ть их вза- мен выскакивавшего, излишне резвого вратаря. В третий раз два андрю- хинских игрока, вылетев прямо на вратаря, вместо того чтобы бить по воротам, ни с того ни с сего принялись лихорадочно перепасовывать друг другу. С трибуны это было похоже на то, как если бы их дергали за ве- ревочку. Раздался громовый хохот. Потом начались выкрики: - С поля!.. - Мазилы!.. Почему-то кричали: - Профессора Ван Лан-ши! На помощь! Кто этот профессор, и какое отношение он имел к гигантам? Крики тонули в хохоте, смысла которого Юра не понимал и даже го- тов был принять на свой счет. Впрочем, знаменитая выдержка ему пока не изменяла: он вел бой, как всегда, расчетливо, умно, напористо и краси- во. Но старцы его играли все хуже. Похоже было, что они махнули рукой на игру. Или устали? Во всяком случае, они никак не могли вырваться из своей зоны. А еще через минуту наступила развязка. Вратарь лежал на животе, выбросив вперед руку с клюшкой, а шайба, трепыхнувшись в сет- ке, жирно шмякнулась на лед. Счет стал 2:0. Юра угрюмо, не глядя на своих партнеров, начал с центра. И вдруг он увидел, что стоявший против него андрюхинский игрок улыбается. Улыбка была такой замороженной, что только сейчас Юре пришло в голову, до чего его противники похожи на тех рослых, румяных манекенов, кото- рых выставляют в витринах универмагов. Он взглянул на других андрю- хинских игроков. Они все улыбались одинаковой безжизненной улыбкой, демонстрируя отличные зубы... Юре стало не по себе. Он вспомнил ощуще- ние не то скалы, не то металла, которое появлялось у него при каждом столкновении с андрюхинскими игроками. Мелькнула сумасшедшая мысль: это не живые существа! Но если они заводные истуканы, то как же они играют в хоккей? Как успевают реагировать на каждое движение противни- ка? Как проделывают все, что делают и живые, настоящие игроки, причем их вратарь так защищает ворота, как не смог бы ни один живой игрок в мире? Но прежде всего - живые они или нет? В этом Юра решил убедиться немедленно. Он знал, что его сейчас же удалят с поля, и все же, не в силах более терпеть томительную неизвестность, он, делая вид, что пы- тается достать шайбу, сунул клюшку между ног шедшего сбоку андрюхинс- кого игрока... Тотчас раздался свисток великолепно проводившего встре- чу судьи. Толчок был, однако, таким, что от него свалился не только андрюхинский игрок, но и Юра. Первым вскочил розовощекий, все так же упорно улыбающийся атлет и протянул Юре руку в огромной перчатке. Юра ухватился за эту руку, но все-таки ничего не понял. Рука была как ру- ка: даже как будто теплая... "Ерунда какая!.. - едва не пробормотал Юра с таким чувством, с каким наши далекие предки говорили: "Аминь, аминь, рассыпься, сатана". - И что это мне пришло в голову? Ребята, как ребята..." Но от механических улыбок ему все же было не по себе. Фигуры анд- рюхинских игроков дышали прямо-таки могильным холодом. И вообще, нет-нет, да и продирал по коже дикий страх, когда снова приходила мысль, что это не люди... Вот в таком состоянии Юра ни с того ни с сего попятился в сторону перед самыми своими воротами от двух стремительно шедших на него игро- ков. Через мгновение жаркий стыд залил его липкой волной, но было уже поздно, счет стал 3:0. Команда Института долголетия явно проигрывала, и, кажется, дело шло к разгромному счету... Кое-как, вяло отбиваясь, она продержалась со счетом 3:0 до конца второго периода, и, понурив голову, под свист и улюлюканье что-то особенно расходившихся зрителей, игроки скрылись в своей раздевалке. Розовощекие атлеты снова остались на льду, а с ними и заботливый Андрюхин. - Вы что, до сих пор ничего не понимаете? - сердито спросил Юру его вратарь, едва они переступили порог. - До сих пор думаете выиг- рать? - Да, - отвечал Юра, впрочем хмуро и не очень уверенно. Остальные игроки, кто ворча, кто весело подшучивая, только пожи- мали плечами, слушая их беседу. Один из них сочувственно поглядывал на Юру, что-то соображая. - С кем вы играли? - продолжал вратарь. - Со слабой командой здоровенных ребят, которых мы давно разложи- ли бы как хотели, - сообщил Юра, - если бы не их вратарь... - Уж не хотите ли вы сказать, что проигрываете из-за меня? - вскинулся вратарь Юриной команды. Юра поспешил его успокоить. - Так знайте, мое дитя, - благодушно заявил тогда вратарь, кото- рому совсем недавно исполнилось ровно сто лет, - что впервые в истории не только хоккея, но, что гораздо важнее, в истории кибернетики сегод- ня на хоккейном поле Академического городка против живых людей во всех трех периодах выступают великолепные решающие устройства, оформленные в виде людей... - Как вы сказали? - тихо переспросил Юра. - Оформленные?.. - Ну да. Что же вас удивляет? Нам пора бы привыкнуть и не к тако- му... Говорят, один из канадских учеников Андрюхина, талантливейший Лайонель Крэгс, населил в южных морях чуть ли не два острова механи- ческими черепахами... Он оформил свои машины в виде черепах. Это не имеет никакого значения... - Не имеет значения? - повторил Юра. - Ни малейшего! Важна специализация, то есть программа, заданная машине. Конечно, любой из игроков, выступавших против нас, способен производить с невероятной быстротой и сложнейшие вычисления, заменяя один сотню самых квалифицированных математиков... Но сегодня они рабо- тали по другой программе. Они играли в хоккей. - Это я видел! - закричал Юра. - Но как? Как? Я понимаю, что ма- шина может двигаться, может бить клюшкой по шайбе. Я сам собирал прос- тейшие решающие устройства. Но в хоккее необходимо принимать мгновен- ные решения из десятков возможных и неожиданных. И ведь я видел - они, эти, как вы говорите, машины, принимали такие решения сами! Сами! Что ж, они умеют думать? - О нет!.. Андрюхин сумел составить великолепную программу, а ма- шины, может быть, даже улучшили ее... Не понимаете? Странно... Я слы- хал, что вы интересуетесь кибернетикой... Ну что ж, вам придется осно- вательно подучиться. Пока я рекомендую поразмыслить над тем, что самое сложное действие, требующее сотен и тысяч различных операций, можно "вложить" в машину в виде цепочки самого простого выбора - "да" или "нет" - для каждой операции. Этих "да" или "нет" может быть бесконечно много, и они могут чередоваться с невероятной быстротой. Каждому "да" или "нет" соответствует определенный сигнал в машине, - скажем, элект- рический сигнал, который вызывает действие, реакцию... - Слушайте, я, кажется, нашел! - вскричал в этот момент тот иг- рок, который присматривался к Юре с сочувственным интересом и не терял надежды выиграть. - Объяснять некогда, нам пора на поле, но я прошу вас тщательно следить за мной и бросать шайбу, как только я сделаю об- манное движение... На ворота мы идем вместе! Юра кивнул головой, хотя уже не верил, что удастся пробить хоть одну шайбу. Их встретил веселый, насмешливый шум трибун. Откуда-то появились не только трещотки и губные гармошки, но даже чертики "уйди-уйди", противным писком сопровождавшие все движения Юриной команды. Когда же на лед выехали игроки команды Андрюхииа, их приветствовали аплодисмен- тами и громовым рявканьем двух медных труб, притащенных из клуба весе- лыми энтузиастами. Лихо вертясь в центре поля, Андрюхин преувеличенно любезно раскланивался с трибунами. Неожиданно Юре пришла в голову простая мысль, что все эти страшно занятые и, наверно, очень уставшие люди отлично развлекаются и отдыхают сегодня вечером. Ему стало легче, он подтянулся. - Ничего, ничего, - проворчал игрок, который что-то придумал. - Сейчас мы им докажем, что люди - это, знаете, люди... Все-таки, когда началась игра, Юра не мог отделаться от странного и жутковатого чувства. На него, ловко двигая ногами, размахивая или скользя клюшкой, улыбаясь и даже криками подбадривая иногда друг дру- га, двигались, увертываясь или пробиваясь вперед, не люди, а машины... На мгновение его посетила страшная мысль, что все здесь не настоящее: и зрители, и его старики, и сам Андрюхин... Что все это чудовищные, умные машины... Но усилием воли Юра отбросил этот кошмар... А через минуту игра уже втянула его в свой бешеный темп. - Давай! Давай! - орали с трибуны, явно насмешливо приветствуя Юру и его партнера, которые без особых трудностей прорвались к воротам противника и толклись перед ними, видимо не зная, что же предпринять против непробиваемого вратаря. Они уже не то четыре, не то пять раз огибали ворота, разыгрывая между собой шайбу, даже пытались ее забро- сить, делали искуснейшие обманные движения, но вратарь стоял, как ска- ла. И вдруг вспыхнула красная лампочка! Трибуны взорвались было сме- хом, но смех тут же замер, лампочка не гасла! Это был гол, настоящий, полноценный, убедительный, бесспорный классический и неотразимый гол! И тогда, поняв наконец, что непробиваемый андрюхинский вратарь пробит, трибуны словно сошли с ума. Десятки людей, сбивая друг друга, ринулись на тесное хоккейное поле, смяли и растворили в своей массе игроков, пробились к Юре, и он сам не успел еще понять, каким образом ему уда- лось забросить шайбу, как оказался в воздухе, подбрасываемый сильными руками. - Ура! - раздавалось вокруг на этот раз без всякой насмешки, а с искренним восхищением. - Ура, Сергеев! Ура, Бычок! Вот это был удар! Наконец Андрюхину кое-как удалось установить порядок. Он подошел к оправлявшемуся после полетов Юре и, подозрительно глядя на него, спросил: - Вы забросили шайбу? - Вроде я, - смущенно улыбнулся Юра. - Это невозможно! - строго сказал Андрюхин. - Понимаете - это исключено! Юра растерянно развел руками, оглядываясь на своих игроков и отыскивая того, который вместе с ним был у ворот, и ища у него под- держки. Но тот стоял сзади всех и, кажется, прятался. Среди общей тишины Андрюхин подошел к своим воротам, где невозму- тимо стоял и улыбался только что пропустивший шайбу вратарь, и с расс- тояния в два - два с половиной метра страшным, кинжальным ударом пог- нал шайбу в ворота. Вратарь легким движением, словно шутя, спокойно парировал этот смертельный удар. Раз за разом все сильнее, все неожи- даннее Андрюхин бросал шайбу, но вратарь не пропустил ни одной... Андрюхин позвал Юру. Несколько секунд из различных положений, с самых близких расстояний, без всякой защиты Юра метал шайбу, но безре- зультатно. - Вы видите, что шайбу забросить невозможно! - сказал повеселев- ший Андрюхин. - Но я забросил ее, - упрямо возразил Юра, поддержанный одобри- тельным говором зрителей. - Судья, - крикнул Андрюхин, слегка хмурясь, - прошу продолжать игру! Впрочем, последовавшие тотчас пронзительные свистки были даже из- лишни: зрители со всех ног убегали с поля, торопясь занять места и смотреть дальше эту необыкновенную игру, принявшую такой неожиданный оборот. Едва возобновилась игра, как Юра со своим партнером вновь очути- лись перед воротами противников. Теперь они не крутились у ворот. Юра бросил шайбу в правый угол, и вратарь, который всегда оказывался на месте, на этот раз метнулся почему-то в левый угол... Шайба скользнула в ворота и скромно улеглась в углу под сеткой... Счет стал 2:3! Музыканты-трубачи ревели что-то оглушительное и дикое, что сами они потом назвали маршем преисподней. Не было ни одного зрителя, вклю- чая аккуратнейших чистюль-старушек из Института долголетия, который не орал бы от восторга во всю глотку. В воздух летели шляпы, кепки, ушан- ки, кашне, а кто-то в припадке восторга метнул вверх даже пару калош. Их падение произвело отрезвляющее действие, и тогда стал слышен него- дующий и требовательный голос Андрюхина: - Это против правил! Так играть нельзя-с! Я все видел! Красный, пышущий жаром и гневом, он подскочил к Юре: - Благоволите сказать-с - только громко, громко! - что вы бросили в наши ворота? - Шайбу! - недоумевая, растерянно улыбнулся Юра. Он ничего не понимал, как и большинство зрителей. - Правильно! Очень хорошо-с! - отчеканил Андрюхин и, неожиданно крутнувшись на коньках, поймал за руку Юриного партнера. - Ну, а вы? Что бросили вы? А? Что вы бросили? Юрин партнер пробормотал что-то невнятное. - Громче! Громче! - потребовал Андрюхин. - Все хотят слышать! Трибуны дружным воплем подтвердили это требование. - Я отбросил ледышку... - выговорил наконец прижатый к стене дол- голетний. - Куда вы ее отбросили? - Право, не знаю... - Ах, не знаете? Очень хорошо! А при первом голе вы тоже отбрасы- вали