видом набрал на кончик ложечки рассыпчатую розовую массу, послюнил палец, попробовал крупинку на язык, возведя глаза к потолку. Пожевал губами. Поджег щепотку на блюдечке, приблизив его к носу... Родион зорко и недоверчиво наблюдал за ним, сидя на широком поручне дивана. Квартирка была однокомнатная, маленькая, но, в противоположность логову злосчастного Витька, содержавшаяся в идеальной чистоте и порядке. Даже сейчас, восседая за столом в сером спортивном костюме, юный деятель эскорт-бизнеса щеголял безукоризненной, волосок к волоску, прической. Вел он себя спокойно, без всяких внешних признаков удивления согласившись провести экспертизу, но Родион сторожил каждое его движение, наученный горьким опытом. Паренек это чуял, но виду не показывал, движения остались столь же расслабленными. Соня беспокойно ерзала в кресле. - Интересно... - сказал, наконец, Виталик, страдальчески покосился на дымившую, как паровоз. Соню (сам он не курил, сигарет на столе не видно), но смолчал. Поднял глаза на Родиона. - И какие ваши проблемы? Не моргнув глазом, Родион спокойно сказал: - Мне предлагают купить. - Ну и? - Немного сомневаюсь в качестве. Заверяют, что товар якобы первосортный, но я не специалист. Хотелось бы вас послушать. Процент обговорим... - И много предлагают? - Поллитровую банку, - сказал Родион, осторожности ради занизив количество непонятной субстанции ровно наполовину. - Я видел товар, весь он выглядит точно так же... - И вы совершенно не разбираетесь? Родион молча развел руками, усмехнулся: - Бич нашего века - узкая специализация... - Ну не тяни ты кота за хвост, Виталька... - нетерпеливо вмешалась Соня. - Хорошие вы мои... - протянул парень с отрешенным видом. - Значит, целую поллитру? А вы сомневаетесь? В комнате почувствовалась нехорошая напряженность. С каменным лицом Родион легонько прижал левый локоть к боку, почувствовав под тонкой курткой рукоятку гнуснопрославленного "ТТ". Под костюмчиком у сопляка нигде не выпирает, да и расстегивать "молнию" придется долго, стол без ящиков, и на столе ничего похожего на прикрытое газетой оружие... Нет, рано пока дергаться. - А давайте в открытую? Ради экономии времени? - спросил вдруг Виталик. - Сколько вы этого добра сперли? Родион сделал оскорбленное лицо: - Лексикончик у вас... - Простите, достопочтенный Робин Гуд, - поклонился Виталик. - Сформулирую иначе: сколько вы этого добра обрели? И, что гораздо существеннее, не сопровождалось ли это обретение некими действиями, после которых кто-нибудь расстался с бессмертной душой? - Ладно, - сказал Родион. - Не понимаю подвоха, но просекаю где-то подвох... Сперли. Каемся. Насколько я понимаю, вы вовсе не горите желанием поделиться этими откровениями с гражданами в мышастых кительках? Вот и прекрасно. Предложение насчет процента остается в силе. Можем даже взять в долю - на разумных условиях... - Чтобы я продал? - усмехнулся Виталик. - Почему бы и нет? Трупов не осталось. Ни единого. Даже раненых нет. Вас это вдохновляет? - Ничуть. - Почему? - серьезно спросил Родион. - В самом деле, не тяните кота за хвост... - Хорошо... - Виталик играл ложечкой. На лице у него Родион увидел не алчность, не желание обставить недотеп - страх... Что-то тут было не так. - Сколько у вас всего? - Примерно литр, - сказал Родион. - Если считать банками. И увидел, что щекастенькая физиономия Виталика еще более вытянулось. - Артисты... - сказал парень тихо. - Предложили им... Мистер Робин Гуд, тут могут быть только два объяснения, напросившихся практически мгновенно: неспециалисту такой товар никто не предложит на толкучке и не поднесет на блюдечке. Либо продавец был еще большим растяпой, либо... Ну, вы сами признались. - Короче, - бросил Родион грубо. - Это кокаин. - Но кокаин же белый? - в голос воскликнули Родион с Соней. - Ох вы, спецы... Белый кокаин - конечный продукт. После всех разбавлении безобидными, а порой и не особенно, присадочками - детской присыпкой, тальком, мелом... Выгоды ради. А это, - он усиленно старался не смотреть в сторону спичечного коробочка с наркотиком, - это чистейший кокаин. Неразбавленный. Стопроцентной чистоты. - И сколько стоит литр? - Кому как, - сказал Виталик. - Нам с вами, если сунемся продавать, заплатят свинцом в медной оболочке. Как только о нас прослышат те, у кого вы его сперли. В России это стоит несколько сот тысяч долларов. Литр. Неразбавленный. Разбавленный должным образом -за миллион зелеными. Понятно? Да не щупайте вы свой пистоль! Я вас закладывать не пойду - скальп снимут моментально не те, так эти... - Кто? - А я откуда знаю?! - огрызнулся парень с детской беспомощностью. - Это ж надо было додуматься,.. Надо ж было так... Вернуть незаметно нельзя? - Увы... - сказал Родион. Почему-то он поверил сразу - с таким лицом не врут... - Виталик, а что ж делать? - спросила Соня тихо. - Жопу заголять и бегать! - рявкнул он, впервые потеряв вальяжность и безукоризненные манеры. - Ты ему наводку дала? - Ну, я... - она прищурилась. - Виталик, ты уж извини, но как в песне поется - связал нас черт с тобой веревочкой одной... Уйдем не раньше, чем растолкуешь, как из этой истории выскочить. - Кристально излагает девочка, - сказал Родион, вспомнив о своем положении атамана. - Свалились на мою голову... - Быстрей просветишь - быстрее уйдем, - безжалостно сказал Родион. - Вас видели? Или все чисто? - Ручаюсь, чисто, - сказал Родион. - Трупов, точно,нет? - Говорю же - даже побитых нет... Связали и оставили грустить. Следов к нам ни малейших. - Вашим бы хлебалом, дяденька, да медок наворачивать... Сонька, а тебя кто навел? - Людка. - На нее могут выйти? - Вряд ли. Там, на Киржаче... - Эй, я знать ничего не хочу! - он прямо-таки подскочил за столом. - Значит, Людка... Надо подумать. Она сегодня с десяти работает, успею поговорить. Деньги в зубы - и пусть исчезнет недель на пару. Давно собиралась мамашу навестить,только рада будет...Софи,ты меня не благодари. Я не заботливый, я жить хочу, и, что характерно, с целым, не разукомплектованным организмом... Вы тоже, а? Итак... Прощенья просить бесполезно - и потому, что могут прирезать сгоряча, и оттого, что хата наверняка уже пустая. Серьезный человек после такого налета слиняет моментально. На всякий случай. Вас, ребятки, да и меня заодно, спасти может одно: будем богу молиться, чтобы это был гастролер, бегун на длинные дистанции. А может, ему не поверят и самого возьмут в ножи. Был бы идеальный вариант... - он запустил все десять пальцев в волосы, безжалостно разрушив ровнехонький пробор. - Если вы сделали все чисто, а люди там горячие, может и так кончиться... - Короче, - поторопила Соня. - Что - короче? Ладно, я чересчур уж пессимистически был настроен... Если все и всамделе чисто - ложитесь на дно и не светитесь. Не было ничего. Только весь порошочек нынче же выкиньте в Шантару, пусть рыбки покумарят вдоволь... Ясно? Жизнь дороже денег... И не было вас тут. И никакого кокаина не было... - он нетерпеливо вскочил. - Ребятки, идите себе, и не забудьте эту дрянь, чтобы у меня ни крупинки не осталось... Соня вскочила первой. Родион неторопливо поднялся следом. Один непостижимо долгий миг он решал, оставить в живых этого сопляка или ради вящей своей безопасности отправить в края Вечной Охоты. Выпала жизнь - во-первых, парнишка играл честно, во-вторых, у Родиона оставалось лишь четыре патрона к бесшумке, их следовало поберечь на черный день. Прикупать на рынке было бы чересчур рискованно, учитывая топотавшего по пятам ангела-хранителя. ...Через сорок минут они с Соней стояли на невысоком обрыве над серой, спокойной Шантарой - на правом берегу, неподалеку от города. Место, правда, было довольно глухое, от дороги пришлось пробираться метров сто по сосновой чащобе, и шум проезжавших редких машин почти не доносился. Даже белки цокали высоко на ветвях. - Мы тут когда-то рыбачили, - сказал он. - В студенчестве. Дно твердое, течения у берега нет, а вот глубина приличная, метров десять, вдобавок там ямы... - Решил все же... - Пусть полежит, - сказал он. - Мало ли что. Коли уж столь бешеные деньги... Почти не размахиваясь, бросил в воду большой пакет: набитые кокаином жестянки, надежно укутанные в шесть слоев пластиковых пакетов и отягощенные кирпичом. Глухо булькнув, взметнув невысокий веер брызг, клад утюгом пошел ко дну. Через пару секунд спокойная мутная вода вновь стала гладкой. Оглядевшись, Родион достал перочинный нож и ловко вырезал на стволе ближайшей сосны КАТЯ, отхватывая острым лезвием невесомые пласты бугристой коры. - Это что за Катя такая? - ревниво спросила Соня. - Абстракция, из головы выдумал, - сказал он. - А то забудем еще от волнения... Возле приличного клада полагается примету оставить, - и нехорошо усмехнулся. - Вообще-то, для надежности, согласно капитану Флинту, стоило скелет на берегу положить. Этой твоей Людочки, пока болтать не начала... - Родик! - Да я шучу, - успокоил он. - Послушай, а Виталик не мог над нами пошутить? Обидевшись, что я тебя увел? И не кокаин это, а импортный порошок от блох... - Не похоже. У него даже уши от страха были бледные. Никогда таким не видела. Угораздило нас, Родька... - Ничего, - сказал Родион веско, как и полагалось атаману. - Обойдется. Но пора исчезнуть из этого милого города. С глаз долой - из сердца вон. Обнял ее за плечи, притянул, и они долго стояли над обрывом, задумчиво глядя на серую спокойную воду. ГЛАВА ДВАДЦА ТЬ ДЕВЯТАЯ Я наклонюсь над краем бездны... Ирина открыла дверь сама, почти сразу же. Как обычно, Родион увидел ее в совершенно новом облике: воздушное розовое кимоно, пышное, но почти прозрачное; обильное брильянтовое сверканье, аура радужных лучиков (горела не только люстра, но и два настенных светильника), темные волосы зачесаны за спину, ниспадают шелковым водопадом. Показалось, или ее губы на миг досадливо поджались? Впрочем, это уже не имело никакого значения... - Они за тобой еще ходят? - спросила она вместо приветствия. - Нет, - сказал он. - Старательно топали по пятам до вечера, а назавтра любезно сообщили, что снимают хвост. Мол, никто мною не интересуется, а посему вынуждены признаться, что погорячились... - Аналогичная история, - сказала Ирина. - Они мне предлагали чуть ли не взвод сопровождения, но мне было легче отбиться: сказала, что шагу не сделаю без охранников с фирмы. В соседней квартире и сейчас сидит полдюжины бездельников, в карты режутся... Этим еще ничего, а возле подъезда двое в машине... - Черный "Форд"? - Ага. Выпьешь что-нибудь? - Нет, - сказал Родион. - Времени у меня мало. - Ну, хоть сока? - Нет, спасибо... - Бог ты мой, до чего ты стал подозрительный... - Ирина с усмешкой взглянула ему в глаза, и он на миг смутился, потому что клятая красавица попала в точку, шестым чувством угадала, чего именно он боится. - Ну какой мне смысл подсыпать тебе что-то вроде цианистого калия, если за стенкой и у подъезда - куча свидетелей? А брать их всех в сообщники, чтобы помогли спрятать твой труп, - чересчур уж чревато... Проходи. Он сел в низкое вишневое кресло, так, чтобы видеть и входную дверь, и кухонную. Возможно, у него и в самом деле развилась мания подозрительности в легкой форме, но кухонная дверь из непрозрачного темно-синего стекла была тщательно притворена... Ирина опустилась на исполинскую шкуру, не сводя с него глаз, раскинулась в соблазнительной позе, фыркнула: - Похожа я на гурию? Как бы невзначай кончиками пальцев отбросила подол кимоно, открыв ноги на всю пленительную длину. Пьяной она не была, но и трезвой тоже - выпила ровно столько, похоже, чтобы легонько куражиться. - Кто их видел, гурий... - сказал Родион безразлично. - Родик, такое впечатление, ты за какие-то сутки изменил сексуальную ориентацию на сто восемьдесят градусов. "Поворот все вдруг", как выражаются моряки. - Недосуг, - сказал он сухо. - За тобой, позволь напомнить, сорок пять тысяч. Во-первых, я в скором времени собираюсь уехать из города, а во-вторых, в светской хронике пишут, что и ты не сегодня-завтра отбываешь к теплым морям, да вдобавок собралась надолго там задержаться. - А ты крохобор... - Странно такое слышать из твоих прелестных уст. Причем тут крохоборство? Работу я сделал, а денег не получил... Насколько я знаю, ты не красивая игрушка, а чуть не равноправная партнерша в мужнином бизнесе, должна понимать... - Ох... - вздохнула она, страдальчески воздев подведенные глаза к реечному потолку, выкрашенному в мягкий золотистый цвет. - Все я понимаю. Но и тебе следовало бы кое-что понять. Мой благоверный, увлекшись экстравагантностями и спиртным, изрядно подзапустил дела. Приходится принимать прямо-таки пожарные меры... Как ты себе представляешь богатых людей? Как Кащеев, у которых все углы заставлены сундуками со златом, над коим они регулярно чахнут? Вздор... Миллионы есть, Родик. Но они вложены в дело, даже если бы я и хотела, не могу изъять такую сумму по первому капризу... - Однако на теплые моря деньги нашлись? - Вообще-то,я не обязана перед тобой отчитываться. Он усмехнулся, придерживая левой рукой полу куртки, чтобы не выпирал пистолет: - Пока ты со мной не рассчиталась сполна, мы в некотором роде пайщики, тебе не кажется? - Родик, я тебя не узнаю. Раньше ты был таким восхитительно романтичным... - Жизнь заставила, - пожал он плечами.