. - Ладно, - сказал Киссур и поднялся на ноги, - я тут кое-что придумал, - пошли. И если вы хотите узнать, что именно придумал Киссур, - читайте следующую главу. 21 Государь Варназд не удивился, когда ночью его разбудил шепот Нана: первый министр теперь часто навещал государя. Покойник приходил и садился в изголовье. На рассвете он таял. Варназд рассказывал все, что случилось за день, и спрашивал совета назавтра. Тот горько плакал, что не уберег государя, и давал советы. Поэтому Варназд не удивился, когда Нан разбудил его, но воспротивился, когда Нан шепотом велел ему собираться. - Зачем? - возразил Варназд, - вы уже столько раз помогали мне бежать; а наутро я опять просыпался в этой спальне. - Вставайте, - вмешался еще один человек, и Варназд, вглядевшись, промолвил с упреком: - Яшмовый араван! И вы тоже умерли? То-то сегодня утром охранники так странно о вас шептались! - Государь опять плачет ночью? - раздался насмешливый голос, и в проеме двери показалась круглая, как репа, морда стражника. - Ого! - промолвил стражник изумленно и потянулся к ножнам. В руках Нана негромко чавкнуло, охранник сложился пополам, упал и утих. "Хороший сон", - подумал Варназд. Кое-как покойный министр уговорил государя одеться. Они выскользнули в сад и побежали на ровную лужайку за павильоном Сумеречных Врат. Варназд продрог от росы и холода. Небо заволокло тяжелыми, как коровье вымя, тучами, деревья от холода и ветра стучали ветвями, и над деревьями качалась, словно на паутинке, синенькая звезда. Вдалеке послышался топот всадников. Нан затолкал Варназда в кусты. На лужайку выехал ночной дозор повстанцев. До государя донесся обрывок разговора: - Что с того, что стреляли? В беса надо стрелять серебряными шариками, тогда он рассыпается с визгом и вонью. - Все равно, - возразил другой дозорный - если Арфарру унес бес, то зачем он прихватил с собой яшмового аравана? И дозорные проехали дальше. Прошло немного времени, - Варназд поглядел на небо и увидел, что синенькая звезда, которая висела над лужайкой, спускается все ниже и ниже, и это не звезда, а скорее птица. Крылья птицы не шевелились. Одно крыло было с красным огоньком, другое с синим огоньком. Это была, без сомнения, родня тем каменным птицам в Зале Ста Полей, что умеют танцевать и славить государя. Варназду испугался, его стала бить крупная дрожь. Нан подхватил его на руки, как ребенка. Птица села. Нутро ее распахнулось. Покойный министр подсадил в нутро государя и влез сам. Яшмовый араван, к изумлению Варназда, остался по ту сторону. - Не покидайте меня, - попросил Варназд. Нан за спиной его вспыхнул и закусил губу. - Я должен остаться, - сказал Бьернссон. - А можно я останусь с вами? Один из пилотов начал ругаться. В это время ночной дозор, обсуждавший пропажу яшмового аравана, повернул назад и увидел впереди за абрикосовыми деревьями синий свет и услышали монотонное урчание. - Вперед! - завопил командир дозора. Мятежники выскочили на полянку. Раздался испуганный вопль, и гудящая стрела переломилась об обшивку самолета. - Дураки, - орал старший, - это бес! Стреляйте серебряными шариками! - Стойте, - вскричал Варназд, - вы не смеете стрелять в своего государя, - и полез обратно из кабины. Два серебряных шарика хряснули, один за другим, об обшивку. - Братцы, - вопил обрадованно старший дозорный, - серебро его не берет! Это не бес, а простое железо! Бьернссон отскочил от самолета и упал в густую траву. - Взлетайте, - закричал он. Проворный десантник схватил государя за шкирку и втянул его обратно. Другой человек выскочил наружу с автоматом в руках и прошелся очередью по дозору. Подхватил Бьернссона подмышки, швырнул его в кабину и прыгнул сам. Самолет завыл и взлетел. - Сидите и не нойте, - сказал десантник Бьернссону. - Вас бы завтра убили. Бьернссон повернулся к Нану, поглядел ему в лицо так, словно видел, что у него написано на обратной стороне глаз, и сказал со странной улыбкой: - А я думаю, меня убили бы сегодня. И вовсе не Ханалай. У Нана по спине пробежал холодок. - Что вы хотите сказать? - спросил