ледышку? - Может быть... Я не заметил. - И тоже не знаете, куда? Долголетний, пожав плечами, решительно поднял голову и ухмыльнул- ся, как напроказивший, но упрямый мальчишка: - Я закинул ее в ворота! И вторую тоже. - Правильно! - заорал Андрюхин, хватая его за плечи и тут же отб- расывая. - Вы делали это на какую-то долю секунды раньше, чем Сергеев метал шайбу! Вратарь, как и положено, отбивал вашу ледышку, а в это время шайба проскакивала в ворота. Гениально придумано! Только это на- рушает все правила хоккея. - Как вы назвали этот выпуск? - спросил упрямый долголетний, ки- вая на розовощеких атлетов, которые носились по полю, щелкая клюшками. - Степы, - сказал Андрюхин. - В игре с вашими Степами старые правила не годятся. - Вот как? - вскричал Андрюхин. - Ну хорошо! Тогда я тоже введу новые правила. И, побежав по полю, он принялся подчеркнуто сердито поправлять шарфы каждого из своих упрямо улыбавшихся атлетов. Тотчас с ними про- исходила перемена. Если раньше, в течение всей игры, они двигались в быстром, но привычном для хоккея темпе, то сейчас они заметались по полю со скоростью не менее ста километров в час. Зрители, застыв от изумления, не успевали следить за их движениями. - Что? - прищурился Андрюхин, проезжая мимо Юры. - Скисли? - Теперь вы окончательно проиграли, Иван Дмитриевич, - сказал Юра сочувственно, посмотрев своими ясными глазами на ученого. - Поглядим! Поглядим-с! - не поверил тот, - Начали! При невероятной скорости игроки Андрюхина не налетали, однако, ни на противника, ни друг на друга. В этом важном обстоятельстве игроки Юры убедились, едва вышли на лед. Тогда они перестали обращать на ги- гантов какое бы то ни было внимание. Задача заключалась только в том, чтобы ни в коем случае не терять шайбу. Пока Степы с молниеносной быстротой, но совершенно бессмысленно метались по полю, команда Юры не торопясь проходила к воротам и, пользуясь приемом, изобретенным напар- ником Юры, забивала один гол за другим... Счет стал уже 7:3 в пользу долголетних, когда чей-то голос, явно не имевший никакого отношения к хоккею, но полный трагического возмущения, прорвал зловещую тишину. Длинная, тощая, рыжая фигура опустилась на лед и, не обращая вни- мания на бешеную пляску игроков и сухой, как выстрелы, треск шайбы о борта, побежала, размахивая пестрой книжкой журнала, туда, где бледный от напряжения Андрюхин напрасно пытался организовать своих питомцев на защиту ворот, уже не думая о штурме... - Немедленно прекратите этот балаган! - завопил человек с журна- лом, подбегая к Андрюхину. - Серьезные новости!.. - Уходите, Паверман! - зло бросил Андрюхин. Но Паверман ухватил его клюшку, и ученому против воли пришлось остановиться. - Если вы опять выдумали, что Детка умирает... - угрожающе начал было Андрюхин. Но профессор Паверман, пренебрежительно махнув рукой, прервал его: - Детка не такая сумасшедшая, как другие... Она давно спит! - Так в чем же дело, черт возьми? - А в том, что, пока Детка спит, а мы играем в хоккей, наши друзья из Сибирского филиала успешно передали в район Алма-Аты двух гиббонов! Гиббоны чувствуют себя отлично! Его услышал не только академик Андрюхин, но и те, кто стоял поб- лиже. Новость мгновенно распространилась по стадиону. Игра прекрати- лась, только игроки Андрюхина метались по льду, все так же улыбаясь. Юра, ничего не понимая и чувствуя себя неловко, приблизился к Андрюхи- ну. Вокруг обнимались, несколько человек крепко расцеловались и с Юрой. Он растерянно улыбался. Видимо, произошло событие чрезвычайное, но он не мог понять, почему поездка двух обезьян из Сибири в Алма-Ату вызвала такую радость. По радио передали распоряжение Андрюхина: собраться завтра утром в конференц-зале городка. Хоккей был забыт, все говорили только о гиб- бонах... Глава шестая. КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ Едва Юра вышел утром в парк, как увидел бегущего к нему профессо- ра Павермана. - У вас моя картофелина? - закричал ученый. Юра не сразу понял, о чем идет речь. Но, когда он отдал наконец славную картофелину, украшенную буковками "АГ-181-ИНФ", радость про- фессора Павермана не имела границ. - Она! Честное слово, она! Материализовалась! Почти шестьдесят километров! Это был контрольный опыт, - жарко блестя счастливыми гла- зами, объяснял он Юре. - Тоже подготовка к Центральному эксперимен- ту... Мы поставили этот опыт в крайне тяжелых условиях магнитного воз- мущения атмосферы. Установка не отказала! Выдержала! Было ясно, что профессору Паверману очень хочется заплясать и он еле удерживается. Юра же с грустью подумал, что он ничего не понимает, знания его явно малы, и ему здесь не работать... Жмурясь от удовольствия и все еще лаская картофелину, Паверман продолжал: - Да, кое-чего мы достигли... Кое-чему научились... Скоро вы все увидите сами. Ведь вы прибыли помочь нам! Юре стоило большого труда удержаться от расспросов. Что ему предстоит делать? Когда?.. Но он считал, что ему обо всем расскажет Иван Дмитриевич Андрюхин и сделает это своевременно. Мимо, держа под мышкой ящичек, пробегала девушка. Паверман оста- новил ее; это была его ассистентка. - Хотите увидеть фокус? - спросил он Юру, открывая ящичек. Там, в гнезде из светлого бархата, лежала точно такая же картофе- лина, как и та, которую Юра только что вручил профессору. Паверман, торжествующе улыбаясь, смотрел на Юру. - Где же фокус? - недоумевая, спросил тот. - Присмотритесь к картофелинам... - Они очень похожи. - Держа в каждой руке по картошке, Юра вертел их перед глазами. - На редкость похожи! Те же выемки, выпуклости... - Сосчитайте количество глазков. - Удивительно! У обеих по одиннадцати. Вот это сходство! - "Сходство"! - фыркнул Паверман. - Одна из них, которая была в ящичке, - это контрольная, искусственная. Это точная, до мельчайших деталей, копия вашей. Их вес должен сходиться до тысячных долей мил- лиграмма. Вы не найдете никаких различий... Как я переволновался из-за этой картофелины! А все из-за них, из-за этих мальчишек! Ведь я почти догнал вашего Бубыря и других. Но они выскользнули прямо из рук! К девяти часам утра большой овальный зал был полон. Лифт забрасы- вал сюда, под крышу, работников Академического городка. Крыша, потолок и стены, отлитые из полупрозрачных и прозрачных пластиков, светились солнцем и небесной синью. От этого зал казался еще выше и шире. После оттепели наступил мороз, выглянуло солнце. И почти у каждого входивше- го в зал возникало легкое музыкальное ощущение радости, светлое и под- мывающее чувство счастливого полета. Отсюда весело было смотреть на темную щетину лесов у горизонта, на белые извилины застывшей Ирги, на яркое зимнее небо, при взгляде на которое сегодня особенно отчетливо представлялось, что Земля - это корабль, а мы - путники Космоса, из поколения в поколение совершающие свой путь сквозь Вселенную... В центре небольшой группы стоял костистый немолодой человек. Лицо его было словно вырезано из старой слоновой кости. Он ласково улыбался узкими щелочками глаз, принимая поздравления по поводу исключительно удачной игры его машин во вчерашнем хоккейном матче. Это был профессор Ван Лан-ши, создатель изумительных решающих устройств, руководитель Института кибернетики и один из ближайших по- мощников Андрюхина. Глаза его, полуприкрытые веками, прятались в сети улыбчивых морщинок. Ровно в девять к столу председателя вышел Андрюхин; его лицо было озабоченно и строго. - Товарищи! - начал он. - Пришло время подвести некоторые итоги, оценить нашу готовность к проведению Центрального эксперимента. Считаю также необходимым информировать вас о последних событиях. Как вам из- вестно, несколько лет назад правительство сочло необходимым развернуть здесь, в лесах над Иргой, три наших института с их многочисленными фи- лиалами, лабораториями и всем прочим, что образует комплекс Академи- ческого городка. Мы обошлись государству почти в тридцать миллиардов рублей. На эти деньги можно было бы выстроить крупный город, такой, как Харьков. Все было сделано, чтобы мы осуществили грандиозную, можно сказать, народную мечту. Мы работаем, как вы знаете, чтобы помочь че- ловечеству навсегда покончить с угрозой войны. Чтобы сделать войну не- возможной! Нам сказали: подумайте над тем, чтобы людей нельзя было убивать. Чтобы можно было жить, веря в будущее, и увлеченно строить насыщенную счастьем жизнь, которую человечество вполне может создать сейчас, если б на пути к ней не стояли дикарские угрозы поджигателей войны... Вот цель, которая была выдвинута перед нами... Силами науки по- мочь народам уничтожить войну! Ради этой святой цели мы работаем вмес- те со всеми людьми нашего отечества, со всеми честными людьми Земли. Уже много лет воля нашей страны направлена на то, чтобы установить на планете незыблемый мир. Нужно ли говорить, как легко вздохнули бы мил- лиарды людей, если бы мы, ученые Страны Советов, могли сказать: с вой- ной покончено, не думайте о ней, она невозможна!.. Ответственность ученых в решении этой важнейшей задачи современности очень велика. Андрюхин вышел из-за стола, подошел вплотную к первому ряду слу- шателей и продолжал, с трудом сдерживая волнение: - Каждый час на Земле рождается пять с половиной тысяч детей. Мы все в ответе перед ними. Мы отвечаем за их счастье. Предстоит еще не- легкая борьба. Все ли мы помним, что до сих пор постоянно недоедает половина населения нашей планеты? Что почти половина всех детей, живу- щих на Земле, не ходит в школы? В Европе один врач приходится на пол- торы тысячи жителей, а в Эфиопии - на двести тысяч. До сих пор сорок стран из девяноста не имеют своей промышленности... Почему? Неужели техника, наука и культура современности так сла- бы, что не могут покончить с этими бедами? Могут! Мешает капитализм, еще господствующий на части планеты. Наша страна прекратила испытания ядерных бомб, предложила раз и навсегда уничтожить все ядерное оружие. А на Западе в это время Эрнст Теллер подарил миру свое новое детище под названием "Доув" - "Голубка". Так он назвал новую ядерную бомбу, которая даст слабую взрывную волну, но мощное радиоактивное излучение. Цель ясна: истребить побольше людей, сохранив "материальные ценности" - здания, машины... 14513 войн бушевало на Земле за несколько тысячелетий человечес- кой истории. Была Столетняя война, была Тридцатилетняя война, была им- периалистическая война 1914-1918 годов, наконец, последняя мировая война унесла десятки миллионов человеческих жизней... И едва она кон- чилась, как началась подготовка к новой. Подсчитано совершенно точно, во что обошлась миру подготовка к новой войне. Известно, что если бы только эти уже заработанные человечеством средства обратить в дома, дороги, сады, на производство пищи и одежды, на развитие культуры, то человечество имело бы все - понимаете, все! - для удовлетворения самых широких потребностей. Но пока об этом можно только мечтать. Мешает ка- питализм, эта злокачественная опухоль в организме человеческого сооб- щества... Никто не учел тот моральный ущерб, тот психический гнет, ко- торый испытывает человек, живущий под страхом атомной войны. Сегодня мы еще не можем сказать - войнам конец! - и все же ясно: такой день недалек! Прошу меня правильно понять. Одни ученые не могут уничтожить возможность войн и причины, порождающие их. Но мы можем создать необычайно эффективную защиту против любых угроз уже обречен- ного, но еще путающегося в ногах капитализма. Сейчас предстоит ответственная проверка. Речь идет не о частной защите вроде бывших противогазов, зенитных орудий или противоракетных устройств. Нет, мы получили результаты, которые позволяют надеяться, что навсегда будет ликвидирована возможность какого бы то ни было во- енного выступления против нас или наших друзей... Одобрительный гул зала не сразу позволил Андрюхину продолжать. Он поднял руку, призывая к тишине, и его голос снова зазвучал: - Итак, Институт кибернетики, наши замечательные друзья - маши- ны... Без них были бы невозможны успехи других институтов. Основа на- ших достижений - в лабораториях профессора Ван Лан-ши. Без его работ мы не подчинили бы силы тяготения, не освоили бы направленных взаимоп- ревращений энергии и материи, не овладели совершенно сказочным методом так называемой "развертки" живых организмов. Вы помните, что еще срав- нительно недавно