--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
     © Copyright Александр Плонский
     Email: altp2000@mail.kubtelecom.ru
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 28.06.2002 17:15
-------------------------------------------------


               Вторая книга романа "По ту сторону Вселенной"


                               Часть первая.

                           Гражданин Космополиса

                                 1. Быть свободным!


  Я гражданин и уроженец Космополиса - один из тех, кому посчастливилось
родиться. Избранный еще до зачатия: право на существование даровано не
всем. Легко представить, к чему бы привело никем не контролируемое,
беспорядочное размножение. К деградации общества, вырождению людей и - в
недалекой перспективе - неотвратимому вымиранию.

  Единственный способ избежать этого - жесткий, если не жесточайший,
контроль рождаемости. Каждое новое поколение космополитян должно в точности
воспроизводить все качества предшествующих. Никакого совершенствования,
ведь лучшее - враг хорошего. Великий Лоор учит, что так называемый прогресс
- не благо, а величайшее зло. Именно он привел нашу прародину Гему к
гибели!

       Селекция, селекция и еще раз селекция, лишь она способна обеспечить
спасительное постоянство, которое предохраняет от гибели: ведь если Завтра
будет точно таким, как Сегодня, то сохранится в своей благословенной
неизменности и наше бытие...

       Неразумные предки не знали этой истины и жестоко поплатились.
  Наш вождь и учитель говорит еще, что воспроизводство людей нужно
оптимизировать не только количественно, к чему понуждает ограниченность
жизненного пространства, но и качественно. Права на потомство удостаиваются
те, чьи генные спектры, во-первых, сами безукоризненны, а во-вторых, дадут
при соитии не менее безукоризненную суперпозицию.
  Генные спектры моих родителей удовлетворяли четырем главным и всем
дополнительным критериям. Главные: преданность идеалам лооризма,
лояльность, умение подчиняться не рассуждая, общественное самосознание.
Дополнительные: вера в светлое будущее, коллективизм, единомыслие,
исторический оптимизм, стойкость в преодолении трудностей и многие другие.
Короче, все то, чем славен человек, было наследственным достоянием
родителей. Иначе я не мог бы родиться.
  Хочу надеяться, что унаследовал родительские качества и со временем
смогу рассчитывать на продолжение рода. Пожалуй, даже уверен в этом.
  В моих словах нет хвастовства: я разговариваю с самим собой. Впрочем,
то же самое сказал бы и великому Лоору, если бы мне выпала такая счастливая
возможность.
  Слава Лоору! Да здравствует наш великий вождь! - я готов повторять эти
искренние, идущие от сердца слова днем и ночью. Ему я обязан своим
появлением на свет. Дав возможность родиться, он тем самым оказал мне
великую честь и доверие, которые невозможно не оправдать. Я люблю его
сыновьей любовью. Он для меня больше, чем отец и мать!
  Отец и мать... Мои родители... Мысль о них - единственное, что
омрачает мое радостное мировосприятие. Умом я понимаю: обобществление детей
- акт высшей справедливости. Ведь если одни смогут иметь ребенка, а другие
- нет, возникнет вопиющее неравенство. В нашем же идеальном обществе все
равны. И родить ребенка - почетная обязанность, а не привилегия. Вот почему
тайна рождения охраняется законом. Сказать: "Я твой отец (или мать)",
значит совершить преступление.
  На моей памяти оно было совершено лишь однажды. До сих пор вижу эту
жалкую женщину у столба общественного презрения. Она простирала руки и
твердила:
  - Мой сын! Сыночек мой! Не отталкивай меня! Будь ко мне добр. Ведь я
твоя родная мать, и ничто не истребит мою любовь к тебе!
  - Ты опозорила нас обоих! - крикнул в ответ сын. - Я не желаю тебя
видеть! Подлая самозванка, которая притворяется моей матерью!
  - Нет! Не-ет! Неправда! Я родила тебя в муках... Кормила грудью,
баюкала. А потом мое дитя отняли, оторвали силой. Год за годом я любовалась
тобой издали, словно чужая. Но я не чужая, я твоя мать! Я не могу больше!
Сыночек... Любимый... Не уходи... Не покидай меня!
  И тогда он плюнул ей в лицо.
       Конечно же, именно так нужно было поступить. Я восхищался этим
мужественным поступком. А что сделал бы сам, оказавшись в таком положении?
  Не знаю... Боюсь, у меня не хватило бы мужества... Скорее всего, я
убежал бы, не сказав ни слова... А может быть... Нет, это было бы
предательством по отношению к моему истинному родителю - великому Лоору.
  И все же с тех пор я невольно всматриваюсь в лица женщин, которые по
возрасту могли бы оказаться моей матерью, и думаю:
  "Не ты ли?"
       А иногда - это удручает меня -- мысленно представляю, как встречная
женщина протягивает ко мне руки:
  "Сыночек мой... Сыночек... Сыночек..."
       И мне хочется броситься к ней на грудь.
       Изредка я вижу эту сцену во сне. Просыпаюсь, а подушка мокрая от слез.
Потом долго выговариваю себе, подыскивая слова пообиднее.
  Никому из посторонних я бы не признался в своей постыдной слабости.
Исповедуюсь перед самим собой. Ах, если бы излить душу великому Лоору...
  Я пробовал молиться ему, как Богу. Подолгу стоял перед его монументом
на Форумной площади. Исступленно шептал:
  - Подскажи, как обуздать глупые мысли... Говорят, доброта и жалость -
пережитки, мешающие созидать счастливое будущее. Но ведь Будущее это
повторение Настоящего, значит, и настоящее должно быть счастливым. А какое
может быть счастье без доброты? Видно, я чего-то не понимаю... Просвети
меня, Отец!
  Но Лоор отрешенно смотрел сквозь переборки отсеков и стальную оболочку
Космополиса в бесконечность, не удостаивая меня ответом. И я говорил себе:
  - Кто ты такой, чтобы претендовать на его особое внимание? Неужели
мало того внимания, которым он одаряет всех поровну! На нем держится
благополучие. Без него не было бы Космополиса и Системы. И ты не знал бы,
что такое свобода!
  По вине предков наша жизнь, жизнь космополитян, неизбежно сопряжена с
лишениями и тяготами. Но - слава Лоору! - мы живем. И мы свободны так, как
никто не был свободен на изобильной Геме!
  Любовь к свободе у меня с детства.
       - Научись подчиняться, и ты никогда не будешь  рабом, - внушали мне.
       Помню, я спросил наставника:
       - Чем же тогда свободный отличается от раба?
       Наставник разъяснил:
       - Свободный человек исполняет свой долг добровольно, а раб по
принуждению.
  - Значит, раба заставляют, а свободный делает сам?
  - В этом суть. Ведь свобода это осознанная необходимость. осознай ее,
и никто не будет тебя заставлять.
  И я поклялся быть свободным!