- - Ты тоже была гораздо романтичнее, кстати... - Ну, хорошо, - терпеливо сказала Ирина. - Отдых этот был заказан давно, могу показать бумаги... - Хотела подгадать расставание с муженьком к заокеанскому турне? - Ну и что? - беззаботно улыбнулась она. - Если твердо решишься, такие детали сами по себе в геенну огненную не ввергнут и порочности не прибавят... - Я уезжаю насовсем, - сказал он. - Ну и что? Когда-нибудь, через пару месяцев я обязательно с тобой рассчитаюсь. - Не пойдет, - сказал он решительно. - Через пару месяцев тебе еще тяжелее будет расставаться с денежками - что стоит услуга, которая уже оказана... Да и попасть к тебе будет гораздо труднее. Я перед этим свиданием потолковал с парнишечкой из "Шантарского сплетника" и узнал, что вы с мужем вот-вот должны были достроить особняк на Кочубеевском плато, а в тот поселок, "сливочник", если не желают хозяева, и губернатор не попадет нахрапом. А охраны у тебя изрядно. Потускнеет к тому времени память о значимости моей услуги, милая... - Ну нет у меня таких денег, Родик! Что тебе еще сказать? Не-ту! Могу тебе отдать игрушки благоверного - портсигар, часы, пару перстней... Тысяч на тридцать все потянет. А остальное буду должна... - Может, еще и его старые костюмы добавишь? - У тебя размер не тот, - безмятежно улыбнулась она. - Ага, еще золотая цепь имеется, волкодава на нее сажать можно... Это еще восемь тысяч баксов. Идти за безделушками? Пара тысяч наликом у меня наберется - вот и будем в полном расчете. Не понравятся цацки - продашь или на зубы перельешь... Что-то происходило с его рассудком - мышление двигалось по одному-единственному пути, прямому, как канал ствола артиллерийского орудия. Не осталось ни готовности идти на компромисс, ни терпимости. Перед ним была ясная, конкретная цель, и Родион должен был ее достичь. Под виском пульсировал теплый шар. - Не пойдет, - сказал он. - Не буду я возиться с твоими безделушками. Либо оговоренные денежки, либо... - Либо? - передразнила она с дерзкой усмешкой. - Пожалеешь. - Бог ты мой, окончательно растаял прежний романтик... - Разочарование взаимное. - Почему? Разве я тебя совращала на злое дело? Что-то не припомню, Родик. Не надо мне преподносить сказочку про чистого и добродетельного гимназистика, которого коварная шлюха лишила невинности. Прекрасно понимал, что я за существо, иллюзий не питал, и напросился сам... - Или ты меня умело подвела... Я имею в виду, подвела к этой идее... - Подвести к такой идее можно только того, кто уже внутренне готов, милый... Я тебя в последний раз спрашиваю: берешь золото? Он только сейчас вспомнил о потайной двери в соседнюю квартиру - и, развернувшись вместе с креслом так, чтобы держать ее на глазах, сказал упрямо: - А я последний раз говорю - либо честно расплатишься, либо... - Ну, ты зануда! - сказала она громко. Родион не успел. Слишком поздно понял, что эта реплика и была условным сигналом. А ведь кухонная дверь с самого начала тревожила... Она распахнулась, ударившись о стену. Выскочивший из кухни человек прицелился в Родиона из маленького черного револьвера, того самого, из которого Ирина тогда стреляла в шпану. Парень был высок, широкоплеч и невероятно смазлив - этакий кудрявый фавн, лель в джинсах и синей футболке. Особой твердости на его физиономии, правда, не просматривалось - хотя изо всех сил пытался придать себе грозный вид. Как бы там ни было, а позицию фавн занимал выигрышную - Родион у него был, как на ладони. - Ага, - сказал он. - Это и есть спутник в морском круизе? Ирина села, грациозно подобрав ноги: - Родик, я тебе клятвы верности не давала, да ты ее и не домогался... Имеет право женщина покупать себе игрушки? Вы-то, мужики, без зазрения совести лялек снимаете... На лице фавна не появилось ни смущения, ни цинизма - стоял себе, олицетворяя глуповатое послушание... - А насчет того, чтобы убрать муженька, кишка у него оказалась тонка? - Ну конечно, - сказала Ирина так, словно фавн был глухонемым. - Я его за другое ценю (фавн осклабился). В постельных позициях бесподобен, а вот для убийства непригоден. Убийство - удел безумцев, вроде нас с тобой... - она налила бокал до краев и жадно выпила, запрокинув голову. - Мы ведь безумцы, Родик? Потому и нашли друг друга так легко... и столь же легко должны расстаться. Короче, ты-просчитываешь ситуацию? В соседней квартире - полдюжины вооруженных мордоворотов, обязанных при нужде защищать меня, не щадя собственной жизни, и уж тем более жизней чужих. При первом же выстреле они сюда ворвутся. Если этот выстрел тебе придется в лоб - тем лучше. Придется немного потрепать себе нервы в объяснениях с милицией, но особых треволнений не будет. Нас ничто не связывает, невозможно будет доказать, что были знакомы раньше... - Понятно, - сказал он, поражаясь собственному спокойствию и даже гордясь им. - В квартиру вдруг ворвался пьяный? - Наркоман, - поправила Ирина. - Так надежнее. Наркотик в крови организуем... Какие бы подозрения у следователей ни родились, связь между нами доказать будет невозможно. Ну, а если пуля угодит куда-нибудь в ляжку - бодигарды тебя непременно пристрелят сгоряча... Не надо на меня так смотреть, Родик. - Она встала, взяла со стола тощенькую пачку денег и помахала ею. - Я тебе обрисовала только один из вариантов. Есть и второй - берешь три тысячи и навсегда исчезаешь из моей жизни. Но если еще когда-нибудь появишься на горизонте - уж не взыщи... - Ты и этот финал с самого начала планировала? - А какая разница? - Ирина нетерпеливо помахивала пачкой. - Мы с тобой одинаково безумны, мне было хорошо, честное слово, но дальше это продолжать не могу... Расходимся мирно и красиво. Это был красивый сон, мы проснулись... Быть может, улыбка у нее была чересчур уж триумфальной... Она Родиона и взбесила. Сытая, довольная улыбка холеной стервы, умело игравшей чужими жизнями. Осмелившейся унизить самого Робин Гуда. Он медленно встал. Поправил куртку. Дуло револьвера тут же дернулось вслед за его движением - но личико кудрявого фавна было чересчур уж безмятежным и глупым, даже возникло подозрение, что он не дрался в детстве... В конце концов, следовало испытать еще и это - герой и злодей медленно идут навстречу друг другу по залитой солнцем улице, правая рука каждого замерла над рукояткой кольта... - А почему ты решила, что нет никаких доказательств нашего ранешнего знакомства? - улыбнулся он. - Потому что неоткуда им взяться, - столь же открыто улыбнулась Ирина. - Записать ты наших бесед не мог, у меня всегда была при себе глушилка. На худой конец... - она улыбнулась вовсе уж озорно, лицо стало совсем юным. - На худой конец, можно и преподнести полуправду: ты нас подвозил, мы с тобой даже трахнулись в этой самой комнате - пьяный каприз, бывает, - а потом, когда я отказалась продолжать интимные отношения, ты от расстройства чувств наплел черт-те что... Знаешь, что самое смешное? Ты никогда не сможешь доказать, что убил моего муженька. Он решился. Отработанным движением выхватил из-за пояса тяжелый "ТТ", отступил на шаг влево: - Не смогу? Даже имея на руках тот пистолет? Фавн растерянно таращился на Ирину, болван. - Ну? - спросил его Родион. - Дуэль или как? - Ира... - пролепетал тот. Ирина поняла все мгновенно - Родион не питал иллюзий насчет ее медлительности. Лицо исказилось, движения вмиг утратили грацию, она взвизгнула: - Стреляй... Родион нажал на спуск. Выстрелил еще раз. Фавн, сотрясшись всем телом, подломился в коленках. Он падал невыносимо медленно, выронив револьверчик, с застывшей на лице обидой, казалось, вот-вот прохнычет: "Мы так играть не договаривались!" Но не сказал ни слова, конечно. Взгляд угасал, Родион даже подался вперед в тщетной попытке увидеть тот неуловимый миг, когда душа покидает тело, - и ничего не увидел. Тело с глухим стуком рухнуло на пушистую шкуру неубитого медведя, пятная ее кровью, бессильно откинулась рука, взгляд застыл, вот и все, никаких откровений в грозе и буре... Рядом послышался то ли стон, то ли длинный всхлип - Ирина крохотными шажками отступала к окну, держа в поднятой и отставленной руке тощенькую пачку долларов, искаженное, некрасивое лицо было совершенно незнакомым - и Родион без всякого сожаления нажал на спуск. Вторую пулю - последнюю в обойме - выпустил почти в упор. В сердце - у него не хватило духу испортить лицо. Теперь, когда она лежала, уставясь застывшим взором в потолок, вновь стала прежней, какой Родион ее помнил. Даже в глазах чуточку защипало. Он присел на корточки, тронул кончиками пальцев еще теплую щеку, тихо сказал: - Ну зачем ты все испортила, глупая? Грустно улыбаясь, попрощался мысленно с той - с прекрасной романтической незнакомкой, возникшей на его пути в мертвенном, пронзительном свете бело-лиловых фонарей. Висок сотрясала колючая боль. Чтобы исчезла, пришлось долго тереть голову ладонью. Родион поднял голову - кто-то высоченный, зыбкий, одним движением отпрыгнул в полумрак на кухне. Прошел туда и зажег свет - нет, никого. Вернувшись в комнату, старательно протер пистолет во всех местах, где мог дотрагиваться, бросил на пол, рядом с оскаленными медвежьими клыками. Круг замкнулся. Пистолет вернулся туда, откуда начал странствие. Без малейших колебаний Родион запустил ладони под начинавшую холодеть лебединую шею, после нескольких попыток нащупал застежку бесценного ожерелья, расстегнул. Спрятал ожерелье в карман, переправил туда же перстни и пачечку долларов. Ничего предосудительного он не совершал - в конце концов, до последнего пытался вести дело честно, получить исключительно то, что причиталось по праву... В последний раз оглянувшись на Ирину - сердце щемило, но самую чуточку, протер носовым платком ручку двери, закрыл ее за собой и стал бесшумно спускаться по лестнице. ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ Был солдат бумажный Выехав со двора на улицу, он не сразу избавился от зудящего ощущения присутствия - казалось, кто-то неощутимый и огромный возвышается на заднем сиденье, дыша в затылок сырой прохладой. Страха это не вызывало ни малейшего, просто принималось к сведению, вот и все. На ярко освещенном проспекте Авиаторов он неведомо почему понял, что остался один в машине. ...