Владимир Иванович Немцов. Золотое дно --------------------------------------------------------------- OCR: Андрей из Архангельска --------------------------------------------------------------- ПОВЕСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЯЩЕНИЯ РСФСР МОСКВА 1952 ВСТУПЛЕНИЕ Если у вас есть время, дорогие читатели, и желание услышать о необыкновенном, возьмем лодку и поплывем вдоль берегов Апшеронского полуострова. Выберем тихий предутренний час, когда в Бакинской бухте замирают на рейде суда и одинокие яхты с повисшими парусами ожидают восхода солнца. Приглушим мотор - пусть лодка слегка покачивается на волнах. Посмотрите на город. Он выглядит необыкновенным, праздничным в этом море огней. Огни цепочкой поднимаются в горы, тянутся по берегу, скрываются за горизонтом. Это нефтяные промыслы вплотную, подступили к городу, и он кажется таким огромным! Можно слушать шорох волны за кормой, смотреть на огни и, если хотите... мечтать. Но не за этим мы сели в лодку. Пусть удаляются фонари Бакинской бухты. Мы направляемся в открытое море. Уже исчезли светящиеся шары Приморского бульвара, слились в одно сплошное сияние городские огни. Сквозь теплый туман, повисший над водой, видна только длинная полоса бледного света, словно Млечный путь спустился на землю. Тишина стоит над морем. Лишь изредка слышатся гудки танкеров да отдаленный грохот лебедки на погрузке судов. Впереди показались огоньки. Вы думаете, мы приближаемся к берегу? Нет. Эти неподвижные огоньки - в открытом море. Лодка наша направляется к ним. Внизу, под нами, в морских глубинах скрыты несметные богатства: в недрах морского дна таится "черное золото". Нефтеносные пласты, скрытые глубоко под землей, кольцами опоясывают горные хребты. Мы сейчас плывем около отрогов Кавказских гор. Вокруг них выросли нефтяные промыслы: и здесь, на Апшероне, и на севере - в Грозном, Майкопе. Дальше они огибают хребет с запада и идут в Закавказье. Такие же кольца нефтеносных пластов охватывают Урал, Карпаты, Аллеганские и Скалистые горы. Все основные месторождения нефти находятся у подножий гор. Найдена нефть и в море, под нами, около приподнятости дна, являющейся продолжением Кавказского хребта. Эти подводные горы идут к самому Красноводску. Может быть, в районах больших глубин Каспийского моря, по обеим сторонам этих подводных гор, лежат нефтеносные пласты? Ведь на другом берегу Каспия тоже находят нефть. Пока это еще не разрешенная загадка, хотя геологи предполагают, что здесь спрятаны неисчислимые запасы "черного золота" - такие, что с ними не смогут сравниться все вместе взятые нефтяные месторождения мира. Как спуститься на сотни метров под воду и пробурить там скважину глубиною в тысячи метров? Слышите?.. Словно перекликаясь с рокотом мотора нашей лодки, откуда-то из темноты доносится равномерное гуденье. Как отпечатанная на копировальной синьке, освещенная снизу фонарем, выросла перед нами стальная решетчатая конструкция. Это буровая вышка. Лодка замедляет ход, покачиваясь на волнах, и нам кажется, что раскачивается вышка, шагая нам навстречу. Вот она, цель нашего путешествия! Смотрите - вышка стоит вдали от берегов. Тонкие трубчатые ножки торчат из-под воды. На них - дощатый квадратный настил. Волны свободно бродят под ним. Морская буровая работает день и ночь. Крутится ротор бурильного станка, его тяжелый блестящий диск. Сверху, с вышки, опускаются трубы; они все глубже и глубже уходят в морское дно. Вгрызается в подводный грунт вращающееся долото... День за днем, месяц за месяцем проходит оно песчаные, глинистые, известняковые слои... Каспий редко бывает спокойным даже летом. Пенистые волны мечутся под дощатым настилом островка буровой, точно хотят приподнять его, оторвать от тонких, вздрагивающих ножек и унести в открытое море. Но крепко стоит стальной островок под ударами волн, не могут они разметать это хрупкое с виду создание человека. Сильны и бесстрашны люди, стоящие здесь на вахте. Посмотрите по сторонам. Видите - то там, то здесь мерцают огоньки? Это вышки, уходящие в море. Они спустились с холмов Апшерона. Им тесно на земле. Пока еще они робко жмутся к берегу, но смелая мысль советского человека, его упорство и неукротимое стремление вперед заставляют их идти все дальше и дальше в открытое море. Сейчас есть уже вышки, построенные в нескольких километрах от берега, на глубине десяти-двенадцати метров. У берегов раскинулись целые морские промыслы; они давно уже дают нефть... Из сотен скважин нефтяники Азербайджана достают жидкое золото земли. Горят над морем огни стальных островов, как бы перекликаясь с огнями наземных вышек. В ночной тишине глухо гудит мотор. Темная фигура поднимается вверх, на стальной переплет буровой вышки - точно на мачту корабля взбирается матрос, чтобы во мгле распознать далекие мерцающие огоньки. И кажется оттуда, что огни уходят в просторы Каспийского моря, далеко-далеко, на другой берег, вдоль подводных отрогов Кавказского хребта. И в этом фарватере, освещенном огнями морских буровых, плывет теплоход из Красноводска... Да, это мечта... Будут ли строить вдали от берега стометровые башни подводных оснований? Этими ли путями пойдут советские инженеры для решения поставленной перед ними задачи - достать нефть из далеких глубин Каспийского моря... Пройдет всего лишь несколько лет - и мы об этом узнаем. Может быть, уже сейчас, когда мы с вами смотрим на удаляющиеся огни морских буровых и слышим кипение воды за кормой, где-нибудь в Баку, Москве, Ленинграде, Калуге, в рабочем поселке или колхозном села медленно идет по уснувшим улицам пока еще никому не известный автор нового проекта покорения морских глубин. Вот он остановился, слегка подпрыгнул, сорвал пыльный листок с тополя и пошел дальше... Может быть, через несколько лет о нем будут писать на первых страницах газет и журналов. Глава первая БЕЛЫЙ ШАР - Итак, студент Геологоразведочного института Николай Тимофеевич Синицкий направляется в Баку, - послышался тонкий металлический голос на фоне ровного гула моторов сорокаместного самолета. Пассажиры, откинувшиеся в покойных креслах, удивленно приподняли головы, ища глазами репродуктор. Смуглая черноволосая девушка, сидевшая с журналом у окна, вздрогнула: ей показалось, что голос раздался возле нее, откуда-то из спинки кресла. Она вопросительно посмотрела на соседа. Рядом сидел юноша лет девятнадцати. Он смущенно сжимал в руках маленькую коробочку из темной пластмассы. - Простите, - проговорил юноша. - Я случайно включил эту игрушку вроде магнитофона. Мне очень неудобно, что он за меня представился... - Оригинальный способ знакомства! - рассмеялась девушка, весело смотря на своего все более красневшего соседа. - И часто вы его применяете? - Ну что вы! - пробормотал он. - Аппарат я не для того сделал. - Надеюсь, - продолжала насмешливо соседка. - Так зачем же он вам нужен? Ее забавляла растерянность юного пассажира. - Я его первый раз испытываю, - доверчиво сказал Синицкий. - Пока он за меня все записывает. - И, между прочим, выбалтывает секреты, - усмехнулась девушка, вешая на крючок свою белую соломенную шляпу. - Плохая услуга! Студент опустил глаза и недовольно взглянул на свой карманный магнитофон. Этот забавный аппарат напоминал большой портсигар, только с дырочками. На выпуклой зеркальной кнопке отражалось уменьшенное во много раз лицо смущенного конструктора. Оно ему никогда не нравилось: голубке глаза, светлые ресницы и брови. Мягкие, как пух, рыжеватые волосы спадали на лоб... Сейчас Синицкий смотрел на свое изображение с ненавистью. Наверное, и в сорок лет он будет выглядеть немногим старше! Эта девушка смеялась над ним, как над мальчишкой, а ведь ему все-таки двадцатый год... Честное слово, обидно!.. Не поднимая головы, он взглянул на соседку. Она словно позабыла о студенте и что-то искала в журнале. Под ее проворными пальцами мелькали красочные, разноцветные рисунки: проносились ракетные пассажирские самолеты, оставляя за собой оранжевый след, навсегда застывший на глянцевитой бумаге; бежали голубые обтекаемые тепловозы, приземистые автомашины, скользили по воде гигантские глиссеры; тянулась через всю страницу автоматическая линия станков, управляемая одним человеком; блестели бронзовые провода высоковольтных магистралей постоянного тока, тянувшихся с гор Алтая; опускалась батисфера на морское дно... Синицкий с любопытством засматривал в журнал, следя за торопливыми пальцами соседки. Девушка нашла наконец нужную страницу: зеленоватая вода, каменистое морское дно, на нем стоит решетчатая башня. Художник изобразил вокруг башни красноперых рыб. На поверхности воды - островок с вышкой. Островок укреплен на подводной башне. Внизу подпись: "Новое глубоководное основание буровой вышки конструкции инженера Гасанова". - Значит, вы студент-геолог, если верить вашей говорящей коробочке? - неожиданно обратилась к Синицкому девушка. - Болтунья сообщила окружающим... - насмешливая соседка оглянулась по сторонам, - что вы летите в Баку... Синицкий со злостью сунул магнитофон в карман. Девушка улыбнулась. - Смотрите, это должно вас интересовать, - уже серьезно проговорила она и указала на рисунок подводной башни. Синицкий взглянул на крупный заголовок статьи, напечатанной рядом с красочной картинкой: "Подводное основание на глубине пятидесяти метров". - У нас в институте по этому случаю сегодня должен быть большой праздник, - сказала девушка, и студент почувствовал в ее словах легкий акцент уроженки Баку. - У вас в институте? - переспросил он и подумал: "Может быть, она из того института, куда я командирован?.." - Вы там работаете? - Поймали на слове! Придется сознаться. - Вопрос можно? - смущенно сказал Синицкий и вновь разозлился на себя: "Ну кто так разговаривает с девушкой? Будто я не студент второго курса, а младший школьник!.." - Гасанова вы знаете? - небрежно вымолвил он, постукивая пальцами по коробочке магнитофона. - Немного. - Девушка насторожилась, затем с улыбкой добавила: - Этот человек с головой потонул в нефти. - Наш директор тоже советовал "заболеть этим делом". Ну, а я, можно сказать, впервые встречусь с нефтью только в Баку. - А до этого встречались всюду, - снисходительно заметила девушка. - Смотрите! - указала она в окно, где виднелись блестящее крыло самолета и радужные круги от винтов. - Она в моторах нашего самолета. Взгляните вниз... Да нет, не сюда! Видите автомагистраль? Идут машины. Вон там, вдали, ползут, как жуки, комбайны. Всюду в моторах течет эта кровь. Впрочем, о чем говорить... Жизнь не может продолжаться без нее! Девушка неожиданно замолчала, словно не понимая, зачем ей вдруг понадобилось убеждать студента в особом значении нефти для нашего хозяйства. Она затянула на шее белый шарф и отвернулась к окну. Синицкий не сумел определить, какой же она ему показалась. Строгие восточные черты лица, черные глаза - такие черные, что не разберешь, есть ли в них зрачок... Красиво это или не очень - Синицкий не смог бы сказать. Правда, он об этом и не думал, увлеченный живой, горячей речью своей собеседницы. Заметив, что девушка на него не смотрит, Синицкий вытащил из кармана гребенку и украдкой провел по своим взъерошенным волосам. Спутница молчала. Студент покосился на свой тщательно завязанный галстук, скользнул взглядом по складке хорошо выглаженных брюк и выжидательно повернулся к девушке. - Почему вам не выбрать своей специальностью нефтеразведку? - неожиданно спросила она. Вопрос застал студента врасплох. Он об этом никогда не думал. Новая схема усилителя в аппаратах ультразвуковой разведки, которую предложил Синицкий, работая в лаборатории своего института, может быть применена не только для поисков нефти. Из-за этой схемы Синицкого и командировали в Баку, но все же он не может отдать предпочтения нефтеразведке... Еще бы! Так много на свете интересного! Например, способы самолетной разведки железных руд. Он изучал литературу по этому вопросу, даже проектировал свой, совсем особый прибор. Но... прошло два месяца, и беспокойный студент