место. Агаев встал и начал внимательно рассматривать чертеж, затем возвратился к столу. Тикали часы, отсчитывая секунды... - Как же это я не учел? - бормотал Гасанов, скользя пальцем по чертежу. Можно ли продумать все до конца? Разве он специалист по всем отраслям техники? Откуда он должен знать, как опускать телевизор в трубу?.. Гасанов снова вспомнил Шухова. Этот инженер многое знал и многое умел. Он бы, наверное, мог решить такую задачу! В мучительном раздумье Ибрагим смотрел на чертеж. "Неужели мы не найдем выхода?.. Минуты идут... Будет поздно... Как же все-таки освободиться от трубы?" - Вот ведь какая беда! - словно про себя, озабоченно проговорил Керимов. - Держит... А ведь только рвануть за трубу, и все... - А если взорвать? - неуверенно спросил Нури, но вдруг вскочил с места и обрадовано закричал: - Конечно, взорвать! Надо опустить по трубе, через которую мы откачаем воду, толовую шашку с электрозапалом, - быстро говорил он, будто боясь, что его остановят. - Она опустится как раз над станком. Взорвем его крепление, и дом освободится. Взорвать совсем не трудно, только нужно рассчитать, чтобы не повредить клапан, который автоматически запирает отверстие, когда выходит из него труба... - Постой, постой, Нури! - предупреждающе протянул к нему руку Гасанов. - Не так быстро... - Он на мгновение задумался, посмотрел на чертеж и восторженно воскликнул: - Молодец! Ты понимаешь, что это самое простое решение... - По-моему, правильно, - сказал Агаев и улыбнулся. - Как ты думаешь, Али? - Надо начинать, - ответил Рустамов. - Итак, что нужно прежде всего? - Он наклонился над блокнотом. - Я думаю, надо попробовать, - подтвердил Агаев. - Все это сейчас подробно обсудим, но, не дожидаясь окончательного решения, подготовку начнем немедленно. Техническое руководство по подъему подводного дома возлагаю на инженера Гасанова. Гасанов молча смотрел на чертеж, обрадованный первым успехом найденного решения. Как здорово подсказал ему Нури! Этот любознательный парень никогда не работал по взрывной технике, однако интересовался ею. "Куда до него инженеру по переключателям!" невольно улыбнулся Ибрагим, вспомнив рассказ знакомого директора об американских радиоспециалистах. Кстати, надо учесть замечание Нури относительно автоматического клапана. При его повреждении из буровой не выкачать воду, она все время будет поступать снизу в отверстие для скважины. Подойдя к Агаеву, Гасанов ожидал приказаний. Огромная ответственность, которая с этой минуты легла на него, заставляла его думать о тех, казалось бы на первый взгляд непреодолимых, трудностях, что ждали его впереди. Директор молчал. Рустамов записывал в блокнот план работы. Только при четкой организации можно добиться успеха. Нури осторожно полез в карман за коробкой с загадочными кольцами, но тут же выдернул руку обратно. Столько еще впереди нерешенных настоящих задач! Саида неслышно подошла к Ибрагиму и шепотом стала рассказывать ему, как она предполагает увидеть на экране локатора опускающуюся трубу. Для этого на некотором расстоянии друг от друга она установит два ультразвуковых генератора непрерывного действия - тогда на экране будет видно два изображения этой трубы. Их надо будет совместить, чтобы определить истинное положение трубы в пространстве, то есть в воде. Это, конечно, трудно, но Саида сделает. Наклонив голову, Гасанов молча слушал ее и, хотя не очень разбирался в локации, понимал все, что сейчас нужно было понимать. Часы отсчитывали секунды... Глава двадцать вторая ДЕСЯТЫЙ ШАР Есть чудесные дачные места на Апшероне. Всего лишь тридцать минут от Баку - и вот вы уже бродите среди виноградников Шувелян, абрикосовых садов Мардакян, любуетесь новыми постройками из белого ноздреватого камня, выросшими здесь за последние годы. Но если вы хотите по-настоящему почувствовать всю прелесть и своеобразие здешней природы, пройдите прямо виноградниками к морю. Не бойтесь заблудиться а чаще виноградных лоз - они не скроют от вас горизонта, потому что в этих местах особенная лоза: она не тянется вверх, а стелется по горячей песчаной земле... Скромным и неинтересным кажется кустик здешнего винограда, распустивший свои плети, словно кавун на баштане. А может быть, и правда, не виноградники здесь, а украинские баштаны раскинулись на многие километры?.. Осторожно приподнимите ветку. Смотрите: под широкими пожелтевшими листьями висят тяжелые виноградные кисти. Они кажутся прозрачными, будто сделанными из стекла. Чудесные гроздья! Нет слаще и ароматнее их. И растут они только на этой земле, которая кажется такой скупой и неприветливой... Мариам слишком рано приехала на буровую. Испытания ее установки с новым долотом должны были начаться только через час. Оставив машину на промысле, она решила пройти к морю через виноградники. Шла она медленно и тяжело, словно боясь расплескать воду из переполненной чаши. Ее маленькие загорелые ноги в спортивных туфельках были исцарапаны о колючие травы, как будто разрисованы белыми тонкими линиями. Легкое зеленое платье трепетало и шелестело от ветра, как листья на виноградных кустах, среди которых она проходила. Девушка сняла соломенную шляпу с шелковыми листиками бледной весенней зелени. Мариам смотрела на них, будто ничего не понимая, затем машинально вытерла влажный лоб... Все здесь напоминало ей о том, что случилось этой страшной ночью: и радостное небо, и море, и даже виноградники. Ранним утром в день испытаний Мариам решила найти Васильева, чтобы попросить взять ее в подводное путешествие. После долгих поисков она встретила инженера возле института, откуда начинались виноградники. Васильев задумчиво бродил среди них. Да, там было все так же, как сейчас... Те же ползучие ветви виноградных лоз. Розовым казался песок под ними... "Осень. Вот и нет винограда! - смотря на прижатые к земле лиловато-розовые листья, задумчиво сказал инженер. - Не видно ни одной ветки". Мариам молча приподняла густую, распластанную на песке ветвь. Громадные, как абрикосы, ягоды тяжело спускались вниз. Они отливали голубизной утреннего тумана, а внутри казались наполненными жидким золотом. "Смотрите, Александр Петрович, это тоже золото! - не отпуская ветку, говорила Мариам. - Надо только уметь его увидеть..." Васильев с какой-то затаенной нежностью посмотрел на виноградную кисть. "Интересная жизнь у нас, Мариам! - сказал он тогда. - Вот, как будто бы пустяк: скромные, ничем не примечательные ветви лежат на песке. А ведь стоит только нагнуться, приподнять эту ветку, и сразу блеснет истинное золото. Вот и думаю я, что если внимательно посмотреть вокруг, пройти по улицам и полям, заглянуть в заводские цехи, шахты, лаборатории, школы... в любой дом, то всюду нам встретится советский золотой человек. Честное слово, Мариам, я не подберу ему лучше названия". Инженер бережно взял лозу из ее рук и опустил вниз, на теплый песок... Сегодня утром Мариам узнала от своего отца, что произошло в подводном доме. Она не могла этому поверить, побежала в институт. Там, когда уже не оставалось никаких сомнений, что все это правда, что Васильев остался один в морской глубине, Мариам села на окно в пустом вестибюле и долго смотрела в темный коридор. Девушке казалось, что сейчас из какой-нибудь лаборатории выйдет Александр Петрович, взглянет на нее серыми теплыми глазами и молча протянет ей руку... Мариам выронила шляпу, ветер подхватил ее и погнал по тропинке. Девушка рассеянно пошла за ней следом... Кончились виноградники. Гряда белого, блестящего песка, словно снежная полоса, отделяла их от моря. Ветер вздымал над ней как бы искрящуюся поземку. "На его родине скоро будет снег", подумала Мариам, взбираясь на песчаный холм. Места здесь были пустынные; обычно сюда никто не приезжал, кроме охотников и рыбаков. Навстречу девушке никто не попадался. Далеко в море уходили изрезанные трещинами скалы. В них часто прятались водяные змеи. Прилетали сюда и бакланы, охотившиеся в этих местах за рыбой. Мариам шла у самого берега, смотря в зеленую воду, и никак не могла освободиться от странного и неясного чувства, как будто бы она пришла сюда проститься. Она устала. Ее темные волосы нагрелись от солнца. Приложив руки к вискам, она только сейчас заметила, что оставила шляпу там, на винограднике... Сидя в расщелине скалы, где было сыро и прохладно, Мариам смотрела на плещущее у ее ног море. Здесь оно было темно-синее, с пенистыми клочьями. Почти черного цвета вода плескалась у входа в широкий грот. Мариам безучастно разглядывала его замшелые стены, облепленные ракушками и рыжими, высохшими водорослями. Она видела его черную глубину, куда никогда не проникают солнечные лучи. Холодным дыханием склепа веяло из этой морской пещеры... Мариам вздрогнула: ей показалось, что в темноте грота блеснул свет. Она вспомнила такой же зеленоватый свет под водой, который видела однажды при испытаниях подводного дома. Из грота вышел человек в черном блестящем плаще и морской фуражке. Осторожно ступая по камням, торчащим из воды, он остановился у выхода и направил луч карманного фонарика в темноту грота. Оттуда выплывал "Кутум", но уже с самолетным винтом. На палубе суетились молодые конструкторы, как всегда взволнованные перед испытаниями. Степунов - у мотора. Али, по обыкновению, возился со своей радиостанцией. - Стоп! Задний ход! - послышался знакомый голос. Человек в темном плаще повернулся лицом к Мариам, и она узнала Рагима Мехтиева, ее бывшего ученика, скромного копировщика из конструкторского бюро. - Товарищ капитан третьего ранга, разрешите обратиться! - весело крикнул с "Кутума" Степунов. Он не видел, что за ними наблюдает Мариам. - Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться! - снова крикнул он, видимо считая, что капитан не отвечает ему, обидевшись за недостаточно высокое звание. - Товарищ капитан... - начал Степунов. - Зачем кричишь? - гневно оборвал его Рагим и сразу прекратил очередное присвоение ему более высокого звания. - Уши оборву! - добавил он, готовый выполнить свою угрозу, не считаясь с отсутствием во флоте подобного дисциплинарного взыскания. Ему было стыдно перед Мариам: вдруг подумает, что он, взрослый, серьезный человек, занимается детской игрой? Он подбежал к Мариам и прерывистым шепотом заговорил: - Нам надо обязательно добраться до Каменной гряды... Скажите, Мариам, где сейчас может быть Александр Петрович? Он нам очень нужен. Девушка вздрогнула. - Александр Петрович задержался на испытаниях, - ответила она, овладев собой. Рагим был разочарован. - Нехорошо получается. Он нам... ну, прямо, не знаю как нужен! Понимаете, Мариам, - с сожалением сказал он, - большой секрет. Мариам удивленно посмотрела на Рагима, но тот как бы для того, чтобы на этом закончить разговор, скомандовал: - Полный вперед! Глиссер, медленно вращая винтом, поплыл вдоль берега. Флажок на антенне лениво заплескался в воздухе. - Самый полный! Жми на всю мощность! - приказал Рагим. Степунов до отказа повернул ручку реостата. - На последней кнопке, - сокрушенно ответил он. - Полная мощность. Электроглиссер медленно полз у берега. - Самый полный? - снисходительно спросила Мариам. - Напутали вы все, ребята. Рассказывайте: почему так получилось? - Мотор, наверное, не такой нужен. Аккумуляторы не дают мощности, перегреваются очень, - смущенно оправдывался Рагим. - Потом, Александр Петрович говорил, что при испытаниях всегда могут быть неудачи... Вот и... Тут Рагим увидел ползущую по берегу черепаху. Она вытягивала из-под щита змеиную головку и равнодушно смотрела на людей. Незадачливый конструктор с ожесточением бросил в нее камнем. - Ну, где ваш мотор? Показывайте быстрее! - сказала Мариам и взглянула на часы: у нее осталось еще полчаса до начала испытаний электробура. Настойчивые испытатели сняли с лодки мотор и притащили его к Маркам. Она внимательно осмотрела обмотки, затем нарисовала схему у себя в блокноте. Ребята с нетерпением поглядывали на опытного специалиста, каким в этих делах и была Керимова. - Вот так надо переключить секции. - Она показала Рагиму