Взбежал по лестнице, на ходу вытаскивая Вадикову связку ключей. Улыбнулся, предвкушая, как к нему прижмется Соня. Увы, прежде любви надлежало поговорить о делах и просчитать алиби. А потом можно медленно раздеть ее, повесить на шею бесценное ожерелье и взять прямо на ковре в ореоле брильянтового острого сверканья... Зажег свет в прихожей - квартира отчего-то была темной. Соня, видимо, вздремнула. Она, счастливица, могла дремать в любое время суток, как котенок, а он спал все хуже и хуже, чертов белоснежный кошмар в последние ночи занимал сновидения почти целиком и полностью, обычных снов то ли не видел, то ли не запоминал... Прежде всего он увидел ноги в синих джинсах. И босые ступни. Еще ничего не успев сообразить, вырвал из кобуры "Зауэр", снял с предохранителя, шарахнулся в сторону. Никого. Тягостная тишина. Держа под прицелом закрытую кухонную дверь, кинулся к ней, зажег свет левой рукой. Никого. На полу - сюрреалистическая куча пустых пакетов и ярких, расписных банок, в которых хозяйственный Вадик хранил крупы и прочие сыпучие полуфабрикаты. В раковине, почти достигая краев, - неописуемая груда, где макароны смешаны с гречкой, а в золотистой кучке пшена темнеет чернослив (Вадик был свято уверен, что чернослив повышает потенцию, и лопал его килограммами, советуя всем знакомым мужского пола следовать его примеру). Туалет, ванна... Никого. Вернувшись в комнату, он присел на корточки над лежащей навзничь Соней. Невероятно медленно, не веря, протянул руку, коснулся ее щеки. Щека была холодная и твердая, как кусок мыла. Широко раскрытые глаза смотрели в потолок, на лице - ни страха, ни боли. Никаких ран не видно, только две верхних пуговицы белой блузки оторваны. Он опустился на колени, замирая в смертной тоске. В голове назойливо звучало: - Один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был, ведь был солдат бумажный... Не было смерти. Не было крови, трагедии, ужаса. Перед ним лежала красивая сломанная кукла, из которой вынули главное колесико, вызывавшая даже не схлынувшую моментально тоску - досаду, схожую с ощущением занозы под ногтем. Это было в первую очередь неправильно - он столько места отвел ей в своем будущем, а она вдруг ушла... Умом он понимал, что лишился своей самой лучшей женщины, а вот сердце никак не желало на утрату откликнуться, заболеть, ворохнуться... Невероятно далекая частичка сознания вопила из неизмеримой дали, словно бы из другой галактики, пытаясь поделиться своей мучительной болью со всем его существом, но что-то непроницаемой стеной ограждало ее от простых и незатейливых мыслей, составлявших внутренность размеренно пульсировавшего под черепом шара. Сначала он едва не бросился к телефону, набрать то ли 03, то ли 02. Удержался - врачи были бесполезны, живые так не лежат и не бывают такими холодными, а милицию в свои дела впутывать было унизительно. Попытался приподнять ее за плечи - голова мотнулась так нелепо и неправильно, как не бывает ни у живых, ни у мертвых, словно державшаяся на ниточках головенка плюшевого медведя. Запрокинулась вовсе уж неестественно. И он понял, что перебиты шейные позвонки - был на сборах один "дважды чекист", как его именовали, капитан запаса, приписанный к разведроте частей КГБ, обожавший живописать всевозможные смертоносные приемчики, не оставлявшие видимых следов, и их последствия. Значит, не все врал... Неуклюже опустив ставшее незнакомо тяжелым тело, расстегнул блузку, джинсы. Ее не изнасиловали и не били. Волосы растрепаны, тушь возле левого века смазана, но не видно даже царапины... Тщательно застегнув "молнию" на джинсах и все пуговицы, выпрямился. Прошел по комнате кругами, принюхиваясь, как зверь. Сейчас он начал понимать, что, не исключено, и был волком в человеческом облике... Особого разгрома и беспорядка в комнате не наблюдалось. Здесь искали что-то - но объект поисков был не особенно большим, иначе зачем с полки сброшены все книги, иные ящики секретера валяются на полу, другие просто выдвинуты? Вновь заглянул на кухню. Машинально притворил дверцу белого шкафчика. И вспомнил. Именно так он сам обыскивал квартиру Могучего Михея в поисках денег и ценностей. Все то же самое, в точности. И высыпанные в раковину крупы с макаронами, сначала тщательно просеенные через дуршлаг - вот он валяется... И наспех пролистанные книги. И вывернутые карманы Вадькиной одежды в распахнутом шкафу. Что ж, бывает и хуже. Хозяевами розового порошка и не пахнет. Позвонили, а она, дуреха, взяла и открыла... Проверил замок внешней двери - ни малейших следов взлома. Да и услышала бы, начни кто-то возиться с дверью - телефон в исправности, на столе так и остался стоять черно-зеленый газовый баллончик. Попалась на одну из уловок, какие, не особенно и мудрствуя, изобретали они сами... Что налетчики могли взять? Да ничего, все спрятано в подвале, Сонин кошелек с какой-то мелочью валяется под креслом - не прельстил... Он устало опустился в кресло, закурил, не сводя глаз с кукольно-спокойного личика девушки. В голове стеклянно позванивала томительная пустота. Вялое осознание утраты так и не переросло в боль. Нужно что-то делать, и побыстрее. Скоро тело совсем закоченеет. Вечная проблема, больше всего отчего-то мучающая героев французских кинокомедий: что делать с трупом? Нельзя оставлять поблизости от дома, чтобы не навести на "берлогу". За все недолгое время, что Соня здесь прожила, на лестнице никто почти и не встречался, да и кто нынче в многоквартирных домах знает в лицо хотя бы половину соседей по подъезду? И все равно, начнут шмыгать сыскари... Время не такое уж позднее, что скверно. Едва минуло десять вечера, темно, конечно, но подъезжают машины, выгуливают собак, в соседнем подъезде шумно гу-леванит свадьба: нынче суббота, день свадеб, "кровавый день", как его цинично именует молодежь... Отвезти в парк? Положить где-нибудь на обочине и быстренько уехать? Имитировать несчастный случай? Интересно, какой? Упала на лестнице? Поскользнулась в ванной? Опасно. Нельзя оставлять поблизости, а подальше отвезти еще более рискованно. Разбить "Форд", обставить все так, словно они вдвоем попали в аварию? Чревато. Он не знал толком, как врачи определяют время смерти, могут всплыть нехорошие несообразности... Отправился на кухню, старательно, методично принялся за уборку, выгребая в мусорное ведро чуть подмоченную снизу мешанину. Потом навел порядок в комнате. Пора было решаться. Бонни отправлялась в дальнюю дорогу - бедная, доверчивая Бонни, решившая, что роль подруги удачливого гангстера убережет ее от скверных напастей... А ведь это она, если вдуматься, определила его судьбу, не случись встречи с ней, Родион мог и шагать по прежней дорожке... Прихватив фонарик и мощную отвертку, спустился на первый этаж, отключил пакетник и, когда лестничная клетка погрузилась во мрак, отломал пластмассовые боковинки пакетника, действуя отверткой, как рычагом. Остался лишь толстый железный шпенек, теперь свет можно было включить лишь с помощью плоскогубцев. Сходил на улицу, подогнал ."Форд" к самому подъезду, оставив двери незапертыми. Медленно поднялся в квартиру, ступая грузно, тяжело. Присел на дорожку. Собрался с духом. Поднял Соню, обхватив обеими руками пониже груди. Спохватился: она же босая... Нашел носки и кроссовки, надел. Сделать это было совсем легко. Вновь оторвал от пола, потащил на площадку, лягнул ногой внешнюю дверь, и она захлопнулась, щелкнул замок. В давние времена ему не раз приходилось транспортировать таким вот образом перепивших дружков, но в них, бесчувственных, сохранялась жизнь, скреплявшая тело, а теперь все было труднее во сто крат. Тело девушки казалось прямо-таки чугунным, неудобно висело в его руках, пригибая к бетонному полу. Ноги волочились совсем иначе, чем у пьяного, задевая за каждую ступеньку. В лифт он со своей ношей войти не решился, поплелся вниз пешком, то и дело рывками подбрасывая труп, чтобы не сползал, Сонина голова больно ударяла его в щеку, в висок, словно наполненный песком мешочек, ее волосы казались ледяными, касались лица, будто пучок сосулек. Вскоре Родион ощутил сущую ненависть - к тому, что волок. А ведь приходилось еще временами подсвечивать себе фонариком, чтобы не споткнуться и не полететь вверх тормашками... Он запутался в счете этажей. На миг мелькнуло безумное ощущение, будто лестница вытянулась в бесконечность, уводит его в недра земли, в подземное царство мертвых, словно Орфея, вынужденного самолично доставлять Эвридику к владыке бестелесных душ... Внизу, совсем близко, хлопнула дверь, послышалось сердитое бормотание, осторожные шаги - человеческие и еще чьи-то, чиркнула спичка, заколыхалось пятно тусклого света. Другие шаги, мягкие, приближались гораздо быстрее, в мозгу у Родиона вдруг пронеслось: они встречают... Хоть и не понял толком, кого имеет в виду. Шумное собачье хаканье близилось. Вспыхнула еще одна спичка, совсем рядом. Родион, с маху остановившись, прислонил Соню в углу, изрядным напряжением мускулов поддерживая тяжелое тело в вертикальной позиции, обхватил, обнял, прильнул к холодным губам, заслоняя своим телом от непрошеного свидетеля, долгий поцелуй с мертвой наполнял паническим страхом, волосы на затылке начинали шевелиться, будто под яростным порывом неземного ветра... Слегка запахло псиной, собака настороженно ткнулась носом ему в ногу, сопя, стояла рядом. - Пошла! - шепотком цыкнул Родион. Она не уходила, тянулась длинной мордой - кажется, овчарка с четвертого этажа, Родион ее пару раз видел. И вдруг когти скребнули по бетону, собака шарахнулась с длинным тоскливым скулежом, кинулась вверх, спотыкаясь в темноте. Остановившись где-то вверху, вовсе уж отчаянно взвыла. - Э, мужик, ну зачем собаку-то пинать... - недовольно бросил хозяин, зажигая очередную спичку. Смешался, увидев "обнявшихся влюбленных", что-то глухо забормотал, заторопился вверх. Родион перевел дух, подхватил тело и затопотал вниз. Наверху выла собака, судя по звукам, вырывавшаяся из рук хозяина, пытавшегося затолкнуть ее в квартиру. По спине ползли ручейки пота. Подъезд. Стало светлее - дверь приоткрыта. Выглянул, не выпуская Соню - и, словно бросаясь в холодную воду, диким напряжением мышц приподняв тело так, что ноги его оторвались от земли, вышел на улицу. Каких-то четыре шага... раз... два... Фонарик надо спрятать в карман, иначе не удастся открыть дверцу... - Нет, ты посмотри, как набралась, а на вид приличная... Он повернул голову, как ужаленный. Смутно различимые в падавшем из окон свете, стояли две оплывше-толстых пенсионерки, на руках у одной прикорнула то ли болонка, то ли кошка. - Смотреть стыд, - охотно подхватила другая, радуясь нежданному развлечению. - На ногах не стоит, туда же... И затарахтела, как пулемет, мешая в одну кучу и наглецов на "нерусских машинах", из-за которых детям не пройти и собачку не отпустить, и ихних пьянехоньких девок, и дороговизну в магазинах, и почему-то попрание Сталиным ленинских норм. Родиону невыносимо хотелось рявкнуть на них изо всех сил, но это означало дать себя запомнить, и он, стиснув зубы, ухитрился распахнуть дверцу не глядя. Подхватив правой рукой Соню под коленки, надавил левой на шею, сгибая начинавшее коченеть тело, кое-как усадил. Старухи, не встретив ожидаемого отпора, переросшего бы, к их радости, в долгую перебранку, ретировались в подъезд. Сев за руль, он вытер платком лицо и шею, тщательно протер запотевшие очки, укоротил ремень, насколько было возможно, и пристегнул Соню. Как ни старайся, а голова у нее безжизненно свешивалась на грудь... Повозившись, он откинул сиденье, рассчитав так, что Соня теперь выглядела спящей. Вот только глаза ей не удавалось закрыть, как ни пытался... Нужно выбирать улицы потемнее, вот что... Выехал со двора, то и дело косясь на свою жуткую пассажирку. Сняв правую руку с руля, повернул Соне голову так, чтобы склонилась в его сторону - теперь выглядело совсем пристойно, убаюкивал он себя. Не превышая сорока, поехал по узкой, темноватой улочке, параллельной широкому проспекту имени газеты "Шантарский рабочий", миновал стадион, свернул к парку. Еще издали увидел, что ничего не получится: на массивных бетонных скамейках,двумя шеренгами вытянувшихся в сторону высокой арки, кучками роилась молодежь, слышалась музыка, назревали пьяные разборки, парк был многолюден... Проехал мимо. Притормозил, увидев на тротуаре пустую бутылку из-под ликера. Выскочил, воровато оглянувшись, прихватил ее платком за горлышко, положил на пол машины и дал газу. Ему хотелось что-то сделать для Сони, расстававшейся с ним навсегда, и после недолгих раздумий он поставил ее любимую кассету. - восходящую звезду шантарской эстрады Маргариту Монро. Хрипловатый, отрешенный голос наполнил салон: - А мы поедем в Диснейленд! Где краски радуги прозрачны, где никогда не будет мрачных, где всякий ужас - на момент, ах, Дисней-Дисней-Диснейленд... В их с Соней планы на будущее входила поездка в Диснейленд - году этак в следующем...