рочим на диво. На закате, пряча разрумянившееся лицо в серые, словно пепел, тучи, принимался грустить по теряющему силы Дажьбогу светлый Хорс. Прятался всю ночь, а на рассвете поднимался едва ли не бледнее своей ночной невесты Луны. Но и тогда недолго красовался на небе, а стыдясь своего увядающего сияния, скрывался за облаками, заставляя их проливать на скошенные поля и принарядившиеся леса мелкие капельки слез. Только деревья, как дети, радовались своим пестрым нарядам, да озера по-прежнему похвалялись гладкой чистотой вод.т Киева до Полоцка дорога оказалась трудной и долгой, но, любуясь осенними красками и мечтая о предстоящей встрече с сестрой, Егоша не замечал этого. Долгие дни неслись мимо, отбрасывая далеко назад постылый киевский двор, завистливые взгляды горожан, косые ухмылки нарочитых и неприязнь дружинников. До славного кривичского городища оставался всего день пути. Спеша к невесте, Ярополк весь день гнал обоз, торопя и без того почти бегущих людей, но Хорс все-таки опередил его и скатился за лес раньше, чем из-за деревьев показались просторные лядины Полоцка. Пришлось встать лагерем на ночь. Усталость быстро сморила и людей, и животных, но Егоше почему-то не спалось. Стоило прикрыть глаза - всплывало в памяти застывшее лицо Оноха, мерещились в шорохе ночного ветра тихие голоса. - Убивец, убивец... - перешептывались сухие листья, а великаны деревья тяжело постанывали: - Берегись, берегись...чнувшись, Егоша услышал чью-то крадущуюся поступь. Не будь он охотником - никогда бы не выделил ее из тревожного ночного шелеста, но, заметив одинокого человека, лес насторожился, и Егоша почуял его беспокойство. Болотник приподнялся на локте, огляделся. Люди вокруг негромко посапывали во сне. Вроде все были здесь. Егоша знал, что ни один из спящих не любит его, и частенько слышал, как его ратники вспоминали Рамина, восхваляя ум и доблесть бывшего сотника, но обиды на них не держал. Они были сами по себе, а он сам по себе. Вот только приходилось отвечать за них перед Ярополком...илясь припомнить, чья же сотня стоит в дозоре, он поднялся, бесшумно скользнул за бок ближайшего коня и прижался к теплой, подрагивающей шкуре. Словно не заметив, жеребец лениво переступил длинными ногами, прикрывая болотника от глаз неведомого пришельца. Вовремя... Опасливо озираясь, ночной гость вышел на поляну и принялся настойчиво вглядываться в лица спящих. Егоша удивленно вскинул брови. Блуд? Что потерял здесь воевода? Не его ли ищет? А коли его, то зачем?смехнувшись, он уже было шагнул из своего укрытия, но в это мгновение Блуд углядел забытый им полушубок и вскинул руку. В лунном луче серебром вспыхнуло тонкое лезвие. Потревоженный блеском оружия конь хлестнул хвостом, повернул к прижавшемуся к нему человеку добрую морду и, ища защиты, ткнулся мягкими губами в шею. - Тихо, тихо, - успокоил его Егоша. Он пока еще не понимал, что затеял Блуд. Понял, лишь когда Рыжий резко всадил лезвие в его свернутый полушубок и зло зарычал, обнаружив, что внутри нет хозяина. разъяренному воеводе из-за кустов выскользнул еще один темный силуэт. "И этот с ножом", - отметил болотник. Луна выглянула из-за туч, окатила поляну мягким светом. Егоша вжался в конский бок. Двое злодеев пригнулись, прикрывая лица, но Егоша узнал и поморщился: от Блуда всего можно было ждать, но нарочитый?.. Видать, не простил дерзких речей. Иначе с чего бы стал связываться с Блудом? Никогда раньше меж ними не было согласия...Он, как все, у княжьих ног кормится, и чем выше ты подниматься будешь, тем сильнее тебя ненавидеть станет!" - вспомнились слова Волхва. Волхв далеко глядел, потому и не верил людям. И Егошу научил не верить. Правильно научил. Хоть и горька оказалась наука, а полезна.олотник вновь взглянул на поляну. Две фигуры растерянно озирались по сторонам, явно не зная, где искать врага. Что ж, они со смертью пришли - ее и получат! Вытянув из-за пояса нож, Егоша зажал его в зубах и скользящим, звериным шагом двинулся в темноту. Лес принял его как старого знакомца - нежно укутал, пряча от чужих глаз, и даже малой веточкой не шелохнул. Подкравшись к стоящим чуть в стороне от обоза лошадям, болотник одним движением перерезал путы на ногах резвой молодой кобылки. Та, будто только того и дожидалась, взбрыкнула на радостях и бодро ринулась к сочной зелени ближнего кустарника. Варяжко с Блудом мгновенно повернулись на шум и замерли, вглядываясь в темноту.гоша вздохнул поглубже и, поднырнув под влажное брюхо другой лошади, выскочил как раз за спинами воев. Зубы его разжались, опуская нож в подставленную ладонь. потом он прыгнул. И не ошибся бы - вонзил лезвие в спину одного из нарочитых, но боль ударила его раньше. Уже не в силах остановиться, он повернул голову. Сзади с луком - излюбленным своим оружием - стоял Горыня и удивленно глазел на болотника. Он редко промахивался и нынче не в плечо целился, а под лопатку. Если бы не ночь, то и нынче не промахнулся бы, а так - только заставил выронить заготовленный для удара нож. Варяжко почуял беду, когда Егоша уже падал. Развернулся и заученным за долгие годы схваток движением вскинул навстречу летящему на него телу нож. Болотник рухнул грудью на острие, вскрикнул, разбрасывая в стороны длинные руки. Пропуская его мимо, Блуд вовремя отскочил и расчетливо всадил свой клинок в спину рухнувшего на землю парня.о этого Егоша уже не почувствовал. Гораздо раньше Варяжкин нож добрался до его души, коснулся ее и странным образом отделил от тела. Огненной, полыхающей птицей она ринулась вверх. Поток яркого света хлынул в глаза Егоше. Он хотел закрыть их, но не сумел и тогда потянулся взглядом к единственно темному пятну - земле. А там увидел себя, нелепо скорчившегося на траве, и нарочитых вокруг. Они что-то обсуждали, изредка подталкивая ногами его залитое кровью тело. Он успел удивиться - почему нет боли? - а затем, оставляя вокруг лишь слепящую пустоту и отчаяние, свет безжалостно вонзился в него.оском вышитого сапога Блуд перевернул мертвого болотника на спину, удовлетворенно хмыкнул: - Готов! Гаденыш допрыгался.аряжко отвернулся, вытер нож о траву. Хотелось спрятаться от немигающего, пристального взгляда зеленых глаз мертвеца. Ему доводилось убивать, но не так... Это был неравный бой... Бой с чем-то гораздо более слабым, чем казалось раньше.сные, еще совсем мальчишечьи глаза болотника будто спрашивали: "Зачем?" от этого хотелось все повернуть вспять и оставить жизнь болотному негодяю. Пусть бы пакостил дальше... Боги должны карать... Не люди... - Чего стоишь?.. - проворчал сквозь зубы Блуд. Не ответив, Варяжко махнул рукой Горыне. Подбираясь поближе к нарочитому, тот поспешно полез меж спящими. Откуда-то появились Ситень с Дубренем. - Поздненько вы, - пиная ногой мертвого болотника, ехидно зашипел на них Блуд. Дубрень только обиженно засопел в ответ, а перетрусивший Ситень пустился в долгие и путаные объяснения.рерывая, Блуд хлопнул его по плечу: - Ладно. Байки свои потом рассказывать будешь, а теперь гляди в оба и, если кто пошевелится, дай мне знать. - И, презрительно косясь на толстого боярина, спросил: - Деньги-то взял иль запамятовал о них с перепугу? - Взял, взял, - торопливо затараторил тот и смолк, чуть не задохнувшись под налегшей на его губы рукой воя. - Это хорошо, что взял. - Блуд освободил рот боярина и тут же брезгливо отер обслюнявленную руку о штаны. - За деньги любое молчание можно купить... - Ничье молчание покупать не надобно - спят все, - влез в разговор Горыня. - Недаром я им весь свой маковый отвар в пойло выплеснул. Одного понять не могу - почему Выродок не стал людей на помощь звать? Ведь он вас давно разглядел. И понял все сразу - не для развлечения с ножом в зубах по кустам лазал... - Не верил он людям, - горько ответил Варяжко, в этот миг Егоша вновь увидел его.вет расступился и теперь не уводил болотника от земли, а наоборот, толкал к ней. Слова Варяжко донеслись до Егоши так отчетливо, словно тот выкрикнул их прямо ему в ухо.Жалеет, - с удивлением осознал болотник и чуть не засмеялся. - Сам убил и сам жалеет!" - Ладно, понесли его отсюда, - велел Блуд, подсовывая под Егошу дырявый полушубок. Горыня подтолкнул к телу уже немного осмелевшего Ситеня. - А этого куда?луд удостоил воя пренебрежительной улыбкой: - Пусть приберет тут, чтобы кровью не пахло!бийцы склонились, ловко закутали Егошу в полушубок, потянули его в лес. В нос болотнику забилась жесткая шерсть, перед глазами, заслоняя все остальное, покачиваясь, поплыла душная темнота. Он дернулся. - Тяжелый гад, - раздался сверху густой бас Горыни. - А где же Фарлаф? Где его носит?! - Варяг свое дело делает, а ты делай свое да помалкивай! - коротко отозвался Варяжко.гоша вновь замер. Темнота давила на него, будто желая впихнуть в ставшее уже почти чужим, израненное тело. Вслушиваясь в доносящиеся сверху голоса и чувствуя разгорающуюся ярость, он отчаянно сопротивлялся. Все цепные псы Ярополка собрались вместе, чтобы его убить! Все! Избавиться от него захотели! Твари!изоблюды! Нет, рано они его похоронили! Он назло этим шавкам дворовым выживет и всем им глотки перегрызет! Всем по очереди!квал чувств ринулся на Егошу, могучим толчком вернул в тело. Боль ударила, разрывая на куски... - Он стонет! - вскрикнул Варяжко. Все остановились и прислушались. Проклиная свою несдержанность, болотник сжал зубы. - Глупости, - наконец решил Блуд, и, успокаивая чуткого нарочитого, Горыня глухо подтвердил: - Мертв он. Не беспокойся. резко отпустил свой край полушубка. Егошины ноги с силой ударились о землю. Только теперь болотник был начеку - смолчал, терпеливо пережидая, пока уймется взрезавшая тело боль. Она не унялась, но и крика не вырвалось. - Вот видишь, - рыкнул Блуд, - мертвый он... Нарочитый, похоже, собирался возразить, но не успел. Егоша расслышал тяжелые шаги бегущего человека. А потом шаги стихли и знакомый голос Фарлафа забормотал: - Где вы были?! Спешить надо. Дозорный скоро вернется, а нам еще обратно незамеченными пройти следует!гошу вновь подняли, потащили куда-то. Знакомый с детства запах просочился сквозь полушубок. Болото.... "Утопить решили", - пронеслось в голове. Страх смерти затмил даже боль. Может, вырваться и попробовать убежать? Егоша попытался шевельнуться. Ничего не вышло. Боль держала цепко и, следя за каждым рывком, отвечала втройне. Оставалось только ждать. Ждать и молить богов, чтобы не допустили напрасной гибели. Неровные покачивания уже не тревожили Егошу, казалось, боль срослась с ним, и уже ничто не в силах придать ей еще сил и мощи. Наоборот, она отступала, свертывалась в темный клубок и толкалась, силясь добраться до сердца. Егоша не противился ей. Он ждал...од ногами убийц чавкала болотная хлябь. - Здесь.го швырнули на землю. Боль коснулась сердца, довольно зашевелилась, вгрызаясь в него острыми зубами. - Может, проверим? - робко предложил Варяжко, но Фарлаф перебил: - Чего проверять? Жив не жив - болото любого возьмет. Кидаем, и бегом назад! Нет у нас времени с мертвяком возиться!добряя слова урманина, остальные закивали. Нарочитый сдался: - Воля ваша... - Раз! - Егошу подняли, качнули в воздухе. - Два! Три!н полетел. Полушубок развернулся. Еловая ветка мазнула по губам. Он упал на живот. Болотина чавкнула, брызги взметнулись вверх, сливаясь с темнотой ночи. - Вот и все, - долетел издалека чей-то голос. Егоша не шевелился. Вокруг, готовясь к нежданной трапезе, колыхалась и чавкала трясина. Наконец она булькнула и, словно пробуя на вкус, потянула на себя его ноги. - Теперь впрямь все, - удовлетворенно воскликнул Блуд. - Начало засасывать.гоша не видел его, лишь слышал. Зато болото видело. Людские голоса и суета раздражали его. Оно забурчало. Словно поняв булькающий говор, люди затопали прочь. На каждый их шаг трясина отзывалась довольным подергиванием. Пришло Егошино время действовать. Ему тоже надо было поспешить. Чтоб выжить, надо было забыть о ранах, о вызывающей тошноту слабости, об уходящем сознании. И он забыл. Постарался забыть. Силясь дотянуться до повисшего на низенькой, чахлой ели пропитанного его кровью полушубка, Егоша даже криво усмехнулся - его, с рождения росшего средь подобных хлябей, хотели утопить в болоте! Он сдернул полушубок с ветки, подтащил его к груди. Почуявшая сопротивление трясина потянула за ноги, преданно прижимаясь, стиснула его в объятиях. Егоша знал - чем больше он будет дергаться, тем сильнее станет болото. "Тонущий человек кормит болото своим страхом и неуверенностью", - так учил отец.