не знал, но догадывался. И догадка была для него такой неприятной. Он потупился и увидел Шарика. Собака неотрывно смотрела на краешек тарелки с котлетами. Глаза Шарика горели мрачным, отрешенным огнем. Он ничего не видел, кроме этой тарелки. Он тянулся к ней всем своим взъерошенным мосластым телом и от нетерпения перебирал передними лапами. - Я тебя не понимаю, - наконец протянул Тэн. - Совершенно не понимаю. Разве у вас неизвестны химические формулы пищи? Как же вы ее готовите? Вслепую? Юрий молчал, рассматривая Шарика; и соображая, что же, могло произойти с собакой. Оголодать так быстро и так бессовестно он не мог - прошло все-таки слишком мало времени. Что же с ним такое? - Что же ты молчишь? Расскажи, как у вас готовят пищу. Неужели без формул? - При чем тут формулы? - неожиданно разозлился Юрий. - Кому нужны эти самые формулы? Разве суп варите" из формул? Или вот такие котлеты, - Юрий в сердцах толкнул тарелку с котлетами, и она проскользнула по столу к стене, - жарят на формулах? - Нет... конечно, не на формулах... но... - У нас это делается просто! - разошелся Юрий. - Берется мясо, проворачивается в мясорубке вместе с хлебом, луком, а кому нравится, и с чесноком и зеленью - петрушкой, укропом или киндзой, обваливается в сухарях и жарится на масле или жире. Вот и все. Шарик не выдержал, тихонько, совсем по-синичьему пенькнул и встал на задние лапы, а передними оперся о край стола. Когда он опять увидел тарелку с котлетами, то даже задрожал. Но на него не обратили внимания - разгорался спор. Только Тэн рассеянно погладил Шарика по голове и протянул: - Во-от оно что... У вас, значит, кухня стоит на самом низшем уровне. Во-от почему ты не знаешь формул. И наверное, не знаешь, что при таком способе приготовления пищи человеку приходится есть в десять раз больше того, что ему нужно, что усваивает его организм. - Но зато вкусно! А у вас все... все такое... Неясное... - Какое именно, Юрий не уточнил: он еще плохо разобрался во вкусе голубых людей. - А вы что ж, из формул свои обеды готовите? Да? Ни мяса у вас нет, ни крупы, ни хлеба. Одни только формулы и эти самые... молекулы? Шарик не выдержал. Он вспрыгнул на стол и сразу, одним махом проглотил обе котлеты. От такой наглости Юрий прямо-таки опешил. Никогда за всю свою жизнь он не видел, чтобы Шарик позволил себе такое. Он всегда был очень воспитанной и застенчивой собакой. А тут!.. В гостях! На космическом корабле!!! - Ты что делаешь?! - закричал Юрий, и Шарик, поджав хвост и прижимаясь животом к столу, умильно заморгал и тихонько заскулил. Тэна совершенно не удивило это событие, и он взял из коробки несколько карточек и сунул их в приемник. - Если хочет есть - пусть ест! - раздраженно сказал он. - А тебе я скажу вот что: ты действительно еще очень мало знаешь. Но раз ты знаешь, что такое молекулы и что такое атомы, из которых составляются молекулы, тогда дело поправимое. Вот видишь колбы, канистры, хранилища и все такое прочее? Видишь? - Вижу. Ну и что? - Так вот, в них хранятся не ваше мясо, мука или крупа, а молекулы белков, углеводов, витамины, всякие микроэлементы - магний, бор, йод, железо и все такое прочее. Понимаешь? Не целые продукты, а только молекулы и даже атомы, которые их составляют. - Ну и что? Зачем возиться с молекулами и атомами, если проще взять обыкновенные продукты, - буркнул Юрий. - Эх ты, тумус! - разозлился Тэн. - Как ты не понимаешь? Если бы мы брали с собой в космические путешествия готовые продукты, наш корабль никогда бы не смог оторваться от нашей Розовой земли - он весь был бы загружен продуктами. А мы берем только молекулы и атомы. И когда нам нужно поесть, мы вытаскиваем... Ого! - с удивлением и уважением вдруг протянул Тэн. - Ты смотри, как он расправляется. - Тэн показал на Шарика. Из стены на стол выскальзывали тарелка за тарелкой, и Шарик с жадностью, двумя-тремя глотками, не разжевывая, глотал все, что было на тарелках. - Вот это проголодался... Кстати, ты знаешь, сколько он сейчас съел продуктов? - Не знаю! Знаю только, что это свинство! А ну, пошел вон! -прикрикнул Юрий на Шарика. - Да не гони ты его. Раз хочет есть - пусть ест. Он сейчас съел столько не очищенных от примесей продуктов, которыми питаетесь вы, сколько... Ну, примерно... Я еще не знаю, какая у вас мера весов, но треть того веса, что весишь ты, он съел. А продуктов было немного - пять или семь тарелочек. Верно? - Верно, - буркнул Юрий. - Понимаешь теперь, какая экономия места и времени. Юрий никак не мог представить себе, что Шарик съел такую уйму продуктов. Наверное, Тэн заметил его недоверчивый взгляд и предложил: - Вот мы сейчас еще раз покормим Шарика. А ты смотри. Тэн снова достал пачку карточек. - Видишь на карточке отверстия? Каждое из них обозначает то или иное хранилище, в котором лежат определенные молекулы. А вот видишь - внизу черточки. Это команда-шифр Они подскажут автомату, сколько чего нужно взять. А дальше - треугольнички. Это команда-шифр кухонному автомату: когда и в какой последовательности нужно смешивать и что делать со смесью. Варить, жарить, обрабатывать токами высокой частоты или ультразвуком и так далее. Вот и вся кухня. - Послушай, а можно... можно сделать новую карточку, например на конфеты? Или на хлеб? - Все-таки ты настоящий тумус. Я же тебя спрашивал с самого начала: ты знаешь формулу молекулы? Если знаешь, сейчас же составим карточку любого съедобного продукта, изготовим и попробуем. Знаешь формулы? - Нет... не знаю. Мы еще не проходили, - с горечью признался Юрий. - У нас химию только-только начали. - Юрий помолчал и с горестным недоумением протянул: - Формулу соли знаю. Воздуха - знаю. Воды - тоже знаю. А продуктов... нет, не знаю... - Юрка встрепенулся: - Но неужели вы знаете все формулы наизусть? - Конечно... не все, - слегка смутился Тэн. - Разве ж их все упомнишь! Они ведь бывают такие сложные, что... - А чего ж ты хочешь, чтобы я знал! - приободрился Юрий. - Но тогда выходит, что вы ничего нового сготовить не сможете. Дали вам набор карточек - и шпарьте. А нового выдумывать уже нельзя. Тэн вспыхнул: - Ну это ты брось! Мы можем определить формулу любого продукта. А определив - изготовить. - Любого? - Любого! Юрий хотел было броситься к своему походному рюкзаку и тут только вспомнил, что он так его и не снял с кустика на краю полянки. Глава одиннадцатая. САМОЕ ЗЕМНОЕ С той минуты, когда корабль плавно оторвался от родной Земли, Юрий ни разу по-настоящему не подумал, как и куда он направляется, не почувствовал, что с ним произошло и что произойдет. Все было словно понарошку, в шутку, которую можно по желанию прекратить и вернуться на свою милую Землю, на свою привычную земляничную полянку. А если захочется, и в свой родной дом. Стоит только захотеть. Но теперь, когда выяснилось, что рюкзак остался на опушке и хочет того Юрий или не хочет, а он все равно не сможет ни взять свой рюкзак, ни вернуться в родной дом, ни даже на родную Землю, - теперь Юрий не столько понял, сколько почувствовал, что он оторвался от всей прожитой жизни, и оторвался так быстро и так надежно, что на мгновение стало даже страшно. Глаза почему-то защипало, и в горле встал мохнатый комок. Но Юрий знал, что настоящий мужчина, даже сделав ошибку, должен уметь держать себя в руках, быть сдержанным и собранным. Ведь он сам решал свою судьбу. Он сам забыл о рюкзаке. Он, и никто другой. Значит, нужно было держаться. А держаться было очень трудно. И Юрий сделал то, что делал всегда в трудные минуты жизни: засунул руки в карманы, чуть выставил вперед правую ногу и набычился. Ему казалось, что такая поза делает его мужественным и непримиримым. Почему, он не знал, но всегда, когда он засовывал руки в карманы и выставлял ногу, ему легче было справиться с собой. Однако на этот раз Юрию не помогло даже это испытанное средство. Не помогло потому, что, когда Юрий засунул руки в карманы, в правом он обнаружил нечто мокрое. Это было так неожиданно, что Юрий на мгновение обмер, а потом стремительно перебрал в памяти все события последних часов. Нет, ничто решительно не вызывало его подозрений. Но в кармане было мокро. Юрий начисто забыл и о своей тоске по родной Земле, и о Шарике, который уже как будто нехотя разделывался с очередной порцией еды, и даже о Тэне, который, кажется, что-то говорил. Юрий держал руку в кармане, осторожно, как будто касаясь раскаленного металла, ощупывал простроченные швы и медленно краснел. Нет, ничего страшного с ним не происходило и произойти не могло. И все-таки оттого, что карман оказался мокрым, ему было очень стыдно. Он словно невзначай осмотрел брюки, но ничего подозрительного не заметил. - Давай, давай, - словно издалека донесся до Юрия насмешливый голос Тэна, - показывай, что у тебя в кармане. Сам не зная почему, Юрий стал покорно вытаскивать правую руку и, склонив голову набок, искоса, недоверчиво посматривал на нее. И Тэн тоже склонил голову набок и тоже недоверчиво следил за этой медленно движущейся рукой. Когда Юрий вытащил руку из кармана, оказалось, что пальцы испачканы в чем-то розоватом и липком. Тэн с недоумением и, как показалось Юрию, с усмешкой посмотрел на него. Юрий поднял руку к лицу, внимательно, как нечто необыкновенное, рассмотрел свои пальцы, понюхал и... рассмеялся. Ему сразу стало так легко и так весело, что все заботы и печали исчезли. - Земляника! - выдохнул он, решительно сунул руку обратно в карман и зачерпнул полную горсть мокрой массы. - Понимаешь, это земляника! Теперь Юрка радовался так откровенно и так весело, что Тэн немного растерялся. -- Ну и что? - неуверенно спросил он. - Что ж тут такого? - Ничего такого! Ничего! Просто... просто... Но что именно просто, Юрий сказать не мог. Он радовался. Даже сам не зная чему, он радовался. Радость была такая большая и в ней было столько торжества, что Юрий не мог не подчиниться ей. - Вот, Тэн, это земляника. Понимаешь - земляника! - Хорошо, тао... успокойся. - Нет! Зачем успокаиваться? Ты скажи - вы действительно можете сделать любой... продукт? - Ну, я же тебе сказал... - обиделся Тэн. - Только ты не нервничай. - Так вот - сделай землянику. - Но что это такое - земляника? - Земляника... Земляника... - торжественно и мечтательно протянул Юрий, - это, понимаешь... Это самая лучшая ягода на земле. Лучшая потому, что она земляника. - Но я не вижу ягод, - усомнился Тэн, рассматривая буровато-розовую кашицу на руке Юрия. - Не важно. Это они у меня в кармане раз-давились. Но они были ягодами. - Как же не важно? Нужен плод, настоящая ягода. Юрий немного поостыл и, перебирая земляничную размазню, уже не так торжественно спросил: - Неужели обязательно целую? - Конечно. Ведь анализаторы не узнают, какую форму нужно придать твоей землянике. Юрий полез в карман, покопался в его промокших, липких углах, потом вывернул карман наизнанку. Ему повезло - маленькая спелая ягодка все-таки уцелела и, тронутая темными оспинками, доверчиво легла на стол космической кухни. Юрка смотрел на нее с нежностью и любовью. - Ты знаешь, почему земляника самая лучшая ягода? Нет, ты не знаешь этого! Она самая лучшая потому, что самая вкусная, самая душистая, самая красивая и самая скромная - она ведь живет у самой-самой земли и вбирает в себя все самое лучшее, что есть и в земле и над землей. И земные запахи, и земную сладость, и солнечное красное тепло. Недаром у нас на Земле во всех сколько-нибудь знаменитых тропических фруктах люди обязательно узнают запах или вкус земляники. И ананас, и манго, и все-все обязательно пахнет земляникой либо отдает ее вкусом. Понимаешь, земляника - самая земная ягода. Сделай мне ее, Тэн. Пожалуйста, сделай. Ведь должно же быть в космосе что-нибудь земное, настоящее. Такое, что вбирает в себя всю землю. Сделай, Тэн! Сделаешь? Тэн с уважением смотрел на маленькую алую ягоду, потом понюхал ее и наконец осторожно взял ее двумя пальцами. - Ну-с, попробуем. Он положил ягоду на ладонь и с вытянутой рукой пошел в дальний угол кухни. Наверное, ему впервые предстояло сделать анализ неизвестного продукта, и потому он казался серьезным и солидным. Осоловевший от еды, Шарик смотрел ему вслед и лениво облизывался. Он был таким смешным и странным, что Юрий снова подумал, что с собакой творится нечто необыкновенное. Тэн медленно открыл задвижку аппарата, чем-то похожего на огромную мясорубку, положил в горловину ягоду и задумался, как ученик, который перед ответом учителю вспоминает все, что он выучил. Потом осторожно включил несколько тумблеров и облегченно вздохнул. Юрий настороженно следил за Тэном и рассеянно ковырял пальцем левой руки в уголке левого кармана, пока неожиданно не нащупал несколько сухарных крошек. Он вытащил их, рассмотрел и, немного подумав, отложил в сторону: если на космическом корабле действительно умеют создавать любой продукт, так, может быть, удастся создать самый главный - хлеб? Или хотя бы сухарь? Пока Юрий выискивал крошки, а Тэн выжидающе смотрел на тихонько пошумливаю-щую машину-мясорубку, Шарик, покачиваясь от сытости, уныло бродил по кухне. Ему очень хотелось пить, а все жидкости по-прежнему поблескивали только в запаянных колбах. Шарик вздыхал и облизывался, но пока еще помалкивал. Машина-мясорубка прекратила свою работу и вытолкнула пластмассовую карточку, а вслед за ней и ягоду. - Ну вот, - облегченно вздохнул Тэн.