Игорь Подколзин. Год черной собаки

   -----------------------------------------------------------------------
   М., "Молодая гвардия", 1987 ("Библиотека советской фантастики").
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


        ПРОЛОГ

   В конце семидесятых годов в зарубежной командировке меня познакомили  с
весьма    оригинальным    человеком    -     корреспондентом     солидного
иллюстрированного еженедельника. Помню, вначале очень  позабавило,  когда,
представляясь, он, назвав свою фамилию - Трумен, поспешно добавил:  "Прошу
не путать с бывшим, извините за выражение, американским президентом. Он не
имеет ко мне отношения. Сама  же  наша  однофамильность  вызывает  чувство
неловкости".
   Журналист этот резко выпадал из принятых у  нас  в  литературе  и  кино
стереотипов  людей  подобной   профессии.   Был   непьющим,   неироничным,
флегматичным и аккуратным в одежде. Не носил бороды и усов.  Отличала  его
доходящая до педантизма беспристрастность в изложении тех или иных фактов.
Чувство порядочности граничило с болезненной щепетильностью.  Работая  над
тем или иным вопросом, он докапывался до  самой  сути  явления,  мастерски
вскрывал его природу, но никогда, даже намеком, не указывал пути  решения,
оставляя его на долю читателей. Откровенно говоря, в некоторых нюансах его
характера я так окончательно и не разобрался.
   Получилось, что нам, занимаясь приблизительно  одинаковыми  проблемами,
пришлось не только часто встречаться, но  помогать  друг  другу,  делиться
информацией и впечатлениями. В конечном итоге это  привело  если  и  не  к
дружбе, то к взаимной симпатии и доверию.
   Несмотря на замкнутость, его подчас вдруг словно прорывало, и тогда  он
пускался в длинные разговоры "за жизнь". Вот в один из таких моментов я  и
услышал о  перипетиях  его  приятеля,  частного  детектива  Фрэнка  Грега.
Впоследствии эти-то откровения  и  легли  в  основу  моего  романа  "Когда
засмеется сфинкс".
   В конце концов сроки поездки истекли, и мы расстались.
   Минуло несколько лет, и я вновь встретился с моим иностранным коллегой.
Он почти не изменился, разве еще больше  ушел  в  себя,  слегка  обрюзг  и
поседел. Я полюбопытствовал: читал ли он  мое  произведение,  и  намекнул,
было бы полезно узнать на этот счет его  мнение.  В  ответ  Трумен  то  ли
недовольно, то ли досадливо кивнул  и  произнес,  как  мне  показалось,  с
упреком:
   - Что же застряли на полпути?
   - То есть? - удивился я, ибо считал, что роман доведен  до  логического
завершения.
   Он хмыкнул, почмокал губами, посопел и спросил снова:
   - Надолго?
   - Пока не соберу материал на серию очерков.
   - Значит,  надолго.  Я  завяз  в  том  же.  Будем  видеться.  Возникнет
настроение, сообщу кое-что занимательное.
   Ждать пришлось сравнительно долго. Наконец настроение у него появилось,
и, как обычно, внезапно. Так мне  стали  известны  дальнейшие  приключения
Фрэнка  Грега  и  его  друзей.  Признаться,  они  меня  потрясли.   Писать
продолжение романа, скажу по правде, не собирался - во  всяком  случае,  в
ближайшее время. Но, вернувшись домой, понял: сделать это не так-то легко.
Грег со спутниками преследовали меня по пятам, не давая покоя ни днем,  ни
ночью. Все валилось из рук. Стало ясно: от этого наваждения не освобожусь,
пока не поведаю всего читателям. Так возникла эта книга.



        1. ВСТРЕЧА

   Узенький  переулок,  застроенный  небольшими,   в   три-четыре   этажа,
каменными  домами,  выходил  на  неширокую  улицу.  На  ней  располагались
магазинчики, бары, кафе и маленькие пивные. Владельцы заведений, не  желая
отставать от более солидных  коллег,  пестро  и  ярко  рекламировали  свой
товар. В этом районе города небоскребы не  царапали  облака  крышами,  тут
обитал далеко не богатый и самый разношерстный люд.
   На перекрестке стоял человек лет тридцати в мятых серых брюках и  синем
фланелевом  пиджаке  с  металлическими  пуговицами.   Мужчина   недоуменно
озирался, будто решал: стоит ли переходить  на  другую  сторону  или  нет.
Левую руку - кисть ее заменял никелированный крючок - держал у лацкана,  а
правой поправлял кожаную повязку-кружок, которая  закрывала  отсутствующий
глаз. Человек был  выше  среднего  роста,  худощавый.  Каштановые,  слегка
вьющиеся волосы зачесаны назад, на лоб падала седая прядка.
   Мимо сновали прохожие. Кто озабоченно торопился, кто  просто  слонялся,
убивая время. Две девицы-панки с разрисованными белилами щеками, выбритыми
висками и растянутыми к макушке бровями, одетые в красные  кофты  и  брюки
"банан", остановились поглазеть на витрину. Магазин назывался "Эксцесс". В
нем продавались мастерски выполненные муляжи человеческих  пальцев,  ушей,
носов и прочее. На подставках в центре отвратительные скорпионы,  фаланги,
сороконожки-сколопендры, мохнатые тарантулы и  змеи.  Они  могли  шевелить
лапками, усиками, высовывать жало и даже шипеть. Все это располагалось  на
фоне красочной глянцевой картины: обнаженная девушка - чем  подчеркивалась
ее беззащитность - со страхом  в  широко  распахнутых  глазах  взирала  на
хрустальный фужер, в котором плавал посиневший  и  окровавленный  мизинец.
Смысл "Эксцесса" в том и состоял, чтобы, улучив момент, когда  соседка  по
столику или стойке зазевается, бросить ей в стакан, скажем,  оторванное...
ухо. Когда же она, ничего не подозревая,  потянется  губами  к  бокалу  и,
побелев  от  ужаса,  истошно  завизжит,  с  бесстрастным   лицом   извлечь
"сюрприз", сунуть его себе в рот и с хрустом перемалывать "кости" - муляжи
делались из марципана. Под рисунком симпатичного пуделька - видно, остался
еще с рождества - размашистая надпись зеленым  фломастером:  "Оригинальный
подарок соседям к Новому году - году черной собаки, - этот  смышленый  пес
лает только ночью. Ваших соседей ожидает веселая жизнь".
   Человек закашлялся. Панки обернулись. Взглянули на одноглазого,  громко
и неестественно рассмеялись.  Мальчишка-мексиканец  в  цветастой  рубашке,
приплясывая, выбежал  из  магазина,  размахивая,  как  ветряная  мельница,
длинными и тонкими руками.  Состроил  девчонкам  рожицу  и  высунул  язык.
Модницы  фыркнули  и,  нарочито  вихляя  худосочными  бедрами,   двинулись
восвояси.
   Пахло пылью, выхлопными газами, синтетикой и шелухой земляных орехов.
   Мужчина заложил руки за  спину  и,  глядя  на  носки  своих  поношенных
коричневых туфель, неторопливо зашаркал по тротуару.
   - Боже мой! - раздался почти над его ухом сочный баритон. - А ведь  это
мистер Грег! Ну конечно, он! Господи! Снова встретились, прямо  судьба.  -
Одноглазого  схватил  за  плечо  полноватый  господин  в  белом  чесучовом
костюме. Замотал гривой черных волос, заулыбался,  от  чего  обвисшие  усы
поползли концами в стороны.
   - Мистер Эдерс! - Человек вскинул голову и остановился. - Здравствуйте,
доктор. Вы что, специально гуляете там же, где и я? Ищете со мной встречи?
   - Не совсем. Хотя, признаться,  может  быть,  это  и  телепатия,  после
нашего недавнего разговора я много думал о вас. - Эдерс засмеялся, обнажив
крепкие белые зубы, и опять затряс темной копной.
   От простодушного смеха доктора у Грега поднялось настроение.
   - Вы даже запомнили, о чем шла речь?
   - Еще бы -  врезалось  в  память,  не  вытащишь.  Сначала  вы  с  видом
заправского заговорщика сообщили мне, что волею  судеб  стали  обладателем
каких-то величайших научных открытий.
   - Так оно и есть.
   - Но потом-то выяснилось: секреты эти не у вас в кармашке, а где-то  за
тридевять земель. За ними  нужно  куда-то  ехать,  и  вы  пригласили  меня
последовать с вами в этот вояж.
   - Так оно и было. Но вы отказались. Более того...
   -  Высказал  сомнения  в  вашей  психической  полноценности.  -  Доктор
захохотал. - А вдруг я теперь передумал?
   - Знаете что? - сказал Грег. - Если у вас есть время, пойдемте-ка к нам
домой. Побеседуем.
   - Я и сам хотел посидеть где-нибудь.  Видите  ли,  я  действительно  на
досуге  размышлял  над  вашим  необычным  предложением  и,   хотя   сперва
отказался,   но   потом,   когда   возникли    некоторые    непредвиденные
обстоятельства, усомнился в правильности своего первоначального решения.
   - Что за обстоятельства?
   - Их два. Во-первых, я сейчас не у  дел.  Во-вторых,  у  меня  появился
приятель, пациент. Я хотел сказать новый, так как и  вы  тоже  мой  бывший
больной и также приятель, смею надеяться.
   - Вы и ему, как мне, помогли выкарабкаться с того света?
   - Вам нет, не преувеличивайте, а вот  ему  до  летального  исхода  было
рукой подать.
   - Но почему именно он заставил вас поколебаться?
   - Вы, помнится, упомянули: для расшифровки и оценки значительности  тех
ваших пресловутых тайн, кроме медика, потребуются  и  другие  специалисты.
Так?
   - Да.
   - Ну а он физик. И вроде неплохой.
   - Фи-изик? - присвистнул Грег. - Весьма кстати, доктор, весьма. Как раз
физик-то нам и необходим.
   Из подворотни появился  молодой  метис  в  зеленой  сетке,  замызганных
джинсах и вьетнамках на  грязных  ногах.  Бросил  на  асфальт  истрепанную
жокейскую фуражку. На его груди висел помятый саксофон. Заиграл,  раздувая
бронзовые щеки, вращая глазами и притоптывая. Плечи дергались,  инструмент
хлюпал и гнусавил.
   -  Чего  мы,  собственно,  торчим  посреди  улицы?  Пойдемте  ко   мне.
Познакомлю с хозяином квартиры - это мой друг, негр, бывший домоуправитель
моего бывшего начальника Эдуарда Бартлета, владельца  детективной  конторы
"Гуппи", где я служил. Да я  вам,  кажется,  о  них  рассказывал.  Негр  и
оплатил лечение в вашей клинике.
   - Она уже не моя. Но наведаться к вам  не  против.  -  Доктор  закрутил
головой. - Возьмем такси. - Он поднял руку.
   - А не полезней пешочком? Тут недалеко, - неуверенно возразил Грег.
   Эдерс отмахнулся.
   - Да что вы в самом деле, топать по пылище.
   - Сейчас не так уж и пыльно. Видите ли...
   - Перестаньте, Грег. У меня есть деньги. На что  другое,  может,  и  не
хватит, а уж на такси наскребем. - Он замахал рукой над головой.
   Одна  из  машин  вырвалась  из  общего  потока,  взвизгнув   тормозами,
остановилась у обочины.
   - Прошу! - Доктор распахнул двери.
   - После вас. - Грег протестующе поднял ладонь.
   - Да полно вам. Сообщите шоферу адрес.
   Они ехали около получаса.
   Доктор вылез из автомобиля и огляделся.
   - Так вот где вы обитаете? Почти трущобы. И запах - не как в цветнике.
   По доскам, переброшенным через канаву, наполненную зеленоватой,  жирной
и зловонной жижей, они  направились  к  выкрашенным  в  коричневую  краску
унылым четырехэтажным  домам.  Штукатурка  кое-где  осыпалась,  отвалились
водосточные трубы, шифер на крышах побит.
   Дверь открыл высокий пожилой и седой негр с мягкими  приятными  чертами
лица и большими темно-карими глазами.
   - Фрэнк? Я ждал вас позже, обедать еще рановато.
   - Черт с ним, с обедом. Посмотрите,  кого  я  привел.  -  Он  пропустил
Эдерса вперед. - Это тот самый врач,  который  меня  спас,  правда,  лишив
кисти и глаза. Знакомьтесь, Мартин.
   - Здравствуйте, доктор. Я вас таким и представлял.
   - Почему таким?
   - Фрэнк рассказывал: вы похожи на французского писателя Бальзака, а его
портрет я видел в книге. Проходите, пожалуйста, сейчас сварю кофе.
   Они уселись на продавленный диван,  накрытый  вытертым  неопределенного
цвета паласом.
   - Снимайте пиджак. Жарко, - предложил Грег.
   - С удовольствием. - Эдерс сбросил пиджак и остался в  желтой  рубашке,
перекрещенной узкими светло-серыми подтяжками.
   Из-за занавески появился Мартин. На маленьком  подносике  дымились  две
чашечки кофе. Поставил на стол и обратился к Грегу:
   - Пойду в маркет, куплю кое-что к обеду и ужину.
   - Хорошо, Мартин,  мы  будем  дома.  Учтите  -  не  исключено,  попозже
пожалует еще гость.
   - Ничего, еды на всех хватит. - Негр вышел.
   Доктор отхлебнул глоток горячего, ароматного кофе и взглянул на Грега.
   - Расскажите о себе. Я же о вашей жизни почти ничего не знаю.
   - Длинная история, - вздохнул Грег, - да и вряд ли вам интересна.
   - А куда нам спешить? Насчет же  интереса  ошибаетесь.  К  людям  вашей
профессии - детективам - влекло с детства.
   - Хорошо. - Грег зажег сигарету и оперся о валик дивана. Выдохнул  дым,
стряхнул пепел, чуть прикрыл глаза.
   - Я с юга. Отца так и не видел - убили на войне. Когда пошел  в  школу,
мать вторично вышла замуж за букмекера и отъявленного прохвоста.  Мне  это
пришлось не по вкусу  -  сбежал.  Как  большинство  сверстников  тех  лет,
направил стопы  к  морю.  Бродяжничал.  Пристал  к  банде  малолеток,  где
познакомился с чудесным мальчуганом, прозвище у него было Косой. Вот он-то
знал, чего хотел.
   - А вы нет?
   - Откровенно - нет. Однако подспудно  сознавал  -  то,  что  делаем,  -
плохо, при первой возможности надо кончать. О чем и сговорились с  другом.
Однажды во время стычки с главарем - отпетым подонком и садистом  -  Косой
погиб. Меня - я пытался его защищать, - избитого до  полусмерти,  подобрал
полицейский инспектор Кребс и, так уж получилось, привез к себе домой. Его
жена - она медик - выходила меня. Я и застрял в этой семье. Воспитывался с
их сыном Стивом, серьезным и толковым парнем. К несчастью, он не  вернулся
из Вьетнама, его сынишка, подобно мне,  родился  после  смерти  отца.  Его
молоденькая супруга помешалась от горя и впоследствии умерла в  лечебнице.
Нас оставалось четверо: Кребс, его  жена,  маленький  Стив  и  я.  Окончив
школу, поступил в полицию и с азартом взялся за работу, которая показалась
мне поначалу увлекательной и благородной.  Вместе  с  Кребсом  мы  накрыли
шайку Майка Черепа. Им грозила смертная казнь. Но тут бес меня дернул,  по
молодости я еще не понимал,  что  можно  полицейскому,  а  чего  нельзя  -
вылезти в прессе с разоблачением действительных преступников, тех, на кого
и вкалывал Майк и его подручные,  -  воротил  химических  концернов.  Дело
пересмотрели. Бандитов почти оправдали. К моему несказанному удивлению,  и
вдохновители гангстеров отделались легким испугом, а вот вашего  покорного
слугу вытурили из полиции без права службы на государственных  должностях.
Кребса понизили на две ступени.  С  его  помощью  я  устроился  в  частную
детективную  контору  "Гуппи".  Ее  возглавлял  Эдуард  Бартлет,   человек
недюжинного ума.
   Незадолго  до  его  кончины  шеф  передал  дела  мне.   В   "Гуппи"   я
познакомился, а затем  и  горячо  полюбил  секретаршу  Бартлета  Вирджинию
О'Нейли,  очень  эксцентричную  девушку.  Некоторыми   качествами   ее   я
восхищался, другие просто коробили, так что порой становилось не по  себе.
Удивляло, откуда в ней, такой юной и далеко не глупой, иногда  проявлялось
столько цинизма, расчетливости и холодного эгоизма. Понимаете, она жаждала
иметь все блага,  но  не  затрачивая  на  это  особых  усилий;  стремилась
получить как можно больше и в самые короткие сроки,  словно  по  мановению
волшебной палочки. А жизнь не  детская  сказка.  Для  того  чтобы  чего-то
достичь, надо трудиться. И не только.
   Один эпизод особенно исчерпывающе характеризует ее;  думается,  как  бы
определяет жизненную позицию. Я тогда прилетел  из  Египта  от  профессора
Эдвина и был завален работой. Загадочное преступление произошло  в  районе
Кребса, и нераскрытие его грозило инспектору огромными неприятностями. Она
же возвратилась из короткого отпуска и  неожиданно  нагрянула  ко  мне  на
квартиру...


