Виталий Григорьевич Мелентьев. Голубые люди Розовой Земли

---------------------------------------------------------------
     Издательство Детская Литература, Москва, 1966
     OCR: Tuocs, 2001
     Origin: Книжная полка В.Ершова http://vgershov.lib.ru ║ http://vgershov.lib.ru
---------------------------------------------------------------


        Глава первая. СЛУЧАЙ НА ЗЕМЛЯНИЧНОЙ ПОЛЯНЕ



     Когда Юрка Бойцов вышел на хорошо известную ему полянку - на ней всегда
созревало много  земляники,  - Шарик уже  топтался на месте. Он поднимал  то
одну, то другую лапу и повизгивал.
     Юрка рассмеялся -  таким смешным  и растерянным был Шарик.  Но потом...
Потом Бойцов чуть не завизжал сам.
     Нет, не от страха. Если он мог найти в себе мужество уйти из дому, и не
как-нибудь,  а честно, благородно, оставив записку матери и отцу; если,  уже
совсем уходя, он  не  забыл отнести в  аптеку бабушкин рецепт и заплатить за
лекарство из своих очень маленьких сбережений; если, наконец,  он уже пробыл
в  лесу  первую ночь и  не  побоялся  ни криков ночных  птиц,  ни  шорохов и
потрескиваний, которые раздавались вокруг, значит, Юрий Бойцов мог завизжать
не от страха. Страх в данном случае был ни причем.
     Визжать  хотелось от  восторга, от удивления  и еще от чего-то  такого,
чего и понять толком невозможно.
     Но Юрий  Бойцов  был  мужчиной. Настоящим мужчиной. Поэтому  он  только
присвистнул. Шарик с готовностью оглянулся и помахал обрубленным хвостом.
     "Не  трусь, хозяин. Я сам боюсь",  - сказал  Шарик  на  своем  собачьем
языке.
     Юрий поправил рюкзак и солидно отметил:
     - Здорово!
     Шарик  оглянулся два раза  и хвостом  уже не махал.  Он покрутил  своим
обрубком  так,  что показалось,  будто  у  него  на месте хвоста  установлен
пропеллер. Потом  Шарик поднял вверх мохнатую,  веселую  морду  и  отрывисто
залаял. А когда смолк, то оглянулся и спросил: "Я так тебя понял или не так?
А, Юрка?"
     Юрий Бойцов  не ответил. Он еще не имел опыта в таких встречах и потому
мудро промолчал. Известно, что, когда настоящий мужчина попадает в необычные
обстоятельства,  он  прежде  всего  должен  оценить  обстановку, а  потом уж
действовать.
     Обстановка и в самом деле оказалась сложной.
     На  дальнем краю полянки, неподалеку от  лесной  веселой речушки, стоял
обыкновенный космический корабль. Он был огромен, молчалив и матово-блестящ.
И в этом, конечно, не было ничего удивительного.
     Сложность заключалась в том, что на его полированных  космической пылью
боках никаких надписей не было, виднелись только суровые,  как боевые шрамы,
вмятины от  встреч с метеоритами. А Юрий,  как и всякий современный человек,
отлично знал,  что на бортах всех космических кораблей обязательно  делаются
надписи: название  корабля, его  порядковый номер, герб или краткое название
государства, которому принадлежал корабль.
     - Тише ты! - прикрикнул Юрий на Шарика и задумался.
     Корабль стоял строгий и  как будто тоже задумчивый. Его острая  вершина
была устремлена в небо, и на ней вспыхивали алые отблески - всходило солнце.
     Потому  что  на  самой  вершине  корабля,  как флаги,  вспыхивали  алые
отблески. Бойцов подумал, что перед  ним наш корабль. Иначе чего бы он стоял
так  спокойно,  даже  безмятежно,  совсем  неподалеку  от  Юркиного  родного
городка?
     Но с другой стороны, за все последнее время не было ни одного сообщения
о полете наших космических кораблей. И потом,  если  бы это был наш корабль,
вокруг и  над ним уже  наверняка бы  кружились вертолеты,  а  к этой полянке
мчались автомашины и вездеходы...
     И иначе нельзя - ведь наши космические корабли все время держат связь с
планетой и приземляются  в  том самом  месте, которое  укажут  космонавту  с
командного пункта. Ведь космонавты - народ военный. Дисциплинка у них такая,
что и на десять метров в  сторону  не приземлишься... И  только тогда, когда
приказано. И только так, как приказано.
     Тут Юрий вздохнул, потому что вспомнил: как раз то же самое  и теми  же
самыми словами часто говорил отец. Теперь,  оказывается, он только повторяет
эти надоевшие ему слова о дисциплине...
     Чтобы не вздыхать -  настоящий мужчина должен сдерживать свои чувства и
всегда, при  всех  обстоятельствах жизни уметь владеть собой,  - Бойцов стал
думать о другом. Вернее, о том же самом, но по-другому.
     Выходит,  перед ним  не наш корабль. Тогда чей? Американский?  Ведь  во
всем мире  есть пока что  только две  страны,  которые запускают космические
корабли,  -  СССР и  Америка. Больше нет ни одной. Выходило,  что перед  ним
стоял американский корабль.
     С  этим  можно  было  согласиться.  Сейчас  утро,  а  корабль,  видимо,
приземлился  ночью  - трава  на  полянке  вокруг  него еще покрыта  дымчатым
налетом росы. Если бы  корабль приземлился  недавно, он бы наверняка сдул, а
то и испарил бы всю росу  - у него двигатели о-е-ей  какие! Значит,  сел  он
ночью, может быть, даже потерял ориентировку?  А  положение, если космонавты
заблудились  и  сделали вынужденную  посадку, может быть и неприятное  - вон
какие вмятины от метеоров на обшивке.
     Небось сидят сейчас в неизвестном для них месте, пытаются связаться  со
своим командным пунктом и сообщить о своем положении. Возможно даже...
     И тут Юрка решил действовать.  В самом деле, может,  у людей несчастье,
им нужна помощь, а он торчит на опушке леса, гладит Шарика и рассуждает.
     Действовать нужно! Действовать смело, решительно, но осмотрительно!
     Юрка снял рюкзак, повесил его на куст и прошептал:
     - Шарик, за мной...
     Они медленно  двинулись через поляну. На дымчатой траве оставались  две
темные полоски следов - потревоженная  роса стекала со стебельков. Над самой
землей краснели  ягоды земляники - крупной и  такой  пахучей,  что Шарик  не
удержался от соблазна. Он стал отставать и, щелкая  зубами, уплетал крупные,
спелые ягоды.
     Такой недисциплинированности  Юрий  простить  не  мог. Он  оглянулся  и
прошипел:
     - Ты что, не понимаешь?.. А ну марш вперед!
     Шарик  понурил  голову, обогнал Юрия и уже не пытался  выискивать ягоду
покрупнее.
     А ему очень  хотелось есть.  С  тех  пор как  они ушли  из дому, минуло
полдня и целая ночь. И за  все это время Шарику  перепала  только подгорелая
корочка  хлеба, шкурка  от колбасы да кусочек сахару: Юрий  экономил запасы.
Пропитание Шарику приходилось добывать самому.
     Дело  дошло до того,  что он  был вынужден съесть несколько кузнечиков,
одного мышонка,  а  на рассвете приняться даже за ягоды. В  свое  время Юрка
приучал Шарика переносить трудности и глотать эти самые ягоды.
     Поэтому, чем бы ни был  занят  Шарик, он прежде  всего думал о  еде. Но
еды, сколько  он  ни  принюхивался,  не обнаруживалось,  и  Шарик  с  тоской
вспоминал   такие  же  ясные,  солнечные  утра   у  себя   дома,  когда  он,
потягива-ясь, вылезал из  конуры, встряхивался, пил воду из кадушки, а потом
копался   в  миске.  Обыкновенно   с  вечера   Юрина  бабушка  выносила  ему
великолепные  остатки  ужина. Те самые, оставлять  которые до утра не  имело
смысла - все равно испортятся.
     Принюхиваясь  и  поеживаясь от холодной росы.  Шарик  первый подошел  к
подозрительному космическому кораблю, горестно помотал головой, потоптался и
поднял одну  ногу.  Юрка,  конечно,  был возмущен поведением  несознательной
собаки: впервые встретиться с чудом науки и техники и сотворить такое!..
     Он  прикрикнул  на  собаку, и Шарик  виновато  опустил  ногу. Они стали
медленно обходить корабль.
     Как ни присматривался Юрий, ничего, кро-,ме сплошной стены, он  увидеть
не мог.
     Как  ни  принюхивался  Шарик,  от корабля распространялся только  запах
неизвестного металла.
     Они все шли и шли, и оба не замечали, что движутся все неуверенней, все
чаще  останавливаясь; роса насквозь  промочила Юркины  ботинки, брюки  стали
тяжелыми  и  темными  почти до колен. С шерсти Шарика -  волнистой, белой  с
черными подпалинами - росная вода стекала струйками.
     И Шарик и Юрка стали  выколачивать зубами мерную, ровную дробь:  солнце
только всходило и утро было прохладным.
     Когда  они  почти обогнули корабль, в кустарнике возле  речки метнулись
какие-то неясные тени и затаились.
     Но  сколько  ни  вглядывался Юрка в густой  приречный кустарник, ничего
подозрительного он не увидел.
     Сколько ни принюхивался Шарик, никаких .опасных запахов  ему обнаружить
не удалось.
     Правда, как выяснилось  позже, Шарику почудился довольно сильный, ни на
что  не похожий запах, но он не придал ему  значения -  в лесу часто  бывает
так: нанесет  волна незнакомого запаха и,  пока  с  ним  разберешься, он уже
исчезает.
     Вот  почему и  мальчик и  собака не стали  слишком  долго рассматривать
приречные  кусты. Ведь если бы там были космонавты, они наверняка бы увидели
Юрку и Шарика и  подали  бы голос. Или,  в  крайнем  случае, предприняли  бы
какие-либо действия.
     Но все было тихо и спокойно. Собака и мальчик пошли дальше.
     Корабль медленно, словно нехотя, разворачивал  перед ними свои суровые,
матовые, затаенно поблескивающие бока.
     Солнце поднималось быстро. Его  лучи, пробиваясь сквозь стену леса, как
живые,  меняли направление, и  потому корабль словно ожил - он то вспыхивал,
то  гас,  то рассыпал разноцветные искры по  мокрой траве, на которой росная
дымка  уже свертывалась в  капельки. Все было так красиво и необычайно,  что
даже Шарик, прижимаясь к мокрым штанинам Юркиных брюк, присмирел и притих.
     Наверное,  поэтому выход из корабля открылся им совершенно  неожиданно.
Большая,  с  полукруглым  верхом  дверь  была  распахнута настежь.  На  фоне
играющих алыми бликами стен она казалась мрачной и таинственной.
     Юрий  и  Шарик смотрели  в  эту дверь,  в  странный, словно пронизанный
зеленоватым светом сумрак за ней, прислушивались и принюхивались.
     Оттуда, из  сумрака звездных глубин, еле слышно  пробивались непонятные
звуки.  Что-то сдержанно шумело, потрескивало и пощелкивало - настороженно и
не по-земному обстоятельно.
     Из распахнутой двери космического корабля  шел необыкновенно  теплый  и
сухой запах.
     Он тоже  не  был  похож ни на  что земное,  разве только  еле  заметным
привкусом машинного масла и жареного лука. Но в  остальном запах этот был не
то  что неприятен,  а  как  бы  раздражающ.  Так  пахли,  наверное,  машины,
химические приборы  или оружие.  Он был как бы  неживой, и в  то же время он
постоянно, но неуловимо менялся, и поэтому казалось, что он - живой.
     Словом, это был запах неизвестной жизни.
     Шарик  насторожился,  поднял  черный нос-пуговку, втянул  в  себя  этот
необыкновенный  запах  и,  как завороженный, медленно  подошел к распахнутой
двери. Ступив на металлический  порожек  корабля.  Шарик несколько раз ткнул
мордой  вверх  и вперед, потом поднял  переднюю лапу, напружинился и  замер.
Шерсть на нем вместе с колючками, иглами и репьями вздыбилась - он был готов
к схватке с  неизвестностью. В  нем проснулась кровь его  древних предков  -
охотников и бойцов.
     Юрий  тоже  не  мог  устоять на  месте. Он тоже сделал  несколько шагов
вперед и вдруг понял, что такого, что случается в эти секунды с ним, еще  не
случалось  ни с  одним мальчишкой  не то  что  города,  но,  возможно, целой
области и, безусловно, ни с одним человеком большинства стран  мира.  И  тут
сразу  вспомнилось,  что когда отец  ругал  его за  очередные проступки,  то
обязательно подчеркивал: "Я в твои годы был уже..."
     "Интересно, стоял ли отец в мои годы на пороге космического корабля?" -
с  гордостью  подумал Юрий и выпрямился -  до этого он  двигался  с опаской,
слегка втянув голову в плечи и  согнувшись. Теперь он тоже был готов к любой
схватке с неизвестностью, и эта неизвестность неудержимо влекла к себе.
     Напружинившись, он взялся  за  притолоку.  Под  рукой  обшивка  корабля
казалась  теплой, почти живой. И это живое прикосновение  обшивки  заставило
Юрку вздрогнуть.
     Шарик  оглянулся  и  уставился  на  Юрия  темно-карими  поблескивающими
глазами:
     "Ну что, хозяин? Пойдем? Где наша не пропадала?!"
     Юрка сделал шаг вперед.
     Шарик  сделал сразу  несколько шагов и остановился. Сзади раздался  еле
приметный  шорох,  и Шарик  оглянулся. Но стены  корабля уже закрыли от него
полянку и лес. Они вошли в коридор космического корабля.