физики могли рассчитать только модели самых простых атомов - водорода и гелия; о строении остальных атомов имелось лишь общее представление. Человеческой жизни было недостаточно для произ- водства необходимых математических вычислений. Сейчас наши электрон- но-решающие устройства справляются с такой задачей за несколько часов. Эйлер потратил сорок лет жизни, чтоб рассчитать движение трех взаимно притягивающихся тел - Луны, Земли и Солнца; при этом он совершенно не принимал во внимание притяжение Луны со стороны Марса, Венеры и других планет. Наша машина типа "Девочка" произвела этот расчет полностью за одиннадцать часов работы. Для Института научной фантастики и Института долголетия необходимы были сотни миллионов отдельных вычислений. Для Центрального эксперимента их произведено более семи миллиардов. Если бы этими вычислениями занялись все математики Советского Союза на обычных машинно-счетных станциях, они бы не управились и за столетие. Наши запоминающие вычислительные машины сделали эту работу менее чем за шесть лет! Продолжаю. Институт долголетия... Высказанная некогда румынским академиком Пархоном смелая идея о возможной обратимости процесса ста- рения живых организмов стала путеводной звездой коллектива, возглавля- емого Анной Михеевной Шумило. Институт разработал надежные и многок- ратно проверенные на практике методы омоложения человеческого организ- ма и сейчас завершает работы, в результате которых старость будет из- лечиваться так же надежно, как, скажем малярия. В принципе средний срок жизни человека может быть продлен в три-четыре раза. Эпидемия преждевременной старости, которая тысячелетия свирепствовала на земном шаре, будет так же невозможна, как эпидемия оспы или холеры. Это вели- колепно, не правда ли? Однако и это меркнет перед победой над смертью. Я говорю о смерти преждевременной, случайной, вызванной травмами, катастрофами. Смерть приходит бесконечно разнообразными путями. Конечно, не все ее пути на- ми перерезаны. Но мы решили неимоверно трудную задачу: я назову ее ус- ловно задачей восстановления организмов. Пока я лишен возможности под- робнее остановиться на этой теме. Среди присутствующих многие знали, о чем говорит оратор, и не- вольно ответили взрывом рукоплесканий. - Институт научной фантастики, - продолжал Андрюхин, - вел работы над несколькими проблемами. Наиболее близки к окончательному решению две: преодоление силы тяготения и передача материи на расстояние пос- редством ультраквантовых волн. Коллектив, возглавляемый Борисом Миро- новичем Паверманом, по дошел вплотную к решению этих колоссально важ- ных задач, однако встретил непредвиденные трудности, заключающиеся в том, что организм человека не приспособлен к тем явлениям, которые возникают как при утрате силы тяжести, так и при переходах вещества в квантовую энергию... Всем нам памятна трагическая гибель первого отря- да ученых, штурмовавших тайны гравитационных сил. Аварии зданий, обо- рудованных антигравитационными прокладками, которые неожиданно отказы- вали на большой высоте, тоже сопровождались жертвами. И сейчас еще есть нерешенные вопросы при взаимодействии гравитационных полей с электромагнитным полем человеческого организма, в частности мозга. Но преодоление сил тяготения в неживой материи нами достигнуто полностью и теперь представляет не больше опасности, чем полет на обычном само- лете. Вы легко убедитесь в этом, друзья, если посмотрите в окно... Среди присутствующих не было, пожалуй, ни одного, кто не летал бы в реактивных самолетах, а более десяти человек побывали в космических ракетах на Луне и Марсе. Но сейчас, выглянув в окно, все испытали ни с чем не сравнимое чувство утраты реальности. Сизая щетина лесов, окружавших прихотливые петли Ирги, неспешно уходила вниз. Видны были крыши и трубы зданий; потом внизу проплыли вершины могучих сосен. В стороне, внизу, осталась труба котельной с выползавшим из нее облачком дыма... - Высота около ста метров, - негромко сказал Андрюхин. - Есть предложение оставшуюся часть нашего совещания провести на высоте при- мерно двухсот метров. Нет возражений? Ошеломленный зал молчал... Собравшиеся здесь сотрудники институтов знали, конечно, о работах с антигравитационными прокладками и стержнями, но даже они сейчас при- тихли, пораженные делом своих рук... - Вот ради этого отдали свои жизни многие наши товарищи, - так же негромко продолжал Андрюхин. - Как видите, мы еще далеко не всесиль- ны... Он замолчал, подчиняясь движению, стихийно возникшему в зале. Все молча встали. Полторы тысячи ученых, создатели чудес, о которых гово- рил Андрюхин, минуту недвижно стояли, скорбно склонив головы. - Перед нашими испытателями, - снова начал Андрюхин, - и перед Сергеевым, который будет возглавлять этот отряд храбрецов, возникают новые, необычайно трудные задачи. Настало время показать миру кое-какие достижения. С этой целью, как вам известно, сооружено более ста ведущих станций. Есть основания полагать, что заключительный этап Центрального эксперимента придется на район королевства Бисса, где королем объявил себя многим из вас из- вестный Лайонель Крэгс... - По залу пробежал смешок, и Андрюхин тоже усмехнулся: - Вождь черепахового племени... Нет, он честный человек и большой ученый. Он не запачкал себя работой на войну. И он не виноват в том, что живет на Западе, где науку забрили в солдаты, где ее хотят сделать прислужницей смерти, поставщицей атомных, водородных и сверх- водородных бомб. Крэгс испугался. Крэгс отчаялся. Он вопит о всеобщей гибели. Он примирился с этой гибелью. Он далек от народа, не понимает его, и мас- сы людей кажутся ему бесконечными и безликими толпами мещан, обывате- лей, которые копошатся вокруг ничтожных делишек. Его доводит до остер- венения какая-то старуха, которую он встретил в магазине, когда она яростно пыталась выторговать несколько центов на куске кашемира. А старуха могла бы кое-чему поучить Крэгса! Она-то ни за что не поверит, что мир должен погибнуть, и сумеет постоять, когда надо, за будущее своих внучат. У народа много слуг, и один из передовых отрядов - мы, ученые Мы должны в течение месяца осуществить наш Центральный эксперимент. Для него все готово. Передача гиббонов, осуществленная сибиряками, - вели- колепное тому доказательство. Последняя проверка - передача Детки! До свершения этого опыта остается менее недели. Мы надеемся на успех. Бо- рис Миронович и его сотрудники овладели сложнейшей методикой превраще- ния живой материи в концентрированный пучок квантовой энергии и вос- создания вновь, в начальных материальных формах, превращенной в энер- гию материи. Удалось более шестидесяти семи процентов опытов с лягуш- ками, более восьмидесяти восьми с мышами, ужами и воробьями. Были, как видите, и неудачи. Неудачи двух родов: полное исчезновение передавае- мого объекта или его гибель при восстановлении... При этом наши подо- пытные зверьки, к крайнему нашему сожалению, оказались безвозвратно потерянными. Все эти обстоятельства учтены при организации решающего опыта с Деткой. На пути луча, в который на днях превратится наша милая такса, мы воздвигаем все препятствия, мыслимые для прохождения луча в пределах электромагнитного поля Земли. Мы концентрируем эти препятс- твия на отрезке всего в двадцать километров. Это важнейшая контрольная проверка. Будем надеяться, что она станет нашей общей большой удачей. Глава, седьмая. ЖЕНЯ После завтрака Юра взял лыжи и пошел побродить по территории Ака- демического городка. Местный радиоузел снова передавал то сообщение, которое Юра уже слушал у себя в комнате: - ...ночь Детка провела спокойно. Проснулась в пять часов сорок шесть минут. Настроение уверенно-бодрое, шаловливое. Глаза чистые. Ре- акции отчетливы. Первый завтрак проводит в девять тридцать Евгения Козлова... Прямо перед ним, на фонарном столбе, висел большой плакат с изоб- ражением симпатичной черной таксы. Плакат был украшен следующей над- писью: "Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства". Юра вспомнил, что эти строки высечены на памятнике собаке в Кол- тушах, знаменитом научном городке, где жил и работал великий русский ученый Иван Петрович Павлов. Но к чему портрет таксы и эта надпись здесь?.. Улыбнувшись черной таксе, Юра двинулся дальше. Беспричинная улыбка то и дело набегала на его губы. Все вокруг казалось ему забавным и немного ненастоящим. Солнце весело играло на подмерзшем за ночь снегу, под ногой вспыхивала, похрустывала ледяная корочка, голубоватое небо проглядывало сквозь черные лапы елей, и Юра непременно запел бы, подмигивая по-приятельски в залитую солнцем голу- бизну, но здесь, в Академическом городке, это было неудобно. И то, что это было неудобно, тоже смешило Юру. Он шел улыбаясь, нежась в не по-зимнему ласковом солнце, любуясь густой колючей зеленью и плотными узорами теней на голубоватом снегу. Он тихо скользил меж черно-зеленых густых, нарядных елочек, испы- тывая все то же непроходящее странное ощущение, будто попал в сказ- ку... Поминутно ожидая новых чудес, Юра с любопытством оглядывался на каждый шорох. Но не только чудес - не было видно даже людей. "Может быть, я иду там, где нельзя ходить? - подумал он. - Да нет, охрана тут, верно, такая, что куда не следует не проберешься..." Гадая, для чего все же его сюда пригласили, в каких испытаниях он должен участво- вать, и не в силах придумать хоть что-нибудь более или менее связное, Юра начал уже вспоминать о Майске, о своем комбинате, о разных срочных делах, о предстоящей тяжелой игре с кировским "Торпедо", основным со- перником "Химика"... Задумчиво посвистывая, он усмехнулся: было бы неплохо на эту игру позаимствовать вратаря из вчерашней команды Андрю- хина... Скатываясь с небольшого холма и петляя между деревьями, он услы- шал собачье тявканье, а потом злое, с хрипотой, рычанье. За темно-си- зыми пиками елочек открылась небольшая полянка. Посреди нее, на твердо укатанном желтоватом снегу, поднималась примерно на метр бетонная пло- щадка, обшитая толстыми полосами золотистого металла. Несмотря на ви- димую массивность бетона, он, казалось, клубился, светясь изнутри не- ясным темно-синим светом. Ровный гул огромного напряжения шел отку- да-то из глубины площадки. Подойдя ближе, Юра заметил, что пол площадки представляет собой прочную металлическую или пластмассовую сетку с мельчайшими, едва за- метными отверстиями. На толстой шерстяной подушке, брошенной поверх этой сетки, сидела молодая угольно-черная такса в попонке, вся обмо- танная яркими, как цветные карандаши, тонкими и толстыми проводами. Вспомнив фотографию, Юра узнал таксу, хотя сейчас она злобно скалила белые зубы и изредка жалобно тявкала, пытаясь достать двух ворон. Они ловко воровали у таксы аккуратные ломтики мяса. Юра отогнал ворон и очень удивился, что собачонка, едва увидев его, забыла и ворон и мясо. Она извивалась всем туловищем, а ее зас- тенчивая мордочка и улыбчивые глаза источали счастье и ласку... Такса даже потявкивала негромко, но нетерпеливо, требуя внимания. "Видно, живется ей здесь неплохо, ежели она даже незнакомого человека так при- ветливо встречает", - подумал Юра. Он воровато протянул руку через бортик площадки, чтобы погладить собачонку. Обнюхав его руку, она вдруг злобно тявкнула и вцепилась в пальцы Юры, не ожидавшего нападе- ния. Юра едва успел отдернуть руку, как услышал еще издалека старую песенку, отлично ему знакомую: На муромской дороге, Чему-то очень рад, Сидел кузнечик маленький Коленками назад. Он рад, что светит солнышко, Что зеленеет сад, Что он такой зелененький, Коленками назад... Потом раздалось удивленное восклицание. Видимо, Юру увидели. Он не оглядывался, боясь смутить певицу. Но почувствовал, что теряется сам, когда еще более лихо и уже очень близко прозвучал следующий куп- лет: Нашел себе подругу он. Подруга - просто клад. Такая же зеленая, Коленками назад! Пела и даже приплясывала, подбегая, коренастая румяная девушка, ловко подыгрывая себе на воображаемой гитаре. - Из-за чего сражение? - Упершись одной рукой в бок, она требова- тельно и важно протянула другую Юре. - Не знаю, - усмехнулся Юра, не решаясь взглянуть еще раз на де- вушку и удивленно глядя на собачонку. - Наверное, дразнили. - Девушка, вспрыгнув на площадку, обняла таксу. - Наш Страшный Черный Пес! Ужас Ирги! Гроза небес и лесов!.. Но, увидев