   Вирджиния в легком - оранжевые цветочки  по  белому  полю  -  платьице,
прищурившись, смотрела на Грега.
   - Чувствую, ты удивлен и не в восторге? - спросила  она  и,  присев  на
стул, сбросила босоножки.
   - У меня много работы.
   - Значит, для меня времени нет? - Она обмахнула лицо подолом платья.  -
Боже, какое пекло.
   - Но, родная, это чрезвычайно важно, - начал он, словно оправдываясь. -
Представь, Кребс в весьма тяжелом положении, он может потерять службу, а у
него внук и больная невестка, там...
   - Не хочу знать, что там, а вот здесь я и  очень  тебя  люблю.  -  Джин
поднялась и взъерошила ему волосы. - Поговорим после.
   - Но, - попытался он возразить, - мне совершенно необходимо...
   - Никаких но, - перебила. - Я ополоснусь.  Задыхаюсь  от  жары.  -  Она
направилась в ванну.
   - Джинни, с отцом несчастье, он попал в беду. Я надеялся именно сегодня
сообщить  ему  кое-что  обнадеживающее,  что  удалось   распутать.   Пусть
попытается получить  у  своих  сатрапов  отсрочку  денька  на  два-три,  -
бормотал Грег и плелся за ней.
   - Растворись. - Вирджиния захлопнула дверь перед его носом.
   - Но я намеревался...
   - Если ты еще откроешь рот и будешь ныть, мой милый, - донеслось сквозь
плеск воды, - я тотчас исчезну и мы поссоримся на век. Посиди в гостиной.
   Грег досадливо пнул ее туфлю и прошел в комнату. Опустился в  кресло  и
прикрыл глаза. Работать уже не хотелось.
   - Ты не заснул?
   Фрэнк поднял веки. Вирджиния в  мохнатом  розовом  халате  появилась  в
дверях. Пахнуло чем-то свежим и ароматным. Волосы ее были откинуты назад и
собраны в пучок на затылке. Взор фиолетово-синий.
   - Ты не спишь? - Она уселась на диван, закинув ногу на ногу.
   - Думаю. - Он потянулся к ней.
   - Думай, думай. - Джин отстранилась. -  К  делам  фирмы  ты  так  и  не
приступил?
   - Не, - беспечно мотнул Фрэнк головой.
   - Прискорбно. - Она встала и прошлась по ковру. - Еще до моего  отъезда
накопилось много неотложных  дел.  Клиенты  могут  поднять  шум,  а  то  и
расторгнуть контракты. Подумал об этом?
   - Не до них было. Ты понимаешь - речь идет  о  судьбе  моего  приемного
отца.
   - Понимаю. - Джин взяла сигарету. - Но не следует забывать о главном, о
репутации конторы. Только и не хватало,  чтобы  кто-то  остался  недоволен
нашей деятельностью. Уж не воображаешь ли, что заказчики придут в  восторг
от этой волокиты и, захлебываясь от филантропии, повысят  нам  гонорар.  -
Она щелкнула зажигалкой. К потолку потянулась струйка дыма.
   - А мне начхать. - Грег действительно чихнул.
   - Ну-ну. Мы сейчас в самом расцвете. Имеем массу выгодных  предложений,
и  неосмотрительно  бросаться,  очертя  голову,  в  какую-то  сомнительную
авантюру. Она же не даст нам ни цента.
   - Эта, как ты говоришь, авантюра может избавить моих близких от беды.
   - А нас от денег? - Она стояла перед ним, откинув руку  с  сигаретой  в
сторону, другую уперев в бедро.
   - Удивляюсь, как это ты до сих пор не стала во главе "Гуппи",  клянусь,
порядка было бы больше.
   - Э-э нет, дорогой. - Она стряхнула пепел в перламутровую  раковину.  -
Каждый хорош на своем месте, мое счастье. Кроме того, я женщина.
   - Ну и что?
   - А  то,  -  Джин  разогнала  ладонью  дым.  -  Ты  видел  когда-нибудь
обаятельную белую даму, которая бы посягала на мужские обязанности?
   - Видел, малышка, и не только видел, но и...
   - Не перебивай. Не дурачься, я серьезно. Мужские привилегии  необходимы
цветным, дурнушкам и неудачницам. Пусть работают.
   - А ты злая, Джинни. - Грег попытался зубами схватить ее палец.
   - Не придирайся.
   - Я констатирую факт; ты эгоистка по отношению к людям,  которые  этого
не заслужили.
   - Я рационалистка. У меня свое мнение о месте мужчины и  женщины.  Надо
довольствоваться тем, что определено богом.
   - Бога нет.
   - Не юродствуй. Когда надо, он есть.
   - Когда тебе выгодно?
   - Мне выгодно быть за мужем и за богом, как за каменной стеной. В  моем
понятии для этого-то они  и  существуют.  Должны  обеспечивать  нас,  один
материально, другой морально. Ничем иным я заниматься не собираюсь.  Жизнь
коротка - надо наслаждаться ею.
   - Но получается, слабый пол  не  должен  трудиться  или  участвовать  в
общественной  жизни?  Не  будет  ли  это  оскорбительно?  Не   уронит   ли
достоинство женщин?
   - Отнюдь нет. - Она покачала головой.
   - Ну а любовь?
   - Любовь? - Джин как-то загадочно улыбнулась. -  В  идеальном  варианте
можно одарить своего избранника и любовью, если он того достоин.
   -  А  если  нет?  То  есть  не  оправдает  твоих  надежд  на  то  самое
материальное благополучие?
   - На нет и суда нет.
   - Это аморально. Жить с нелюбимым.
   - По-твоему, морально жить с бедным неудачником?
   - Ладно. Но не будет ли женщине скучно ничего не  делать?  Говорят,  от
безделья даже миллионеры стреляются.
   - Она станет помогать карьере супруга, способствовать  его  процветанию
на общественном и служебном поприще. Быть  украшением.  И  блистать  среди
избранных. Ты против?
   -  Я-а-а?  Упаси  господь.  Кто  же   станет   возражать,   когда   ему
способствуют, продвигают, украшают. Но что делать тем, у  кого  нет  твоей
внешности, цвета кожи и достатка? И наконец, - он ударил  себя  кулаком  в
грудь, - такого мужа, как я?
   - Не воображай, - она тихо засмеялась. - Не передергивай.
   - Но ведь я обязан помочь Кребсу  и  его  семье.  Дело  архиважное,  им
грозят непоправимые бедствия.  Я  обязан.  Понимаешь?  _Обязан_.  -  Фрэнк
уставился на девушку.
   - Не фарисействуй. Поменьше пафоса. Ты никому и ничем не обязан. А если
станешь вести себя как мальчишка,  то  нас  ждут  неприятности  ничуть  не
меньшие. - Джин побарабанила пальцами по скатерти.
   - Но, любимая, как ты  не  поймешь?  Мы  рискуем  потерять  лишь  часть
дохода, а отец окажется в безвыходном положении, он  и  так  в  долгах  по
горло.
   - Это, конечно, прискорбно. Помоги ему  в  меру  сил,  но  не  манкируй
делами фирмы. Впрочем,  хватит  болтать,  завтра  все  обсудим  на  свежую
голову. Я пойду  оденусь,  а  то  бегаю,  как  на  пляже,  даже  неудобно.
Наряжусь, и куда-нибудь завалимся развлечься.
   Грег отвернулся и, вздохнув, произнес с надеждой:
   -  Но  я  намеревался  сегодня  поработать.  Потом  сообщить  Кребсу  о
результатах расследования - они весьма обнадеживающие. Если он  отправится
к своему  начальству  и,  ссылаясь  на  мои  выводы,  выхлопочет,  скажем,
несколько суток отсрочки - уверен, все кончится сравнительно благополучно.
   - Поработать сегодня? - Джин нахмурилась. - Ты хочешь сегодня работать?
Не-ет. - Губы ее возмущенно задрожали. - Не-ет, уж этого, мой дорогой,  не
случится. Да, да, да. Не для того я, как глупенькая девчонка, летела сюда,
чтобы после стольких  дней  разлуки  сидеть  и,  пуская  пузыри  умиления,
взирать, как он работает. Добро бы  на  себя,  а  то  на  какого-то  дядю.
Понятно?
   - Но, крошка, у нас с Кребсом совсем  не  останется  времени,  -  слабо
возразил он. - И потом я же тут, с тобой.
   - Хорошо. Мы никуда не пойдем. Видишь, я тебе уступаю, но  уж  к  делам
своим ты не притронешься. Учти.  -  Взгляд  ее  сделался  колючим,  слегка
затрепетали ноздри.
   - Ладно, согласен, но...
   - Вот и умница, - она не дала ему договорить и хлопнула по плечу.
   - Однако, Джинни, я хотя  бы  должен  позвонить  отцу  и  предупредить,
вселить надежду, он же ждет, - вяло произнес Фрэнк.
   -  Ты  никому  и  ничего  не  должен.  -  Она  отдернула  руку.   -   А
следовательно, и не приблизишься к  телефону.  Знаю  я  эти  штучки.  Тебя
уговорить ему ничего не стоит, ты  мямля.  Впрочем,  я  сама  позвоню.  Но
только не Кребсу, а в ресторанчик за углом. Прикажу, чтобы сюда  доставили
шикарный ужин. Согласен?
   - Звони, - буркнул Грег и махнул рукой, будто отогнал муху.
   - Сейчас. - Она пошла к аппарату. -  А  потом  телефон  отключу,  чтобы
никто нас не беспокоил.
   Последних ее слов Фрэнк не расслышал.