ука, из которой торчал обломок стрелы, отнялась, и Егоше пришлось разворачивать набрякший полушубок одной рукой. Тяжелая шкура не поддавалась, ложилась на болотную хлябь неровными горбами. Мир завертелся перед глазами болотника, когда он сделал первую попытку выбраться на жесткую щетину полушубка. Рука соскользнула. Егоша осторожно высвободился и, закусив губу, вновь толкнул непослушное тело вперед. Не желая выпускать добычу, болото оживилось. Егоша рванулся еще раз и с облегчением почувствовал под грудью жесткую шкуру. Помогая себе рукой, он перекатился на бок, обхватил ладонью колено, потянул его на себя. Пришлось налечь на больное плечо. Под тяжестью человеческого тела стрела вошла в рану еще глубже, ткнулась в кость. По-волчьи завывая, Егоша забился. Нога лениво полезла из трясины. Опираясь на колени, он приподнялся, дотянулся до чахлой ели. - Прости, - просипел деревцу, уже не слыша своего голоса. - Помоги...оняв, что теряет жертву, болото ринулось следом за Егошей, смяло его ненадежную опору. Полушубок наполнился водой, поехал под ногами. Ель качнулась, словно протягивая болотнику общипанные ветви. Помогая трясине, боль заметалась в теле, закружилась перед глазами пестрой пеленой. Полуослепнув и не замечая тянущихся к нему ветвей, Егоша хватал пальцами воздух перед собой. В ладонь легли колючие еловые иглы. Болотник подтащил онемевшее тело и налег на деревце, сгибая его до земли. - Дурак... - равнодушно пропел рядом чей-то мелодичный голос.гоша с трудом разлепил отяжелевшие веки. Неподалеку от его пристанища на болотной хляби качалась белая, полупрозрачная фигура. - Блазень? - сощурился болотник. - Дурак, - вновь пропело белое.ет, это был не Блазень. Тот бы помог, вытащил...оспоминание ожгло Егошу. Как же он раньше не догадался?! Налегая на елочку, он повернул голову в темноту леса, позвал отчаянно: - Блазень! Волхв! - Дурак! - в третий раз повторило белое пятно. - Почему? - глухо спросил Егоша. Ему был неинтересен ответ, но чужой голос прогонял прочь тоску одиночества, и даже боль утихала от его звука. Пока не пришел Блазень, нужно было держаться за этот голос, цепляться за него духом, как цеплялся телом за махонькое деревце. - А потому дурак, - неспешно отозвалось белое, - что мог помереть легко - утонул бы в болоте - и делу конец, а ты выбрался. Теперь будешь долго помирать, а мне ждать придется, пока ты от ран и голодухи сдохнешь... Во-вторых, дурак, что принял меня, Моренину посланницу, за Блазня. Он предо мной что былинка пред ураганом... В-третьих, потому, что зовешь на помощь тех, кто давно уже от тебя отказался. Кричи не кричи :- они не явятся... По крайней мере, Волхв. Ты для него всю поганую работу свершил, Владимира с Ярополком по его наущению рассорил, теперь ты ему только помеха лишняя. Он небось и Блазню приходить запретил. - Врешь!!! - не выдержал Егоша. - Врешь!!! - Я же говорю - дурак... - опускаясь на мох, равнодушно отозвалось белое пятно. - И не ори. Чай, не на торгу.гоша постарался смолчать. Конечно же, белая вестница смерти лгала! Иначе и быть не могло! Верно, досадовала, что он выбрался из трясины, не достался ее хозяйке. Злилась, вот и норовила побольней задеть... Незачем тратить силы на споры с ней... Он сумел успокоиться. Лежал на елочке, глядел на занимающийся рассвет и старался не думать о том, что будет дальше, не думать о правоте Белой Девки. Но думай не думай, а силы утекали. Мир уже казался тусклым, мысли шевелились медленно, а открывать глаза становилось все труднее. Белая расползлась вокруг его ног блеклым туманом и время от времени мерно вздыхала, напоминая о своем присутствии. Егоша закрыл глаза, взмолился еще раз, призывая далеких друзей.емнота наползла на него, обняла и вдруг испуганно отпрянула, потревоженная чьим-то резким вскриком. Егоша разлепил непослушные веки. Сперва ничего не увидел, кроме вспучившегося мшистыми кочками и хлипкими деревцами болота, но потом разглядел меж ними странное, ни на что не похожее сияние. Оно мерцало, переливаясь из бледно-голубого в темно-багровое, опять становилось почти прозрачным и выло. Выло так, словно сам Кулла был заперт в этом свечении и бился, силясь выбраться. - Эй, Белая, - негромко прохрипел Егоша, но ему никто не ответил. Белый туман куда-то пропал. А может, его и не было - примерещился в бреду? Или это зависшее над болотом сияние - бред? - Помоги, - шепнул знакомый голос. Блазень? Где он, почему просит о помощи? Пересиливая боль, Егоша повернул голову. - Помоги... - Где ты? - захрипел Егоша и вдруг понял. Блазень был там, внутри этого свечения. И Белая была там. Она убивала Блазня. Это он выл, плача по уходящей душе... А ведь он пришел на Егошин зов! Спасать пришел! Егоша выпрямился. Напоминая о ранах, кольнула боль, заставила скрипнуть зубами. Голос внутри сияния затихал, и само оно стало затухать, превращаясь в белый туман. Медлить было нельзя. "Что ж, помирать, так с музыкой!" - решил Егоша и, собрав остатки сил, изловчившись, толкнулся обеими ногами от спасительного деревца. Оно скрипнуло, выпрямилось, будто желая помочь ему прыгнуть подальше. Помогло. Он влетел прямо в середину странного свечения. Тело обдало холодом; жалобно пискнув, боль ринулась прочь. Руки обхватили нечто скользкое и влажное. Не Блазня... Значит - Белую! Задыхаясь, Егоша сдавил невидимого врага и, вспомнив о древнем, данном природой оружии, вонзил зубы в склизкое тело нежитя. Показалось, будто на него рухнуло само небо - такая тяжесть хлынула в душу. Чьи-то испуганные лица вереницей пронеслись перед глазами, чьи-то умоляющие о пощаде голоса перезвоном зашумели в голове. - Отпусти меня, - перекрывая их, зло прошипела Белая. - Отпусти, иначе я умру и отдам тебе тяжесть всех, кого проводила в иной мир! - А ты отпусти Блазня, - не размыкая зубов, мысленно возразил Егоша. - Нет! - Тогда и я - нет! - Он еще сильней сжал зубы. По губам потекло что-то липкое и холодное. Часть, попадая в горло, становилась горькой, словно полынь-трава, а часть стекала на рану в груди, покрывая ее мертвенной черной коркой. - Отпусти! - завыла Белая. - Ты все равно не вынесешь моего бремени! Ты - человек...ахлебываясь холодной жижей, Егоша выдавил: - Я - Выродок. потом жижи стало меньше. Она уже не лилась потоком, а только слегка смачивала губы. И туман стал таять, обнаруживая под собой что-то бледно-желтое, неподвижное, мертвое. Егоша разжал зубы, кувыркнулся вниз. Ожив, желтая пелена скользнула под него, бережно подхватила, подтянула к спасительной ели. - Блазень... - чуя неладное, всхлипнул Егоша. - Я ухожу, - печально отозвался тот. - Она всегда была сильнее меня. - Нет!!! - Но ты оказался сильнее ее, - не обращая внимания на стон болотника, продолжал Блазень. - Теперь она отдала тебе свою душу. Это тяжелая, предназначенная лишь нежитям ноша. Но ты справишься...н начал захлебываться. Отрываясь от желтого тела Блазня, по болоту поползли мелкие клочки тумана. Превращаясь в росные капли, они оседали на влажной пелене мха. - Я не смогу тебя вытащить отсюда, - уже совсем тихо шепнул Блазень, - но и она не возьмет...ще один клок тумана покинул его. Нежить слабо взвизгнул, заторопился: - Волхву не верь... Он не пускал меня на твой зов, хотя все знал! Ты для него никто... Он убьет тебя, если встретит. Берегись... И не зови его больше. Иначе придет... Чтоб убить...лазень вздохнул. Последний, уцелевший ярко-желтый клочок разорвался надвое. Маленькое туманное облачко проплыло мимо Егошиного лица, коснулось его щеки. Силясь уцепиться за ускользающую душу нежитя, болотник вытянул руки, но клочок протек между его пальцами и распался в воздухе крупной блестящей росой. И тут же, словно желая полюбоваться этим зрелищем, из-за леса поднялся могущественный Хорс. Нежными лучами он прикоснулся к Егошиному лицу, ощупал его истерзанное тело, в испуге отшатнулся от покрытой черной коркой раны на груди болотника и совсем спрятался за блеклыми утренними облаками, услышав плеснувший из его ставшей уже не человеческой души голос: - Ненавижу! Всех ненавижу!!! ГЛАВА 14 аряжко так и не забыл глаз убитого им болотника. Лица его вспомнить не мог, а глаза помнились - полыхали зеленым светом, жгли душу стыдом. Княжий обоз прибыл в Полоцк лишь к закату. Не желая смириться с потерей гридня, Ярополк весь день гонял ратников по лесу. - Сам бы он ни за что не ушел, - упрямо отвечал князь на сказки Помежи, но настырный боярин бродил за ним хвостиком и без умолку твердил: - Он мне сказывал, что едва о родне подумает - ноги сами к дому бегут, а тут до Приболотья рукой подать - вот и ушел...о обмануть Ярополка оказалось не так просто, как думалось, и, невзирая на все старания боярина, князь упорно заставлял людей шнырять по лесу, время от времени выкликая пропавшего воя. Лишь к середине дня сдался, махнул рукой: - Поехали! Ляд с ним! Варяжко будто камень с души свалился, и остальные повеселели, а все-таки до самого городища то тут, то там слышалось имя Выродка - любой едва знавший болотника уный старался выдумать свою историю о его странном исчезновении. - Болотная Старуха его приманила, туманом обратила и мимо стражей провела, - робко предполагал один. - Дурной ты! - насмешливо обрывал его другой. - Все в мамкины сказки веришь! Ушел он, как жил, тайком да тишком, и хорошо, коли потом не обнаружится, что с ним вместе пропало кое-что из Ярополкова добра... - Да куда он уйти мог? Болота кругом. - В болоте-то ему самое место, гаденышу...Верно, там его место", - покачиваясь в седле, уговаривал себя Варяжко, но зеленые глаза болотника смотрели на него из темных лесных зарослей, косились из сочной травы и обвиняли, обвиняли, обвиняли... Полоцке обоз ждали, и, едва показались стены городища, к Рогволду помчались гонцы с известием, что наконец прибыл киевский князь с дружиной. Однако, блюдя приличия, Рогволд навстречу не торопился, а, дождавшись, пока обоз въедет в его ворота, неспешно вышел на крыльцо. За ним шумной толпой высыпала челядь. Эти не церемонились и, находя среди киевлян старых знакомцев, заулыбались, загомонили на разные голоса.астена стояла рядом с княжной. В нарядном голубом летнике и высоком, шитом бисером кокошнике она вовсе не походила на ту оборванную девчонку, которую Варяжко оставлял на лечение знахарю. Увидев нарочитого, она сорвалась с крыльца, кинулась к нему, вцепилась в стремя. Судача о смелости девки, вокруг зашумели. Кто-то осуждал: нехорошо этак открыто кидаться на мужика, кто-то одобрял: любовь не болячка, нечего ее от людей таить, а большинство беззлобно подшучивало - редкая встреча обходилась без подобных забавных случайностей. - Эх, везет тебе, нарочитый! - завистливо сказал кто-то. - Такая красавица на шею кидается!Какая красавица?" - удивился было Варяжко и вдруг понял, что это говорят о Настене. Раньше ее так никто не называл - кликали малолеткой иль девчонкой...н наклонился, вскинул девку в седло и с удивлением ощутил, как она повзрослела. Еще весной она едва доставала до его груди, а теперь склонилась ему на плечо. Выпавшие из ее косы завитки волос защекотали щеку воя, теплые ладошки легли поверх его сильных пальцев. От неожиданного смущения Варяжко поперхнулся и зашелся кашлем.астена заговорила первой: - Я ждала тебя.т звука ее голоса Варяжко качнулся в седле. Слова были ласковые, Настенины, а голос другой - сильный, звучный. Та девочка, с которой он распрощался в березозол, говорила иначе - робко, с придыханием на каждом слове. У той голосочек дрожал да срывался, а у этой будто песню пел-ворожил. Может, не Настена это вовсе? Желая убедиться в очевидном, нарочитый склонился, потянулся вперед. Почуяв его движение, девка обернулась. Огромные, не дававшие спать ночами глаза плеснули на Варяжко радостью, пухлые губы приподнялись, обнажая белые зубы. А потом она вдруг потянулась к его лицу. Он не успел даже понять, что случилось, - нежное тепло коснулось его губ, ударило по сердцу томящей болью, и в ответ заполыхала пожаром кожа, соскользнули с поводьев ладони и двинулись по мягкому женскому телу, прижимая его все сильнее и сильнее. - Эй, нарочитый! Ты, никак, поперед князя жениться задумал? - насмешливо выкрикнул кто-то из толпы.