рта пластинку, из ноздрей - хитроумные вставочки, столь неожиданно пригодившиеся еще раз. Затолкав все это в пустую сигаретную пачку, скомкал ее и кинул в лес - где ей и суждено пролежать до зимы, шумно отсморкнулся, прочищая ноздри, вдохнул полной грудью. Мир был красочным и прекрасным. - Херувим... - фыркнула Соня, глядя, как он старательно причесывает мокрые волосы. - Честное слово, ты там был неузнаваем, если со стороны смотреть... А где ты все это раздобыл? - Да так, подарили... - сказал он рассеянно. - Я же тебя о деталях не спрашиваю? Садись, поехали... - Полицаи, - сказала она, едва успев захлопнуть за собой дверцу. Родион глянул в зеркальце заднего вида. Далеко позади неспешно двигалось бело-синее пятнышко, для легковушки чересчур высокое - значит, "уазик"... Страха не было, даже удивительно. - Раздевайся! - прикрикнул он, одним рывком сдирая с себя белую футболку. - Это пуркуа? - Живо! - он рывками сбросил с ног кроссовки, нажал где следует, откидывая свое сиденье, то же самое проделал с Сониным, и она, пискнув от неожиданности, опрокинулась на образовавшийся мягкий диванчик. - Живее! Не теряя ни секунды, сорвал с нее черные штаны с пестрыми вставками и, едва сняла футболку, навалился сверху, припал к губам, расплетая косу, сжимая ладонями виски, очень быстро игра перешла в настоящее, непритворное барахтанье желающих друг друга тел. Соня сплела руки у него на спине, и он, как ни стучала кровь в висках, пытался сохранить уголок сознания трезво-рассудочным, скользя ладонями по ее телу, слушал шум мотора. Машина - точно, "уазик" по звуку - неторопливо приблизилась, рядом с "Фордом" скрипуче визгнули тормоза - и буквально через пару секунд с неимоверным лязгом скрежетнули шестерни в коробке передач, машина прямо-таки прыгнула вперед... Досчитав про себя до пяти, Родион приподнялся, посмотрел через лобовое стекло. "Уазик" стремительно удалялся. - Порядок, - сказал он, опускаясь на сиденье. - Провинциальная милиция еще сохраняет крестьянско-пуританский взгляд на жизнь, застеснялись ребятки за голыми подглядывать, это тебе не городские, те из чистого кайфа потаращились бы пару минут. И запомнят они не номер и не марку, а голую парочку... - Ты гений, Клайд, - подхалимским тоном сказала Соня, лежа с закрытыми глазами. - Я тебя обожаю... Иди ко мне, а? ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Уравнение с иксом Демократы в свое время вылили Ниагару помоев на качество преподавания в советских вузах. Быть может, они оказались полностью правы насчет гуманитарных (которые все поголовно и заканчивали сами), но технарей в приснопамятные застойные годы готовили на совесть... Родион в полторы минуты без особых хлопот, предварительно обесточив, разделался с кабелем, питавшим электричеством один из подъездов длиннющей панельной девятиэтажки, унылой, как экономические программы Явлинского. Для этой операции потребовались резиновые перчатки и минимальный набор инструментов, уместившийся в карманах куртки. Еще полминуты ушло на чисто косметический ремонт - он замаскировал поврежденное место серой матерчатой изолентой, в свете фонарика выглядевшей так, словно она пребывала здесь с момента возведения дома. Выйдя из подъезда, он совершенно спокойным шагом прошел в глубину двора и сел в "Форд", поставленный в самом темном углу. Взял у Сони зажженную сигарету. Обесточенный подъезд широкой лентой унылого мрака делил дом примерно пополам. В нем понемногу распространялась тихая паника, прекрасно видимая снаружи: в окнах там и сям замелькали лучи фонариков, колышущееся, тусклое сияние свечей, вспышки спичек. Кое-где лучи фонариков зажглись и на площадках - самые технически грамотные (или просто полагавшие себя таковыми) кинулись к распределительным щиткам, чтобы всласть там поковыряться. И ничего не добились, конечно: даже окажись среди жильцов дипломированный спец, ему потребуется час-другой, чтобы отыскать поврежденное место... Заскрипели балконные двери, кое-где послышалась раздраженная перекличка сердитых голосов - один за другим несчастливцы наглядно убеждались, что беда постигла лишь их подъезд, а все остальные безмятежно светятся. Им оставалось лишь посочувствовать, случайным жертвам ювелирно продуманной гангстерской операции - отыскать поздним субботним вечером дежурного электрика не смог бы и старик Хоттабыч. Район весьма непрестижный, обычная рабочая окраина, где на приличные чаевые рассчитывать нечего, "аварийка" сюда лететь с космической скоростью не станет... - Ты в диверсантах не служил? - поинтересовалась Соня. - В инженерах я служил, - сказал он весело. - Иногда и гнилая интеллигенция к толковому делу пригодна... - А у меня родителя недавно током стукнуло, когда выключатель чинить полез. - Он у тебя гуманитарий, а я у тебя технарь... - Бандит ты у меня. - Сама такова. Марксистка. - Не обзывайся. - Я и не думаю, - сказал он серьезно. - Бородатый писал, что все состояния нажиты бесчестным путем. А поскольку мы с тобой эту теорию блестяще оправдываем, претворяя в жизнь, оба мы и есть марксисты. Неосознанные. - Ни фига себе. Попала в марксистки на двадцать втором году жизни... - А ты думала, - фыркнул Родион. - С кем поведешься... Я, если творчески прикинуть, смотрюсь кем-то вроде сюрреалистического барбудос, Че Гевара навыворот... - Кто-кто? В жизни не слышала такого имечка. - М-да, - сказал он. - Действительно, разрыв поколений. А я еще застал... "Прошел неясный разговор, как по стеклу радара, что где-то там погиб майор Эрнесто Че Гевара..." - Нет, слушай, что это за Чегевара? Индиец, судя по фамилии? Раджешвар, Лакшми, Чегевара... Ну что ты ржешь? Между прочим, мы в старших классах историю вообще не сдавали. Потому что никто не знал, как ее преподавать; и какое прошлое у нас должно быть согласно текущему политическому моменту... Серьезно. Так и стоял прочерк... За болтовней они ни на миг не забывали о деле - старательно наблюдали за двумя окошками слева от темной полосы. Та квартира и была целью, а соседний подъезд Родион обесточил исключительно для отвода глаз, подбираясь к жертве издали, как охотничек к зайцу... Там, на шестом этаже, за все время наблюдения ничего не изменилось - кухонное окно осталось темным, соседнее, выходившее на балкон, светилось. Занавески плотно задернуты... Ага! Плотная штора чуть дрогнула. Ну понятно, засевший в норе перевозчик денежек забеспокоился на балконе, примыкавшем к его квартире, появился индивидуум, ругавшийся на чем свет стоит. Легко догадаться, что его бесило: соседний ряд окон безмятежно сиял электричеством, тут любой осерчает... - А лифт ходит? - спросила Соня. - Лифт ходит, - кивнул он. - У него другой кабель... Штора вернулась в прежнее положение, но тут же вновь колыхнулась, на миг показался краешек потолка с дешевой люстрой - дичь открывала форточку, решив послушать, что деется вокруг... - Так и неизвестно было, когда он должен из квартиры смотаться? - спросил Родион. - Понятия не имею, - чуть возбужденно сказала Соня. - Может, он смотается с грузом, а может, кто-то приедет за сумкой... Что смогла, выяснила, уж не посетуй. Нельзя же было лезть на рожон... - А цепочка? - Вот цепочки, Людка точно говорила, нет. Но все же четыре дня прошло... Мы ж все это обговорили уже Нервничаешь? - Есть немного, - признался Родион. - А ты - нет - Есть немного... - Ладно, я пошел. Он вошел в подъезд и в том же темпе расправился с телефоньши проводами. В той квартире был телефон - кто его знает, вдруг примется названивать друзьям, требуя подмоги... Практически без вариаций повторилась та же сцена - в квартирах хватались за подручные источники света, у кого что нашлось, на лестницах появились вооруженные фонариками "доброхоты из публики". На сей рез пришлось выжидать гораздо дольше - нужно, чтобы все они, осознав бесплодность усилий, убрались по квартирам, свидетели совершенно ни к чему... В квартире дичи почти сразу же зажегся сильный фонарик: судя по свету, фонарь поставили на пол рефлектором вверх. И вновь колыхнулась штора, а потом отчаянно заскрипела балконная дверь, треск был оглушительный, несомненно, курьер, чтобы не возиться, попросту рванул что есть мочи заклеенную на зиму дверь. Показался у перил - неясная фигура, вертевшая головой. В квартире за его спиной никаких теней не замечалось - значит, все-таки один, будь еще кто-то, обязательно проявился бы. Дверь дернул так, что могли и стекла посыпаться, - нервничает, конечно... - Ну, пошли? - как можно небрежнее спросил Родион. Загнал патрон в ствол "ТТ", сунул пистолет за ремень, а в карман куртки, рефлектором наружу - хитрый фонарик. Раньше он о таких придумках только слышал - и оказалось, купить можно без особых трудов, если знать, куда пойти... Соня сбросила куртку, оставшись в легонькой блузке и короткой юбчонке, свернула халатик в тонкий рулон. Заранее поежилась - днем было тепло, а вечера пока что стояли холодные, зябкие. Они поднялись на лифте на седьмой этаж, отправили лифт вниз, а сами, бесшумно ступая, спустились на шестой, подсвечивая себе редкими вспышками фонарика-брелока. Там Соня быстренько надела халатик, зажгла протянутую Родионом свечку. Площадка озарилась тусклым мерцающим сиянием. - Главное, вовремя зажмурься.... прошептал он. - Иди к черту... Согласно боевому расписанию, Родион прижался к стене, а Соня решительно застучала кулачком в обитую дерматином дверь. От ее резких движений пламя свечи отчаянно заколыхалось, но не погасло. Никто не отзывался. Она застучала вновь, посильнее. - Кто там? - послышался самый обыкновенный мужской голос. - Соседка. Из сто восьмой, - откликнулась Соня, в зыбком сиянии выглядевшая совсем юной. - Мы тут по десять тысяч быстренько собираем, "аварийка" приехала, а задаром копаться не хотят... Уехать грозятся... За дверью, слышно было, выругались. Соня постучала еще раз: - Они говорят, работа сложная... После паузы, показавшейся геологическим периодом, лязгнул замок, изнутри брызнул свет фонарика. Соня вполне натурально прикрыла лицо ладошкой. Лучик задержался на ней, омахнул площадку. - Они не оборзеют - по десять штук с квартиры? - сварливо сказал невидимый Родиону человек, приоткрывший дверь, судя по звуку, не более чем на ладонь. Но фонарик опустил, скользнув лучом по фигуре девушки - вряд ли случайно. Соня растерянным голоском ответила: - Да не знаю я ничего, они говорят - уедут... - Ух, какие люди у нас в сто восьмой, и даже без охраны... - Да вот так вот жизнь сложилась, что без охраны... - в тон ему посетовала Соня. - У вас деньги есть? - Всегда, красивая, - хохотнул мужчина, светя ей на ноги. - Тебя какие суммы интересуют? - Я ж говорю, десять тысяч... - Ты дороже стоишь... - Слышала уже, - кокетливо отмахнулась она. - Нет, правда, они там денег ждут... - Ждут - получат, Афони недоделанные... Погоди. И тут же Соня кашлянула - знак, что клиент полез в карман и ослабил внимание. Родион кошкой прянул вперед, отодвинув девушку, прикрыв глаза, нажал кнопку. Фонарик, направленный в упор, блеснул вспышкой немыслимой яркости. Под веками вспыхнули огненные круги - импортный парализатор работал отлично, - но Родион уже влетел в тесную прихожую, метко ударил для надежности рукояткой пистолета под горло. Следом ворвалась Соня, кинулась запирать дверь. Выхватив из левого кармана самый обычный фонарик, подняв его над головой - старый военный трюк, - он вбежал в комнату, держа палец на спусковом крючке. Кухня, сортир... никого. Мебели в единственной комнате почти что и не было - шкаф, кровать, стол, телевизор. В углу несколько пустых бутылок. Соня кинулась было к шкафу, но Родион, положив на стол фонарик, потянул ее назад: - Не спеши, сначала клиента надо спеленать... В ход вновь пошла синяя изолента и прихваченная для кляпа вата. Клиент не шевелился, не отбивался, не протестовал - яркая вспышка должна была на несколько минут разложить в глазах светочувствительный родопсин, загнать в короткую кому. - А он не подох? - спросила Соня. Родион потрогал рукой: - Дышит... И сам кинулся к шкафу, как наиболее удобному месту для хранения клада. Азарт