ФСБ вам пикник на обочине с троллями устроить. Разболтались тут, мать вашу!.. В общем, эльфы стояли нерушимой стеной и первопричину начала Исхода (разговор Моисея с богом) на себя не взяли. Зато уж вволю они поиздевались над людьми, когда Андрюша поинтересовался, как им удалось посреди белого дня солнечное освещение отключить. -- Ты, кабан перекормленный, ум свой уже вместе с пирожными сожрать умудрился?! -- хохоча, завопил Лориэль. -- Если бы мы светила по своему желанию гасить и зажигать могли, давно бы уже все параллельные вселенные перекроили, чтобы они таких недоумков больше производить не могли. Ничего мы не отключали. Это было обычное солнечное затмение. Нам лишь подкорректировать ваши действия пришлось, чтобы в финальной стадии вы к его началу вошли. Мы и появились сейчас только для того, чтобы вас предупредить, что медлить дальше нельзя. Фараон созрел, и Исход нужно начинать немедленно. Завтра поздно будет. Ясно вам, козлы поганые?.. -- Нет, Сеня, ты извини, я больше терпеть этого не буду, -- горестно вздохнул Жомов и попытался дубинкой прихлопнуть наглеца. Однако Лориэль к такому повороту событий явно был готов, привык, видимо, что ничего хорошего от ментов ожидать не следует. Ванина дубинка ударила по пустому месту на столе, а эльф уже крутился около его лица и с лету врезал маленькой ножкой в глаз омоновцу. Не так больно, как обидно! Эльфоненавистник Попов тут же решил помочь другу и запустил в Лориэля недоеденной бараньей ногой. Нужно ли говорить, куда она попала?.. Правильно, Жомову в лоб. А мелкий наглец захохотал. -- Козлы, вы и есть козлы. Как были тупыми, так и помрете в ментовской форме, -- рявкнул он и... попросту растворился в воздухе. Жомов развернулся к Нимроэлю, не двигавшемуся с места. -- Извини, братан, за коллегу тебе отвечать придется, -- рявкнул он, потирая шишку на лбу, выросшую после меткого броска Попова. -- Ты, Андрюша, кстати, тоже получишь. Но позже! -- Нет, это вы меня извините, -- проговорил долговязый эльф, надел очки на нос и растворился в воздухе точно так же, как его коллега. -- Блин, и этот туда же! -- оторопел омоновец. -- А еще детдомовским назвался. Ваня развернулся к Попову, собираясь хоть ему стукнуть в глаз за то, что тот разбрасывается продуктами питания, но в этот момент около омоновца оказалась Рахиль с медной сковородой в руке. Прежде чем кто-либо успел среагировать, девушка произнесла: -- Я пятачка не нашла, у нас их еще вообще не выпускают, но мама говорила, что от шишек и любая другая медь помогает, -- а затем аккуратно приложилась сковородкой ко лбу Ивана. Звон был погуще, чем у колоколов Исаакиевского собора. Жомов, уже поднимавшийся со скамейки, хрюкнул и опустился обратно. Рахиль, испуганно ойкнув, выронила сковороду, которая не нашла лучшего места для приземления, чем Ванина коленка. Жомов хрюкнул еще раз и, попытавшись прикрыть от воздушного налета поврежденную конечность, согнулся, врезавшись головой в столешницу. Та с треском раскололась, завалив Мурзика объедками. Чего пес, естественно, не ожидал и рефлекторно схватил зубами первую попавшуюся конечность. Ею оказалась нога Рабиновича, и Сеня, дернувшись от неожиданности, попал кулаком в нос Попову. Андрюша свалился со скамейки, а омоновец удивленно посмотрел на него. -- Вот ведь, блин, как лихо получилось, -- восхищенно проговорил он. -- Нужно запомнить, что в следующий раз, когда соберусь Андрюше морду бить, нужно себя сначала сковородкой по лбу стукнуть! -- Правильно, -- ворчливо согласился с ним криминалист, поднимаясь с пола. -- Только бей себя покрепче и не сковородкой, а бетонной плитой! Горыныч засмеялся первым. Он тоненько захихикал, видимо, изображая стаю голодных мышей. Менты удивленно обернулись к нему, а Ахтармерз, увидев выражения их лиц, заржал в голос. Несколько секунд все недоумевающе смотрели на дергающуюся в конвульсиях трехглавую керосинку, а затем к Ахтармерзу присоединилась Рахиль. В унисон ей стали похрюкивать старцы, а через секунду заржали и менты. Хохот поднялся такой, что Навин даже солдата с улицы прислал узнать, не пора ли в трактир вызывать санитаров из психбольницы. Новобранец наивно именно об этом и спросил, чем вызвал новый приступ хохота. Ну а когда смеяться уже стало невмоготу, Рабинович замахал руками. -- Все. Хватит, -- потребовал он, едва справившись со смехом. -- Что там Лориэль говорил о том, что завтра будет поздно? -- смех как ножом отрезало. Все присутствующие в трактире затихли и обеспокоено посмотрели на Рабиновича. -- Ваши предложения? -- коротко поинтересовался тот. -- Да чего тут думать! -- удивился Попов. -- Этот мухрен летающий сказал же, что фараон уже созрел. Нужно идти к нему и требовать выездные визы для всех евреев. -- А почему мухрен? -- наивно поинтересовалась Рахиль. -- Кто мухрен? -- оторопел Андрюша. -- Ну, тот летающий, про кого ты сказал, -- топнула ножкой девица, расстроенная от такого непонимания. -- А-а, вон ты про что, -- усмехнулся эксперт. -- Муха, она будет женского рода. А как назвать ее самца? -- Мух, -- пожала плечами Рахиль. -- Муху... -- попытался было высказать свой вариант Аарон, но тут же получил от Моисея ладонью по губам. -- Н-да, "мухрен" звучит приличнее. -- Может быть, определение родов насекомых энтомологам оставите, а сами делами займетесь? -- ехидно поинтересовался Рабинович. Все вновь обратили взоры на него. -- С фараоном ясно, если, конечно, Лориэль не врет. Что с евреями делать? Они, насколько мне помнится, идти никуда не хотели. -- А чего тут думать? -- удивился омоновец. -- В едовище, и пинками на дорогу. Не то что пойдут, побегут вприпрыжку. -- Ваня, если бы тут был весь личный состав нашего ОМОНа, то, может быть, нам бы и удалось друзей Моисея пинками через пустыню гнать, -- язвительно проговорил Попов. -- А так только одного выгоним и ко второму пойдем, как первый уже снова в дом забежит. И еще бревном изнутри закроется. -- А и-если их би-еляшами поманить? -- предложил Нахор. -- Да пошел ты, верблюд персидский, со своими... -- заорал Сеня и вдруг запнулся. -- А что, блин, это идея, -- и хлопнул коротышку по спине, пародируя его акцент. -- А-ай, молодца! Хороший пиаровский ход пиридумал, малай! На Рабиновича удивленно уставились все присутствующие до единого, не исключая и Нахора, но Сеня не стал держать соратников в недоумении, быстро объяснив суть своей идеи. Ее приняли на "ура" все до одного. Аарон, правда, немного покочевряжился, стеная, что "бедным и нищим евреям никогда не найти такого количества ягнят", но Моисей что-то показал ему знаками, и старец заткнулся. -- Ладно, мы согласны, -- перевел слова младшего брата патриарх. -- Только нам нужно двое суток, чтобы сгонять в Мадиам и отару Моисеева тестя пригнать. -- Два часа! -- отрезал Рабинович. -- Хоть в лепешку расшибитесь, но чтобы через два часа ягнята были. Можете Нахора с собой взять. Он к тому же и в баранах разбирается. -- Ай, балам, молодец. Хорошо пиридумал, -- расцвел перс. -- Висе сделаим. Только пусть Иван солдатов дает. А то виремени много уйдет. -- Да без проблем, -- пожал плечами Жомов. -- Только, Сеня, скажи своему урюку, что, если начнет мне молодых чморить, я ему быстро разрез глаз откорректирую. На том и порешили, а затем разошлись в разные стороны согласно Сениному плану. Патриархи, Нахор и новобранцы под командой Навина отправились в поход за баранами. Просьба не путать этих животных с коренным населением Египта! Рахиль с кабатчиком бросились собирать всех тех окрестных поваров, кто еще, несмотря на стихийные бедствия, мог держать в руках поварешку. Горыныч остался в трактире и принялся жрать все, что попадается на глаза, дабы пополнить запасы желудочного сероводорода. Попов принялся за выполнение индивидуального домашнего задания, ну а Сеня с Жомовым отправились во дворец фараона. Мурзик, естественно, хозяина охранял. От кого именно, к делу отношения не имеет!.. Дворец Рамсеса по сравнению с первыми двумя визитами выглядел куда более пустынным. Стражи в воротах не было, ну а те воины, что попадались на пути ментов через многочисленные гулкие комнаты, либо еще держались на ногах и разбредались в разные стороны, либо уже через губу не переплевывали и обреченно лежали на полу, удивляясь, почему конец света откладывается. Единственным, кто преградил друзьям дорогу, оказался жрец Ра. Он вывернулся из-за угла, едва не врезавшись в ментов, и застыл. -- А-а-а, амонопродавцы! -- завопил он, тыча пальцем в сотрудников милиции. Совсем, видать, охренел. -- Почем души покупаем? У меня их много. Могу продать оптом. Но предупреждаю, что дешевле, чем по курсу Плюшкина, не уступлю! Ну? Сколько вам надо? -- Ванечка, убери его отсюда, -- устало попросил Рабинович. Омоновец поначалу выхватил из кобуры табельное оружие, но затем вдруг вспомнил, что еще не работает киллером, и спрятал пистолет обратно. С тяжким вздохом разочарования Жомов поднял жреца за плечи и отшвырнул подальше в боковой проход. Пару секунд Ваня внимательно прислушивался к тому, как жрец гремит костями по коридору, а затем удовлетворенно кивнул и догнал Рабиновича у входа в тронный зал. -- А-а-а-а! -- завопил Рамсес, увидев, что менты приближаются к его трону. -- Уберите их отсюда. Немедленно! Уберите кто-нибудь, пока я сам метлу в руки не взял. -- Тонкий намек, -- буркнул Сеня и повернулся к Жомову. -- Как думаешь, стоит оскорбиться? -- Да без базара, -- кивнул головой омоновец. -- Самовар ему будем чистить? Кинолог отрицательно покачал головой. -- Так, Рамсес, короче, мы пришли за разрешением на Исход, но раз ты так откровенно хамишь, придется взять с тебя пени за моральный ущерб, -- останавливаясь перед троном, заявил Рабинович. -- Придется тебе, фараон, раскошелиться. -- Да берите все! -- Рамсес перегнулся через трон и начал швырять в ментов драгоценные камни, которые хранились позади сиденья фараона в сундуках, окованных серебром. -- Все берите. Все! Только сами уходите, евреев уводите. Можете с собой и евреек с еврейчатами забрать, только чтобы я ваши рожи проклятые вовек в пределах своего государства не видел. -- А затем завопил: -- Ты предпочитаешь самолет, а я возьму билет на пароход. -- Да хоть на подводную лодку! -- отрезал Рабинович, не забыв наполнить карманы драгоценными камнями. -- Бумагу пиши или что у вас тут вместо нее?.. Папирус, что ли? -- Какой папирус? -- оторопел фараон. -- Такой! -- рявкнул на него Сеня. -- Что, мол, я, Рамсес, такой-то по счету, разрешаю беспрепятственный Исход... Ну и далее все, согласно образцу. В общем, выписывай нам пропуск. Менты фараона, видимо, настолько достали, что он даже не стал ждать, пока кто-нибудь из слуг притащит письменные принадлежности. Рамсес сбегал за ними сам и под диктовку Рабиновича выписал пропуск для всех соплеменников Моисея в целом. Закончив писать, фараон забился в истерике и потребовал, чтобы менты немедленно убирались из дворца. Друзья удовлетворенно переглянулись и, круто развернувшись, парадным шагом вышли на улицу. Над Египтом уже стемнело. Солнце, обидевшись на то, что после затмения слишком мало людей на улицах радовались его возвращению, поспешило побыстрей закончить рабочий день. Из-за его торопливости Луна не успела занять свой пост, а может быть, тоже решила затмиться. В общем, светили одни звезды, да и те в полглаза, отчего пламя во дворе трактира было видно даже от фараонова дворца. Жомов глубоко вдохнул воздух носом. -- Вот это аромат, -- удовлетворенно проговорил он. -- Сеня, блин, я первый пробу снимаю. -- Я тебе сниму! -- пригрозил другу кинолог. -- Только мне в такой ответственный момент не хватало, чтобы ты с копыт упал. -- Да ладно тебе! Что мне с пол-литра самогонки будет? -- возразил омоновец. -- К тому же пробу все равно нужно снимать. А то Поп второпях такой гадости нагнать может... Так, препираясь, они и дошли до постоялого двора. Там процесс подготовки "пиаровского хода" развил уже небывалую скорость. Попов успел не только собрать и заправить гигантский самогонный аппарат, но и получил первую порцию крепкой сивухи. К тому времени, когда Жомов с Рабиновичем вернулись, он уже снял первую пробу и теперь стоял рядом с Горынычем, регулируя силу пламени под котлом. Ахтармерз старательно выполнял все указания. При этом