Боже мой! Поздно было сворачивать - по обе стороны тянулся длиннющий ряд сталинских двухэтажек с глухими дворами, без поперечных улиц. Развернуться, в принципе, можно, но они заметят номер, тут же объявят перехват, вокруг - крайне неподходящий для беглеца район, справа ограниченный рекой, слева, за проспектом - длиннющими заборами заводов... Можно и вообще не успеть, рубанут из автомата... И он, стиснув зубы так, что они, казалось, крошились, стал сбавлять скорость, двигаясь к милицейскому "уазику" с поднятым капотом, возле которого маячили три фигуры. "Я везу девушку в больницу, - отчаянно цеплялся он за первую пришедшую в голову мысль. - Споткнулась на лестнице, упала, не открывает глаз, не говорит ничего... Это все же лучше, чем бежать..." Проскочив мимо них, тут же затормозил, неторопливо вылез. Улица была пуста, никого, кроме них. Единственный автомат праздно болтается на плече дулом в землю, вообще-то, можно и положить их в упор... К нему бегом направился один из троицы, в лихо заломленном берете. Тяжелые юфтевые ботинки грохотали, как в кошмаре, остальные двое на них даже не смотрели, и Родион приободрился, держа руку близ пояса... - Слушай, добрось до Кировского РОВД, - с ходу заговорил сержант. - Машина крякнула, а мне докладываться срочно, не дай бог, кнопка у кого-то сработает... - Вневедомственная охрана, что ли? - спросил Родион звенящим голосом. - Ну. Так едем? - Давай на заднее сиденье, а то у меня там девушка дремлет... Он садился за руль, словно бы раздвоившись - видел себя со стороны, не он сидел за рулем, а двойник, это двойник, сунув руку под куртку, отстегнул ремешок кобуры, на случай, если сержант подметит открытые глаза "дремлющей" и придется принять меры... - На вызов? - спросил он, отвлекая на себя внимание. - С вызова. По регламенту положено вваливаться через две минуты, но ты попробуй с такой техникой... - Может, быстрее рвануть? - Давай! - оживился сержант. - Я отвечаю, мои проблемы! Ты, главное, молчи, если что - наш, и все... Плавно вывернув руль, Родион свернул на проспект и прибавил газу, избегая резких рывков машины. Косился на Соню, болтая что-то, заговаривая зубы. К счастью, сержант был хмур и удручен, Родион видел в зеркальце, что он нетерпеливо ерзает, глядя вбок, постукивая кулаком по колену. Возле райотдела не было ни единой машины. Сержант выпрыгнул чуть ли не на ходу, буркнув что-то в благодарность, Родион поехал дальше. Завидев справа новенькую церковь, притормозил, свернул с проспекта, остановил машину в темном месте. На ходу запихивая ключи в карман, направился к распахнутым зеленым дверям. Церковка была совсем маленькая и походила на пирожное - темно-розовый кирпич, белые прожилки, три золотых купола... Внутри, в загадочном полумраке, казавшиеся почти детскими голоса выводили незнакомую ему мелодию. Остановившись на пороге, он попытался вызвать в себе почтение, но не смог. Перед ним маячили однотипные спины, звонко нудил невидимый хор, повсюду теплились крохотные огоньки, бросая таинственные отсветы на диковинные, в непривычных пропорциях лики и фигуры. Вытянутые лица на иконах, их нездешние глаза не вызывали ни трепета, ни уважения, словно он оказался на другой планете, где все было чужое, совершенно ненужное. Растерянно оглянулся, никем не замеченный. Ага, у входа сидела старуха, держа веером тонюсенькие свечи. Наугад выхватив из кармана купюру, Родион сунул ей в руку, двумя пальцами вытянул из сухонькой ладони свечку, повертел ее, не представляя, что делать дальше. Низко наклонясь к старухе, спросил: - А как надо за упокой? - Свечку поставить? - ничуть не удивилась она. - Подойди вон к иконке, прилепи аккуратненько, да помолись... Он чиркнул зажигалкой, кое-как приладил свечу, присмотревшись сначала к тем, что уже там горели. Крестообразно дернул рукой у груди - в надежде, что сойдет и это, он же не умеет... Ощутил сильный толчок в поясницу. Недоуменно обернулся. Еще одна старуха - огромные глаза на бледном неразличимом лице - наступала на него, тихонько шепча: - Изыди из храма, ирод! Чтоб тебя земля не приняла! - и принялась тыкать кулачком в грудь, тесня к двери. - Как нахальства-то хватает, господи... Пожав плечами, он отступил под натиском, так ничего и не поняв. Вышел из пахнущего чем-то пряно-непонятным полумрака, испытывая облегчение: хоть что-то сделал для подруги... Не следовало далее испытывать судьбу. Сев за руль, он помчался к новому мосту. Лучше места, чем остров Кумышева, и не найти. Огромный, заросший лесом остров, через который пролегал соединявший берега Шантары мост, издавна пользовался в городе мрачноватой и дурной славой. В буйные и беззаконные времена основания Шантарского острога царский воевода Обольянинов, люто враждовавший с казацким атаманом Лубенским, велел ссечь там головы трем ближайшим сподвижникам последнего, обвинив в сношениях с маньчжурами. Удаленность от Москвы воеводе с рук не сошла - Лубенский, приложив к челобитной пару сороков соболей, сумел-таки добиться справедливости, и воевода, в свою очередь, расстался с головой примерно на том же месте. В гражданскую войну остров использовали для расстрельных дел то чекисты, то колчаковские контрразведчики - так что иные всерьез уверяли, будто в глухих уголках леса бродят непонятно чьи призраки. А ныне, еще задолго до наступления темноты, остров превращался в некое подобие нью-йоркского Сентрал-парка, куда калачом не заманишь добропорядочного американца, разве что писатель Лимонов забредает изредка пообщаться с большими неграми... На Кумышева вольготно разгуливали ночной порою и наркоманы, и "голубые" - правда, в последнее время среди относительно законопослушной "золотой молодежи" особенным шиком считалось углубиться на тачке в дебри и пообщаться с подружкой не на заднем сиденье, а непременно в кустах. Щекоча нервишки опасностью. Естественно, случались и милицейские облавы, но сейчас Родион, сворачивая с моста на узкую тропку, не усмотрел никаких признаков милиции. Лес стоял сплошной стеной. Временами в тусклом ближнем свете возникали непонятные фигуры - и, как пойманные лучом прожектора бомбардировщики, шарахались в темень. По неписаному закону острова прибывавшие сюда на машинах считались классом выше пешеходов, и не без оснований - в пеших, вздумавших атаковать стального коня, изнутри могли бабахнуть из приличного калибра. И бабахали, между прочим, не особенно чинясь... Родион, прекрасно изучивший остров в студенческие времена, с тех пор ландшафт и топография не изменились ничуть, уверенно ехал по узеньким дорожкам, машина подпрыгивала на колдобинах и корнях, Сонина голова беспомощно моталась, в сердце сидела заноза. Он загнал "Форд" под деревья, вылез и сторожко прислушался. Слева доносился хмельной девичий визг и рев магнитофона, но разудалая компания разместилась где-то далеко, просто звуки разносились в ночной тиши чуть ли не по всему острову, как всегда бывает на реке. Распахнув правую дверцу, вытащил Соню. Поднял ее на руки и углубился в лес, напрягая взор, чтобы не налететь лицом на низкую ветку. Жесткие иглы задевали лицо, над головой холодно сияли крупные звезды. Темень стояла, хоть глаз выколи. Потом стало чуточку полегче: меж соснами показались тускло-желтые яркие полосы, отражение огней левого берега, лес немного поредел. От Сони несло холодом и знакомыми духами, она стала неимоверно тяжелой, гнула к земле. Спустившись с-невысокого обрывчика, Родион положил подругу на землю - под сосной, совсем рядом со спокойной водой, от которой веяло затхлым холодком. Вновь попытался закрыть ей глаза, но веки не подчинились. Тихонько хлюпала темная вода - на реке слабо тарахтел кораблик, буксир с леспромхоза, скорее всего, и низенькие волны набегали на берег. - Прощай, Бонни, - тихо сказал он, коснувшись губами холодной щеки. - Нам было хорошо... Не было времени для сентиментальной грусти, да и желания тосковать на нашлось. Отдышавшись, он влез на обрывчик и огляделся, прикидывая, как ему выйти к оставленной машине. Осторожно двинулся в лес, выставив вперед руки - только что протертые стекла очков опять запотели, он весь взмок... Замер, как чуткий зверь. Совсем рядом раздавалось шипенье и потрескивание - электронное похрипыванье крохотной рации. Явственно удалось расслышать: - ...потом пройдешь по берегу... Он буквально взмок - с головы до пят. Но, вместо того чтобы испуганным зайцем кинуться прочь, оскалился во мраке. Бесшумно двинулся в ту сторону. Расслышал тихое журчанье, потом на фоне колышущихся на воде желтых отсветов разглядел высокую фигуру, замершую лицом к стволу в классической позе застигнутого малой нуждой мужчины. Всматриваясь до рези в глазах, рассмотрел заломленный берет, автомат на плече, призрачно-белые в полумраке металлические сержантские лычки. Рация хрипела и пришепетывала. Не обращая на нее внимания, человек с автоматом застегнул штаны, потянулся - и направился к берегу, к тому самому месту... Частичка разума вопила, что следует немедленно уносить ноги. Родион проигнорировал этот призыв из прошлого. Под черепом пульсировало жаркое сияние. Должно быть, так чувствует себя волк, узревший в чащобе одинокую охотничью собаку. Слепая ярость подминала все остальное. Милиционер, присмотревшись, ускорил шаг. Родион крался следом, вытаскивая пистолет из кобуры, примериваясь. Непонятные силы, казалось, бесшумно несут его над землей, над корявыми корнями, ямками и кочками, меж стволов... Человек впереди олицетворял сейчас врага. В нем сплелось все, что мучило Родиона, все, что Родион ненавидел. Не было другой мишени, иной искупительной жертвы... Последний метр он преодолел отчаянным прыжком. Силы пронесли его, словно исполинского нетопыря, короля ночи, и рукоятка тяжелого пистолета опустилась на шею, чуть пониже стриженого затылка, послышался противный хруст-Автоматчик без вскрика рухнул лицом вниз. Нерассуждающая темная злоба швырнула Родиона вперед, великолепным футбольным ударом он поддел затылок твердым носком туфли - и принялся что есть силы пинать мотавшуюся голову, рыча и скалясь. Он приносил жертву на могиле подруги, он выполнял священный обряд, и сатанинское наслаждение пронизывало тело, пенило кровь... Обмяк вдруг, отступил на шаг. Темная фигура лежала у его ног в нелепой позе. Склонившись, Родион не услышал дыхания, не заметил ни малейшего шевеления. Рация умолкла - по ней угодил один из сильных пинков. Опомнись, шептал в ухо кто-то благожелательный и заботливый. Волк не имеет права нервничать... Нарвав сухой прошлогодней травы, он старательно вытер туфли. Предусмотрительно сбегал к реке и выкинул повлажневшую траву в воду. Вернувшись, постоял над мертвым, кривя губы. Потом наклонился и решительно вытащил из-под тяжелого тела коротенький автомат. Вместо откидного плечевого упора к скобе была прикреплена широкая петля из какой-то синтетической ткани. Удобная штука. Отсоединив магазин, он умело передернул затвор, поймал на лету выскочивший патрон. Оружие было в полной исправности. Защелкнув патрон в магазин и вставив его, Родион вновь передернул затвор, не ставя автомат на предохранитель, и, держа его наперевес, двинулся в сторону машины. Волк вышел на охоту, он прямо-таки жаждал встретить врага, чтобы продолжать кровавую тризну... Интересно, чьи пальчики были на бутылке, оставленной им рядом с телом Сони? Кому-то будет весело, если эти пальчики числятся в милицейской картотеке или как там она называется... Вот теперь можно считать себя настоящим гангстером - как иначе, если на твоем счету появился паршиный коп... Постоял возле машины, держа наготове автомат. По-прежнему доносились визги, верещанье, рев магнитофона. Неподалеку мягко урчал автомобильный мотор, но никаких признаков тревоги или начавшейся облавы не наблюдалось. Волк сделал свое дело с присущим ему совершенством. Стало вдруг скучно и тоскливо. Сев за руль, он медленно поехал к мосту. Автомат лежал в багажнике, первый же досмотр стал бы провалом, но Родион не испытывал ни малейшего беспокойства. Сила распирала его, он был хозяином ночи, а вокруг раскинулся гигантский ящик кукольника со множеством суетливых марионеток, бессильных причинить зло двуногому волку из плоти и крови. Пульсирующее неудобство в виске было не вульгарной болью, а радаром, испускавшим охранительные лучи, покрывшие машину шапкой-невидимкой... Когда он выезжал на мост, был уже на самом верху пологого подъема, справа, отчаянно сверкая мигалками, показались две милицейских машины, промчались далеко от него - и тут же сбросили