ужой голос привел нарочитого в чувство. Он дернулся, оторвался от горячих девичьих губ. Залившись румянцем, Настена спрыгнула на землю и, провожаемая восхищенными возгласами, скрылась в толпе. Пока мог, Варяжко следил за ее мелькающей меж людей русой головой, но потом, сделав над собой усилие, отвернулся. Голос из толпы был прав - сперва надобно уладить княжьи дела, а потом уж браться за свои.одъезжая к Ярополку, Варяжко окинул взором заполненный людьми двор. Покуда князь красовался перед невестой, ему следовало быть настороже - могло случиться всякое. Наивность да доверчивость многим князьям стоила жизни. Вспомнить хотя бы Аскольда с Диром...н мельком глянул на крыльцо и, столкнувшись глазами с Рогнедой, улыбнулся. Прямая и строгая, будто встречая не жениха, а случайного гостя, стиснув побелевшими пальцами узорные перила, полочанка стояла рядом с отцом. Зная о гордом нраве дочери, тот молча ухмылялся в усы. Скучившиеся за его широкой спиной отроки - братья Рогнеды - косились на обоз с дарами и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. - Рад видеть тебя, великий князь! - дождавшись, пока немного утихнет шум, заговорил Рогволд. - Давненько ты к нам не захаживал - все тропы уж заросли.рополк склонил голову: - Дела не пускали. А из всех тропок мне лишь одна надобна, та, что к сердцу княжны ведет. Она-то не заросла ли?огволд расхохотался, повернулся к зардевшейся дочери: - А это ты у нее самой спрашивай, только прежде чем спрос начать, отпусти людей и зайди ко мне в терем добрым гостем!инув поводья подоспевшему слуге, Ярополк ловко соскользнул с коня и ступил на крыльцо. Следом, готовясь к отдыху, зашевелился весь обоз. Варяжко вновь пожалел, что рядом нет Потама, - пришлось самому обустраивать свою ватагу. А когда пристроил и людей, и лошадей - уже ног под собой не чуял. Оглядевшись, направился к княжьей избе и на ступенях нос к носу столкнулся с Блудом. Облокотясь на перила, Рыжий ковырял в ноздре грязным пальцем и время от времени вытирал его о штаны. Заметив Варяжко, оскалил в улыбке крепкие зубы, заступил дорогу: - Нельзя туда! Князья меж собой толкуют, не велели никого пускать. - А ты и рад! - огрызнулся вконец измотанный нарочитый. Меньше всего ему хотелось говорить с Блудом. После смерти болотника Рыжий стал ему невыносимо противен. Хотя не только Рыжий... Даже бывший дружок, Дубрень, и тот начал вызывать отвращение. - Нарочитый! Нарочитый! - подбежавший раб упал в пыль возле крыльца и заелозил в ней, стараясь привлечь Варяжкино внимание. - Чего тебе? - небрежно спросил Блуд. - Велено только ему, - раб качнул головой в Варяжкину сторону, - а больше никому не сказывать! - Да как ты смеешь! - Блуд кошкой спрыгнул с крыльца и замахнулся плетью. Варяжко поймал руку Блуда и оттолкнул его в сторону. - Жалостливый ты у нас! - зашипел тот. - Всех выродков жалеешь.аряжко будто ткнули в горло - перехватило дыхание. Блуд знал, как больней ударить! Сжав кулаки, нарочитый выдавил: - Ты, может, забыл, кто нас на то дело сговаривал? Не зли меня понапрасну - а то ведь и я зацепить могу! Сам знаешь - сгоряча дурное слово вылетит, а князь и расслышит... - Ладно, - Блуд пожал плечами и опустил плетку. - Глупо нам из-за раба ссору затевать! - Вот и катись, - сказал Варяжко и потянул раба от крыльца: - Ну, говори теперь: кто послал и что велел передать? - Госпожа ждет тебя. Просила зайти к ней.акая госпожа? Рогнеда? Но почему "просила"? Варяжко никогда не слышал, чтобы Рогнеда унижалась до просьбы... Озарение пришло внезапно, словно сильный порыв ветра сдернул закрывающую взор пелену и заставил весь мир засиять чистыми и яркими красками. Оттолкнув посланца в сторону, Варяжко выскочил за ворота и, по-мальчишески перепрыгивая через лужи, припустил по знакомой дороге к дому знахаря. Остановился лишь возле невысокой знахарской городьбы, перевел дыхание и неспешно ступил на двор.астена сидела на лавке у входа, перебирала нервными пальцами край поневы. Знахарь глядел на Варяжко выцветшими от ворожбы и старости глазами и довольно улыбался. Растерявшись, нарочитый замер посреди двора. - Что же ты стал? - негромко спросил знахарь. - Пред тобой судьба сидит, тебя дожидается. Иди и бери, что твое! - Моего тут ничего нет, - не узнавая своего внезапно осипшего голоса, ответил Варяжко. - Коли здесь моя судьба, то ей мной и повелевать! За ней слово!уря блеклые глаза, знахарь приподнялся. Пробежавшая по его лицу темная тень вспыхнула на губах горькой улыбкой: - Что гнетет тебя? Откуда сомнения в твоем сердце? Откуда тьма в глазах? Коли мучает тебя вина - откройся, и тогда смогу тебе помочь...трах сдернул нарочитого с места, вытолкнул вперед. Страх же и крикнул: - Замолчи! - Плохо дело, - опечалился знахарь, - но как хочешь. Одно лишь могу посоветовать - поделись своей бедой с тем, кто тебе жизни дороже, - беда меньше станет, вздохнуть сумеешь. - Поделись со мной! - Варяжко не заметил, как Настена оказалась рядом. Смотрела в глаза, заламывала руки: - Отдай мне свою печаль, отдай тревогу и боль - все возьму, все стерплю, не пожалуюсь! столько было в ее голосе ласки и преданности, что Варяжко чуть не кинулся ей в ноги. Ухватился за спасение, притянул Настену к себе, заглянул в широко распахнутые голубые глаза и утонул в них. Обо всем забыл - о князе, о службе, о Выродке. Отныне каждый день только и ждал, когда наступит закат и можно будет пойти к знахареву дому, где его ждали горячие губы и ласковые руки Настены. - Видать, ведун не только болезнь из тебя выгнал, но и ворожить научил, - шептал он ей. - Присушила ты меня, без зелья опоила...на смеялась в ответ. Верно, потому и были те ночи полны незамутненного счастья, что шелестели ее смехом, грели ее радостью. Одна лишь ночь выдалась не такой, как остальные. В ту ночь Настена не смеялась - слушала. Варяжко сам не ведал, почему решился рассказать ей о болотнике. Просто так вышло - она спросила о Ярополке, а он вдруг начал рассказывать о Выродке. О том, как, вернувшись из Полоцка, застал на Ярополковом дворе незнакомого уного, как тот уный пакостил людям, как подводил под княжий гнев и правых, и виноватых, как выдумал грамоту от Владимира и рассорил братьев так, что один, убоясь другого, подался прочь с родной земли.евка слушала внимательно, ни разу не перебила, словечка не вставила. Ее глаза в темноте казались малыми правдивыми огоньками - скажешь хоть слово лжи, и потухнут, перестанут радовать своим светом, оставят наедине с кромешной тьмой.аряжко рассказал все и почувствовал, как затуманилась и напряглась Настена. Тоска сменилась тревогой. "Ох, не простит она мне подлого убийства, не забудет - прогонит с глаз долой. Навсегда прогонит", - подумал он и, обняв ее, чуть не закричал: - Что с тобой?! Скажи, не молчи! Покачав головой она спросила: - Говоришь, он из Приболотья? - Верно. - И звали Онохом? - Да.астена отстранилась, села, обхватила руками колени. Оставляя на белой коже следы-пупырышки, ночной холод прикоснулся к ее обнаженным плечам. Варяжко прикрыл ее своей безрукавкой, и, почти исчезнув в меховых складках, девушка заговорила: - Ты обо мне ничего не ведаешь, а ведь я родом из Приболотья. Всех там знала. И Оноха тоже.на смолкла и, стиснув тонкими пальцами щиколотки, отвернулась. На миг Варяжко увидел ее глаза. Никогда раньше они не были такими - темными, словно море перед грозой. Он закусил губу. Кем приходился Настене Онох? Женихом? Родней? Если да, то как тогда он будет жить, как смотреть ей в глаза?астена вздохнула и через силу улыбнулась: - Один был у нас в Приболотье Онох. Всего один... Выходит, твой болотник - самозванец.амозванец? Не понимая, Варяжко выдавил: - Так, может, это и был ваш Онох? Тот самый? - Нет. - Настена качнула головой. - Наш Онох умер. Давно уже.аряжко чуял, что Настена не лжет, но тогда откуда же пришел болотный парень и зачем назвался чужим именем? Что искал на Ярополковом дворе, чего дожидался?ловно угадав его мысли, Настена предположила: - Твой Выродок, верно, родом не из наших мест. У нас такой недолго бы пакостил - мигом его обломали бы. И не стали б, подобно тебе, мучаться. Жизнь - великий дар, ее любить и в себе, и в других надобно, а коли нет этой любви, то и жизни нет. Ты себя не кори - ты уже мертвого убил... Одно худо, что исподтишка...т ее понимания и сочувствия содеянное зло показалось не таким уж и подлым. Как-никак, а парень выдавал себя не за того, кем был на самом деле. Видать, на его совести лежала не одна смерть и к гнусным делишкам он привык, как к воде. Заслужил своей участи...бняв голову повеселевшего Варяжко, Настена прижалась к его груди. - Что толку сожалеть о сделанном? От сожалений все назад не воротится. Забудь...аряжко вырвался из ее теплых рук. - А тебе приходилось ли забывать? Знаешь, как это делать? - Знаю, - твердо сказала она. Так твердо, что он вдруг осознал - было на ее душе свое темное пятно, своя беда. - И ты сумела забыть? Настена поежилась. - Нет. Но я стараюсь... Очень стараюсь! потом поцеловала его в губы и, будто просыпаясь от дурного сна, засмеялась: - А ты мне в этом помогаешь!ольше они не говорили о Выродке, но то ли помог откровенный разговор, то ли подсобили нежданно навалившиеся дела, только Варяжко и впрямь стал реже вспоминать о болотном парне. Тем более, что подходила зима, Ярополка ждал Киев, а свадьбы все не было. Рогволд тянул, ссылаясь то на одно, то на другое, Ярополк нервничал, каждый день порываясь уехать и не умея вырваться из чарующего Рогнединого плена. В дружине судачили, что Рогнеда морочит князя. Кмети Рогволда утверждали, что, по старинному дедовскому обычаю, не жених берет невесту, а она сама должна приехать к жениху, и, мол, именно поэтому надобно подождать следующей осени, а там Рогнеда отправится в Киев. Бабы шептались, будто Рогволд сердит на тайком живущую с Ярополком дочь, и, оттягивая долгожданную свадьбу, всего лишь желает досадить ей, а злые языки болтали, что, положив глаз на оставшиеся бесхозными новгородские земли, полоцкий князь уже задумывается - не встать ли ему выше Ярополка, присоединив их к своим владениям? А если выйдет - к чему ему киевский князь? Тогда он сумеет найти жениха повыгодней...онечно, Ярополк мог бы настоять на своем и увезти Рогнеду, но он был великим князем всей Руси, и тому не пристало ссориться с кривичами, а женившись на Рогнеде по взаимному согласию, он сумел бы и так прибрать к рукам трудолюбивых кривичей, а это дело немалое. "Худой мир лучше доброй ссоры", - решил он и согласился ждать, взяв, однако, с Рогволда обещание следующей осенью быть его гостем. Порешив на том, киевляне принялись за сборы. Словно желая смягчить неожиданный отказ, полоцкий князь не скупился на дары, и обоз собирали несколько дней. В эти дни Варяжко разрывался меж любовью и долгом. Нарочитый хотел взять Настену с собой, но просить Ярополка не решался. Верно, так бы и промолчал, но Настена сама решила свою судьбу.а день до отъезда, тихим, погожим утром Варяжко увидел, как она прошла в Рогнедину половину. Приветственно махнув ей рукой, он улыбнулся, но, когда она вернулась с Рогнедой, насторожился. Настенино лицо светилось счастьем, а Рогнеда хитро, словно замыслив что-то, жмурилась. - Не ты ли, нарочитый, девку эту ко мне на двор привел? - спросила громко, будто не замечая суетящихся вокруг людей. Ее властный голос перекрыл шум, заставил все взгляды устремиться к Варяжко. Опешив от нежданного внимания, он растерялся. - Ну? - поторопила княжна. Варяжко наконец вернулся голос: - Я привел. - Так теперь забирай ее! - весело велела Рогнеда. - Чай, она уже выздоровела.ще не веря, Варяжко мотнул головой: - Как прикажешь, княжна. Только я ведь не своим путем иду - княжьим.на задумалась: - С Ярополком я уж как-нибудь договорюсь... - И быстро ушла в избу.едаром кривичи хвалились, что их княжна схожа с отцом и коли даст слово, то от него уже не откажется. Перед самым отъездом Ярополк пришел в дружинную избу и, смущенно хмыкнув, заявил: - С нами поедет девка - подруга княжны. Рогнеда за нее просила. - Палец князя метнулся в сторону Варяжко: - Ты за нее будешь ответ держать. Да гляди, не обижай девчонку - она в Киеве дорогая гостья!