уже начал возиться с карманным рентгеноаппаратом для определения алмазов в породе. А еще через некоторое время непоследовательный в своих увлечениях изобретатель позабыл о разведке и рентгеновских лучах и стад конструировать радиостанцию в футляре от фотоаппарата. Он все еще не знает, что для него основное. Может быть, придется совсем изменить специальность... Кстати говоря, нефтью он вовсе не хотел заниматься. Он только испытает свою схему в новых аппаратах нефтеразведки, а там видно будет... - Простите, пожалуйста... - Синицкий был смущен затянувшимся молчанием. - Вы меня спросили о нефтеразведке. Скажу откровенно: по-моему, искать нефть не так уж сложно и не очень интересно... Потом я думаю, - он развел руками и кисло улыбнулся, - в век атомной энергии... - Без нефти все-таки нельзя обойтись! - с досадой перебила его девушка. - Неужели вы этого не понимаете? - Она заволновалась и стала говорить с заметным акцентом: - Заокеанские дельцы об этом прекрасно знают. Они кричат об атомном веке, а сами захватывают все новые и новые нефтяные районы. Из нефти, "между прочим", - девушка иронически взглянула на Синицкого, - добывается тротил - сильнейшее взрывчатое вещество. Надеюсь, это вам известно? - усмехнулась она. - А какая атомная техника заменит синтетический каучук, смазочные масла... все то, что производится из нефти? Даже молодые геологи, вроде вас, об этом должны знать! Девушка резким движением откинула непокорные волосы. Затем немного помолчала, словно собираясь с мыслями. Синицкий беспокойно вертел в руках коробочку магнитофона. Ему было не по себе. - Мы ни у кого не отнимаем нефть, - продолжала, видно чем-то рассерженная соседка, - своей достаточно. Но ведь ее нужно отнять у природы! Нам в ближайшие годы, как говорит товарищ Сталин, надо добывать шестьдесят миллионов тонн. Нефтяники, ясно, выполнят это указание, хотя добывать нефть не так-то легко, как вам кажется. Особенно, если это богатство запрятано в недрах морского дна... В борьбе за нефть нужно настоящее мужество, смелость, влюбленность в свое дело!.. "Скажу откровенно"... - повторяя эти слова, сказанные Синицким, девушка лукаво взглянула на него, - мне думается, когда вы начнете работать, то сами сможете не на шутку увлечься обыкновенной черной нефтью, которая так неприятно пахнет и даже пачкает нарядные костюмы. Синицкий поежился, делая вид, что последнее замечание его нисколько не касается, и сказал: - Вряд ли кто останется равнодушным после вашей лекции. Такой я никогда не слышал у себя в институте. "На самом деле, - подумал студент, - я почти ничего не знаю о нефти. Помню, что читал о воинах Александра Македонского, которые мазали свое тело "черным жиром". Звали этот жир по-разному: "черное масло", "каменное масло", "земляная смола". Его также называли и "нефть" - от персидского слова "просачиваться"... Видимо, когда-то человек увидел эту жидкость просачивающейся из-под земли, - вспоминал Синицкий, опасаясь, что сердитая девушка тут же устроит ему экзамен. - Сколько веков прошло, а до сих пор никто не знает точно, что же представляет собой нефть!" Неразрешенная загадка... И, конечно, не ему, Синицкому, решать ее. Большие ученые каждый по-своему объясняют происхождение нефти: по мнению одних, она произошла из остатков вымерших доисторических животных, по мнению других - из растений, а третьи ученые утверждают, что из того и другого вместе... Синицкий, конечно, изучал все эти теории. По его мнению, люди скоро раскроют тайну нефти, они будут абсолютно точно знать все о ее происхождении. И решат эту задачу, конечно, наши, советские ученые школы академика Губкина. Оказывается, студент кое-что помнил, и если бы соседка начала его экзаменовать, он бы ответил по меньшей мере на четверку. Успокоившись, Синицкий поднял голову и встретился взглядом с человеком в квадратных очках, сидевшим на противоположной стороне кабины. Пассажир задумчиво теребил клочковатую бородку и внимательно рассматривал картинку в журнале, лежащем у него на коленях. Журнал был раскрыт на странице, где в зеленоватой воде темнела решетчатая башня. Видимо, не только одну девушку интересовала статья о достижениях инженера Гасанова! Человек, за которым сейчас наблюдал Синицкий, и другой пассажир, его сосед, были одеты как заправские охотники, собравшиеся в далекую поездку. Над окном висели два охотничьих ружья в потрепанных брезентовых чехлах. Еще выше, на полке, лежал чемодан, перевязанный веревкой. Студенту почему-то стало стыдно. Вот ведь обыкновенные люди, может быть два бухгалтера или врача, во всяком случае - не геологи, но интересуются морской нефтеразведкой. А он, будущий специалист - разведчик недр, вдруг обнаруживает перед девушкой кокетливое равнодушие к этому большому делу. - Скажите, пожалуйста, - робко обратился он к девушке: - где в Баку находится Институт нефти? - Так вы, значит, к нам направляетесь? - Вот это здорово! - обрадовался Синицкий. - У вас директором Агаев? Девушка замялась и недовольно проговорила: - О делах потом... Покажите ваш магнитофон, я немного разбираюсь в этой технике. Синицкий обрадовался. Ему хотелось сделать что-нибудь приятное для соседки, и он с увлечением начал демонстрировать свою конструкцию: вертел ручки, щелкал переключателями, открывал крышку, где были уложены тонкие коричневые листки, показывал, как электромагнитный рекордер чертит на этих листках невидимые строчки. Он даже открыл отделение усилителя, где торчали лампы величиной с горошину, и показал миниатюрные батарейки и репродуктор. - Но это еще не все, - восторженно заявил Синицкий. - Каких только игрушек мне не приходилось делать! Один раз я сконструировал рентгеноаппарат из простой электрической лампочки. Правда, его лучи были слабенькими, и для того, чтобы получить снимок руки на пластинке, я держал ее под аппаратом сорок минут. Так вот и сидел не шелохнувшись, пока рука не затекла... - Изобретатель рассмеялся. - А то еще строил походный спектроскоп для анализа минералов... Ничего не получилось!.. Синицкий рассказывал буквально с упоением. Он видел, что девушка слушает его с искренним интересом, и это льстило ему. Самолет летел над полями. Внизу проплывали, словно куски зеленоватого стекла, озера, болота, маленькие речки... Медленно уходили вдаль прямые линии железных дорог и широких автострад, как будто вычерченные на желтой бумаге. Наконец Синицкий закончил свой рассказ и робко, почему-то краснея, произнес: - Простите... За меня представился магнитофон, а я так и не спросил ваше имя и отчество... - Можно без отчества. Все равно забудете! Меня зовут Саида. Запишите на вашем магнитофоне. Между креслами проходила девушка в темном кителе с блестящими пуговицами. В руках она держала поднос с бокалами и бутылками. Небрежно, как будто бы ему каждый день приходилось выполнять роль предупредительного спутника, Синицкий спросил воды и тут же налил пенящийся бокал Саиде. Она старалась не смотреть на студента, чтобы не рассмеяться. Уж очень трогательной ей показалась эта робкая внимательность! Юноша пил медленными глотками, украдкой посматривая на Саиду. ...Самолет приближался к морю. Уже показалась исчерченная голубыми линиями бесчисленных рек желтая земля: это дельта Волги в зарослях камыша. Сверкнуло море. А вскоре выплыли, будто из морской глубины, туманные горы. Через полчаса самолет подлетал к Баку... Вот уже близок берег. Самолет шел на посадку. На минуту у Синицкого заложило уши, он не слышал вопроса, с которым к нему обратилась Саида. Виновато взглянув на нее, он показал, что ничего не слышит. Так всегда бывает при резкой смене давления воздуха, когда самолет снижается. Синицкий проглотил слюну, что-то щелкнуло в ушах, словно мгновенно вылетели из них ватные тампоны, и снова стал слышен рокот мотора и говор пассажиров. Студент поднес к глазам бинокль и стал смотреть в окно. Море блестело, как мятая серебряная бумага от шоколада. Вдруг из-под воды вырвался гладкий белый шар, похожий на гигантскую плавучую мину. Он сверкнул на солнце полированными боками и, взметнув в воздух тысячи брызг, закачался на волнах. Синицкий застыл у окна. Надо показать необыкновенный шар Саиде!.. Поздно! Металлическое крыло самолета, как занавесом, закрыло шар. Быстро повернувшись, студент бросился к противоположному окну. Перед окном стоял охотник. Он тоже смотрел в бинокль на море. Губы его были сжаты в презрительную улыбку. Впрочем, может быть, это только так показалось Синицкому. Охотник опустил бинокль, равнодушно взглянул на юного пассажира и направился к своему креслу. Глава вторая НОВЫЕ ВСТРЕЧИ В это необыкновенно жаркое утро, когда бетонная дорожка Бакинского аэродрома казалась раскаленной добела, за решетчатой оградой в группе встречающих самолет стоял молодой человек с букетом махровых белых цветов. Ветер трепал полы его легкой шелковой куртки. Ее белизна оттеняла его загорелое лицо и иссиня-черные волосы. Человек нетерпеливо всматривался в небо, щурясь от солнца и поворачиваясь, словно ожидал, что самолет может показаться с любой стороны. ...В башне аэровокзала по мерцающему экрану радиолокатора побежал силуэт самолета. Дежурный выглянул в окно и увидел крылатую тень, скользящую по бетонированной дорожке. К самолету спешили встречающие. Впереди всех быстро шел человек с цветами. Спустили алюминиевую лесенку. В темном овале двери показалась Саида, за ней - Синицкий с ее ручным чемоданчиком. Саида спокойно и строго смотрела на подбежавшего к ней смуглого человека, молча приняла от него цветы, затем, закрыв глаза, устало положила голову ему на плечо. Синицкий поставил чемоданчик на землю и стал смущенно рассматривать ручки на магнитофоне. Ему казалось неудобным сейчас напомнить о своем присутствии. Он почувствовал что-то вроде легкой зависти. "Ну конечно, разве такая девушка, как Саида, может обратить на меня внимание? - думал Синицкий. - Кто я для нее? Мальчишка! Младенец с небесно-голубыми глазами... Мне еще ни разу не приходилось бриться..." Синицкий поморщился и вздохнул. Он вспомнил все свои обиды. Почему-то, как назло, ему никто не дает его законных девятнадцати лет. А ведь он уже второй раз участвует в выборах, да и вообще "человек с аттестатом зрелости". Как никак, а в институтской лаборатории о нем уже всерьез говорят. Поздравляли с изобретением. Командировку дали в Баку... Чего только Синицкий не делал, чтобы казаться старше! Перед самым отъездом он купил шляпу только затем, чтобы выглядеть "солиднее". Ничто не помогало!.. Студент припомнил еще одну неприятность: и в трамвае и в автобусе к нему часто обращаются уж очень запросто, как будто так и следует: "Мальчик, передайте, пожалуйста, билет!" Синицкий поежился от досады. "Мальчик!.. И как им только не стыдно!" Человек, встретивший Сайду, приподнял ее голову, пытливо заглянул в глаза и с болью в голосе сказал: - Ты мне не писала все эти дни. Ну, разве так можно? Я беспокоился... - Знаю, знаю, мой родной! - Счастье светилось на лице Саиды. - Но ведь ты у меня терпеливый. Умница! А вот Александр Петрович телеграммами засыпал... - Кто? - Васильев. - Саида повернулась к самолету. - Но где же мой багаж? - У меня, - отозвался робко Синицкий, протягивая чемоданчик. - Нет, не этот, - тряхнув головой, рассмеялась Саида. - Сейчас получим его и отвезем вас в город. Вы же не знаете, где наш институт... Простите, - вдруг вспомнив, сказала она, - я вас не познакомила: мой муж, инженер Гасанов. Вы, кажется, им интересовались?.. А этот молодой студент, - Саида указала на Синицкого, - принадлежит к беспокойному племени изобретателей. Сегодня он вручит директору "верительные грамоты", а потом мы с ним займемся... Берегитесь, быть вам нефтяником! Саида заметила грусть в глазах Ибрагима (так звали ее мужа) и ласково потрепала его по щеке. Синицкий неожиданно почувствовал, что освободился от какой-то непонятной тяжести. "Вот и хорошо! - с облегчением подумал он. - А мне-то показалось, что я даже немного влюбился в эту девушку. Говорят, что при этом бывает довольно глупое