скорость, оказавшись на узкой лесной стежке. Оглянувшись на мельтешение синих и красных огней, Родион пренебрежительно усмехнулся - гончие безнадежно опаздывали, сбившись со следа. Однако, несмотря на все триумфы и власть над ночными куколками, следовало подстраховаться. Как-никак он был не тупым бандитом - побеждал превосходством интеллекта. Куколки, столь бессильные, когда он выходил на п о д в и г, в другое время могли невозбранно путаться под ногами с дурацкими претензиями и вопросами, это следовало учесть... Стоя под лампочкой, он тщательно осмотрел туфли - нет, ни единого пятнышка. Позвонил. Дверь распахнулась чуть ли не моментально, словно они торчали в прихожей - две серых мышки, с состарившимися преждевременно лицами. И эти произвели на свет умную и отчаянную Бонни? Родиону хотелось их убить. - Простите, а Соню... - начал он с вежливым поклоном. - Сони нет до сих пор! - воскликнула, чуть ли не вскрикнула мать. - Я так беспокоюсь... - Странно, - сказал Родион, старательно нахмурившись в полном недоумении. - Я ее час прождал возле университета, думал, что-то задержало, потом пошел в аудиторию, но они сказали, что Соня давно ушла... Родители переглянулись, став на миг неразличимыми - ни мужчины, ни женщины, две серых мышки, охваченные приливом тревоги за неизмеримо превосходящее их чадо. - Мы договорились встретиться в половине десятого, - продолжал он с надлежащим легким беспокойством. - Не ссорились нисколечко, она была веселой... - Господи, так что ж это... - прошептала мать. - Пусть она мне позвонит потом, хорошо? - сказал Родион. - Не беспокойтесь вы так, мало ли что могло случиться... У подруги засиделась... - Она же всегда предупреждала... - Ерунда, образуется, - утешил ее Родион. - Ветерок в голове в эти годы, сам таким же был... - Родион Петрович, заходите! - спохватился папаша. - Некогда, извините, - сказал он. - Я поеду, а уж Соня, как придет, пусть мне позвонит... Коротко кивнул и направился вниз по лестнице, содрогаясь от омерзения к серым мышкам. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ ...и вдруг пойму, сломясь в тоске... В первый миг, открыв дверь, он не узнал сначала майора женского рода по фамилии Шевчук. Именно потому, что на сей раз ее принадлежность к женскому роду откровенно и ярко бросалась в глаза. Перед ним стояла красавица на высоких каблучках, с распущенными рыжими волосами, в короткой черной юбке и синей кофточке с пышными рукавами, умевшая пользоваться косметикой. Родион откровенно разглядывал ее, не находя слов. Потом сообразил разинуть рот: - Вы ко мне? - Конечно, - сказала она. - Нужно поговорить. Должна вас сразу предупредить: разговор будет, естественно, служебного характера, но неофициальный. Согласно Конституции и законам вы вовсе не обязаны меня впускать. Можете захлопнуть дверь перед носом. Можете не стесняться в выражениях. Не стоит только применять рукоприкладство - это законом в любом случае преследуется... - Проходите, - сказал он, неловко отступая. - Что, неужели к вам кто-то может применять рукоприкладство? - Увы, - сказала она. - Не все же обладают столь развитым эстетическим чувством... Куда прикажете? Родион провел ее в свою комнату, подождал, пока усядется в кресло, закинув ногу на ногу, предложил: - Выпьете что-нибудь? Она покачала головой: - Знаете, до такой непринужденности доводить не стоит... - Насколько я помню американские детективы, там в таких случаях полицейский без обиняков принимает виски с содовой... - Эх, Родион Петрович, ну какая из нас Америка? Мы, знаете ли, неповторимы и самобытны... Дочка все еще у тещи? - Ага. У вас что, появились какие-то подвижки? - Если бы все так быстро делалось... - И чаю не хотите? - И чаю не хочу. Только что из столовой. Вот сигарету - с удовольствием. Спасибо. Если вы не особенно раздосадованы моим вторжением, быть может, и начнем с ходу? Меня интересует буквально все, что вы помните из рассказов вашей жены о ее работе и коллегах... Вам не трудно? - Ну что вы, Дарья Андреевна... а может, просто Даша? - Лучше уж с отчеством. Привычнее как-то. "Значит, о Соне она не знает, - подумал Родион, усаживаясь напротив. - Все ж чуточку легче..." ...Его нашли быстрее, чем он предполагал. На другой же день, часов в десять утра, заявился какой-то капитан из райотдела. Сонины родители, конечно, заложили, мышки серые, знали фамилию, имя, отчество, остальное было делом техники. Он сыграл изумление, переходящее в легкий шок, достаточно талантливо. Да, собирались пожениться. Нет, вчера он с ней не виделся, сидел дома - не отошел толком после злодейского убийства жены, знаете ли... Как, капитан не в курсе? Извольте, поведаем... В общем, не то было настроение, чтобы встречаться с почти законной невестой. Нет, в последнее время ее ничто не угнетало, ни о каких угрозах в ее адрес не слышал, ни о каких подозрительных знакомствах - тем более. Совершеннейшая неожиданность. На острове Кумышева? Нечего ей там было делать, тем более поздним вечером. Деньги при ней нашли? Странно, я же ей утром давал полмиллиона, чтобы купила платье... Может, тут и кроется следочек? И так далее, и тому подобное. Долго его не изводили, отпустили минут через сорок. О налете домушников на "берлогу" он, конечно, заявлять не стал. Сонечка, надо ж тебе было открыть дверь неизвестно кому... Впрочем, откровенно говоря, ему не особенно и хотелось предаваться тайной печали, когда напротив, совсем близко, сидела рыжеволосая красотка, без всякого смущения демонстрировавшая великолепные ноги, равно как и стройные бедра - столь же естественно, как курила. Она, конечно же, замечала производимое ею впечатление - о женщины, отродье крокодилов! - но в глазах не было особого холодка. И Родион, старательно излагая запомнившиеся ему откровения Лики (а то и легонько привирая), все больше преисполнялся мужской уверенности. В последнее время в нем что-то здорово изменилось: он больше не растекался мыслью по древу, размышления, чего бы они ни касались, были лишены глубины и сложности, напоминали полет снаряда по тому самому каналу ствола, а приходившие в голову желания требовали немедленного претворения их в жизнь. Совсем нельзя исключать, что ей просто хочется трахнуться на стороне, потому и заявилась в столь взбадривающем виде. Месткомов и парткомов у них нынче нет, как и везде, но злые языки и забота о репутации остаются при всех режимах. Очень похоже, что угадал. Куда уж дальше, если только что без особого труда углядел, что трусики у нее розовые... Ногами играет, как фокусник булавами... Он взглянул на рыжую Дашеньку уже по-новому. Зримо представил, как опускает ее на диван, расстегивает блузку, и его естество проникает неспешно в то, что куртуазный поэт Пьер Ронсар четыреста лет назад поименовал "маленькой аленькой щелью". Кожа у нее была белая, с крохотными веснушками, как у большинства рыжих... Останется на ночь или дело ограничится парой часов? Обретя конкретную цель, он стал целеустремлен и напорист. В рамках джентльменского ухаживания, разумеется. Пустил в ход все приемы, знакомые опытному мужику, - от многозначительных взглядов до недвусмысленных интонаций и мнимо безобидных фразочек с подтекстом. Ручаться можно, она очень быстро поняла, куда Родион клонит, но не протестовала, временами с той же вполне культурной многозначительностью выказывая легонькое поощрение. Настал момент, когда Родион оказался рядом с креслом. А потом присел на широкий подлокотник. Легонько, но напористо, чтобы никаких сомнений не осталось, положил ей ладонь на плечо... Даша как-то удивительно ловко и неуловимо ударила его костяшкой большого пальца под запястье. Рука Родиона мгновенно подпрыгнула, как от удара электрического тока, пальцы сами собой разжались. Левая рука, уже готовая опуститься ей на колено, так и замерла в воздухе. И Родион ее тут же убрал, сердито выпрямился. - Родион Петрович... - протянула Даша укоризненно. - Что это на вас нашло? Вы ж не мальчишка, право, если женщина носит юбку согласно последней моде, чисто символическую, это еще не значит, что она готова с каждым встречным, кому этого захочется... Голос звучал ровно, без эмоций. - Извините, - сказал он, унимая колотящееся сердце. - Ну что вы, я сама виновата, не подумала... Буду сидеть, как школьница в классе. - Даша... - Дарья Андреевна. - Простите. Наверно, не следовало... - Не следовало, - сказала Даша спокойно. - Можно нескромный вопрос? Вы себя можете контролировать или мне уйти, чтобы не волновать вас более? - Я себя полностью контролирую, - сказал он зло. - Уж извините, почудилось черт-те что... - Ничего, - сказала Даша. - Мужчины все одинаковы, уж простите за невольную провокацию, но мне ведь тоже хочется иногда погулять без мундира, как самой нормальной женщине... Родион Петрович, вы знали, что Соня Миладова была, деликатно выражаясь, девочкой по вызову? Словно пелена упала у него с глаз. Слишком поздно вспомнил откровения Лики - о том, как подчас мини-юбка при деловых переговорах помогает отвлечь внимание партнера и заставить его сомневаться в изощренности ума играющей ножками красотки... Не было ветреной красотки. Перед ним сидел опасный враг, разве что втиснутый в привлекательную упаковку... - Знал, - сказал он, не промедлив ни секунды. - Представьте себе, знал. И не устраивал истерик по этому поводу. Она сама сказала. Когда речь всерьез зашла о браке. Возможно, вам это покажется странным, но я все принял спокойно. Достоевский однажды выразился, что в некоторой игривости природы не отказано даже и корове. Что уж говорить о людях, особенно в наше идиотское время... Соня... в общем, она оттуда ушла. - Откуда конкретно? - Вот в эти детали я не вникал. Меня устраивало, что она ушла. Не верите, что из таких девочек получаются иногда хорошие жены? - Отчего же, - сказала Даша. - По-всякому бывает. А почему ее родителям вы соврали насчет своего места работы? - Не хотел, чтобы они узнали, что Соня бросила университет. Так выглядело гораздо безобиднее - познакомились в альма матер... - Пожалуй, - согласилась Даша. - Значит, вы уверены, что Сонины... работодатели ее не тревожили? - Уверен. - Ее родители показали, что в ночь с четвертого на пятое мая она ушла из дома, предупредив, что собирается остаться с вами до утра. Если не секрет, где именно вы оставались с ней до утра? Вряд ли в этой квартире? Как бы мирно вы с женой ни расстались и были уже фактически чужими людьми, вряд ли она простерла бы терпимость до того, чтобы позволить вам принимать... Пусть даже невесту? - Верно, - сказал Родион. - Вряд ли простерла бы... Понимаете, секрет в том, что Соня в ту ночь вовсе и не была со мной. Она ставила "отвальную" своим девчонкам. Где именно, уж простите, не знаю. Мне туда было как-то неудобно идти. Соня сама не хотела... Поздним вечером четвертого они как раз заполучили сумку с деньгами и кокаином...