Нан каким-то не своим голосом. Но в этот момент внимание их было отвлечено новым обстоятельством. - Это что такое, - сказал пилот, указывая на экран. - Еще один самолет! Действительно, им навстречу, к лагерю Ханалая, летел еще один "К-307". Пилот надел наушники. - Борт семьсот два вызывает борт семьсот восемь. Как слышите. Прием. Треск в наушниках, потом голос: - Слышим отлично. - Что вы здесь делаете? Вам что, топлива не жалко? После короткой паузы в разговор вмешался новый голос, на вейском: - За топливо плачу я. Я хотел убедиться, что все благополучно. Вдруг вам понадобится помощь моя и дружинников? "Киссур!" - сообразил про себя пилот. "Господи, это с кем он летит, с маленьким Исаном? Как бы они не угробили машину." - Благодарю за заботу, - подавив смешок, ответил пилот, раньше, чем Нан успел вмешаться. - У нас все благополучно. - Государь с вами? - Да. - А этот... проповедник? Остался внизу? - Нет, сидит здесь и дуется. - Это совсем хорошо. - Исан, - сказал пилот, - вы не боитесь, что эта прогулка обойдется вам слишком дорого? Вы летаете на самолете не лучше, чем я скачу на лошади. - Я не знал, что вы умеете ездить на лошади. - А я никогда и не пробовал, - съязвил Редс и повернулся к Нану: - Господин Нан! Прикажите ему возвращаться! - Может не приказывать, - донесся ответ. - С сегодняшнего дня я больше не служу господину Нану. - Это что за шуточки? - заорал пилот. - Это не шуточки. Я служу в войсках империи. И я подчиняюсь приказам Киссура. Тут только до Редса начало доходить. - Черт побери, - сказал он, - а если Киссур прикажет вам уничтожить мятежников? Пауза. Невнятный шепоток перевода. Спокойный голос Киссура: - Именно это я ему и приказал. Нан схватился за голову. - Сядьте, - закричал Бьернссон, - сядьте, тогда они не посмеют бомбить лагерь. - У нас топлива в обрез, - сказал пилот. - Мы не можем его сбить? - спросил Нан. - Чем? - огрызнулся пилот. - Они вооружены, а мы нет. Второй самолет пропал в ночи, - но на экране было видно, как плотная черная точка развернулась над зимним лагерем и пошла вниз. Государь сидел, вертя головой. Сон уже кончился, но явь еще не начиналась. Государь задрожал, вспоминая кое-какие намеки Арфарры. Самолет тряхнуло, и Варназд закрыл глаза. Нан бережно обнял его и укрыл плащом, как наседка укрывает крылом взъерошенного цыпленка. Бьернссон даже не обернулся на плачущего государя. - Поверните самолет, - сказал вдруг Бьернссон пилоту, - я хочу видеть все. - У нас топлива только на обратную дорогу, - повторил пилот. Когда они подлетели к Чахарским горам, позади них вставало безобразное красное зарево, и на его фоне можно было различить силуэт штурмовика. На рассвете, когда лагерь Ханалая уже кончил гореть, а топлива в баках осталось совсем мало, Исан посадил машину на луг у стен близстоличного городка, комендантом которого был Идди Младший. Киссур вылез из самолета и сразу заметил, что бедный железный бочонок вряд ли скоро соберется летать: стальные ножки его подломились, а левое белое крыло пропахало в луге маленькую канавку и завернулось от этого в сторону. Киссуру тоже ободрало бок от такой посадки. Идди всю ночь наблюдал с гнезда на башне за тем, что творилось над лагерем Ханалая, и очень быстро понял, как обстоят дела. Он станцевал от радости при виде Киссура, но весьма прохладно отнесся к Исану, потому что люди племени аколь в свое время сделали много зла народу аломов. Тем не менее он заверил Киссура, что этого человека никто не найдет, пока все не успокоится. Киссур выписал Исану охранную грамоту и сказал: - Пусть только чужие государства попробуют арестовывать подданных империи за то, что было сделано для блага империи. Исан сказал: - Это лучше, чем ничего, но я предпочел бы избежать обстоятельств, при которых мне пришлось бы предъявлять эту бумагу. Еще Киссур подписал Исану дарственную на два огромных поместья из числа своих собственных, близ столицы, и на третье, - в Инисских болотах. - Там нефть, - застенчиво объяснил маленький варвар. Киссур не очень понял объяснения. После