на сердце с  пребыванием  в
клинике в течение месяца составляет следующую сумму: в день  за  палату  -
190 долларов.  Хирургу  -  3500.  Анестезия  -  600.  Донорская  кровь  за
пол-литра - 85. Высокоэффективные средства ежедневно  -  490.  Амортизация
операционной  -  2790.  Лекарства  -  1190.  Рентген  -  720.  Специальное
оборудование - 2760. Лабораторные исследования -  1410.  Итого  за  четыре
недели 33455 долларов, или более 1000 в сутки". Каково?
   - Но может  быть,  это  какая-то  уникальная,  из  ряда  вон  выходящая
операция? Там не написано? - поинтересовался Грег.
   - Написано, - подтвердил Мартин. - Обычная операция средней сложности.
   - Уникальная! - встрепенулся Уваров. - Да таких сотни и тысячи. А  если
у человека нет денег?
   - На нет и суда нет. - Эдерс махнул рукой.
   - Вот видите, - русский ткнул  пальцем  в  журнал,  -  а  мне  известно
совершенно противоположное. Событие врезалось в память и останется там  до
конца дней. Оно буквально выбило моих спутников по  туристскому  вояжу  из
колеи.
   - Что же это было? - спросил профессор. - Опять медицинские  выкрутасы?
А может быть,  аналогичное  сверхцинизму  гитлеровцев,  которые  присылали
семье казненного счет за израсходованные патроны?
   - Не-ет! - Уваров замотал головой.
   - Так поведайте нам! - Эдерс округлил глаза. - Не интригуйте!
   - Во время поездки в СССР мы навестили  Вильнюс,  в  Литве.  И  там  на
хуторе произошел несчастный случай с трехлетней  девочкой  -  сенокосилкой
отхватило обе ножонки. В  медпункте  оказали  первую  помощь  и  отправили
ребенка вместе с отрезанными ступнями в город Радвилишкас.  Дежурный  врач
тотчас связался с командующим ВВС Прибалтики, а тот с Латвией и Москвой. В
борьбу за жизнь малышки включились сотни людей разных рангов и наций  трех
союзных республик. Был выделен огромный  лайнер  Ту-134  для  единственной
крохотной  пассажирки.  Ее  доставили  в  Москву,  где   хирурги   провели
девятичасовую операцию, сохранив девочке не только жизнь, но и избавив  от
инвалидности. Ей так искусно  прирастили  ножонки,  что  спустя  некоторое
время она уже зашевелила пальчонками. Вот как там относятся к людям. Слова
"чужих детей не бывает" - не декларация.
   - Интересно, а чья она дочка? - спросил Грег. - За какие заслуги папы с
мамой ей столь  высокие  почести  и  затраты?  Это,  пожалуй,  обошлось  в
кругленькую сумму, не меньшую, о которой упоминал Мартин.
   - Родители ее обыкновенные сельские труженики, по-ихнему -  колхозники.
И все мероприятия не стоили им ни копейки, расходы в таком случае берет на
себя государство.
   - Слушая нашего русского друга, - задумчиво  произнес  профессор,  -  я
словно сам проделал весь путь с раненым ребенком, очень образно представил
события  той  ночи.  Этим  добрым  людям  я  бы  с  величайшим   почтением
поклонился. Сообщение Уварова меня потрясло и, скажу  откровенно,  вселило
надежду; есть еще на свете земля, где честных и  благородных  не  придется
вносить в Красную книгу.
   За столом зашумели, рассказ произвел сильное впечатление.
   Раздался голос Мартина:
   - А если бы у них была установка по регенерации? Представляете?
   Грег постучал вилкой, подождал, когда друзья успокоятся, и произнес:
   - Меня Миша  тоже  взволновал,  но  давайте  вернемся  к  своим  делам.
Дискуссию о гуманизме, доброте и справедливости мы, разумеется, как-нибудь
продолжим. Однако замечу - мне, например,  в  этом  вопросе  все  ясно,  а
насущных проблем хоть отбавляй. Сегодня до ужина следует закончить дела  и
достойно проводить профессора - он уезжает.
   - Опять банкет? - уфыркнул доктор и сделал постное лицо.
   - Какой там банкет, - Грег тепло взглянул на Эдвина. - Посидим в  своей
компании, поговорим. Кто ведает, встретимся ли снова. И еще,  дорогой  наш
профессор, вы никогда не рассказывали о себе. Я как-то сразу принял вас за
давнего знакомого, почти родственника. А ваше  житье-бытье,  мне  кажется,
весьма поучительно.
   -  Ну,  положим,  вы  меня  приняли  не  сразу.  -  Эдвин  заговорщицки
подмигнул. - Забыли, как затряслись поджилки при нашем знакомстве?
   - Не забыл, но разбирает любопытство. Желательно  бы  узнать  -  думаю,
выражу общее мнение - о вашей, надеюсь, интересной, жизни.
