Ты никак из мысляков? - Голос не изменился. - Смотри, парень. Не вздумай отключить. Вальд положил трубку, руки его дрожали. Это был вечер сюрпризов, ибо почти сразу дверной динамик забасил: - Откройте входную дверь. К вам с миром агнцы Божьи вашего прихода. Вошли два дюжих агнца. Отодвинув Вальда в сторону, быстро и умело разместили в комнатах микрофоны. - Ты теперь, парень, у нас как на ладони. Распишись-ка здесь. Пропадет что из приходского имущества - шкуру спустим. Понял, да? - сказал старший агнец. Свитер обтягивал его мощный торс с выпуклым животом. - Дай ему между глаз, - возясь с проводкой, посоветовал тот, что помоложе. Когда они, топая и сморкаясь на пол, ушли, Вальд не стал закрывать двери, к чему? Он выдвинул ящик стола, машинально достал большой и толстый блокнот с кодами. Блокнот остался от того времени, когда Вальд пытался разобраться в псевдопсихических аномалиях Ферро. У него тогда действительно ничего не получилось - он не обманывал пастора Джонса, - а теперь, что ж, теперь уже поздно. Да и кому это нужно... В динамике послышалось чье-то деликатное дыхание. - Входите, открыто. И микрофоны включены. Никто не ответил. Вальд поднял голову. В дверях стоял Вальд. - Ага, так и должно быть, - сказал Вальд. - Я этого ждал. Я знаю, что вполне созрел. - Он хихикнул. - Но у меня еще хватит ума добраться до психиатра. Он засунул блокнот под бумаги в ящик, бодрой походкой прошел мимо посторонившегося двойника к машине в гараж. Двойник молча уселся рядом, и Вальд вывел машину на дорогу. - А что, могу я сам с собой поговорить? Или нет? Себе-то я все могу сказать. Доверительно, а? Вообще, это даже тривиально - тронуться умом. В моем положении, в наше время. Двойник улыбнулся. - Поезжайте прямо, Вальд. Я рад, что Мы так похожи. И мне нравится ваша реакция на мое появление, мы не ошиблись в выборе. Меня зовут Нури Метти, а вас я знаю. - Рад знакомству. - Вальд покосился в зеркальце на собеседника. Похожи до озноба. - Зачем я вам, и куда мы едем, и кто вы? Я к чистильщикам, к язычникам и к политике вообще отношения не имею. Я наладчик мыслящих автоматов, и фирма мной довольна. Я фирмой тоже. Мне вообще все нравится. - И отравленный воздух? - Ничего, дышу. - И псиной пахнущая вода? - Пейте кипяченую. - И молитва перед работой? - Великому Киберу! Почему бы нет? Достоин! - И закон о контроле? - Привыкнем. А мне и скрывать нечего. Мне! Нечего! Они долго молчали, глядя на дорогу, перечеркнутую рекламными отблесками. - Я понимаю, что выгонять вас из машины не имеет смысла. Я вам зачем-то нужен, и вы наверняка не один. Говорите и... я устал. Нури рассматривал собеседника и думал, что пока все идет как надо, из дома увести удалось без усилий, почти сразу. Если дело сорвется, о разговоре Вальд забудет начисто. Лучшего варианта легализации вообще не придумать. Коттедж отличный, место удобное. - Нам нужна ваша внешность, ваша работа и ваш дом. Вальд справился с собой, и только голос выдавал его состояние. - Я исчезну? Нури секунду недоуменно смотрел на него. - А, вот вы о чем. Нет, это все временно. Потом вы сможете вернуться, если захотите. А сейчас мы вас переправим на материк, и будет у вас что-то вроде отпуска. Хорошо оплаченного. - Значит, вы оттуда? - Вальд перевел дыхание. - И когда это будет? Изъятие. - Сейчас. Доберемся до побережья. Выйдете в море на моторке, а там вас подберет парусник. Красивый, днем вы увидите его белые крылья... Сверните, пожалуйста, вон у той развилки. Поскольку отныне я буду изображать вас, мне нужны подробности из вашей жизни. Много подробностей и бытовых деталей. И сведения о фирме. Не беспокойтесь, я знаком с работой наладчика мыслящих автоматов. - Вы и там собираетесь меня заменить? - Да. Мне нужно легальное положение, - ответил Нури и непонятно добавил: - Пока не поздно. А то скоро пацанам искупаться негде будет. Нури был единственным в группе, прибывшим в Джанатию нелегально. Воспитатель дошколят в саду при ИРП, а ныне торговый советник Хогард Браун заменил в торгпредстве заболевшего сотрудника. Для Олле была придумана сложнейшая операция юридического характера, в результате которой он явился на остров для вступления в наследство, доставшееся ему от весьма далекого родственника. Изящная жизнь пришлась Олле по душе, и он предпочел остаться в обществе, где деньги еще что-то значили. Он со своим псом жил в лучших гостиницах, крайне неудачно играл в казино и беднел не по дням, а по часам... Сейчас Олле сидел, развалясь, в кресле, штиблеты из тонкой кожи стояли рядом, и он с удовольствием шевелил пальцами. Дорогие хлопчатобумажные носки спускались с икр модными складками. Было прохладно и сумрачно, потрескивал под потолком озонатор, по-лесному чуть шумел фильтр-кондиционер. Вообще, в кабинете Нури было уютно и приятно. Старинное бра мягко освещало бумаги на письменном столе и раскрытый портсигар, не дорогой и не дешевый, как раз такой, какой мог купить себе преуспевающий наладчик мыслящих автоматов. Если бы он курил. Нури поднял с пола пачку газет, кресло под ним скрипнуло. Он смотрел на Олле покрасневшими глазами. - Если б ты знал, сколько я читаю. Какой странный у них принцип отбора информации... - Страшное дело, не могу смириться... А ты неплохо устроился. Дышать можно, книги вот различные. Сам прибираешь? - А ведь они лгут! В газетах, в передачах. - В самом деле? Разговор тянулся бессвязно и сумрачно. Они думали об одном, пытаясь уразуметь случившееся, и, как это бывает, когда в доме беда, инстинктивно избегали боли, говорили о вещах посторонних, к делу не относящихся... Сообщения о катастрофе были куцыми и невнятными: газ, скопившийся за ночь в подвальных помещениях здания конгрессов, взорвался днем во время открытия долгожданной и много раз откладываемой сессии регионального Совета экологов... раскопано более ста трупов... - Готовились помочь, а теперь кому? - Нури сумрачно смотрел в сторону и постукивал пальцами по столешнице. - Мы здесь уже сколько - третью неделю. А что выяснили? Я пока готовился, все понимал, всю раскладку. Вот тут кучка политиканов и демагогов - эти за власть отца родного придушат, а сейчас такое время, что личная власть держится либо за счет ура-патриотической, по сути, мещанской демагогии, либо за счет равнодушия масс. А с другой стороны, эти самые массы, которым за долгие годы внушили, что любая борьба приводит лишь к замене одних руководящих мерзавцев другими. Так пусть уж данный мерзавец сидит у кормила, примелькался. - Полагаешь, можно привыкнуть дышать фтористым водородом? И к этому, к синдикату? - Ага! - Нури покопался в стопке, вытащил газету. - Вот она. Шикарное название: "Т-с-с". Действительно, выпускается с разрешения министра общественного спокойствия. А что? - Ничего особенного. Мне там предлагают должность... Я вчера просадил в казино пару сотен монет. Потом... как это... надрался? да. И не в ту машину сел. Ну, конфликт, в общем. Не успел оглянуться, а сзади-спереди, с боков, знаешь, эти броневички с инфрасиренами. Доставили в участок. Тех, троих, которые не пускали меня в машину, увезли в больницу. Пока звонили в посольство и выясняли, что я здесь сам по себе, явился, с виду человек как человек, улыбается, говорит, что от меня все отказались, а при моем образе жизни я через месяц свои штиблеты без соли кушать буду. И предложил работу. Не очень обременительную и не требующую отказа от моих привычек, и даже с Громом расставаться не нужно. Сильные люди, как он сказал, всегда сильным людям нужны. А ты что скажешь? - Что за работа? - Рядовым в охране у Джольфа Четвертого. - У какого, черт побери, четвертого? Говори яснее! - Святые дриады, Нури! Ты хоть эту самую "Т-с-с" читал? - Ну! Сильно пишет о преступлениях, дух захватывает. - Еще бы. Орган бандитского синдиката, а Джольф Четвертый - председатель его. И ему нравятся молодые и здоровые лоботрясы, каковым я и являюсь. Куда нам деваться... без связей. - Так бы сразу и сказал. В лоботрясы - это славненько, раскинем мозгами... - Нури сильно задумался. - Что нам это даст? А выдержишь, в лоботрясах? С другой стороны, там ты для нас легче прохвоста найдешь. Нужен немолодой, компетентный и с меркантильными наклонностями. В качестве высокооплачиваемого консультанта. Чтоб с задатками интеллекта, для ориентировки, надо же нам разобраться. - Замечания о связях Нури словно бы не слышал. - Хорошо бы прохвоста, - мечтательно сказал Олле. - Но трудно это. Их здесь полным полно, но как узнать, что это тот самый, который нам нужен. - Кто найдет, как не ты, ты ж вращаешься. Хогард обложен со всех сторон, мне высовываться никак нельзя. Думаю, тебе стоит дать согласие. Охранником - не так уж плохо. Организованная преступность не может не иметь контактов с юстицией - это я усвоил еще при подготовке. - Нури помолчал, покосился на портсигар. - Время кончается, у них там в участке сейчас сплошное чирикание. Ты иди, связь держи... Олле, повесив на палец смокинг и небрежно посвистывая, поднялся по винтовой лесенке на крышу коттеджа, угнездился на открытом сиденье малютки-орнитоплана. Он лишний раз порадовался, что сумел переправить в Джанатию этот аппарат. Сверху была хорошо видна крошечная лужайка перед домом, и в лунном свете пластиковая зелень ограды ничем не отличалась от натуральной. Неподалеку тянулась серая лента эстакады энергетического шоссе, а за ней мерцали багровые всполохи горящей речки. В низком небе темным золотом мерцали слова "Перемен к лучшему не бывает". Обочины шоссе шевелились, покрытые телами спящих. Олле достал из боксика полумаску-присоску и прилепил к подбородку. Он укрепил на бицепсах и запястьях браслеты и тем самым включился в систему биоуправления. Через секунду он ощутил контакт. Потом нажал педаль, подав первый импульс бионасосу. Заработало сердце странной птицы и погнало глюкозу в синтетические мышцы орнитоплана. Олле шевельнул крыльями и ощутил их приятную упругость. Отпев утреннюю молитву Великому Киберу, Нури сдал листок с текстом дирижеру. Вложив в щель на его животе растопыренные пальцы, взял жетон и прошел к себе на рабочее место. По пути его окликнул игровой робот: "Сыграйте, господин, вам повезет". Робот собирал утреннюю мзду в пользу синдиката, и Нури подчинился заведенному порядку. Робот проглотил монету и произнес утешительно: "Господину повезет завтра". Громадный зал был разделен на ячейки-боксы, и, когда Нури поднялся на пульт, он увидел десятки прямоугольных ячеек, образованных стенами двухметровой высоты: цех психоналадки. Его коллеги-наладчики занимали свои места. Нури, опустив руку в карман комбинезона, скатал до маленьких дисков напальчники с отпечатками пальцев Вальда и сунул жетон в прорезь на пульте. Загорелся зеленый огонек, мягко шумнул в высоте мостовой кран, застыл над головой и опустил в бокс недвижимого андроида. Магнитный захват пополз вверх. Рабочий день наладчика мыслящих автоматов начался. Нури с пульта вывел защитную сетку и накрыл ею бокс, теперь кибер был защищен от посторонних излучений. Дисковые антенны излучателей были намертво встроены в стены бокса и закрыты пластиковыми экранами... Робот лежал животом вверх, Нури увидел его номер, крупно написанный светящейся краской, и вызвал программу наладки на экран дисплея. Программа давала сведения о частотах излучений, вызывающих к действию двигательные реакции. Давала она и список предпочтительных частот и типов излучений, которыми можно было воздействовать на робота при отработке его псевдопсихических реакций. Остальное зависело от опыта и интуиции наладчика. Профессиональный инженер-наладчик должен обладать выдержкой укротителя, эрудицией психолога и реакцией боксера. Мыслящий универсальный автомат всегда индивидуален; начиная его отладку, никогда нельзя предвидеть, что получится: робот-полицейский, кибер для домашних услуг, сварщик-универсал или грузчик-укладчик. Миллионы самопроизвольных связей, возникающих в блоках молемодулей не поддаются анализу, поэтому поведение новорожденного кибера всегда неожиданно. Отладка ведется по реакциям на контрольные ситуации, и здесь все зависит от искусства наладчика. Доктор математики, воспитатель дошколят Нури Метти был кибернетиком высочайшего класса и легко, почти машинально выполнял работу, которая давалась Вальду с