взбаламучивал кровь. Он работал руками, как клешнями снегособирателя. На пол вылетела обувь, тяжелый пиджак сорвался с вешалки, упал на голову, Родион, чертыхнувшись, отбросил его за спину. И провозгласил: - Есть! Поднялся с корточек, держа на вытянутой руке черную сумку довольно скромных размеров. Старательно продемонстрировав ее напарнице - она нетерпеливо подпрыгнула, махая сжатыми кулачками, - расстегнул "молнию". Соня полезла туда обеими руками, ребенок, ожидающий гостинчика "от зайки". Показала Родиону несколько пачек в банковских бандеролях - напрягая взор, он различил в полумраке четко гравированные изображения колесничего с голым фаллосом, по чьему-то неисповедимому решению призванному украшать сотенные бумажки. Должно быть, символизировал любимую поговорку власть предержащих: "А имели мы вас всех..." Мешая друг другу, они копались в сумке. Пачки десяток, полтинников... Десяток больше всего. Под купюрами обнаружились четыре жестяных коробки индийского чая. Родион подкинул одну на ладони - легкая, словно и в самом деле набита чаем или чем-то ненамного тяжелее чая. - Ладно, потом разберемся, - сказал он, бросая банку обратно. - Для чего-то же они там лежат... В темпе! Они буквально бегали по квартире, озираясь, - с первого взгляда видно было, что сумка оказалась единственной. Других не видно, в крохотном жилище все, как на ладони, если и есть тайники, с ходу не отыщешь, значит, и связываться не стоит... - Уходим! - распорядился он. - Жадность фраера губит... Они преспокойно закрыли за собой дверь, направились к лифту, но вдруг передумали, одновременно, словно подхлестнутые неведомым импульсом, поднялись вверх на три этажа, охваченные растущим нетерпением - и, оказавшись в уютном уголке за шахтой, стали целоваться, вцепившись друг в друга так, словно завтра должен был наступить конец света с поголовным изничтожением рода человеческого. Вокруг них был словно очерчен магический круг, делавший невидимыми, единственными живыми людьми среди скопища говорящих куколок, не способных ни поймать, ни сопротивляться. Зрячие король и королева в стране слепых, ненароком задевая ногами овеянную видимой только им аурой сумку со многими миллионами, ошалело целовались, чувствуя на губах соленый привкус крови, нетерпеливо возясь с пуговицами и "молниями", торопясь ощутить наготу другого. Они слились в единую плоть так неожиданно и естественно, что в первый миг даже этого не поняли, дыхание смешивалось, превращаясь в хрипящий стон... ...Единственное, что немного отравляло Родиону жизнь, - тот самый белоснежный кошмар. Каждую ночь он оказывался в белой тишине безлюдной комнаты, замкнутый в скорлупу, не позволявшую шевельнуть и пальцем. Краешком глаза улавливались отсветы ядовито-зеленых бликов, мерцавших у самой постели, он пытался кричать, но язык не повиновался. Однажды кошмар настиг его средь бела дня на проспекте Авиаторов, за рулем "Форда". Неуловимо долгий миг казалось, что сквозь солнечный день вокруг вот-вот окончательно проступит комната, и он замрет в параличе, увязнув там навсегда, потеряв и Соню, и деньги, и весь мир. У виска пульсировал упругий шар, пришлось остановиться и выкурить сигарету. Потом это прошло и больше не возвращалось при дневном свете. Да и ночью он притерпелся, отгоняя панические мысли, терпеливо дожидаясь, когда белая комната растает, и он окажется в привычной темноте. Или посреди невероятно яркого цветного сна. В последнее время снились исключительно многоцветные, яркие сны, насыщенные спектрально чистыми красками. С домом и Ликой уладилось предельно просто: он попросту переселился в "берлогу", прихватив кое-какие вещички. Немного неудобно было перед Зойкой - единственное, что мучило его всерьез, но объяснения он предоставил Лике. Как и улаживание всех формальностей с разводом, написав заявление по всем правилам. Успокоенная всем этим Лика снизошла до того, что полчасика посидела с ним за рюмкой, обсуждая детали и частности вполне цивилизованно. Правда, Родион ее хорошо знал, насколько можно знать женщину, с которой прожил столько лет, - и видел, что в глазах у нее навсегда поселилась нешуточная ненависть, что хамского изнасилования под дулом пистолета Лика ему никогда не простит. Ничего не предпримет, но не простит. Что его не волновало ничуть. Со старой жизнью было покончено. И напоследок он собирался устроить бывшей женушке и ее любовничку приятный сюрприз. Упаси господи, без убийств и даже без малейшего рукоприкладства - но заломить этот вечер парочка прелюбодеев должна на всю оставшуюся жизнь... ...Впервые Соня оставалась у него ночевать в "берлоге", заявив родителям, что пора провести с будущим мужем настоящую ночь любви без торопливых обжиманий по неприспособленным для этого углам. По ее реляции, родители приняли эту новость со скорбно-философским смирением, налегая лишь на то, чтобы доченька все обдумала и взвесила и по юной ветрености не осталась на бобах. Как признавалась Соня, не будучи в состоянии смеяться открыто, она чуть не описалась от избытка чувств, когда маман, уединившись с ней на кухне, возжелала дать парочку уроков сексуального ликбеза. Слушала Соня, по ее подсчетам, секунд двадцать, больше не вытерпела, а потом, с невинным выражением лица обрисовав мамаше позицию номер сорок семь из некоей французской книжки, преспокойно ушла, пока родительница пыталась вернуть в нормальное положение нижнюю челюсть. Естественно, Родион возжелал увидеть позицию сорок семь в натуре. Увы, от практических занятий пришлось пока что отказаться. К очередной разбойничьей оргии любовники подготовились всерьез, живописно расположив только что взятые сто пятьдесят миллионов и дюжину шампанского вокруг ковра, а в ванной поместив натуральное французское белье, купленное по дороге. Однако на пути к празднику души и тела досадным препятствием оказались те четыре жестянки из-под индийского чая, содержавшие что угодно, только не чай... Все четыре были набиты розовой массой, напоминавшей по цвету зефир "Клюковка" шантарского производства, а по консистенции - рахат-лукум местного же изготовления. Масса эта, старательно упакованная в полиэтилен, озадачила не на шутку. Даже привольные мысли отодвинулись на второй план. Решено было исследовать обстоятельно и вдумчиво. Родион, как мужчина, должен был обеспечить техническую сторону дела, что он в момент и проделал, притащив из кухни самую разнообразную утварь. Для начала массу долго старательно протыкали пикой для льда, установив, что никаких посторонних вложений там не содержится. Подцепив немного на кончик чайной ложечки, понюхали, но аналогий запаху в прошлом жизненном опыте не вспомнили. Подожгли. Хоть и плохо, но кое-как сгорело - запах опять-таки казался незнакомым. Попробовать на язык так и не хватило храбрости, как ни подбадривали друг друга. Решительно не зная, что бы учинить еще, попробовали развести щепотку в воде. Растворилась. На этом зуд экспериментаторства как-то приутих - за отсутствием свежих идей. - А вдруг это яд? - спохватилась Соня. - А как проверить? Там в подъезде кошка чья-то сидит, можно накормить... - Кто ее знает, - задумчиво сказала Соня. - Вдруг она не сразу помрет? Или на нее это подействует как-то иначе? - Действительно... Соня вдруг запоздало испугалась: - Слушай, а если это что-то радиоактивное? Ему тоже стало не по себе, отодвинулся от раскрытой банки. Но тут же опомнился: - Не похоже что-то. Впрочем, проверить не мешает... Вадик Самсонов, жуир и плейбой, тем не менее был толковым инженером. И держал дома кучу всевозможных импортных штучек. Отыскался и дозиметр. Судя по его показаниям - а в его исправности Родион не сомневался, - никакой радиаци розовая масса не испускала. Фон был самым обычнам для Шантарска, стоявшего вместе с прилегающими деревнями на пластах урановой руды - японцы умерли бы от шока, но коренные горожане не видели ничего пугающего... - Отпадает, - сказал Родион. - Может, редкоземы? - с отчаяния предположила Соня. - Сейчас ведь торгуют таким, что и представить раньше было невозможно. Мне даже красную ртуть в пузырьке показывали. Зашел один обормот в офис и предложил партию, показал этот самый сосуд. Тамошние бизнесмены в окна попрыгали, благо дело было летом, на первом этаже... - Нет никакой красной ртути, - сказал Родион. - Как инженер говорю. - Но ведь торгуют? - Если чем-то торгуют, еще не обязательно, чтобы оно в природе существовало, - философски заключил Родион. - Акции МММ взять... - А все же? Есть цезий, ниобий и что-то там еще... - Это не металл, - сказал Родион. - Видывал я редкоземы, хоть и не все. Никак не металл. Они переглянулись, и Соня сделала вывод с таким видом, словно хотела бесповоротно завершить прения: - В таком случае, остается одна-единственная гипотеза. Наркотик. - На анашу не похоже. - А ты ее видел, Клайд? - Видел, - сказал он. - В институте малость баловались. Тогда далеко было до нынешнего размаха, но все же... - Анашу я тоже видела, - сказала Соня. - Это не анаша, не опиум, не марихуана. Кокаин белый. Героина видеть не доводилось, но знающие люди говорят, он тоже белый... А впрочем, сейчас развелось столько синтетиков... Знаешь что? Если это наркотик, его ведь можно удачно толкнуть. - Кому? - пожал он плечами. - На улицу же не пойдешь... - Можно потолковать с Виталиком. - А, тот... Он что, причастен? - Ну, "причастен" - то чересчур пышное определение, - - сказала Соня. - Иногда проходит по краешку... Если это что-то дорогое, за хороший процент возьмется. - А не получится ли с ним, как с твоим Витьком? - помрачнел на миг Родион. - К Витьку мы, идиоты, потащили весь товар оптом. Возьмем образец в спичечной коробочке. И попросим консультацию, наврем что-нибудь убедительное - будто не мы продаем, а нам продают. Виталик поумнее Витька, на рожон не полезет - и, что важнее, не хватит у него возможностей, чтобы на нас наехать всерьез... Попробуем? - Попробуем, - подумав, согласился Родион. - Не выбрасывать же? В особенности если денег стоит... ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Коготки в бархате Родион лишний раз убедился, что история человечества сводится к неустанной борьбе меж теми, кто выдумывает законы и правила, и теми, кто стремится эти законы обходить. Причем вторые с начала времен имели преимущество. Билеты на поезд они с Соней раздобыли без всякого предъявления паспортов. То есть анкетные данные, конечно, там значились, но не имевшие ничего общего с реальными. А сличения билетов с паспортами удалось избежать предельно просто. И задешево, если сравнить с тем, что новоявленные гангстеры уже натащили в свои закрома... Потом они доплатили еще - за то, чтобы в их купе никого больше не втискивали. Проводница, ничуть не удивившись, деньги взяла без церемоний, окинула их цинично-понимающим взглядом и заключила: - Ладно, хоть не педики, а то ехали тут двое... И удалилась, пробурчав что-то насчет чая. Родион задвинул дверь, сунул в ящик фальшивый багаж - приличный на вид чемодан, содержавший парочку кирпичей в куче газет. - Порядок, - сказала Соня, раскинувшись на постели. - Я видела, как он садился. Один. Охраны что-то незаметно. Родион запер дверь, приоткрыл окно, и оба безмятежно задымили. Вечерело. Бело-лиловые фонари вдоль перрона засияли резче. Динамик захрипел что-то насчет того, чтобы провожающие не забыли у себя бумажники отъезжающих. Фирменный поезд "Шантара" готовился к четырехдневному странствию через всю страну - до белокаменной-первопрестольной. Родион не без удовольствия поиграл с изящным электрошокером с соответствующим названием "Скорпион". При каждом нажатии клавиши исправно проскакивала синеватая молния, жутковато потрескивающая. Соня отодвинулась: - Держи подальше... Родион из озорства ткнул в ее сторону жуткой игрушкой, сняв палец с клавиши. Боевая подруга, отчаянно взвизгнув, шарахнулась в угол меж стенкой и столиком. Поезд дернулся, под ногами залязгало. - Поехали... - сказал он облегченно. Спрятал шокер и опустил окно еще ниже. - Вполне может быть, что поедем строго по расписанию, такое и сегодня с