- Теперь мы проверим твою землянику. Он вставил пластмассовую карточку в отверстие космической кухни и приготовился ждать. Шарик подошел к нему и ткнулся мордой в ноги. Тэн рассеянно погладил собаку, и Шарик понял, что своего он не добьется. Тогда он ткнулся в Юркины колени. Юрий строго спросил: - Ты чего? Шарик смотрел на Юрия тем необыкновенным взглядом, который однажды уже поразил Юрия, и пытался издать какие-то странные, непонятные звуки. Но эти звуки не удовлетворили Шарика. Он сел, наклонился к полу и, высунув язык, стал щелкать им так, как он делал всегда, когда лакал воду там, на Земле... - Пить хочешь? - все так же строго спросил Юрий. Шарик вскочил, обрадованно покивал и с готовностью уставился на хозяина. - Слушай, Тэн, он пить хочет. - Еще бы, - рассеянно ответил Тэн, - столько слопать. - А где у вас вода? - Вон видишь кран? Налей ему, пусть пьет. Юрий наливал несколько раз, и Шарик лакал с наслаждением. Но он не стал ждать, пока космическая кухня наконец изготовит землянику. Шарик тяжело вздохнул, опять издал какие-то странные звуки, покивал, словно благодарил за угощение или как будто он прощался с ребятами, смутился и улегся отдыхать. Тэн проводил его взглядом и вздохнул: - Что-то слишком долго не готовится эта... земляника. - Что же этому мешает? - не без злорадства спросил Юрий. - Наверное, в рецепте есть какие-то вещества, которых нет в готовом виде. - Ну и что тогда? Ничего не выйдет? - Нет, зачем же. Кухня дала команду на центральный химический пост, и эти вещества там сделают. - Тэн помолчал и торжественно закончил: - На центральном химическом посту сделают все. Абсолютно все. Юрий не успел вымолвить слова, потому что из стены выскочила тарелочка с маленькой алой, с черными оспинками и тоненькими волосками, милой ягодкой земляникой. - Ну вот! - облегченно вздохнул Тэн. - Проверяй. Пробуй. Такая или не такая. Ягода оказалась настоящей земляникой. Только... Только и у нее был какой-то особый, еще непонятный не то привкус, не то запах космических просторов. Очень чистый, благородный, но... Но все-таки не очень вкусный. Но, видно, в этом были виноваты не космонавты и не их машины, а что-то другое, чего Юрий еще не знал. Может быть, сам космос. Потом они размножили карточку, и из стены вылетали целые тарелки ягод, и Тэн согласился, что земляника - великолепная штука. - Может, у тебя есть еще что-нибудь? Давай создадим! - Есть... Только я не знаю, сумеет ли ваша машина сделать и это... - Сделает! - уверенно сказал Тэн. Теперь он был похож на ученика, который вспомнил все, чему его учили, и отлично ответил на вопрос. - Наши машины все сделают. - Тогда нужно сделать хлеб. Вот крошка. Может, мало? - Маловато... - сказал Тэн, рассматривая крошки сухарей или хлеба, которые Юрка выложил из кармана. - Но попробуем. Он заложил крошки в анализатор, а сам начал наконец готовить обед. Из стены вылетали тарелочки и стаканы с едой и питьем и целое блюдо красивой - одна в одну - земляники. Потом Тэн вырастил из стены тележку и погрузил на нее еду. Можно было бы уходить в большое помещение корабля, но похожая на мясорубку машина-анализатор все еще тихонько гудела, а карточку-шифр на производство хлеба или сухарей не выдавала. Тэн недовольно посмотрел на нее и покосился на доску управления. На ней летучими росчерками метались разноцветные огоньки. Такой пестрой, мгновенно меняющейся россыпи огней и огоньков Юрий еще не видел. Они походили на быстро вращающийся детский калейдоскоп. Уследить за их фигурами и положениями было просто невозможно - виделись только росчерки и отдельные вспышки. Видно, такое поведение приборной доски озадачило и Тэна. - Ого, - удивился он, - я такого не видел! Вот это старается! - Может, ей не под силу? - Не знаю... Наверное, у твоего хлеба очень сложная формула. Причем, может быть, такая, которая еще никогда не встречалась нашим машинам. Вот они и разгадывают. Прошло еще несколько минут, а гудение машины и мелькание огоньков не прекращались. Тэн решил: - Наши там, наверное, умирают от голода. Поехали. А результат машина сообщит и туда. Земляника понравилась всем. Зет задумчиво, с легким упреком сказал: - Ведь я говорил, что не нужно бояться такой красивой Голубой планеты. Я был уверен, что это замечательная планета. Ему не успели ответить, потому что уже знакомый голос с металлическим оттенком произнес: "В исследуемом материале обнаружены грибково-бактериальные образования..." Квач подобрался, как перед лицом серьезной опасности, и, коротко взглянув на Зета, бросил: - Как видишь, не все замечательно на твоей Голубой планете. "...Предварительные анализы показывают их безвредность для живого организма высшего типа. Возможно, что данные грибково-бак-териальные образования будут очень полезны высшим организмам. Однако требуется большая работа по разведению и выращиванию этих образований, так как ни в электронной памяти нашей Розовой планеты, ни в справочном материале, полученном от других цивилизаций, подобных грибково-бактериальных образований не значится. Принимайте решение! Принимайте решение!" - Как видишь, Квач, на моей и Юркиной Голубой планете даже грибки и бактерии могут быть полезны. Так каково будет твое решение? - Не знаю... - буркнул смущенный Квач. - Нужна ли эта возня... Еще неизвестно. - Ну, вот потому, что неизвестно, - сказал Миро, - потому и интересно. - А не будет ли это слишком сложно? - осторожно вмешался Тэн. Они еще спорили, а Юрий молчал и думал. Просто удивительно: самый обыкновенный хлеб, оказывается, такое сложное химическое да еще грибково-бактериальное образование, что его даже и не разгадаешь сразу. Можно подумать, что на той планете, где был построен этот удивительный корабль, хлеба еще нет. Не изобрели и не научились выпекать. И даже в других цивилизациях, на других планетах, которые, может быть, еще похлеще, чем Розовая планета голубых космонавтов, оказывается, тоже нет хлеба! Это было удивительно, как открытие! Хлеб, самый обыкновенный хлеб теперь вызывал у Юрия настоящее и глубокое уважение. И ему даже стало немного стыдно, когда он вспомнил, как люди на его родной Земле иногда несерьезно относились к этому чуду, неизвестному на других планетах. Планетах, которые в других областях человеческих знаний обогнали землян. "Как же не беречь и не любить хлеб - великое достижение землян!" - подумал Юрий и услышал резкий голос. - Как знаете! - почему-то рассердился Квач. - Всегда получается так, что виноват я. - Ни в чем ты не виноват, - возразил Зет. - Мы все решаем вместе. Но хлеб нужно сделать. На том и порешили. Теперь Юрий верил, что на космическом корабле в глубинах Вселенной будет настоящий земной хлеб. Верил потому, что уже знал - чудодейственный центральный химический пост корабля действительно может сделать все на свете, потому что, как говорили ему еще в школе, химия - это и в самом деле главная волшебница окружающего. Юрий хотел поделиться своими мыслями и прежде всего посмотрел на Шарика. Но Шарик, развалившись, спал прямо на полу. Его туго набитые бока тяжело вздымались. Тэн бросил в рот горсть земляники и утвердил решение: - Если хлеб будет в десять раз хуже земляники, все равно его нужно делать. - Точно! - сказал Миро и попросил: - А нельзя, товарищи дежурные, подкинуть землянички? - Объешься! - все еще сердито сказал Квач и сам потянулся за земляникой. И, прихватывая ягоды, рассмеялся: - Нет, ребята, я тоже "за". Тэн, тащи-ка землянику. И нужно начинать разгон. Будем готовить постели. Глава двенадцатая. ИСТОРИЯ ГОЛУБЫХ ЛЮДЕЙ На этот раз из пола и стен выросли уже не кровати-диваны, а, скорее, кресла-диваны - не очень просторные, но мягкие, будто обволакивающие тело. Миро быстро приладил к ним систему проводов, наушников и переносных пультов управления. Поглядывая на Шарика, он на секунду задумался и спросил Юрия: - Как ты думаешь, по какой программе следует обучать Шарика? Миро говорил так, словно Юрий всю свою жизнь жил с голубыми людьми и все знал на их розовом свете. - Миро, ты не ошибся? - тревожно спросил Юрий, уже догадываясь, что кое-что из того странного, что происходит с собакой, он начинает понимать. - Ты уверен, что Шарика нужно обучать? - Нет, конечно, не ошибся. Ведь когда мы подсоединили вам обоим обучающие аппараты, он не брыкался и во сне прослушал, а значит, и запомнил всю программу первоначального обучения языка. - Это выходит... выходит, что Шарик знает ваш язык? Язык голубых людей? - Глаза у Юрия были широко открыты, а руки он прижал к груди. - Что с тобой? - немного растерялся Миро. - Почему ты так удивляешься? - Понимаешь, ведь Шарик собака... - Ну и что?.. - Ну... ну, как бы это объяснить... - Подожди. Давай прежде всего выясним, что такое собака. Рассказывай. - Ну-у, собака... .собака-это... Это друг человека. Животное такое. Говорить оно, конечно, не умеет, но кое-что понимает. - Но если она не умеет говорить, то как же она может быть другом? - строго спросил Миро. - Ты ничего не путаешь? - Да нет! Конечно же не путаю... Она действительно не умеет разговаривать. И все-таки собака - Друг человека. Друг потому, что она постоянно живет вместе с человеком, помогает ему во всем. Например, она охраняет стада от волков. На собаках можно ездить, и... Да вообще много чего делает собака. - Та-ак. А что именно делала эта собака? - Миро кивнул в сторону Шарика. - В чем выражалась ее дружба? И тут Юрка окончательно растерялся. В самом деле, почему Шарик считался его другом? Стада или отары он не охранял, потому что, кроме Шарика, никакой живности в семье Бойцовых не было. Ездить на Шарике никто не ездил. Охотиться никому не приходилось, да и сам Шарик вряд ли был приспособлен к охоте. Хотя по временам в нем и просыпалось нечто древнее, жестокое. Словом, выходило так, что Шарик хоть и считался другом, но доказывать свою дружбу не доказывал. Нельзя же было всерьез считать заслугой Шарика его тявканье из своей конуры, когда кто-нибудь стучал в калитку. Скорее, он больше мешал людям своей показной бдительностью, чем помогал им. Бойцов растерянно и сожалеюще посмотрел на безмятежно дрыхнущего Шарика, встретился с требовательным, ожидающим взглядом Миро и нерешительно кашлянул. - Ну... это... Конечно, я не скажу... Но все-таки... И тут он со всей очевидностью понял, что, несмотря на то что Шарик и в самом деле был не слишком полезен и без него семье Бойцовых не грозили никакие беды и невзгоды, он все-таки был настоящим другом. Почему так получилось - Юра еще не знал, но, перехватывая сердитый взгляд Миро, сам слегка рассердился. - А что, ты разве считаешь, что друг может быть только тогда другом, когда он полезен? А если он просто... Просто такой, без которого скучно, с которым все делается легче и быстрее, которому веришь несмотря ни на что, который всегда и везде пойдет за тобой даже в самую страшную переделку и не упрекнет за это, - разве такой не может быть другом? Миро перестал сердиться и