каждым годом все труднее. Нури, поглядывая сверху на беспокойно снующего в боксе робота, брал на клавиатуре пульта аккорды, одному ему известные сочетания частот влияющих излучений. Повинуясь этой неслышной музыке, кибер сначала замирал, потом возобновлял движение, но жесты и походка его уже теряли угловатость, становились осторожными и расчетливыми. С этого момента Нури начинал обучение. Фирма никогда не торопила наладчиков, в среднем на воспитание робота высокого класса затрачивалось десять рабочих дней. Асы справлялись с этой работой за неделю и предъявляли дирекции тихого, исполнительного кибера с нормальными реакциями и ровным характером, кибера, навсегда лишенного агрессивности, незаменимого в быту, имеющего в запасе могучий набор анекдотов, превосходного собеседника, неутомимого слугу и терпеливейшего слушателя. Несмотря на высокую цену, эти автоматы не залеживались. Нури работал неспешно, он мог бы отладить кибера за смену, но не хотел привлекать к себе внимание. Он размышлял о деле и о Вальде, который там, на берегу, выложился весь. Нури, чтобы не выйти из образа, ежевечерне прослушивал запись их разговора. Кажется, банк Харисидиса финансировал обучение Вальда, да, именно. Этот крупнейший банк Джанатии старался облагодетельствовать молодых людей, подающих надежды. Вальд подавал надежды и получил ссуду на весьма льготных условиях. - Банк поддерживает таких, как вы, Вальд, молодых и со склонностью к технике, - говорил банковский агент. - Техники нам нужны. Вальд не послушал тогда предостережений Нормана Бекета, своего компаньона по квартире. Норман говорил, что банк закабаляет студентов, а потом годами сосет проценты из инженеров. Вообще, во многом прав оказался немногословный товарищ его студенческих лет. Норман готовил себя в космолетчики, электроникой интересовался только в пределах курса и был славным парнем. На жизнь он подрабатывал журналистикой и здорово разбирался во всяких скучных вещах, вроде истории профсоюзов, в политике и прочем подобном. Впрочем, Вальд плохо помнил, чем увлекался Норман Бекет - пути их разошлись сразу после колледжа. Вальд устроился в фирму, а Норман уехал на стажировку по обмену, который тогда еще практиковался Джанатией. Вальд читал, что Норман был в составе Второй Венерианской экспедиции, потом работал пилотом на рейсовом транспортнике и то ли был уволен, то ли сам ушел и занялся журналистикой. Года три назад Норман звонил ему, рассказывал, что недавно вышел из тюрьмы, что снова работает в журнале, но Вальд не поддержал разговора. Почему не поддержал? Наверное, они слишком разные - Норман и Вальд. Завтра, думал Нури, надо будет узнать, где сейчас Норман Бекет, это можно поручить Олле, это надо было сделать сразу, а то дни идут, связи с оппозицией все нет, а он вживается... Фирма щедро, как показалось сначала Вальду, платила ему, но почти сразу денег стало не хватать. Треть всего, что он зарабатывал, уходила на уплату процентов. Вальд трудился как одержимый, ему удалось разработать блок взаимопомощи для шахтных роботов, фирма обогатилась, а Вальд расплатился сразу за два курса обучения. Потом умер дед, единственный родственник Вальда, оставил ему в наследство ящик кассет по истории религии и десять акций. Вальд продал акции "Кибернетик инк" и погасил ссуду за третий курс. Оставалось не так уж много, но что-то заклинило в мозгу, новых идей не появлялось, работа выматывала полностью, на вечерние занятия сил не оставалось, не оставалось сил на творчество, а только оно и оплачивается по высшим ставкам. Последние годы он нервничал, злился и лишь с трудом брал себя в руки, расслабиться на работе - это конец. Сильно выручил Тим, провернув операцию с Ферро: был оплачен четвертый курс. И все! Дальнейших перспектив не было. И если ранее заводской психолог диву давался, глядя, как Вальд расправляется с контрольными общими и специальными тестами, то в результатах очередной проверки Вальд был совсем не уверен. Тесты. Не многие выдерживали проверку: за пять-семь лет работы реакции человека замедлялись, и фирма мягко, без нажима, предлагала другую работу. Более легкую, но менее оплачиваемую... Подходит срок платежей, подумал Нури, трогать кредитную карточку, оставленную Вальдом, не хотелось. Ничего, возьмут наличными... Цеховой мастер, точнее, надсмотрщик, казалось, без дела прогуливался по своему узкому помосту, поднятому над боксами, он давно уже поглядывал в сторону Нури. - Вам сегодня повезло, Вальд? Я говорю, тихий кибер достался! - Случайность, мастер. - Счастливая случайность! - Мастер нажимом клавиши обездвижил кибера и вызвал кран. - Сегодня и завтра можете быть свободны. - Спасибо, мастер. Ценю доброту. - Ладно, ладно. Давайте вашу карту, я отмечу. Выходя из проходной, Нури увидел в стороне на панели робота-полицейского, который дежурил возле лежащего ничком тела. Рядом стояла табличка "Он не кололся, не пил и не играл. Он умер здоровым". Все это освещалось мерцающим светом рекламы по фасаду "И здоровым, и больным, всем полезен жеватин". Прохожие обтекали убитого и андроида, и редко кто замедлял шаг. ...С Хогардом Нури связался через спутник на ходу из машины, унаследованной от Вальда. Совместить мощную рацию с ее бортовым компьютером для Нури труда не составило. Это было удобно во всех отношениях, спутниковая связь не пеленговалась и была защищена от преднамеренных помех. Нури пытался одновременно вызвать Олле, но тот не отвечал: то ли не позволила обстановка, то ли не обратил внимания на тихие сигналы слабенькой рации, вмонтированной в браслет Амитабха. Впрочем, не заметить пульсацию браслета! Придется Хогарду из представительства непрерывно вызывать Олле, надо срочно разобраться с Норманом Бекетом и, если здесь пусто, забыть и искать другие пути выхода на местную оппозицию. Хогард ответил, что фамилия Бекет ему незнакома, придется делать запрос по информу. Хогард запросил и тут же продиктовал Нури ответ: Норман Бекет, технический колледж, участник Второй Венерианской, пилот транспортника регулярной линии Земля - Луна, отличия - пояс космонавта. Сейчас сменный редактор журнала "Феникс", депутат парламента от партии "Гражданское движение за обновление Земли" (чистильщики, грозы). Адрес... Шифр видео... Подробное досье - в ведомстве охраны прав граждан. - "Феникс" - единственный в Джанатии оппозиционный журнал, - пояснил Хогард. - Надо полагать, с редактора глаз не спускают, язычник. Но повидаться с однокашником - вполне безобидное дело, вряд ли это привлечет внимание. - Я увижусь с ним. Посмотрим, что получится в ходе беседы. Все. Подъезжаю к дому. Связь окончена. - Минутку, прими фотографию. Нури подождал, пока из щели воспроизводящего аппарата выползла цветная стереофотография Нормана Бекета, и отключил связь. Возле коттеджа на псевдогазоне стояла чья-то машина, и это Нури как-то сразу не понравилось: визит в неурочное время, когда хозяин заведомо на работе, мог означать одно - усиленную слежку. Где-то он приоткрылся, привлек внимание вездесущего Министерства всеобщего успокоения. - Мир вам, - сказал Нури, входя. Два агнца рылись в ящиках стола и весьма удивились, увидев Нури. Но не испугались. - Мы тут аппаратуру проверяем, - пояснил агнец с громадным животом и в обтягивающем свитере. - Чирикает. - В мое отсутствие? В столе? И замок взломан. - Ты, парень, не дергайся, посиди пока в сторонке, мы сейчас тобой займемся. Паунты, какие есть, положи на стол. Нури вздохнул с облегчением - мелкий грабеж, черт с ними, пусть берут наличные и уходят. Агнцы сосчитали банкноты, разложили на две небольшие пачки. Они не спешили, им хотелось развлечься. Верзила расположился в кресле за письменным столом. Другой сидел на углу стола, покачивая ногой. - Хорошо живешь. Старинные вещи, книжки. Неужто все прочитал, а? - Старший агнец сдвинул со стола пачку книг. - Подбери, рассыпалась. - Вы взяли деньги. Прошу, уйдите. Младший длинно сплюнул на ковер. - Гляди-ка... Люди, подумал Нури, это ведь тоже люди. Он наклонился за книгой и получил очень точный и крайне болезненный удар ногой в печень. Он с трудом разогнулся, преодолевая шоковое оцепенение. Агнцы наблюдали за ним со спокойным любопытством. Нури скрипнул зубами, прогоняя боль. Люди. А лица у них вполне нормальные... - Подойди ближе, - сказал младший. - Я дам тебе урок, чтоб впредь не вздумал с аппаратурой баловаться. Нури не знал, что такое унижение, и был потрясен. Мир светлых человеческих отношений, мир, в котором профессия воспитателя, самая добрая профессия, считается и самой главной, привычный и естественный для Нури и его друзей мир внезапно рухнул: перед ним были другие люди. Нет, готовясь к операции, Нури и прочие, идущие с ним, не обольщались насчет Джанатии, но одно дело смутные и с долей иронии воспринимаемые предположения о том, что не все люди братья, а другое - такая вот практика, когда человека бьют ради развлечения... Нури не двинулся с места. Младший агнец лениво оторвался от стола и вдруг с устрашающим воплем выбросил ногу вперед, целя в подбородок. Нури даже не предполагал, что ему придется поднять руку на человека. Но долгие уроки выработали в нем автоматическую реакцию: неуловимым движением он перехватил лодыжку агнца и, откидываясь назад, резко вывернул книзу. Агнец упал лицом в пол и остался недвижим. Старший агнец оказался потяжелее, пол вздрогнул, когда Нури вышиб из-под него кресло. "Смерти я им не желаю", - подумал Нури. ...Олле прибыл, как всегда, к вечеру. - Ты уверен, что полностью стер происшедшее? - поинтересовался он. - Э... Тряпки. Никакого сопротивления внушению. У любого из моих дошколят воли больше, чем у десятка таких. Ты почему на вызов не отвечал? - Олле, весь в белом - этакий улыбчивый белокурый гигант с выразительными глазами. Нури вздохнул: - Красив до невозможности. - Положение обязывает. В охране у него все в белом. Джольф может это себе позволить. На меня что-то вроде моды, бандиты съезжаются с дальних концов поглядеть, очень им мои фокусы со стрельбой нравятся. Недавно меня осматривали сам господин министр всеобщего успокоения. Эстет, рафинированный ценитель прекрасного. Я в белом, Гром, значит, черный: контраст, а? Министр и Джольф давние друзья, взгляды у них, видишь ли, одинаковые. А на вызов, бывает, я сразу отвечать не могу, все время в толпе, на виду. - Учту, - сказал Нури. - Мы пока в замкнутом круге, но кое-что проясняется. Депутат Норман Бекет - слышал о таком? Однокашник Вальда, то есть мой однокашник. И... позвони сегодня Норману. Тут Нури задумался. Отрывочной информации, полученной от Вальда, явно не хватало. Что сказать Норману, чтобы явился сюда? Так ничего и не придумав, он махнул рукой: - Дай ему адрес и скажи, что Вальд хочет видеть его. Раскроюсь? Ну и черт с ним. - Ты чего это? - Олле разозлился. - На тебе же все держится. - Извини, глупость сказал. Я все-таки воспитатель, кибернетик, механик-фаунист. В резиденты не гожусь. - Нури вздохнул: - Ну а кто резидентом родился? Нет таких. Олле долго молчал, жалея задерганного заботами Нури. - Ладно. С Норманом Бекетом свяжусь. Прямо от тебя сейчас поеду к нему, адрес есть. Нури с грустной улыбкой проводил Олле до его двухместной машины с могучим дизелем, магнитоприемником и сверхмощным фильтром. В сумерках неподалеку маячили бездомные в своих респираторах. Они устраивались на обочинах энергетического шоссе и совсем не замечали ни Нури с Олле, ни роскошной машины. - Миллионеры. - Голос Олле был полон недоумения. - Ты знаешь, каждый мечтает иметь миллион. - Люди, - сказал Нури. Дом Вальда был расположен за городом, примерно в получасе езды, в ряду других отдельно стоящих коттеджей. Бродяги всегда старательно обходили дома, они если и попрошайничали, то редко и деликатно, вообще, беспокойства не причиняли. Странные люди, они возникали в сумерках и исчезали утром, оставляя на обочинах уложенные лентами пустые пластиковые пакеты от завтраков и респираторы с дешевыми угольными фильтрами. Автоподборщики утром не забирали этот мусор. Завтраки и респираторы разбрасывали с вертолетов лихие молодцы в униформе. При этом с неба громоподобно звучало: - Господин Харисидис угощает! Папаша Харисидис угощает! Не теряйте надежды! Нури просыпался под эти вопли, и к моменту, когда он выезжал из дома, на автостраде было уже пусто, видимо, бродяги превращались в обычных прохожих. Во всяком случае, Нури так и не научился различать их в толпе. - Господин? - Во мраке оформился человек, на груди его светился кленовый лист. - Слушаю вас. - Умер бог реки. Пожертвуйте на похороны. - Конечно, - сказал Нури, протягивая банкноту. Человек надвинул маску, исчез. От реки, вспыхивающей болотными огнями, донеслось завывание: Гладь реки горит, в мире смрад и дым. Бог реки убит. Горе нам, слепым! ...