чертеж. - Соедините все аккумуляторы вот по этой схеме... И потом, самое главное... чтобы увеличить скорость, надо здесь пересоединить... Будущие специалисты наклонились над чертежом и внимательно слушали. Несомненно, Керимовой были хорошо знакомы схемы любых быстроходных моторов: она два года занималась электробурами. Молодые энтузиасты форсированных мощностей доказывали ей, что "линия жизни" у них ясная. Если могут токари-новаторы увеличивать скорости резания, то почему бы не заставить электромотор давать такую огромную мощность (правда, в небольшой промежуток времени), на которую он не был рассчитан. Мариам решила применить новую схему. Ребята сняли мотор с кронштейна, переключили обмотки, присоединили аккумуляторы. Они поняли, что от них требовала Мариам. Как будто бы все готово... Винт медленно завертелся и остановился. Рагим разочарованно посмотрел на застывший винт и приказал снова снять мотор. Не получается правильная техническая "линия жизни"! Нельзя от маленького мотора требовать чуть ли не самолетную мощность... Однако Александр Петрович говорил, что если захочешь, все можно сделать! Мариам тоже это утверждает... Проверим еще раз! Опять молодые техники склонились над капризным мотором, рассматривая концы обмоток и пересоединяя их по новой схеме. - Ну, теперь определенно готово! Поедете без меня, - сказал Рагим, вытирая лоб рукавом. Винт завертелся быстрее... еще быстрее... Глиссер сорвался с места. Над водой, как победный клич, взлетел восторженный голос Рагима. - Полный вперед! Следи за температурой кожуха! - кричал он. - Курс - Каменная гряда!.. Спасибо, Мариам, - обратился Рагим к девушке, когда лодка отчалила от берега. - Вот увидите, что обмотка не сгорит. Вы же знаете, какой нагрев выдерживает силиконовая изоляция... Подождите минутку, - остановил он Мариам, заметив, что та смотрит на часы. - Сейчас мы откроем "большой секрет". Увидите, какой подарок приготовлен Александру Петровичу! "Кутум" развернулся и, обойдя подводные камни, вылетел на простор из маленькой бухты. Мариам, сидя на камне, провожала глазами радужный круг глиссера. Рагим заложил руки за спину. Он чувствовал себя победителем. Пусть он был простым копировщиком! Он раньше умел переводить на кальку только чужие мысли, хорошо держал рейсфедер и знал, как провести тушью самую тонкую линию. А сегодня конструктор Керимова убедилась, что Рагим умеет не только копировать чертежи, но и выдумывать новые конструкции. Мариам встала, потерла онемевшую ногу и, слегка прихрамывая, подошла к юноше. - Молодец, Рагим! - мягко сказала она. - Вот видишь, теперь получилось... Александр Петрович... был бы доволен. Когда-нибудь и ты станешь таким же замечательным изобретателем, каким был Васильев. Будешь продолжать то, что он еще не закончил... - Она прикусила губу, чтобы не расплакаться, и, резко повернувшись, пошла по берегу. "Что она сказала? - удивился Рагим. - Почему "был"?" Он пожал плечами и, прищурив глаза от солнца, взглянул на возвращающийся глиссер. "Кутум" шел быстрее торпедного катера, скользил по воде, как гидросамолет... Нет, он просто летел со всей скоростью, на которую только был способен. А за ним мчалось облако. Оно подскакивало на волнах, будто догоняло его. Блестящее белое облако, как шар... Облако, приближаясь к берегу, становилось плотным и как будто осязаемым: электроглиссер тащил на буксире белый шар. Мариам не могла поверить своим глазам... Все девять шаров лежали во дворе института. Остальные находились в подводном доме... Значит, этот шар мог быть только оттуда... Нет-нет, успокойся, Мариам! Это лишь слабый проблеск надежды... Не помня себя от волнения, она бежала по берегу, увязая в песке, спотыкаясь и падая... Еще немного осталось, Мариам? Вон, смотри, "Кутум" уже у берега... Белый шар проплывает сквозь скалистые ворота... останавливается, слегка раскачиваясь на волнах. x x x Молодые испытатели с трудом тащили тяжелую пластмассовую цистерну на берег... Мешали подводные камни: шар в них заклинивался, и тогда его нельзя было сдвинуть с места. - Наконец-то! - еле отдышавшись, проговорил Степунов, вытирая потное лицо. - Вот какое дело, Мариам, - обратился он к девушке. - Секрет наш простой. Мы этот шар сегодня рано утром у рыбаков увидели. Говорим, что шар наш, институтский. Удостоверения, конечно, показали. Рыбаки подумали и отдали: "Берите, мол, если ваш..." - Стали к берегу тащить, - перебил его Али (он уже карабкался наверх цистерны), а мотор не тянет. Пришлось шар оставить на Каменной гряде. Зато сейчас наш глиссер как буксир на тысячу сил... Десять таких дотащит! - Чего расхвастался? Степунов сурово наморщил лоб. - Никакой в тебе научной скромности! У мотора коллектор чуть не сгорел, а ты... "десять дотащит", - передразнил он товарища и, сокрушенно покачав головой, направился к злополучному мотору. "Опять неудачи! - подумал Степунов. - Надо делать другой коллектор. Может быть, фарфоровый с пластинами из тугоплавкого металла?" Али смущенно проводил его взглядом, хотел возразить, но неосторожно повернулся и сорвался в воду. Разозлившись на свою неловкость, он крепко уцепился за пучок водорослей, запутавшихся в поручнях, и, упираясь босыми ногами в гладкие стенки шара, быстро взобрался наверх. Мариам стояла по колена в воде и, прижав руки к щекам, смотрела на цистерну. Она ничего не видела, глаза застилало туманом, кровь стучала в висках. Она чувствовала, как холодеют ее пальцы. С удивлением и беспокойством Рагим наблюдал за Мариам. "Чего она так испугалась?" подумал он и сказал: - Зачем бояться, Мариам? Ты думаешь - мина?.. Клянусь, она не взорвется!.. Александр Петрович потерял этот шар. Он с такими работает. Али с любопытством рассматривал выпуклый фонарь, в котором еле теплился красный свет. Фонарь был похож на огромный бычий глаз. - Может быть, аккумуляторы надо отсоединить? - спросил Али, обращаясь к Рагиму. - Нельзя трогать, - сурово ответил тот. - Придумал тоже - ковыряться в чужих аппаратах!.. Степунов, что там возишься? - крикнул Рагим. - Потом разберемся, а сейчас надо шар очистить и спрятать в грот! У Александра Петровича спросим, как дальше быть... Правильно, Мариам? Девушка очнулась от своего оцепенения. - Нельзя! Скорее откройте! - неистово закричала она. Путаясь в водорослях и спотыкаясь о камни, Мариам подбежала к шару. Стараясь обхватить его обеими руками, она прижималась к холодной стенке, словно сквозь нее хотела услышать биение живого человеческого сердца... Зачем обманывать себя, Мариам? Разве можно остаться живым в этой наглухо закрытой коробке?.. Прошло уже много часов... Нет, Мариам не хотела этому верить и думала, что, может быть, наверху, возле люка, есть какое-нибудь отверстие, открывающееся изнутри... Это была последняя надежда. - Откройте люк! Скорее... скорее! - говорила она, скользя рукой по мокрой поверхности шара. Рагим ничего не понимал. Он растерянно смотрел на девушку. Всегда спокойная, Мариам вдруг так взволнована, настаивает немедленно открыть шар... "Тут что-то очень серьезное", решил Рагим и сделал знак Степунову. Вдвоем с Али они стали отвинчивать крышку люка... Туго поддавалась скрипящая нарезка. Наконец люк открыт. Степунов вытянул подбородок, уперся им в нарезной борт и заглянул вниз. Смотрел он долго и сосредоточенно... Мариам казалось, что она больше не выдержит. "Ну говори же, говори, Степунов!" хотела вымолвить Мариам, но у нее не хватало дыхания. - Шар пустой! - заключил техник и, вздохнув, заметил: - Аккумуляторы подходящие. Вот бы к нашим добавить! - Там никого нет? - прошептала Мариам. Ребята растерянно переглянулись. Кто же может быть в этом завинченном наглухо шаре? "Уж не случилось ли чего с Мариам? - с тревогой подумал Рагим. - Странно она себя ведет". Он много видел конструкторов, изобретателей, сам, можно сказать, тоже изобретатель. Ему понятно их нетерпеливое любопытство, если дело касается чего-либо нового в технике. Но такого ни с кем не бывает... Об этом же думал и Степунов. И только Али Мамедов, самый черный из всех ребят и самый молодой из техников на опытном заводе, неистовый радиолюбитель, неисправимый фантазер и мечтатель, почему-то первым прочел в глазах Мариам то, о чем она боялась сказать. Али скользнул в люк, повис на руках и спрыгнул вниз, на дно шара. Настала такая тишина, что, казалось, даже волны остановились где-то на полпути к берегу, боясь нарушить ее своим плеском. Прильнув ухом к стенке шара, Мариам слышала шлепанье босых ног, затем какое-то царапанье. - Нет тут никого, - послышался гулкий, как из бочки, голос Али. Мариам не понимала, что же она должна делать - радоваться или вновь мучиться: в шаре никого не нашли, но исчезла и надежда увидеть Васильева живым. Из люка появилась голова Али. В зубах он держал черную клеенчатую тетрадь и, упираясь в борта, старался выбраться из шара. Наконец он вылез и высоко поднял тетрадь. Руки товарищей протянулись к ней. Но Али, соскользнул с шара всем известным способом, как многие в детстве скатывались со снежных гор без салазок, плюхнулся в воду и передал тетрадь Мариам. Пытаясь овладеть собой, дрожащими, неповинующимися пальцами она взяла тетрадь и открыла на первой странице: "А. Васильев. Технический дневник". Все поняла Мариам. Он послал тетрадь, чтобы не погибли вместе с ним его записи. Перелистывая страницы, она смотрела, как сквозь мутную пленку, на числа, формулы, чертежи. Вот день, когда Мариам впервые увидела Васильева в его лаборатории. Дальше снова какие-то эскизы... А это... последняя ночь - 30 сентября... Мариам дрожала от еле сдерживаемых рыданий. "Итог последних лет", прочитала она, глотая слезы, а дальше внизу: "Что-то будет?" Мариам перевернула новую страницу и вздрогнула от ощущения чего-то страшного и неотвратимого. Это его последние слова... Через всю страницу наискось тянулись строчки, написанные красным карандашом. Глава двадцать третья "ВСЕ БУДЕТ СДЕЛАНО ДЛЯ СПАСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВА. Только что кончилось совещание в кабинете директора. В пепельницах - горы окурков. Голубой дым, похожий на тонкую пряжу, тянулся в окно. Агаев и парторг остались одни. - Понимаешь, Джафар, - как бы продолжая прерванный разговор, начал Рустамов, - поднять васильевскую конструкцию очень трудно, но, как видишь, можно! А это получается только потому, что по своей натуре, по своему воспитанию каждый из наших людей в какой-то мере изобретатель... Для советского человека, как иной раз мне кажется, просто нет неразрешимых задач. - Сейчас я в этом убедился, - согласился директор. - Однако танк мы успеем поднять к вечеру, но... найдем ли мы Васильева живым? Вот в этом я не уверен. Рустамов поднял строгие глаза. В них таилось недовольство. - Что ты хочешь этим сказать? - спросил он. - Буквально несколько минут назад профессор Гусейнов утверждал, что для одного человека при данной кубатуре воздуха хватит до завтрашнего утра... - Я не о том, - нервно перебил его директор. - Воздуха хватит... А мужества? Ты об этом забыл? Васильев, так же как и мы с тобой, понимает, чего ему следует ожидать... Так не лучше ли сразу открыть все кингстоны. - Этого никогда не может быть! - Почему? - Он коммунист... Агаев молчаливо согласился и подошел к окну. - Люди у нас особенные, Джафар, - после недолгого молчания сказал парторг. - Вот и верим мы им, как себе... А если попадаются негодяи, то приходится к ним присматриваться. Уж не с той ли они стороны?.. Сегодня ко мне прибежал Нури и стал доказывать, что "рыбаки", которых задержали ночью пограничники, люди не наши, а чужие... И знаешь, чем он это доказывал? Говорит: не могут наши люди друг друга топить. А он сам видел, как "рыбак" на баркасе в отчаянии и злобе отрывал пальцы своего товарища от руля. - Кстати, он что-то говорил о цилиндре с крюками? - Об этом спрашивали этих "героев". Они отрицают, причем будто, бы убедительно. "Парню, наверное, со страху осьминог почудился" - именно так и сказал один из них... - Рустамов взглянул на часы. - Следователь не мог меня дальше