   - Хотите удостовериться, не  беглый  ли  я  каторжник-правдолюбец.  Жан
Вальжан из "Отверженных" Гюго  или  что-то  наподобие  графа  Монте-Кристо
Дюма?
   - Если и так, обещаем простить за давностью лет.
   - Разочарую вас - никаких прегрешений нет, во всяком случае крупных,  -
вздохнул профессор. - Да и вряд ли мое жизнеописание вас чем-то  обогатит,
хотя я бы не сказал, что оно ординарно, скорее напротив.
   - Тем более, профессор, - Грег сделал приглашающий жест.
   Остальные придвинулись поближе и приготовилась слушать.



        15. АВСТРАЛИЕЦ

   - Ранним утром, - начал неторопливо профессор, -  1606  года  голландец
Виллем Янсзон, полупират-полуученый, греховодник по кличке Янц, сочетавший
в себе,  казалось  бы,  несовместимые  качества  кутилы  и  исследователя,
приплыл к западному побережью таинственного материка. Мореход окрестил его
Новой   Голландией.   Однако   пустынный   берег   поразил   Янца    своей
неприветливостью, о чем свидетельствует дневниковая запись:  "Страна  эта,
видимо, проклята богом", с сим первооткрыватель и удалился  восвояси.  Так
впервые открыли Австралию.
   - Почему впервые, разве ее открывали еще? - спросил Мартин.
   - Даже, можно сказать, дважды. В 1642-м  Абел  Тасман,  а  в  1770-м  -
известнейший путешественник и первопроходец, знаменитый  и  почитаемый  во
всем мире, и особенно среди естествоиспытателей, Джеймс Кук. Кстати, он-то
и  привез  туда  первых  переселенцев  -  каторжников  из  Альбиона,   где
преступность начала принимать угрожающие размеры. Этот огромный остров  не
особенно баловали вниманием в том числе, разумеется,  и  писатели.  Больше
того, один из них, будем надеяться, без злого  умысла,  нанес  ему  весьма
ощутимый материальный ущерб.
   - Кто же это? - воскликнул Грег.
   - Всеми нами любимый Вальтер Скотт, - усмехнулся профессор.
   - На он никогда не посещал Австралии?
   - Ему и не требовалось. В 1829 году  Вальтер  Скотт  опубликовал  роман
"Анна Гейерштейн". Его героиня  любила  носить  на  своих  дивных  волосах
фамильную диадему  с  благородными  опалами.  Смерть  Анны,  загадочная  и
непонятная, связывалась именно с воздействием  этих  камней:  им  издревле
приписывались свойства приносить беды. Психология людей, особенно  женщин,
очень восприимчива - от перестали надевать украшения с этим камнем. И надо
же  случиться  -  именно  тогда  в   Австралии   обнаруживают   крупнейшее
месторождение благородных опалов с великолепной игрой света, в  том  числе
редчайших - черных. Но после выхода книги спрос на них упал почти до нуля.
Не помогло и то, что английская королева Виктория, желая развеять суеверие
и  поддержать  экономически  свое  заокеанское  владение,   демонстративно
украшала колье опалами.
   - Да, действительно, -  вставил  русский,  -  знаток  минералов  Пыляев
подтверждает - большинство женщин ни за что не станут носить опалов.
   - Скажите, какие привереды, - хмыкнул Эдерс.
   - Се ля ви, - профессор  развел  руками.  -  Известно  -  все  материки
эволюционировали особо. Австралия тому  подтверждение.  Здесь  встречаются
животные,  которых  нет  больше  нигде.  Возьмите  кубомедузу  хироникс  -
"смертельную осу" и массу других ядовитых медуз, от соприкосновения с ними
человек умирает спустя 3-5 секунд. Из 140 видов змей -  20  очень  опасны.
Например, парадемансиа  микролепидус  в  300  раз  токсичнее  американской
гремучей змеи и в 20 - индийской кобры. А черный паук сиднейский спайдер -
восьминогий убийца? Наконец, кенгуру, коала, сумчатый крот,  дикая  собака
динго, утконос, ехидна,  птицы  киви,  кукабарру  или  двоякодышашая  рыба
цератод  и  дюгонь.  Последнее  млекопитающее   мне   приходилось   видеть
неоднократно. Думаю, не случайно зоологи отнесли его к отряду сирен.
   - Но согласно греческой мифологии сирены -  это  полуптицы-полудевы,  к
тому же обладающие сладкозвучным голосом, - вмешался  Уваров.  -  Им-то  и
очаровывали и пленяли доверчивых моряков. Надеюсь, ваш дюгонь не поет?
   - Разумеется, - улыбнулся Эдвин. - Его голос напоминает рев  тюленя.  Я
имел в виду само название - сирена - гибрид чего-то  или  кого-то.  Скорее
всего легенда о русалках возникла в тот  момент,  когда  впервые  человеку
удалось лицезреть дюгоня. Представьте, я однажды наблюдал, как он вынырнул
в заросшем водорослями устье реки. Зрелище поистине фантастическое. Голова
и "лицо" очень  похожи  на  женские,  с  круглыми,  обрамленными  длинными
ресницами, глазами. Водоросли,  словно  зеленые  локоны.  Сильно  развитые
молочные железы  поразительно  напоминали  груди  девушки.  Покатые  плечи
плавно переходили в узкую талию, заканчивающуюся рыбьим хвостом.  Подобные
изображения украшали в древности носы парусников.