Нури вошел в кабинет. В кресле, которое только что покинул Олле, сидел, приятно осклабясь, порченный жизнью старик. Гладко выбритый, в модном полосатом костюме, с лицом, покрытым множеством складок. Его маска с плоским баллончиком лежала на подлокотнике. - Что-то вы поздно домой возвращаетесь, Вальд. И замок сломан. Поставьте новый. Нури вздохнул: воистину день визитов. Опять непрошеный гость. Он прокрутил в памяти историю Вальда. Вальд вроде упоминал какого-то старика. - Что вы думаете об этом, Вальд? - Э, о чем об этом? - Нури пригляделся. Старик, похоже, безобидный. Пришел и сидит смирно. - Ну, об этом: я вижу землю, свободную от человека, вместилища греха и порока? Нет человека, нет пророка, о чем речь. Вы, конечно, с вечерней проповеди? Что еще выкинул ваш кроткий кибер Ферро? Так, вроде что-то проясняется, не тот ли это старик, который помог Вальду сбыть самодельного кибера пророку? - Ничего я об этом не думаю. И не впутывайте меня. - Ничего, - грустно сказал старик. - Сказать по правде, Вальд, я просто тоскую. Знаете, ощущение, будто мне кто-то должен и не отдает, а истребовать не могу. Противный вкус ругательства, которое не произнес. Вам это знакомо? Нет, конечно, держу пари, вы ни разу не нарушили ни восьмой, ни десятой заповедей. С точки зрения морали вы пустое место. У меня непривычное состояние, Вальд. Похоже, я испытываю угрызения совести. Я, Тимоти Слэнг! Смешно, но это так. Когда я шантажировал блудных мужей, когда я поставлял нераскаявшихся алкоголиков сумасшедшим старухам из общества дев-воительниц, меня не мучила совесть. Когда я прижал к ногтю дантиста Зебрера, который вместо золота использовал некий декоративный металл, и получил от него сотню паунтов в обмен на молчание - мне было легко и спокойно. Я кормился за счет собственной совести, а укажите мне того, кто ни разу не пошел на выгодную сделку с ней. Любая административная или политическая карьера - это цепь сделок с совестью, стыдливо именуемых компромиссами. Поймите правильно, я шантажировал личность. Возможно, с вашей точки зрения подобное деяние гнусно, но меня это не тревожило, - таково, видимо, свойство моей психологии. Но сейчас мне не по себе, я взволнован, меня возмущают масштабы аферы. И хотя все делается вполне квалифицированно, мне противно, во мне восстает совесть профессионала. Старик замолчал. Он печально моргал темными веками и долго смотрел на Нури. Память сработала: Тимоти Слэнг, неудавшийся домушник, беспомощный вымогатель, бездарный бизнесмен. Подумать, какие заботы одолевают. Слэнг поднялся, опираясь на подлокотники, он горбился, новый пиджак нелепо топорщился на выступающих лопатках. - А вы изменились, Вальд. От вас, прирожденного конформиста, веет этаким непокорством. - Он не ждал ответов и задавал все новые вопросы. - Ах, Вальд, я вижу, что посеял вселенское зло, уговорив вас продать кибера этому пастору. Можно, конечно, оправдаться, дескать, человек не в состоянии предвидеть последствий своих поступков, как говорит Ферро, прости им Господи, они не ведают, что творят. Но я-то догадывался, что из этого может получиться, когда подсунул вашего кибера. - Бросьте, Слэнг. Предвидеть этого вы не могли, как не можете помешать тому, что происходит. - Труслив я, Вальд. И слаб и мерзок самому себе. - Старик замолчал, словно споткнулся. Он долго сморкался в дорогой льняной платок. - Мне нечего вспомнить, я ничего не сделал, о чем следовало бы помнить. И я уже ничего не смогу сделать. - Как знать, - сказал Нури. - Сколь искренне ваше желание загладить содеянное? Тимоти Слэнг долго жевал губами, складки на его лице тряслись. Он слабо усмехнулся: - Я уже год работаю консультантом по рэкету в синдикате. Инструктирую приемышей, даю советы сборщикам. Я в курсе кое-каких дел, поскольку синдикат в особо важных случаях консультирует правительство: И такой важный государственный акт, как закон о контроле над частными разговорами, не мог быть подготовлен без нашего участия. - Н-да, я вижу, вы многому научились в синдикате. - Во всяком случае, я понял, что в нашем деле в одиночку не прожить. Но, видит Бог, если бы я не растратил так глупо деньги, полученные за Ферро, то и ноги моей не было бы в синдикате. - И я о том же. С чистильщиками мне не по пути, узнают в фирме - вылечу в тот же день. Но и выносить в бездействии... Есть такой, как его, Норман Бекет, слышали? - Минутку. Если мне не изменяет память, он числится в нашей картотеке. Это не из "Феникса" ли? - Возможно. - Зеленый. А может, чистильщик из "Феникса". Помню, как же... вам это нужно? Нури положил на подлокотник кресла толстую пачку банкнот. - Здесь гораздо больше, чем вы сможете заработать в синдикате до конца дней своих. А нам нужна информация о синдикате и прочем. Тим взвесил пачку на руке, отделил меньшую часть, сунул во внутренний карман, остальное положил на стол. - Сегодня они воют как-то по-особому. Хоть бы дождь пошел, разогнал... хотя, с другой стороны, река опять горит. Знаете, Вальд, я заметил, что с годами мой моральный уровень становится все выше, а соблазнов для меня, э-э, все меньше. Наступил этакий внутренний покой, проще - гормоны меня больше не беспокоят, и в этом есть своя прелесть. Мне бы список вопросов: так работать легче... Я с вами свяжусь. Говорят, вчера на помойке собаку видели... Пойду на берег, повою... Зеленый квадрат сто на сто метров был огорожен тонкими неошкурениыми сосновыми стволами, продольно закрепленными на низких столбах, по диагонали на высоте поднятой руки протянут стальной трос. Олле погладил шершавую кору, вдохнул запах живицы: местами на дереве выступала смола, уже побелевшая на солнце. А к квадрату примыкали помещение с хищниками и открытый загон с табунком разноцветных пони. Олле долго любовался почти игрушечными лошадками, ощущая на сердце беспокойную радость от встречи с ними. Он подумал о своем золотом коне, оставшемся в ИРП, и услышал, как шумно вздохнул Гром. Пес тоже тосковал по дому, простору и лесу, по детскому запаху и не понимал Старшего, который привез его в духоту и ужас здешних городов. Пес не знал покоя, постоянно чувствуя ту струну, что была натянута в душе Олле, и ощущая опасность, грозящую Олле со всех сторон от странных, всегда почему-то злых людей. Вот этот, идущий рядом с Олле, тоже зол и насторожен. Охранники всегда ходили парой, следить один за другим входило в их обязанности. - Я пристрелю твоего пса, если он будет показывать мне клыки. И тебя тоже... Он не договорил, даже пес не уловил движения Олле: охранник словно споткнулся и скорчился на оранжевом песке дорожки. - Дурак, смерти ищешь! - звучно сказал Олле и забросил в кусты кобуру с пистолетом, выдранную из-под мышки охранника вместе с куском пиджака. Гром ощерился, его жуткие клыки коснулись лица охранника, и тот зашелся странным звуком: н-га, н-га... - Фу, Гром. Если ты, недоумок, еще попытаешься мне угрожать... Что вы, шеф... я бы не осмелился... На черной шерсти Грома мелькнул красноватый отблеск. Олле отвернулся, - конечно, еще одна проверка, что они все проверяют? Вон и Гром, добрейший пес, научился на людей зубы скалить, кто бы поверил. Олле подозвал собаку и продолжил обход по знакомому маршруту. Они прошли под резным деревянным навесом вдоль ближней к дворцу стороны ограды. Под ним в один ряд стояли высокие кресла, накрытые холщовыми чехлами. Неподалеку на лужайке столики и столы. Дерево, живое, необработанное, роскошь, недоступная воображению жителей Джанатии. Звенели хрусталем и золотом приборов слуги в черном, на дорожках уже были разбросаны влажные бутоны роз без стеблей. Фонтаны, бесшумные, туманные в синих искрах разрядов, висели над цветочными клумбами, исходя прохладой и свежестью. Какая странная судьба изобретения Нури, ведь это он придумал шаровой сгусток капель, взвешенных в электростатическом поле, а здесь они украшают жилища богачей... Рядом с фонтанами высились массивные конусы из прорезного серебра, прикрывающие терминалы кислородного завода, который обслуживал резиденцию Джольфа IV. Над конусами роились громадные черные и изумрудные бабочки, эти живые цветы, и Олле подумалось, что даже в лесном массиве ИРП он не видел такого количества бабочек в одном месте. От дворца в парк широкими ступенями розового в темных разводах родонита спускалась лестница парадного входа. От лестницы двумя полосами живых самшитовых изгородей начинался этот парк, уходящий вдаль террасами и бассейнами и холмами, с озерами и речкой, медленно текущей и образующей маленькие водопады и зеркальные заводи. Ивы и ракиты, растущие по берегам, купали ветви в прозрачной воде. Эта гармония для Олле, последнего на Земле штатного охотника ИРП, была привычной: повсюду на планете возрождались вырубленные предками леса, очищались воды, оживлялись и заселялись омертвевшие от химикатов реки, а ИРП все больше зверья выпускал на волю, ибо что за лес без зверя или река без рыбы. Программа "Возрождение" уже давала результаты. Везде. Кроме Джанатии. И здесь, в этой благодати, невозможно было представить, что рядом, в считанных километрах, люди живут в отравленной атмосфере, и реки горят, и энергетические магистрали усеяны телами бездомных... Они прошли по бесконечной анфиладе комнат, приготовленных к приему гостей. Олле привычно дивился какой-то нежилой, нечеловеческой роскоши обстановки и убранства. Казалось, этот и предыдущие Джольфы умудрились ограбить лучшие музеи Земли и стащить награбленное к себе в гнездо. Олле знал, что и должность, и дворец Джольф IV унаследовал от Третьего и что объединенное человечество научилось защищать себя от Джольфов, и потому злодействовать они могли только в пределах Джанатии, а много ли с нее возьмешь. Видимо, много, если брать умеючи. По служебному ходу они прошли в диспетчерскую. По пути Гром обрычал литую из чугуна мерзопакостную скульптуру "Спазм". У входа в покои Джольфа были целых два "Спазма", хотя в парадной части дворца они отсутствовали. В диспетчерской перед экранами наблюдения сидели двое - дежурный анатом от Джольфа и офицер охраны премьер-министра. Олле уже встречал этого здоровяка и запомнил. Они с демонстративным любопытством оглядели Олле и собаку, переглянулись. - За что ты его там? - спросил офицер. Олле пожал плечами: - Угрожал. На центральном экране были видны подъезжающие лимузины гостей, невозможно импозантный дворецкий, застывшие в картинных позах функционеры синдиката и суетящиеся слуги. Дважды на экране появлялся сам Джольф IV, он лично встречал пророка и премьер-министра по ту сторону ворот. Резиденцию Джольфа отделяла от мира сего высокая гранитная стена, а ворота были врезаны в массивную приземистую башню. Впрочем, в защите Джольф IV полностью полагался на автоматику. - Значит, если я тебе стану угрожать?.. Офицер был могуч, под два метра, неестественно развитые широчайшие мышцы спины, бицепсы... И взгляд наблюдающий, человеческий взгляд, хотелось улыбнуться навстречу ему. Олле сделал усилие: - Не советую! - Взор Олле потерял осмысленность, он смотрел в переносицу офицеру пустыми глазами. После паузы офицер принужденно рассмеялся: - По-моему, вам пора идти, Олле. - Да, благодарю вас. Пойдем, Гром. - Ваш шеф умеет подбирать себе монстров, - сказал офицер, когда они вышли. - Ваш тоже, - усмехнулся дежурный. Святые дриады, неужели только злая сила вызывает у них уважение, думал Олле. Миллионы книг написаны о добре и любви, благородстве и сострадании, но разве они читают книги, зачем им книги. Иметь тот самый миллион, о котором так часто говорит банкир Харисидис, и тогда можно владеть тем, что недоступно другим, что вызывает зависть. Для маленькой души это большой стимул к деятельности: зависть порождает агрессивность. Люди, что вы с собой делаете! Мне, конечно, легче, я привык с