аряжко кивнул. А потом настал последний проведенный в Полоцке день. Местным пришлись по душе киевские. Все одно - поляне, древляне, кривичи. Кто побратался за чаркой, кто покумился, кто завел зазнобу. Бабы и девки - вот бесстыжие! - долго бежали за обозом, знать, появятся весной на полоцкой земле смахивающие на киевских дружинников пацанята...аряжко ехал возле князя и, шаря глазами по гомонящим лицам провожающих, делал равнодушный вид, но иногда все-таки не удерживался и оглядывался на последнюю телегу. Там, закутавшись в теплую шубу и прижимая к себе небольшой сундучок с вещами, подарок полоцкой княжны, мерно покачивалась Настена - гостья великого киевского князя. ГЛАВА 15 еловеческие голоса вырвали Егошу из беспамятства. Он попытался пошевелиться, но не смог. Даже здоровая рука не хотела слушаться, а запекшаяся рана в груди стягивала все тело тенетами боли. Голоса приближались. Невероятным усилием Егоша разлепил тяжелые веки. Перед глазами завертелась зеленая пелена болотного мха с пригнувшимися к ней силуэтами чахлых деревьев, а потом все расплылось и возле Егошиного лица замелькали оскаленные звериные морды. "Волки", - устало подумал он и провалился в темноту. Время от времени он приходил в себя и тогда с тупым безразличием понимал, что его куда-то тащат, но неумолимая тьма вновь затягивала его в свою бездонную пасть, и все теряло смысл. - Ратмир! - чей-то глухой голос прорвался сквозь окружившую болотника темноту. - Ратмир!ще не размыкая глаз, Егоша почувствовал тепло. Болотом больше не пахло, но сильный звериный дух неприятно щекотал ноздри. - Ратмир! -вновь требовательно позвал женский голос.о закрытым векам Егоши скользнула тень. Густой мужской бас недовольно проворчал: - Чего тебе? - Он очнулся! - сказала женщина. - А мне какое дело? - мягкие крадущиеся шаги выдавали в незнакомце опытного охотника. Он подошел к Егоше, потянул носом воздух: - Брось его. Он - человек...еловек? Егоша возмутился. Он не хотел быть человеком! Люди - это подлость и ложь. В памяти всплыло лицо какой-то старухи, которая, рыдая, умоляла дать прожить ей еще хоть мгновение, а потом вцепилась последними оставшимися в ее рту зубами в его руку... Воспоминание пропало. Егоша вздрогнул. Старуха? Он не знал никакой старухи! Откуда возникло ее сморщенное лицо? Почему он так точно знал о ее смерти? - Отпусти меня, Белая! Жить хочу! - кошачьим визгом заметался в его мозгу дребезжащий старческий голос. Вспоминая, Егоша стиснул зубы. Белая? Та, что убила Блазня? Заглушив истошный старухин вой, откуда-то издалека зазвучали последние слова нежитя: "Ноша, предназначенная нежитям. Но ты справишься..." И Белая говорила что-то о своем бремени, грозилась оставить его на Егошиной душе... Может, это бремя - ее память? Она убила старуху? Ее воспоминания гнетущим грузом навалились на сердце и мешают дышать?Твои, твои, - запело что-то внутри. - Теперь твои..."рерывая певца, возле Егошиной головы зазвенел раздраженный женский возглас: - Он не человек! - Да? -притворно удивился мужчина" и насмешливо поинтересовался: - И как же ты это узнала? - Я чую, - обиделась та. - Чуешь? - будто принюхиваясь, незнакомец засопел носом. "Издевается", - лениво подумал Егоша и вдруг услышал: - А ты права. Я не знаю, кто он, но от человека в нем мало чего осталось. - Ратмир, - жалобно попросила женщина, - он пить хочет. безразличием умирающего Егоша почувствовал сухость во рту. Откуда незнакомка могла узнать о том, чего он сам еще не успел понять? Может, она знахарка? Лечила многих, вот и запомнила все людские болячки. Но для знахарки у нее слишком молодой голос... - Ты хочешь пить? - встряхивая Егошу, громко спросил мужчина.олотник невольно раскрыл глаза.ородатый темноволосый незнакомец не моргая глядел на него и ждал ответа. Карие холодные глаза смотрели с ледяным равнодушием. Вывернутая наизнанку волчья шкура свисала с его мускулистого загорелого плеча. "Вот откуда этот запах зверя", - догадался Егоша и повернул голову, оглядывая жилище.ольшая, похожая на звериную нору клеть была уложена сухим мхом и сеном. Ни окон, ни дверей в ней не было, только высоко под потолком виднелось округлое пятно влаза. Под ним в луче света сидела молодая женщина в мужских штанах и безрукавке из волчьей шкуры. Темные прямые волосы девки не были заплетены в косу, как принято, а свободно спадали на спину, перехваченные на затылке узким кожаным ремешком. Судя по всему, это она разговаривала с мужиком, называя его Ратмиром, и она заботилась о Егоше, потому что его раны оказались перевязаны лыком, а из-под повязок высовывались пучки пахучей травы.ильная рука Ратмира легла на Егошино плечо и вдруг резким движением сорвала его с лежанки. - Я спросил тебя, болотник! Я не люблю долго ждать ответа!ересиливая боль, Егоша повернулся к нему, прохрипел: - Пошел ты!юбой человек пожалел бы раненого, любой, только не Ратмир. Мощным рывком он вздернул Егошу под потолок и со всего маху, словно куль соломы, швырнул к девке. Ни капельки не испугавшись, та отодвинулась от Егоши, скосила на него хитрые, с желтизной глаза. В них светился явный интерес. Егоша не успел удивиться странному поведению девки. Одним прыжком Ратмир оказался над ним. Мягкий кожаный сапог лег на горло болотника. Темнота поднялась вокруг Егоши непреодолимыми стенами, стиснула его в душном кольце. Не замечая открывшихся, кровоточащих ран, он двумя руками вцепился в ногу Ратмира, попробовал сдернуть ее с горла, но она даже не сдвинулась. - Отпусти, - чужим голосом просипел болотник.атмир не шевельнулся. Девка в углу восторженно глазела на него, облизывая красные, как кровь, губы. - Да! - сдался наконец Егоша. - Я хочу пить! Нога Ратмира неохотно освободила его горло. Темноволосая расхохоталась и гордо заявила: - Ратмир - вожак! Он все может! Отхаркиваясь и потирая придавленное Ратмиром место, Егоша сел. Злость на воспользовавшегося его слабостью мужика заставила позабыть про боль. По спине, между лопаток, поползла теплая струйка. Болотник потянулся, коснулся спины пальцами и с удивлением заметил на них кровь. - Тебя всего истыкали, - отвечая на его недоумевающий взгляд, пояснила девка. - Кабы не я - помер бы. - А я тебя не просил меня спасать! - не сводя настороженного взора с мечущегося по клети Ратмира, огрызнулся Егоша и повторил, уже требовательно: - Я пить хочу!атмир остановился, стрельнул на него злым взглядом. - Хочешь, так пойди да напейся. Ручей рядом. А впредь помни - я тут хозяин, и коли спрашиваю - с ответом не медли!предь? Егоша не собирался оставаться у этих странных людей. Он не привык жить в норе и одеваться в драный волчий мех.н покосился на девку, сплюнул. В мужские порты вырядилась, волосья распустила... Ну, ничего. Ему лишь бы оклематься да подлечиться, а там, пускай хоть голышом бегают - уйдет он... Старые долги отдавать...однимая тяжелое тело, болотник оперся на руки. Боль прострелила насквозь - воткнулась острым жалом в спину, а вышла из груди. Охнув, он неуклюже завалился набок. - Тьфу, падаль! - фыркнул Ратмир и выскользнул наружу.евка последовала за ним, оставив Егошу в одиночестве. Собираясь с силами, болотник глубоко вздохнул.авая о себе знать, жажда сжигала его горло и ядовитой сухостью выползала на потрескавшиеся губы. Неприятный привкус гнили стоял во рту. Как там сказал Ратмир? Падаль? А ведь верно - немногим он нынче отличался от падали...омогая себе руками, Егоша подтянулся к лазу, но встать так и не смог - вновь упал на спину, проклиная свое бессилие. Сырой потолок навис над ним, будто желая придавить нечаянного гостя. Смирившись, болотник закрыл глаза. Он уже ни о чем не мог думать, кроме воды. В затуманенном болью и отчаянием разуме возник ручей - чистый, звенящий. Вот, выныривая из-под темных ветвей, он бежит по камням и вновь прячется в тихой зелени кустов. Бередя душу прохладой и свежестью, покачивая на блестящей спине разноцветные стайки опавших листьев, вода спешит мимо, суетливо взбегает на отмели и падает в ямы. Егоша представил, как он выбирается из норы, не замечая ничего вокруг, ползет к вожделенной воде и, ощущая внутри приятный холодок, припадает к ней губами. Даруя надежду и силу, струйки бегут меж пальцами... - Напился?гоша вскинул голову и, погрузив руки по локоть в ледяную воду, обернулся на голос. Покачивая седой косматой головой, рядом стоял незнакомый старик. Крепкий, сухой, в уже привычной для глаз едва выделанной волчьей шкуре на плечах и с дорожным посохом в руке.олотник помотал головой. Откуда взялся этот старец? Сомнения накатили могучей волной, закружили Егошу. Мир понесся куда-то вдаль, уменьшаясь до едва приметной, плывущей в темной воде точки. Ладони уперлись в твердый земляной пол.н опять лежал в норе, с безнадежностью глядя в серый потолок. Но пить почему-то уже не хотелось. Егоша поднес к губам руку и замер. На покрытой пупырышками коже блестели прозрачные водяные капли. И губы были влажными! Неведомый страх забился, вырываясь из горла истошным воплем: - Что со мной?! - Ничего особенного. - В землянку нырнула голова уже виденной Егошей девки. Желтые глаза сощурились, привыкая к темноте. - Напился, и все тут, чего шум-то поднимать? - Но я не мог вылезти! - протестуя, заявил Егоша. - Это тебе только так кажется. - Незнакомка спрыгнула вниз. Мягко, словно кошка, прошла в уголок и села на лежанку. - Не все таково, каким кажется... Люди тоже кажутся милыми и приветливыми, а на деле оказываются жестокими и трусливыми. Уж я-то знаю!то Егоша тоже знал. Даже Волхв предал его... Вспомнив Волхва, он застонал. Блазень... Слеза поползла по щеке, прокладывая на смятой коже влажную дорожку. Девка с изумлением воззрилась на него. - Не смотри, - стыдясь, попросил Егоша. Она ухмыльнулась: - Почему? Мне интересно. - Ты странная, - искренне признался болотник. Под пристальным взглядом темноволосой он не мог плакать. - Мы все странные, - отозвалась она. - Кто - мы? - Мы. Стая.гоша устал от ее недомолвок, но и спрашивать, что такое "стая", не хотел. Какая ему разница, как называют себя эти люди? Если им так нравится, пусть зовутся Стаей. Размышляя, он откинулся на спину. Наверное, они тоже изгои. Живут в норах, питаются лесом и знать ничего не хотят о зовущихся людьми соплеменниках...ержа в руках пучок жухлой травы и гриб-пырховик, девка бесшумно подошла к нему и, склонившись, неожиданно вцепилась сильными пальцами в его раненое плечо. Болотник взвыл от боли. - Не дергайся! - строго велела девка и, не обращая внимания на его вопли, принялась впихивать траву со спорами гриба в кровоточащую рану. - Радуйся, что Ратмир тебя не убил, а только ссадины растревожил. Наши еще на болоте хотели тебя добить, но я первая почуяла запах нежитя, а потом и Нар тоже. Вот и притащили сюда, поглядеть, кто таков. Пока ты без памяти лежал, тебя Нар лечил, а теперь я за тобой буду приглядывать. Ты теперь мой. Так Ратмир сказал. - Гад он, этот ваш Ратмир, - сквозь стиснутые зубы выдавил болотник.емноволосая недовольно рыкнула: - Ты Ратмира хаять не смей! Он вожак! так сильно надавила на рану, что болотник потерял сознание. А когда пришел в себя, ее уже не было. И раны не болели, стянутые свежими лыковыми повязками. Он даже смог встать. Потянулся к лазу и с трудом выволок свое обессилевшее тело из норы. Сперва от темных, мельтешащих перед глазами мушек он ничего не мог разобрать, а потом разглядел повисшие над лазом ветви старой ели и узкую, убегающую в лес тропу. "Она ведет к ручью", -: услужливо подсказала память, но болотник не хотел пить. Его мучил голод. Протянув руку, он нашарил на земле сухую ветку. Обламывать сучья не было желания, и, опираясь на толстый конец ветки, прихрамывая, он поплелся по тропе, надеясь разыскать хоть какой-нибудь съедобный корешок. Осенний лес безмолвно наблюдал за его тщетными попытками. Пару раз Егоша пробовал копать землю, но ворошить твердую почву не хватало сил, и, оставив это занятие, он сел на вылезший из желтого мха гнилой пень. Сквозь просветы меж качающимися ветвями проглядывало серое полотнище неба. Судя по облакам и затихающему ветру, день подходил к концу. Где-то вдалеке разнесся звериный вой. Болотник прислушался. Вой был знакомым - так воют волки, когда гонят дичь. А если на него выскочат? У него и оружия-то с собой не было...