задумался. - Пожалуй, ты прав, - сказал наконец он. - Друг - это не только тот, кто полезен. Хотя, конечно, бесполезный друг тоже не находка. И все-таки ты прав - другом может стать не всякий. Но если кто-то стал другом - его нужно беречь. - Точно! - воскликнул Юра. - Ведь может же быть так, что просто еще негде было проявить свою настоящую дружбу. Событий таких не оказалось - и все. Зачем же сомневаться в дружбе без причин? - Ты думаешь? - Конечно! Изменятся события - и "бесполезный" друг делается самым полезным, самым необходимым. Потому что он - Друг. - Ясно! Так будем учить Шарика дальше или не будем? - Я даже не знаю... А как у вас на Розовой земле?.. - Гм... У нас?.. У нас, понимаешь, с животными как-то не дружат. У нас дружат с морскими рыбами. - Как так - с морскими рыбами? - удивился Юрий. - Да вот так. Плавают с ними, играют, кормят иногда. А они достают со дна моря разные интересные или полезные вещи. - И вы их тоже учите своему языку? - Нет, зачем же... Мы просто обучаем их некоторым приемам, обучаем понимать некоторые наши звуки и движения, а сами учимся понимать ихние. - Во-во! Точно так же и мы с собаками. Точно так же... - Ну раз так, значит, обучать Шарика не будем. Юрке почему-то стало не то что жаль Шарика, которого решили оставить недоучкой, скорее, жаль было себя: ведь это было бы очень здорово - вернуться на Землю с собакой, которая имеет законченное среднее образование. Тут уж о цирке, конечно, и говорить нечего. В цирке такую собаку вместе с хозяином просто на руках будут носить. Но даже в обычной жизни это было бы очень и очень хорошо. Например, забыл какое-нибудь правило - Шарик, напомни. Пожалуйста! Гав-гав - ив дамках. Шарик, сбегай в клуб и узнай, какая идет картина. Одна нога здесь, другая там! Гав-гав - и в дамках. Или, например... Да вообще возможности с образованной собакой могут открыться совершенно необыкновенные. И если обучение идет во сне, когда и сам Шарик этого не подозревает, - так чего уж там... Пусть учится. Может пригодиться. - А может, все-таки... Раз уж начали... Может, не помешает? Но хотя Миро, возможно, и думал по-иному, но перечить не стал. Он не жадничал. Хочет Шарик учиться? Пускай учится: все равно обучением будет заниматься не сам Миро, а роботы. А тем безразлично, кого обучать - хоть человека, хоть собаку. А прикажут - и рыб начнут обучать. Поэтому Миро спросил только одно: - А ему не повредит так много знаний? Может, у него мозг не выдержит? - Ну... начнет не выдерживать - перестанет обучаться. - А если он многого не поймет? - Ну и что? Я вот тоже не все сразу понимаю. Однако запоминаю, а потом постепенно пойму. - Если так... Тогда - пожалуйста. Так к сонному Шарику был подключен обучающий аппарат. После команды дежурного Зета все улеглись в мягкие, обволакивающие кресла-кровати, и космический корабль едва заметно дрогнул. В его недрах раздался ровный, все время усиливающийся гул. Юрия все сильнее и сильнее вдавливало в кресло, и тело становилось тяжелым и неповоротливым. Трудно было пошевелить рукой, ногой; чтобы повернуть голову, и то требовалось немало усилий. Но, как это ни странно, разговаривать было не так уж трудно. Почему это получалось, Юра понять не мог. Выходило так, словно в теле каждого человека был свой маленький гравитационный аппарат, который ослаблял все возрастающие во время разгона корабля перегрузки. Гудели неведомые машины, мерцал пустой экран, все так же перемигивались блуждающие огоньки на стенах. Все системы корабля работали нормально, и делать было решительно нечего. Вот почему Юрий и решил порасспросить о том, чего он еще не знал. РАЗГОВОР С МИРО Ближе всех лежал Миро. Он не спал и, видимо, даже не дремал, хотя его глаза были прикрыты. Что знал о нем Юрий? Что он голубой космонавт, что его зовут Миро... Вот, в сущности, и все. Можно еще прибавить, что он хороший парень. Но ведь этого мало. Каждый из четверых людей был славным парнем. Правда, Квач Юрию нравился поменьше. Но зато Зет нравился больше. Он был мягче других, добрее и душевней. А вот Миро как будто бы умнее. Но всего этого было не слишком много для того, чтобы считать себя хорошо знакомым с соседом. Вот почему все нужно было начинать с самого начала. Но что такое начало? Ведь можно спросить ради этого самого начала такое, что продолжения уже не будет. Поэтому Юрий начал издалека. Он словно мысленно заполнял невидимую анкету. Первым ее вопросом стояло: фамилия, имя, отчество. Пока что Юрию достаточно было одного имени. Вторым вопросом в каждой уважающей себя и других анкете стоит: время и место рождения. Место рождения соседа в общих чертах было известно - Розовая земля. А вот время... Времени рождения Миро и других космонавтов Юрий не знал. А теперь это казалось очень важным. Ведь он уже давно, примерно с середины первого поверхностного знакомства, подозревал, что у голубых людей не все в полном порядке... Нет, не в том дело, конечно, что они какие-нибудь странные. Парни они настоящие! И все-таки... Все-таки подозрения были. И подозрения довольно основательные. Вот почему самым главным оказался второй вопрос невидимой космической анкеты. - Слушай, Миро, - как можно спокойней, даже как будто лениво или, вернее, так, словно преодоление тяготения было хоть и трудным, но в общем-то привычным делом, сказал Юрий, - слушай. Миро, а сколько тебе лет? Миро медленно повернул голову к Юрию - преодолевать гравитационные силы и в самом деле было нелегким делом. - Чего-чего? - недоуменно спросил он. - Я говорю: сколько тебе лет? - Каких это еще лет? - почему-то сердито спросил Миро - может быть, потому, что Юрий заставил его тратить лишнюю энергию на пустое занятие. Миро ведь был умнее всех. Юрий растерялся. Как же его спросить: сколько тебе годов? Годков? Когда ты родился? Или сказать так, как записано в иных анкетах: сообщите время и место вашего рождения? И тут произошло то, над чем Юрий задумывался не раз еще на своей Голубой земле и понять чего он так и не смог. Бывает так: кажется, добросовестно думаешь, решаешь вопрос, прикидываешь, что и как сделать, даже, может быть, карандашом или ручкой орудуешь, и все, что ты делаешь, кажется очень сложным, почти неразрешимым. И вдруг ни с того ни с сего, не думая не гадая, выпаливаешь тот самый ответ, над которым столько времени бился и мучился. Как это случается и почему, Юрий понять не мог. Однако такое случается очень часто! Получается, что как будто в самом Юрии сидят два человека. Один что-то там считает, думает, решает, а второй сидит себе спокойненько и посмеивается. У него уже все подсчитано, он уже все знает и только ждет момента, когда можно вскочить и выпалить свой ответ. Правда, иногда этот, второй, человек выбрасывает такие штучки, которые приносят не очень много радости и самому Юрию, и окружающим. Но это уже дело десятое. В этот момент второй, хитрый человек, который незаметно жил в Юрии, выкрикнул: - Эх ты, тумус! Не понимаешь? Ну сколько ты прожил на белом свете? Понимаешь? И как ни удивительно, умный Миро прекрасно понял этого, второго, человека. Миро усмехнулся и слегка - сделать это быстро и энергично было, пожалуй, невозможно: гравитация - пожал плечами: - Понимаю. Но при чем здесь... лета? Ведь считают зимы. - А... а почему зимы? - Второй человек в Юрии исчез, и Бойцов остался один. - Ну... Я не знаю, как у вас на Голубой земле. А у нас на Розовой летом тепло. Все живет, расцветает... А зимой, наоборот, все замирает. Вот мы и считаем - сколько зим. - Подожди! А при чем же здесь зимы? - Ну как же... После зимы начинается новый расцвет... - Вот-вот! После зимы. Значит, весной? Миро удивленно посмотрел на Юрия и расхохотался. - А мы никогда об этом не думали. Ведь и в самом деле годы нужно считать с весны. С того дня, когда все начинает жить заново. - Во-от. Значит, договорились. Так сколько тебе... лет, зим и весен? - Тринадцать. - Чего-чего? - Как это - чего-чего? - уже сердито переспросил Миро. - Да вот... Это... Нет, верно? Тебе в самом деле тринадцать лет? - А что, я разве выгляжу слишком молодо? Или, наоборот, старше своих лет? - Нет, не в этом дело... А другим? Другим... сколько весен? - Только Квачу четырнадцать. А всем остальным - по тринадцать... - Понятно... Понятно... Но послушай... - Вот что, Юра, поговорим как-нибудь позже. Мне нужно поспать - скоро на дежурство. Менять Зета. И Миро не то что отвернулся, а просто утонул в своем кресле-кровати и смежил глаза. А Юрий думал. С одной стороны, все было правильно. Как ему и показалось в свое время, - космонавты выглядели для своих лет очень молодо, и вот - пожалуйста. Они, оказывается, ровесники Юрия Бойцова. И это, конечно, очень приятно. Потому что не нужно слишком уж их уважать или побаиваться. Словом, испытывать сотни всяких неудобств, которые неминуемо испытываешь, когда встречаешься со взрослыми, да еще не совсем знакомыми, а тем более голубыми. Юрий с беспокойством посмотрел на молчаливого, сосредоточенного Зета, который в своем кресле-кровати медленно двигался вдоль такого несерьезного, словно игрушечного, пульта управления. Он то посматривал на лучащийся космическими отсветами экран, то на пульт. Но чаще всего он приглядывался к бесконечной пляске разноцветных огоньков на стенах корабля. Огоньков этих, кажется, стало гораздо больше, чем раньше. И главное, они словно расползлись по стенам и даже высыпали на потолке. А ведь раньше, Юрий это ясно помнил, огоньки на стенах хоть и бегали, хоть и мигали, но действовали все-таки более организованно, чем теперь, - сплошной полосой, на определенной, примерно в рост космонавтов, высоте. И тогда, на Земле, космонавты почти не обращали на них внимания. А теперь Зет все время поглядывал на них, и, когда в каком-нибудь месте собиралось слишком много одноцветных - зеленых, красных или синих - огоньков, Зет немедленно переключал какой-то тумблер, и огоньки поначалу нехотя, а потом все быстрее разбегались в разные стороны. Ну а вдруг Зет переключит не тот тумблер? Вдруг он сделает какую-нибудь, ну пусть самую маленькую ошибку? Что тогда? Ведь это космос. И если их так прижимает к стенкам кресел-кроватей, значит, скорость ого-го-го какая! Ведь для того чтобы летать с одной обетованной планеты на другую, говорят, нужны околосветовые скорости. Значит, не исключена возможность, что корабль летит сейчас со скоростью сто, а то и двести тысяч километров в одну-единственную секунду. Юрка на мгновение представил себе, с какой скоростью летит корабль, и от страха даже зажмурился. Раз - и шесть раз вокруг Земли! А вы представляете, если на такой скорости произойдет хоть малейшая ошибка? Зет нажмет не на ту кнопку, переключит не тот тумблер! Тут тормоза не включишь. Такое может произойти, что просто даже думать не хочется. Юрий перестал жмуриться и не то что с недоверием или сомнением, а, скорее, с надеждой подумал: "Ну, не может быть, чтобы с такой скоростью. Ведь когда, например, мчишься на машине, так и то по сторонам все мелькает. А тут... Тут в тысячу раз быстрее, и все на месте". На экране действительно ничего особенного не происходило - все тот же отсвечивающий фиолетовым и синим мрак, все те же огромные звезды, ясные и чистые. И ломкие лучики света. И все - на месте. Ничто не проплывает, не пролетает и не дергается. Даже не верится, что корабль куда-то летит. Все очень спокойно и совсем не страшно. И Юрий тоже постепенно успокоился. В конце концов, нужно как следует разузнать, а потом уж принимать решение - бояться или не бояться. Ведь может оказаться и так, что где-то в корабле есть и взрослые люди, а Юрий и Шарик попали только в детскую часть корабля, где ребята играют, чтобы не мешать взрослым. А настоящие взрослые люди управляют кораблем по всем правилам космонавтики... И хотя сам Юрий понимал, что этого, по всему видно, быть не может, он все-таки старался думать именно так - всегда приятно надеяться, что за тебя кто-то ответит и кто-то сделает. РАЗГОВОР С ТЭНОМ Тэн открыл глаза и, повернувшись к Юрию, засмеялся: - У тебя такой вид, словно ты делаешь научное открытие. - Конечно, - почему-то рассердился Юра, - думаешь, думаешь, а... Да что там