животными. Олле взглянул на часы: по расписанию уже пора было в зал приемов, Джольф IV любил появляться в сопровождении охранников рослых и красивых. Олле занял свое место в свите. Джольф IV, шестидесятилетний цветущий мужчина, среднего роста, спортивный, улыбчивый и обаятельный, с бокалом в руке обходил гостей, для каждого находя слово. Здесь все были свои, все знакомы, и никто не обратил внимания, когда премьер-министр, пророк Джонс, генерал Баргис и сам Джольф IV скрылись за малоприметной дубовой дверью служебного помещения. По обе стороны ее картинно вытянулись Олле и знакомый уже ему офицер охраны премьера. Браслет на левой опущенной руке Олле прижал к стене. В зале лакеи разносили напитки, лавируя между избранных, они группировались по трое-четверо, мужчины не моложе сорока и женщины не старше тридцати. Приглушенный шум разговоров, журчащие голоса женщин заполняли зал. Лица мужчин-чиновников, - Олле уже начал привыкать к ним, он встречал их в Джанатии постоянно, прохвостов со значительными лицами, - выражали сдержанное оживление. Олле рассматривал зал - овальный, с овальным потолком, выложенным золотыми плитками с бирюзой и шпинелью. Это сочетание прозрачно-красных камней с голубой россыпью по золоту поражало воображение. На стенах розового мрамора были развешаны портреты предшественников Джольфа IV, из которых только последний умер своей смертью. Пол был выложен мозаикой из драгоценных пород дерева, повсюду расставлены многочисленные кресла и диваны. Джольф IV вышел об руку с пророком, обаятельно улыбаясь. Олле двигался следом в двух шагах, мысленно поторапливая его. Джольф IV иногда останавливался, клал руки на плечи кого-нибудь из молодых гостей и проникновенно смотрел в глаза. - Я тот самый винтик, - задыхался обласканный вниманием, - в ком вы, шеф, можете быть уверенны. Джольф IV кивал - верю - и переходил к другому гостю. "Тот самый винтик" смотрел ему вслед просветленно. Сдерживая усмешку, Джольф IV слушал восторженные возгласы гостей, застывающих возле открытых витрин, где на черном бархате были выложены камеи и драгоценные камни. Олле был равнодушен к красоте камней, но и его иногда поражало непостижимое искусство ювелиров и скульпторов. Он, Олле, разбирается в животных, камни - хобби воспитателя Хогарда, он же знаменитый спелеолог, он же торговый советник. Олле вздрогнул. Хогард в свите премьер-министра пребывал неподалеку, улыбчивый, вежливый и равнодушный. Гром огляделся, вильнул хвостом. Олле положил руку ему на голову - не надо, здесь Хогард чужой. Чистокровный дог, мутант в первом поколении, огромный, покрытый блестящим непроницаемым черным мехом, Гром снова послушно двигался рядом, переступая на толстых, как у тигра, лапах, и сдерживал жажду движения. Взгляды гостей останавливались на этом звере. И Олле, и его пес смотрелись словно не от мира сего... Спускаясь по родонитовой лестнице, Олле коснулся большим пальцем основания мизинца, включая передатчик. Тридцать минут - трансляция ведется в реальном времени, - и запись тайных переговоров будет в распоряжении Нури. Места за столами были расписаны. Пророк Джонс прочел краткую молитву, закончив цитатой из Экклезиаста "И похвалил я веселие, потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его". Гостей, похоже, Бог аппетитом не обидел. Тем более, у Джольфа IV еда и напитки без примеси синтетики. Ложа, покрытая пестрыми шкурами, в креслах за круглым столом с напитками Джольф IV, генерал Баргис, премьер-министр и пророк. Гости, в основном мужчины, пониже на траве двумя дугами за столиками, сколько их здесь, сотни две будет? И охраны не менее тридцати лбов. Олле отмечал все это, думая: еще пятнадцать минут, и трансляция закончена... Хогард под навесом для почетных гостей вертит двухстволку, хрупкую в его громадных ладонях, рассматривает поблескивающее бриллиантами цевье и, похоже, прячет растерянность. Ну да, слуги вручали ружья каждому гостю. Джольф поднял старинный инкрустированный золотом мегафон: ружья - его подарок мужчинам... Конечно, охоты больше нет, такие времена. Но для дорогих гостей и соратников... он, Джольф, обеспечивает возможность показать свое искусство в стрельбе по живой цепи, экзотическое развлечение, не правда ли? Патроны розданы... Где, в каком зоопарке был похищен пятнистый хищник, или у Джольфа есть собственный зоопарк, не учтенный в регистре Совета экологов? Цепь скользила по тросу, и зверь мог двигаться метров по пять в стороны. Леопард сначала прижался к сетчатой ограде загона, шипя и скалясь. Электрический удар отбросил его от ограды. Кто-то засмеялся в тишине: - Шеф, я уложу его! Хлестнул выстрел. Зверь метнулся в сторону и упал, опрокинутый цепью, вскочил и молча кинулся к стрелявшему. Почти в упор грянули выстрелы и остановили зверя. Шипя и кашляя кровью, он еще несколько минут, расстреливаемый с двух сторон, метался на своей привязи, пока не упал бездыханный. Страшно рыкнул Гром и тонко заскулил, почуяв на голове руку Олле. - Пластиковые пули, - пояснил Джольф и повернулся к пророку. - Иначе никакого удовольствия. Но вы, отец мой, не стали стрелять. - Не убий! Шестая заповедь. - Не первая? - Джольф IV улыбнулся стылой улыбкой. - Мне тоже, знаете, вид крови неприятен. Премьер-министр облизнул губы. - Ерунда! - Генерал переломил ружье, вложил патроны. - Охота - занятие для настоящих мужчин. Не для постников и трезвенников, не про вас будет сказано, преподобный отец. Что ты знаешь об охоте, подумал Олле. Взгляд его был неподвижен, на лице застыло отвращение, он не умел, да и не желал скрывать свое отношение к происходящему. Люди! Не лучшие представители рода человеческого собрались здесь, у Джольфа, по разве можно было представить столь густую концентрацию подонков. Охотник Олле никогда не пользовался оружием, хотя отловил для ИРП десятки хищников из тех, что уцелели в горах и пустынях и неминуемо должны были погибнуть, если их не переселить в какой-нибудь из лесных массивов ИРП. И метод Олле был прост: выследил, догнал, связал. Сеть - на крайний случай. Стрелять в беззащитного казалось противоестественным. Много дней спустя Хогард рассказывал, как все произошло, как рев пса и странный, никогда не слышанный крик Олле заглушили выстрелы. Олле действовал в темпе, но и выучка генерала сказалась. Еще дымились изломанные ружья на траве и только начинали шевелиться поверженные стрелки, слышно было, как в зубах пса хрустнула рука охранника, выдернувшего пистолет, и он раскрыл рот для крика, когда генерал Баргис выстрелил, почти не целясь. Олле машинально тронул плечо и сморщился, удар пластиковой пули был резок и болезнен. Генерал не успел перезарядить ружье, в два немыслимых прыжка его достиг Гром - опрокинул и, расстреливаемый охраной в упор, не успел дотянуться до его горла. Охрана уже пришла в себя, и десяток стволов глянули в лицо Олле. - Этого - живым! - взвизгнул Джольф. - Живым! Олле пробивался к трибуне, где смолкло рычание пса и шевелилась между кресел расползающаяся масса. На него навалились подручные и анатомы и отхлынули, и четверо остались лежать, хватая ртами воздух. Волоча на себе кучу тел, он добрел до собаки, стряхнул охранников и опустился на пол рядом с Громом. Нури задумал невозможное. Обнаруженный им блокнот содержал фрагменты программ самообучающегося домового робота, их составил Вальд, когда работал над своим кибером. Еще гам, на берегу, Вальд говорил, что у него с кибером двухсторонняя связь: значит, сделал вывод Нури, в принципе, возможна переналадка. Если удастся уговорить Ферро записывать, а затем транслировать разговоры, ведущиеся в штаб-квартире пророка, то это позволит понять многое. Задача осложнялась тем, что воздействовать на программы можно было только дистанционно - кибер и пророк были почти неразлучны. Нури уже неделю сидел вечерами, ведя длительные диалоги со своим компьютером, мощным и портативным. Хорошо, приходские агнцы больше не мешали. Труд был каторжным. Нури взял отпуск и отсыпался днем, работая по ночам, когда радиопомех было меньше. Но ночью кибер находился в экранированном помещении, и это сильно осложняло работу. Помог Слэнг. Неведомо какими путями он узнал, что пророк завел привычку прогуливаться по утрам в саду на крыше своей резиденции, обсуждая с Ферро план работы на день. Нури уже пару раз нащупывал кибера своим лучом и получал отклик - это обнадеживало. И вот настал день, когда Нури услышал в динамиках голос пророка, глубокий и значительный. Видимо, он прогуливался наедине с Ферро. - ...Сколько еще они могли сохранить статус-кво? Три, ну, пять лет. Это без меня. Со мной - максимум десять лет. Конец неизбежен, ибо положение в Джанатии абсурдно. Опровергни, Ферро. - Посылка верна, в целом. И с точки зрения лица, руководствующегося нормальной человеческой логикой. Но история алогична. История показывает, что чем абсурдней форма правления, тем дольше длится это безобразие. Кажется, людям нечем дышать, люди пьют отравленную воду, дети умирают от асфикции, власть имущие озабочены лишь тем, чтобы сохранить власть любыми способами, и пренебрегают нуждами людей, ситуация античеловечна, а государство стоит. И будет стоять до полного вырождения населения. Кажется, любой день может стать последним, а оно стоит, и ничего не меняется. Это я вам, хозяин, говорю на основании анализа информации, заложенной во мне. Ведь история религии весьма тесно переплетена с историей человечества... - Ты беспощаден, Ферро. И правдив. - Голос пророка гаснет. - Я как-то раньше не задумывался об этом. - Раньше преподобный отец не был пророком... Контакт длился от силы три минуты. Нури подумал, что трансляция в реальном времени просто невозможна. Он снова засел за программы: следовало заставить кибера копить информацию и транслировать ее потом в сжатом виде. Объективно говоря, информации теперь накапливалось с каждым днем все больше. Тимоти Слэнг подробно рассказывал об обстановке в синдикате, который, надо думать, сросся с полицией настолько, что временами не отличить, кто из них за порядком следит, а кто рэкетом занимается. Примитивный грабеж теперь редок, удел дилетантов. Шантаж, порно, наркотики, азартные игры, спекуляция и, наконец, строительство и банковское дело - мало ли способов почти легального бизнеса, не считая интимных услуг, оказываемых государственным надзорным и карательным органам. В последнее время участились диверсии на предприятиях химической, нефтеперерабатывающей и биологической промышленности, действуют какие-то группы, называющие себя воинами Авроры. Охрану на этих предприятиях, объективно виновных в экологических преступлениях, обеспечивают уголовники. Синдикат же поставляет и кадры провокаторов. - Но это все от случая к случаю. Единой организации не чувствуется, и потому Джольф все чаще поглядывает в сторону генерала Баргиса с его лоудменами. - Кто такие? - Лоудмены мне лично больше нравятся. Люди солидные, порядка хотят. Большего насчет лоудменов от Тима добиться было невозможно. И без того он почти возвысился до анализа, этот бывший домушник. Приближалось время связи, и Нури вышел в темноту во дворик, где всегда стояла машина Вальда, набитая аппаратурой: экипаж, приемник, транслятор, автономное питание. Зажглись огни в окнах соседних коттеджей, прошаркали по бетону к реке анимисты. Вдали над городом вспыхнуло "Пророк любит вас" и "Фильтр "Ветерок" вдувает сам". От реки донеслось протяжное: Я сир, и нищ, и неухожен. Скорбит душа, слезятся вежды. О! Дай мне милостыню, Боже! Надежды я прошу. Надежды. Нури вынул из приемника крошечную кассету, увидел по цвету, что Олле что-то передал. Кассета величиной с наперсток была рассчитана на два часа работы. Нури машинально вложил ее в гнездо и почти сразу услышал шепот Олле. - Я в имении Джольфа, Нури. Ожидают прибытия пророка и еще какого-то важного начальства. Сборище необычное. Пока отключаюсь, продолжу при первой возможности. И сразу знакомый каждому голос пророка: - Господа, прежнего мира нет и не будет, это надо принять. Прежняя государственность гибнет, религия умирает. Мы, здоровые силы общества, - пророк помолчал, - ну, пусть не здоровые, наиболее организованные, я имею в виду правительство и государственные институты, вас, чистейший-в-помыслах, и вас, генерал, мы стоим перед трудным решением. - Как-то вы сразу, преподобный отец... - Религия учит видеть суть вещей, господин премьер-министр. Люди живут в состоянии непреходящей тревоги, общество разрозненно, нет единства цели. Критика и отрицание - повсюду. Мы сами сомневаемся в себе, ибо разрушена материальная основа жизни, на смену естеству пришел суррогат. И не стоит обманывать себя, что все образуется само собой. В массах растет стремление к возврату к природе. Города умирают, все больше бездомных, дороги усеяны ими, где им преклонить голову? Если бы господин Харисидис, благодетель, не подкармливал их... - Господа, я исхожу из того, что принятие экологической помощи и перестройка промышленности для нас изначально неприемлемы! - Тоже знакомый голос премьер-министра. - Воистину так. - Почему? - Это уже командный бас. - Видите ли, генерал, - поясняет пророк, - в случае принятия помощи перестройки промышленности не будет, мы у себя это исследовали. Потребуется полный отказ от того, что есть, полная ликвидация действующих производств и строительство новых. А в новом производстве... - После нас! После нас! - ...