   Грег судорожно проглотил слюну. Несколько секунд сидел,  опустив  веки.
Затем встряхнулся и продолжил:
   - Мы собирались пожениться, но непредвиденные события - преступления  в
районе, где служил Кребс, - кто-то  мастерски  раздевал  людей  -  спутали
планы.
   - Я это помню, - перебил Эдерс. - Газеты трубили взахлеб.  Чего  только
не понавыдумывали - и грех и смех.
   - Кому смех, а кому и смерть. Начальство отца срочно потребовало  найти
виновных. Раздевали самых именитых  и  почтенных  граждан.  Я  подключился
частным порядком и уже вышел на верный путь. Но не успел сообщить  Кребсу.
Джин тогда не включила телефон, и отец не мог дозвониться.  -  Он  прикрыл
глаза, сжал челюсти, прошептал: - Кребс в припадке  отчаянья  застрелился.
Остались вдова, малыш-внук и куча долгов. -  Немного  помедлил  и  добавил
тихо: - Я разыскал преступника. Правда, вряд ли  к  нему  применимо  такое
слово. Это был гений. Да, большой ученый. Автор исключительных открытий  в
медицине, физике, биологии, химии. Он сообщил мне, где находятся материалы
изобретений, а сам отравился. Когда я возился с его  аппаратом,  произошел
взрыв - мне оторвало кисть и выбило глаз. Остальное: как  попал  к  вам  в
клинику, как за лечение внес деньги Мартин - он получил  наследство  после
кончины шефа - вам известно. Гения того звали Роберт Смайлс.  Он  когда-то
работал  в  научно-промышленном  синдикате   Дональда   Робинсона,   потом
случилась темная  и  запутанная  история,  и  Смайлс  уехал  в  экспедицию
профессора Эдвина в Египет. Там-то я, кстати, и напал на его  след,  и  он
привел меня сюда. Вот в общих чертах и вся моя биография.
   Несколько минут они молчали.  Затем  Эдерс,  будто  стесняясь,  спросил
вкрадчиво:
   - А вдова и внук Кребса?
   - Еще будучи владельцем "Гуппи", я помог им расплатиться с долгами, дал
денег. Сейчас живут более-менее терпимо на проценты от вклада в банк.
   - Вы опустили в рассказе судьбу вашей пассии,  эксцентричной  Вирджинии
О'Нейли?
   - Она исчезла.
   - То есть как исчезла? - Доктор недоуменно вскинул брови.
   - Сразу после моего ранения словно в воду канула. А перед этим  пропала
рукопись Бартлета  -  капитальный  труд  о  преступлениях  в  промышленных
кругах, их связях с мафией, коррупции и прочих  гнусных  делишках.  Мартин
говорил, будто бы Джин и похитила ее.
   - Но для чего?
   - Шеф был человеком умным и дотошным, много знал о разных махинациях  в
концернах, собрал солидное досье. Подобные разоблачения могли стать весьма
опасны. Очевидно, О'Нейли и собиралась шантажировать кого-либо,  за  ценой
они бы не постояли.
   - А не пытались разыскать бывшую  невесту?  Ведь  вы  как-никак  сыщик.
Потом, меня бы, например, это просто заинтриговало.
   - Пытался. Но безрезультатно. Да и мои возможности были  ограничены:  я
стал почти нищим, не владел конторой, оборвались  и  связи  в  этом  мире.
Многие просто перестали меня замечать. Вероятнее всего, получила  изрядную
сумму, покинула страну и скитается по Европе. Ослепленный  любовью,  я  не
замечал, что эгоизм и авантюризм превалировали в  ее  характере.  Все  она
хотела получить сразу, как азартный игрок.
   - Каковы сейчас ваши планы на будущее? Чем собираетесь заниматься?
   - А-а, - махнул ладонью Грег. - Чем заниматься. В  одиночку  ничего  не
сделаешь.
   - Но ведь должны же быть какие-то устремления, мечты?
   - Хотелось бы  все-таки  разыскать  материалы  Роберта  Смайлса,  даже,
знаете ли, из чисто человеческого любопытства.
   - Хе, любопытства. - Доктор фыркнул. - Это может позволить себе человек
обеспеченный,  которому  некуда  девать  деньги.  Но  думается,  было   бы
заманчиво предпринять попытку без лишнего шума  завладеть  этими  тайнами.
Хотя бы для того,  чтобы  посмотреть,  заслуживают  ли  они  действительно
внимания. Вы же не специалист и  не  в  состоянии  объективно  оценить  их
значение, а в предсмертной исповеди ваш Роберт Смайлс,  несмотря  на  свою
ученость, мог и изрядно поднапутать. Не так ли?
   - Разумеется. Поэтому я и предлагал вам разделить компанию. Вы же врач.
Да и прихватить еще одного-двух компетентных в других вопросах  спутников.
Взять с собой также моего друга Мартина,  он  прекрасный  человек,  верный
товарищ.
   - Признаюсь, ваши идеи начинают меня увлекать. Вероятно, вы, Грег,  как
детектив, обладаете способностями заинтриговать человека, особенно  такого
простодушного, как я.
   - Вы меня переоцениваете, доктор.
   - Ничуть. Но что бы вы ответили,  если  бы  с  нами  отправился  и  мой
теперешний приятель, тот самый  пациент,  о  котором  я  вам  говорил?  Он
физик-математик,  специалист  по  электронике  и  еще  по  чему-то  весьма
заумному, я в этом слабо разбираюсь.
   - Вы так говорите, будто уже окончательно приняли мое предложение?
   - А если да?
   - Буду рад и польщен, доктор.
   - Считайте,  принял.  Давайте  попробуем,  -  он  развел  коротковатыми
руками, - риск благородное дело, а любознательность - двигатель прогресса.
Я сейчас так же, как и вы, безработный. Из клиники меня бесцеремонно, я бы
сказал, даже нагло, поперли - заменили иммигрантом из Европы.
   - Как это понимать?
   - Их дипломы у нас недействительны. Следовательно, числиться врачами не
имеют права. Оформляются санитарами, а  фактически  исполняют  обязанности
докторов. Для владельцев дешево и сердито. Деньги-то платят как  санитару.
Но бедолаги и тому рады-радешеньки - какая-никакая, а работа. Видите,  как
все просто. Короче, от меня избавились. Кое-что я скопил на  черный  день,
не так уж много, но на годик хватит, а там посмотрим.
   - Чем занимается ваш  друг  физик?  Сотрудничает  в  частной  фирме?  В
институте?
   - Нет,  что  вы,  -  Эдерс  заразительно  расхохотался.  -  Подвизается
всего-навсего мусорщиком в моей бывшей клинике. Он выходец из России.
   - Русский? - удивился Грег.
   - Русский, - кивнул Эдерс. - Из тех, чьи  предки  эмигрировали  еще  до
революции. Сейчас дворник. Научные исследования в  приватных  лабораториях
его, видите ли, не устраивают.
   - А мусорщиком в клинике?
   - Там он отрабатывает стоимость  своего  лечения.  Вы  же  знаете,  как
накладно попадать в больницы. Когда выплатит - тоже  выгонят  в  три  шеи.
Подыщут цветного - расходов меньше.
   - Странный тип, - хмыкнул Грег. - Стоило изнурять  себя  учебой,  чтобы
потом возиться в разном хламе. Странный тип.
   - Очень, - подтвердил доктор. - Но, как мне кажется, человек хороший  и
вроде бы способный ученый. Интеллектуал.
   - Что привело его к вам?
   - Об этом сам расскажет. На мой взгляд, парень стоящий.
   - Как его звать?
   - Уваров Мишель. Университет окончил в Сорбонне. Помыкался по  свету  и
вот притулился у нас.
   - А не скрывается ли он от ответственности? Не натворил ли чего?
   - Нет-нет, - Эдерс отрицательно затряс головой. - Уголовника из него не
получится - животных любит и детей.
   - Слабый аргумент.
   - Какой есть. - Доктор вывернул ладони. -  Чего  гадать  -  встретимся,
поговорим и решим. Может, он и не захочет ввязываться.
   - Логично. - Грег задумался. - Мы в  конце  концов  ничего  не  теряем.
Когда вы его приведете?
   - Хоть сейчас.
   - Он живет в гостинице?
   - Что вы! - Эдерс рассмеялся. - У себя приютил - спит на тахте.
   - Позвоните, пусть приходит. Автомат у подъезда, направо.
   Доктор стал подниматься. Открылась  дверь.  Вернулся  Мартин.  В  руках
пакеты с покупками. Он сложил их за занавеской и, выглянув, спросил:
   - Будут гости?
   - Скорее всего пожалует молодой человек - русский.
   - Господи, - встрепенулся негр. - Сроду не общался с русскими.
   - Что купили вкусненького?
   - Бифштексов и камбалы. Немного овощей - салат состряпаю.
   - Пиво найдется?
   - Есть. Правда, вчерашнее, осталось от воскресенья.
   - Мы с доктором прогуляемся-позвонить.
   - Хорошо. Не задерживайтесь.
   - Обещаю. - Грег легонько хлопнул негра по плечу.
   Они надели пиджаки и вышли.
   Когда возвратились, стол был накрыт. Пахло жаренной на оливковом  масле
рыбой, корицей, укропом и чесноком.  На  стеклянной  сковороде,  прикрытые
сверху мелко нарезанной картошкой, шипели в сале, источая  пряный  аромат,
розовые, сочные бифштексы.
   - А гость? - полюбопытствовал Мартин.
   - Скоро появится. Облачается в парадный костюм, натирается благовониями
и смокинг гладит, - усмехнулся Эдерс.
   - Вы раздевайтесь и присядьте к  столу,  -  сказал  Мартин.  -  Кофейку
выпьете.
   - Ничего, потерпим. - Грег повернулся к Эдерсу и спросил: - Он  говорит
по-английски?
   - Еще как, почти без акцента.  Правда,  с  некоторыми  особенностями  -
часто употребляет  слова  в  уменьшительном  значении,  ну  там,  ножонки,
ручонки. Внешне на русского, в нашем представлении, похож мало. То есть не
в красной рубахе, не бородатый и не клыкастый. - Добавил удовлетворенно: -
Не пьет и не курит.