        Глава вторая. ГОЛУБЫЕ ЛЮДИ



     Скорее всего, от неожиданности  - пол коридора был совершенно  гладок и
даже как бы пружинил -  Юрка  споткнулся. А когда споткнулся, то  понял, что
гладкий пол уходит куда-то вверх и вбок.
     Глаза постепенно  привыкли  к рассеянному,  зеленоватому  свету. Он был
ровный, немигающий и совершенно одинаковый  и на  потолке, и на стенах, и на
полу. Все излучало этот красивый и таинственный свет, и  потому все казалось
как бы ненастоящим. Таким ненастоящим, что Бойцов невольно оперся о  теплую,
ласковую стену.
     Стена была настоящей. Юрий осмотрелся.
     На  внутренней  стене  коридора тускло и настороженно  горели крохотные
огоньки.  Они словно подозрительно присматривались к мальчику и  собаке. Юре
показалось, что эти  огоньки как  бы  перемещаются, косят, и ему стало не по
себе.  Но он  сразу  же  взял себя  в  руки  -  настоящий мужчина не  должен
распускать нервы - и  сделал  несколько  шагов вперед. Ноги слушались плохо.
Они словно  прилипали  к гладкому полу.  С  каждым шагом  пол  все сильней и
надежней  притягивал подошвы  Юркиных  ботинок.  Они стали  сползать с ноги,
больно врезаясь в пятку.
     Бойцов приостановился. Огоньки  на  стенах  сразу  стали разноцветными,
яркими. Они заметались, замигали. Шарик подался вперед, прижимаясь к Юркиным
мокрым штанам. По стене стремительно пронеслась целая россыпь огней.
     Сдержанный,  не  по-земному обстоятельный  шумок,  что постоянно жил  в
корабле,  усилился. Что-то  щелкало,  шипело,  настороженно  постукивало,  и
наконец из глубины корабля донесся глухой, утробный звук. Он быстро нарастал
и,  кажется,  проникал  до  самого сердца, потому  что  оно вдруг  сжалось и
затрепетало, как будто Юрка пробежал без передышки десять стометровок.
     Одновременно  с  этим  странным  и  страшным  звуком,  который  властно
заполнил весь корабль, пол перед мальчиком и собакой плавно и легко поднялся
и  закрыл  коридор неумолимой светящейся стеной.  Дорога внутрь корабля была
отрезана.
     Выходило, что космонавты не принимали гостей. И это было так неприятно,
что Юрка даже забыл думать о затрепетавшем сердце.
     Было  обидно: он спешил  на  помощь,  волновался, собирался  бороться с
неизвестностью, а его не пускают. Как какого-нибудь подозрительного типа. Ну
бывало, конечно, что ворвешься к кому-нибудь из товарищей, а там или уборка,
или просто кто-то не одет. Всякое бывало... Но  в таких случаях тебе вежливо
скажут:
     "Подождите минутку". Да еще и извинятся. А тут молча закрывают дорогу -
и катись куда тебе надобно. Очень обидно. Очень!
     Обидеться сильней Юра не успел. Поднявшийся перед ним кусок пола  начал
двигаться на него - очень медленно,  но неумолимо. Вокруг что-то зашипело, и
коридор заполнился клубами не то пара,  не то каких-то совершенно непонятных
духов, которые были как будто бы и приятны, но  в то же время от них першило
в горле и на глаза навертывались слезы.
     Светящаяся  стена безмолвно надвигалась на  него. Не то пар, не то духи
обволакивали и проникали до самых печенок, и Юрий стал медленно пятиться.
     Шарик жалобно  тявкнул и выкатился  на траву.  Дверь  звездного корабля
медленно закрылась.
     Юрка кашлял, вытирал нос и глаза,  а Шарик обиженно  повизгивал и мотал
головой. Как потом выяснилось, из всех запахов, которые он учуял, его больше
всего взволновал запах лука. Он знал, что  раз жарят лук - значит, ему может
что-нибудь перепасть: ведь  ему так хотелось есть. И теперь он  больше всего
жалел, что ему так ничего и не досталось.
     И вдруг дверь  так же медленно открылась, и из корабля поползли остатки
духов или  пара. Юрка и Шарик  переглянулись: что  это означает? Может быть,
космонавты одумались, поняли, что они  вели  себя неприлично, и  теперь сами
исправляют ошибку -  открывают дверь и  приглашают войти. А  может быть, они
проделали  всю  эту  обидную  шутку только  для того, чтобы  проверить своих
гостей?
     И сейчас  же подумалось: а  вдруг космонавты  больны и  просто не могут
выйти  навстречу?  Больны  настолько,  что  вначале перепутали  какую-нибудь
кнопку  на  пульте  управления  и,  вместо  того  чтобы  пригласить гостей в
корабль, выпроводили их, но теперь они поняли ошибку и просто умоляют войти.
Ведь  если  бы  в  корабле  были совершенно здоровые, нормальные  люди,  они
обязательно бы вышли и постарались  выяснить, в чем дело. А из корабля никто
не выходил.
     И Юрка ринулся в открытую дверь.
     Казалось, что дверь не могла закрыться с такой непостижимой быстротой и
точностью. Но она закрылась перед самым носом Юрия, и он с размаху стукнулся
об ее теплый металл коленкой, лбом и локтем.
     Теперь сомнений  не было. Космонавты не хотели видеть именно  его, Юрия
Бойцова, и его верного друга Шарика.
     - Ах, раз так, раз так!.. - разозлился Юрий.
     Но  в это время сзади недоумевающе тявкнул  Шарик. Юрий оглянулся  - на
полпути от реки  до  космического корабля, как раз посредине теперь заметной
росной тропки, стояли четыре космонавта и смотрели на Юрия.
     Шарик  быстро взглянул на хозяина и нерешительно  тявкнул еще раз. Юрка
не ответил. Он смотрел на четырех пришельцев и молчал.
     Молчал, потому что это были  какие-то странные, несерьезные космонавты.
Прямо не верилось, что такие могут быть на самом деле...
     Прежде всего, все четверо были примерно одного роста с Юркой. А  Юрке -
двенадцать лет. Выходит, перед ним стояли мальчишки. Разве такие могут  быть
космонавтами?
     Хотя...  хотя, возможно, кто-то специально  отобрал  низкорослых людей,
чтобы побольше поместить в космический корабль.
     Но, во-вторых, все четверо были в комбинезонах и, главное, в  шлемах. А
шлемы  эти не только  казались слишком легкими, несерьезными,  но были еще и
тщательно закрыты.
     Зачем космонавтам,  гуляющим  по росной  траве, закрывать шлемы? Они по
всем  правилам  должны  открыть  их,   хотя  бы  затем,   чтобы   надышаться
замечательным утренним воздухом, приправленным земляничным духом.
     Наконец, комбинезоны четверых космонавтов тоже были несерьезны.
     Бойцов  видел  по  телевизору  всех  космонавтов,  и  все  они  были  в
настоящих,  вызывающих  уважение  комбинезонах  -  солидных, просторных,  со
всяческими застежками и раструбами, как у мушкетеров.  А на этих были надеты
легонькие,  прозрачные, слегка поблескивающие чехлы.  Как те  полиэтиленовые
мешочки, которые покупает мать, чтобы хранить в них хлеб и овощи. Ведь такие
комбинезоны можно разодрать о любой сучок или гвоздь. Нет, в таком мешочке в
космос не полетишь...
     Но  сразу же подумалось, что  вот  у  японцев,  кажется, есть  отличные
пластмассы, а  сами они - народ, говорят, не очень  рослый, но умный. Может,
это  и  есть японцы?  Может быть,  они тоже построили  космический  корабль,
запустили его, а Юрий о нем ничего не знал, потому что  уже за день до ухода
из  дому не слушал  радио и принципиально не смотрел  газет  - чтобы отец не
ругал за то, что он берет его вещи.
     И Юрка пожалел, что  он  не  знает ни  одного  японского  слова,  кроме
"самурай". Да еще непонятную приставку к каждому названию японских пароходов
и шхун - "мару".
     И он сказал то, что первое пришло в голову:
     - Здравствуйте.
     Космонавты переглянулись, но промолчали.
     "Понятно. По-русски они не кумекают".
     -  Гуд монин...  -  не  совсем  уверенно  проговорил  Юрка:  английское
приветствие он слышал только в кино.
     Космонавты опять промолчали и опять переглянулись.
     "Ясно, английский тоже не для них. Тогда какой же?"
     -  Гутен морген! -  совсем  уверенно  сказал  Юрка -  в школе он изучал
немецкий.
     Но космонавты даже не переглянулись, и Бойцов растерялся.
     Он  взглянул на  Шарика,  и  собака  словно  поняла  его. Она  помахала
хвостом,  приоткрыла  пасть  так,  что  казалось,  будто  она  улыбается,  и
тихонько, почтительно тявкнула.
     Четверо космонавтов переглянулись и, кажется, улыбнулись.
     Юрку  это  обидело  -  здороваются   с  ними   по-человечески,  а  они,
оказывается, понимают  только  собачий  язык. Тогда  он  гордо  насупился  и
поклонился так, как это  делал д'Артаньян  - выставив вперед ногу  и помахав
перед собой рукой. Как это ни удивительно, а космонавты тоже поклонились, но
руками перед  собой  не помахали. Они сложили руки ладошками  и прижали их к
сердцу.
     "Ты  смотри!  Не то  цейлонцы,  не то  индусы - те тоже  руку  к сердцу
прикладывают. Что ж с ними делать? Ведь ихнего языка я и подавно не знаю".
     Космонавты уже не казались ему слишком подозрительными, и,  главное, им
явно не  тре бовалась помощь. Теперь Юрку разбирало любопытство, и  он думал
только о  том,  как бы завязать  с ними знакомство  и  побывать  на корабле.
Поэтому он присмотрелся к ним  попристальной, чтобы понять,  какой  подход к
ним требуется.
     Но вся  беда заключалась в том, что солнце  светило  все ярче и как раз
из-за спин космо навтов,  насквозь пронизывая их  несерьезные  комбинезоны и
шлемы, и слепило Юрия. Поэтому рассмотреть их лица Юрий не мог.
     Как  в таком случае  должен  был  поступить  настоящий мужчина? Если не
удается завоевать  победу  сразу,  прямым  ударом, он должен  найти обходный
путь, придумать какую-нибудь хитрость.
     Юрий сделал  несколько шагов в сторону и поклонился еще раз. Солнце как
бы переместилось.  Тогда Юрий  продвинулся  еще несколько!  шагов в сторону,
поклонился и так, в поклоне, сделал еще несколько шагов. В эту минуту он был
похож  на токующего глухаря, который, распустив  крылья, кружится на полянке
вокруг противников.
     Как это ни странно, но космонавты тоже  поклонились и в поклоне  прошли
несколько шагов. Юрий  мельком подумал, что они смеются над ним, Но решил не
обращать на это внимания - ведь он делал свое дело.
     Шарик  тоже не мог понять, что делается на  этой земляничной полянке. И
когда  космонавты  в  поклоне  приблизились  к  нему,  он  поджал  хвост  и,
недоверчиво оглядываясь, отошел в сторонку, сел и, подняв одно ухо и опустив
второе,  с интересом смотрел  на  словно танцующих людей. Такого  он в своей
собачьей жизни еще не видел.
     Когда  космонавты  выпрямились  и  остановились,  а  восходящее  солнце
ударило  им  прямо  в  лица,  Юрий  немного  растерялся и от удивления  даже
кашлянул.  Оказывается, все четыре космонавта были  голубыми. Представляете,
руки, ноги, нос, уши - все-все голубое!
     Конечно, не такое голубое, как, например,  чернила для  "вечной" ручки,
нет, их голубизна напоминала  небо в  ясный летний полдень, когда оно словно
перекалено,  точно  выцвело.   В  нем  есть  и  знойное  белесое  марево,  и
золотистость солнечного  света,  и  некая  розова-тость. Но  все равно  небо
голубое. Вот такими были и космонавты.
     Юрий отлично понимал, что они здоровые, сильные ребята: на  бицепсах  и
на ногах у них выделялись крепкие мускулы. Но все они были голубые.
     Голубые - и все! Ничего поделать с этим было уже невозможно.
     И Юрий Бойцов перестал удивляться: удивляйся не удивляйся, а если  люди
голубые  -  значит,  так  и должно  быть.  Есть  люди  белые,  есть  черные,
желтоватые и красноватые.  А эти голубые. Ну и что из этого?  Обидеться и не
разговаривать с ними? Ерунда же!
     Голубые  -  значит,  голубые.  Настоящий  мужчина  не  будет  придавать
значения цвету кожи. Главное, какие они люди - стоящие или не стоящие. Свои,
сознательные, передовые или, может, фашисты какие-нибудь? Вот в чем вопрос.