задерживать. Он, конечно, знал, что сейчас самое главное - успеть спасти Васильева... Но, понимаешь, какая история... - Он подошел к двери и, приоткрыв ее, посмотрел в приемную. - Этого "председателя артели" видели на площадке лестницы, где находится квартира Васильева... Странное совпадение! Громкий стук в дверь заставил Рустамова обернуться. - Войдите! - сказал директор. Кто-то застучал еще сильнее. Рустамов быстро подошел к двери, распахнул ее и столкнулся с Мариам. Она не могла перевести дух от волнения и дрожащей рукой протягивала парторгу тетрадь. - Салам, Керимова! - приподнявшись в кресле, приветствовал девушку директор, с удивлением смотря на ее запыленное и мятое платье. - Что там случилось? Рассказывай! Поминутно оборачиваясь к двери, откуда выглядывали головы ребят, Мариам сбивчиво и взволнованно рассказала о том, как они нашли шар, нашли дневник и - уже совершенно ненужное - как они вчетвером мчались на ее машине, стараясь поскорее добраться до города. - Довольно, Мариам! Все ясно... Надо немедленно искать, - перебил ее путаную речь Рустамов и протянул Агаеву тетрадь, раскрытую на последней странице. Директор вытер голову платком и медленно прочитал вслух: - "Всем, кто найдет этот шар. Срочно сообщите: Баку, Институт нефти, Агаеву. Следите за второй цистерной - она без света, пытаюсь спастись. Тетрадь перешлите по тому же адресу. А Васильев". - Несомненно, вторая цистерна вылетела, - убежденно сказал Рустамов, как бы отвечая на немой вопрос директора. - Если она без света, то ее очень трудно найти... - Непонятно... Совсем непонятно... - удивленно говорил Агаев, перелистывая страницы дневника. Из тетради выпал розовато-коричневый листок. Мариам быстро подняла его и передала директору. - Еще одна загадка, - уже недовольно заметил он. - Это что-то вроде записи на строчечном магнитофоне. Проверим на всякий случай... Али, скорее звони командиру авиачасти! Поиски начнем немедленно. Он подошел к стоящему в углу столику с магнитофоном, долго возился с ним и наконец закрепил под головкой звукоснимателя очень маленький целлофановый листок, найденный в тетради. Послышалось шипенье, и вдруг все узнали голос Синицкого: "Прошу сообщить в Геологоразведочный институт, что студент Синицкий несколько задерживается... по не зависящим от него обстоятельствам..." - Надо торопиться! А я тебе что говорил, Али? Не мог этот парень утонуть! - Агаев суетился. Нажимая кнопку звонка, он одновременно смотрел на часы. - Значит, они оба живы. Ты понимаешь, Али, и Синицкий тоже!.. Но как же он остался в подводном доме?.. Нури утверждал, что сам отправил цистерну с Синицким. Нет уж, мы не можем его второй раз потерять... Агаев говорил все это радостно и возбужденно. Мариам никогда не видела его таким словоохотливым. - Погоди, Джафар, - остановил его парторг, записывая что-то в блокнот. - Давай по порядку. Подготовка к подъему уже идет... Сейчас найдут командира авиачасти. Я уже звонил. Но для поисков цистерны этого мало. Нужны десятки самолетов, катеров, глиссеров... Помогут аэроклуб, яхтклуб, мореходное училище... - Разрешите и нам? - неожиданно для всех проговорил Рагим. - Мы проверим прибрежную зону до самого Сумгаита. Никто не замечал ребят, которые все время стояли у двери, видимо ожидая, что у них будут спрашивать, где и как они нашли шар. - У нас есть своя лодка, - добавил Степунов, вытягивая голову из-за спины Рагима. - Побыстрее любого катера! - не удержавшись, прихвастнул маленький Мамедов. - Электроглиссер! Парторг снисходительно улыбнулся: - Как же, слыхали! Испытания форсированных режимов. - Откуда? - обеспокоено спросил Рагим. - Мы же никому ничего... - Так уж и никому?.. Как у нас часто говорят: "Узнала тетя - узнал весь свет"... Ну ладно, молодцы, потом... Спасибо, что шар притащили. - А второй мы будем каждый день искать, - решительно заявил Степунов. - Конечно, после работы, - поправился он, искоса взглянув на директора, который нервно стучал по рычагу телефона. - Рыбаки нашли, и мы попробуем. Только вот аккумуляторов не хватает... Нам бы... Он не договорил: Рагим предостерег товарища от неуместной просьбы, больно ущипнув его за локоть. - Ай, балам!1 - воскликнул парторг. - Удивительные ребята... Аккумуляторы, наверное, директор вам даст. Как не помогать изобретателям! Ну, а вот шар постараемся разыскать сами... 1 Балам - по-азербайджански "дитя". Мариам сурово взглянула на юных техников и вместе с ними вышла из кабинета. Рустамов проводил их до двери. Директора только что вызвали к телефону. Он говорил необычно взволнованно и вместе с тем не мог скрыть от парторга радостного блеска глаз. - Да-да, очень трудно, - говорил директор. - Но у нас есть одно коллективное предложение. Будем пробовать... Уверен ли в успехе? Я должен быть уверен! Времени осталось мало... Да, уже приступили... Ваша помощь? Очень благодарю. Вечером подробно доложу... - Директор заторопился, испугавшись, что разговор может окончиться, а он еще не сказал самого главного. - Одну минуту!.. Только сейчас мы получили известие о Васильеве. Он... Нет-нет, это неизвестно. Возможно, жив... Записка в цистерне... Мы решили... - Он прислушался и переспросил: - Приехать немедленно? Прямо в ЦК?.. Есть! Агаев быстро надел фуражку: - Ты знаешь, кто мне звонил? Парторг утвердительно кивнул головой. - Значит... - Значит, - перебил его Рустамов, - все будет сделано для спасения Васильева. x x x На плавучем острове Гасанова уже давно начались работы по подъему подводного дома. Катера, баржи, краны, мощные силовые установки сгрудились вокруг острова. Он стоял, не шелохнувшись, на волнах, так как его многометровая площадь намного превосходила длину самой большой каспийской волны. Он словно опирался на них. В центре острова, на решетчатой ферме, находилась командная будка. Она со всех сторон была закрыта стеклом, сквозь которое виднелись аппараты, и рядом - человек в темном комбинезоне. В будке, широко расставив ноги, уверенно и спокойно стоял конструктор плавучего острова Гасанов. Он подавал команды в микрофон. В репродукторах все время гремел его голос. Гудели моторы, всхлипывали насосы, шипела дуга электросварки, звенели трубы, падая на железный пол. - Начали! Опустить балласт! - приказал Гасанов и торопливо спустился по лестнице из командной будки. Он подошел к Саиде и, обняв ее за плечи, наклонился над экраном ультразвукового локатора. В мерцающем светлом поле ползла сверху вниз тень прямоугольника. От нее к верхнему краю экрана шла черная линия трубы. Саида была молчалива и сосредоточенна. Она осторожно вращала микрометрический винт наклона объектива. Все ниже и ниже скользил взгляд локатора. Уже можно было различить силуэт подводного танка. Балласт и труба опускались мимо. - Левее, левее! - закричал Гасанов. Голос его потонул в реве пронесшейся над головой эскадрильи гидросамолетов. - Туман... Не найдут, - сказала Саида, провожая их глазами. Затем снова наклонилась к экрану: - Боюсь, что и мы не успеем... - Должны! Чего бы это ни стоило... - стиснув зубы, проговорил Гасанов. - Понимаешь, Саида, должны! Он побежал к командной будке. ...Наступил вечер. По белой, блестящей поверхности острова скользили тени людей и машин. В разных местах: у лебедки, у моторов, у насосов - везде и всюду появлялась фигура Гасанова. Он был весь в движении. Словно подчеркивая напряженность обстановки, метались по воде яркие, будто раскаленные лучи прожекторов. Наконец удалось опустить балласт на крышу подводного дома. Включили электробур. Он вращался с бешеной скоростью. Мариам рассчитала, что в данном случае можно допустить десятикратную перегрузку. Прижав руки к щекам, затаив дыхание, она смотрела на экран. Алмазная коронка вгрызалась в сталь. Надо было просверлить почти мгновенно, иначе вся установка может соскользнуть с куполообразной крыши. Труба надежно вошла в толстую броню. Мариам облегчением вытерла глаза: от напряжения или, скорее, от радости у нее показались слезы. Зачавкали насосы: они выкачивали воду из буровой подводного дома. Толстая струя, похожая в свете прожектора на расплавленную сталь, хлестала за борт плавучего острова. Дом освобождался от воды. Сквозь трубу опустили вниз трос с прибором, определяющим уровень воды в буровой. Уже можно было готовить толовую шашку. Заряд осторожно спустили в трубу. За ним тянулся провод. Вот он уже спустился до самого устья скважины в буровой. Нури дрожащими руками взял подрывную машинку. Гасанов взмахнул рукой. Ток побежал по проводу, и электрозапал взорвал шашку. Из воды показалась длинная труба с гигантским шлангом, подвешенным к подъемному крану. Она медленно выползала из глубины, словно чудовищная, исполинская змея. Саида застыла у экрана локатора: она следила за поднимающимся подводным домом. Вдруг он остановился и пошел вниз. - Пустить снова насосы! - закричал Гасанов. - Сколько осталось до поверхности? - спросил через репродуктор парторг. Сейчас он находился вместе с Гасановым в стеклянной будке командного мостика. - Сто метров, - сообщил Нури, взбегая по лестниц к Рустамову. Али Гусейнович удовлетворенно вздохнул: - Ну как, Нури, поднимем? А? Нури широко улыбнулся: - Обязательно!.. Сами понимаете, ради хорошего человека чего не сделаешь. А он просто... замечательный! - Так что ж, по-твоему, Синицкий годится в друзья? - О! - Нури поднял палец над головой, выражая этим высшее восхищение. - Настоящий москвич! - А помнишь, как ты его встретил на первых испытаниях? Хитро прищурившись, Нури сокрушенно ответил: - Позвольте и мне вспомнить нашу азербайджанскую поговорку: "Ишак может ли понять, что такое шафран?" Вот тогда я таким ишаком и оказался... Парторг рассмеялся и ласково потрепал юношу по плечу: - Ты это скажи своему другу Синицкому. Скоро ты с ним встретишься... будем, конечно, надеяться. К локатору подошла Мариам и стала рядом с Саидой, внимательно смотря из-за ее плеча на экран. - Саида-джан! - вдруг сказала Мариам. - Твой аппарат и на поверхности воды может видеть металлические предметы? Подняв глаза. Саида пристально посмотрела на подругу: - Я понимаю тебя, Мариам, но ты же знаешь, что цистерна не железная. Никакими локаторами пластмассу сверху не увидишь, - вздохнув, сказала она. Вероятно, скоро настанет утро. Гасанов боялся взглянуть на стрелки часов, которые отмечали, сколько осталось человеку жить, сколько осталось в подводном доме глотков воздуха. Если до утра его не поднимут, то... Прожектор осветил трубу с изогнувшимся шлангом, похожим на вопросительный знак. Вдруг шланг оборвался, и труба исчезла под водой. - Опять! - в отчаянии крикнул Гасанов и побежал вниз. Он прыгал через несколько ступенек по лестнице, ведущей из командной будки. У борта плавучего острова стояли два мастера. - Как и тогда, вниз пошел, - сокрушенно сказал Пахомов. - Не выдерживает труба, ломается... - А может, ей поплавок дать? Легче будет, - заметил Керимов. - Надо поговорить с Ибрагимом Аббасовичем. - Конечно, попробовать можно. И оба мастера заспешили к Гасанову. Светало... Туман стал розовым - цвета вишневого киселя с молоком. x x x Летели самолеты над Каспием. Плыли сквозь густой туман теплоходы, катера, танкеры. В их радиорубках безумолку стучали ключи. На берегу работали радиомаяки и радиолокаторы. Радисты вслушивались в сигналы с кораблей. Другие ловили передачи с самолетов. Агаев подошел к видеотелефону. На экране появилось изображение человека в очках, с седыми усами: - Сколько квадратов уже обследовано? Докладывать мне каждый час! Туман повис над морем, густой, плотный. В нем потонули и корабли и самолеты. Рев торпедных катеров стал глухим. Самолеты один за другим возвращались на аэродромы. Подплывали к берегу торпедные катера. - Ничего не обнаружено. Туман, - слышал Агаев неизменный ответ начальника аэроклуба. - Туман. Ничего не заметили, - докладывал ему человек в морской форме. Туман, как дымовая завеса, окутал весь Каспий. Глава двадцать четвертая В ЦИСТЕРНЕ Васильев очнулся от оглушительного грохота, будто бы тысячи тонн скрежещущей стали рушились на него. Ему казалось, что он