        2. НОВОЕ ЛИЦО

   В коридоре раздались неторопливые  шаги.  Кто-то  остановился  и  затем
тихонько постучал. Все повернули головы к входу.
   - Войдите! - крикнул Грег.
   Дверь отворилась. На пороге появился высокий молодой человек в очках  в
прозрачной оправе. Бросалась в  глаза  худоба.  Нервное  овальное  лицо  у
короткого носа усыпали веснушки.  Одет  в  вытертые  техасы  и  поношенную
спортивную куртку. На ногах тоже далеко не новые теннисные туфли.
   -  Здравствуйте,  -  произнес  нерешительно  и  окинул   присутствующих
взглядом. - Судя по тому, что здесь доктор Эдерс, я не ошибся адресом.
   - Все правильно. - Грег поднялся. - Заходите, пожалуйста. Здравствуйте,
- он протянул руку. - Знакомьтесь. Это  Мартин,  я  Грег,  остальных,  как
говорится, вы знаете.
   Мартин встал и пожал гостю руку.
   - Мое имя Мишель Уваров, - представился вошедший.
   - Снимайте куртку и присаживайтесь. Милости просим.
   - Благодарю. - Он сбросил куртку, повесил на вбитый в стену гвоздь.
   Грег сел и сказал:
   - Теперь, кажется, все в  сборе.  Давайте  поужинаем,  потом  я  сообщу
причину нашего собрания  в  столь  представительном  составе.  Командуйте,
Мартин.
   Негр разложил по тарелкам салат и пригласил к столу.
   - Дальше каждый ухаживает за  собой  сам.  Ешьте  на  здоровье  сколько
хотите. При надобности приготовлю еще.
   Они принялись за еду, время от времени бросая незаметно друг  на  друга
внимательные взгляды. Чувствовалось, пришелец вызвал живой интерес. Уваров
был, несомненно, голоден, видно, нечасто приходилось есть то, что было  на
столе. Но ел неторопливо и явно стеснялся.
   С  холодными  закусками  разделались  быстро,   и   Мартин   пододвинул
сковородку с мясом, не преминув напомнить: далее каждый заботится  о  себе
сам.
   Эдерс отрезал кусочек бифштекса,  пожевал  и  подмигнул  по-приятельски
Мартину, закачал плечами:  ох,  ох,  ох.  В  знак  оценки  его  кулинарных
способностей потряс руками с ножом и вилкой, в восхищении закатил глаза.
   После того, как с жарким покончили, Грег вытер бумажной салфеткой  губы
и произнес:
   -  Теперь  налейте  себе  пива.  Затем  я  проинформирую,   зачем   мы,
собственно,  встретились.  Если  есть  желание  -  курите.  -  Он  щелкнул
зажигалкой и выпустил струйку дыма.
   - Мне думается,  сначала  вас  надо  ознакомить  с  открытиями  Роберта
Смайлса и его отца. О них я рассказывал когда-то доктору.
   - Может быть, прежде Уваров поведает о себе? - перебил Эдерс.
   - Нет, по-моему, лучше начать с работ Смайлса. Я не сведущ в науках,  о
которых он говорил. На  мой  взгляд,  исследования  уникальны,  я  в  этом
убежден, так как наблюдал частичное их  воплощение  в  практику.  А  вдруг
остальное  не  стоит  выеденного  яйца  и  мистер  Уваров  не   согласится
участвовать в нашей экспедиции? Да и вы тоже, доктор.
   - Но мне известно об открытиях, - возразил Эдерс.
   - Правильно, известно. Но вам о них  сообщил  дилетант.  Я  мог  что-то
исказить, перепутать, заменить термины, ибо не разбираюсь в этих вещах.  Я
хочу, чтобы вы все услышали из первых уст, от самого автора.
   - Интере-есно, - протянул, усмехнувшись, доктор. - Вы что, как  спирит,
вызовете пред наши очи дух покойного?
   - Почти. Его вы, разумеется, не увидите, но услышите. Я прокручу пленку
предсмертного разговора с  ним.  Она  смонтирована  так,  что  не  имеющее
отношения к открытиям вырезано, и получился, правда, не очень связный,  но
последовательный рассказ, а главное - подлинный.
   - Здорово! - восхитился Эдерс.
   - Кое-где, конечно, остались мои реплики, но они не собьют вас.  Учтите
- сперва он ведет речь об отце, профессоре медицины. Сейчас прослушаем.  А
мистер Уваров расскажет о  себе  после  того,  как  сделает  заключение  о
работах Смайлсов. Согласны?
   - Да, - ответил за всех Уваров, - только  у  меня  к  вам  и  остальным
просьба. Ради бога не называйте меня мистером - мне это неприятно  и  даже
противно.
   Эдерс бросил  взгляд  на  Грега,  словно  хотел  сказать:  "Видите,  со
странностями парень".
   - Я думаю, мы примем предложение ми...  э...  Мишеля  Уварова,  -  Грег
засмеялся и повернулся к стоящему  на  тумбочке  магнитофону.  -  Начинаю,
слушайте  внимательно.  Если  желаете,  бумага  и  ручки  на  подоконнике.
Впрочем, пленку можно крутить сколько угодно.
   Грег нажал  клавишу.  Завертелась  катушка,  послышался  слабый  голос.
Говорил несомненно больной человек, иногда он переходил на шепот,  дыхание
прерывалось.
   - Отец  был  выдающийся  специалист  своего  дела.  Он  совершил  много
открытий,  порой  исключительных,  особенно  в  области  генетики,  генной
инженерии, регенерации конечностей млекопитающих и  человека,  выращивания
органов в благодатной среде и так далее. Разработал систему биостимуляции.
Начал исследования по продлению жизни людей. Создал научную теорию. Всему,
что касается медицины, я обязан ему. Мне оставалось найти  импульс,  чтобы
вся эта стройная система обрела практическое применение...  Отец  доказал,
что  для  избавления   от   наследственных   болезней   следует   изменить
генетический код, стереть его в зародыше и  заменить  новым,  составленным
человеком, или заставить хромосомы "вспомнить" то, что "забыто" в процессе
эволюции.
   - Но почему же никому не известно о  вашем  отце?  -  прозвучал  вопрос
Грега. - Извините, я даже не слышал об ученом с таким  именем,  хотя  ваши
некоторые статьи читал.
   - Отец слыл идеалистом, теперь бы сказали - чудаком. Он никогда  ничего
не публиковал, складывал все в кубышку, надеясь, что будет  жить  вечно  -
настолько поверил  в  свои  теоретические  выкладки.  Собирался  выступить
тогда, когда узнает, как заставить заработать созданную им "машину". А это
была уже иная стезя, в  которой  он  был  профаном.  Медику  не  под  силу
разгадать то, что является прерогативой совершенно другой  науки,  вернее,
целого комплекса наук и их ответвлений.  Это  предстояло  сделать  мне.  Я
начал работу с лучами типа  лазеров.  Толчком  для  размышлений  послужили
факты столь древние, что на них никто не обращал  внимания.  В  экспедиции
профессора Эдвина мне довелось увидеть  мумии  трехтысячелетней  давности.
Мелькнула мысль: неужели египетские кудесники не могли  достичь  желаемого
результата - сохранить ткани, сделать их неподвластными  времени.  Ведь  к
этому они стремились, на это рассчитывали.
   Потом  догадался:  материал  рассыпался  в  прах  вопреки  желаниям   и
расчетам. Вы знаете что-либо о квантовой механике?
   - Да как сказать? Видите ли... - это была реплика Грега.
   - Не тяните. Не знаете.  Попробую  объяснить,  иначе  не  поймете  сути
открытий. Так вот, теория элементарных  частиц,  основанная  на  квантовой
механике и теории относительности,  соединила  воедино  понятия  "поле"  и
"вещество". Оказалось: они даже  могут  превращаться  друг  в  друга.  Вам
понятно?
   - Пока понятно.
   - Я обратился к космическим лучам. Это  тоже  элементарные  частицы,  а
иногда и  целые  ядра  легких  элементов.  Самое  замечательное  в  них  -
чудовищная энергия, порой доходящая  до  десяти  в  девятнадцатой  степени
электрон-вольт. Непонятная цифра? Расшифрую - этого хватило бы на действие
карманного фонарика в течение двух секунд.
   - Так мало? Вы же говорили - чудовищная энергия?
   - Но это всего от одной частицы, причем невидимой ни в один  микроскоп,
а дающей столь  зримый  результат.  В  сумме  же  действие  их  невозможно
представить.
   - А откуда она берется, энергия?
   - Ее частицы приобретают от  ударной  волны  в  момент  взрыва  "новых"
звезд. Затем частицы разгоняются магнитными полями Галактики.  Путешествуя
по ней миллионы, а  иногда  и  миллиарды  лет,  они  накапливают  огромную
энергию. Ученые начали создавать  установки  -  ускорители  потока  частиц
высоких энергий. Я же обнаружил -  подобные  приборы,  правда,  не  совсем
такие, но близкие по духу, что ли, уже существовали тысячи лет назад.  Это
египетские пирамиды. Они не ускоряют частицы, а фокусируют их поток.  Вам,
конечно, известно: материя существует в виде вещества и поля?
   - Да.
   - В решении проблем  я,  очевидно,  чисто  интуитивно  сначала  отринул
вещества и занялся полями. Их  пока  известно  четыре:  поля  ядерных  сил
сильного и слабого взаимодействия, электромагнитные и  гравитационные.  Ни
одно мне не подходило. Следовало искать другие,  еще  не  открытые.  Вдруг
озарило - а не существует ли связи  между  физикой  и  космологией?  Помог
случай. В патентном бюро, разбирая как-то одну из самых курьезных  моделей
"вечного двигателя", я поразился: двигатель, разумеется, не  работал,  что
явствовало из заключения экспертов, но вот по моим выкладкам и расчетам он
должен был действовать. Ошиблись эксперты? Нет. Просто они не знали  того,
что уже" знал я. Двигатель подпитывается каким-то неизвестным и загадочным
полем. Я начал искать... И нашел. Доселе  неоткрытое  поле  улавливали  из
космоса монументальные гробницы фараонов. Я назвал это гипотетическое поле
Т-полем, где Т означало  -  трение.  Действие  Т-поля  исключительно.  Оно
раскачивало диполи и молекулы, разъединяло связи  внутри  их,  рвало  нити
соединения любого вещества. Даже полимеры разлагало полностью. Оно как  бы
расшатывало материал, делало податливым, безвольным,  нарушало  структуру,
заставляло атомы меняться местами, изменять свойства.  Стремилось  сделать
вещество жидкостью, текучей, словно вода. Впоследствии я убедился:  именно
это поле может менять генетический код, начисто  стирать,  заменять  новым
или из глубины веков возрождать признаки, забытые  и  отринутые  эволюцией
как ненужные. Мои открытия подводили вплотную к реализации идей,  но  лишь
подводили.
   - Вы хотите сказать, следовало найти еще что-то?
   - Да.  Поле  предстояло  сфокусировать  -  оно  быстро  рассеивалось  в
пространстве.  Не  имелось  прибора  для  его  обнаружения  и  определения
мощности. Опять труд. Днем и ночью. Скоро все  было  готово  -  оставалось
самое главное.
   - Как, и на этом работа не заканчивалась?
   - Требовался источник энергии.  Конечно,  Т-поле  можно  получить  и  с
помощью существующих электростанций. Но это дорого и громоздко,  да  и  не
исчерпывало  проблемы  целиком,  снижало  ценность  некоторых  открытий  в
комплексе.  Нужен  был  малогабаритный,  дешевый  и  необыкновенно  мощный
аккумулятор.
   Я запросил у компьютера  информацию  по  данной  теме.  Разумеется,  ее
оказалось не так уж и много. Отыскать требуемое не представляло труда. Это
в основном материалы, статьи и записи советского ученого Иоффе. Я выяснил:
он занимался кристаллами,  точнее,  их  поляризацией  и  диэлектриками,  и
столкнулся с необычным явлением - в тонкой  пластинке  кварцита  наводился
ток. Но когда ученый попытался сложить пластинки в пакет, надеясь,  что  и
напряжения будут складываться, -  ничего  не  вышло,  происходили  пробои.
Однако у русского не было того, чем обладал  я.  Идея  облучить  пластинки
Т-полем сверкнула молнией. И все встало на свои  места.  Каждая  пластинка
толщиной в один микрон покрывалась после облучения  молекулярной  пленкой,
не пропускающей заряд. Пакет размерами всего в миллиметр давал  напряжение
в миллион вольт. Источник найден - элемент величиной со спичечный  коробок
давал энергии столько же, сколько средняя электростанция. Круг  замкнулся:
аккумулятор подпитывал Т-поле, а  его  излучения  помогали  решать  многие
проблемы.
   - Ну а остальное? Другие аппараты?
   - Приборы, просвечивающие  стены,  раздевающие  негодяев  и  прочее,  -
игрушки. Достаточно  импульса,  равного  доле  секунды,  чтобы  облученное
вспышкой Т-поля вещество малой твердости рассыпалось в прах. Катализатором
являлся сноп ультразвуковых  волн.  Это  бескровное  орудие  возмездия.  Я
всегда ненавидел насилия, скажу откровенно  -  не  переносил  вида  крови,
презирал главное безумство - войну. Больше всего я опасался,  как  бы  мои
открытия и изобретения не послужили  ей.  Раздевающим  аппаратом  я  хотел
выставить на публичное осмеяние ненавистных мне мерзавцев, ибо  у  кого-то
из русских писателей прочел: смеха страшится даже тот, кто  вообще  ничего
не боится. Но вскоре  я  понял:  даже  мои  "шутки",  попади  они  в  лапы
милитаристов, превратятся в страшное оружие. Прав  был  Аристотель,  когда
утверждал: "Кто двигается в науках, но отстает в нравственности, тот более
идет назад, чем Вперед". Что же касаемо серьезных открытий, то если бы  до
них добрался Робинсон, он бы купался в  золоте  и  превратил  бы  людей  в
бесправных рабов, скотину.
   Голос смолк. Шелестела пленка, конец ее монотонно стукал по роликам.
   - Все. - Грег выключил магнитофон. - Мне бы хотелось,  что  бы  вы,  не
торопясь,  подумав,  прокомментировали.  Начнем  с  вас,  Уваров,   доктор
более-менее в курсе. Свое мнение он мне когда-то высказал. Что вы думаете?
   -  По-ра-зи-тельно,  -  слегка  запинаясь,  начал  Уваров.  Глаза   его
оживились, очки сползли, и он смотрел поверх них. - Жаль, я не могу задать
ему несколько вопросов. В том, что мы услышали,  есть  ответы  на  некогда
интересовавшие меня явления. Причем  ответы  гениально  просты.  Некоторые
проблемы, правда, в зародыше, роились в сознании, вернее,  в  воображении,
но я отодвигал их на будущее и, признаться, на не  совсем  близкое.  Меня,
однако, поразили его пессимизм, надломленность и обреченность. Парадокс: с
одной стороны - столь великая сила, с  другой  -  безысходность,  какое-то
непротивление злу. - Физик дрожащими руками вытер лоб. - Если вы  возьмете
меня с собой, буду очень рад.
   - Ну а  ваше  теперешнее  мнение,  доктор?  -  Грег  был  явно  доволен
выступлением русского. - Что скажет второй спец?
   - Я не столь восторжен, как мой коллега. - Эдерс усмехнулся  в  усы.  -
Прежде, когда Грег рассказал мне о Смайлсах, я отнесся к сообщению  весьма
скептически.  Больше  того,  решил:  имею  дело  с  шизофреником,   иногда
случается такое на почве травмы. Уж простите,  Грег,  но  и  вас  посчитал
слегка свихнувшимся. Потом представилось время подумать, сделать некоторые
допущения,  проанализировать.  Короче,  я  заколебался.  В  клинике,  куда
доставили Грега, я тоже  прослушал  запись,  но,  видно,  там  было  много
лишнего, и я  настроился  на  иронический  лад.  Теперь  пересмотрел  свои
взгляды. Сочту за честь  принять  участие  в  экспедиции.  Да,  по  поводу
удивления Мишеля пессимизмом Смайлса. А что ему прикажете делать?  Человек
сломлен и раздавлен жизнью.
   - Значит, это  плохая  жизнь,  -  назидательно  возразил  Уваров,  -  и
следовало поискать более разумный выход.
   - Легко сказать. - Эдерс хмыкнул.
   - Ну мне не очень легко, скорее наоборот.  Но  складывать  оружие  было
рановато.
   - Хорошо. - Грег постучал  никелированным  крючком  по  столу.  -  Есть
какие-нибудь предложения по существу?
   - Есть, - улыбнулся доктор и поднял бокал с пивом.  -  Хотя  я  злейший
противник спиртного, но предлагаю тост. Видите ли, по восточному календарю
нынешний год называется годом черной собаки.
   - А почему черной? - удивился Мартин. - Значит,  в  этом  летосчислении
встречаются собаки других цветов?
   - Представьте, да. Кроме белой, желтой, что вполне естественно для этих
животных, могут быть красные и даже синие. Мудрецы  толкуют:  именно  этот
год благоприятствует добрым начинаниям, сулит успех. Становится черным для
дурных людей и светлым для верных и преданных.
   - Теперь, я думаю, самое  время  выслушать  нашего  русского  друга,  -
предложил  Грег.  -  Расскажите  о  себе,  но  желательно  поподробнее  и,
разумеется, откровенно. Здесь, как мне кажется, собрались  единомышленники
и судить строго не будут.
   - Ладно, - Уваров вытер губы. - Откровенно так откровенно. Скрывать мне
от вас нечего, особенно от доктора, я ему многим обязан.
   - Полно вам, - насупился Эдерс.
   - И терять нечего. Все, что было дорого и свято, потерял.