состояние..." По лесенке самолета спускали вниз большие белые ящики, похожие на чемоданы. - Вот и мой багаж, - заметила Саида, указывая на них. Из кабины вышли охотники с ружьями в чехлах и остановились в стороне, словно кого-то ожидая. Собаки, которых тоже выгрузили из самолета, лениво повизгивая, с высунутыми языками лежали у ног охотников. Здесь же Синицкий заметил даму с огненными волосами. Она что-то оживленно рассказывала. Нельзя было не обратить внимания на ее костюм. По низу платья бежали собаки. Когда дама резко поворачивалась, они словно набрасывались друг на друга. Живые собаки, лежавшие у ног охотников, недовольно следили за изображением своих сородичей. Видимо, им так же, как и Синицкому, казалось, что такая портретная галерея на платье не совсем уместна. Студент вспомнил, что однажды видел в театре глупенькую девушку, прельстившуюся подобной модой. У нее всюду по платью бродили большие черные коты с высоко поднятыми хвостами. Девушка чувствовала иронические взгляды окружающих и в антрактах уже не выходила в фойе. Синицкий невольно улыбнулся. Он вспомнил, как тогда прыснул в кулак при виде этого кошачьего хоровода на платье. То ли дело Саида! Ее простой белый костюм куда красивее. К самолету по выжженной траве аэродрома бежал юноша, почти сверстник Синицкого. Он, видимо, очень торопился и на ходу кого-то выискивал глазами, похожими на чернослив. Увидев Саиду, он бросился к ней и обрадовано закричал: - Салам, Саида! Скорее поедем! Александр Петрович не дождется. Каждый день про тебя спрашивает. - Кто такой Александр Петрович? - несколько удивленно спросил Гасанов у Саиды. - Васильев. Я же тебе говорила. - Ведь он недавно к нам приехал. Откуда ты его знаешь? - Встречалась в Москве... - Саида повернулась к Синицкому. - Вот наш незаменимый техник Нури, - указала она на нетерпеливого юношу, которому так и не стоялось на месте. Он бросился к носильщикам, разгружавшим самолет, и закричал: - Тихо, тихо! Почему бросаешь? Это вам не кишмиш! Подбежав ближе, Нури уже более миролюбиво добавил: - Тут аппараты. Понимать надо! Как хрустальную пазу, нести надо... А так и моя бабушка может... Синицкий рассмеялся. Нури недовольно взглянул на него: как смеет этот мальчишка смеяться над ним! Бормоча что-то себе под нос, Нури отошел в тень под крыло самолета и вынул из кармана коробочку с проволочными головоломками. Нерешительно оглянувшись на Саиду, он вытащил из коробочки блестящее кольцо с висящими на нем квадратиками... Ничего не поделаешь, Нури никогда не мог отказать себе в удовольствии подумать в свободное время над "загадочными кольцами". Техник из Института нефти сам изобретал эти замысловатые задачи и считал, что они ему очень помогают решать "сложные технические вопросы". - Как успехи Васильева? - спросила Саида у Гасанова. - Не слыхал. Саида помолчала, видимо пытаясь подобрать нужные слова. - Твоими работами очень заинтересованы в министерстве. - Это же ты можешь сказать и о делах Васильева. - Да... тоже. Они действительно очень интересны, Ибрагим. Кстати... - Саида нерешительно помедлила, - я назначена в его группу. - Ты сообщила мне это "кстати", - сдержанно заметил Гасанов, - а я ничего не знал... Рассчитывал на твою помощь... Он медленно, как по капле, выдавливал из себя казавшиеся ему теперь ненужными и жалкими слова. Ибрагим знал, что Саида никогда не изменит своего решения. - Пойми, родной, опыты Васильева невозможны без моих аппаратов. - Тебе виднее... Гасанов замолчал и направился к машине. Саида поручила Нури погрузку багажа. Техник победоносно взглянул на парня в шляпе и снова подошел к носильщикам: - Теперь будет большое, ответственное дело. Понимаешь? Грузить надо, как банки с вареньем. Понимаешь? - Садитесь, Синицкий! - Саида указала на место в машине рядом с собой. - Сейчас покажем вам город. Недовольным взглядом Нури проводил приезжего. Этого парнишку взяли с собой, как большого начальника!.. Открытый автомобиль с дрожащей спицей антенны выехал с аэродрома. За ним пошла зеленая машина, похожая на сплюснутый огурец. В ней разместились охотники с собаками. До города еще далеко... Голубой лентой бежит шоссе, в глади его асфальта отражается небо. Жарко, ни ветерка... Земля светлая, чуть желтоватого оттенка, как крепкий чай с молоком. Ранней весной здесь росла трава, а сейчас от нее осталась только тонкая золотистая соломка. И небо здесь темнее земли. Показались стальные вышки нефтепромыслов. Они как бы расступались, освобождая дорогу. Саида разговаривала с Синицким. Гасанов молча сидел за рулем. Машина миновала промыслы и теперь приближалась к городу. Вот уже его окраины. - Так называемый "Черный город". - Саида указала на приближающиеся строения. - Ну как, - с гордостью спросила она, - похоже? Синицкий удивленно смотрел на незнакомые улицы. По сторонам мелькали белые каменные стены нефтеперерабатывающих заводов, светлые корпуса, розовые, светло-сиреневые, кремовые жилые дома, зелень парков, дворцы культуры, клубы, кино и выкрашенные белым стволы молодых деревьев... "Черный город" проехали. Машина скользила дальше по гладкому асфальту. Решили свернуть на набережную. С одной стороны здесь высились светлые высокие здания, с другой - зелень бульвара. Он тянулся на многие километры. Машина мчалась, набирая скорость. Сквозь листву деревьев мелькали, как осколки разбитого зеркала, кусочки ослепительного моря. - Я бывал в городах на море, - говорил Синицкий, придерживая шляпу, - но такого длинного и широкого приморского бульвара не встречал нигде. - Наша гордость! - улыбнулась Саида, откидывая с лица растрепавшиеся от ветра волосы. - После войны мы его продолжили. Теперь он начинается от Дворца Советов и идет до Баилова. Синицкий с любопытством смотрел по сторонам. Где он, в каком городе? Ему казалось, что он много раз бывал здесь, ходил по этим улицам, среди зданий из светло-серого камня, видел большие витрины, громадные щиты с афишами. Он чувствовал себя смущенным, как при встрече с давно знакомым человеком, имени которого не помнишь. На какой же город похож Баку? Может быть, на Ленинград? Ну конечно, особенно эти центральные улицы. И, пожалуй, только солнце, палящее южное солнце, глубокие черные тени, небо ослепительной голубизны да море неповторимого синего цвета отличают этот город от своего северного собрата. Машина свернула в сторону. - Взгляните направо: улица Шаумяна, здесь сравнительно новые здания - выстроены перед самой войной, - сказала Саида, указывая на широкую улицу, застроенную высокими домами серо-сиреневого цвета, с белыми линиями окон, балконов, портиков, строгих, прямолинейных украшений. Улица мелькнула и скрылась. Блеснули стекла зеленого киоска с надписью "Воды". Архитектор придал ему такую невероятно обтекаемую форму, что Синицкому показалось, будто киоск сейчас сорвется с места и помчится вслед за машиной. Вот впереди он увидел розовое здание с белой колоннадой на крыше. Колонны как бы поддерживали голубой небосвод. - Это кинотеатр "Низами". Построен тоже до войны, - пояснила Саида. - Понимаете, что меня удивляет, - с оттенком досады продолжала она: - у нас совершенно не знают этого города. Не знают третьего по величине города нашей страны! Вспомните, сколько написано о других городах. С Ленинградом знаком каждый ребенок. Кто не слыхал о Невском проспекте, Адмиралтействе, Литейном! Кажется, что любой человек, никогда не бывавший в Ленинграде, сможет начертить его карту, - так известен город по литературе, газетам и рассказам очевидцев. Я уже не говорю о Москве: о ней знают все, и это вполне естественно. Но вот, например, возьмите Киев. Кто не слыхал названий Крещатик, Владимирская горка, Лавра! Одесса с ее лестницей тоже известна. А кто скажет, какая главная улица в самом большом после Москвы и Ленинграда городе, в Баку? Синицкий подумал: "А верно, как много еще нужно видеть!" Он не знал, что нефтяной Баку - это прекрасный светлый город, где в зеркало блестящего асфальта смотрятся облака. Он чувствовал себя путешественником, впервые открывшим неведомую землю. Глава третья "ПО-МОЕМУ, ВАСИЛЬЕВ ФАНТАЗЕР" Синицкий сидел на балконе гостиницы и нетерпеливо ждал, когда можно будет ехать на праздник к Гасанову. Еще бы, инженер сам пригласил его! Наверно, очень хороший человек Гасанов... Он сразу понравился Синицкому, так же как и Саида. Впрочем, о ней студент вспоминал с чувством какой-то непонятной неловкости. Ему казалось, что влюбленность с первого взгляда вещь нелепая и даже обидная, в особенности для него - Синицкого, для Саиды и, конечно, для Гасанова. Вот бы знал этот инженер, как в самолете буквально петушком топорщился и суетился мальчишка Синицкий, пытаясь завоевать расположение своей соседки! Он и воду для нее заказывал и пытался представить себя гениальным изобретателем... Нет, Синицкий явно собой недоволен... Он встал и лениво прошелся по каменному полу балкона. Впервые он видел Каспийское море, суда, далекие вышки, яхты с желтоватыми парусами: они боязливо бродили у берега, как утята. Дым от парохода поднимался столбом, как в морозный день. Было очень жарко. Разглядывая набережную, Синицкий видел серебристо-зеленую полосу бульвара, кусты ярко-розовых олеандров, клумбы темно-красных цветов, неподалеку белый ажурный переплет водной станции. Рядом высилась, как памятник давно прошедших веков, суровая Девичья башня... Она похожа на две гигантские, будто сросшиеся вместе ребристые трубы - так, по крайней мере, определил ее форму Синицкий. Усевшись в кресло, он привычно провел расческой по непослушным волосам, вынул из кармана магнитофон, тщательно осмотрел его, покрутил ручки и тут же подумал: "Что же мне с ним делать? Пока это только записная книжка... Может быть, попробовать записывать в нее, как в дневник? Пожалуй, это идея!" Изобретатель включил аппарат и поднес его ко рту. - Я буду тебе говорить все, что только замечу интересного, а твое дело - записывать. Точка! - внушительно заключил он и перевел рычажок. - Точка! - с той же интонацией ответил аппарат. - Вот и прекрасно. Ты будешь моим дневником. Синицкий снова передвинул рычажок. - ...дневником, - послушно повторил аппарат. - Вечером я расскажу тебе все, что случилось за день... Магнитофон лежал на коленях, а Синицкий думал: "Видел ли я белый шар?.." Перед глазами встало лицо охотника. "Нет... при чем тут он? А зеленая машина? Почему она ехала за нами?.. Чепуха! Обычное совпадение. Иной раз мы видим необыкновенное и загадочное там, где этого нет. Ну, скажем, белый шар. В первый момент я подумал, что это мина. А откуда она появилась в Каспии?.. Вам, дорогой друг, и ответить нечего. Просто вы, уважаемый Николай Тимофеевич, начитались приключенческих романов. Вот и все... Тут и без этого много непонятного. Например, кто же такой Васильев?.." x x x На дощатом настиле опытного пятидесятиметрового основания буровой вышки стоял Гасанов. Внизу плескались ленивые волны. Инженер смотрел, как рабочие убирали вышку зеленью, готовясь к предстоящему торжеству. Рядом с Гасановым оперлась на перила и смотрела на далекий берег маленькая худенькая девушка, которую все звали Мариам. Она тоже была конструктором и работала в Институте нефти, в группе Гасанова... - По-моему, Васильев - фантазер, - резко сказала она. - И мне кажется, что скоро в этом убедятся все! Гасанов удивленно взглянул на Мариам. Откуда у этой молодой девушки такие решительные суждения о человеке, которого она почти не знает? Даже он, Гасанов, воздерживается от подобных оценок, а Мариам?.. Ведь он помнит ее совсем девочкой - сначала копировщицей, затем чертежницей. Потом она, дочь старого бурового мастера, стала конструктором, способным решать самостоятельные технические задачи. Но, однако, это не дает ей права говорить так об инженере, у которого она многому может поучиться. Конечно, годы учебы в заочном институте очень серьезно подкрепили ее знания. В двадцать четыре года о Мариам Керимовой говорили, как о талантливом конструкторе, "без всяких скидок" на возраст. Гасанов с улыбкой смотрел на нее. Он все