вновь испытывает свой тяжелый танк, законченный в последний год войны. Так же гремят гусеницы, танк мечется по оврагам, ломает деревья... Грохот, лязг железа... Душно... Но что с ним было сегодня?.. Он помнил, что Синицкий потерял сознание... Помнил, не хватало воздуха - так же, как сейчас. Но что было потом, он вспомнить не мог. Нельзя собраться с мыслями... Трудно дышать... Ему казалось, что он то опускается на дно, то снова взлетает куда-то вверх... Он почему-то был уверен, что стоит ему только вспомнить свои поступки, движения, мысли - все то, что происходило до того, как потерял сознание, и он будет спасен... Напрягая всю свою волю, инженер постепенно, с трудом припоминал отдельные картины. Вот он сидит в кресле, Синицкий склонился рядом. В тусклом свете фонарика виноград на тарелке кажется золотистым, будто в нем застыли частицы солнечных лучей. Васильев помнит, как невольная ярость овладела им. Там, наверху, солнце, голубое небо, ветер, прилетевший с гор, радостные улицы... Там жизнь, люди... Там ждет Мариам. Вот ее лицо: оно тускнеет и пропадает... А это кто? Опять выплывает из темноты лицо плачущего мальчугана на улице немецкого городка... Гудят американские самолеты, с ревом бросаются вниз на истерзанную, молчаливую землю... Васильев вскрикивает, как от страшного удара. Он опять видит фотографию сына в костюме американского солдата. Нет, это не сумасшествие! Он видит каждую строчку письма... Он должен бороться, кричать на весь мир о невиданной человеческой низости, о людях, которые не смоют с себя проклятья в веках!.. Мало этого, мало!.. Пусть фонтаны нефти зальют им глотки! Пусть задохнутся они, когда узнают о нашем богатстве, что открыли мы на дне морском! Они боятся его: оно движет наши машины на полях, дорогах и стройках и, если нужно, будет помогать защищать наше право на мирное небо над мирной землей! И только он, инженер Васильев, никогда не сможет увидеть этого неба и воевать за него... Ярость душила Васильева. Он разорвал воротничок, чтобы легче было дышать, и думал только об одном: надо вспомнить, вспомнить, что было дальше... Он тогда искал способ, как спастись в цистерне. Так... не торопись... мысль ускользает. Надо замкнуть ток в рубильнике... Но как это сделать? Провести провода внутрь шара? Невозможно! Сквозь крохотную дырочку, оставленную для проводов, под огромным давлением ворвется вода и пронзит его тело, как острый клинок. "Что же было дальше?" вспоминает Васильев. Опять мелькают картины: вот он перелистывает тетрадь, на глаза попадается эскиз сигнальной лампы с колпаком из толстого стекла снаружи шара... Как же к ней идут провода от аккумулятора? Ну конечно, через герметически изолированные втулки... Вот оно, спасительное решение!.. Тогда он побежал в торпедное отделение - там еще тяжелее дышать... Выпустил шар с тетрадью. Значит - в два раза больше вероятности, что найдут его самого! Нельзя рисковать временем... можно потерять сознание, а то бы он отправил все оставшиеся шары с записками... Нет, не так... Воздуха уже не было в баллонах. Потом он вспомнил, что тащил Синицкого... Нельзя его отправить в шаре: он без сознания... задохнется. Наверху, наверное, уже никого нет. Некому открыть люк... Как тонкая нить, обрывается память. Но вот снова проблеск сознания: остатки сжатого воздуха медленно выталкивают воду из шлюзовой камеры... Он открывает тяжелую, герметическую дверь, вползает в камеру, с большим трудом устанавливает шар. Разбирает колпак фонаря и через проходные втулки соединяет провода с рубильником. Берет с собой аппарат Саиды, фляжку с водой, кусок провода, чтобы замкнуть им два контакта уже внутри шара. После этого опускается в его люк... Дальше Васильев опять ничего не помнит... Наверное, он впустил воду в торпедное отделение, замкнул контакты и... Где же он сейчас? Инженер привстал на колени и начал ощупывать стену... Она была холодная и скользкая. Он провел широко расставленными руками вдоль ее поверхности и почувствовал, что стена закруглялась... Значит, это цистерна?.. Внизу лежал аппарат Саиды... а рядом - что-то мягкое... Мутилось сознание... Ведь это Синицкий! Васильев вдруг вспомнил, как опускал юношу в люк шара... Инженер чувствовал, как его подбрасывало то вверх, то вниз... Значит, он на поверхности, на волнах... Шар резко подскочил вверх, наверное его взметнуло на гребень волны. Васильев упал. Скользя на четвереньках по гладким стенкам, он пытался добраться до люка. Если он его не откроет, то погибнет, как мышь в банке... Васильев ощупывал руками гладкие стенки. Но шар бросало в стороны, и он, не удержавшись, падал снова... Наконец ему удалось уцепиться за ящик аккумуляторов, укрепленный возле люка, где находился фонарь освещения. Лампы в нем не было: Васильев снял ее, чтобы использовать переходные контакты... Дышать становилось еще труднее. Герметизация была надежной: ни одна капля воды, ни один глоток свежего воздуха не проникали внутрь цистерны. Инженер вспомнил, как он гордился удачными испытаниями герметичности шаров при высоком давлении... А сейчас он тщетно искал хотя бы маленькое отверстие, микроскопическую дырочку. Он бы прильнул к ней и пил, пил без конца, жадными глотками морской живительный воздух!.. Уцепившись за выступ аккумуляторной батареи, Васильев старался повернуть крышку люка. Это оказалось невозможным. Видимо, завернуть ее было легче, а открыть нехватало сил... "Должно быть, наглухо заклинилась от ударов волн", подумал инженер, пытаясь найти точку опоры. Шар бросало из стороны в сторону. Иногда Васильеву удавалось упереться руками в крышку. Наклонись всем телом влево, он рывками пытался сдвинуть ее с места... Напрасно! Шар снова падал куда-то вниз. Тело становилось легким, почти невесомым, будто растворялось в пустом пространстве цистерны. Руки беспомощно скользили по стенкам, опоры не было. И опять Васильев карабкался к люку... Наконец он надежно уперся в крышку руками, но она не поддавалась. Холодный пот выступил на спине, поползли противные струйки... Неужели все кончено и для него и для Синицкого? Зачем нужно было стараться вырваться из подводного дома? Не все ли равно, где задыхаться: под водой или здесь, уже на поверхности?.. Он шарил дрожащими руками по внутренней плоскости крышки. Хоть бы какой-нибудь выступ, чтобы уцепиться, упереться в него!.. С горечью подумал инженер, что при конструировании шаров нужно было бы предусмотреть скобы изнутри. Но кто мог предполагать такое необычайное использование его нефтяных цистерн? Васильев терял сознание. В ушах будто гудели тысячи колоколов... Почему-то вспомнилась пушкинская сказка о царевиче в бочке... Ее выбросило на берег, мальчик поднатужился плечами и вышел на свободу... Стенки из пластмассы, крепкой как сталь, - не деревянная клепка. Они не могут лопнуть даже в сказке... Опять приходят на память самые невероятные сравнения: какой-то американец ради рекламы и долларов показывал свою выносливость и крепость черепа; в заколоченной бочке он спустился по реке в Ниагарский водопад и как будто остался жив... А он, советский инженер, должен погибнуть, когда спасение так близко!.. Нет, он будет жить, пока мыслит, пока не погасла в нем воля к жизни... Смертельной опасности он может противопоставить не физическую силу и не выносливость, а смелую мысль, умение решить любую техническую задачу. Вот оно, единственное оставшееся оружие капитана подводного дома!.. Может быть, чем-нибудь упереться в крышку, чтобы не скользили пальцы? Он опустил руку в карман и там нащупал "загадочное кольцо" Нури. "Кольцо, кольцо..." повторял инженер. Ему уже казалось, что найдено решение... Он вспомнил о проводе, которым замыкал контакты на переходных втулках, ощупью нашел его и коснулся им гаек аккумулятора... От короткого замыкания вспыхнула ослепительная искра. Инженер закрыл глаза и еще раз повторил опыт... В свете искры он разглядел металлическое кольцо, удерживающее ламповый патрон. Кольцо было закреплено обыкновенными винтами. Кому же, как не самому конструктору, знать устройство освещения цистерны. Он знал, что стоит только отвернуть кольцо, убрать резиновые прокладки, и круг с ламповым патроном упадет внутрь шара. Тогда - воздух и желанная свобода!.. Но чем отвернуть?.. Он снова стал шарить по карманам. Только погасший фонарик... никаких отверток. Инженер вытащил жестяный цилиндрик, выбросил из него разрядившиеся батарейки, затем линзу, лампочки и каблуком старался сплюснуть корпус фонарика, чтобы получить подобие отвертки. Это оказалось очень трудным. Но вот нижняя часть трубки смялась, и Васильев попробовал отвернуть ею винт. Ничего не выходило. Самодельная отвертка оказалась слишком широка. Тщетно инженер пытался уменьшить ее ширину. Это было невозможно... Вот если бы в эту сплюснутую трубку вставить какую-нибудь пластинку! Васильев опять стал искать в карманах... В уголке затерялась монета. Никогда в жизни он так не радовался никакой находке! Он закрепил ее в трубке - она точно пришлась по диаметру. Напрягая последние усилия, Васильев подобрался к кольцу и стал отвинчивать винты. Их было много. Пальцы уставали от напряжения. Сил оставалось совсем мало. Дышать было нечем... Он падал при каждом резком ударе волн, скользил на дно шара и вновь карабкался вверх... Монета выскакивала из трубки. Боясь ее потерять, инженер брал монету в зубы и стискивал так крепко, будто старался раскусить надвое... После каждого отвинченного болта он ощупью пересчитывал оставшиеся. Сколько их? Сколько глотков воздуха осталось в цистерне? "Еще, еще немного! - подбадривал себя инженер. - Скоро воздух, свет, жизнь!.." Он и Синицкий опять увидят яркое, голубое небо, вышки и виноградники... Кольцо, удерживавшее колпак, со звоном упало вниз. Осталась резиновая прокладка. Ее надо было оторвать. Васильев обломал все ногти - резина не поддавалась. В отчаянии он стал рвать ее зубами. Еще несколько секунд, и он уже не выдержит... Но вдруг Васильев почувствовал, что кровь его израненных десен стала соленой - она смешалась с каплями морской воды. Вода проникла сквозь щели у резинового кольца! В последнем усилии, не разжимая зубов, он дернул головой и повис всем телом на резине. Свежий, опьяняющий воздух ворвался в шар. Взмахнув руками, инженер скатился вниз. x x x Брызги волн ворвались в открытое отверстие и тонкими струйками побежали по лицу. Васильев глубоко вздохнул. Битва за жизнь была выиграна! Самое страшное осталось позади. Наклонившись к Синицкому, Васильев взял его руку. Пульс бился слабо, но дыхание - инженер чувствовал его на своей щеке - было ровным, спокойным. "Ничего, скоро очнется". Что делается в мире? День сейчас или ночь? Где находится шар? Виден ли берег? Все эти вопросы сразу встали перед ним. В дыре наверху было темно - значит, ночь. Оттуда шел дождь: это волны метались над шаром, и брызги их ливнем падали вниз. "Наверное, шторм все еще продолжается, - подумал Васильев. - Хорошо, что на дне цистерны укреплен балласт, иначе она бы перевернулась". Он снял с себя рубашку и, скомкав, заткнул ею отверстие. Васильев чувствовал себя в относительной безопасности. Никакая буря ему не страшна. Толстые стенки цистерны выдержат натиск любого урагана. "Это тебе не деревянная бочка ниагарского смельчака!" подумал он и, усевшись на дне шара, с наслаждением вытянул ноги... Спокойное состояние длилось недолго. Страшная катастрофа в морской глубине снова всплыла перед глазами. Вот он, "итог последних лет", вспомнил Васильев свою запись в дневнике. Все погибло... Все, чему он отдал последние годы жизни. Погибли труды тысяч людей. И если он останется жив, как он сможет смотреть им в глаза?.. Инженер снова наклонился к Синицкому. Глубокая отцовская нежность вдруг возникла в его душе... "Родной мой! Все из-за меня". Опять он вспомнил бледное лицо юноши, когда тот старался улыбнуться и жадно, широко раскрытым ртом ловил последние остатки воздуха в стальной коробке... По привычке студент вынимал гребенку, поправлял галстук и ничем не хотел показать Васильеву своего страха... Снова и снова прислушивался инженер к дыханию Синицкого... Надо дать ему воды. Он ощупью нашел отделение для аккумуляторов. Где-то здесь была фляжка, которую он предусмотрительно положил сюда и закрепил куском проволоки. Куда же она девалась?.. Может быть, выскользнула?.. Стараясь подавить беспокойство, Васильев стал шарить внизу. Вот аппарат Саиды, сигнальные ракеты. Но где же фляжка? Где?.. Наконец он нашел ее, однако фляжка была пуста: наверное, крышка оказалась плохо завинченной. Вода вылилась и смешалась с морской, что плескалась на дне шара, под балластом. Васильев зябко поежился, будто от холода. У них нет ни капли воды да, кстати, и ни крошки хлеба. ...