этого Киссур отрядил Идди с дружинниками в лагерь бунтовщиков, исправить недоделки, и нельзя сказать, чтобы Идди был доволен поручением. Киссур взял пять человек и отправился в столицу. Переправляясь через Левую Реку, Киссур заметил серебристый самолет. Тот покачал сердито крыльями и полетел дальше. Остаток дня Киссур провел в саду. Он лежал на траве и следил за пролетающими самолетами. В середине дня он съел легкий обед. Самолеты летали не так часто, но к вечеру все небо было расчерчено, как храмовое окошко, серебристыми лопухами. Возможно, Киссур ждал гонца или стражника: но никакого гонца не появилось. Вечером Киссур поднялся в дом, переоделся и отправился во дворец государя. На Белой площади двое чужеземцев вешали на дерево черную тыкву, из породы показывающих картинки, тыква похрюкивала, и вокруг нее собиралась толпа. Прямо с телег раздавали пироги, квадратные, как земля, и банки с разноцветными этикетками, с донышком круглым, как небо. Наверняка по совету Нана. Во дворце все уже знали о его прибытии. Десантник в форме цвета гусиного дерьма взглянул на него и залопотал что-то в рацию с длинным одиноким ухом. Чиновник в зале аудиенций испуганно шарахнулся в сторону. Киссур немного полаялся с этим чиновником и прошел в личные покои государя. В черепаховой комнате сидел, выпрямившись в кресле, государь, в белой сорочке и в шапочке с жемчужным венчиком, и лицо его было бледней жемчужного венчика. Справа от государя сидел Арфарра, укутанный кружевной накидкой и с врачом позади кресла. Слева от государя, за его спиной, стоял Нан, как будто обнимая государя за плечи и что-то говоря. Чуть поодаль сидел, немного развалясь, Клайд Ванвейлен, и еще один чужеземец, уважая государя, стоял на ногах. К стенке жался пяток перепуганных чиновников. Видимо, Киссур прервал какое-то совещание, на котором Ванвейлен и Нан объясняли государю, как управлять страной, а Арфарра поддакивал. Киссур остановился в дверях. Нан шевельнулся за спиной государя и сказал с непроницаемым лицом: - Господин Киссур... То, что вы сделали... Его перебил Ванвейлен. - Я не знаю, как вы осмелились явиться сюда, но если после всего случившегося вы надеетесь оставаться первым министром... - Это катастрофа, - сказал третий чужеземец, - никто не осмелится иметь дело с правительством, во главе которого стоит палач. Киссур засмеялся, выудил из рукава печать и кинул ее через стол Ванвейлену. - Экое красноречие, - сказал он. - Вам нужно, чтобы первым министром был Нан, а не я - так бы и говорили. Я и сам понимаю, что первый министр, который не берет взяток, не исполняет своих профессиональных обязанностей. Ванвейлен стал красным, как рак, и вскочил с кресла. - Палач, - заорал он, - что вы себе позволяете! Киссур подошел к Ванвейлену, сгреб его за широкую шелковую плетку, в которую тот завернул шею, и пихнул обратно в кресло. - Цыц, - сказал он, - сидели в присутствии государя, так и сидите! - Послушайте-ка меня, - продолжал Киссур. - Я, может, и палач, но я не дурак! Я, господин Ванвейлен, с самого начала удивлялся, зачем я оказался на вашем совещании, потому что на этом совещании делили пирог под названием страна Великого Света, и я был там явно лишний. А потом вы при мне стали рассуждать о том, что только чудо может спасти ойкумену; и что вашим оружием можно в полчаса уничтожить лагерь Ханалая, но вы, Клайд Ванвейлен, никогда такого приказа не отдадите, потому что вам за это накостыляют по шее. И даже дурак бы понял, на что вы меня, господин Ванвейлен, подбиваете, и что вы без меня придумали с Арфаррой. Ванвейлен опять всплеснул руками и полез было из кресла, но Киссур затопал ногами. - Цыц, - сказал он, - я договорю до конца. Вам надо было уничтожить Ханалая. Вам надо было, чтобы ответственность за это несли не вы, а выгоду получили вы. Ведь остатки мятежников сегодня ползли к столице на коленях! Вам надо было сделать так, чтобы министром был Нан, а не я... вы разрешили все ваши затруднения одним махом. Я на вас не сержусь. Что вы такое? Торговец из страны торговцев: а нравы