Именно, в новом обществе нам уже места не будет. - Господин Харисидис, интересы которого я здесь представляю, тоже исследовали, - заговорил премьер-министр. - В обновленном безотходном производстве с бесплатной энергией, а именно это нам предлагают ассоциаты, частной инициативе придется потесниться. Помощь, буде она принята, пойдет по государственной линии при жестком общественном контроле. Эта помощь отнюдь не ставит целью укрепление нашей власти. Стоит ее принять, и изменится все кардинально. Будет иной порядок вещей. - Я внимательно слушаю. Полагаю, мы приспособимся. Власть порождает преступность, мы - тень власти. - Приспособитесь, Джольф, приспособитесь. На какое-то время. И не думаю, что надолго. - Я тоже слушаю... э... внимательно. Лоудмены должны иметь четкие перспективы. И снова назидательная речь пророка: - Два обстоятельства дают мне основание надеяться, что промысел Божий восторжествует. Во-первых, уже три поколения джанатийцев пришли в мир суррогата, другого мира они не знают. Это позволяет им мириться с тем, что в иных условиях считалось бы невыносимым. Кстати, именно поэтому языческие проповедники не имеют того успеха, который можно было бы ожидать. Во-вторых, во внешнем мире сократилось потребление жизненных благ, поскольку львиная доля энергии, сил и средств направляется на реставрацию природы. Ассоциаты называют это самоограничением. В полной мере использовать эти два обстоятельства нам мешает только одно - наша разобщенность. Каждый преследует свои цели. Вы, Джольф, стремитесь к власти и богатству, вы, генерал, - к власти и порядку, у государства во веки веков цель одна: сохранить статус-кво. - Истинный патриот всегда стремится сохранить статус-кво. Но что вы предлагаете, пастор Джонс? - Объединение. Не формальное, естественное. Государство никогда не признает ваш синдикат официально. Да и мы в этом меньше всего заинтересованы. Я говорю о сути, о координации, единстве действий. Ваш синдикат, например, выполняет некоторые просьбы министра общественного спокойствия... - Разве? - Не в упрек вам, Джольф. Я призываю создать единый центр, координирующий усилия государства, церкви и синдиката в акциях, направленных на сохранение существующего положения. Уверен, что должное место в этом деле найдете и вы, генерал, со своими лоудменами. Вы - реальная сила. Но программу вашу, генерал, следовало бы уточнить... - У меня задача - предотвратить разрушение промышленности. Или вам, святой отец, неведомо положение? Ежедневные диверсии на предприятиях... - Церкви все ведомо. Нури дослушал до конца. Бесценная информация, но как ее использовать, кому передать? И где этот Норман Бекет? Нури вышел из машины. Если что, то дубликатор вызова есть в доме. Крики от реки звучали глуше, гилозоисты устраивались на ночлег, и только голос женский, высокий и неукротимый, во тьме выводил странную мелодию, наверное, песню, но слова были неразличимы. Нури слушал ее не первый раз, и песня всегда затрагивала какую-то струну в сердце. Ночью просматривались звезды, ветер от недалекого океана сдувал хмарь с несчастного острова, и в такие ночи можно было спать без маски. Нури вытащил из ящика пачку корреспонденции. В этом регионе средоточия частных коттеджей он был самым крупным подписчиком, прочие предпочитали видеоинформацию. Он прошел в кабинет, лег на тахту и развернул газету "Т-с-с", раздел объявлений. Все нормальные люди читают "Т-с-с", официоз синдиката никогда не испытывал затруднений с распространением, хотя подписка на него была не дешева. Нури знал, что многие благонамеренные соседи подписывались сразу на два экземпляра этой газеты. Что там сегодня? О, портрет Тима! И под ним: ДОСТУКАЛСЯ "Младший консультант старик Тим, в быту Тимоти Слэнг, выпал в осадок. Старик вел аморальный образ жизни: стучал зеленым на синдикат. Расколоть подсудимого не удалось. Пусть родственники не беспокоятся - жидкость "Некрофаг" прекрасно растворяет трупы". Нури аккуратно свернул газету. Он не стал перечитывать объявление, он вышел во двор и сел на бетон возле машины. Млечный путь уходил в бархатную черноту бесконечности. На материке под защитой соснового леса посапывали в спальнях его подопечные дошколята, наверное, храпел сытый лев Варсонофий, и, конечно, не спал директор ИРП доктор Сатон. Все остается на своих местах, вертелась никчемная мысль. Где-то там пересекаются параллельные прямые, а Земля, вообще-то, голубая, и чернота неба не более чем тень Земли. И кто-то из великих говорил, что вечность не что иное, как перпендикуляр к нашему времени и пространству. А сколько времени надо, чтобы труп растворился целиком? А если Тима живьем бросили в "некрофаг"? Он, конечно, не мог утонуть, "некрофаг" тяжелая жидкость. Он плавал в ней и растворялся, съедаемый бактериями. Сколько вечностей слышался крик Тима? Зверье! Нури вскочил от боли в ушах, затряс головой и тут же увидел на дорожке конус кипящего пламени. Конус мгновенно погас, и на его месте возник некто длинный и веселый. - Ты звал меня? - голосом злого духа сказал он. - Ты звал меня, Вальд! Я пришел. Он был в талии перетянут толстой металлической полосой. Пояс космонавта, такой точно был у Рахматуллы. Ну да, это Норман Бекет, вон и шрам поперек глаза, рассекающий бровь и скулу. Похож. Нури протянул руку и увидел, что в кулаке у него зажата газета. Норман разжал кулак, вытащил и развернул газету. - Это он, - после паузы сказал Норман. - Сначала, как мне сообщили, явился какой-то неестественный красавец, сказал, что ты хочешь видеть меня, и исчез. Меня не было, поговорить с ним не мог, но насторожился. А потом вот он пришел, тоже от тебя. Конечно, старик знал, что попытка связаться со мной грозит ему смертью, и вот поди ж ты... - Некрофаг, - без выражения сказал Нури. - Да. - Я жалею о том, что искал встречи с тобой, Норман. Бекет возился с застежками, стянул с головы блестящий шлем, перекинул через плечо чешуйчатый пояс и пошел в дом, не оглядываясь. - Странные у тебя знакомые, Вальд. Сколько мы с тобой не виделись? Четырнадцать, нет, пятнадцать лет. Кто ты сейчас? Наладчик. Отличная специальность. А этот, младший консультант? Он говорил, что он твой друг... Нури машинально отвечал на вопросы. Он был шокирован гибелью Тима, потрясен и с постыдным, как ему казалось, облегчением думал, что он не просил Слэнга связывать его с Норманом, нет, просил, просил, пусть не впрямую. Но тем не менее это была его собственная инициатива, Слэнга. И что, "стучать зеленым" - это и есть связаться с Норманом? Наверное, лучше, если Норман таки будет принимать его за Вальда. - Конечно, прямые контакты со мной опасны. Ты поэтому жалеешь о встрече? Не бойся, Вальд, я пользовался поясом, а следить за мной в полете они еще не научились. - Я не о себе, - сказал Нури. - Что ты можешь сделать, Норман? Ты один, я один. Норман долго молчал, поглаживая обожженную лысину и рассматривая Нури. Потом он улыбнулся: - Тебя это тоже волнует? Вот не ожидал, что ты до такой степени изменишься, помнится, ты был абсолютно пассивен. - Годы... синдикат, лоудмены, агнцы Божьи. Заговор. - Вот именно. Добавь сюда закон о дозволенных пределах, тайные, пока еще тайные, концлагеря для язычников... И потом, с чего ты взял, что я один? Нури не ответил. Конечно, Норман в лидерах легальной оппозиции, он наверняка связан с подпольем. - Вернемся к нашим баранам. Зачем ты звал меня? К этому вопросу Нури был готов. Он связно и с добротными подробностями рассказал, как сделал кибера для домашних услуг, как познакомился с Тимом и продал робота отцу Джонсу. - Господи, - сказал под конец Нури, и это вышло у него вполне естественно. - Черт меня дернул сделать этого робота. От него все пошло. Норман взглянул удивленно: - Ты что? Всерьез думаешь, что здесь в твоем кибере дело? Если б только кибер, уж с этим-то мы справились бы. Это реакция, Вальд, консерваторы всех мастей, принюхавшиеся. Но это длинный разговор, у нас еще будет время. Для тех, кто со мной, сейчас главное - быть в курсе всего, что затевает пророк, самая опасная фигура. Норман, длинноногий, длиннорукий и какой-то мослатый, сидел в том самом кресле, похожий на кузнечика. От него исходила спокойная сила, от него веяло уверенностью. И он доверял Вальду, которого, надо полагать, не вспоминал десяток лет, о котором не знал ничего. Доверял секреты оппозиции, а может быть, просто пренебрегал секретностью. Ну что тут скрытого: оппозиция хочет знать, что делается в стане ее врагов, это очевидно. И если Вальд ранее имел связь со своим кибером... Надо посмотреть, нельзя ли эту связь возобновить? - Я думаю, - сказал Нури. - Я постараюсь. Он не знал, под каким предлогом передать Норману запись, сделанную Олле. А передать надо было, по возможности не раскрывая себя. Наконец придумал сослаться на Тима, дескать, Слэнг изловчился достать запись, старый язычник, и вот оставил третьего дня. Может быть, для Нормана и оставил? Насыщенной событиями была эта ночь. Приближалось время урочной связи с Хогардом. Нури, проводив Нормана, с которым договорился о способе связи, снова залез в салон машины. Экранчик уж мерцал, и потрескивало в динамике. Стали гаснуть окна соседних коттеджей, светился вдали разноцветным куполом туман смога над ночным городом, и тихо допевали свои гимны язычники. Потом от ближнего завода заухали взрывы, донеслась очередь крупнокалиберного пулемета, и реквием стих. Боевые группы язычников - воины Авроры, как они себя называли, - начали свои ночные операции. Что они сегодня взорвали - стоки, склад, цех? Об этих ночных сражениях официальные источники молчали. От раздумий Нури отвлек привычный звук работающего приемника. На экране замигали цифры позывных Хогарда, и почти сразу возник он сам. Нури сел перед камерой. - Нури? - Здравствуй. И говори. - Олле схвачен... Ты не молчи, Нури. - Глупости. Как это можно схватить Олле? Я только что слушал его сообщение о совещании у Джольфа... Пока Хогард рассказывал, как все было, Нури не произнес ни слова. - Пса они сбросили со стены, - закончил Хогард. - Я задержался, чтобы подобрать, но не нашел. Нури рассматривал мерцающее изображение Хогарда, и сердце его сжималось от жалости. Он пытался поставить себя на его место и не смог: счастливец Олле, он всегда поступал как хотел. А каково было Хогарду! - Знаешь, приди в себя! Не хватало, чтобы ты там ввязался в драку без толку и результата. Ты единственный источник денег и оборудования, на тебя замкнуты все легальные каналы. - Я что, - Хогард бледно усмехнулся. - Жив, здоров... - Только что у меня был Норман Бекет, я сумею сегодня же связаться с ним. Считая Олле, нас уже будет минимум четверо. Возьмем этот притон приступом. К чертям! - Поздно. Я просил посла, он сделал официальный запрос, ссылаясь на то, что Олле все-таки гражданин Ассоциации. Посол почти вынудил премьера истребовать Олле у Джольфа. Не вышло, Олле бежал. И, кажется, не один... сведений о нем нет. Будем ждать. Это единственное, что остается. Нури еще долго сидел в машине, приводя в порядок мысли. Беда не приходит одна, как-то все это сразу обрушилось. Смерть Тима, жуткая смерть. И теперь исчезновение Олле. Совсем