   - Извините, профессор, но мне придется вас прервать, - прищурился Грег.
- Все это, конечно, интересно и занимательно, но, зная вас  как  человека,
ничего не делающего зря, меня наводит на мысль, что вы...
   - Угадали, Фрэнк, интуиция детектива вас не подвела - наш род - выходцы
из Австралии, страны, находящейся до  сих  пор  в  какой-то  непонятной  и
загадочной  полуизоляции.  Мне  думается,  континент  с  такой   историей,
животным, миром и флорой заслуживает большего. Итак - это моя родина.
   Отец мой был смотрителем маяка. Да-да, Грег, не делайте  больших  глаз.
Он плавал сначала  юнгой,  матросом,  затем  выучился  на  штурмана,  стал
капитаном. Однажды на лайнере, шедшем из Европы  с  переселенцами,  возник
пожар. Судно отца находилось недалеко - лежа в дрейфе, пережидало  сильный
туман. Рация у них отсутствовала, и  команда  не  знала,  что  в  каких-то
нескольких десятках миль гибнут люди.
   Катастрофа   потрясла   мир.   Владельцы   лайнера,   желая    избежать
ответственности  за  плохое  оснащение  спасательными  и  противопожарными
средствами, обвинили отца в самом страшном преступлении  -  не  пришел  на
помощь терпящим  бедствие.  Его  лишили  диплома  и  ошельмовали  Каиновой
печатью. Он не мыслил себя вне морской стихии и устроился  смотрителем  на
маяк. Отец  запомнился  мне  высоким  молчаливым  человеком  с  неизменной
трубкой в зубах.
   Мать оставила нас, едва мне минуло три года. Образ ее совершенно стерся
в моей памяти. От своего родителя - отдать ему  должное  -  я  никогда  не
слышал о ней худого слова.  Кроме  нас,  в  маячной  пристройке  проживала
средних лет вдова рыбачка. Очень добрая полная, белокурая  и  голубоглазая
ирландка, с мягкими руками, от которых всегда пахло свежеиспеченным хлебом
и овечьим молоком. Она вела наше хозяйство. Море и все, что с ним связано,
окружали меня с младенчества. Тогда же возникла не прекращающаяся  по  сей
день любовь к собакам и дельфинам.
   -   Чем   же   они   заслужили   столь   избирательное   отношение?   -
полюбопытствовал Уваров.
   - У нас жил пес - желто-белый, сильный и мудрый шотландский колли.  Его
кто-то из соседей подарил отцу еще щенком. Когда  мне  исполнилось  четыре
года, на усадьбу забежали три тасманских волка, скорее всего бешеные - это
часто случалось в летнюю жару. Я играл  среди  травы  и  привлек  внимание
хищников. Обычно они не нападают на людей, но тут бросились  ко  мне.  Вот
тогда-то собака и показала свою преданность человеку и вступила с  ними  в
жестокий бой. Она вышла победительницей, но сама еле держалась  на  ногах,
до того была помята и изранена. Очевидно, каким-то инстинктом понимая свою
опасность для окружающих - пса покусали сбесившиеся животные, - он  заполз
под стоящий на отшибе сарай. Как только его ни звали, чем  ни  приманивали
благодарные отец и вдова, он не вышел. Так и  умер  там  два  дня  спустя,
оставаясь благородным до конца своих собачьих дней.
   - Бедная собака, - прошептал Мартин. - Я всегда чувствовал  симпатию  к
этим животным, никогда не обижал, подкармливал бездомных.  У  нас  даже  в
войну на катере жил щенок.
   Профессор легонько догладил руку негра и произнес:
   - Вот почему все мои питомцы мужского пола носят кличку Рекс, так звали
колли, я как бы обессмертил имя своего спасителя.
   Я долго горевал о  любимце.  Сидел  на  покрытых  пахучими  водорослями
камнях у моря в небольшой бухточке и заливался горькими слезами...
   Профессор задумался, затем потеплевшим голосом произнес:
   - Там и произошла новая встреча. Привлеченный, вероятно, моим горестным
видом, меж коричневых ноздреватых скал появился дельфин - молодая афалина.
Она высунулась из воды и, как  мне  показалось,  стала  меня  успокаивать.
Улыбалась, скрипела и посвистывала, прыгала на хвосте и  вытворяла  прочие
фокусы. Так я обрел нового друга. Почти каждое утро он  приплывал  в  этот
заливчик с прозрачной водой и песчаным дном, и  мы  играли.  Дельфин  брал
рыбу из рук, катал меня на спине, доставал ракушки.