       2. Я  - космолец!

       Сегодня меня приняли в космол - космическую организацию молодежи!
  Я давно мечтал об этом дне и задолго начал к нему готовиться:
тщательно проработал труды вождя (правда, не все понял), освежил в мозгу
важнейшие даты его жизни.
  Подумать только, когда-то он был обыкновенным человеком, одним из
нескольких тысяч обитателей Базы (так называли зародыш нынешнего
Космополиса). Талант и трудолюбие выдвинули его в лидеры. Став Главным
Архитектором, он создал Космополис, заложил основы Системы.
  Как ему мешали, с какими мерзкими кознями он столкнулся: ведь старое,
отживающее всячески препятствует новому.
  У него были сильные, не останавливающиеся ни перед чем враги: Корлис и
этот... Кей. Напрасно я извлек из недр памяти их имена, они преданы
забвению!
  Лоор все превозмог: сопротивление, злобные нападки, саботаж. И народ
избрал его на пост Главы Государства.
  Он, чего и следовало ожидать, проявил себя непревзойденным
государственным деятелем: перестроил, довел до совершенства и навеки
сцементировал в прочнейший монолит наше общество, как перед тем Базу, не
шедшую ни в какое сравнение с Космополисом.
  Когда истек срок главенства, космополитяне попросили Лоора дать
согласие на повторное избрание, но он, с присущей ему скромностью,
отказался:
  - Среди нас наверняка есть более достойные занять кресло Главы. Я же
по-прежнему буду отдавать себя нуждам народа, служить ему на том посту,
который мне доверят.
  Какие проникновенные слова! Сколько в них душевного величия! Вот
пример подлинно свободного человека, в равной мере готового и повелевать, и
подчиняться...
  Народ не настаивал на том, чтобы Лоор остался Главой. Космополитяне
проявили гражданскую мудрость, упразднив главенство, как изживший себя
институт государственного устройства. Великий Лоор был провозглашен Вождем
Космополиса.
  Теоретические труды вождя, проникнутые заботой о нас указания, стали
нашей Конституцией.
  Лооризм воистину великое учение. Оно убедительно доказывает, что в
замкнутой системе с воспроизводимыми ресурсами может (и должно!) быть
построено общество нового типа, свободное от эксплуатации человека
человеком, не зависящее от прихотей природы. В таком обществе каждый
получает по потребностям и отдает по способностям.
  Пожалуй, самое слабое место в моей подготовке - история. Именно в
исторических аспектах лооризма я так и не смог разобраться, осознать
взаимосвязь событий таким образом, чтобы прошлое естественно предваряло
сегодняшний день. Неужели я настолько глуп? У меня все время возникают
вопросы, которых в принципе не должно быть!
  Вот, например, о делении нашей истории на древнюю и новейшую.
Хронологическую границу между ними Лоор связывает с катастрофой на Геме.
Таким образом, древнюю историю отделяет от наших дней отрезок времени,
меньший, чем продолжительность человеческой жизни. Почему же тогда она
"древняя"? И почему в трудах вождя подробно проанализировано "межвременье"
- период, непосредственно предшествовавший катастрофе, момент самой
катастрофы и начало перестройки Базы, а о тысячелетиях подлинно древней
истории - ни слова?
  Я заикнулся об этом наставнику, и зря. Он уставился на меня с каким-то
болезненным любопытством, словно на монстра. А потом долго втолковывал, что
гемяне фальсифицировали историю, поэтому ничего, кроме искаженного взгляда
на действительность, исторические первоисточники не содержат. К тому же они
погибли в катастрофе. А все то немногое ценное, что было в них, изложено и
гениально интерпретировано вождем.
  И я вспомнил, как учитель Дель, ведший меня в старшей стадии детства,
еще тогда предупреждал:
  - Есть множество вопросов, Фан, над которыми не следует ломать голову.
Если у тебя возникнет вопрос, задай его. Возможно, тебе ответят. Или же
нет. В том и другом случаях не переспрашивай. Ты хочешь знать прошлое Гемы?
А зачем? Думаешь, история нечто незыблемое? Нет, ее пересоздают задним
числом. Умные люди тем самым оберегают тебя и всех нас от разрушительного
знания. Запомни это.
  Надо было слушаться Деля...
       Легко сказать: "слушаться"... А если меня преследует мысль: имеем ли
мы право замалчивать прошлое или, того хуже, переиначивать происходившие
события?
  И все же надо молчать, иначе нарвешься на неприятности. Неудивительно:
под боком у нас грозный и коварный враг - Гема, над которой властвуют
"призраки", самоорганизующиеся сгустки полей, обладающие огромным
энергетическим потенциалом и интеллектом вычислительных машин. Они
подчинили себе горстку людей, тех, кто был изгнан с Космополиса, и их
потомков. Представляю, какую злобу вызывает у них свободное общество
космополитян. Несомненно, "призраки" вынашивают замыслы поработить нас,
захватить Космополис.
  Сердце сжимается, когда мысленно представляешь нашу маленькую, но
гордую планетку, средоточие и яркое воплощение могучего человеческого
разума, на привязи у Гемы. Ведь она обращается вокруг этого мрачного
гиганта, как спутник. Космополис - спутник Гемы. Не кощунственно ли?
  Как-то я спросил Деля:
       - До  каких  пор  мы будем привязаны к Геме? Разве мы от нее зависим?