        3. ЭТОТ СТРАННЫЙ РУССКИЙ

   - Уж наберитесь терпения, - начал Уваров.  -  О  династии  нашей  можно
сложить целый роман.
   - Наберемся, - успокоил  его  Грег.  -  Пусть  вас  не  смущает  время,
рассказывайте.
   - Итак, после освобождения крестьян от крепостного права в 1861 году...
   - Вы хотите начать с 1861 года? - ужаснулся Эдерс.
   - Да пусть говорит! Куда нам спешить? - Мартин  ободряюще  взглянул  на
русского.
   - Не пугайтесь, об этом всего несколько слов.  -  Уваров  чуть  прикрыл
веки и продолжил: - Мой любимый поэт  Некрасов  так  прокомментировал  это
событие: "Порвалась цепь великая. Порвалась и  ударила.  Одним  концом  по
барину, другим по мужику". Но волею судьбы мои предки оказались в выгодном
положении. До царского манифеста они находились на так называемом оброке -
держали в Москве рыбную  торговлю,  а  барину  платили  дань.  Прадедушка,
человек предприимчивый, быстро пошел в гору и  разбогател  до  миллионного
состояния. Слыл он неверующим, даже богохульником и  "безобразником".  Его
супруга являла полную противоположность - искала утешения в религии. Родив
сына, вообще устранилась от мирской суеты, к вящей радости  мужа,  который
незадолго до революции, оставив жену на попечение монахов и попов, а  сына
сбагрив  в  морской  кадетский  корпус,  перебрался  в  Париж  в  обществе
француженки - то ли певички, то ли плясуньи  кафешантана.  Капиталы  также
перевел во  Францию.  Жил  припеваючи,  стриг  купоны,  словно  заправский
рантье.
   В двадцатых годах  дедушка  плавал  на  миноносце  гардемарином.  Когда
Красная   Армия   ударила   по   Крыму,   молодой   моряк   отправился   в
Константинополь. Разумеется, не один, а с  возлюбленной.  Она-то  и  стала
моей бабушкой. После многих мытарств молодые оказались в  Париже  и,  само
собой,  наведались  к  папаше-свекру.  Но  новоявленный  рантье  отошел  в
потусторонний мир. Однако бывшая "арфистка" не только взяла  их  под  свое
крылышко, но и приняла самое деятельное участие в дальнейшей судьбе.
   - Во-от. - Мартин поднял указательный палец. - А  мы  часто  говорим  -
шансонетка. Извините, перебил.
   - В 1922 году у супругов родился сын - мой отец. Почти одновременно  их
постигло и горе - умерла  от  воспаления  легких  мачеха-патронесса.  Свое
состояние она завещала им.
   Следует  заметить,  политикой  дед  не  интересовался,  и  ему  претило
общество злобствующих белоэмигрантов. Он не вступал ни в какие "союзы", не
предъявлял большевикам счет за отнятое  добро,  тем  более  никто  у  него
ничего и не отнимал.
   Когда фашисты оккупировали Францию, пришлось бежать  в  Великобританию.
Разумеется, остались без гроша. Дед сник и  как-то  незаметно  отдал  богу
душу - все заботы легли на плечи моего отца. Он стал моряком и даже весьма
отличился в десанте через Ла-Манш при открытии второго фронта.
   По окончании войны они возвратились в Париж, где и поселились  в  своем
особняке. Так и жили: отец плавал, бабушка вела хозяйство.
   Однажды,  вернувшись  из  очередного  рейса,  застал  дома  молоденькую
девушку-сиротку, дальнюю родственницу матери. На ней он и женился.  Вскоре
на свет появился я. Оговорюсь, в семье  постоянно  говорили  по-русски,  и
родной язык я освоил раньше французского и тем более английского.  Далекую
отчизну не забывали, в особняке было много книг,  я  рано  познакомился  с
русской классикой, а впоследствии папа привозил советские книги. Уже после
окончания Сорбоннского университета я  дважды  побывал  в  СССР  туристом.
Поездки оставили неизгладимый след, я буквально заболел  родиной  предков.
Там меня интересовало все: посещал то, что хотел. Часто  вообще  бродил  в
одиночку и в любое время по старым кварталам столицы и Ленинграда. Не могу
объяснить, но, вероятно, под  впечатлением  рассказов  близких  я  как  бы
узнавал места, в которых никогда прежде не доводилось бывать. Словно после
длительной разлуки возвратился туда, откуда меня увезли  ребенком.  Иногда
ловил себя  на  мысли,  что  все  это  уже  видел,  причем  до  мельчайших
подробностей, о которых раньше никогда не было речи. Я знал  русский,  мне
не требовался посредник в разговоре с советскими людьми,  да  и  они,  мне
кажется, не подозревали, что я иностранец, представитель иного мира. Скажу
откровенно, под конец я чувствовал себя почти советским гражданином, мысли
и чаяния этих люден мне были ближе, нежели остальным участникам круиза.
   - Мы  отвлекаемся.  -  Эдерс  побарабанил  пальцами  по  столешнице.  -
Продолжим по существу.
   Уваров несколько раз кивнул и сказал со вздохом:
   - Сейчас мы подошли к кульминации моей трагедии. Видите ли,  заканчивая
учебу, я познакомился с девушкой, русской по происхождению.  Она  приехала
учиться из вашей страны в Сорбонну. Звали ее Мэри  Гарб.  Но  это  на  ваш
манер, по нашему - Мария Гарбовская. Одиссея ее предков отличалась от моих
разве  отдельными  штрихами.  Отец   -   крупный   бизнесмен   в   области
радиоэлектроники,  заправлял  делами  фирмы  и   научно-исследовательского
отдела в этой отрасли. Дочь - единственный и к тому  же  поздний  ребенок.
Худенькая,  со  слабым  здоровьем,  очень  застенчивая.  Она  была  весьма
начитанной, особенно интересовалась русской и советской литературой. Общие
симпатии нас сблизили, а потом мы и полюбили друг друга. Она ввела меня  в
семью, и я не только получил  благословение  папаши  на  наш  брак,  но  и
предложение работать в технической лаборатории. В это время меня  постигло
огромное несчастье:  возле  берегов  Центральной  Америки,  в  пресловутом
Бермудском треугольнике, в урагане "Кэтрин" погиб танкер  отца,  а  в  это
время с  ним  плавала  моя  мама.  Родителей  лишился,  как  говорится,  в
одночасье.
   Я ликвидировал дела во Франции и переехал  сюда.  Со  дня  на  день  мы
собирались пожениться - жизнь рисовалась весьма радужно. - Он  вздохнул  и
продолжил:  -  Отец  Маши  собирался  посодействовать  приобрести  на  мои
капиталы - их было около тридцати тысяч - ценные бумаги его компании,  они
котировались очень высоко.
   В конце недели мы договорились с невестой,  что  я,  окончив  кое-какие
формальности, навещу ее за городом, где у  них  имелась  небольшая  вилла.
Машенька плохо себя чувствовала, побаливало сердце, и отдыхала там, ей был
необходим свежий воздух.
   Я сидел  в  гостинице,  когда  раздался  телефонный  звонок.  Звонивший
представился референтом мистера Гарба и сообщил: шеф поручил ему  оформить
мои финансовые дела и для этого он  ждет  меня,  -  разумеется,  со  всеми
деньгами и бумагами - в пять  часов  вечера  в  холле  бара  "Небеса",  за
крайним столиком справа от входа. Я  обещал  быть,  хотя  не  скрою,  меня
слегка озадачило столь легкомысленное место для подобного свидания.
   Уваров закрутил головой и сказал с досадой:
   - Там-то я и повстречал Ветлугина.
   - Референта звали Ветлугин? Он тоже русский? - словно подсказал Мартин.
   - Господи! - встрепенулся Уваров и  хлопнул  себя  ладонью  по  лбу.  -
Простите. Я же не упоминал. Тут вот какая история.  У  папы  был  товарищ,
тоже из эмигрантов, по фамилии Ветлугин. Предки его оказались за  границей
больше от растерянности,  чем  по  политическим  соображениям.  Он  жил  в
Париже, активно участвовал в Сопротивлении. Когда  отец  уехал  в  Англию,
связь между ними оборвалась. Лет через пять-шесть после возвращения папы в
Париж к нему неожиданно явилась незнакомая женщина с маленьким  мальчиком.
Она заявила: этот ребенок - малыш стоял и молчал, как  рассказывала  мама,
выглядел очень несчастным - сын, да-да, сын его друга, а она жена,  но  не
обвенчанная. Ветлугин умер и просил перед смертью разыскать отца, чтобы он
позаботился о ребенке. Дама собирается  выходить  замуж,  а  ее  жених  не
намерен воспитывать чужого ребенка. Она в отчаянии, не знает, что  делать,
и умоляет приютить его ненадолго. Короче, мальчуган - звали  его  Юлием  -
остался в семье, а мамаша так больше и не объявлялась. Своих детей у  моих
родителей тогда еще не было, и  к  приемышу  относились,  как  к  родному.
Однако парнишка оказался уже испорченным. Когда я появился  на  свет,  ему
было  лет  двенадцать-четырнадцать,  однако  он  умудрился   вылететь   из
нескольких школ и наконец устроился учеником в какое-то  маклерское  бюро,
но прилежанием не отличался. Мне тогда исполнилось пять  лет.  Дружбы  меж
нами не получилось - он меня просто высокомерно игнорировал, и  не  только
из-за  разницы  в  возрасте.  Юлий   отличался   какой-то   патологической
жестокостью и злобой. Однажды я  застал  его,  когда  он  расстреливал  из
пневматической винтовки собаку.  Бедное  животное  металось  по  саду,  не
понимая, откуда  приходит  эта  настигающая  ее  повсюду  боль.  Он  же  с
садистским наслаждением всаживал в собачонку пулю за пулей.
   Как-то, уже будучи юношей, он заявился  домой  и  объявил  с  апломбом:
записался наемником в иностранный  легион  в  Африку.  Отец  возмутился  и
потребовал объяснений. Разразился скандал. На утро Ветлугин исчез, и  папа
запретил даже упоминать о нем. Вот его-то я  и  встретил  в  том  баре.  -
Уваров прикрыл глаза и заскрипел зубами.