еще не верил, что видит перед собой ту самую девочку-тихоню с длинными, почти до колен, косами и большими темными глазами, которые, как многим казалось, только одни и могли поместиться на ее узком лице. Он не верил, что это именно та Мариам, тихий, несколько глуховатый голос которой очень редко слышали даже ее близкие друзья. Но все-таки это была она - та девочка с постоянно опущенными глазами, а теперь - строгий инженер со своим мнением и сложившимися вкусами. - Вы видели Васильева? - спросил Гасанов, стараясь придать своему голосу полное равнодушие. - Его никто не видел. - Девушка нахмурила сросшиеся брови. - Он не выходит из своей лаборатории. Впрочем, это не имеет значения, - с подчеркнутой строгостью добавила она. - Я не любопытна и вовсе не интересуюсь его внешностью. Важен проект, а я его только что видела... - Ну и как? Я ничего не знаю о последнем варианте. - Уверена, что это абсолютно бесплодная фантазия с претензией на внешний эффект. Вчера мне прислали скорректировать чертежи его электробура. Честное слово, не лежит у меня сердце к этому делу! Просто не хочется время тратить. Лучше уж с ребятами заниматься в техническом кружке. - Да что с вами, Мариам? Откуда такая желчность? - А как вы думаете, Ибрагим Аббасович? Обидно! Я хотела на вашем плавучем острове работать. Вы же об этом знаете... А тут... - Она прикусила губу и отвернулась. - Ну, не горюйте, не стоит, - утешал ее Гасанов, хотя нуждался и сам в утешении. - Забудем обо всем, о любых неприятностях. Вы же знаете... Сегодня такой день - только радоваться! - Он невольно вздохнул. - Я вас познакомлю с занятным человеком. Только что прилетел из Москвы, причем всю дорогу занимал Саиду своими изобретениями. Мне кажется, он и вам не даст скучать на вечере... Я устрою так, что он будет сидеть с вами рядом. - Как не стыдно, Ибрагим Аббасович! - Мариам обиделась, - Я дело говорю, а вы... Она махнула рукой, повернулась и пошла по гулкому дощатому мостику в комнату отдыха. "Почему-то ребята не едут!" подумала Мариам, подходя к радиотелефону. Была договоренность с парторгом, что на праздник пригласят вновь организованную молодежную бригаду. Несмотря на большую работу в конструкторском бюро, которая не оставляла у нее свободного времени, Мариам занималась с группой комсомольцев института. О ней в шутку говорили, что конструктор Керимова заново "переконструировала" этих ребят и заставила их по-настоящему полюбить технику. Инициатива и чувство нового помогали ей в этой благодарной работе, так же как и за чертежным столом. Мариам связалась по радио с институтом. Ей ответили, что ребята давно уже выехали. "Почему они так задержались? - недоумевала она. - Ну, пусть только появятся! Я с ними поговорю!" Керимова терпеть не могла неточности в любых делах. Если условились, то, значит, так и должно быть, без всяких разговоров. Эта маленькая девушка крепко держала в кулачке не только комсомольцев из технического кружка, но и взрослых чертежников из своей группы. Тихим голосом она давала указания, мягко поправляла ошибки, но избави бог, если кто-нибудь из ее помощников повторит ту же самую ошибку! Неприятности обеспечены. Мариам никогда не прощала равнодушия к работе и считала это самым большим преступлением. Из окна комнаты отдыха она увидела, как к стальному острову подъехала лодка и из нее вышли парторг института Рустамов и незнакомый Мариам юноша в щегольском сером костюме и шляпе. Они прямо направились к Гасанову. Али Гусейнович Рустамов, как всегда, был одет просто: легкие кавказские сапоги, широкие брюки, аккуратно заправленные в голенища, белая длинная гимнастерка с пузыристыми рукавами, спадающими на обшлага. Из-под густых, нависших бровей молодо блестели глаза. Они всегда были прищурены, словно затем, чтобы случайно не потерять запрятавшуюся в них лукавую улыбку. Мариам снова подошла к радиостанции. Рустамов может спросить ее о комсомольцах. - Вы уже знакомы с Гасановым? - обратился парторг к Синицкому. - Пока не съехались гости, можете осмотреть нашу технику. Здесь у нас почти все автоматизировано. Эта вышка - опытная. Она установлена в двадцати километрах от берега... Сами понимаете, что дальше продвигаться очень трудно - уже начинаются большие глубины, а сооружение такого основания и рискованно и дорого... - Ничего, попробуем! - перебил его Гасанов. - Начало сделано. Здесь глубина пятьдесят метров. Вот оно, основание, чувствуешь? - Он стукнул о деревянный настил каблуком. - Стоит целый месяц, не шелохнется. - Молодец! Люблю в тебе эту уверенность. Молодец!.. Но ты не спеши, Ибрагим Аббасович! Во-первых, - Рустамов назидательно поднял палец, - не было еще ни одного шторма. Подожди до зимы! А, во-вторых, сто метров, двести метров - это не пятьдесят. Трудности постройки несоизмеримо возрастают. Это инженер Гасанов знает лучше меня. Работа начата, но, как хочешь, у меня нет полной уверенности, может ли такая легкая стометровая конструкция из стальных труб противостоять... ну, скажем, десятибальному шторму. Понимаешь - сто метров! Какая нагрузка на нижнюю часть основания! - Он остановился и с волнением добавил: - Да, Ибрагим, большие дела нам надо делать, и если у тебя и Васильева ничего не получится, то пока придется плескаться у берега, где помельче. Гасанов нетерпеливо постукивал ногой по настилу, выжидая, когда сможет возразить. - Почему не получится? - горячо воскликнул он. - У меня есть новый проект. Основание на любой глубине: хочешь сто, хочешь двести метров. - Он недовольно посмотрел на недоверчивое лицо студента и решительно заявил: - даже триста метров! - Вопрос можно, Ибрагим Аббасович? - с застенчивой вежливостью спросил Синицкий. - Значит, по вашему проекту, на морское дно можно поставить стальное основание вроде Эйфелевой башни? - Зачем Эйфелевой? - рассердился Гасанов. - Шуховской, русского инженера Шухова! Куда более остроумная конструкция! Того самого Шухова, дорогой товарищ Синицкий, который изобрел новый способ перегонки нефти. Того Шухова, который строил в Москве радиобашню в годы гражданской войны, когда нас пыталось заклевать, задушить всякое воронье из англичан, французов, американцев. Но мы и тогда строили, теперь строим и всегда будем строить!.. Послушай, Али, - взволнованно обратился Гасанов к парторгу, уже не обращая внимания на москвича, - мне нужен один месяц на установку подводного основания. Все делается на земле. Ни одного водолаза! Синицкий знал, что прошло уже несколько лет, как начали использоваться новые морские основания конструкции советских инженеров. Основания делаются на зародах в виде решетчатых каркасов, скрепляющихся между собой. Их устанавливают с барж, или так называемых "киржимов", причем водолазы для этой операции не нужны. На большую глубину они и не могут спускаться. Поэтому вполне естественно, что Гасанов спроектировал стометровое основание с расчетом установки его прямо с поверхности. "Это, наверное, очень трудно", подумал студент и с уважением посмотрел на изобретателя. Гасанов о чем-то тихо рассказывал парторгу. - Ну хорошо, - согласился Рустамов, - об этом после поговорим. А пока покажи нашему гостю сегодняшнюю технику. Он ведь ничего подобного не видел... Кстати, позабыл спросить: как здоровье Саиды? Может быть, ей нужно отдохнуть недельку после такой долгой командировки... - Попробуй, скажи ей об этом! - Гасанов нахмурился и снова вспомнил о новой работе Саиды. - Она, как получила аппараты, стала совсем одержимой. - Вроде тебя! - Рустамов рассмеялся. - Сам такой же... Ну ладно, потом разберемся... - И парторг заторопился встречать кого-то из гостей. Гасанов, все еще под впечатлением своего разговора с Рустамовым, нехотя рассказывал Синицкому: - Вам, конечно, известно, что на этой вышке сейчас не бурят. В подводном трубопроводе уже бежит нефть. Мы пользовались турбинным бурением. На конце трубы, опущенной в скважину, вращается только долото, а трубы остаются на месте... Ну, это вы все знаете. Наверное, изучали турбобур Капелюшникова? Этот метод бурения впервые в мире предложен советским ученым. Раньше на всех буровых вращались трубы вместе с долотом. Любому студенту, даже не геологу, должно быть понятно, что это невыгодно. - Ну еще бы! - оживился Синицкий. - Несколько лет тому назад были скважины глубиною около четырех километров, а сейчас, как я слыхал, доходят до шести. Вертеть шесть километров труб! Синицкий с любопытством рассматривал стальную сорокаметровую вышку. Люди в черных комбинезонах спускали сверху ненужные уже теперь трубы. Старый мастер Ага Керимов мыл руки глинистым раствором. Он долго оттирал грязь и смазку, затем вытянул ладони перед собой, рассматривая их издалека. Сокрушенно покачав головой, мастер направился к Гасанову. - К нам еще один изобретатель из Москвы приехал, - сказал инженер, представляя Синицкого. - Может быть, будущий нефтяник, а пока студент... А это наш старший мастер, сорок лет на буровых работает. - Салам! Здравствуйте... - Керимов растерянно взглянул на свои мокрые руки. - А я вот что спросить хотел: когда вы, научные люди... это аллаверды к вам, Ибрагим Аббасович, - он поклонился в сторону Гасанова, - и к вам, - поклонился он Синицкому, - ...когда вы, научные люди... как это сказать?.. вот так сделать сможете: прихожу я на промысел - пиджак белый, чистый; ухожу - такой же остался, замечательный, белый? Не надо у лебедки стоять, трубы наращивать - пусть все машина делает. Когда так будет? Да? - Он закончил это неповторимой интонацией, присущей бакинцам, когда в слове "да" слышится и вопрос и утверждение. - Серьезная задача! - несколько помедлив, ответил Гасанов. - К этому мы идем, но пока еще многого не достигли... Да, рабочие наши сегодня не ходят в белых халатах. Однако недалеко то время, когда мы сумеем настолько механизировать бурение и добычу нефти, чтобы труд на промыслах требовал меньшей затраты физической силы, чтобы каждый мастер сидел за стаканом чаю у распределительной доски, а не ходил в бурю и ветер у бурового станка. - А может, этого и не будет никогда? - Синицкий смущенно улыбнулся. - Черная нефть и белые халаты... Чудно! - Вы лучше зайдите в кабину, к приборам. Тогда скажете! - жестко ответил Гасанов. - Правда, это только начало. Но вот, говорят, у Васильева... - Он замолчал и добавил: - Впрочем, об этом я и сам ничего не знаю. Глава четвертая ОПАСНОЕ ЗАДАНИЕ Последние приготовления к торжеству заканчивались. Научно-исследовательский институт нефти передавал новое подводное основание для эксплуатации. Принимали представители соседнего морского промысла. В праздничных белоснежных костюмах ходили они по мосткам и настилу, внимательно осматривая конструкцию, и, удовлетворенно улыбаясь, что-то записывали себе в блокноты. Их сопровождал директор института Джафар Алекперович Агаев, пожилой полный мужчина с гладко выбритой головой. Маленькие, как два пятнышка, усы слегка топорщились. Он часто приглаживал их большим пальцем левой руки. Агаев никогда не расставался со своей трубкой. Была она сделана из особой пластмассы темно-зеленого цвета. Его друзья-курильщики утверждали, что трубки могут быть либо пенковые, либо вырезанные из корней редкого дерева. Они подсмеивались над трубкой директора, но тот совершенно серьезно доказывал, что его вполне современная трубка из специальной пластмассы даже, как говорится, вкуснее пенковой... Директор поминутно вытирал голову большим голубым платком с белой каемкой. Было действительно очень жарко. Синицкий растерянно бродил по островку. Он уже успел загореть до ярко-малинового цвета. Неожиданно грянул оркестр. Рассыпалась барабанная дробь. Студент вздрогнул и обернулся назад. Музыканты расположились вдоль ограждений настила. Один из них, с огромной, сияющей на солнце трубой, сидел на перилах и опасливо посматривал вниз. Еще бы, там пятьдесят метров глубины! Вокруг мостков вышки сгрудились катерки, моторные лодки, глиссеры. Все они, как пчелы, облепили островок и, толкая друг друга, покачивались на волнах. Рустамов снял белую фуражку и обратился к собравшимся: - Товарищи, инженера Гасанова и весь его замечательный коллектив мы можем поздравить с большой победой! Это победа творческой мысли - сильнейшего оружия нашего государства. В нашей стране, на любом участке славных дел, каждый советский человек должен и может быть новатором. В этом наша сила! Творческая, созидательная мысль - самое современное, никогда не стареющее оружие. И мы им должны владеть в совершенстве!.. Сегодня мы горячо жмем руку Ибрагиму Гасанову, одному из многих советских людей, который прекрасно пользуется этим оружием... Когда парторг закончил свою речь, все сразу повернулись к Гасанову и зааплодировали. Инженер неловко поклонился и тут же скрылся в толпе приглашенных. Снова загремел оркестр. Потом выступали директор и представители различных организаций. Все они поздравляли Гасанова. ...