Но наводить рыжую стерву на "берлогу" было никак нельзя. Кто знает, что им взбредет в голову, еще начнут расспрашивать соседей, полезут в подвал... - Странно, - задумчиво сказала Даша. - Женскую психологию я понимаю, как женщина, а психологию этих девочек хорошо представляю, как сыщик... Гораздо предпочтительнее было бы взять вас с собой на этот девичник - примитивно похвастаться женихом. - Не у всех же психология укладывается в ваши схемы. - Ну разумеется, - сказала Даша. - Значит, вечером десятого, когда Миладову убили, вы были дома... Вот только подтвердить этого никто не может, а? - И опровергнуть тоже, - спокойно сказал Родион, сделал вид, что спохватился. - Вы что же... меня подозреваете? - Вы детективы читаете? - Иногда. Не особенно люблю. - Но все же читали, что подозревают обычно всех? Верно? Между прочим, в жизни так оно и бывает. - А как насчет презумпции невиновности? - Помилуйте, никто ее не отменял, - сказала Даша. - Я вас ни в чем не обвиняю. Это функция прокурора. А функция сыскаря - подозревать на первых порах все ближайшее окружение погибшего. Или погибшей. Досаждать всем и каждому неприятными, нескромными вопросами... - И требовать ответов? - Не в данной ситуации. Это беседа, напоминаю. Можете выгнать меня в любой момент, написать потом заявление, либо просто пожаловаться на бесцеремонность майора Шевчук, либо красиво расписать, как я ворвалась к вам с пистолетом наголо, пьяная или обкуренная, грозила "испанским сапогом", изнасиловать пыталась... Да вы не смущайтесь, многие пишут... словом, я могу уйти. - Ну что вы, никто вас не гонит, - сказал Родион. - Мы люди законопослушные, скрывать нечего... - Вы просто молодец, - сказала Даша с легкой насмешкой. - Так вот, Родион Петрович... Какой-то детектив так и назывался - "Подозреваются все"... Родион никак не хотел, чтобы она уходила: как-никак появился шанс узнать, что они думают и в каком направлении ведут поиск. Задавая вопросы, она невольно обозначит эти направления... - И, в отличие от всех, ваша ситуация не в пример запутаннее, - продолжала Даша. - В течение буквально нескольких дней погибли ваша жена и девушка, на которой вы собирались жениться. Боже упаси, это не намек. Просто весьма неприятное совпадение, на которое, признаюсь вам откровенно, любой сыскарь сразу делает стояйку, как сеттер на дичь. - Большие глаза были холодными и дерзкими. - Особенно если мы вспомним, что алиби на момент смерти вашей жены вам обеспечивала невеста... - Что значит - обеспечивала? - Родион впервые повысил голос. - Простите, оговорилась, - без малейшего раскаяния в голосе поправилась Даша. - Подтвердила ваше алиби, о чем дала официальные показания. Только это не меняет дела. Гибнет ваша жена, вслед за чем при столь же таинственных обстоятельствах гибнет единственный, кто мог подтвердить ваше алиби... Родион посмотрел ей в глаза: - Мне-то зачем убивать человека, подтвердившего мое алиби? - Ну что вы, никто не говорит... - Нет уж, простите! Тут и дурак поймет, куда вы клоните. Выражаясь цинично. Соня - это мое алиби... - Ваше алиби - это Сонины показания, которые отныне могли преспокойно существовать и сами по себе, без Сони, ничуть не утратив ценности... - Вот теперь мне и в самом деле хочется вас послать, - сказал Родион, гордясь собственным хладнокровием. - Материально. - Усмехнулся. - Но у меня не хватит духу послать по матери женщину с такими ножками... - Да, и вообще я прелесть... - рассеянно промолвила Даша. - Можно опять положить ногу на ногу? - Не юродствуйте. - Я и не думаю, Родион Петрович... - Ладно, - сказал он. - Я не ребенок, прекрасно понимаю, куда вы клоните. Я убил их обеих, да? В таком случае должен же я иметь мотивы, вам не кажется? Или, может, я маньяк? Чикатило? Вы не боитесь, что и вас убью? - Чтобы попробовать меня убить, Родион Петрович, надо очень постараться, - сообщила она спокойно. - Пробовали, было... Жива, как видите. - Так как насчет мотивов? У меня нет ни единого. Мне это было совершенно не нужно. Разумеется, можно раскудрявить экзотические версии - жена не давала развода, а что до Сони, известие о ее занятиях проституцией меня поразило, как гром с ясного неба, и я вгорячах... Глупости все это! Глупости, Даша... С женой мы расходились мирно и цивилизованно. За эту квартиру я не цеплялся. Ее мужики мне были до лампочки. Я ее уже практически вычеркнул из своей жизни, ясно вам? Даже наоборот, ее любовники были бы лишним козырем на случай, если она заартачится и не даст развода... - Вы же говорили тогда, в УВД, что понятия не имели о ее любовниках? - Я чисто теоретически сейчас рассуждаю... - А-а... - Далее, - продолжал Родион уверенно. - Предположим, я не знал, что Соня работала в эскорте, и новость обрушилась на меня, как... - Как гром с ясного неба, - подсказала Даша невинно. - За это не убивают. А если и убивают, то романтические юнцы, в существование которых в конце двадцатого века я как-то не верю. Дал бы по шее, выгнал, заявил, что меж нами все кончено... Нет никаких мотивов. -Ой ли? - спросила Даша. - Предположим, ваша жена держала дома левые доллары, "черный нал". С бизнесменами это сплошь и рядом случается. Вы решили, что эти денежки нам пригодятся в новой жизни. Алиби обеспечивала Сонечка Миладова. А потом вы решили, что делиться с ней не обязательно. Или узнали о ее работе в эскорте и побоялись, что девочка такого плана - ненадежный партнер, в чьем молчании и хладнокровии нельзя быть уверенным. . - Вы в самом деле во все это верите? - Не особенно, - призналась Даша. - Я вам просто хочу доказать, что мотивы могли отыскаться. - Ну как же, наслышан. Мастера вы подбирать мотивы. Она по-кошачьи сузила глаза: - Можете верить, можете нет, ваше право, не вижу смысла перед вами рассыпать клятвы... но я в жизни не фабриковала дел. - Она усмехнулась. - Возможно, не по врожденному благородству души, а из профессионального рационализма - пришить дело, откровенно вам скажу, не столь уж трудно. Вся загвоздка в том, что при этом истинный виновник останется на свободе, и мне же его ловить придется, потому что может не остановиться на достигнутом... В общем, предпочитаю дел не шить. - У меня создалось другое впечатление. - Родион Петрович, понимаю ваше благородное негодование, но при сложившейся ситуации любая полиция мира начала бы задавать вам вопросы... А иные мои знакомые из парижской префектуры на моем месте с вами бы поступили и покруче... Давно бы светили в лицо лампой и били кулаком по столу - врут французские фильмы насчет такого стиля, знаете... - Хорошо, - сказал Родион, - В таком случае поступайте по закону. Предъявляйте обвинение... - У нас оперативники обвинение не предъявляют. Не в Америке. - Ну, пусть тогда прокуратура старается. А на будущее избавьте меня от подобных рандеву. Либо вызывайте официально, либо... - Либо? - прищурилась Даша. - Ну, не знаю, что там у вас... - Мне уйти? - Как хотите. Вообще-то, лицезрение ваших ножек мне доставляет эстетическое удовольствие... Вы всегда без лифчика ходите? Увы, вывести ее из терпения не удалось. - Когда как, - сказала Даша. - Весна, душа поет, весна - стало быть, и новые надежды... Родион Петрович, а почему вы сказали Марине Буториной, сестре вашей жены, что намереваетесь вкладывать деньги в ее предприятие, если собирались уехать из города насовсем? И до Маришки добралась, тварь?! - Я и не собирался, - сказал Родион. - Ну откуда у меня деньги? - Тогда? - Господи, да хотел произвести впечатление! - сказал он с хорошо рассчитанной яростью. - Если предельно откровенно - не без расчета на постель. Да, в это время у меня с Соней уже все было обговорено... Что, кобелей наша доблестная милиция тоже преследует? - Нет, конечно, - при условии соблюдения ими законов. - И как, я соблюл? - Во всем, что касается Марины? Безусловно. - Как вы поступили с фотографией, которую она вам отдала? - Жене показал, - огрызнулся Родион. - После чего решение о разводе и приняло вполне цивилизованные формы - Вот именно, - сказал он. - Так что не было мне нужды их убивать, после такого подарка судьбы. Как по-вашему, после беседы с демонстрацией снимка стала бы признаваться мне жена, что держит дома под кроватью левые доллары? - Вряд ли... - У вас все? - Не совсем, - сказала Даша. - Хотелось бы поговорить еще и о Вершине... - Бож-же мой, - покачал головой Родион. - Вы и его мне шьете? Не стесняйтесь, валите до кучи... Шея терпит. - А кстати, где вы были во время его убийства? - А когда его убили? Вернее, во сколько? - Родион был спокоен. - Вот уж где нет никаких точек пересечения, так это между мной и Вершиным... - Вершиным или - Вершиными? - Не понимаю, о чем вы, - сказал Родион. - Я и сама, признаться, не все понимаю... - Может, в таком случае, сначала сама с собой разберетесь, а потом станете приставать с разными глупостями? - А что, если попробуем вместе разобраться? Вы точно помните, что тогда вашу супругу на белом БМВ подвозил именно Вершин? - Ну, мог и ошибиться... - Извините, но вы дали совершенно недвусмысленные показания... - Человек, чью фотографию вы мне тогда показали, очень напоминал того, что подвозил... - Странно, - сказала Даша. - Видите ли, шесть лет назад дочка Вершина - единственный ребенок, первоклассница - попала под машину. Насмерть. Под БМВ. С тех пор у Вершина оформилась самая настоящая мания - БМВ любого года выпуска и модели он видеть не мог, не говоря уж о том, чтобы на них ездить... С каждым может случиться. - За что купил, за то и продаю... Что-нибудь еще? - Вы не знаете, почему доказательства неверности вашей супруги добывали именно люди Ирины Викентьевны Вершиной? - Это она так говорит? - Она уже ничего не говорит. Ее убили. - А, ну это я, - сказал Родион, осклабясь. - Вы что, не поняли? Если в Шантарске кого-то убивают, это непременно я. Хобби у меня такое. Вон там, в тумбочке - автоматы, пистолеты, яды в ассортименте... После каждого нового жмурика заходите ко мне запросто. Только прокурора на будущее прихватывайте, а? С ордерами или чем там полагается... - Скажите, а Эдуарда Петровича Усачева вы знаете? - А что, я его тоже убил? - Нет, он пока живехонек, - серьезно сказала Даша. - К некоторому моему удивлению - очень уж много знает... - Господи, какие проблемы? - рассмеялся Родион. - Если он вас отчего-либо не устраивает в живом виде - обращайтесь ко мне, я ведь убийствами живу. С вас я даже денег не возьму, найдем более приятные формы взаимозачетов, бартером, так сказать... - Вам очень хочется меня трахнуть? - Каюсь, весьма. - А вам очень хочется меня убить? - спросила она с той же улыбочкой, не отводя взгляда. Это напоминало детскую игру - "Кто кого переглядит". Ни один не отводил взгляда. В комнате повеяло чем-то новым. - А зачем мне вас убивать? - спросил он в конце концов. - А чтобы я вас не посадила. - А вы попробуйте сначала, Дашенька. - Разрешаете попытаться? - Ну, попытайтесь... - сказал Родион, откровенно раздевая ее взглядом. К опасности он относился ко всей серьезностью, но у нее явно ничего не было в рукаве. Ничегошень-ки. Иначе не заявилась бы домой, пытаясь оказать чисто психологическое давление. Не настолько они там глупы. При малейшей зацепке потащили бы к себе. Значит, нет зацепок. Может, рассчитывает, что он кинется убивать Эдуарда Петровича? Оно бы неплохо, но все его показания ни черта не стоят. Будем держаться прежней линии: подвозил Ирину. Фамилии она не называла (Усачев ее, кстати, не упоминал в разговоре, так что, если и записал на потайной магнитофон, с этой стороны Родиона уличить невозможно). Подвозил. Трахнул. По пьянке пожаловался на жену. Ирина обещала помочь, ей это ничегошеньки не стоило. И в "приюте" трахал. Но убивать не убивал, не докажете... А будь у вас малейшие подозрения насчет того мусорка, давно бы наручниками под носом трясли... - Знаете, для чего я к вам приставила хвост? - спросила Даша безмятежно. - Чтобы посмотреть, что вы будете делать. Вы почти тут же от него смылись... - Да? - Да. Вы почти сразу же исчезли из ресторана, с поминок. - Не хотел сидеть с этими рожами. Предпочитал провести время с Соней. - Да, конечно, - кивнула Даша. - Знаете, что вас объединяет с Ириной Викентьевной Вершиной? Точнее, объединяло? И вы, и она после насильственной смерти ее мужа и вашей жены, в обоих случаях носивших характер заказного убийства, сохраняли полнейшую беспечность... - Ах, вот что, - сказал он. - Новую статью в Уголовный кодекс ввели - предосудительная беспечность? - Родион Петрович, не бывает идеальных преступлений. Бывают нераскрытые... до поры. - Интересно, - сказал он. - Вы прелесть, Дашенька. Расскажите еще что-нибудь интересное? У вас так здорово получается. "А не убить ли ее? - подумал он с деловой холодностью. - При себе нет пистолета, но Робин Гуду пора и попробовать, как это делается голыми руками..." Нет, нельзя пока что. Дело даже не в том, что она обучена приемам. Дни сейчас теплые, но вечера холодные. Предположим, от УВД до его дома минут семь ходу, но не шла же она пешком в куцей юбочке и кофточке, под которой нет даже лифчика? Без плаща, без куртки? Не та пора. Значит, ее ждет машина. А может, и микрофончик где-то на ней присобачен... Нет, так просто не подловите. И Эдуарда трогать не буду, он не опасен, а Виталик тем более... - Приятно было посидеть, - она встала. - А пообщаться - еще приятнее. - Извините, если чем обидел, - говорил он, провожая рыжую стерву в прихожую. - Но право слово, вы так хороши в этом наряде, что и святой не удержится... Если я вас сейчас хлопну пониже талии, это будет считаться оскорблением сотрудника милиции при исполнении? - Нет, - сказала Даша, не оборачиваясь. - Но