поездами случается... Сколько там у нас? Соня вытащила бумажку, заглянула в нее: - Если по расписанию - час пятьдесят пять. Потом, естественно, Аннинск. Знаешь, я уже в Аннинске как-то успела освоиться... - Приятный городишко, - кивнул он задумчиво. Предстоящая операция была, пожалуй, самой сложной из всего, что они уже свершили или готовились свершить. Вообще-то, она была последней в списке - жадность фраера губит, не стоит увлекаться, - и у Родиона осталось стойкое впечатление, что судьба-индейка под занавес решила подбросить им самую головоломную задачку. Чтоб служба медом не казалась... Чисто технически все выглядело незамысловато. В один вагон сел индивидуум, отягощенный сумкой с деньгами, в другой - двое, задумавшие на эти денежки наложить лапу. Перед самым Аннинском их тропки должны были пересечься - после чего, по расчетам, гангстерам предстояло сойти в Аннинске, сесть в оставленный на стоянке "Форд" и вернуться в Шантарск. А курьеру, соответственно, продолжать путь на запад в упакованном виде, исключающем всякую возможность подать голос или привлечь к себе внимание иными способами. Это в теории. А на практике возможны варианты. Скажем, в купе-СВ, где обитает дичь, может оказаться сосед - хотя курьер, несомненно, поступил по их примеру и "зарядил" проводницу, поганые случайности обожают выскакивать словно из-под земли. Или в одном вагоне с ним все же разместился бдящий телохранитель. Или кто-то по закону подлости перепутает двери, вломится в самый разгар трудов неправедных по упаковке курьера... Соня извлекла из сумки розовый халатик, держа на вытянутых руках, обозрела. Подняла глаза на Родиона. - Шарман, - кивнул он. - Не зря такае денежки отвалили. Тут у любого пуговицы с брюк полетят... Э нет, ты такие позы не принимай, а то отвлечемся не по делу... - Я тренируюсь. - Успеешь еще потренироваться... - Волнуешься? - Ага, - сказал он. - В таких условиях мы еще не работали. Вообще-то, грубо прикидывая, вожделенные сто тысяч зеленых у нас уже есть, даже чуть побольше... - Но ведь нельзя упускать такого фазана? - Нельзя, - согласился он. - Ну, пойду на разведку... Вышел из купе, свернул направо, в сторону вагона СВ. Можно было купить билеты и туда, но лучше не светиться до времени. Впервые им приходилось ожидать начала акции на людях, при ярком свете, при уйме свидетелей, способных впоследствии что-то запомнить и дать показания. Очередной парик, правда, сделал Соню брюнеткой, а он использовал остатки Ирининого подарка. Было что-то символическое в том, что краски, вкладышей и аэрозоля-перчаток осталось на один-единственный раз, последний, - но все равно, черт. бы побрал милицию с их фотороботами и чем-то еще, неизвестным... Открыл дверь и не спеша двинулся по красной дорожке, лениво заглядывая в распахнутые двери купе... Он все-таки стал настоящим гангстером - не запаниковал, не сбился с шага, добрался до вагона-ресторана, купил там совершенно ненужную им бутылку якобы молдавского коньяка. Обратно шел гораздо быстрее - но человек, спешащий куда-то с неоткупоренной бутылкой, вызывает у окружающих не подозрения, а полное понимание, а то и зависть... Войдя в купе, с грохотом задвинул дверь, плюхнулся рядом с девушкой. Пальцы с сигаретой слегка подрагивали. - Ты что, привидение увидел? - спросила Соня озабоченно. - Хуже, - сказал он тихо. - Седьмое купе? - Ага. - Высокий, светловолосый, в черных джинсах и клетчатой рубашке? Точнее, это не клетки, а решеточки, синие, черные и такие словно бы бордовые, а сама рубашка - светло-синяя? - Он. - Поздравляю, Бонни, - сказал Родион с кривой усмешкой. - Нужно сматываться. Это мент. - Шутишь? - Ничего подобного, - резко сказал он. - Дней десять назад в городе грабанули обменный пункт - и этот самый красавец совместно с мусорком в форме меня останавливали, чтобы довез до УВД. Везли пистолет на экспертизу - или как там это у них зовется. И ошибиться я не мог. Хорошо запомнил, очень уж нестандартная была ситуация. Это тот самый, мент. - Родик... - после долгого молчания сказала Соня. - Тысячу раз извини... Ты, часом, труса не спраздновал? Он даже не обиделся, преисполненный серьезности минуты. Не глядя на нее, сказал почти шепотом: - Сонька, я не испугался завалить крутого фирмача за полсотни тонн баксов... Это мент, тот самый. Даже одежду не сменил - видимо, небогатый у него гардероб. Услышав про заказное убийство. Соня ничуточки не изменилась в лице. Просто-напросто нахмурила бровки, что-то сопоставляя, ухмыльнулась: - Ага, вот насчет чего я тебе алиби обеспечивала... Мог бы и раньше сказать. Ничего, фирмачей столько, что отстрелять парочку можно без всякого ущерба для цивилизации... Родик, тогда поставим вопрос иначе: ты ошибиться не мог? - Впервые в жизни вез сыскаря из угрозыска, - сказал Родион. - И потому запомнил накрепко. И второго тоже. Он самый. - Та-ак... Похоже, накрылась наша черешня? - Удивительно точно сформулировано, - ответил он мрачно. ...До самого Аннинска они просидели в купе, скупо перебрасываясь словами, нещадно дымя и прислушиваясь к каждому звуку в коридоре. Едва поезд остановился, подхватили сумку и быстренько вышли, оставив чемодан в купе, - жалеть было особенно нечего. Погода немного испортилась, сеялся реденький дождик. Подняв воротники курток, вышли с вокзала, не привлекая ничьего внимания. - Вроде бы не следят, - тихо сказала Соня, когда они свернули налево, в узкую улочку, застроенную с одной стороны кирпичными пятиэтажками, а с другой - добротными частными домами. - Ага, - согласился он, пытаясь оглянуться незаметно. - Все чисто. - Нет, но информация у меня была точная... Мне его обрисовали предельно четко и заверили, что это "черный фельдъегерь"... Может, он подрабатывает? С их убогой зарплатишкой за что угодно схватишься... - Может, - сказал Родион. - Все равно не стоило. В коридоре и в тамбуре я ничего подозрительного не заметил, но народ там стоял, может, это и была его подстраховка... - Думаешь, на нас засаду ставили? - Ну почему обязательно на нас? На абстрактных охотничков за чужими сумками, хоть и "левыми" денежками... Вполне может оказаться, специально его внедрили в ваши... круги. - Не раз бывало, - кивнула Соня серьезно. - Стукачей и подсадок там вертится немеряно, люди горели, как сухая солома... Она остановилась под мелким дождиком. Явственно передернулась: - Значит, у нас были все шансы напороться... - Ага. На комитет по встрече. Пошли. - Родик, а ведь это судьба знак подала, - сказала она тихо, крепко держа его под руку. - Знак с небес, чтобы завязывали, пока не поздно... В бога я не особенно верю, но что до примет, судьбы и знамений... Завязываем, а? - Завязываем. Хватит, все деньги все равно не сгребешь... И так выполнили программу. Там даже не сто тысяч, побольше... - Подожди, Родик, - спросила она заботливым тоном хозяйственной супруги. - А твои полсотни тысяч? - Мне их еще получить предстоит. - Ты что, работал без аванса? Родион чуть смущенно пожал плечами: - Дал промашку по неопытности. Ничего, завтра как раз встречаюсь с клиентом. Если он меня не подставил до сих пор, заплатит все до копеечки, ручаюсь... ...Наедине с собой Родион мог признаться без ущерба для репутации Робин Гуда, что до сих пор испытывает легкую оторопь. Подступившую полтора часа назад, когда развернул газету с репортажем об убийстве Вершина. До самого последнего времени он полагал, что завалил не более чем кабана. Оказалось - мамонта. С Ириной он ни разу не заговаривал о размахе и масштабах бизнеса ее непутевого муженька и считал, что имеет дело с рядовой, в общем-то, фигурой - обладание офисом и "Мерседесом" сегодня еще ни о чем не говорит и не служит автоматически признаком определенного статуса, в пиратские времена становления капитализма самый неожиданный народ в одночасье обрастает дорогими игрушками, сплошь и рядом теряя их столь же молниеносно. Он решил, что за "хозяйством Вершина" скрывается еще один торговый дом, которых в Шантарске немеряно, очередная фирмочка, рядовая строка из длинного списка... И узнал из газет, что это миллионер - долларовый. Судя по скупым обмолвкам репортеров (полагавших, очевидно, что все и так должны знать подноготную героев капиталистического труда), одним миллионом дело не ограничивалось. Строительные фирмы, доля в нескольких заводах и акционерных обществах, что-то еще - одним словом, крохотная империя из тех, чьих владельцев принято почтительно именовать "капитанами бизнеса". Если уж совсем откровенно, знай он все это раньше, мог и поддаться колебаниям - с неясным исходом. Чересчур уж крупна была глыба. Родион и подумать не мог, вспомнив самую обычную квартиру в обычном доме, отсутствие охраны... А впрочем, сокрушаться поздно. Все хорошо, что хорошо кончается. Милицейские чины, как и в случае с Киреевым, хором пели исполненные казенного оптимизма арии, заверяя приложить все силы, но бравшие у них интервью репортеры сопровождали эти мажорные песни не в пример более пессимистическими комментариями, приводя в качестве печального примера несколько недавних нашумевших убийств, по которым так и не получено ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего результат... Он сидел в той самой комнате, где впервые зашел разговор о том, что неплохо было бы помочь Вершину переселиться на тот свет. Ирина задерживалась. Теперь Родион смотрел на все происшедшее, начиная ее лучше понимать: она спасала от начавшего сдавать муженька не просто процветающее предприятие, а империю. Это поневоле придавало случившемуся некий отсвет величия, что ли. Есть разница меж женушкой слесаря, стукнувшей мужа по голове утюгом за последнюю пропитую тысячу, и королевой, смертью державного супруга спасающей целое государство. Соответственно, и сам Родион из заурядного убивца превращался в историческую фигуру наподобие Босвела5 или Алексея Орлова. Эта мысль только что пришла ему в голову и крайне понравилась, что греха таить... Ирина вошла неожиданно, бесшумно распахнув дверь. При всякой их встрече она волшебным образом менялась, так что Родиону всегда приходилось делать над собой некоторое усилие, чтобы узнать заново столь неожиданно ворвавшуюся в его жизнь красавицу. Короткое черное платье, обнажавшее чудесные покатые плечи, с равным успехом могло сойти и за траурный наряд, и за изыск моды. Прическа новая, незнакомая, на шее тоненькая золотая цепочка - и больше никаких драгоценностей. Так и пристало выглядеть королеве, когда супруг еще не опущен в могилу... На миг ему стало неловко - как говорить и как держаться? Ирина, разрешив сомнения, подошла как ни в чем не бывало, легонько чмокнула в щеку и опустилась в кресло. И словно бы сняла предназначавшуюся для оставшихся за дверью маску - огромные синие глаза светились прежним лукавством и волей. - Хоть бы пожалел бедную вдову, убивец... - сказала она со знакомой ослепительной улыбкой. - Нет-нет, я не это имела в виду... - она отстранила жестом приподнявшегося было Родиона. - Я про... незапланированные фигуры, снятые с доски. - А что мне оставалось делать? - пожал он плечами. - Этот черт вдруг кинулся в кабинет, когда я выходил... - Да нет, все правильно. Ты просто молодец. Но вот каково мне было охать и проливать слезу над тремя? Да еще пенсии родственникам платить придется, жестом доброй воли... Что ты морщишься? Я чудовище? - Да я сам не лучше. - Значит, обойдемся без интеллигентских самокопаний, идет? Кинулся в кабинет... Ну конечно, чутье у него было волчье. Все к лучшему в этом лучшем из миров - теперь поставлю своего человека на освободившееся место... Мы можем друг друга поздравить, Родик. Я наконец-то обрела полный душевный покой, а ты - полную безнаказанность. Информация у меня точная - ни одна живая душа на тебя не обратила внимания. Какая-то дуреха видела - но помнит лишь, что мимо нее прошел мужчина. Ни цвета волос, ни роста, ни возраста... Интересно, каково чувствовать себя удачливым киллером? - А каково - хозяйкой империи? - Ты преувеличиваешь, Родик... - Она опустила длинные ресницы, но видно было, что реплика ей приятна. - И потом, прежде чем