- предложил Начальник штаба. Рико только руками развел. - Все оборудование института слишком громоздко и требует длительной отладки. Очень сожалею, что не в силах ничем помочь. Не знаю, как и отблагодарить вас за доверие. Разве что поделиться некоторыми научными соображениями... Командир и Джо переглянулись. - С удовольствием послушаем вас, - без особого энтузиазма согласился Начальник штаба. - Видите ли, говоря откровенно, системы принудительного перевоспитания как таковой вообще не существует. Ни у нас, ни за рубежом. Эксперименты показали: достигаемый эффект крайне неустойчив. Солдата первой категории, созданного с помощью нашей техники, хватает на какую-то одну ответственную операцию, не более. Затем психика начинает восстанавливаться в первоначальном виде. Конечно, и этот эффект, попади он в руки "акул", весьма опасен: за день можно столько дров наломать! Но я лишь хочу подчеркнуть: психика непостижимо устойчива. Выбить из человека то, что заложено в детстве, практически невозможно. Любой педагог знает, как сравнительно легко воспитать человека и как трудно перевоспитать. Все головы, как по команде, повернулись к Начальнику штаба: до сих пор никто не забыл, что он учитель. - Вы хотите сказать, перевоспитание "стриженых" невозможно в принципе? - в упор спросил он. - Напротив! Насколько я понимаю, их психика в известном смысле - табула раса, чистая доска. Дрессировка еще не воспитание, а они подвергались лишь дрессировке. Дрессировка же не затрагивает стержня личности, ее социальной основы, лишь заставляет приспосабливаться к обстоятельствам. Скажем, они беспощадны, но эту беспощадность при желании можно направить и в противоположную сторону. На мой взгляд, в отношении "стриженых" немыслим термин перевоспитание. Только - воспитание. - По-вашему, ничего не стоит воспитать их заново? - недоверчиво улыбнулся Командир. - Ну это уж слишком. Я не сказал: ничего не стоит. Я говорю: возможно. Мы, психологи, знаем, что античеловеческие, звериные инстинкты не приживаются в нормальной, здоровой психике. Как не приживается в организме чужое сердце. Оно попросту отторгается. Человек создан для человеческого. Стало быть, не так уж сложно было бы воспитать в этих ребятах основы человеческого, гуманного. Тем более что отчасти они взрослые люди, их интересы, любознательность, сознание своего человеческого "я" в известной степени сложились. Их уже мучают проклятые вопросы: кто я, зачем я, имею ли я право убивать? Только что мы два часа беседовали с Айзом - чрезвычайно поучительная была беседа! - и он меня окончательно убедил: такого рода парадоксальную личность воспитать легче, чем ребенка семи лет, хотя психика "стриженого" находится примерно на уровне семилетнего. А дети, как вы знаете, не рождаются злодеями. - Любопытно, любопытно! - воскликнул Командир и в волнении прошелся но землянке, от стены к стене. - Стало быть, вы считаете, что самое надежное средство - обычное воспитание? Что к ним надо относиться как к детям? - К ним надо относиться как к взрослым детям. В том-то и беда, что они уже сложились как личности - хилые, однобокие, уродливые личности. В них есть понятие "я", но нет для этого "я" устойчивого социального фундамента, нет "мы". Вот в чем их однобокость. И в этом случае существует только один подход для успешного воспитания, открытый русским ученым Макаренко: зацепиться за какой-то наиболее надежный сучок на кривом и хилом деревце этого "я"... - И такой "сучок" есть? Вы его нащупали? - Есть. Но нащупал его не я. Здесь у вас обнаружился талантливейший педагог... - И сиять все взгляды устремились к Начальнику штаба. - ...который в кратчайшие сроки сумел сделать то, на что обычно уходят годы. Он перенес на "стриженых" не только свою психику, но и, условно говоря, элементы собственной личности. Уверяю вас, на подобное не способен никакой "Кузнечик"... - Выходит, это ты, Старик, такой талантливый педагог? - рассмеялся Командир. - Вот уж не думал! Старик, донельзя смущенный, нервно пощипывал вновь отросшее подобие бородки - мягкую сизую щетину. Реплика Командира заставила его подняться в пробормотать: - Этот ученый человек много здесь наговорил правильных слов. Сразу видно, здорово подкован. Только уж ты, дорогой друг, не вгоняй меня в краску на старости лет. Какой из меня учитель! Видишь ли, дело простое: каратели отняли у меня обоих моих сыновей, и теперь эти десять стали мне вроде как сыновьями. А больше ничего. И сел под добродушный смешок всех собравшихся. - Вот именно, больше ничего, - продолжил Рико. - Старик нащупал главную направленность личности "стриженого", его больное место, если хотите, идефикс: кто я, чей я сын? Этим они все болели еще там, у себя в Городке. Очевидно, доктор Климмер допустил ошибку; им с самого начала не объяснила, чьи они