говорить! - махнул он рукой. - Давай думать вместе, - коротко и, как всегда, мягко предложил Тэн. - Разве можно думать вдвоем? - Вообще-то можно, хотя для этого следует надеть шлемы и подключить приборы. Но в данном случае я это сказал в том смысле, что, может быть, я тебе помогу. На этот раз Юра не стал хитрить. Время шло очень быстро и не давало возможности раздумывать слишком долго. Поэтому он спросил напрямик: - Сколько тебе... Сколько ты прожил, Тэн? - Двенадцать зим. И еще несколько месяцев и дней. - А у вас год какой? Сколько в нем дней? - А почти такой же, как и у вас. - И, предупреждая следующий вопрос, Тэн пояснил: - Учти, Юра, на нашей Земле почти такие же условия жизни, как и у вас. И сутки почти такие же, только у нас принята десятичная система. Например, в минуте сто секунд, в часе сто минут. В сутках десять часов, а в неделе десять суток. Ну и так далее... - Так выходит... - Нет, еще ничего не выходит. Просто наши секунды чуточку другие, чем ваши. А абсолютное время и у вас и у нас одинаково. Почти одинакова абсолютная продолжительность суток. А раз так, то, значит, и год тоже почти одинаков с вашим. - Все ясно... Но тогда скажи, как же так получается: людям всего двенадцать лет, а их посылают в космическое путешествие. Разве это правильно? - На вашей Земле, - невозмутимо ответил Тэн, - это пока еще неправильно. На нашей уже правильно. - Что-то я тебя не понимаю. - А что ж тут понимать? Вот возьми себя. Когда ты научился читать? - Ну... когда мне было пять лет. - А когда пошел в школу? - В семь лет. - И что ты делал в первом классе? Юра задумался, вспоминая то далекое время, когда он был в первом классе, и невольно усмехнулся. - Палочки писал... Читать учился. - Постой, постой! Ты же научился читать за два года до поступления в школу. - Выходит... Выходит, я просто читал. - Я тебе скажу прямо: выходит, что в первом классе ты почти все время бездельничал. И сам не учился, и другим мешал. И тебя называли балованным и, возможно, наказывали. Но наказывали не очень сильно, потому что все-таки ты получал хорошие отметки. Верно? - Верно... - растерянно согласился Юра. Тэн говорил так уверенно и так правдиво, что Юрий на минуту усомнился - а на корабле ли он находится? Голубые ли люди перед ним? Может, это все не так? Может, он все еще на Земле и кто-нибудь из ребят решил разыграть его, представившись голубыми космонавтами? - А чего ж тебе не получать в первом классе хороших отметок, если ты два с половиной года назад уже знал то, чему тебя учили в первом классе? Ведь верно? - Верно... Но... Но откуда ты это знаешь? - Вот чудак! Так у нас тоже так было. А потом умные взрослые люди решили, что это неправильно. Если так учиться, так только учеников портить. Человек хоть в пять лет, хоть в пятьдесят всегда есть человек. У него есть ум. У него есть понимание окружающего. Пусть еще не всегда полное и ясное, но оно все равно есть. Вот у нас на Розовой земле и решили: нужно требовать с человека с самого раннего возраста. Но и доверять ему тоже с самого малого. - Что доверять? - нерешительно спросил Юра. - Все! Доверять все, что может сделать человек. А он даже в пятилетнем возрасте может сделать многое. Очень многое. Если, конечно, его научить и если ему доверять. Юра хотел возразить - смешно доверять пятилетнему человеку серьезное дело. Пятилетний человек - это еще не человек. Но тут почему-то вспомнилось, что Пушкин в пять лет писал стихи. Да еще не на русском, а на французском языке. А Суворов уже в раннем детстве возился со схемами и описаниями боев и походов. А Моцарт в пять лет давал концерты. А... Нет, что бы там ни говорили, а пять лет для настоящего человека - это очень и очень... Ну и не то чтобы много, но и не мало. В пять лет тоже можно сделать кое-что настоящее. Если, конечно, человека научить и потом хоть немного ему доверять. - Вот у нас на Розовой земле и решили учить детей с четырех лет. Как человек выходит из яслей, он и начинает учиться по-настоящему. - А это... не очень трудно? - Чего ж тут трудного? Тебе трудно читать интересные книги? Гонять мяч ведь не трудно же? А почему? Потому что это доставляет тебе удовольствие. А разве не доставляет удовольствие всегда узнавать новое? А узнав, применить его в деле. Так что, как видишь, у вас только начинают учиться, а на нашей земле ребята уже кончают арифметику и грамматику, естествознание и историю и приступают к настоящим наукам. - А эти, выходит, не настоящие? - сердито спросил Юра, потому что ему показалось, что Тэн слишком уж загордился своей Розовой землей, и своими ребятами, и своими школами. Пусть, конечно, у них так все здорово, но задаваться этим все равно не стоит. Даже космонавтам. И даже не простым, а голубым. - Нет, зачем же... Тоже настоящие, но они - общие. А у нас науки более... точные, что ли. Возьмем химию. У нас в школе химия не одна. У нас и органическая, и неорганическая, и физическая, и квантовая. А каждая из этих химий разделяется еще на отделы. Вот так и идет изучение.. - И у всех так? - Конечно! Только ведь изучение изучением, а практика практикой. Изучаем химию - и сразу работаем возле приборов и установок. - Это в семь-то лет? - воскликнул Юрий. Тэн долго смотрел в его возбужденное, недоверчивое лицо и с достоинством, но чуть-чуть с сожалением ответил: - Я же тебе говорю, что человека нужно не только учить. Человеку нужно доверять! У нас научились доверять. Даже семилетним. Даже пятилетним. Понимаешь? - Это понятно. Но пятилетние у вас... Просто так учатся? - Зачем ты так?.. - с горечью протянул Тэн. - Ведь я же серьезно. - Так и я серьезно. - Нет. Даже пятилетние и восьмилетние на практике еще не работают, а вот десятилетние обязательно помогают студентам. А потом работают самостоятельно. Потому что их научили и им доверяют. Нет, всего этого Юра еще не мог понять. Он чувствовал, что это здорово, когда тебе доверяют, верят, что ты настоящий человек и что ты способен на что-то дельное, хорошее. Но он не мог представить себе, что ему бы самому не то что в первом классе, а даже теперь, уже шестикласснику, вдруг доверили бы работу на каком-нибудь станке или приборе. Выходило, что доверие не только дает, но оно и требует. Выходило, что доверие не только легкая и радостная вещь, но, оказывается, еще и серьезная, трудная обязанность. Выходило, что доверие мало заслужить, его нужно оправдать. Ох сколько не то что нового, а, скорее, непривычного стояло за этими словами голубого человека! Возникли мысли, что хотя и Пушкин, и Суворов, и Моцарт - это все гении, особые люди и, конечно, равняться на них нечего, потому что такие рождаются раз в столетие, но все-таки и самые обыкновенные земные люди могут добиться прямо-таки сказочных успехов. Наверное, раньше Юра не согласился бы с этим и сказал Тэну: "Это все фантастика!" Но сегодня сказать так он не мог. Не мог еще и потому, что уже подумал о том, что ведь во времена Пушкина, Суворова, Моцарта не было радио. Не было телевидения. Не было машин. Настоящей химии. Так как же можно и нужно учиться теперь? Да, Юра все-таки понимал - Тэн прав. Начинать учиться можно и нужно гораздо раньше, чем это делается до сих пор на Голубой земле. Пожалуй, если честно, так он уже потерял целых три года. Ведь он научился читать еще в детском возрасте, когда ему было пять лет. Хотел - читал, не хотел - не читал. Потом, в школе, его заново начали учить азбуке, умению читать по слогам. Ясно, что учить то, что уже знаешь, - смешно. И Юрка не учил. Он баловался на уроках, на переменках, дома. А учительница все равно ставила ему четверки или пятерки, потому что он-то ведь знал то, чему его учили. А ведь отметки ставят не за красивые глаза, а за знания. Ну а потом, во втором классе, ему казалось, что знания даются просто так. Ни за что. А отметки ставятся за то, что знал уже раньше. Наверное, поэтому ему все время не хватало каких-нибудь получаса, чтобы выучить уроки, пятнадцати минут, чтобы решить неполучающийся пример. Так и вышло, что вместо четверок и пятерок он стал получать уже тройки, а потом и двойки. А учительница стала ругать его и называть лодырем. А сам Юрка это не чувствовал. Просто он по-прежнему был таким, каким бывал и в садике, и в первых классах школы. А вот требовали с него уже совсем по-другому, не так, как в садике или в первом классе. И это казалось несправедливым. Он думал, что к нему придираются. Из-за того, что учительница "придиралась и не давала жизни". Юрка то злился на нее и совсем не делал уроков: решал, что он все равно уйдет работать, а рабочему человеку очень уж больших знаний не требуется и, значит, можно, не учиться. А то, наоборот, как бы мстя учительнице, вызубривал уроки и со злостью отвечал ей на четверку, а то даже на пятерку. Но вызубренное быстро забывалось, а любви, уважения к таким знаниям не оставалось. В пятом классе пошло еще хуже. В пятом классе был уже не один, а несколько учителей и учительниц. Отговориться тем, что к нему придираются. Юрка не мог: причин для придирок у новых учителей просто не было. А двойки в Юркином дневнике были, и отец, раньше немного веривший и придиркам учительницы, и невезению, и вообще всяким Юркиным отговоркам и оправданиям, теперь верить отказался. Он сказал прямо: - Ты лодырь. Я в твои годы... И пошло, и поехало! Вот почему Юрий вздохнул еще горше: что ни говори, а доверие - вещь хорошая, если... Если самому хочется оправдывать это доверие. А если не очень хочется, так лучше пусть без доверия... Как-нибудь уж по старинке... Как на Голубой земле... И в то же время ему страшно, до колик в сердце захотелось, чтобы ему доверяли. Поручали сложные и ответственные дела и требовали, чтобы он во что бы то ни стало выполнил их. Вот как космонавты... Наверное, потому, что Юрий уже понимал: учили его и сам он учился в прошлом так, что равняться теперь с голубыми людьми ему было трудно, а признаться в этом, когда стало совершенно ясным, что они Юркины ровесники, было просто невозможно. Юрий попытался найти последнюю лазейку. Даже не лазейку. Он и в самом деле не очень верил тому, что видел. - Слушай, Тэн, может, ты скажешь, что вам доверили весь корабль? - Конечно! - ничуть не смутился Тэн. Это становилось прямо-таки интересным: Тэн явно врал напропалую. Юрка ехидно улыбнулся и спросил: - И, кроме вас четверых, на всем корабле нет ни одного живого человека? - Конечно! - И с вашей Земли никто не управляет вашим кораблем? - Конечно! - все так же уверенно ответил Тэн и наконец заметил ехидную Юркину улыбку. - Ты, кажется, не веришь? А почему? Разве я или кто-нибудь из наших тебя обманывал? - Не в этом дело, - уклончиво протянул Юра. - Не в этом дело... -А в чем?..