гоша встал, потащился обратно. На полпути споткнулся и чуть не провалился в такую же нору, как та, из которой недавно выполз. Приглядевшись, увидел рядом еще одну. И еще. Под каждым деревом, тщательно укрытые ветвями, прятались темные дыры влазов. "Сколько же их?" - удивился Егоша. Он-то думал, что оказался среди горстки живущих наособицу людей, а получалось, что здесь целое лесное печище!ой приближался, то затихая, то взрываясь тонкими, переходящими в визг звуками. Отбросив ветку, Егоша, пошатываясь, подбежал к своей норе и рухнул в ее спасительную тишину. От прыжка в голове вспыхнул яркий свет. Он уже не помнил, как дополз до лежанки и как упал на нее, хватая пересохшим ртом воздух. Скрутившись в комок, он долго лежал, страшась пошевелиться и унимая дрожь в уставших ногах. - Жив еще? - сверху в нору шмякнулось что-то завернутое в шкуру, а следом спрыгнула лесная девка. - Жив, - отозвался Егоша и посоветовал: - Ты бы поменьше по лесу бродила. Волки поблизости дичь гонят. - Загнали уже. Хороший олень попался, жирный, - разворачивая упавшую возле лежанки шкуру, весело откликнулась она.гоша приподнялся. Большой кусок окровавленного, еще дымящегося живым теплом мяса звучно шлепнулся на землю. - Ешь, - предложила девка. - Это моя доля. Пока я тебя кормлю, а потом сам охотиться будешь...трашная догадка мелькнула в Егошиной голове. Зло захохотала Белая, застонал Блазень, заплакали голоса тех, чьи жизни обрушила на Егошу Моренина посланница. Он отшатнулся от протягивающей мясо девки, но голод пересилил страх. Руки сами потянулись к дымящемуся куску, сами поднесли его ко рту. Презирая самого себя, Егоша рванул зубами теплую плоть. Кровь убитого животного побежала по его подбородку, закапала на грудь. С трудом заглотнув пищу, болотник покосился на девку. Она сидела на корточках, безмятежно наблюдая, как он ест, но, поймав виновато-испуганный взгляд болотника, облизнулась: - Вкусно? - Ты - оборотень? - Оборотень, - равнодушно подтвердила темноволосая. - Мы все оборотни. Стая...усок застрял в горле болотника. Древний страх полез наружу, побуждая кинуться прочь от диких нелюдей, к которым он попал.гоша уже было встал, но вдруг ошеломляющая мысль откинула его назад. Куда он пойдет? К кому? К киевлянам, которые хотели его убить? К желающим его смерти родичам? К чужим людям? Но где бы он ни был, для людей он везде становился выродком - странным, несущим зло созданием. Только нежить оказался ему верным другом. Так, может, его место не среди людей, а среди нежитей?вернувшись калачиком, девка легла на бок, сладко зевнула и, не обращая на него внимания, прикрыла глаза. Ее уши подергивались, словно у дремлющей собаки.гоша поднес мясо к губам, слизнул с него солоноватую кровь. Что ж, с людьми он пожил - теперь поживет с нелюдями. ЧАСТЬ ВТОРАЯОЛЧИЙ ПАСТЫРЬ qcГЛАВА 16 тудень месяц пришел в Киев, словно богатый и щедрый купец, - разложил на крышах домов белые снежные перины, завесил бархатистым инеем оконца, принарядил колодезных журавушек в блестящие сосульки.рополк недолго пробыл дома и по первому снегу подался гостевать в ближние городища. В путь князь взял Фарлафа с его людьми, своих гридней да кметей Блуда. Предлагал ехать и Варяжко, но, сославшись на болезнь, тот отказался. Князь долго уговаривать не стал - махнул на упрямца рукой и вылетел соколом из родного гнезда, оставив в нем все прошлые печали и тяготы.ро болезнь Варяжко не врал - была болезнь. Только не его она мучила, а Рамина. От старого рубаки осталась лишь жалкая тень, да и та еле двигалась, будто уже готовилась отойти в иной мир. Никто, даже пухлая веселушка Нестера, не радовал старого сотника. И Варяжко он встретил безучастно, будто чужого. Смотрел куда-то мимо него, качал головой и, казалось, не слышал слов обеспокоенного нарочитого. Весь грудень Варяжко пытался разбудить в старом друге хоть каплю былого величия и силы, но без толку. Нестера глядела, глядела на его тщетные попытки, а потом, не выдержав, сказала: - Оставь, нарочитый. К нему знахарей со всей округи сзывали, а помочь никто не сумел. Знать, доживает отец последние деньки.от тогда Варяжко и вспомнил о Рогнедином знахаре. Он Настену вылечил, из темноты кромешной поднял - может, запомнив хоть что-нибудь из его науки, девка сумеет помочь Рамину?астена жила в княжьем тереме, в чистой и светлой повалуше. Варяжко часто заскакивал к ней, но, памятуя указ Ярополка, обращался с ней не как с женой, а как с дорогой гостьей и, боясь не сдержаться, старался заходить к болотнице пореже. Думал: опечалившись, девка начнет донимать упреками, но она оставалась по-прежнему приветливой и улыбчивой. Обзавелась подругами и, казалось, вовсе не замечала перемены в Варяжкином отношении. Недоумевающий нарочитый сперва обиделся, потом стал ревновать ко всем, кто удостаивался ее ласкового взгляда, и лишь затем уразумел: Настена иначе не умеет. Живет в ней тихая и светлая любовь, но не та, которая греет лишь одного, а та, что всех радует, и ревность пропала. Наоборот, нарочитый даже стал гордиться, что средь многих Настена выбрала его. Ни от кого не таясь, она радовалась каждому проведенному с ним мгновению и, как бы ни была долга разлука, при встрече заглядывала в глаза и шептала: - Не забыл меня, любый мой?ак поступила и на сей раз. Он даже не успел стряхнуть снег, а Настена уже прижималась щекой к его груди, гладила руками жесткую кожу его полушубка. - Погоди. - Улыбнувшись, Варяжко отвел ее руки. - Я видел, многие к тебе за советом бегают, видать, и моя очередь настала...евка сразу потухла, забеспокоилась: - Что случилось? В чем твоя печаль? - Разговор, верно, будет не короток. - Опустившись на лавку, Варяжко позволил ей стянуть с себя сапоги. - Помнишь, я тебе про парня одного рассказывал? Который себя Онохом называл? - Про Выродка? - тут же сообразила она. - Помню. - Так вот - перед тем как мы в Полоцк уехали, он, подлец, напустил какую-то хворь на моего друга... - Я помню, - перебила она. - Ты об этом сказывал. аряжко вскинул голову, поймал ее участливый взгляд. Он не ожидал, что Настена запомнит его слова - сам уже их вспомнить не мог. Тепло коснулось его сердца. Он подвинулся, накрыл ладонью хрупкие девичьи пальцы. - Та история еще не кончилась. Рамин совсем плох стал. Никого не слышит, не видит - смерти ждет. Я, как ни старался, а ему помочь не сумел, вот и пришел тебя о помощи просить... - Меня? - удивилась она. - Да чем же я могу помочь? Я знахарству не учена... - Ты хоть поговори с ним, - попросил Варяжко. - Тебя люди слушают, может, и он услышит?астена мгновение глядела на него, а затем поднялась: - Хорошо, пойдем. - Сейчас? - от неожиданности Варяжко приоткрыл рот. - А чего зря время терять? - Настена накинула полушубок, сунула в старенькие поршни узкие ступни, закутала пуховым платком голову и замерла на пороге, ожидая нарочитого. Путаясь в собственных мыслях и исподлобья поглядывая на терпеливо ждущую девку, Варяжко торопливо натянул сапоги. Он-то думал, что она смутится, заупирается, но, будто почуяв чужую боль, она взялась помогать без вопросов и уговоров! Нет, не было на свете другой такой! Не девку он подобрал в лесу, а драгоценный клад!а пороге Раминовой избы их встретила Нестера. Почтительно посторонилась перед Варяжко и светло улыбнулась Настене, распахивая перед ней дверь.амин босой, в длинной, свободной рубахе сидел на лавке возле каменки. Образуя причудливые фигуры, над его головой плавали седые тенета дыма. На вошедших вой даже не взглянул, смотрел в стену перед собой и сосредоточенно шевелили высохшими губами, будто вел с кем-то невидимым долгий и важный разговор. - С каждым днем все хуже и хуже, - пожаловалась Нестера. - Нынче ночью кричал, словно тать в обиталище Кровника. А едва унялся, принялся опять шептать что-то. Меня вовсе не замечает... Прижимая ладони ко рту, она всхлипнула. - Не замечает? - задумчиво переспросила Настена.естера кивнула. Скинув полушубок, болотница подошла к старому воину и склонилась, заглядывая ему в лицо. Тот сперва не обратил на нее внимания, но потом вдруг отшатнулся и торопливо забормотал: - Одна кровь... Одна кровь... Он колдун - ты ведьма! Уйди, не мучь меня, дай помереть с собой в мире! - Не слушай его... - Нарочитый подскочил к отступившей от старика Настене, просительно сжал ее руки. - Он сам не ведает, что болтает!на покачала головой. Пуховый платок съехал ей на плечи, будто прикрывая их от злых слов Рамина. - Он больше тебя видит. И что говорит - знает прекрасно. - Настена глубоко вздохнула и решительно прикоснулась пальцами к его склоненной голове. - Не бойся меня, добрый человек. Я тоже была там, где живет страх. Я еще ношу запах того места. Почувствуй!амин смолк, потянулся к ней всем телом, шевеля сухими губами: - Да, да... - Он говорит с ней! - восторженно зашептала на ухо Варяжко ничего не понимающая Нестера. - Он слышит ее!аряжко кивнул. Что-то пугало его в этом разговоре. Что-то страшное, способное навек лишить его Настениной ласки и любви рвалось на свет и с каждым словом подходило все ближе и ближе. Силясь остановить это неведомое, Варяжко шагнул к говорящим, прислушался к сбивчивому шепотку Рамина. - Он напугал меня, - бормотал старик. - Он был таким страшным и могучим! Белым, как туман, и желтым, как одуванный цвет. Он бил меня. Он заставил меня зайти за кромку мира, и теперь я не слышу людей - только голоса духов и нежитей. Я чужой среди них, я не могу их понять... А их много, очень много, они везде - в земле, в деревьях, в огне, в воздухе. - Голос бывшего сотника сорвался. - Он -твоей крови! Попроси его! Я хочу обратно к людям!адумчиво закусив губу, болотница повернулась к Варяжко: - О ком он говорит? Кого зовет "он"? - Выродка. - Но Выродок не мог быть болотником... - недоумевая, покачала головой девушка. - Он не мог быть моей крови! У нас в Приболотье жил лишь один Онох... И туман... Желтый с белым... Я знаю его! Не-е-ет!!!аряжко не успел подставить руки, как, словно подрубленное дерево, Настена рухнула на пол. Он кинулся на колени, подхватил ее обмякшее тело: - Что с тобой?! Настена! Что?!лость на несущего всякий вздор Рамина душила его, а страх за Настену заставлял руки дрожать. Что она услышала в нелепых признаниях старика? Чего испугалась? - Настена! - Брызнувшая откуда-то сверху вода потекла нарочитому за шиворот. Он развернулся. Над ним стояла бледная Нестера с корцем в руках. Из корца, трепеща и замирая на ободе, падали последние капли. - Вода помогает, - коротко пояснила девка. Она оказалась права - Настена открыла глаза, повела ими по сторонам, словно вспоминая, где она, и, поднимаясь, тихонько отстранила Варяжкины руки. - Подожди... Я должна все понять. Это важно. Очень важно! - Пошатываясь на нетвердых ногах, шагнула к Рамину. - Скажи, Рамин, как звали твоего обидчика там, на кромке? - Выродок, - отчаянно уворачиваясь от ее пристального взгляда, прошелестел тот. - Нет, ты не понял. - Тонкие пальцы Настены опустились на дрожащие щеки Рамина, сдавили их, мешая старику отвернуться. - Как звали Выродка нежити, которые знают все настоящие имена?тарик вскинул голову, беспомощно заморгал. - Не могу! Нельзя! Настоящего имени называть нельзя!астена присела перед ним: - Послушай, Рамин. У нас в Приболотье до сих пор живут сновидицы, которые умеют заглядывать на кромку и говорить с нежитями. Одна из них рассказывала, что любое тайное имя станет простым, если будет произнесено громко и отчетливо. Настоящее имя Выродка - твой путь к людям. Скажи, как его звали. Вместе с ним из тебя уйдет хворь, и нежити перестанут мучать тебя. Назови это имя и станешь свободен! - Нет! Не могу! Не могу! - затрясся Рамин. Сильная дрожь заколотила его. Боясь за отца, Нестера подбежала к нему, вцепилась в дрожащие плечи, но он был еще силен. Отбросив дочь в сторону, он вскочил и широкими шагами заходил из угла в угол. - Он должен назвать имя, - шепнула Настена на ухо Варяжко. - Это спасет его. Настоящее имя вселившего в него страх человека, словно камень на его шее. Сбросив этот камень, Рамин станет прежним.аряжко шагнул к другу, но, остановив его, болотница вскинула потемневшие глаза: - И еще... Если это будет то имя, о котором я думаю, - нам будет худо. - Почему?