        Глава третья. ПОХИЩЕНИЕ



     Но  вопрос не выяснялся, потому что космонавты  упрямо молчали. Вернее,
они  наверняка  переговаривались  между  собой;  Юрий   отлично  видел,  как
шевелились у них губы, как они переглядывались, но ни одного звука ни Шарик,
ни Юрий не слышали. Наверное, потому, что голубые люди были в особых шлемах,
сквозь которые не проходили звуки.
     Под прозрачными комбинезонами у  космонавтов  были  самые  обыкновенные
трусы  со  множеством  карманчиков и  карманов и что-то вроде безрукавок, но
тоже  с карманчиками. И цвет  их  одежды был  как будто  бы  и обыкновенный,
земной, но оттенки цветов казались невиданными - то слишком яркими, режущими
глаз,  то,  наоборот,  блеклыми,  словно вылинявшими  на  свету  космических
просторов.
     А в остальном у них все  было на месте, как у обычных людей. У кого нос
курносый,  у  кого  прямой.  У  кого  глаза  серые, а  у  кого  черные,  как
переспевшие вишни.  А  у одного были большие уши.  Почти такие же,  как и  у
Юрки. Наверное, поэтому он смотрел на Бойцова особенно ласково.
     Пока  Юрий  придумывал, как начать разговор с космонавтами,  они  стали
медленно пятиться к открытой двери.
     Только тут Юрий понял,  почему космонавты тоже кружились в поклоне, как
токующие  глухари.  Они,  оказывается, просто пробирались к входу в корабль!
Когда  Юрий  и Шарик  стояли перед  дверью, голубые  люди боялись, что их не
пустят. Вот они и переманили  обыкновенных  земных жителей  на другое место,
чтобы никто не помешал им вернуться на корабль.
     Выходило, что космонавты не  просто  негостеприимны и невоспитанны,  но
еще и трусливы.
     Бойцов  мог  простить  все,  но  только не  трусость.  Он  пронизывающе
посмотрел на каждого голубого человека по очереди и, выставив вперед  правую
руку, засунул левую в карман. Потом постучал мокрым ботинком по  беззащитной
землянике, презрительно усмехнулся и сказал Шарику:
     - И это называется голубые люди! Смотреть противно...
     Он вынул  руку из кармана и медленно, слегка покачивая плечами, пошел к
реке. Шарик поплелся за ним, оглянулся и покачал лохматой головой, как будто
хотел сказать: "Четверо на одного... Космонавты называется".
     Пока Бойцов брел к реке,  он, конечно,  не  видел, как  спорили голубые
люди  и как тот, у кого были  самые большие, как у Юрки, уши, сердито махнул
рукой на остальных, сорвался с места и бросился к реке.
     Он  обогнал  Юрия, нырнул в кусты и вышел оттуда с самодельным луком  в
руках, стрелами и двумя удочками. Придерживая все это богатство левой рукой,
космонавт протянул правую Юрию. Губы голубого человека все время шевелились,
а  глаза   сверкали:  наверное,  он   что-то  доказывал,   но  звуки  словно
растворялись в прозрачном шлеме.
     Странно и непривычно  было смотреть на красные губы на голубом лице. Но
они  как-то  успокоили Юрку,  и он  глядел  на  космонавта  уже не  с  таким
презрением, как  прежде, и наконец тоже протянул ему  руку. Космонавт  пожал
ее, потом обнял Юрку за плечи и повернул.
     Теперь возле  двери стоял  только  один черноглазый  голубой человек  и
улыбался. Юрка тоже невольно улыбнулся и,  все  так же раскачиваясь,  словно
нехотя приблизился к нему.
     Черноглазый  космонавт  жестом  предложил  ему  сесть  на  траву.  Юрка
взглянул на  голубого человека с большими ушами. Тот тем же жестом, но робко
и как бы даже извиняясь за товарищей, тоже попросил его присесть.
     Ну, когда люди просят по-хорошему - почему не пойти им навстречу?
     Бойцов сел на траву, и двое оставшихся космонавтов пошли к двери. Но на
пороге черноглазый остановился  и показал  рукой на  лук и удочки. Наверное,
они спорили о чем-то,  потому  что  второй повернулся и, подойдя к Юрию, сел
рядом. Черноглазый указательным пальцем постучал по шлему, и Юрка удивился -
оказывается,  и  они  знают  этот  жест:  у  тебя, дескать, в голове  что  -
торичеллиева пустота? Вакуум? Космическое пространство?
     Они еще  о  чем-то  беззвучно  спорили,  и наконец  голубой  человек  с
большими ушами сдался. Он положил на колени  Юрия  свои удочки и самодельный
лук со стрелами, а сам пошел в корабль.
     К  Юре  подошел  Шарик,  потоптался и  лег,  исподлобья посматривая  на
корабль.  Делать  было  нечего, и потому Юрка стал выбирать растущую у самых
ног  землянику. Космонавты не  появлялись,  а земляники  возле  ног  уже  не
осталось, и он отодвинулся дальше.
     Земляника  попалась крупная  и душистая.  Юрка неторопливо  ел  ягоды и
думал о том,  что космонавты  ему попались совершенно непонятные.  Как будто
они  не  настоящие, серьезные люди,  а дети, играющие  в космонавтов. Зачем,
например,  им  деревянный самодельный  лук?  Ну, удочки еще туда-сюда,  даже
взрослые ловят рыбу. Но лук, лук?!
     Хотя... хотя в одном журнале он видел соревнование стрелков из лука.
     Шарик  испуганно  тявкнул.  Юрий  оглянулся  и  увидел, что в  гладкой,
таинственно  мерцающей обшивке  космического корабля  образуется  отверстие.
Обшивка  не вспучивалась, не рвалась,  не  втягивалась внутрь - просто в ней
появлялось отверстие.  Оно  росло и ширилось,  и в нем  явственно проступало
прозрачное, голубоватое, поблескивающее на солнце пятно.
     Юрий  хотел  бросить в  рот только что собранную жменю  ягод, но  в это
время дверь корабля  открылась, а в  отверстии над  ним голубое пятно  вдруг
замахало руками - их звали внутрь  корабля.  От неожиданности Юрка почему-то
вспотел  и растерялся.  Он  посмотрел на  Шарика,  сунул ягоды  в  карман  и
поднялся на  ноги.  Из  образевавшегося  в обшивке  окна его манили уже  два
голубых человека.
     И  тогда Юрий вошел в корабль. За ним,  опасливо принюхиваясь, вошел  и
Шарик.
     Едва  они сделали несколько шагов  по притягивающему ступни  полу,  как
внутренняя  стена  корабля распахнулась  и чьи-то  сильные,  но мягкие  руки
подхватили  Юрку и Шарика  и втащили в тесную, темную каморку. Сразу запахло
тем удивительным, что однажды уже смутило Юрку, - не то духами, не то паром.
Он сочился со всех сторон,  шипел и поддувал в штанины. Чьи-то мягкие, очень
осторожные,  но  сильные  и   в   то  же  время  не  по-живому  ловкие  руки
переворачивали, терли и мяли.
     От неожиданности он не сопротивлялся,  молча перенося все передряги. По
правде  говоря,  он  просто  не  успел бы  сопротивляться  или  кричать. Все
происходило  так  быстро, его так переворачивало и крутило, что он просто не
успевал собраться с мыслями  и сообразить, в  каком положении он находится -
вверх ногами или на. боку, в воздухе или на полу.
     "Как в невесомости", - успел подумать только однажды Юрка.
     Зато  Шарик боролся за  себя  отчаянно.  Он вырывался,  норовил кого-то
укусить,  то лязгал зубами, то  пронзительно визжал, а разозлившись, начинал
истошно лаять. Но ему ничто не помогало. Он, так же как и Юрка, кувыркался в
воздухе, и  чьи-то ловкие  руки  мяли его, расчесывали, чем-то  опрыскивали,
вытирали и опять опрыскивали.
     В кабине медленно разливался зеленоватый свет, облака не то пара, не то
духов быстро исчезали.
     Дышать  стало  легче,  но воздух все  еще  отдавал  чем-то  машинным  и
химическим. Даже запах жареного лука почти исчез.
     Шарик вскочил  на ноги, подпрыгнул, как на пружинах, обежал  всю кабину
и, не разыскав ни малейшей щелочки, а не то что двери, так жалобно посмотрел
на Юрия, словно хотел  сказать: "Вот попали так попали! Что же теперь с нами
сделают? Может, эти голубые люди настоящие собакоеды... или людоеды?"
     Нельзя  сказать,  чтобы Юрию не приходили подобные мысли,  но он  сумел
отогнать их.
     Мужчина должен  быть мужчиной и не  терять  бодрость духа ни  при каких
обстоятельствах.
     Юрий нагнулся, потрепал  Шарика по мягкой, шелковистой шерсти, вздохнул
и  сам  начал  обследовать  стены  кабины.  Стены   были  по-живому  теплые,
светящиеся, но без единого шва, без единой царапинки. Как литые.
     Как  они сюда  попали и как  они  отсюда выберутся,  предположить  было
просто невозможно.

        Глава четвертая. ЗЕТ, МИРО, ТЭН И КВАЧ



     Тишина была  такая  совершенная  и полная, что Юрий слышал, как скрипят
гвозди в  подсыхающих  ботинках,  как  шуршит  то  поднимающаяся  дыбом,  то
опадающая шерсть на Шарике.
     И  все-таки даже в  этой тишине  он  не услышал, как разомкнулись стены
каморки и перед ним открылась большая, ярко освещенная комната.
     И снова неожиданность не позволила  ни Юрию, ни Шарику заметить, куда и
как уплыли стены. Только что они стояли  литыми и  неприступными, без единой
царапины и вдруг исчезли.
     Посреди комнаты  стояли четыре голубых космонавта, уже без комбинезонов
и шлемов, и улыбались.
     Юрию улыбаться не хотелось. После  того, что  с ним сделали, впору было
не улыбаться, а  драться. Но  он был в плену, и перед ним  стояло четверо. А
настоящий мужчина прежде  всего должен  соразмерять свои силы  и не лезть на
рожон. Но и унижаться настоящий мужчина не станет, даже перед превосходящими
силами. Вот почему Юрий гордо выпрямился,  опять  отставил  ногу  и  засунул
левую руку в карман.
     Однако  космонавты  не  собирались  нападать  или  издеваться.  Тот,  у
которого были большие уши, первым подбежал к Юрию и протянул руку.
     Юрий чуть поколебался, но  пожал ее.  Тогда голубой космонавт явственно
на самом обыкновенном человеческом языке произнес:
     - Зет!
     -  Чего-чего?  -  не  понял Юрий. Космонавт  похлопал себя  по груди  и
повторил:
     - Зет!
     Выходило, что он как бы официально знакомится и называет свое имя.
     Не Отвечать было неприлично, и Юрий похлопал себя по груди и ответил:
     - Юрка! Юра. Понимаешь? Их бин Юра.
     Космонавт уперся в него пальцем и переспросил:
     - Ихбинюра?
     - Нет, - смутился Юрий. - Просто - Юра. Без "их бин". Юра - и все.
     Космонавт  долго  смотрел на Юру почему-то  грустными  серыми  глазами,
потом  вдруг обрадовался  и,  несколько раз  ткнув  его  в грудь,  закричал,
оборачиваясь к своим товарищами
     - Юра! Юрка! Юра!
     И трое космонавтов тоже стали улыбаться и дружно повторять:
     - Юра! Юрка!
     Зет нагнулся и, широко улыбаясь, протянул руку Шарику.  Шарик  смущенно
покрутил  обрубком  хвоста,  посмотрел  на  Юрия,  точно  спрашивая  у  него
разрешения на знакомство. Юрий серьезно сказал:
     - Подай лапку.
     Шарик сел, разинул пасть  так, словно и  он умел приветливо  улыбаться,
застенчиво и кокетливо  склонил набок  ушастую  голову  и  подал лапу.  Юрий
представил его:
     - Шарик.
     - О! Шарик! - сразу понял его Зет и с чувством потряс лапу.
     Потом к ним по очереди подходили три других космонавта, пожимали руку и
лапу и представлялись.
     Голубой человек с курносым носом и зеленоватыми глазами назвался так:
     - Тэн.
     Второй, круглолицый,  с  толстыми  губами  и особенно  голубыми щеками,
долго тряс Юрки-ну руку, вздохнул и сказал:
     - Миро.
     А третий, черноглазый, строгий и суровый, представился как отрезал:
     - Квач.
     И  при  этом  еще посмотрел  на  товарищей,  как будто  они должны были
ощутить  все  величие этого имени.  Но  они почему-то  ничего не заметили  и
только улыбались и топтались вокруг Юрки и Шарика.
     Квач посмотрел на них, сдвинул  густые брови  и сказал  несколько .слов
космонавтам. Они согласно закивали и бросились к стенам. А Квач отошел к той
стене, на  которой в рамке из  блестящего металла  поблескивали разноцветные
кнопки.
     Пока  Зет,  Миро и  Тэн смотрели на перемигивающиеся огоньки в  стенах,
Квач нажимал на кнопки.
     Все было как будто очень просто -  ведь если есть  космический корабль,
то на нем  обязательно должны быть кнопки, разноцветные огоньки  контрольных
ламп,  приборов  и тумблеров - крохотных переключателей.  Без этого  никакой
космический -  хоть  настоящий,  хоть  фантастический  -  корабль,  конечно,
существовать не мог.
     Странным  показалось   другое.   На   всех  кораблях   -  настоящих   и
фантастических -  обязательно были  хоть  какие-нибудь, но все-таки комнаты,
кабины, помещения,  а  в  них  -  всякие  приборы:  краны, панорамы,  пульты
управления,  кресла,  столы  и  приборы,  приборы...  Всяческие  приборы  на
всяческий вкус.
     На этом корабле ничего подобного не было. Какая-то несерьезная доска  с
кнопками и блуждающие  по матово-блестящим,  теплым  на  ощупь  и светящимся
космическим  зеленоватым  светом  стенам разноцветные  огоньки,  за которыми
следили Миро, Тэн и Зет.
     Нет, что бы там ни говорили, а корабль Юрию Бойцову  попался под  стать
его  хозяевам - явно несерьезный и даже не фантастический. Слишком уж он был
гол и неинтересен.
     Бойцов даже вздохнул - так скучно все получилось.
     Вздохнул и  вынужден  был задержать выдох. То,  что  происходило на его
глазах, было уже  не фантастикой. Это было сказкой или чудом. Наукой это уже
не назовешь.
     Такой ровный, такой уютный, слегка пружинящий под ногами пол вдруг стал
вспучиваться,  как будто  из-под него  стремительно  вырастал  огромный гриб
посредине и целая семья грибочков вокруг. Эта семейка быстро и неуловимо для
глаза  принимала  вполне  определенные  очертания:  из  пола вырастал  самый
обыкновенный стол, а вокруг него - стулья.
     Нет, не табуретки  или  какие-нибудь скамьи, а самые настоящие стулья <i>-</i>
со спинками и даже, кажется, с мягкими или, уж во всяком случае, полумягкими
сиденьями.
     Все происходило в  полном безмолвии и  так стремительно,  что  Бойцов и
Шарик  только  и могли, что моргать широко  открытыми  от удивления глазами.
Самое главное заключалось в том, что и стол и стулья не то что строились или
выскакивали из каких-нибудь тайников или ниш, а именно вырастали из  пола. И
в  то  же  время пол  не проваливался, не  понижался  - он был  все такой же
ровный, матово поблескивающий зеленоватым светом.
     Когда  столовый  гарнитур  вырос  и  окончательно  оформился, он  вдруг
изменил  свою окраску. Стол оказался приятного  коричневато-желтого цвета, а
все  стулья - разноцветными:  алое, голубое, зеленоватое, как морская волна,
темно-синее, розовое...
     Как все это  происходило, Юрка  понять не мог и с надеждой посмотрел на
голубых людей.  Но тут  оказалось,  что чудо продолжалось  - из  стен, возле
которых  стояли  космонавты, стремительно и  красиво,  как  ветви  дерева  в
замедленной киносъемке,  стали  отделяться не то кровати,  не то диваны. То,
что они образовывались  как бы сами по себе, было бы  еще полбеды - Юрка уже
видел, как вырастает целый гарнитур. Но то, что на кроватях-диванах, уже  из
них самих,  появлялись подушки, было уже настоящим чудом.  Они  даже  на вид
казались мягкими и уютными.
     И  снова  ни  единой щелочки,  ни  единой  выемки,  только  по-прежнему
поблескивают на ровных молчаливых стенах блуждающие огоньки сигналов...
     Квач  обернулся  и что-то сказал. Зет и  Тэн  побежали к  той стене,  у
которой стоял Квач. Он щелкнул кнопкой, и стена бесшумно распахнулась. Тэн и
Миро скрылись в светящихся сумерках космического корабля.
     Зет обошел все  стены, деловито  проверил  перемигивающиеся лампочки  и
что-то  сказал Квачу. Тот солидно наклонил голову,  потом озорно улыбнулся и
пронзительно свистнул.  Юрка удивленно  посмотрел  на  него -  космонавт,  а
свистит, как  мальчишка,  гоняющий голубей. И тут  впервые  в  Юркино сердце
закралось сомнение, и он пристально осмотрел обоих космонавтов.
     Теперь, когда первые впечатления  притупились  и Юрка опять мог на  все
смотреть  критически,  как  и  подобает настоящему  мужчине,  он не  мог  не
заметить,  что   оба  космонавта   очень  молоды.  Так  молоды,  что  просто
удивительно.
     Ни единой морщинки у глаз или у губ, ни одного седого волоса. Алые губы
чуть припухли, а глаза живые, суматошные... Если бы Юрка совершенно точно не
знал, что в  мире  еще нигде не построено детской космической станции, он бы
наверняка  подумал,  что  перед  ним   его  сверстники  -  парнишки  лет  по
одиннадцать-двенадцать. Но он точно знал, что существуют детские технические
станции, детские железные дороги, детские автомобильные клубы и даже детские
пароходы, а  вот космодромов  и  даже аэродромов еще ни один народ для своих
детей не создал.
     И Юрий Бойцов несколько успокоился. Хотя сомнения все еще смущали его.