- И потому, что Юрий жался, кривился и недоверчиво покачивал головой, Тэн рассердился: - Что ж ты молчишь? Говори напрямик. Ты нам не веришь? - При чем тут не веришь... Но, понимаешь, я же сам слышал, как кто-то объявлял тревогу... Предупреждал... И голос был, по-моему, взрослый. - Так тебе же говорили, что это действуют роботы. Следящие роботы. Говорили или не говорили? Сейчас Юрий уже не помнил - говорили ему или не говорили о роботах, но в душе он уже согласился с тем, что при таком положении дел и при такой технике и в самом деле должны работать, предупреждать и действовать роботы. Иначе зачем же тогда и космическую технику выдумывать? Но был еще один хитрющий вопрос. Такой хитрый и с такой подковыркой, что Юрий не сразу решился задать его. А когда решился, то еще долго не знал, с чего начать. Пока Тэн кипятился и рассказывал о том, какие роботы есть на корабле - расчетчики, следящие, обучающие, информирующие, оценивающие, предполагающие, разведывательные и многие-многие другие, - Юрий наконец придумал подход к самому важному вопросу: - Тэн, а сколько... сколько лет вы в пути? - Мы? В пути? Уже шестой год... Тут Бойцов не выдержал и рассмеялся - облегченно и очень ехидно. Вопрос с подковыркой оправдал себя. - Ты чего смеешься? - удивился и немного обиделся Тэн. Юрий смеялся все громче и раскатистей. Он крутил головой и даже хлопал себя по коленям, хотя это было и очень трудно - силы притяжения, или, научно говоря, силы гравитации, прижимали его в мягком кресле-кровати и наливали тело если не свинцовой, то, во всяком случае, чугунной тяжестью. Тэн недоумевающе смотрел на Юрия, потом вдруг улыбнулся и тоже рассмеялся. - Так. Пожалуй, ты прав, - сказал он, и Юрию сразу расхотелось смеяться. - Почему я прав? - Потому что со стороны и в самом деле наше положение выглядит смешным. - Какое положение? - уже серьезно спросил Юрий. - А такое, что нам всем по двенадцать лет, а мы летим уже шестой год. - Почему же это смешно? - насторожился Юрий. - Ну, нам это не смешно. У нас это в порядке вещей. А вот для людей с других планет это может показаться и смешным. Тэн объяснил это таким тоном, что Юрий даже покраснел и буркнул: - Только ты не очень задавайся, ты лучше расскажи. - Что тебе рассказать? - А вот это: почему вам понятно, а людям с других планет не понятно? - Потому, Юрочка, что с нашей Розовой земли космонавты вылетают в свои первые дальние путешествия не в двадцать или тридцать лет, как у вас на Голубой земле, а в семь-восемь лет. Это было не так уж неожиданно - что-нибудь в этом роде Тэн обязательно должен был сказать, - но поражал его тон, снисходительный и в то же время сожалеющий. И нужно было поддержать авторитет всех землян, а заодно и людей каких-то других цивилизаций, о которых голубые люди знали, а земляне только догадывались. - Это ж почему вам такая привилегия? - А это, брат ты мой, не привилегия, а самая обыкновенная необходимость. - Почему же это, интересно, необходимость? Везде такой необходимости нет, а у вас она появилась? - А как ты считаешь - сколько лет нужно, чтобы добраться от одной обитаемой или годной для обитания планеты до другой? - Ну, я не знаю... точно. Но думаю, что года два... три... Может быть, пять лет... - Та-ак. А сколько у вас на Голубой земле человек готовится к космическим полетам? - Точно я, конечно, не помню... Например, Гагарин - самый первый космонавт в мире... нашем мире - готовился два года. Потом и других готовил... Тоже несколько лет... - Вот! А теперь прибавь пять лет до нужной вам планеты, сколько-нибудь времени на то, чтобы на ней посидеть, обследовать, а потом еще пять лет, чтобы вернуться на свою землю. Сколько получится? Юрий не раскусил всей каверзности этого вопроса. Но он сразу почувствовал, что за ним стоит что-то очень важное и нужное для понимания всей жизни голубых людей. И поэтому он не стал ловчить и выкручиваться. Он честно признался: - Н-ну... лет пятнадцать... - И неуверенно, но великодушно добавил: - Может... чуть больше... - Во-от. - Тэн назидательно выставил палец и сложил розовые губы трубочкой. - Вот и получается, что космонавт ваш, с Голубой планеты, слетает один раз на какую-нибудь планету, вернется, пока отчитается, пока отдохнет - и лететь ему во второй раз уже не придется. - Брось! - решительно заступился Юрка за милых сердцу космонавтов. - Они еще будут молодые! - А я и не говорю, что старые. Будет им лет по сорок. Верно? - Верно. - Ну вот. Теперь клади опять несколько лет на подготовку к полету. - Так они же один раз уже готовились! - возмутился Юрка. - Как ты все хорошо знаешь! - задиристо покачал головой Тэн. - А что ж, по-твоему, все пятнадцать лет, пока они готовились и совершали первый полет, ученые и инженеры на земле сидели раскрыв рот и хором кричали: "Ура! Вот какие хорошие космонавты! Уже полетели". - Я тебя не понимаю... - А чего ж тут понимать? Тут думать надо. - Я думаю... - не совсем уверенно ответил Юрий. - Думаешь, да, видно, не о том. Ведь за эти пятнадцать лет инженеры и ученые построят новые корабли, откроют новые способы их ведения. И сами космонавты из космоса передадут, что плохого в том корабле, на котором они летят, а что хорошего. Инженеры тоже это встроят в новые корабли. Так как, по-твоему должны будут космонавты для своего нового полета освоить новый корабль, научиться его водить и всякое такое?.. - Наверное, должны,- неуверенно согласился Юрий. - Значит, и для этого потребуется время. Может быть, даже годы. - Наверное... - А раз наверное, так вот и посчитай, через сколько лет ваш земной космонавт полетит в свой второй полет. Юрий добросовестно считал. Получалось много. Так много, что и говорить об этом не хотелось. И Тэн прекрасно понял его. Он не стал задаваться, показывать свое превосходство. Он только мягко улыбнулся и сочувственно, спросил: - Теперь ты понял? - Почти... - печально протянул Юра. Ты знаешь, Тэн, ты на меня не обращай вни| мания. Ты просто рассказывай, а я, чего непойму, спрошу. Ладно? А то времени много уходит... - Тао, - тоже почему-то печально протянул Тэн. - Времени действительно уходит много. Но слушай. Раз ты понял, что ваши земные космонавты при современной вашей технике и главное, при современном отношении ваших людей между собой смогут полететь во второй свой полет не раньше чем в сорок лет, то ты должен понять и другое: домой, на свою родную землю, они могут вернуться только, в глубокой старости. - Но ведь корабли-то будут более совершенные. Они же полетят -побыстрее. -Правильно! Но ты другое не забывай. Во-первых, теперь космонавты полетят подальше. Они же опытные, умелые - летят-то не в первый раз. А во-вторых, чем больше скорость, чем ближе она к скорости света - триста тысяч километров в секунду, тем невероятней ведет себя время. Может получиться так, что космонавт будет летать недолго, какой-нибудь десяток лет. Но его корабельное время будет бежать так медленно, что, когда он вернется на свою Землю, где время бежало нормально, как всегда, там окажется, что прошла уже сотня лет. Вот в чем дело, Юра. И это тоже нужно помнить. А то и у нас и у вас некоторые как считают: "А-а, космос! Подумаешь! Пространство безвоздушное, скорость огромная, машины и роботы действуют автоматически - значит, космонавты вроде бесплатного приложения. Как пассажиры или как подопытные животные". А ведь небось когда садятся в самый обыкновенный летательный аппарат, который и от земли-то не отрывается как следует, все поджилки у них трясутся, лекарствами запасаются, готовят бумажные пакеты да еще возмущаются, почему нет парашютов. У вас есть такие?.. Юра еще никогда не летал на самолетах или вертолетах и потому не знал, есть такие храбрецы на язык и жидкие на расправу в настоящем деле. Но он был уверен, что такие обязательно должны быть, потому что он встречал и маленьких и взрослых людей, которые умудрялись охаять и принизить все, что они не умели делать сами или чего у них не было. Но уж если они чему-нибудь научились или что-нибудь приобрели, так выходило, что как раз это и есть самое лучшее и самое совершенное. А все остальное - форменная ерунда. Вот почему Бойцов решительно сказал: - Конечно есть! Сказал и почему-то почувствовал облегчение. Выходило, что и на Розовой, пока что недостижимой земле тоже были люди с недостатками. Выходило, что голубые люди тоже были не такими уж необыкновенными, как могло показаться в самом начале. Люди как люди. Только голубые. Да земля у них Розовая. Да еще цивилизация у них выше. Но ведь цивилизация - дело наживное. Сегодня ее нет, а завтра ее можно и выработать. Важно только не лениться и не ждать, пока тебе преподнесут ее в готовеньком виде да еще начнут уговаривать - возьмите, пожалуйста. Не обижайтесь. Может, и лучше можно было процивилизовать, но мы еще не достигли... Нет, после этого голубые люди стали как-то ближе и роднее. И потому Юрий сразу почувствовал себя смелее и надежней. Он засмеялся и повторил: - Конечно есть. - Во-от! У нас такие имеются. Но как у вас, так и у нас имеются и другие. Просто умные. И таких как у нас, так и у вас - абсолютное большинство. Вот они и решили: зачем ребятам первую половину своей жизни, в сущности, бездельничать? Ведь они привыкают бездельничать, а потом учиться по-настоящему им уже трудно. Вот у нас на Розовой земле и начинают обучение с четырех с половиной лет. Сразу выгадывается три года. А в семь лет тех ребят, которые подходят по физическим и психическим данным, если, конечно, они сами хотят и на это соглашаются их родители, посылают в космос. - Семи лет?! - все еще не веря, переспросил Юра. - Да, именно семи. И ты не удивляйся. Ты просто подумай. Вот мы с тобой сейчас болтаем и дела не делаем. Верно? - Верно... - Вот так и в начале полета. Пока ракета разгонится, пока ляжет на курс - лежи и болтай. А еще лучше - спи. Что мы поначалу и делали. А время-то идет нормальным образом, и мы нормальным образом растем. Все казалось таким неправдоподобно правильным и логичным, что не верить было просто невозможно. Но именно эта простота и смущала. Как так: погрузили тебя в космический корабль, вывели на орбиту - и лети, ни о чем не думая? Юрка не раз читал, что специальные приборы-роботы сделают это еще лучше и надежней, чем сами космонавты. Что же, спрашивается, в таком случае делать космонавтам? Решительно нечего. Недаром земные космонавты запросто спали в своих кораблях. Тогда это даже как-то умиляло. Летят в космосе, обедают и даже спят... Самым обыкновенным образом. Может, даже руку под щеку подсунут. Слюнку во сне пустят. Интересно, храпят космонавты во сне или не храпят? И чем больше таких вот мелких мыслишек копошилось в Юркином мозгу, тем проще и неинтересней казались космические полеты, сами космонавты и в самом деле представлю лись не то ленивыми, не то просто подопыд ными. И от этого - неприятными... А Юрка знал: они настоящие ребята! Настоящие! Смелые, сильные, умные и мужественные. Он знал это, восхищался своими земным космонавтами, и все-таки... Все-таки теперь после вот этих рассуждений на окраине космоса что-то было не так. Они уже не казались настоящими, умными и смелыми... Нет, не казались. И это было так плохо, так неприятно, что мириться с этим Юрка не мог. Он стал разыскивать хоть какое-нибудь оправдание своим, земным космонавтам. Но оправданий поначалу не было, и Юрка уже почти не слушал Тэна. Его слова проходив ли где-то в стороне. И вдруг Юрия, как говорят, осенило. Он резко дернулся, охнул от боли, пронизавшей все тело, - ведь перегрузка организма все время увеличивалась и резкое движение в мягком кресле оказалось очень болезненным. И все-таки, охнув, он закричал: - А наблюдать-то они должны! Иначе зачем, же им летать? Зачем? А? Тэн посмотрел на него несколько сожалеюще, задумался и радостно улыбнулся. - Чудак. Так наблюдать нужно вашим космонавтам. Космонавтам с Голубой земли! Они же летают впервые. Они ведь как глаза и уши всего вашего... белого или черного, а может быть, желтого или уж не знаю какого там человечества. Они должны наблюдать, должны отмечать и запоминать все важное и интересное. Им, конечно, и труднее всех, и опаснее всех, я... - Тэн сверкнул глазами. - И все-таки... все-таки... интереснее всех. Они же все видят впервые! Понимаешь - в самый первый раз. - А у вас? - остывая, спросил Юра. - А у нас? У нас ведь летают в космос давно. И все космические окрестности нашей Розовой планеты давным-давно изучены. Движения всех крупных метеоритов, астероидов и комет давным-давно рассчитаны, всякие там поля и гравитационные отклонения изучаются в первых классах на уроках географии, и если школьник их не знает, так ему ставят двойку. Зачем же нужно нашим космонавтам наблюдать в начале полета? Совершенно незачем. Опять все было правильно! Но так правильно, что Юрке захотелось кричать и прыгать от радости. Нет, космонавты Голубой земли - настоящие ребята! И они не виноваты, что их цивилизация еще не дает им возможности слетать подальше, заглянуть в дальние уголки космоса. Но это время будет, и тогда... Тогда... - Правильно! - ликуя, крикнул Юрка. - Все правильно! - Что - правильно? - недоверчиво переспросил Тэн. - Все правильно! - Как это - все? Все-все? - Н-ну... все, что ты говоришь. Я, словом, все понимаю. - А вот это точно. Но это не значит, что все правильно. Это значит, что ты все понимаешь. - Ладно, Тэн, не придирайся. Рассказывай. А то мы уже столько болтаем, а я все еще не понял главного: что же вы делаете во время полета? - Так ты слушай и не перебивай! А то: "Все правильно! Все правильно!" Но вот и неправильно. - Что