одна из голов грела котел самогонного аппарата, вторая варила в огромном чане баранину, уже начавшую поступать на постоялый двор в сопровождении бойцов Навина, ну а последняя голова усиленно питалась, дабы постоянно пополнять запас газа, расходуемого остальными двумя черепушками. Повара под руководством трактирщика разделывали поступавших на постоялый двор баранов, а Рахили поручили самое важное занятие -- следить за тем, чтобы бродячие кошки и собаки не разворовывали требуху. Девица очень старалась хорошо выполнить поручение и только благодаря ей бараньи внутренности исчезали, даже не успев коснуться земли. В общем, Рахиль бегала кругами, пытаясь хоть кого-то со двора прогнать, а на месте бойни было удивительно чисто. Сеня с Жомовым в процесс подготовки "пиаровского хода" вмешиваться не стали. Они уселись на крыльце и принялись терпеливо дожидаться старцев. Ваня, правда, пару раз порывался попробовать поповскую самогонку, но Сеня эти поползновения пресекал. Жомов сдаваться не собирался и доставал друга до тех пор, пока Рабинович клятвенно не пообещал ему, что позволит омоновцу напиться, как только соплеменники Моисея отправятся в путь. Жомов от Сени отстал, зато принялся нетерпеливо подпрыгивать на месте, возмущаясь, от чего патриархи так задерживаются. Ну а когда старцы наконец появились во дворе трактира, Жомов их едва не покалечил в своих медвежьих объятиях. -- Ну что, готово? -- нетерпеливо поинтересовался соскучившийся по крепким спиртным напиткам омоновец. Аарон с Моисеем дружно кивнули головами. -- Тогда пошли, на хрена время терять! Патриархи с трудом выбрались из его лап и подошли к Рабиновичу. Оказывается, их долгое отсутствие объяснялось тем, что старики, решив не полагаться на свою память, обошли все дома, где жили евреи, и обмазали их ворота краской, чтобы случайно не вломиться в жилище какого-нибудь недостойного египтянина. Сеня похвалил их за этот ход и приказал начинать агитацию. В телегу, запряженную двумя ослами, тут же погрузили первую порцию самогонки и несколько вареных баранов, и патриархи в сопровождении Жомова и Рабиновича отправились в путь. Часть взвода Навина двинулась вместе с ними. По дороге солдаты по одному отставали и занимали позиции на перекрестках, чтобы потом безошибочно указать путь для подвоза следующей партии дармового угощения. Собственно говоря, план Рабиновича был прост. Казалось вполне очевидным, что большинство соплеменников Моисея, так же, как и египтяне, пострадавшие от стихийных бедствий, будут готовы уйти куда угодно, лишь бы не оставаться на разоренной ментами земле. Ну а чтобы рассеять у евреев последние колебания, Сеня и придумал угощать всех рюмкой самогонки и куском мяса, при этом разъясняя, какая хорошая жизнь будет ждать переселенцев в новом месте. Поначалу все шло по плану. Моисей с Аароном в каждом отмеченном краской доме заводили агитационные речи и подносили хозяевам угощение. Аборигены мясо брали, но от вонючей самогонки воротили нос. Жомов тут же кулаком выправлял орган обоняния в нужном направлении, и евреи, выпив рюмку, тут же соглашались на все, чтобы только получить и вторую порцию. Бросив все, сыны Израиля тут же собирались в дорогу, и вскоре за четырьмя агитаторами уже ходила огромная толпа. Продолжалось это ровно до тех пор, пока Аарон, расписывающий прелести новой жизни, не сменил пластинку. -- Все, хватит! Натерпелись мы от египтян, -- заявил он, уговаривая очередного еврея отправиться в путь. -- Теперь мы будем жить счастливо, а они будут страдать. -- Точно, пусть страдают! -- поддержал его кто-то из толпы. -- Аида, братва, египтян гасить. Бей их и бери все, что под руки подвернется. -- Стоять! -- завопил Рабинович, прежде чем толпы пьяных соплеменников Моисея начали погромы. -- Запомните раз и навсегда, что говорил мой дедушка. Он говорил, что сила евреев в том, что они никогда и ничего не отбирают силой. Достаточно лишь попросить взаймы, пообещав вернуть вдвое больше, и вам все нужное тут же предоставят. -- А чем мы долг потом отдавать будем? -- поинтересовался кто-то из толпы. -- Идиоты! Ничего вы отдавать не будете, -- рявкнул на бестолковых иммигрантов Рабинович. -- Уходите-то навсегда. Поэтому, пока никто о ваших планах не знает, смело берите взаймы все что угодно. Отдавать все равно не придется!.. Недослушав его, толпа с ликующими криками разбежалась. Ну а старцы с ментами до утра продолжали ходить по домам, подготавливая евреев к Исходу. С рассветом огромная толпа сынов Израиля, возглавляемая патриархами и подгоняемая российскими милиционерами, вышла из Мемфиса, направляясь на восток. В этот раз переселенцам никто не препятствовал. Все кредиторы еще спали... Часть III. Наших манной не испортишь!.. Глава 1 Видели бы вы это зрелище! Я, сами понимаете, не новичок во всяких там спортивно-развлекательных мероприятиях, но такую толпу народа мне лишь по телевизору видеть приходилось, да и то только в хрониках советского времени, где о парадах и демонстрациях на Красной площади рассказывается. А тут, можно сказать, я на вавилонское столпотворение попал, когда мы на первый привал остановились. Возглавляемая нами процессия и поначалу-то выглядела впечатляюще. Впереди колонны поселенцев гарцевал Жомов на лихом верблюде. За ним следом маршировал взвод Навина, до зубов вооруженный амуницией, "взятой взаймы" по совету Сени у фараоновских гвардейцев. Следом двигался штабной поезд из четырех повозок. На первой ехали Андрюша Попов, Нахор, Рахиль. На второй везли бесценный самогонный аппарат. Горыныч ехал там же, обеспечивая непрерывное производство сивухи. На третьей везли всякий ненужный хлам, которым двое добровольцев, отобранных Ахтармерзом лично, подпитывали его сероводородные горелки. Ну а последнюю телегу занимали Моисей с Аароном. Причем старцы ехали спиной вперед и ни на секунду не переставали митинговать, расписывая евреям красоты, поджидавшие их в конце путешествия. Мы с Сеней свободно передвигались вдоль этих трех повозок. Точнее, передвигался я, а мой Рабинович, словно приклеенный, ехал рядом с Рахилью, рассказывая ей бородатые анекдоты о чукчах. Девица весело смеялась, будто понимала их смысл. Хотя, может быть, анекдоты она и не слушала. А для того, чтобы хохотать до упаду, достаточно было просто смотреть на тупую влюбленную морду моего хозяина. Я поначалу бесился от того, что Рабинович на меня внимание перестал обращать. Все-таки на кого он меня променять посмел?! Можно сказать, эту криворукую девицу под забором нашли, а он на нее больше внимания обращает, чем на породистого пса, который к тому же еще и проверенный временем друг. Я, конечно, понимаю, что он от Попова еще дома эстафету сумасшествия принял, но чтобы до такой степени рехнуться!.. Вот так я повозмущался немного и хвостом на все махнул. Сам же виноват: отыскал ее для Сени в дебрях Мемфиса. Так что же теперь на Рабиновича пенять? Решив отвлечься от мрачных мыслей, я отправился в хвост колонны, чтобы посмотреть, насколько далеко наши переселенцы растянулись. Пробежал с полкилометра и вернулся назад -- в хвосте стояла такая туча пыли, что не то что дышать -- нюхать окрестности невозможно стало. Я едва носом воздух потянул, как у меня в легких столько дряни оказалось, сколько у заядлого курильщика и за десять лет не соберется. К тому же еще и от "испорченного телефона" чуть с ума не сошел. Ну, знаете, это когда один говорит, а остальные по цепочке его слова друг другу пересказывают. Так вот представляете, когда я от наших штабных повозок убегал, Аарон пообещал евреям много мяса. Вместе с моим продвижением вдоль колонны эта фраза начала трансформироваться. Сначала "много мяса" превратилось в "медового кваса", затем в "мачту баркаса", а когда фраза патриарха стала звучать, как "мечта папуаса", я счел за благо вернуться назад и слушать речь старца в оригинале. Понятно, что после такого вольного пересказа у многих аборигенов появилась масса вопросов к патриархам. Вот их они и высказывали в один голос, едва мы остановились на привал. Кстати, по поводу привала. Мои менты явно не собирались таскаться по пустыне кот знает сколько времени, и с самого начала взяли максимально возможную скорость. Соплеменники Моисея, половина которых вышла из Мемфиса пешком, оказались явно не приспособленными к подобным марш-броскам и уже примерно через час после начала движения принялись неумолчно стенать. Более того, весь хвост колонны в одночасье надумал повернуть назад. Вот тут-то я и понял, какую гадость подстроил евреям мой Рабинович. Вы же помните, что он предложил переселенцам набрать у египтян всего, чего переселенцы хотят, пообещав вернуть с огромными процентами? Так вот соплеменники Моисея собирались уйти из Египта насовсем, оттого с радостью и воплотили в жизнь предложение Рабиновича. А теперь тем, кто вдруг решил вернуться, пришлось бы за набранное взаймы расплачиваться. Так мало того, что все позаимствованное барахло, которое беженцы уже стали считать своим, отдавать жалко, так еще и проценты египтянам платить нечем! Вот и пришлось хвосту колонны выбросить ересь из головы, и пусть и завывая от недовольства, но продолжить следовать за патриархами. Ну и попробуйте скажите теперь, что мой Семен Абрамович не гений! Несмотря на то, что мои менты собрались гнать колонну сынов Израиля без остановок минимум до вечера, привал пришлось делать раньше. С хвоста процессии до Моисея с Аароном, причем в совершенно неискаженном виде, дошли настойчивые требования остановиться, и старцы застопорили свою повозку. Сеня с Жомовым попытались возмутиться и заставить колонну двигаться дальше, но все испортил Андрюша Попов. Он с самым наглым видом выбрался из своей телеги и уселся в ее тени обедать. После такого предательства моему хозяину не оставалось ничего другого, как согласиться с желаниями соплеменников Моисея и своих собственных предков, кстати, пусть и из параллельного мира! Вот тут-то и начался бардак. Сначала к повозке патриархов пробились те, кто составлял элиту еврейского общества, -- кабатчики, рыночные торговцы и скупщики краденого. Им это сделать было нетрудно, поскольку следовали они прямо в хвосте нашего штабного поезда. Но поскольку всей этой "знати" оказалось слишком мало, то ее тут же оттеснили в сторону простые рабочие с кирпичных заводов. И все до единого чего-то от патриархов хотели. Одни -- ответов на вопросы, накопившиеся во время прослушивания агитационной речи. Другие успели с начала похода поссориться с соседями по колонне и требовали справедливого суда. Ну а третьим просто хотелось покричать, а затем рассказывать потомкам, что они учили жизни самого Моисея. В общем, толпа около патриархов собралась большая, разношерстная, но объединенная одним -- желанием поорать. От чего шум стоял на всю пустыню, как на концерте Киркорова, когда ему в качестве фонограммы по ошибке включили запись выступления Зюганова. Я вместе с ментами постарался отодвинуться подальше от этой орущей толпы, но сделать это оказалось так же возможно, как засосать торнадо в пылесос. Пожалуй, чтобы оказаться в тишине, нам следовало вовсе убраться из этой вселенной, что, как вы понимаете, в данный момент было невозможно. Поэтому пришлось терпеть, обедая под аккомпанемент толпы. Наконец Попов не выдержал. -- Сеня, давай я их заткну, -- предложил он, отложив в сторону баранью ногу. -- Сделай одолжение, -- согласился мой хозяин. -- Только, Андрюша, ори, пожалуйста, в воздух, а то людей покалечишь. Нам еще не хватало тут организацией походного госпиталя заниматься! -- И ничего страшного! -- влезла в разговор Рахиль, за что я ее чуть не загрыз. -- Я вам уже говорила, что закончила курсы медсестер? -- все, кроме Рабиновича, ответили на ее реплику тяжелыми взглядами. -- Н-да, похоже даже, продемонстрировала, -- вспомнила Рахиль и покраснела. Андрюша посмотрел на моего хозяина, спрашивая подтверждения разрешения на начало экзекуции. Тот кивнул головой, дескать, приступай. Попов поднялся с ковра, который расстелил для обеда, и, растолкав плечами толпу, забрался на повозку патриархов. На секунду толпа удивленно стихла, ожидая, что же интересного сотворит чужестранец, и тот надежды аборигенов оправдал. -- Молча-ать! -- высоко задрав голову, проорал Попов, а