ревзойденный оратор. Он пользовался поддержкой большинства орбитян и, в особенности, молодежи. Корлис несколько раз встречался с ним на диспутах. Лоор спорил напористо, не считаясь ни с чьим самолюбием. "Особа не слишком приятная", - думал о нем Корлис. Его шокировала надменность архитектора, который на всех смотрел свысока. Тщедушный облик Лоора сочетался с яростной, наступательной эмоциональностью. Она подкупала многих. В Лооре видели сильную личность, связывали с ним надежды на будущее. Лоор принялся за дело со свойственной ему энергией, и первые результаты не заставили себя ждать. Уже через месяц главный архитектор представил на всеобщее обсуждение проект внутренней перестройки прежней Базы. Конечно, ничего кардинального предложить он не мог, но многое усовершенствовал: предусмотрел эффективные развязки транспортных и пешеходных коммуникаций, изменил структуру шлюзов и промежуточных отсеков, сведя к минимуму необходимость облачаться в скафандры при переходе из секции в секцию. Дальнейшее строительство Космополиса Лоор подчинил единому и достаточно оригинальному архитектурному замыслу. Прежняя База оставалась как бы старым городом, а рядом началось сооружение города новой формации - благоустроенного, удобного для жизни. Космокурьеры разносили по станциям, еще находившимся на своих орбитах, планы предварительной перестройки. Она была обязательным условием последующего включения станции в Космополис. Архитектура станций существенно различалась. Лоор днями и ночами придумывал всевозможные сочетания космических модулей. Казалось, он и не спал вовсе. Остановившись на трех вариантах компоновки, Лоор, прежде чем сделать окончательный выбор, собственноручно изготовил модели станций, перенес их в открытый космос и принялся монтировать по соседству с Базой макет Космополиса. Тем временем челночные рейсы продолжались. Кей не справился бы с возросшей нагрузкой, если бы не исцелившийся Горн. Вместе они обеспечивали бесперебойное снабжение Базы всем необходимым, в том числе и строительными конструкциями из стандартных сочленяемых узлов. Единственный корабль был рассчитан на длительное многоразовое использование. Полет с Базы на Гему осуществлялся автономно, в пилотируемом режиме, возвращением управляла База по принципу "наведения на себя", блестяще освоенному Корлисом. Обшивка корабля, изготовленная из термопарного сплава, в плотных слоях атмосферы интенсивно охлаждалась током. Но раз от разу ветшала, становилась тоньше, теряла прочность, и это не могло не вызывать беспокойства. - Ресурсы корабля не беспредельны. Нужно срочно строить новые космолеты, - потребовал Корлис на очередном заседании Совета старейшин, в который входили патриархи Базы и наиболее опытные специалисты. Возглавлял Совет столетний Сюйва, в прошлом талантливый орбитальный инженер, ответственный за комплекс систем жизнеобеспечения. Он давно уже отошел от практических работ, но все еще пользовался авторитетом и влиянием. Белоголовый, обросший, неопрятный, с тонким детским голоском, Сюйва оставался живым напоминанием о пионерских временах, когда из-за обилия текущих дел и неотложных задач не успевали задумываться о будущем. Горизонты будущего измерялись днями, самое большее - месяцами, а уж годы казались величиной астрономической, загоризонтной. При всех своих неудобствах База позволила людям выжить. И в этом была заслуга Сюйвы. О ней не забыли до сих пор. - Вы что... собираетесь строить космический флот? - пропищал Сюйва, пожевав губами. - Но есть ли в этом необходимость? - Я уже сказал: новые космолеты позволят... - Никаких космолетов! - с присущей ему экспрессией перебил Лоор. - Это отвлекло бы от строительства Космополиса. Надо сконцентрировать все силы на главном! - Космополис... - оживился Сюйва. - Хорошее название придумали... Вот, помню, когда мы закладывали Базу... или нет, она была заложена еще раньше, до того, как я родился. Да-да, молодые люди, и я был ребенком. Моя мамочка... - О чем вы? - в свою очередь вмешался Корлис, потеряв терпение. - Решается жизненно важный вопрос! - Не считаю его жизненно важным! - отрезал Лоор. - Незачем заниматься перестраховкой. Корабль есть? Есть! До сих пор с ним ничего не случилось? Ни-че-го! И не случится, я уверен. Еще полетает, говорю вам. Короче, я категорически против строительства новых космолетов. - Веские аргументы, - проскрипел Сюйва. - Космолет на пределе, уж я-то знаю, - поддержал Корлиса приглашенный на заседание Кей. - С каждым очередным полетом риск возрастает. - И сколько еще ему возрастать, месяц, год? - язвительно поинтересовался Лоор. - А может, десяток лет? - Не думаю, - хладнокровно сказал Кей. - В лучшем случае два-три полета и... - Не узнаю нашего славного космокурьера! - криво усмехнулся архитектор. - Но вправе ли мы рисковать жизнями космолетчиков? - спросила Мона, выходившая и воспитавшая едва ли не половину молодого поколения орбитян. - Все наше существование - сплошной риск, - покровительственно кивнул Лоор. - Но живем же, не стонем. Так что риск челночных рейсов считаю оправданным. Есть и еще один немаловажный фактор. Кей не раз говорил, что безвыходных положений не бывает. Ведь говорил, а? - повернулся он к космолетчику. - Ну говорил... - Вот видите! Что касается меня, то я верю в удачливость Кея и Горна, для них, действительно, не существует безнадежных ситуаций. - Но второй космолет позволит значительно увеличить объем перевозок, - продолжал сопротивляться Корлис; он уже не заикался о строительстве нескольких космолетов. - Соответственно возрастут темпы сооружения Космополиса. - А мы едва успеваем осваивать то, что есть. Складские отсеки загружены полностью. Вот построим новые боксы, тогда и видно будет! - Полагаю, вопрос ясен, - подвел итог дискуссии Сюйва. - Острой необходимости в строительстве космолета пока нет. Пожелаем удачи нашим отважным космолетчикам! Но Корлис знал цену удаче, понимал, что на нее нельзя полагаться до бесконечности. И не мог простить себе, что не разделяет растущей опасности с Кеем и Горном, не мог смотреть в глаза Инте, хотя та, живя в постоянной тревоге, ни словом, ни малейшим намеком не упрекнула его. Ему же казалось, что она преисполнена презрения. "И поделом! - казнил себя он. - Отсиживаюсь, как последний трус. Дезертир, вот кто я такой!" Со времени, когда он, вчерашний кабинетный ученый, решился очертя голову лететь на Гему, его психика претерпела поразительные изменения. Планетолог переродился в космопроходца. Изменилось мышление, стало иным представление о долге, трансформировалась система моральных ценностей. И все это дала ему школа Гемы, в которой учителем был Кей. Но какой ученик не мечтает превзойти своего учителя! Теперь Корлис не хотел и вспоминать о годах, когда день за днем выполнял кропотливую, монотонную работу - разглядывал и фотографировал планету предков. Даже гораздо более активная и напряженная деятельность главного диспетчера уже не могла удовлетворить его, а тем более увлечь. ... Как всегда, Корлис простился с друзьями на причальной платформе. - Будьте осторожны, берегитесь перегрузок! - Брось, дружище, кому ты это говоришь?! - рявкнул Горн. - Он теперь большой начальник, его слушаться надо, - пошутил Кей. - И это называется друзья? - притворно обиделся Корлис. Он еще долго следил за тем, как отчаливает корабль. Платформа располагалась вдоль оси вращения Базы и, сохраняя постоянную ориентацию в пространстве, соединялась с ней подвижным креплением. Поэтому здесь в отличие от внутренних помещений господствовала невесомость. Звезды, едва заметно смещаясь, не мерцали тепло и призывно, как на Геме, а отстранено леденели светящейся россыпью на черном небе. Но Корлис не обращал внимания на эту величественную и мрачную картину, в иное время настраивающую на философские размышления о бренности и о вечности. Его взгляд был прикован к кораблю... Вот беззвучно раскрылись стыковочные замки, космолет, движимый воздушно-реактивной тягой, отплыл на безопасное расстояние, сориентировался, из дюз вырвались ослепительные струи. Все дальше и дальше пульсирующий огонек... Возвратившись в центр связи, который правильнее следовало бы назвать аппаратной, поскольку помещался он в тесном и не слишком удобном для работы отсеке, Корлис снял скафандр и подсел к экрану слежения. Светящаяся точка, изображавшая проекцию корабля на поверхность Гемы, зигзагообразно ползла над материками и океанами. На другом экране высвечивалось движение корабля в вертикальной плоскости: волнистая кривая ниспадала к условной горизонтали - уровню моря на Геме. Корлис порывался вызвать друзей на связь, но не хотел лишний раз отрывать их от дела. "Все идет нормально", - успокаивал себя он. Нормально... Слово из лексикона Кея. У него всегда все нормально. "Как дела, Кей?" - "Нормально". - "Устал?" - "Нормально". - "Боковой ветер, не перевернешься?" - "Нормально!" Так стоит ли задавать вопросы? А перед глазами, точно вот она рядом, изъеденная бурыми проплешинами, разукрашенная цветами побежалости обшивка космолета. Сколько она еще выдержит? Ох уж этот златоуст Лоор, надо дать ему бой, пока не поздно! "А вдруг уже поздно?" - сжалось сердце в недобром предчувствии. Кровь стучала в висках, словно при перегрузке. Взгляд метался между экранами. Корлис не верил в предчувствия, но то было прежде. Сейчас он твердил заклинание: "Только бы ничего не случилось, только бы пронесло! Последний раз, и все..." И в это мгновение на табло вспыхнула надпись: "Цель потеряна". Одновременно исчезла точка на экране слежения. Оборвалась волнистая линия на втором экране. Корлис вскочил, бесцельно заметался по отсеку. Затем бросился к пульту, включил передатчик. - Горн, Кей, что с вами? Отвечайте! Молчание... Одно из двух: или одновременно вышли из строя средства траекторного контроля и радиосвязи, что маловероятно, или произошла катастрофа, и корабля больше не существует... 11 В плену у Гемы Как всегда в минуты крайней опасности, мозг Кея работал четко и отрешенно, словно в черепной коробке была заключена вычислительная машина баснословного быстродействия. Однако машине наверняка не хватило бы времени прийти к окончательному выводу, потому что математическая логика движет ею шажок за шажком от одного микрозаключения к другому. Мозг же Кея, опираясь на подсознание, мобилизуя интуитивное мышление, достигал результата на крыльях наития, единым скачком, без промежуточных выкладок. И эта несвойственная машине алогичность, скорее даже парадоксальность умственной работы, позволяла преодолеть инерционность нервных клеток. Спустя несколько мгновений космокурьер уже понял, что произошло. Микрометеорит, ничтожная крупинка межзвездного вещества, несущаяся с колоссальной скоростью, пробил ослабленную обшивку корабля и последовательно вывел из строя шесть систем, начиная с маневровых двигателей и кончая контуром термопарного охлаждения. Вероятность такого "снайперского выстрела" была пренебрежимо мала, как невелика и вероятность столкновения с микрометеоритом, который, разминись он с кораблем, через несколько микросекунд сгорел бы в атмосфере Гемы. Будь обшивка космолета достаточно прочной, она поглотила бы значительную часть энергии "космического снаряда", и повреждения наверняка оказались бы не столь катастрофическими. Но все эти "если" теперь уже не имели ни малейшего значения. Кей видел, что спасти корабль невозможно. - Командир, нужно катапультироваться! - Ты что, дружище, - прохрипел Горн, пытавшийся запустить маневровые двигатели. - Это же наш единственный космолет! А без него... - Еще минута, и будет поздно! - Тогда катапультируйся, живо! - Без вас не стану. - Немедленно катапультируйся, это приказ! - Только вместе с вами! Что вы де... Договорить Кей не успел: Горн с командирского места дотянулся до пускового рычага катапульты на штурманском кресле и рванул его. Переговорное устройство, прежде чем отключиться, донесло слова: - У тебя малыш растет... Обними за меня Инту... Прощай, дружище! Кей едва смог сгруппироваться. Но все-таки, несмотря на неожиданность, реакция не подвела, иначе ему не