   Однажды мы купались  вместе,  и  я  увидел  малюсенького,  как  детская
ладошка с  растопыренными  пальчиками,  красивого  осьминога.  Тельце  его
переливалось цветами радуги, на оранжевом фоне проступали синие колечки. Я
потянулся к моллюску, но афалина резко  отбросила  его  хвостом  далеко  в
море. Позже я узнал - это был спрут-хапалохлена, от  его  "клевка"  смерть
наступает в считанные минуты. Как видите, и собаке  и  дельфину  я  обязан
жизнью. Да-а.
   Летом,  спасая  каких-то   шалопутных   девиц,   заплывших   далеко   и
испугавшихся акул,  утонул  отец.  Через  сутки  после  похорон,  когда  я
приковылял на берег, дельфин откуда-то принес отцовскую фуражку, она  была
на нем  в  тот  злополучный  день.  Так  возникли  любовь  к  дельфинам  и
патологическая, я бы сказал, ненависть к морю. - Профессор замолчал.
   - А что потом? - нарушил затянувшуюся паузу Грег.
   - Совершенно непредвиденное и неожиданное событие в корне изменило  мою
судьбу. Если бы не оно, я бы остался, очевидно, жить  с  вдовой  рыбачкой,
так как матери о гибели бывшего супруга  не  сообщили.  Однажды  на  маяке
появились незнакомые  люди.  Они  долго  беседовали  с  Юджин,  так  звали
экономку, а затем увезли  меня  в  Канберру.  Оказалось:  в  автомобильной
аварии погиб муж моей матери - весьма состоятельный коммерсант.  Наверное,
она его  очень  любила  -  неделю  спустя  после  похорон  отравилась.  По
завещанию, оставленному ею, я становился богатым. Опекуны  отправили  меня
учиться в Европу,  в  привилегированный  колледж,  а  затем  в  Англию,  в
университет. Вдова рыбачка, я часто писал ей и помогал материально, вскоре
скончалась от какой-то болезни, я остался одинешенек на целом свете  и  со
всей страстью отдался археологии. Вот так к живу.
   - И у вас не было семьи? - спросил Мартин. - Вы не женились?
   - Как же, женился, - недобро усмехнулся Эдвин.  -  Но,  вероятно,  надо
мной, как и отцом, витал какой-то злой рок. Жена ушла, когда я  производил
раскопки в Греции. Я не виню ее -  она  человек  экспансивный,  совершенно
другого склада. Мои же отлучки по полгода кого угодно довели бы до  белого
каления. Детьми мы, слава богу, обзавестись не  успели  и  разошлись,  как
принято говорить, по-джентльменски. Где она сейчас, мне неизвестно.
   Несколько минут над столом черным облаком  висело  тягостное  молчание.
Словно кто-то из  присутствующих  затронул  запретную  тему  и  остальные,
сознавая это, не знают, как выйти из столь  неловкого  положения.  Развеял
его сам профессор.
   -   Со   студенческой   скамьи   я   воспринимал   науку   как   что-то
космополитическое,  оторванное  от  общества,  государства,  принадлежащее
всему человечеству - под этим  термином  опять  же  подразумевалось  нечто
весьма расплывчатое в виде огромного и однородного скопления людей.  Я  не
задумывался, кому служат в конечном  счете  научные  открытия,  полагая  -
самой науке, всему миру. Но какому?  Неважно.  С  годами,  вероятно,  люди
начинают размышлять, ради чего  прожили  жизнь,  чем  обогатили  то  самое
человечество? И вот тут-то возникло чувство, что человечества-то вообще не
существует.
   - То есть как это не существует человечества?
   - Не существует как единого понятия. То,  что  идет  на  пользу  одним,
оборачивается другим во вред, хотя и первые и вторые входят в  определение
- человечество. Больше того, некоторые, казалось бы, незыблемые  качества,
такие, как честь,  благородство,  мужество,  справедливость,  тоже  весьма
относительны  и  в  разных  обществах  трактуются  по-иному,  порой  имеют
противоположное  значение  даже  в  юридическом  плане.  За  что  у  одних
наказывают, у других возводят на пьедестал, а это ужасно,  когда  принципы
определения добра и  зла  не  равнозначны.  Меня  восхищает  сила  и  мощь
человеческого разума,  но  приводит  в  бешенство  и  заставляет  страдать
людская подлость. Парадокс - этими качествами обладает, по сути дела, одно
и то же белковое тело - гомо сапиенс. Одни, используя врожденные инстинкты
собаки, учат ее спасать в горах заблудившихся  туристов,  быть  поводырями
слепых, вытаскивать из горящих домов детей. Другие внушают тем же животным
перегрызать горло узникам, бросаться на демонстрантов.  Тех  же  дельфинов
одни хотят использовать на  благо,  другие  превратить  в  живые  торпеды.
Зловещая диалектика прогресса - разум, уничтожающий сам себя. Но какой  же
он тогда, к черту, разум, если поступает неразумно?  Вот  и  получается  -
неизбежно сформируется такое общество, в основу которого заложены  высокие
нравственные принципы: справедливость, милосердие и доброта.  Ведь  должен
же восторжествовать именно разум. Иного выхода я не вижу...