Торжество заканчивалось. Уже отзвучали приветственные речи. Фотографы снимали героев дня возле вышки, у лебедки и у приборов. Гасанов стоял на мостике, соединяющем вышку с комнатой отдыха, облокотившись на перила. Он был взволнован и речами и почестями, но ему казалось, что это все - незаслуженное. Слишком мало сделано! Он не успел пройти и половины задуманного пути, а тут уже гремит оркестр, речи, поздравления... Рано, очень рано!.. Гасанов был уверен в правильности выбранного им пути. Будут стоять на крепких ногах острова инженера Гасанова, стоять на любой глубине, при любых штормах, но еще многое надо проверить, рассчитать, исследовать... Саида так и не приехала. Смутное чувство беспокойства вновь овладело им. Сейчас она, наверное, в лаборатории Васильева... Подошел Рустамов. - Тебя там ждут, Ибрагим, - сказал он Гасанову, дотрагиваясь до его руки. - Нехорошо! Всех бросил. Опять о стометровой мечтаешь? - Он взглядом указал на плавучий остров, где высились подъемные краны, похожие на костлявых жирафов. - Не угадал, Али, - задумчиво ответил инженер. - Зачем мечтать о том, что можно сделать сейчас? Пятьдесят метров или сто - какая разница! Надо искать другое решение, чтобы ставить вышки на самой большой глубине... в любом месте... - Если, конечно, ты уверен, что там есть нефть, уверен в надежности разведки, - согласился Рустамов и с улыбкой посмотрел из-под бровей. - Можно ли строить Эйфелеву башню, как назвал твое основание студент, а потом разбирать ее, если в этом месте нефти не окажется? Как ты считаешь? - В том-то и дело! Нельзя бурить без постройки вышки... Но я надеялся на аппараты Саиды. По ее словам, они могли бы более надежно, чем все другие способы разведки, определить местонахождение нефтяных пластов... Оказывается, с этими аппаратами должны работать водолазы. А какой черт нырнет на стометровую глубину? - Я хотел с тобой о другом поговорить, Ибрагим, - осторожно начал Рустамов. - Прости меня, могу испортить тебе весь праздник. Но ничего не поделаешь, никак нельзя откладывать этот разговор... Тебе известно, что для испытания своей конструкции к нам прикомандирован инженер Васильев. Ему очень нужны опытные мастера. Гасанов быстро взглянул на парторга, но ничего не сказал. - Ты понимаешь, Ибрагим, какие ему нужны люди? У нас их по пальцам пересчитать можно. Да вот они - все тут! - Рустамов указал на группу мастеров, направляющихся в комнату отдыха. - Например? - хмуро бросил Гасанов и, чтобы скрыть от парторга досаду, наклонился над водой. Рустамов смотрел на рабочих и каждого из них провожал глазами. По мостику медленно проходил Ага Керимов. Из-под его рабочего костюма выглядывали ослепительно белые манжеты и воротник рубашки. - Например, - продолжал Рустамов, - твой лучший мастер Ага Рагимович Керимов. - Так... - Гасанов загнул палец. - Еще кто? - Мастер Григорян, - так же спокойно сказал парторг, увидев вдали фигуру рабочего очень высокого роста, с длинными мускулистыми руками; волосы у него были курчавыми и спадали на лоб кольцами, как у девушки. - Мастер Пахомов, - невозмутимо продолжал Рустамов, указывая глазами на старика с белой окладистой бородой и обкуренными желтыми усами. Гасанов молча смотрел вниз, где разбивались волны о трубчатые ноги подводного основания. Шипела пена. Лопались пузырьки в зеленой воде. - Очень хорош для этой работы и твой мастер Опанасенко, - подчеркнуто спокойно продолжал Рустамов, увидев молодого загорелого украинца с насмешливо прищуренными глазами. Опанасенко размашисто шагал по мостику. Дойдя до комнаты отдыха, он оглянулся и приветливо улыбнулся парторгу, сверкнув белыми зубами. Рустамов помахал ему рукой, затем снова обратился к инженеру: - Вот, пожалуй, и все. Что ты на это скажешь? Гасанов долго молчал, медля с ответом, затем решительно тряхнул головой: - Ясно! Значит, всех отдать. А с кем же мне, понимаешь, мне, - он подчеркнул это слово, - дальше работать? - Я знаю, дорогой, тебе обидно, - осторожно начал Рустамов, - но конструкция Васильева может открыть перед нами новые пути в добыче нефти. А ведь мы на то и работаем в исследовательском институте, чтобы искать эти пути. У тебя другое - ты уже достиг определенных результатов. Можно и подождать немножко пока не проведем испытание васильевской конструкции. Тогда будем знать, на чем остановиться, чей метод принять: твой или его. Дело государственное, обиды тут ни при чем. - Но, насколько я понимаю, на работу к Васильеву можно посылать людей только с их личного согласия? - За этим дело не станет. Пойдем поговорим!.. Вскоре все мастера собрались в комнате отдыха и с нетерпением ждали, что скажет парторг. Рустамов оглядел слушателей. Их было всего несколько человек, разных и по возрасту, и по стажу, и по национальности. И вместе с тем перед ним был крепкий коллектив, который может сделать все. - Нехорошо получается с моей стороны, - с улыбкой начал Рустамов, останавливая свой взгляд на озабоченном лице мастера Керимова. - Сегодня праздник, когда вы все, можно сказать, именинники, и вдруг приходит Рустамов и говорит о новой работе. Но, понимаете, дело уж очень срочное... - Он перевел взгляд на Григоряна. - Вы знаете, что к нам приехал один замечательный инженер? Он раньше работал в Ленинграде, на Кировском заводе. Много сделал для Советской Армии. Теперь приехал с Урала для испытания своей новой конструкции. Он тоже ищет способ, чтобы больше достать нефти с глубин морского дна. Но один человек ничего не сделает без опытных мастеров... - Как можно! - согласился Керимов. - И вот мы посоветовались с Джафаром Алекперовичем и решили просить вас... - Зачем просить? - неожиданно загорячился Керимов. - Скажи: надо! Все пойдем. Да? - Нельзя, Керимов. Тут дело особое. Опасное задание! Пойдет только тот, кто желает. - Там тоже надо бурить? - смотря в пол, нерешительно спросил Григорян. - Та же самая работа, но, понимаешь, это первый опыт, а потому я и предупреждаю, что он может быть опасным. Григорян немного помолчал, затем снова, уже несколько смущенно, спросил: - А кто на новой буровой у Ибрагима Аббасовича будет? - Найдутся люди, - недовольно оборвал его Пахомов и нервным движением сжал бороду в кулак. - А я так понимаю: если ты, товарищ Рустамов, к нам пришел, по-душевному, говоришь, просишь - значит, надо! А страшного мы не боимся... Всякое на нашем веку бывало. - Он встал, застегнул верхнюю пуговицу пиджака и спросил: - Когда на новую работу становиться? Опанасенко рассмеялся: - О це дило! - Он хлопнул себя по коленке. - Правильный разговор! Ну, как есть, Петр Потапыч, в самую точку! Если нужно, наши бурильщики землю прямо насквозь продырявят, и вылезет труба где-нибудь у этих... как их?.. - Американцев? - со смехом спросил Рустамов, заражаясь веселостью мастера. - Да нет... антиподов... вот у кого! - Ну, это то же самое, - снова рассмеялся парторг. - У них все вверх ногами. Ты, Опанасенко, конечно, знаешь, что наши инженеры разработали способ наклонного бурения. Мы им обычно пользуемся в тех случаях, когда нужно достать нефть в местах, где нельзя поставить вышку. Улица хорошая в городе, дом замечательный стоит - зачем его ломать? Скажи, пожалуйста? Пусть издалека подойдет к этому месту наклонная труба... А вот эти "антиподы", то есть я говорю об американских дельцах, используют советское изобретение для обыкновенной кражи средь белого дня, или, попросту, для выкачивания нефти под участком своего соседа. Что ж с ними поделаешь? У нас говорят в народе: "Ишаку нравится, как он ревет". Такова их совесть! - Ну и жулики! - не удержался Опанасенко. - Тащат почем зря! - Так вот, дорогие, вернемся к делу, - перешел на серьезный тон Рустамов. - Почему мы решили просить именно вас? Конечно, мы могли бы найти мастеров и на других промыслах, но у вас опыт инженеров. Где таких найдешь? Хоть и обещали подобрать, но... - Он улыбнулся в усы. - У нас такая пословица есть: "Кто надеется на соседа, тот уснет без ужина". - Обязательно! - весело крикнул Опанасенко. Мастера дружно рассмеялись. - Значит, с нашим инженером мы уже не будем работать? - не сдерживая своего недовольства, спросил Григорян. Все взоры обратились к Гасанову. Он стоял в дверях и молчал. Подошла Мариам и тронула Гасанова за рукав: - Ибрагим Аббасович, я все промерила. Верхние подкосы... - Хорошо... Потом посмотрю. Подождите, - нервно отмахнулся инженер и полез в карман за папиросами. Мариам резким движением откинула косу назад и скрылась за дверью. - Рустамов знает, с кем нам теперь работать, - вздохнув, проговорил Керимов, обращаясь к Григоряну. - Здесь другая бригада будет. - Затем он спросил у парторга: - А меня, старика, возьмешь? Да? - Почему нет? - искренне обрадовался Рустамов. - Ты больше всех нужен: ты сорок лет работаешь. Кто лучше тебя знает, как бурить! Спасибо, дорогой! Всем спасибо. Я знал, что вы не откажетесь... И ты прав, Григорян! Здесь тоже опытная установка, останешься при ней за старшего. Мастер встал и обиженно замахал руками: - Почему я останусь? Я же бурильщик. - Нет, дорогой, не проси! Мы с директором уже решили. Не один год ты работал на эксплуатации, все знаешь. Григорян, ворча, отвернулся к окну. - Придут сюда совсем молодые мастера. Мы поручим эту опытную вышку нашим комсомольцам, - продолжал Рустамов, искоса наблюдая за Гасановым. - Им надо все рассказать, научить их сегодняшней технике добычи нефти, чтобы чувствовали они в этом свое будущее и чтобы росли из наших ребят такие специалисты, как Гасанов, Васильев, как вы, мои друзья! На вас сейчас мы особенно надеемся... Итак, товарищи, послезавтра придется начинать новую работу. Там дело очень срочное. А пока торопитесь домой - отдыхать, переодеться, чтобы вечером выглядеть настоящими именинниками. Сегодня вам встречать гостей на празднике в институте!.. Рустамов остался с Гасановым. Мариам с чертежами ждала Гасанова на мостике. Уже отплывали от решетчатого причала катера, лодки, глиссеры. Все гости возвращались на берег, а ее комсомольцы так и не приехали. Но сейчас не это волновало Мариам: она не могла понять, как можно было взять у Гасанова его верных помощников, всех лучших мастеров. И отец от него уходит! А ведь еще столько работы впереди... Мариам собиралась предложить Гасанову испытать новый электробур на опытной стометровой конструкции. Кое-какие усовершенствования в электробуре сделаны самой Мариам. А когда-то Гасанов занимался этим делом, пока не придумал свои новые подводные основания. Может быть, и не следовало ему строить их? Опустив голову, она бесцельно смотрела на зеленую воду, где плавали ореховые скорлупки. Из окна комнаты отдыха доносился резкий, напряженный голос Гасанова: - Нет, Али, хоть ты мне и друг, но я этого не понимаю. Как можно взять моих лучших людей и отдать их неизвестно зачем, неизвестно кому?.. Ну да, конечно, конечно... - заторопился он, видимо заметив, что Рустамов хочет возразить. - "Моя душа не скатерть, чтобы расстилать ее перед тобой", - так говорится у нас в народе. Но я не могу иначе, я прямо скажу, что у меня на душе! - горячился Гасанов. - Васильев приехал по приказу министерства. Неудобно не помогать ему. Что там о тебе подумают?.. Все понимаю, Али. - Хорошо, поговорим