дети. Или по каким-то неизвестным нам причинам не могли объяснить. А Старик интуитивно угадал эту потребность и вернул им детство, а заодно и социальный фундамент. Вместе с отцовством они обрели новое устойчивое "я", опирающееся на "мы". И это "мы" - наше, народное. Я не очень сложно говорю... друзья? - Что вы, абсолютно понятно, дорогой товарищ! - откликнулся Командир. - Постарайтесь понять меня и в дальнейшем, - предупредил Рико, - это очень важно. Хорошо, что Старик нащупал "сучок", плохо, что нащупал вслепую. Зацепка не очень-то надежна: мы ведь не в состоянии ответить на вопрос "стриженых", мы сами не знаем, чьи они дети. Если бы мы узнали это, в наших руках оказался бы ключ к их сердцам. Пока же мы действуем отмычкой, по сути, морочим беднягам головы... - Ученый человек, верно, шутит, - снова вмешался Старик. - Я и не думал морочить им головы. Я только рассказал им про Момо. Вы ведь знаете Момо? Про Момо и немножко про себя. Я рассказывал эти истории еще своим маленьким сыновьям. А теперь все десять парней считают себя сыновьями Момо, даже тот, который поначалу принял за отца меня. И нет сил доказать им, что это не так. Вот ведь какая штука, а вовсе я не морочил... На Старика зашикали, замахали руками, чтобы не мешал, но Рико со вниманием выслушал его. - Я раньше не знал Момо. Да и не столь важно, чьими сыновьями считают они себя, твоими или Момо. Разве ты не заметил, Старик: они и на Момо смотрят твоим взглядом. Наверное, ты сам почитал его отцом. И все же это не ключ, только отмычка. Психологическая отмычка. Вот я и думаю: не лучше ли, чем взрывать казармы, воспользоваться отмычкой? Покуда не найден ключ... Командир азартно хлопнул в ладоши: - Блестящая идея! У меня у самого что-то подобное вертелось в голове. Но как?! - А это уж совсем просто. Я уже говорил, что беседовал с Айзом. За два часа он едва не убедил меня - заметьте, меня, а не "стриженого", - что я сын Момо. И таких Айзов у нас десять. - Вы предлагаете отправить их обратно в казармы? - Выпустить на волю?! - Рискованный шаг! - Чтобы они вернулись с ножами? - А что, в этом есть зерно... Рико тщательно вытер голову большим клетчатым платком и, когда умолк шум, сказал коротко: - Уверяю вас, риска никакого. То, что произошло с ними здесь, необратимо. Детство из человека не выколотить никакими палками. - А как же ключ? - спросил Джо. - Ищите! Чем быстрее найдете, тем лучше. Но я убежден: начинать надо уже сейчас, немедленно. Вот, друзья, и все научные соображения, которыми я хотел поделиться. Большое вам спасибо за внимание, давненько не встречал таких заинтересованных слушателей. Командир поднялся и обнял его за плечи. - Спасибо вам за науку, Рико. - А тебя, Старик, я должен поблагодарить особо. - Рико подошел к Старику и низко склонил перед ним свою тяжелую голову. - С точки зрения науки ты меня здорово подковал. Большое тебе спасибо, Старик! 8 Время шло, а они все еще оставались в партизанском центре; здесь к ним хорошо относились; даже нет, к ним никак особенно не относились, они были как все, как все нормальные люди; может быть, они и стали уже нормальными людьми? Когда-то они были одинаковыми; теперь все больше и больше становились разными, совсем разными, непохожими. Если Айз мечтал о том, чтобы в его стране победили свобода и справедливость, то Биг, например, по-прежнему мечтал жениться, обзавестись домиком и жить тихо и мирно, выращивая детей и цветы. Но и Биг, и все другие очень хорошо понимали: их мечты осуществятся лишь после того, когда народ покончит с "акулами", заставляющими убивать. В тот вечер к ним в землянку пришел большой веселый человек с бородой - Командир, любимец партизан; Айз тоже полюбил его; они разговаривали несколько раз, и Айз всем существом почувствовал: это самый надежный человек на свете. Вместе с Командиром пришел Старик. - Вам придется вернуться в город, ребята. В казарму, - прямо сказал Командир. - Так надо. - Ни за что! - воскликнул вспыльчивый Найс, и уши его покраснели. - Назад - ни за что! Нам здесь нравится. Командир рассмеялся, он очень заразительно смеялся, этот большой человек, и объяснил, в чем дело. Им надо вернуться в казарму временно, чтобы рассказать остальным "стриженым" о том, что узнали они сами. Пусть все двести "ничьих" почувствуют себя сыновьями Момо, пусть узнают, что у них есть братья и сестры, и пусть помнят, что эти братья и сестры ждут их помощи. Нужно только рассказывать, больше ничего. - А потом... когда все они сделаются, как мы, сыновьями Момо... тогда что? - спросил Айз. - Тогда ты скажешь Педро, Чертенку Педро: передай дядюшке - мы готовы. И мы вместе освободим страну от "акул". Без вашей помощи не обойтись. Десять пар глаз настороженно переглянулись; они и сейчас туговато соображали, его друзья по десятке, но глаза уже не были