на пальцах Юры кровь, она подошла к нему: - О-о! Она, кажется, вас основательно тяпнула... У девушки были огромные зеленовато-черные требовательные глаза, в глубине которых, как притаившийся костер, все время поблескивал смех. Юре было весело глядеть на нее. - Это вы и есть Женя Козлова? - спросил он. - А что, не похожа? - Да нет, ничего, - усмехнулся растерянно Юра. Казалось, что Женя некрасива. Коренастая, с густой гривой исси- ня-черных кудрей, с широко расставленными огромными сердитыми глазами под крутым лбом, она прежде всегда поражала молодым здоровьем. Но по-своему она была и очень красива, не строгой правильностью черт, а чем-то неуловимым, что пряталось в изгибе губ, легких, как лепестки, в суровой ясности глаз, просторно распахнувшихся навстречу миру, в прох- ладной линии щек, слегка тронутых пушком... - Вот я вас сразу узнала, - продолжала Женя. - Вы Бычок! Прости- те... Ну, в общем, вы понимаете... - Она рассмеялась и взяла его руку. - Ого! Вот это ручка! Бедная Детка могла обломать о ваш кулак зубы. Впрочем, вам все равно полагается медаль за то, что вы не дали ей сда- чи. Сразу видно, какой вы умненький-благоразумненький! - Она отступила на шаг и, пристально глядя на него зеленоватыми смеющимися глазами, продекламировала с настоящим пафосом: В толпе людей, в нескромном свете дня Порой мой взор, движенья, чувства, речи Твоей не смеют радоваться встрече... Душа моя! О, не вини меня!.. Что с вами? - оборвала она, заметив, как нахмурилось лицо Юры. - Вы, значит, тоже из этих, из современников Владимира Монома- ха... - пробормотал он в полном расстройстве. - Небось родились раньше Тютчева годика на четыре? - Я? Ах, вот что... Решили, что я из компании долголетних? - Она было сдвинула густые брови, но тут же расхохоталась. - Нет, куда мне! Я из Горьковского мединститута, прохожу здесь практику... И то - вто- рой месяц. Правда, повезло? Стремительно убеждаясь, что больше всего повезло ему, Юра поспе- шил согласиться. - А теперь давайте я вылечу ваш симпатичный кулачок. - Нахмурив- шись, она рассматривала кулак размером едва ли не с ее голову. - Не- большой сеанс старомодной первой помощи, я думаю, будет только поле- зен... Полевая, так сказать, хирургия... - Хирургия?.. - насторожился Юра. - Вот это здорово! Чемпион хоккея, оказывается, трусоват... Нель- зя же быть таким отсталым. Под пальто на халатике у нее висела сумочка, и она быстро извлек- ла из нее иглу, слегка похожею на маленький кинжальчик. При виде блес- нувшей стали Юра отвел глаза, поежился. - А это зачем? - спросил он. - На всякий случай... Антисептический профилактический укольчик не помешает. - Не помешает? - усомнился Юра. - Конечно! А потом зальем эмульсией и наложим эластичною повязку, - Она решительно взяла кинжальчик, сорвала с него целлофановый чехол и, подойдя к Юре вплотную, подтянула повыше его рукав. - Скажите, а со мной ничего не будет? - Юре вдруг очень захоте- лось, чтобы она его уколола своим кинжальчиком, но кое что он должен был знать заранее. - Я, так сказать, останусь самим собой? - Ох, и трус же! - Ее черные с зеленью глаза выразили крайнюю степень презрения. - Останетесь, останетесь. - Видите, - смущенно объяснил Юра, восторженно рассматривая ее смугло-розовое, почему-то пахнувшее елкой лицо так близко перед собой, - я тут насмотрелся на ваших механических людей. А потом мне рассказа- ли, что новая пластмасса - майлон - создает полную иллюзию человечес- кой кожи, даже медленно темнеет на солнце, вроде загорает... Вот толь- ко волосы на этом майлоне пока не растут. А где-то в океане ученик ва- шего Ивана Дмитриевича, какой-то Крэгс, говорят, населил два острова такими машинами, которые могут совершать любые человеческие поступки и даже думать... Или людей превратил в машины, аллах его знает... А тут еще долголетние, современники Пушкина и чуть ли не Ломоносова. В об- щем, я, знаете, хотел бы остаться самим собой, со своей собственной кожей и пусть даже пока без особого долголетия... А эта ваша профилак- тика не превратит меня в черепаху Крэгса? - Молчите, паникер! - произнесла решительная девушка, вытягивая свой кинжальчик, и эти обыкновенные слова почему-то произвели на Юру самое успокоительное действие... Через минуту он уважительно посматривал на свои три пальца, пе- рехваченные повязкой. Теперь было совершенно необходимо проводить Женю до ее медпункта. Узкая тропка, по которой нельзя было идти рядом, вилась между елей, распрямлявших золотисто-зеленые ветки навстречу солнцу. - В лесу деревья совсем не такие, как в городе... - Женя через плечо, мельком, оглянулась на Юру. - Тут они дикие, а в городе ручные, - серьезно согласился он. - Вот-вот!.. А это следы лося? Через канаву и мелкий кустарник шли толстые, круглые, пугающе большие следы. - Здесь он стоял, - сказал Юра, - терся боком о сосну... Здесь рогами сбил снег с веток. А потом снова пошел, видите?.. Шел не торо- пясь, о чем-то думал. - Ничего я не вижу, - огорченно сказала Женя. - Вам, верно, в ле- су и одному не скучно... Юра хотел ответить, но в горле у него только пискнуло что-то. Не отрываясь, задрав сколько могли голову, к он и Женя смотрели вверх, пораженные тем, что внезапно представилось их глазам. Над островерхими черными елями, над маслянисто-желтыми, с жидкой щетиной стволами сосен медленно плыло огромное шестиэтажное здание, рдяно посверкивая бесчис- ленными окнами, влажно блестя коричневой облицовкой. Они невольно вскрикнули, когда рывком распахнулась дверь на втором этаже и несколь- ко человек, оживленно переговариваясь, вышли на балкон... Обняв друг друга и смеясь, люди постояли, заглядывая вниз; видно было, как от их лиц отлетают облачка пара... Потом, замерзнув наверное, убежали, тол- каясь, в здание. Теперь оно проплывало как раз над головами Юры и Же- ни. Их накрыла длинная тень. Зданию, казалось, не будет конца и стоять под ним, глядя на плотные ряды синеватых труб, проходивших по дну до- ма, было неприятно, хотелось выскочить на свет и посмотреть еще раз на розовые окна, панели и светло-зеленые башенки, венчавшие крышу... Женя, растерянно улыбаясь, села в снег. Здание все еще плыло над ними... - Вы что-нибудь понимаете? - Очень мало. - Напряженное лицо Юры было серьезным. - Здесь ов- ладели силой тяготения, и вот... Они говорили шепотом. Уже виден был конец дома; за ним поспешало солнце. Юра вдруг отмахнулся от чего-то. На соседнем дереве и на кус- тах повисла золотистая кожура апельсинов; отдельные рыжие кусочки ва- лялись на снегу. - Эй! Наверху! - заорал вдруг Юра. - Штраф! Им снова овладело безудержное веселье. Дом уплывал, уже скрываясь за лесом, и Женя едва удержала Юру, который карабкался на сосну, чтобы посмотреть еще... Когда дом исчез, они с минуту стояли молча, улыбаясь и глядя друг на друга взбудораженными, шальными от виденного глазами. Потом загово- рили громко, хохоча, перебивая друг друга, восторженно вспоминая все подробности, и не заметили, как пришли в медпункт. Едва они переступили порог, как в репродукторе что-то зашуршало и через секунду знакомый, но на этот раз очень ехидный голос академика Андрюхина медленно произнес: - "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульет- те..." Товарищ Сергеев, зайдите ко мне. - Вот черт! - вырвалось у Юры, когда он невольно оглядывался по сторонам, отыскивая академика. - Кто это? - нахмурилась Женя. - Академик Андрюхин. Юра заторопился и готов был, кажется, уйти, даже не попрощавшись. Но на пороге он оглянулся; Женя успела повернуться к нему спиной. - До свиданья, - пробормотал Юра. Женя молча, не оборачиваясь, равнодушно пожала круглыми плечами. Глава восьмая. ТАЙНА Теперь, когда вдвоем с академиком Андрюхиным они стояли на берегу припорошенной снегом неширокой Ирги и никто не мог им помешать, Юра ждал объяснений ученого. Андрюхин как будто собирался сделать это. - Ты все еще удивляешься тому, что видишь здесь... - Ученый при- сел у принесенного им чемоданчика и щелкнул замком. - А между тем уже пора перестать удивляться, пора перейти к делу. А теория, принципы... Этим мы тоже займемся. Лицо Юры просияло. - Правда, Иван Дмитриевич? - он даже оглянулся. - Я бы очень хо- тел! - Все в свое время, дружок, - улыбнулся Андрюхин, доставая из че- моданчика с металлическими бляхами пояс и кожаный шлем в медных плас- тинках. - Я надеюсь, тебе понравились Ван Лан-ши, Паверман. Ну, и я не очень, быть может, тебе противен? - Иван Дмитриевич! - Разберемся во всем этом позднее, - сказал академик, протягивая Юре пояс и шлем. - А пока - за работу! Следовало бы, конечно, посвя- тить тебя в рыцари прекрасной дамы - Науки. Но я не помню процедуры, ее придумал Паверман. А импровизировать в таких делах - кощунство... Ну же, бери! Это твое. - Мое? - удивился Юра, вертя в руках пояс и шлем. - Надевай смело, все придется впору. Действительно, шлем был сделан как будто на него, а пояс лег так привычно, словно Юра век его носил. - Не касайся бляшек! - крикнул Андрюхин, увидев, что Юра с инте- ресом рассматривает металлические шестигранники, сидевшие вдоль всего пояса. - Чрезвычайная осторожность и самая жестокая дисциплина - к этому придется привыкнуть. Они сошли на лед Ирги. - Сегодня мы видели, как плыл над лесом конференц-зал, - сказал Юра. - Домина в шесть этажей - как корабль, вернее - огромный дири- жабль... - Это пустяки, - пробормотал Андрюхин, что-то рассматривая и подкручивая на поясе Юры. - Ну! Па-а-шел! И Юра не успел ответить, как очутился в воздухе. Он повис на высоте примерно трех метров и беспомощно болтал нога- ми. Слова застряли у него в горле. Под ним не было ничего; пустота, воздух. Но он прочно держался над этой пустотой. Не мог подняться вы- ше, но не мог и опуститься. Кажется, дрыгая ногами, он даже немного двигался в сторону. Сначала он висел почти над Андрюхиным, а теперь Андрюхин оказался левее. Заметив это, Юра замер. Ему казалось, что тело его невесомо, что у него вообще нет тела. Испугавшись, он лихорадочно ощупал себя и от этих судорожных движений опять несколько передвинулся в сторону. Но тело его было живо, только с ним что-то случилось. Не прошло и нескольких секунд с того мгнове- ния, когда он взмыл в воздух, а Юре казалось, что прошли часы. Он не спускал глаз с Андрюхина, прижимая подбородок то к груди, то к плечу. - Слушай внимательно, - услышал он голос Андрюхина. - Ты слышишь меня? Юра хотел ответить, но не смог и только мотнул головой, прижав подбородок к плечу. Это выглядело смешно, но Андрюхин даже не улыбнул- ся. - Отвечай! - крикнул он сердито. И Юра, который ясно чувствовал, что если он скажет хоть слово, то или упадет, или, что хуже, взлетит еще выше, все-таки выдавил из себя: - Да... - Очень осторожно передвинь рейку на пряжке вправо, - сказал Анд- рюхин после паузы, которая показалась Юре бесконечной. - Осторожно!.. Охвати ее пальцами, передвигай плавно. Помни: если резко сдвинешь, по- летишь на землю, да так, что костей не соберешь! Нажимай очень осто- рожно, чуть-чуть... Он говорил это, сжимая собственные ладони и даже приседая, чтобы все было нагляднее. Юра плохо видел; пот, струившийся по его лицу, заливал глаза. Но вытереть лицо он не мог. Все его внимание сосредоточилось на пряжке. Никогда еще так нежно не касался он какого-либо предмета. Ему показа- лось, что ничего не произошло, что он висит в воздухе на том же месте, и ему очень захотелось передвинуть рейку на пряжке подальше. Но он продолжал еле заметно даже не сжимать, а гладить ее... Когда он увидел, что две елочки будто надвигаются на него снизу и их зеленые свечки на макушке увеличиваются и загораются янтарным блес- ком, когда он увидел не замеченный им раньше тощий кустик, пробившийся сквозь снег тремя или четырьмя прутиками, когда он наконец коснулся ногами земли и мягко ушел в глубокий снег, то это было счастье, не сравнимое, кажется, ни с чем, что до этого довелось испытать Юре. - Убери руку! - кричал Андрюхин, подбегая. - Убери руку с пряж- ки!.. Юра послушно убрал руку и ощутил, что его ноги, которые только что грубо притягивала к земле какая-то сила, теперь распрямились и чувствуют себя, кажется, так же, как до полета... Впрочем, он не мог поверить, что в нем ничто не изменилось... Так началась его работа испытателя в Академическом городке... Впрочем, до того, как он принялся за дело всерьез, Юре пришлось более двух недель