   - Абсолютно с  вами  согласен,  профессор,  -  Уваров  закивал  в  знак
подтверждения. - Я хоть и сам технарь, но  мне  претят  также  утверждения
отдельных пессимистов: машины выйдут из повиновения людей, "роботы  сожрут
человека"  и  прочая  чушь.  Когда-то-кибернетик   Норберт   Винер   метко
выразился:  "Оставьте  машине  машинное,  а  людям  человеческое".  Машина
продукт человеческого мозга, и какой бы совершенной  она  ни  была,  умнее
своего создателя не станет. То же можно сказать и о роботах  -  их  задача
облегчить труд людей.
   - Не скажите, Миша, роботы  отнимают  у  человека  работу,  -  возразил
Мартин, - лишают куска хлеба.
   - Это не роботы. Они сами  по  себе,  грубо  говоря,  набор  железяк  и
электронных схем. Они могут пеленать детишек и... отрубить голову.  Роботы
бездумные исполнители - что прикажете, то и  сотворят.  Руководит  же  ими
общественный  строй.  Как  раз  на  этом  примере   и   можно   убедиться:
научно-технический прогресс, его плюсы и минусы нельзя  рассматривать  вне
общества, в котором он действует.  Добавлю  к  словам  профессора:  думаю,
науки и техники вообще, как и человечества, не существует. Но меня волнует
и интересует сейчас другое, как я считаю, более актуальное.
   - Что же вас так затронуло? - сощурился Эдерс.
   - Как вы, профессор, человек мудрый и образованный,  культурный  и  без
предрассудков, относитесь к молодому поколению?
   - Вот вы как повернули? Вопрос, извините, сволочной, когда  его  задают
пожилому. Так и подмывает побрюзжать: "Ох уж эта современная молодежь".  -
Эдвин хитровато улыбнулся. -  Извольте.  Отвечу.  Молодые  строптивы,  без
послушания и уважения к старшим.  Истину  бросили,  обычаев  не  признают.
Никто их не понимает, и они  не  хотят,  чтобы  их  понимали,  несут  миру
погибель и станут последним его пределом.
   - Во-о-о, - Эдерс наклонился и закивал.  -  Очень  точно  и  правильно.
Кроме того, я бы еще добавил...
   - Нынешняя молодежь привыкла к роскоши, - назидательно продолжал Эдвин.
- Она  отличается  дурными  манерами,  презирает  авторитеты,  не  уважает
старших. Дети спорят с родителями, жадно глотают пищу и изводят учителей.
   - Так безысхо-одно? - протянул Уваров и поднял плечи. - Признаться,  от
вас я такого просто не ожидал. Как снег на головенку.
   - А я бы этого никогда и не  сказал.  Первое  изрек  египетский  фараон
Аменхотеп III. Второе - древнегреческий философ Сократ. Характерно, что  и
царь и ученый имели в виду "современную молодежь" своего времени, то  есть
до нашей эры. Как видим, несмотря на столь мрачный прогноз по поводу "той"
молодежи, мир ухитрился не полететь кувырком в Тартар,  а  просуществовать
еще почти четыре тысячи лет. Часто восклицают - молодежь наше будущее. Это
так. Тем более молодые - половина населения Земли, и со счетов такую массу
не сбросишь. Поэтому  и  отношение  к  молодежи  равнозначно  отношению  к
будущему, оно должно быть серьезным, внимательным и уважительным. А  какой
я вижу будущую молодежь? Или хочу видеть? Прежде  всего  лучшей,  чем  мы,
иначе это  регресс,  и,  по  сути  дела,  тогда  грош  нам  цена,  что  мы
исхитрились воспитать поколение, недостойное предыдущего. Я вижу  молодых,
несомненно, знающими,  глубоко  образованными,  честными,  благородными  и
добрыми. По многим статьям они уже нас превзошли - это закономерно, и меня
радует,  преисполняет  гордостью,  ибо  это  лепта  нашего  поколения.  Но
настораживает  порой  потребительское   отношение   к   жизни.   Создается
впечатление: по  воле  волн  несется  судно,  нагруженное  сокровищами,  а
команда его в сутолоке будней  и  мелочей  не  ведает,  куда  приткнуться,
мечется в сомнениях, где отыскать именно нужную бухту. Почему? Да  потому,
что для того, кто не знает, куда он плывет,  не  бывает  попутного  ветра.
Глядишь, в пылу  разглагольствований  и  споров  о  месте  назначения  уже
растрачено много драгоценностей, зияют пробоины в корпусе, сломаны  мачты,
оборваны паруса. Хочется надеяться и верить - они найдут свой  причал,  не
превратят окончательно "корабль счастья" в  "корабль  дураков"  Себастьяна
Бранта. Таково мое мнение.