стану полновластной хозяйкой, много воды утечет. Такие дела просто не делаются, не пивной ларек принимаешь... - Она скрестила великолепные ноги, изящно прикурила длинную коричневую сигарету. - Бог мой, а это что? Он с солидным видом пожал плечами: - Примитивная глушилка. Не из самых дорогих. - Родик, ты прелесть... - Она открыла сумочку и одемонстрировала такую же черную коробочку с рубиново светившимся глазком. - Ты, надеюсь, не моего потайного магнитфона опасаешься? - Конечно, нет, - сказал он искренне. - Друг на друга нам писать было бы глупо. Просто после истории с блудной супругой я здешним стенам не особенно доверяю. - Правильно, - серьезно сказала она. - Всегда найдется скотина, которой одного работодателя покажется мало. Вообще, я этот оазис, скорее всего, навещаю в последний раз. Из осторожности. И толчком послужила как раз история с твоей супругой, которую Эдуард свет Петрович сдал, хотя получал от нее хорошие деньги. Предавший однажды... - она невинно улыбнулась. - случае чего, если с ним возникнут проблемы, на тебя старой памяти можно рассчитывать? - и рассмеялась - Все же в тебе сохранилось здоровое высокоморальное начало - перекосился весь... - Давай поговорим о деле, - сказал он сухо. - Родик, ты растешь на глазах... - Давай поговорим о деле. - Ро-одик... Дай ты возможность много выстрадавшей женщине хоть на миг почувствовать себя совершенно раскованной и веселой! Мне через два часа предстоит тащиться на роскошнейшие похороны, если бы ты слышал, сколько там будет вульгарнейшей пышности и натужной скорби... Ну, не столь уж натужной - многие из тех, кто будет провожать мое сокровище в последний путь, станут поневоле примерять на себя столь же унылый финал... И под ложечкой будет посасывать довольно мерзко... Бог ты мой, как надоело все, и какой прекрасной теперь видится нищая студенческая юность... Выпьем? - Я за рулем. - Ладно, тогда и я не буду. Давай о деле... - она и достала из сумочки пухлую пачку серо-зеленых бумажек, перетянутую черной резинкой. - Держи. - Здесь все? - солидно спросил он, взвесив пачку в руке. - Пока пять тысяч. Родик, я понимаю, что невероятно перед тобой виновата... - Она подняла узкую ладонь, предупреждая его то ли удивленную, то ли сердитую реплику, так и не сорвавшуюся с губ. - Но это все, что удалось наскрести по сусекам. Нескрывая раздражения, он демонстративно снял резинку, поворошил купюры с бородатым Грантом. - Неужели опасаешься "куклы"? - Ирина обиженно надула губы, и в ее голосе Родиону почудилась нотка презрения. - Да нет, смотрю просто. Мы же договаривались... Ирина подняла глаза, потемневшие на миг: - Родик, не надо на меня давить... В голосе явственно прорезался металл. Пожалуй, именно так могла держаться вышеупомянутая императрица, когда сделавший свое дело убийца потребовал бы вместо оговоренной платы пожаловать ему еще и патент на чин фельдмаршала. У Родиона в голове промелькнула фразочка из Дюма: "Только Елизавета Английская и Екатерина Великая умели быть для своих фаворитов и государынями, и любовницами". Из бархатных перчаток вдруг выскочили, прорвав тонкую ткань, острые коготки... Он не смутился и не поддался ее превосходству - но понял, что Ирина тверже, чем ему раньше казалось. Впрочем, мягкая домашняя кошечка не смогла бы хладнокровно нанять киллера и держаться сейчас столь непринужденно... - Я на тебя ничуть не давлю, - сказал он, как можно небрежнее пряча доллары во внутренний карман. - Но полагался всецело на честное купеческое слово... Ирина лукаво усмехнулась: - Родик, демагогии ради можно напомнить, что конкретных сроков я не называла, верно? Милый, я вовсе не собираюсь тебя, как выражаются юнцы, прокидывать. Что обещала, то и заплачу. До последнего президентика. Но ты, как человек серьезный, должен понимать ситуацию. В шкатулках, ящиках стола и карманах пиджаков оказалось гораздо меньше, чем рассчитывала. Снять сейчас со счета такие деньги буквально после убийства означает дать пищу... ну, не для прямых обвинений, для ненужных пересудов. Иногда пересуды оказываются сильнее обвинений... Причем, извини за цинизм, твое положение, если у тебя найдут в кармане полсотни тысяч баксов, будет гораздо хуже моего. Мне не придется объясняться, а вот тебе... - Это намек? - угрюмо спросил он. - Бог с тобой, Родик! Ты сегодня просто несносный. Трудный день? - Говорю же, поверил в честное купеческое слово... - Которое никто и не собирается нарушать. Я только хочу, чтобы ты вошел в мое положение... - Она ослепительно улыбнулась. - Родик, я была с тобой в чем-то неискренней? - Нет, - вынужден был он сказать. - Я в тебя вселяла какие-то надежды? Обещала нечто вовсе уж невероятное? Наконец, позволь тебе напомнить, ты первый об этом заговорил, и никак нельзя сказать, будто тебя сбила с пути истинного инфернальная дива... Ведь правда? - Я тебя и не обвиняю ни в чем. - Он никак не мог прогнать зудящее раздражение, чувствовал себя словно бы обворованным. - Просто думал, что сегодня... - Потерпи, - сказала она серьезно, глаза вновь стали чистыми, как ясное весеннее небо. - Все оказалось чуточку труднее, но это не смертельно. Через пару недель обязательно найду способ снять нужную сумму, не привлекая внимания. - Через пару недель я уеду из города. Навсегда. - Значит, постараюсь управиться раньше. Иди сюда, - она похлопала по обширной кровати узкой ладонью, казавшейся какой-то иной без всегдашнего брильянтового сверкания. - Как я ни храбрюсь, мне, между прочим, холодно и одиноко. Тебе не понять - ты мужик. Какой бы спившейся скотиной дражайший ни был, все же прожили вместе немало лет, а "вдова" - слово всегда печальное, без поправки на обстоятельства... Родион присел рядом, утонув в ненавязчиво-нежном облаке ее горьковатых духов. Осторожно обнял обнаженные плечи. Она и в самом деле казалась угнетенной нешуточными переживаниями, и сердце у него помаленьку отмякло. Ее колдовское обаяние было сильнее, чем представлялось. - Я бы тебе предложила одну глупость, - сказала она тихо. - Но ведь не согласишься? - Принцем-консортом? - усмехнулся он. - Нет уж... Ирина отрешенно положила его ладонь себе на грудь, скрытую лишь тончайшим бархатом, полузакрыла глаза: - Я наклонюсь над краем бездны, и вдруг пойму, сломясь в тоске... - Ее голос звучал невероятно устало. Не освобождаясь из объятий Родиона, она стала медленно откидываться назад, и он поневоле опускался вместе с ней. - Там было еще что-то, не помню, вот досада. Люби меня светло... Что-то то ли гасло, то ли взошло... - и открыла глаза, отсвечивающие легким безумием. - Вот и люби меня - такую... Поддаваясь страсти, он так и не понял, был ли в ее словах двойной смысл. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Топор дровосека Автобусная остановка, где он чинно сидел на лавочке, была невероятно современной: элегантно-изящная коробочка из прозрачного прочного пластика, покрытого цветными рекламами шантарских банков и фирм. Такие павильончики вошли в моду недавно - настолько, что шпана еще не завела привычки их вандальски раскурочивать. Правда, данный павильончик от юных вандалов был защищен надежно - грозной аурой правоохранительных органов. Чуть левее, по ту сторону неширокой улочки, располагался райотдел милиции, и соседство это на противозаконные подвиги вдохновить не могло. За спиной у него безмятежно посверкивал многочисленными окнами институт искусств, уродливое здание времен позднего сталинизма, до сих пор украшенное бронзовым барельефом оседлавшей земной шар советской работницы, смахивающей то ли на распатланную вакханку, то ли на опрометью вылетевшую из гроба вампирицу. Создание это эстетические чувства оскорбляло несказанно - но, как краем уха слышал Родион, не снимали его из уважения к создателю, заслуженному мэтру Бугурщукурову, каковой здравствовал до сих пор, громогласно отрекся и от пережитков сталинизма в сознании, и от партийного билета, а ныне ваял скульптурную группу "Классик Мустафьев, передающий президенту народные чаяния" (те, кто видел эскизы, говорили, что зрелище еще похлеще советской работницы). Впрочем, вечерняя жизнь возле института кипела самая современная, симпатичных студенточек в темпе подхватывали разноцветные иномарки, а "синие чулки", чужие на этом празднике жизни, гуртовались на автобусной остановке. В точности напротив, зажатое меж зелеными железными воротами, ведущими во двор райотдела, и кирпичной пятиэтажкой времен критики всеобщей кукурузизации, помещалось здание, которое Родион и собирался навестить: поделенный меж офисами нескольких фирм симпатичный небоскребчик, облицованная гранитом сталинская семиэтажка, где вот уже второй час Лика вкушала греховные радости. Спешить не было нужды - вдобавок он только что купил свежий номер "Завтрашней газеты", и на первой же странице обнаружил известия о незадачливом криминальных дел мастере Олеге Кирееве. Терпения не хватило, и он, усевшись на скамейку, пробежал страницу глазами, потом перечитал уже не спеша, со смаком. Как и следовало ожидать, летальный исход пострадавшему не угрожал, от заряда дроби, выпущенного в задницу, умирают редко. Зато шум поднялся до небес - коллеги вынужденного лежать на пузе репортера изощряли умы, пытаясь выдумать версию позавлекательнее, но особенной фантазией похвастать не могли, как один ухватившись за гипотезу, по которой бесстрашный журналист чересчур глубоко вник в загадочные криминальные сложности "теневой стороны" града Шантарска, за что и был обстрелян недремлющей мафией. Расхождение имелись лишь в фигурах возможных кандидатов народа заказчика - перечислялись совершенно незнакомые Родиону клички, ссылки то на махинации вокруг платинового прииска на речке Беде, то на историю с вагонов японских компьютеров, самостоятельно укатившимся куда-то с товарного двора. Ни один из борзописцев даже на шажок не приблизился к истинной подоплеке. Родион, сколько ни ломал голову, так и не понял, печалиться ему или радоваться, что нежданно-негаданно оказался творцом очередного "идеального преступления". Его, правда, торжественно обещали изловить и начальник областного УВД Трофимов, и начальник городского УВД генерал Дронов, а также некие подполковник Воловиков и майор Шевчук из уголовного розыска, прокурор города, чин из ФСБ, чин из департамента общественной безопасности и еще парочка грозных дяденек. Все вышеперечисленные при большом стечении журналистов заверяли, что следствие успешно продвигается вперед, в распоряжении сыскарей уже имеются многочисленные наработки и определенные подвижки, равно как и следы, а посему поганый киллер будет обезврежен в самом скором времени. Прочитав все это с чувством глубокого удовлетворения, носившим некоторые черты оргазма, Родион вспомнил Марка Твена, гениально подметившего касаемо напавшего на след сыщика: след, увы, не повесишь за убийство... Бережно спрятав газету во внутренний карман, он поднялся, дождавшись, когда проедет автобус, перешел неширокую улицу, на ходу вытаскивая жетончик. Телефон-автомат, прикрепленный к кирпичной стене, красовался метрах в двадцати от крыльца райотдела, что и сберегало изобретение товарища Белла от бесславной кончины. Косясь на пожилого вахтера, восседавшего в ярко освещенном аквариуме фойе, набрал номер. Номер того телефона, что стоял у вахтера под боком. Трубку тот поднял почти сразу же и браво отчеканил (не иначе, отставной майор или нечто аналогичное): - Каландаришвили, пятнадцать, проходная! Пикантное было ощущение - разговаривать с цербером, не подозревавшим, что собеседник видит его, как на ладони... - Это Толмачев, - сказал Родион небрежно-барственным тоном. - Михал Михалыч, вы бы проверили в двести тридцатом - вдруг эти свиристелки телевизор не выключили, вечно с ними хлопоты... - Будет сделано! - браво отрапортовал вахтер. Точно, отставник. Положил трубку и засеменил на второй этаж. Не теряя времени, Родион повесил свою, быстро пошел ко входу. Высокая стеклянная дверь в металлической раме была лишена столь необходимого в Шантарске украшения, как замок - отчасти из-за ненормированного рабочего