удалось бы избежать тяжелых травм, а возможно и гибели. От перегрузки померкло сознание. Кей смутно чувствовал, как его швыряет, переворачивает, дергает из стороны в сторону. Постепенно сознание прояснилось. Скорее машинально, чем осмысленно - Кей все еще был оглушен - он сориентировался в пространстве, дозированными тормозными импульсами погасил скорость. Подумал: "Хорошая все же вещь - энергоскафандр. Не подвел!" Дышалось тяжело. Во рту ощущался солоноватый привкус крови - то ли ударился при катапультировании, то ли лопнул сосудик при перегрузке. Но это пустяки по сравнению с тем, что могло быть. "Ты везунчик!" - вспомнились слова Горна и пробудили тревогу за судьбу командира. "Неужели не спасся?" А внизу уже все отчетливее вырисовывались контуры Гемы. Кей воспроизвел в памяти карту, отождествил с ней развернувшуюся под ногами панораму и понял, что опустится в нескольких сотнях миль от Большого Сонча. Его сносило мощным воздушным течением. Впереди по курсу сквозь дымку полыхнуло огнем. Кей понял, что это встретил свой конец Горн, который, видимо, до последнего мига пытался спасти корабль, если только не сгорел заживо еще во время падения. Кей вздрогнул, явственно расслышав рокочущий бас Горна: "Держись, дружище!" и даже оглянулся, хотя нисколько не сомневался, что это всего лишь мираж, рожденный душевной болью. Вскоре он опустился на берегу реки. Река была широкая, с крутым противоположным берегом, над которым нависли уродливо скрюченные кроны деревьев. Вода в реке рыжая, взмученная, течение быстрое, хотя и сравнительно спокойное. Как жаль, что русло проходит почти перпендикулярно направлению на Большой Сонч, а то не составило бы большого труда смастерить плот и... Увы, отпадает! Кей тоскливо посмотрел в небо, словно искал там спасения. Чистое и холодное, оно, несмотря на густую синеву, редкую для Гемы, а может быть, именно поэтому, показалось ему опрокинутой бездной. У него даже закружилась голова, чего никогда раньше не случалось. Затем он огляделся. Отмель, где посчастливилось опуститься, была обрамлена кромкой леса, правда, не такого густого, как на противоположном берегу. Содрогнувшись, он представил, каково бы ему пришлось, если бы его занесло в заросли. Правда, и в атмосфере энергоскафандр давал некоторую свободу маневра, но даже с большой высоты лес казался бескрайним - на сотню миль вокруг нашлось единственное пригодное для посадки место. Кей подумал, что ему снова повезло, если только после постигшей их беды можно говорить о везении... "Спасибо судьбе за отсрочку. А что делать дальше, ума не приложу..." В сознание прокралась мысль, что для него было бы, пожалуй, лучше разделить участь командира. Кей отбросил малодушную мыслишку, и на этом эмоции закончились. Он выкинул из головы все, что могло отвлечь от цели: пробиться к Большому Сончу. Кей прикинул плюсы и минусы своего положения. Месячный аварийный запас сублимированной высококалорийной пищи - несомненный плюс. Еще один - оставшийся в топливном резервуаре энергол, которого надолго хватит для обогрева. Можно ли что-нибудь добавить к этим двум плюсам? Разве лишь то, что он жив, здоров и сохраняет ориентировку. Уже немало... А минусы? Кругом непроходимые дебри. Лучевого ножа хватит десятка на два-три миль, затем его энергия иссякнет. А что потом? Использовать энергоскафандр невозможно: мощность двигателя слишком мала для взлета с поверхности Гемы, да и будь она достаточна, все равно не хватит энергола. Но, пожалуй, самый огорчительный минус - нет связи с Космополисом: приемопередатчиком энергоскафандр не оборудован, незачем это было делать, а переговорное устройство имеет радиус действия в несколько десятков миль, чего в обычных обстоятельствах вполне хватает. Кто же мог предположить, что случится такое? Да, хуже всего, что нет связи... Кей представлял себе, как переживает сейчас Инта, как мечется Корлис. Вот с кем он не согласился бы поменяться местами! Главный диспетчер обречен на пассивность. А это самое скверное, когда ничего нельзя предпринять и остается ждать, постепенно теряя крохи надежды... Вот и выходит, что Кей в выигрышном положении. По крайней мере, он может действовать. Как? Нужно думать, думать, думать. И решение придет. В конце концов, дела не так уж плохи. Он жив и невредим, это главное. А если бы погиб? Ведь знали же они с Горном, что корабль изношен... Знали! И только потому не настояли на постройке нового космолета, что при всей экспансивности и предвзятости Лоора в одном он был прав: слишком малы средства, которыми располагают орбитяне, и распылять их недопустимо. Да и катастрофа произошла не оттого, что корабль исчерпал ресурс. Изношенность лишь усугубила последствия. Редчайший расклад случайностей... Увы, так бывает. И еще неизвестно, как бы повел себя в этой ситуации новый космолет... Как ни чурался Кей эмоций, как ни отгонял все, что может ослабить волю, мысль об Инте не покидала его. Она лишь отступила на задний план, но нет-нет да и возникала ненавязчивым и в то же время неотступным рефреном. Инта... Каково ей, ведь она считает его погибшим! Ну ничего, Инта сильный человек. Даже если ему не суждено вернуться, малыш вырастет стойким. И когда-нибудь заменит отца в трудном мужском деле. Кей уже не был новичком на Геме. Теперь он знал, чего нужно опасаться здесь, а чего нет. Предпринимать что-либо на ночь не имело смысла. Не стоило строить и поспешные планы: по-видимому, понадобятся месяцы, чтобы добраться до Большого Сонча. Днем раньше, днем позже - роли не играет. Первое, с чего начал Кей, было сооружение шалаша. При всей примитивности такого жилья, не шедшего ни в какое сравнение с надувным домом, приютившим участников первой экспедиции, оно обеспечивало безопасность и даже создавало видимость уюта. Впрочем суровая жизнь на орбите не предрасполагала к уюту. Неприхотливый Кей тем более не нуждался в комфорте и был вполне доволен своим убежищем. Ночь прошла спокойно. Кей не страдал бессонницей: в самой напряженной обстановке он умел как бы экранировать мозг от возбуждающих мыслей, вызывать в сознании "белый шум" - хаотический поток образов, захлестывающих друг друга, становящихся все более расплывчатыми и бессвязными, переходящих в сновидения. Космолетчик проснулся свежим и полным сил. Несмотря на драматизм ситуации, он ощущал необычайную бодрость, взлет духа. Вот теперь самое время поразмышлять о будущих действиях. У Кея был свой собственный, необычный, способ решения "безнадежных" задач. Он никогда не пытался решать их в лоб. Не исходил из определенных "граничных условий". Известно, что иногда самое оригинальное, нетрадиционное и в то же время эффективное решение находят дилетанты. И Кей притворялся таким дилетантом - намеренно избегал профессионально очевидных путей, ходил вокруг да около, позволял себе фантазировать, мысленно проигрывать варианты, на первый взгляд казавшиеся не заслуживающими внимания. Время от времени он давал мозгу отдых, причем отдых активный, напоминающий, скорее, спортивную разминку после сидячей работы. Разглядывая окружавшие его джунгли, представлял исторически недавнюю эпоху, когда их не было и в помине, выстраивал в воображении стоявшие на этом месте здания, виденные лишь на картинках. Прокладывал магистрали. Населял их стадами бешено мчащихся механических чудовищ... Стоп! До радиоактивного катаклизма территория, где он находится, действительно была густо населена: мегаполис окружала промышленная зона. От ее многочисленных сооружений не осталось видимого следа: растения-мутанты расправились с ними за прошедшие полтора века. Ну а подпочвенный слой, тот самый культурный слой, который кропотливо исследовали археологи, воссоздавая картину былой жизни? Он, безусловно, сохранился, ведь повстречалось же им в тот раз кладбище! Значит, нужно на время превратиться в археолога, нужно искать подпочвенные клады и воспользоваться найденным для решения основной задачи: находки могут оказаться самыми неожиданными! Кей разобрал переговорное устройство, от которого все равно не было проку, и из его деталей на скорую руку соорудил примитивный металлоискатель. Поднеся щуп к двигателю энергоскафандра, он услышал в шлемофоне истошный вой: прибор получился довольно чувствительным. Затем началась монотонная, однообразная, но необходимая работа, Кей наметил несколько радиальных просек и принялся расчищать их лучевым ножом, то и дело зондируя почву металлоискателем. Иногда слышался писк. Порывшись, он извлекал ржавый осколок или изъеденный коррозией моток проволоки. Все, за что брался Кей, он делал на совесть. Но у тщательности есть неизменная спутница - медлительность... За эти дни запас сублимированной пищи почти не убавился: Кей утолял голод растительной пищей. Еще в прошлые посещения Гемы он установил, что некоторые виды мутантной флоры при всем своем отталкивающем виде съедобны. Эксперимент был рискованным, пару раз пришлось расплачиваться отравлением, благо они располагали всевозможными противоядиями. Но зато теперь казавшиеся безрассудными опыты окупились сполна. И вот однажды металлоискатель поднял дикий визг. Под слоем обуглившихся растительных остатков Кей обнаружил вход в бункер. На заплесневелых стеллажах бессчетными рядами стояли большие тяжелые пластмассовые коробки. Что в них? Кей с трудом вытащил одну из коробок наружу. Перерезал проволочное - крест-накрест - крепление. Содрал кожуру-оболочку. Под несколькими слоями пластиковой пленки тускло отсвечивал цинк. Отъюстировав лучевой нож на тончайший разрез, Кей отделил крышку запаянного цинкового ящика и отпрянул. В ящике были снаряды... Бункер служил складом боеприпасов! Чувство отвращения охватило Кея. Как и все орбитяне, он ненавидел войну. И пусть не она была непосредственной причиной радиоактивной катастрофы, погубившей цивилизацию Гемы, все равно корень зла заключался в ней. Не будь войн и лихорадочной подготовки к ним, не происходил бы и тот пресловутый "технический прогресс", который исподволь подтачивал природу, изничтожал среду человеческого обитания. Захваченные азартом создания все более изощренных видов оружия, ученые оправдывали эту пагубную игру тем, что войны якобы создают почву для научно-технического прогресса, стимулируют его развитие и тем самым косвенно способствуют человеческому благу. До чего же они были слепы! Превозмогая отвращение, Кей взял в руки снаряд. Какую начинку таит он в себе? Сколько же таких мерзких орудий уничтожения придумали предки! Поневоле закрадывается мысль, что их постигло справедливое возмездие. Но почему должны страдать мы? При мысли о том, что ящик мог взорваться, попади луч на один из снарядов, у Кея противно задрожали колени. Он испытал внезапный приступ страха. Погибнуть так, как погиб Горн, - почетная смерть. Но умереть, подорвавшись на "гостинце" из прошлого... Отныне он будет помнить об этой опасности. А пока... одно лишь разочарование. Что толку от злосчастной находки! Кей уже собирался перейти на соседнюю просеку, когда внезапная мысль заставила его еще раз, уже заинтересованно, осмотреть трофеи... 