начистоту, Ибрагим, - со сдержанным гневом сказал Рустамов. - Только не обижайся... Разговор прямой. - Он, видимо, встал: послышались его неторопливые шаги. - Мне очень больно все это от тебя слышать! Ты понимаешь, очень хорошо понимаешь, как важны опыты Васильева. Можно ли думать только о своем! Ты коммунист, Ибрагим... - Рустамов остановился, шаги замолкли. - В Васильеве ты видишь конкурента. Еще бы! Людей взяли для его работы... Но пойми, что не в людях дело, найдем мастеров. Зачем строить стометровое основание, если после опытов Васильева оно окажется ненужным?.. Я знаю, тебе тяжело... Нет-нет, не говори мне ничего! - остановил он Ибрагима. - Я все понимаю, но верю в коммуниста Гасанова: ему тоже предстоит выполнить опасное и трудное задание. Да, Ибрагим, это задание не менее трудное, чем то, за которое взялись твои товарищи. - Ты знаешь, я никогда не подводил тебя, Али, - сухо заметил Гасанов. - Я это знаю, поэтому и прошу тебя, - сдерживая волнение, тихо сказал Рустамов. - Мы долго обсуждали этот вопрос с директором, потом решили... Правда, ради праздника сегодня об этом не стоило говорить, но уж если зашла речь... - Говори, Али, я слушаю. - Тебе придется сейчас приостановить работу по монтажу стометрового основания, для того чтобы помогать Васильеву. Понимаешь? Ему нужно переделать электробур, который ты хотел применить у себя. Наступило молчание. Волны с легким плеском разбивались о стальную решетку. Мариам только сейчас решилась подойти к окну, но Рустамов заметил ее еще раньше и, предупредительно приложив палец к губам, сделал ей знак, чтобы она несколько повременила с чертежами. Он будто хотел ей сказать: "От Мариам у нас нет секретов, но пойми, дорогая: Гасанову сейчас не до чертежей... Видишь, какие тут сложные обстоятельства". Стараясь не стучать каблуками по гулким доскам, Мариам незаметно скрылась. - Значит, решено, Ибрагим! - Парторг протянул руку инженеру. Гасанов слабо пожал ее. Он еще никак не мог осознать всей сущности этого решения. - Кстати, я хотел тебя спросить... - Рустамов перевел разговор на другую тему. - Почему ты не бываешь на своей даче, которую мы тебе отстроили? Она тебе не нравится? Переезжай в Мардакяны. Гасанов его не слышал. В окно ворвался ветер и зашевелил на столе газетами. Ибрагим машинально взял одну из них. На первой странице был его портрет. На снимке инженер Гасанов улыбался. Стиснув зубы, Ибрагим скомкал газету. Затем, как бы опомнившись, осторожно расправил ее. - Когда начинать? - обратился он к Рустамову. - Через два дня. Инженер подошел к окну, смахнул в море засохшую кисть винограда и сел на подоконник. Внизу под мостик бежали усталые волны. Вот одна из них, покрытая, как бисером, блестящими пузырьками пены, докатилась до стальной трубы, разделилась надвое и исчезла. На зеленой поверхности воды еще долго плясали веселые пузырьки... Глава пятая СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЛЫЙ ШАР Закончился праздник на вышке. Последними в кабину глиссера сели Агаев и Рустамов. Там уже сидел Гасанов. Он думал, что за все годы его работы в институте, пожалуй, не было столь тяжелого дня, как сегодня, когда празднуется "победа инженера Гасанова". Так об этом напечатали в газете. Изобретатель равнодушно смотрел на решетчатый переплет стальных труб, темневший в зеленой воде. Несколько часов тому назад его радовало, что эту конструкцию сделал он, Гасанов, хотя раньше ни один человек не решался строить пятидесятиметровую башню на зыбучих морских песках. Но вот прилетела Саида... Как он ждал ее, как считал секунды, как мучился все эти долгие месяцы без нее! "Кстати, - сказала она, - я назначена в группу Васильева". Отныне вся ее жизнь, все помыслы будут рядом с ним, Васильевым. О, как хорошо это знает Ибрагим!.. Саида всю себя до конца отдает любимой работе. Без нее нет жизни для Саиды... А как мечтал Ибрагим о том, что Саида поможет именно ему и станет рядом с ним, а не с чужим, московским инженером, который своим приездом причинил Ибрагиму столько горя!.. - Ну, кажется, все уехали, - услышал Гасанов голос директора. Агаев вытер вспотевший лоб и вытащил свою зеленую трубку. - Студента пригласили на сегодняшний вечер? - спросил он Рустамова, выколачивая пепел о борт кабины. - Да-да, конечно, - ответил парторг и подал знак, чтобы заводили мотор. - Я хотел тебе сказать, - продолжал он, - что все мастера согласились идти на васильевские работы. Думаю, здесь мы оставим Григоряна - учить молодежь, если Ибрагим не будет возражать. - Весь праздник ему испортил! - Агаев улыбнулся, попыхивая трубкой. - Но ты знаешь, Ибрагим, у нас не было другого выхода. Гасанов устало махнул рукой и отвернулся к окну. Директор института не знал, что Рустамов сообщил инженеру о временном прекращении монтажа нового основания, и приписывал его огорчения только тому, что с вышки берут опытных мастеров. Зарокотал мотор. Взметнулась водяная пыль. Глиссер помчался к берегу, оставляя за собой белую ленту пены. x x x В кабине, прилепившейся у основания решетчатой башни, Синицкий рассматривал мраморные щиты с приборами автоматического управления. - Значит, этот манометр контролирует... - продолжал студент свои расспросы, обращаясь к дежурному мастеру, - контролирует... Он случайно поднял голову и увидел в окно удаляющийся глиссер. Синицкий выбежал наружу. Все уже уехали! Неужели он так задержался?.. На островке, кроме дежурных, никого не было. Вдали бледнела, рассеиваясь, поднятая глиссером водяная пыль. Синицкий возбужденно зашагал по дощатому настилу. "Досадно! - подумал он. - Пока вызовешь лодку или глиссер, пройдет много времени". Гулко отдавались шаги: взад-вперед, взад-вперед... Из комнаты отдыха вышел рабочий и удивленно посмотрел на Синицкого. - Это, наверно, о вас спрашивали? - Наверно, - нехотя ответил Синицкий. Рабочий выжидательно замолчал. Увидев, что Синицкий не старается поддерживать разговор, он отвернул кран водопроводного шланга и осторожно, чтобы не забрызгать гостя, начал мыть настил, тщательно и сосредоточенно, как палубу корабля. Синицкий взглянул на часы и с досадой нахлобучил шляпу, чтобы уж ничего не видеть. "Как все неудачно получается! В девять в институте вечер. Разве можно опаздывать!" Он направился было к радиостанции, чтобы вызвать берег. Вдруг до его слуха донесся рокот мотора. Рокот постепенно приближался, заглушая шипенье и плеск волн под настилом тонконогого островка. Синицкий забежал с другой стороны вышки. К мостику двигалось странное сооружение. Оно было похоже на теплоход, уменьшенный во много раз. Но это оказалось только первым впечатлением. Мачты с растянутыми между ними антеннами разных видов, мигающие сигнальные лампы, какой-то прожектор на треножнике, большой фанерный щит с приборами напоминали необычную плавучую лабораторию... По борту сияла выведенная золотом надпись: "Кутум". На палубе, доставая головами до проводов антенн, стояли четыре "научных работника". Самому старшему из них на вид было не больше семнадцати лет. Разрезая волны, "теплоход" проплывал под мостиком... У правого борта стоял юноша - серьезный, полный важности и собственного достоинства. Весь его костюм состоял из голубой майки, закатанных до колен штанов и ремня с пряжкой, надраенной до солнечного блеска. Другие сотрудники "плавучей лаборатории" были одеты примерно так же. Самому высокому из них, тощему, сумрачному парню, пришлось наклониться, когда "теплоход" проплывал под мостиком вышки. У одной из мачт стоял маленький радист с самодельной радиостанцией, подвешенной возле окна каюты. Синицкий с любопытством наклонился над перилами мостика. Основанием всего этого занятного сооружения была старая парусная лодка, модернизированная ребятами по требованиям современной техники. Все надстройки на ней были сделаны из просмоленной и крашеной фанеры. "Модель плавучей лаборатории в одну сотую натуральной величины", подумал Синицкий, представляя себе чертеж с такой пометкой. Он подошел к причалу. Его заинтересовали эти ребята. - Опоздали! - разочарованно вздохнул высокий паренек. На темном, загорелом лице его блестели белки глаз. - Попадет нам от Мариам. Я тебе говорил, Степунов, - он обратился к товарищу в белом парусиновом костюме, - мотор надо было проверить перед испытаниями... Али! - крикнул он в иллюминатор. - Сколько раз мы останавливались? Посмотри у Степунова в журнале. - Восемнадцать, - послышалось из окошка. - А шли сколько времени? - Сейчас он обращался уже к Степунову. Тот взглянул на будильник, висевший на внешней стенке каюты, и деловито ответил: - Один час сорок семь минут. - Удивительная точность. Если бы так же четко твой мотор работал! Из-за тебя ведь опоздали. Видишь, никого нет... Пошли назад! - со злостью скомандовал он. - Зря мы решили похвастаться своей посудиной. - Постойте, ребята! - крикнул Синицкий. - Что вы здесь делаете? Ребята только сейчас заметили его. - Да так, ничего. Лодку свою пробуем, - нехотя ответил старший. - Самый полный назад! - со смехом крикнул он. - Домой! - Подождите, ребята! Вы сюда ехали? - А как же, - отозвался самый маленький из ребят. Он снял с головы наушники, выключил радиостанцию и огорченно добавил: - Хотели на праздник в своей лодке приехать, да вот опоздали... - И я опоздал, - с улыбкой заметил Синицкий, рассматривая ребят. - Тоже ничего не видали? - сочувственно спросил кто-то из ребят. - Да нет, хуже: я в институт к Гасанову опаздываю... - Это, значит, к нам! - обрадовался старший. - Садитесь, довезем. Как говорится, на восьмой скорости! - На восьмой? - Ну да! Только что испытывали, - с сознанием собственного превосходства пояснил Степунов. - Максимальная отдача энергии, форсированный режим - все это вещи обыкновенные. Мотоциклетный мотор, а вроде самолетного получился. В общем, не беспокойтесь! В институте вы будете раньше всех. - Вот и чудесно! - Синицкий ловко спрыгнул с настила и уселся на борту. - А я уже хотел лодку вызывать. Прежде всего он показал ребятам свой магнитофон. Надо же отплатить им за любезность! Все по очереди поговорили в аппарат, и каждый из них услышал свой голос. Игрушка им очень понравилась. Маленький Али, радиолюбитель, уже выпросил у Синицкого схему прибора. Он обязательно такой сделает! - Но довольно, пора уже ехать, - сказал Степунов. - Гость торопится. Оглушительный треск, словно пулеметная очередь, рассыпался над водой. "Кутум" резким броском вырвался вперед, круто развернулся и, как взмыленный конь, поскакал по волнам. Синицкий зажал уши и надвинул шляпу на самый лоб. Мотор, который переделали ребята, выбросив глушитель и все, что можно было убрать, для того чтобы получить максимальную мощность, угрожающе ревел. Разговаривать было невозможно, а Синицкому очень хотелось поподробнее узнать о разных делах бригады молодых рационализаторов. Об этом ему скромно намекнули ребята. Все они работали в экспериментальном цехе, где строились модели и опытные конструкции. Молодые специалисты из ремесленников ежедневно наблюдали за бурной творческой жизнью института. Все изобретения и усовершенствования проходили через экспериментальный цех, поэтому не случайно, что именно в нем и возникла группа рационализаторов из молодых рабочих. Все, кто работал в институте, искренне любили свое дело. Буквально все - от юного слесаря до директора. И все они по-своему были изобретателями. Каждый вносил в свой труд что-нибудь новое. В экспериментальном цехе ребята занимались разными делами: кто был слесарем, кто токарем, монтажником, намотчиком... За последнее время все они вместе работали над приборами автоматики. Как-то совсем незаметно эти ребята сдружились в тесный и, по мнению Мариам, очень способный коллектив. Они решили на практике проверить интересующие их вопросы форсированного режима моторов. В цехе об этом много говорили и спорили. Ребята не могли оставаться безучастными к столь "животрепещущей проблеме". Так родилась плавучая лаборатория "Кутум", где пока испытывался реконструированный мотоциклетный мотор. У Рагима Мехтиева, главного зачинщика