дня господ коммерсантов, отчасти из-за вышеупомянутого соседства милиции. Распахнулась она бесшумно. Столь же тихо затворив ее за собой, Родион на цыпочках пробежал в коридорчик направо, ко второй лестничной клетке. Оказавшись меж первым и вторым этажом, прислушался. Полное безмолвие. Вахтер, конечно, ни на йоту не поверил скороспелой байке насчет невыключенного телевизора, зато не сомневался, что звонил подлинный Толмачев. Родиону прекрасно было известно, что Толмачев, подобно всем прочим владельцам офисов, регулярно платит вахтерам вторую нелегальную и неучтенную зарплатку, чтобы ничему не удивлялись и рот держали на запоре. Сведениями этими (и кое-чем еще) без особого удивления снабдил душевный человек Эдуард Петрович. Скорее всего, вахтер подумает, что мимо его поста снова должны пройти телефонные девочки, которых ему приличия ради наблюдать не полагается... Все коридоры были ярко освещены, Родион бесшумно шагал по ним, чувствуя себя персонажем фантастического рассказа о вымершей Земле. Показалось на миг, что это продолжается Белоснежный Кошмар - и тело прошибла неприятная судорога. Вообще, что-то с ним происходило - движения были убыстренными, пусть и не суетливыми, кожа казалась необычно горячей, время от времени без нужды поглядывал по сторонам, быстро, по-птичьи вертя головой. Однажды померещилось, будто за угол моментально втянулась смутная полупрозрачная тень. Это ничуть не испугало, но проходя мимо, он все же заглянул за тот угол скрупулезности ради - и ничего такого не узрел. От ярко-мертвенного света слегка резало глаза, затылок время от времени окатывало жаркой волной... Вот и нужная дверь. Родион прислушался, приблизив ухо к замочной скважине. Изнутри не доносилось ни звука. Дверь прилегала плотно и была старательно обита изнутри звуконепроницаемым покрытием, так что ничего удивительного. Деловые люди обо всем позаботились. Но они сейчас там, никаких сомнений. Родион сам видел, как машина Толмачева свернула на задний двор, к черному ходу... Проверив пистолет, сунул еге за пояс. Достал плоский ключик, примерился, держа его двумя пальцами, вспоминая, где расположен выключатель. Мысленно прорепетировал всю последовательность действий. Приставив ключик к скважине, уверенным толчком вогнал его до упора, повернул дважды по часовой стрелке, одним прыжком ворвался во мрак, прянул влево, протянул руку и, уже смутно различая в падавшем с заднего двора свете бело-лилового фонаря внутренность комнаты, нажал выключатель, заранее крепко зажмурившись. Посчитав про себя до трех, открыл глаза. Для него переход от мрака к яркому свету прошел совершенно безболезненно. Гораздо хуже пришлось двум голым личностям, застигнутым на диване в интересной позиции - ничего экстраординарного, впрочем, далеко не шедевр из "Камасутры"... Оба повернули головы, так и не отклеившись друг от друга, заморгали глазами, как ослепленные лучом прожектора совы. Им следовало бы посочувствовать - живое воплощение растерянности и полного ошеломления, но Родион, ухмыльнувшись, старательно запер за собой дверь, отошел к столу и, опустившись в кресло, сказал совершенно будничным, как и было задумано, даже чуть скучающим тоном: - Мужик, ты бы с нее слез, в конце-то концов... Оглядел комнату. Крохотный Эдем, затерянный в недрах сугубо конторского здания: пестренькие, приятные для глаза обои, знакомый по фотографии вишневый мини-диван, еще один, широченный, идеально приспособленный для любых экспериментов на просторе, телевизор, холодильник, на столе бутылки, конфеты, фрукты... Толмачев опомнился - и сначала, джентльмен сраный, накинул поднятую с ковра простыню на съежившуюся Лику, а уж потом прикрылся сложенной ковшиком ладонью. Выпрямился, непроизвольно сделал шаг к сложенной на кресле одежде... - Стоять, козел! Родион с несказанным наслаждением взял его на прицел. "ТТ" с глушителем выглядел крайне убедительно. Субъект, наградивший его развесистыми рогами, даже не пытался дергаться, успел просчитать ситуацию и оценить изрядное расстояние, отделявшее его от обладателя пистолета... - Сядь, - сказал Родион все так же лениво. - Присядем же и побеседуем, как выражался господин кардинал... Значит, здесь и трахаетесь согласно четкому расписанию? Есть один забавный анекдот: муж, стало быть, вернулся из командировки... - Я же тебе говорила... - вскрикнула Лика, глядя на своего незадачливого партнера с порадовавшим Родиона отчаянием. - Да? - с любопытством спросил Родион. - А позволь узнать, что ты ему такое говорила? Что муженек умом подвинулся? - Вот именно, - отрезала она с прежним почти самообладанием, подобрала ноги, закуталась в простыню. - Лика... - укоризненно процедил любовничек. Судя по плавным, замедленным движениям и осторожному тону, он, в отличие от разозленной подруги, прекрасно сознавал опасность, которой оба подвергались. Вряд ли он был трусом - просто серьезно относился к направленному на него оружию. - Вот он у тебя умный, - сказал Родион. - А ты дура. Будь любезна, объясни, где это в моих действиях прослеживается патология? Разве что в том, что не спешу я вас согласно традиции стулом отколошматить... Посмотрим. Как себя будете вести. - Послушайте, - начал Толмачев, присевший рядом с Ликой. - Давайте поговорим, как разумные люди... - Интересно! - удивился Родион. - А я чем, по-вашему, занимаюсь? Застукал женушку со стебарем - и, вместо того, чтобы бить обоим морду лица, веду учтивые разговоры... - Бывшую женушку, - отрезала Лика. - Увы, не с точки зрения закона, - сказал он с ухмылкой. - Это у вас что? - налил себе в чистый бокал белого вина, неторопливо отпил пару глотков и развел руками: - Вам не предлагаю, вы сейчас вроде как под арестом, так что никакой роскоши не полагается, уж не взыщите... Глаза у нее потемнели от ярости. Но промолчала. Кавалер сидел не шевелясь и, судя по глазам, что-то лихорадочно прикидывал в уме. Искал выход, конечно, и, дураку ясно, не мог найти. Окинув его непредвзятым взором, Родион вынужден был признать, что слегка проигрывает в росте и стати, но не предстает, конечно, полным ничтожеством. В общем, ничего особенного - пребывая под дулом пистолета, да еще голышом, суперменом не будешь выглядеть, хоть ты тресни... - Послушайте, - опять завел Толмачев. - Уберите эту штуку и поговорим... - Обойдешься. - Боитесь? - сузил глаза любовничек. - Ерунда, - сказал Родион искренне. - Что-то я не зрю перед собой особенного превосходства, сойдись мы с тобой в кулачном, финал был бы проблематичным, учено говоря, недетерминированным... - Он широко улыбнулся. - Мне просто нравится, тварь такая, смотреть, как ты под дулом дергаешься, словно сперматозоид на мокром паркете... - Слушай... - Толмачев непроизвольно дернулся вспомнив, должно быть, какой он крутой и деловой. - Сиди, выблядок, - лениво сказал Родион, гордясь собой. - А то залеплю сейчас промеж глаз, мозги по комнате запорхают... Ну? Херовато? Не ожидали такой прыти от простого советского инженера? Хорошо вы устроились, ребятки: личный бордельчик, расписание, поди, в электронный блокнот "Касио" занесено... Поделись, браток, опытом - тебе она минет исполняет с проглотом или без? У меня всегда, стервочка, выплевывала... - Скот! - Лика едва владела собой. - Что ты из себя строишь, ничтожество?! - Рассерженного мужа. Согласно классической традиции, - сказал он спокойно. - Провожу психологический террор, как говорят специалисты. Хочу, чтобы вам стало уныло. Вам уныло? Да что вы жметесь, уныло ведь... Он допил бокал до дна. Ноздри защекотал донельзя знакомый запах разгоряченной женщины, витавший в комнате. Вообще-то, он плохо представлял себе, чего желает и чего добивается, но никакого разочарования не чувствовал, наоборот... Одно приятное, чуточку творческое удовольствие. Двое на диване следили за каждым его движением. Пистолет в руке слегка дрогнул" и Родион опустил руку на колено. Закурил, медленно выпустил дым и сообщил: - Надо подумать, что мне с вами, прелюбодеями, делать. Может, вышвырнуть одежду в окошко, чтобы собирали потом по двору? Нет, тихонечко смоетесь черным ходом, в машину сядете, а там придумаете что-нибудь... На вахтера выгнать? Ведь не смолчит, как вы его ни одаривайте потом... - Чего вы, собственно, добиваетесь? - негромко спросил Толмачев. - Да ничего, - сказал Родион. - Я развлекаюсь. Непринужденно и весело, В руке у меня заряженный пистолет, передо мною неверная супруга и ейный хахаль в голом виде. Если это не развлечение, тогда и не знаю, каким бывает веселье... Грань меж явью и нереальностью куда-то пропала, временами ему казалось, что видит себя со стороны. Раздавив окурок посреди полированной столешницы, он продолжал: - А еще я тебе хочу показать, доморощенный супермен, что ты поторопился себя записать в крутые мачо западного образца. Преуспевающая фирма, очаровательная любовница, все схвачено, за все заплачено... - голос у него сорвался, он заговорил быстрее, уже возбужденно, чуть визгливо: - Привык, скотина, что ты теперь хозяин жизни - с лакированными тачками, с покорными бабами, с кредитными карточками в каждом кармане... А потом прихожу я, и ты превращаешься в голое дерьмо... - кажется, его трясло. - Вы мне сломали жизнь, сволочи, с вашим капитализмом и рынком, с вашими фирмами... Ну что ты притих, говнюк? Скажи все, что обо мне думаешь, разрешаю, стрелять не буду... Толмачев столь любезным приглашением не воспользовался, сидел, сжав губы, чуть ссутулившись, Лика временами поглядывала на него с надеждой - и ее взгляд вновь становился потухшим. - Вы у меня, братцы-кролики, получите урок на всю жизнь, - сказал Родион, успокоившись. - Такой, чтобы вас потом десять лет трясло от омерзения к друг к другу. Тут надо подумать... Тебе не жаловалась эта очаровательная блядь, как я ее немного проучил? (Толмачев непроизвольно обернулся к Лике.) Нет, не жаловалась... Ладно, убивать я вас не буду, - криво усмехнулся, чувствуя упругую пульсацию под черепом, - Ты у меня сейчас поставишь ее рачком, и натрахаетесь от души, это я вам гарантирую, только, непременное условие, под моим чутким руководством... Я вам буду творчески подсказывать, что и как. Думается мне, после сегодняшнего вечера вам долго не захочется играть в эти игры в прежнем составе... Потом можете написать оперу, - он мотнул головой в сторону райотдела. - Вот где посмеются господа менты, а если еще и в газеты попадет... - Лика! - вскрикнул Толмачев. Попытался ее удержать, но она уже спрыгнула с дивана, встала перед Родионом, придерживая на плече съехавшую простыню, сверкая глазами, разъяренная и прекрасная: - Нет уж, второго раза не дождешься... Ты ноль, понятно? Маленький злобный ноль с вислым члеником, ничтожество шизанутое, завистливая бесполезная тварь... Я тебе устрою психушку в сжатые сроки, там тебе и место на всю оставшуюся... ЧШШ-ПОК! Пистолет дернулся в руке. Она падала медленно, уронив сначала руку с плеча, и простыня опередила ее, нелепым комом оказавшись на полу за миг до того, как Лика повалилась лицом вниз на пушистый ковер. Родион так и не понял, хотел он нажать на спуск или все произошло само по себе, волей неведомой силы, накрывавшей его последние дни шапкой-невидимкой, уводившей от погони, берегущей от провала... Толмачев рванулся к нему, рыча что-то. ЧШШ-ПОК! ЧШШ-ПОК! Кровь из шеи хлынула так, словно прорвало водопроводный кран. Родион отскочил, чтобы не испачкаться, смотрел, как зачарованный. Из-под неподвижного тела растекалась темная лужа, толстые мягкие ворсинки ковра тонули в ней, и Родион поймал себя на том, что прикидывает с азартом болельщика, скоро ли ширящаяся лужа достигнет Ликиной щиколотки... Где-то глубоко в сознании слышался беззвучный вопль, но тут же на смену минутной растерянности пришла прежняя собранность. Он посмотрел на лежащих холодным взглядом ремесленника. С Толмачевым все было кончено - кровь, полное впечатление, вытекла до последней капельки. Плечи Лики, казалось, вздрогнули. Чужая сила водила его рукой, кто-то вновь управлял телом, вкладывая в мозг решимость и хладнокровие. Вытянув руку Родион сделал