недавно Олле отчитывал его всего-то за желание раскрыться перед Норманом. А сам! Олле очнулся в полной темноте и тут же вспомнил, что Грома больше нет, и вспомнил ощущение мокрой от крови шерсти на ладонях. Он застонал от боли в душе - щеночек Гром. Попытался сесть и обнаружил, что скован и руки за спиной сведены наручниками, и, когда он шевельнул руками, в запястья впились шипы. Больная мысль о Громе не давала возможности думать о чем-то ином, и Олле волевым усилием загнал ее в глубину сознания. Загремели запоры двери, вспыхнул под потолком свет: он лежал в каменной камере без окон на каменных влажных плитах пола. С потолка свисала тяжелая цепь, и торчали из стен ржавые крючья - средневековье, ни дать ни взять. Два здоровенных анатома молча вытащили его, подхватив под руки, и за порогом камеры Олле проволокся коленями по пластиковому покрытию в светлом переходе, отметил еще несколько камер с обитыми жестью дверями и глазками в них, подумал, что Джольф, конечно же, должен иметь собственную тюрьму, но он, охранник Олле, даже не догадывался о ней. Его протащили через караульное помещение, подручные, оторвавшись от телеэкрана, молча уставились на него, и Олле поймал странный взгляд знакомого офицера, с которым они вместе стояли у дверей в овальном зале. В следующей комнате его швырнули на пол. За столом сидели Джольф IV, он же чистейший-в-помыслах, советники, то есть шефы провинциальных филиалов синдиката, и кто-то незнакомый в бронзовой униформе лоудмена. А посередине как главный предмет обстановки высилось жесткое кресло с высокой спинкой и металлическими нашлепками, опутанное проводами, справа от него - пульт со множеством экранов, глазков, кнопок, тумблеров и клавиш. Джольф IV, поигрывая лучевым пистолетом Олле, с каким-то даже веселым выражением разглядывал его. - Я вот думаю, что на моем месте сказал бы отец наш пророк? А он бы, мне кажется, сказал: "Кто находится между живыми, тому остается надежда, так и псу живому лучше, нежели мертвому льву". До чего они любят цитировать Священное Писание. Олле промолчал, повернулся набок. Громадный башмак - носок армирован металлом - шевельнулся у самого лица. Олле остро ощутил свою беспомощность, чувство непривычное и унизительное. - Рекомендую, господа, анатом Олле. Вчера вы его видели в деле и убедились: несокрушим, свиреп, ловок. Все качества супермена. По это видимая сторона. Кто он, Олле-великолепный? Что мы знаем о нем? Не много знаем. Лет ему тридцать пять, рожден в экспедиции на Марсе, с детства накачан утяжелителями, на Землю прибыл восемнадцати лет от роду и весьма быстро адаптировался. Интеллектуал - написал книгу "Исследование мимики и жеста древних народов Средиземноморья", которую никто из нормальных людей не читал, прославился как мим, записи стоит посмотреть, и вдруг ушел в охотники - последний легальный охотник на планете. Вот, пожалуй, и все, что нам известно достоверного. Экзотика! Сплошная загадка. Но далее загадки множатся... Неожиданно оставил службу в ИРП, весьма уважаемой в мире ассоциатов организации, и месяца четыре назад появился в Джанатии. Якобы вступил в права наследования. И почти сразу повел расточительный образ жизни, неестественный для ассоциата, которому должна быть присуща аскетическая склонность к самоограничению. Он обратил на себя внимание крупными проигрышами в казино, ну и внешними данными. А скорее, он сам хотел привлечь наше внимание. Зачем? С наследством вообще так запутанно, что даже сами министр всеобщего успокоения разобраться не сумели. Эта неясность и побудила нас пригласить Олле в анатомы, чтобы на виду был. Мы пригласили, но, спрашивается, почему гуманист Олле согласился служить в синдикате, столь одиозном в глазах любого ассоциата и язычника предприятии? Мы успели показать Олле всем сотрудникам внешнего наблюдения, но как минимум раз в неделю он исчезал, уходил от нашего наблюдения. Спрашивается, куда и зачем? Как вы полагаете, Олле, мои вопросы закономерны? - Здесь кто-то говорил о псе? - Здесь я говорил. - Джольф взглянул на начальника охраны, именно он, звероподобный, водил своим ботинком возле лица скованного Олле. - Что там с собакой, Эдвард? - Сбросили в ров. Кто-то польстился. Мясо. Черно и безразлично стало у него на сердце. - Развяжите меня, если хотите со мной говорить. - Нет! Мы имели возможность убедиться, что жизнь вам не дорога. В кресло его! Анатомы не без оснований считали себя вполне подготовленными к злодействам: Джольф IV не жалел денег на оплату инструкторов каратэ. Олле не раз с усмешкой наблюдал эти занятия, освоить два-три приема - это все, на что были способны приемыши и анатомы, поголовно страдающие бронхитом или астмой. Но недостаток умения они возмещали старательностью. Они набросились на Олле всей сворой. Они били туда, куда их учили, и не могли пробить броню его мышц. И связанный, Олле был страшен, и через пару секунд один из анатомов уже свалился с разбитой коленной чашечкой. Но тут начальник охраны дважды ударил Олле ботинком в челюсть. Втроем они усадили его в кресло и держали. Олле выплюнул кровь. Он погасил боль, отложил ее на потом, это он умел, как и принимать на себя чужую боль. - Продолжим, - сказал Джольф IV. - Я все думаю, с кем вы? Ни генералу, ни премьеру Олле-великолепный служить не станет, не так ли? Пророк Джонс? Не серьезно. Остаются две возможности. Репрезентант Суинли, его любопытство к делам синдиката несомненно, но зачем бы стал на него работать мысляк Олле, ассоциат Олле, о религиозности которого и говорить не стоит. И последнее, наиболее вероятное... - Джольф IV перегнулся над столом, он ловил взгляд Олле. - И последнее... - Я сам по себе. - Из раны на подбородке лилась кровь, Олле сосредоточился, чтобы унять кровотечение. Джольф IV выпрямился. - Непостижимо. Пытаюсь и не могу понять, - сказал он. - За минутное удовольствие заплатить жизнью, вы ведь знали, чем рискуете... испортить праздник! Это непростительно и... почему я с вами вожусь, Олле? Чем-то вы мне нравитесь. Может быть, своей раскованностью, непривычной для Джанатии? Или мне хочется обратить вас в нашу веру? Безнадежная попытка, не правда ли? А ведь наше почтенное общество пользуется уважением власть имущих. Имущих явную власть, тайная у меня: премьер, генерал Брагис, наконец, пророк. Надеюсь, вы не думаете, что они нас боятся, надеюсь, вы понимаете, что их уважение искренне? Уж вы-то могли бы понять - организованная преступность - один из краеугольных камней, на которых зиждется здание общества всеобщего благоденствия, государственный аппарат не мог бы существовать без нас, ему просто нечего было бы делать. Мы, и никто иной, обеспечиваем существование полиции, судов, прокуратуры, тюремной администрации, банковской охраны, страховых обществ и еще многих государственных институтов. Изыми мы свои вклады, и банковская система рухнет. Воздержись мы от ликвидации экологов - и под угрозой спокойствие государства. Один мой сотрудник в ранге приемыша уже только фактом своего существования гарантирует безбедную жизнь пяти государственных чиновников, такова статистика. Мы и только мы даем тем, кто стоит у власти, возможность продемонстрировать единство слова и дела, единство намерений и исполнения, о которых тоскуют управляемые массы. Процессы над мафией так утешительны, они будят веру в добрые намерения власть имущих. Вам еще не смешно, Олле? Государство с его центурией и другими карательными органами могло бы покончить с нами, со мной в считанные дни, и никакая электроника меня бы не спасла. Но этого никогда не будет. Мы были, есть и будем. С нами всегда будут бороться, но никогда не победят! Олле слушал этот панегирик преступности и по той легкости, с которой Джольф походя упомянул о расправе над экологами, понял, что приговорен. Джольф прикрыл глаза, ему нравился собственный голос. Олле прервал его: - Бросьте, Джольф. В истории нет такого преступления, которое не пытались бы оправдать соображениями высокой пользы и даже морали. Поразительно, что вам верят. Джольф стал непритворно весел. Нет, какое-то обаяние, свинское обаяние в нем все-таки было. - Можете представить, верят. Или делают вид, что верят, а это, в общем, равноценно. Не правда ли, господа? Господа закивали. Двусмысленность вопроса не дошла до их мозгов, не привыкших к таким тонкостям. Эти верят, подумал Олле, жратва, женщины, деньги, зрелища - цель и смысл жизни для них. Только ли для них? А те, вдоль дорог, потенциальные миллионеры. Кто из них не пойдет в услужение к Джольфу с истовой верой и радостью? - Преступник как личность не в состоянии подняться выше среднего уровня. И в силу этого крупный преступник вашего масштаба, Джольф, всегда концентрирует возле себя серость, оглянитесь. - Олле торопил события, поскольку ощущал, что левая рука, неудобно зажатая, стала терять чувствительность. Он заметил, что Джольф медленно бледнел, взгляд его терял осмысленность. - Власть и богатство, вот что позволяет утвердиться преступной личности, всегда, в сущности, сознающей свою заурядность... - Я не договорил, - медленно произнес Джольф. Глаза его сходились к носу, и он, встряхивая головой, возвращал их на место. - Я еще не рассмотрел последнюю возможность. Точнее, единственно оправданную причину вашего появления в Джанатии. Дорогой подарок премьер получит от меня - доказательство нарушения конвенции о невмешательстве. И, конечно, не один такой подарок. - Десяток разбитых физиономий у мерзавцев, которым ни одна пощечина лишней не будет, да пара разорванных псом штанов - это вы называете нарушением конвенции? Нет, Джольф, я сам по себе, как и вы, не имеющий отношения к Джанатии. Судить вас можно и по законам Джанатии, и по законам ассоциированного мира. - Мои анатомы, - Джольф обрел способность смотреть прямо, - сейчас привяжут вас к этому креслу и подключат напряжение. Сначала вы нам все расскажете, а потом сойдете с ума от боли, и превратитесь в тихого запуганного идиота, и будете вздрагивать от резких звуков и бояться собственной тени... - Развяжите, и посмотрим, кто кого будет бояться. - Я не хочу лишать своих соратников удовольствия видеть, как будет терять лицо Олле-великолепный... Господа? - Только чтобы сразу не подох, как старик Тим. - Ну, он молод, он силен. Он много выдержит. Привяжите его. Четверо навалились, прижали. Пятый анатом завозился за спиной, пытаясь снять наручники. - Шеф, здесь у него на руке какой-то браслет, я такого не видел. - Любопытно. - Джольф вертел браслет, рассматривая экранчик и выпуклости узора. Он надавил на что-то там, экранчик осветился, побежали красные числа вызова. - Пусть посмотрят специалисты. Браслет Амитабха - невиданный свет, подумал Олле, все-таки хорошо оснастил их Сатон. Вот сейчас, сейчас! Успеть поймать мгновение. Джольф сделал движение, и Олле отчетливо увидел, как складывается браслет. Ему давили на плечи, и он ринулся всем телом вниз, увлекая за собой рычащих охранников. До того как браслет сработал, Олле успел спрятать лицо в колени, но невозможная по интенсивности вспышка света ослепила его. И он замер так на минуту, пережидая световой шок, потом вывалился из кресла, сжавшись в комок, вывел из-за спины скованные руки и открыл глаза. Плоские черно-белые фигуры главарей и челяди были недвижимы, реальность для них исчезла. "Смотрели они на меня, - думал Олле, - так что сетчатка у них обожжена, но не выжжена, надолго вряд ли кто ослепнет". Он подполз к столу, взял блик, зажал в коленях, наложил соединяющую пластину наручников на раструб и изловчился нажать на спусковой крючок. Олле не считал блик серьезным оружием, разве что для ближнего боя. Но на выходе температура луча достигала четырех тысяч градусов, и пластина почти мгновенно испарилась. Таким же путем Олле избавился от оков и, морщась от ожогов, плеснул воды из сифона поочередно на оставшиеся на запястьях и лодыжках стальные браслеты. Потом сжег кресло и пульт и отбросил ставший бесполезным блик. Мир стал постепенно обретать объемность. Скорбя о том, что не может поднять руку на беззащитного, Олле с сожалением оглядел Джольфа и присных его, разоружил ближайшего громилу и вышиб ногой дверь. Он возник перед охраной с пистолетом в левой руке, злой и грозный. От хлесткого удара ладонью по шее обморочно