   В  мрачноватом  холле,  отбрасывая  на   стены   отблески,   вспыхивали
разноцветные огоньки. У стойки толпились посетители,  их  было  еще  мало.
Из-за малиновых портьер, свисающих над входом в общий зал,  выплескивались
потоки джазовой музыки. Пахло сигаретами, духами и коньяком.  За  широкими
окнами лил дождь. Уваров присел за столик справа и наблюдал, как  в  лужах
лопаются водяные пузырьки. Было без  десяти  пять.  На  миг  его  кольнуло
сомнение - может, перепутал что-либо, странное место выбрал  референт  для
делового разговора. А впрочем, ему виднее, значит, здесь удобней.
   В  коридорчике,  ведущем  к  туалету,  стояли  двое  и,  стараясь  быть
незамеченными, пристально наблюдали за Уваровым.
   - Так, - произнес  тот,  что  повыше  и  посолиднее.  -  Пришел.  Ждет.
Сбегай-ка позвони и сразу обратно. Как заговорю  с  ним,  мчись  наверх  и
готовь все к нашему приходу.
   Второй,  пониже  и  потщедушнее,  покорно  кивнул  и  скрылся  в  конце
вестибюля.
   Минуты через две к Уварову подошел кельнер, и сказал, что его просят  к
телефону.
   Звонил референт. Извинился и сообщил:  попал  в  автомобильную  пробку,
будет  добираться  на  метро.  Еще  раз  просит   его   простить,   явится
приблизительно спустя полчаса. Уваров согласился подождать  и  вернулся  к
своему столику.
   Громкий возглас по-русски заставил обернуться.
   - Дружище! Кого я вижу! Мишенька! Какими судьбами в наши  Палестины?  -
Около,  раскинув  руки,  остановился  полноватый  и  лысоватый  мужчина  в
бутылочного   цвета   модном   костюме-тройке   и   красном   в    горошек
галстуке-бабочке. Лицо сияло неподдельным радушием.
   - Не узнаешь? Стыдно, старик, стыдно.  -  Он  схватил  ладони  Уварова,
сильно потряс и прижал к груди. - Ну, Юля Ветлугин. Вспомнил? Ну  господи,
Мишель! Неужели не узнал? Ну, Юля, Юля Ветлугин. Напряги память.
   - Как же, узнал, - смутился Уваров и покраснел. Он догадался, кто перед
ним. - Здравствуйте.
   - Слава  те,  господи.  Здравствуй,  радость  моя.  -  Брови  Ветлугина
взлетели вверх. - Какими муссонами и пассатами? Ты же затворник  и  раньше
чурался подобных заведений?
   - У меня рандеву. - Он взглянул на часы. - Договорились  встретиться  с
одним человеком. Вот и дожидаюсь - застрял в заторе.
   - Боже мой! Мишенька! Я не видел тебя миллион  лет.  Дай-ка  взглянуть.
О-о-о, выглядишь классно, на сотню  долларов.  Преуспеваешь?  Вижу,  вижу.
Похвально. Признайся, не по молодому ли делу здесь? А? Негодник.
   - Я же говорил. У меня деловая встреча. - Ответил суховато.  Ему  стало
неловко. Завертел головой, словно кого-то отыскивая среди публики.  -  Мой
знакомый должен подойти через полчаса.
   - Нет, нет и нет! - Ветлугин еще выше поднял  брови  и  воздел  руки  к
потолку. - Я его не лицезрел столько, а он, скажите на милость, -  деловая
встреча. Никуда твой бизнесмен не денется. Удели мне эти тридцать минут.
   - Да неудобно. Вдруг придет раньше?
   - Почему неудобно? Я не  требую  чего-то  такого  невозможного.  Пойдем
посидим, пока он придет. У нас же есть о чем потолковать, что вспомнить, -
начал он убеждать назойливо. - С нашей последней  встречи  прошло  миллион
лет.  Это  в  конце  концов  невежливо   и   неприлично.   Моя   искренняя
привязанность и уважение к твоей  семье,  к  тебе  дает,  надеюсь,  право.
Ладно, не можешь тридцать, давай десять. Не больше.
   - Как-то несолидно, - нерешительно сопротивлялся  Уваров.  -  Истолкует
привратно, сочтет необязательностью.
   - Ты что, дитя малое? Потеряешься? Заблудишься без няньки?  -  Ветлугин
обнял  его  плечи.  -  Твой  партнер,  надеюсь,  интеллигентный  господин.
Подумаешь,  каких-то  пару  несчастных  минут  ты  побеседуешь  со  старым
приятелем. Я же не первый встречный. Впрочем, может, тебе запрещают? Так и
скажи, я не собираюсь навлечь чей-то гнев и быть  причиной  неприятностей,
Не навязываюсь в конце концов, это дело твоей совести.
   - Ничего мне никто не запрещает, - слабо огрызнулся  Уваров.  -  Просто
неудобно. Я вообще никогда не опаздываю.
   - Да почему ты должен опаздывать? Тотчас и вернешься.  А-а-а.  Понятно.
Шокирует моя персона? Вот в чем загвоздка. Прошу покорно  простить,  -  он
сделал трагическое лицо и поджал губы. - От меня многие отвернулись, когда
я попал в беду. Видите ли, оскорбила служба на Черном континенте. Будто  я
там рок выплясывал. Их не заботило, как я мучился и  страдал,  перебивался
черствой коркой и глотком  воды.  Все  сейчас  чего-то  опасаются.  Боятся
проиграть, продешевить, испачкаться о ближнего. Но ты...
   - Ничего я не опасаюсь. Откуда вы  взяли?  -  взъерепенился  Уваров.  -
Пойдемте, но предупреждаю - ненадолго. В другой раз мы можем...
   - Давно бы так, - перебил Ветлугин и засиял. - А то упрямится,  как  не
желающий отправляться в школу первоклашка. Спасибо, радость моя. Вижу, что
в тебе не ошибся. Пошли.
   Они протиснулись меж танцующих - народ постепенно прибывал. По винтовой
лестнице, застеленной красной дорожкой, поднялись на  второй  этаж.  Здесь
было потише, пахло чем-то конфетно-сладким. Вокруг  низенького  столика  с
круглыми никелированными шарами пепельниц - кожаные широкие кресла.  Стены
разрисованы экзотическими  цветами  и  диковинными  птицами,  похожими  на
павлинов.
   - Тут посидим? - Уваров указал на кресла.
   - Да ты что? - Ветлугин возмущенно выпучил глава и охватил его талию. -
Здесь? - сморщил нос. - В сенях? Фи!  Мы  рядом,  со  знакомыми  собрались
скоротать вечерок. Зайдем. Не бойся, не съедят - они вегетарианцы.
   - Ничего я не боюсь.
   - Тогда заходи. У меня друг - чудесный парень, тоже ученый - экономист.
Очаровательные приятельницы - студентки из его научного заведения.  Входи.
- Он притиснул его животом к розовой портьере. - Не стесняйся - все, свои,
- ладонью толкнул дверь и пропустил Уварова вперед.  Завопил  радостно:  -
Рекомендую! - лицо лоснилось и сияло. - Родственник и  коллега.  -  Сделал
жест рукой. - Сын товарища моего бедного отца Мишель Уваров.  Потомок  тех
самых исторических аристократов князей Уваровых. - Обернулся  к  гостю.  -
Мишель! Мои друзья.
   - Каких еще тех самых? - недоуменно спросил Уваров.
   - Это я разыгрываю. Нюансы.  Не  обеднеешь  от  помпы,  -  заговорщицки
подмигнул. - Ты же помнишь, люблю подурачиться.
   Комната напоминала эллипс. В  закруглении,  против  входа,  по  стенам,
облицованным золотисто-фиолетовым пластиком, - обтянутые красным  бархатом
диваны. Перед ними овальный стол, уставленный вазами с фруктами, блюдами и
тарелками с закусками. Масса  разнообразных  по  форме  и  цвету  бутылок.
Справа   большой    экран    кассетного    телевизора    с    подключенным
видеомагнитофоном. На  полу  пушистый  сине-зеленый,  как  морская  волна,
ковер.
   На диване в непринужденных позах мужчина, и три девушки. От Уварова  не
ускользнуло -  девушки  очень  молоды  и  красивы.  Блондинка,  шатенка  и
брюнетка. Волосы белокурой падали до пояса крупными пепельными кольцами. У
шатенки струились до плеч, отливая старой медью.  Черненькая  подстрижена,
как хорошенький озорник мальчишка. Мужчина,  длинный  и  тощий,  с  унылым
висячим носом и безбровым лицом, восседал между шатенкой и брюнеткой.  Он,
очевидно, собирался закусить и застыл с вилкой в руке и открытым ртом.
   Звучала тихая приятная мелодия. Голубоватым  облачком  плавал  душистый
табачный дымок.
   Едва они появились - музыка оборвалась,  и  присутствующие  разразились
приветственными возгласами, если бы встречали  самых  близких  и  желанных
друзей.
   - Прошу любить и жаловать! - воскликнул Ветлугин и простер обе  ладони.
- Представляю, Мишель, - сделал паузу. - Эрика!
   Блондинка встала и вызывающе тряхнула водопадом волос.
   - Габи!
   Поднялась шатенка и присела в книксене.
   - Кэрол!
   Вскочила брюнетка. Сверкнула черными глазами.
   - А это - Джорджи!
   Длинноносый поперхнулся, заерзал и уронил вилку. К  удивлению  Уварова,
когда он выпрямился, то оказался совсем невысоким. Просто творец  наградил
его весьма продолговатым туловищем и короткими ногами.
   - По-русски они ни бум-бум, -  прошептал  на  ухо  Ветлугин.  -  Можешь
говорить что угодно, если нужно по секрету. А открыто -  по-английски,  ты
же прекрасно изъясняешься. Видишь,  никаких  барьеров:  ни  словесных,  ни
прочих. Они народец современный - все естественно, как в матушке  природе.
- Он обернулся к сидящим за столом.
   - Прошу потчевать моего сводного брата и  нашего  дорогого  гостя,  как
принято у нас. Девочки! Ну что же вы, милые?
   Эрика подоспела первой. На ней было легкое  открытое  платье  какого-то
переливающегося апельсинового оттенка. Подол от пояса  вниз  рассекали  по
бокам разрезы, открывающие длинные ноги в черных  чулках.  С  улыбкой  она
подала Уварову пузатую рюмку. Он машинально взял и пригубил.  Рот  обожгло
крепким коньяком. Уваров сморщился и поставил рюмку на стол. Девушка нежно
обвила его шею руками. Пахнуло ароматом французских духов и теплом. По его
губам мазнули ее губы.
   - Браво! - Ветлугин захлопал в ладоши. - Оскоромили монаха.
   Примеру Эрики последовали Габи, одетая в бордовое платье с блестками, и
Кэрол, словно змея, затянутая в зеленовато-серебристое трико.
   Уваров почти не пил. Так, от случая к случаю и лишь легкие вина. Сделал
еще пару малюсеньких глоточков. Зажмурился и скривился.
   Ветлугин метнул быстрый взгляд на своего дружка, дернул  головой.  Тот,
закрытый спиной толстяка, всыпал в высокий бокал какой-то белесый порошок.
   - На! Охолонись! - Ветлугин  протянул  Уварову  бокал  с  прозрачной  и
пузырящейся жидкостью. - Амброзия - напиток  богов,  прямо  с  Олимпа.  Не
кривись - это совершенно безалкогольное.
   Уваров выпил до  дна.  Сразу  почувствовал  себя  легко  и  беззаботно,
захотелось  смеяться.  По  телу   помчались   тысячи   мелких,   щекотливо
покалывающих искорок.
   - Как? - Ветлугин пристально взглянул ему в глаза. -  Выпьешь  -  и  на
небесах! В объятиях всех ангелиц рая. На еще, не стесняйся.
   Уваров  осушил  второй  бокал.  Стало   веселее,   невесомее,   восторг
переполнял душу.
   - Садись. - Ветлугин указал на место меж Эрикой и Кэрол. -  С  ними  не
соскучишься. Девочки, развлекайте, голубушки.
   - Мне надо бежать,  спасибо  вам,  -  сказал  неуверенно  Уваров.  Язык
отяжелел и заплетался.
   - Успе-е-ешь, радость моя. - Ветлугин взмахнул рукой, показывая часы. -
И пяти минут еще не прошло. Давайте лучше выпьем.
   - Мне достаточно, - возразил Уваров и закрыл:  рюмку  ладонью.  Веселье
так и распирало  его,  рвалось  наружу.  Ничего  подобного  он  раньше  не
испытывал. Все казались милыми и родными. Даже постное лицо Джорджи  вроде
обрело осмысленное  выражение.  -  Простите,  но  мне  пора.  -  Улыбаясь,
попытался встать. Голова кружилась,  очки  соскользнули  в  салат.  Что-то
залопотал и грудью повалился на  стол,  будто  ухнул  в  липкую  и  вязкую
пучину.
   Ветлугин приподнял ему веко. Жестом изобразил взмах рефери на ринге.
   - Готов. Аут. Джорджи - шприц! Девки, за работу! Жива-а-а.
   Девушки бросились к Уварову. Ветлугин и Джорджи  отодвинули  от  дивана
стол и начали устанавливать видеомагнитофон...
   С неимоверным трудом Уваров разлепил словно склеенные веки. В висках  и
затылке чугунными шарами по булыжникам  перекатывалась  громыхающая  боль.
Малейшее движение вызывало тошноту. Губы запеклись. Пересохший язык распух
и царапал небо. Перед  глазами  пелена,  словно  смотрел  сквозь  кисею  в
каких-то крапинках. Он лежал совершенно  голый  на  широченной  деревянной
кровати. Привстал. К горлу подкатил ком. Огляделся мутным взглядом. Душно.
Пахнет приторным и терпким. На теле испарина.
   Комната - его  гостиничный  номер.  Из  кресла  у  журнального  столика
возникла какая-то тень. Поколебалась. Приняла очертания  человека.  Уваров
узнал Ветлугина.
   - Отошел? - Донеслось будто эхом издалека. - Хлебни содовой, полегчает.
- Подал ему стакан.
   Дрожащей рукой Уваров взял и выпил, клацая зубами о стекло.
   - Задал ты мне забот, радость моя. -  Ветлугин  присел  на  кровать.  -
Намучился с тобой выше горла.
   - Как я здесь очутился? Мне что, было  плохо?  -  Уваров  свесил  ноги,
прикрывшись простыней. - Который час?
   - Двенадцать без малого.
   - Двенадцать? - Уваров вскочил.  По  голове  словно  ударили  молотком.
Хрипло крикнул. - Мы же договорились в пять...
   -  Да,  двенадцать,  -  перебил  Ветлугин  внушительно.  -  И   сегодня
двадцатое.
   - Ну и что? При чем тут число? - В голове прояснялось медленно.
   - А то! Встретиться твоя  милость  должна  была  восемнадцатого.  Поезд
ушел. Референт, надеюсь, доложил шефу о том, что ты не  явился.  А  папаша
сообщил дочке, и сейчас оба в загородной обители поминают, как мне мнится,
не совсем добрыми словами своего незадачливого  зятька  и  женишка.  -  Он
злорадно усмехнулся.
   - Вы с ума сошли! - В голосе слышался ужас. - Этого не может быть! - Он
бросился искать одежду. - Вы думаете,  что  говорите?  Шутки  и  розыгрыши
неуместны.
   - Хе! Думаю ли я? А вот ты, любезнейший, видно, нет. Взгляни  на  часы,
они же у тебя с календарем.
   Уваров бросил взгляд на циферблат и убедился -  Ветлугин  прав.  Сердце
опустилось куда-то вниз, перехватило дыхание.
   - Где костюм? - Его мелко трясло.
   - Сядь и не гоношись.  Торопиться  некуда.  Время  вспять  не  течет  -
сделанного не воротишь. Сядь! - толкнул его в грудь.
   Уваров беспомощно плюхнулся на кровать.
   - Ты тут такого  навытворял,  что  не  до  одежды.  -  Ветлугин  встал,
прошелся по комнате и остановился против Уварова, засунув руки в  карманы,
выпятив круглый живот, обтянутый кремового цвета жилетом.
   - Что я навытворял? - Внутри похолодело, лоб вспотел, во рту  появилась
горечь. Надел выскальзывающие из пальцев очки.
   Ветлугин снова налил содовой и сунул стакан чуть ли не в лицо Уварову.
   - Отхлебни. Мозги прочистит, понадобится шевелить  ими  крепко.  Пей  и
успокойся.
   - Расскажите наконец, что случилось? Я ничего не понимаю.  -  Он  выпил
содовой. Слегка полегчало. Потер виски ладонями.
   - Не волнуйся и положись на меня. Теперь я твой  единственный  друг  и,
если хочешь, союзник и надежда. Не нервничай - вывернемся. Помогу охмурить
твою Мэри и ее батюшку. Все утрясется. Понял?
   - Ничего не понял. Что в  конце  концов  случилось?  -  Голос  противно
сорвался. - Я вас спрашиваю?
   - Третьего дня мы пили на брудершафт  и  лобызались  будто  неразлучные
сиамские двойняшки. - Он скривился. - Хочешь держать дистанцию? Это  не  в
твоих интересах, радость моя. Но я не стану подобно твоему  отцу  орать  и
возмущаться. Выставлять тебя за дверь. - Он  опустился  на  край  кровати.
Сказал ехидно: - Я слышал, будто Уваровы из купеческого сословия?
   - При чем тут сословие? Объясни!
   - А при том, что, вероятно, порода сказывается. Вел ты себя  прямо  как
эдакий  петушистый  ухарь-купчик,  ошалевший  от  свалившегося   на   него
сказочного наследства после почившего в бозе отче-прасола. Не перебивай! -
прикрикнул грубо, заметив, что ему хотят возразить. - Помалкивай и внемли.
- Достал сигареты и закурил. Выпустил Уварову дым в лицо. Тот поморщился и
попытался разогнать его ладонью.
   - Пригласил нас в отдельный кабинет шикарного ресторана.  Поназаказывал
сверхдорогих деликатесов и выпивку. Два дня резвился как шелудивый  щенок.
Сотенные купюры разбрасывал словно пахарь зерно.
   - Этого не может быть! - закричал Уваров. - У меня  не  было  наличных.
Вернее, имелось немного, а также чек на тридцать тысяч на акции. Где  они?
Чек - все, что у меня оставалось.
   - Не знаю, не знаю, - Ветлугин состроил гримасу.  -  Никакого  чека  не
видел. А прихоти твои оплатил я. Да-да. Влетело мне в  кругленькую  сумму.
Еще бы, "Мартель", шампанское "Мадам Клико", зернистая икорка.
   - Это ложь! - Голос опять сорвался. - Вранье. Я не мог  сделать  ничего
похожего. Ты подстроил и подло обокрал, как мерзкий карманный воришка.
   - Заткнись и слушай, раз ни  черта  не  помнишь!  -  Ветлугин  выплюнул
сигарету на ковер. - Если кто тебе и  поможет,  так  это  я.  Так  что  не
ерепенься и не привередничай, чистоплюй.
   Уваров тяжело опустился на кровать.  Ноги  подгибались,  часто  стучало
сердце, он задыхался.
   - Мы встретились в баре "Небеса". Ты уже был неможаху. Молчи!  С  тобой
три девицы - дорогие жрицы любви.
   - Какие девицы? Ты спятил?
   - Не знаю, не знаю. - Ветлугин словно не слышал возражений.  -  Заказал
отдельный кабинет. Пригласил нас и их. Я был с приятелем - есть свидетель.
Стоило твое хлебосольство солидных денежек. Я расплачивался,  ты  оказался
гол как сокол. Уразумел?
   - Клянусь, я совершенно не знаком ни с какими девушками!
   - Не клянись, бог накажет. Полюбуйся. Кто с  ними  развлекался?  Я  или
твое благородие? - Он повернулся к столику и включил видеомагнитофон.
   Засветился  экран.  Сначала  показалось:   на   нем   какой-то   клубок
извивающихся обнаженных тел. Затем Уваров. Цепенея от ужаса, различил трех
девушек и... себя. Да-да, это был он. Глаза прикрыты.  На  лице  идиотская
ухмылка, изо рта слюни. Изображение хлюпало,  стонало  и  взвизгивало.  Не
веря глазам, Уваров потянулся к экрану. Да, это, несомненно, он.
   -  Убедился?  Но  это  цветочки.  Заключительный  аккорд   был   вообще
сногсшибательным. Вероятно желая разделить  удовольствие  с  близкими,  ты
стал требовать, чтобы я немедля отослал  столь  пикантные  сюжетики  твоей
Мэри. Я, разумеется, отказался, чем и спас...
   - Врешь! Негодяй! - Уваров бросился на Ветлугина.  -  Ты  подстроил!  Я
тебя задушу!
   Ветлугин в испуге отшатнулся, заслоняясь ладонями. Истошно вскрикнул. В
комнату вбежал здоровенный детина. Скрутил Уварова  и  прижал  к  кровати.
Ветлугин отряхнул костюм и зловеще усмехнулся, оскалив зубы. Процедил:
   - Все, мистер Уваров, несостоявшийся муж и  компаньон.  За  оскорбление
того, кто собирался тебя спасти, ты поплатишься,  неблагодарный  цыпленок.
Когда-то твой отец  вытурил  меня  из  дому.  Оскорбили,  видите  ли,  его
моральные принципы. За деяния папочки ответ держать  тебе.  Долго  я  ждал
этой минуты.  До-олго.  За  каждым  твоим  шагом  следил.  Все  выведал  и
вычислил. Ты преуспевал. Теперь хватит, давай-ка делиться  твоей  фортуной
по-братски. Понял? На размышление пять минут. Или станешь  беспрекословно,
не рыпаясь, выполнять, что прикажу, или  тотчас  отправлю  известные  тебе
картиночки твоей девке и ее отцу. Решай, радость моя.
   - Мне нечего решать. Я даже не  желаю  разговаривать  с  вами.  А  Маше
объясню, и она поймет...
   - Объясню! Поймет! - перебил Ветлугин и передразнил. - Да тебя  туда  и
на порог не пустят, наивный кутенок. Можешь быть  уверен,  я  приму  меры.
Советую  не  выпендриваться,  а  передо   мной   извиниться.   Прощу,   не
злопамятный. Тем более дальнейшие аферы начнем прокручивать вместе, будешь
моим напарником. С твоей нареченной и тестем я  утрясу  -  комар  носа  не
подточит, не впервой. Ты устроишься в его фирму и станешь  поставлять  мне
кое-какую информацию. Уж я знаю, куда ее сплавить, само собой не  за  так.
За  подобное  выкладывают   солидные   деньжата.   Сейчас   это   называют
промышленным шпионажем, а по мне весьма доходным бизнесом. И мы с тобой...
   - Никаких дел у меня с вами быть не  может.  Так  и  знайте!  -  Уваров
вытянул шею и плюнул в его самодовольно ухмыляющуюся физиономию.
   - Ах так, - прошипел Ветлугин и вытерся платком. -  Ничего-о.  Об  этом
пожалеешь. Кре-епко пожалеешь. Мы тебя обломаем  как  миленького,  небо  с
овчинку покажется. На карачках приползешь, мокасины мне лобызать будешь.
   Где-то  внизу,  под  окнами,  надрывно  и   тревожно   провыла   сирена
полицейского автомобиля...


   - Негодяй отправил Машеньке кассеты и  подписал  как  письмо  от  меня.
Ничего не подозревая, она включила видеомагнитофон... Маша была слабенькой
и тем более болела. Она умерла от сердечного  приступа...  Так  я  лишился
любимого человека, средств к существованию и цели в  жизни...  Где  у  вас
туалет? Мне нужно умыться.
   - Направо. В конце коридора. Вас проводить? - Фрэнк заботливо поддержал
его под локоть.
   - Не стоит. Найду. - Он вышел.
   Несколько минут над столом висело  гнетущее  молчание.  Затем  раздался
голос доктора:
   - В клинику его доставили ночью, в мое дежурство. Вскрыл вены на  обеих
руках. Еле удалось спасти.  Теперь  отрабатывает  за  лечение.  А  подонок
Ветлугин скрылся. Видно, почувствовал  -  если  попадется  ему  на  глаза,
несдобровать.
   - Давайте соберемся завтра, - предложил Грег. -  Сегодня  разговора  не
получится. Бедный парень, я ему искренне сочувствую.  Утром  отправлюсь  к
старому знакомому, поговорю относительно денег, попрошу в  долг.  Будет  и
реальная основа для дальнейших планов.