два контрольных выстрела. Сунул пистолет за пояс, сел и закурил. В голове клубился хрустальный звон - именно так, клубился звон... - Ну, вот мы и в разводе... - сказал он тихонько, не в силах избавиться от ощущения, будто кто-то проговорил это за него, пошевелил за него его губами. Докурил сигарету до фильтра - неглубокими, неторопливыми затяжками. Все складывалось прекрасно: блудная супруга отправилась в мир иной, значит, дочка остается с ним, и не все еще, возможно, потеряно, есть шанс сделать из нее человека, выбить из головы поклонение перед лакированными машинами и удачливыми бизнесменами обоего пола, вернуть в прежний мир, к прежним ценностям и идеалам. Прости, Зайчонок, так получилось. Она бы тебя искалечила, любящая мамаша... А с Соней вы подружитесь, и потом, там, в Екатеринбурге, твой папа будет уже не жалким консортом... Есть еще шанс. Старательно протерев платком все, до чего дотрагивался, он вышел в коридор, запер дверь снаружи и направился к лестнице, уже не обращая внимания на шарахнувшиеся за угол полупрозрачные сгустки тумана. Покинул здание через черный ход - он был для того и предназначен, чтобы выйти отсюда незамеченным, дверь запирается изнутри, а снаружи ручки нет... Перешел улицу, равнодушно обогнув троицу беседовавших возле остановки милиционеров - из рации у одного доносились неразборчивые сквозь треск помех реплики, завернул за угол и сел в машину. Подумал, что нужно бы поехать к Соне и договориться насчет толкового алиби, но тут же отбросил эту идею. Все должно было обойтись и так. Зойка отправилась с подружками на дискотеку, он предусмотрительно сказал ей, что собирается смотреть фильм по видео, - пусть потом следователь доказывает, что дома его не было. Спал здоровым алкогольным сном, хватив лишнего из-за бытовых сложностей: супруга вновь работала до полуночи, скучно было сидеть одному... А пистолет через четверть часа попадет в тайник, под кучу старых железяк... ...Приехав домой, он и в самом деле поставил французскую комедию. Когда вернулась Зойка, никакого удивления из-за отсутствия матери не выказала - как и он, держась со всегдашним спокойствием. В одиннадцать она отправилась спать, а Родион решил было ради пущего правдоподобия обзвонить парочку больниц в поисках законной супруги, но передумал. Ему шептали на ухо, что это, наоборот, как раз и покажется подозрительным - пожалуй, в такой ситуации ничего не ведающему, но злому до предела мужу стоит хватить пару стаканчиков и завалиться спать. А утром поскандалить вдоволь - должна же она утром вернуться?! Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух, что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в Манск, на радиозавод, - такое уже случалось, звонить было некогда... Однако Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки - быстрый, всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде - мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери познают еще в колыбели... В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион, ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации разъяренному, перенервничавшему мужу. Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке - Ликин шофер, он же телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его зовут, хотя Лика и говорила. - Простите, можно Анжелику Сергеевну? - вежливо спросил белобрысый холуй. Перекосившись должным образом от нешуточного удивления, Родион помолчал немного и агрессивно бросил: - Вам, по-моему, виднее, где она может быть... - Простите? - холуенок был невозмутим. - Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, - сказал Родион. - Ясно? - Вы серьезно? - Серьезно! - рявкнул Родион с видом доведенного до белого каления подкаблучника. - Как уехала вчера утром с вами, так и не появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть позвонить... - и шутовски расшаркался: - Я, конечно, в меру своего убогого разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы - или вам поручить, в конце концов... Всего хорошего! - и решительно захлопнул дверь перед носом опешившего холуя. Тот не стал звонить вторично - затопотал вниз по лестнице. Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся вслед - каша заваривалась... Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если все-таки появится, - и повесила трубку, забыв попрощаться. Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился. В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения "Скорой помощи", больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекресно осведомлен о ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там кто-то непременно выломает дверь под номером 415... Ну да, личная машина Толмачева осталась на Каландарашвили, должны же сообразить... Без "Зауэра", из предосторожности оставленного в тайнике, Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики - помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему... Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться. ...Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как призовой бегун. Главное было - не расхохотаться им в лицо... Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена. Лица на ней не было - импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На рукаве у него красовалась эмблема РУОП - белая рысь в черном круге. Ага, расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом дорожке... - Ну что, отыскалась пропажа? - спросил Родион все так же агрессивно. - Какие дела? Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального, казенно-привычного участия: - Родион Петрович? - Тридцать шесть лет Родион Петрович, - он сбавил на полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и раздражен. - В чем дело? Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче: - Тут такое дело... Вам придется поехать с нами. - Куда это? - взвился Родион. Потом "сообразил что-то", и, "охваченный нарастающей тревогой", подался вперед: - Случилось что-нибудь? Лика? Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в "полной расстроенности чувств" схватил его за рукав серого бушлата: - Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не авария... "Да говори ты, болван, - добавил он мысленно, - а то я непременно хохотать начну..." Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со вздохом поведал: - Родион Петрович, ваша жена погибла... Родион уставился на него так оторопело, что Светочка зарыдала еще пуще, по-детски шмыгая носом. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Казенный дом Симптомчик был весьма обнадеживающий - Родиона вызвали не повесткой. Неудобно, должно быть, вызывать повесткой убитого горем мужа безжалостно застреленной гангстерами молодой женщины. Предварительно созвонившись, к нему прибыл парень лет тридцати, в штатском, профессионально неброский, оперуполномоченный старший лейтенант такой-то - фамилию он пробормотал довольно невнятно, старательно сунул под нос красную книжечку, но Родион ее отстранил с горестным видом, отрешенным голосом заявив, что верит и так. Сели в старенький "москвичок" - шофер тоже был в штатском, но прибыли не в РУОП, а в "серый дом", огромное здание, где разместились областное и городское УВД, местное отделение ФСБ и ОВИР. На несколько мгновений в сердце поселилось беспокойство, однако Родион почти сразу же овладел собой и отогнал мимолетные страхи - Робин Гуду бояться как-то не с руки, в особенности если он уверен, что сумел замести следы... Он лишь недоуменно - ничуть при этом не играя глянул на спутника: - А почему сюда? Ко мне приезжали из РУОП... Тот пожал плечами: - Следствие ведет уголовный розыск... Мы. "Интересно, как это следует понимать? - подумал Родион. - Что, они уже отмели версию насчет организованной преступности? Или тут что-то другое?" Они шли по неприветливым, унылым коридорам самого казенного вида. Поднялись на третий этаж, спутник заглянул в кабинет без таблички, посторонился, пропуская Родиона, но сам следом не вошел. За единственным, довольно старым столом сидела молодая женщина, лет тридцати, в сером кителе и майорскими погонами, симпатичная, даже красивая, но косметики был самый минимум, а рыжие волосы зачесаны назад и сплетены в старомодный хвостик, будто у пожилой учительницы. - Садитесь, - сказала она с тем же казенным участием. - Майор Шевчук, Дарья Андреевна, уголовный розыск. Вы курите, если курите, я и сама дымлю... - Она помолчала, с постным лицом спросила: - Вам нашлось, с кем оставить дочку? - Она у бабушки, - сказал Родион с соответствующим ситуации похоронным лицом. - У матери жены. - Понятно... Родион ее узнал - это она распоряжалась тогда окружающими ментами в форме и в штатском, стоя в дверях только что ограбленного обменного пункта. Только выглядела тогда гораздо сексапильнее, не затурканной чиновницей, как сейчас. - Итак, Родион Петрович... - она выдержала паузу. - Простите, что приходится вам надоедать в такую минуту, но это необходимо... Он молча кивнул. - Придется задавать и не вполне тактичные вопросы, никуда от этого не денешься... - Я понимаю, - сказал он нетерпеливо, давая понять, что обойдется без утирания соплей. И она, сразу видно, намек поняла. - Вы уже знаете обстоятельства, при которых все... случилось? - Да, мне говорили. - У вас есть какие-то предположения, догадки? - Откуда? - пожал он плечами. - Жена с вами не делилась какими-то тревогами? Может, ей угрожали? Он добросовестно "подумал", мотнул головой: - Ничего, даже отдаленно похожего. По-моему, дела у нее шли прекрасно. - Она вам много рассказывала о своих делах? - Практически ничего. Понимаете ли, за порогом квартиры у каждого была своя жизнь. Я не разбираюсь в бизнесе, а ей наш завод был мало интересен. Но я бы непременно заметил, будь она подавленной или встревоженной... У них же там есть своя служба безопасности, можно у них узнать... - Честно говоря, я с ними еще не успела поговорить, - сказала она извиняющимся тоном. - Масса работы... А людей мало. Платят сущие гроши, честно вам скажу, удержать нечем... "То-то ты и серенькая такая, - подумал Родион, отметив, что ножки у майора женского пола весьма даже хороши. - Приодеть бы как следует в импорт, юбку укоротить... Обручального кольца что-то не видно - советская неудачница, надо полагать? Некуда больше податься? Вузовский значок, ага. И ленточка, смахивающая на орденскую, - ну, видимо, какая-то юбилейная медаль. Шевчук, Шевчук... Знакомое что-то". - Значит, не было ни подавленности, ни тревоги? - Нет, - твердо сказал Родион. - Вот теперь позвольте нескромный вопрос - вы знали, что у нее есть любовник? - Представления не имел. - Значит, на ваше решение о разводе повлияло вовсе не это? - Да. Не это. - Простите, а можно узнать причины? Он закурил и ответил с точно рассчитанной откровенностью: - Ничего здесь сложного нет. Мы, как бы вам объяснить... жили в разных пространствах. Она делала неплохую карьеру в частном бизнесе, а я так и остался инженером на агонизирующем заводе. Смело можно сказать, что жили на ее деньги. Кого-то, быть может, такое положение и устраивало бы, но я так жить не хотел. Вот и предложил развестись. - И как это восприняла ваша жена? - Сначала - отрицательно. Подарила машину, думала этим удержать, предлагала идти к ней шофером... - он печально улыбнулся. - Только это любезное предложение возымело совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Не хватало еще быть шофером у собственной жены... В конце концов она перестала упираться, подали заявление... - То есть, расставались мирно? - Вполне. Квартиру решили не делить. Лика... Она мне обещала выплатить долю в квартире наличными, чтобы купил себе новую, мы даже подписали документ... - Я знаю, - кивнула она. - Ну что ж, вполне цивилизованный развод, бывает гораздо хуже... И машину назад не требовала? - Нет. Она себе купила "Тойоту". Понимаете, я бы ее никак не назвал мелочной... - Понятно. И что вы собирались делать потом? - Перебираться подальше отсюда, - сказал он. - Мне предложили хорошее место на Урале, там у меня старый