тупыми, мутно-равнодушными; у каждого теплились во взгляде то радость, то недоверие, то задумчивость, то смех; вот и теперь Айз прочел в их глазах решимость. - Мы согласны, Командир, - сказал Айз. - Мы готовы выполнить все, что ты прикажешь. Потому что верим тебе. Только... почему бы вместо нас не пойти туда Старику? Он так здорово рассказывает - ему сразу все поверят, а нас, может, и слушать не станут. - Ну уж нет! - закричал Найс. - С него хватит! Они могут растерзать его. Нет, нет, не отпущу! Айз никогда не видел Найса таким решительным, таким непреклонным; вот что делает с человеком забота об отце; он вспомнил, как несмышленым мальчишкой промывал своей кровью гнойные раны Момо; вероятно, Найс прав, не следует посылать туда Старика. - Да, Найс прав, - подтвердил Командир, - это опасно. Вспомните себя. Чтобы вы почувствовали себя сыновьями Момо, Старику пришлось увести вас в джунгли. А ведь там не десять человек, всех не уведешь. Да и охрана усилена после вашего исчезновения. - Я бы пошел, - просто сказал Старик. - Я не боюсь. Но теперь они скорее поверят вам. Вы для них свои, а я все-таки чужак. Они поверят, а слов вам не занимать. У вас же есть все нужные слова, разве не так, Биг? Биг постукал себя по голове и заявил с гордостью: - Они все здесь. Ни одно не потерялось. - Наши головы - как пластинки с песнями, - добавил Найс. - Пластинки тоже всегда поют одну и ту же песню. - Да нет же, сынок! - одернул его Старик. - Ваши головы - как много-много пластинок. Вы будете каждый раз выбирать нужную песню, судя по обстановке. - Это ясно, - сказал Стек. - И ребята нас поймут. Они все очень быстро полюбят Момо. - А что мы скажем, когда вернемся? - озабоченно спросил Айз. - Что попали в плен, много дней сидели в темной яме, а потом сбежали? - Примерно так, - согласился Командир. - Старик объяснит, что сказать. Будьте там осторожны, берегитесь капралов и не очень спешите. А пока прощайте. До встречи, Стек! До встречи, Кэт! - И он всем по очереди пожал руки, только один раз спутав Дэя с Дэком. - А ты, Айз, проводи меня до землянки. Над джунглями висела густая черная ночь, обильно посыпанная искрящимся звездным песком. Где-то вдали глухо прокричала ночная птица. - Назначаю тебя командиром группы, - сказал Командир. - Потом примешь командование и всем отрядом "стриженых". Учти - вам поручается очень важное дело. Кое в чем судьба Лорингании будет зависеть и от вас. Когда дашь сигнал, к вам придет Старик, расскажет, как действовать дальше. - А ты не боишься. Командир, что мы выдадим вас, приведем сюда остальных? - Нет. - Почему? - Я вам верю. Здесь вы стали людьми, а такое не забывается. Разве не правда? - Да, конечно. Наверное, потому мне и не хочется туда. - На такое дело, Айз, нельзя идти без желания. Тебя что-нибудь тревожит? - Нет, ничего не тревожит, Командир. Я полон решимости. А грусть... это моя собственная грусть. Ведь я все понимаю... - Айз усмехнулся растерянно. - Я сразу понял, что Старик вовсе не отец Найса. Мы жаждали найти отцов - и мы их нашли. Но и Момо тоже... как это сказать? - только символический наш отец. Ведь признался же доктор, со шрамом, что за много лет его работы в Городке туда не привезли ни одного ребенка. Я и сам припоминаю: нам было два-три года... и мы ползали, как щенята, по загаженному бетонному полу... а потом шел теплый дождь, и мы тянулись к нему руками. - Командир слушал, попыхивал угольком сигары. - Нет-нет, у нас просто не может быть отцов. Мы искусственные люди или что-то вроде. Я чувствую себя сыном Лорингании, я связан с нею детством, судьбой, всем - и это наполняет меня уверенностью. Но я знаю, что никогда не найду своего отца, вот почему мне грустно. Никогда не найду отца... - Возможно, ты и прав, Айз. Возможно, ты и в самом деле никогда не найдешь отца. Ну и что же? Ты взрослый человек. Зато ты нашел брата. Считай меня своим братом, Айз. Всех нас считай братьями. И, поверь, эти узы крепче кровных. - Ты правда будешь моим братом? - Конечно! Разве мы не похожи на братьев? - Но я же не настоящий... мы все... - Человек, родившийся на свет, - всегда настоящий человек. А как и от кого он родился - не так уж важно. У моей матери три сына, и все трое абсолютно не похожи друг на друга. Мы и понятия не имеем, кто наши отцы, а ничего, живем. - Но у вас есть мать! Послушай, Командир. Скажи мне как брату: ты правда не знаешь, кто мы? - Не знаю. Я не стал бы скрывать от тебя. Если бы мы узнали это, наша задача намного упростилась бы. Да и твоя тоже. - А этот лысый человек, которому все известно наперед? Он тоже не догадался? - Тоже, Айз. Кстати, ему было очень приятно поговорить с тобой. По-моему, за эти десять дней ты вырос на десять лет. - Сам чувствую, Командир. Потому-то мне и хуже, чем остальным. Они еще многого не понимают. Это