на опустила голову: - Потому что оно может оказаться именем моего брата.рата? Варяжко усмехнулся. Уж на Настениного брата Выродок никак не походил! Нарочитый помнил его жгучие черные глаза и щуплую, увешанную разными оберегами фигуру. Глупости! Девке нечего бояться. Как бы ни звали Выродка по-настоящему, но Настениным братом он не был! - Успокойся, - ласково проводя ладонью по мягким Настениным волосам, шепнул он. - Это будет другое имя. Выродок не был твоим братом.на удивленно поглядела на Варяжко и хотела было что-то спросить, но, желая немедленно подтвердить свои слова, нарочитый заступил Рамину путь: - Ты - воин! Тебе ли бояться нежитей?! Что они могут сделать с тобой? Убить? Но разве смерть не лучше мучающей тебя жизни?! Освободись, Рамин! Скажи имя!амин замер. Его лицо перекосила жуткая гримаса, рот открылся: - Егоша... Нежити зовут его Егошей...мя ударило Варяжко, отбросило к тяжело охнувшей Настене. Он помнил, как однажды девка назвала брата по имени. И имя это помнил. Протестуя он закричал: - Нет! Это другой Егоша! Твой брат - чернявый, маленький, а у этого глаза были зеленые, будто у болотной рыси!крывая дрожащие на длинных ресницах слезы, она медленно отвернулась. - У Егоши были зеленые глаза. Он был болотником. И он знал Оноха. А Рамина напугал Блазень. Тот самый, что спас меня. Должно быть, он помогал Егоше...лазень? Какой Блазень? Блазни, духи, нежити - все это пустые байки для старух и трусливых баб. Варяжко сжал руками голову. Он видел Настениного брата там, в лесу! Выродок был вовсе не похож на него! Настена хрустнула пальцами и, словно расслышав его мысли, сказала: - В лесу со мной был не брат - лекарь. К нему меня принес Блазень.есткость ее слов оглушила Варяжко. - Нет!!!ловно утопающий, он вцепился в Настенин летник. Девка вырвалась, подняла упавший на пол платок. - Вы называли моего брата Выродком. Вы даже не захотели его понять...о ее бархатистой щеке пробежала крупная слеза, губы дрогнули в последнем ужасном признании правды: - А ты... Ты убил моего брата...аряжко не желал верить ее речам, не хотел даже слушать их! Все происходящее было каким-то кошмарным сном, который должен был немедленно закончиться! - Я не знал! Я не хотел! - стараясь поймать ускользающую Настену, закричал он и чуть не упал на пол.на поддержала его и, твердо гладя в глаза, вымолвила: - Когда-то Егоша так же пытался оправдать себя. Ему не поверили. Я не повторю ошибку своих родичей. Я знаю - ты не хотел его убивать, просто так случилось. Но я не могу предаваться любви с убийцей брата. Я уеду, и не пытайся меня остановить, не потакай краткой боли. Она будет сильна лишь вначале, но время и расстояние заглушат ее. Возможно, когда-нибудь мы еще встретимся и простим друг друга, но теперь я не хочу тебя видеть.на повернулась и молча вышла.астерянно опустив руки, Варяжко глядел на истертую древесину закрывшейся двери и чувствовал, как в душу заползает страшная, леденящая пустота. От ее мерзкого прикосновения хотелось по-бабьи завыть, проклиная свою долю, а еще лучше - лечь прямо здесь, на полу, и умереть... Позади него, тихо причитая, плакала Нестера, но Варяжко ее не слышал. Последние слова Настены вновь и вновь звучали в его ушах. - Она вернется, - неожиданно внятно сказал за его спиной голос Рамина.арочитый обернулся, окинул пустым взглядом помолодевшее и вновь разгладившееся лицо старого друга, но радости от его выздоровления не ощутил. - Она любит тебя и никуда не уедет, - уверенно повторил Рамин.аряжко почувствовал на своем плече его тяжелую руку, шепнул: - Ты не знаешь ее. Она сделает как сказала. Рамин покачал головой: - Вот увидишь - завтра она еще будет здесь.о он ошибся. Тем же вечером, собрав пожитки и взяв в провожатые двух киевских кметей, Настена уехала в Полоцк. Варяжко не провожал ее. Не мог видеть ее обвиняющих глаз, боялся не вынести терзающей душу боли, не имел права плакать. Он был воином. ГЛАВА 17 озяин гневался. Сирома не знал почему, но чувствовал ярость Хозяина в шуршащем шепоте снега и зловещей лесной тишине. Три дня он призывал Хозяина, но тот не появлялся. В сомнениях и страхе Сирома метался по своей избе. Почему Хозяин не отзывался на его мольбы? Ведь он выполнил все, что тот приказывал... Жаль, не удалось убить Владимира, но новгородец навеки покинул Русь и больше не угрожал благополучию Сироминого господина. Почему же тот молчал, почему не хотел явить свой грозный лик?здеваясь, Морена посвистывала над лесным жилищем, заносила низкую крышу снегом, и порой Сироме хотелось умереть, чтобы не слышать ее насмешливого посвиста. Она-то все знала, потому и смеялась над его болью и отчаянием...ирома зажег лучину и встал перед ней на колени. - Хозяин! Чем прогневал тебя? Чем обидел? Скажи неразумному рабу, и, клянусь, все будет исправлено!учина вспыхнула, дрогнула слабым пламенем и вывернулась из светца в корытце с водой. Это был недобрый знак...ирома вздохнул, поправил обереги, взял лыжи и, накинув зипун, вышел из избы. Раньше уже случалось такое - Хозяин не отзывался, и тогда был лишь один верный способ привлечь его внимание - жертва. Ее-то и думал отыскать преданный раб. Перебираясь через сугробы, он лихорадочно размышлял - что же на сей раз подарить владыке? Рожденный от небесной коровы Земун, Хозяин не принимал в жертву людей или зверей, предпочитая им свежие колосья пшеницы или, на худой конец, ржи, но попробуй добудь все это в студень месяц, когда по дворам гуляет холодная Морена и свистят поземкой ее подружки Вьюжницы!ирома остановился на кромке леса, в задумчивости обвел глазами расстилающиеся перед ним поля и решительно двинулся в сторону Припяти. Там стояло немало богатых хлебом печищ - глядишь, и сыщется у какого-нибудь рачительного хозяина засохший колосок.аждую осень Сирома видел, как, невзирая на все старания знойной Полуденницы, собирая урожай в полях возле Припяти, копошились жалкие человеческие фигурки. Он еще дивился - и не лень им целый день горбатиться в поле под палящими лучами солнца? - а теперь пришло время самому попользоваться их трудом.авидев вдалеке слабые дымки людского жилья, он вздохнул. Эх, окажись нынче рядом Блазень, не пришлось бы даже входить в опостылевшие ему людские жилища, но Блазень словно провалился сквозь землю. Должно быть, он все-таки сунулся помогать глупому болотнику и сам сгинул в убивающем объятии Белой. Сирома хмыкнул. Конечно, он мог бы открыть путь на кромку и вытащить непокорного Блазня из иного мира, но зачем трудиться ради ослушника? К тому же, забыв те времена, когда жили бок о бок с людьми и никто им не дивился, кромешники не очень-то жаловали людской род...е стучась, Сирома распахнул первую попавшуюся дверь и шагнул в теплую полутьму избы. Хлопочущая над очагом маленькая полная женщина испуганно взвизгнула при его появлении, выронила из рук котел с густым, ароматно пахнущим варевом. Остальные обитатели смолкли, недоуменно взирая на Сирому. Их было немного - деловито строгающий какую-то поделку паренек лет десяти с большими доверчивыми глазами да развалившийся на лавке старик в длинной до колен рубахе.ирома откашлялся, скинул зипун. - Доброго дня вам, хозяева! - И тебе удачи, гость, - помедлив, отозвался на его приветствие старик. - Что привело тебя в наше печище? Садись, рассказывай.пустив на пол босые ноги, он цыкнул на оторопевшую женщину: - Что застыла, будто каженница? Угощай гостя! Женщина поспешно захлопотала по хозяйству, но Сирома придержал ее за руку: - Благодарствую за заботу, а только еды мне не надобно - об ином пришел просить. - О чем же? - Старик заинтересованно сузил глаза.ирома задумался. Прямо сказать, чего надобно, - старик заподозрит в нем Велесова жреца, а обиняком - только зря терять время... Вздохнув поглубже, он небрежно произнес: - Хочу попросить пару пшеничных колосков, коли остались в хозяйстве... - Зачем? - дотошно выпытывал старик. - Сон я видел, - с ходу сочинил Сирома. - Явился ко мне Белее, покровитель наш, и сказал: "Будет тебе удача да счастливая доля, коли поклонишься мне пшеничными колосьями". - Белес? - недоверчиво переспросил старик. - Он самый. - В притворном отчаянии Сирома опустил голову. - Жена у меня хворает... Сколь ни молил богов - на ноги не встает. Вот я и решил - худа не будет, коли все сделаю, как во сне видел... Только оплошка вышла - ни колоска пшеничного в доме не осталось...тавя перед ним миску с горячей разваристой кашей, женщина сочувственно заохала, но старик перебил ее: - Чего же ты за колосьями так далеко забрался? Иль в твоих родных краях их не нашлось?ирома непонимающе уставился на него. - Ты нездешний, - поднимаясь с лавки, откровенно объяснил тот. - Я в наших краях всех знаю. - Я из лесу, - пришлось сознаться Сироме. - Из малого лесного печища. - Ни разу о таком не слыхивал... - сморгнул старик.огда он приблизился, то оказался на голову выше Сиромы. Тот попятился, едва сдерживая досаду, - угораздило же на этакого дотошного лапотника нарваться! Сам виноват - обленился, не учуял, кто поджидает внутри, вломился, будто в собственный дом...еж тем старик ловко натянул порты, заправил рубаху и, накинув телогрею, двинулся к выходу. - Темнишь ты, гость, но колосьев я тебе дам и к жене твоей сам схожу. Я в этих местах человек известный - все хвори знаю, не одну лихорадку прочь отогнал. Глядишь, и без Белеса твою жену подниму!ятясь, Сирома толкнул спиной дверь, словно специально распахивая ее перед стариком. Тот так и подумал - признательно кивнул и, потрепав Сирому за плечо, вышел на двор. - Меня Антипом звать.онуро плетясь следом, Сирома выдавил: - А меня - Догодой. - Хорошее имя, - кивнул старик и ступил в темноту прирубка. Оттуда пахнуло сеном и скотьим духом. Недолго повозившись внутри, старик вылез обратно, держа в руке охапку золотых, уже высохших колосьев: - Вот тебе твое лекарство, а только я в него не верю.ирома схватил колосья, но радости не почувствовал. Старик раздражал его своей самоуверенностью и удивительной строгой добротой. - Не стоит тебе со мной ходить, ноги мять, - робко предложил он. - Я далече живу, и жена моя чужих не жалует. - Ничего. - Старик вытянул откуда-то из клети плетеные лыжи, ловко нацепил их на ноги. - Я к ней с добром иду, со словом Божьим. - С чем? - не понял Сирома. Старик усмехнулся: - Мой Бог учит, что доброе слово от любой хвори помогает, а святая молитва от всех бед и злых заговоров - самое верное средство!ирома едва сдержал рвущийся изнутри рык. Так вот кем оказался старик! Злейшим недругом! Одним из предавших Сироминого Хозяина! Он зябко повел плечами. Ему и раньше приходилось встречать поклонников нового Бога, но обычно это были пришлые - варяги иль греки, иногда даже болгары, но верующего в Христа древлянина он видел впервые. - Чего дивишься? - засмеялся старик. - Иль не слышал о новом Боге? - Слышал, - закусил губу Сирома.еожиданное прозрение накатило на него, торопя в путь. Видно, сами боги решили помочь ему, столкнув с этим стариком! Что может служить лучшей жертвой гневающемуся богу, чем предавший его раб?!агая за Антипом, Сирома вспоминал, какой ненавистью зажигались глаза хозяина, когда он слышал об отступниках. Он будет рад, очень рад, если Сирома подарит ему душу этого старика. И радуясь, он простит Сирому - придет, как приходил раньше. А если не захочет прийти, то хотя бы выслушает... - Сюда, - Сирома нырнул под еловые ветви. Ничего не подозревающий Антип толкнулся длинным шестом, скользнул за ним. Сирома обернулся. Нет, не здесь. Печище было еще близко, а капище Белеса - круглая лесная поляна - далеко. Тащить труп через весь лес, оставляя приметные для любого опытного охотника следы, - дело опасное.ытаясь успокоиться, Сирома завел разговор: - Говорят, твой Бог добр и всех прощает. Даже врагов... - Да. - Антип обрадованно подобрался к нему поближе, задышал в спину. - Он учит любить и жить в мире.ирома давно знал все заповеди Велесова врага, но, изобразив удивление, споткнулся, даже чуть приостановился, заглядывая в освещенное внутренним сиянием лицо старца. - Странный Бог... - Сперва я тоже так думал, - признался старик. - Но варяг, который жил у меня летом, многое объяснил. Он сказал, что мы боимся своих богов, а этого Бога не надо бояться. Он отдал за нас жизнь и умер, искупая содеянное нами зло. Он любит и заботится о нас. Он - правда, а остальные боги - ложь и темнота!