        Глава пятая. ЗАГОВОР ГОЛУБЫХ



     Когда  Квач  свистнул. Зет не удивился. Он  только засмеялся,  а потом,
доброжелательно,  но  лукаво  взглянув  на  Юрку  и  Шарика,  что-то  сказал
товарищу.
     Квач  кивнул  и,  озорно,  победно поблескивая  темными,  чуть навыкате
глазами, наклонился  к  космонавту и что-то стал ему  говорить. По тому, как
Квач нет-нет да поглядывал на  Юрку и Шарика, Бойцов понял, что речь идет  о
них. И  это было не  очень-то приятно. Ведь каждому будет не  по себе, когда
говорят о  нем,  а  он  не  знает, что именно. Вот  почему и утверждают, что
секретничать в  компании - неприлично,  а тем  более секретничать, используя
знание языка, который не понимают другие.
     Но  Юрка  всегда  был  справедливым  человеком,  и,  хотя  ему  было  и
неприятно, он все-таки  подумал: "А что  же им делать? Они не знают русского
языка, а я не знаю ихнего".
     И все-таки  на  душе было  неспокойно.  Тем  более,  что Зет, все время
посмеиваясь  и  покачивая  головой,  вдруг  перестал   улыбаться  и,  строго
посмотрев на Юрку, видимо, запротестовал против какого-то предложения Квача.
Но  тот взял Зета за плечо и, наверное, уговорил  товарища. Зет  успокоился,
кивнул и сейчас же вышел.
     Шарик вскочил на ноги, взвизгнул и  закрутил хвостом. В помещение вошли
два других космонавта. Они  толкали перед собой легкие  колясочки из того же
матово  поблескивающего  материала,  что  и  стены  космического корабля. На
колясочках  стояли  тарелки,  стаканы, бу-тылкп,  миски,  и  Юрка понял, что
привезли еду.
     Шарик так беспокойно завертелся у  Юрки-ных ног,  что  ему  стало  даже
стыдно  за  лохматого друга -  голубые люди могли подумать, что он совсем не
кормит собаку. Поэтому  Юрка нагнулся и, поглаживая шелковистую  шерсть, как
маленького, уговаривал Шарика:
     - Ну нехорошо же... Потерпи маленько. Выйдем на поляну, и я тебе всю...
нет, не всю, но половину колбасы отдам. Не вертись!
     Но  Шарик,  хоть  и  перестал  вертеться   и  даже  присел,  все  равно
нетерпеливо перебирал  передними  лапами, то и дело  взглядывал  на  Юрку  и
нахально облизывался.
     Пока Миро и Тэн расставляли посуду на  столе, вернулся и Зет. Он принес
странные,  похожие на  радионаушники  приборы,  от которых  тянулись  тонкие
провода,  и положил  их на  выросшие по  бокам  комнаты диваны-кровати. Квач
заговорщически  улыбнулся  и кивнул, а потом широко расставил руки  и жестом
хлебосольного хозяина пригласил Юрия к столу.
     Юрий не  знал, как поступить - сразу  садиться или, может быть, немного
поотказы-ваться, чтобы  голубые люди не подумали, что он такой  уж голодный.
Все-таки для соблюдения настоящего мужского достоинства следовало бы сказать
что-нибудь  вроде:  "Нет,  благодарю  вас, я сыт".  Или:  "Ну,  зачем  такое
беспокойство - мы уже завтракали". В крайнем случае, можно было  сказать еще
и так:
     "Да вы не беспокойтесь, ешьте сами". Юрка на  минуту споткнулся: "А как
сказать правильно:
     ешьте или кушайте?" И мысленно поправился:
     "Кушайте!"  Но  опять  смутился  -  уж  очень это  самое "кушайте" было
жеманным, каким-то ненастоящим. Поэтому он опять поправился:
     "Ешьте сами, а мы посидим, посмотрим..."
     Ничего  другого он не  успел  придумать, потому  что  Шарик взвизгнул и
обиженно посмотрел на  Юрку: "Ты что  ж,  в лесу меня голодом морил и теперь
собираешься  отказываться? Имей  в  виду  -  я  против! Если  люди  угощают,
отказываться неприлично: подумают, что ты  или задавака и трепач, или что ты
брезгуешь, не доверяешь им".
     Вот почему  Юрий вздохнул и сел на тот  самый зеленоватый стул, который
ему показали.
     Шарик  сейчас  же устроился рядом  со стулом  и  поднял нос кверху.  Но
космонавты  не  спешили  садиться.  Они  столпились возле  Юркиного  места и
наперебой приглашали Шарика сесть за стол. Только тут стало понятным, почему
один - самый  красивый,  ярко-алый - стул был выше и уже других: он с самого
начала предназначался Шарику.
     Напрасно  Юрка объяснял, что собака должна есть  где-нибудь в уголке, в
крайнем  случае возле  его ног, что Шарик не привычен  к  такой заботе и  по
своей неопытности может натворить что-нибудь не совсем  приличное, - голубые
люди были настойчивы. И как  Юрка ни  следил за ними, по всему  было видно -
разыгрывать его они не собирались. И Юрка усадил Шарика на ярко-алое кресло.
     Шарик  всего несколько секунд был  как бы  смущен  и растерян, но через
некоторое время  он повел себя так,  словно всю свою  собачью  жизнь сидел в
космических  кораблях  за  одним  столом  с  экипажем  и  ел  с  тарелок  из
неизвестного материала.
     Завтракали чинно, благородно, с ложками и вилками.  Но  что-то Юрке  не
нравилось. Все было чем-то не похоже на то, что ему всегда нравилось. Всего,
кажется, было вдоволь: где  нужно  -  соли и  сахара,  а  где  требовалось -
горчички.
     И все-таки не было того настоящего вкуса, который  бывает в доброй еде.
И  прежде всего, не  было  хлеба.  Дома  Юрка мало  ел хлеба  -  всегда было
некогда. Утром, перед школой, он  просыпал: хлеб есть некогда. Выпьет молока
- и бегом.  В обед - ребята  ждут. Опять спешка.  В ужин вообще наедаться не
следует - так говорит наука. Получалось, что хлеб есть было некогда.
     Но в перерывах  между  делами Юрка очень любил  отрезать добрый ломоть,
посыпать солью и съесть его где-нибудь на полдороге или на лавочке, болтая с
приятелями. Тогда хлеб бывает настоящим хлебом - вкусным,  пахучим, емким. А
за  обедом  или  завтраком  он  ведь вроде и  не главное. Так,  обязательная
нагрузка.
     На  завтрак в  космическом  корабле  хлеба  явно  не  хватало. Конечно,
обойтись без него было нетрудно  -  были какие-то коржики, но хлеба все-таки
не хватало. Вспомнилось,  что есть  народы, которые  совсем не едят хлеба, -
например, китайцы.  Им  хватает одной крутой рисовой  каши,  пресной  и  без
запаха.
     И  тут  Юрка  понял, чего не хватало во всем  том,  что он ел и пил. Не
хватало знакомого запаха.  Все  пахло очень приятно  - не то духами,  не  то
корицей с гвоздикой, но  не было того доброго,  сытного запаха, без которого
самый  распрекрасный завтрак или обед не может быть настоящим удовольствием.
И  тут вспомнилось,. что ведь пахло же  в корабле еще и жареным  луком, а за
столом этого запаха не было и в помине.
     Пока Юрка ел и думал обо  всем  этом. Шарик  не терял  времени  зря. Он
сидел на своем высоком алом кресле, как король на троне, и ,за ним ухаживали
невиданные голубые люди. Они накладывали ему на тарелку еду. Они подставляли
ему стакан с питьем, а каким - ни Юрка, ни Шарик не  знали.  Правда,  Шарику
так и не удалось напиться как  следует - его морда  не входила в стакан.  Но
поскольку  за всю свою  недолгую собачью жизнь  Шарик не видел и не  слышал,
чтобы  обыкновенная дворняга  попадала в такой  почет, ему  было  уже не  до
питья: он стал  стесняться. Конечно, ему бы хотелось съесть не то что в два,
а даже в три раза больше, чем  ему накладывали, - за прошедшую ночь он очень
проголодался, - но теперь это казалось ему неудобным. И чем больше казалось,
тем больше он стеснялся.
     А  голубые  люди  смеялись  и гладили его  по отмытой шерсти,  говорили
какие-то слова, которые  Шарик,  казалось,  понимал  так:  "Хорошая  собака.
Воспитанная собака".
     Правда, как  потом выяснилось. Шарика голубые люди называли не собакой,
а другом, дружком, но в то время Шарик еще не знал языка голубых людей. Зато
он умел понимать главное - что его называли хорошим и воспитанным, и поэтому
стеснялся еще больше и старался есть поменьше.
     Уже потом, через  много  дней, Шарик  признался Юрке, что завтрак  ему,
может быть, и понравился бы, но вся беда заключалась в том, что ни на  одной
тарелке ему не попалось ни одной косточки. Даже самой маленькой. А что же за
еда без косточки? Вот когда наешься как следует, ляжешь где-нибудь в  тени и
начнешь обрабатывать настоящую мозговую кость - вот тогда это настоящая еда.
А это? Что ж, хоть и на  алом кресле, как на троне,  а все  равно настоящего
вкуса нет.
     Когда  завтрак  окончился, Юрий  вежливо поблагодарил хозяев,  а  Шарик
покрутил хвостом, но оба не спешили выходить из-за стола, потому что голубые
люди  повели  себя как-то странно. Они опять сложили  ладошки, прижали  их к
сердцу и поклонились сначала Юрию, а потом и Шарику. Это было непонятно: они
угощали и они же благодарили. Что нужно было сделать в таком случае, Юрий не
знал и сидел не  шевелясь. И голубые люди тоже сидели и не шевелились,  хотя
всем известно, что после завтрака кто-то должен был убрать посуду.
     Но убирать посуду никто не  собирался. Зет только собрал остатки  еды в
одну миску и куда-то унес ее. А все остальные миски, тарелки, стаканы, вилки
и ложки остались на месте. И это все больше смущало Юрия.
     Может быть, в стране голубых людей иной обычай,  чем  в Юркиной? Может,
гости там не благодарят хозяев за угощение, а хозяева гостей - за посещение?
Может  быть, в  той необыкновенной стране не  хозяевам полагается убирать со
стола,  а  гостям?  И то, что  они  с  Шариком не собираются хотя  бы помочь
хозяевам, показывает, что они невоспитанны?
     Смущенный  Юрий посмотрел  на голубых космонавтов  и увидел,  что  Квач
приветливо манит их из-за стола. И хотя все, что делал Квач,  было как будто
самым обычным  и не вызывающим никакого  подозрения, Юрию почему-то стало не
по  себе.  Может  быть, потому,  что  плутоватые  глаза  Квача  поблескивали
особенно весело и он  все время переглядывался с товарищами. А может быть, и
еще почему-то...
     Но  так или иначе,  Юрий  не спешил. А Квач  все манил  его. Даже Шарик
понял, что  сидеть  за столом просто  неудобно,  и соскочил со  своего алого
трона. Пришлось подняться и Юрию.
     Голубые космонавты  взяли  его под  руки и  подвели к выросшей из стены
кровати-дивану, усадили, а сами  отправились к  другим  таким же  кроватям и
тоже сели.
     Впрочем, Квач сейчас же поднялся и, подхватив Шарика, попытался уложить
его на свободную кровать. Шарик брыкался, выворачивался, и глаза у него были
такими тоскливыми и  недоуменными,  что Юрий  пожалел  его и  разозлился  на
Квача. Но голубой человек и  сам понял, что с собакой он поступает не совсем
правильно. Квач погладил Шарика, почесал ему за ухом, и Шарик успокоился.
     Космонавты  уже лежали  на своих кроватях, и Юрий подумал, что у них на
корабле,  как  в  пионерском лагере, после  еды  полагается  мертвый час,  и
успокоился. Он  посмотрел на  Квача, и тот,  сложив  ладони, прижался  к ним
щекой. Юрий понял - нужно спать. И впервые решил, что дело это стоящее. Ночь
в лесу была бессонной, и теперь, после всего пережитого и съеденного, у него
покалывало веки.
     Юрий лег, вытянулся и почти сейчас же уснул.
     Он не видел, как космонавты осторожно  надели ему  на  голову наушники,
как,  вдоволь помучившись, надели такие же  наушники  на  задремавшего  было
Шарика.
     Потом  они улеглись по своим местам, и только  один  Квач остался возле
доски  со светящимися лампочками, тумблерами и кнопками. Все остальные спали
в зеленоватом, словно предрассветном сумраке.
     Спали и видели, вероятно, разные сны.