12 Позывной "Инта" В эти тревожные часы центр связи был переполнен. Прибежал с запоздалым раскаянием Лоор. Один за другим заходили свободные от полетов космокурьеры. Сейчас им прибавилось работы: на простейших ракетных "шлюпках" они переплывали космический "океан", доставляя на станции энергол, автоматику, навигационное оборудование - все то, что переправляли с Гемы Горн и Кей. Корлис поддерживал радиосвязь с "призраками". Они, как и орбитяне, были огорчены и встревожены случившимся и тоже не представляли, что произошло с космолетчиками. Главный диспетчер знал многих "призраков" по именам. Слыша их голоса, он не мог отделаться от мысли, что разговаривает с обыкновенными людьми, такими же, как Горн, доктор Пеклис или Лоор. А с одним из "призраков", астрофизиком Угром, у него были общие профессиональные интересы. Спустя некоторое время между ними установились отношения, напоминавшие дружбу. А может, это и было дружбой? Угр помнил множество стихов и, когда позволяли условия, читал их Корлису, для которого поэзия стала сущим откровением. Тем сильнее недоумевал орбитянин, пытаясь понять, как могли люди, несущие в себе такое поистине божественное начало, поэзию, в то же время вести войны, уничтожать себе подобных и под конец совершить почти всеобщее самоубийство. - Скажите, Угр, - как-то спросил Корлис, - вы участвовали в войне? - Да, - коротко ответил "призрак". - И убивали? - Я мог бы отмежеваться от прошлого, сказать: "нет", но не стану этого делать, даже рискуя потерять ваше расположение. Да, убивал. Тогда я был молод. - Вы все еще ищете оправдания? - Знаете, кто были у нас самые убежденные поборники мира? - уклонился от прямого ответа Угр. - Ну? - Отставные генералы. - Они выходили в отставку в знак протеста? - Нет, выйдя в отставку, становились миротворцами. - Видимо, у вас было слишком мало отставных генералов, - горько пошутил Корлис. - Став впоследствии ученым, - продолжал Угр, - я не участвовал в военных программах. Уже тогда пытался хотя бы в малой мере искупить вину. Надеюсь, это мне удалось. - Вы имеете в виду бессмертие? - Нет, информационное бессмертие здесь ни при чем. Впрочем... если подразумевать под ним бессмертие человеческих знаний, то именно так. Не думайте только, что я приписываю заслугу в этом себе. Нас, ученых, осознавших в конце концов ответственность перед человечеством, было немало. И некоторые несли на своей совести еще большую тяжесть, чем я. Ложно трактуемый патриотизм, а зачастую и тщеславие - оно ведь у людей науки развито не меньше, чем у генералов - толкали к открытиям, которых потом приходилось стыдиться. Прекраснодушные побуждения тоже нередко оборачивались кошмаром. А кое-кто понял, что чистой науки не существует, лишь когда с головой окунулся в грязь. Ну, что скажете? - Ничего, - произнес Корлис, помолчав. - А вот вы могли бы оправдать меня? - Я вам не судья... Корлиса душило отчаяние, словно и он вместе с Угром и другими "призраками" нес личную ответственность за трагедию Гемы. А может быть, и ему следует взять на себя толику этой ответственности, хотя в жестокие времена, когда люди, в том числе и будущие "призраки", готовили грядущий "конец света", самого его еще не существовало. Презумпция виновности... Они не раз возвращались к больным вопросам, которые в равной мере волновали обоих. Пытались докопаться до глубинных истоков зла, овладевшего людьми. Зла, оказавшегося сильнее, чем "божественное начало" - поэзия... Но сейчас им было не до философских проблем. Беда сблизила их сильнее, чем душеспасительные беседы. "Призраки" развили активность, какую от них трудно было ожидать. Сотни управляемых ими роботов-манипуляторов прочесывали окрестности Большого Сонча. На волне переговорных устройств Горна и Кея работали мощные радиопередатчики. Удалось даже запустить несколько быстролетов, спешно собранных автоматами. Роль пилотов выполняли "призраки". Казалось, информационное человечество, ведшее до сих пор псевдосуществование, возвратилось в обычную жизнь, с ее тревогами, заботами, надеждой. Радиомост между Космополисом и Гемой действовал бесперебойно. Обмен оперативной информацией происходил непрерывно. При этом пассивной стороной, как ни трудно было признать, оказались орбитяне. И причина крылась не только в отдаленности от места событий. За "призраками" стояли многие поколения людей с их бесценным жизненным опытом, которого недоставало орбитянам, успевшим утратить значительную часть того, что накапливалось столетиями. Орбитяне могли противопоставить обширным знаниям "призраков" лишь навыки жизни в космосе. Зато их отличали нравственные принципы, сформировавшиеся в условиях жестокой борьбы за выживание, требовавшей сплоченности и единства. Своекорыстие, эгоизм и даже элементарная леность среди обитателей Базы встречались, но исключительно редко. Психология же "призраков" формировалась во времена, когда убивать на войне считалось гражданским долгом, когда понятие "патриотизм" противопоставляли интересам человечества. И пусть "призраки" стремились преодолеть довлевшие над ними стереотипы, их сознание оставалось замутненным дуновением прошлого. У орбитян же, если не считать немногие предшествовавшие поколения, вообще не было своего прошлого. Не только того, которым можно гордиться, но и того, что спустя столетия оставалось бы позором. До недавнего времени большинство из них воспринимало Гему как нечто абстрактное, вызывающее отнюдь не ностальгию, а всего лишь умеренный интерес. Они не слали бессмысленных проклятий тем, кто вызвал трагедию Гемы, не ставшую их собственной трагедией, несмотря на необходимость вести суровое существование в космосе, которое казалось им вполне естественным. И вот информационное человечество воссоединилось с новой людской порослью в стремлении спасти Горна и Кея, безвестно исчезнувших среди бескрайних джунглей Гемы. Преемник Корлиса Тис не отходил от телескопа. Спустя короткое время после того, как стало известно об исчезновении космолета, на поверхности Гемы, в стороне от Большого Сонча, возникла яркая вспышка. Тис рассказал об этом не только Корлису, что был обязан сделать, поскольку координаты вспышки указывали место гибели корабля, но и Инте. - Вам нужно приготовиться к худшему. - Вы плохо знаете Кея, - покачала головой Инта. - Он не мог погибнуть. Понимаете, не мог! - Подумать только, она совсем не переживает! - поделился Тис с Корлисом. - Какая черствость! - Вы глупец, Тис! - сорвалось с языка у Корлиса. - Если бы представляли, сколько ей пришлось пережить вместе с Кеем и со мною, то не болтали бы чушь. К вашему сведению: я тоже не верю в гибель Кея. Продолжайте наблюдать и не торопитесь с выводами! Тис ушел, бросив на своего учителя и предшественника недобрый взгляд. А на душе у Инты вовсе не было так спокойно, как показалось Тису. Она и в самом деле не допускала мысли, что Кей погиб, но хорошо представляла подстерегавшие его опасности. Перед глазами стояли свинцовое небо, густое переплетение ветвей, буйно разросшиеся лишайники... Как бы ей хотелось оказаться рядом с мужем, разделить с ним опасность, взять на себя часть его ноши, поддержать бодрость духа, столь необходимую ему сейчас. Сидя у монитора, следящего за спектром радиоизлучения Гемы, Инта наблюдала сигналы "призраков" в виде проблесков на экране, воспроизводящем карту планеты. Проблески группировались вокруг Большого Сонча, в остальных местах хаотической рябью высвечивались грозовые разряды. Внезапно в стороне от Сонча, среди непроходимых дебрей, замигала яркая точка. Инту захлестнула радость: жив! А к ней уже спешил взволнованный Корлис. - Это он! Декодеры расшифровали сигнал! - Что с ним, что с Горном? - Не знаю... - смущенно проговорил главный диспетчер. - Принят лишь позывной, цифровым кодом. Он повторяется вновь и вновь. Только позывной, единственное слово. Сигнал размытый, неустойчивый. Но очень мощный. Непонятно, что за странный передатчик... - А позывной космолета? - с надеждой спросила Инта. - В том-то и дело, что нет... - Вы же уверяли, что это Кей! - Кто же еще может передавать в качестве позывного ваше имя?! - улыбнулся Корлис. 13 Затерянный в джунглях Преодолевая усталость, Кей разгрузил несколько десятков ящиков со снарядами. Каждая из этих остроносых болванок предназначалась для убийства людей. Требовалось усилие воли, чтобы заставить себя прикоснуться к ней, а тем более взять ее в руки, словно она была пропитана трупным ядом. Сколько таких хранилищ смерти на Геме! Не одно поколение тех, кому предстоит заново обживать планету, столкнется с загробным проклятием предков! Но для него находка может оказаться счастливой. Он понял это в миг неожиданного озарения. Хотя при чем тут озарение? Просто нужно вовремя оглянуться. За спиной у человечества, на исторической свалке отживших технологии можно найти до смешного простой прототип архисложного позднейшего устройства. По мере износа техники, унаследованной от предков, орбитянам все чаще приходилось заглядывать на эту "свалку". Сам Кей делал так не раз, особенно когда обстоятельства заставляли обходиться подручными средствами. Сейчас все зависит от того, сумеет ли он разрядить снаряды. Нужна медь, а снарядные гильзы из медного сплава... Кею никогда прежде не приходилось обезвреживать боеприпасы. Он сознавал, что не имеет права ошибиться в этом новом для него опаснейшем деле. Необходим максимум осторожности и внимания. "Вот здесь, в головной части, очевидно, взрыватель. Так... попробуем сдвинуть... Пошел... Один оборот, второй... Фу... кажется, все! Но что это? Вместо взрывателя холостая пробка? Мог бы сообразить с самого начала! Какой смысл консервировать снаряды с ввернутыми взрывателями? Взрыватели наверняка в отдельной упаковке. Впрочем, осторожность никогда не бывает излишней..." Уже спокойнее и увереннее Кей вывернул капсульную втулку из днища снаряда и не без труда отсоединил гильзу. Теперь дело пошло споро. Спустя несколько часов набралась уже сотня медных стаканов. Можно было приступить к осуществлению замысла. Имея достаточное количество меди и цинка, не представляло труда изготовить электрическую батарею большой емкости. Электролитом послужил едкий сок одного из растений, благо Кей за время, проведенное на Геме, успел основательно изучить ее флору. На складе боеприпасов нашлись пластмассовые ящики из-под мин со съемными крышками. Из них получились превосходные корпуса для элементов батареи. Кей мысленно усмехнулся, сравнив этот примитивный источник энергии с тем, что питал лучевой нож. Там энергия управляемой аннигиляции непосредственно преобразовывалась в энергию когерентного луча. Но что толку, если нужна именно электрическая энергия! Они уже пытались сигнализировать лучом, но безуспешно: нащупать его тончайшим острием Базу так и не удалось, хотя поначалу на это надеялись. Да, без радиопередатчика не обойтись. Возможно, формализованный интеллект "призраков" придумал бы на месте Кея что-нибудь более совершенное, чем искровой передатчик. У него же не было выбора. И он со свойственным ему упорством осуществлял свой нехитрый замысел. Из обрывков проволоки, которыми были перевязаны ящики, он соорудил антенну и забросил ее конец на самое высокое дерево. Намотал катушки повышающего трансформатора и антенного контура. Закрепил на близком расстоянии два металлических стержня - получился искровой промежуток. И вот уже готов простейший радиопередатчик, можно выходить в эфир. Минуту Кей постоял, унимая стук сердца. Затем коснулся оголенным концом провода положительного полюса батареи. Между концами стержней с шипением проскочила жирная искра. Он знал, что эта маленькая молния породила в цепях передатчика вихрь электромагнитных колебаний и с проводника антенны сорвалась и унеслась в пространство незримая волна... Кей начал периодически замыкать и размыкать цепь тока, передавая цифровым кодом дорогое имя: "Инта". В этом имени была заключена вся информация, которую следовало передать на Базу. О катастрофе, случившейся с космолетом, знают и так. Координаты места, откуда ведется передача, определят более точно, чем может сделать он сам, хотя что это даст? Помочь ему ни орбитяне, ни "призраки" не в состоянии, надеяться надо лишь на самого себя. О гибели Горна Кей не хотел сообщать потому, что не видел ее своими глазами. Он так и не узнал, принято ли его сообщение, зашифрованное в единственном, многократно повторенном слове "Инта". Да и как можно было это узнать, не имея приемника. А построить высокочувствительный радиоприемник несравненно труднее, чем искровой передатчик. Тут уж подручными средствами не обойтись... Оставалось осуществить вторую часть замысла, казавшуюся фантастической. Опускаясь на Гему после катапультирования, Кей, как ни был ошеломлен, обратил внимание на мощное и ровное воздушное течение в сторону Большого Сонча. Сейчас он вспомнил о нем. Конечно, направление воздушного потока могло измениться... Но на что еще можно надеяться? К тому же, изготовив воздушный шар с газовой горелкой, он попробует маневрировать в полете, изменять высоту. А на разных высотах направление ветра зачастую