знакомый... Она не стала выяснять, где конкретно ему предлагали место и кто сей благотворитель. Почти ничего не записывала - очень похоже, беседа была чистой формальностью. Родион воспрянул духом, тревога испарилась окончательно. - Значит, можно сказать, что вы оба после вполне мирного расставания ничего, собственно, не теряли? Вульгарно говоря, оставались при своих? - Даже лучше, - усмехнулся он. - Оба обретали полное душевное спокойствие. Очень уж тягостно было нам вдвоем, оба это чувствовали. - И все же она пыталась вас удержать? - Скорее по инерции - знаете, все бизнесмены из простых советских людей произошли, старые традиции живучи. Довольно быстро перестала упрямиться. - Он сделал вид, будто его осенило. - Послушайте, может, она собиралась за... этого? - Не похоже, - сказала она. - Нет у меня такого впечатления... Кстати, а что вы делали в тот вечер? - В какой? - спросил он с простецким видом. - Шестого мая, вечером. Когда... погибла ваша жена. - Дома сидел, - пожал он плечами. - Смотрел фильм по видику, выпил пару бокалов... - Понятно. Скажите, а у вас... кто-то есть? - Да, - сказал он, не раздумывая. - Знакомая, скажем так? - Невеста, скажем так. Решили пожениться. - Можно узнать ее координаты? Имя, фамилию? - Мне бы не хотелось ее впутывать. - Родион Петрович, уж извините, необходимо. Дело слишком серьезное. - Ну ладно, - сказал он рассерженно. - Миладова Софья Илларионовна, Гагарина, восемьдесят восемь - тридцать один. Хорошая девчонка, училась в университете, не сложилось, теперь работает продавщицей. Где, точно не знаю. Какой-то магазин на Барковского. Там мы никогда не встречались, я не заходил... Он не врал - Соня и в самом деле числилась продавщицей в частном магазинчике на Барковского, и те, кто получал за нее положенную зарплату, при нужде могли бы присягнуть на Библии, Коране и собрании сочинений Чейза, что Миладова С.И. исправно выстаивает за прилавком свои смены и к званию "Ударник капиталистического труда" не представлена только оттого, что выдумать это звание у правительства не дошли руки. - Ваша жена знала о ней? - Вряд ли. - Значит, твердо решили вступить в брак? - Да, - сказал Родион. - Уж извините за откровенность, но с Соней я долго еще останусь главой семьи и настоящим мужиком. Конечно, не только из-за этого... Красивая девчонка, родители из того же круга, что и я... В общем, этот брак непременно будет удачным. - Желаю счастья... - она дописала еще пару строчек в разграфленном листе бумаги. - Мне придется и с ней поговорить... - Ваше право, - сухо сказал Родион, с намеком приподнялся. - Извините, мы еще не кончили... Вот вы сказали только что в бизнесе не разбираетесь. А меж тем ваша жена говорила кому-то из своих сослуживцев, что вы вдруг решили заняться бизнесом... "Это у вас и называется - подлавливать?" - хмыкнул про себя Родион и чуть смущенно пожал плечами: - Это я ей так сказал. Чтобы не считала вовсе уж законченным неудачником. Я ей не врал, просто с умыслом не точно выразился. Место, которое мне предлагают - в частной фирме. С одной стороны, это никак не означает "заниматься бизнесом", с другой же... - И мы не лыком шиты? - подхватила она с дружелюбной улыбкой. - Вот именно, - сказал Родион. За Соню он не опасался - сумеет держаться с этой замотанной канцелярскими делами мышкой не хуже, чем Шарон Стоун в своих лучших ролях. Соня, правда, определенно что-то заподозрила: узнав о внезапной и загадочной смерти Лики вместе с любовничком, в первый миг бросила на Родиона чересчур уж испуганный и понимающий взгляд. Но видно по ней: если и догадывается, по большому счету ей на это наплевать. Собственное будущее заботит гораздо больше. Не пионеры, и не герои идейно выдержанных романов. Терять Родиона не захочет и в Павку Морозова играть не станет... Слишком многое связывает. - С Толмачевым вы не были знакомы? - С кем? - переспросил Родион. - А, этот... Не припомню точно. Одно время она меня приглашала на их вечеринки и разные торжества, но потом перестал ходить. Совершенно не мог найти с ними точек соприкосновения. А дома у нас ее коллеги бывали редко. Если нас с ним когда-то и знакомили, я его успел забыть. - А такое имя - Вершин Сергей Степанович - вам что-нибудь говорит? "Наконец-то, - подумал Родион. - Конечно, сопоставили пульки и установили, что выпущены из одного ствола, не стоит вас недооценивать. Но и переоценивать тоже не стоит..." Он старательно изобразил долгое напряженное раздумье, в конце концов вскинул на нее глаза, пожал плечами: - Не припомню... - Может быть, узнаете? - она подала большую черно-белую фотографию. Неизвестно, где был заснят покойничек, но он был трезвехонек и смотрел соколом, с жесткой улыбочкой таежного императора, вовсе не подозревающего, что за стеной два кузнеца куют серп и молот. Вполне возможно, будь он именно таким большую часть времени, Ирина не приняла бы решения стать вдовствующей императрицей... - Это Вершин? - Да, - сказала она. - Тоже бизнесмен, надо полагать? - Вы не читаете газет? - Мне в последнее время было не до газет, - сказал Родион. - Предстояло покончить с прежней жизнью и начать новую, хлопот навалилось несчитанно... А что, он такой знаменитый? - Ваша жена никогда не упоминала этой фамилии? - Не припомню. - И вы его никогда не видели в окружении вашей жены? "А не запутать ли следствие, как настоящему преступнику и положено? - со злым азартом подумал Родион. - Пусть побегают зря, выискивая несуществующие связи..." Он всмотрелся внимательнее, нахмурил лоб, пошевелил губами: - А в натуре на него нельзя посмотреть? - Сейчас - нет, - сказала она, не моргнув глазом. - У него есть длинное черное пальто? - Не знаю, - сказала она искренне. - Это имеет значение? - Высокий? - Метр восемьдесят один. - Значит, повыше меня на... - Родион озабоченно потер лоб. - Вы знаете, припоминаю. Очень похож. Недели три назад, как бы не соврать, жена приехала на белом БМВ, довольно новеньком, года девяносто третьего. Я посмотрел в окно - дочка сказала что-то вроде: "Смотри, мама приехала". Они поговорили возле машины с минуту, потом она вошла в подъезд... Да, если подумать, это и привлекло внимание - длинное, модное черное пальто на фоне белого БМВ... Я ни о чем не стал спрашивать - мало ли кто из знакомых может подвезти... - Вы ручаетесь, что это был он? - Пожалуй, - сказал Родион. - Чертовски похож. Улыбочка эта характерная... - Он сам сидел за рулем? - Да. Я сначала подумал, у нее новая машина и новый шофер, но она бы сказала... - Значит, недели три назад? - Да, примерно. Недели три, плюс сколько-то дней... Откуда я знал, что надо запомнить дату? - Действительно... - сказала она без малейшей иронии. - И номер машины, конечно, не помните? - Я его и не видел, по-моему. Сверху же не видно... А что, этот тип имеет какое-то отношение... Теперь она пожала плечами с видом полнейшего неведения. - Хорошенькие дела, - начал он, решив, что не помешает немного рассердиться. - Человека... даже двух убивают средь бела дня, а вы задаете какие-то дурацкие вопросики, ничего не хотите сказать точно... Она, глядя на бумаги, сказала негромко: - Вечером, если быть точным... Родион Петрович, я все понимаю, но с такими преступлениями очень сложно... - Вы мне можете сказать хотя бы приблизительно, кто ее убил и почему? Майор Шевчук грустно улыбнулась: - Если бы я это знала, здесь сейчас сидели бы не вы, а тот, кто их убил. Вот что... Может, приставить к вам человека? - Ко мне!? - он в нешуточном удивлении разинул рот. - Все бывает. К вам домой могут нагрянуть... - Да нет, глупости. Кому я нужен? - Знаете, случаются разнообразнейшие коллизии... Ваша жена держала дома служебные бумаги? - Да, в сейфе. Крохотный такой, с цифровым кодом. Но ваши его осматривали, забрали все... - И тем не менее, - сказала она настойчиво. - По-моему, какое-то время вам необходимо сопровождение. Скрытое, конечно... - Увольте, - сказал он. - Ни к чему. - Хотите сказать, будете встречаться с вашей невестой? - Да. Простите за откровенность, мне, конечно, больно и горько, но так уж получилось, что о жене я давно уже думал как о бывшей... Это плохо? - Ну что вы, Родион Петрович... Это жизнь. И все же позвольте мне настоять на своем. - Да к чему? И спохватился вдруг. Возможно, ему сейчас как раз и полагалось немного бояться загадочных убийц? Пожалуй. Нельзя представать очень уж уверенным в своей полной безопасности... - Если надо... - сказал он, словно сдаваясь. - Вот только как это будет выглядеть? - Какое-то время вы будете ставить в известность о всех своих перемещениях человека, с которым я вас сейчас познакомлю. - Она слегка покривила губы. - Не беспокойтесь, в вашей спальне он не будет присутствовать, на вашу личную жизнь никто не посягает, тем более что речь идет о невесте... Видите ли, мы не знаем еще, каковы были мотивы. Вы можете ничего не знать - но они могут придерживаться другого мнения... - Вы думаете, мне что-то грозит? - постарался он сделать испуганное лицо. - Я обязана предусмотреть все случайности. Служба такая. - И надолго это? - Не знаю, честное слово. "Сработал на свою голову, - сердито подумал он. - Только персонального хвоста и не хватало. Ну, предположим, акций больше не предвидится, но нужно еще съездить к Виталику, да и с Ириной придется встречаться. Самое смешное, хвост будет не шпионить, а охранять от несуществующих в природе гангстеров, обхохочешься... Ладно, после всего прожитого не так уж трудно будет от него оторваться..." Видимо, она нажала кнопку под столом - и не успела вынуть руку из-под столешницы, как дверь распахнулась: - Познакомьтесь, - сказала она. - Старший лейтенант Сурганов, ваш ангел-хранитель на ближайшие несколько дней. Родион обернулся - и приложил грандиознейшие усилия, чтобы лицо осталось бесстрастным. Это был тот, из обменного пункта, он же "подставка" из поезда - высокий, крепкий, светловолосый, в тех же черных джинсах и клетчатой рубашечке... На краткий миг сердце оборвалось - что, если тут тонкий умысел, дьявольская игра, ловушка? Нет, рано паниковать, допрос шел бы совершенно иначе, заподозри они что-то... - Послушайте, я вас помню, - сказал он простецким тоном. - Я тогда ехал мимо обменного пункта, а вы с каким-то капитаном меня остановили и попросили подвезти до УВД... - Да? - старший лейтенант смотрел на него, как на незнакомого, и этот взгляд успокоил Родиона окончательно. - Я и не запомнил вас тогда, голова была другим забита... Надо же, совпадение... - Ну, давайте все быстренько обговорим, - сказала майор Шевчук. - У меня еще масса дел, уж простите, Родион Петрович... Он предпринял последнюю попытку отбиться от нежданной чести: - Вообще-то, у меня дома лежит газовый пистолет, от жены остался... Увы, эта фраза возымела обратное действие. Она совсем было собралась улыбнуться, но вспомнила, что говорит с мужем злодейски убитой женщины, посерьезнела: - Во-первых, Родион Петрович, пистолет должен быть должным образом зарегистрирован, а во-вторых, против таких людей он вам ничем не поможет... ...