и вдохновителя всей этой затеи, была тайная мысль использовать этот мотор для маленького глиссера. А глиссер, в свою очередь, ему был нужен для того, чтобы быстрее добираться до самой далекой морской буровой. В исследовательской работе института, как казалось Рагиму, это было очень важно. Ничего этого не знал московский изобретатель Синицкий, а то бы у него нашлись общие темы для разговора со своими "коллегами". Действительно "на восьмой скорости" мчался "Кутум" к берегу! Кожух мотора для охлаждения поливали водой. Рагим уже торжествовал. Но в каких испытаниях не бывает неудач? Так произошло и на этот раз... Солнце незаметно скатилось за горизонт. Над морем стемнело. Тень лодки бесшумно скользила по воде. Куда исчез торжествующий рев ее мотора? Синицкий и старший из ребят, Рагим, торопливо гребли к берегу. У каждого из них было по одному веслу. Опустив весло, Синицкий вытер вспотевший лоб. - Еще далеко? - спросил он, переводя дыхание. Рагим смущенно молчал, всей тяжестью своего тела налегая на весло. Степунов сосредоточенно копался в моторе. Незадачливый моторист весь измазался маслом. Черные масляные полосы тянулись по лбу, до самого уха. Он часто посматривал на стрелки будильника и шумно вздыхал. Али обнял мачту и, наклонившись над своим приемопередатчиком, уже охрипшим голосом, монотонно бубнил в микрофон: - "Окунь", "Окунь"... Я "Рак", я "Рак"... Как меня слышишь? Даю счет... Раз, два, три, четыре... А где же "Окунь"? Кого вызывает "Рак"? На том месте, откуда еще днем отплывал "Кутум", свернувшись в комочек, лежал на песке мальчуган лет двенадцати. Он прижимал микрофон ко рту и жалобно пищал: - Довольно, Али!.. Хорошо слышно. Ты же просил меня только полчасика поговорить. Мне домой пора! Мама заругается... На берегу дрожала тонкая тростинка антенны маленькой радиостанции, точно так же как и ее "оператор" дрожал от холода и страха... - Рагим, - сдвинув на щеки наушники, обратился радист к своему товарищу, - он опять просится к маме. Отпустить, что ли? Потом испытаем на дальность. - Катер с левого борта! - закричал Степунов. Синицкий обернулся. К ним приближались огоньки катера. Послышался свисток. - Свет под водой! - отчаянно крикнул Али. Недалеко от лодки появилось красноватое пятно. Постепенно оно расцветало, как огненно-красный мак, все ярче и ярче... Вдруг на "Кутуме" заработал мотор. Его треск, напоминавший пулеметную стрельбу, заглушил торжествующие крики ребят. Лодка, словно выпущенная из лука стрела, неслась прямо на свет. - Стой! - закричал Синицкий, тормозя веслом. Но было поздно! Из-под воды вынырнул горящий факел, и что-то огромное, белое, с гладкими, блестящими боками скользнуло по корме лодки. Лодка приподнялась и перевернулась. Взметнулся над водой вращающийся винт. Свет мгновенно погас. Глава шестая ПРАЗДНИК В ИНСТИТУТЕ Саида ходила по квартире, открывая то один, то другой шкаф, рассматривала свои платья, которые после долгого отсутствия казались ей уже чужими, примеряла туфли, снова откладывала их, затем, вспомнив о неполадках в аппаратах, доставала тетради, перечитывала последние записи об испытаниях. Злилась на себя и на капризы приборов, думала о встрече с Ибрагимом и мучительно, до слез, до боли, искала выхода. Что же делать? Неужели он ее так и не поймет? "Будь что будет!" наконец решила она, подошла к кабинету мужа и прислушалась. Тишина. Осторожно приоткрыла дверь. Гасанов стоял у зеркала и, смотря в окно, развязывал галстук. Саида остановилась возле стола. - Ты слыхала, у меня забирают всех опытных мастеров для ваших работ? - с подчеркнутым равнодушием проговорил Ибрагим. - Да. Они тебе не нужны. - Что ты говоришь, Саида? - удивился он и резко повернулся к ней. - Как не нужны? Кто же будет бурить на стометровом основании? - Никто. Только автоматы. Я же тебя просила поддержать мой проект. - Ну вот... Я так и знал! - Гасанов укоризненно покачал головой. - Никак ты не можешь освободиться от своей фантастической затеи. Такая же фантазерка, как и Васильев! - Довольно, Ибрагим! - Саида обняла мужа за плечи. - Так мы можем даже поссориться, а я тебя не видела три месяца... - Она погладила его по щеке. - Ты, наверное, никогда обо мне не вспоминал?.. Только чертежи, только плавучий остров... - Она слабо улыбнулась. - А я так много думала о тебе, о твоих работах! Как мог бурильщик Гасанов вдруг построить подводную башню?.. Это же совсем не твоя специальность. - Ну и что же? - Лицо Ибрагима осветилось радостью. - В этом нет ничего особенного. Вспомни инженера Шухова: тоже был нефтяник. Вот уж настоящий человек! Он все мог сделать. Придумал знаменитый "котел Шухова", построил радиобашню в Москве... О ней даже в стихах писали: "Когда нас душили за горло, мы строили радиобашни..." Гасанов отодвинул зеркало, затем пошарил по столу и стал что-то искать на ковре. - Опять запонку потерял? - со смехом спросила Саида. - А она перед тобой на столе лежит. Ну как ты можешь жить без меня! - А я разве говорил, что могу? - Гасанов ответил серьезно, без тени улыбки. - Помнишь, я ночью звонил в гостиницу. Хотел лететь к тебе хоть на один день... нет, хоть на минуту! Мне тогда казалось, что инженеры преступно медлят с постройкой реактивных пассажирских самолетов. Надо за час летать из Баку в Москву. - Кстати, чтобы не забыть, - перебила его Саида: - студент Синицкий, с которым я летела из Москвы, оказывается прибыл сюда, чтобы совершенствовать мои аппараты. Понимаешь, мои! - Но ведь ты их только что получила с завода? - Это ничего не значит. - Саида недовольно пожала плечами, - Синицкий возился с моими старыми аппаратами, первого выпуска. Ну, ты знаешь их... В результате его опытов выясняется, что предложение этого дотошного студента по увеличению чувствительности можно применить и в новых аппаратах. - Что же тебе здесь не нравится? По-моему, дело полезное. - Обидно, Ибрагим! До слез обидно. Я все-таки инженер, почти четыре года возилась с аппаратами нефтеразведки, а этот второкурсник только что пришел в учебную лабораторию и сразу стал изобретателем... Ну, да я глупости говорю! Я что-то сегодня неспокойна... Скажи, на вышке кто-нибудь остался? - Ты хочешь, чтобы я последнего дежурного снял ради твоей автоматики? - Гасанов улыбался, рассматривая новый галстук. - Нет-нет, - быстро возразила Саида, - пока нельзя. Ведь это опытная установка. Мало ли что... Гасанов обнял жену и вместе с ней приблизился к зеркалу: - Какая ты у меня красивая в этом костюме! Но тебе жарко будет. Привыкла в Москве кутаться. Ты уже совсем готова? - Да, сейчас, - смущенно ответила Саида и отвела глаза от зеркала. - Ничего, мы приедем рано. Будем, как хозяева, гостей встречать. Ибрагим, морщась, протаскивал запонку сквозь петлю в воротничке. - Хороший мой! - Саида в волнении обняла мужа и быстро заговорила, стараясь заглянуть ему в глаза: - Сейчас я не могу пойти. Приеду позже. На этот раз обязательно приеду! Запонка упала из рук Ибрагима и звонко запрыгала по стеклу письменного стола. - Даже в этот день?.. Может быть, отложишь? - Нет, Ибрагим. Пойми меня... Я все равно буду неспокойна. Завтра первые испытания аппаратов, а один из них что-то плохо работает. Попробую наладить его. Ты ведь тоже так бы поступил. - Довольно, Саида! - Гасанов отстранил ее и снова занялся непослушной запонкой. - Делай, как хочешь... Саида с минуту стояла в нерешительности, затем, взглянув на часы, медленно повернулась и тихо вышла из комнаты. Гасанов, не оборачиваясь, молча стоял у зеркала. Он слышал шаги Саиды. Может, вернется?.. Нет, хлопнула дверь... Саида спускалась по лестнице со смешанным чувством обиды и жалости. Неужели все-таки он ее никак не может понять?.. Завтра испытания... от ее приборов многое зависит. Как же не проверить их? "Нет, он, конечно, не прав, - убеждала она себя. - Эгоист!" И вместе с тем простое и теплое чувство нежности поднималось в ней. Ей было жаль этого немножко неловкого и бесконечно близкого ей человека. Она привыкла думать о нем, как о большом ребенке. Если она ему не напомнит, он забудет и обедать. Она должна была заботиться о нем в тысячах мелочей: положить деньги в бумажник, посмотреть, есть ли в кармане носовой платок, напомнить, что сегодня день его рождения... Приятно было чувствовать себя такой необходимой. Когда она приехала домой и вошла в квартиру, куда он никого не допускал без хозяйки, то с неподдельным ужасом увидела, насколько он привык к ее постоянной заботливости. Несмотря на всю свою нежность и большое чувство к Ибрагиму, Саида понимала, что теперь она не может уделять ему столько внимания. Новые аппараты надо осваивать, испытывать... У нее совсем не будет свободного времени. И вот сейчас, спускаясь по лестнице, Саида не могла освободиться от горького чувства... Должно быть, Ибрагиму действительно тяжело. Но что она может сделать! x x x Уже совсем стемнело. Зажглись огни над плоской крышей института, где праздновалась творческая победа Гасанова и его друзей. На берегу, у причала, стояли Агаев и Рустамов, всматриваясь в темноту. Директор переложил трубку из одного угла рта в другой и взглянул на часы: - Ну, Али, я думаю, больше гостей не будет. Можно начинать. - Постой, как будто кто-то плывет, - сказал парторг, приложив руку к уху. - Слышишь? В стороне. Они быстро пошли по берегу. Где-то здесь слышался плеск, но, странно, - никаких огней. Рустамов включил фонарик. Из темноты выплыло испуганное лицо Рагима. Он вылезал на берег, выжимая на ходу свою одежду. - Смотри, Джафар! Новый гость... Ты что здесь делаешь? - строго спросил Рустамов, обращаясь к Рагиму. - Испытания проводим... - Смущенный парень нахмурился и опустил голову. - Какие испытания? - Мотора... Форсированный режим... - помолчав, ответил Рагим и, все еще не поднимая глаз, крикнул: - Ребята, идите! Чего прячетесь! Из темноты вышли и другие испытатели "плавучей лаборатории". Щурясь от яркого света направленного на него фонарика, Степунов вылил воду из будильника и приложил его к уху. - Неужели работает? - весело спросил Рустамов. - Как часы, - серьезно ответил парень, услышав знакомое тиканье. - "Окунь", "Окунь"... Я "Рак"... Отвечай для связи! - как бы опомнившись, вдруг закричал радист Али в микрофон. - Работает? - скрывая улыбку, деловито осведомился Рустамов. Али поправил наушники и с достоинством ответил: - Как часы! - На редкость удачные испытания! - Директор рассмеялся и торопливо выпустил вверх облачко дыма. - У нас далеко не всегда так бывает. А где же ваша лодка? - Здесь, - неопределенным жестом указал Степунов в темноту. - Мотор у нее... - Как часы? - Рустамов похлопал юношу по плечу. - Знаем... - Да нет... - Степунов нахмурился, вытирая измазанное маслом лицо. - Сдал он... А потом что-то из воды как вынырнет! Лодка и перевернулась. - Выдумываете вы все, ребята, - сказал Агаев, вынув трубку изо рта. - Что такое могло выскочить из воды? - Кто его знает, - пожимая плечами, сказал Степунов. - Вроде белого тюленя... С нами москвич ехал. Если не верите, спросите у него. - А где он? - спросил Рустамов. Ребята растерянно оглянулись по сторонам и смущенно посмотрели друг на друга. В самом деле, где же их спутник? x x x На крыше института продолжался праздник. Все были веселы и довольны. Гасанов, несмотря на тяжелый для него разговор с Рустамовым и Саидой, казался веселым, был приветливым и радушным хозяином, одинаково внимательным ко всем. Над головами гостей горели тонкие светящиеся трубки - лампы дневного света. В зелени, опоясывающей балюстраду, мерцали маленькие голубые лампочки, как светлячки. На эстраде гремел оркестр. Шумное веселье царило в этом открытом зале, где не было ни стен, ни потолка. Блестел, переливаясь огнями, хрусталь бокалов. В огромных вазах - гроздья лучшего в нашей стране янтарного винограда "шаны". Гасанов сидел на почетном месте, рядом с директором института Джафаром Ал-екперовичем Агаевым. Директор с тревогой поглядывал на свободное кресло Рустамова. Как долго он не идет! Удалось ли спасти человека, неужели он не смог доплыть до берега?.. Вошел