различно. Короче, у него есть шанс и нет альтернативы. Так что выбирать не приходится! И Кей принялся за изготовление воздушного шара. Пластиковая пленка, в которую были упакованы ящики со снарядами, вполне подходила для оболочки: она обладала высокой прочностью и упругостью. В баллоне энергоскафандра оставалось достаточно энергола, чтобы часов десять - двенадцать поддерживать пламя в горелке, которую не так уж трудно соорудить из деталей реактивного двигателя. Работа оказалась на редкость кропотливой. Кей не имел портновских навыков и оттого порядком намучился, прежде чем ему удалось раскроить оболочку. Зато сварить швы предельно задиафрагмированным лучевым ножом большого труда не составило. Из все той же проволоки он свил тросы, на которых будет висеть гондола. Впрочем, требовалось недюжинное воображение, чтобы назвать грубое подобие корзины, сваренной из десятка пластмассовых коробок, гондолой... И вот оболочка наполнилась горячим воздухом, всплыла огромным пузырем, лишь отдаленно напоминавшим шар. Туго натянулись тросы, загудели, грозя лопнуть. Кей забрался в гондолу, прогнувшуюся под его тяжестью. Осмотрелся и, примостившись поудобнее, полоснул лучом по тросам. Воздушный шар рванулся ввысь. Ощущение было необычным. Что-то среднее между броском катапульты и медлительным взлетом космического корабля. Перегрузки почти не чувствовалось, напротив, наступило состояние опьяняющей легкости, как при свободном парении. Машинально взглянув под ноги, Кей увидел, что в нескольких местах швы разошлись и сквозь щели видна дымчато-зеленая поверхность джунглей с поблескивающей полоской реки... Чувство поразительной незащищенности, уязвимости охватило его, и он непроизвольно вцепился пальцами в края гондолы. Через полчаса подъем замедлился, а затем прекратился вовсе. Глядя на перемещавшуюся далеко внизу однообразную картину, Кей с беспокойством заметил, что шар сносит в противоположную сторону: вместо того чтобы приближаться к Большому Сончу, он удалялся от него! Пришлось увеличить подачу энергола в горелку. Пламя, которое было расплющенным, почти бесшумным, вытянулось, словно огненная струя двигателя, стало более ярким, угрожающе зашипело. Это не входило в расчеты Кея: увеличившийся расход топлива в несколько раз сокращает время полета и соответственно достижимую дальность. Воздушный шар сначала неохотно, потом с возрастающей резвостью пошел вверх. Оболочка опасно раздулась. Но нужное атмосферное течение наконец было найдено! Стало трудно дышать, Кею пришлось надеть шлем и прибегнуть к задержкам дыхания: кислорода оставалось на час-полтора. Он определил курс и скорость полста. Энергоскафандр был оборудован миниатюрными навигационными устройствами, автоматически измеряющими координаты с достаточной точностью, что облегчало ориентировку. Кей подумал, что если направление воздушного потока не изменится, то через несколько часов шар окажется в окрестностях Большого Сонча... Увы, как ни экономил Кей дыхательную смесь, часа через три баллон опустел. В полуобморочном состоянии, временами впадая в удушливое забытье, Кей продолжал лететь на пределе высоты. Он сопротивлялся искушению убавить пламя в горелке, понимая, что это неизбежно означало бы провал его дерзкой попытки добраться до цели по воздуху. "Кто кого... Кто кого..." - беззвучно шептал Кей, как в тот раз, когда полз по туннелю-волноводу, превозмогая гипнотическое действие беслеровых волн. Затем в его сознании наступил провал... Очнулся Кей с пугающей внезапностью, словно на него, спящего, опрокинули ведро ледяной воды. Воздушный шар терял высоту. Горелка погасла: кончился энергол. И тут он понял, что совершил непростительную ошибку: не запасся балластом, сбрасывая который можно замедлите спуск. Ошибка была объяснима: если бы Кей был в сознании, он посадил бы шар, прежде чем горелка погаснет... Оболочка воздушного шара съежилась, утратила большую часть подъемной силы, превратилась в парашют. Но площадь "купола" была слишком мала, чтобы обеспечить благополучную посадку. Корзина раскачивалась порывами ветра. Пытаясь облегчить ее, Кей выбросил за борт все, что можно: горелку, резервуар из-под энергола. До боли в руках вцепился в тросы, сгруппировался в ожидании удара. Деревья надвигались с неотвратимой быстротой. "Это конец..." - подумал он отрешенно. Послышался треск ломающихся ветвей. Кей ободрал ладони, его оторвало от тросов, выбросило из гондолы, ударило о дерево, швырнуло вниз. Он так и остался недвижно лежать в пряно пахнувшей прелой траве... 14 Горн Сознание возвращалось медленно, вяло, неохотно. Сквозь сомкнутые веки Кей почувствовал свет. Ощущение было такое, словно кто-то нарочно светит ему в лицо. - Оставьте меня в покое, - невнятно пробормотал он. - Приходит в себя, сейчас очнется... - донеслись приглушенные голоса. - Подключить допинг? - Пожалуй, уже нет необходимости! - А может, пусть спит? "Это обо мне, - безразлично подумал Кей. - Значит, я жив... Или причудилось? Тогда все равно живой... живой... Ну и ладно, пусть..." Открытие не обрадовало его. Жить почему-то не хотелось, жизнь казалась чем-то обременительным. Почему тело такое тяжелое? Голова, как неподъемная глыба... Кей застонал, с трудом разлепил веки. Свет ударил по зрачкам. - Как вы себя чувствуете? - послышалось на этот раз громко и отчетливо. - Нормаль... - Кей не договорил свое излюбленное слово, потому что в его состоянии ничего нормального, конечно же, не могло быть. Он попробовал сфокусировать расплывчатые пятна, мельтешившие в поле зрения. Контуры двоились. Его окружали люди с двумя головами и туловищами, с двумя парами синхронно двигавшихся рук и ног. И у каждого предмета в помещении, где он находился, был двойник. По два шкафа с непонятными инструментами, двое настенных часов, если только это часы... Кей закрыл глаза. Двойники исчезли, но подступила нестерпимая тошнота. - Выпейте, вам станет легче. Суставчатая металлическая рука протянула стакан. Кей сделал несколько судорожных глотков. И впрямь полегчало. Прекратилось головокружение, перестало тошнить, вернулась пространственная координация, стало лучше со зрением. И тут он все понял. Кругом были "призраки". Слева бывший космолетчик Сарп, рядом астрофизик Угр, приятель Корлиса. Чуть поодаль Эрт, за ним Шуль, Зур... Сколько их здесь! Вдруг его охватил ужас: "а что если я тоже..." Он начал лихорадочно ощупывать свое тело. - Не тревожьтесь, - мягко проговорил Сарп. - С вами все в порядке. - Как я попал сюда? - Мы обнаружили с воздуха оболочку воздушного шара - Вы... летаете? - Пришлось. - Ну, спасибо, друзья! - растроганно молвил Кей. Слово "друзья" никогда не было для него пустым звуком. Во всяком случае, до сих пор он ни разу не произносил его, обращаясь к "призракам". Сейчас оно вырвалось непроизвольно, и Кей сам поразился этому, даже почувствовал неловкость. - Спасибо, друзья! - повторил он твердо. - Теперь вы быстро подниметесь, - сказал Эрт. - Уж поверьте мне, врачу! - На Базу сообщили? А что с Горном? - Корлис просил передать, чтобы скорее поправлялись Инта вас обнимает. Она счастлива. Ждет... - А Горн? - нетерпеливо перебил Кей. - Молчите? Значит, я не ошибся... Горн погиб... - Горн будет позже... - с заминкой, не ускользнувшей от внимания Кея, пообещал Сарп. - Почему не сейчас? - Вы утомлены. Постарайтесь заснуть. Вам нужно восстановить силы. Завтра все встанет на свои места. - Хочу видеть Горна! Где Горн? - Успокойтесь. Закройте глаза. Вот так. Кей попытался возразить, но подступила слабость, все опять поплыло перед глазами, и он погрузился то ли в забытье, то ли в сон... Назавтра Кей проснулся на удивление бодрым. В помещении никого не было, если не считать стоящего в углу робота. Заметив его пробуждение, робот подкатил тележку с одеждой. И легкие, из немнущегося голубоватого ксилона брюки, и кремового цвета рубашка, и сантоновые туфли оказались точно по мерке. Дверь бесшумно открылась, вошел - вернее, вплыл - Сарп. Кей никак не мог привыкнуть к бесплотности "призраков". Он протянул руку, но отдернул ее, встретив пустоту. Ему снова стало неловко. Они обменялись несколькими незначительными фразами, потом Сарп показал Кею, где можно привести себя в порядок. А на столе уже стоял принесенный роботом завтрак. Кей наспех поел. В присутствии Сарпа, лишенного возможности наслаждаться вкусом пищи, кусок не лез в горло. Еда казалась чем-то стыдным, сугубо физиологическим. - Сейчас мы пойдем к Горну? - спросил Кей, отодвигая тарелку. - Через минуту он будет здесь. Наступило короткое молчание. Кей не отводил глаз от двери и не сразу заметил, что стена напротив как бы раскололась надвое и в образовавшийся проем втиснулся Горн. - Ну, здравствуй, дружище! - сказал он хрипло, будто был сильно простужен. Не сознавая себя от радости, Кей бросился к нему и со всего размаха врезался в стену. - Вы... вы... - Да, я "призрак", - с вызовом произнес Горн. - Тебе это неприятно? По-твоему было бы лучше, если бы я оставался трупом, не так ли? Потрясение оказалось настолько большим, что Кей затрясся в конвульсиях. Впервые в жизни он зарыдал и ничего не мог с собой поделать. Стонал от боли, изнемогал от абсолютнейшего бессилия, чувствовал себя жалкой козявкой, брошенной ниц перед могуществом Вселенной... - Почему... я... не умер? - задыхаясь, выдавил он. - Ну, будет тебе! - смягчился Горн. - Перестань, дружище! Поверь, это не так плохо, как поначалу кажется. Я сохранился, понимаешь, сохранился. И мне нравится быть "призраком". А главное, мы опять вместе! Сарп счел нужным вмешаться. - Орбитяне передали координаты места, куда упал корабль. К сожалению, мы подоспели слишком поздно. В отличие от вас оживить Горна не удалось, зато мы сохранили его личность. Теперь он один из нас. - И, по-прежнему, из вас, - добавил Горн, обращаясь к Кею. - Да не смотри ты на меня, как на привидение. - Не сердитесь, - справившись наконец с собой, взмолился Кей. - Я привыкну. Постараюсь привыкнуть. Уверен, что это мне удастся. - Конечно, привыкнешь. Обязательно привыкнешь! Рассуждай логически. Мудрец сказал: "Мыслю, следовательно, существую". Ну, разве можно нам отказать в способности мыслить? - Нет... - То-то! Ну, все! Сейчас не время распускать нервы. Готовься к возвращению в Космополис. - Что-о? Без корабля? - Корабль есть. Наши братья-"призраки" сделали нам... вот видишь, я все-таки говорю "нам"... дорогой подарок. Они спроектировали и построили космолет. Куда совершеннее нашего. Да нам с тобой такой и не снился. Совершенно новый принцип, его предложил Зур... Понимаешь, двигатель... Впрочем, разберешься сам, ума хватит! - Об одном жалею, - вмешался Сарп. - Зур хотел передать вам корабль еще в прошлый прилет. А я настоял, чтобы с этим повременили. Хотел испытать сам. И вот что получилось... - Корабль - чудо! - заверил Горн, и в его голосе, более глухом, чем при жизни, проскользнула зависть. - Везунчик ты, Кей. Вот я погиб, а ты хоть бы что. Поменяемся, а? Я тебе бессмертие, ты мне... - Я же говорил, что надо катапультироваться! Не послушались... - И снова поступил бы так же. Корабль нужно было спасти! - Не спасли же... - Да, не получилось. Зато в следующий раз... - Следующего раза не будет. - А это мы еще посмотрим! - проворчал Горн. 15 Лоор Наступил долгожданный день. Девяносто шестая по счету - последняя - станция после серии траекторных коррекций причалила к Космополису и заняла место, отведенное ей в структурной гармонии города-спутника Гемы. Героем этого дня стал главный архитектор Лоор. По его проекту и во многом благодаря его фанатическому упорству и настойчивости в соседстве со старой Базой был сооружен орбитальный колосс, который в глазах орбитян, привыкших к стесненности и неудобствам, выглядел верхом совершенства. За час до стыковки сотни людей в скафандрах высыпали на его аппарели и пандусы. Лоор стоял в стороне, и никто не осмеливался подойти к нему, понимая, что делается сейчас в душе главного архитектора. Он стоял, чувствуя на себе почтительные взгляды. Люди испытывали к нему такую глубокую благодарность, что были забыты черты его характера, совсем недавно