   Несколько минут все молчали, будто пытаясь осмыслить услышанное.  Затем
доктор погладил усы и задумчиво произнес:
   -  Недавно  я  был  свидетелем   необычного   явления.   У   меня   нет
родственников, кроме  престарелого  отца,  человека  глубоко  и,  как  мне
кажется, искренне и убежденно, но не фанатично, разумеется, верующего.  Он
принадлежит к сектантам. Правда, это не баптисты,  пятидесятники,  хлысты,
мормоны или еще кто. Их секта особая. Они поклоняются единому богу, причем
имени у него нет: его называют просто Бог. Возникла секта лет пять  назад,
когда ядерный бум вошел в силу и обострилась угроза войны.
   - Значит, раньше ее не существовало как религии? - спросил Уваров.
   - Нет, - подтвердил Эдерс. - Несколько десятков фермеров, принадлежащих
к разным сектам, основали новую.  Они  продали  свое  имущество  и  землю,
приобрели в глухом захолустье Запада большой  участок.  Построили  на  нем
нечто напоминающее то ли монастырь, то ли крепость, а  по  мне  -  подобие
концентрационного лагеря. Я приехал туда по вызову тяжелобольного отца,  -
доктор вздохнул.
   - А как выглядит эта обитель? - поинтересовался Мартин.
   Эдерс  тряхнул  головой,  словно  отогнал  воспоминания  об   отце,   и
переспросил:
   - Как выглядит?
   - Да, - кивнул негр.
   -  Представьте   обширную   долину,   окаймленную   горами,   поросшими
низкорослыми  деревьями  и  кустарником.  В  центре  поселок,   окруженный
глубоким рвом с водой, в нем они разводят карпов.  Весь  участок  огорожен
металлической десятифутовой высоты  сеткой  на  бетонных  столбах,  сквозь
сетку пропущен ток. Дома двухэтажные, с толстыми стенами, глубоко врытые в
землю,  как  бомбоубежища.  Окна  и  двери  узкие,   словно   бойницы,   и
герметические - снабжены  вентиляцией  с  соответствующими  фильтрами.  Из
каждого закрытого сооружения независимо от его назначения, обитаемо ли оно
или просто служит складом, в общем, из каждого дома - ход в подземелье, по
сути дела, там, на десятки футов внизу, расположен еще один городок. В нем
электростанция, склады продовольствия  и  горючего,  колодцы,  бассейны  с
водой,  больница,  жилые  помещения,  короче   -   все   необходимое   для
существования населения этих казематов в течение года.
   - А почему года? - Грег непонимающе воззрился на Эдерса.
   Доктор сделал жест ладонью, будто хотел сказать: подождите, дойдем и до
этого, и продолжил:
   - У них своя молельня и школа, а также армия. Да-да,  самая  настоящая.
Всех жителей - мужчин, женщин или подростков обучают  владеть  оружием.  В
арсенале -  базуки,  минометы,  пулеметы,  автоматы  и  прочее.  Руководит
обучением пожилой немец, вероятно, из недобитых эсэсовцев.
   Принцип их жизни таков: пусть человечество сходит с ума,  убивает  друг
друга - им дела нет. Они спасутся, веря в  своего  Бога.  Однако  спасение
души  не  отделяют  от  существования  телесного   и   заранее   об   этом
позаботились.
   - На бога надейся, а сам не плошай? - вставил Уваров.
   - Именно, - кивнул Эдерс. - Если  произойдет  ядерная  катастрофа,  они
спустятся в подполье, где и переждут ее  последствия,  то  есть  опасность
радиационного облучения - по их подсчетам, на это потребуется полгода-год.
- Доктор посмотрел на Грога, тот кивнул, словно сказал,  что  удовлетворен
ответом.
   - Соорудили нечто подобное  Ноеву  ковчегу,  но  не  от  потопа,  а  от
пламени, - хмыкнул Уваров.
   - Именно, - подтвердил доктор. - Пока же они обрабатывают землю,  ведут
хозяйство сообща, пополняют запасы всего необходимого.  Причем  используют
самую совершенную сельскохозяйственную технику. Они применяют и химические
удобрения,  разные  там  консерванты,  гербициды,   пестициды   и   прочие
достижения науки.
   - Ну а для чего им армия и оружие? - Уваров выжидательно  уставился  на
доктора.
   - Для защиты себя и имущества от тех,  кто  по  какой-либо  случайности
останется в живых  и  станет  скитаться  по  опустевшей  Земле  в  поисках
пропитания. Вы понимаете, не помочь спастись от огня, дать кусок хлеба или
глоток воды, а отпугнуть оружием, перегрызть горло и уничтожить. И это  не
каких-то захватчиков, а своих соотечественников. Сектанты называют себя  -
"те, кто выживет" и фанатично убеждены - так  и  случится.  Руководит  ими
совет во главе с магистром-настоятелем, избираемым на четыре года. В совет
входят по одному представителю от каждой семьи - его  выдвигает  семья  на
свое усмотрение. В случае смерти кого-либо  имущество  переходит  в  общий
фонд. Сектанты не отринули цивилизацию, как  большинство  их  единоверцев,
они широко пользуются ее  благами:  телевидением,  радио,  кино,  а  также
газом, электричеством и так далее.