       Дель усмехнулся и ничего не сказал. Я понял, что вопрос был неуместен.
Но до сих пор, пренебрегая советом учителя не переспрашивать, продолжаю
задавать его - себе. Ведь огромное преимущество замкнутой системы по
сравнению с незамкнутой - абсолютная независимость от всего внешнего. Или я
опять-таки в чем-то заблуждаюсь?
  Есть только один человек, с кем можно поделиться сомнениями, - Асда.
Хотя она не только не рассеивает их, а усугубляет. Но это моя подруга, моя
любимая, и от нее у меня не может быть тайн...
  Ей я верю беспредельно. А больше (разумеется, это не относится к
Лоору) - никому. Раз уж суждено соседствовать с врагом, то, по крайней
мере, нужно быть бдительным. Лоор говорит, что чем больше наши успехи, тем
изощреннее и коварнее тайная война, которую ведут с нами "призраки".
Страшно подумать: среди нас замаскировавшиеся агенты Гемы! Они вынюхивают
наши секреты, готовят диверсионные акты, покушения на вождя и его ближайших
сподвижников!
  И уж если я скрываю от окружающих свои мысли, то что сказать об этих
гнусных предателях?! Они провозглашают наши лозунги, клянутся в верности
великому Лоору, а сами... И ведь не заглянешь под маску, не распознаешь
врага, пока не услышишь о его разоблачении. Поневоле начинаешь подозревать
всех, даже самого себя...
  Аcда смеется, когда я говорю ей об этом.
       Впрочем, вернусь к теме космола. Да, я добросовестно подготовился к
собранию, понимая, что предстоит экзамен, возможно, самый трудный в жизни.
Хотя вне космольской организации у нас остаются лишь считанные юноши и
девушки, вступить в нее не так просто: надо доказать свою идейную зрелость,
обосновать мировоззренческую позицию, подтвердить верность идеалам
лооризма. И ведь не крикнешь: "Я верный, я преданный, я самый-самый". Нет,
тебе будут задавать вопросы, а ты должен отвечать на них честь по чести:
веско, чинно, уверенно. Хорошо хоть, это не те вопросы, на которые
приходится искать ответ в потемках...
  В космол принимают раз в год, причем в том самом Мемориальном отсеке,
где когда-то Лоор работал над проектом Космополиса.
  Я не бывал прежде на Базе: в обычные дни вход туда закрыт. Здесь
резиденция наших руководителей. Дух захватывает при мысли, что в одном из
соседних отсеков, совсем рядом, обсуждают государственные дела вождь и его
соратники. Шальная мысль приходит в голову: вдруг распахнется герметичная
дверь и войдет великий Лоор!
  "Здравствуй, Фан, - скажет мне отечески. - Знаю, ты настоящий,
достойный космолец. А насчет твоих сомнений, то у кого их нет! Каждый
человек должен в чем-то сомневаться. Я тоже сомневался, когда создавал
Космополис. Важно вовремя преодолеть сомнения, твердо решить: "да" или
"нет". Я преодолел. И ты преодолеешь!"
  Конечно, он на наше собрание не пришел, такое могло произой-ти лишь в
моем воображении... Неужели я не увижу его, иначе как на портретах или в
бронзе?
  Космольцев тысячи, это самая массовая, а точнее, единственная
молодежная организация. Почему единственная? Да в других нет нужды: все мы
единомышленники, все горячо любим Лоора и верны идеалам лооризма.
  Лучшие космольцы, повзрослев, становятся членами Космической лиги.
Лига - авангард нашего народа, его честь и совесть. Мечтаю со временем
вступить в ее ряды.
  Все космольцы не поместились бы в Мемориальный отсек, да в этом и нет
необходимости при нашем единомыслии. Пришли руководители ячеек, по уставу
исполняющие роль выборщиков.
  Огромное, залитое синеватым светом помещение. Никакой отделки - ребра
металлической арматуры, многоярусная галерея с зигзагом лестниц. Ни намека
на эстетику, все пионерски сурово, даже аскетично: несглаженные углы,
асимметричные выступы. С одной стороны подобие амфитеатра с уходящими под
своды рядами похожих на жердочки сидений - не свалишься, но и не усидишь
дольше, чем нужно.
  Размеры Мемориального отсека меня поразили. Я подумал с недоумением:
зачем Главному Архитектору понадобилось столько места для работы, и не
сразу вспомнил, что здесь он собирал из модулей макет Космополиса.
  Пожалуй, единственное, что добавилось с того времени (не считая
жердочек-сидений), это информационно-акустическая система, позволяющая
общаться, не напрягая слуха и голоса.
  Итак, будущие космольцы расселись в амфитеатре. Напротив, на
просцениуме, расположились выборщики.Они не намного старше нас, а сразу
различишь, кто есть кто...
  Выборщики строги, важны, держатся непринужденно, раскованно. Слышны
обрывки фраз, которыми они обмениваются:
  - Венд был прав, когда...
       - Вождь и говорит ему...
       - Не  три рекомендации, а пять...
       Мы же робки и молчаливы. Не поднимаем глаз. Волнуемся. Даже дышится
тяжело, хотя вентиляция отменная.
  Вот встал один из выборщиков.
       - Урм, младший советник вождя... - скороговоркой зашептали сзади.
  Урм  заговорил.  Мы  слушали,  не спуская  с него глаз, и машинально
     кивали головами, как бы в подтверждение  каждой  произнесенной им фразы.
       Он излагал вещи, всем нам известные, я бы на его месте делал то же
самое. Не случайно смысл сказанного им воспринимался без малейшего