когда с неба свалились несколько перелетных птиц, случайно попавших в его звуковую волну, добавил, хотя и тише: -- В очередь, сукины дети! Конечно, можно бы было Андрюшу и покусать за то, что в родственники обычных людей зачислил добропорядочную собачью маму, но делать этого я не стал. Во-первых, потому, что он мне друг, а во-вторых, соплеменники Моисея и вправду начали выстраиваться в очередь. Сначала они попытались встать перед патриархами в колонну по одному, но вскоре выяснилось, что для такой очереди места и во всей Африке не хватит. Тогда аборигены выстроили вокруг повозки старцев спираль, но и это построение ни к чему хорошему не привело. Народу было много, витки спирали перепутались, и около старцев опять образовалась обычная толпа. -- Да-а, бардак, -- констатировал Жомов. -- Вот у меня во взводе все нормально. Если у бойцов возникают какие-нибудь проблемы, то они обращаются к командирам отделений. Те решают все сами, ну а если этого не получится, идут к Навину, и только он обсуждает положение со мной. -- Солдафон, -- буркнул Попов, возвращаясь к своей баранине, но Сеня его не поддержал. -- Нет, Андрюша, Ваня умную мысль высказал, -- проговорил он и повернулся к патриархам: -- Эй, Моисей, иди-ка сюда!.. Старцы на время прервали выслушивание жалоб и подошли к моему хозяину. Тот без обиняков принялся учить патриархов, как лучше организовать управление всем этим табором, бесстыдно взяв за основу армейскую субординацию. Для нас Сеня ничего нового, конечно, не открыл, а вот Моисей с Аароном выслушивали его с выражением крайнего удивления на лицах. Сенина идея ввести иерархию была, конечно, во всех отношениях хороша, но разве можно винить моего хозяина в том, что он и представить себе не мог, во что она выльется. Все-таки он лишь человек, и до проницательности настоящего пса ему, ой, как далеко. Поэтому мой Рабинович и не предположил, что для назначения руководителей наши кочевники в первую очередь решат установить точное число переселенцев. Считали до позднего вечера, естественно, отказавшись двигаться с места, и к закату выяснили, что из Египта с Моисеем ушло более трехсот тысяч человек. Вот я и говорю, что это вам не Лужники, и даже не аэродром в Тушино во время фестиваля. Поначалу Сеня планировал установить для сынов Израиля четыре иерархические ступени. То есть тысячники, сотники, пятидесятники и десятники, по нисходящей. Название третьей ступени крайне не понравилось Аарону, и он для краткости предложил именовать пятидесятников "начальниками ровно половины людей из сотни евреев". Однако определить в сотне переселенцев соотношение людей и евреев никто не смог, поэтому утвердили первоначальное название. Ну, а когда выяснилось, что тысячников должно получиться более трех сотен и все они напрямую могут общаться с Моисеем, то ввели еще одну должность. Назвали ее "иерарх" и установили оному в подчинение сто тысяч аборигенов. Вот эти иерархи и получали прямой доступ к файлам... то бишь к общению с патриархами. Не мудрствуя лукаво, Моисей назначил себя верховным правителем, Аарона -- первосвященником, а иерархами поставил двух своих сыновей -- Гирсама и Елиезера (блин, язык чуть не сломал!), а на последнюю, третью, вакантную должность под кулаком Жомова назначили Навина. На меньшие уступки Ваня бы просто не пошел. Ну а Иисус, получив такую власть, сразу принялся сколачивать из своих новых подчиненных регулярную армию. Нужно ли говорить, что на время перехода через пустыню подчинялась она исключительно омоновцу, а солдаты из его взвода тут же получили должности командиров полков? По поводу назначения тысячников, сотников и прочих бригадиров спорили соплеменники Моисея очень долго. Каждая кандидатура обсуждалась на общем собрании, отвергалась и выдвигалась новая, только для того, чтобы вновь пройти весь путь по кругу. Может быть, евреи выбирали бы себе командиров не одну сотню лет, если бы в дело не вмешался мой Рабинович. Правда, не без помощи Нахора. -- Си-илушай, уважаемый, зачем женщина считаешь? -- дернув за руку Сеню, поинтересовался перс. -- У нас дома мужичина в доме хозяин. Он семью кормит, поит, он и говорит за нее! Пусть женщина одному мужичине плешь пироедает. Пилохо будет, и если она всех чужих мужиков клевать начи-нет. Висе равно баба без мужика жить не умеет!.. Вот уж не берусь утверждать, насколько Нахор был прав, но лично мне тут же после его слов припомнился один занимательный случай. Еще года два назад в нашем отделе служила следователем дряхлая старуха, которая, похоже, начинала работать еще при Феликсе Эдмундовиче (да-да, при том самом, чей памятник сейчас не знают, куда приткнуть!). Может быть, бабка когда-то и была хорошим сотрудником милиции, но при мне она представляла собой олицетворение ходячего маразма и была способна лишь на то, чтобы своим видом любого преступника до полусмерти запугать. Рецидивистам на ее вид, конечно, плевать хотелось, но любой новичок в преступном мире, попав к ней на допрос, тут же писал полное и чистосердечное признание. Только для того, чтобы его другому следователю передали. Все бы ничего, и нашу соратницу Дзержинского так бы и держали в милиции для устрашения малолетних правонарушителей, но она, на свою беду, впала в старческое слабоумие и принялась допрашивать всех, кто ей на дороге попадался. Когда она Кобелеву допрос с пристрастием устроила прямо в коридоре, на глазах у остальных милиционеров, ее и решили в первый раз на пенсию отправить. Устроили торжественный вечер в честь ее увольнения из органов, надарили подарков и облегченно вздохнули. Только до утра, поскольку бабка о своей пенсии забыла и к восьми ноль-ноль на свое рабочее место приковыляла. А в ее кабинет только что новичка прямо из института определили. Представляете, что с ним было, когда бабка рано утром застала его у себя за столом?.. Правильно. Он в истерике сбежал из отдела и больше в органы не вернулся. Так вот нашу "железную бабу", как ее в участке звали, раз шесть на пенсию провожали, и все без толку. Кобелев уже сам уволиться хотел, да мой Сеня его спас. Дело в том, что была у бабульки одна страсть -- в какой бы кабинет ее ни переселяли, она повсюду таскала с собой портрет Ленина в полный рост. Ну а когда ее спрашивали (если кто-то, конечно, на такой рискованный шаг решался), зачем старушка Ильича с собой везде таскает, та совершенно серьезно отвечала: "А не могу я без присутствия настоящего мужчины работать!" Оспорить последнюю часть этого утверждения никто не решался, зато мой Сеня сразу понял, что этот портрет -- бабкино слабое место. Не стану утверждать, что Рабинович знал, к каким последствиям его действия приведут, но однажды, после того, как эта старая стерва МЕНЯ в своем кабинете полчаса допрашивала, а Сеня в это время один на задание ходил, он попросту взял и наклеил на портрет Ленина женское тело. Причем без купальника и с услужливо распахнутым пиджачком. Наша "железная баба", увидев это безобразие, надавала пощечин Кобелеву (я так и не понял, за что), а затем уволилась из органов и устроилась вахтером в женское общежитие. Сене туда вход сразу стал заказан, но он и не горевал. Главное, что "железной бабы" в отделе не стало. А студенток можно и на улице встретить... Это я к тому рассказал, что есть еще на свете женщины, которые без мужиков жить не умеют. И, мужики, мой вам совет: держитесь от таких подальше. Честное слово, как кобель кобелю говорю! Слышали такую поговорку: "Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается"? Так вот у меня не сказка, поэтому все происходит наоборот. Рассказывал я вам долго, а дело в это время делалось куда быстрее. Нахор во всю силу своего красноречия пытался убедить Рабиновича в правильности занимаемой им позиции. -- Ти посмотри, сколько шума и никакого дела, -- от полноты чувств дергая себя за бороду, тараторил перс. -- Думаешь, настоящий мужичина ситал бы так орать, и если бы и его баба не подзуживала? Ни-ет, уважаемий! От них все беды... -- Ну это ты, конечно, загнул, -- вступился за любимый пол мой Рабинович. -- Но делать действительно что-то надо. Иначе мы и до утра с места не сдвинемся. Моисей, Аарон, можно вас на минутку? Дальше все пошло по накатанной колее. Сеня, как всегда, решил действовать крайне дипломатично и в первую очередь выяснил, какими правами пользовались женщины сынов израилевых на египетской земле. Оба старца удивленно вытаращили на него глаза. Моисей что-то невнятно промычал под нос, а Аарон со знанием дела перевел: -- Какие права? Мы и сами-то никаких прав там не имели, а что уж о женщинах говорить? И вообще, при чем тут женщины? Разве можно о таких вещах говорить, когда мы тут делами занимаемся? -- Именно о делах я и говорю, -- терпеливо объяснил Сеня. Ну, тактичный, блин, как психиатр в беседе с буйно помешанным. -- Значит, женщин вы в расчет не берете, на руководящие должности их не ставите, но участвовать в общей дискуссии им разрешено, при том уж, что вы все-таки не включили? -- патриархи дружно кивнули головами, мой Рабинович широко ухмыльнулся и продолжил. -- Конечно, наши женщины вам бы за такое положение дел кое-какие детородные органы пооткручивали, но ваше счастье, что сейчас не двадцать первый век. Короче, я предлагаю сделать так: слабый пол считать отдельной от мужчин частью общества. Раз голосовать они права не имеют, то и к дискуссии их не допускать. Но, -- Сеня многозначительно поднял палец вверх, -- нужно дать и женщинам возможность участвовать в политической жизни. Издайте закон, чтобы ни один мужчина не мог принимать решение, не посоветовавшись с женой, матерью или сестрой. Это и так практикуется, но, если вы официально за женщинами такое право закрепите, они вам даже удаление с собрания простят. И еще. Чтобы вашим дамам не обидно было за то, что их из политики выгнали, давайте-ка все эти выборы на хрен прекратим. Пусть старший начальник назначит младшего, и дело с концом. Старцы, до этого внимательно слушавшие Рабиновича и удовлетворенно кивавшие головами, словно пудели на цирковой арене, после этих слов моего хозяина переглянулись. Вот уж не знаю, заметил Сеня или нет разницу этих взглядов, но я на нее внимание обратил. Моисей посмотрел на своего брата с облегчением, а тот в ответ буквально взбеленился. -- Значит, старший младшего назначит? Ну уж дудки! -- завопил Аарон. -- Брат у меня, хоть и младший, но мужик нормальный. К тому же с богом разговаривает и вообще, можно сказать, пророк. Но вот сыночки его, племянники мои, лодыри, бездари и дармоеды. Оба тупые, как казачий ротмистр! Они таких тысячников поназначают, что нация от бардака потом три тысячи лет, как минимум, не избавится!.. -- Г-г-г... -- привычно завопил Моисей, и я обернулся, чтобы посмотреть, нет ли рядом Попова. А то, не дай бог, еще какую-нибудь тварь земноводную на несчастного старца натравит. Андрюши поблизости не оказалось, и я облегченно фыркнул. На этот раз пронесло! Я успокоился, а вот Аарон утихать явно не собирался. -- Ща-аз, делать мне больше нечего! -- заорал он на брата. -- Не хватало только... -- Так ты кричи поменьше, -- тут же перебил его Сеня. -- Тебя переводить поставили, вот и переводи. Свое мнение потом высказывать будешь. -- Отвали! -- рявкнул на него старец, но тут же получил Моисеевой клюкой по хребту и сразу успокоился. -- Мой брат сказал, что мы можем контролировать его сыновей и лично утверждать каждого тысячника на должность. Ладно, бог с ним. С этим я согласен. Но что нам теперь прикажете, всех сынов израилевых заново пересчитывать? -- Проще простого, -- фыркнул мой Сеня, довольный тем, что всеобщее собрание скоро распустят. -- Ваня, поди сюда! Мой Рабинович решил не ждать, пока сыны израилевы сами себя посчитают, и решил взять этот процесс в свои руки. Вместе с Ваней и бойцами Навина Сеня смело вклинился в толпу. Я решил помочь хозяину, и, пока Андрюша во всю глотку озвучивал новое распоряжение Моисея относительно женщин, мы принялись отсеивать слабый пол от сильного. Женщины, еще не наоравшиеся вволю, попытались было сопротивляться, но нам помогли их мужья, уставшие от непрерывных криков в самые уши. Вскоре дочери израилевы удалились к своим очагам, а вот мужчины, неожиданно для меня, проявили небывалую тупость. Всего-то, что