отталкивавшие многих. Да, он нетерпим к возражениям, не умеет сдерживать себя. Ну и что же? Зато без него они продолжали бы ютиться в крошечных клетушках, разобщенные многочисленными переходами и шлюзами, из которых нужно было всякий раз изгонять космическую пустоту. Детище Лоора, столь остроумно совместившее в себе целесообразность с немыслимыми прежде удобствами, приближалось к завершению. Приняв последний космический модуль, оно станет для орбитян надежным домом. Домом-крепостью. В сознании большинства он все еще оставался космическим ковчегом, в котором предстоит дожидаться лучших времен, когда станет возможным возвращение на Гему. Пусть это произойдет не вскоре, а спустя несколько поколений, но планета предков когда-нибудь сделается и планетой потомков... А Лоор думал сейчас, что Космополис будет для орбитян не временным домом, а постоянным и единственным пристанищем. К Геме он питал чувство, похожее на ненависть. Возвратившись туда, человечество непременно пойдет по прежнему пути. Снова начнутся войны, научный прогресс будет готовить почву для новой катастрофы. Такова закономерность развития. И только он, Лоор, может спасти людей, не допустить повторения постигшей их в недавнем прошлом беды. Лоор был искренен в своих рассуждениях. В них не оставалось места для компромисса. Но убежденность в пагубной роли технического прогресса не мешала главному архитектору пользоваться его плодами. Помощь "призраков" оказалась кстати, без нее невозможно было бы создать Космополис. "Однако теперь нужно остановиться. Ограничиться тем, что есть, - рассуждал Лоор. - Здание построено. Оно совершенно. И никаких изменений. Система должна быть замкнутой. С простым, а не расширенным воспроизводством. Каждое новое поколение будет слепком с предыдущего. Спираль развития необходимо превратить в круг. Такова моя миссия, мое великое предназначение. Что может быть устойчивее круга? Круг - символ вечности, его начало и конец едины..." Невдалеке от архитектора так же молча стояла Инта. Для нее предстоящее событие было связано с иными ассоциациями. Мысленно она перенеслась на Гему, где Кей, в роли ответственного представителя орбитян, принимал очередной космолет. С профессией пилота ему пришлось расстаться, хотя и помимо воли: корабли новой серии были беспилотными, вернее, ими управляли "призраки", которым не угрожали превратности челночных рейсов. Еще год назад Кей поставил бы здесь знак равенства, он не считал тогда "призраков" людьми, видел в них доведенные до абсурдного совершенства электронные машины. Но после гибели и "воскрешения" Горна что-то перевернулось в душе, возникло теплое, чуть ли не братское, чувство к "призракам". И неудивительно: им, и никому другому, он был обязан жизнью. К тому же, общаясь с Горном, он не замечал перемен в его характере и поведении. При самом пристрастном и скрупулезном сравнении живого Горна, каким тот сохранился в памяти, с Горном-"призраком", - а на первых порах Кей только этим и занимался - нельзя было обнаружить разницы. Та же личность, та же воля, то же благородство. Только не обнимешь, не пожмешь руку... Функции Кея на Геме скорее носили символический, процессуальный характер, чем вызывались необходимостью: сооружаемые "призраками" корабли отличало отменное качество. "Адмиралом" космофлота, в котором насчитывалось уже восемь единиц, стал Горн, его ближайшим помощником - Сарп, признавший главенство бывшего орбитянина без колебаний и обиды. А главным инженером космической верфи был Зур, управлявший армией промышленных роботов и манипуляторов. ... Среди собравшихся на пандусах орбитян не было и Корлиса. Но, пожалуй, именно он встречал девяносто шестую в наиболее точном смысле слова. Главный диспетчер находился на командном пункте, руководя процессом наведения станции "на себя". Вот он, виртуозно манипулируя верньером, совместил ось космического модуля с центром экрана, выключил маневровый двигатель и уравнял скорости. Последняя из станций медленно подплыла к Космополису и уткнулась в приготовленный для нее стыковочный узел... Инта ощутила мягкий, но глубокий толчок и едва удержалась на ногах. "Стыковка!" - поняла она. В переговорном устройстве послышались ликующие голоса. На душе стало легко и торжественно. Даже отсутствие Кея не могло омрачить радость. Сбывалось то, ради чего они рисковали жизнью в джунглях Гемы, а перед этим во время непредсказуемого спуска с орбиты. Лишь космокурьеры не испытывали ликования. Пристыковка станции означала конец их профессии, которая совсем недавно считалась самой почетной, сейчас же изжила себя. А без долгих, изматывающих, но и приносящих ни с чем не сравнимое удовлетворение полетов в космос не представлял себя ни один из этих мужественных людей. Инта сочувствовала им всей душой. Шевельнулась пугающая мысль: "А не случится ли такое с Кеем?" Она отогнала ее с негодованием, но беспокойство не проходило. Как-то незаметно, исподволь, Лоор отодвинул Кея и Корлиса на задний план, затмил. "Неужели я ревную?" - одернула себя Инта. Нет, нельзя быть несправедливой к Лоору. То, что он сделал для орбитян, трудно переоценить. В это время главный архитектор, стоявший со скрещенными на груди руками, точно застывшая в бронзе статуя, шевельнулся и шагнул к Инте. Сквозь стекло шлема было видно, как раскраснелось его обычно бледное лицо. - Поздравляю, Лоор! - ступила навстречу Инта. - Сегодня ваш день! - Почему только сегодня? - отрывисто проговорил главный архитектор. В шлемофоне отдавалось его учащенное дыхание. "Волнуется", - подумала Инта. - Этот день для вас особенный. Впрочем, для всех нас тоже. - Он уже прошел, и я смотрю в будущее. - Понимаю. Вы всеми помыслами на Геме: проектируете города, в которых нам предстоит жить! - Гема не принесла человечеству ничего хорошего. И не принесет. Нет, я мечтаю о другом. Остается совсем немного, и я превращу Космополис в экологическую систему с замкнутым кругооборотом веществ, энергетическим балансом, надежно защищенную от превратностей, изолированную от всего внешнего. В этом городе-крепости будем жить мы, а вслед за нами наши потомки. Десятки, сотни поколений. - Но это же абсурд! Нет, не подумайте, что я недооцениваю Космополис. Он великолепен. Однако речь идет не о нас с вами и не о крошечной колонии орбитян, а о человечестве. О будущем человечества! Лоор сардонически усмехнулся. - Человечество... Цивилизация... Громкие слова, не более того. А ведь весь вопрос, что понимать под ними. Почему безликая многомиллиардная масса - это человечество, а несколько тысяч избранных - нет? - Избранных? Ну вот что, Лоор. Не хочу спорить с вами: сегодня вы, действительно, именинник. Но не считайте себя эдаким мессией! - А почему бы и нет? - холодно проговорил Лоор. - Гема для орбитян чужая. Родным же домом была База. Несмотря на скученность и неудобства люди притерпелись к ней. То, что можно жить удобнее, даже комфортабельнее, для них откровение. Я дал им Космополис. Кто же захочет теперь переселяться на Гему, с ее неустроенностью, каждодневной опасностью, опостылевшей борьбой за существование? Кто захочет жертвовать собой ради того, что вы называете будущим человечества? Боюсь, что вы плохой психолог, Инта. Впрочем, можете не принимать мои мечты всерьез! "Неужели все рассуждают так, как он? - похолодела Инта. - Значит, наши усилия напрасны? Нет, не может быть!" - Я стану бороться против вас! - Как вам будет угодно. Движение звезд тем временем ускорилось: Космополис, "остановленный" на время стыковки, начал раскручиваться подобно гигантскому волчку. Пандусы опустели: орбитяне, наблюдавшие историческое событие, поспешили внутрь. - Ну что же вы, - поторопил Лоор. - Сейчас в главном концентре состоится церемония встречи прибывших. - Боитесь опоздать? - Без меня не начнут. Лоор повернулся и, твердо ступая магнитными подошвами по стальной палубе, направился ко входному люку. 16 На перепутье разума Длительное время общаясь с "призраками", Кей стал замечать их интеллектуальное превосходство, хотя создавалось впечатление, что они пытаются его скрыть. - Все же догадались, - огорчился Сарп, когда Кей сказал ему об этом. - Да, наш интеллект, действительно, выше. Хотите знать, почему? - Еще бы! - Быстродействие живого мозга ограничено его биоэлектрической природой. Приняв и передав дальше импульс тока, нервная клетка должна отдохнуть, восстановиться. Поэтому скорость передачи информации... - Знаю, - с досадой перебил Кей. - Как-никак, ученик Корлиса! И когда речь идет о быстродействии электронных машин, у меня нет вопросов. Но вы-то не машины! - Помнится, вы были обратного мнения, - улыбнулся Сарп. - Ну сколько можно... Я же давно признал свою неправоту! - А между тем, вы не так уж и ошибались. Формально мы машины, если только придать этому понятию расширенный смысл. Впрочем, так и поступают. Когда-то машину отождествляли с механизмом, но потом... - К чему вы это говорите? - В нас нет ни единой живой клетки. Элементная база - поля, волны, локализованные в пространстве. - Но вы, поневоле перейдя в иное состояние, вложили в новую форму прежнее содержание, сохранили в неприкосновенности свою личность. - Сохранили в неприкосновенности? Вот уж, нет! - возразил Сарп. - Было бы глупо не воспользоваться теми преимуществами, которые открылись, как только мы избавились от биологических ограничений. - Вы... решились преобразовать собственную сущность? - ужаснулся Кей. - Не верю! Я хорошо узнал вас. Вы люди, отличные товарищи. Надежные, верные. - Ну, спасибо, - улыбнулся Сарп. - И все же, подумайте, как мы могли сохранить свою сущность? - Да, на самом деле... Ну, пусть не сущность, а индивидуальность, которой начисто лишены машины, личность. - А вы не думаете, что личность можно синтезировать? - Создать искусственного человека? - Человека? Если "призрак" - так вы, кажется, нас называете? - это человек, то безусловно! Но не пугайтесь, в таком синтезе человеческой личности просто нет смысла. Даже если синтезированная личность оказалась бы во всех отношениях идеальной. - И на том спасибо, - сказал Кей. - Мне бы не хотелось иметь дело с рафинированно идеальной личностью. Умер бы от сознания собственной неполноценности. - С нами вам это не грозит. Ну, а если говорить серьезно, то индивидуальности мы, действительно, не утратили. Более того, бережем ее, как только возможно. Что же касается интеллекта... мы просто научились его усиливать. Право же, это никому не помешает! - Но ведь то, что вы называете усилением интеллекта, - поежился Кей, - неизбежно сопряжено с деформацией личности. И вам не было страшно пойти на это? - Всякое движение вперед связано с риском. Но остановиться - рискованно вдвойне. - А я-то думал, что вы как раз остановились, застыли на предсмертном уровне. Заморочили вы мне голову! "Утратили вкус к жизни, лишены плотских радостей. - Диалектика, единство противоположностей. Вот если бы мы обманули вас... - Полуправда не лучше лжи. Впрочем, я представляю, почему вы так поступили. Не хотели нас отпугнуть. - В известной мере вы правы, - уклончиво сказал Сарп. - Но мы вовсе не выставляем напоказ свою неполноценность. Вы усмотрели ее сами. А разубеждать вас... Кей усмехнулся. - Моя проницательность немногого стоит. Но вот сейчас я пытаюсь стать на ваше место. Но что мы вам? Ведь, с вашей точки зрения, мы пройденный этап. Без нас вы обходились и могли бы обойтись в будущем. А если уж говорить о неполноценности... - Теперь вы ударились в другую крайность. По-прежнему противопоставляете себя нам, но с переменой мест на шкале ценностей. Не нужно этого делать! Вы и мы - единое целое. У нас одна цель - бессмертие человеческого разума. Он может принимать различные формы, и наши две его не исчерпывают. Главное, чтобы разум всегда оставался человеческим, поднимаясь на все новые и новые ступени в неудержимом стремлении к познанию. - Пусть так, - согласился Кей. - Но неужели для того, чтобы усилить интеллект, прежде нужно умереть? Не верю! Ведь возможна же непосредственная, минуя органы чувств, связь с живым мозгом? Хотя бы с помощью имплантированных