понимание делает меня одиноким. - В твоем возрасте все парни чувствуют себя одинокими. А потом находят подружку, вьют гнездышко - и одиночества как не бывало. Вот погоди, покончим с "акулами" - сыграем тебе свадьбу. Так что приглядывайся к девушкам, Айз. - У меня уже есть девушка. - У тебя? Откуда?! - Она осталась там, в Городке. Ее зовут Шпринг. Прошу тебя как брата: если со мной что-нибудь случится, запомни: ее зовут Шпринг, весна... Прежде чем снова отправиться в столицу, Джо Садовник, отоспавшийся и посвежевший, зашел в командирскую землянку. - Садись, Джо, наливай кофе. Опять в путь? Слишком уж часто появляешься ты в городе. - Ничего не поделаешь, надо пройти еще сквозь некоторые закрытые двери. Не дает покоя проблема "стриженых". Я хочу держать в руках ключ. Командир усмехнулся в бороду. - Я тоже хочу держать ключ, и как можно быстрее. Но не очень ли много риска? - Риск - самая надежная моя лошадка, Командир. - Смотри, до поры до времени. Взбрыкнет и выбросит из седла. - Лучше уж так, чем от инфаркта... как прошлой весной. Будут какие-нибудь указания? - Только одно: рискуй разумно. Да, Джо! Кажется, я виноват перед тобой. Кажется, я проморгал нечто важное. Вчера мы прощались с Айзом, и он сказал, что у него есть девушка там, в Городке Климмера. Невеста. Ее зовут Шпринг, весна... - Девушка? В Городке?! - Ты не знал, что там есть женщины? - Нет. Никто и словом не обмолвился об этом. Но как ты мог, Командир?! - Сам удивляюсь. - Он выглядел как провинившийся мальчишка, даже голову повесил, переживая свой промах. - Только утром хватился, когда Старик уже увел их. Это важно для тебя? - Не знаю. Никогда не знаю, что важно, что неважно. В нашем деле нет неважного. Похоже, это меняет всю картину. Эх, Командир, Командир! И он не сказал, как она выглядит? - Не сказал. - Полжизни отдал бы за портрет!.. Он шел знакомой тайной тропой сквозь джунгли и думал... Климмер, ученый затворник, педант, аккуратист - и Эдна Браун, "женщина номер один", прославившаяся скандальными романами. Какая дьявольская ниточка связала их? Бог мой, и женщины в Городке! От испуга, что ли, забыл про них меченый доктор? Но ведь и Айз ничего не говорил. А я... я не догадался спросить. Итак, Эдна Браун. Погибла в автомобильной катастрофе через два года после свадьбы. Стало быть, сделала свое дело, превратилась в помеху. Грозила разоблачениями? Едва ли. Просто убрать. Убрать как ненужное. Господи, а как была хороша в этом фильме! На такую женщину ни у какого самого отпетого гангстера не подымется рука. И все-таки погибла в автомобильной катастрофе. Эдна Браун - и Шпринг, весна... Ладно, до Шпринг нам пока не добраться. Но автомобильную катастрофу попробуем раскопать... И все же почему Климмер не объяснил им, чьи они дети? Ошибка очевидная, Рико прав. Но Рико говорил и другое: "Это крупный ученый, его имя, делает честь Лорингании". А крупный ученый не мог так непростительно, так элементарно ошибиться. Значит, либо это входит в задумку, либо у него не было выбора. Эдна, Эдна... Тьфу ты, мама родная! Задумавшись, он оступился и едва не угодил в болото. Вытаскивая ногу из хлюпающей жижи, он все еще твердил "мама родная". Вдруг два эти слова - "Эдна" и "мама" - сцепились и слились воедино. И Джо ухватился за них обеими руками, как провалившийся в болото хватается за спасительную ветку... У себя в лачуге на окраине города, даже не умывшись после утомительной дороги, он извлек из тайника две фотографии и положил рядом: Климмер и Эдна Браун. Он долго рассматривал их цепким взглядом профессионала: нос, уши, скулы, овал, разрез глаз, подбородок, ноздри, брови, губы, - выискивая черты сходства с Айзом, Найсом, Бигом. Да, некоторые черты Климмера повторялись в "стриженых", однако полной уверенности не было. На мягком, интеллигентном лице Климмера резкие, первобытные черты Айза расплывались, теряли характерность. "Ну что ж, - думал Джо, - превратности жизни скрадывают генетические признаки. Даже два близнеца, тупой и умник, могут иметь меньше сходства, чем два ученых, два банкира, два политика разных национальностей. Не исключено, что Климмер их отец. Но Эдна - нет! Эдна не может быть их матерью. Ничего общего! Тогда за каким же чертом понадобилась ему эта роковая красавица, стоившая миллионы? И что представляет собой малютка Шпринг с ее сестрицами? Эх, Командир, Командир..." В подвале было сыро и темно; уже несколько дней они жили в подвале, питались сухим хлебом, спали на голом полу; их объяснения о побеге из плена никто не стал слушать. Вскоре они поняли, что им не верят, но как сделать, чтобы им поверили, хотя бы выслушали? Однажды Грей сказал: - Они ошиблись, Командир и Старик. Все наши слова при нас, а что толку? - Нет, - решительно возразил Айз. - Это не они ошиблись. Это мы ничего не можем