находиться под опекой Анны Михеевны Шумило. Никогда до этого он не знал ни больниц, ни врачей и не подозре- вал, какая дотошная наука эта медицина. Кажется, все было исследовано и проверено точной диагностической аппаратурой, биохимия клетки и био- химия крови, биотоки мозга, сердца, желудка, печенки, селезенки... Нейросигнализация, биомолекулярная структура... Десятки электронных автоматов исследовали, проверяли, измеряли. Анализы, диаграммы, форму- лы и даже спектрографические пленки составили уже три больших тома, а автоматы продолжали выдавать их в устрашающем количестве. Юра уже из- немогал от этих бесконечных исследований, а Анна Михеевна Шумило, ка- залось, только вошла во вкус. Юра сердился, потому что это задерживало начало его работы, а он ни о чем другом теперь не мог думать, как только о том, чтобы снова надеть пояс и шлем. Правда, Андрюхин в тот памятный день предупредил его: - Предварительно тебе необходимо ознакомиться и со шлемом и с по- ясом, главное - с поясом. Видишь - в него вмонтирован длинный ряд реб- ристых выпуклых накладок, похожих на кристаллы какого-то непрозрачного минерала. Это антигравитационные стерженьки. В них заключена удиви- тельная сила; здесь, на Земле, в условиях земного притяжения, они при- дают свойства полной невесомости предметам и живым организмам. Пом- нишь, конечно, фантастический очерк Циолковского "Вне Земли"?.. Когда над лесом плыл дом, а мы сидели внутри, безопасность была гарантирова- на. Сила тяготения для мертвой материи покорена. Иное дело - ваша ра- бота. Здесь каждый подъем - прыжок в неведомое... Надо многое исследо- вать. Наконец в тот день, когда Юра готов был взбунтоваться и вырваться силой из-под власти медицинских машин, его вызвали к профессору Шуми- ло. Маленькая женщина с жидкими рыжими волосами, с лицом, испещренным крупными, похожими на божьи коровки веснушками, сухо ответила, не под- нимая глаз от лежавших перед ней анализов, кивнула в сторона кресла, приглашая Юру сесть. - Есть приземлиться, - пробормотал Юра. Но она не приняла шутки. Чем больше погружалась Анна Михеевна в изучение анализов, тем до- вольнее морщились ее нос и губы. Наконец, окинув Юру взглядом острых глаз, она скомандовала: - Раздеться! - Юбилейный, сотый раз... - проворчал Юра, быстро разоблачаясь. Но она не слушала его, постукивая от нетерпения карандашиком о край стола. Ее сухие, старческие пальчики побежали по его телу, то постуки- вая, то нажимая, то иногда ударяя... Юре было неловко, что он такой большой, сильный, и когда она требовала, чтобы он повернулся, то делал это неуклюже, стараясь не зацепить старушку. Ему было смешно, что она выискивает в нем какие-то дефекты, и он еле сдерживал смешок... Наконец она шлепнула его с размаху сухонькой ладошкой по спине и закричала: - Замечательно! Хотелось своим ухом проверить. Ей явно жаль было расставаться с Юрой. Она еще раз обошла его вокруг, довольно потирая руки. - Легкие... сердце... Таких наука пока не может делать! Черт зна- ет что... И уже обычным своим сердитым голосом Анна Михеевна крикнула: - Одевайтесь! - Спасибо, профессор! - радостно сказал Юра, понимая, что его му- ченья закончились. - Спасибо! - Это за что же? - недовольно спросила Анна Михеевна, по привычке не глядя на него. - Да вот, выпустили меня на волю, - смущенно выговорил Юра. - А то заели меня эти ваши диагностические машины... Она строго взглянула на Юру и сразу спрятала глаза, едва они по- теплели. Потом все же улыбнулась, на минуту блеснули ее белые, молодые зубы. - Можете идти! И, когда Юра был уже у дверей, прибавила с коротким смешком: - Смотреть за вами будут не машины, а практикантка Козлова... Юра оглянулся, но у профессора Шумило было такое сухое, официаль- ное лицо, что он поспешил закрыть дверь. Прошло уже около месяца с того дня, как Юра так неожиданно поки- нул Майск. В городе начали рождаться тревожные слухи. Многие считали, что на завод он больше не вернется. Предстояли самые ответственные встречи по хоккею, и болельщики, к которым в Майске принадлежало почти все население, приходили в уныние. Особенно тревожно было на душе у Пашки Алеева и Лени Бубыря. Им одним было известно о том, что загадоч- ная картофелина попала к Юре Сергееву; не могли они забыть и встречи с незнакомцем, который что-то знал о картофелине и пытался их задержать. Исчезновение Юры они связывали с этими происшествиями. Однажды, вконец напуганные собственными вымыслами, Пашка и Бубырь твердо решили, что Юру украли шпионы, и даже сообщили об этом знакомому милиционеру Ляли- ну. Однако тот, сам огорченный не менее ребят тем, что команда Майска лишилась своего лидера, легкомысленно отмахнулся от Пашки и Бубыря. Юра ничего не знал о тревогах, которые переживали жители Майска. Забыв обо всем, он засел за книги. По утрам, в свободные от головолом- ных прыжков часы, он сидел за столом, обложенный тетрадями, конспекта- ми, справочниками. Сейчас перед ним лежала новинка - только что издан- ная Гостехиздатом книжка. На корешке и на синем переплете блестело се- ребром одно слово: "Кибернетика". Пониже было обозначено: "Сборник статей под редакцией акад. И. Д. Андрюхина". Хмуря брови, Юра торжественно раскрыл книгу, медленно перелисты- вая страницы, и, смакуя, словно лакомка, стал читать вслух названия статей. Окна большой комнаты расписал мороз. Юра был в легких белых ва- ленках, в плотном рыжем свитере. Холодное зимнее солнце нежно гладило светлые лыжи в углу, золотило металлические пластины и бляхи на шлеме и поясе, заботливо сложенные на столе. - Кибернетика! - улыбнулся он, бережно и ласково закрывая книгу. - Кибернетика!.. Наука о принципах управления, связи, контроле и ин- формации в машинах и живых организмах! Уф, как сложно и на первый взгляд непонятно... И тут же вспомнил, что через десять дней в комсомольском науч- но-техническом кружке Химкомбината состоится семинар по кибернетике и что он один из докладчиков... "Надо будет отпроситься у академика на один денек в Майск", - решил Юра. Он вышел из-за стола и, как будто уже читая доклад, обратился к невидимой аудитории: - Представьте себя у руля яхты. Почему вы двигаете руль вправо или влево? Вас заставляют это делать изгибы берега, встречные суда, мели, навигационные знаки, направление ветра и волн - словом, как го- ворят, внешняя среда. У вас имеется программа, цель, куда вы ведете яхту. Ваш глаз следит за внешней средой, и рука, повинуясь команде глаза, управляет рулем, ведет яхту по наилучшему пути. Вдумайтесь как следует в это, и вы уловите главное содержание кибернетики. Недаром "кибернес" значит по-гречески "кормчий", "рулевой". Когда профессор математики Массачузетского технологического института Норберт Винер опубликовал свой груд "Кибернетика, или Управление и связь в живых ор- ганизмах и машинах", старинное слово зажило новой, необыкновенной жизнью. Во время второй мировой войны Винер составлял математические рас- четы стрельбы по самолетам. Вот примерный ход его рассуждений. Самолет пролетает какую-то точку. Следящая за небом оптическая система отмеча- ет появление самолета, точно указывает его место и скорость движения. Автоматическая вычислительная система получает сигнал (информацию) и делает расчет, где будет самолет через несколько секунд. Результаты вычисления поступают в механизм, управляющий стрельбой зенитной пушки. Следует выстрел, и самолет наверняка уничтожен. Это может показаться удивительным, но сейчас действует много ме- ханизмов, которые вычисляют траекторию полета снаряда быстрее, чем снаряд летит. Информация - решение - сигнал - действие - вот, грубо говоря, схема работы современных кибернетических устройств. Они представляют собой удивительное сочетание приборов автоматического исполнения и электронного "мозга" - счетно-решающих систем, подающих команды. Есть определенное сходство между реакцией человека на сигналы внешней среды и реакцией машины. Вы смотрите очередную игру в хоккей. Нападающие прорвались к во- ротам. Бросок! Шайба летит параллельно воротам. В какие-то доли секун- ды глаза вратаря видят шайбу, его мозг делает расчет, дает команду нервным узлам, мускулы получают распоряжение, и вратарь успевает выс- кочить из ворот и, бросившись на шайбу, спасти свою команду от гола. Профессор Ван Лан-ши доказал, что все эти разнообразные действия под силу новейшим решающим устройствам. Ученые установили, что сходство в реакции человеческого организма и вычислительных машин объясняется тем, что в обоих случаях мы имеем дело с электромагнитными сигналами, передающимися по сети. В структуре нервной сети человека имеются ней- роны, клетки со свободными ионами; электронные лампы - это "нейроны" машин. Когда-то все, что входит в понятие управления, осуществлял только человек. Только человек мог перемещать предметы в заранее намеченное место, так, чтобы это было наиболее удобно. Потом это стали все чаще и чаще делать машины. Человек изобрел двигатель - от мельничного колеса до огромных турбин. Создав машины, человек стал великаном, он как бы умножил силу своих мускулов в сотни и тысячи раз. Машины заменили мус- кульную силу и работали неутомимее и производительнее, чем руки или ноги человека. Наконец появились машины, которые не только заменили мускульную силу человека и лошади, но умели "видеть" и "слышать". В Соединенных Штатах, в сложных и быстродействующих механизмах, стали устанавливать аппараты с очень обидным названием: "фул-пруф" - "защита от дурака". Машины защищали себя этим аппаратом от человеческих ошибок и недосмотров. Ведь даже глаз, наш самый мощный орган чувств, далеко не совершенен. Он воспринимает не все лучи, не различает уже пять сме- няющихся в секунду предметов, не может рассмотреть двух точек, если они расположены под углом меньше одной минуты... Сколько создано опти- ческих и полупроводниковых приборов совершеннее человеческого глаза! А потом, как медленно реагирует человек на внешние раздражители! Машина может реагировать куда быстрее. Особенно удивительны вычислительные машины, созданные в годы бурного развития кибернетики. Эти машины подсчитывают, вычисляют, сочиняют музыку, отбирают нужное от ненужно- го, сравнивают, "запоминают", решают сложнейшие математические задачи, с невероятной скоростью производят любые вычисления с тысячами чисел, переводят с одного языка на другой, молниеносно решают, как лучше все- го поступить в воздушном бою, подсказывают главнокомандующему правиль- ный план противовоздушной обороны, участвуют в проектировании самоле- тов, мостов, машин... Тут Юра остановился, передохнул и окинул взором воображаемую ау- диторию. Ему даже почудился ядовитый голос вечной спорщицы Веры Куче- ренко: "Что же, значит эти решающие устройства могут полностью заменить человеческий мозг так, как станок заменил руки, а автомобиль - ноги? Так, что ли?" - Чудачка! - засмеялся Юра. - Ведь я же говорил, неужели непонят- но? Человек изобрел машины, даже кибернетические, но никакие машины не изобретали и не изобретут человека! Уже более тысячи лет, как человек во много раз машинами увеличил свои физические силы... А ведь, напри- мер, мои мышцы дают только две, ну, пусть три десятых лошадиной си- лы... Неужели нельзя придумать машины для человеческого мозга, для усиления мышления? Мои физические силы каждое утро я увеличиваю в де- сятки тысяч раз. А ведь это не предел!.. Представляешь, что было бы, если бы свои умственные способности человек мог так же легко увеличи- вать в десятки тысяч раз?.. Вот этим и занимается кибернетика. "Но разве это возможно? - удивятся ребята. - Ведь все равно эту машину будет создавать человек, люди... Как же машина может стать ум- нее людей?" - Неглупый вопрос! - обрадовался Юра, не замечая, что сам задал этот вопрос. - В древности первым строителям рычага или блока тоже не раз при- ходило в голову, что никакая машина, приводимая в действие человеком, не может дать работы больше, чем сам человек в нее вкладывает, и, зна- чит, никакая машина никогда не сможет усилить человека. Ведь человек создает машину, как она может быть сильнее?.. Смешное рассуждение, правда? Смешное потому, что мы вспоминаем тотчас наши машины с их не- человеческой мощью. Человек нажимает кнопку - и зажигается свет в ог- ромном городе, начинают работать станки на заводах... Кочегар бросает уголь в топку и заставляет вращаться