напряжения. Это ли не образец доходчивости!
  - Вступая в космол, - напутствовал Урм, - вы присягаете на верность
лиге и ее вождю, нашему вождю, великому Лоору. Космольцы всегда были в
первых рядах строителей замкнутого общества...
  Чувство сопричастности к общему делу, пробужденное этими простыми,
общедоступными словами, охватило меня. Я невольно залюбовался Урмом: он
произносил речь наизусть, не под фонограмму, - готов в том поручиться! - и
ни разу не сбился, не воспользовался подсказкой минисуфлера!
  Голос, накаленный пафосом, выверенные энергичные жесты, - вот это
трибун! И как его слушают, каким энтузиазмом заряжаются от него!
  Тут я случайно перехватил взгляд Урма и поразился: он принадлежал
совсем другому человеку, и человека этого среди нас не было... Усталый,
отсутствующий, слепой взгляд!
  "Показалось!" - с облегчением подумал я, потому что Урм вдруг обвел
нас глазами, будто хотел заглянуть в душу - и заглянул! - каждому по
отдельности.
  - Хочу надеяться, - сказал он, - доверительно приглушив голос, - что
сегодня у меня появятся сто новых друзей.
  Потом мы и выборщики расселись попарно. Начался индивидуальный контакт
(тот самый экзамен, к которому я готовился). Как ни настраивал себя, а все
равно почувствовал неприятный холодок, странную неловкость, точно
раздевался перед посторонним.
  Моим выборщиком оказался Реут, не знакомый мне прежде рыхлый парень,
державшийся подчеркнуто сухо, свысока. Его бледное, казавшееся припудренным
лицо выражало брезгливость. И за время беседы ни разу не шелохнулось. Даже
губы не шевелились, когда он говорил, - чревовещатель, да и только!
  Я сразу же понял, что Реут испытывает ко мне неприязнь, и это чувство
было взаимным.
  Буквально все в Реуте выглядело старческим, от старомодного глухого
комбинезона до потрепанного блокнота, который он не выпускал из рук, то
закрывая, то раскрывая вновь, чтобы поставить галочку или вычеркнуть
заданный вопрос.
  Глаза у него были тусклые, немигающие, без ресниц. Такие я видел на
сохранившихся изображениях рыб. Волосы неопределенного цвета, редкие,
слипшиеся. Лобик крошечный, а подбородок, напротив, непропорционально
крупный, тяжелый. И щеки дряблые, отвисшие, как у старика.
  Каждую фразу Реут начинал со слова "так", но слышалось "тэ-эк":
  - Тэ-эк... Что имел в виду великий Лоор, говоря о примате замкнутости?
  Или:
       - Тэ-эк... Что бы ты сделал, узнав, что  твой  наставник тайно слушает
     передачи с Гемы?
       А действительно, что бы я сделал? Донес бы куда следует? Ох, не знаю,
как бы я поступил... Зато знаю, как надо отвечать на такие вопросы:
  - Сообщил бы уполномоченному по охране верности.
       Все во мне было напряжено. Боялся сорваться, ответить Реуту таким же
брюзгливым тоном, да еще передразнить его дурацкое "тэ-эк". И оттого
отвечал на вопросы, точно отражал летевшие в меня метеориты, - быстро и
четко, без единого лишнего слова, стараясь не отвлекаться от сути.
  Затем наступила тишина. Как-то разом, вдруг, будто по неслышной
команде.
  "Все, конец допросу!?" - подумал я с облегчением и в то же время с
некоторым разочарованием, потому что успел войти в азарт, отбивая
"метеориты".
  Урм сделал знак. Сидевший в нижнем ряду слева выборщик встал и
произнес:
  - Достоин.
       Рядом поднялся другой, тоже сказал:
       - Достоин.
       И словно волна зигзагами покатилась по рядам:
       - Достоин... Достоин...
       Вот она добежала до нас. Но что это? Реут промолчал...
       А за нашими спинами, все выше и выше:
       - Достоин... Достоин... Достоин...
       Я не мог поднять глаз.
       Девяносто девять раз прозвучало слово "достоин", и вновь стало тихо,
лишь урчание серводвигателей доносилось извне. Мы так к нему привыкли, что
обычно не замечали, но сейчас оно казалось оглушительным.
  И все же я расслышал тихий голос Урма:
       - Мы ждем, Реут.
       Тот нехотя встал, причем под глухим комбинезоном обозначился выпуклый
животик, и, не разжимая губ, процедил:
  - Тэ-эк... Достоин.
       Когда я, отупевший от переживаний, даже не испытывая радости (она
пришла позже), возвращался в жилую зону, кто-то положил мне руку на плечо.
  Это был Урм.
       - Вот  мы  и  стали друзьями, -  сказал младший советник вождя.
       Обескураженный, я молчал. Он что, шутит? Или смеется надо мной? Кто я
и кто он! Говорят, Урм любимец самого Лоора, каждый день видится с вождем.
Что же могло его привлечь во мне?
  - Ну, согласен дружить?
       Я недоверчиво кивнул. А Урм (он был на полголовы выше меня) склонился
к моему уху и вполголоса спросил:
  - Хотел бы ты увидеть Гему?
       Я оторопел окончательно:
       "Испытывает  меня...  Ловит...  Неужели кажусь ему таким дурачком?"
       Нужно было ответить негодующе:
       "Логово врага? Нет, нет и нет!"
       Или:
       "Я не предатель!"
       Но... не смог, сам не знаю, почему...
       - Меня ждет Асда, - буркнул невпопад и ускорил шаг.
       Урм шел рядом.
       - Это  твоя подружка?
       - Угу, -  промычал я.
       - Ну, иди...
       Я побежал, а в конце пролета непроизвольно обернулся. Урм смотрел мне
вслед.