        Глава шестая. ТРЕВОГА НА КОРАБЛЕ



     Когда потом, спустя долгое время, Юрий пытался припомнить  - снилось ли
ему что-нибудь в тот день или не синилось, выходило, что ничего не снилось.
     Он  спал как убитый - без сновидений и  все  время на одном боку. Он не
видел,  как часа  через  три  после  завтрака проснулся  Шарик  и  с трудом,
повизгивая  и  посапывая от  напряжения,  лапами содрал  с  головы прибор  с
наушниками  и  по  очереди  начал  обходить космонавтов.  Он умиленно крутил
обрубком хвоста, пробовал улыбаться и, кажется, даже пытался  разговаривать,
но у него ничего не получалось. Космонавты спали на своих диванах-кроватях и
сладко посапывали.  Даже  Квач дремал на своем посту, в широком, выросшем из
пола кресле.
     Шарик взобрался на стол,  просунул морду в стакан  с питьем,  но ничего
хорошего  из  этого не получилось: морда не пролезала в  узкие стаканы, да и
питья в них оставалось разве что на донышке. А ему  очень хотелось пить. Так
хотелось, что, если бы не его стеснительный характер, он мог бы заскулить.
     Обойдя  помещение,  обнюхав все стены  и не  найдя ничего  подходящего.
Шарик остановился  перед открытой дверью и, заглянув  в нее, принюхался. Ему
показалось,  что  оттуда,  из  глубины  корабля,  наносит  знакомым  влажным
запахом. Шарик виновато  помахал хвостом и, подумав: "Ничего не поделаешь  -
пить-то хочется", - несмело пошел по коридорам и переходам.
     Он  проходил  мимо каких-то машин и приборов,  со  стен ему подмигивали
разноцветные  огоньки,  слышалось  приглушенное  шуршание и  гудение,  пахло
жареным луком и  уже знакомыми духами, но воды  не было, а пить хотелось все
сильней.
     Шарик все шел и шел, пока не  очутился в заставленном приборами, баками
и  бачками  просторном  помещении.  На стенах  в  прозрачных ампулах-сосудах
поблескивали жидкости. Шарик с  тоской посмотрел на эти прозрачные ампулы  и
понял, что достать из них жидкости ему не удастся.
     Он уставился на  эти жидкости -  розовые, синеватые  и  бесцветные, как
обыкновенная  вода. И чем дольше он смотрел на них,  тем больше ему хотелось
пить, и поделать с собой он уже ничего не мог.
     Шарик  вскочил на стол и, приблизившись к  ампуле, ткнулся в нее носом.
Она ничем не пахла, но  под  нажимом Шарикиного носа подалась внутрь. Ампула
оказалась не стеклянной, а пластмассовой, мягкой. Это, наверное,  для  того,
чтобы на ухабах дальних космических дорог ампулы  не разбивались... Но Шарик
еще не  понимал этого.  Он видел  и  понимал  другое.  Перед  ним  за мягкой
оболочкой была жидкость, по всем приметам похожая на  воду. А он хотел пить.
Так хотел, что  за глоток воды с удовольствием отдал бы и свое красивое алое
кресло, и даже, наверное, кусок собственной шерсти.
     И тут Шарика осенило: раз оболочка мягкая, значит, ее  можно прокусить.
Приноровившись, он нашел такое местечко, где дно ампулы, закругляясь, слегка
выпирало, и начал грызть его. Но ампула не поддавалась, зубы скользили по ее
оболочке,  оставляя  лишь маленькие  черточки, которые  тут  же зарастали  и
исчезали.
     Шарик пришел в бешенство - чистая,  как слеза, влага переливалась перед
его глазами, но в рот не попадала. Он заурчал и закрутил своим обрубком, как
пропеллером, потом с тихим стоном  приник к неподатливому материалу. И когда
ему  казалось, что уже никогда он не доберется  до воды, она вдруг тоненькой
струйкой полилась прямо в рот.
     Конечно,  если бы  он не так хотел  пить, если бы не  так был раздражен
первыми неудачами, он мог бы сразу заметить, что вода, которая  лилась ему в
раскрытую пасть, была совсем не похожа на ту чистую, как слеза, земную воду,
о которой  он мечтал.  Эта жидкость  была солоновато-горьковато-противная, с
довольно странным и неприятным запахом. Но Шарик поначалу ничего не замечал.
     Жидкость была все-таки жидкостью и утоляла жажду. А когда прошел первый
приступ  жажды  и он понял,  что содержимое ампулы не такое уж вкусное, было
уже  поздно.  Во-первых, он уже не очень хотел  пить, а во-вторых,  жидкость
перестала течь  -  стенки ампулы сами  до себе затянулись пленкой,  и теперь
нужно было снова их прокусывать.
     Поняв,  что  сгоряча  он наглотался совсем не того, чего  ему хотелось.
Шарик очень испугался и заскулил. Но потом вспомнил, что на протяжении своей
собачьей жизни ему приходилось  пить не только  из рек  или ручьев, но и  из
луж, из  грязных  банок и мисок... Далеко не всегда  в них  бывала чистая  и
вкусная   вода.  Поэтому  он  легкомысленно  решил:  "А-а...  Ерунда...  Все
обойдется!"
     Именно в этот момент со всей  очевидностью Шарик понял,  что подумал он
не  по-собачьи.  В  его  просветленной  голове  метались непривычные  мысли,
громоздились странные понятия и неясные предчувствия. Это  очень озадачило и
смутило Шарика.

     Стараясь  не  думать,  он устало поплелся по уже знакомым  переходам  к
кровати-дивану и лег.  В животе  урчала и переливалась странная жидкость. По
телу  расползалась  удивительная,  никогда  раньше  не  Испытываемая,  очень
приятная  ломота  и лень.  Непреоборимо  захотелось  спать, но  не  клубком,
скрючившись, как Шарик спал чаще всего, а свободно вытянувшись во весь рост.
     И он, еще не понимая, что с  ним делается, повозился на кровати-диване,
вытянулся, и тогда  ему  показалось, что  тело у него  начинает  разбухать и
приподниматься,  а голова поэтому как  бы проваливаться. Он поерзал, головой
наткнулся на брошенный прибор с мягкими наушниками и улегся на него, как  на
подушку. Улегся и почти сейчас же уснул.
     Но всех  этих приключений своего  верного друга Юрий  не видел, как  не
видел их и Квач,  сладко посапывающий в  своем выращенном из пола полумягком
кресле.
     Но  проснулись  они  -  и  Юрий  и  Квач  -  одновременно.  По  кораблю
перекатывался низкий, утробный не то рев, не то гул.
     Квач сейчас же  бросился к  доске и покрутил какую-то ручку. Не то гул,
не то рев исчез, и чей-то ровный, спокойный голос произнес:
     "Внимание! Считаю необходимым подать сигнал тревоги".
     Голос говорил на совершенно неизвестном Юрию Бойцову  языке - в этом не
было никакого сомнения. Язык этот  был певучим, с легкими переливами в конце
слов.  В нем  или совсем не было, или  было очень  мало  шипящих  звуков,  и
потому, наверное, голос, казалось, не говорил, а пел.
     В первые секунды Юрий не удивился. Он  ∙просто испугался: как-никак,  а
неизвестный  голос  предлагал  объявить тревогу.  Значит,  кораблю  угрожало
что-то опасное и,  главное,  неожиданное.  Юрий, как  и подобает  настоящему
мужчине, подумал прежде всего  о надвигающейся  опасности и  приготовился ко
всяким неожиданностям.
     Но уже в следующую секунду он недоуменно отметил, что неизвестный голос
говорил, пожалуй,  на  том  самом языке,  на  котором  говорили  между собой
космонавты.  Но  ведь  этого  космического  языка  он  не знал. А  теперь он
прекрасно понял, что сказал неизвестный голос на неизвестном языке.
     На лбу у Юрки выступила испарина. С ним творилось что-то неладное.
     Может быть, он наелся какой-нибудь вредной для здоровья ерунды и теперь
бредит наяву? Но ведь если бы он бредил, он не смог бы понять, что языка, на
котором предупреждали  об опасности,  он не знает. Не смог  бы удивляться. У
него даже испарина не выступила бы - ведь он бредит.
     А может быть, все  это  происходит во  сне? Стоит только проснуться - и
все станет  ясным?  Вероятно, ему очень хотелось  узнать  язык  космонавтов,
чтобы  потолковать  с  ними  о  всякой  всячине, и  вот  теперь это  хотение
обернулось трудным сном. Почти кошмаром.
     Но как ни старался Юрий проснуться, это ему не удавалось, потому что он
не  спал.  Хотя  голова  была  тяжелой и  шумела,  но  все  было  совершенно
правильным  и реальным:  он  стоял возле своей  кровати-дивана,  смотрел  на
Квача, который напряженно  следил за показаниями приборов, видел  безмятежно
развалившегося  на  своем  месте  Шарика,  видел спящих  Зета  и  Миро,  уже
проснувшегося Тэна.
     Тэн встретился взглядом с Юрием и спросил:
     - ...такое?
     Если бы Юрий совсем не понял вопроса, он бы решил, что он действительно
бредит наяву. Но он услышал последнюю половину вопроса, причем произнесенную
невнятно. Но все-таки услышал! Значит, он не бредил. Значит, либо Тэн сказал
невнятно, либо  сам Юрий плохо слышал.  Но Тэн был, пожалуй, даже испуган и,
наверное, говорил не шепотом; Значит... Значит, плохо слышал Юрий.
     И тут только он догадался, что ему все время  что-то мешает! Он пощупал
свою слегка тяжелую  шумящую голову и обнаружил на ней наушники. Он снял их,
повертел и осторожно положил на диван-кровать. Как они попали ему на голову,
понять или вспомнить он не мог.
     В это время незнакомый, с металлическим отливом голос произнес:
     "Летательный  аппарат  Голубой  земли  висит над  кораблем.  Принимайте
решение.  Принимайте  решение.  Программой  предусмотрено  либо  уничтожение
враждебно  настроенных  аппаратов  местных обитателей, что  делается лишь  в
крайних случаях, либо переход на нейтринный режим внешнего слоя оболочки".
     - Включаю внешнюю связь! - крикнул Квач. - Даю нейтринный вариант!
     Нет, теперь уже никаких  сомнений  не было:  Юрий понимал  язык голубых
людей! Когда  и как он выучился этому певучему  языку, представить себе Юрий
не мог. Но  факт оставался фактом. Он понимал, что говорил неизвестный голос
и что  отвечал  ему Квач. И что самое главное  - он понимал смысл почти всех
слов. Правда, "нейтринный вариант" был для Юрия понятен лишь наполовину.
     Что  такое вариант, в общем-то понятно, ну,  вроде...  Как бы одно и то
же,  но  несколько  различное. Например,  задача  может  быть  в  нескольких
вариантах. В  одном случае турист  идет  и встречается  с  автомобилем, а  в
другом - автомобиль где-то встречается с туристом. А все равно нужно узнать,
сколько прошел первый и сколько второй.
     А  вот что такое "нейтринный", Юрий не знал. Но он обрадовался  как раз
тому, что он  не знал, что такое "нейтринный". Ведь если  бы он понимал все,
что говорят голубые люди, это могло ему  просто казаться. Но если он понимал
не все - значит, все остальное он  понимал  правильно. Исключение  из правил
подтверждало правило - выходило, что Юрий знал  язык. Но когда  и как он мог
научиться неизвестному языку, да еще за считанные часы, узнать он не успел.
     Одна  из стен затрепетала и, как всегда это происходило на корабле,  не
распахнулась,  а  словно  вошла  в  себя. На  месте  образовавшейся  пустоты
выдвинулся  большой   экран,   очень  похожий  на   телевизорный.   На   его
отсвечивающей   поверхности   забегали  стремительные  прочерки.  Потом  они
исчезли, и Юрий  увидел верхушки леса, дымку над деревьями  и  далеко-далеко
смутные очертания своего городка.
     У него забилось сердце, и вспомнился родной дом...
     На экране возник вертолет. Он, казалось, был -совсем рядом, так близко,
что Юрий видел даже лица приникшего к окнам экипажа.
     Лица эти  казались  удивленными  и растерянными,  как  у людей, которые
что-то неожиданно потеряли или были внезапно одурачены.
     Вертолет  двигался рывками.  Он то  зависал  в воздухе, и тогда  экипаж
крутил головами, рассматривая окружающее,  то  летел дальше, и тогда  лица в
его  окнах исчезали - наверное, люди переходили  к  окнам на противоположном
борту.  Словом,  экипаж  вертолета  поступал  так,  как  поступают  что-либо
разыскивающие люди. .
     И Юрий подумал, что разыскивать могут и его -  ведь идут вторые сутки с
тех пор, как он ушел из дому. Отец мог обратиться в милицию, а милиция могла
перекрыть  все  дороги, проверить  все  поезда и  автомашины и, не обнаружив
Юрия, обратиться за помощью к летчикам:
     - Поищите в  лесу. Нам известно, что Юрий  Бойцов частенько пропадал  в
лесу.
     И летчики могли выполнить эту просьбу - в городе  уже был случай, когда
они нашли заблудившихся в лесу грибников и вывезли их на вертолете.
     Словом, это  было вполне возможным,  и  поэтому Юрий подался  немного в
сторону - мало  ли какая  техника может быть на  вертолете! Если так  хорошо
виден вертолет, то вполне возможно, что и его экипаж видит все, что делается
в корабле. Сам-то корабль они,  конечно,  видят отлично. Такую громадину  не
увидеть невозможно. И если они все-таки что-то разыскивают, то, уж  конечно,
не корабль, а, скорее всего, именно его. Юрку Бойцова.
     Тут Юрка испугался  по-настоящему.  Он вспомнил, что шел  к  кораблю по
росной траве. Значит, на поляне обязательно остались две полоски следов.
     И хотя вертолет удалялся все дальше и дальше,  на душе у  Юрки было все
тревожней. Он не сомневался, что летчики увидели их следы на траве и поняли,
что Юрий и  Шарик находятся на корабле. Сейчас они вернутся, доложат о своей
находке, заберут его и Шарика домой... Тогда Юрке наверняка не поздоровится.
     -  Юрий!  - услышал он голос  Квача. -  Какой вред  может принести этот
летательный аппарат?
     - Какой аппарат? .- не понял Юрий.
     - Ну вот этот... что улетел.
     -  При чем  здесь вред? - удивился Юрий.  - Это же  самый  обыкновенный
вертолет. Пассажиров возит, грузы. Разведку производит и всякое такое.
     Квач помолчал, потом сурово спросил:
     - Нам  известно, что  по уровню  цивилизации  на  вашей  Голубой  земле
возможны и враждебные действия. Например, нападения и эти... самые... как же
их?.. забыл совсем... ну...
     - Чего - ну?
     - Да вот забыл.  То  же,  что нападение, но только  когда убивают  друг
друга.
     - Бандитизм, что ли?
     -  Да нет. Хотя, может, это так и  называется? - Квач потер лоб. - Ага!
Войны! Вот как это называется.
     - Ах, войны! Так это не у нас. Это у капиталистов.  В капиталистическом
мире, - поправился Юрий. - Там в самом  деле вертолеты воюют против партизан
в джунглях.
     Квач задумался, хотел что-то спросить, потом махнул рукой.
     - Нет,  сразу всего я,  конечно,  не пойму. Да и некогда.  Скажи только
одно: у  вас  вот здесь,  где мы  стоим,  эти самые вертолеты ни на  кого не
нападают?
     - А зачем им нападать? На кого? - искренне удивился Юрий.
     - Хорошо... Но принимать решение все-таки необходимо.
     - Какое решение? - не совсем уверенно спросил Юрий.
     - Прежде всего, тревога. Квач подошел  к спавшим товарищам  и растолкал
их. Когда все собрались, Квач сказал:
     - Друзья,  поступило предупреждение  о появлении летательного  аппарата
обитателей  Голубой земли. Наш гость Юрий  говорит, что их вертолеты никогда
не  нападают.  И  все-таки мы  уже нарушили  программу  полета.  Потом из-за
своеволия  Зета  нарушили правила поведения  на корабле.  Что  будем  делать
теперь?  Взлетать или знакомиться с уже цивилизованными  обитателями Голубой
земли? Напоминаю, что наша главная задача заключается не в этом.
     Космонавты молчали, а Зет тяжело вздыхал и ласково посматривал на Юрия,
словно  хотел сказать  ему: "Я,  конечно, виноват, но ведь я  это  делал для
тебя... Да и за своих стыдно".
     Юрий еще ничего не понимал и потому только смотрел на космонавтов.
     Наконец Миро сказал:
     - Винить  некого  и незачем.  В конце концов,  лететь к  Голубой  земле
предложил Квач. Но дело не в этом. Дело в том, что мы потеряли много времени
и  контролирующие приборы справедливо послали сигналы. Так что нам все равно
достанется за нарушение программы полета.
     - Это ясно,  -  вмешался Тэн. -  Взлетать или  не взлетать -  вот в чем
вопрос.
     -  Считаю,  что  нужно  взлетать.  И  немедленно.  Иначе  роботы  будут
дополнительно загружены расчетами траекторий и начнут снижать скорости.
     - А  это значит,  что мы опять потеряем время, - сказал Квач, - которое
мы выгадали, когда взяли управление в свои руки.
     -  Правильно! А ты как  думаешь.  Зет? Зет все  так же мягко и  несмело
улыбнулся.
     - Я думаю, что все правильно. Но мне так нравится эта Голубая земля; На
ней так славно дышится... И потом... Потом, как быть с Юрием?
     -  То  есть  как  быть  с  Юрием?  -  удивился  Квач. - Мы  очень  рады
знакомству... Но... не  можем же мы взять  его с собой. У него дом здесь. На
этой Голубой земле. Так что...
     - Это все правильно, - мягко произнес Зет. - Но знаете, ребята, когда я
подключал  Юрию  обучающий  аппарат,  я нечаянно дал  обратную связь. И  мне
показалось, что у него какие-то очень большие неприятности. Очень большие...
Может быть, он расскажет нам все. И уж тогда мы решим.
     - Выходит, ты подслушивал чужие мысли? - сурово спросил Миро.
     - Но я же нечаянно, - заморгал Зет. - Случайно.
     - Не будем спорить. Расскажи, Юра, что  у тебя стряслось и чем мы можем
помочь?