от них требовалось, -- это разбиться на десятки и построиться отдельно друг от друга. Однако для переселенцев это почему-то оказалось непосильной задачей. То ли они уже утомились и от воплей своих жен полностью перестали соображать, то ли тупость у многих оказалась врожденным качеством, старательно культивируемым на кирпичных заводах, утверждать не берусь. Но в общем и в целом картина получилась плачевной: несчастные сыны израилевы просто сбивались в кучи, совершенно не пытаясь сохранять требуемую численность поголовья. Пришлось нам от души поработать. Сеня, Жомов и Навин разбили переселенцев на три примерно равные группы. Чтобы они друг с другом не пересекались, проходы между группами цепочками заполнили солдаты Навина. Ну а трое счетоводов стали разбивать поселенцев на десятки. Я в этой чехарде принял самое непосредственное участие. Считать я, слава Полкану, мог прекрасно, поэтому носился среди переселенцев с воплями и отгонял от уже отсчитанных десятков лишних людей. Простые уговоры действовали не всегда, особенно если учесть, что моего языка и тут никто не понимал, поэтому иногда приходилось пускать в ход клыки. Однако именно эта мера и действовала лучше всего. Поэтому только благодаря моей помощи сосчитать евреев удалось примерно за полчаса. Оказалось, что мужчин среди переселенцев было около ста пятидесяти тысяч, что, соответственно, вдвое уменьшило число подчиненных у олигархов. -- Фу, управились, -- облегченно вздохнул Рабинович, вместе со мной возвращаясь обратно на бархан к патриархам. -- Теперь пусть сами разбираются. В общем, организовать у переселенцев зачатки общественного строя мы помогли, ну а то, кого там они назначат начальниками, меня интересовало меньше всего. День уже давно клонился к вечеру и грозил превратиться в ночь, а у меня уже несколько часов даже клочка кошачьей шерсти во рту не было. К тому же я по жаре изрядно набегался. А поскольку в плане физиологии я от верблюда сильно отличался, то и пить мне хотелось куда больше, чем вышеуказанному представителю местной фауны. Мой Рабинович сам догадаться о моих потребностях был не в состоянии (видимо, солнышком башку напекло), поэтому пришлось у него самым безапелляционным тоном потребовать воды и пищи. -- Действительно, пора бы и поужинать, -- согласился со мной Рабинович. -- Сейчас пойду узнаю, кто тут за продовольствие отвечает. Сеня тут же направился к патриархам, и я, чтобы не дать хозяину возможность забыть о моем питании и начать болтать с Моисеем о всякой ерунде, пошел вместе с ним. К счастью, моего вмешательства не потребовалось. Не отвлекаясь на политику, Рабинович сразу заговорил со старцами о еде. Однако тут же выяснилось, что Моисей с Аароном являются крайне непрактичными людьми. Согласитесь, странно слышать такое о евреях! Отправляясь в Землю обетованную через пустыню, они не только не подумали о том, чем сами будут питаться в этом странствии, но даже и личных вещей никаких не захватили. -- Не знаю, -- пожал плечами Аарон в ответ на вопрос Рабиновича об ужине. -- Продукты, конечно, где-то есть, но в такой неразберихе их сразу не отыскать. Вот сейчас закончим распределение должностей и попробуем с этим вопросом разобраться. -- Ну-ну, пробуйте, -- разочарованно буркнул Сеня и вернулся назад. -- Андрюша, доставай свои запасы. Только не говори, что ничего пожрать с собой не захватил. Все равно не поверю. -- Что бы вы без меня делали? -- хмыкнул Попов и пошел к своей повозке. -- Посмейте мне теперь хоть раз еще предъявить, что я только о еде и думаю. -- Ладно. Не ворчи, -- Рабинович плюхнулся на ковер, расстеленный прямо на вершине бархана. -- Блин, ну и муторное это дело, людей из Египта выводить. -- Понял теперь, как нам с вашим братом бывает туго? -- самодовольно хмыкнул Жомов. -- Больше не обижайся, когда я чего-нибудь про евреев говорю. -- Тоже мне, беспроблемная нация нашлась! -- наперекор ему обиделся мой Сеня. -- Да если бы мы не евреев, а славян из Египта выводили, то не то что за сорок, за сто сорок лет бы не управились. Вам же сначала обмыть идею нужно, затем опохмелиться и подумать на трезвую голову. После этого принять решение и тут же отпраздновать это принятие. Потом отпраздновать празднование, следом опохмелиться и пойти прощаться с друзьями, родственниками, знакомыми, родственниками знакомых, их друзьями... -- Ну завелся, -- оборвал его омоновец. -- Все. Давай замнем все для ясности, типа я вообще ничего не говорил. А то до утра стонать будешь. -- Тогда больше и не обижайся, когда я славян поминаю, -- ехидно проговорил Рабинович, но дальше развивать тему не стал. Несколько секунд мы сидели в молчании, ожидая явления Попова народу. Тот управился с ревизией своих запасов довольно быстро и вернулся назад, волоча по песку довольно увесистый мешок. Его появление было встречено радостным потиранием рук, довольным хмыканьем и высовыванием языков. Последнее, правда, сделал не только я. Нахор попытался изобразить что-то подобное, плотоядно облизнув губы. Андрюша разложил припасы на ковре, и уже мы собрались ужинать, как вдруг выяснилось, что за всей этой суетой мы напрочь позабыли о Горыныче. -- Блин, мужики, хреново поступаем, -- констатировал Жомов. -- Нужно и эту керосинку ужинать позвать. Все-таки он хоть и гуманоидами нас постоянно обзывает, но кормить его иногда надо. Да и самогонку проверить не помешает, а то, Андрюша, совсем ты о своих обязанностях забыл. -- А ты не охренел? -- обиделся Попов. -- Я ее что, для себя одного гоню? Сам пьешь больше всех, вот и иди проверяй! -- Не надо! -- осадил Рабинович уже вскочившего на ноги Ваню. -- Сам схожу посмотрю. Самогонка целее будет. Назад Сеня вернулся вместе с Ахтармерзом. Горынычу, не покладая рук трудившемуся целый день на благо ментов, тут же предложили лучшие куски мяса, но тот с отвращением отказался, заявив, что и так уже сутки напролет ест, пополняя запасы сероводорода в организме. А затем сказал, что теперь, чтобы устранить дисбаланс в функционировании органов, ему придется сутки поститься. -- А самогонка как же? -- оторопел Ваня. -- Я и так уже произвел столько алкоголя, что его хватит, чтобы половину нашей планеты от вредителей избавить, -- сердито проворчал Ахтармерз, почесывая крылом правую голову. -- Ну, не понимаю я, как вы, гуманоиды, можете столько алколоидов употреблять?! Ведь если сопоставить их количество, поглощенное вами, с килограммом вашего же живого веса, то получится, что никаких бактерий в вашем организме просто существовать не может. Ни вредных, ни полезных. Мы еще этого не проходили, но, по-моему, у вашего вида от алкоголя даже красные кровяные тельца деформируются... -- Ты давай не умничай, говорилка огнедышащая, -- урезонил его Ваня. -- Тебя сюда жрать позвали, а не антиалкогольную пропаганду вести. И вообще, в последний раз предупреждаю. Еще раз нас гуманоидами обзовешь, я тебе на все три едовища цементные заглушки поставлю. Будешь тогда пламя через оставшиеся отверстия выпускать, а я посмотрю, насколько они у тебя к температурным перепадам приспособлены! Ахтармерз решил не проверять, насколько реальна угроза омоновца, и, демонстрируя полное презрение к оппонентам, повернулся к столу задом, а к евреям передом. С нами была дама, поэтому Сеня терпеть такую вульгарность не стал. Ласково стукнув Горыныча дубинкой по хвосту, он объяснил ему правила этики. Наш трехглавый второгодник обиженно зыркнул, но приличествующее случаю положение все-таки занял. Теперь можно было и к ужину приступать. Понятное дело, что я после отказа Ахтармерза от мясной вырезки рассчитывал, что эти лакомые куски достанутся мне -- все-таки трудился я ничуть не меньше подвизавшегося в самогонной промышленности птеродактиля. Однако, к моему вящему удивлению, мои соратники принялись жрать мясо сами, выделив мне всего лишь бараньи ребра. Нет, не стану говорить, что мне они не нравятся, но обидеться имею полное право. Значит, если эта летающая пламефырчалка разговаривать может, так мои менты с ним почти как с равным обращаются, а мне за мое безмолвие можно всякие пищевые отходы совать? И эти гады еще друзьями называются? -- Сеня, все равно у тебя с псом что-то не в порядке, -- выслушав мои вопли, озабоченно проговорил Жомов. -- По-моему, он какую-то заразу от местных шавок все же подхватил. Ты его ветеринару покажи, как только домой вернемся. -- Я тебя ветеринару покажу, -- вступился за меня хозяин. -- Не приставай к Мурзику. Он просто пить хочет, -- и Сеня сунул мне под нос полную миску воды. Я сначала и его облаять решил, а потом махнул на все хвостом. Ну чего орать-то, если люди из-за своей ограниченности нормальный собачий язык за простой набор звуков принимают и учить его не хотят?! Пришлось промолчать и довольствоваться бараньими ребрами. Все-таки это лучше, чем ничего. А за пренебрежение ментов к моей персоне я все же решил отыграться. Как-нибудь позже. Когда случай удобный представится. Наши подопечные, которых требовалось в Землю обетованную под конвоем препроводить, к окончанию ужина все-таки определились с назначением начальства и разошлись. Моисей с Аароном, так и не найдя себе ничего на ужин, пришли к нашему импровизированному столику для пикников. При этом они притащили с собой Навина, против присутствия которого никто не возражал, и Гирсама с Елиезером, на которых Сеня посмотрел косо. Анд-рюша, проворчав что-то невнятное по поводу нахлебников, выделил голодающим часть своих запасов. Толстый мешок тут окончательно исхудал, что привело самозваного каптенармуса в плохое расположение духа. -- Сеня, е-мое, я всех твоих собратьев прокормить не в состоянии, -- недовольно констатировал он. -- Завтракать будет нечем. Поэтому, если ты о жратве не позаботишься, будем сидеть на голодном пайке. Рабинович, конечно, догадывался, что Андрюша врет и заначку какую-то для себя сделал, но проблему с питанием так или иначе решать было нужно. Я был только за. Причем всеми четырьмя лапами, ушами и хвостом. Все-таки мне, согласно нормальной собачьей физиологии, требовался регулярный и минимум четырехразовый прием пищи... Ой, только не говорите, что никогда не слышали о том, чем процесс пищеварения нормального, нечернобыльского пса отличается от человеческого! В общем, мое стремление к оптимальному графику питания лично для меня было вполне понятно. Сразу прошу не путать с чревоугодием, поскольку у меня это физиология, а у Попова -- слабость характера. Именно из-за своей физиологии я внимательно прислушался к тому, о чем говорят Моисей и Аарон с моим хозяином. Оказалось, что ни о чем! Старцы просто понятия не имели о том, чем будут питаться сами и станут кормить подчиненных. Они наотрез отказывались даже думать о таких низменных вещах, как насыщение собственных желудков. -- Святым духом, значит, питаться собираетесь? -- ехидно поинтересовался у них Сеня. -- Господь поможет, -- перевел гыканье Моисея Аарон. -- Сегодня он нас к вашему столу послал, завтра еще у кого-нибудь кормиться будем. В общем, пока в мире есть сыны израилевы, мы с голоду не пропадем. -- Обалдеть, -- вмешался в их диалог Попов. -- Мы что, по-вашему, тоже побираться должны ходить? -- А что в этом зазорного? -- удивленно вскинул брови Аарон. -- В общем, так, -- снова взял слово Сеня, прежде чем Попов успел покрыть старцев матом. -- Я думаю, вам, как людям, занимающим государственные должности, следует установить какую-то зарплату. Размеры ее потом обсудите сами, но думаю, что никто из переселенцев не будет возражать против постановки вас на государственное довольствие. Возражения есть? Возражений не было, и Рабинович тут же распорядился, чтобы для организации нашего кормления ну и для патриархов заодно к утру нашли поваров и создали продуктовый резерв. Навин тут же пришел на помощь и послал своих бойцов из комендантской роты, чтобы оповестить поселенцев о новом постановлении. Те, узнав о новом законе, слегка поворчали, но сопротивления оказывать не стали. Мне оставалось только облегченно вздохнуть, дожевать бараньи ребрышки и подумать о том, куда пристроиться на ночь. Эта проблема решилась сама собой. Навин, на прошлых занятиях с лету уловивший все ценные указания Жомова по выживанию в экстремальных условиях, позаботился о том, чтобы захватить