Рустамов. Его встретили шумными возгласами. - Салам, Рустамов!.. За твое здоровье, Али!.. Еще сто лет жизни! - слышалось со всех сторон. Парторг радушно улыбался и, прижимая руку к сердцу, приветствовал своих друзей. Опустившись в кресло рядом с Гасановым, он наклонился к нему и тихо спросил: - Ты хорошо помнишь, что студент оставался на вышке? - Конечно! - Гасанов удивился. - Я же справлялся по радио, почему он задержался. А что? - вставая и пожимая кому-то руку, уже через плечо спросил он. - Ничего, так просто вспомнил. Его приглашали, а он не пришел. Рустамов наклонился к директору и шепотом сообщил: - Отправлены катера. Ищут. Как только будет что-нибудь известно, нам скажут. На другом конце стола сидела Мариам. Перед ней стоял огромный букет бархатных темно-красных георгин. Такого же тона было ее платье; казалось, что сшито оно из осыпавшихся лепестков этих цветов. Многие из гостей невольно задерживали взгляд на лице красивой девушки. Замечая это, Мариам чувствовала неловкость. Она была расстроена разговором с Гасановым, подозревая, что ей далеко не все известно о предстоящих изменениях в плане его работ. Как все неладно получается! Этот день для Мариам был явно неудачным, несмотря на праздник. Ко всем неприятностям добавилась новая: ребята не приехали на вышку. А она так старалась для них! Опять, наверное, провозились со своей лодкой. В зал вошел человек в костюме голубовато-серого цвета. Его шею стягивал крахмальный воротничок. Распорядитель, тощий и длинный, с галстуком-бантиком, который прыгал при каждом его движении, любезно предложил гостю свободное место, рядом с Мариам. "Вероятно, приезжий, это о нем говорил Гасанов. Зачем его посадили рядом? Я же не хотела!" недовольно подумала Мариам, украдкой наблюдая за незнакомцем. Он сидел молча и смотрел на цветы, не обращая на девушку никакого внимания. Мариам почувствовала невольную досаду. Гость не должен так подчеркивать свое равнодушие ко всему окружающему! Это даже невежливо... Но зато другой сосед Мариам, фотокорреспондент местной газеты, оказался весьма словоохотливым, даже надоедливым собеседником. Таких людей Мариам не любила, и ей было просто скучно слушать его. Когда он замолчал, девушка облегченно вздохнула. На эстраде готовили концертные номера. Принесли несколько электромузыкальных инструментов, похожих на игрушечные пианино без клавиш. Расставили репродукторы. Вышли музыканты с новыми, довольно странными инструментами: у них были только одни грифы, без резонаторов; от этих длинных линеек тянулись провода к аппаратам, укрепленным на пюпитрах для нот. Мариам, большая любительница музыки, с нетерпением следила за этими приготовлениями. Слегка подпрыгивая, выбежал дирижер. Взлетела его палочка, и забегали пальцы музыкантов по грифам без струн и необычным, нарисованным клавиатурам. Полилась знакомая мелодия из репродукторов. Мариам не помнила, в который раз слышала она эти волнующие звуки, полные мечтательной грусти и в то же время необыкновенной силы жизни, стремительной радости. Неясные желания поднимались в ней. Что-то ждет ее впереди? Новые путешествия, новые встречи, пленительное волнение неизвестности... Девушка обернулась к соседу. Он сидел, откинувшись в кресле, закрыв глаза. Мариам невольно почувствовала, что в этот вечер он не видел ни эстрады, ни дирижера, ни тем более ее. И, наверное, он ничего не слышал: ни музыки, ни отдаленного шума моря, ни сдержанного разговора за столом, ни пароходных гудков на рейде... Бокал с темным, почти черным вином, такого же цвета, как и георгины в вазе, стоял перед ним нетронутым. На эстраду бесшумно выплыли стройные, высокие девушки в национальных костюмах. Розовый атлас их длинных платьев и белые нетающие облака прозрачных шарфов закрывали всю сцену. Начался танец. Танцовщицы держали в руках по два блюдца и ритмично постукивали по ним пальцами в наперстках. Это напоминало танец с кастаньетами. "Звон фарфора нежен и мелодичен, это не сухой стук деревянных колотушек-кастаньет, которые известны всем, - подумала Мариам. - Почему же об этом чудесном девичьем танце с блюдцами никто не знает за пределами нашей республики? И там, на севере, откуда родом этот мой молчаливый сосед, тоже ничего об этом не знают..." Мариам снова посмотрела на незнакомца. Высокий лоб, голубоватая ранняя седина. Его лицо еще не успело загореть - ведь он только сегодня, как говорил Гасанов, прилетел из Москвы. Крахмальный воротничок с тщательно завязанным галстуком. Видно, этот приезжий человек не мог решиться придти на вечер без галстука, как бы жарко ему ни было. Мариам заметила в его лице какую-то неуловимую простоту и в то же время спокойную строгость. Как тысячи голубей, хлопающих крыльями, взлетели к небу аплодисменты. Дирижер застучал палочкой по пюпитру. Вновь заиграл оркестр. Что-то совсем иное, не похожее на волнение, вызванное музыкой, вдруг почувствовала Мариам. Она смутилась. И как бы для того, чтобы еще больше усилилось смущение Мариам, незнакомец поднял слегка покрасневшие веки и взглянул на нее. В это краткое мгновение Мариам успела рассмотреть его глаза - обыкновенные, серые и, как ей показалось, очень-очень усталые... Да, это было только одно мгновение. Человек повернулся к эстраде. Музыка уже совсем не трогала Мариам. Она боялась поднять глаза, чтобы снова не встретиться взглядами. Она злилась на себя: "Да что же это такое? Почему?.." Ей казалась странной черная фигура человека на эстраде. Зачем он размахивает руками, зачем старичок с седыми усами так сосредоточенно водит тонкой тростью около подбородка?.. Осторожно, не поворачивая головы, Мариам взглянула на соседа. Ею овладело непонятное, глухое раздражение. Нет, все это невероятно глупо: он на нее совсем не смотрит... На эстраду вышла девушка в старинном национальном костюме. В оркестре зазвучала тонкая, прозрачная мелодия вступления, и полилась песня. В голосе певицы слышалось глубокое, затаенное чувство, окрашенное тихой, мечтательной грустью. Сколько раз Мариам слышала эту старую песню! Любила петь ее и сама. "Горы, далекие горы, к вам приносит ветер слова моей любви..." Песня оборвалась на высокой, звенящей ноте. Незнакомец резко повернулся к Мариам: - О чем она пела? Это очень хорошо, но я не понял ни одного слова. Пожалуйста, переведите. - Я не могу... - Маркам смутилась. - Очень трудно! - Но вы же знаете свой язык? - И все-таки песню нельзя пересказать... Гость задумался. Он медленно поворачивал бокал, наблюдая, как движутся на скатерти радужные круги от просвечивающего стекла. - Простите, - обратился он к Мариам. - Вероятно, я кажусь вам невежливым... Для меня все это так неожиданно! Я был в Баку еще во время войны. Да, за это время он сильно изменился! Не узнать... А для меня он остался таким же близким, как и в те годы... Очень часто вспоминал я этот город - город больших заводов, институтов, научных учреждений, город с пальмами в скверах, город, окруженный виноградниками, город у самого синего моря... Он всегда мне кажется новым и непривычным. - Вы недавно приехали? - Мариам говорила так тихо, что ее собеседник был вынужден подвинуться ближе. - По-моему, мне о вас говорил Гасанов. Знаете его? Удивительно талантливый человек! - Я много о нем слыхал. Говорят, очень интересен его последний проект. Надо будет посмотреть. - Обязательно, если интересуетесь этим! С Агаевым вы знакомы? - Да, конечно. - Тогда попросите, чтобы он вам рассказал о новом проекте Васильева. - Он тоже интересен? - Необыкновенно! - Мариам подняла вверх свои широкие брови и слегка улыбнулась. - Феерия и фантастика. Незнакомец помолчал и взглянул на часы: - Извините, я должен идти. Мариам удивленно посмотрела ему вслед. Глава седьмая "ВОЗМОЖНО ЭТО... БЛУЖДАЮЩАЯ МИНА?" Синицкий хорошо плавал. Когда перевернулась "плавучая лаборатория", студент не растерялся. До берега было недалеко. За ребят он тоже был спокоен: толкая впереди себя перевернутую лодку, они поплыли с завидным уменьем бывалых моряков. Студент вначале плыл за ними, но потом решил, что ребята и без него доберутся до берега. "Надо же все-таки узнать причину катастрофы? Возможно, это опять блуждающая мина? - думал он отплевываясь. - Но почему она светилась? Почему не взорвалась? Впрочем, это вполне возможно. Мина скользнула по борту лодки и не дотронулась до него взрывателем. Где же она?.." Впереди что-то белело. Синицкий осторожно подплыл к светлому пятну. Он не ошибся: это был тот самый гигантский шар, который он видел с самолета. Синицкий боялся подплыть еще ближе. Он еле шевелил руками, чтобы только держаться на воде. Мало ли что может случиться. Тогда эта дьявольская игрушка не взорвалась, а сейчас стоит чихнуть - и она поднимет любопытного студента на воздух! Он вспомнил, как сегодня на вышке кто-то сказал: "Не дергай ишака за хвост, если не знаешь, какой у него нрав". В данном случае лучше всего придерживаться этой азербайджанской пословицы. Синицкий проплыл вокруг белого шара и повернул к берегу. "Итак, все ясно: лодка натолкнулась на блуждающую мину. Но как она сюда попала? Почему ее не выловили? Может быть, она автоматически поднимается из-под воды при приближении судна, вроде магнитной мины? Но ведь лодка деревянная. Непонятно..." размышлял студент. Еще издали он заметил на берегу свет карманного фонарика. Огонек то вспыхивал, то угасал. Кто-то находился на берегу. На светлом фоне прибрежного песка уже можно было различить, что там стоит одинокая фигура. Синицкий подплыл ближе. Человек смотрел на море в бинокль. Что же он там видит в темноте? Студент оглянулся. Смутно белело пятно блуждающей мины. Луч фонарика забегал по берегу. Человек наклонился над блокнотом и стал что-то записывать. Метнулся сноп лучей прожектора с приближающегося катера и осветил незнакомца. Человек зажмурился и отскочил в сторону. Блеснули стекла, квадратных очков. Синицкий узнал охотника, с которым летел из Москвы. Луч прожектора скользнул дальше и остановился на белом шаре. "Странно! Пожалуй, охотник не случайно следил за этой миной, - думал Синицкий. - Что он записывал?" Студент вышел на берег и осмотрелся. Охотника нигде не было. Прожектор погас. В море светились огоньки теперь уже двух катеров. Белое пятно исчезло. Невероятный день! На каждом шагу загадки. Синицкий попытался отжать свой пиджак, но потом махнул рукой и быстро пошел к городу. В мокром, мятом костюме, с пестрым галстуком, висевшим, как веревка, он выглядел довольно нелепо. Ноги вязли в светлом сыпучем песке. Освещенный луной, песок блестел, как снег. Синицкому стало холодно. "Где-то здесь неподалеку должен быть институт, - подумал студент.-Там я сумею найти машину, чтобы поехать в гостиницу и переодеться... А где же магнитофон? - вдруг вспомнил он. - Неужели потерял?" Синицкий сунул руку в карман и успокоился: магнитофон был на месте. Конструктор нажал кнопку. Вспыхнула крохотная контрольная лампочка. Из репродуктора послышалось тихое шипенье. "Теперь надо проверить запись", решил студент и перевел рычажок. Увлекшись испытанием своего побывавшего в воде аппарата, он чуть не наткнулся на машину. Это был длинный спортивный автомобиль новой советской марки. Любознательный парень подошел поближе. Интересная конструкция! Абсолютно простое управление. Нет даже переключения скоростей. Страстный любитель техники не удержался от искушения и чуть ли не всем корпусом влез в машину. Послышался лай. Синицкий приподнялся и увидел приближающиеся к нему две фигуры. В свете луны он узнал силуэт охотника. Тень от ружья скользила по белому песку. Рядом с охотником шла высокая женщина. Синицкому показалось, что он видел ее на аэродроме - тогда она была в платье с собаками. Лохматый пес ковылял за ней и вяло тявкал. Охотник остановился, поднял к глазам бинокль и долго смотрел на море, перебрасываясь отрывистыми замечаниями со своей спутницей. Наконец они направились к машине. Синицкий будто прирос к месту. Сейчас у него спросят: "А ну-ка, молодой человек, что вам понадобилось в нашей машине?" Трудно объяснить столь повышенный