     <b>Гдава седьмая

     МУЖСКИЕ РЕШЕНИЯ</b>

     Юрий  покраснел и потупился. Ему очень не хотелось рассказывать о своих
неприятностях. Но еще  больше  не  хотелось отступать  - ведь он только  что
прикоснулся к самой большой тайне, которая когда-либо  бывала на его  Земле,
той  самой,  которую  космонавты  называли  Голубой.  И  вероятно,  называли
справедливо. Он сам читал, что из космоса его родная Земля кажется голубой и
зеленой. Об этом писали космонавты. И это же самое увидели...
     Нет,  теперь  сомнений  не было  -  перед ним за  столом сидели  именно
незнакомые  космонавты.  Они прилетели  с какой-то другой  планеты и  теперь
спешили  еще дальше. А раз так -  можно им  рассказать все  по-честному: все
равно на Земле никто ничего не узнает.
     Но  с  другой стороны,  единственным  представителем Голубой  земли  на
корабле является Юрий.  Шарика можно не считать.  Значит,  по поведению Юрия
люди  другой планеты будут  судить о всех жителях Земли  - белых  и  черных,
желтых и краснокожих. В эти критические  минуты Юрий отвечал  за  всю Землю!
Один за всех!
     И первое,  что он хотел сказать, было:  "Ничего особенного со  мной  не
произошло. Никаких неприятностей".
     Но  если он скажет так, то хоть и спасет одну сторону чести  землян, но
зато уронит другую. Ведь при этом он должен будет соврать. А что  может быть
противней лжи? Нет, настоящий мужчина никогда не унизится до лжи. В  крайнем
случае, он промолчит, но не соврет. Правда - вот девиз настоящего мужчины. А
для того  чтобы принять  решение,  настоящий мужчина должен знать  как можно
больше. И поэтому Юрий спросил:
     - Слушай, Зет, а почему вам важно знать, какие у меня неприятности?
     - Потому, что, может быть, мы поможем тебе.
     -  Вряд ли... - сомневаясь, покачал головой Юрий. - У меня  ведь они...
личные. Их можно просто не понять.
     - Ну знаешь ли!.. - рассердился Миро. - Можно подумать, что ты какой-то
особенный. Неповторимый.
     - И потом, откуда ты знаешь, может быть, и  у нас такие же или, вернее,
похожие неприятности? - мягко сказал Зет, и все переглянулись.
     Юрий задумался. В самом  деле,  что  он  знал  о  голубых людях? Ровным
счетом ничего. Так почему  он  должен  думать,  что они плохие и  поймут его
неправильно?  Может  быть,  потому, что  сам  он  чувствовал,  что  поступил
неправильно, и теперь стыдится собственных поступков? Но голубые-то люди тут
ни при чем.
     -  В  общем,  так, товарищи. Мы поругались с отцом. И  я ушел из  дому.
Вот...
     -   Та-ак...  Почти   понятно,   -.   усмехнулся  Квач,   и  все  опять
переглянулись.
     - Теперь давай уточним. Почему ты поругался с отцом?
     - Понимаете, отец все время меня ругал,  что я ни о чем не  думаю,  что
я... бездельник. Что он в мои  годы уже работал  и учился, а я  даже учиться
как  следует  не умею...  или не хочу. И  еще он говорил, что  я безвольный,
бесхарактерный и  настоящего мужчины из меня никогда не получится. Ну вот...
Сколько же можно терпеть оскорблений? Я разозлился и ушел.
     - Что же ты собирался делать после ухода из дому? - допытывался Миро.
     - Не знаю...  Вернее, знаю...  Но... -  Юрий опять вздохнул и покраснел
так, что сам понял:  в сущности, он был очень смешным  и  глупым  человеком,
когда принимал  такое решение. - Но я собирался пожить немного в лесу,  пока
меня не перестанут искать... А потом пойти работать. А вечером - учиться.
     - А у вас учатся вечером? - удивился молчаливый Тэн. - Странно...
     - Нет, учатся и утром и днем. Словом, кто как хочет.
     - А ты хотел вечером?
     -Да.
     - А отец хотел, чтобы ты учился утром?
     -  Нет,  дело  не только в этом.  Мне  просто  надоело  быть маленьким.
Понимаете? Все  время маленьким! И то  нельзя, и это невозможно! И  я всегда
виноват. Как будто взрослые во всем везде раз и навсегда правые, а я, потому
что еще не  успел вырасти, обязательно виноват. Мне это  надоело. И я  решил
быть  взрослым!  Пусть... маленьким,  но -  взрослым!  А  что? -  сразу став
сильным  и  решительным,  спросил  Юрий  у  молчавших  и  почему-то радостно
переглядывающихся космонавтов.  -  А  что,  в  конце концов? Буду работать и
учиться, как это делают взрослые! Буду поступать так, как я считаю нужным. И
не буду вечно просить разрешения. Раз отец в мои годы мог работать и учиться
- так я не хуже его! Если он никого и ничего не боится, так и я не хуже. Вот
потому я и ушел из дому. И никаких неприятностей у меня нет.
     Космонавты  стали словно родней и ближе. Они сгрудились вокруг  Юрия и,
кажется,  даже полиловели  - наверное, у  них  так проявляется румянец, -  и
глаза были добрыми и суматошными.
     - Тао!<sup>[1]</sup>  - воскликнул Миро. -  Тао! И  здесь Квач  прав, и
нечего на  него сердиться. Каждому надоедает  вечно быть маленьким. Особенно
если есть голова на плечах, а руки крепкие.
     - В  конце  концов,  все совершенно правильно,  - миролюбиво согласился
мудрый Тэн. <i>-</i> У Юрия  точно такая же история, как  и  у нас.  Но, конечно, с
поправками на уровень цивилизации.
     Юрий с удивлением посмотрел на Тэна, но спросить, почему у них такая же
история, не успел, хотя, честно говоря, у него  мелькнула странная мысль: "А
может  быть, эти  космонавты  на самом деле  вовсе  не  космонавты, а просто
сбежавшие из дому мальчишки?.. Украли космический корабль - и сбежали.  Ведь
и в самом деле нужно делать поправку на уровень цивилизации".
     -  Как  вы  думаете,  -  вмешался  Зет,  и  кончики  его  больших  ушей
полиловели, - может быть Юрий нашим настоящим товарищем или не может?
     Все  примолкли, присматриваясь друг  к другу  и  к Юрию,  словно заново
оценивая и себя, и его.
     У  Юрия  почему-то  забилось сердце  и  мысли  словно  исчезли.  Но  он
чувствовал,  догадывался, что  именно  сейчас,  в эти секунды  решается  его
судьба. Пришло  время  принимать  настоящие мужские решения.  У  него  сразу
пересохло во рту.
     "Спокойней... - твердил он себе. - Спокойней!"
     Густой, с металлическим оттенком голос заполнил весь корабль:
     "Внимание,  внимание!   Летательный  аппарат   местных  жителей   снова
приближается к кораблю. Напоминаю,  что нейтринный режим вызывает  усиленный
распад внешней оболочки. Принимайте решение. Принимайте решение".
     И Юрий, и голубые люди обернулись к экрану.
     Вертолет, теперь уже совсем иной конструкции - тяжелый и мощный, быстро
и  неумолимо  приближался к  земляничной  поляне.  Над ним  радужным  кругом
вращался винт.  Казалось, что он перемешивает пронизанный  солнцем воздух  и
каждая струйка этого густого, пропахшего летом и земляникой воздуха отражает
полуденное  жаркое  солнце.  А  под  вертолетом  трепетали и  изгибались  от
воздушных  потоков  остроконечные,  как  пики,  верхушки  елей,  курчавились
листвой  нежные  вершинки  берез. Все было  необыкновенно красиво и в то  же
время сурово и мужественно.
     - Слушай, Юрий! Мы. с тобой вполне согласны. И мы тебя понимаем. Хочешь
-летим с нами.
     - Куда... летим? - еле выговорил Юрка,  потому что сердце у него билось
как сумасшедшее.
     - Летим туда, куда летим и мы. К новым мирам! К новым землям!
     - Ребята... товарищи... я... не знаю...
     -  Тумус!<sup>[2]</sup> -  крикнул Миро. - Ты  просто настоящий  тумус.
Нужно  же  быть  последовательным.  Раз решил  доказать,  что  ты  настоящий
мужчина, - значит, доказывай. Соглашайся!
     - Да... но...
     - Чего там "но"! - закричал мудрый Тэн. - Ты рассуди. У тебя отец летал
в космос?
     Юрий  уже  не  мог  ворочать  языком. Он  только  отрицательно  покачал
головой.
     - Вот видишь. А вообще с вашей планеты кто-нибудь летал в космос?
     Юрий кивнул.
     Это несколько смутило голубых людей, но Тэн сейчас же нашелся:
     - А в другие солнечные системы?
     - Нет...
     - Вот  видишь! А ты  полетишь. Понимаешь -  ты будешь  первым  на своей
Земле межпланетным космонавтом!
     - Но, ребята, а как же... как же...
     - Не трусь! - сказал Миро. - На обратном пути из экспедиции мы привезем
тебя на твою Голубую землю.
     Юрий никак не мог принять мужского решения. С одной стороны, конечно...
Полететь в настоящий космос. К другим планетам. Это... Да что говорить!.. Но
с другой стороны,  как же родные? Товарищи? Милая Голубая земля?.. Это тоже,
знаете...
     Юрий то краснел, -то бледнел и  топтался, сам того не замечая, на одном
месте.
     Квачу, видимо, надоела эта детская нерешительность. Он сурово сказал:
     - Ты странный человек, Юрий. Ты вдумайся.  Мы предлагаем тебе то,  ради
чего люди науки,  ученые, путешественники согласились бы  отдать жизнь. А ты
колеблешься.
     Юрий быстро взглянул на небо, потупился и задумался.
     Квач  был  прав.  Ничего  не  скажешь! Прав  - и все  тут.  Потому  что
настоящий  мужчина  ради науки не пожалеет  ничего. Даже собственной  жизни.
Ведь наука нужна не одному человеку, а  всему человечеству. Может быть, даже
не только тому, что живет сейчас на его родной Земле. Может быть, даже тому,
что  проживает на других  планетах и еще  ничего не  знает,  что  существуют
другие  цивилизации. Не знает, так же как до  сегодняшнего утра сам Юрий  не
знал, что существуют голубые люди.
     Юрий с тоской  и  тревогой смотрел  на экран.  Вертолет завис, и  струи
золотящегося воздуха прижимали и будоражили верхушки деревьев. Они  метались
зелеными  космами,  дрожали  и  переливались.  И  было  в  этом что-то очень
трогательное,  но  беззащитное.  Как  будто бы  деревья  страшились лишиться
своего  места  на  земле, под солнцем, как будто  они  старались  и не могли
убежать от свежих и мощных потоков солнечного воздуха.
     "Но  ведь я-то не дерево! - подумал Юрий. - Почему же  я так держусь за
это  свое  место   на  Земле!  Ведь  взрослый  мужчина  никогда   не  боится
неизвестности. Он смело идет ей навстречу".- Решай! - властно сказал Квач. -
Мы тоже должны принимать решение.
     Юрий  не ответил. Он продолжал думать. Да, тяжело и трудно расставаться
с милой, родной Землей.
     Да, тяжело и  трудно расставаться с матерью - теперь он почему-то думал
прежде всего о матери.
     Но ведь отец тоже расставался со своими родными, когда почти мальчишкой
добровольцем  уходил  на войну. Разве ему обещали, что его доставят  домой в
целости и сохранности? Нет! Он знал, что он идет,  может быть, на смерть. Но
он  шел,  потому  что  знал - его жизнь  нужна всем людям, а  значит, и  его
родным. И он шел.
     А  теперь  его  сыну предлагают рискнуть-  рискнуть,  чтобы исследовать
неизвестное, раскрыть его для науки и, значит, для всех людей.
     "Принимайте решение! Принимайте решение! - загудел металлический голос.
-  Летательный  аппарат местных обитателей оснащен электронной аппаратурой и
радиолокаторами.  Мы не  можем долго  поддерживать  форсированный нейтринный
режим, и они неминуемо засекут нас. Принимайте решение!"
     - Юрка! Ну что же ты?! - взмолился Зет и прижал руки к груди.
     Каким смешным и глупым показался сам  себе Юрий, когда вспомнил, почему
он сбежал из дому. Подумаешь, прич-ина: обида на отца! Желание показать, что
он уже не маленький. Тогда у него нашлись и сила воли, и решимость собраться
и  уйти  из  дому,  уйти  да  еще и  понемногу злорадствовать:  "Вот, пускай
поволнуются!   Пусть  поищут!  Тогда  узнают,  как   все   время   пилить  и
воспитывать!"
     Тогда  все  дело  было  только  в  его  болезненном  самолюбии,  в  его
упрямстве, от  которых  никому ничего доброго не  предвиделось. Даже Шарику.
Ведь он морил собаку голодом чуть не целые сутки.
     А теперь, когда голубые люди предлагали ему совершить настоящий подвиг,
стать  настоящим мужчиной,  сделать доброе  дело для всего человечества,  он
колеблется.  Он волнуется так, что  сердце колотится  как овечий хвост. Нет,
пожалуй, он  и в самом  деле  еще не мужчина, а самый обыкновенный  сопливый
мальчишка, которого не то что наказывать, а прямо-таки  пороть  нужно, чтобы
не задавался, не воображал из себя неизвестно что.
     И  такая обида пришла  к  Юрию,  так он рассердился на самого себя, что
высказать он этого не мог: голубые люди наверняка не взяли бы с собой такого
растяпу  и  эгоиста.  Поэтому  он  только  вздохнул поглубже, вытянулся, как
солдат,  грудью встречающий настоящую, а не выдуманную  опасность, и  твердо
сказал:
     - Я готов, товарищи!
     Зет подскочил, обнял его и приподнял.
     - Юрка, ты настоящий парень! Квач, принимай решение.
     - Внимание! - крикнул Квач.  - Перейти на самый слабый полетный режим в
атмосфере. Угол отклонения - сорок пять градусов. Внимание! Взлет.
     Корабль  стал медленно  клониться  набок. Со  стола  посыпались на  пол
чашки, миски и тарелки, но на них никто не обратил внимания.
     Как и все, Юрий бросился к стене и прижался к ней.
     Корабль клонился  все  сильнее,  и  в это  время в его утробе  разлился
ровный и все нарастающий слитный гул.
     Что-то дрогнуло,  пол под ногами не  то что оторвался,  а как бы отошел
куда-то вниз, и тело Юрия стало на несколько килограммов легче.
     Пол уходил  все дальше  и дальше. Тело становилось все легче и легче, и
тогда Квач крикнул:
     - Передаю управление для выхода на предстартовую орбиту!
     Юрий явственно ощутил, что он как будто  подпрыгнул и чуть-чуть повис в
воздухе.
     "Неужели невесомость?" -  подумал он,  но спросить об этом  не решился.
Все  будет ясным в  свое время. Теперь  торопиться  некуда и незачем. И  так
накопилось слишком много вопросов.