Шторм утихал... Васильев подтянулся на руках и вытащил из дыры для фонаря смятую рубашку. Над головой засветилось розовое пятно. Так в необычайном шарообразном доме наступал рассвет. В этом доме уже стало возможно дышать, появился кусочек розового неба. Но дом все же оставался тюрьмой. В его окно еле пролезала рука... Снова Васильев подтянулся вверх и сквозь окошко нащупал скобы на крышке люка. Снова нужны нечеловеческие усилия, чтобы сдвинуть с места тяжелую крышку, повернуть ее... Все это длилось мучительно долго. Васильеву казалось, что руки уже не слушаются его, что в них лопнули жилы. Наконец крышка слегка поддалась его усилиям и дальше уже спокойно пошла по нарезке. Первые, незабываемые минуты... Чувство неизъяснимого блаженства охватило Васильева, когда он высунулся из люка и, опираясь на его края локтями, огляделся по сторонам. Светало. Заря вставала бледная, слегка розоватая; она освещала мелкие белые барашки на волнах. Похоже, что это ветер рассыпал по воде лепестки цветущих яблонь... Берегов не видно. Море казалось огромной чашей, и в ней плавала маленькая горошинка - белый шар... Васильев не знал, сколь трудным оказалось их положение. Цистерна находилась вдали от известных морских путей, проложенных на картах пунктиром. Здесь обычно не ходили ни торговые, ни пассажирские суда. В эти места не часто заплывали и рыбачьи баркасы. "Хорошо, если бы нашли шар с тетрадью! - подумал Васильев. - Но на это мало надежды... Цистерна тоже может где-нибудь плавать поблизости... Ничего не известно. А вдруг и ее и нас с Синицким во время бури унесло черт знает куда?" Какое синее это море!.. Наверное, оно никогда таким не было. Васильеву навсегда запомнится эта ядовитая синева. Только синий цвет. От него кружилась голова, болели глаза. Противная тошнота подступала к горлу. Уже давно встало солнце, и сейчас оно невыносимо пекло голову. Васильев обмотал ее рубашкой, снова высунулся из люка и до боли в глазах смотрел на горизонт. Неподалеку пролетел баклан. Может быть, как замечают моряки, земля близка?.. Глава двадцать пятая ОСТРОВ НЕИЗВЕСТЕН Слегка покачиваясь на волнах, плыл белый шар. Проходили часы. Васильев сидел на краю люка и, опустив ноги вниз, бесцельно смотрел на туманный горизонт, где голубоватое небо, цвета жидкого молока, сливалось с водой. Инженеру вдруг показалось, что там, вдали, белеет какое-то неясное очертание - то ли берега, то ли судна. "Нет, это не судно", решил он. Светлая полоска не двигалась. Ветер нес шар прямо к ней. Васильев присмотрелся... Из тумана выплывал небольшой островок... Уже виден был низкий каменистый берег. "Нет, пожалуй, это не остров, - подумал инженер, - просто груда камней... Такие часто встречаются на Каспии". ...Васильев вынес на берег Синицкого и с большим трудом втащил шар. Подложив под него камни, чтобы он не скатился обратно в море, инженер потянулся, выпрямился во весь рост и осмотрелся по сторонам... Действительно, островок оказался маленьким - площадью всего лишь в несколько десятков квадратных метров. Покрытый галькой и обломками скал, лишенный растительности, он не мог вызывать какие бы то ни было симпатии даже у самого непритязательного путешественника. Снова прислушавшись к дыханию Синицкого, Васильев устроил его поудобнее и решил обойти весь островок, чтобы попытаться найти воду, а также узнать, есть ли здесь хоть какая-нибудь возможность достать пищу. Он обогнул скалистую гряду и вышел на противоположный берег. Здесь тянулась узкая песчаная полоса. Песок казался белоснежным. Волны шуршали под ногами. Васильев шел у самой воды. Его интересовало все: и водоросли и кусочек палки, принесенный волной неизвестно из каких краев. Он на всякий случай искал съедобные ракушки, но их не было... Возвращаясь к Синицкому, инженер с трудом нашел белый шар: он сливался с цветом гальки на берегу. Как же их здесь найдут? Вот если бы костер разжечь, чтобы дым увидели! Но это невозможно - на острове нет ни кустика, ни травинки. Синицкий все еще не приходил в сознание. Наверное, он сильно ударился о стенку цистерны, когда она вылетела из шлюзового отделения. Если бы достать хоть глоток воды! Поднимался туман. Тяжелый и густой, он растекался по острову. Казалось, что воздух здесь насыщен ядовитыми испарениями. ...Уже село солнце. Черная завеса закрыла весь горизонт, оставив внизу, у самого моря, тусклую красноватую полоску. Скалы стали совсем лиловыми и через несколько минут растаяли в тумане. Васильеву опять казалось, что он снова там, внизу, в подводном доме... Жарко. Пламя вырвалось из буровой, оно подбирается к нему все ближе и ближе. Вот языки огня лижут волосы, уже касаются лба. О, как мучительны эти воспоминания!.. Неужели он навсегда расстался с подводным домом? Он строил его всю свою жизнь... Перед глазами проносятся картины далекого детства. Солнечное утро. Он на берегу реки, прилаживает на себе маску от старого противогаза. К маске приклеена короткая резиновая трубка с поплавком и наконечником. Дрожа от утренней сырости, он раздевается, надевает маску, осторожно устанавливает поплавок и, взяв большой камень в руки, опускается в воду. Он чувствует себя водолазом. Резиновый шланг болтается прямо над головой, и дрожит над ним тень поплавка. Мальчик впервые знакомится с подводным миром и в изумлении разглядывает зеркальное небо подводных обитателей, сквозь которое прорываются косые солнечные лучи. Становится тяжело дышать. Он бросает камень и выплывает на поверхность... Другая картина: строится модель подводного танка с резиновым мотором. Первые испытания... Колесный танк из тонкой жести проходит по дну глубокого ручья, и его первый пассажир - котенок - испуганно выпрыгивает из жестяной коробки... Вот уже сделана электрическая модель... А затем чертежи, чертежи... Многолетняя учеба, сотни вариантов, десятки моделей... Баку, нефть... Морские буровые, изучение бурения и снова варианты, конструкции, модели... Чертежи, расчеты... Снова чертежи... Завод на Урале... Подводный дом строят тысячи человек. Год работы в цехе на сборке. Испытания на земле... Транспортировка по Волге и наконец... Хорошо помнит Васильев тот день, когда подводный танк впервые двинулся от берега, погружаясь в море все глубже и глубже. В этот момент он чувствовал себя счастливейшим человеком на земле... Инженер приподнялся на локте и взглянул на море, как бы пытаясь увидеть уходящий под воду танк. Мучила жажда. Трудно было пошевелить языком. Горло воспалилось, как при ангине. Нет, никакие муки не смогут сравниться с тем, что сейчас испытывал Васильев... Каплю воды, только каплю!.. Послышался гул самолета. Вот уже близко, совсем над головой... Их ищут? Откуда самолет ночью?.. Здесь не может проходить пассажирская трасса... И опять настала тишина. Еле слышно плескались волны. "Надо было пустить ракету", вспомнил инженер. Он долго смотрел в темное спокойное небо. Звезды исчезли, опускался туман. Над островом он казался густым и липким. Мучили видения. Васильеву чудилось, будто белесые призраки в длинных одеждах встали перед ним сплошной стеной... Вот они взялись за руки, медленно идут навстречу, окружают его со всех сторон... Но что это?.. Нет, он не бредит... На противоположном конце острова показались голубоватые огоньки. Иногда они гасли и затем вспыхивали в новом месте, постепенно как бы приближаясь к берегу... Инженер побежал к ним навстречу. Звенели и катились под ногами скользкие гальки. Голубой огонек дрожал возле темной скалы, и Васильеву казалось, будто кто-то притаился здесь, ждет его, запрятав в рукав потайной фонарик. Когда он подошел совсем близко, то заметил, что свет мерцает в расселине между двумя плоскими камнями, которые чем-то напоминали ему могильные плиты. Осторожно, затаив дыхание, Васильев стал подбираться к ним. Он уже поднялся на груду камней, как вдруг оступился. Мелкие камешки посыпались вниз, зашумели в расселине. Огонек мгновенно исчез. Ощупью, широко расставив руки, Васильев пытался кого-то найти в узком пространстве между камнями... Но там никого не было... Стараясь выкарабкаться из расселины, он скользил руками по гладким камням, слегка влажным от тумана. Может быть, они утолят жажду?.. Васильев припал воспаленным ртом к холодной, пахнущей водорослями поверхности камня... Он не помнил, сколько прошло времени. Казалось, что ничего больше не существует на свете, кроме вот этих холодных и влажных камней. Наконец он оторвался от них и увидел, как сквозь туман просачивалось утро... Он бросился к Синицкому. Тот все еще не приходил в сознание. Васильев оторвал воротник у своей рубашки, намочил его в воде и положил на лоб юноши. Студент пошевельнулся и бессильно приподнял руку. Рука снова упала на песок. - Пить!.. - чуть слышно прошептал он. Васильев многое отдал бы сейчас за стакан воды для своего нового друга. Еще одно испытание! Снова борьба за жизнь... но уже не свою, а чужую. Опять инженер побежал к скалам. Может быть, как-нибудь удастся собрать хоть полглотка воды? Он водил по камням ладонями, чувствовал, что они скользки от воды, но воды все-таки не было... Вдруг острая, обжигающая боль уколола палец. Васильев отдернул руку и увидел тонкий язычок голубого пламени. Огонек пробивался сквозь трещину в камне. Неподалеку от него мерцал другой, еле заметный в туманной мгле. Так вот они, таинственные огни! Глухая досада овладела инженером. Как же он ночью не догадался, что встретился с обыкновенным явлением выхода нефтяных газов! "Значит, на этом острове тоже есть нефть... - подумал он. - Что ж, и здесь поставим вышку... Но кто узнает об этом "вновь открытом месторождении", если нам не удастся выбраться с проклятого острова? Чертов туман! Разве нас найдут?.. Надо продержаться... Только бы воды, воды!" Он смотрел на мигающий огонек и думал, думал только об одном... Вот мчится бушующий поток... Спокойно и медленно течет река... С гор сбегает светлый ручей... Стоит на столе тонкий, прозрачный стакан, и в нем - вода... Всюду вода! Он видел ее в цистернах, бочках, ведрах, даже в лабораторной мензурке, куда из трубки перегонного аппарата медленно, по капле стекает вода... Ослепительной искрой блеснула мысль: "Если есть огонь, то, значит, будет вода". Васильев бросился к шару, быстро разыскал там внутреннюю проводку из толстого освинцованного кабеля, что тянулся от аккумуляторов к фонарю, и оторвал ее от стенок. Еле удерживая себя от резких, нетерпеливых движений, инженер, прикусив губу, осторожно снял свинцовую трубку с жилы кабеля... Теперь надо найти фляжку и снять с нее суконную обшивку... Так... Это сделано. Крышка?.. Крышка от фляжки не нужна... Инженер свернул из оторванного от своей рубашки лоскута тугую пробку. Вставил в нее оболочку кабеля, скрученную в виде змеевика. Готов перегонный аппарат! Морская вода плещется во фляжке, как в реторте... Теперь надо найти мензурку... Здесь как раз и пригодится крышка-стаканчик от фляжки. Огонек, зажатый в трещине скалы, дрожал, словно пламя газовой горелки. Знаменитый инженер, волнуясь как школьник, повторял опыт перегонки воды. В первый раз он делал это лет двадцать пять тому назад. Фляжка, служившая сейчас ретортой, была укреплена над огнем, змеевик спускался в ямку с холодной морской водой. Конец змеевика был подведен к стаканчику, Из свинцовой кабельной трубки показалась, как слеза, первая капля живой воды. Поистине, эта вода казалась Васильеву живой! Затем еще капля, еще... Ему вспомнился рассказ о средневековой китайской пытке, когда на выбритое темя медленно падали капли воды... Вероятно, Васильев испытывал сейчас то же самое: редко стучали неторопливые капли в дно стаканчика. Может быть, проходили часы или только минуты - Васильев плохо представлял себе время... Он смотрел на драгоценные капли, которые уже не стучали, а булькали, с тихими всплесками наполняя стаканчик. Вот он почти полон. Так хочется поднести его ко рту, хотя бы только смочить губы!.. Но вдруг не удержишься и выпьешь все?.. Васильеву стало даже страшно при этой мысли. Прижимая к груди стаканчик, инженер медленно поплелся к берегу. Там он осторожно приподнял голову Синицкого и влил ему несколько капель в пересохший рот. Прошли минуты, и юноша открыл глаза. ...