        3. Асда


       Асда моложе меня на два года, заканчивает последний цикл обу-жчения.
У нее лучистые сиреневые глаза, яркий румянец, что большая редкость для
космополитян, зеленоватые, коротко остриженные волосы, хрупкая фигурка,
острый ум и насмешливый характер. Последние два качества меня иногда
раздражают, но я притерпелся к ним, потому что мы любим друг друга.
  Любовь... О ней я узнал не от наставников, а из старинных книг,
которые разрешено читать. Их немного. На страницах там и сям черные пятна,
а некоторых листов вообще нет: нас оберегают от пагубного влияния Гемы.
  Поразительная вещь: не существует уже великой и порочной цивилизации,
доведшей себя до самоуничтожения, а картинки ее жизни, запечатленные на
пожелтевших листках бумаги, все так же ярки и впечатляющи.
  Это Асда пристрастила меня к чтению.
       Перед катастрофой гемяне уже не читали книг. Их содержание перенесли
на мнемокристаллы. Некоторое время и у нас так было. Но мы не захотели быть
рабами техники, тем более, что она обвет- шала, и возвратились к книгам.
Хотя, по правде, любителей чтения немного.
  Да, техника ветшает... Помню, в детстве я любил кататься на
многоуровневых эскалаторах, перепрыгивать с уровня на уровень, бегать
навстречу движущейся дорожке, соревнуясь с ней в скорости. Ну и попадало же
мне от взрослых!
  Уже несколько лет эскалаторы стоят.
       - Наше развитие обратилось вспять, - утверждает Асда.
       Я доказываю ей, что так могут рассуждать лишь те, кто не постиг
великой целесообразности равновесного замкнутого общества. Между тем,
истинная цель и подлинное благо - не стремиться бездумно вперед, а
оставаться на некотором оптимальном уровне, не обязательно самом высоком.
  - Почему бездумно? - возражает она. - Прогресс - продукт разума.
       - То, что произошло на Геме, тоже продукт разума? -  иронизирую я.
       - Ты прав, - неожиданно соглашается Асда. - Прогресс не всегда бывает
разумным. Но я говорю о совсем другом прогрессе!
  - Как ты не понимаешь, - сержусь я, - что Лоор сумел преодолеть
инерцию движения в загоризонтные дали прогресса!
  - Все это пустые слова! - устало говорит она.
       Ах,  Асда,  Асда! Еще в первые дни нашего знакомства она спросила меня:
       - Ты Лоора любишь?
       - Конечно, - ответил я. - Как и ты.
       - Вот  уж нет!
       Поблизости никого не было, но я инстинктивно зажал ей рот ладонью и
зашипел:
  - Ты с ума сошла! Ведь за такое...
       Твердо и спокойно она отвела мою руку в сторону.
       - Я знаю, с кем говорю.
       - А я не желаю это слушать!
       - Ну что ж, донеси на меня в охрану верности.
       Я задохнулся от обиды.
       - Если бы на твоем месте...
       - То  донес бы?
       - Нет, отколотил!
       - И на том спасибо, - рассмеялась Асда.
       Обо всем у нее свое собственное, парадоксальное суждение, зато в
теории лооризма я намного сильнее. Помню множество цитат и, естественно,
опираюсь на них во время наших споров. Но она лишь морщится:
  - У тебя что, своих мозгов нет?
  Я доказываю, что цитаты это не просто выжимки из речей Лоора, а
квинтэссенция его мудрости, распространяемая на нас. Можно, конечно,
обойтись и своими мозгами, - здесь я выдерживаю язвительную паузу, - но
зачем же делать лишнюю работу, зря напрягать мозг, если все уже продумано и
заключено в чеканные формулировки?
  - Ты сам не веришь в то, что говоришь, - парирует Асда.
       И поразительно: мои доводы, только что представлявшиеся мне
убедительными, блекнут, начинают казаться наивными. Но ведь так же, как я,
рассуждает большинство. А большинство всегда право, таковы азы демократии.
  Я говорю об этом Асде. Она же заливается смехом, просто захлебывается
им до того, что ее чудесные сиреневые глаза наливаются слезами.
  - Кто сказал такую чушь, твой Лоор?
       Я выхожу из себя, чувствуя бессилие перед ее упрямством. Хочется
бросить в смеющееся лицо Асды что-нибудь обидное, даже оскорбительное.
  - Когда ты кривляешься, то становишься страшно некрасивой, просто
уродкой!
  Она сразу перестает смеяться. На глазах по-прежнему слезы, но уже
совсем другие - слезы боли и отчаяния.
  Мне становится нестерпимо стыдно.
       - Прости, я пошутил, - говорю с раскаянием. - Ты самая красивая
девушка Космополиса, а я подлец и дурак!
  - Не дурак. Но живешь по принципу: "как все, так и я". У тебя стадный
инстинкт. И еще... ты слишком бережешь свою психику. Ведь куда спокойнее
закрывать глаза на ложь, несправедливость, лицемерие, чем бороться с ними!
  - Как тебе позволили родиться? - поражаюсь я.
  - Ты все еще веришь в эту чепуху с генными спектрами? - угадывает мою
мысль Асда. - Подумай сам, после катастрофы на Базу переправили жалкие
крохи богатств Гемы, да и то, если бы не Кей с Корлисом...
  Я снова начинаю горячиться.
       - Не смей произносить имена врагов!
  - Они не враги. Как раз наоборот. Но дело не в них. Ну скажи, откуда
Лоор мог взять исходную информацию, чтобы получить генные спектры наших
родителей? Ведь нужно проследить наследственную цепь за много поколений!
  - Этим занимается вовсе не Лоор, а Тис.
  - Приспешник Лоора, который мечтает оказаться на его месте, самому
стать "отцом и учителем"? И что же, он завел генеалогические досье на всех
космополитян? Чушь!
  По привычке я перебираю в памяти цитаты из речей Лоора, но, как
нарочно, не нахожу подходящей. А не найдя, мучительно думаю: как же
все-таки отбирают будущих родителей, если генетические коды утрачены?
Неужели Асда права?! Может быть, те критерии, по которым производят отбор,
вообще не имеют отношения к генам?
  - Ты совсем  меня запутала, - говорю ей мрачно.
       - Нет, это ты сам себя запутал, - не соглашается она. - Но, похоже,
начинаешь понемногу распутывать.
  - Не сдобровать тебе, любимая моя... - вырываются у меня тревожные
слова. - Ведь в любой момент...
  - А что я сказала? - лукавит Асда. - Что ты себя запутал? Разве в моих
словах кто-то углядит крамолу?
  Я часто недоумеваю, откуда у нее этот искаженный взгляд на
действительность, упрямое, вызывающее инакомыслие. Боязнь за нее не
отпускает меня. Считаю часы и минуты до каждой новой встречи, а она
пролетает как мгновение. И мы еще укорачиваем его спорами!
  Даю себе зарок избегать их, но всякий раз  нарушаю.
       У нас бесклассовое общество, в котором все равны. Асда смеется, когда
я об этом упоминаю. А иногда сердится.
  - О каком равенстве между тобой и Реутом можно говорить?
       Я отвечаю с достоинством:
       - Реут пользуется привилегиями потому, что он функционер. Но разве
это свидетельствует о нашем неравенстве? Если бы я был функционером или
администратором, то такие же привилегии были бы у меня.
  - Так  что же не становишься?  -  издевательски  спрашивает  Асда.
       - А  кто  будет  синтезировать пищу? Разве это не важное дело?
       - Важное, - подтверждает Асда. - Но почему же тогда ты не имеешь
привилегий, и почему администратором может стать лишь член лиги?
  Она обрушивает на меня рой вопросов. Тех самых, над которыми втайне
думаю и я, не находя ответа.
  - Каждый из нас, достигнув совершеннолетия, может вступить в лигу, -
неуверенно сопротивляюсь я.
  - Почему  же  тогда в лиге лишь десятая часть взрослого населения?
       - Ну... это наш авангард...
       - Добавь еще: ум, честь и совесть. И все же, разве девять десятых
принадлежат к другой, низшей касте? Они что, глупее, ленивее?
  Я затыкаю уши.
       - Прошу тебя, не надо об этом!
       Ведь мне и самому не все понятно с привилегиями. Если членство в лиге
почетно, то какие еще нужны привилегии?
  Почва уходит из-под ног. После разговора с Асдой я перестаю верить в
то, что наше общество бесклассовое. Классов, как таковых, нет, в этом я
убежден по-прежнему. Но что-то вроде классификации все же существует.
Сверху вниз: функционеры лиги, администраторы, ученые, инженеры, наставники
и прочие.
  А внутри каждой группы своя классификация. Словом, все мы распределены
по разным полочкам - чем выше, тем полочка короче.
  На вершине этой пирамиды - вождь.
       Где же я? Наверное, у самого основания... А мечтал стать ученым,
исследователем космоса. Не вышло. У нас ведь личное желание ничего не
стоит!
  И правильно. Что если все захотят быть учеными! Кому же тогда
регенерировать отходы, поддерживать в норме среду обитания, синтезировать
пищу?
  Закончив последний цикл обучения, я, как положено, был направлен на
биржу трудовых ресурсов. Меня распределили на завод синтетических кормов:
других вакансий не оказалось.
  Так мне сказали. Я же подозреваю, что все было предопределено заранее.
С момента рождения на каждого заводится досье, куда вносятся оценки
психодетекторной экспертизы, результаты всякого рода тестов, короче, все,
что характеризует личностные особенности человека.
  Очевидно, обобщив информацию обо мне, решили, что мое дело -
синтезировать пищу.
  Кто решил? Это для меня останется тайной...
       За год я привык к своей профессии, как все мы привыкли к вкусу или,
вернее, безвкусию синтетической пищи. И до разговора с Асдой не сомневался,
что у меня была свобода выбора: ведь я осознал необходимость стать именно
тем, кем стал. А сейчас приходится убеждать в этом не только ее, но и
себя...