в дорогу целую кипу шатров всех цветов и размеров. Мои соратники, которым только спьяну по фигу где спать, сейчас изображали больших начальников и решили отрываться на полную катушку, потребовав отдельные апартаменты для каждого. Попов поначалу выбрал себе голубенький шатер. Но, наслушавшись издевок со стороны Рабиновича и Жомова, плюнул на свои цветовые пристрастия и забрался в белый. Сеня для собственного жилища отобрал серый шатер, ну а Жомов устроился в грязно-зеленом. Остальным таких привилегий, как отдельное жилище, не полагалось. Сыновья Моисея вместе с Навином и нашим персом отправились ночевать в один шатер. Сам Моисей, которому, судя по всему, и вовсе было наплевать на бытовые удобства, взял с собой Аарона и занял самую маленькую палатку. Я, естественно, пошел к Рабиновичу. Причем, несмотря на мои протесты, Рахиль определили туда же. Ну а Горыныча забрал к себе брат по запаху -- Попов. Понятно, что воздух они вдвоем испортили хорошо, и лично я предпочитал держаться от их жилища подальше. Едва с определением мест ночевок было покончено, как идея попробовать качество самогона, не дававшая покоя Жомову, начала довлеть и над остальными. В частности, в лагерь приперлась делегация тысячников и, еще не усвоив порядок обращения к начальству, стеная, потребовала от патриархов начать раздачу обещанных народу благ. Старцы вытаращили на просящих удивленные крабьи глаза и, поскольку в окрестностях не наблюдалось ни молочных рек, ни кисельных берегов, не сразу сообразили, о чем именно идет речь. И лишь после того, как один из тысячников заявил, что, мол, "братка помирает, огненной воды просит", патриархи поняли, что речь идет о Сениной предпоходной пропаганде и, ничуть не заботясь о чувстве такта, послали полторы сотни сынов израилевых в палатку моего хозяина. Сеня им, конечно, не обрадовался, ну а я еще больше, поскольку наглые страждущие самым зверским образом наступили мне на хвост. Пришлось рявкнуть на них хорошенько. Хотел даже покусать кого-нибудь, но вкус мяса соплеменников Моисея, попробованных мною на зуб во время разбития оных на десятки, уже вызывал не просто тошноту, а стойкое отвращение. Поэтому пускать зубы в ход я не стал, а просто еще раз громко рявкнул на наглецов, вторгшихся на суверенную территорию моего хвоста. Те выскочили наружу и принялись стенать вдвое больше. -- Чего надо?! -- поддержал мой рык Сеня, выскочив из шатра наружу. -- Приперлись сюда зачем, спрашиваю. В ответ стоны утроились. Делегаты говорили все вместе, причем абсолютно о разном. Поэтому в такой дикой мешанине, состоящей из одних жалоб, даже моему чуткому уху не сразу удалось разобрать суть их общей просьбы. Заставить их говорить синхронно удалось только Попову. Андрюша, который уже старательно готовился ко сну, доедая в качестве второго ужина остатки собственных съестных припасов, не выдержал всеобщего гвалта и, выскочив наружу, наорал на делегатов. Им осталось только благодарить бога, что во время крика рот Попова был плотно забит вяленым мясом, которое он, ублажая свое чревоугодие, скрыл от соратников. Именно поэтому тысячники были просто забрызганы непрожеванной смесью белков с жирами, а не тяжело контужены звуковой волной. Они уже успели залечь к тому времени, когда еда вылетела изо рта криминалиста и оттуда полился чистый, без пищевых примесей, звук. Однако в шатры залечь не могли из-за того, что были на распорках, поэтому просто обрушились вниз, тихо пологом шурша. Ну а когда, наконец, и этот шорох затих, делегаты изложили Рабиновичу свою просьбу. Словно пионеры -- дедушке Сталину. -- Нам бы, того-этого, самогоночки бы, -- заявили тысячники дружным хором. -- Народ просит. Вы бы уделили сколько-нибудь. А то слухи поползли, что вы, дескать, весь день самогонку гнали, а как нагнали, так за рубеж за валюту и продали. -- Угу, -- согласился с ними мой хозяин. -- Если глупость -- не порок, то и Мойша -- не пророк! -- а затем рявкнул: -- Идиоты! Кому мы в пустыне самогонку продать могли, если, кроме вас, тут никого нет? -- Так мы же не знаем, есть тут кто или нет, -- пожал плечами один из тысячников. -- Может быть, кушиты какие-нибудь приезжали, пока мы выборы проводили? Или персы. Вы же не просто так с собой этого маленького бородатого проныру возите. Небось он вам для коммерции нужен. Сеня еще, придумывая ответ, хлопал ртом, как поповская гурами, выловленная котом из аквариума, а позади нас раздался дикий хохот. Настолько неожиданно, что даже я сначала вздрогнул, а потом обернулся. Пришлось отдать Ване должное. Что-что, а подкрадываться неслышно даже для меня он умеет. Вот стоит сейчас и ржет, а на него даже наорать нельзя. Не за что! Профессионализм у нас в милиции, в отличие от инициативы, не наказуем. -- Что? Получил, еврей, по пейсам? -- довольно похлопывая кулаком правой руки по ладони левой, заявил омоновец. -- Это тебе не нашего брата дурить. -- А вашего брата и дурить не нужно, -- окрысился Рабинович. -- У вас даже национальный герой, так и тот дурачок. Даже татаро-монгольское иго мозгов вам не прибавило... -- Так, блин, ты на больную мозоль, в натуре, не наступай, -- обиделся Жомов. -- А то прямо сейчас начнем выяснять, чем твои евреи в Египте почти четыреста лет занимались после смерти Иосифа и до рождения Моисея. А то всего-то об этом в Библии и говорится, что умер Иосиф со всем своим родом, а сыны израилевы расплодились и размножились. Еще вопрос, кто им в этом процессе помогал!.. -- А ты откуда Библию знаешь? -- оторопел мой Сеня, редко слышавший от Жомова фразу умнее, чем предложение дать кому-нибудь в рыло. -- Чай не лаптем щи хлебаем, -- спаясничал омоновец. -- Хватит ломаться. Дай людям выпить, да и нам на сон грядущий по стопочке принять не помешает. -- Дал бы я... тебе в рыло, да ума от этого в твоем примитивном славянском черепе не прибавится, -- буркнул Рабинович, который, как я понял, и сам был не прочь отметить первый день похода в Землю обетованную. -- Ладно. Тащи сюда все, что Андрюша с Горынычем сегодня нагнали. Будем распределением заниматься. Дальше начались проблемы. Во-первых, поить самогонкой всех без разбора было жалко. Ну а во-вторых, Сеня быстренько подсчитал, что при обычной российской мерке (сто граммов, и это -- только для разгона) каждому делегату придется выдать по сто литров самогонки. А это получалось полторы тонны на всех, соответственно. Рабинович ужаснулся. -- Да у нас что, спиртзавод, по-вашему? -- завопил он. -- Если бы мы бормотуху такими суточными объемами выдавали, Ротшильдами давно стали бы. Или Чубайсами, на худой конец. Я с Сеней в этом вопросе был в корне не согласен. В первую очередь из-за того, что он употребил множественное число в своей речи. Может быть, сам бы Рабинович и стал бы миллионером, выгоняя по полторы тонны самогонки в сутки, хотя тут еще поспорить нужно, но я скорее поверю, что втроем они при таком производстве скорее спились бы, чем разбогатели. Как получили бы первую партию, так до второй бы дело и не дошло. Если только в крайнем случае. Впрочем, высказывать свои соображения я не стал по вполне понятным причинам, а просто принялся смотреть, что дальше будет. А дальше выяснилось, что с остатками от вчерашней пиаровской кампании самогонки набралось не более пятидесяти литров. Следовательно, каждому делегату могла быть выдана только одна бутылка и то только в том случае, если менты решат себе ничего не оставлять. Никто из моих друзей под таким предложением подписываться не собирался. Жомов, например, крепко прижал к себе примерно десятилитровый бурдюк и расставаться с ним явно не собирался. Попов поддержал омоновца, прикрыв его своим необъятным пузом, и проблему раздела оставшихся объемов алкоголя Сене пришлось решать самому. -- Блин, как мы их всех вчера напоить умудрились? -- удивленно пробормотал он себе под нос. -- Ума не приложу!.. ХЛО-ОП!!! -- А у тебя он есть, ум-то, чтобы его хоть куда-нибудь прикладывать? -- заверещал Лориэль, появляясь, как всегда, из ниоткуда. -- Чего вылупился, как тролль на лампу дневного света, урод длинноносый? Вот так всегда. Было все спокойно, так это кому-то помешало. Хоть убейте, привыкнуть не могу к тому, каким манером этот наглец каждый раз в наши дела вмешивается. Впрочем, в этот раз удивляться и вздрагивать не мне одному пришлось. Полторы сотни делегатов, ранее с появлением эльфов не сталкивавшихся, застыли в оцепенении, увидев появившуюся из яркой вспышки крылатую уменьшенную копию человека. Тысячники рты раззявили и застыли в немом изумлении. Хорошо хоть, что пальцами в Лориэля тыкать не начали. Иначе и им досталось бы на всю катушку. -- Чего молчишь, мать твою, идиот пучеглазый? -- не унимался мухокрылый микрочлен чужой цивилизации. -- Язык проглотил, козел безрогий? -- Лориэль, может, стоит с ними повежливее обращаться. Все-таки коллеги, пусть и временные, -- прогремел над пустыней громовой голос Нимроэля. Услышав его, даже я поморщился, не говоря о делегатах. Для тех этот глас вопиющего в пустыне и вовсе стал каким-то божественным явлением, полностью выходящим за рамки их понимания. Дружно взвизгнув, тысячники врассыпную бросились с вершины бархана, позабыв о том, зачем вообще сюда приходили. Что не могло не порадовать моего хозяина. -- Вот и хорошо, -- удовлетворенно пробормотал он. -- Теперь голову ломать не придется о том, как самогонку поделить. -- Громкость убавь, ты, продукт дефективных половых отношений! -- обращаясь к Нимроэлю, одновременно с Сеней рявкнул маленький нахал. -- Ты, блин, полудурок-полуэльф, еще на всеобщее обсуждение наши проблемы выстави. Вылез бы лучше из своей норы и лично с ними пообщался, как это у нормальных спидеров принято. -- Извините, -- гнусавя, проговорил Нимроэль. Хотя он перед нами так и не появился, но теперь его голос звучал намного тише. Мне вообще показалось, что он, словно назойливый комар, бормочет прямо в мое ухо. Я даже головой помотал от неожиданности. -- Так нормально? -- Для ненормальных! -- гневно пискнул Лори-эль и повернулся к Сене. -- Если бы тебе, урод длинноклювый, такие дебильные мысли, как повальное спаивание всех евреев, в голову не приходили бы, все проблемы можно было бы намного проще решить. А так из-за тебя пришлось вчера снова к родственничкам моего бракованного напарника обращаться, чтобы они вам неиссякаемый бурдюк с самогоном организовали. Оберон, мать его, узнает, точно голову нам отвернет. -- Так вы, значит, опять должностные инструкции нарушаете? -- ехидно поинтересовался Попов. -- А с вами разве нормальными методами работать можно? -- изумился Лориэль. -- Вы же любой план мероприятий своими дикими выходками сорвать можете. И вообще, заткнись, окорок недобитый! Тебя никто не спрашивал... Не знаю, может быть, к тому, что его называют "свиньей", Андрюша уже привык, но новую кличку маленький бандит ему зря придумал. Попова она в такое бешенство привела, что наш эксперт даже предупреждать эльфа не стал, что убить его собирается. Просто схватил первое, что попалось под руку, и запустил в Лориэля. На свою беду, этим "первым попавшимся" оказался Горыныч, выбравшийся из палатки для того, чтобы послушать, из-за чего тут народ спорит. Попову в руки попался его хвост, и Андрюша, размахнувшись, запустил нашего трехглавого птеродактиля в охамевшего эльфа. Ахтармерз с перепугу слаженно выстрелил пламенем из всех трех голов сразу. На счастье Лориэля, из-за минимального размера Горыныча огненные струи получились не больше огня бензиновой зажигалки, к тому же и Андрюша меткостью броска не отличался. Тем более когда приходилось швыряться в надоедливых эльфов летающими керосинками. Горыныч пролетел мимо, а Лориэль смачно выругался. Цитировать его речь не буду по этическим соображениям. -- ...