   - А книги, газеты? - задал вопрос Мартин.
   - Есть и то и другое, но лишь те издания, которые разрешает  совет.  От
общества  они  уединились  полностью:  не  участвуют  в  выборах,   других
мероприятиях, работают лишь на своей территории, выходить  за  ее  пределы
имеют право  только  члены  совета  с  разрешения  магистра.  Это  как  бы
государство в государстве - судьба других сограждан их не касается.
   - Но их должны призывать  в  армию,  брать  налоги?  -  поинтересовался
Мартин.
   - Этого я не могу сказать - был там всего  несколько  часов  и  то  под
неусыпным  наблюдением.  Люди  они  молчаливые,  во   всяком   случае,   с
посторонними в разговоры не вступают, ведут себя настороженно, относятся к
чужим подозрительно и с опаской.  В  общем,  не  исключено,  что  мне  это
показалось с непривычки, народ они замкнутый.
   - Как  же  вы  почерпнули  столько  информации,  поделитесь  опытом?  -
подмигнул Грег.
   - Мне повезло, - улыбнулся Эдерс. - Пользующий отца врач оказался  моим
однокашником по институту. Он и сообщил.
   - Он тоже сектант? - с сомнением спросил Уваров.
   - Разумеется. И он и его семья. Замечу,  образ  их  жизни  пуританский:
строгий сухой закон, запрет на табак и, разумеется, на  наркотики.  Это  я
одобряю беспрекословно.
   - А как они вступают в брак? В конце концов подобная изоляция  приведет
к кровосмешению  и  вырождению?  -  Профессор  выжидательно  посмотрел  на
Эдерса.
   -  Несомненно.  Но  мне  кажется,  над  подобной   проблемой   они   не
задумывались - считают, до этого не дойдет, ибо думают,  планета  обречена
на гибель в 1990 году. Откуда такая дата? Мне неизвестно. Надеются -  все,
кроме  них,  сгорят,   а   там   посмотрим.   Лишь   бы   выжить,   а   уж
воспроизвестись-то сумеем. Сейчас у них запрещено иметь более двух  детей.
Население, как ни  странно,  в  основном  люди  средних  лет  и  молодежь,
стариков мало. Если человек заболевает неизлечимой болезнью  или  младенец
рождается уродом - умерщвляют. Кладбищ нет - пользуются крематорием,  прах
усопшего не сохраняется.
   - Да-а, - скривился Грег. - Мой знакомый, некто Кинг, тоже стремился  к
изоляции. Мечтал любыми путями  накопить  денег  и  где-нибудь  в  Океании
приобрести островок, куда и уединиться с  семьей  от  мерзостей  общества.
Думаю, ничего из этого не получится, вспомните французского художника Поля
Гогена - он, пытаясь создать мир гармонии человека и природы, искал "землю
обетованную",  но  всюду  наталкивался  на  противоречия.  Даже  в   самые
затерянные уголки протянул щупальца спрут наживы и алчности.
   - Иллюзии это и слюнявая  утопия,  -  подытожил  Уваров.  -  Никуда  от
общества не денешься - планета  у  нас  маленькая.  Бороться  надо,  а  не
бежать. Надо сделать...
   - Хе! Как в России? - перебил ехидно доктор.
   - Там давно сделали. А вот здесь начинают. Единицы прячутся по норам, а
миллионы предпочитают отстаивать свои права, и  небезуспешно.  Выходят  на
митинги и демонстрации, и с ними все  больше  и  больше  считаются.  Войну
допустить нельзя.
   - Не горячитесь, Миша, - остановил физика Мартин. - Доктор нам  образно
описал, как группа людей намеревается спастись от атомного смерча. А я вам
зачитаю любопытное сообщение,  как  нечто  подобное  делается  в  масштабе
страны и не какими-то сектантами, а правительством. Правда, речь идет не о
людях, а о некоторых атрибутах культуры и быта. Дабы те, кто  появится  на
ядовитом пепелище после исчезновения жизни  на  Земле  -  они  это  вполне
допускают, могли судить, как мы жили. Так вот, французская газета  "Матэн"
сообщает: правительство ФРГ начало приготовления для того,  чтобы  сберечь
следы нынешней цивилизации на случай ядерной  войны.  В  Шварцвальде  близ
Фрейбурга в  заброшенной  шахте  на  глубине  392  метров  спрятано  много
микрофильмов. На мероприятие затрачено 70 миллионов  марок.  Эти  действия
порождают ряд вопросов. Во-первых, если люди будут уничтожены, кто  станет
смотреть фильмы? Вновь зародившиеся существа или инопланетяне? Во-вторых -
что смотреть? Тексты Гете,  Гейне,  Шиллера,  Манна,  полотна  Дюрера  или
клавиры Вагнера? Ничуть не бывало. Среди  прочих  документов,  таких,  как
Вестфальский мир 1648 года и 34665 приговоров,  вынесенных  за  много  лет
германскими судами, документация гитлеровского рейха. Материалы о  военных
операциях "африканского корпуса" Роммеля, архивы Геббельса и  центрального
аппарата службы СС.  Для  чего  это  понадобится  далекому  потомку?  Мне,
например,  непонятно.  Эти  материалы  -  позор  и  стыд  Германии,  а  не
культурное наследие. Я поддерживаю Мишу и считаю, нечего растрачивать силы
на то, чтобы уберегать что-либо или изобретать способ сохранить  жизнь  от
ядерного ужаса. Как гласит, по-моему, персидская пословица:  "Если  хочешь
спасти зерно от мышей,  лучше  не  ломать  голову,  как  подвесить  его  к
потолку, а уничтожить мышей..."