        4. ВИЗИТ К ГАНГСТЕРУ

   В подсиненном небе хлопьями мыльной пены плавали облачка. Верхние этажи
пунцово поблескивали отраженным в стеклах окон солнцем.  Непродолжительный
дождик прибил пыль. Над  мокрым  асфальтом  поднимался  легкий  парок.  Он
смягчал запах бензиновой гари, от нее еще не першило в горле и не зудело в
носу. В мутных ручейках вдоль тротуара кружились  клочки  бумаги,  окурки,
кожура апельсинов. Пахло прелыми  фруктами  и  дымом.  Взвизгивали  жалюзи
витрин, хлопали двери,  перекликались  с  хозяйками  разносчики  молока  и
газет.
   В небольшом сквере среди чахлых деревьев стоял аккуратненький оранжевый
автофургон. Из репродуктора на его крыше осипший голос призывал вступать в
армию спасения. От чего собирались спасать -  разобрать  было  невозможно:
поблизости почти с такого  же  микроавтобуса  неслись  призывы,  требующие
запретить атомное оружие.
   В   широкой   подворотне   приткнулись   передними   колесами,    будто
принюхивались друг  к  другу,  три  блестящих  никелем  и  красной  эмалью
мотоцикла. Владельцы их, одинаковые,  как  близнецы,  прыщавые  худосочные
подростки, одетые в черные куртки из искусственной  кожи,  белые  шлемы  и
перчатки  с  крагами,  неистово  жестикулируя,  выясняли   отношения.   На
багажниках машин притихли с  безразличным  видом  круглолицые  пустоглазые
девчонки.   На   спинах   нейлоновых   курточек    трафаретная    надпись:
"Собственность  "огненных  дьяволов".  Рабская   безысходность   малолеток
вызывала острую жалость.
   Грег окликнул такси, уселся рядом с шофером - грузноватым  человеком  в
форменной фуражке - и назвал адрес. Водитель скривился, в упомянутый район
ездили неохотно, но кивнул и  плавно  тронул  автомобиль.  Покачиваясь  на
мягком сиденье, Фрэнк задумался.
   Сколько воды утекло с той поры, когда  они  с  Кребсом,  свято  веря  в
нужность и благородство своего дела,  служили  в  полиции.  Ему  вдруг  до
мельчайших подробностей вспомнилось прошлое. Надежды, огорчения  и  первые
успехи. Да-а-а. Это забыть трудно. Взять хотя бы  ликвидацию  банды  Майка
Черепа  -  специалисты   считали   операцию   шедевром   сыскной   службы.
Поздравляли. Недолгим был триумф.  Грег  опрометчиво,  по  мнению  Кребса,
выступил в прессе и заявил: Майк  -  орудие  в  руках  крупных  финансовых
воротил, они-то  и  есть  виновники  и  вдохновители  преступления.  Очень
мягкий, почти символический приговор гангстерам,  зато  суровое  наказание
ослушникам его названому отцу и  ему.  Понижение  в  должности  первого  и
увольнение из Полиции второго.
   Вот  тогда-то,  после  суда,  к  Фрэнку  подошел  брат  главаря   и   с
благодарностью вручил серебряный  доллар  с  тремя  черточками.  Это  было
что-то наподобие пароля или векселя, по которому "Семья" обязуется  трижды
оказать помощь  владельцу  монеты.  Грег  рассмеялся,  поняв  смысл  столь
архаичного ритуала, не придал ему значения и подумал: никогда не прибегнет
к услугам бандитов. Но судьба и обстоятельства распорядились иначе,  и  он
уже третий раз едет к Майку за содействием. Парадокс. Стоящий вроде бы  на
страже  закона  направляется  за  вспомоществованием   к   его   злостному
нарушителю. Но что поделаешь, как говорят французы - такова жизнь...
   Грег попросил остановить машину  за  два  квартала  от  "логова"  Майка
Черепа. Впрочем, "логовом" он окрестил его еще до того, как  побывал  там,
ибо представлял обыкновенным бандитским разухабистым притоном.  Теперь  же
мысленно изменил название, решив: обиталищу гангстера больше соответствует
штаб-квартира, резиденция, а то и офис.
   Стрелки часов показывали десять утра.
   Покинув такси, Грег дошел до перекрестка и огляделся. Что же изменилось
за столь непродолжительный срок  после  посещения  этого  злачного  места?
Почти  ничего.  Правда,  как  показалось,  исчезла  зловещая  мрачность  и
гнетущая тишина, которые  придавало  безлюдье  той  лунной  ночи.  Тяжелые
коробки домов, оказывается, не черные, а темно-красные, словно  закоптелые
фабричные корпуса. Все  те  же  пыльные  улочки  и  напоминающие  глубокие
туннели, захламленные проходные дворы. Странный запах:  битого  кирпича  и
залитого водой пепелища. Какая-то заброшенность и запустение.
   Людей  мало.  Кое-где  три-четыре  унылые  фигуры,   чаще   негры   или
пуэрториканцы. В мусорном ящике  рылась  седая  косматая,  словно  ведьма,
старуха в мужском рваном пиджаке, потерявшей цвет юбке и дырявых чулках.
   На  вытоптанных  площадках  возились  дети,  тоже  какие-то  забитые  и
молчаливые. Нигде ни кустика, ни травинки.
   Около арки - тут  он  когда-то  подстерег  и  расправился  с  Дылдой  -
остановился. Возникло  чувство:  сейчас  увидит  там  его  труп.  Хмыкнув,
решительно двинулся под  темные  своды.  Разумеется,  тело  бандита  давно
убрали, однако Грегу показалось, что в метре от ниши, где он прятался в ту
ночь, на растрескавшемся асфальте осталось большое жирное пятно.
   Фрэнк пересек двор-колодец.
   В углу бездомный бедолага вылезал  из  картонной  коробки  от  упаковки
электрокамина, в которой, вероятно, ночевал. На веревках  сушилось  белье.
Два каких-то типа  сидели  на  прислоненных  к  обшарпанной  стене  ржавых
батареях  парового  отопления.  Из-под  надвинутых  на  глаза  полей  шляп
виднелись зажатые в зубах сигареты.
   Грег уверенно направился в конец двора, где в серой стене без окон была
дверь. На ней висел ядовито-зеленый почтовый ящик. Скосив глаза,  заметил:
один из мужчин дернул приятеля за рукав, оба медленно повернули  головы  и
одновременно выплюнули окурки. Фрэнк усмехнулся, отодвинул ящик в  сторону
и нажал на кнопку звонка условным  сигналом.  Подождал.  Нажал  снова.  За
дверью завозились, и она приоткрылась. Грег протянул доллар с  отметинами,
который когда-то ему вручил брат  Майка.  Встретивший  был  тот  же  самый
верзила с квадратными  плечами  и  расплющенным,  как  у  профессиональных
боксеров, носом.
   И снова до мелочей повторилась прежняя процедура. Его обыскали, провели
мимо бара по коридору.  Наконец  он  очутился  в  приемной  перед  той  же
хорошенькой и стройной секретаршей, с добрыми, слегка  грустными  глазами,
которую Майк называл Ритой. Аромат духов, исходивший от нее, был  тем  же.
Девушка подвела его к двери и, открыв, слегка подтолкнула под локоть.
   Майк в одиночестве сидел за столом, уперев локти в  столешницу,  ладони
закрывали лицо.
   - Здравствуйте, Майк. -  Фрэнк  сделал  несколько  шагов  по  пушистому
ковру. - Извините, но снова пришлось вас потревожить.
   - Добрый день, Грег. - Гангстер убрал ладони. Глаза расширились.  Брови
сперва трагически сломались, затем  вытянулись  и  поползли  к  лысоватому
черепу. Он  присвистнул  и  не  спеша  поднялся.  Гангстер  еще  не  видел
детектива искалеченным.
   - Ну и ну, - протянул недоуменно. - Здорово вас перекорежило,  простите
меня. - Он вышел из-за  стола  и  остановился  напротив  Грега,  покачивая
головой  на  тонкой  "жилистой  шее.  -  Кое-что  до  меня  доходило,  но,
признаться, не знал, что вы расстались с кистью  и  оком.  Сожалею,  -  он
подал мягкую ладонь. - Искренне сожалею. Располагайтесь. - Глазами  указал
на кресло, в котором, как вспомнил Грег, в прошлый раз восседал Дылда.
   - Здравствуйте, Майк, - повторил Фрэнк и сел. - Спасибо.
   -  Да-а.  -  В  глазах  гангстера   промелькнуло   нечто   похожее   на
соболезнование. - Вам, очевидно, пришлось несладко. - Он вернулся к  столу
и несколько минут молча разглядывал гостя.  -  Непонятный  вы  человек,  -
произнес наконец. Было неясно, жалеет ли он  об  этом  или  удивляется.  -
Очень непонятный. Вы  сильно  изменились  внешне,  но  по  выражению  лица
убежден - остались прежним и опять  носитесь  с  какой-нибудь  благородной
химерой.
   - Что вы имеете в виду?
   Майк пожал плечами и скривил губы.
   - Какая напасть привела снова?
   - Мне нужны деньги, Майк, много денег, разумеется, в долг и  под  любые
проценты.
   - Святая мадонна! - Гангстер зашелся своим необычным тихим и шелестящим
смехом - словно листали страницы книги,  -  всплеснул  руками.  -  Америку
открыли. Со времен изгнания из рая простодушного  Адама  и  его  непутевой
подруги Евы я не встречал людей, которые бы не нуждались в  деньгах.  Даже
тем, у кого их больше чем достаточно, они всегда необходимы.
   -  Я  избегаю  долгов  и  никогда  не  просил  денег,  но  сейчас   они
понадобились позарез. И очень много - двадцать тысяч.  Согласен  на  какие
угодно условия. Верну через год.
   - Во-первых, - гангстер загнул тонкий палец с наманикюренным ногтем,  -
двадцать тысяч по теперешним временам не такое уж богатство. Во-вторых,  -
он загнул следующий палец, - я вам их  ссужу.  Ну  а  в-третьих,  проценты
обычные - десять.
   - Спасибо, Майк, я постараюсь вернуть раньше срока. - Грег встал.
   - Сидите. - Гангстер  сделал  жест  ладонью.  -  Не  премину  заметить,
никогда не отдавайте долгов раньше. Вдруг я умру? Наследников у меня нет -
останетесь в барыше. Отчего не спросите, почему я так  быстро  согласился,
почти не подумав, а? - Он хитровато скосил глаза.
   - Почему вы так быстро согласились? - повторил Фрэнк вопрос.
   - Вы понимаете, Грег, я человек недоверчивый. Не верю не только друзьям
и коллегам, но иногда даже самому себе, случается такое. - Он  прищурился.
- А вот вам, - развел костлявые ладони, - доверяю полностью.
   - За что же мне такое исключение?
   - Вы, - он нагнулся вперед и прошептал, - ненормальный. Да-да. Хотя  не
исключено, вы и есть  единственный  нормальный  среди  нас,  чокнутых.  Вы
марсианин, Грег,  белая  ворона.  И  в  этом  ваша  трагедия,  их  обычно,
заклевывают сородичи.
   - За что?
   - Они не похожи на других. Если хотите - живой белый упрек своим черным
собратьям. - Он опять засмеялся, словно зашелестели страницы. - И рано или
поздно вас тоже пришьют. Разумеется, к моему великому сожалению.  Исчезнет
единственный знакомый мне реликтовый субъект.
   - Лучше, если это случится попозже, - улыбнулся Фрэнк,  -  у  меня  еще
есть дела на этом свете.
   - Будем надеяться, но все мы под богом ходим. - Он пристально  взглянул
на Грега. - Кроме того, вы снова оказали мне,  вероятно,  того  не  желая,
крупную услугу, а я никогда, вы уже убедились, таких вещей не забываю.
   - Это когда же я вам оказал услугу? - удивился Грег.
   - Когда прикончили самонадеянного выскочку Дылду.
   Фрэнк  побледнел  и  начал  медленно  подниматься,  на  лбу   мгновенно
выступила испарина.
   - Сидите, - прикрикнул Майк.
   Грег плюхнулся в кресло.
   - Удивлены? - Майк засмеялся,  радуясь  произведенному  эффекту.  -  Уж
вам-то,  криминалисту,  непростительно  так  оплошать.  Сработали   грубо.
Наследили, как несмышленый школяр. Это свидетельствует -  решение  приняли
внезапно, в вас превалировали эмоции, а не расчет. Узнать, кто спровадил к
праотцам эту гадину, не представляло труда.
   - Но как, Майк? - Грег уже овладел собой.
   - Святая мадонна. - Гангстер закатил глаза. - Вы, очевидно,  находились
в шоке, не отдавали отчета в своих поступках. Раскрыть убийство было парой
пустяков. Я знал: вы состояли в банде этого подонка в бытность мальчишкой.
Дылда - жестокая и подлая скотина, а значит, вполне достаточно,  чтобы  он
вам не полюбился. Помните, во время предыдущей встречи я показал его вам с
помощью прибора, просвечивающего стену? Он пил в баре рядом.
   - Да, - кивнул Грег, - припоминаю, вы показали какого-то типа.
   - Не виляйте, - Майк покачал головой. - Тогда вы заявили,  что  его  не
знаете, но на вашем лице было написано обратное - не только знаете,  но  и
бешено ненавидите. Его  убили  из  длинноствольного  "люгера",  пистолетов
такой системы в тот день у посетителей имелось три, все, как  у  вас,  без
глушителя. Но два  оставались  на  месте,  а  ваш  отсутствовал.  Выстрелы
слышали мои люди, но  не  торопились  вмешиваться.  Больше  того,  раскрою
секрет, я прекрасно знал, вы его обязательно пристукнете. За  что?  Да  за
то, что он когда-то расправился с вашим дружком. Я принял кое-какие меры -
облегчил вам исполнение акта мести: посылая его с  поручением,  сказал  об
этом при вас. Припоминаете, как все произошло?
   - Чем он вам насолил, Майк? Мне другое дело, но вам?
   - Дылда плел за моей спиной паучьи сети. Он намеревался сесть в кресло,
которое предназначалось отнюдь не ему. Начал подбивать кое-кого из друзей,
таких же кретинов, как сам. Ибо не понимал:  не  с  его  птичьими  мозгами
заправлять таким грандиозным делом.
   - И что меня теперь ждет? - тихо спросил Грег.
   - Двадцать тысяч из расчета десяти процентов годовых, - ответил Майк  и
откинулся на спинку кресла. - И знаете,  почему  я  это  делаю,  когда  не
доверяю порой самому себе?