мать вашу! -- закончил эльф свое обращение к ментам и тихо растворился в воздухе. Вот и пообщались! Поняв, что ничего интересного сегодня уже не случится, я отправился на вечерний моцион, твердо рассчитывая, что к моему возвращению шатер будет восстановлен в первозданном виде, и мне наконец удастся спокойно поспать... Глава 2 Как и следовало ожидать, к рассвету все жутко замерзли. Большинство переселенцев спали, тесно прижавшись друг к дружке и при этом еще наполовину зарывшись в песок. Это их хоть сколько-то согревало, а вот менты, за исключением Рабиновича, таким способом сохранения тепла побрезговали. Каждый предпочел ночевать в собственном, персональном шатре, и теперь Жомов с Поповым ворочались под одеялами, пытаясь сохранить тепло и при этом не проснуться. Сеня ночевал в одной палатке с Рахилью, и от того, что им дольше удалось сохранить тепло, а может быть, и от чего другого, проснулись они позже всех. Первым же раздраил глаза криминалист. Может быть, из-за хорошей прослойки жира он и проспал бы дольше омоновца, но все испортил Горыныч. Этот хладнокровный керогаз (не в том смысле, что невозмутимый, а просто не умеющий хранить тепло организма), хоть и был укутан на ночь в несколько одеял, утром все равно не выдержал и, выбравшись из своего рукодельного кокона, полез к Андрюше греться. Естественно, забыв предупредить о своих намерениях. А Попову снились аквариумные рыбки. Причем не где-нибудь, а в мамином борще. Когда мама подала ему тарелку, где в кипящей жиже плескались барбусы и гурами, а затем заявила: "На тебе, миленький, два в одном!" -- при этом ухмыльнувшись тремя головами сразу, Андрюша мгновенно проснулся. Но тут, словно продолжение кошмара, Ахтармерз и просунул свои зубастые пасти прямо к его пухлому личику. Попов заорал. Причем не просто заорал, а взвыл, как сфонивший микрофон на концерте. Слышал бы это Витас, умер бы от зависти. Соплеменники Моисея тоже едва не померли, но не от зависти, а от страха. Вот уж неизвестно, что именно им послышалось в этом вопле, но проснулись все. Мгновенно. При этом часть сынов израилевых тотчас закопалась в песок с головой, а остальные спросонья бросились бежать в разные стороны, не разбирая дороги. Хорошо, что проснулись вовремя. А то ментам сорок лет понадобилось бы только на то, чтобы собрать их по пустыне. И еще столько же понадобилось бы, чтобы уговорить соплеменников Моисея вернуться в лагерь. Горыныч из палатки Попова не выскочил. Его оттуда просто вынесло звуковой волной и впечатало в гребень соседнего бархана. Искали его потом долго и всем табором, но нашелся он все равно сам. Выкопался из песка, приполз обратно в лагерь и пару часов не разговаривал с Поповым -- просто был контужен и ничего не слышал. Впрочем, все это случилось позже, а после Андрюшиного крика из своего шатра выбрался на свет божий Ваня Жомов. -- Дневальный! -- призывно заорал он и, когда один из подчиненных Навина примчался на зов, спросонья поинтересовался: -- Ну и какая сволочь включила сигнал тревоги? Затем до Ивана дошло, что он не на срочной службе в армии и даже не у себя в ОМОНе. Ни дневальных, ни дежурных здесь нет, и сигнал тревоги включать некому. Во-первых, штепсель воткнуть некуда, а во-вторых, не придумали этих сигналов еще. Жомов жутко расстроился от отсутствия этих привычных атрибутов цивилизованной жизни и с досады влепил затрещину ни в чем не повинному новобранцу, преданно пялившемуся на него глупыми, несчастными глазами. Новобранец ойкнул и еще преданнее посмотрел на омоновца. Тот поморщился. -- Это тебе за то, чтобы с поста никуда не отлучался, -- по-своему извинился перед солдатом Жомов. -- Разминаешься? -- поинтересовался у него Рабинович, высовывая длинный нос из своего шатра, а затем огляделся по сторонам. -- Так я и думал, что это Попов орал, -- констатировал Сеня и спрятался обратно. -- Разбудите к завтраку. И чтобы без истеричных воплей... Между тем всеобщее оживление в лагере переселенцев потихоньку стало затухать. Люди принимались за свои обычные утренние дела. Причем девочки шли за левый бархан, а мальчики -- за правый. А затем все вместе По привычке собрались перед центральным и принялись стенать из-за того, что в пустыне нет умывальников, душевых комнат и бассейнов. Назначенное вчера начальство тут же весело взялось за дело и разогнало жалующихся к местам их ночевок. Затем каждый из вождей, начиная с десятника и кончая олигархом, воткнули рядом с собой таблички с надписью "Приемные часы начинаются с утра и тут же заканчиваются" и начали оптом собирать стенания. Те, кто не успел настенаться до окончания приема у начальства, стали тихо роптать и заняли очередь для того, чтобы завтра с утра пожаловаться кому-нибудь на недостаток внимания к собственной персоне. В общем, жизнь сделала виток и загнала караван переселенцев на рельсы, чтобы преспокойненько раздавить затем приближающимся поездом новой жизни. Все этому радовались, а еще больше возликовали тогда, когда от семейных очагов потянуло запахом пищи. Терпеливые жены, матери и сестры сынов израилевых, получившие вчера право безнаказанно и в любое время суток пилить своих мужей, благоразумно отложили это занятие до того, как благоверные оставят политику и захотят набить чем-нибудь желудки. Чтобы подманить свои будущие жертвы, они и принялись готовить завтрак. Причем каждая постаралась сделать еду аппетитнее, дабы мужик, привлеченный мощным ароматом, побыстрее попал в ловушку. В итоге особо удачливые охотницы приманили к очагу не только своих супругов, но и с десяток чужих, решивших хоть раз в жизни вкусно поесть. Жены этих чужих, хоть раз в жизни решившихся, тут же оказались рядом и палками отбивали своих благоверных. С ног до головы и особенно по почкам. Что и делали весь остаток утра, а начальство не вмешивалось. Поскольку семья хоть и являлась ячейкой общества, но в их юрисдикцию не входила. -- Да-а, не повезло мужикам, -- посочувствовал Жомов, глядя с вершины бархана на жестокие истязания евреев их женщинами. -- А с другой стороны, пусть радуются. Моя бы Ленка со своей скалкой и тещей уже десятка два таких чревоугодников по паркету раскатала, а эти еще живыми по лагерю бегают. Орут, правда. Но это нормально. Для психологической разрядки помогает. Да и слабонервную жену опять же криком запугать можно. -- Ваня, -- хитро щурясь, проговорил Попов, подходя к другу. -- А я вот в одной ученой книжке прочитал, что муж, избитый женой, получает куда большую травму, чем та, которую он может приобрести, к примеру, когда на работе ему упадет на голову ящик. -- Какой ящик? -- настороженно переспросил омоновец. -- А какая тебе, на хрен, разница? -- оторопел не ожидавший такой реакции Андрюша. -- Э-е-е, не скажи! -- Иван погрозил ему пальцем. -- Если ящик пустой, это одно. Ну а если, к примеру, он с патронами, то еще такую жену поискать придется, которая серьезней травму нанести сможет. Тут даже моя теща не справится, хотя ей ничего не стоит мужа по башке электроплитой стукнуть. "Мечта" называется. Сам видел, как тесть после этого месяц в больнице мечтал о том, чтобы больше домой не возвращаться. -- Н-да, тяжелый случай. Причем у тебя в большей степени, чем у тестя, -- расстроился от собственной неудачной язвительности Попов. -- Чем с тобой шутить, пойду-ка я лучше поваров с завтраком потороплю. -- Смотри, чтобы тебе по дороге чья-нибудь жена не встретилась, -- искренне предостерег друга омоновец и вернулся к прежнему занятию -- созерцанию матриархата, ненадолго воцарившегося в лагере. Попов покрутил пальцем у виска и побрел искать штабную столовую. Андрюша, как всегда, желал с утра плотно подкрепиться. А если учесть, что вчера на ужин ему достались лишь вяленые ребра барана, пересоленные, между прочим, то можно понять, насколько сильно он был голоден. И аппетит Андрюше не испортил даже Аарон, принявшийся прямо во время завтрака криминалиста переводить очередную проповедь Моисея. Патриарх в этой речи превзошел самого себя и битый час давал переселенцам множество крайне ценных указаний типа "не укради", "не убий", "не прелюбодействуй" и так далее. Попов о них знал с раннего детства, заново освоил во время службы в милиции и теперь морщился, когда патриархи требовали от переселенцев не воровать, а те восхищенно вопили в ответ, пораженные глубиной мыслей старцев. Морщился Попов от выкриков, но жрать, гад, не переставал. Когда Моисей с Аароном закончили наконец пропагандировать здоровый образ жизни и отправились завтракать, к ним присоединились остальные члены переселенческой хунты: Рабинович с Жомовым, все три олигарха, Нахор и Рахиль. Кстати, единственная женщина при штабе. Сыновья Моисея попробовали было возмутиться такой несправедливостью и вывести в свет своих жен, но их папочка воспротивился. На что, видимо, у него были причины, поскольку свою жену он держал вдали не только от штаба, но и от поселенцев вообще -- в земле Мадиамской (не в буквальном смысле, просто у них так говорили!) -- и отказывался звать ее к себе. Этому удивились все менты, и даже женолюб-Рабинович усомнился, действительно ли старец имел целью всей своей жизни вывести евреев из Египта, или же он просто заварил эту кашу, пытаясь на сорок лет сбежать из семьи? -- Г-г-г!.. -- орал Моисей в ответ на просьбы сыновей допустить их жен "ко двору". Те, на удивление всем, понимали его без переводчика. -- Папа, мы понимаем, что снохи должны во всем помогать свекрови, -- гнусавил Гирсам. -- Но нам женщины тоже нужны. -- П-п-п... -- еще громче вопил старец. -- Нет, папа, мы мужчины, -- не согласился с его терминологией Елиезер. -- А поскольку теперь нас каждая собака знает, -- пятидесятилетний отрок с опаской покосился на Мурзика, -- то пользоваться услугами девиц легкого поведения мы не можем. -- Пусть тогда эта женщина тоже уйдет, -- поддержал его братец. -- Чтобы не вводила во искушение. -- И избави нас от лукавого, -- плотоядно усмехаясь в сторону Рахили, закончил Елиезер. В дальнейшем возражал не Моисей, а Рабинович. То есть Сеня только хотел возразить, но не успел. Шустрый в таких делах омоновец вмиг оказался рядом с мятежными братишками и дал каждому из них вдохнуть аромат своих пудовых кулаков. Те сделали круглые глаза и потупились, а Навин, как всегда, буквально понимавший действия Жомова, тут же встал с омоновцем плечом к плечу и вызвал недавно сформированный батальон гвардейцев. Патриархи едва не упали в обморок, решив, что затевается мятеж, и пришлось Рабиновичу разряжать ситуацию. Сеня прогнал гвардию, оттолкнул от братьев Жомова с оруженосцем и остановился перед малахольными "отроками". -- Рахиль, между прочим, не столько женщина в данный момент, сколько министр здравоохранения. У нее даже соответствующее образование есть, -- заявил он и обернулся к патриархам. -- Так ведь? Те слаженно закивали головами, и инцидент был исчерпан. Все расстались довольными, а Аарон, догнав Рабиновича в дверях палатки, поинтересовался, что это за мудреное существо такое -- "министр здравоохранения". Пришлось Сене подробно объяснять, что министр не существо, а должность. Затем он перешел на здравоохранение. Ну а для большей убедительности сравнил это ведомство с министерством внутренних дел, то бишь милицией. Старец обрадовано закивал головой, потом подпрыгнул на месте и помчался в шатер Моисея, где оба до поздней ночи задним числом сочиняли заповеди, доведенные до сведения переселенцев ранним утром. Попов, увидев приближающуюся колонну голодающих предводителей переселенцев, вдруг вспомнил о том, что Рабинович просил разбудить его к завтраку. Сам Андрюша уже был готов обедать, отчего устыдился друзей и принялся орать на поваров. Те оторопели, совершенно не понимая, чем вызвана такая немилость. Не понял порыва эксперта и Рабинович. -- Ты чего орешь, как кабан оскопленный? -- поинтересовался он. -- И вообще, что ты тут делаешь? -- Что я тут делаю?! -- с неподдельным негодованием изумился Попов. -- Интересный вопрос! Скажи-ка мне, Сенечка, какую хреновину вы бы жрали, если бы я за качеством еды не следил? И что бы вы, интересно, жрали вообще, если бы я вчера о запасах не позаботился? Каждый раз первым пробую всякую гадость, а от тебя только упреки в обжорстве и слышу... -- Да кто тебя упрекал? -- оторопел перед таким напором Рабинович. -- В натуре, Андрюша, тебе же слова плохого никто не сказал, -- попытался вступиться за кинолога Ваня Жомов. -- Ну, не сказал. Зато как все смотрели! -- парировал Попов. -- А эти козлы, -- он швырнул недоеденной ногой в поваров, -- между прочим, мясо сожгли на хрен. Я их отчитываю, а вы со своими дурацкими вопросами ко мне лезете. Охамели напрочь! Сеня вздохнул, махнул рукой, но ничего не сказал. Он прекрасно понимал, что в вопросах, касающихся свойств и размеров