придумать. Был бы здесь Момо... И они долго фантазировали, что предпринял бы на их месте Момо. Они напридумывали десять десятков остроумных выходов из положения, но все выходы никуда не годились, потому что опирались наг какое-нибудь "если". Если бы охранники забыли запереть дверь... Если бы в казарме начался пожар... Если бы у них оказался пистолет... Вечером над головами бестолково топали тяжелые башмаки, доносились приглушенные крики. Как-то раз наверху включили музыку. Найс замер, знаками приказал всем застыть и не дышать. Музыка играла долго, час или два. На одеревеневшем было лице Найса проступила застенчивая, какая-то внутренняя улыбка, делающая его похожим на Старика. - Будто дома побывал. - Дома! - усмехнулся Айз. - Где наш дом? Казарма? Городок? Партизанский центр? По ночам ему не спалось. Храпел Биг, стонал Стек, что-то бормотал спросонья Найс, а его неотступно преследовала все та же проклятая дума: кто мы, чьи мы дети? Казалось, узнан он это, и все образуется, все проблемы отпадут сами собой. Но если даже Командир не догадался, кто они... и мудрый Старик... и этот сильно ученый человек с голой головой, неужели он, Айз, сможет решить задачу? Разве он умнее их? Но он же был в Городке, он помнит свое детство, а они могут чего-нибудь не учесть. Если бы ему все знания лысого, мудрость Старика и зоркость Командира, - уж он докопался бы до сути! Он лежал до рассвета, ломал себе голову, пока не пришла к нему дрема, а вместе с нею Шпринг. Шпринг была как настоящая, она обнимала его тонкими руками и умоляла спасти ее, избавить от Городка, и звала на лужайку к реке, где цветут цветы. В эти минуты даже сквозь сон Айз думал о том, что надо бы поскорее выполнить задание Командира, чтобы потом... Потом он во главе большого вооруженного отряда врывается в Городок. Треща, рушится Стена, оседают бетонные казармы, в панике мечутся капралы. Стрельба, дым, крики, стоны, языки огня и оскаленные, рычащие собачьи пасти... Вместе со своей доблестной десяткой он вламывается в женскую казарму, зовет: "Шпринг! Где ты, Шпринг?" Но что это? С воплями врассыпную бегут от него сотни одинаковых Шпринг - заломленные тонкие руки, рассыпанные по плечам волосы, бессмысленные зеленые глаза... Он проснулся в ужасе, в холодном поту. Пришедшая во сне догадка сразила его: а ведь и верно, они все похожи, эти девушки за десять жетонов, как же я отыщу среди тысяч одинаковых свою Шпринг? Они похожи, как и мы... "Слушай, Айз, не распускайся и не паникуй, - приказал он себе голосом Командира. - Придет время, разыщешь. Это проще, чем выполнить задание. Лучше сосредоточься и постарайся что-нибудь придумать". Но мысли вертелись в прежнем направлении... Почему же мы искали только отцов? Почему не матерей? Если девушки из казарм так похожи... и мы так похожи... Сказал же Командир, что у его матери было три сына, и все разные. А мы все одинаковые... Значит, у нас общий отец, общая мать. "Балбес! - стукнул он себя по макушке. - Совсем глупый Айз! Разве одна женщина сможет нарожать столько детей?" На этом он и уснул. А утром его разбудил треск над головой. Из черной щели в потолке посыпалась пыль, труха. Они все вскочили, еще ничего, не понимая спросонья. Доски раздвинулись, между ними показалась смеющаяся чумазая физиономия Чертенка Педро. - Ловите! - И он упал на руки Дэя. Вслед за ним в подвал спрыгнул "стриженый". - Его зовут Рой, - прошептал Педро. - Он останется здесь. Кто-то один вместо него пойдет наверх. Рассказывать про Момо. Только быстрее! Кто? - Я! - воскликнул Найс. - Я с удовольствием пойду. - Я тоже с удовольствием пошел бы, - проворчал Биг. - Пусть идет Айз, он лучше всех сделает дело. - Да, это правда, - потупился Найс. - Иди, Айз, я не обижусь. - Но меня же схватят там. Что я им скажу? Чертенок Педро расхохотался: - Какой ты глупый, Айз! Как эта стенка. Никому ничего не надо говорить. Когда выкликнут "Рой", ты будешь кричать "я", только и всего. Вас же родная мама не различит. Идем, а то могут застукать. Завтра мы сменим еще одного. Подсади меня, Стек, ты самый длинный. Джо начал нервничать. Время летело, а он ни на шаг не приблизился к решению задачи. Он прошел еще сквозь некоторые "закрытые" двери - безрезультатно. Даже пустяковый протокол об автомобильной катастрофе достался ему куда труднее, чем сверхсекретное досье Климмера. В их работе случается такое, но лучше бы оно случилось не сейчас, когда на счету каждая минута. Нет, ему положительно не везло последнее время, похоже, ветреная фортуна повернулась к нему спиной. По сути, протокол не прибавил ничего нового к его знаниям, лишь подтвердил предположение: да, Эдна мешала, Эдну пришлось убрать. Междугородный автобус потерял управление и упал в море; двадцать семь пассажиров погибли, шофер успел выпрыгнуть; господи, какие мелочи - двадцать семь человек - для того, кто выпускает людей серийно! Впрочем, катастрофа еще не доказательство; доказательство - чудом спасшийся шофер, которого через неделю нашли с перерезанным горлом; свидетели никому не нужны. Только вот что это добавляет к его построению? Ровным счетом ничего. Если полоса невезения протянется дальше, он не помощник Айзу. А как было бы здорово - прийти сказать: я знаю, кто вы, кто ваш папа! Заветный ключ, о котором толковал Рико, мечтал Командир... Но дни идут, Айз действует на свой страх и риск с помощью "отмычки", и, кажется, что-то у него получается, по крайней мере, набеги на деревни в джунглях прекратились. В Императорских казармах брожение, офицеры теряются в догадках: в чем дело, что происходит? Кто бы мог подумать, что среди роботов доктора Климмера витает тень Момо, безвестного Момо, любимца деревенских парнишек? Да, и такие казусы случаются в жизни: мертвый Момо работает на восстание, а я, живой и полный сил, мечусь в поисках решения чисто теоретической в общем-то проблемы и ничем не в силах помочь ни Момо, ни Айзу, ни центру... Итак, Эдна. Снова начнем от печки. Эдна, холодная красавица, никогда не имевшая детей. А если она просто не пожелала, чтобы по ее образу и подобию штамповали детишек? Девушек? Будущих соперниц, которые, она знала, скоро затмят ее? Мама Эдна? Нет, немыслимо! Папа Климмер? Вполне возможно. Очевидно, он не лишен пристрастия к отцовству. Но столько детей - это ведь надо иметь запятую в мозгах. Комплекс. Какой? Комплекс отцовства? Такового вообще не существует, чувство отцовства - естественнейшее из естественных. Да и откуда бы? Военный врач, ученый... после войны эмигрировал из Германии... пригрело военное министерство. И все-таки без гипертрофии отцовства здесь не обошлось. Новая усовершенствованная раса, созданная на базе высочайших образцов? С ума сойти! Допустим, все это так. Но при чем тут Эдна? Опять Эдна, возвращаемся на круги своя. Эдна не терпела детей, факт очевидный. Они прожили вместе два года. За два года женщина может родить максимум двух детей. Но даже если и эти... как их?.. Эмбрионы... А в Городке, по крайней мере, несколько сотен девиц, подобных Шпринг. Вот и ломай голову, Садовник. Если бы я знал генетику, эмбриологию, медицину хотя бы так же, как агрономию! Впрочем, я и агрономию никогда не изучал, так, нахватался верхушек. Однако это не помешало, мне выращивать деревья и цветы. Деревья... и... цветы... Постой-ка, постой-ка, Садовник! Эва оно что! Да это же и ребенок знает - растения размножаются не только семенами, но и почкованием! Помнится, кто-то когда-то вырастил лягушонка из одной клетки! Джо схватил энциклопедический словарь, торопливо зашелестел страницами. "Вегетативное размножение... растения... простейшие живые организмы... делением или почкованием. Клонинг... Уникальный эксперимент поставил английский ученый Д.Гердон, вырастив в искусственной среде из ядра клетки взрослую особь лягушки, способную к размножению. Во многих странах ведутся опыты по выращиванию из клеточного ядра зародыша человека..." Все стало на свои места. Долгожданный ключ был найден. Но Джо не испытывал никакого удовлетворения, наоборот, на сердце словно камень навалился: так это было гадко, так омерзительно. Какая уж тут любовь, таинство деторождения, материнство! Все просто, примитивно, ничего таинственного, ничего святого - вегетативное производство людей. Тысячи Климмеров. Сотни Эдн Браун. Копии, копии, копии... Но какова же скотина этот Климмер, если даже холодная кукла Эдна взбунтовалась против его чудовищных экспериментов с ее клетками! И все-таки задача решена! Теперь надо срочно передать Айву: вас искусственно вырастил Климмер из клеток своей кожи, чтобы с вашей помощью завоевать мир, превратить его в сплошной Городок. Это должно подействовать на них: собственных сыновей - больше того, братьев, частицу самого себя - он превращает в тупых животных, в роботов, в убийц. Это ли не зверство? Вот и выбирайте, кто ваш отец: Момо или Климмер... Скрипнула дверь, в каморку вошел инвалид в черных очках. - Дядюшка Джо, - сообщил он с нотками торжества в голосе, - мой племянничек Педро передает тебе от сыновей Момо: "Мы готовы". К его удивлению, дядюшка Джо нисколько не обрадовался. Больше того, дядюшка Джо так хватил толстенной книгой о стол, что с потолка посыпалась штукатурка. 