неправильно? - А вот то и неправильно, что первые года полтора мы просто летим, спим, едим... Ну картинки смотрим, и всякое такое... Словом бездельничаем... Роботы запрограммированы так, что нам делать совершенно нечего. В это беда, и это неправильно. Ты понимаешь? - Не совсем, - сознался Юра. - А плохо то, что полтора года мы бездельничаем. По программе, составленной на нашей Земле, нам дали отдых. Кто-то нас очень пожалел: как бы мы не переутомились. А мы не переутомились, а просто отупели от безделья И потом пришлось мучиться, чтобы опять при ступить к учебе. - А вы, значит, не просто летите? Вы ещ и учитесь? - А ты по себе не знаешь? - Ну так я думал... Это ж ваш язык, а вы наш, русский, не изучали. - Чудак. А математику, а химию? А биологию и космогонию, а сотни других наук? - А учителей где вы берете? Они к вам подлетают на скоростных ракетах? Прилетят, дадут урок и улетят? Ну конечно, оставив домашнее задание. - Ты не смейся. Мы учимся так же, как учился и ты. Вся программа нашего школьного обучения записана на пленке. Включаем урок - и готов. Понял? Так что учителя нам не особенно нужны. Мы не маленькие и уме ем заниматься сами. - А... если не все понимаешь? - Неужели ж мы вчетвером ничего не поймем? Ведь хоть один из нас да разберется. Поможет другим. А главное, пленку-то мы не перерабатываем в энергию, а храним. Не поймем - заново пропустим пленку. - Ну а если пленка плохая... непонятная? - Тогда дадим сигнал на свою Землю и оттуда пришлют консультацию. Кстати, мы здесь летим, а оттуда нам все время присылают поправки к программе. - Это зачем же? - А затем, что там, на Розовой земле, наука не стоит на месте. Каждый день рождается что-нибудь новое. А чем же мы хуже тех, кто учится в настоящих школах? Мы тоже должны знать все самое новое. Так вот мы и учимся. А могли бы и лучше. Могли бы... Он сказал это так грустно, что Юрий тоже загрустил вместе с ним - как-никак, а полтора года они действительно теряют. Ведь это что получается - даже на такой, далеко шагнувшей вперед Розовой земле и то есть совершенно определенные недостатки. Эти недостатки настолько заметны, что даже он, обитатель Голубой земли, и то их замечает. Но тут память подсказала иное. "У них плохо используется полтора года их жизни, а у нас на Земле по крайней мере три года". "Это ж почему?" - мысленно спросил Юрий свою беспокойную память. "А потому, что читать и считать ты, например, умел в пять лет, а потом до второго класса ты, в сущности, ничему новому не научился". "Но..." "При чем здесь "но"? - сказала беспокойная и строгая память. - "Но" здесь ни при чем. На Розовой земле теряют полтора года, да и то только космонавты, потому что при разгоне им и в самом деле трудно учиться - слишком сильна гравитация, а на нашей Голубой - целых три. Так что "но" здесь ни при чем". И Юрию пришлось согласиться. Он легонько вздохнул и задумался над тем, что на белом свете есть много правильных пословиц. Например, ну... как ее?.. Ну, где говорится о том, что в чужом глазу мы очень легко замечаем даже соринку, а вот в своем пусть торчит суковатое бревно, а мы будем считать, что все правильно и все очень замечательно. Когда Юра собрался пофилософствовать на эту тему, кто-то требовательно ткнул его в ногу. С трудом преодолевая все усиливающуюся гравитацию, Юрий приподнял голову и увидел возле своих ног верного Шарика. Шарик всегда отличался очень умными и, как говорили все мальчишки на улице, человеческими глазами. А сейчас они были такими, что Юрий, несмотря на гравитацию, дернулся и приподнялся в своем кресле. Глаза у Шарика были не только умными, но еще и страдающими, растерянными, такими, что Юра сразу бросился на помощь своему товарищу. Но помочь он не успел, потому что, когда он все-таки приподнялся в своем кресле-кровати и сел, от удивления у него опустились руки: Шарик был Шариком и в то же время он уже не был Шариком. Он стал совсем другим. И не только потому, что у него необыкновенно поумнел и очеловечился взгляд, хотя и это было очень важно. Ведь если бы не огромный, свисающий набок язык, можно было бы ожидать, что собака вот-вот заговорит на человеческом языке. Но главное все-таки было в том, что Шарик необыкновенно вырос и вытянулся. На месте одного Шарика стало по крайней мере два. Когда собака поняла, что от обалдевшего хозяина ждать помощи нечего, она горько усмехнулась и подобрала язык. Несколько секунд вся морда Шарика, его уши и даже тело странно и непонятно дергались, морщились и передвигались. Доносились какие-то неясные, приглушенные звуки: клохтанье, повизгивание, хрипы. Потом все стихло. Шарик устало вывалил сухой язык и посмотрел на Юрку так, что он понял четвероногого друга. "Хотел тебе все объяснить. Юрка, но ничего не получилось. Не умею. Понимаешь? Очень это обидно - не умею, и все тут". И, не ожидая, пока Бойцов придет в себя, Шарик медленно повернулся и медленно, осторожно, словно на льду, стал передвигать лапы. Он не шел, а именно передвигал лапы - старательно и трудно. Они подгибались и иногда подводили Шарика, разъезжались в стороны. Но Шарик упрямо подтягивал свои непослушные лапы и сосредоточенно вышагивал к приоткрытой двери. В дверях он остановился и оглянулся. Взгляд у него опять был печальный и слегка растерянный. Потом на морде мелькнуло выражение усмешки. Как будто он хотел сказать: "Видишь, брат, как все неладно получается. Прямо и не знаю, что делать. А ты не поможешь. Лежишь и молчишь". Юрка действительно молчал, хотя и не лежал, а, скорее, сидел. На прощанье Шарик пронзительно посмотрел на него, укоризненно покачал головой и скрылся за дверью: большой, длинный, странно... нет, не то что худой, а какой-то мосластый. Словно в нем костей было много больше, чем для него требовалось. И эти словно лишние кости выпирали из неопрятной, торчащей во все стороны шерсти. Да, по всем приметам, в глубину космического корабля поковылял Шарик, и в то же время это был уже совсем не тот Шарик... "Ведь он хотел... - подумал Юра, -хотел что-то сказать мне... объяснить, что с ним произошло, но у него ничего не получилось. А почему? Наверное, потому, что у него язык не такой, как у нас. Язык у него слишком уж длинный". И Юрий, сам того не замечая, высунул свой язык и кончиком попробовал достать хотя бы до подбородка или до носа. Измерения показали, что, по сравнению с собачьим языком, Юркин язык был короче, наверное, в два раза. А может быть, даже больше. "А как ему хотелось что-то мне рассказать... Как хотелось! - опять подумал Юрка и поэтому не успел убрать язык. - Ведь это, наверное, такое мучение - понимать, что говорят другие, и ничего не уметь сказать. Надо что-то с ним делать..." - благородно решил Юрка и услышал недовольный голос Тэна: - Ты что язык показываешь? - Какой язык? - искренне удивился Юрка: он совсем забыл, что после опыта не успел убрать свой язык. - Ну, если у тебя два языка, тогда, конечно... вопрос уместный. - Я не показываю. Просто... просто я посмотрел на Шарика... - Не оправдывайся, - поморщился Тэн, - Шарик здесь ни при чем. Ведь он пошел... - Тэн замялся, - ну ты сам понимаешь... - Ничего я не понимаю, - обиделся Юрка. - Просто он пить хочет - вот и пошел. - Не думаю... Во всяком случае, это ему не удастся. - Почему? - Для того чтобы отвернуть кран с водой, нужны руки, а у него, по-моему, нет рук. - Он и зубами сумеет... Вы его просто плохо знаете. Это такой... такой... - с некоторой гордостью ответил Юрий и почему-то успокоился. Ему и в самом деле показалось, что с Шариком не произошло ничего необыкновенного. Наверное, ему показалось, что собака так уж заметно изменилась. Измениться, конечно, изменилась. Но в этом нет ничего удивительного: что ни говорите, а они находятся в космосе. И главное, с ними обоими происходят странные события. И науке еще не известно, как все такое и подобное влияет на собачий организм. Может быть, и сам Юрий изменился, только он еще не замечает этого. Вот когда изменения заметят другие, хотя бы голубые люди, тогда нужно бить тревогу, а пока следует молчать и наблюдать. Чтобы успокоиться. Бойцов задал Тэну новый, довольно каверзный вопрос: - Ладно. С Шариком понятно. Непонятно другое. Что вы будете делать после этого полета? - Как - что? - искренне удивился Тэн. - Считай: лететь до намеченной солнечной системы около десяти лет. Значит, туда мы прилетим, когда нам будет около восемнадцати. Года два, а может быть, и три потребуется для обследования самой системы и ее ближайших космических окрестностей, на установление связей с соседней галактикой. Потом полет назад, на Розовую землю: он продлится лет семь... около восьми. - Это почему так - туда десять лет, а обратно восемь? - Потому, что наша солнечная система и нужная нам система, как и все в космосе, никогда не стоят на месте. Они перемещаются и иногда приближаются друг к другу. Вот как раз через восемнадцать лет и начнется такое сближение. Если новая, обследованная нами солнечная система окажется подходящей для нашей цивилизации, наши люди смогут переселиться на ее планеты. - Это вы должны все разведать? - недоверчиво спросил Юра. - Да, мы, - совсем просто, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Тэн. - Значит, когда мы вернемся на свою Землю, нам будет примерно двадцать пять лет. Из них восемнадцать мы проведем в космосе. Согласись, что мы будем и опытными, и совсем еще молодыми космонавтами. - Пожалуй... -А это значит, что те из нас, кому не понравится космическая профессия, смогут остаться на Земле и получить другую специальность, а те, кого увлечет космос, отправятся в новые, более сложные и дальние космические путешествия. Лично я уже твердо знаю - я полечу еще не раз. - Здорово вас готовят! - с уважением сказал Юрий и сполз в свою кровать. - Теперь я понимаю кое-что... - Ну хорошо, хоть не сказал "я все знаю!" - засмеялся Тэн. И серьезно, почти грустно проговорил: - Да, Юрка, для того чтобы чего-нибудь добиться, нужно все время учиться и все время тренироваться. - С малых лет? - Выходит, так, - мягко улыбнулся Тэн. - Но это значит, что на Голубой земле мы уже опоздали? - встревожился Юрий. - Нет, почему же... - смилостивился Тэн. - Ведь у вас еще нет таких кораблей, как у нас. Но... - Но они же будут, - перебил его Юрий. - Вот именно. Значит, нужно готовиться как можно раньше. А ты... - Тэн опять засмеялся, - ты даже не знаешь формулу своего любимого продукта. Я уж не говорю - всей еды. Я тоже, может быть, формул всех кушаний не знаю. Но любимых!.. - Но понимаешь, Тэн, - чуть не хныкал Юрка, - у нас же этого просто не учили... - Что значит - не учили?! Ты что. Шарик, что ли? Научили его понимать - понимает. Не научили говорить - не говорит. Ты же человек! Мыслящее существо. Если видишь, что чего-то не знаешь, что, по-твоему, нужно знать, возьми и изучи! Что, у вас знания под секретом, что ли? Или, может быть, у вас не разрешают учиться? - Нет, конечно... Но... - начал было Юрий и смолк. Не мог же он рассказывать Тэну, что за последние десять лет его жизни он ни разу не ощущал острой необходимости знать формулу хлеба. Или сахара. Существовали они - это здорово! Нужно было их купить - отлично! А на большее Юрий просто не рассчитывал... Глава тринадцатая. ВОЙ В КОСМОСЕ Несмотря на тяжкую, пригибающую к полу силу гравитации. Шарик все-таки пробрался на кухню, с трудом отдышался и подумал уже не на своем, собачьем языке, а на том, новом, который он выучил, сам не зная когда и почему. Потому что в этом языке было много интересных понятий и, главное, все они состояли из слов, которые, в общем, очень здорово объясняли и его состояние, и состояние окружающих предметов, и обстановку, этот новый язык показался практичному Шарику очень подходящим. На нем он и подумал: "Что со мной делается!.. Что делается..." Он критически осмотрел самого себя со всех доступных ему сторон и горестно взвизгнул: несмотря на овладение новым для него языком, ни говорить, ни выражать свои чувства по-новому Шарик не научился. "Если так и дальше пойдет, так я раздуюсь... Как бык раздуюсь". Тревога Шарика была обоснованна. С ним творилось нечто совершенно