желудка, с Поповым лучше не спорить -- сожрет живьем! Рабинович проводил взглядом Мурзика, кинувшегося подбирать брошенную кость. Судя по счастливой морде пса, избаловавшегося на здоровой, экологически чистой пище, мясо было не настолько сожжено поварами, как об этом успел наорать Попов. Впрочем, пса нужно было тоже кормить хоть иногда. Поэтому распинаться по поводу сгубленного Андрюшей продовольствия кинолог не стал. Не так Мурзик воспитан, чтобы позволить добру без толку пропадать! Некоторое время штабные повара были в полном замешательстве, не зная, подавать ли забракованное Андрюшей мясо к столу или нет, но Попов вернул их к жизни, хитро потребовав, чтобы на завтрак дали ту баранину, которую приготовили после его прихода. Так как никто не знал, что практически все жаркое было поджарено именно в этот период, то и придраться к Андрюше никто не мог. Наоборот, Аарон с Моисеем, попробовав мясо, даже похвалили криминалиста за столь добросовестный контроль над качеством приготовленной пищи, и Рабиновичу скрепя сердце пришлось с ними согласиться. Андрюша понял, что в этот раз его чревоугодие останется безнаказанным, и облегченно вздохнул. А стол тем временем уставили всевозможными плошками и мисками, наполненными блюдами национальной кухни сынов израилевых. Мацы, правда, не было, поскольку ее еще не изобрели, но часть блюд напомнила Сене те, которыми его кормила тетя Соня в Одессе, и Рабиновичу взгрустнулось. Погрузившись в воспоминания, он даже забыл наорать на Жомова, осушившего исключительно для аппетита литровый кубок с вином. Потом-то Сеня пришел в себя и все дальнейшие попытки омоновца с утра напиться пресек в корне. Бедному Ване нечего было возразить насчет этого запрета. Он даже к Сениному милосердию взывать не мог, поскольку с похмелья не страдал. Тестирование самогонки, к которому вчера так тщательно готовились менты, было прервано появлением Лориэля. Наглый эльф, как обычно, отвлек друзей от крайне важного занятия, нахамил и исчез, испоганив все благие начинания. Ужаснувшись малому количеству самогонки при огромном числе алчущих потребителей, Сеня едва не с руками вырвал у Жомова бурдюк с бормотухой и, аргументируя этот грабеж тем, что самогонка понадобится для поднятия духа переселенцев, спрятал весь алкоголь в своей палатке. Ну а дабы ни у кого не возникло соблазна стащить бурдюки, пока он спит, Мурзику было поручено их охранять. Жомов с Поповым, конечно, знали, что умный пес кусать их не будет, но хозяин -- есть хозяин, и его приказы верный Мурзик будет исполнять. То есть при любом покушении на охраняемое добро просто гавкнет пару раз и разбудит Рабиновича. А тот кусаться умеет едва ли хуже своего пса. Или нотациями замучает почти насмерть. Поэтому самогонка осталась цела, Ваня с похмелья не страдал и с тяжелым вздохом был вынужден отказаться от вина, поставленного на стол поварами. В знак солидарности с ним Навин также отказался употреблять алкоголь. Патриархи ничего, кроме молока, не пили, и единственными, кто с утра приложился к вину, были Гирсам и Елиезер. Однако под тяжелым взглядом папаши и они больше одного кубка на двоих выпить не смогли. Не сдобренный алкоголем завтрак проходил в полном молчании. Было слышно лишь, как хрустят бараньи кости, пережевываемые крепкими зубами аборигенов, да шмыгают, глотая слюну, официанты, которым по уставу полагалось завтракать только после того, как начальство насытит свои желудки. Неожиданно эту почти семейную идиллию нарушил истошный невнятный вопль, донесшийся откуда-то издалека. Менты замерли, пытаясь разобрать, кто и зачем кричит, но понять смысл вопля смогли лишь тогда, когда, многократно дублируясь, он зазвучал уже совсем рядом со штабным барханом. -- Пыль на горизонте! -- заорал один из гвардейцев Навина, а Иисус непонятно зачем (глухих ведь нет!) встал из-за стола и, промаршировав к Жомову, доложил о замеченной пыли. -- И кого это к нам несет? -- скорее у самого себя, чем у кого бы то ни было, поинтересовался омоновец. Однако Навин передал этот вопрос вдаль, по цепочке. -- А хрен его маму знает! -- пришел обратно ответ. -- Крайне ценная информация, -- буркнул Рабинович и поднялся из-за стола. -- Пошли-ка, мужики, выясним, кого к нам в лагерь нелегкая принесла. Доблестные сотрудники милиции, конечно, догадывались, что за сатана может двигаться к ним в клубах пыли со стороны Мемфиса, но озвучивать свои предположения не торопились. Впрочем, кочующие по пустыне аборигены поняли все и без их комментариев. Они принялись упаковывать вещи, запрятывая особо ценные предметы в глубь всякого хлама. А особо умные особи даже на погребение в песке нажитого тяжкими выклянчиваниями богатства решились. А чтобы не потерять потом свои сокровища, ставили над погребениями таблички с надписями "здесь был Изя", "тут сидела Соня", "здесь копался Соломон" и прочими гениальными высказываниями из лексикона недоразвитых любителей граффити. И уже потом, похоронив тем или иным способом египетские займы, переселенцы нестройной толпой потянулись к штабному бархану. -- А я ведь тебе говорил, Сеня, что воровство до добра еще никого не доводило, -- буркнул Андрюша, брезгливо поглядывая по сторонам. -- Какое воровство? -- вспылил Рабинович. -- Людей эксплуатировали бог знает сколько лет, платя за труд протухшей рыбой, а ты о воровстве говоришь! Никто и ничего не крал. Просто во избежание всеобщего побоища некоторые избыточные ценности были безболезненно изъяты. Причем не просто так, а взаймы. И срок погашения долга, между прочим, еще не истек. Ваня Жомов фыркнул в свой огромный кулак, но делиться с друзьями случайно забравшимися в голову мыслями не стал. Понимал прекрасно, что для участия в дискуссии с Рабиновичем нужно иметь три языка в одном рту. И то еще большой вопрос, кто кого переболтает. Сеня сердито покосился на него и замолчал, махнув рукой. Дескать, ни хрена вы в коммерции не понимаете. А затем ускорил шаг, торопясь взобраться на гребень крайнего бархана на границе лагеря. Жомов с Поповым переглянулись, пожали плечами и поспешили догнать мятежного кинолога. До гребня они еще не добрались, как позади послышался слаженный топот. Менты удивленно оглянулись и получили отличную возможность лицезреть с высоты приближение недавно сформированной армии сынов израилевых. Дисциплиной, конечно, среди переселенцев еще и не пахло, всеобщую воинскую обязанность также еще не ввели, поэтому Навину из пятидесяти тысяч своих подчиненных удалось набрать в войско только сотни три человек. И то примерно половина из них пошла вместе с Иисусом из чистого любопытства, а остальные надеялись, что за усердие их наградят несравненной самогонкой поповско-горынычевского производства. Птенцам жомовского гнезда кое-как удалось придать этому сброду подобие воинского строя, застывшего по команде у подножия бархана. -- Товарищ старшина, первый отряд быстрого реагирования будущей регулярной израильской армии для получения ваших приказаний прибыл! -- браво доложил Навин, не забыв от стыда за соплеменников потупить глаза. -- Какие будут распоряжения? -- Стойте и ждите, в натуре, -- буркнул омоновец и взобрался на гребень бархана. -- Опа-на, да тут, похоже, серьезная проблемка. Вот, значит, зачем этот хрен вчера появлялся. -- Какой хрен? -- удивился Андрей. -- Лорик этот дебильный, -- фыркнул Ваня. -- Да идите сюда, сами все увидите. Сказать, что проблема была серьезной, означало не сказать ничего. Глазам ментов открылась не просто проблема и даже не проблемища, а настоящая катастрофа всепустынного масштаба -- со стороны Мемфиса на лагерь переселенцев надвигалась вооруженная до зубов армия. Медные латы бронированных центральных колонн сверкали на солнце, болтались в воздухе пики у погонщиков верблюдов, клубилась пыль за колесницами, а следом за ними, в арьергарде, нестройной толпой следовало вооруженное дрекольем ополчение. Возглавлял войско сам Рамсес в сопровождении напыщенных жрецов и отряда розовощеких мальчиков-трубачей, с хихиканьем тыкавших в мягкие места друг друга тонкими концами труб. -- А ну прекратить! -- рявкнул на них Рамсес, останавливая войско метрах в ста перед барханом, оккупированным ментами. -- Трубить сигнал "Внимание"! Трубачи придали своим придурковатым лицам серьезное выражение и, надув щеки, синхронно выдавили из духовых инструментов истошный рев. Пока менты приходили в себя от увиденного зрелища египетского войска, а затем прочищали уши от рева труб, выяснилось, что подчиненные Навина, полностью позабыв о дисциплине, взобрались на бархан к высокому начальству. -- Ешкин корень, не етит твою не мать! Кочергу вам в поддувало, -- удивленно выдавил из себя один из сынов израилевых. На свою беду, в это время он оказался рядом с Жомовым. Ваня сначала зарядил ему в ухо, дабы этот остолоп впредь субординацию не нарушал, а уж потом изумленно произнес: -- Ни хрена себе, они уже по нашему ругаться научились! Сеня, твоя работа? -- Утухни, -- зашипел на него Рабинович, словно соседский кот на Мурзика, а затем повернулся к Рамсесу. -- И какого хрена тебе тут надо? Фараон ткнул кулаком в бок вездесущего жреца Сета, и тот, подпрыгнув, истошно завопил: -- Милость Рамсеса беспредельна, и широта его души не знает границ. Его всепрощение и человеколюбие стало притчей во языцех, но есть законы предков и уголовно-процессуальный кодекс, который никто не имеет права нарушать, -- жрец опасливо покосился на российских милиционеров и, сделав глубокий вдох, продолжил: -- Согласно законам Египетского государства, каждый правонарушитель обязан понести наказание. Несмотря на наглое разграбление его подданных, великий Рамсес решил не карать подлых сынов израилевых смертной казнью и приговаривает их к немедленному возвращению на кирпичные заводы с последующим рабским трудом без выходных, премиальных и тринадцатой зарплаты сроком на пять лет. Все имущество преступников будет конфисковано, а организаторы этого злодеяния -- Моисейка с Ааронкой -- предстанут за свои подстрекательства перед высшим судом присяжных жрецов. -- Все сказал? -- поинтересовался Рабинович, едва слуга Сета сделал в своей речи очередную паузу. Тот еще шире разинул рот, видимо, собираясь продолжить обвинительную речь, но его самым наглым образом перебил рядовой из первого отряда быстрого реагирования. Нужно признать, реагировал он действительно быстро. -- Это что же у нас получается? -- завопил солдат. -- Значит, я полночи соседку уговаривал, чтобы она мне взаймы полтора килограмма золота дала, а теперь это все верблюду под хвост? Напрасно трудился, получается?.. Не-ет, мужики. Вы как хотите, а я отсюда когти рву. Уж лучше я сорок лет по пустыне буду скитаться, чем обратно золото понесу, -- и боец, завопив: "Мириам, хватай пожитки и детей, бежим отсюда, да смотри тот горшочек не забудь, который соседка на свалку выкинула", помчался вниз по склону, прочь от египтян. С истошными воплями остальные подчиненные Навина помчались следом. Через тридцать секунд на гребне бархана стояли только российские менты в окружении первоначального состава жомовского взвода. Сотрудники милиции переглянулись. -- Короче, мужики, придется нам сегодня немного потрудиться, -- ободряюще проговорил Ваня. -- Нужно дать возможность евреям в пустыне заныкаться, иначе заметут их всех скопом. Потом их, в натуре, из Египта не вытащишь. Получается, что мы тут первая и последняя линии обороны. -- Крякнулся совсем? -- поинтересовался у него Попов. -- И что мы против такой орды сделать сможем? Их же тут столько, что просто затопчут нас и фамилии не спросят. -- Так я же и не предлагаю тебе полномасштабную боевую операцию проводить, -- хмыкнул Жомов. -- Нам этих уродов просто задержать нужно. А для этого и тебя с Горынычем будет вполне достаточно. Споешь им что-нибудь, а этот порхающий огнемет спецэффектами шоу обеспечит. И все дела. -- Плюнут на нас и обойдут, -- безнадежно махнул рукой Андрюша. -- Не обойдут, -- отрезал Рабинович. -- Придумал я кое-что. Кстати, где у нас Горыныч? Друзья, а вместе с ними и подчиненные Навина огляделись по сторонам, выискивая глазами летающего монстра. Оного нигде не наблюдалось и, как оказалось, никто, кроме Попова, сегодня Горыныча не видел вообще. Да и Андрюша смог сказать лишь