   - Почему?
   - Потому, что вы не-нор-маль-ный, - отчеканил гангстер. - И под  самыми
лютыми пытками не признаетесь, что смерть Дылды была мне выгодна и я,  так
сказать, ее санкционировал.
   - Вы уверены?
   - Абсолютно. Из-за своей щепетильной порядочности вы не пойдете даже на
предательство бандита. У вас это в  крови.  Оно  и  погубит  когда-нибудь.
Попомните мои слова, хотя мне вы нравитесь и я с удовольствием взял бы вас
на службу.
   - Это не для меня, Майк, - замотал головой Грег.
   - Отчего же? - Он хитровато прищурился. - Я  завязываю  с  гангстерской
лавочкой, буду заниматься коммерцией. Удивлены?
   - Вы хотите сказать, становитесь на... - он замялся.
   - Договаривайте. Честный путь?
   - Да.
   - Не совсем, но близко к  этому.  Я  пересаживаюсь  в  другой  кабинет.
Вкладываю капиталы в легальный бизнес, в фирму известного  вам  Робинсона.
Стану его полноправным компаньоном.
   - Это не честный путь и не легальный бизнес, а легальный  бандитизм,  -
возразил Грег.
   - Пожалуй,  так  точнее.  Тем  более  моим  преемником  здесь  остается
родственник - сын старшего брата, который когда-то вручил вам  монету.  Мы
же одна семья, будет поддерживать со мной связь. Он окажется  на  переднем
плане, а  до  меня  не  доберется  ни  полиция,  ни  журналисты,  ни  ваше
пресловутое правосудие. Вот так-то. Кроме того, и Робинсон  становится  не
первой фигурой  в  своем  собственном  концерне.  Я  ухитрился  заполучить
контрольный пакет акций.
   - Вы сатана, Майк! - Грег смахнул пот с носа. - Как это удалось?
   -  У  вас  когда-то  была  невеста,  очаровательная  молодая,  -  начал
неожиданно Майк. - Ваша секретарша Вирджиния О'Нейли? Вам известно, что  с
ней?
   - Она меня бросила после трагедии с приемным отцом,  когда  я  лежал  в
клинике. Заодно прихватила рукопись моего бывшего  шефа  Эдуарда  Бартлета
после его кончины. В ней тот описывал кое-какие делишки промышленников  и,
кажется, Робинсона.
   - Вы ее любили? Впрочем, вопрос дурацкий.
   - Очень, - вздохнул Грег, все больше удивляясь, куда клонит гангстер.
   - А почему не пытались разыскать?
   - Пытался, но она словно испарилась. Скорее всего уехала за границу,  -
упавшим голосом ответил Грег. - Да и к  чему  ей  калека?  -  Он  повертел
крючком, заменяющим кисть.
   - Знаете, Грег, не такой уж вы выдающийся детектив, как я думал раньше.
А уж психолог - вовсе никудышный.  Вот  старина  Бартлет,  ваш  шеф  -  да
вознесется его душа в рай, - действительно ас. Уж он-то бы  этот  клубочек
размотал, каналья, по ниточкам. Талантлив был и хитер сверх  всякой  меры,
умница.
   - Чего же разматывать, когда и так ясно? Кроме того, я  уже  не  владел
частной конторой, мне не подчинялись агенты. Зато стал инвалидом  и  почти
нищим, сидел на иждивении у старика негра.
   - Но сейчас-то явились ко мне?
   - Ну и что? - спросил с вызовом.
   - А почему не попросили тогда денег и помощи в розыске О'Нейли?
   - О'Нейли? - оторопел Грег. - И вы бы помогли?
   - Тогда да, - гангстер прикрыл глаза. - Теперь нет!
   - Что же изменилось, Майк? Ради  всего  святого  расскажите.  Я  обещаю
ничего не предпринимать. Это умрет во мне, но,  может  быть,  хоть  слегка
облегчит душу. - Он прижал ладонь к груди.
   - Скорее всего растравит еще больше, - возразил Майк.
   - Не жалейте меня.
   - Я вообще никого не жалею. Милосердие мне чуждо. - Взгляд его сделался
жестким. - Очевидно, поэтому в отличие от вас, не морщитесь, Грег, я знаю,
что говорю. Да-да, именно поэтому и достиг  богатства  и  власти.  Но  раз
хотите -  слушайте,  вам  же  хуже.  Я  упоминал  -  старина  Бартлет  был
парень-гвоздь: мудр, хитер, умел держать язык за зубами. Никто понятия  не
имел, что за ценности хранились в его особняке среди аквариумов с рыбками.
Одна мисс О'Нейли - тоже далеко не глупышка -  об  этом  догадывалась.  Но
лишь  слегка.  Когда  же  рукопись  попала  к  ней  вместе  с   подлинными
документами, на основании коих была написана, она  поняла,  что  держит  в
своих красивых ручках. Однако не до конца.  Если  бы  не  ваше  несчастье:
безрассудная погоня за каким-то сумасшедшим, отдала бы ее вам  -  она  вас
любила, - и вы бы стали богатым человеком. Очень богатым.  Хотя,  здесь  я
мерю по себе, кто вас знает, какие бы фантазии полезли в вашу  голову.  Вы
можете выкинуть беспардонный фортель - любую глупость.
   - Это почему же?
   - Потому что вы ненормальный.
   - Вы имеете в виду... - начал Грег.
   - Не перебивайте. Она любила вас, но также считала не в  себе,  правда,
лелеяла мечту со  временем  обломать.  О'Нейли  сообразила:  за  документы
промышленные магнаты, особенно Дональд Робинсон,  выложат  без  разговоров
солидные денежки - не один миллион.
   - Миллион? - воскликнул недоверчиво Фрэнк.
   - Да. И не один. Публикация их означала неминуемую гибель для  Дика,  и
не для него одного. Старик Бартлет знал,  что  делал,  все  преподносилось
неопровержимо. Вероятно, он долго и упорно собирал  обличающие  материалы.
Где только их раздобыл, хотелось бы выяснить? - Майк  мечтательно  закатил
глаза и продолжил: - Но ваша хорошенькая авантюристочка  переоценила  свои
способности и недооценила моих. А самоуверенность наказуема.
   - Ваших? - привстал Грег. - Ва-аших?
   - Разумеется. - Майк удовлетворенно фыркнул. -  Ее  погубила  жадность.
Малышка, не соразмерив сил, слишком  размахнулась  -  в  этом  ее  роковая
ошибка. Она начала устанавливать связи одновременно с  Диком  и  со  мной.
Естественно, сразу же запуталась и в моей паутине и в сетях Робинсона. Мне
она ни к чему - женщин куда более красивых у нас навалом. А  вот  он,  как
павлин, распустил хвост, а заодно и слюни, решил: очарует ее  и  заполучит
рукопись. Как бы не так.  Не  по  зубкам  кость.  В  результате  материалы
оказались у меня, а ваша невеста - у него.
   - Джин сделалась любовницей этого негодяя! - Фрэнк стиснул ручку кресла
так, что захрустели суставы.
   - Не уверен. Но, чем черт не  шутит,  когда  бог  спит,  все  возможно.
Однако, мне кажется, любовью там не пахло. Робинсон, поняв, что остался  с
носом, взбесился. Избалованный с детства, не знающий ни в чем отказов,  он
раскапризничался, а тем временем материалы безвозвратно уплыли.  Тогда  он
применил старый испытанный прием - наркотики.
   - Джин стала наркоманкой? - ужаснулся Грег.
   - Как ни прискорбно, да. Сломив ее волю, Дик избавился от девчонки.
   - Ее убили? - прошептал Грег, лицо побледнело.
   - Не думаю. Я бы знал. У Робинсона нет "киллеров" -  наемных  убийц.  В
таких  случаях  он  обращается  в  нашу  фирму.  Скорее   всего   сплавили
куда-нибудь в провинцию, в заграничные филиалы  корпорации,  у  Дика  есть
связи с  Италией,  Латинской  Америкой,  островами  южных  морей.  Он  мог
передать О'Нейли им для различных нужд. Скажу одно, верьте мне, ее песенка
спета. Человек, одурманенный этой дрянью, не человек. Правда, иногда  и  в
таких возникает потребность - ради травки пойдут на все. В  этом  качестве
ее и могли использовать наши иностранные коллеги.
   Фрэнк сидел, опустив голову. Губы дрожали.
   Несколько минут они молчали. Гангстер в задумчивости барабанил пальцами
по столешнице. Грег поднял взгляд на Майка и сказал:
   - Хотя вы и считаете меня  слабым  криминалистом,  но  дальнейшие  ваши
действия вычислить труда не представляет.
   - А именно? - Гангстер прищурился.
   - Предъявили копии рукописи и  документов  Робинсону.  Он  понял  -  вы
далеко не взбалмошная девица - провести не удастся. Пакет акций оказался у
вас. Так?
   - Почти. - Майк усмехнулся. - Вы меня недооцениваете, Грег.  Аналогично
вашему предположению поступил бы парень вроде вас. Я  же  довожу  дело  до
логического завершения, выжимаю из жертвы все, что могу, дабы  она  больше
не кочевряжилась без моего согласия.
   - Что же вы сделали?
   - Разумеется, принял  пакет  акций.  Но,  кроме  этого,  еще  должность
заместителя  председателя  административного  совета  -  быть  генеральным
директором пока нельзя, следует немного освоиться за кулисами. Ну и содрал
с Робинсона три миллиона наличными.
   - Три миллиона?
   - И ни центом меньше. - Лицо его смахивало на смеющийся череп.
   - Да, Майк. - Грег покачал головой. - Получив за здорово  живешь  столь
бешеные деньги, вы еще хапаете с меня, инвалида,  за  несчастные  двадцать
тысяч десять процентов.
   - А как же! - Майк зашелестел смехом.
   - Я бы так не поступил. Тем более вы же сами упомянули -  я  помог  вам
избавиться от подонка. Дылды. Так снизошли бы.
   - Как бы поступили вы на моем месте?
   - Во всяком случае, не содрал бы годовых, раз. И поделился  бы  с  мисс
О'Нейли - дал бы ей тысяч сто. Без нее вы бы не имели  ни  материалов,  ни
денег.
   - Да, Грег. Вы поступили бы именно так, - удовлетворенно произнес  Майк
и наклонился вперед. - Почему? - Он поднял палец.  -  Да  потому,  что  вы
ненормальный. В этом ваше горе и причина  бедствий".  Кроме  того,  делать
услуги людям такого сорта, как я, опасно. Мы  не  любим  чувствовать  себя
обязанным кому-либо. Вы исключение, я  отношусь  к  вам  с  симпатией.  Не
удивлюсь, если лет эдак через десять-двадцать вы окажетесь в  историческом
музее, в единственном экземпляре, как ископаемое.
   Фрэнк почувствовал - между  лопаток  побежала  тоненькая  струйка.  Ему
стало жутко...
   Распрощавшись с Майком и получив чек, он вышел на улицу.
   После полумрака и кондиционерной свежести гангстерского  убежища  глаза
слепил  солнечный  свет.  Ноздри  зацарапал  пыльный  и   затхлый   запах.
Припекало. Асфальт накалился, размяк и словно выдыхал нефть.
   Боль, возникшая в сердце, при воспоминании о Джин ослабла,  но  чувство
горечи и опустошенности не  покидало.  Он  брел  медленно,  низко  опустив
голову.  Самые  разнообразные  мысли,  вернее,  их  обрывки,   пестрые   и
неожиданные, роились в мозгу. Они расползались, обрывались,  перескакивали
друг через дружку, как в чехарду. Он никак не мог сосредоточиться.
   Внезапно  перед  его  взором  на  тротуаре  возникли  ноги  в   больших
круглоносых кедах. В тот же миг он ткнулся лбом кому-то в грудь.
   Грег вскинул голову и остановился.
   - Простите, пожалуйста, - буркнул он.
   Перед  ним  стоял  долговязый  парень  в   трикотажной   безрукавке   с
нарисованной оскаленной мордой тигра. Длинные, тонкие  и  кривоватые  ноги
обтягивали застиранные техасы с бахромой на швах. В  общем  приятное  лицо
портило выражение дерзкой наглости и презрительного пренебрежения. Сальные
волосы, по цвету напоминающие паклю, завивались колечками. От  взгляда  на
них появлялось ощущение запаха прогорклого масла. Губастый  рот  двигался,
перемалывая жвачку. На шее на медной цепочке болтался знак зодиака - Овен.
"Баран с бараном", - почему-то мелькнуло у Фрэнка.
   Поодаль, у подъезда, стояли двое молодых ребят, одетых  почти  так  же,
только на рубашках скалили пасти волк и пантера. Между  парнями  -  совсем
юная девушка в синих спортивных рейтузах, кроссовках и прозрачной майке  с
надписью: "Люби меня". Сквозь ткань  четко  просвечивали  округлые  груди.
Рейтузы  больше  напоминали  колготки.  На  скулах  миловидного  личика  с
ямочками на щеках намалеваны два серебристых  пятна.  У  правого  плеча  в
бретельку воткнута длинная  и  плоская,  как  лезвие  маленького  кинжала,
стальная булавка с красным шариком на конце.  В  руках  транзистор.  Губы,
покрытые сиреневой помадой, сжимали сигарету.
   - Приблудный? - Парень сплюнул резинку на брюки Грега. - Что вылупился?
Откуда?
   - То есть как откуда? - оторопел Грег.
   - Я тебя, кажется, раньше здесь не встречал. Зачем приковылял, урод?  -
Парень накалял себя, задирался на драку. - Что это? - Не дожидаясь ответа,
протянул руку к пуговице на рубашке Фрэнка.
   - Где? - машинально спросил Грег и опусти; взгляд.
   Пальцы больно схватили  за  нос.  Парень  заржал.  Стоящие  у  подъезда
вызывающе поддержали.
   Фрэнк отдернул голову. В глазах потемнело,  брызнули  слезы,  задрожали
руки. В боковом кармане лежал чек на двадцать тысяч, выписанный Майком  на
предъявителя. С двумя он бы, пожалуй, справился, но с тремя  и  девицей...
Грег знал, как используют булавку с красным шариком - ею протыкают  сонную
артерию на шее. Рисковать нельзя. На улице кое-где мелькали  прохожие,  но
он прекрасно понимал: никто не вступится, даже  если  его  будут  убивать.
Полиция же этот район обходит.
   - Я навестил  приятеля,  живет  рядом,  -  ответил,  пересиливая  себя,
миролюбиво. Но ярость переполняла, лицо побелело, подергивались губы.
   - Ишь ты. - То, что происходило с Грегом, парень  принял  за  страх  и,
усмехнувшись, бросил спутникам: -  Слыхали?  Гостевал  у  знакомого.  Тот,
вероятно, не поскупился на десятку-другую?