закатил глаза и осел ближайший анатом. - Не вздумайте стрелять! Изувечу! Лечь на пол, быстро! Его знали. Со вчерашнего дня особенно хорошо знали. И с готовностью, словно только и ждали команды, повалились животами на замызганный пластик пола. - Мне тоже лечь? - Офицер спокойно смотрел в лицо Олле. После мгновения раздумий Олле поддался чувству симпатии. - К дверям! Он шевельнул пистолетом. - А вам всем лежать! Кто двинется - пристрелю. Они вышли, офицер впереди, Олле привалился к двери, его подташнивало. Где здесь выход, черт его знает. - Ну что ж, пойдем. - Офицер рассматривал его со жгучим любопытством. - Куда? - У вас сейчас путь один. Олле почувствовал шорох за спиной, приоткрыл дверь, рявкнул: "Лежать!" - и снова закрыл. - Вы знаете мой путь. - Знаю. Зовите меня Дин. - Дин. Они пробежали по длинному переходу. Оба стража с автоматами у неприметного входа в личную тюрьму Джольфа были мгновенно разоружены. Олле втолкнул их в полутемный коридор тюрьмы, закрыл скрипучее полотнище дверей и задвинул наружный засов. - Сейчас нас увидят на пульте в диспетчерской. - Офицер вынул блик, Олле покосился на него, промолчал. - Идите впереди меня. Будет лучше, если вы мне скажете, сколько еще времени у нас есть. Встречные подручные и приемыши, завидев Дина, вытягивались. Заминка произошла только в диспетчерской, где дежурный функционер, похоже, что-то понял. Во всяком случае, он сделал попытку вытащить пистолет. Олле, рыкнув зверски, пресек попытку. Дин, не обращая внимания на окружающее, сел за пульт, стал набирать команду на снятие электронного контроля выходных ворот. - Работайте спокойно, - сказал Олле. - Еще минимум полчаса Джольфу и остальным будет не до нас. На мониторе было видно, как отходят в стороны массивные полотнища ворот и поворачиваются в зенит стволы лучеметов. - Основное питание я отключил, но система охраны имеет автономное энергоснабжение. Поэтому поторопимся. Олле не пришлось сдерживать темп, Дин проявил себя с лучшей стороны. Они рванулись к стоянке транспорта, личный шофер Джольфа, всегда дежуривший в лимузине, был грубо сдернут с сиденья и отброшен в сторону. Олле занял его место, нажал на стартер, в ту же секунду Дин упал на сиденье рядом, и машина с места почти прыжком вынеслась за ворота. - Нам нужно минут двадцать, и мы будем у цели. - Вы рискуете карьерой. - Олле не отрывал глаз от шоссе, пустынного и извилистого. - Ради чего? - И ради вас тоже, Олле. Наши, я имею в виду боевиков-язычников, будут рады вам. Впрочем, решать будете сами. А мне все равно пора было уходить, на меня прищуривались у Джольфа, да и премьер не очень жалует в последнее время. Должен сказать, что у них есть к тому основания, гораздо большие, чем о том можно подумать. - Он помолчал, провожая взглядом промелькнувший пост контроля. По обе стороны сплошной сверкающей лентой прозрачных покрытий тянулись гидропонные поля. - Дайте-ка мне ваш пистолет, похоже, Джольф очнулся от шока, не знаю, что вы там с ними сделали. Погоня - ерунда. Хуже, что через десять километров - контрольный пост Джольфа, шоссе наверняка перекроют. Поэтому по моему сигналу выпускайте крылья, там голубая кнопка на пульте. Справитесь? Олле не ответил. Почти инстинктивно он уловил движение впереди у обочины и бросил машину в сторону. Хвостатый снаряд базуки со сминающим шорохом мелькнул мимо. Взрыва позади они уже не слышали. Дин выстрелил навскидку, сдвинулся вперед и почти лег на длинный капот лимузина. - Вверх, Олле! - закричал он, перекрывая вой встречного вихря. Олле надавил кнопку, боковым зрением уловил, как выдвигаются короткие подкрылки, и ощутил отрыв машины от шоссе. Это был не полет в привычном для Олле понимании, это был длинный планирующий прыжок: над шлагбаумом и шипастым участком дороги машина перелетела на высоте десяти метров. И Олле, резко сделав усилие, чтобы справиться с управлением, приземлился на передние колеса. Еще в прыжке-полете Дин выстрелами поразил обслугу лучеметов, суетящуюся на плоской крыше здания поста. Дин снова сидел рядом и после второго поворота, вытянув руку, выключил двигатель. - Стоп! - Он простучал по клавиатуре бортового компьютера, задавая на автомат маршрут, обтекатели из поляризованного пластика выползли по бокам и образовали закрытую кабину. - Олле, заберите запасные баллоны, пригодятся. Уходим. Они поглядели вслед лимузину, набирающему скорость, и Дин повел Олле в сторону от шоссе в какие-то бетонные развалины. Пробираясь через хаос арматуры, они услышали смягченный расстоянием звук взрыва. - Все! - Дин на секунду остановился. - Нас больше нет. На этот раз они загодя пустили в ход лучеметы. В завале бетонных обломков, как пояснил Дин, остатков здания входа в метро, следов карательных операций полиции, зияла широкая щель. Они вошли в нее. Головоломная схема универсального самообучающегося домового кибера давала лишь общие представления о его электронной начинке. Вообще, задача дистанционной перенастройки казалась невыполнимой, тем более что, как предупреждал Вальд, Ферро был собран из бракованных блоков. Сатон по просьбе Хогарда привлек Большую вычислительную машину - ту самую, разработкой которой в свое время руководил генеральный конструктор Нури Метти. До того, как он возвысился до звания воспитателя дошколят в ИРП. Машина выдала кипу тестов, по отзывам на которые можно было по кусочкам внедрить новую программу в управляющую систему кибера. Нури возился с этими тестами больше месяца, предварительно он уволился с фирмы, ссылаясь на болезнь. Соседи его не беспокоили, кого теперь интересуют соседи. Местные агнцы пару раз забредали днем, оговариваясь необходимостью проверить регистрирующую аппаратуру. Он впускал, клал на стол купюру и, похлопывая пальцами по столешнице, молча ждал ухода. Независимость как черта характера своей непонятностью всегда пугает людей с рабской психологией, ибо может быть объяснена только силой, на которую опирается. По ночам он связывался с Хогардом, от него узнавал, что поиски Олле по официальным каналам не увенчались успехом, - это было главным. А потом Хогард рассказывал о текущих делах, о новых диверсиях воинов Авроры, о скоротечных ночных боях с полицией и военизированными отрядами лоудменов. Схватки происходят обычно в окрестностях автоматизированных предприятий цветной металлургии и химии. И вот настал день, когда Нури понял: невозможное стало возможным: кибер будет фиксировать в блоках памяти всю дневную информацию и выдавать ее по команде в спрессованном виде. Тут же возникло очередное затруднение. Расчеты показали, что необходимая мощность командной, ударной трансляции на кибера существенно превышала возможности слабенького передатчика Нури. Из затруднения помог выйти Сатон, предложивший транслировать перестроечную программу на кибера через спутник связи. Один раз это можно было сделать. Для этого следовало доставить Сатону кассету с программой. Никак нельзя было Нури вступать в личный контакт с Хогардом, каждый шаг которого находился под наблюдением недремлющего ока Министерства всеобщего успокоения. И они решили воспользоваться так называемым почтовым ящиком. Хогард выехал из посольства и увидел четыре знакомые машины наблюдения. Хоть двадцать, злорадно подумал он. Маршрут советника Хогарда всегда один: посольство - торговое представительство. И сегодня он пройдет без изменения. Он двинулся по спокойной улице старой части города, где сосредоточивались официальные учреждения. Как и везде, правящее чиновничество умело обеспечить тишину и порядок в своей жилой и рабочей зоне, здесь даже воздух казался чище. Все четыре машины сначала шли следом, но на повороте на центральный проспект две из них обогнали его. Это естественно, в сплошном потоке машин лимузин Хогарда вполне мог затеряться, и потому - двое сзади, двое спереди. Привычная тактика. Передние машины влились в поток, Хогард последовал за ними по проспекту, образованному пятидесятиэтажными коробками. Он вспомнил, что в первые дни своего пребывания в Джанатии все поражался немыслимому множеству машин на улицах столицы. Потом понял: салон машины - единственное место, где можно дышать без маски. Для многих машина была не столько средством передвижения, сколько местом ночлега, по сути, домом на колесах. Безмашинные граждане на ночлег выбирались из города. Дешевого фильтра в маске хватало ровно на восемь часов - время сна на надувном матрасике где-то на обочине. Но в том воздухе, что можно было высасывать через фильтр, кислорода было недостаточно: отсюда бледность на лицах и трупы астматиков на обочинах. На высоте десятых этажей на искусственном облаке проецировались разноцветные "О себе думай!", "Наша надежда - пророк Джонс", "Глупо иметь двух детей, еще глупей не иметь двух машин "Уют", "Раздельное проживание укрепляет семью. Покупайте два "Уюта". Эти призывы чередовались подвижными портретами пророка и генерала, рисуемыми лазерными лучами. Реклама работала вовсю. Пестро одетые толпы двигались по тротуарам вдоль витрин. На большинстве - маски телесного цвета странных форм. Но попадались плотные группы людей в демонстративно серых или черных масках - это были язычники разных толков. Хогард по разрисовке курток и балахонов уже мог различать гилозоистов, утверждающих одушевленность, скорее, одухотворенность материи, способной ощущать и мыслить; тотемистов в масках, напоминающих лица животных, наших братьев по крови, происхождению, среде обитания; зороастрийцев в белых одеждах с оранжевой окантовкой, почитателей четырех элементов - воды, огня, земли и воздуха; анимистов, одушевляющих силы природы; маздеистов, у которых Митра - бог небесного света, солнца и чистоты. Улица жила насыщенно, и мерцающий на фасадах призыв "Природа консервативна, она не любит перемен. Следуй природе", видимо, не срабатывал. Машины в потоке двигались со скоростью пешехода, и Хогард замечал временами какие-то завихрения вокруг группок язычников. Люди в костюмах бронзового цвета - лоудмены - затевали драки, которые как-то быстро затухали. Выделялись белыми касками и черными пластиковыми щитами центурионы, дежурившие в паре с роботами возле припаркованных у панелей машин. Полиция бдила. А вот что-то новое: красная продольная полоса светофора неожиданно перечеркнула перекресток, пропуская пешую колонну, окаймленную бронзовыми лоудменами. Во всю ширь улицы был развернут транспарант "Мы принюхались!", а замыкал колонну, довольно длинную, на десять минут стоянки, лозунг "Все не так плохо, как кажется". Боковые лоудмены иногда выкрикивали в микрофоны сентенции вроде "Лучшая новость - отсутствие новостей!" и "Кто-то должен иметь привилегии!". Наблюдая за этой неожиданной демонстрацией, Хогард включил рацию. Он не стал ждать отзыва. - Нури, не спеши, я немного опаздываю. - Понял, - ответил Нури. - Я на месте. Наконец колонна функционеров консервативной партии, весьма активной и даже воинствующей - Хогард это знал, поскольку следил за политическими течениями в обществе, - истаяла. Политическая жизнь в Джанатии была весьма пестрой и запутанной, хотя бы потому, что влияние той или иной группы зависело не столько от ее численности, сколько от доступа к средствам информации. Консерваторы занимали место между лоудменами и агнцами Божьими, именно они обеспечивали массовость. Хогард отдавал должное пропаганде защитников статус-кво, умело направляемой людьми грамотными и умными. Диапазон средств воздействия был весьма широк - от вот этих консерваторов с их универсальным лозунгом "Мы принюхались" до сектантов-непротивленцев, агнцев Божьих, ведомых пророком, - это, так сказать, идеологическая надстройка. А силовая часть - полиция, полулегальные формирования лоудменов с их генералом Баргисом и бандитский синдикат Джольфа. И вся эта мощь против язычников, всерьез не принимаемых и никем не признанных, которых вроде бы и не существует. Не много ли? Язычество многообразно в проявлениях своих, в нем каждому есть место по душе и убеждениям, нет нетерпимости. Хогард не видел реальной альтернативы язычеству в стране, где природа поругана и исчерпана: религиозный всплеск всегда является общественной реакцией на социальную несправедливость. Осознанно или интуитивно власть имущие понимают опасность язычества для себя и его