того Сирома уже не смог вынести. На ходу вытянув из-за пояса нож, он развернулся и резким движением всадил клинок в незащищенное горло старика. Тот еще какое-то время стоял, удивленно глядя на Сирому, а потом медленно сполз по воткнутому в снег шесту к ногам жреца и, хлюпая кровью, прошептал: - За что?ытирая окровавленный нож о подол его рубахи, Сирома скривился в улыбке: - Ты предал Белеса. Ты посмел назвать его ложью! Это - его месть!онимание сверкнуло в глазах умирающего. - Волхв... - просипел он.ирома не ответил. Ему еще надо было потрудиться - нарезать гибких прутьев и сплести из них что-нибудь наподобие волокуши - не попрешь же тяжеленного старика на своей спине! Да и мараться о его нечистую кровь не хотелось.еловито нарезая ветви, он даже не глядел в сторону захлебывающегося кровью Антипа и повернулся, только когда, сопротивляясь смерти, тот задрожал в последних конвульсиях. Губы старика шевелились, выдавливая что-то неразборчивое. "Просит прощения у наших древних богов", - догадался Сирома и подошел поближе, чтобы самому услышать покаянные слова умирающего. Но не услышал... В последний раз вскинув к небу уже теряющие блеск жизни глаза, старик отчетливо произнес: - Прости меня, Господи! Прими душу мою... Дернулся и замер, по-прежнему глядя в небо. Сирома попятился. Он не мог понять, чем его напугали предсмертные слова старика, но почему-то захотелось бежать прочь от его мертвых глаз и раскинутых рук. Но ради Хозяина он должен был постараться. Пересиливая страх, Сирома подошел к Антипу, дернул его, силясь втащить на самодельную волокушу. Осевшее в снег тело не поддавалось. Разозлившись, Сирома ухватился за ворот стариковской рубахи и дернул сильнее. Холстина громко затрещала и, обнажая поросшую седыми волосами грудь мертвеца, подалась в стороны. Выглянувшее из-за туч солнце пробежало лучами по его бледной коже и вдруг слепящей, огненной вспышкой вонзилось Сироме в глаза. Жрец охнул и, чуть не ткнувшись носом в живот мертвого Антипа, упал на четвереньки. А когда протер ноющие глаза, то увидел прямо перед собой на груди мертвеца сияющий крест - оберег нового Бога. Это о него споткнулся солнечный луч и, испугавшись незнакомого знака, прыгнул в глаза Сироме! Новый Бог не хотел отдавать своего слугу!ирома мог воевать с любым человеком или нежитем, но он не смел поднять руку на Бога, пусть даже чужого... Завывая, как побитая собака, он отполз от тела, пошатываясь, встал на ноги и, подобрав с земли упавшие колосья, двинулся к капищу. Сомнения не тревожили его. Он сделал все, что мог. И он нес жертву, пусть маленькую, но жертву... ГЛАВА 18 а небе уже полыхал золотым светом закат, когда в землянку Ралы, где жил Егоша, спрыгнул Ратмир. Поводя по сторонам зоркими глазами, он коротко велел: - Вставай, болотник! На охоту идем.пираясь на здоровую руку, Егоша поднялся. Он уже ходил со Стаей, и обычно охота бывала удачной, хотя оборотни не пользовались луками, острыми ножами и прочим охотничьим оружием. Да и в волков они перекидывались не часто - не было надобности. Ратмир умело разделял Стаю и, спасаясь от обернувшихся зверьми двух-трех загонщиков, ничего не подозревающая жертва сама прибегала к ожидающим в засаде оборотням. Ратмир вообще был хорошим вожаком. Его уважали и, ведая, как ловко суровый вожак ломает непокорным хребты, побаивались.огда Ратмир впервые вытащил Егошу на обжигающий холодом снег и велел вместе со всеми бежать за добычей, болотник возмутился. Он был еще слаб и к тому же замерзал, не чуя на ногах привычных поршней. И как можно было бежать по сугробам без лыж? - Если хочешь жить со Стаей - стань таким, как мы! - рявкнул на него Ратмир. - - Забудь, что ты человек!гоша попробовал, но ногам все равно было холодно, а тело ныло и шаталось от слабости. Пробежав с десяток шагов, он неловко рухнул на бок.грюмо взирая на упавшего болотника, Ратмир остановился, и вся Стая тут же последовала его примеру. В бессильной злости оглядывая окружившие его равнодушные лица, Егоша завопил: - Не могу я! Понимаете - не могу! Ратмир качнул головой, позвал: - Нар!асталкивая оборотней, к Егоше выбрался крепкий старик, оскалился в улыбке: - Вот и свиделись.хватив пригоршню снега, болотник протер вспыхнувшее лицо. Он уже видел этого старика, когда мнилось, что ползет к ручью напиться...ока он силился уразуметь что к чему, Стая бесшумно растворилась в лесу, и возле него остался только старый Нар. Даже не думая помогать Егоше, он уселся неподалеку и, глядя на дрожащего болотника, принялся неторопливо объяснять: - Ты пытаешься остаться человеком, цепляешься за свое тело и этим строишь себе темницу. Душа - птица вольная, белая и чистая, словно одеяние Лады. Однажды она складывает крылья и попадает в человеческое тело. Земное объятие крепко - не дает ей вырваться и взлететь. Потому человек и мается всю жизнь, что сам себя держит в клетке...е слушая его сбивчивого бормотания, Егоша вновь попытался встать, но ноги подкосились. Стиснув зубы, он прохрипел: - Чем болтать, ты бы лучше помог!ар по-собачьи склонил голову к плечу, с интересом покосился на него: - А я и помогаю. сердцах Егоша сплюнул. Он сдохнет тут, карабкаясь по сугробам, а старик так и будет болтать впустую! Душа... Птица... Кому нужны эти дурацкие байки! - Ты помнишь, как напился, когда очень захотел пить? - неожиданно спросил Нар. - Ты просто выпустил свою душу, и в благодарность за свободу она понесла тебя туда, куда ты хотел. Отпусти ее снова, и она вновь отблагодарит тебя. Ты перестанешь быть ее тюрьмой, а она - твоей пленницей: вы станете единым...уки у Егоши онемели, а губы тряслись, будто в лихорадке. Через силу он выдавил: - Помогите, пресветлые боги!о боги не ответили, только Нар как ни в чем не бывало продолжал бормотать: - Ты не нужен богам. Им никто не нужен... - Уйди... - оборачиваясь к старику, прохрипел Егоша.гновение помедлив, тот встал: - Ты ничего не слышишь! Придется поступать иначе. - Да никак не надо поступать! - взмолился болотник. - Уйди, и все! Оставь меня! - Не могу. - Нар взялся за посох и, словно раздумывая над Егошиными словами, покачал его в руках. - Ратмир велел поднять тебя. И я подниму!дар страшной силы обрушился на спину болотника, чуть не угодив по едва поджившей ране. Инстинктивно откатываясь в сторону, Егоша взвизгнул, но Нар оказался ловчее. Медленно, словно издеваясь над беспомощностью парня, он поднял посох и резко опустил его на судорожно скрюченные пальцы Егоши. Отдергивая руку, тот рванулся в сторону, но не успел. - Гад! - выкрикнул, уворачиваясь от еще одного удара. А они сыпались все чаще и чаще. Егоша не заметил, как в страхе перед новой болью перешел от угроз и оскорблений к мольбам, но Нару было все равно. Выбирая самые болезненные места и умудряясь при этом не задевать его ран, он хладнокровно лупил болотника посохом. "Он убьет меня, - завертелось в Егошиной голове. - Совсем спятил..." Словно подтверждая его догадку, лицо старика перекосила жуткая гримаса. Чувствуя, как вместе с болью и страхом из самых глубин его души поднимается гнев, Егоша зарычал. Тело вдруг стало легким и послушным. Одним рывком он взметнулся на ноги, прыгнул к Нару. Неуловимой тенью тот скользнул в кусты. Торжествующая ярость обуяла Егошу. Трус! Как бить лежачего и больного - так он смелый, а как... Егоша осекся и, широко распахнув глаза, огляделся: он стоял! Стоял и даже мог идти! Бежать! Прыгать! Боли не осталось - только счастье свободы и силы... - Нар... - приглушенно позвал он. - Не бойся, Нар. Выходи. Я тебе худа не сделаю. - А я и не боюсь. - Оборотень выскользнул из ветвей, приблизился к Егоше. - Мне ли такого сосунка бояться? - Нар... Как это?.. - Просто. - Старик лениво поковырял посохом снег. - Я же объяснял.гоша не помнил речей оборотня. Вроде он что-то болтал о душе и о теле, но теперь это стало неважно. Он был здоров и силен! Силен, как никогда раньше! Ему больше никто не был нужен, он мог мстить!нег метнулся ему навстречу, небо пудовой кольчугой навалилось на спину. Кувыркнувшись, Егоша рухнул на колени и, чуть не плача от вновь накатившей боли, взвизгнул: - Почему?! - Потому, что ты вновь стал человеком, - присаживаясь рядом с упавшим парнем, хладнокровно пояснил Нар. - Ты подумал, как человек, и стал им. - Я не понимаю! Не понимаю! - загребая руками снег, застонал болотник. - Поймешь когда-нибудь. - Нар подтолкнул его посохом. - А теперь слушай меня и тогда опять почуешь ушедшую силу. Я и не таких, как ты, упрямцев учил. - Учил? - Егоша не представлял, чтобы оборотень мог кого-либо учить. О них говорили как о страшном и чуждом зле. Детей пугали рассказами о беспощадности и кровожадности лесных нелюдей, поговаривали и об их нечеловеческой природе, но о науках оборотней болотнику не доводилось слышать ни разу. - Учил, - подтвердил Нар. - Я - Учитель. А Ратмир - Вожак. Мы приходим с кромки, собираем Стаю, обучаем ее и уводим туда, где ей место. - Что такое кромка? - сдавленно поинтересовался болотник.ар задумался, морщины на его лице разгладились. - Кромка - это узкая грань меж земным и небесным, меж людьми и богами. Там живут все, кому не досталось места в этом мире... - Ладно. - Согревшееся от быстрых движений тело Егоши вновь почуяло холод, и, потакая ему, болотник перебил Нара: - Пусть будет кромка, коли ты так говоришь, только научи меня... - Егоша замялся и наконец нашел нужные слова: - Владеть душой! - Это не так просто, как тебе показалось. - Нар отошел чуть в сторону и начал: - Закрой глаза...гоша закрыл. Голос старика сочился сквозь его веки, рисуя призрачные, полные жизни и света картины. Неведомая сила подняла его, потянула за собой. Перебивая Нара, над ухом зашелестели чьи-то голоса. Егоша вслушался. Люди... Они визжали, шептали, молили... И все повторяли одно: "Белая, Белая, Белая". А он шел между ними, поднимая тяжесть их душ, и, взваливая ее на плечи, чувствовал, как становится все тяжелее и тяжелее дышать и скоро этот груз раздавит его в лепешку, но оставить молящих людей живыми он не мог, поэтому хватал все новых и новых и тащил, тащил... - Отпусти! - прорвался сквозь мольбы требовательный голос.гоша открыл глаза. Перед ним с искаженным лицом стоял Нар. Посох старика был вытянут вперед, будто он собирался обороняться от Егоши, а в карих слезящихся глазах колыхалось тоскливое отчаяние. - Отпусти! - вновь выкрикнул он.олотник мотнул головой. Голоса пропали. Вокруг шумел лес, и он вновь твердо держался на ногах. Но почему так испуганно глядел на него Нар? - Идем. - Не объясняя, старик опустил посох и поспешно зашагал прочь. - Быстрей!гоша припустил за ним. Он понимал - надо спешить, пока тело вновь не взяло свое, а потом Нар продолжит науку и все объяснит. Однако старик молча добежал до самого лесного печища и остановился лишь перед влазом в землянку Ралы. - Иди туда и жди. - Чего ждать? - Решения Ратмира, - угрюмо изрек Нар. - Я не хочу тебя учить. Ты опасен.н повернулся и споро пошел прочь.же нырнув в сухую темноту землянки, Егоша осознал смысл его слов и чуть не засмеялся. Да кто же он такой на самом деле, если люди нарекли его Выродком, а наводящие на всех ужас лесные нежити сочли опасным?!мех вырвался из его горла. Егоша и сам не мог понять - смеялся он или плакал, но хуже, чем этот смех, была темная, шевелящаяся внутри него тяжесть - последний подарок Белой. Силясь избавиться от ее удушливых объятий, болотник лег на больное плечо. В отличие от прочих ран оно заживало плохо и иногда охватывало оцепенением всю руку, не позволяя ей шевелиться. Раньше Егоша досадовал на боль, но теперь она оказалась верным лекарством от дара Белой - стерла тяжесть внутри и заставила мысли течь медленно и неторопливо. Чему же все-таки пытался научить его Нар? Ах, если бы и впрямь удалось познать эту науку!гоша мечтательно потянулся. Как здорово было бы жить, умея вырываться из тела... Его бьют - а он не чует, сшибают с ног - а он вновь поднимается! Вот бы навел страху на всех своих обидчиков! Навек запомнили бы! - Выходи! - донесся сверху сердитый голос Нара. Значит, старик все-таки решил вернуться и обучить его всем премудростям нежитей?!