на заводе все колеса. Как это происходит? Подумай... Сначала кочегар поднимает уголь в топку. Это первый этап, на котором не происходит ничего необыкновенного. Но потом сгорание угля и образование пара во много раз увеличивают энергию од- ного кочегара. Это второй этап. Можно ли, применяя тот же прием, то есть организуя процесс в два этапа, добиться огромного усиления умс- твенной мощи человека? Кибернетика отвечает: можно... - Так я и знала! - услышал лектор насмешливый голос. - Спятил!.. Неудивительно. Юра с сердитым смущением оглянулся и увидел краснощекую смуглую девушку, которая только что сняла шапку-ушанку и стояла на пороге, возмущенно встряхивая иссиня-черными кудрями. Она тут же шлепнулась на диван так, что пружины подбросили ее вверх. С тех пор как по распоряжению профессора Шумило студентку четвер- того курса Горьковского мединститута Евгению Козлову прикрепили для неусыпных медицинских наблюдений за Юрой Сергеевым, в характере ее произошли крайне нежелательные изменения. Женя стала раздражительной, требовательной, капризной и обидчивой, а от ее веселости не осталось и следа. Юра, первым заметивший эту перемену, объяснял ее скукой и одно- образием. Женя обязана была каждые три часа "пропускать" Юру через различные аппараты, показывающие давление крови, температуру, пульс, анализирующие работу сердца, процессы внутреннего обмена и прочее и прочее. В промежутках она томилась от безделья, да и сами эти процеду- ры как ей, так и Юре надоели очень скоро. Впрочем, Женя, стоя на стра- же медицины, строго пресекала малейшие попытки Юры уклониться от про- цедур или хотя бы поиронизировать над ними. При виде своего мучителя Юра незаметно поморщился. Что касается Жени, то она не стеснялась демонстрировать свое плохое настроение. Перейдя комнату, она с шумом распахнула форточку, презрительно фыркнув: "Спортсмен!", и молча полезла в свой чемоданчик. Так же молча она надвинула на голову Юры металлический шлем, опутала руки и ноги красным проводом, пришлепнула к шее и груди какие-то резиновые присос- ки и щелкнула включателем. Раздалось тихое гудение. Не глядя друг на друга, они просидели в полном молчании минут де- сять, в течение которых все, даже вливание, было благополучно продела- но. - Противно смотреть, какой ты нормальный, - заявила Женя, вытас- кивая из чемоданчика длинную ленту записей и бегло просматривая их. - Давление нормальное. Температура нормальная... Вчера влила в вену де- сять кубиков на этом самом месте, так хотя бы точка осталась... Кровь - хоть на выставку... Как можно оставаться таким отвратительно здоро- вым! Мне просто скучно... ...Однажды вечером они встретились на перекрестке лыжных дорожек в тихом, вечернем лесу. Сначала им была неприятна эта встреча. Юра со- ображал, как бы половчее удрать. В последние дни у него было ощущение рыболова, который просидел над речкой больше часа, ничего пока не вы- таскивал, кроме крючка с объеденным червяком, но чует всем рыбацким сердцем, что его ждет великолепная добыча. Юре казалось, что он уже почти держит в руках причины тех неожиданных аварий, которые возникали ни с того ни с сего при испытаниях антигравитационных костюмов. А ког- да он думал о чем-нибудь, то не любил, чтобы ему мешали, и становился груб... Женя чувствовала, что мешает ему. Именно поэтому она не уходила, злясь и на себя и на Юру. Но постепенно, незаметно их захватила молча- ливая прелесть заснеженных елочек, суровая красота сосен, проносивших где-то высоко над головой знакомую песню, сонное небо, которое, гото- вясь задремать всерьез, куталось в облака, укладываясь поудобнее, странные шорохи в глубине леса, где кто-то еще бегал или крался по следам... Все это словно входило в них, растворяясь в крови, делая их спокойнее, умнее и лучше... Теперь они шли медленно, и с каждым шагом Жене становились все смешнее и ее злость и мрачный вид Юры. Ей уже хотелось пошалить и по- дурачиться, и только мысль, что это обидит Юру, такого сосредоточенно- го и солидного, останавливала... Наконец, не выдержав, она во весь го- лос запела что-то веселое. Он хмуро оглянулся: - Ночью в лесу нехорошо орать. - Почему? Никто не слышит... Отлично получается! - смеясь, возра- зила она и тут же загорланила так, что в далекой и тихой черноте леса раздался всполошливый треск: показалось, что кто-то большой и сильный ломится через кусты. - Не удирай, приятель! Мы хорошие! - крикнула вдогонку Женя. - Чудачка! - Юра недоверчиво усмехнулся. - Ну чего шумишь? Глупо. Юра вздохнул. - Ну ладно, Юрка! - Женя подтолкнула его острием лыжной палки. - Пусть глупо, но хоть весело. Еще успеем наплакаться... - С чего это? - А война? - неожиданно строго спросила Женя. - Я где-то читала, что можно изготовить такую бомбу, которая при взрыве даст воронку диа- метром до восьмидесяти километров. Представляешь? Один человек, ухмы- ляясь и покуривая сигарету, нажмет кнопку, взлетит ракета или бомба вывалится из брюха самолета, и через несколько мгновений перестанут существовать миллионы людей и все, что было создано их трудом, трудом их отцов, дедов, прадедов, десятков поколений... - Но до этого, - медленно возразил Юра, - другую кнопку нажмет другой человек... И самолет с ядовитой начинкой будет выброшен в пространство за тысячи километров от Земли и там уничтожен. Женя пристально посмотрела на него. - Это так же возможно, как и кобальтовая бомба, - усмехнулся Юра. - Сейчас, а впрочем, это было, наверное, всегда, живут две науки: одна работает над тем, как наиболее полно и подешевле уничтожать людей, другая делает все, чтобы люди с каждым поколением жили разумней и луч- ше. Кобальтовая бомба - это страшная сила, но мир и его наука сильнее! - Больше всего меня бесит беспомощность, - упрямо сказала Женя. - Кто-то может уничтожить все, а я его даже не увижу... - Какая беспомощность? - сердито удивился Юра. - Ведь это мы дер- жим бомбу и не даем ей упасть! Конечно, каждый из нас по одиночке мало что может, но все вместе, как одна рука, мы уже много лет удерживаем бомбу. Это беспомощность? Они помолчали. Теперь Юра хмурился, а на лице Жени проступила улыбка. - По-моему, это хорошо, что люди думают о работе, о семье, о сво- ем городе или новых штанах, - сказал Юра. - Пусть шутят, смеются, лю- бят друг друга, растят детей и не думают об этой чертовой бомбе. Было бы ужасно, если бы, испугавшись, люди забыли о жизни, обо всех ее ра- достях, а день и ночь, корчась от страха, думали о войне. Тогда она скоро началась бы. - Иногда мне кажется, что ученые здесь, в Академическом городке, делают что-то не то... Конечно, я ничего не знаю... Но вот хотя бы та- кой большой человек, как Андрюхин... Ну что он, собственно, делает? - То же, что и мы все: не дает бомбе упасть, - сдержанно ответил Юра. - Вот кто не боится войны! Он убежден, что войны не будет, а если она все же случится, мы сумеем предотвратить и преодолеть все ее бедс- твия... Ты знаешь, к какому полету готовится твоя Детка?.. Она укажет дорогу людям! Человеку! - Людям? Ты что? - Ничего. Я ничего, Женечка! - Он коротко засмеялся. - Слушай, ты хорошо помнишь сказки? - Сказки? - Женя подняла недоумевающие глаза. - Старик их обожает! И рассказывает, как народный артист. Пом- нишь, в сказках злой волшебник, убегая, превращается в зерно, а добрый - в курицу, чтобы склевать зерно; злой - в лису, добрый - в собаку, и так далее, пока добрый не одолеет злого... Это представляется чистей- шей выдумкой и небывальщиной, но разве ковер-самолет, сапоги-скороходы и многое другое не казались раньше лишь выдумкой для детей, которую невозможно осуществить? - Я тебя не понимаю, - вздохнула Женя. - Ты не удивляешься телевизору, правда? А ведь это чудо, которое потрясло бы не только Шекспира или Петра Первого, но и Пушкина, и Толстого... Изображение передается мгновенно на десятки и сотни кило- метров. А почему можно передавать изображение и нельзя передать сам предмет? Для этого надо, между прочим, заниматься и кибернетикой... Академический городок стоял в огромной ложбине, и сейчас, разго- варивая, они описывали дугу, пробегая над северо-восточной его частью, по холмам, закутанным в щетину елей... Из черной тишины вдруг вырвался тонкой иглой яркий луч, вонзился в припавшую к глубокому снегу елочку, бесшумно лизнул по лицу Юру и Женю и исчез... Тьма стала еще гуще. - Что это? - шепнула Женя. - Не знаю, - сказал Юра. - Сейчас они будут здесь... Из-за елок выскочили трое. Впереди без шапки бежал профессор Па- верман. Фонарь был у него в руках, и яркая игла снова остро кольнула Юру и Женю в глаза. - Вы никого не видели? - закричал профессор, подскакивая так близко, что Женя, загородившись рукой от яркого света, все же увидела его почти безумные глаза. - Никого не встречали здесь, в лесу? Ну! Что же вы молчите? - Он явно их не узнавал. - Нет, - сказал Юра, не понимая, что произошло. - Мы не встретили ни одного человека... - А-а!.. - Профессор Паверман сморщился, как от зубной боли. Его длинные руки возмущенно взметнулись вверх и тотчас бессильно упали. - Разве я говорил о человеке? Ну, а собак не встречали? Собаку, собаку! Одну собаку, понимаете? - Нет, - медленно сказал Юра. - Мы не видели и собак. - Вы могли ее не заметить... - Профессор хватал за руки то Юру, то Женю, заглядывая им в глаза. - Она вся черная. Но, может быть, лай, визг... Что-нибудь! Нет, я сойду с ума! Мы ищем ее вторые сутки! Если бы вы только поняли... - Осторожнее! - негромко сказал один из стоящих сзади. - Вы меня не узнали, я Сергеев, - поспешно сказал Юра. - Недавно работаю у вас. Эта девушка - Козлова, сотрудница профессора Шумило. Очевидно, пропала Детка? Неужели состоялся опыт? - Вы Сергеев? - кинулся к нему ученый. - Ну да! Конечно! Вам я могу сказать, что опыт с Деткой удался! (Стоящие сзади, словно по ко- манде, одновременно крякнули неодобрительно.) Но все погибло, если мы не найдем собаку, причем как можно быстрей... Вы помните, как она выг- лядит? - Конечно... - Такса. Черная. Звали - Детка, - упрямо забормотал профессор. - Возраст - немногим более одиннадцати месяцев. Очень ласковая. Любит переваливаться на спинку, чтобы ее почесали... - Паверман вдруг всхлипнул. - Простите... Не могу... Я с ней работал четыре месяца... Он рванулся вперед, в угольную темноту. - Детка! Детка! - громко кричал он срывающимся от сдерживаемых слез голосом. - Что надо делать? - спросила Женя. - Быстрее в городок, - бросил Юра. - Не понимаю, почему профессор очутился здесь. Детку должны были встретить на пустыре за Майском... Глава девятая. СТРАДАНИЯ Л. БУБЫРИНА Я люблю зверье Увидишь собачонку, тут у булочной одна - сплошная плешь, из себя и то готов достать печенку, Мне не жалко, дорогая, ешь! В. Маяковский В один из самых обыкновенных дней знаменитый Леня Бубырин, па- рень, поймавший летающую картофелину, человек, в общем, веселый, выг- лядел крайне озабоченным и удрученным. Ни мать, ни отец, ни тем более учителя не смогли бы разобраться в причинах забот и скорби Бубыря, и, уж конечно, не стоило ждать от них сочувствия. Дело в том, что через два дня должна была состояться решающая игра между их домом и третьей сборной соседней улицы, а шайбы до сих пор не было!.. То есть шайба еще не так давно была, довольно хорошая шайба из старой автомобильной шины. Правда, у нее были особенности: в то время как нижняя часть шайбы была совершенно гладкой, верхнюю бороздили твердые, несгибаемые шинные рубцы. Но ребята приспособились к этим особенностям и знали, когда какой стороной лучше кидать шайбу. Немногие команды имели такую шайбу. Собственно говоря, она почти не отличалась от настоящей, и Пашка Алеев, который сам добыл где-то кусок старой шины и сам вырезал эту замечательную шайбу, уверял, что шайба, которой играет первая команда непобедимого "Химика", будет даже малость полегче. Ну, а теперь у команды П. Алеева шайбы не было, и случилось это по вине Бубыря, чего он и сам не отрицал. Да, вина была его. И произошло все так случайно, так глупо... Они проводили во дворе товарищескую игру. Вес шло отлично Леня, как всегда, стоял на воротах. Это был непрошибаемый вратарь! И на этот раз, как противники ни старались, они так и не могли открыть счет. Не- ожиданно к воротам вырвался сам Пашка Алеев. Все остались позади, а он мгновенно оказался перед замершим Бубырем и метнул шайбу в левый угол ворот. За какую-то