   Утром, проводив Эдвина до автомобиля, друзья вернулись за стол.
   Грег долго сидел молча, затем вскинул голову и  как-то  отрешенно  стал
разглядывать потолок, словно пытался что-то вспомнить. Потом произнес:
   - Вчера ночью я долго беседовал и советовался с профессором.  Извините,
не хотел вас будить, но, - он развел руками, - сейчас обсуждать ничего  не
станем, будем действовать. Времени у нас не остается. Сегодня же Уваров  и
Эдерс перебираются в гостиницу и живут там. Мы с Мартином заканчиваем дела
здесь и тоже едем в город. Останавливаемся  в  другом  отеле,  как  станем
держать связь, сообщу позже. Потом мы отбываем,  а  вам  берем  билеты  на
самолет, летящий спустя пару дней - билеты перешлем  почтой.  Прилетев,  я
начинаю оформлять ваш отъезд, -  делаю  заявку,  готовлю  необходимое  для
вояжа в ЮНЕСКО.
   - У кого будут находиться материалы? - озабоченно спросил доктор.
   - Здесь следует тоже подстраховаться. - Мартин  вопросительно  взглянул
на Грега.
   - Одна копия у вас,  предназначенная  для  передачи  в  ООН.  Другая  и
аппарат РУ у меня. Билеты вам закажу на самолет, идущий  из  Европы  через
Каир.
   - Не потому ли, что этот рейс  обслуживает  Юта  Шервуд?  -  прищурился
ехидно Эдерс.
   - Нет. - Грег сделал вид, что шутки не понял.  -  Так  удобнее,  меньше
подозрений - этим рейсом местные почти не летают - стоимость выше. Давайте
готовиться.
   По белой стене холла  серой  молнией  метнулась  за  мухой  малюсенькая
ящерица. Поймала. Замерла. Изо рта торчали слюдяные крылышки.  Поблескивая
черными глазками-бусинками, покосилась на людей  -  не  отнимут  ли...  Не
отняли. Торопясь проглотила...
   Вечером Грег и  Мартин  уже  отдыхали  в  ожидании  самолета  в  номере
гостиницы. Негр лежал  на  диване,  читал  иллюстрированный  еженедельник.
Фрэнк, словно" не зная, чем заняться,  слонялся  по  комнате.  Наконец  не
выдержал, подошел к дивану и произнес:
   - Пойду-ка пройдусь.
   - Правильно. - Мартин поднял очки на лоб. - Подышите воздухом,  времени
еще много. Ступайте.
   Грег, беспечно болтая руками, спускался по лестнице, когда  его  взгляд
вдруг выхватил квадратную спину сидевшего в холле мужчины. Фрэнк вздрогнул
как от удара током, резко повернулся и почти бегом бросился наверх. Влетел
в номер, плотно прикрыл дверь.
   - Нагулялись? - Мартин оторвался от журнала.
   Грег подошел к окну и  внимательно  из-за  шторы  оглядел  пространство
вокруг отеля. Повернулся и сказал решительно:
   - Собирайтесь. Быстренько. Спустимся на  грузовом  лифте.  В  вестибюле
сидит Брукс. Ну тот рыжий соглядатай...



        16. КАТАСТРОФА

   В отсутствие Грега и Мартина комната  их,  казалось,  пришла  в  полное
запустение. Потемнели потолки и стены. Кое-где по углам появились  потеки,
нитями повисла паутина. Так выглядит обычно жилье, которое хозяева считают
чем-то временным. Даже запах в нем не отдает домовитостью, пахнет будто на
вокзале,  где  часто  меняются  люди  и  их  жизнь  не  успевает  отложить
свойственного им отпечатка на  помещение  -  делает  приютом  для  всех  и
ненадолго. Принявшийся было за генеральную уборку  Мартин  вдруг  охладел,
смел паутину, вытер пыль, остальное отложил до возвращения друзей.
   Негр сидел за  столом,  на  голове  белел  бинт,  правый  глаз  заплыл,
наискось рассеченная верхняя губа вспухла. Он перебирал фасоль.  Из  горки
бобов в одну тарелку откладывал цве