электродов. - Конечно, возможна. Иначе нельзя было бы воспроизвести личность в эквиваленте. Однако при считывании хранящейся в мозгу информации нет нужды в быстродействии. - А если человек при смерти? - Можно даже прозондировать мозг умершего. Конечно, если структурные изменения не зашли слишком далеко. Кстати, так было с Горном. - Значит, диалог человеческого мозга с электронным... - Осуществим. Я имею в виду живой человеческий мозг. А мозг умершего напоминает выключенную электронную машину: хотя ее запоминающие цепи полны информации, эта информация статична. Обесточив машину, мы исключили возможность динамики. Так и смерть обесточивает мозг, но на некоторое время оставляет клетки, словно триггеры выключенной машины - одни в положении "нуль", другие в положении "единица". - Вернемся к живым. - Пожалуйста. Вы говорите о диалоге с машиной. Что толку, ведь темп диалога будет задавать человеческий мозг! Мы, "призраки", - Сарп снова улыбнулся, - можем общаться между собой в тысячи раз быстрее, чем с вами. - Выходит, живой мозг исчерпал свои возможности... - хмуро констатировал Кей. - Пожалуй, нет. За счет внешних запоминающих устройств его информационную емкость можно увеличить. Это также позволит вводить в мозг информацию с быстродействием машины. - Отлично! Значит, интеллект человека можно-таки усилить. - К сожалению, нет. Интеллект определяется не объемом накопленной информации, а способностью распорядиться ею оптимальным образом. Можно быть, простите, напичканным знаниями и проявить беспомощность при необходимости мгновенно найти единственно правильное решение. Кей поморщился. - А интуиция? - Я не собираюсь преуменьшать ее роли, - сказал Сарп. Даже жалею, что мы лишены способности к интуитивному мышлению. Это один из наших принципиальных недостатков. Но, согласитесь, в интуиции никогда нельзя быть уверенным полностью. Она выручит раз, другой, третий, а в десятый или сотый подведет. Наитие коварно. - Вы не доверяете подсознанию? - Да. Потому что оно не поддастся контролю. Это вещь в себе, и какие процессы в ней происходят, никому не известно. Известен лишь окончательный результат, но отнюдь не промежуточные. В нашем же аппарате мышления нет бесконтрольных зон. Мы не испытываем озарений, зато и застрахованы от связанных с ними ошибок. - Все же и теперь я не могу поверить в ваше тождество с электронными машинами! - воскликнул Кей. - А вы настойчиво его подчеркиваете! - Я имел в виду формальную сторону. Но существует и другая, основополагающая сторона. Утратив одно и приобретя иное, мы не превратились в монстров, не лишились главного - дара по-человечески чувствовать. В том, что это так, вы, полагаю, убедились? - Бесспорно! - Следовательно, наш эксперимент оказался удачным. - Вот я и думаю о том, как использовать ваш опыт. - Еще успеете, - рассмеялся Сарп. - Понимаю, о чем вы... Но конвейер бессмертия не для нас. Смена поколений необходима. Иначе живое человечество превратится в сырьевой придаток информационного. - Но почему "конвейер бессмертия"? Ведь есть же выдающиеся люди, чья индивидуальность особо ценна для человечества. Я уже не говорю о гениях. - А как определить, кто заслуживает бессмертия? Каков критерий, проходной балл? Подумайте, к чему может привести деление людей на смертных к бессмертных! Каким злом обернется погоня за бессмертием! - В ваших рассуждениях есть резон. Они справедливы для общества, все еще не изжившего индивидуализм. - То есть нашего общества? - Вы же сами сказали: "подумайте, к чему это приведет". Так, кажется? - Примерно. - Отсюда следует, что вы не верите в нравственную силу своего общества. - Ничего подобного! - запротестовал Кей. - Тогда мы по-разному трактуем понятие "нравственная сила". Боюсь, вы еще убедитесь, что моя трактовка более правильна. Сейчас ваше маленькое общество сплочено борьбой за выживание. Но выдержит ли оно испытание благополучием? Уверен, наши потомки... ваши потомки... - поправился Сарп, - выработают иные, возвышенные нравственные позиции. Их психология не будет иметь ничего общего... - Вы так говорите, словно сами побывали в грядущем! - Мы промоделировали его. Кей с сомнением пожал плечами. - Любая модель субъективна. Исходные данные для нее выбирают люди. Впрочем, не берусь спорить. В вопросе о бессмертии я остаюсь при своей точке зрения. Меня больше интересует, как приспособить к живому мозгу ваш усилитель интеллекта! - Не хотел бы вас разочаровать, но на него вам не стоит рассчитывать. - А что если... - задумчиво произнес Кей, - наделить человеческий мозг электронным подсознанием? - Хотите совместить несовместимое? - Вы сами подсказали этот путь. "Вводить информацию в мозг с быстродействием машины" - ваши слова. - Процесс накопления информации это еще не мышление, а лишь подготовка к нему. - Согласен. Но ведь ее можно вести по-разному. А что если вводить в мозг конечный результат логических операций, которые будут выполняться с наибольшим быстродействием, на какое только способна электроника? Полная аналогия с подсознанием! Параллель с интуитивным мышлением! Моделирование наития! - Кей перевел дыхание. - Ну посудите сами: интуиция, основанная на молниеносном математическом расчете, это ли не средство усилить интеллект? - Вы придумали сами, сейчас? - изумился Сарп. - А что? Ведь все просто: перейти от атомов мысли к мыслемолекулам, от них к интегральным мыслемодемам! Автоматизировать процесс мышления! - Просто? Ну и ну... Великолепный пример наития! Похоже, вам не нужен усилитель интеллекта! Кей смутился. - Говоря о простоте, я имел в виду принцип, голую схему. А вот как ее реализовать... Понятия не имею. Так что комплимент не по адресу. - Идея - главное! Осуществить ее, что называется, дело техники. Пока вы оправдывались, я рассчитал. Все сходится. Вы нашли выход из тупика. Новый путь развития человеческого интеллекта, вот что вы предложили. Это же гениально! Убедительное доказательство моей правоты! - Вашей правоты? - Представьте, что такой человек, как вы, умирает. Да потерять его личность было бы преступлением против общества! Вы не принадлежите себе, Кей. Ваша индивидуальность - достояние всех. И ее необходимо сохранить для будущего! - Еще один кандидат в бессмертные! - фыркнул Кей. - Притом достойнейший! - не поддержал шутливого тона Сарп. - А пока проверим вашу идею на вас. - По рукам! - А вот это, к сожалению, пока не получится. Разве в переносном смысле слова... 17 Испытание благополучием - Вы обратили внимание, как изменилось поведение Лоора? - спросила Инта. - Обратил, - кивнул Корлис. - Раньше он часто спорил, отстаивал свои взгляды резко и аргументировано... - Но не всегда тактично. - Неважно. Главное, производил впечатление прямодушного, даже прямолинейного человека. - Возражения парировал, несогласных убеждал, если не логикой или убийственной иронией, то страстной, почти религиозной верой в собственную правоту? - Вот именно. Когда обсуждали вопрос о постройке новых космолетов, он перетянул на свою сторону всех, даже Мону. Признаться, и меня поколебали его доводы. А Кей... - Его Лоор связал по рукам и ногам обвинением в излишней осторожности, - заметила Инта. - Как он тогда сказал? - "Не узнаю нашего славного космокурьера!" - Вот видите. - А ведь когда-то и я упрекал Кея в излишней осторожности, - вздохнул Корлис. - Однако он не поддался на провокацию. - Он ведь отвечал за наши жизни. Да и разговор у вас был с глазу на глаз. - Прояви мы на Совете больше упорства, и поддержали бы нас, а не Лоора. - Не знаю, - усомнилась Инта. - Лоор умен и хитер. И далеко не прямодушен. - Он очень изменился. - Вовсе нет! Изменилось его поведение. Вы заметили, теперь он избегает дискуссий. - Да и оппонентов у него поубавилось, - произнес Корлис - Еще бы! Сделал существование орбитян не просто сносным, а вполне благополучным. Ведь как было раньше? Жизнь проходила в борьбе за выживание, и возможность новой катастрофы оставалась каждодневной реальностью, наиболее вероятным исходом, который нельзя предотвратить, а можно лишь замедлить, отодвинуть на неопределенный, но все же достаточно близкий, срок. - По-вашему, Лоор подарил орбитянам будущее? - А что же вы думаете, люди убедились: все, что он обещает, всегда выполняется, то, что планирует, становится действительностью. Чем не подтверждение мудрости, возвышающей Лоора над остальными?! - Но ведь это ужасно! Согласен, Лоору удалось превратить Космополис в экологическую систему с регенерацией воздуха и воды, синтезом пищи и практически полной изоляцией от окружающего. Однако все это было на прежней Базе, правда, на пределе допустимого, при постоянной угрозе срыва. - Дорогой Корлис, - покачала головой Инта. - Я уже не та девочка, которой вы читали лекции. И не восторженная, полная романтических планов, а скорее мечтаний, девушка, последовавшая за вами на Гему. Сейчас я женщина и по-женски мудрее вас. Не надо доказывать, что Космополис - замкнутая система и потому обречен. Орбитяне не думают о бессмертии. Им бы успеть прожить собственную жизнь, вырастить детей, а те уж, став взрослыми, позаботятся о себе сами. Ведь что проповедует Лоор: "Прогресс потенциально опасен, он принес людям бедствия. Развитие науки чревато гибелью. Предки этого не сознавали. И поплатились, не сумев остановиться вовремя. Но мы не повторим их ошибки!" Логично? Вне всякого сомнения! Люди видят, что в отличие от Базы Космополис обладает высочайшей надежностью. Эффективная метеорная защита практически исключила риск. Лоор сделал постоянство во всем основным принципом и нормой существования! - Но постоянство гибельно! - воскликнул Корлис. - Орбитяне предпочитают философии теорию вероятностей. А она обещает им несколько поколений. - И все же я не понимаю, как могло случиться, что орбитяне, сплоченные опасностью, не признававшие суесловия, не терпящие эгоизма и тщеславия, так легко изменили своим принципам, слепо пошли за Лоором, отвернулись от нас, возвративших им Гему, отказались от планеты предков! Мой бывший ученик и преемник Тис становится подголоском Лоора, подумайте только! - Ну, этого следовало ожидать, - проронила Инта. - Плохо вы разбираетесь в людях! - На днях заявляет: "Никаких связей с Гемой! "Призраки" желают нашей гибели! Все живое им ненавистно!" - И что вы на это ответили? - Сказал, что он несет чушь. Если бы не "призраки", Космополиса не существовало бы! Все, чем мы сейчас располагаем, сохранено или воссоздано ими! А он мне медовым голоском: "Вспомните, что говорил наш друг Кей! Он же считал "призраков" вышедшими из-под контроля людей электронными машинами!" - А вы? - "С каких пор, - спрашиваю, - Кей стал вашим другом? К вашему сведению, теперь он думает о "призраках" иначе!" Тис мне в ответ: "Вот-вот. "Призраки" подчиняют себе волю человека, делают его орудием своих планов и замыслов!" Тут я взорвался: "Это вы о Кее? Он орудие? Да вы по сравнению с ним мальчишка, возомнивший себя личностью!" - Напрасно связались, - поморщилась Инта. - Тис злопамятен и способен на любые пакости. А с тех пор как вы не у дел... Простите... - Вот уж не думал, что когда станции будут пристыкованы, меня постигнет участь космокурьеров... - И космический мост между Космополисом и Гемой прекратил существование... Лоор считает, что при строгом контроле за рождаемостью и замкнутом кругообороте веществ запасов должно хватить на несколько столетий. - Как же мы допустили такое? - недоумевая, спросил Корлис. - Не тем были заняты! Простите, не знаю, что говорю... Но так горько, так досадно и больно! Не за себя - за вас с Кеем. Впрочем, и за себя тоже. Я пыталась убеждать, доказывать, но тщетно. Меня и слушать не хотели. Лоор одурманил всех. Пока мы разведывали Гему, готовили ее для людей, он сумел дать орбитянам то немногое, что было пределом их желаний. И внушил, что большее оказалось бы не во благо, а во вред. Мы опоздали, Корлис. - Что же делать? Может быть, вызовем Кея с Гемы? - Поздно! Лоор этого не допустит. Нам его не одолеть. ... Спустя месяц Корлис, Инта с сыном, космокурьеры, их семьи и около сорока юношей и девушек, мечтавших о подвигах, покинули Космополис. Лоор не препятствовал этому. Напротив, когда последний космолет отплыл от причальной платформы, он вздохнул с нескрываемым облегчением. Ничто более не стояло на его пути. И вот, как несколько лет назад, трое друзей вдыхали острые запахи Гемы, глядя в темнеющее небо. На нем все ярче проступала звездная россыпь. И снова в гуще неподвижных светил прокладывала путь яркая рукотворная звездочка. Но дальше, чем когда-либо, была она. В другой галактике. По ту сторону Вселенной! И не радость узнавания, а горечь поражения, боль утраты порождала она. - Не переживайте, - сказал Кей, кладя руку на плечо Корлиса. - Это не мы их покинули, а они нас. Они побег, мы - ствол. А разве может существовать побег без ствола? - Им не удалось выдержать испытание благополучием, - добавила Инта. - Но всему свой срок. - Наш срок наступил, - кивнул, соглашаясь, Корлис. - Если бы вы знали, друзья мои, как я истосковался по настоящему делу!  