руку в запястье я вам вывихну. - Почему не сломаете? - Потому что перелом был бы неадекватным ответом. Сие уже подсудно. А насчет вывиха нужно еще доказать, что это я постаралась... - Она распахнула дверь. - Всего хорошего, Родион Петрович, до встречи... - Всегда к вашим услугам. Он стоял на площадке, прислушиваясь. В самом деле, внизу заработал мотор легковушки, она медленно отъехала от подъезда. Родион мысленно поздравил себя за предусмотрительность и трезвый расчет. Соседская дверь распахнулась. Сосед с оглядочкой выбрался на площадку, перегнулся через перила, глянул вниз, обернулся к Родиону: - Ушла? - Ага, - сказал Родион. - Слышь, братила... - сосед, дыша пивом, нагнулся к его уху. - Ты ко мне, как человек - я к тебе аналогично... Сегодня с обеда тихари крутились по подъезду. Ко мне тоже заходили. - И что? - хладнокровно спросил Родион. - Насчет тебя упражнялись. Когда приходишь, да когда уходишь, да кто к тебе ходит, да что я видел... Ничего я не видел, понял? Так ему и говорю - в натуре, сосед сплошной интеллигент, по досточке ходит, то в консерваторию, то Бетховена читать... - Ты смотри, не перестарайся там, - сказал Родион мрачно. - Не, я так, для красного словца... Чего меня учить? Сосед у меня приличный, говорю, ничего за ним не замечал отроду, и вообще я его вижу раз в сто лет... - положительно, он таращился на Родиона с нескрываемым уважением. - Тебя спросить можно? - Ну? - Ты эту кошку, - он кивнул в сторону лестницы, - частным образом трахаешь или она приходила дознавашки снимать? - Да пристает с вопросиками... - сказал Родион солидно. - И то ей знать надо, и это, любопытная до ужаса... - Значит, не трахаешь? - Я бы трахнул, братила, - сказал Родион с приличествующей, по его мнению, в такой ситуации гнусной ухмылкой. - Так не дает... - Ты смотри, поаккуратней с ней... Знаешь, кто это? Дашка по кличке Рыжая, замначальника городской уголовки. Опасная, блядь, гремучая змея, к ней подходить надо в скафандре или сразу бежать за темные леса... Прикинь. Двух моих кентов, сука рыжая, запечатала на строгий, а ребята, я тебе скажу, были по жизни крутые и хвосты рубить умели... Ты с ней поберегись. Не давай вцепиться. Если и есть звезда с зубами, так это Дашка... - Учту, - сказал Родион. - Я тебя в натуре, предупредил, прикинь... Как сосед соседа. - Похоже, ему очень хотелось подольше похвастать собственным благородством и лихостью. - Ты мне вовремя слово кинул, я и подчистил все шероховатости, теперь я тебе кидаю... - Спасибо, - сказал Родион. Вспомнил Сонины уроки и поправился: - Благодарю. Извини, некогда... - Пивка не хочешь? - Да нет, некогда... Заперев дверь, он добросовестно напряг память. Пожалуй, и правда что-то такое слышал. Эта фамилия - Шевчук - в свое время в разговоре всплывала... Вадик? Лика? Зойка? Зойка. И ее неизвестно от кого унаследованная страсть к криминальному чтиву. Вот оно... Родион почти бегом направился в Зойкину комнату. Никогда в жизни не лазал в ее шкафчик, но теперь не до отцовской деликатности. Две пятитысячных бумажки, помада, начатая пачка "Кэмела" - ах ты соплюшка... - старенький плюшевый медведь с приколотым на груди значком "50 лет в КПСС" (регалия Раскатникова-деда), русское издание "Плейбоя"... ну да, вот она, толстенная папка с вырезками. Довольно быстро Родион отыскал нужное - дюжину вырезок из шантарских газет, соединенных чуть поржавевшей скрепочкой. И в лихорадочном темпе пробежал глазами. Вот оно, полузабытое: прошлогодняя история с сексуальным маньяком, сатанистами и убийством представителя президента, потрясшая не только Шантарск, но и столицу - не в смысле эмоций, а в смысле оргвыводов и результатов. Дарья Андреевна Шевчук, капитан уголовного розыска... блестяще завершенное расследование... боевой орден, врученный лично президентом... повышение... сыщик божьей милостью... награда от французского правительства... Пожалуй, и в самом деле она была опасна, как гремучая змея. Ничего похожего на скромную канцелярскую мышку, какой показалась сначала. Но тревоги в душе не было. Потому что у нее не было улик. Потому что все ее мастерство и нюх легавой были бессильны против шантарского Робин Гуда, не оставлявшего следов и улик. Она была совершенно права - идеальных преступлений нет, но есть - нераскрываемые... Он достал из верхнего ящика детектор и старательно прошелся с ним по комнате, исследуя кресло, в котором сидела рыжая стерва, вышел, проделав весь путь, которым онадвигаласьквыходу.Никаких миниатюрных микрофончиков - то ли не смогла прилепить незаметно, то ли не располагала шантарская милиция такой техникой... Досадливо поморщился, услышав длинный звонок - неужели вернулась, отрабатывая на нем хитрые методы? ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Спиной к стене Ошибся, слава богу, на площадке стояла симпатичная, коротко стриженная светловолосая девчонка в джинсах и красной блузке - крепенькая, похожая на спортсменку, но лишенная портившей женщину коренастости. Перебирая пачку каких-то бланков невероятно официального вида, с ходу спросила: - Потаповы здесь живут? - Сроду не жили, - сказал Родион, с удовольствием ее разглядывая сверху донизу. - Ладно, не надо. Вот же написано: двадцать один "а"... - Двадцать один - это здесь, - сказал он. - Только никакого "а" при нем не водилось отроду. - Точно? - Точно. Всю жизнь здесь живу, мне виднее. - Так написано же... Она сунула ему под нос квадратный бланк. Родион нагнулся к нему - и скрючился от жуткого удара в лицо снизу вверх растопыренной пятерней. Он мгновенно ослеп, но крикнуть не успел - удар в живот, похоже, ногой, отшвырнул его в прихожую. Пролетев спиной вперед, он пребольно упал на пол. Корчась, как выброшенная на берег рыба, попытался нащупать подошвами точку опоры. В квартиру ворвался торопливый шумный топот нескольких пар ног. Родион успел еще вспомнить, что все оружие осталось в "берлоге", а в следующий миг его, все еще слепого, подхватили за локти под азартный девичий выкрик: - Ра-аз-два, взяли! И, проволочивши спиной вперед, выламывая руки за спину, швырнули. Ударившись затылком обо что-то довольно мягкое, он смог наконец проморгаться. На запястьях звонко сомкнулись наручники, кто-то, едва он попытался сесть, толкнул, упершись подошвой в плечо: - Тихо, морда! Над головой азартно сопели, шумно дышали. Послышались новые шаги - неторопливые и легкие. Приказным тоном сообщили: - Всем - не суетиться. Господину Раскатникову можно сесть. Нависшие над Родионом отступили с завидной поспешностью, свидетельствовавшей, что приказы незнакомца исполняются мгновенно и скрупулезно. Родион, упираясь скованными за спиной руками - теперь он сообразил, что лежит в спальне, возле кресла, - приподнялся и сел, неуклюже подтянув колени. Сначала было такое впечатление, что по квартире пронесся с топотом и гиканьем целый взвод. В спокойной обстановке тут же обнаружилось, что вторгшихся было всего четверо. Двое крепких, как мини-тракторы, стриженых ребят, судя и по одежде, и по туповато-агрессивному выражению физиономий, смотрелись мелкой пехотой без лычек. Тут же стояла девчонка, немедленно показавшая Родиону язык. Четвертый непринужденно расположился в кресле у стены - старше их всех, лет пятидесяти, но сухощавый и гибкий, как балетный танцор, с лицом, совершенно седыми волосами и черными бровями. Если это не главный, то Родион - внештатный сотрудник шантарского угро... - Ну что ж, давайте знакомиться, - сказал седой бесстрастно. - Вернее, давайте посмотрим друг на друга внимательно и вдумчиво... Сам он, пожалуй, именно так и смотрел. Стриженные ребята вдумчивостью похвастать не могли, а девчонка таращилась скорее с видом собаки, которой положили на нос кусок колбасы и настрого наказали сидеть смирно. Смешно, но Родиона больше всех беспокоила именно она: шалые светлые глаза были совершенно пустые и наглые... - Длинные речи любите? - спросил седой. - Не особенно, - сказал Родион. - Особенно в таком положении. - Вот и прекрасно. Где мой порошок? Розовенький такой, в жестяных баночках, на которых по недосмотру значится, что это чай? - Лежит в Шантаре, - сразу же ответил Родион. - Завернут в пластик, ничего с ним не сделается... - А ваша казна? Нажитая в поте лица? - Это уж мое дело. - Вот как? Что же, совершенно не боитесь... эксцессов? Странно, но Родион не боялся. Без своего клада он становился полным ничтожеством, потерявшим всякий смысл жизни. Умереть было гораздо проще и легче. - А бритвой по яйцам? - осведомилась девчонка. - Этак не спеша, шкурку сдирая? - Кира... - укоризненно поморщился седой. - Вы уж ее простите, Родион Петрович, мотоциклетная девочка, уличное дитя, не успела еще привыкнуть к светскому обхождению... Хотя, должен уточнить, подметила она верно. Может быть больно. Весьма. - Порошок лежит в Шантаре, - сказал он сквозь зубы. - Если ехать в сторону Чудногорска, нужно остановиться перед "тещиным языком", возле знака ограничения скорости и пойти через лес к берегу. На сосне вырезано "Катя". Прямо напротив дерева, метрах в трех от берега, и лежит пакет. - А деньги? - Сто пятьдесят лимонов? Скажите куда, и я привезу. Все остальное - мое. Честно заработанное. - А вам не кажется, что следует платить штраф? - Я не знал, что это так серьезно, - огрызнулся Родион. - Признаю, виноват, должно быть... но все я вам не отдам. - Будет больно, - мягко напомнил седой. - Пускай, - сказал Родион. - Уж лучше сдохнуть... - Зоя Космодемьянская, вторая серия... - грустно бросил седой. Видимо, это было сигналом - на Родиона навалились все трое. Он даже не успел лягнуть переднего в голень, через три-четыре секунды оказался распяленным в кресле, двое верзил держали его за плечи и лодыжки, так что пошевелиться нельзя было и на миллиметр. Кира, с циничной ухмылочкой глядя ему в глаза, в два счета содрала с него до колен джинсы и плавки. Глухо взвыв от бессилия, он все же отметил, что в руках у нее нет никакой бритвы. Вообще ничего острого. Только красная жестяная баночка с пепси-колой. - Итак, где казна? - спросил седой. - Не отдам... - пропыхтел Родион, тщетно пытаясь не то что вырваться - дернуться по-настоящему. - Давай, Кирочка. Кира, подцепив кольцо большим пальцем, откупорила банку, со смаком отпила пару глотков и, улыбаясь Родиону, сказала врастяжку: - Сейчас, беспредельщик, будет фокус.. Двумя пальцами левой извлекла из нагрудного кармана самую обыкновенную батарейку "Тошиба", металлическую, с двумя клеммами. Все это выглядело столь безобидно, что Родион поневоле скривился и подумал - а не люди ли это Рыжей? Поторопился рассказать про порошок... - Держите покрепче, господа ассистенты, - распорядилась Кира деловым тоном. Гибко опустилась на колени, сцапала сильными пальцами Родионово мужское естество, одним движением освободила то, что в таких случаях освобождается, плеснула пепси. Поднесла батарейку - и чувствительную плоть прошил казавшийся тонким, как волосок, удар тока, совсем слабый, зудящий комариным укусом, но через пару секунд колющее неудобство стало нестерпимым, пылающим, Родион взвыл, выгнулся. - Где захоронка? - С-сука... - выдохнул он. И завопил что есть мочи, не в силах терпеть жгучее неудобство. Рот ему тут же закрыла маленькая подушечка, прихваченная отсюда же с кресла, нос предусмотрительно оставили свободным, и он сопел, обливаясь слезами... - Где захоронка? - Не скажу, - прохрипел он. Очередной приступ боли, не походившей на боль, продолжался нескончаемо. И все же он держался - выл, корчился, обливался злыми слезами, хрипел, однако, едва подушечка отодвигалась ото рта, выплевывал страшную матерщину. Он боролся за свое будущее, за шанс остаться выше толпы, за сокровище - твердо решив сдаться не раньше, чем начнется что-то по-настоящему ужасное... И вдруг понял, что боли больше нет, что к нему прикасаются только верзилы. Кира стояла рядом, не спеша допивая оставшееся в банке пепси. - Кирочка, приведи его в порядок, - распорядился седой. - Платочком аккуратно вытри... Ничего страшного, Родион Петрович, поболит пару часиков и пройдет. Кира даже заверяет, что якобы повышает потенцию, но у меня, признаться, не хватает духа экспериментировать. В детстве сунул палец в патрон, тряхнуло так, что слетел со стола, с тех пор тока не переношу