9 - Вперед! - скомандовал Айз. Три десятка теней метнулись к высоченной стене форта и слились с нею. Часовые сонно топтались на своих постах. Что-то темное беззвучно падало на них сверху, и, ничего не успев сообразить, они уже лежали на земле, скрученные по рукам и ногам, с кляпами во рту. Бесшумно распахнулись тяжелые бронированные ворота. Небольшой отряд хорошо вооруженных бородатых людей без единого звука разошелся по спящему гарнизону. Четыре часа утра. Айз в сопровождении двух бородатых с автоматами наперевес вошел в казарму. Как убитые спали солдаты регулярной армии "акул", лишь изредка раздавался храп. Вспыхнул яркий свет. - Тревога! Посыпались с коек парни, ошалелые спросонья, дурные. Затоптались, заметались бессмысленно, забегали взад-вперед, натыкаясь друг на друга... Этим утром, с четырех часов до пяти, были разоружены несколько гарнизонов армии "акул" в разных уголках страны - и ни единого выстрела не прозвучало: армия давно устала воевать с народом. В полдень к военному министерству подкатил бронетранспортер; группа партизан во главе с Начальником штаба поднялась в вестибюль. Навстречу широким маршем парадной лестницы спускалась депутация с белым флагом; ее возглавлял заместитель военного министра Тхор; он отлично держался, этот генерал-актер, он был в меру важен и надут, в меру скорбен и удручен. Он выслушал условия капитуляции - и ничего не отразилось на его лице. Он выслушал обвинение в государственной измене - и даже глазом не моргнул. Но когда его взгляд наткнулся на Айза, стоявшего рядом с Начальником штаба, - Тхор поперхнулся. Айз отрастил пышную шевелюру и начал отпускать бороду - трудно было бы узнать в нем прежнего "стриженого". Ко Тхор, видимо, узнал. То и дело косился он на Айза, и постепенно горбилась статная фигура, серело лицо, улетучивалась генеральская спесь. Айз никак не мог понять: где видел он этого вылинявшего индюка? И наконец вспомнил. Собаки! Этот человек, только в штатском, приезжал в Городок, когда их врагом были собаки. Выходит, старый знакомый!.. В начале первого у Командира закончилось важное совещание. Усталый и счастливый, он шел по коридору бывшей резиденции диктатора и лицом к лицу столкнулся с Айзом. Айз протянул руку, чтобы поздравить Командира с победой, но тот по-братски обнял его. - Ну вот, братишка, свершилось! Поздравляю! - И тебя поздравляю, Командир. Здорово получилось, не правда ли? Ни одного выстрела! - Да, просто удивительно. "Стриженые" действовали отлично, революция не забудет этого. Молодцы! Ну а как поживает твоя грусть, Айз? Еще не сбежала? Теперь-то уж ты сможешь заняться своими личными делами. - Но ведь Городок еще не освобожден... - Завтра будет освобожден. Утром туда вылетает Комиссар, ты назначен его заместителем. Мы уже передали Климмеру ультиматум. Айза охватило неудержимое мальчишечье ликование. - Значит, завтра я увижу... Командир достал из кармана фотографию, усмехнулся загадочно: - Ее? На Айза смотрела беззаботная зеленоглазая Шпринг - тонкие руки, теплый дождь волос, доверчивая девчоночья улыбка на губах. - Где ты раздобыл эту карточку?! - Спроси у него, - рассмеялся Командир и кивнул на скромно стоявшего в сторонке, как всегда незаметного Джо Садовника. Старик бережно взял фотографию из рук Командира, отставил подальше, прищурился. - У тебя будет хорошая жена, сынок. И много-много детей. Пять или даже шесть. На свадьбу-то пригласишь? - Обязательно, отец, - сказал Айз, и дыхание его перехватило. Будто бы и вправду Старик был его отцом, а Командир - братом. А может, и вправду? 10 Доктор Климмер был сдержан и спокоен, как обычно. До истечения срока ультиматума оставалась еще более часа. Он тщательно, с присущей ему скрупулезностью взвесил все "за" и "против" - это был конец. Над Городком кружили самолеты повстанцев. За Стеной стояли наготове тяжелые артиллерийские орудия. Разумеется, мятежники не оставят у себя в тылу такую силу; если он не выкинет белый флаг, угрозы будут приведены в исполнение. Конечно, он мог бы сейчас открыть ворота, выпустить всю ораву "стриженых" - и тогда еще бабушка надвое сказала, кто кого. Но это вовсе не входило в его планы. Он еще успел бы удрать на личном сверхзвуковом истребителе в соседнюю страну, прихватив драгоценный генный фонд, как в свое время праотец Ной прихватил каждой твари по паре, - чтобы там, за цепью гор, начать все сначала. Но у него уже нет ни сил, ни времени начинать все сначала. А третья возможность... Впрочем, думать о ней еще рано. Он надел белоснежный халат и прошелся по лабораториям, с гордостью осматривая свое разросшееся хозяйство. В стеклянных утробах колб дрыгали ножками готовые появиться на свет девятимесячные младенцы. В виварии копошились малыши. Их смышленые звериные глазенки настороженно следили за соседями. Доктор Климмер включил душ - и малыши радостно запрокинули мордочки, потянулись ручонками к теплым струям. В гимнасиуме соревновались в ловкости двенадцатилетние подростки. Дело всей жизни доктора Климмера, отлаженное как часы, процветало. И опять он почувствовал себя отцом этого огромного семейства, и опять отцовская гордость живительным теплом разлилась по телу. Вот чего он достиг, начав с нуля! Снова предстал перед ним апрель сорок