ничтожную долю секунды до броска Бубырь разгадал, куда Пашка бросит шайбу, и рванулся в левый угол одновременно с шай- бой. Бубырь не мог объяснить, почему так происходило. Словно какая-то сила толкала его туда, куда нужно. Он принял шайбу на свою широкую, прочную клюшку, сделанную из дубовой клепки. Непробиваемый вратарь и на этот раз оказался сухим! Пашка даже один на один с вратарем не смог забросить шайбу!.. Но случилось ужасное. Отскочив от клюшки, шайба угодила не то в щеку, не то в нос одному старику, который жил на четвертом этаже с двумя взрослыми дочками и в этот момент проходил мимо. Старик что-то пробормотал, что именно - осталось неизвестным, и, подняв шайбу, вошел в свой подъезд. Сколько ни ныли потом ребята под дверьми, сколько ни стучались, ни скреблись, ни бросали снегом в тем- ное окно, все было кончено. Шайба к ним не вернулась. Лишь на второй день, жалобно всхлипывая, растирая несуществующие слезы на своей толс- той и румяной, очень похожей на колобок физиономии, Леня выведал у од- ной из дочек старика, что шайба была брошена в помойное ведро, а отту- да попала в мусорный ящик. Нелегко было среди бела дня и в то же время в глубокой тайне от домашних и от всех окружающих тщательно исследовать содержимое мусор- ного ящика. Но это было сделано! Не замечая вони, ребята палками разг- ребли по кусочкам все, что было в ящике, но шайбы там не оказалось... Может быть, мусорщики раньше очистили ящик, может быть, все выдумала хитрая дочка, но шайбы не было... Несколько дней пытались играть чем попало. На свалке комбината среди всяких любопытных предметов нашлись разъеденные кислотой резино- вые пробки. Их набрали больше сотни, но все они оказались слишком ма- лы! Была перепробована масса различных предметов - кусок дерева, банка из-под ваксы, набалдашник от трости, старая мыльница, сломанный ку- барь, замерзшее лошадиное яблоко, - но все это было не то! Игра как-то не клеилась. И вот тогда перед Бубырем была поставлена задача: достать любой ценой новую шайбу! После того как очередное лошадиное яблоко от удара клюшкой разле- телось навозными крошками, Пашка пододвинулся к Бубырю и негромко, но очень внятно сказал: - Чтоб завтра была шайба! А не то, знаешь... Это Леня знал: будут бить. Он и то удивлялся, что его так долго не трогали. Вечером, после того как уроки были сделаны, он уселся на пол в самом уютном месте - между тумбой письменного стола и платяным шкафом - и принялся размышлять. План у него был, но как этот план исполнить? Дело в том, что в корзине в углу коридора хранилась масса старой обуви, которую мама еще не решалась выбросить. На папиных ботинках, совершенно негодных, были замечательные каблуки литой резины. По Лень- киным расчетам, такой каблук, конечно аккуратно отодранный от ботинка, был бы великолепной шайбой. Но между идеей и ее осуществлением было столько препятствий! Сидя в своем углу, Леня вспоминал, как папа рассказывал маме о том, сколько трудов ему стоило провести в жизнь свое изобретение. "Куда легче изоб- рести, чем внедрить!" - повторял папа с ожесточением, и сейчас Леня понял, что это совершенно правильно. Если обо всем честно рассказать маме и попросить ее отдать хотя бы один каблук, немедленно выяснится, что это еще хорошие ботинки, что они очень нужны, что мама собиралась со дня на день отдать их в ремонт и тому подобное. Стащить этот никому не нужный башмак было бы легче всего, но Леня давно установил, что стоило тронуть любую вещь - и ма- ма, совершенно непонятно каким образом, сейчас же об этом узнавала. Для того же, чтобы найти этот ботинок, придется наверняка перерыть всю корзину: ведь чем вещь нужнее, тем дальше она лежит... Несмотря на все опасности, был избран вариант похищения. Оно сос- тоялось в ближайший вечер, когда папа и мама ушли в клуб на спектакль, а старшая сестра, вместо того чтобы сидеть над уроками, воспользова- лась неожиданной свободой и удрала к подругам. Леня взялся за дело обстоятельно. Выдвинув корзину под яркий свет лампы, он прежде всего решил запомнить, как что лежит, чтобы уложить потом обувь в таком же порядке. Чего только не было в корзине! Он встретил свои первые кеды, от которых остались одни верхи, поудивлялся и похихикал над гусариками с голубым помпоном, не сразу сообразив, что это не так давно тоже было его обувью. Зачем мама их хранит? Он увидел свои башмаки, уже настоящие, но такие маленькие, что сейчас в них не влезло бы и пол-Бубыревой ноги, и кучу потрескавшихся, согнутых, поко- робленных, дырявых туфель, ботинок, сапог, тапочек, босоножек, калош, принадлежавших когда-то другим членам семьи. Как он и ожидал, нужные ботинки отца с литыми каблуками оказались в нижнем ряду. Увы, часто бывает, что, мечтая о какой-нибудь вещи, мы представ- ляем ее себе куда лучше, чем она выглядит в действительности! Леня, скорбно оттопырив губы, вертел в руках папины башмаки. Действительно, каблуки у них были литые. Но как немного осталось от этих каблуков! Он долго прикидывал так и этак и наконец, вздохнув, остановился на левом. Его папа стоптал все-таки меньше. И зачем люди так нажимают на каблуки! Ходили бы лучше на цыпочках... Размышляя о том о сем, вспоминая, как ему удалось подержать в ру- ках настоящую, литую шайбу, которая от удара Юры Сергеева взлетела на трибуну, Леня начал думать о самом Сергееве, о своем любимом Бычке. Где он? Придется ли увидеть его еще хоть раз? Отодрать стоптанный каблук - дело вовсе непростое. Если не верите - попробуйте. Леня едва справился с задачей и успел убрать корзину, когда в дверь постучали. В этот момент он работал веником, скрывая следы своего преступления. Поспешно забросив веник за велосипед, а но- гой сунув под шкаф остатки мусора, он открыл дверь, не вынимая из кар- мана кулак, где был зажат драгоценный каблук. Это пришла сестра. - А... это ты! - вздохнул Леня с облегчением. - А ты думал? - сухо отозвалась сестра, расстроенная виденным у подруги замечательным розовым платьем с кружевным воротничком. - Нет, я так просто, - ухмыльнулся Леня и тотчас ушел в уборную. Там, тщательно заперев дверь, он снова извлек каблук и, полюбо- вавшись им, решил, что вернее всего будет пока спрятать каблук в вело- сипедный футляр для инструментов. На следующий день, едва позавтракав, Леня вылетел во двор, сжимая в кулаке новую шайбу. Пашка хмыкнул не очень одобрительно, увидев эту шайбу. Однако ре- шающим испытанием должна была стать игра. И вот, выпущенный из рук Лени, каблук неуверенно запрыгал по мерзлым кочкам и буграм двора. - Конечно, - сказал Леня, - если бы на льду... - А та и здесь была хороша, - сурово изрек Пашка. Ясно, шайба слишком легка и слишком уж плоская. Она походила на разрезанную пополам пышку. Иногда не сразу удавалось подцепить ее клюшкой: она, казалось, прилипала к снегу... Игру пришлось прервать. Леня чуть не плакал. - Идея хорошая, - сказал Пашка, колупая шайбу изгрызенными ногтя- ми. - Но нужен целый каблук. Понимаешь, новый. Нестоптанный... - Где же я его возьму? - всхлипнул Леня. - Вот этого я не знаю... Никто не подозревал, как внимательно изучал Леня в ближайшие часы ноги всех членов своего семейства. Он быстро убедился, что мать и сестра не представляют для него никакого интереса. Оставались отец и он сам, Бубырь. Но ему на зиму были выданы валенки, срезать же каблук с ботинок, в которых отец ходил на работу, было настолько рискованной и безнадежной задачей, что благоразумный Бубырь сразу от нее отказал- ся. Было от чего прийти в отчаяние! И в тот момент, когда казалось, что все пропало, что жизнь иско- веркана и разбита, Леня с трепетом вдохновения вспомнил, что ему еще летом были куплены ботинки на вырост, что они, целехонькие до сих пор, лежат в нижнем ящике шкафа, там, где мама хранила новую обувь, и что об этих ботинках вряд ли кто-нибудь вспомнит до весны. А это еще когда будет! Дождавшись снова, чтобы все разошлись и оставили его в квартире одного, Леня не только с чрезвычайной аккуратностью отделил каблук, но даже прибил на его место теми же новыми гвоздями старый папин каблук, не сумевший стать шайбой. Что касается нового каблука, то он не вызы- вал никаких сомнений. Это была настоящая шайба, даже лучше той, знаме- нитой, вырезанной из старой шины. А как хороша она оказалась в игре! Когда уже поздно вечером приш- лось расходиться, Пашка забрал шайбу себе. - Целее будет, - сказал он многозначительно. И от этих слов сердце Лени сжалось в тяжелом предчувствии. Ему сразу показалось, что он очень устал, и ноги не торопились нести его домой. Но когда он решительно позвонил, а потом, потянув на себя тяжелую дверь, незаметно взглянул на лицо открывавшей ему сестры, то ничего особенного не заметил. И мама была спокойна. Она позвала его ужинать, они поговорили о школьных делах и о мальчишках, которых мама знала. Она расспрашивала о Пашке. И только! Леня даже принялся болтать ногами от душевной радости. Он победоносно взглянул на сестру, которая вечно корчила из себя старшую и даже сейчас сидела с какой-то непроницаемой физиономией, а разве сумела бы она так здорово раздобыть шайбу? Самое замечательное было бы сейчас рассказать обо всем, но разве его могли понять!.. Пришел отец, задержавшийся на собрании. Вот ему Леня, пожалуй, рискнул бы рассказать. Отец не затеял бы истории из-за оторванного каблука, оценил бы полученную шайбу. Но поднимать такой разговор при матери и сестре было крайне неб- лагоразумно. Отец, поужинав, включил телевизор, и Леня подсел к нему, когда сверкнула молния: мама вошла в столовую, держа в каждой руке по тому самому башмаку, над одним из которых утром Леня произвел хирургическую операцию. Она молча сунула их отцу. Он взял башмаки и, явно не зная, что с ними делать, постучал од- ним о другой: - Малы? - Полюбуйся на забавы своего сына, - зловеще произнесла мама. Лене показалось, что он стал совсем маленьким и если сжаться еще сильнее, то можно целиком уйти в щель кресла и там пересидеть то ужас- ное, что сейчас должно было разразиться. Папа внимательно осмотрел верх ботинок и, ничего не обнаружив, перевернул их подошвами к себе. По тому, как он присвистнул, чувство- валось, что зрелище произвело на него впечатление. - Тонкая работа, - сказал папа и попробовал ковырнуть пальцем приколоченный Леней старый каблук. - Парень потрудился на славу... Леня чуть не поднял было голову, но, вспомнив, что папины реплики на такие темы в присутствии мамы ничего не значат, продолжал сидеть смирно. - Странно, что ты способен шутить! - Мама сделала внушительную паузу, вполне достаточную для того, чтобы папа прочувствовал свое лег- комыслие. - Шутки сейчас совершенно неуместны. Ботинки стоили семь рублей. За эти деньги папа должен работать целый день... Это уже адресовалось Лене. - А что? - не выдержав, буркнул он. - Я их буду носить. Папа щелкнул ботинком о ботинок и протянул их маме. - Зачем они мне? - удивилась мама. - Ты слышал, он их будет но- сить. Хорошо! Валенки я уберу, а завтра он наденет эту обувь и шерстя- ные носки... Леня был уверен, что отделался очень дешево. Но, если кому-нибудь из вас приходилось носить ботинки с разными каблуками, вы легко вооб- разите те мученья, которые он испытал еще по дороге в школу. На переменах он не вылезал из-за парты. А когда шли домой, не вы- держал и попросил Пашку отдать каблук. - Шайбу? - удивился Пашка. - Ты что? Только через сутки Пашка сжалился. В сапожной мастерской каблук поставили на место, мама снова убрала ботинки и выдала бедному Бубырю валенки. Как приятно было их надеть и ходить, не хромая!.. Но шайбы так и не было. Следовало предпринять решительные шаги. Оля, старшая сестра, по указанию мамы или из-за своего зловредно- го характера внимательно следила теперь за Леней. - Она мне прямо дышать не дает! - пожаловался как-то Бубырь отцу. - Ничего, сынок! - Отец шутя подтолкнул Бубыря. - А ты знай свое, дыши помаленьку... Бубырь принял эти слова как разрешение действовать. Во всяком случае, уже на следующий день хоккей возобновился, и каждый вечер стоило больших трудов загнать Леню домой. Он приходил до того извалявшись в снегу, что на ворсе лыжного костюма каменели со- сульки, а снег нельзя было счистить. Едва держась на ногах от усталос- ти, розовощекий, с блестящими, потемневшими глазами, он победоносно посматривал на сестру. Оля и мама с ног сбились, пытаясь сначала выяснить, что же теперь из домашнего имущества стало шайбой, а потом - хоть взглянуть на эту шайбу, которая не давала им покоя. Но, конечно, шайба исчезала, как только они появлялись поблизости. Так прошли вторник, среда, четверг и пятница. Наступила суббота. Никто в Майске не подозревал, что сегодня наступил срок, установ- ленный академиком Андрюхиным для опыта с Деткой. Вдоль всей трассы предполагаемой передачи через каждые триста метров стоял сотрудник Института научной фантастики. Казалось, все бы- ло предусмотрено. Луч, в который превращалась симпатичная черная так- са, должен был приземлиться примерно в восемнадцать часов сорок шесть минут семь секунд на пустынном замерзшем болоте, среди чахлых кусти- ков, в трех километрах от Майска. Там Детку должен был встретить целый отряд научных работников. Андрюхин предложил снабдить Детку ошейником и выгравировать на нем адрес, куда в случае отклонения от заданного пути нашедшему следо- вало доставить таксу. - Отклонения не будет, - воспротивился Паверман. - Я не понимаю, Иван Дмитриевич... - Ну хорошо, хорошо... - согласился Андрюхин. - Не хотите дать Детке ошейник, не надо... - Глаза его тут же лукаво блеснули. - А вы проследили, Борис Миронович, куда идет дальше трасса? Если луч все же пройдет дальше заданной точки? - Я не понимаю этих шуток, Иван Дмитриевич! - вскричал вконец из- нервничавшийся за последние дни Паверман. - Ну-ну, спокойнее, дружок... Я хотел только сказать, что если продолжить трассу, то она пересечет Майск, где живет знаменитый Леня Бубырин... Помните картошку АГ-181-ИНФ? Ну не сердитесь, я шучу, ко- нечно... Все же, услышав о картошке, профессор Паверман распорядился на- деть ошейник... ...