     4. Праздник на Форумной площади


  Нашу космольскую ячейку возглавляет тот самый Реут, который был моим
выборщиком и вызвал у меня (как, судя по всему, и я у него) жгучую
неприязнь. Впрочем, со всеми, кто ему подчинен, он держится высокомерно - с
одними подчеркнуто сухо, с другими просто по-хамски (я бы такого обращения
не стерпел!), с третьими, из числа подхалимов, снисходительно.
  Как-то после собрания, на котором Реут выговаривал нам за общественную
пассивность, я спросил его:
  - Ты ведь закончил цикл обучения тремя или четырьмя годами раньше
меня. И куда тебя распределили? Какова твоя специальность?
  - Я не распределялся на бирже, - с чувством собственного
Превосходства ответил он. - Активистов отбирает для политической работы
лига.
  - Значит, руководство ячейкой - твоя работа?
       Он посмотрел на меня так, словно я сморозил глупость.
       - Да, пока я работаю в космоле.
       - Что значит "пока"? - не понял я.
       - Меня обещают перевести в аппарат лиги.
       - О-о! У тебя большое будущее!
       Реут не уловил иронического смысла моих слов. Взглянул благосклонно,
впервые с момента нашего знакомства.
  - Такими, как я, не разбрасываются.
       - Ты,  наверное,  и  родился  активистом?
       На этот раз насмешка попала в цель. Безбровое, рыхлое, мучнистое лицо
Реута, обычно скованное неподвижностью, словно раз и навсегда надетая
маска, перекосилось, пошло красными пятнами, напоминающими свежие ожоги. В
рыбьих глазах полыхнула ненависть.
  - Дошутишься, - сказал он с угрозой.
       - Все может быть, - ответил я.
       К этому времени мне было уже кое-что известно о другом Реуте, совсем
не похожем на того надменного, не признающего чужих мнений руководителя, с
которым имели дело мы...

  На Форумной площади состоялся День космола - наш ежегодный праздник.
  Я люблю это место за редкий для Космополиса простор, головокружительно
высокие своды. Ночами я пробирался сюда, чтобы побродить по металлической
брусчатке, вскарабкаться на верхнюю эстакаду и с нее обозреть утопавшие в
полумраке эллиптические стены, создающие иллюзию ничем не ограниченного
пространства. Мне казалось, что я смотрю в даль Вселенной. Мечталось, что
когда-нибудь смогу отправиться туда в поисках новых миров и судеб...
  Праздничная площадь была неузнаваема. Свисали голубые полотнища. Куда
ни глянь, - лозунги. Я знал их наизусть и всей душой поддерживал. Но почему
действительность не всегда соответствует благородным словам, сопровождающим
меня с самого рождения?
  На возведенную накануне трибуну поднялись Урм, Реут и другие
руководители космола. Заполненная космольцами площадь сдержанно шумела.
  Но вот к трибуне подкатил энергомобиль. Я не поверил глазам: с
трибуны опрометью сбежал Реут, распахнул дверцу и склонился в угодливом
поклоне.
  Из энергомобиля пыхтя вылез полный, одутловатый пожилой человек и,
похлопав Реута по плечу, поднялся на трибуну. Реут шел сзади на
полусогнутых ногах, поддерживая старика под локоток.
  По толпе прокатилось:
       - Тис... Тис... Тис...

  Я был ошеломлен. Пытался и не мог найти сходство между шумно дышавшей
тушей и героем моего детства - молодцеватым, подтянутым Тисом, чьи
портреты, наравне с портретами Лоора, смотрели на меня со стен отсеков и
шлюзов.
  Невольно вспомнились возмутительные слова Асды: "Приспешник, который
мечтает стать "отцом и учителем".
  Странное дело: сейчас эти слова вовсе не казались мне возмутительными.
Слушая цветистую речь Тиса (точнее, фонограмму, потому что голос был не в
ладу с движениями губ), я подумал:
  "Неужели она права?"
       А толпа затаила дыхание: не каждый день удается увидеть и услышать
великого человека, спасшего Космополис от изменников, которые продались
"призракам"!
  Стоявшие на трибуне также не спускали глаз с оратора. Лишь Урм - не
померещилось ли? - водил глазами по рядам, как будто выискивал кого-то. Вот
наши взгляды встретились, и он подмигнул мне. А может, просто моргнул?



       5. Взгляд на Гему


  И все же странный человек этот Урм! Такой же функционер, как Реут,
даже рангом повыше - младший советник самого Лоора, - а ведет себя просто,
не важничает...
  Но что я знаю о нем? Открытый, обаятельный. Так почему же, если он
такой хороший, не откроет глаза Лоору на злоупотребления администраторов?
Ведь вождь может просто не знать об этом. На-верняка не знает!
  Да... все не так просто. Урм умнее Реута, это очевидно. В осталь-ном
же между ними вряд ли есть разница!
  Так я думал об Урме до вчерашнего дня. И как раз вспоминал о нем,
когда почувствовал на плече его сильную руку. Разумеется, наша встреча была
случайной, только не слишком ли часто стала повторяться случайность?
  - Торопишься к Асде? - улыбнулся Урм.
       Надо же, запомнил!
       - Да нет... Просто прогуливаюсь, - уклончиво сказал я.
       - Хочешь, пойдем ко мне?
       Вот это неожиданность! У нас ведь не принято приглашать друг друга в
гости. Да и как бы я мог позвать к себе Урма, если сам с трудом втискиваюсь
в свою узкую, словно пенал, жилую секцию, а уж вдвоем с Асдой...
  Я представил себе Урма на месте Асды и невольно рассмеялся: уж больно
нелепая картина возникла в воображении!
  - Что  тебя  рассмешило? -  спросил Урм  удивленно.
       - Да так... Вспомнил кое-что.
       - Ну, решайся!
       - Пошли, - кивнул я.
       Мы поднялись на верхний ярус, пересекли аппарель и по нескольким
переходам дошли до Базы.
  У входа в центральный тамбур стоял сотрудник охраны верности в
яркокрасном парадном комбинезоне с боевым излучателем на поясе - "верняк",
как говорили мы для краткости, вкладывая в это слово и скрытую насмешку, и
боязливое уважение.