непонятное и удивительное. Если раньше, несколько часов назад, это удивительное только угадывалось, потому что оно словно прорезывалось и набирало силы, как гриб, который долго тужится, прежде чем выглянуть из-под прошлогодних листьев на белый свет, но уж когда он выглянул, то набирает силу быстро, смело и настойчиво. Вот такое происходило и с тем удивительным, что отличало теперь Шарика от всех окружающих: он рос. Рос так, что, будь он на Голубой земле, о нем бы могли сказать, что он растет как на дрожжах, или даже проще: "Во дает!" Но все это не очень радовало Шарика, хотя временами ему и нравилось, что он раздается и вширь и ввысь. Он помнил уличные обиды от более сильных и злых собак, которые всегда бывали больше его. Теперь запоздало Шарик мечтал, как он разделается со своими обидчиками. Но эта маленькая и какая-то невнятная радость перебивалась тоже еще невнятной тревогой: "Мне все время хочется либо есть, либо пить. Так хочется, что я не в силах совладать с собой. И что самое главное - чем больше я ем и чем быстрее расту, тем больше и чаще мне хочется есть и пить. Что же будет, если так пойдет и дальше?" Шарик присел на пол на обыкновенной космической кухне перед химическими анализаторами и представил, что же все-таки произойдет, если и дальше все пойдет так, как идет сейчас. Прояснялась не очень-то красивая картиш И чем ярче она становилась, тем страшнее неприятней было бедному Шарику. На этой картине вечно голодный, томимый жаждой Шарик разросся до таких размеров, что космический корабль был уже не в силах его вместить, и он, сжатый со всех сторон оболочкой корабля и в то же время наделенный гигантской, прямо-таки космической силой, чтобы спастись, вынужден был напрячься и разломать корабль надвое. А может быть, даже на три или на все четыре части.. Что тогда будет?.. Шарику стало страшно: придумать, что будет тогда, он не мог. И не потому, что не хотел. Он хотел, но не умел. Оказывается, его мозг был еще мало приспособлен к выдумкам. Может быть, еще потому, что пока Шарик еще очень мало знал. У него не было даже низшего образования. Может быть, у него и было какое-то свое, собачье образование, но в космосе оно помогало не очень-то надежно. Тогда Шарик стал думать о другом. О том, как он будет есть и пить, пока... Нет, он не будет расти до тех пор, пока не лопнет корабль. Он будет есть, пока на корабле имеются продукты и вода. И тут ему опять стало страшно, потому что если он так будет есть и пить и так расти, то вода и еда на корабле кончатся очень скоро. И тогда... Тогда единственными, кого можно будет съесть, будут его двуногие друзья. Голубые и белый. Как ни прикидывал Шарик, но получалось, что выхода у него нет. Раз он обречен на постоянный рост и, значит, на постоянные жажду и голод, он должен будет в конце концов погубить своих товарищей или погибнуть сам от голода и жажды. А он не хотел ни того ни другого. Он не мог погубить или хотя бы послужить причиной гибели своих товарищей. Но он и не хотел гибнуть сам. Положение складывалось прямо-таки убийственное. И выхода из него Шарик не видел. Конечно, можно было поделиться своими мыслями с товарищами - ведь он прекрасно понимал почти каждое их слово. Но вся беда заключалась в том, что рассказать о своих печальных и опасных мыслях Шарик не мог. Он в этом убедился, когда собирался идти на кухню: он все понимал в тот момент. У него нашлись самые добрые и самые умные слова, которые он выучил на языке голубых людей. Но произнести их он не мог - язык у него оказался слишком длинным. Как у сплетника или трепача. И он не подчинялся Шарику. Он болтался во рту между редкими зубами, и ничего путного, кроме мычания и приглушенного повизгивания, не выходило. И как теперь поступить - Шарик не представлял. А поскольку будущее в его мыслях сводилось только к двум картинам - либо гибели корабля, либо собственной гибели от голода (он даже в мыслях не мог представить, что съест товарищей), то Шарику стало так страшно, что он не выдержал и завыл на своем собачьем языке: "Ой, плохо-о-о! Ху-у-удо-о! Ши-и-бко-о ху-у-у-до-о-о!!" Его вой, виноватый и немного жуткий, разнесся по всему кораблю, ударился о стенки и эхом возвратился на кухню. Тревожно заморгали огоньки на стенах, что-то неуловимо и стремительно сменилось в положении корабля, и это уже по-новому испугало Шарика. Он перестал выть, тяжело вздохнул и, поднявшись на задних лапах, достал из картотеки программу обеда, вставил ее в отверстие манипулятора, а потом открыл краник водяного бачка и с удовольствием попил прохладной, но в общем-то безвкусной воды. По мере того как машины выдавали ему все новые и новые порции невиданных и совершенно невероятных по земным понятиям блюд и Шарик равнодушно съедал их, время от времени наклоняясь к водяному крану и запивая съеденное водой, он успокаивался и грустно думал: "А что же делать? Ну что делать, если я хочу есть, так хочу, что забываю все на свете?" И он ел, пил, совестился и ругал сам себя, пока наконец не заснул возле самого крана с водой. На корабле все успокоились, и только тихонько гудели невидимые машины, вырабатывавшие огромную, прямо-таки невероятную энергию, которая еще непонятным образом разгоняла корабль в безмерных, безвоздушных и черных просторах космоса, несла его к каким-то неведомым планетам в неведомых галактиках. И никто на корабле еще не знал, как незаметно к ним подбирается настоящая, не предусмотренная никакими программами полета, серьезная опасность. Впрочем, беды всегда подбираются незаметно, потому что если бы они были предусмотрены заранее, так это были бы не беды, а просто самые обыкновенные неприятности. После того как вой Шарика прокатился по всему кораблю и вывел из приятной, мечтательной дремоты всех космонавтов, Квач громко зевнул и, осторожно, натруженно меняя положение в кресле, сказал: - Это что за представления? Концерты с продолжением? Юра растерянно и извиняюще, словно он был виноват в том, что Шарик неожиданно завыл на весь корабль, попытался вступиться за собаку: - Тоскует, наверно... Все-таки космос... - Ну и что, что космос? - почему-то строго спросил Квач. - Если космос, так обязательно нужно выть? - Не обязательно, конечно, но... Но может быть, у него ностальгия... - Это еще что за ностальгия? - Ну... болезнь такая... Иначе еще называется - тоска по родине. - А-а, - протянул Квач и сразу осунулся и затих. - Я думаю, что ностальгия здесь ни при чем, - вмешался Миро. - У него, вероятно, не все в порядке с организмом - собака еще не умеет управлять своими эмоциями во время искусственного усиления гравитации. Отсюда и вой. - Брось мудрить! - рассмеялся Зет. - Шарику потребовалось в одно место, а найти его сразу, да еще спросонья, не может. Вот и воет - взывает о помощи. Все рассмеялись, и Зет торжественно объявил: - Предупреждаю, разгон подходит к самому трудному этапу. Устраивайтесь поудобней - перенапряжение будет особенно сильным. Вы' ключение двигателей произведут роботы - команда-задание на вывод на главную орбиту им отдана. Информационная связь со следящим центром налажена. Юра поерзал и покорно устроился в своем кресле поудобней. Ровно, но как будто громче гудели невидимые двигатели, все так же, как будто ничего не случилось, перемигивались разноцветные огоньки в стенах и в полу. На экране плыл черный и бездонный космос. В его глубинах поблескивали необыкновенно яркие, многолучевые звезды - все разноцветные, такие, как огоньки в стенах. Юра рассеянно подумал: "Почему они разноцветные?" - и сам попытался дать себе ответ: "Здесь ведь нет атмосферы и ничто не изменяет окраску света, который идет от звезд. Здесь он настоящий, подлинно звездный". Он хотел было задремать, но мозг подбросил новый вопрос: "А почему атмосфера твоей родной Земли искажает свет звезд? Может, наоборот, она очищает его? А здесь, в космосе, свет невсамделишный? А?" И Юра ничего не мог ответить на этот вопрос. Потому что он пока умел только предполагать, а знать, точно знать, что, отчего и почему, он еще не знал. И тут его одолела самая настоящая, самая земная зависть к голубым космонавтам. Подумать только - они сверстники, а вот знают, как дать роботам задание, как управлять любыми приборами, и вообще чего-чего только не делают! Вот что значит не терять времени и учиться с того самого часа, как получаешь возможность учиться. И Юрка дал себе честное слово, что он немедленно, здесь же на корабле, будет использовать каждую минуту, чтобы учиться, узнавать новое, чтобы управлять этим новым. Сразу же приступить к исполнению своего торжественного космического обещания он не успел, потому что корабль заметно прибавил скорость. А значит, прибавилась и сила гравитации. Она вдавила Юрку в кресло, прижала да еще и прихлопнула невидимой, но очень уж ощутимой тяжестью. Не то что двигаться или учиться - даже думать и то стало невероятно трудно. Почти невозможно. И Юрка очень кстати вспомнил старинную отцовскую поговорку: "Не трать, кум, силы, а спускайся себе на дно". Почему куму не нужно было тратить силы и на какое дно следовало спускаться, Юра не знал. Но поговорка показалась ему очень уместной и успокаивающей. Он смежил веки и задремал. Сколько прошло времени, как далеко пролетел корабль и сколько сменилось на нем дежурных, Юра не помнил: он находился не то в полусне, не то в полуяви, что, впрочем, почти одно и то же. Он что-то вспоминал, над чем-то пытался задуматься, но все это быстро сменялось чем-либо другим, а то, над чем он пытался задуматься минуту назад, бесследно Уносилось, вероятно, в бездонные космические дали... Когда он задумался над бездонными космическими далями и попытался выяснить, есть ли у обыкновенных далей дно и какая принципиальная разница между обыкновенными и космическими далями, он. услышал, как громко и сладко зевнул Квач, а потом крикнул: - Дежурный! Ты что, всерьез задумал морить нас голодом? Ведь есть же хочется! - Ребята, - замогильным голосом сказал Миро, - следящие роботы предупредили: необходима экономия продуктов. В бункерах резко сократилось количество белковых молекул, по крайней мере полутора сотен видов. Химические анализаторы и преобразователи уже получили задание проверить запасы и привести белковые молекулы к нормальному соотношению... Но... контролирующие роботы... - Слушай, Миро, ты брось шутить! Кто моу растратить белковые запасы?! - Я не знаю, Квач, но контролирующие роботы отмечают непозволительно щедрые траты белков, жиров, витаминов, кислот... ну и так далее. - Твое решение? - Постойте, ребята, - вмешался Зет. Прежде чем дежурный примет решение, нужно подумать о главном - есть-то нам все равно нужно. Поэтому поступило предложение: вначале поесть, а потом уж решать сложный вопрос об исчезновении белков, углеводов... - Углеводы, понимаете, почти в норме... - перебил Миро. - Правильно, - не растерялся Зет и продолжил: - Их легче вырабатывать непосредственно на корабле, чем жиры, витамины, кислоты... ну и так далее. Как мое предложение? - Принимается единогласно! - крикнул Тэн. - Дежурный, действуй! И дежурный действовал. Он вызвал из кухни тележку с обедом, и тележка объехала каждого космонавта. Все поели. Все как будто были сыты. Оставалось только поуютней устроиться в своих креслах и задремать - впереди самый трудный разгон. Гравитация будет возрастать. Нужно экономить силы. А все, как сговорившись, ерзали в креслах, переглядывались, и непонятно было, чего им не хватает. Первый, как всегда, это разгадал Квач. - Знаете что, ребята? После такой еды нужна земляника. И земляника появилась. Космонавты ели ее, хвалили, а корабль начинал выход на галактический курс. Не хотелось думать ни о миллиардах километров предстоящего пути, о неизвестности, о непонятной утечке продуктов. Вернее, не самих продуктов, а тех составных частей, из которых они делаются, - такой вкусной, успокаивающей и бодрящей была замечательная земная ягода. Посоветовавшись, решили дать роботам задание еще раз проверить, во-первых, сами запасы, а во-вторых, работу следящих роботов. Хотя за последние полвека на всей Розовой земле еще не было случая, чтобы роботы подводили, но