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  ВЕРОЯТНОСТНОЕ МИРОЗДАНИЕ 1 "Ловушка для Светоча " Игин так и не вернулся на Утопию. Решение остаться стоило ему немалых переживаний, особенно после того, как Стром прислал радиограмму. В ней было единственное слово, и оно обожгло Игина: еще никто прежде не называл его предателем! "Неправда, я не предатель, но стал бы им, отказавшись от главного дела своей жизни", - с достоинством ответил управитель. Стром замолчал, на срочный вызов не ответил, словно Игин перестал для него существовать. И все же личные переживания были для Игина чем-то вторичным. Он предавался им в редкие свободные часы: времени не хватало даже на сон. Работа поглотила его целиком, Игин, можно сказать, жил ею. Приняв предложение Председателя, он взвалил на себя глыбу, тяжесть которой до того не мог и представить. Организация энергокосмического индустриала (правильнее было бы назвать его "сверхиндустриалом") сама по себе представляла огромные трудности. Но не они беспокоили Игина. Тревожило другое. Преодолеть энергетический кризис чисто экстенсивным путем, все увеличивая и увеличивая емкость энергосетей, число станций, как это делали до сих пор, не удастся из-за выявившейся ограниченности ресурсов. Но дело было не только в этом. Мозговой центр на Утопии забил тревогу: применение новых расщепляющихся материалов, - а такой выход предлагали энергетики - может вызвать "холодную" цепную реакцию наподобие той, что погубила цивилизацию Гемы. И в мудрой идее Ктора объединить энергетический и космический индустриалы в одно функциональное целое исходным пунктом был именно поиск принципиально новых путей, которые позволили бы утилизировать энергию космического пространства и, в первую очередь, ресурсы Светоча. Каким должен быть хотя бы один новый путь, Игин пока не представлял. Совершенствовать приемники лучистой энергии? Само собой, но как преодолеть ее поглощение атмосферой? Вывести улавливающие станции в космос? А как передавать энергию оттуда? Сплошные вопросы, и все безответные. "Энергия и космос в одной упряжке" - крылатая фраза Игина - оставалась не более чем метафорой, перевести ее в практическую плоскость никак не удавалось. Игин обратился за помощью к компьютерам. И в который раз убедился, что их мудрость зиждется на аналогиях. Компьютерам необходим прецедент, отправная точка для логических рассуждений. А здесь его не существовало... Привычные решения только сбивали с правильного пути, уводили в рутинную колею. И компьютеры подталкивали Игина к такой колее, а встретив с его стороны сопротивление, разыскивали другую, еще накатанное и глаже. Нужна же была не колея, а нехоженая тропа. Чем дальше, тем тривиальнее становились предложения компьютеров. Создавалось впечатление, что они, то ли с досады, то ли от обиды, несут заведомую чепуху. Но Игин знал, что компьютеры не способны ни досадовать, ни обижаться. Просто они исчерпали свои возможности. По совету Ктора Игин объявил открытый всемирный конкурс. Хлынул поток предложений. Счет им шел на десятки тысяч, рассматривали их компьютеры: ни сам управитель, ни его теперь уже многочисленные помощники не справились бы с лавиной информации, тем более что это был конкурс, в основном дилетантов, - профессионалы признали свою несостоятельность. То, что конкурс сделали открытым, не было жестом отчаяния. Какими бы незрелыми и даже абсурдными ни казались предложения дилетантов, они обладали специфическим достоинством: свежестью взгляда на проблему. Их авторов не подавляли авторитеты, не ограничивали каноны, не сковывали прототипы. Дилетанты не опасались прослыть невеждами, давали волю ничем не обузданной фантазии. И расчет строился как раз на том, что не одна, так другая "беспочвенная" фантазия пробудит инженерную мысль, даст ей толчок в непредвиденном направлении. Так, например, обыкновенный садовник предложил использовать энергию вращения Мира вокруг оси. Компьютеры квалифицировали идею как заслуживающую внимания. Ученые заинтересовались ею. В итоге была разработана теория парциального взаимодействия магнитного поля Мира с энергетическими полями ближнего космоса. К сожалению, расчеты показали, что решить проблему столь изящным способом не удастся. Среди конкурсантов был и подросший "малолетний преступник" Банг. В отличие от Тикета, он не обладал талантом к музыке, зато природа наделила его еще более редким, хотя и менее бросающимся в глаза, даром - парадоксальным воображением. Если бы заявка Банга сразу же попала к Игину, тот, посмеявшись, отправил бы ее в утилизатор мусора. И так бы, вероятно, поступил любой на месте управителя. Действительно, Банг предложил не больше не меньше чем ловушку для Светоча. Звезда в ловушке - было над чем посмеяться! А между тем компьютеры-эксперты, не наделенные способностью к юмору, выделили заявку Банга из тысячи других. И экспансивный паренек, чье увлечение детективом преломилось столь неожиданным образом, стал победителем всемирного конкурса и вошел в историю как один из пионеров космоэнергетики... Конечно же, компьютеры восприняли "ловушку для Светоча" не иначе чем аллегорию, оценили содержавшийся в ней намек. Ее реализация оставалась нерешенной задачей, следующим шагом, который только еще предстоит сделать. Игин истолковал "ловушку" как энергоемкий элемент, аккумулирующий лучистую энергию Светоча, причем в количествах, достаточных для восполнения энергетических затрат Мира. Такого элемента пока не существовало, его предстояло создать - одна из многих проблем энергетической программы. ... Когда Игина попросили открыть музей истории техники, он согласился не сразу. - Это же значит потерять день, - ворчал управитель. Но экспозиция, а с ней пришлось поневоле ознакомиться, неожиданно увлекла его. Все с большим интересом переходил он от экспоната к экспонату. Обычно на технику прошлых веков, а тем более тысячелетий, смотрят свысока, со снисходительной усмешкой. Но это поспешный, поверхностный взгляд. Конечно, в сравнении с современной суммой технологий новации древних кажутся наивными, незрелыми, далекими от совершенства. Однако правомочно ли такое сравнение? В другое время Игин не смог бы преодолеть стереотип снисходительности, превосходства над предками. Но сейчас его чувства были обострены самой атмосферой творческого поиска, в которой он находился с тех пор, как возглавил энергокосмический индустриал. Для него явилось откровением, что древняя техника, при всей ее примитивности, полна остроумных находок. Некоторые из них впоследствии стерлись от частого употребления, другие были открыты заново, третьи забыты и сейчас воспринимались как нечто оригинальное, свежее, перспективное. А все вместе внушало Игину чувство, близкое к преклонению перед техническим гением предков. Как рационально использовали они то малое, что было в их распоряжении! Рациональностью отличались и замысел, и исполнение. Любая деталь имела очевидное предназначение. Ничего лишнего, ненужного! Что ни машина, то истинный шедевр, взлет творчества. Игин позавидовал инженерам, жившим на заре цивилизации, их раскованности, свободе творческого мышления. Над ними не висел груз традиций: им еще предстояло создавать их! Один из разделов выставки особенно заинтересовал управителя. Огромный, искусно подсвеченный зал, точно Колизей под куполом неба. Там и сям без видимого порядка - машины, машины, машины. Суставчатые рычаги-руки, хитроумные полиспасты, громоздкие деревянные колеса... Все это продолжало жить своей, казалось, никогда не замиравшей жизнью. Скрипели блоки и оси, раскачивались на подвесах гранитные глыбы... Людей и животных, приводящих в действие парад техники, заменяли их нарочито карикатурные подобия - роботы. Игина охватило ощущение, что здесь, в этом зале, прошлое смыкается с будущим. "Вот где подлинное творчество! - с ревнивым изумлением думал он. - А что мы? Повторяем, варьируем, комбинируем. Процент оригинального у них приближается к ста. Мы же довольствуемся долями процента!" Он сознавал, что сгущает краски, делал это умышленно, словно получал удовольствие, причиняя себе боль. Но сейчас Игин нуждался именно в самобичевании, самоуничижении. Тем энергичнее будет он искать выход из тупика. И неожиданно у него возникло предчувствие, что выход уже в поле зрения, нужно только повнимательнее всмотреться, узреть в простоте высшую сложность, проникнуться этим двуединством, протянуть нить из прошлого через сегодняшний день в будущее... Его внимание привлекло деревянное сооружение грубой плотничьей работы. На вертикальный вал, вращаемый быком-роботом, насажено колесо с длинными зубьями. Оно передаст вращение другому колесу, уже на горизонтальном валу. Этот второй вал, в свою очередь, вращает еще одно колесо, на обод которого наброшена бесконечная веревочная цепь с подвешенными к звеньям глиняными бадьями. Нижняя часть цепи утопает в колодце с водой. Бредет по кругу "бык", скрипят колеса, движутся, покачиваясь, бадьи: снизу вверх - полные, сверху вниз - пустые... "Как спутники по орбите!" - неожиданное сравнение заставило Игина замереть. Его взгляд, сопровождая бадью, описывал петлю, и впрямь напоминавшую эллиптическую орбиту спутника. В низшей точке "орбиты" бадья зачерпывала воду, в высшей - опрокидывалась над желобом, по которому стекала пульсирующая струя. "Водочерпательная машина", - прочитал Игин на табличке. И еще одна аналогия возникла в мозгу: бадья - "ловушка для Светоча". Еще одна аллегория, еще одна подсказка. Он по-прежнему не представлял, какой будет "ловушка", но уже видел, как она движется по вытянутому эллипсу - от Мира к Светочу пустая, от Светоча к Миру до краев полная драгоценной и в то же время даровой энергии. Даровой - потому что "ловушка" - это самый настоящий вечный двигатель, который будет безостановочно работать для сменяющих друг друга поколений... 