привлекательность для масс. По сути, реакция кроме лозунга "Пусть все остается как есть, дабы не было хуже" не имеет альтернативы язычеству. Религии надежды на радостное возвращение к природе, на единение с ней, неясное, но сказочно заманчивое. Понимает и ведет массированную атаку на язычество, атаку переизбыточными силами. Но есть еще воины Авроры... Кстати, в ассоциированном на экологических началах мире язычество не прокламировалось, хотя в среде сотрудников ИРП языческое отношение к природе процветало. Это было как бы само собой разумеющееся убеждение экологов, ибо язычество отрицает бездумное потребительство: одно дело завалить родник бульдозером, другое - убить нимфу ручья. Так размышлял Хогард, двигаясь в потоке машин до следующего перекрестка, где его должна ждать посылка от Нури. Двигался, стараясь подгадать к моменту перекрытия магистрали, красной полосой. Он прибыл вовремя и остановил лимузин в трех метрах от перехода, обозначенного белыми пластиковыми дисками на асфальте. Передние машины с наблюдателями удалялись, подчиняясь движению потока. А вот и Нури. Он спешил последним по переходу с пакетом под мышкой. Он замешкался, оглянулся, из пакета посыпались пластиковые тубы консервов. Нури наклонился было поднять, но загорелась зеленая полоса, он махнул, сожалея, рукой, вспрыгнул на панель и исчез в толпе пешеходов. Хогард тронул машину, услышал легкий щелчок снизу и улыбнулся: магнитная присоска сработала, с пятого от поребрика разметочного диска снята кассета для Сатона. А тубы остались на асфальте, сминаемые колесами машин. Непрерывная открытая слежка сильно затрудняла работу. Слабым утешением было то, что следили за всеми без исключения работниками посольства, и консульства, и представительств. Завтра кассета с программой уйдет к Сатону с курьером - сотрудником, отъезжающим в отпуск. Хогард свернул в переулок к зданию торгового представительства, сдвинул на лицо маску и вышел из машины. Лимузины наблюдателей выстроились неподалеку гуськом. Он помахал им, поднялся на ступени и почувствовал, как дрогнула земля. А потом над изумленно притихшим городом прокатился далекий гром, и в мутном небе вспыхнули багровые всполохи. Отчаяние рождает насилие. Воины Авроры стали действовать при свете дня... Жрец-хранитель был стар. С какой-то робостью во взоре он рассматривал огромного Олле, что стоял в круге света без тени. Долго молчал, а потом спросил из темноты: - Что привело вас к нам? - Обстоятельства и давнее намерение. - Вы искали встречи? - Да. Случая. - Цель? - Служить делу Авроры. - Ваша вера? - Возврат возможен. Пусть на ином витке спирали, но возможен. - Ваши убеждения? - Человек - дитя природы. Не причиняй вреда матери своей. - Что вы скажете о нем, Дин поручитель? В круг вышел Дин, встал рядом с Олле, почти равный ему по росту. - Язычество никого не отринет. Олле - язычник по своим убеждениям. Он светел в намерениях и поступках, и пусть Аврора, богиня утренней зари, даст ему удачу! - Что скажете вы, братья мои язычники? Олле ощущал присутствие многих людей, хотя и не видел их из своего светлого круга. Он был спокоен, и это чувство, от которого он отвык за время общения с Джольфом и его бандитами, настраивало на внутреннее принятие свершающегося обряда и омрачалось только скорбью по Грому. Впервые за прошедшую неделю у него ничего не болело, а этим утром, удивленные быстрым заживлением раны, хирурги-язычники, работники одного из госпиталей армии Авроры, сняли швы на подбородке. - Пусть он назовет тотем! - сказал кто-то из тех, кого он не видел. - Два! - ответил Олле. - Собака и лошадь. - Он выбрал правильно, - сказал жрец. - Из живых. В зале зазвучали птичьи голоса, видимо, включили запись. Когда эта музыка лесного утра стихла, сладко засвистел божок ночи - соловей. - Принять его и оказать первый знак доверия. Соловей прозвенел хрустальным колокольчиком и смолк. - Отныне вы брат наш язычник, Олле. Спасибо всем. Мы с Дином завершим обряд. И пусть каждый делает свое во славу Авроры. В полутьме послышалось движение множества людей, и пространство расширилось. К тому времени, когда белый круг, образованный терминалами световодов, потускнел и стали различимы предметы в сумрачном освещении окрашенных светящейся краской стен, они остались втроем в зале станции. Из черного зева тоннеля донесся далекий шум проходящего поезда. - Они, те, кто был, растекутся постепенно по всему маршруту. Администрация подземки всегда выполняет наши необременительные просьбы, скажем, подать поезд или временно прекратить движение на какой-то линии... Дин, говоря все это, помог жрецу снять алую мантию и высокую конусообразную шапку в золотых звездах. Он был преисполнен почтения. Жрец опирался на руку Дина и старался держаться прямо. Старомодный костюм и белая манишка с галстуком смотрелись как привычный для него наряд. Он протянул руку, и его маленькая сухая ладонь утонула в ладони Олле. - Здравствуйте, Олле. Рад видеть вас в наших рядах. Дин много рассказывал о вас и вашей собаке, и я почему-то ждал встречи. Позвольте представиться: профессор природоведения на кафедре экологии столичного университета. Бывший. До того, как кафедру разогнали, признав вредоносной, смущающей умы и распространяющей зловредные семена язычества. А сейчас вот возвысился до уровня жреца-хранителя на языческом капище. Работа почти по специальности, хотя в ведовстве у меня пробелы, литературных источников мало, многие обряды изобретаем сами по наитию. Здесь я сильно надеюсь на вас, Олле. - Что я знаю - все ваше. - Жрец-хранитель! Мог ли ты это представить, Дин, когда слушал мои лекции? Ты ведь был не худшим моим учеником. - Да, профессор. Я хочу сказать, нет, профессор. Жрец печально улыбнулся: - Какое сейчас природоведение, скорее, нечто из области воспоминаний. Наука о невозвратно утраченном, не правда ли, Олле? - Не могу согласиться с вами, профессор. В ассоциированном мире я работал у Сатона в ИРП. Вам здесь, в Джанатии, трудно представить, сколь быстро природа залечивает раны при разумной и ненавязчивой помощи человека... - Если она не совсем исчерпана, Олле, не совсем исчерпана. У Сатона, счастливец... Мы участвовали в разработке глобальной программы реставрации природы - опасное, представьте, занятие в Джанатии. На программу вся наша надежда... Но мы с вами еще поговорим о Сатоне, о вашем институте... - Поговорим. - Наверное, среди убиенных экологов были люди молодые и сильные, но Олле почему-то представился сопящий анатом рядом с беспомощным в своей бесплотной старости жрецом. - Вас много уцелело? - Я один... Те, кто случайно не были на открытии сессии, потом просто исчезали без следа. Дин привел меня... Язычников всегда гнали... Сейчас, прошу вас, надо закончить обряд, пойдемте. Тоннель, в котором были сняты рельсы и чувствовалась под ногами плохо утрамбованная щебенка, вывел их в обширное, теряющееся вдали помещение. - Музей тотемов! - громко сказал жрец-хранитель. - Первый знак доверия. Смотрите, Олле, что утратила Земля по вине человека, и скорбите вместе с нами. Белый свет залил зал с квадратными колоннами и остатками фундаментов снятых станков. Наверное, здесь когда-то были ремонтные мастерские... Олле замер: стены и колонны были увешаны цветными изображениями животных в тяжелых рамах. Язычник по своей сути, Олле знал все это, но снова душа его наполнялась печалью. Прекрасное прошлое Земли, необратимо утраченное, смотрело на него прозрачными глазами зверей, их благородные лица, как чудилось ему, несли печать обреченности. Обреченности и вопроса: почему для маленькой газели Томсона не нашлось места на Земле? Чем провинился перед человечеством синий кит? Сурок? Стеллерова корова? Тигровый питон? Носорог? Ламантин? Тасманийский дьявол? Единорог? Кондор? Маленький лис корсак? Утконос? Сумчатый волк, бухарский олень? Выхухоль? Венценосный голубь? Гепард? Дрофа и сотни других исчезнувших как вид с лица Земли. Невозвратно исчезнувших! Сейчас в центрах ИРП биологи всех специальностей предпринимают титанические усилия, чтобы восстановить утраты, по скуден генетический материал, мизерны успехи, и как часто приходится удовлетворяться подобием... Эти мысли одолевали Олле, пока они шли. А прошли они только раздел млекопитающих. Рыбы, рептилии, птицы, растения - это было впереди, скорбная галерея казалась бесконечной, и не было счета потерям. - Выбирайте стезю, брат наш язычник. У нас каждому найдется дело по душе - и смиренному чистильщику, и стратегу-экологу. - Я преисполнен скорби... - Вы сделали выбор? - Моя ненависть ищет выход, отравителям нет оправдания. Воин Авроры - вот мой путь. Я найду покой, когда оживет река. При подготовке диверсии самым сложным было найти сухой и, желательно, разветвленный ход со многими выходами на поверхность вне жилых районов, либо в районах, покинутых людьми. Самодельные, изготовленные в подземных мастерских ракеты язычников, отличаясь высокой точностью, имели дальность всего три километра. В городских условиях этого было вполне достаточно. Обычно в сумерках воины Авроры, возникая на поверхности в подходящих развалинах, быстро монтировали примитивные пусковые установки и тут же исчезали. Пуск ракеты осуществлялся сигналом по радио, и ответный удар, если бывал, приходился по пустому месту. Атака с десятка точек позволяла вывести из строя безлюдное химическое предприятие-автомат средней величины на месяц-два, и, если работа потом возобновлялась, язычники проводили новую диверсию. Очень удобны были заброшенные подвалы, в них можно было работать и днем, размещая сразу несколько пусковых установок. Ракетный залп из развалин бывал порой весьма эффективным. Карты подземных коммуникаций если когда-либо существовали, то давно были утрачены, и штаб армии Авроры организовал специальные группы, которые непрерывно вели разведку коммуникаций всех видов - для обеспечения текущих военных действий и на будущее, когда придется создавать новое безотходное экологически чистое производство. Центральный штаб с его электронным оборудованием размещался в широком тоннеле, а немногочисленный постоянный персонал так и жил здесь, в боковых ответвлениях, разделенных на клетушки - у каждого своя. Потолков не было за ненадобностью, пластиковые перегородки создавали лишь иллюзию уединения, но Олле быстро привык и успевал высыпаться на своей надувашке за немногие часы свободного времени. Он проходил что-то вроде стажировки при штабе, постигая тактику партизанской войны в Джанатии. Времени на беседы со жрецом-хранителем не оставалось, да и резиденция жреца размещалась в часе езды на метро. Приметному Олле не следовало без крайней необходимости показываться где бы то ни было. Олле не спешил восстанавливать связь с Нури, хотя имел возможность подать о себе весть. Он знал, чем это кончится: Сатон немедленно отзовет его. Одно дело разведка, другое - прямое участие в боевых операциях. Олле захотел остаться в нарушителях запрета, он любил поступать по-своему, если это не мешало жить другим: запреты себе он устанавливал сам. И еще Олле вспоминал о допросе у Джольфа по утрам, когда затрагивал бритвой косой шрам на подбородке, всегда помнил расстрел пони и ощущение мокрой от крови шерсти Грома на ладонях. И как там Джольф говорил: "ликвидация экологов"? Нет, из Джанатии он не уедет. Долги надо отдавать. Насколько Олле разобрался в структуре, командующего у армии Авроры не было. Было командование. Местные операции готовили региональные штабы, поручая их выполнение выборным командирам групп, крупные готовил центральный штаб. Воины Авроры не испытывали нужды в стрелковом оружии, а ракеты делали в ремонтных мастерских метрополитена: в администрации подземки большинство тайно, а многие явно исповедовали язычество. Уже через неделю после посвящения Дин, руководитель разведки армии Авроры, привлек Олле к разработке операции, над которой штаб работал давно и без особого успеха. Объектом диверсии должен был стать комбинат полиметаллов. Этот комбинат, расположенный обособленно, в стороне от крупных городов, полностью погубил всякую растительность в радиусе ста километров и сделал эту громадную территорию абсолютно непригодной для жизни. Ремонтники и наладчики доставлялись вертолетами раз в неделю на четыре часа. Воины армии Аврор