Долго не мог понять Синицкий, что с ним произошло. Где он? Кто это? Что за человек приподнял ему голову и держит перед ним блестящий стаканчик?.. Все его тело болело, мутилось сознание. Он то закрывал, то открывал глаза, силился что-то рассмотреть вокруг себя... Словно из тумана, медленно выплывало знакомое лицо капитана подводного дома. "Ну, значит, жив!" обрадовался Синицкий, но все-таки для большей уверенности спросил: - Это вы, Александр Петрович? Он сказал это так тихо, что Васильев его не слышал. Но он увидел, что юноша смотрит вполне сознательно и даже пытается улыбнуться. Инженер облегченно вздохнул: - Наконец-то! Как вы напугали меня, Синицкий! x x x К вечеру второго дня своего пребывания на острове Синицкий чувствовал себя уже достаточно хорошо, если не считать неприятного ощущения в желудке: два дня он ничего не ел. Но это все пустяки... Обойдется. Он попытался выразить свою благодарность Васильеву, но инженер ласково усмехнулся и сказал: - Синицкий остался в подводном доме тоже не ради любопытства... Так что перестанем считаться... Нам сейчас не до сантиментов. Влюбленными глазами Синицкий смотрел на инженера. Все получилось наоборот: не он, Синицкий, спас ему жизнь, а Васильев освободил студента из подводного плена. "Ну что ж, не будем считаться, - решил он. - Здесь свет, воздух, твердая земля. Что еще нужно бывшему узнику, который еле-еле вырвался на свободу?" Синицкому казалось, что в мире уже не осталось ничего страшного. Разве можно сравнить мелкие неприятности пребывания на отрезанной от берега груде камней с тем, что было несколько часов тому назад?.. И, конечно, если он, Синицкий, не растерялся в подводном доме, то здесь... Смешно даже подумать! Он готов сидеть на этой бородавке, вылезшей из-под воды, хоть целую неделю! "Но-но! Не фанфаронить! - одернул себя Синицкий. - Ненужное торжество". Он смотрел на хмурое лицо Васильева и думал, что этот человек не может радоваться своему спасению. Но что должен сделать Синицкий? Как ему держаться с ним? Он чувствовал, что сейчас, как никогда, старшему его товарищу нужна помощь... Как подойти к нему? Как найти верный тон? Нет, не помогут здесь слова утешения. Студент мучительно ломал голову. - Надеюсь, что эти приключения навсегда отбили у вас охоту заниматься нефтеразведкой? - неожиданно обратился к нему Васильев. Синицкий обрадовался: - Нет, Александр Петрович! Совсем наоборот. Теперь меня от такого дела, как говорится, за уши не оттащишь. - Он бодро встал, прошелся по берегу и насмешливо протянул: - Да-а, всякие бывают приключения! Кстати, мне кажется, что это не остров Робинзона Крузо. Там, насколько я помню, росли пальмы и бананы... А здесь... - Вы недовольны? - равнодушно спросил Васильев. - Да как вам сказать... внизу было уютнее, - в тон ему заметил студент, пряча улыбку. - Но, конечно, несколько душно. - Вот и дышите! Я уже осмотрел эти камни. К сожалению, здесь, кроме воздуха, вы не найдете ничего более существенного. - Я это и предполагал, - сказал Синицкий, стараясь не показать своего беспокойства. - У нас ничего нет, Александр Петрович? Васильев отрицательно покачал головой. - Значит, обойдемся, - с деланной беспечностью сказал студент, заметив тревогу на лице Васильева. - Будем считать, что только в книгах сердобольные романисты обычно дают потерпевшим кораблекрушение ящик сухарей и бочонок воды... Они понимают, что без этого нельзя. Посади Робинзона на такой остров, он на тридцатой странице и помрет. - Чудак вы, Синицкий! - Васильев улыбнулся. - Не можете без шуток. Да понимаете ли вы наше положение?.. - Мне кажется, что да, - спокойно ответил студент. - Неизвестно, сколько дней будет висеть этот туман, - продолжал Васильев. - Если не найдут первый шар, то едва ли и нас будут искать. - Я тоже так думаю. Мурлыкая себе под нос, студент подошел к цистерне, заглянул в люк, ощупал выходящие из шара контакты и сказал: - Честное слово, Александр Петрович, я до сих пор не могу придти в себя от изумления. Как это вы здорово придумали - замкнуть рубильник изнутри шара! Васильев промолчал. Он сидел на песке и задумчиво один за другим бросал камешки в воду. Они низко летели над волнами и с звонким плеском скрывались под водой. Ему нравились эти короткие, четкие всплески, похожие на цоканье лошадиных копыт. - Александр Петрович, - не унимался Синицкий, - мне кажется, что за половину крохотной булочки - знаете, такие бывают поджаристые, с тонкой корочкой - я бы отдал полжизни... - Молчите, Синицкий!.. Иначе я вам предложу целую, чтобы вы с жизнью совсем распростились. - Ну, не буду. Все! - Синицкий умолк. Гремела галька. Шипели пенящиеся волны. - Но как подвести понтоны?.. - как будто спрашивая самого себя, прошептал Васильев. - Вы о чем, Александр Петрович? - спросил озадаченный Синицкий. - Тысячи тонн нагрузки... Как поднять? - продолжал Васильев. Юноша решил отвлечь его от печальных мыслей. Он подвинулся к Васильеву и мечтательно заговорил: - Вы знаете, Александр Петрович, иногда мне кажется, что все-таки остались на земле романтические приключения. Конечно, очень трудно поверить, что в век атомной энергии, радиолокации, ракетных двигателей два человека вдруг оказались на необитаемом острове. - Синицкий вздохнул. - Слово-то какое - "необитаемый"! Я о нем только в детстве слышал... - Насколько я понимаю, ваше детство окончилось совсем недавно, - хмуро заметил Васильев. Через минуту он посмотрел на цистерну и увидел, что из люка торчали ноги Синицкого. Наконец студент вылез из шара и вытащил оттуда аппарат ультразвуковой локации, длинный хобот которого тут же уперся в песок. - Я думаю, Александр Петрович, - со смущенной улыбкой начал Синицкий, - что если бы у вас была возможность выбирать, то вместо этого аппарата вы все-таки взяли бы ящик сухарей, как это делали наши старые знакомые - опытные, видавшие виды мореплаватели. Васильев молчал. - Не хотите ли этим заняться? - сказал он через минуту и протянул Синицкому несколько проволочных колец, скрепленных между собой. - Нури утверждает, что его головоломки отвлекают от неприятных мыслей. - Прекрасно! По-моему, это самое подходящее занятие в нашем положении, - согласился студент и взял у Васильева кольца. На острове стояла тишина. - Александр Петрович, - наконец нарушил молчание Синицкий, углубившись в разгадывание проволочного фокуса, - вопрос можно? - Ну? - Сколько верблюд может жить без пищи? - Несколько месяцев. - Завидный пример! - Синицкий вздохнул. - Несколько месяцев... Верблюд... "Он живет среди пустынь. Ест невкусные кусты". - Студент вынул из кармана магнитофон и подкинул его на руке. - Ну и положение! Нарочно не придумаешь!.. И что, главное, обидно: начнешь рассказывать - никто не поверит... Честное слово, не поверит! - Вы и этим недовольны? - Ну еще бы!.. Разве я мечтал когда-нибудь попасть в герои приключенческого романа? А получилось... Только уж очень странно. Вроде как судьба решила посмеяться над нами. Подумать только: посадить такого конструктора и студента, почти геолога, - Синицкий скромно улыбнулся, - посадить на голые камни и дать им в руки два аппарата: "Вот, мол, вам чудеса техники. Посмотрим, как вы будете выкручиваться..." Обидно даже говорить! Синицкий замолк, потом постучал пальцем по стеклянному экрану аппарата: - А еще обиднее сознавать, что в нашем положении эта высокая техника не стоит... той булочки... поджаристой, с розовой корочкой! Глава двадцать шестая ТУМАН НАД КАСПИЕМ Капризно и беспокойно Каспийское море. Редко, очень редко выпадают тихие, штилевые дни... В такой день летчику, привыкшему к своей коротенькой трассе Баку - Красноводск, хочется пролететь над самой водой и, высунувшись за борт кабины, полюбоваться отражением своего самолета. Такие дни надо отмечать в календаре красным, как праздничные, если бы только знать, когда они будут... Впрочем, и в такой день к вечеру подует ветерок - сначала робкий, неуверенный, а через час, глядишь, разбушуется так, что тот же летчик, уже на обратном пути, с тревогой сжимает ручку управления самолетом, стараясь забраться повыше... Бывают и другие причуды у Каспия... Иногда он кутается в теплую шубу. Густой белый туман накрывает его с головой. Взглянув на карту, вы можете представить себе, что его усатая голова находится около устья Волги... Летом и ранней осенью подобные капризы бывают редко. Но надо же было случиться, что именно в начале октября, когда происходили все описываемые здесь события, Каспий вдруг начал окутываться туманом. Летчиков это не беспокоило: они могли идти над морем слепым полетом, включив автопилот и полукомпас. Дорога насквозь просвечивалась невидимыми лучами радиомаяков. Путь безопасен, идешь как по рельсам!.. Но искать пропавший шар в тумане нелегко. Как его увидишь? Он такой же белый, как и туманная пелена... Густой туман опустился и над островом. Синицкий сидел на камне, глядя на тусклое солнце. Оно казалось электрической лампочкой, просвечивающей сквозь толстый слой пара, как в бане. Было так жарко, точно остров находился под тропиками. Воды у новых островитян было достаточно. Вот уже несколько часов без перерыва работал перегонный аппарат, "изобретенный" Васильевым. Но это только вода! Синицкий думал о другом: вот уже два дня он и Васильев ничего не ели. Над гребнями волн взлетали бакланы, похожие на хлопья пены. Иногда нет-нет и блеснет в клюве птицы трепещущая рыбешка... С жестокой завистью смотрел на них Синицкий. Он думал, что через несколько дней, если придется сидеть на этом голодном острове, он уже будет мечтать о том, с каким невероятным наслаждением вонзил бы зубы в еще теплое тело крючконосой птицы... Огненный солнечный шар, казалось, вот-вот сорвется вниз: он постепенно обрастал темно-красными облаками, они как бы тянули его за горизонт, понемногу обрывая дрожащие нити - лучи. Неподалеку от Синицкого сел баклан. Птица держала в кривом хищном клюве поникшую рыбешку и посматривала на человека злыми, настороженными глазами. Синицкий медленно пополз к ней. Баклан взмахнул крыльями и перелетел на другое место... Человек снова двинулся за ним. Баклан равнодушно оглянулся и улетел... Других птиц Синицкий пытался подбить камнями, но из этого тоже ничего не получалось... Бакланы мгновенно улетали, как только видели, что человек берет камень или пытается поднять руку. Синицкий вспомнил, что где-то читал о приемах североамериканских индейцев. Он лег на остывающую гальку и притворился мертвым. Медленно тянулись томительные минуты. Юноше казалось, что от этой ничтожной птицы, которую он должен поймать, зависит все. Ему представлялось, что проходят часы, дни... Все его тело затекло, онемело... Огромный баклан сел почти рядом. Синицкий не дышал. Сквозь полузакрытые веки он видел, как птица повернула к нему горбатый клюв. Она, наверное, была удивлена и с любопытством смотрела на человека. "Сейчас или никогда", подумал студент. Все мускулы у него напряглись. Так зверь готовится к прыжку... Резкий бросок! Казалось, что в нем сосредоточилась вся энергия, накапливаемая годами. Опять неудача! Баклан метнулся в сторону и мгновенно исчез в тумане. - Не годится, Николай Тимофеевич, - сказал Васильев, который издали наблюдал за действиями