        Глава восьмая. ОТГАДКИ ЗАГАДОК



     На экране  было сплошное  темно-голубое,  даже слегка фиолетовое пятно.
Оно еле  заметно  изменяло  свои  оттенки  и становилось то зеленоватым,  то
розоватым, но все-таки оставалось голубым.
     В корабле что-то пощелкивало, гудело, и было такое впечатление, что все
вокруг - и  пол, и  стены,  и  потолок  - все-все неуловимо перестраивается:
принимает новый, более совершенный вид и очертания. Так  незаметно для  глаз
менялись оттенки  неба  на  экране - все вроде  было  так же,  как всегда, и
все-таки все слегка изменилось, становясь не таким, как секунду назад.
     Но потому, что .изменения эти происходили очень быстро, глаз и сознание
не успевали отметить и осмыслить самую суть этих чудесных превращений.
     Ясно  было  лишь  одно:  на  корабле  все становилось  на  свои  места,
уравновешивалось и успокаивалось. Юрий не стронулся даже на сантиметр, а пол
незаметно стал как бы стеной, а  стена, возле которой они стояли  все время,
пока корабль кренился набок, постепенно становилась полом.
     Никого из космонавтов  эти превращения не интересовали и  не волновали.
Тэн только спросил:
     - Не пора ли убирать надстройки?
     - Подожди, - ответил Миро. - Пусть полностью уйдет крен.
     - Да, - безразлично подтвердил Зет. - Ляжем на курс, и тогда...
     Выходило, что корабль еще не лег на курс. Выходило,  что он еще  только
набирает скорость.
     Но если он набирал  скорость, так невесомость должна увеличиваться.  Уж
что-что, а рассказы о космических полетах Юрий прочитал от корки до корки. А
на  этом  корабле  невесомость  не  увеличивалась. Тело хотя  и стало  более
легким, но все-таки ни сам Юрка, ни окружающие предметы плавать в воздухе не
собирались. Все они стояли или лежали на своих местах.
     Теперь, когда  Юрий научился  говорить на языке голубых людей, когда он
стал полноправным членом экипажа, он мог спрашивать все, что  ему хочется, и
иначе нельзя - если не  узнавать  нового, не разгадывать тайн голубых людей,
зачем же тогда лететь? Вот почему, хотя Юрию и было немного  стыдно докучать
расспросами новым товарищам,  он спросил у стоявшего ближе всех Зета о самом
простом и самом сложном:
     - Слушай, а почему не наступает невесомость?
     - О-о! Ты знаешь, что это такое?
     - Конечно. Я же читал.
     - Тогда очень просто  - она не нужна.  Она просто мешает. Она, наконец,
вредна.
     - Почему вредна? Ведь интересно...
     -  А...  интересно...  -  покривился  Зет.  -  Это  только  со  стороны
интересно. Или  в первое  время. А  потом никакого  интереса. Вечно то  вещи
плавают неизвестно где, то самого тебя занесет не туда, куда нужно...
     - Но ведь невесомость - это как закон для космического путешествия.
     -  При  чем тут  закон?  Все  зависит от  конструкции. Просто на  нашем
корабле   установлено   стабилизирующее   устройство.   Оно  снимает   часть
невесомости. А часть оставляет.
     - Выходит, получается полуневесомость?
     -  Верно.  Именно полуневесомость.  Она очень  удобна  и  выгодна.  При
полуневесомости  человек  затрачивает  вполовину  меньше  энергии,  чем  при
обычном  положении.  Значит,  ему  и  есть  нужно  меньше,  и  кислорода  он
потребляет меньше.
     Ответы Зета были как будто точными, но слишком уж краткими. Задумываясь
над ними, Юрий понимал не все, и каждый ответ рождал новые вопросы. Конечно,
будь  он не  на корабле, он бы не стал  так настырно  докапываться  до самой
сути. Но он понимал:  нужно знать как можно больше,  как можно полнее и  все
представлять себе как можно  яснее. Иначе, возвратясь на Землю, он не сможет
передать  новые знания всем людям. И Юрий решил спрашивать, удобно  это  или
неудобно, красиво  или не красиво, спрашивать до тех пор, пока ему не  будет
понятна каждая мелочь.
     - А почему кислорода меньше? - Юра сделал вид, что не сразу понял Зета.
     - Ну как же  - кислород поддерживает горение, химические реакции в теле
человека.  А раз  нам нужно  меньше  энергии, значит,  реакции  эти не такие
сильные,  долгие. Вот  кислорода  и нужно поменьше. А  это выгодно в полете.
Ведь на производство кислорода тоже нужна энергия.
     Они помолчали, и Юрий решил докопаться до самой сути:
     -  Слушай,  Зет, но  ведь при  невесомости кислорода  и  еды  нужно еще
меньше. Верно?
     - Верно!  - рассмеялся Зет. -  Но ведь тут вот в чем дело: нам-то нужно
развиваться. А  развитие бывает только в преодолении трудностей. Знаешь, как
в игре?  Ведь играют не для того,  чтобы что-то сделать, а  для того,  чтобы
было интересно, чтобы в чем-то развиваться.
     - Это как в спорте?
     -  Ну  да!  Ведь  спорт  - не работа. А  спорт  полезен, потому что  он
укрепляет и развивает организм. Но  ты  представляешь,  какой же может  быть
спорт  в невесомости? Никаких усилий, одно только изворачивание. Вот у нас и
установлен  полетный  режим  -  половина  невесомости. И  развиваться  можно
нормально,  и  в  то  же  время  расход питания  и кислорода  много  меньше.
Экономия. - Зет посмотрел на озадаченного Юрку и, вздохнув, сказал: - Здесь,
брат, все по-научному. Все думать нужно. Иногда это даже скучно. И  тогда мы
меняем  режим.  Или устанавливаем  полную  невесомость  и  тогда плаваем,  а
иногда, наоборот,  увеличиваем силу притяжения  и тогда живем, как  живут на
Земле.  А иногда пускаем гравитационные машины на полную мощность и живем  с
перегрузкой. Тяжело, но интересно.
     - Зачем же... перегрузки? Не выгодно же.
     -  Так  ведь опять-таки  тренировка. Ведь  нам,  может  быть, предстоит
высадиться на планетах с очень сильным притяжением, или, как говорят, мощной
гравитацией.  Если  мы  будем  слабыми,  нас  раздавит  гравитация,  сомнет,
поломает  косточки.  Вот  мы  и  тренируемся. То недогрузка,  то перегрузка.
Нельзя иначе.
     В  самом  деле, иначе, кажется, поступать нельзя. Все было  правильно и
все разумно.  Космонавты могут  попасть  в  самые  невероятные  положения  и
условия,  и  они  должны  готовиться  к  этому,  тренировать  себя.  А  если
необыкновенных  обстоятельств  не  выпадает,  зачем же  им  зря  расходовать
энергию? Нет, все очень правильно и продуманно.
     Корабль, видимо, вышел на предкурсовую траекторию, потому что на экране
опять  появилась Земля-  нежно-голубовато-зеленовато-дымчатая,  в  росчерках
далеких рек, припудренная облаками. По краю этого красивого диска, там, где,
по  земным  понятиям, должен  был  быть  горизонт,  струились  разноцветные,
незаметно переходящие одна в  другую, очень красивые, можно сказать неземной
красоты, полосы. Внизу, у самой планеты,  они были темно-фиолетовыми, сквозь
дымку  различались  огоньки  не  то  далеких  звезд, не  то  городов.  Потом
фиолетовая  полоса  переходила в сине-голубую, розовато-оранжевую  и наконец
растворялась в необозримом небе, необъятных просторах космоса.
     Такой      и     запомнил     Юрка     свою     родную     Землю      -
голубовато-зеленовато-дымчатую,  окруженную  яркими  разноцветными  лентами,
похожими на северное сияние.
     - С этой высоты,  - сказал, оборачиваясь, Квач, -  твою  планету еще не
видел никто. Кроме нас, конечно.
     - Почему же никто? - обиделся Бойцов. - А наши космонавты?
     -  Нет,  Юра,  я  проверил  информацию. Ваши земные  космонавты еще  не
отрывались от  Земли на  такое  расстояние. Но ты не  сердись.  Раз  они уже
однажды оторвались от  планеты  и побывали в космосе,  они  полетят  дальше.
Может быть, по нашим путям.
     Тут Юрка спросил  то, о чем  он думал  почти все последнее время, но не
решался  даже самому себе признаться в том, что он думает именно  так. А вот
теперь, когда Квач, сердитый и немного вызывающий, обратился к нему с такими
хорошими, грустными нотками в голосе, Юрий спросил:
     - Слушайте,  а.  почему вы  не захотели познакомиться с нашими  людьми?
Почему  вы не захотели рассказать  им о том, чего вы добились?  Ведь  вы  бы
могли здорово помочь всей Земле. Почему?
     Тэн  внимательно смотрел на возбужденного,  покрасневшего Юрия, прямо в
его широко открытые серые глаза. Остальные молчали и переглядывались.
     -  Видишь ли, Юра, пока что  мы не  имели права сделать этого.  Везде и
всегда нужна строгая дисциплина. А в полете тем более.
     - При чем здесь дисциплина, если можно помочь людям!
     - Ты хочешь знать все сразу...
     - А почему, зачем нужно узнавать постепенно, если можно сразу?
     - Логично, - засмеялся Зет. - В самом деле, ребята, мы  бунтуем  против
взрослых и сами поступаем точно так же, как они.
     - Я тебя не  понимаю, - пожал плечами Квач, - ведь  действительно  Юрий
просто не в силах сразу все понять. Нужно время.
     - Вот-вот! - опять  рассмеялся Зет и стал кого-то передразнивать: - "Не
нужно спешить. Не забывайте ваш возраст. Все  в свое время. Сейчас вам нужно
только учиться и ни  о чем не думать!" - Зет выпрямился и рубанул рукой. - А
мы хотим думать! И не когда-нибудь, а сейчас! Вот и Юрий тоже хочет думать.
     - Зет прав,  -  сказал  Тэн.  -  То, что  Юрий поймет,  то  ему и нужно
сказать.
     - А что он поймет? Вот в чем вопрос, - пожал плечами Квач.
     - А он  сам решит,  что ему  понятно, а  что непонятно. Говори, Миро. У
тебя получится лучше всех.
     - Значит, так, -  бодро  начал  Миро, как ученик, который  вдруг  забыл
отлично выученный урок. - Ну... прежде всего,  микробы. Бактерии. Мы ведь не
знаем, какие из  ваших  земных микробов опасны для  нас, а какие нет. Причем
имей  в  виду,  Юра, может  получиться  так, что для вас,  землян,  какие-то
бактерии  не  только  не  вредны,  а  прямо-таки  полезны,  а  для  нас  они
смертельны. А есть ли у нас время, чтобы исследовать их? Конечно нет.
     - Как же вы решились  меня впустить?  Или вот Шарика,  - кивнул Юрий на
безмятежно посапывающего дружка.
     - А ты вспомни... как тебя пускали... Юра вспомнил. В самом  деле, если
разобраться, так  в  корабль их  с Шариком  не  больно-то  пускали. Один раз
выставили   механическим  путем,  а  второй...  Второй  так  протерли,   так
прополоскали, что до сих пор гудит в голове.
     - Так это, что же, была не шутка?
     -  Какая там шутка! Когда вы вошли в корабль,  сработали автоматические
предохранители биологической защиты. И вас... попросили убраться.
     -  Постой, но двери  же были  открыты. Значит, в них проходил воздух, а
вместе с воздухом и микробы.
     - А ты заметил, что из двери все время шел запах?
     - Конечно. Жареного лука.
     - Не только. Но вот это вещество, которое отдает и  жареным луком, само
по себе  убивает  все микробы и  вирусы. А во второй раз, прежде чем пустить
вас в корабль, обработали в специальной камере. А когда вы стали стерильные,
мы с вами и познакомились. Кстати, поэтому на прогулку мы  выходили в легких
скафандрах.  Это  не  для   красоты,   а  чтобы  не  подцепить  какой-нибудь
неизвестной болезни. Все понятно?
     Чего ж  понимать...  Если такое дело  -  все правильно.  Действительно,
голубые  люди  могли  и  заболеть  и  даже  умереть,  не  успев как  следует
познакомиться с  землянами  и передать нам  свои  знания.  И запах  жареного
лука...  Юрий  давно знал,  что лук,  чеснок  не только  вкусные вещи,  но и
бактерициды.  Одним  своим  запахом  они убивают  самые  страшные  бактерии.
Бабушка  всегда  говорила:  "Если  простудился  или живот  заболел  -  съешь
чесночку, понюхай луку, и все пройдет".
     Словом, все было правильно, но что-то было не так. Что именно - Юрий не
знал, но чувствовал: чтобы поделиться своими знаниями, можно найти и время и
способ. Было бы желание.
     Словно отвечая ему. Миро продолжал:
     - Конечно, если бы мы просидели на вашей Земле недели две или месяц, мы
бы разгадали ваших микробов,  изготовили бы  против них лекарства, и был  бы
полный порядок. Но все дело в  том, что мы вышли из графика полета. Следящие
и  контролирующие роботы уже передали об  этом  информацию на  нашу  Розовую
землю, и мы наверняка получим нагоняй. А это, знаешь, не очень приятно. Даже
в  космосе. Вот почему мы  просто не  могли терять время  и пошли на крайнюю
меру - взяли тебя с собой. Ты теперь знаешь наш язык и вместе с  нами будешь
учиться тому,  что  знаем мы. А  когда  вернешься, все расскажешь и  научишь
своих товарищей нашему опыту. Вот и будет все в порядке.
     - Кстати,  Миро,  я так  и не  пойму толком,  каким образом  я научился
говорить по-вашему? Не умел, не умел - и вдруг сразу разговариваю.
     - Так  это же  проще всего.  Когда  ты лег  спать, мы  надели  на  тебя
обучающий аппарат и присоединили его к  лингвистическому  роботу. Он  во сне
задал тебе  несколько вопросов, и ты, сам того не зная, ответил на них - вот
почему Зет понял, что у тебя неприятности. А когда роботы расшифровали строй
твоего языка,  им уже  ничего не  стоило ввести в тебя переводы твоих родных
слов на наш язык.
     "Неужели  неизвестному  языку меня обучали роботы,  да еще  во сне?!" -
подумал Юрка.
     -  Лучше всего  обучаться  языкам как раз во сне, - продолжал объяснять
Миро. - Это же не логическое решение задач или математических выражений. Тут
нужно лишь  запомнить  значение  слов. Роботы подействовали на  запоминающую
систему твоего мозга и заставили ее вызубрить много  слов.  Не все, конечно,
которыми мы пользуемся, но основные.
     Загадки отгадывались  просто,  но от этого  не становились  простыми. В
сущности,  они оставались  загадками. Ведь  самого  главного - как и  почему
делается все то, что происходит на корабле, - Юрий так и не понял и попросил
Миро рассказать ему об этом.
     - Э-э! Вот в данном случае действительно не все сразу, - ответил Миро.
     - Но ты же сам говорил, что если можно сразу, так зачем ждать?
     - Видишь ли, Юрий, - признался смущенный Миро, - вся беда в том, что мы
и сами  знаем еще  далеко не все как  и  почему. Но мы  учимся,  и я уверен,
узнаем все!.. Или почти все.
     Юрий не сразу поверил Миро. Да и как  поверить людям, которые  летят на
корабле, управляют им, а сами говорят, что они знают далеко не все? Одно  из
двух:  либо голубые  люди берегут  свои тайны,  либо  они  не  считают  Юрия
способным овладеть самыми главными знаниями.
     И так и этак было неважно... Ох  как  неважно! Но что-либо  поделать  с
этим Юрий не мог еще и потому, что Квач громко и торжественно провозгласил:
     - Приготовиться к  разгону! -  и уже совсем весело, как разбаловавшийся
школьник,  крикнул:  -  Зет!  Принимай  дежурство! Юрка, учись! Скоро и тебе
придется дежурить.
     Зет подошел к доске, посмотрел на нее, потом огляделся и поморщился.
     - Еще никогда не  было, чтобы Квач сдавал дежурство в полном порядке...
- И  неожиданно  властно  и строго  приказал: - Стать  по  местам! Закончить
преобразование!  - и  помягче добавил: - Приготовиться  к  обеду. Тэн, обучи
Юрия работе на кухне.
     Бойцов  поморщился  -  обучение  космическому вождению  на  космическом
корабле,  оказывается,  начинается  точно  так  же, как  и  на  обыкновенных
кораблях, - с кухни, с камбуза. Невесело, но, видимо, необходимо. Потому что
кое-что нужно знать сразу, а кое-что постепенно.

