ю  грудь,  загорелую,  с
золотистыми курчавыми волосами, под  которыми  ближе  к  краям  глянцевито
краснели три рубца, потом на руки, потом опять на грудь  и  закрыл  глаза.
Ягич наблюдала за ним безотрывно, нисколько не скрывая этого, но спокойно,
с той профессиональной  уверенностью,  которая  даже  необычным  ситуациям
придает оттенок заурядной будничности.
   - Чьи это руки? - прошептал Альберт, и, так как ему показалось, что она
не услышала его шепота, он повторил громко, как  на  допросе:  -  Чьи  это
руки?
   - Ваши, Альберт. А раньше - Сергея Чудновского.
   - Пианиста?
   - Да, пианиста.
   - Ему было семьдесят два?
   - Да, Альберт, семьдесят два.
   - Доктор, сколько же мне? - Он ждал, но она не  отвечала,  и  тогда  он
заговорил снова: - Допустим, доктор, вы выходите за меня замуж: кто  будет
обнимать вас,  Альберт  Валк,  физик,  двадцати  девяти  лет,  или  Сергей
Чудновский, пианист, семидесяти  двух  лет?  Хотя  нет,  давайте  проще  -
сколько лет человеку, руки которого на три года старше его отца?
   - Не надо, Альберт, - она взяла его руки, положила  кисть  на  кисть  и
сжала крепко, как озябшие руки ребенка, - это твои руки, понимаешь, твои.
   Глаза Альберта были по-прежнему закрыты. У правого, на полпути к виску,
застряла слеза. Ягич  высвободила  руку,  чтобы  отереть  ее,  но  Альберт
стремительно повернул голову и прошелся щекой по подушке.
   Она засмеялась:
   - Мальчик, мальчик, а сколько тебе лет?
   - Ему? - Валк стоял в дверях, чересчур большой и чересчур бодрый. - Это
вы у меня, доктор, спросите, сколько ему лет.
   Усевшись на койку, Валк взял руки Альберта и, приказав  сопротивляться,
согнул их в локте и запястье.  Затем,  перебирая  пальцы,  снова  приказал
сопротивляться - сильнее, сильнее, еще сильнее! - и, наконец, хлопнув  его
по плечу, сказал громко и весело,  как  детский  доктор  мальчику,  тяжело
переболевшему:
   - Все в порядке, сын. Можешь играть руками в футбол. Через неделю - вон
из моей клиники.
   - Отец...
   - Я слушаю.
   - Почему именно эти руки? Разве...
   - Да, Альберт, были и другие. Но нужны были эти, именно эти. Понимаешь,
руки с огромной памятью. Гениальные руки.