пятого... дымящиеся развалины родного города - результат жестокой и бессмысленной бомбежки... Последние "летающие крепости", сбросив свой груз, брали курс на запад, когда он, военный врач, едва отмыв руки от крови прооперированных солдат, прибежал домой, чтобы проведать трех своих малышей. И все трое, вместе с матерью... Нет, он не в силах забыть это ни на минуту! Его детки, его надежда, вся его жизнь... С тех пор дети стали его слабостью. Дети, дети, дети... Он рожал их, и выкармливал, и нянчил, и оберегал, и гордился ими, и уже провидел их великое будущее. Если бы не ошибка... да-да, он поддался на шантаж Тхора... уж он взял бы мир за глотку руками своих мальчиков! Доктор Климмер усмехнулся. Конечно, Тхор выиграл тогда все три раунда и добился своего. Но приятно вспомнить, как этот не нюхавший пороху вояка судорожно схватился за горло, когда Климмер как-то намекнул на омолаживающее свойство крови, младенцев. Солдафон решил, что он вливает себе кровь своих детей! Три раунда остались за Тхором. И все-таки бой выиграл Климмер. Пусть дорогой ценой, но выиграл - сохранил тайну рождения своих мальчишек. Этот простофиля поверил, что он скупает эмбрионы! Чужие эмбрионы, может быть, с испорченной наследственностью! Да стоит только взглянуть на него... на него и на них... чтобы понять, в чем тут суть. Но Тхор не понял. Как не понял и того, что через год-другой мог бы полностью рассчитывать на старину Климмера. Потерпи он немного, и старина Климмер провозгласил бы его диктатором - ха, под своим диктатом, разумеется. "Тхор поспешил, а я уступил - и вот результат. Но самое парадоксальное, что мятежники как-то ухитрились повернуть против меня моих же мальчиков. Без их помощи красные никогда не смогли бы взять власть, никогда. Даже тут без нас не обошлось! - с горькой гордостью подумал Климмер. - Впрочем, я выбрал не лучшую страну. Но, кто знал тогда, после войны, что и здесь созреет революция? Даже здесь!" Через два года это была бы его страна. Через пять лет это был бы его континент. Через десять лет это была бы его планета. Он все предусмотрел. В лучших университетах Европы и Северной Америки учились бы лучшие из его мальчишек - под разными фамилиями, разумеется; если бы он не дожил до этих благословенных дней, один из них, самый способный, встал бы во главе дела. Сын. Брат. Ха, по сути, он сам, только более молодой, более энергичный и, кто знает, может быть, более счастливый. Через десять лет планета была бы завоевана, завоевана тихо, спокойно и незаметно - одним только количеством "стриженых", до крайности необходимых для искоренения смуты в каждой стране этого бушующего континента, этого сумасшедшего шарика. Ему нужно было еще десять лет, чтобы построить на Земле свой мир. Ему осталось десять минут. Что ж, час пробил. Пора прощаться. Прощаться с детками. Детки его, детки, вся его надежда, вся жизнь! Пусть же они и умрут вместе с отцом, как в добрых старых рыцарских романах! Доктор Климмер приложил к глазам платок, сделал ручкой стеклянным колбам и покинул лабораторию. У себя в кабинете он остановился перед портретом Эдны. - Прощай и ты, милочка! Скоро встретимся... на том свете. Даже она не поняла его. Даже она, которую он обессмертил, назвала его чудовищем. Пришлось пожертвовать оригиналом. Но почему он считал мальчиков своими сыновьями, девочек же не дочерьми Эдны, а ее сестрами? Психологический феномен? Ему осталось пять минут. Доктор Климмер налил рюмку лучшего рома и проглотил не разбавляя. Потом отомкнул бронированный сейф. В сейфе виднелась еще одна дверца, потайная. Он открыл и ее. В крохотном втором сейфе не было ничего, кроме стеклянного колпака и молоточка. Молоточек ударил по стеклу; во все стороны брызнули осколки; один из них впился в палец; показалась капля крови. Доктор Климмер побледнел, поморщился, подошел к аптечке и тщательно обработал царапину. Когда секундная стрелка, обежав последний круг, коснулась цифры "12", он сунул руку в сейф и до отказа нажал красную Кнопку, таившуюся прежде под стеклянным колпаком. Он успел подумать с удовлетворением, что всегда был дальновиден и еще тридцать лет назад, проектируя Городок, учел и эту мелочь. Что ж, предусмотрительность оказалась не лишней, совсем не лиш... Чудовищной силы взрыв поднял Городок в воздух и снова опустил на землю, разметав окрест его обломки. Все было разбито, искромсано, искорежено. Только возле одной стеклянной колбы, отлетевшей дальше других и расколовшейся при падении пополам, лежал на земле и тоненько попискивал новорожденный ребенок - ничей сын. Он лежал так весь день, и к вечеру его писк стал совсем слабым: еще час, и он, верно, вовсе замолчал бы. Но тут над ним склонилась женщина. Нежные руки подняли младенца и прижали его холодные губки к теплой, полной материнского молока груди.