Синицкого. - Так охотились пещерные люди, потом они изобрели палку. - Эх, если бы сделать лук! - с сожалением, будто о несбыточной мечте, высказал свое желание студент. - Попробуем другую технику. - Васильев вдруг вспомнил о сигнальных ракетах. Он побежал к цистерне и вытащил оттуда несколько картонных трубок. Ракетницу он позабыл в подводном доме, поэтому пользоваться зарядами обычным способом оказалось невозможным. Да и вряд ли удобно стрелять птицу сигнальными ракетами! - Помогите мне, Синицкий, - сказал инженер. - Нужно расплести эти провода на отдельные жилки. Васильев передал студенту куски кабеля. Мысль изобретателя продолжала работать, для нее все было осуществимым. Васильев набрал около себя горсть мелких камешков, затем вскрыл трубки ракет, вынул капсюли, вставил туда петли из тонкой проволочки, то есть сделал простейшие электрозапалы, снова зарядил трубки взрывчатой смесью. Затем он положил сверх нее камешки, забил тряпками, как пыжами, и, обращаясь к Синицкому, спросил: - Ну, охотник, готово? - Надеюсь, что я правильно решил эту задачу? - поддерживая шутливый тон, сказал студент, передавая Васильеву длинные, тонкие проволочки. - Ничего. Подаете надежды, - не глядя на него, заметил инженер и соединил провода с концами проволочных петель. Он расставил ракеты в разных местах, надежно укрепляя их между камнями, причем таким образом, чтобы концы трубок были направлены на те участки островка, где обычно садились бакланы. - Местность минирована, - заявил Васильев. - Тащите аккумулятор! Инженер присоединил все концы от пяти ракет к одной контактной гайке. От каждой ракеты шло по два конца; вторые концы Васильев разложил перед собой. Синицкий невольно любовался четкими и экономными движениями товарища, когда тот присоединял провода, скручивая их быстро и ловко. Ему были понятны эти приготовления. Он знал, что если прикоснуться свободным проводом ко второй клемме аккумулятора, ток побежит к ракете, накалит в ней тонкую проволочку... Сухой и короткий треск прервал размышления Синицкого. Взметнулось красное пламя, осветившее берег, скалы и белый шар, словно вспыхнувший в эту минуту. Огненно-красная птица с распростертыми крыльями взлетела вверх и, как обожженная, упала на камни. Синицкий бросился к ней. Он взял птицу за крыло и высоко поднял ее над головой. На лице его светилось нескрываемое торжество. Васильев сделал ему знак, указывая на другого баклана. Птица спускалась на гладкий серый камень почти вертикально, как геликоптер. Инженер взял провод от третьей ракеты, коснулся им контакта, и снова раздался выстрел. Взлетело зеленое пламя, и все на острове мгновенно преобразилось... Зазеленел песок, как свежая весенняя трава. Скалы стали похожими на островерхие кипарисы, а круглые валуны - на кусты. Над ними простирала трепещущие крылья невиданная зеленая птица. Она медленно падала на песок. - Александр Петрович! - крикнул Синицкий. - Можно мне взять коробку от одного аккумулятора? - Пожалуйста. - А повар из меня выйдет? - Попробуйте. Синицкий обрадовано схватил подстреленных бакланов, затем разобрал аккумулятор и побежал с его коробкой в глубь острова. Через несколько минут Васильев подошел к нему. - Как вам нравится моя затея? - спросил Синицкий, пристраивая над синеньким огоньком железную коробку. - Смотрите: полный комфорт!.. Газовая плита... Сейчас вода закипит... Засучив рукава, он хлопотал около плоского камня, ощипывая на нем птицу. - Знаете, Александр Петрович, мне кажется, что теперь я понимаю огнепоклонников, - говорил студент, ловко орудуя перочинным ножом. - Археологи доказывают, что эти исторические личности строили храмы там, где горели огоньки нефтяного газа. А я думаю, что это были не храмы, а первые газовые кухни. Тщательно, как хорошая хозяйка, Синицкий вымыл плоский камень, похожий на низкий стол, поставил банку посредине, вынул из нее уже сварившуюся птицу и разделил ее на небольшие куски. Затем он высыпал в стаканчик соль, оставшуюся во фляжке после перегонки воды. - Прошу к столу! - широким жестом хлебосола обратился студент к Васильеву, но тут же смутился. - Попробуйте, что у меня получилось. Незаметно подкрадывались сумерки. "Вот и еще один день прошел, а помощи никакой. Может, нас уже перестали искать? Там ничего не знают", думал Васильев, следя, как Синицкий убирал с каменного стола. Васильев не мог выносить бездеятельности. Разве можно спокойно думать о том, что глубоко под водой разрушается его творение, которому он отдал все свои силы... нет, всего себя!.. Он уже представлял себе, как скоро вылетит в Москву, в Ленинград, добьется решения, и сразу же, немедленно начнут поднимать подводный дом. Инженер верил, что в этом его поддержит Рустамов. Директор тоже согласится. "Сколько еще дней, сколько долгих часов я вынужден провести в бездействии?.." спрашивал себя бывший капитан подводного дома. Он лежал на песке и бесцельно смотрел на желтое пятно угасающего солнца... Синицкий с возрастающей тревогой наблюдал за Васильевым. Ему очень хотелось что-нибудь сделать для своего старшего друга: утешить его, сказать умные, прочувствованные или просто ласковые слова. Однако все это казалось ему неловким и сентиментальным. "Свое отношение надо доказывать делом, а не словами", решил студент, приподнялся, стряхнул прилипший к рукаву песок и направился к берегу. Здесь, подле шара, около скалы, он расчистил от камней небольшую площадку, затем стал перетаскивать на это место каменные плиты. - Что вы хотите делать? Зачем столько камней? - спросил Васильев, приподнимаясь на локте. - Хочу построить дом, Александр Петрович. Надоело жить в шаре. Это только американцы выдумывают шарообразные дома. Я видел на картинке такую, с позволения сказать, архитектуру. Да вы и сами помните! Васильев молчал. Какое-то теплое, неясное чувство овладевало им. Вот они здесь, двое, на обломках скал. Кругом пустота, бескрайное море, туман. И все-таки здесь кусок советской земли, и, самое главное, рядом стоит твой друг, с которым тебя породнила страна. Инженер вдруг совершенно ясно понял, что, несмотря на разницу лет, характеров, привычек и всего, чем определяется человеческая индивидуальность, у него, опытного конструктора, и у юного студента общие стремления, одни помыслы и одна всепобеждающая мечта... Будет когда-нибудь Синицкий управлять Каспийским архипелагом из плавучих гасановских островов. Настанет время великого изобилия не только нефти, хлеба, но и всех плодов земли... ...Строительство дома подходило к концу. Камни были хорошо уложены, все отверстия в стенах закрыты. Крышу Синицкий сделал из светлых продолговатых камней, похожих на толстые доски. Уже почти совсем стемнело, когда молодой строитель приволок огромную охапку сухих водорослей. - Вот и постель! - сказал Синицкий, протаскивая "морское сено" внутрь дома. Он аккуратно расстелил его по песчаному полу и, вылезая обратно, пригласил: - Пожалуйте на новоселье! Устраивайтесь поудобнее. Он опять забрался в цистерну, вытащил из аккумуляторного отделения запасную лампочку, нащупал под ногами обрывки проводов и взял еще одну банку аккумулятора. - Теперь наш "каменный шалаш" с электричеством, - сказал студент, соединяя провода. ...Спокойные волны лениво катали по берегу гремящую гальку. Синицкий рассказывал инженеру о своих товарищах, о лабораторных опытах и о том, как трудно себе выбрать профессию по душе. Так например, однажды он чуть было совсем не распростился с моделями и приемниками, после того как несколько дней походил в зоопарк. Его увлекла самоотверженная работа ученых, которые занимались изучением жизни зверей. - Завидую я тебе, Николай! - вдруг заговорил Васильев. - Зверей ты видел только в зоопарке. Будем надеяться, что никогда ты не увидишь их в человечьем обличье. А вот мне пришлось... После войны по всяким репарационным делам я попал в Вену. Ради любопытства зашел в кино. Перед каким-то ковбойским фильмом давали спортивную американскую хронику... Я многое встречал в жизни, дорогой мой друг... не все люди, даже у нас, напоминают хрусталь своей чистотой и прозрачностью. Но тут я навсегда возненавидел всех тех, кто снимал эту хронику, кто выпустил ее и кто хохотал, глядя на это позорное для человека зрелище... - Он с трудом перевел дух, как бы чувствуя невыносимую тяжесть, и продолжал: - Показывали "веселый номер" - вольно-американскую борьбу двух женщин. Они выступали на специальной эстраде, покрытой жидкой грязью. Через несколько минут этих женщин уже нельзя было отличить одну от другой... Буквально воплями восхищения сопровождался этот номер. Толпа вокруг ринга была показана во всем ее американском великолепии... Ты пойми, Николай, с незапамятных времен человечество воспитывалось в любви и уважении к женщине. Ей писал сонеты Петрарка. Данте шептал имя Беатриче. Великие умы посвящали женщине свои лучшие творения, художники с нее писали картины. Она всегда была источником жизни, радости и вдохновения... Синицкий слушал своего старшего друга с тайным волнением и вместе с тем был удивлен этой речью, которую он никак не предполагал услышать от сурового и замкнутого в себе инженера. - Я не могу понять людей, - продолжал Васильев, - будь то американцы или голландцы, если они позволяют каким-нибудь негодяям публичное издевательство над женщиной. Я уже не говорю о том человеческом отребье, которое могло этим восхищаться. Зал, где показывали столь мерзкую картину, был набит американскими офицерами. Я слышал их одобрительное ржанье, когда на экране голодная женщина, ради того чтобы заработать на хлеб, шлепалась в жидкую грязь для потехи глазеющих на нее сытых, розовощеких скотов... Он замолчал, и почему-то ему вспомнился другой вечер... Праздник на крыше института. Девушки в длинных одеждах плывут в медленном танце и чуть слышно звенят наперстками по фарфору... С ласковой нежностью смотрят на них люди, светятся счастьем их глаза. Юноши готовы бросить на сцену все цветы, что украшают праздничные столы... - Ты еще многое не успел оценить, мой друг, - задумчиво сказал инженер. - Все тебе кажется у нас привычным и обыкновенным... А вот я видел... Долго еще рассказывал Васильев о своих встречах на Западе, вспомнил и о сыне, но только о письме умолчал. Ему самому оно казалось невероятным. Он все еще с удивлением ощупывал в кармане плотный, будто жестяной конверт. Постепенно тускнела лампочка на аккумуляторе. Ее свет стал желтым, затем красным, как будто бы в ней светил подернутый пеплом уголек. ...