        Глава девятая. ШАРИК ЗАДАЕТ ЗАГАДКИ



     Тэн не  спешил на  кухню.  Он  повернулся лицом  к  стене и внимательно
наблюдал  за  пе-ремаргиванием  разноцветных  блуждающих  огоньков,  изредка
нажимая на еле заметные на ровном фоне стен не то выступы, не то кнопки.
     Все на  корабле пришло в еле заметное, ровное  и настойчивое  движение.
Медленно  и  незаметно стали  исчезать  стол  и  полумягкие  стулья.  Они не
проваливались в  пол,  а  как  бы рассасывались в  нем. Медленно и незаметно
вливались в пол и  упавшие со  стола  во время взлета чашки и  миски. Они не
спеша, с достоинством теряли свои очертания, неотвратимо поглощаясь полом.
     Впрочем, теперь уже  нельзя было сказать, что пол - это пол. На корабле
все  еще  происходило  неторопливое  и размеренное перевоплощение  предметов
обстановки...
     Только   теперь   Юрий  понял,  почему   Зет  скомандовал:   "Закончить
преобразование". Происходило именно неторопливое преобразование.
     Те места  корабля,  которые перед взлетом по всем признакам были полом,
теперь постепенно становились стенами, а одна из стен превращалась в пол. Но
сказать это со всей точностью было невозможно.
     В сущности, на корабле ничего  не происходило. Стены,  пол, потолок как
бы  текли,  перемещались вокруг центра тяжести корабля, ни в чем не меняя ни
своего  внешнего вида, ни  окраски. Все так же перемаргивались  разноцветные
огоньки,  все  так же от  стен и пола  исходил  приятный,  чуть пульсирующий
зеленовато-синий свет - свет космических просторов.
     И все-таки все  преобразовывалось. Юрий  даже не заметил,  как  и когда
исчез наклон, и ему уже не нужно было опираться  о  стену,  хотя порой ему и
казалось, что его все-таки чуть  клонит набок. Это смещение,  наклон были бы
гораздо сильнее,  если  бы не наполовину облегченный  вес его  тела и работа
гравитационной корабельной установки.
     Словом, все могло бы произойти незаметно, как и задумывалось, вероятно,
конструкторами корабля, если бы не Шарик.
     Он все  время спал так крепко и так безмятежно, что о нем,  в сущности,
забыли. Когда наметился крен  корабля и край его кровати-дивана приподнялся,
он  скатился к самой стене,  устроился  поудобней,  пригрелся  и засопел еще
старательней.
     Но  когда   на  корабле  заканчивалось  таинственное  преобразование  и
кровать-диван вместе с подушкой тоже растворились теперь уже в полу корабля,
Шарик пристроился на полу, спросонья взвизгнул и вскочил на ноги - лохматый,
угловатый и смешной.
     Юрий и космонавты рассмеялись.
     - Ушибся, наверно... - сказал Зет.
     Шарик  посмотрел на него, как заметил Юрий, очень внимательным и совсем
не похожим на собачий, серьезным взглядом  и удрученно, отрицательно покачал
головой.
     Юрка  смотрел  на  старого  дружка  и  не мог понять,  какие  изменения
произошли с ним.
     А  что они произошли - это  было очень  заметно:  Шарик  был  не только
взъерошен  и как будто растерян,  но, главное,  он  стал каким-то угловатым.
Всегда  веселый, кругленький, быстрый, сейчас  он выглядел  худым, давно  не
кормленным  щенком. Явственно  обозначились мослы на крупе и даже лопатки. И
очень странные были у Шарика глаза - затаенные, растерянные. И в то же время
в них бродило выражение недоумения, словно он  прислушивался к самому себе и
не мог понять, что с ним делается.
     - Он просто хочет есть, - со смехом сказал Квач.
     Шарик  внимательно  посмотрел  на  него,  вздрогнул  и  вдруг  униженно
закивал, взвизгнул и стал тереться о ногу Квача, заглядывая ему в глаза.
     Такого с Шариком не бывало никогда. Он был гордой собакой.
     "Неужели я его довел  до  такого состояния? -  подумал Юрий. -  Но ведь
если я и  кормил его плохо, то ведь  только одни сутки. А потом, на корабле,
он все-таки поел. Что же с ним такое?"
     Нет, Шарик как бы переродился. Все в нем было другое и непонятное.
     -  В самом деле, ребята, давайте скорее поедим - и начнем  разгон. Юра,
Тэн - на кухню!
     Шарик радостно взвизгнул и помчался вперед. Он безошибочно знал  дорогу
на кухню.
     Это  тоже  показалось Юрию очень подозрительным и загадочным. Возможно,
конечно, что  Шарик обследовал корабль, пока Юрий спал, - пес он любопытный.
Но как он понял, что нужно идти именно на кухню, - этого Юрий представить не
мог.

        Глава десятая. КУХОННЫЕ ЧУДЕСА



     На кухне кухни,  собственно,  не  было.  Были колбы  и бачки,  столы  и
кресла,  какие-то  машины  под  кожухами,  и  доска  управления,  и  ящик  с
маленькими цветными не то бумажками, не то кусочками пластмассы.
     - Вот мы и на месте! - радостно сказал Тэн.
     Похоже, что  он хочет поскорее научить  Юрия колдовать на  кухне, чтобы
спихнуть на него свои обязанности.
     - Смотри, как и что  делается. Прежде всего  нужно выяснить, кто  и что
будет есть. Мы,  например, всегда  готовим одно  и то  же  для  всех: меньше
возни.  Но,  может   быть,   кто-то   захочет  чего-нибудь  особенного.   Ты
запоминаешь, идешь  на кухню и находишь  карточку... ну, допустим, котлет. -
Тэн и в самом  деле вынул из ящичка  пластмассовую карточку. - Ты вставляешь
ее  в  преобразователь.  - Тэн  опустил карточку  в  прорезь  стола. - Потом
нажимаешь вот эту кнопку - и ждешь.
     Тэн  облокотился на  стол, положил  ногу  на ногу  и действительно стал
ждать.
     На  приборной доске  вспыхнуло  несколько лампочек,  в сосудах, баках и
машинах что-то тихонько зашуршало и забулькало. А  когда  все стихло, из-под
приборной доски,  казалось прямо из стены, на  стол выскользнула тарелочка с
двумя подрумяненными котлетками. От них пахло мясом и еще чем-то, что в свое
время  уже  удивляло Юрия,  - незнакомым и не совсем приятным. Тех домашних,
привычных запахов котлеты с собой не принесли.
     - Вот и все, - сказал  Тэн и, посмотрев на  Юрия,  удивился: -  Ты чего
морщишься? Разве  у  вас готовят  по-другому?  А может быть, тебе просто  не
нравятся котлеты? Тогда мы сейчас же сготовим что-нибудь другое...
     - Да  нет...,: дело не  в:этом,  -  замялся  Юрий.  - Маленькие  они уж
слишком... котлеты эти.
     -  Ах,  маленькие! Но  ведь  можно сделать  двойную или тройную порцию.
Сколько хочешь.
     - И запах... Настоящего запаха нет...
     - А какой тебе хотелось бы запах?
     -  Ну...  например,  жареного  лука...  Или  чуть  чесночка...  Укропа,
петрушки...
     - Это  же проще всего! - обрадовался Тэн. - Я,  правда, не знаю,  какие
это запахи, но раз ты знаешь - мы сейчас же их сделаем. Говори формулу.
     Юрий  недоверчиво посмотрел  на  товарища, но промолчал: при чем  здесь
формулы?
     - Ну что же ты? Ты не забыл формулу? Ну хотя бы основные элементы...
     - Послушай, Тэн, ну при чем здесь формулы? Ведь это же запахи!
     Теперь Тэн с недоумением и даже тревогой уставился на  Юрия. Он чего-то
явно не понимал. Чего, Юрий еще