торговцев везде одинаковы. Тут Киссур повернулся к Арфарре. - Что же касается вас, господин Арфарра... Признаться, вы оскорбили меня. Ведь если бы вы позвали меня к себе, рассказали, как обстоят дела, и признались, что вам нужен человек, который захватит штурмовик и уничтожит лагерь Ханалая, и что после этого государь должен будет отречься от этого человека, имя которого станет грязью и прахом; а ни вы, ни Ванвейлен в этом замешаны не будете, - разве я сказал бы "нет?" Вы оскорбили меня недоверием, господин Арфарра... Арфарра сидел в кресле, выпрямившись и совершенно неподвижно. Государь Варназд вскочил с малого трона. - Киссур, - сказал он, - эти твари могут убираться. Моим первым министром будете вы, и только вы. И тут Киссур Белый Кречет в первый раз в жизни перебил государя. - Я еще не кончил, - нехорошо улыбаясь, сказал он. - Как я могу, государь, быть вашим министром, если вы сами отрешили меня от должности; назначили двести тысяч за мою голову; велели жечь мое имя на всех алтарях! - Это была ошибка! - Вы оскорбили меня, - продолжал Киссур, - вы поверили негодяям, которым клялись не верить. Когда человека оскорбляет другой человек, - есть много способов мести. Когда человека оскорбляет государь, - есть только один способ мести. - Остановите его, - закричал Ванвейлен. Один из десантников из-за двери прыгнул к Киссуру. Киссур поймал десантника левой рукой и шваркнул им о стенку. Правой рукой он вытащил из рукава белый трехгранный кинжал, с широкими лепестками у рукояти и тремя желобками для стока крови, и, все так же улыбаясь, всадил его себе в грудь по самые лепестки. Все замерли. Киссур стоял некоторое время, молча и удивленно глядя на государя. - Скверно это будет, - прошептал Киссур, - если станут говорить, будто я в таком случае промахнулся... Он не договорил, закрыл глаза, пошатнулся и упал на руки подбежавшему землянину. И никто, конечно, не мог бы сказать, что Киссур струсил или промахнулся, потому что кинжал его вошел точно в сердце, пересек левое предсердие и почти вышел из лопатки. ЭПИЛОГ Прошел почти месяц. Многие вспоминали про этот месяц по-разному, а Шаваш так никогда и не мог вспомнить до конца, что именно было с ним в этот месяц. Но вот, как-то через месяц Шаваш открыл глаза в небольшой белой комнате и увидел, что над ним сидит Киссур. Киссур был очень бледный, отощавший, в чужеземной куртке и штанах. Все это, - и чужеземная одежда, и странный свет с потолка, было уже Шавашу отчего-то знакомо. Шавашу казалось, что все это много раз показывали ему во сне. - Я думал, что ты умер, - отчего-то вспомнил Шаваш. - Я и сам так думал, - ответил Киссур. Они помолчали. - Эти люди так умеют лечить, даже покойников лечат, - сказал Киссур. А ты молодец. Знаешь, как ты себя вел? Шаваш не помнил, как он себя вел. Он смутно помнил, как молодой помощник Арфарры в его комнате с ужасом шептал, что Арфарра мертв, а лагерь Ханалая почему-то горит зеленым и красным пламенем... "Вы правы, они убийцы и нелюди", - шептал чиновник. Потом - жар и бред, потом - вокруг него, люди в незнакомых одеждах, и вдруг, поверх них, лицо Нана... - Как я себя вел? - спросил Шаваш. - Ты кусался, - сказал Киссур. Шаваш молча глядел в потолок. - Знаешь, - вдруг сказал он, - как я верил Нану? Как ты государю. - Не трожь государя, - сказал Киссур. И опять молчание. - Что же, - спросил Шаваш, - они так хороши, как сами о себе говорят? - Еще лучше, - ответил, криво усмехнувшись, Киссур. Тут Шаваш подумал, что за ними обоими, наверно, подсматривают. Он внимательно поглядел Киссуру в глаза и спросил: - И какое это имеет значение? - Никакого, - ответил Киссур. Шаваш протянул ему свою руку ладонью кверху, а Киссур положил на нее свою руку ладонью книзу, и так они сидели, пока Шаваш не заснул. Где-то двумя этажами выше ухоженный седой человек оторвался от экрана и с тоской сказал: - Я вам говорил, что все бесполезно! Такие - как эти двое, они не успокоятся, пока не выживут нас из своей страны! И его собеседники попрятали глаза, потому что возразить им было нечего.