то, что спросонья увидел перед собой три клыкастые морды, а потом Ахтармерз исчез и больше не появлялся. -- И чего ты, свинопапик хренов, с ним сделал? -- зло поинтересовался кинолог. -- Чего ты сразу на меня все стрелки переводишь? -- возмутился Попов. -- Вечно я у вас крайним оказываюсь! -- А ты еще скажи, что евреи во всем виноваты, -- Сеня просто истекал язвительностью. -- А что, вполне может быть, -- пожав плечами, простодушно встрял в разговор Ваня. -- Может быть, в натуре, кто-нибудь из твоих предков взял Горыныча и заныкал в сундук. Все-таки халявная трехконфорочная самоподпитывающаяся плита в хозяйстве всегда пригодится. -- Дал бы в лоб, если б не знал, что остолоп, -- буркнул в ответ Сеня, не желая затевать диспут в столь ответственный момент. -- Короче, слушайте... План Рабиновича был прост, как все гениальное. Впрочем, назвать этот план Сениным можно было только с большой натяжкой. Кинолог, как всегда, присвоил себе чужую идею (в этот раз Ванину), но усовершенствовал ее и доработал. Действительно, задумка остановить египтян на время с помощью огненно-звукового шоу была неплоха. Однако и Андрюша был прав, когда говорил, что египетские войска могут их отряд легко обойти. Арьергарду переселенцев, которые уже в панике начали отступать на восток, для прикрытия требовалась маневренность и, плюс к этому, надежная защита от метательного оружия египтян. А уж лобовые атаки некоторое время менты отражать смогут. Сеня довольно просто решил эту проблему. Защиту от стрел и дротиков друзьям должен был обеспечить взвод верных присяге Навинских бойцов. Для этого солдатам требовалось всего-то выкопать на вершине бархана окопы и тут же отойти назад для подготовки новых оборонительных позиций. Пока выстраиваются редуты, трое доблестных милиционеров будут сдерживать наступление Рамсесовых войск. Ну а если те попробуют их обойти, Горыныч с воздуха огненным залпом трех своих черепушек пресечет коварные намерения египтян на корню. -- В общем, так, -- закончил Сеня изложение оборонительной своей концепции. -- Ты, Ваня, берешь Навина с его архаровцами и копаешь на следующем бархане окопы. Причем один сделайте поглубже, чтобы Горыныч наружу не слишком сильно высовывался. Ты, блин, громкоговоритель самоходный, -- Рабинович ткнул пальцем в Андрюшу, -- мчишься в лагерь и достаешь нашего огнеметного истребителя хоть из-под земли. Не забудь боеприпасов на обратном пути прихватить. Ну, а я поболтаю с Рамсесом. Постараюсь их задержать до тех пор, пока вы все к обороне не подготовите. Возразить на Сенино предложение было нечего. По крайней мере, более толковой идеи в голову никому не пришло, и поэтому соратники тут же бросились выполнять возложенные на них кинологом обязанности. Андрюша тяжело вздохнул и помчался в лагерь с той оптимальной быстротой, развить которую позволяли его физические возможности. Но не успел он протопать по песку и пару сотен метров, как нос к носу столкнулся с Рахилью. -- Ой, а я вас везде ищу. А куда Сеня подевался? А правду говорят, что там целая армия карателей подошла? -- затараторила она. -- Все так перепугались, так перепугались. Правда, страшно? -- Еще как, -- буркнул Андрюша. -- Тебя чего сюда принесло? Шла бы ты, девица, обратно, а то опять какую-нибудь беду накличешь. -- А я, между прочим, сказать пришла, что там зверюшку вашу откопали! -- обиделась Рахиль. -- Вот так всегда, хочешь кому-нибудь помочь, а тебя понимать никто не желает. Ну почему вы все такие... -- Цыц! -- пользуясь тем, что Сени рядом не было, завопил на девицу Попов. -- Ты про какую зверушку сказать хотела? -- Как про какую? -- оторопела Рахиль. -- Не про собачку же! Ящерка у вас такая странная есть. Так вот ее-то тетя Мириам случайно из песка и выкопала. Она собиралась отходы закопать, чтобы пейзаж не портить, а тут он. Лежит в ямке, глазки закрыл, бедненький... -- Где? -- рявкнул Андрюша. Девица вздрогнула и махнула рукой в сторону того бархана, где еще недавно стояли штабные шатры. Попов тут же, вдвое быстрее обычного, припустил в указанном направлении, а Сеня, совершенно не ведая, что творится у него за спиной, стал спускаться с бархана. Кинолог размахивал отобранным у кого-то из бойцов грязно-белым плащом, призванным символизировать белый флаг, а рядом с ним бежал Мурзик, готовый в любой момент вступиться за хозяина. Рамсес с опаской посмотрел на пса. -- Собака не кинется? -- испуганно поинтересовался он. Мурзик зарычал. Ну, не любит пес, когда его собакой называют! Рабинович, успокаивая, потрепал его по загривку. -- Не кинется. Если хамить не будешь, -- заверил он фараона. -- Слезай со своей телеги и иди сюда. Разговор есть. Рамсес, не переставая коситься на Мурзика, слез с колесницы и направился навстречу Рабиновичу. Предварительно, правда, фараон попытался прихватить с собой почетный эскорт, но Сеня в самой безапелляционной форме выразил свой протест, и Рамсесу ничего не оставалось, кроме как встретиться с Рабиновичем один на один. -- Лично против вас я ничего не имею, -- заявил фараон, останавливаясь в двух метрах перед кинологом. -- Но ты меня, братан, пойми... -- Я тебе, блин, баран, сейчас такого "братана" покажу, что ты лет сорок от этого зрелища в постель писаться будешь! -- перебивая египетского правителя, рявкнул Рабинович. -- Со своими жрецами будешь брататься, а ко мне обращайся только "гражданин начальник". Ясно? -- Ясно, гражданин начальник, -- буркнул перепуганный Рамсес. -- Я только хочу сказать, что связываться с вами я не хочу, но на меня народ давление оказывает. Соплеменники Моисея выгребли из Мемфиса почти весь золотой запас, и мои подданные не верят, что они вернут займы обратно. В общем, сами понимаете, гражданин начальник, что я должен принять меры. Иначе скинут меня с трона и на мое место какого-нибудь жреца посадят. Вы уж войдите в мое положение... -- Мне и в своем положении неплохо, -- отрезал Рабинович. -- Но я твои проблемы понимаю. Правда, о выполнении условий, выдвинутых тобой, и речи быть не может. Слишком многого просишь... Не давая Рамсесу ни секунды передышки, Сеня принялся убеждать его в том, насколько беспочвенны его притязания. Затем разговор перешел на критику несовершенных египетских законов, где фараону наконец-то было позволено вставить пару слов. После этого Рабинович пожаловался Рамсесу на то, как трудно быть стражем порядка в коррумпированном обществе, с чем правитель Египта полностью согласился. Далее, постенав об общей тяжкой доле, оба принялись обсуждать способы, какими следует отвлекаться от тяжелых мыслей и плохого настроения. Когда в перечислении возможных развлечений оба наконец добрались до женщин, Рамсес полностью забыл о том, с чего начинался разговор. Рабинович позволил ему перейти на "ты", а фараон в ответ предложил Сене посидеть в каком-нибудь кабаке и обмыть знакомство. Может быть, им бы даже удалось осуществить эту задумку, но в разговор двух новых приятелей, нарушая субординацию, встрял жрец Сета. -- Господин, рискуя навлечь ваш гнев, все же смею напомнить, что мы теряем слишком много времени, -- тихой сапой подобравшись к парламентерам, проговорил он. -- Коварство сынов израилевых известно всем. Я опасаюсь, что, пока вы тут беседуете, они уже успели приготовить нам какую-нибудь ловушку. -- Но вот, блин, стоит захотеть отвлечься от государственных дел, как тут же кто-нибудь влезет и все испортит, -- обиженно буркнул Рамсес и посмотрел на кинолога. -- Может, ему голову отрубить? Или на кол посадить другим в назидание? -- Потом. Не отвлекайся, -- отмахнулся Сеня, косясь в сторону бархана, на котором должен был появиться Ваня сразу после того, как рытье окопов будет закончено. -- Так вот, я тебе говорю, что при знакомстве с девушкой очень важно быть внимательным, вежливым, предусмотрительным и хотя бы просто постараться сделать вид, что ты весь переполнен романтикой. -- Подожди, -- перебил его Рамсес, которого приезд жреца вернул в реальность. -- При чем тут бабы? Мы же с тобой о евреях говорили. О Моисее с Аароном... В этот момент Жомов наконец-то взобрался на гребень бархана и отчаянно замахал рукой, привлекая Сенино внимание. Тот кивнул головой и усмехнулся фараону. -- Дырку тебе от бублика, а не Моисея, -- осклабился Рабинович. -- Плевать мне на то, усидишь ты на троне или нет, но, если сейчас же не отведешь своих головорезов обратно, здорово об этом пожалеешь! Ошалев от такого перехода в разговоре, Рамсес замер и тупо проводил взглядом удалившегося кинолога. Мурзик задержался на несколько секунд подольше своего хозяина, но только для того, чтобы выразить свое личное отношение к требованиям фараона и к нему лично. Пес повернулся к правителю Египта хвостом и, забросав его песком, догнал перед барханом своего хозяина. Сене на душевные терзания фараона было наплевать. Куда больше его волновало то, отчего друзья так долго копались. И в буквальном смысле тоже. -- Да, блин, пока этим олухам царя небесного объяснил, как именно окопы рыть нужно, пока Андрюша с Горынычем вернулись, вот время и пролетело, -- пожав плечами, пояснил омоновец. -- Короче, Сеня, переселенцы уже вовсю делают ноги, Навин с орлами готовят новую позицию, а мы можем начинать. -- Начнем не мы, а фараон, -- хмыкнул Рабинович и только тут заметил на боевой позиции Рахиль. -- Ты что тут делаешь? -- А вдруг кого-нибудь из вас ранят? -- сделала девица круглые глаза. -- Ты же сам меня министром здравоохранения назначил. Так кто же лучше меня ваше здоровье охранит? Сеня обреченно застонал, но на то, чтобы отослать Рахиль назад, у него уже не было ни времени, ни возможности. Во-первых, от лагеря переселенцев остались лишь следы костров на песке да столб пыли на горизонте. Ну а во-вторых, египтяне пошли в атаку. Обиженный фараон пустил вперед закованную в медь гвардию. Та неровным строем двинулась на укрепленный бархан, прикрываемая с флангов погонщиками верблюдов. Колесницы фараон, видимо, решил придержать в резерве до тех пор, пока не выяснит численность противостоящих ему войск. А что ее выяснять? И всей-то армии было, что трое российских ментов, малолетний птеродактиль из параллельного мира, пес да неуклюжая девица. Впрочем, не так-то это и мало! -- Ну что, мужики, приготовились! -- скомандовал Сеня, осматривая принесенные Поповым боеприпасы. В довольно большой куче металла было все, начиная от медных колец, являвшихся в Мемфисе разменной монетой, заканчивая столовым серебром и отобранными у бойцов Навина самодельными шлемами. -- Не совсем то, что нужно, но сойдет, -- буркнул Рабинович и посмотрел на Рахиль. -- Сиди и не высовывайся. Держи Мурзика покрепче и, очень тебя прошу, не дай ему вырваться. Сегодня ему делать нечего. Прибьют, -- в ответ умный пес пристально посмотрел на хозяина и, обиженно фыркнув, отвернулся. Рахиль села рядом и прижала Мурзика к груди. Тот попытался было вырваться, но, получив приказ от Рабиновича, остался сидеть на месте, всем своим видом выражая недовольство. Дескать, Сеня, только ради твоего спокойствия я себя какой-то мымре руками трогать позволяю! -- Вот и умница, хороший песик, -- согласился с ним Рабинович и, выглянув из окопа, скомандовал Попову: -- Андрюша, давай! Криминалист горестно вздохнул, одернул на себе форму и нехотя выбрался из окопа. Приблизившееся уже почти вплотную войско фараона, опасливо ожидавшее, что из-за бархана выскочит целая орда головорезов, удивленно застыло, увидев перед собой одного-единственного мента. В любой другой ситуации египтяне бы схватились за животы от смеха, но большинство уже было наслышано о всяческих чудесах, на которые способны чужестранцы, и вряд ли кто-нибудь из солдат фараона удивился бы, если бы Андрюша вдруг мгновенно размножился до размеров целой дивизии и пошел на них войной. Это было бы, конечно, здорово, но Попов на такие чудеса еще не был способен. Вместо сверхсветового клонирования Андрюша просто заорал: -- Ну и куда, блин, козлы, прете? С первыми звуками поповского голоса весь авангард египетской армии свалился на песок, как подкошенный. К тому моменту, когда Андрюша добрался до слова "блин", египетская армия оказалась рассечена надвое, а к концу фразы звуковая волна добралась до фараона, сидевшего на колеснице в окружении жрецов, и те дружненько сме