По субботам, как всегда, мама топила ванну. Ни хотя мама была занята более чем обычно, ей бросилась в глаза непонятная суетливость и озабоченность ее сына, наступившая после четырех дней безудержного ве- селья. Маме, впрочем, и в голову не приходило, что эта смена настрое- ний, ванна и хоккей имеют между собой что-то общее. После уроков, наскоро перекусив, что само по себе свидетельство- вало о смятении в душе Бубыря, и убедившись, что ванна затоплена, он сбежал во двор. Первой мылась обычно Оля. Она мылась не под душем, а напускала для себя полную ванну воды. Это было ужасно. И на этот раз Оля хотела проделать то же. Она долго возилась, что-то бурчала, так что наконец мама, не слыша плеска воды, окликнула ее: - Ты что, заснула? Когда же ты думаешь мыться? - Не знаю! - сердито отвечала Оля. - Ну, что тут еще? - Мама появилась в ванной. - Что еще стряс- лось? - Куда-то засунули пробку, - вся красная и растрепанная, зло от- ветила Оля. - Ищу, как дура, целый час... И вдруг она, прервав себя на полуслове, молча уставилась на мать вытаращенными глазами. Мать таким же остановившимся и очень сосредото- ченным взглядом рассматривала свою дочь, хотя видела, казалось, вовсе не ее. В следующее мгновение, накинув кое-как шубу, Оля выскочила во двор. Там в это время шел жаркий спор. - Отдай, - просил Леня Пашку, - только на сегодня. Сегодня все помоются, а там опять три дня играй... А не то отнимут. - "Отнимут"! - упрямился Пашка. - А откуда известно, что она у тебя? Нету, и все! - Все равно узнают, - тянул Леня. Задыхаясь, с мокрыми кудряшками, прилипшими ко лбу, между ними появилась Оля. - Где пробка? - выдохнула она. - Давай живо, мама идет! Леня молча, жалобно и укоризненно смотрел на Пашку, и тот, отвер- нувшись, нехотя сунул ему наконец пробку от ванны, последнюю, быть мо- жет, самую великолепную шайбу... Бросив Лене какую-то очень злую угрозу, Оля умчалась. Ребята по- топтались около Бубыря, посмеялись, повздыхали и тоже разошлись. - Ладно уж, валяй домой, - сказал милостиво Пашка. - Не бойся, не убьют дорогого сыночка... И тоже ушел насвистывая. А Лене совсем не хотелось свистеть. Было холодно, скучно и одино- ко, но идти домой он не решался. Падал редкий снежок, но во дворе было так темно, что и снежинки казались темными. Все люди сидели дома, и в окнах как будто дразнились и хвастались приветливые разноцветные аба- журы. А во дворе не было никого и стояла такая неприятная и тяжелая тишина, как будто все навсегда покинули Бубыря, ушли в свои веселые, теплые комнаты. А ему туда нельзя. Как было тоскливо! Он слонялся по двору, обошел заваленный грязным снегом скверик, лицо у него сморщи- лось, перекосилось, и, если бы кто-нибудь в эту минуту сказал ему хоть слово, он бы немедленно заревел. Но никого не было. Петляя по двору, он все-таки незаметно приближался к своему подъ- езду. Но, подойдя к нему, он снова не решился войти и присел на кор- точки, подперев спиной замерзшую стену. Здесь было почти так же хоро- шо, как дома, между письменным столом и платяным шкафом... Честно го- воря, Бубырь немного хитрил. Он ждал. Должны же были выскочить в конце концов встревоженная мама или хотя бы Оля! Им давно уже следовало за- беспокоиться... Так он сидел, тыкая прутиком снег, немного тоскуя, немного боясь темноты и немного сердясь на свое затянувшееся одиночество. Потом ему показалось, что прямо перед глазами вспыхнула яркая лампа; он услышал какой-то треск, легкий щелчок. Его удивил стремительный порыв теплого ветра. И тотчас что-то живое мягко ткнулось в его валенок. Это было так неожиданно, что Леня едва не взвыл от страха. Но тут он услышал жалобное тоненькое повизгивание. Неужели щенок? С недоверием, недоуме- вая, Леня слегка нагнулся вперед, всматриваясь. Вероятно, щенок был совсем черный, потому что Лене пришлось поднимать ему каждое ухо, лапы и даже хвост, чтобы убедиться, что это щенок. Даже не щенок, а такса, вполне взрослая, хоть и молоденькая... - Черная, как муха... - прошептал Леня, все еще с недоверием присматриваясь к песику. Главное, что смущало Бубыря, - это совершенно неожиданное появле- ние таксы и еще то, что она была не то больна, не то сильно избита. В самом деле, откуда в десятом часу вечера могла почти беззвучно поя- виться собачонка, да такая, каких никто поблизости никогда не видел? И почему она так жалобно визжит? Леня ощупал таксу со всех сторон, но она не взвизгивала сильнее, как если бы встретилось больное место, а продолжала так же однообразно не визжать даже, а стонать. И все время мелко дрожала, как будто ее бил озноб... Значит, она все-таки больна. И Леня решился. Он осторожно взял ее на руки и, кряхтя, как столетний дед, приподнялся. Собачонка неожидан- но завизжала на весь двор, как будто ей сделали больно. - Ты что? - испугался Леня. - Чего ты? Он держал таксу на весу и пытался заглянуть ей в глаза. Ничего нельзя было рассмотреть. Вдруг влажное, теплое прикосновение заставило Леню рассмеяться. - Он лижется! - в восторге вскрикнул Бубырь, прижимая к себе пе- сика. - Ах ты, дурачок! Рука его, осторожно гладившая таксу по маленькой приплюснутой го- ловке, наткнулась на что-то твердое. Леня осторожно потрогал: кажется, ошейник... Пододвинувшись к кухонному окну первого, этажа, из которого на снег падал желтый свет, Бубырь нагнулся над ошейником. На нем что-то было написано, вернее - выдавлено. Ошейник был из плотного ма- териала, похожего на толстое стекло. Ощупывая каждую букву и водя по ней почти носом, Бубырь, все больше пугаясь, прочел едва слышно: "Просьба дать... по адресу: Г.....ая .....ть, п/я..." - Опять п/я!.. - прошептал Бубырь, испуганно оглядываясь по сто- ронам. Никого не было. Тогда он попробовал снять ошейник. Ничего не по- лучалось. Собачонка повизгивала, облизывала ему руки, доставала и до лица. - Ш-ш!.. - успокаивал ее Бубырь, вертя ошейник во все стороны и нащупывая, где же запор. Сам не зная почему, он все больше тревожился. Ему чудилось приб- лижение чего-то непонятного. Все ясное и разумное было своим, все тем- ное и непонятное - чуждым. Снять ошейник нужно было как можно быстрей, пока таинственные враги не явились сюда. А что, если они похитят Бубы- ря? Да кто им даст, видели мы таких... Но пропял же куда-то Юра Серге- ев после картофелины, после этого п/я... Все-таки Бубырь мужественно сражался с ошейником и наконец заметил, что он просто растягивается и снимается через голову таксы. Содрав его и спрятав за пазуху, совсем забыв о ванне, шайбе, пробке и ожидавших его дома неприятностях, Бубырь, перепрыгивая через ступеньки и крепко держа под мышкой собаку, помчался домой. Он жил на третьем этаже и на полпути наскочил на самую вредную девчонку, Нинку Фетисову, которую Пашка почему-то не велел никому бить. - Куда катишься, Колобок? - спросила она, раскачивая перед носом Бубыря кожаную сумку. Леня даже не обратил внимания на обидное прозвище. - Вот, видела? - Он торжествующе показал ей дрожащую таксу. - Моя! Тут он сообразил, что было бы лучше спрятать собаку от Нинки, но было уже поздно. - Стащил, да? - Глаза Нинки вспыхнули интересом. Она протянула руку потрогать, но Леня плечом отбросил ее руку. - Уберите ваши лапы!.. Нашел я ее. Она сама ко мне появилась, - сбивчиво объяснил он. -Стащил! Стащил! - закричала Нинка и тотчас перешла на вкрадчивый шепот: - Давай я ее лучше пока к себе заберу. Я знаешь как спрячу! Никто ни в жизнь не найдет! Будем владеть ею вместе, понимаешь, кол- лективно... - Иди, иди... - Леня упрямо пропихивался вперед. - Лучше дай! А то всем скажу, что украл, что сама видела, как та- щил из сарая. - Из какого сарая? Ты что! - испугался Леня. Может, и справилась бы с ним хитрющая Нинка-пружинка, но в это время наверху с треском распахнулась дверь и знакомый мамин голос, хоть и сердитый, но очень приятный, крикнул: - Марш домой! - Тетя Лиза, он щенка украл! - тотчас закричала Нинка. - Я сама видела, на соседнем дворе... И покатилась вниз по лестнице. Как будто идя на казнь, преодолел Леня оставшиеся до мамы пятнад- цать ступенек. - Когда же это все кончится? - простонала мама, увидев своего Бу- быря с его находкой. - У всех дети как дети... Немедленно брось эту гадость! - Это такса, - тихо сказал Леня. - Такая собака. Она больная... - Больная? Ужас! Наверное, заразная! - закричала мама, пытаясь вырвать таксу; впервые песик взвыл настоящим собачьим голосом. - Она еще кусается, наверное? Брось сейчас же! - Меня он не укусит, - упрямо сказал Леня. Всю эту беседу они вели на пороге. Наконец мама, не выдержав, толкнула Леню с прижатой к животу собачонкой в прихожую. - Ну хорошо, - сказала она решительно, - сейчас я позову отца. Как всегда в таких случаях, Леня внутренне дрогнул. Он не мог по- нять, в чем тут секрет. Ведь мама распоряжалась дома всем, папа тоже ее слушался. Но, когда нужно было пустить в ход самую страшную угрозу, она звала папу. И это производило впечатление. - Я больше не могу, - заявила мама, когда папа послушно выглянул из кухни. - Он притащил домой больную собаку и не выпускает ее из рук. Папа подошел ближе. - А кто тебе сказал, что собака больна? - спросил он, с интересом присматриваясь к песику. - Да он же, он сам! Пришел и заявил: собака больна... - По-моему, она здоровехонька, - папа слегка потряс таксу за длинное ухо, и та, поворачивая голову за его рукой, смотрела так умно и внимательно, что мама замолчала и, хмурясь, уставилась в живые, уди- вительно разумные собачьи глаза. - Теперь она здорова, - со вздохом сказал Леня. И, не глядя на маму и приготовившись к тычку и даже подзатыльни- ку, Леня осторожно опустил свою таксу на пол. Песик вильнул хвостом, метнулся к папиным ногам, к маминым и, покорно перевернувшись на спи- ну, заюлил всем телом, принюхиваясь к халату хозяйки. - Абсолютно здоровый пес, - весело сказал папа. - И безусловно неглупый. - Чепуха... - растерянно сказала мама. Безропотная покорность таксы произвела на нее впечатление. - Отлично, если она здорова, но мне не нужны ворованные собаки. Папа, слегка приподняв брови, вопросительно посмотрел на своего Бубыря. - Я сидел у стены, - начал Леня, сразу увлекаясь, - вот так на корточках, и ковырял палкой... Никого не было, и вдруг откуда-то сва- лилась эта вот Муха... Это я ее так назвал, потому что она вся черная и очень веселая! - Что ж, ее выбросили из окошка? - поинтересовалась мама. По тону и лицу сына она все время чувствовала, что его что-то смущает. - Я сам не знаю, как это случилось, но только не было ничего, и раз - собака... Она ничья. - Ну, вот видишь, - сказал папа, щекоча мягкий Мухин живот. - Она ничья. - Пусть и останется ничьей, - неуверенно сказа