в любых разновидностях, даже троллейбусов побаиваюсь... Вы себе только представьте: Кирочку выкинули из техникума, так и не дав выучиться на техника-электрика. Что может быть смешнее? У девчонки несомненное призвание ко всему, что связано с электричеством, ей приходят в голову такие идеи и варианты, что сам великий Фарадей был бы восхищен... Вы инженер, помнится? Как относитесь к Фарадею? - Не издевайтесь, - огрызнулся Родион, все еще пребывая в железных тисках. - Помилуйте, я и не думаю. Разумеется, с моей стороны безусловно наблюдается определенная ирония, даже больше, что греха таить - некоторое злорадство... Но что прикажете делать, когда тебя столь нагло обворовывают? - Я же не знал... - Послушайте... - поморщился седой. - Ну что это за мальчишество? Судят по результату, а не по намерениям. Почитайте на досуге уголовный кодекс, там это четко сформулировано. Даже суд на моем месте не питал бы к вам никакого снисхождения, обязательно закатал бы на тот курорт, где по капризу дизайнеров натянуто неисчислимое количество колючей проволоки... Так как вы относитесь к Фарадею? - С уважением. - Почему? - Потому что он пробился своим горбом. - Вот это правильно, - серьезно кивнул седой. - Правильное отношение. В точку... А посему давайте внесем ясность, милый друг. Так уж заведено в нашем мире, что неписаные законы сочинили в сто раз более умные люди, нежели те, что то и дело рожают писаные. Во-первых, наше знакомство никогда и не состоялось бы, останься вы законопослушным гражданином великой России. Не так ли, милейший Родион Петрович? Ну, а если уж вы вторглись на чужое игровое поле и стали действовать на нем с размахом, безусловно, не самой последней пешки - естественно ожидать от других участников игры адекватных действий. И любые стенанья типа "Я не знал, не ведал..." не способны вызвать никаких других эмоций, кроме тихого презрения. А вам ведь этого не хочется? Честно? - Не хочется, - угрюмо сказал Родион. - Вот видите. Репутацию не завоевывают парочкой удачных налетов. За репутацию нужно бороться долго, мучительно, кровяня клыки и зализывая раны. Ни в одной области человеческой деятельности не любят выскочек. Взять одним махом то, что другими достигалось годами, ценой неимоверных трудов и, прямо скажем, немалой крови... Так не бывает. А поскольку в нашем, незаметном и не стремящемся к широкой известности бизнесе методы порицания довольно специфические... - он сделал долгую, жутковатую паузу. - Признайтесь, испуганы? - Мне неуютно, - сказал Родион. - Но я все поставил на карту, не хочу быть овцой из стада... - Вообще-то, похвальное желание, - он сделал ладонью небрежный жест. - Отпустите. Господин Раскатников, в общем, раскаивается. Родиона отпустили. Он выпрямился в кресле. И тут же скривился - резкое движение отозвалось колючей болью. - Я сказал бы, вы человек не окончательно пропащий, - продолжал седой. - После некоторой дрессировки и прохождения курса молодого бойца могли бы стать членом благородного сообщества... Или у вас другие намерения? Родион кивнул. - Зажить мирным рантье? Что ж, каждому свое... - он слегка повысил голос. - Снимите браслеты и всей троицей посидите на кухне. Хозяйские продукты из холодильника не таскать, на стенах матерные слова не писать. - Босс... - негодующе пробормотал один из амбалов. - Что вы, в натуре... - Я сегодня в игривом настроении, друг мой, - жестко улыбнулся седой. - Шутю... Марш на кухню! Кирочка, проследи... Вся троица торопливо ринулась к выходу, возникло даже легкое столпотворение в дверях. Вынув освобожденные руки из-за спины, Родион потер запястья. - Надеюсь, вы не будете устраивать дурацких штучек с тигриными прыжками через всю комнату? - усмехнулся седой, отделенный от Родиона двуспальной кроватью. - Не буду, - мрачно сказал Родион. Вновь поморщился. - Больно? - заботливо спросил седой. - Может, сначала позвать Кирочку на предмет легонького минета? Ну, как хотите. - Он широко улыбнулся, но в глазах по-прежнему стоял неприятный холод. - Вы счастливчик, Родион Петрович. И не принимайте близко к сердцу Кирочкины забавы с батарейкой - право же, это было нечто вроде общественного порицания, предусмотренного иными статьями старого уголовного кодекса... После прегрешений, подобных вашему, люди чувствуют себя заново родившимися счастливцами, если им удается вырваться голыми и босыми, но с целыми конечностями, не потерявшими в количестве... Такие уж игры. Открою вам секрет: жестокость и кровь большей частью проистекают не из пристрастия к садизму, а из жизненной необходимости поддерживать свое реноме в глазах окружающих, ждущих только момента, чтобы лягнуть ослабевшего... Впрочем, об этом за все время существования человечества написано столько, что интеллигентный человек вроде вас должен иметь кое-какое представление о боге и установлениях теневой стороны улицы... Вы уж простите, что пришлось так негуманно поступить с вашей девочкой. По зрелом размышлении сами поймете, что иного выхода не было. Понимаете ли, она выложила все без малейшего, поверьте, физического воздействия. Ей даже не показывали ножиков или утюгов - ну кто из серьезных людей таскает с собой утюги и ножики? Поверьте человеку опытному: такие люди представляют источник повышенной опасности. С той же откровенностью начинают петь арии еще на пороге следовательских кабинетов... Вам это надо? Таких девочек, Родион Петрович, не счесть на каждом углу... - Он улыбнулся, точнее, показал зубы. - Поскольку на вашем лице не читается особых эмоций, рискну предположить, что в глубине души вы признаете мою правоту... - Что вам нужно? - Не спешите. В кои веки случилось поговорить с культурным человеком... Ваша задумка с автобусом была неплоха. Во второй раз, конечно, не сработает... Кстати, насчет заказного убийства. Кому вы помазали лоб зеленкой - Вершину, Хоботову или Мазину? Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои маленькие тайны. Все три акции были проведены блестяще, к какой бы из них вы ни были причастны, работа ювелирная... Родион Петрович, Кирочка обидела вас батарейкой только потому, что я хотел взглянуть, как вы отреагируете на активное следствие. Вы хорошо держались. Конечно, это еще ни о чем не говорит. Есть обработка, которая быстренько сломала бы и вас, и людей потверже, но в мою задачу это не входило... Вы, повторяю, счастливец. Кокаин мы, признаюсь, уже извлекли. В самом деле, нисколечко не подмок. А деньги, если уж совсем откровенно, были не мои. Но оба этих факта ни в коем случае не спасли бы вас от штрафа. Вас выпотрошили бы дочиста, пустив голым и босым - а то и закатав под асфальт... Можете мне поверить, так и случилось бы. Хотя я не уверен, что вас непременно убили бы - ведь в милицию или Чека вы пойти никак не можете... Более того, они к вам сами приходят. Очаровательное создание - Дашенька Шевчук, а? Интересно, вы представляете, что это за кобра? - Представляю, - сказал Родион. - Наслышан. - Вам невероятно повезло. Тех ста пятидесяти миллионов я с вас требовать не буду. Владейте. Мало того, сделаю так, чтобы их хозяин бесповоротно потерял след. Поскольку я не филантроп, вам придется отслужить. Один-единственный раз. Родион поднял на него глаза, натянуто усмехнулся: - Интересно, что это за одна-единственная услуга ценой в сто пятьдесят миллионов? - И весом, добавлю, всего в девять граммов... Точнее, учитывая контрольный выстрел, в восемнадцать. - Кого? - тихо спросил Родион. Седой вынул руку из внутреннего кармана, глянул на плоскую черную коробочку, оглянулся на окно: - Дашеньку Шевчук. По-моему, вы на собственном опыте поняли уже, насколько эта очаровательная особа может усложнить жизнь мирному обывателю... - Вы серьезно? - Абсолютно. Это и будет ваш выкуп. - Она, наверное, многим мешает жить? - спросил Родион. - Не то слово. - И мешает, надо полагать, долго? - Дольше, чем следовало бы. - Неужели вы первый, кому эта светлая идея пришла в голову? - И даже не десятый, наверное, - безмятежно сказал седой. - Не стану скрывать, задание архисложное. Пытались не раз - правда, не все покушавшиеся попали в цепкие лапы закона, так что не служите по себе панихиду заранее.. Да, нелегко. Адски трудно. Но вы - везучий новичок, которому удавались весьма сложные дела. Везение, как считают некоторые, по праву считающиеся знатоками предмета, такая же физическая категория, как ловкость в управлении машиной или хорошая реакция. И потом, вы человек со стороны. Вас неимоверно сложно будет вычислить. - И все же... - Родион Петрович! - с мягкой укоризной сказал седой - Это не дискуссия. Это, если хотите, производственное совещание. И к претворению исторических решений в жизнь вы приступите завтра же. Реквизит получите. Пистолет пристрелян. Если нужна машина, чтобы не светить одну из ваших, скажите. И никто не будет подстерегать вас с обрезом наперевес неподалеку от театра военных действий - на вас уже висит столько... Кое о чем я, вероятно, и не знаю - вы же вашей девочке далеко не все сказали... Вы в ситуации, когда никакое сотрудничество со следствием не спасет от стенки. А пожизненное заключение - штука еще пострашнее стенки... Лучше уж - самому и сразу. Вас не надо держать в руках после... - Нужно же знать... - сказал Родион; - Ну разумеется. Бессмысленно браться за работу, не зная ее адреса, распорядка дня, прочих мелочей... Я вам все расскажу. Все, что знаю сам, а это немало. - Завтра? - Лучше всего не оттягивать. Для вас же безопаснее. Я не знаю, что она. против вас накопала, но могу вас заверить - эта очаровашка просто не умеет останавливаться на полпути. В случаях, подобных вашему. Не попрет с голыми руками на тяжелый танк - но при всем моем к вам уважении не могу зачислить вас в категорию сухопутных броненосцев... Вы, часом, не оскорбляли ее само самолюбие? - У меня создалось такое впечатление, - сказал Родион не без некоторого самодовольства. - Это осложняет дело. В общем, тянуть нельзя. Ах да, насчет пряника, сиречь свободы и нетронутой вашей казны я уже объяснил. Нужно поговорить и о кнуте - как в таких делах без кнута? Не будем размазывать. Удачным исходом дела признается лишь летальный исход. Все прочее означает невыполнение контракта с незамедлительными санкциями. Во-первых, вас обдерут, как липку. Я не знаю, где ваша захоронка. Ваша девочка этого не знала, но это не препятствие для настойчивого человека. Во-вторых - ваша дочь. Недоумок или человек несерьезный стал бы вам живописать отрезанные пальчики или изнасилование целым взводом. Ничего подобного не будет - нерационально. Но могу вас заверить: в случае неудачи ваша дочка погибнет. Это, повторяю, не из садизма. Все проще: если узнают, что человек, не выполнивший моего поручения, остался безнаказанным, моя репутация получит серьезный урон - с последствиями, которые меня решительно не устраивают. Я вам должен давать какие-то жуткие клятвы, дабы уверить в серьезности моих слов? - Не надо, - сказал Родион, глядя ему в глаза. Все было ясно и так. Седой был смертью - только без балахона и косы. - Рад, что договорились... ...Как и обещал, Родион не двинулся с места, пока не хлопнула гулко входная дверь. Встал, прошел на кухню и долго пересохшим ртом пил воду из-под крана - пока рубашка не промокла окончательно, пока в животе не образовался тяжелый плещущий ком. Вышел в прихожую, взял со столика тяжелый красно-коричневый "ТТ" и обойму, запаянную в прозрачном пластиковом пакете. Седой не хотел рисковать - предназначавшаяся для обоймы пустота в рукоятке была к тому же наглухо забита еще одним пакетом, скомканным, сидевшим, как пробка. Родион немало повозился, вытаскивая его пинцетом. Он ни за что не успел бы вставить обойму, выскочить следом за незваными гостями, когда они уходили... Оттянул затвор, нажал на спуск. Пистолет сухо щелкнул. "Одной обоймы вполне хватит, - сказал седой. - Вам же не перестрелку там устраивать..." Внутренних препятствий не было никаких. Дашенька ему самому казалась предпочтительнее в холодном, горизонтальном положении - такая уж некрофилия, не посетуйте... Закурив, Родион уселся в кресло, задумчиво вертя оружие. Седой просчитал все прекрасно, он не знал одного - что дочка сейчас казалась Родиону чужой, в точности, как и Лика. Это избалованное и ка