Нежданно-негаданно Родион оказался самым натуральным "охраняемым лицом". Нужно отдать им должное, они не доставляли хлопот - ехали следом на ничем не примечательной белой "семерке", чертов Сурганов по имени Слава и второй, которого Родиону так и не представили. Если не поглядывать в зеркальце, можно решить, что никакого хвоста и нет. Главное, не навести их на "берлогу"... Сколько дней пройдет, прежде чем отстанут? Вряд ли отцепятся скоро... Соблюдая уговор, он ехал не спеша и лихих маневров не совершал. Припарковал машину возле магазина "Арлет", купил мороженое, свежие газеты, устроился на скамейке. Слава-клетчатый расположился чуть поодаль, мастерски притворяясь, что они незнакомы. Так и хотелось его пристукнуть, но такой роскоши себе никак нельзя было позволить... Самое интересное, двойное убийство на Каландаришвили в газеты так и не попало. Несомненно, коллеги Лики и Толмачева нажали на все кнопки, до которых смогли дотянуться, и понять их легко: очень уж порочащие декорации сему убийству сопутствовали. Парочка семейных прелюбодеев, занимавших немаленькие посты в "Шантар-Триггере", сексодром, оборудованный в служебном офисе, надо полагать, за казенный счет... Для репутации фирмы такая плюха, безусловно, станет не роковой, но весьма обременительной... Интересно, сколько отвалили вахтеру, чтобы помалкивал? Впрочем, и о безвременно скончавшемся самой естественной смертью (по российским меркам конца двадцатого века) Вершине практически перестали писать. В тех газетах, что полагали себя респектабельными столпами "четвертой власти", он удостоился пары строчек - да и то возвещавших, что следствие продолжается, но никаких подвижек пока что не произошло. Зато "Шантарский сплетник", как и следовало ожидать, потрудился на славу. В отличие от чопорных изданий, объявлявших себя не более не менее как сибирскими аналогами "Вашингтон пост" или "Тайме" (но черпавших доходы главным образом из рекламы сомнительных фирм и дотаций от властей), "Сплетник" честно признавался, что является бульварнейшей газеткой (и даже сделал эти два слова подзаголовком). Его владельцы были достаточно осторожны, чтобы не навлечь на себя гнев по-настоящему опасных фигур или заведомо проигрышные судебные процессы, но в тех случаях, когда точно знали, что последствий не предвидится, лезли вон из кожи. Вот и сейчас Родион не без удовольствия прочитал обширный репортаж о личной жизни покойного - начинающая певичка из ресторана "Приют путника", скороспелые мемуары секретарши г-на Вершина под лихим заголовком "Меж телефоном и факсом", скандальная история с флагом города, который послужил вдребезги пьяному и голому бизнесмену чем-то вроде римской тоги, когда он держал ночью речь перед памятником Чехову на набережной, случай с кордебалетом в варьете "шантеклер", в полном составе приглашенном на зафрахтованный теплоход... Насколько он мог судить. Вершин продолжал традиции старорежимных золотопромышленников, чудивших так, что исправники на десять верст вокруг прятались в чуланах, а губернатор страдал мигренью и ипохондрией - и, мало того, творчески их развивал. Именно Вершин, погрузив на борт воздушного лайнера полсотни японских телевизоров и примерно такое же количество репортеров, велел держать курс на Северный полюс, где вся эта компания, за время полета накачавшаяся шампанским, бодро вышвырнула импортные ящики за борт, все до одного. Прежде чем свалиться в здоровом алкогольном сне, Вершин успел сделать официальное заявление для прессы: выяснилось, он таким образом протестовал против засилья зарубежного товара и выражал надежду, что принадлежавший ему радиозавод переплюнет всех этих косоглазых в сжатые сроки. Каким-то чудом никто не вывалился в распахнутую дверь, а конкурент Вершина Зыбунов, чьей фантазии хватило лишь на хоккейный матч, устроенный на том же полюсе, умирал от зависти... Смешно, но Родион, не спеша прочитав все это, ощутил к Вершину нечто вроде симпатии - увы, чувства эти оказались несколько запоздалыми. "Вообще, - повторил он про себя, - Ирину можно понять..." Перевернув страницу, он убедился, что и прелестная вдова не осталась забытой. Правда, в отличие от беспутного муженька, Ирина Викентьевна Вершина представала в самом выгодном свете - для Родиона полной неожиданостью оказалось, что она входит в правление едва ли не всех мужниных фирм. Впрочем, он этому ничуть не удивился. Осталось стойкое подозрение, что репортер был Ириной куплен на корню, - даже немного зная ее, Родион находил некоторые эпитеты чрезмерно льстивыми... Имевшиеся при репортаже фотографии он обозрел взором знатока - и пришел к выводу, что в жизни она значительно пленительнее. А это еще что? Дела... Под занавес сообщалось, что вдова, пережившая нешуточное нервное потрясение, в самые ближайшие дни отправляется на пару-тройку недель подлечить здоровье - возле некоего теплого моря за тридевять земель. Какое именно море, не уточнялось, но подчеркивалось, что сведения наивернейшие и, не исключено, получены из первых рук. Так и было написано - в самые ближайшие дни... Воровато оглянувшись, он вернулся к киоску, купил жетон и направился к расположенному неподалеку телефону. Клетчатый, бдительно приподнявший голову, собрался было встать, но видя, что Родион стоит у телефона, остался на месте. Никто не подошел следом, не стал топтаться рядом, делая вид, будто ожидает очереди, - значит, второго хвоста нет. Конечно, и про направленные микрофоны забывать не стоит... Трубку сняли после третьего звонка. - Да? - послышался голос Ирины. - Надо увидеться, - сказал он. - Это срочно. - Что-то случилось? - голос мгновенно стал озабоченным. - Ну, не так чтобы, однако... - Не можешь говорить... раскованно? - Вот именно. Не горит, но желательно... Она помолчала. Клетчатый зыркал поверх газеты. - Если это необходимо... - наконец промолвила она не без колебаний. - Необходимо. - Завтра. Там, где мы... возле медведя. Понимаешь? - Вполне, - сказал Родион. - Когда? - Когда... - повторила она, явно измышляя торопливо непонятный посторонним код. - Когда... Вот что - единственная цифирка моего первого взноса, помноженная на четыре. Понял? - Ага, - сказал он. - Ничего сложного. - Только постарайся... - Будь спокойна, - сказал он. - Постараюсь. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Как кормят рыб в Шантарске Ничего мучительнее он в жизни не испытывал. Будь его воля, ни за что не поехал бы на кладбище, но отказываться было никак нельзя. Мучило его одно, не столь уж сложное ощущение - казалось, что эти украли у него не только Ликину жизнь, но и ее смерть. Длиннейшая кавалькада разномастных иномарок сразу вызвала у него неодолимое желание шарахнуть туда парочку гранат. Лики не было - чье-то незнакомое восковое лицо на подушке умопомрачительного гроба с посеребренными ручками, нелепая маска. Он совершенно не чувствовал ни с м е р т и, ни ухода." Все было чуточку ненастоящим - идиотский гроб, вульгарно пышные венки из живых цветов, сытые рожи, вереницей подходившие к нему соболезновать с одинаково казенными фразами и однотипно-скорбно поджатыми губами. Иные их холеные самки норовили всплакнуть над Зойкой, хорошо хоть, конвейер не оставлял им времени. И все-таки он выдержал стойко. Он был уже другим, битый жизнью разбойник, шантарский Робин Гуд, ему надлежало остаться непроницаемым и неразоблаченным, возвыситься над этой поганой толпой, чтобы вскорости, навсегда вышвырнув их из памяти, начать новую жизнь. Вряд ли почтенным сквайрам из красивых поместий так уж часто снились окутанные пороховым дымом корабли в теплых морях и дерзко трепетавший когда-то над головой Веселый Роджер... Он выдержал. Стоял с каменным лицом, сжимая маленькую ладошку Зойки. Невыносимо хотелось прижать ее к себе и поделиться радостью: сказать, что все позади, что ожидающая ее новая жизнь будет чище и счастливее, но он еще не придумал подходящие слова. "Ангела-хранителя", неизменного Славу, он не видел - тот, конечно, явился, но маячил где-то в отдалении. А вертеть головой в положении Родиона было как-то непозволительно. "Надо будет Лике рассказать про этот паноптикум..." - подумал он. Вспомнил. Сардонически ухмыльнулся про себя такой забывчивости. Именно сардонически, он это прекрасно знал. И опустил уголки рта, продолжая механически кивать подходившим к нему соболезнующим - сколько ж их, тварей, до темноты будут идти?! - беззвучно шевеля губами, притворяясь, будто отвечает. Наконец все кончилось. Кавалькада иномарок проследовала в обратном направлении. Убитому горем мужу и осиротевшему ребеночку было предоставлено заднее сиденье чьего-то кремового "Крайслера". Как легко было предугадать, для поминок эти сняли большой зал "Казачьего подворья", одного из престижнейших шантарских ресторанов. Именно там Родион и избавился от хвоста. Возле входа он приметил Славу, садившегося в знакомую "семерку", прочно обосновавшуюся на стоянке. Ну конечно, сыскари знали свое место и не собирались садиться за стол с бомондом. Когда толпа в приличествующем случаю скорбном молчании набилась в зал и вокруг длиннейшего стола воцарилась легкая неразбериха, Родион направился в дальний угол, взял за лацкан подвернувшегося официанта - обычно они тут щеголяли в старинных казачьих нарядах, но организаторы поминок решили, должно быть, что для великосветской тризны все же уместнее смокинги, - без церемоний спросил: - Где тут черный ход? Мне нужно выйти... Он был одет не хуже других - а холуи, как в прежние времена, свыклись с любыми капризами чудящих бар. Не удивившись, официант провел его каким-то узким, пропитанным густым запахом жареного мяса коридором, несколько раз изгибавшимся под самыми невероятными углами, вывел в крохотный дворик, где вокруг мусорных баков кружили тощие собаки. Родион не беспокоился о Зойке - тесть с тещей ее давно увезли домой. Снял галстук, сунул его в карман, расстегнул пиджак и верхнюю пуговицу рубашки (чтобы хоть чуточку гармонировать с грязными задворками, по которым пробирался) - и, поплутав с минуту, определил, где находится. Уверенно направился к стоянке, где оставил "копейку" ("Форд" отдыхал в гараже возле дома). Ручаться можно, что его отсутствия никто и не заметит. Для них он всегда был досадным привидением, второй тенью Лики, тенью, по странному капризу природы передвигавшейся вертикально. Пусть таким и останется - Родион не собирался им ничего доказывать, сильные стоят выше таких мелочей... Соня ждала его у помпезного памятника писателю Чехову, когда-то пробывшему в Шантарске по неведомым причинам всего сутки. Он нарочно назначил встречу именно здесь - был слишком неопытен, чтобы засечь квалифицированную слежку, а на набережной любой прилипала поневоле выдаст себя... Немного побродили вдоль набережной, над серой Шантарой. Оба молчали. Антон Павлович, гордо задрав ришельевскую эспаньолку, провидчески взирал на правый берег, над которым висела серая пелена индустриального смога - половина заводов была остановлена, однако новая Россия продолжала иждивенчески прирастать старой Сибирью... Насколько Родион мог судить, ни одна из машин, проехавших за это время мимо набережной, не выказывала желания остановиться, два раза одна и та же не показывалась. И среди редких прохожих новых лиц не прибавилось. Отвязались... - Ну как? - осторожно спросила Соня. - Так... - махнул он рукой. - Жрать уселись. Соня на миг прижалась к нему, но тут же отстранилась, словно боясь рассердить его своим сочувствием. - Приходила мне повестка... - сказала она. - В уголовку? - Ага. Допрашивала какая-то рыжая кошка в майорских погонах. Шевчук ее фамилия. Улыбается, а глаза змеиные... - По-моему, недалекая мусорня. Думаешь, у них погоны известным местом не зарабатывают? - Кто ее знает... - пожала плечами Соня. - Может, и дура, но баба ядовитая. Нет, обошлось без подковырочек, но если такая вцепится, до кости кусанет... - Брось, - сказал Родион. - Все нормально прошло? - Ага. Она меня особенно и не теребила. Так, формальности. Я, конечно, держала ушки на макушке. Да, хотим пожениться. Да, расходились вы с женой культурно, без битья тарелок и физиономий. Да, мы с тобой уже познали друг друга, что по нынешним временам позволительно любому, а уж жениху с невестой - тем более. - Было что-нибудь типа: "А где он был в такие-то дни?" - Ты знаешь, нет, - сказала Соня. - Я, вообще-то, ждала, чем черт не шутит... Но она этой темы и не затрагивала. - Значит, все прекрасно, - вздохнул он облегченно. - Мы с тобой вне подозрений... - Касаемо чего? - быстро спросила она. Родион посмотрел на нее - она потупилась, зачем-то дернула плечиком, - с расстановкой сказал: - Касаемо всех наших подвигов на ниве экспроприации экспроприаторов, конечно. Все, что мы наворотили, ведению уголовки как раз и подлежит... - и на всякий случай поторопился перевести разговор. - Звонила? - Ага. Конспирации ради не ему самому, а одной знакомой, которая точно знает, где он есть... Сидит дома. - Прекрасно, - сказал он сквозь зубы. - Образец при мне - ну кто бы вздумал на похоронах обыскивать убитого горем мужа? Так что поехали... ...Виталик с глубокомысленно-загадочным