  Служба верности, сокращенно "СВ"... Эти две буквы вызывали у нас
дрожь. Могущественная СВ властвовала над нашими жизнями, и это было так же
привычно, казалось таким же естественным, как вращение Космополиса вокруг
Гемы, а Гемы вокруг Яра.
  Иногда я задавал себе вопрос, из тех, что остаются без ответа: кто
правит нами, лига или СВ? Однажды даже спросил об этом Асду. У нее ведь не
бывает безответных вопросов...
  - Да это одно и то же! - брезгливо сказала она.
  "Абсурд!" - подумал я, но, вопреки обыкновению, спорить не стал: тема
была из самых скользких...

  Младший советник вождя протянул "верняку" шестигранный жетон. Урм
отличался спортивной фигурой и завидным ростом, но рядом с массивным
сотрудником СВ выглядел мальчишкой.
  Казалось, алый комбинезон вот-вот треснет на могучем торсе
"вер-няка", вперившего в меня пронизывающий и вместе с тем бес-страстный
взгляд. Взгляд робота.
  - Этот со мной, - небрежно проговорил Урм.
       "Верняк" топнул два раза, отдавая честь, и вложил жетон в про-резь
автомата-опознавателя. Дверь в тамбур открылась. Мы вошли в лабиринт старой
Базы.
  Поблуждав по нему, оказались в ярко освещенном туннеле, по сторонам
которого виднелась редкая цепочка пронумерованных дверей.
  Подойдя к одной из них, Урм прикоснулся жетоном к глазку за-порного
устройства и пропустил меня вперед.
  - Вот это да! - не удержался я от восклицания.
       Просторное помещение, куда мы вошли, даже отдаленно не на- поминало
мою жилую секцию. Вдоль стен до потолка стояли стел-лажи. На одних
виднелись ряды книг, на других - выдвижные ящики с мнемокристаллами, на
третьих - предметы, назначение которых явилось для меня загадкой: я
столкнулся с ними впервые.
  Урм  явно  испытывал  неловкость,  наблюдая  мое  замешатель-ство.
       - Все это необходимо мне для работы, - как бы оправдываясь, сказал он.
       -  В космоле?
       - При чем здесь космол?
       - Как при чем? Ты же функционер космола!
       - Функционер... Терпеть не могу это слово! - поморщилсяУрм, напомнив
мне Асду.
  - Но ведь так оно и есть.
       - По профессии я историк.
       - А разве существует такая профессия? - изумился я. - Да кто же
сейчас занимается историей? Вот функционер... Реут говорит, это главная из
профессий.
  Урм покачал головой.
       - Он так считает. Что же касается меня, то я занимаюсь истори-ческой
наукой как профессионал. Не веришь? Вот мои труды, смотри...
  - О чем они?
  - Разумеется, о Геме. Иной истории нет.
       Я был потрясен.
       - А разве можно... об этом...
       - Смотря кому.
       Урм говорил буднично, ничуть не рисуясь, но меня вдруг охва-тила
злость.
  - Ну конечно, забыл, кто ты!
       - Я такой же, как все.
       - О чем речь! Мы все равны, только почему-то одним можно за-ниматься
Гемой, а другим даже думать о ней запрещается. Одни живут вот в таких
комфортабельных отсеках, а другие ютятся в кро-шечных секциях. Наверное, у
тебя и душ есть, и туалет?
  - И  даже кондиционер.
       - Странное  равенство, ты  не  находишь?
       - Когда-нибудь я отвечу на твой вопрос, - помедлив, сказал Урм.
       - Когда-нибудь?  А почему не сейчас?
       - Еще  не время.
       "И чего к нему привязался? - подумал я, остывая. - Завидно стало? Нет,
не завидно... Просто... Просто..."
  На этом слове я застрял, не в силах примирить два противоречи-вых
чувства, владевших мною: поколебленную, но еще не иссякшую веру в
справедливость нашего общественного устройства и возмущение при виде столь
разительного контраста двух миров, в одном из которых влачили существование
обыкновенные космополитяне, а в другом наслаждались жизнью такие, как Урм и
Реут.
  - Ты видел когда-нибудь Гему? - неожиданно спросил Урм.
       - Как я мог это сделать? Нас же не выпускают в космос. А иллюминаторы
отсеков наглухо задраены.
  - Тогда смотри.
       Урм подошел к одному из стеллажей. Стеллаж раздвинулся. В
образовавшемся проеме обозначился матовый прямоугольник. Спустя несколько
мгновений он наполнился прозрачной чернотой, испещренной бегущими наискось
золотыми искорками. Вот его пересекло по диагонали большое светящееся
пятно, ушло из поля зрения в правом нижнем углу прямоугольника, появилось
вновь в левом верхнем и запульсировало широкими мазками.
  - Это Гема, - пояснил Урм.
       У  меня  закружилась голова. По глазам ударила яркая радужная вспышка.
       - А вот Яр. Подожди, сейчас включу синхронизатор.

  Когда я раскрыл непроизвольно зажмуренные глаза, передо мной
покачивался серебристый диск с нечетко очерченными краями. На его
поверхности виднелись бесформенные пятна блеклых, едва угадываемых цветов.
  "Материки и океаны", - догадался я.
       Хотел что-то сказать и не мог.
       Гема... Прародина... Никогда бы не подумал, что при виде ее испытаю
столь сильное ностальгическое чувство. Казалось бы, меня ничто с ней не
связывает, она проклята и вырвана из сердца навсегда. И родился-то я не
там, а на Космополисе. Отчего же тогда эти слезы и тяжесть в груди и
ощущение невосполнимой потери?
  "Будь же мужчиной!" - прикрикнул я на себя мысленно и тут боковым
зрением перехватил взгляд Урма. Печальный и нежный, каким, вероятно,
смотрят на любимую женщину, которая больше тебе не принадлежит. И взгляд
этот был прикован к Геме...
  - На первый раз довольно, - оторвавшись от созерцания Ге- мы,
проговорил Урм. - Ну, что скажешь?
  - Здорово! - вырвалось у меня.
       Но тотчас возобладало чувство осторожности.
       "С какой же все-таки целью он заманил меня к себе? Что если это
проверка на благонадежность? А я ему столько наговорил..."
  - Здорово, - снова сказал я, но уже безразличным тоном.- Вот как,
оказывается, выглядит со стороны логово врага!
  - Логово врага? - повторил мои слова Урм. - Логово... Ах, да,
конечно...