2 Ступенями интеллекта Совершенно новый, неожиданный мир открылся перед Кеем. Мир, полный захватывающих приключений, но не тех что изобильно выпали на его долю в прошлом. Это были еще неизведанные им приключения мысли. Между ним и "призраками" возникла связующая обе стороны общая тайна, которую он пока скрывал не только от Корлиса, но и от Инты. Сделать это было непросто и не потому лишь, что их жизнь протекала на глазах друг у друга, но и в силу его прямого характера. Кей не был болтлив, его даже считали молчуном: он знал цену словам и не разбрасывался ими. Но не был и скрытен. Прежде ему не приходилось скрывать что-либо: на Базе тайн не существовало, в них не возникало нужды. А сейчас, по крайней мере, две причины заставляли Кея хранить тайну. Одна заключалась в Корлисе. Ученый и без того болезненно переживал кажущееся или действительное интеллектуальное превосходство бывшего космокурьера. Можно было, конечно, посвятить его в суть электронного подсознания, привлечь к эксперименту, однако Кей не знал, выдержит ли психика Корлиса такую сверхнагрузку. В себе же он был уверен. Другая причина - не хотелось тревожить Инту, которая ждала второго ребенка. Думая об этом, Кей испытывал острое беспокойство: из ума не шел рассказ Сарпа. А вдруг и у них родится уродец? Сама же Инта сохраняла спокойствие, со стороны казавшееся безмятежным. - Все будет хорошо! - уверяла она мужа. - Говорю тебе это как врач. Наблюдаю за собой и вижу: нормально! Кей внутренне улыбался, слыша из уст Инты свое излюбленное словечко: как много все-таки они переняли друг у друга! Между тем Инта просто оберегала покой Кея. Она легко - даже слишком легко! - переносила беременность, но плод развивался с необычной быстротой. До родов, судя по срокам, было еще далеко, казалось же, что они начнутся завтра. Однако завтра наступало, а плод продолжал расти. Инта уже ловила на себе обеспокоенный взгляд Корлиса, а Кей по-прежнему ничего не замечал. Перестройка его мышления происходила отнюдь не гладко. При всем самообладании бывшего космокурьера первые подключения к электронному подсознанию вызывали у него шок. Как в далекие, уже подернутые патиной забывания дни, когда он впервые очутился в открытом космосе один на один со звездами, возникало тягостное ощущение собственной ничтожности, незащищенности перед могуществом мироздания. Но тоже как тогда ущербное чувство постепенно уступало место осознанию своей силы, питаемому гордостью за человеческий разум, осмелившийся противопоставить себя этому слепому, а следовательно, преодолимому могуществу. Теперь Кей мог общаться с "призраками" не в обычном для человека, а в неизмеримо ускоренном темпе, и не на своем, а на их, так же несоизмеримо возросшем, интеллектуальном уровне. Он не сразу понял, что в этом общении уже не употребляет слов и воспринимает тоже не слова, а мысленные образы, которые, примыкая друг к другу, как модули строящегося здания, создают в мозгу исчерпывающую ясность. Кей чувствовал, что "призраки" бережно, словно за руку, ведут его по ступеням интеллектуального развития. И с каждой следующей ступенью мышление раскрепощается, обретает все большую свободу. Давно уже он не испытывал к "призракам" неприязни. Ныне же, оставаясь живым человеком, одновременно чувствовал себя одним из них. Отключив блок электронного подсознания, оказывался прежним Кеем, таким же, как Инта или Корлис, а присоединив его к мозгу, превращался в "призрака". И это последнее состояние день ото дня становилось для него все более привлекательным. Он стал замечать, что медлительность разговора с другими людьми, даже столь дорогими ему, как Инта и Корлис, вызывает раздражение. И сам Кей в естественном своем состоянии казался себе тугодумом, с трудом ворочающим жернова слов. Ведь слова, которыми обмениваются люди, стремясь выразить мысль, невероятно ленивые я далеко не всегда добросовестные посредники... Мысль несет в себе первичную информацию, а слово упрямо трансформирует ее из совершенной формы в несовершенную, вторичную. И сколько потерь при этом происходит, сколько возникает недоразумений. Извращая мысль, слово ранит, и добро невольно становится злом... Число слов в самом совершенном языке ограничено, мыслям же нет предела. Подменяя мысли словесным "эквивалентом", человек обедняет их, приспосабливает к скудному словарному запасу, надуманным грамматическим правилам. Кей был уверен, что рано или поздно человечество перерастет языковой барьер. Люди избавятся от слов, перейдут, подобно "призракам", от речевого общения к мысленному. И это, как никогда, сблизит их, послужит взаимопониманию. Если бы научились мыслеобщению раньше, то не существовало бы множества различных языков, разобщенных культур, раскола. Не было бы лжи, измен и, в конечном счете, постигшей Гему катастрофы. Но было! Приходится все начинать заново, и в это есть единственный плюс: строить с нуля проще, чем перестраивать устоявшееся веками... ... Кей опустился а кресло и надел на голову шлем с датчиками. В поликристаллической пленке, устилавшей внутреннюю поверхность шлема, их были миллиарды, и каждому такому микродатчику соответствовал нейрон мозга. Связь между ними осуществлялась с помощью биоэлектрической индукции. Нелегко было поверить объяснениям Сарпа, что зондаж мозга вовсе не требует нейрохирургического вмешательства, вживления в нежную мозговую ткань множества электродов, как делали когда-то при лечении психических заболеваний. Но по примеру других гениальных решений биоиндукционная связь оказалась простой и в замысле своем поразительно изящной. Одно лишь не нравилось Кею. Вернее, вначале не нравилось. Простота идеи сочеталась со сложностью и громоздкостью реализующей ее аппаратуры. Аппаратура привязывала к помещению, где была смонтирована. Все эти разновеликие стойки с бессчетными блоками и субблоками, в каждом из которых таились миллионы, а то и миллиарды многокомпонентных микросхем, не позволяли распоряжаться телом. И пока Кей пребывал в состоянии "призрака", оно оставалось узником, накрепко запертым в четырех стенах. Впрочем, это не мешало Кею-"призраку" свободно перемещаться в пространстве, причем с быстротой мысли. Лишаясь на время плоти, он получал взамен энергетические возможности пространственно локализованного поля. Скромная идея электронного подсознания, вызвавшая, однако, изумление Сарпа, превратилась с его помощью в грандиозный замысел. Высказывая ее, Кей представить не мог, во что она вырастет. Открылся принципиально новый путь в развитии человечества. Исчезла пропасть, разделявшая людей и "призраков". Сама мысль о бессмертии, вызывавшая столь резкий протест со стороны Кея, приобрела иное толкование: не существующая в безвременье тень человека, а его продленная творческая жизнь - вот над чем следовало задуматься! ... Внутренне собравшись, Кей включил питание. Превращаясь в "призрака", он всякий раз испытывал сложное, в первый момент неприятное чувство. Тело деревенело, теряло чувствительность, переставало слушаться. Казалось, его разбивал паралич. И Кея охватывал страх: а вдруг это навсегда? Затем возникало чувство иной, не мышечной силы, независимости от ставшего чужим тела. Сознание, и до того казавшееся ясным, прояснялось настолько, что появлялась мысль: каким же тупицей я был минуту назад! И вот уже заново рождался по-настоящему великий человек, способный на равных общаться с природой, не покорять ее, а вести с ней мудрый и продуктивный диалог. ... Кей еще долго будет присматриваться к этому новому человеку, к себе, прежде чем решится позвать за собой Корлиса, все возрождающееся человечество... З Поединок с роботом В один из дней Игина вызвал по информу Председатель. - Вы работаете на износ. Нельзя так! - Иначе не умею, - ответил Игин. - Ну вот что. Вечером на центральном космодионе состоится первый чемпионат по скоростному спуску с орбиты. Вам, как управителю энергокосмического индустриала, присутствовать на нем будет не только интересно, но и полезно. Развлечетесь, а может, и в голову что-нибудь придет. - Едва ли... - с сомнением протянул Игин. В последние дни он и впрямь чувствовал утомление. И, что гораздо хуже, начинал сомневаться в себе. - Стоит! - заверил Ктор. - Сейчас я за вами заеду, полетим вместе. - Будь по-вашему! Расположенный в цветущей Нихаре, которая еще недавно была пустыней, космодион никогда не пустовал, но к их прилету здесь собралось рекордное число зрителей - свыше миллиона. Конечно, любой из них мог бы следить за ходом состязания по глобовидению, но эффект присутствия играл для болельщиков такую роль, что они не пожалели времени на дорогу, благо баллистические лайнеры покрывали самое большое расстояние за час. Мир переживал стремительный взлет не одного лишь искусства, но и технического творчества, самодеятельности, спорта. Люди заново учились бегать, прыгать, метать копье... Деградация спорта началась с того, что он становился все более профессиональным. В погоне за результатами прибегали к допинговым средствам, анаболикам. Рекордсменами становились в ущерб здоровью. Средняя продолжительность жизни спортсменов-профессионалов сократилась вдвое по сравнению с обычными людьми. А результаты росли все медленнее. Начали привлекать в спорт малолеток. Непомерные нагрузки уродовали их. Половое созревание задерживалось на годы. Нарушалась психика. Подавлялся иммунитет. В зените славы спортсмены были окружены всеобщим обожанием. Но когда победы сменялись поражениями, от недавних кумиров отворачивались, к ним сразу же утрачивали интерес. Избалованные популярностью, они воспринимали забвение как личную трагедию, да это и было трагедией... Увы, физические возможности человека не безграничны. Наступило время, когда рекорды вообще перестали повышаться. И это сразу же разочаровало болельщиков. Оказалось, что за роботов "болеть" гораздо интереснее: здесь предела рекордам не существовало. Пропал интерес и к спортивным играм, они уступили по всем статьям играм компьютерным. И вот теперь спорт возрождался на новой основе. Профессионализм был изгнан из него раз и навсегда. Рекорды не регистрировались. Честная спортивная борьба в каждом конкретном соревновании и переходящее первенство - таков стал девиз спорта. Победа, но не любой ценой! Возрождение спорта выразилось и в создании совершенно новых современных его видов. Самым молодым из них был скоростной спуск с орбиты, или, как он еще назывался, космический слалом, соединяющий в себе азарт гонки, импровизационную гибкость тенниса и ювелирную точность фигурного катания. Недавно построенный космодион был одним из грандиознейших сооружений Мира. Его П-образный периметр охватывал с трех сторон посадочную полосу и замыкался взлетной эстакадой, которая брала начало в глубине наклонной шахты и круто взбегала в небо. Параболическая огибающая трибун вздымалась на высоту сорокаэтажного здания. Трибуны соединялись с космопортом скоростными эскалаторами, доставляющими пассажиров на места за считанные минуты. С каждого места было видно все поле космодиона, включая наружную часть эстакады, и небо над ним. Но основная масса информации высвечивалась на гигантских полиэкранах, опоясывающих трибуны. Наступил момент торжественного открытия чемпионата! Над эстакадой взвился огромный голубой флаг, затрепетал в порывах ветра. Приветственное слово произнес председатель СКА - Спортивной космической ассоциации - Гюнт. Полиэкраны приблизили его крупное, словно вылепленное скульптором, лицо. Казалось, он не произносит предусмотренную церемониалом речь, обращенную к миллиону собравшихся на космодионе и миллиардам наблюдавших чемпионат у себя дома, а доверительно беседует с каждым - один на один. Гюнт говорил, что без спорта жизнь не может быть полнокровной, что космический спорт воспитывает в людях не только волевые качества и не только стремление к далеким звездам, но и сыновнюю любовь к своей родной планете - Миру... Сидевший по соседству с Ктором и Игиным высокий блондин в красном свитере с эмблемой СКА вполголоса втолковывал миловидной соседке, которая, очевидно, не разбиралась в правилах космического слалома: - Участники пока не знают стартовых координат и поэтому не могут заранее рассчитать коридор входа в плотные слои атмосферы, траекторию спуска. - А разве не все равно, как спускаться? - робко поинтересовалась девушка. - Удивляюсь тебе, Юли, - нахмурился блондин. - Не знать элементарных вещей! Если траектория слишком крута, космоплан может сгореть как метеор. Вспомни падающие звезды! - Какой ужас... - прошептала Юли. - Они же могут погибнуть! - Все предусмотрено, - тоном знатока успокоил блондин. - На космопланах есть специальный автомат-ограничитель, который не позволит перейти грань разумного риска... Тем временем Гюнт объявил чемпионат открытым и пожелал победы сильнейшему. Затем на полиэкранах возник популярный спортивный комментатор Арго. - Внимание, внимание! Только что произведена жеребьевка. Позвольте представить участников чемпионата. Номер первый - Ли! Юноша на полиэкранах приветственно поднял руку. Космодион аплодировал. - Номер второй - Рикко! Улыбка во весь экран, воздушный поцелуй, волна рукоплесканий. - Номер третий - Пет! Смуглое застенчивое лицо, скупой жест. Болельщики встают, приветствуя любимца. - Номер десятый... - сделал паузу Арго, - серийный робот ТМ-32, выступает вне конкурса. Погасли полиэкраны, косм