теоретически такой возможности Упускать не следовало. Все должно быть точно. А пока будет идти проверка, можно отдохнуть. В тот момент, когда все, кажется, успокоилось и утряслось, космический корабль опять потряс тяжкий собачий вой. Он снова прокатился из отсека в отсек, откликнулся эхом и постепенно затих. Космонавты еще некоторое время прислуживались к отголоскам этого воя и наконец решили: успокоится и ляжет спать. Следящие биологические роботы не заметили ничего подозрительного - иначе они известили бы нас о любых изменениях в здоровье Шарика. Вероятней всего, Шарик плохо переносит гравитацию. Вот и все. - Давайте немного отдохнем, - предложил Квач. Глава четырнадцатая. ТАЙНА КОРАБЛЯ Космонавты дремали и даже спали, ели пили и очень страдали от гравитации - тело было налито свинцом, в висках стучало, и где-то под ложечкой все время посасывало. Но постепенно привыкли и к этому, потому что корабль только выходил на свой галактический курс. Значит, разгон еще будет длиться долгое время. Миро очень страдал от перегрузки и, наверное, поэтому ворчал: - У нас научились высчитывать все. Даже рост цветка или полет моли. А вот уравновешеч ние сил гравитации и ускорения в космическое корабле все еще не умеют делать. А все почему - жалеют энергию. - При чем здесь энергия? - откликнулся Зет. - Энергии у нас сколько хочешь. Мест мало. Ты же проходил космографику и знаешь как трудно составлять графики и решать уравнения на сопряжение двух этих сил. Да еще в условиях наших систем получения энергии. - Я все понимаю, - рассердился Миро. - Но именно потому, что понимаю, поэтому и возмущаюсь: самую сложную часть работы мы не умеем передать роботам. Они оказываются неграмотными. - Нет, дело не в этом. Грамотных и в этом деле роботов создавать не так уж трудно. А вот поместить их на нашем корабле негде. - Это не резон. Значит, нужно делать роботы меньшими. - Мы еще не умеем. - Вот этим-то я и возмущаюсь. Как только окончу первоначальное обучение, сейчас же переключусь на роботов. Это же прямо-таки нетерпимо. То изволь проверять следящих роботов - может быть, они напутали. То живи, как мышонок в банке. Тебя раздувает, перегружает, а ты лежи и радуйся тому, что уравновешиванием сил все еще некому заняться по-настоящему. Безобразие! Честное слово, безобразие! Они еще некоторое время поспорили, а Юрий, прислушивавшийся к этому спору, сделал два вывода: во-первых, роботы не так уж всемогущи, как кажется. Они могут быть даже малограмотными. Во-вторых, на корабле существует какая-то интересная энергетическая установка, топлива для которой сколько угодно. Известно, что только одному двигателю в мире "топлива" может быть "сколько угодно". Однако вся беда в том, что такой двигатель называется "вечным". А "вечных" двигателей в природе не существует. Значит, и на этом космическом корабле не может быть двигателей,, которые потребляли или давали бы энергии "сколько хочешь". Для двигателей тоже есть предел-горючее. Не может быть, чтобы на таком сравнительно небольшом космическом корабле было так много пусть даже самого замечательного, самого драгоценного и полезного горючего. Если оно разгоняет корабль до огромных, околосветовых скоростей, расход этого горючего должен быть прямо-таки катастрофическим. Тогда, спрашивается в задаче, откуда же космонавты берут горючее для своих двигателей? Вот об этом Юрий и спросил Миро, как только тот повернулся к нему лицом. Миро задумался и с долей сомнения посмотрел на Бойцова. Он словно прикидывал - поймет этот бестолковый мальчишка такие серьезные вещи или нужно отшутиться и не пытаться растолковать то, что заведомо непонятно земным людям. Потом Миро поморщил лоб и, должно быть, решил, что хочешь или не хочешь, а объяснять нужно: Юрий летит вместе со всеми. Он равноправный товарищ. И не его вина, если он чего-то еще не знает. Но если объяснить как следует, так, может, и узнает. Ну, понятно, не все сразу. Кое-что будет и непонятным. Но потом, когда Юрий сам захочет, он разберется, подучит, что нужно, почитает и все поймет. Так что рассказывать нужно. Миро вздохнул. - Ты знаешь, что такое атом? - тоном усталого гениального учителя спросил он. - Знаю, - сразу же, уже привычно слегка обижаясь, ответил Юрий. Ему не понравился и тон Миро, и то, что его второй раз спрашивают об атоме. - Знаю, что такое атом. Знаю, что в атоме есть ядро, а вокруг него вращаются электроны. А иногда протоны. Или нейтроны и всякие иные совсем элементарные частицы. - Чудесно! - чуть не подскочил Миро, но властная и тяжкая сила гравитации придавила его к креслу. - Великолепно! Тогда ты, наверно, знаешь, что обыкновенный свет состоит из квантов? Честно говоря, Юрий этого не знал. Но он уже был научен горьким опытом и поэтому согласился: - Тао! - Ну а раз так, то ты понимаешь, что кванты - это крошечные частицы материи, почти такие же, как и другие элементарные частицы атомного ядра или электрона, да и вообще крупных частиц. Теперь посмотри на экран, и, может быть, ты кое-что поймешь. Юрий посмотрел на экран, но увидел все тот же фиолетово-голубовато-черный мрак космических пространств с крапинками звезд. Иногда в него вплетался отсвет близкой или очень крупной звезды - розоватый, голубоватый или алый, а потом постепенно и сама звезда показывалась на экране и уплывала дальше; иногда бархатисто-черный экран прорезывали прямые, как мечи или столбы прожекторов, лучи невидимых звезд; иногда экран светлел и становился как бы сероватым, но не теряющим свою черную бархатистость. Иногда участок экрана ярко светился: это проплывала огромная туманность - скопление звезд или раскаленных вселенских газов. Словом, там, за стенами корабля, в безграничных и бездумных глубинах или высотах Космоса, все время бродили отсветы или лучи света. Значит, бродили и кванты - крохотные Частицы материи, образующие потоки света. И Юрий так и сказал: - Многого, конечно, не поймешь, но одно понять все-таки можно: квантов там очень много. - Во-от. А теперь представь себе, что творится в галактиках, когда взрываются сверхстарые звезды или образуются сверхновые. Чего-чего, а этого Юрий представить себе не мог, потому что за всю жизнь он не видел, как взрывается обыкновенная граната. А тут речь шла о целых звездах. Поэтому он дипломатично промолчал, и Миро не заметил этого - он уже стал увлекаться своей ролью лектора или учителя. - Ну вот. После каждого такого взрыва во все стороны с огромной быстротой разлетаются обломки той самой материи, из которой состояла взорвавшаяся звезда. Потом прибавь к этим обломкам и квантам еще всякие летучие газы, постоянно кочующие по Вселенной, и ты поймешь, что космические дали не такие уж безнадежно пустые, как это мы учили в первых классах и как они для простоты иногда представляются учеными. Нет, в космическом пространстве хоть и в ничтожных количествах, но материя присутствует. Есть даже особые солнечные, космические ветры, которые раздувают хвосты комет... - Но ведь ты сам говоришь, что это не столько материя, сколько ее обломки. - Чудак человек! Ну... чем вы, например" топите печи у себя на Земле? - Н-ну, углем или дровами. - Ясно, - подумав, кивнул Миро. - Так вы же в топку кладете не целое дерево или пласт угля? - Конечно нет. - А что вы с ними делаете? - Ну... колем уголь. И дрова тоже колем. На мелкие поленца. - Значит, материю, которой вы топите свои топки, вы раскалываете на мельчайшие обломки. Верно? - Выходит... - Чего же удивляться, что во Вселенной тоже бродят обломки материи? Но ведь нам-то они нужны именно как обломки. Ведь мы топим топки своих двигателей не целыми планетами, а только их обломками. Все шло как будто более или менее правильно. Юрий уже научился беседовать с голубыми людьми. Если чего-нибудь не понимаешь или в чем-нибудь сомневаешься - не откладывай в долгий ящик, а сейчас же спрашивай об этом. Голубые люди немедленно начнут растолковывать. И если такое растолковывание будет не только понятно, но и логично, значит, все верно. Можно продолжать. Сейчас логика отказывала Юрию в одном. Если считать, что Миро говорит правду и голубые люди действительно топят топки своих космических кораблей обломками материи, то ведь этих обломков должно быть, прямо скажем... ну, хотя бы порядочно. А их, как говорит и сам Миро, в космосе ничтожно мало. На чем же тогда будут летать космические корабли? На ничтожно малом? - Нет, что-то у тебя не получается, -сказал Юрий. Как ни удивительно, но Миро даже не обиделся. Он только усмехнулся. - Ты не учитываешь скорость. - Какую скорость? - Скорость космического корабля. Ведь он летит очень быстро. Вначале несколько километров в секунду. Потом несколько десятков километров в секунду, потом несколько сотен километров в секунду и так далее. И чем быстрее он летит, тем больше квантов, обломков атомов, сами атомы, потом обломки молекул других миров и сами молекулы попадаются на пути корабля все чаще и все гуще. А иногда попадаются облачка космической пыли, мелкие метеориты и все такое прочее. И все это годится нам в топку. - Так что же вы, собираете их на лету? Как же это возможно? - Это гораздо проще, чем ты можешь подумать. Космический корабль летит, а ему навстречу летят обломки материи и все такое прочее. Вы на своей Земле строили такие корабли, чтобы их обшивка отражала все встречное и поперечное. Верно? - Верно, - согласился Юрий. - А мы делаем все наоборот. Обшивка нашего корабля притягивает все встречное и поперечное. И все кванты, и все электроны, ядра и атомы, встречаясь с нашим кораблем, прилипают к нему, как мухи к липучке. Больше того, чем с большей энергией мчится частица, тем глубже она проникает в оболочку корабля и, отдавая ему свою энергию, помогает общему делу. - Какому это общему делу? - на всякий случай, убеждаясь уже, что логика восстановлена и Миро рассказывает, кажется, дельные вещи, спросил Юрий. - Общему делу преобразования энергии и материи. Понимаешь? - Не все. - Еще поймешь. Давай дальше. Частицы материи попадают в обшивку и в обшивке сразу же сортируются. Видал все время перемещающиеся и перемаргивающие огоньки в стенах? - Видал! - Ну так вот, некоторые из них и есть контрольные огоньки преобразователей простейших частиц, из которых, собственно, и построена оболочка корабля. А все остальные - это только то, что налипло на обшивку, преобразовано ею и отныне годится в дело. - А как же они могут преобразовывать обломки в обшивку? И потом, откуда же берется энергия для этого? Из обшивки, что ли? Вопросов сразу набежала масса. И разобраться в них Юрию казалось невозможным, потому что ответ на один вопрос начисто зачеркивал второй. Если, например, голубые космонавты додумались двигаться на энергии космических глубин, что само по себе, вероятно, возможно, то спрашивается: как же быть с обшивкой? Ведь обшивка тоже состоит из тех же самых, да еще и преобразованных обломков звездного вещества. А ведь на их преобразование тоже нужна энергия. Откуда же брать эту, дополнительную, энергию? И пока Юрий барахтался в этих противоречиях, Миро спокойно и щедро раскрыл для него одно из подтверждений вечного закона сохранения энергии. Юра с трудом вспомнил, что в школе этот закон, кажется, проходили, но никто никогда не предполагал, что он так могуч и так всеобъемлющ, что он действует даже в космосе. - Когда ядро, или квант, или электрон врезается в обшивку корабля и отдает ей часть энергии, преобразователи прежде всего определяют, что это такое. Если ядро, отправляют его к подобным ядрам. Если элементарная частица - к подобным частицам, а кванты сразу преобразовываются в нужные, но быстроживу-щие частицы. Потом преобразователи смотрят, каких атомов на корабле нехватка, и как раз их-то и начинают делать. Допустим, нехватка атомов кислорода. Начинают подбирать для них нужные ядра и нужные частицы. Получается синтез, соединение. А при синтезе выделяется энергия. Собираем ее и с ее помощью делаем новые атомы. И так все время, пока корабль не расходует энергию, а просто летит по инерции или используя притяжение соседних или дальних, но огромных звезд. Но вот нам нужно освободиться от этого притяжения -