окряхтывая, Егоша вылез наружу. Нар стоял рядом с влазом, а у его плеча, сузив и без того узкие волчьи глаза, замер Ратмир. Один, без Стаи... Верно, что-то очень важное поведал ему Нар, если вожак решился прервать охоту... Егошу передернуло - взгляд Ратмира не обещал ничего хорошего. - Нар боится тебя, - резко заявил Ратмир. Егоша пожал плечами: - Я не знаю почему... - Я знаю, - перебил тот. - Ты убил Белую. Теперь она - в тебе. Это дурной дух - злой и жестокий. Он убивает не как мы, ради нашей жизни, а ради самой смерти. Ты не можешь оставаться в Стае!а спиной Егоши скрипнул снег. Он оглянулся. Темноволосая Рала выскользнула из еловых зарослей и остановилась перед Ратмиром: - Он охотился со Стаей! Тот покачал головой: - Ты зря последовала за мной, твои слова ничего не изменят. Он должен уйти.ала взяла Егошу за руку и оттолкнула подальше от вожака, словно желая уберечь от его обидных слов: - Он останется! - Он все равно не сможет жить с нами, если Нар не обучит его, - спокойно, будто неразумному ребенку, принялся втолковывать ей Ратмир. - А Нар не хочет его учить, и он прав. Белой нет места в Стае!ала тряхнула волосами, рыкнула и двинулась на Ратмира: - Ты сказал - он мой! Ты сам так сказал! Помнишь? - Я не знал, кто он... - занося над взроптавшей девкой сжатую в кулак ладонь, ответил Ратмир - он не терпел возражений.астерянно переминаясь с ноги на ногу, Егоша переводил взгляд с него на Ралу. Вот уж не думал, что, заступаясь за него, маленькая оборотниха окажется так отважна! Конечно, она ухаживала за ним, лечила и приносила ему пищу, но пойти против Ратмира?.. Это было слишком. Рала могла погибнуть в глупой ссоре, а меж тем его попросту просили уйти...тпихнув Ралу и пристально глядя в волчьи глаза вожака, Егоша заявил: - Я уйду! Не трожь ее!слышав его слова, оборотниха тихонько заскулила. Ратмир дернулся, повернулся к Нару: - Ты сказал: он - Белая! Но он знает жалость! Нар растерянно пожал плечами: - Тогда я не знаю, кто он... - А кто мы?! - закричала Рала. - В нас живет дикий зверь и слабый человек! Он такой же... Пусть в нем вместо зверя Белая, но он такой же! - Может, она права? - задумчиво протянул Нар. - Я старею, Ратмир. Я мог ошибаться. - Ошибаться?! - Вожак прыгнул к старику, сильной рукой сдавил его горло. - Ты не смеешь ошибаться! А если ты так стар - умри! - Нар! Нар! Нар! - завыл лес. Незамеченными подошли уставшие от неудачной охоты оборотни и теперь, взирая на разъяренного вожака испуганными глазами, умоляюще выли: - Нар, Нар, Нар... Ратмир отпустил старика, фыркнул: - Да не сделаю я ничего вашему Нару! Пусть сперва выполнит то, зачем пришел! - И добавил, указывая на Егошу: - Болотник останется с нами и будет жить по нашим законам! - Пусть так, - облегченным вздохом отозвалась Стая. - Пусть так, - потирая покрасневшее горло, шепотом подтвердил Нар. той поры Егоша и стал жить, подобно остальным оборотням. Ходил с ними на охоту, выслушивал длинные басни Нара, учился драться посохом, рогатиной и просто любой подвернувшейся под руку суковатой палкой. Этой науке оборотни уделяли много времени и сил - знали, что не раз придется отстаивать свою жизнь в чуждом для них мире людей. А кромка была пока еще далеко... Егоше такая жизнь нравилась куда больше, чем при дворе киевского князя. Здесь от него никто ничего не скрывал, никто ни о чем не просил и не глазел на него, будто на некую диковинку.. Здесь просто жили, а если и затевали ссоры, то, не боясь ничьих глаз и шепотков, дрались прямо там, где схватывались, до тех пор, пока один из драчунов не признавал себя побежденным. Иногда драки оканчивались малой кровью, иногда - смертью, но каждый в Стае сам выбирал свой удел и каждый учился сам справляться с врагами. Только в редких случаях да в охоте они становились чем-то гораздо более сильным, чем сборище полулюдей-полуволков. - Это и есть Стая, - поясняла ему Рала. - Это - вся наша сила, слитая в одного могучего зверя.на зря старалась - силу Стаи невозможно было выразить словами. Ее надо было чувствовать, как порой в ночи чувствуешь бегущую по телу дрожь и желание мчаться опрометью прочь с еще недавно безопасной, похожей на другие тропы.ловно позабыв о своем страхе, Нар учил Егошу, но, высвобождаясь, болотник старался сдерживать бушующую внутри злобу и ненависть Белой. Получалось неплохо... Блазень подметил верно - Белая была сильна, но Егоша - сильнее. - Ты хороший ученик, - замечая, как, обессилев в борьбе с духом злобного нежитя, Егоша со стоном валится на землю, поощрял Нар. - И ты еще человек... самому Егоше было уже все равно, кто он - человек или нежить. Даже жажда мести померкла перед интересами новой жизни. Вот только плечо ныло и опухало, все чаще сдавливая руку железными клешнями боли. Иногда Егоша справлялся с болью, ускользая из раздираемого ею тела, но приступы становились все длиннее, и он уже начинал подумывать о том, чтобы попросить Нара о помощи. Не раз выходил из землянки с этой мыслью, но по дороге к Нару представлял жесткие глаза Ратмира, насмешливую ухмылку Ралы, и становилось стыдно за свою слабость. Он возвращался назад и молчал. Только нынче не смог... - Ты слышишь? - заметив неладное, переспросил Ратмир. -, Ночью выходим на охоту.олотник сжал зубы и, не чуя опухшей руки, признался: - Без меня, Ратмир. Рука...боротень моргнул, а потом, сразу все поняв, сдернул с Егошиного плеча волчью шкуру. Покрасневшая, вздутая до локтя рука болотника безжизненно повисла вдоль тела. Ратмир рыкнул, ткнул в нее пальцем. Где-то внутри очень вяло откликнулась боль. - Плохо. - Оборотень прикрыл Егошино плечо. - Очень плохо. Пока мы охотимся, подумай, что тебе нужнее - жизнь или эта рука. Как решишь - так и будет. - Жизнь или рука? - не понял Егоша. - Да, - уже уходя, обернулся к нему Ратмир. - Руку надо отрезать. Конечно, если ты предпочтешь жизнь.н исчез. Затухающее солнце скользнуло по влазу последним слабым лучом и пропало. Удерживая рвущийся наружу крик, Егоша опустился на лежанку. Что он будет делать без руки? Как жить? Вдалеке раздался волчий вой. "Загонщики", - узнал Егоша и вдруг почувствовал себя тем самым испуганным и одиноким зверем, за которым сейчас мчалась Стая. Это его тело хотели растерзать безжалостные волчьи клыки, его плоть изорвать на кусочки, оставив лишь память о ней. - Не надо... Я свой, - всхлипнул Егоша и, вскинув к темному влазу лицо, неожиданно завыл, уже не сдерживая отчаянной волчьей тоски. ГЛАВА 19 ерно говорят - беда не ходит в одиночку. После отъезда Настены потекли на княжий двор, неприятности, будто их кто приманивал, а началось с лошади.ано поутру, когда Дева Заря еще только заплетала золоченые косы, чтобы показаться на небе во всей красе, на двор к Ярополку вбежала зареванная баба. Почуяв неладное, кмети кое-как ее успокоили и прямиком повели к Варяжко - он нарочитый, ему виднее, стоит ли пересказывать людям принесенные ею вести. А вести и впрямь оказались дурными - заболела у бабы лошадь. И не просто захворала, а издохла в одну ночь. - Это она! Девка твоя! Она наворожила, обиду затаив! - орала жалобщица в лицо нарочитому. - Сперва мужика моего с ума свела, так, что он дом забросил - все у ее дверей дневал и ночевал, а теперь мою кобылу сгубила, ведьма проклятая!оначалу Варяжко не понял, о ком толкует жалобщица, а когда сообразил, захлебнулся яростью: - Ты сама, верно, ведьма, коли на добрую и ласковую девку попусту наговариваешь!иевляне редко видели, чтобы Варяжко злился. Коли случалось ему яриться, то старался свою злобу сдерживать, на люди ее не выносить и никого не судить сгоряча. Но поклепа на Настену не стерпел. Увидев его расширившиеся в гневе глаза, баба перестала реветь и испуганно попятилась к двери. Но, прежде чем выскользнуть, прошипела: - Все знают - ведьма она! Вон, Рамина никто на ноги поднять не мог, а она пришла - и вмиг очухался... - Вон отсюда! - прохрипел Варяжко.хнув, баба исчезла за дверью, а нарочитый еще долго не мог успокоиться. Оказывается, обвинить человека легко... Может, Настена была права - поспешили они нарекать нелюдимого болотного парня Выродком? Может, от их непонимания он и стал таковым, каким называли? Варяжко не желал верить, что Настенин брат мог уродиться злодеем. А поразмыслив, вовсе начал сомневаться в ее родстве с убитым болотником. Мало ли какое имя Рамин выкрикнул в бреду... Хотя, помимо имени, Настена привела и иные доводы - мол, Оноха лишь ее брат мог знать, и глаза у него были редкостного зеленого цвета, словно плавала в них болотная трава... - Будь здрав, нарочитый. - Пригнувшись, в клеть вошел Рамин, смущенно присел на уголок стольца. - Хотел поговорить с тобой, но кмети у крыльца толкуют, будто ты нынче не в духе.аряжко его не заметил - думал о своем. Вспоминал Настену и, казалось, даже слышал ее голос... Из-за друга потерял он свою любовь...тгоняя дурные мысли, нарочитый тряхнул головой. Нет, Рамин здесь был ни при чем. Он сам сговаривался с боярами убить Выродка - сам копал себе яму.чнувшись от последних слов Рамина, он горько усмехнулся: - Верно. Не до смеху мне нынче. - Ее забыть не можешь? - Рамин понурился и, сосредоточенно уперев взгляд в свои сапоги, выдавил: - Поверь, кабы я знал, что своими словами жизнь тебе изувечу - вовек бы имени Выродка не сказал! - Нет в этом твоей вины, Рамин. Моя вина. Я ее брата убил.отник оторвался от созерцания своих сапог, удивленно уставился на Варяжко: - Ты? Значит, правда то, о чем меж людьми поговаривают, будто кто-то втихаря прикончил ублюдка? - Правда.амин поглядел на Варяжко, а затем, покачав головой, твердо сказал: - Ты сам на такое не решился бы - надоумил тебя кто-то! - И это верно. - Блуд? - А этого я тебе не скажу. - Варяжко отвернулся. - И хватит о пустом молоть - что сделано, не воротишь. Ты и без того многое знаешь. Приедет Ярополк - пойди поклонись ему в ноги и скажи, кто Выродка убил, только меня больше ни о чем не расспрашивай!аряжко и впрямь было безразлично, узнает о случившемся князь или нет. После отъезда Настены жизнь для него перестала иметь значение. - Ты меня не бесчести! - обиделся Рамин. - Ты мне друг, а я друзей под секущий меч не подставляю! - Ладно, не бушуй, - смягчился Варяжко. - Скажи лучше, не слыхал ли ты о такой болезни, которая здоровую лошадь с ног валит и за ночь ее в падаль превращает?тарый сотник нахмурился: - А что, была такая напасть? - Чуть раньше твоего прихода баба прибегала, - недовольно буркнул Варяжко и пожаловался: - Во всем Настену винила... - Дура! - рявкнул Рамин. - Небось, кабы осталась Настена в Киеве, так эта же баба к ней первой за советом пошла бы! - Так-то оно так, только нынче Настена далеко, а беда близко... - вздохнул нарочитый.н уже перестал сердиться на жалобщицу. Хуже было, что не сумел ее задобрить, - теперь со зла понесет слухи и сплетни по всему Киеву. Те, кто любил Настену, не поверят, а остальные могут шум поднять, потребовать, чтобы привели знахарей - спасать скотину от ворожейных уроков. А то еще начнут по старинке тереть избы золой из семи печей. Ярополк вернется - Киева не признает...а дверьми гулко затопали, раздались громкие голоса. Насторожившись, Рамин прижался спиной к дверной притолке, потянул из ножен меч. Глядя на него, Варяжко усмехнулся. В княжьем тереме сотнику было некого опасаться, но старые привычки давали о себе знать. И не поверишь, что совсем недавно этот молодцеватый, сухой старик говорил с тенями и призраками! Хотя Настена в них тоже верила...верь с треском распахнулась, и тут же меч сотника взлетел над головами вломившихся в клеть дружинников. Воины растерянно завертели раскрасневшимися, потными рожами. Среди них - здоровенных, разряженных в казенные порты - Варяжко заметил невысокого, просто одетого паренька. - Что шум подняли? - спросил Варяжко. - Этот шельмец прямо под ногами проскочил и припустил зайцем по всем хоромам, тебя сыскивая! - наперебой завопили воины. - Тихо! - Варяжко махнул рукой, и Рамин разочарованно ткнул острие меча в пол.арнишка молча стоял, исподлобья глядя на Варяжко. - Так чего рвался ко мне, молодец? - поинтересовался нарочитый. - Ты тут за князя, покуда он не вернулся? - спросил паренек. - Я, - ответил Варяжко и, понимая, что этот малый неспроста так к нему рвался, приказал стражникам: - С гостем сам разберусь, а вы ступайте.оины выскользнули из клети.