      6. "Изгнание" Тиса


  Непостижимо! Тис оказался врагом, агентом "призраков"! Никогда бы не
поверил в это, если бы своими ушами не слышал его признания.
  Суд над Тисом был открытым, ведь у нас демократия, хотя ее принципами
зачастую пренебрегают.
  Судебные заседания транслировали по всесвязи. Асда пришла ко мне, и
мы, прижавшись друг к другу, не отрывали глаз от экрана.
  На Тиса было неприятно смотреть. Он весь обмяк и напоминал уже не
глыбу, а бесформенную студенистую массу. Когда на минуту показали крупным
планом его лицо, нас поразило покорно-бессмысленное выражение слезящихся
подслеповатых глаз. Не раскаяние, не страх были в них, а желание угодить...
  Тис с готовностью рассказывал о своих преступлениях. На вопро-сы
обвинителя отвечал угодливо, многословно, как будто отчиты-вался о
проделанной работе. Временами даже увлекался, в тусклом голосе прорезались
патетические нотки, но тотчас, вероятно вспомнив, что стоит не на трибуне,
а перед судьями, переходил на подобострастный тон.
  Оказывается, Тис с самого начала был завербован "призраками", верно
служил им. Его прославляли за то, что изгнал врагов, тогда как в
действительности он помог кучке отщепенцев беспрепятственно покинуть
Космополис и тем самым избежать заслуженной кары!
  - Ты молодец, - шепнул я Асде. - Сумела распознать предателя. Не зря
его ненавидела. А я-то хорош, восхищался агентом "призраков"!
  Асда отстранилась, насколько позволяла теснота моей  каморки.
       - Святая наивность! Тис - агент "призраков"?! И ты веришь в эту чушь?
       - Он же во всем признался!
       - И ты бы сделал на его месте то же самое.
       - Я?! Мне не в чем признаваться!
       - И ему не в чем, разве лишь, что рыл яму Лоору. А он признался во
всех смертных грехах, кроме этого.
  - Но почему?
       - Ничего  другого  не  оставалось.
  - Он же мог защищаться - доказывать, опровергать!
  - Кому доказывать, "вернякам"? С ними не поспоришь.
       - Тогда, по крайней мере, не надо наговаривать на себя! А он, как ты
утверждаешь, это делает. Зачем?!
  - Чтобы избежать пыток.
       - Ничего не понимаю... О чем ты? Какие пытки?
       - Ты словно вчера родился, - обожгла меня насмешливым взглядом
Асда. - Неужели не знаешь?
  - Но ведь Тис - второй человек после Лоора, историческая лич-ность!
Портреты висели в каждом отсеке!
  - Все как раз и объясняется тем, что второй человек замышлял сделаться
первым. И если бы удалось, под судом был бы сейчас не он, а Лоор. Но тот
оказался не по зубам Тису, успел его обезвредить.
  - Не может быть! Лоор выше мести! И потом, они же друзья, разве не
знаешь?
  - Ты и на самом деле ребенок, Фан! - Уже не насмешка, а грусть была
во взгляде Асды. - Лоор и дружба, Лоор и порядочность... Это же
несовместимые понятия! Когда ты, наконец, повзрослеешь?
  Тиса приговорили к изгнанию, то есть фактически к  смерти.
       Формально смертной казни у нас не существует. На "изгнанника" надевают
одноразовый "погребальный" скафандр с десятиминутным запасом кислорода и
катапультируют в космос.
  Еще недавно "изгнание" казалось мне гуманным актом: пре-ступника
непосредственно не убивали, а правосудие вершилось. При этом общество во
имя гуманности сознательно шло на жертвы: "погребальный" скафандр
невосполнимо утрачивался, вместе с ним - неисчислимое множество атомов,
составляющих тело осуж-денного. А ведь в замкнутой системе драгоценен
каждый атом: кругооборот веществ должен быть полным и непрерывным! На
Космополисе нет кладбищ. "Из праха вышел и вновь обратишься в прах", - это
вычитанное мной в старинной книге изречение имеет для нас буквальный смысл.
Рождаясь, мы заимствуем у системы атомы, а умирая, возвращаем их.
  Теперь же я вижу, сколь лицемерны были мои представления о гуманности.
Все яснее становится противоречие между высокими идеалами лооризма и
действительностью. Неужели Лоор не видит, как извращают и уродуют его
учение? Если так, то он просто слеп! А если нет, то почему мирится с этим?
Он же всевластен!
  "Лоор... обезвредил"...
       Невероятно! Живой Бог, Демиург Космополиса! Тис был его другом, одним
из строителей замкнутой системы, они казались не-раздельными, как
нераздельны добро и справедливость. И вот вче-рашний сподвижник низвергнут,
втоптан в грязь...
  А вдруг Асда, действительно, права? До сих пор я думал, что в ней
говорит дух противоречия, желание поддеть меня. Мне претила ее привычка
глумиться над нашими духовными ценностями. Но что если это никакие не
ценности?!
  ..."Изгнание" Тиса непредвиденно осложнилось: ни один из имевшихся на
складе "погребальных" скафандров не подходил ему по размеру. Пренебрегая
герметичностью, принялись сшивать воедино два скафандра. Получилось нечто
бесформенное...
  Мы видели по всесвязи, как вели Тиса к отсеку катапульты. Вернее,
волокли, словно тяжелый мешок, два дюжих "верняка". А из мешка доносился
вой...
  "Верняки" втолкнули мешок в отсек, едва не выломав дверцу. Послышался
негромкий хлопок, пол под нашими ногами чуть вздрогнул...
  Я представил себе беспомощную куклу - Тиса в черноте космо-са, среди
чересполосицы звезд и мелькания Гемы, и содрогнулся. Тис вернется на родную
планету облачком пепла, сгорев, подобно метеориту, в ее атмосфере. И это
облачко будет долго витать над Гемой, а затем рассеется на ее материках и
океанах.
  Жуткая смерть! Но есть в ней и мрачная торжественность, как будто во
искупление зла, в знак прощения приняла блудного сына в свое лоно преданная
им родина...



       7. Прозрение

       Мы с Урмом и впрямь подружились. Странно... Что он нашел во мне? В
глубине души я сознаю свою заурядность. А Урм - личность, умница, каких