Наступило утро, но и оно не принесло ничего утешительного. Туман не рассеивался. Казалось, он стал еще более густым и тяжелым. Бакланы, напуганные фейерверком, уже не садились на островок. Да и ракет не осталось, охотиться нечем. Синицкий, для того чтобы скоротать время, возился с ультразвуковым аппаратом. - Удивительная история! - сетовал он, постукивая пальцем по экрану. - Какую великолепную технику подарила нам капризная судьба! Десять тысяч стоит один аппарат, дороже "Москвича", а мы бы его с радостью отдали за пару бакланов... Конечно, не ахти какая гастрономия, а вот... - он комично развел руками, - печальная необходимость. - Знала бы Саида, как ты высоко оценил ее опытный прибор! Ты же понижаешь, что надо было хоть его спасти. Он все-таки нашел нефть. - Сейчас бы я предпочел найти что-либо другое. - Синицкий вздохнул и проглотил слюну. - Помню я об интересных опытах. Ученые опускали в воду кварцевую пластинку, излучающую ультразвук, и вода вроде как кипела. Вынимали пластинку - вода сразу становилась спокойной... Занятные фокусы! Такие же, как и с загадочными кольцами. Он зевнул и вдруг застыл с открытым ртом. Какая-то острая мысль буквально парализовала все его движения. Он даже боялся вздохнуть. Но вот оцепенение прошло. Синицкий схватил аппарат, подбежал к воде и зашел в нее по пояс. Опустив хобот аппарата вниз, он резким движением повернул переключатель. Послышалось слабое жужжанье. Стараясь не дышать, студент смотрел в воду. Вдруг на воде показалось белое брюшко всплывшей рыбы, затем еще и еще - целый десяток оглушенных ультразвуком рыб. - Смотрите, - крикнул находчивый рыболов, - какие огромные! Это кутумы!.. Молодец Саида, делает аппараты и для разведки и для рыбного промысла! - Он стал бросать рыбу на берег. - Александр Петрович, ничего не трогайте, я сам все сделаю, - умоляюще попросил он, увидев, что Васильев собирает рыбу. - Одну минутку! Я только возьму посуду. Синицкий забрал свой улов, затем коробку от аккумулятора и побежал к скалам... За обедом Синицкий по-прежнему был весел, шутил и старался развеселить Васильева. Тот почти не отвечал на его вопросы и часто смотрел вверх, как бы прислушиваясь к шуму несуществующего самолета. Васильев вдруг встал, прошелся несколько раз вдоль берега, остановился около лежащих на песке аккумуляторных пластин и долго рассматривал их. Возле "каменного шалаша" он взял разрядившийся аккумулятор и со всего размаха ударил о камень. На песок полился электролит. Темная полоска потянулась к морю. Инженер с ожесточением расколотил аккумулятор на части. "Что это с ним? - испугался Синицкий. - Уж не случилось ли чего?" Васильев смотрел, как темнеет песок, и чему-то улыбался. x x x Хмурый, взъерошенный паренек выбежал из радиорубки на палубу. Он прижимал к белому кителю морскую фуражку и беспокойно оглядывался по сторонам. Все тонуло в густом тумане. Палуба казалась пустой... Радист посмотрел на капитанский мостик, откуда, как ему казалось, слышались голоса, но и там никого не было видно. Подбежал к лестнице, взглянул вверх: сплошное молоко. На спасательном круге еле-еле разбиралась знакомая надпись: "Калтыш"... Стуча каблуками по железным ступенькам, радист взбежал на мостик, где стояли Агаев и Рустамов. - Товарищ начальник! - закричал он. - Нашли, честное слово, нашли! - Цистерну? - обрадовался директор. - Нет, букву. - Ничего не понимаю! Какую букву? - рассердился Агаев. - Говори толком! - Сейчас Саида передавала. Директор и Рустамов побежали в радиорубку. x x x За час до того, как радист сообщил о непонятной передаче Саиды, на острове происходило следующее. Васильев, к возраставшему беспокойству Синицкого, с той же странной улыбкой выдернул пластины из второго аккумулятора, разломал их на отдельные полоски и начал аккуратно раскладывать на песке. Синицкий недоуменно пожал плечами и осторожно, боясь рассердить инженера, сказал: - Я бы мог подобрать темные камешки, Александр Петрович. Стоило ли труда ломать аккумулятор? - Камешки с самолета не видны, - загадочно улыбнулся Васильев. - А вы находите, что такие пластинки в тумане увидят? - удивленно спросил Синицкий, но, взглянув на улыбающегося инженера, закрыл рот рукой. - Молчу! Иногда такое подумаешь... Он опустился на песок и вместе с инженером стал торопливо раскладывать пластины. x x x В радиорубке было жарко и душно. - Где же передача Саиды? - нетерпеливо спросил Рустамов. Радист, закусив губу, нервно вертел ручки приемника. - Я беспокоюсь за нее, - сказал Агаев, заглядывая в окно. - Она полетела на самолете без поплавков. - Ничего, летчик у нее опытный, - заметил Рустамов. - Но пора бы ей возвращаться на базу. Горючего не хватит. Будто в ответ на это, в репродукторе на столе радиста послышался громкий и спокойный голос Саиды: - Я "Пион"... Пролетаем над островом. Видим его на экране локатора. Выложена металлическая буква "В". Сообщаю координаты. Остров оказался всего лишь в пятидесяти километрах от того места, где сейчас находился экспериментальный танкер института "Калтыш". Взяли курс... Танкер приближался к острову. Ни Васильев, ни Синицкий не знали, сколько сейчас времени. Часов не было. А солнечные часы - их могли бы сделать и не такие изобретательные "островитяне", как Васильев и Синицкий - без солнца ничего не показывают. Именно по этой причине и нельзя было точно определить, когда, в какое время обитатели острова услышали бархатный и, как они были убеждены, прекрасный голос танкера "Калтыш". Оба они подбежали к берегу и, всматриваясь в туманную даль, с нетерпением ожидали, когда на мелочно-белом горизонте появится силуэт судна. Сначала они услышали плеск и шум мотора, и только через несколько минут начали проступать чуть заметные контуры танкера. Он был выкрашен в белую краску, и темные фигуры на капитанском мостике казались как бы повисшими над водой. Послышался плеск спущенной шлюпки. Издали она напоминала черную соринку в молоке. Васильев и Синицкий стояли по колена в воде, готовые броситься навстречу шлюпке. Она была совсем уже близко... На носу стоял человек в кожаном пальто и приветственно размахивал фуражкой. Глава двадцать седьмая "ДЛЯ НИХ НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО" На танкере сегодня настоящий праздник. Еще бы! Есть чему радоваться. В каюте находились люди, которых вот уже несколько дней искали десятки самолетов, катеров и глиссеров. И нашли их не летчики аэроклуба, не моряки из мореходного училища, а свои же сотрудники Института нефти. Конструктор Васильев и молодой изобретатель Синицкий стали героями дня. Каждый из команды невольно забегал хоть на минутку в кают-компанию и, приоткрыв дверь, заглядывал туда, в надежде увидеть людей, которые так счастливо вырвались из подводного плена. Среди команды мгновенно разнеслась весть о самоотверженном поступке комсомольца Синицкого, оставшегося в подводном доме, чтобы спасти конструктора. О мужестве и находчивости капитана подводного дома, сумевшего при неожиданной катастрофе организовать спасение всех своих товарищей, было известно еще раньше. На палубе танкера царило необычайное оживление. Радист привязывал к мачте репродуктор, матросы уже в третий раз мыли палубу. Совсем низко пролетел самолет. Из кабины высунулась голова Саиды. Радиоглаз помощника капитана подводного дома увидел то, что не смогли увидеть в тумане простым глазом летчики аэроклуба. Васильев знал, что аккумулятор в пластмассовой цистерне выглядел бы маленькой, почти незаметной точечкой на экране, поэтому он и разложил пластины аккумулятора на большой площади, будто сигнальное полотнище, иногда применяющееся на аэродромах для связи с самолетом. Аппараты Саиды видят везде: в воздухе, под водой и под землей! Остров на экране был виден, как серое пятно, а на нем резко чернела буква, словно выведенная углем. Васильев, усталый после горячей ванны, одетый в новую матросскую робу, с вполне понятным интересом наблюдал, как накрывали на стол. Звенели бокалы из зеленого стекла. Блестели тарелки с золотой каемкой. На них лежали аппетитные ломтики хлеба с розовой хрустящей корочкой, о которой еще только вчера мечтал Синицкий. Кстати, Синицкий стоял тут же и по привычке обломком гребенки причесывал свои влажные волосы. Глазами он искал зеркало: юноше не терпелось посмотреть, как идет к нему чужой костюм. Он уже давно не видел себя в зеркале; к тому же вполне понятно, что человеку в его возрасте всегда любопытно посмотреть на себя в новом костюме. - Как себя чувствуешь, Александр Петрович? - озабоченно спросил Рустамов, входя в каюту вместе с директором. - Как поживает наш молодой друг? - улыбнулся он Синицкому. - Спасибо, прекрасно... и я, и мой товарищ... Но... - Васильев посмотрел на парторга, затем на Агаева и с нескрываемой надеждой спросил: - Какие есть возможности для того, чтобы поднять... - О делах потом, - отмахнулся Рустамов. - Зачем сейчас говорить! До берега далеко, успеем. У нас, азербайджанцев, нельзя так: пришел в гости - и сразу разговор о делах. Зачем, дорогой, спешить! Подожди немножко, отдохни. Гость для хозяина - словно роза: куда хочет, туда и поставит... - Он рассмеялся и указал на кресло: - Садись, дорогой, за стол... Николай Тимофеевич! - окликнул он Синицкого. - Прошу узнать: как там насчет барашка? Не стал ли он похож на твоего баклана? Когда Синицкий ушел, Васильев достал из кармана сложенное вчетверо письмо я молча протянул его Рустамову. - Заявление в письменной форме? - рассмеялся парторг. - Не помогают мои убеждения. Что поделаешь! О делах так о делах! - Он переглянулся с директором и спросил, обращаясь к Васильеву: - Александр Петрович, у вас есть сын? - Вот, смотрите сами. - Инженер глазами указал на письмо. Быстро пробежав его, Рустамов передал листок директору и развел руками. - Ну и "антиподы"! До чего же подлая работа! - Он встал и с возмущением зашагал возле стола. - Я тебе говорил, Джафар, что ни черта они не понимают... Предложить такую штуку советскому инженеру? Для этого надо быть просто сумасшедшим! - Нечего возмущаться, - сказал Агаев, уминая большим пальцем табак в своей зеленой трубке. - Они это сделали на всякий случай. В запасе у твоих "антиподов" было более действенное оружие. - Он указал головой в угол, где лежал какой-то сверток, накрытый парусиной. - Но неужели так трудно понять, что для советского человека нет ничего дороже интересов Родины? - продолжал Рустамов, нервно шагая по каюте. - Неужели они этого не поняли во время войны? Или, например, наши великие стройки им ничего не говорят? Какой советский человек, даже если он годами дышал отравленным воздухом чужого мира, не захочет вернуться домой? Они только что в этом могли убедиться... Александр Петрович, - парторг остановился возле Васильева, - ваш сын несколько дней тому назад пытался вырваться на свободу и пробраться к нам. Он согласился надеть форму американского солдата только затем, чтобы легче было бежать. Не могу скрывать: на иранской границе его ранили. Нам стало известно об этом, и сейчас советский посол требует возвращения советского гражданина Алексея Васильева на родину. Сидите! - Он сделал предупреждающий жест, заметив, что инженер побледнел и приподнялся. - Уверен, что скоро вы увидите сына. Васильев сидел молча, опустив голову. Он как-то не мог осознать: что же теперь делать? Беспокоиться или радоваться? Перед глазами проплывали картины пустынного острова, где он жил вместе с Синицким. Туман, скалы, летящие бакланы, "каменный шалаш", ночные беседы... И вдруг мелькнула мысль - светлая, ясная, как весенний день: Алешка, его Алешка скоро будет на родной земле! И еще думал Васильев, что его сына теперь уже не могут заставить воевать под опозоренным голубым флагом, заставить убивать детей. Рустамов сообщил кое-какие подробности о поисках Алексея: о том, что в этом деле помогла Мариам. Она рассказала парторгу о своем разговоре с Васильевым накануне последних испытаний. При этом она указала на вымышленное имя Вильям; ранее оно было записано на магнитофоне Синицкого. Это и послужило дальнейшему распутыванию сложного узелка. - Остальное, я думаю, не так уж интересно, - заключил парторг, заметив входящего студента. - Этим делом займутся люди поопытнее нас с вами... А вот насчет особой техники, которую нам сейчас покажет директор, мы можем сказать свое веское слово. Агаев понимающе улыбнулся, затем прошел в угол и торжественно приподнял парусину. Под ней находился странный аппарат с острыми крюками, расположенными по окружности блестящего цилиндра. Несколько ниже, на боковой стороне цилиндра, торчали, как полевые бинокли, черные объективы; в них поблескивали мокрые стекла. Еще ниже были укреплены толстостенные магниевые лампы. Они, видимо, уже использовались: их стенки оказались покрытыми белым налетом. - Ничего не понимаю, - сказал Васильев, осматривая непонятную для него конструкцию. - Что это за штука? - Небольшой фотоаппарат для рыбаков, интересующихся подводными сооружениями, - с коротким смешком пояснил Агаев. - Вот, обратите внимание, - рассказывал он: - этот цилиндр, сброшенный с лодки, погружается в воду... Ну, скажем, неподалеку от подводного дома. Коснувшись грунта, он автоматически уравновешивается на небольшом расстоянии от дна и благодаря магнитному устройству подплывает к стальной массе танка. В эту же сторону направлены его объективы. Через равные промежутки времени на краткое мгновение вспыхивают лампы с магнием или, возможно, с каким-нибудь более эффективным составом. Таким образом осуществляется ряд последовательных снимков на пленку, с разных расстояний от "объекта". Вспышки настолько кратков