му непонятными сараями пустырю, по растрескавшейся асфальтовой дорожке, в последний раз латавшейся еще при тов. Федянко. Фонарей почти не было, справа придвинулся сосновый лесочек - в общем, место неплохое. Целуются, надо же... Родион покривил губы, ускоряя шаг. Огромное стеклянное здание аэровокзала было совсем рядом, слышался хрип динамика, гул подъезжавших машин, даже разговоры долетали. Риск дикий, но что поделать... - Нина! - громко окликнул он, подбегая. Успел заметить в полумраке, что карасик обернулся скорее раздраженно, чем тревожно. Даже не отпустил девушку. От которой и получил в следующую секунду удар коленкой по месту, которому минуту назад надеялся найти более приятное применение... Удар был качественный, у карася даже не хватило сил крикнуть, осел, зажимая обеими руками ушибленную деталь экстерьера. Родион уже был рядом, что было сил ударил кулаком в горло, надежно отключая речь и дыхание. Не теряя времени, схватил за шиворот и поволок в лесочек. Соня бежала следом, спотыкаясь на высоких каблуках. Карасик оказался тяжеленным, он слабо булькал горлом, хрипел, но умирать вроде бы не собирался. Труднее всего оказалось завернуть ему руки за спину, чтобы сорвать плащ, - все тянулся зажать ими ушибленное место. Справились кое-как. Яростно, обрывая пуговицы с мясом, стянули пиджак и рубашку, работая в лихорадочном темпе, пытались нашарить застежки плотно прилегавшего к телу замшевого бандажа, издававшего слабое шуршание. Карасик немного оклемался, зашевелился. Родион обрушил ему кулак на темечко. Соня, то ли всхлипывая, то ли азартно повизгивая, словно ухвативший добычу не по зубам молодой волчонок, рвала неподатливые ремешки. Родион неуклюже помогал ей, весь во власти поднявшегося из глубин сознания темного, звериного. В голове, слева, вновь пульсировал мягкий комок. Получилось! Ремешок лопнул. Он вспомнил о перочинном ноже, но слишком поздно - некогда теперь искать по карманам. Упершись подошвой в грудь жертвы, сорвал пояс-бандаж.Голова незадачливого ухажера звучно стукнулась оземь - ерунда, жить будет, земля мягкая... - Вы что ж это, суки... Родион резко обернулся. На них растерянно таращился смутно различимый в полумраке мужичок в форменном аэрофлотовском бушлате и шапке с кокардой, вида скорее пролетарского, чем начальственного. Выпивший, похоже. "Ах да, - с поразительной четкостью мысли подумал Родион, видя, что тот все еще держит руки возле незастегнутой ширинки, - отлить забрел в кустики..." Неожиданно громко и отчетливо возопил "Чичиков": - Помогите!!! Родион машинально пнул его под подбородок. Работяга, ошарашенно созерцая их, словно вдруг очнулся от наваждения - отпрыгнул и припустил меж сарайчиков, вопя: - Ребята, грабят! И бежал, тварь, в ту же сторону, куда нужно было бежать им... Схватив Соню за руку, держа в другой пояс, Родион помчался вдогонку - он вовсе не собирался вырубать непрошеного свидетеля, он не знал другой дороги, но ошалевший от страха свидетель в такие тонкости не вдавался, несся, как на крыльях, вопя от страха во всю глотку... Соня вырвалась - ага, догадалась скинуть туфли. Зажав их в руке, высоко подняв другой юбку, припустила быстрее лани. - Уйди с дороги, сука, зашибу! - заорал Родион, понимая, что терять им нечего. Мужичонка ошалело вильнул - и они, обогнув его, промчались мимо, свернули за сарай, пробежали мимо рядка уродливых бетонных гаражей. Сзади послышались крики и топот - подмога, что ли? Родион успел еще подумать: "Если что-то с машиной..." И наддал, боясь завершить фразу даже мысленно. Есть бог на свете! "Форд" темной глыбой торчал там, где его оставили. Связка ключей нелепо барахталась меж пальцев, Родион никак не мог отыскать нужный, сзади слышался стрекот мотоцикла, а Соня, малость обеспамятев от страха, рвала запертую правую дверцу, громко ойкая... Ага! Ключ сам собой воткнулся в скважину, такое впечатление. Родион головой вперед нырнул в машину, отпер дверцу для Сони, кинул ей под ноги пояс и упал на сиденье. Задел при этом макушкой стойку двери, и боль на миг обожгла, ветвисто вонзилась под череп. Но у него еще хватило собранности, чтобы прохрипеть: - Ничего не потеряла? Все при себе? - Туфли, цепочка... - протянула Соня ошалевшим голосом. - Все... - Держись! Машина рванулась вперед - навстречу приближавшемуся на полной скорости прыгающему желтому отсвету мотоциклетной фары. Понеслась по узкому проходу меж нелепых строений - лоб в лоб, на таран... Родион врубил дальний свет. В лучах фар увидел мотоцикл с коляской, прямо-таки набитый людьми в форменных бушлатах и в цивильном. Кажется, среди них был и тот, поддавший... Слепя их фарами, Родион шел на таран. Сворачивать ему было некуда. В последний момент мотоцикл метнулся в сторону, притерся к высокой кирпичной стене склада, мотор заглох, буквально в миллиметре от стекла левой дверцы пронеслись перекошенные физиономии - и "Форд", мощно мурлыча мотором, вырвался на дорогу. У Родиона хватило соображения сбросить газ и пройти самый опасный участок, где их могли заметить, не более чем на сорока, а потом, оказавшись на неосвещенной магистрали, вновь дал газ. Погони не было. Машина неслась к Шантарску, обгоняя редкие попутки. Сорок километров одолели в считанные минуты. У поста ГАИ, серого бетонного домика, он сбавил скорость, почти прополз мимо. Никто его не остановил. В город он въехал, уже отойдя от испуга, тогда только сунул в рот сигарету, покосился на Соню: - Не описалась? - Иди ты, - откликнулась она весело. - Такие туфли загубила, каблуки снесло напрочь... - Ну, если речь зашла про обновки, значит, оклемалась... - сделал он вывод. - Работай давай... Она торопливо принялась расстегивать многочисленные карманы пояса, вытряхивая деньги в пластиковый пакет, а когда он наполнился - во второй. Туго спрессованные пачки, освободившись из кожаного плена, разбухли, как почки весной, доллары мешались с рублями в трогательном единении... На пустыре близ озера остановились. Пояс и парик облили бензином, подожгли. Медленно вернулись к машине. Проехав до ярко освещенного, пустого в ночную пору здания "Шантарспецавтоматики", Родион притер шину к тротуару, обернулся к подруге и обнял так, словно хотел удушить. Соня замерла в его руках, послушно подставив губы, сердце у нее колотилось часто-часто. и Родион ощутил столь пронзительную нежность, что зарычал по-звериному. Кровь жарко пульсировала в голове, пережитая опасность щекотала нервы, пробуждая незнакомую людишкам толпы страсть - дикую нечеловеческую, волчью... Широкое заднее сиденье приютило их. В пересчете на рубли они взяли сто одиннадцать миллионов. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Киллер весенней порой На сей раз после бурчанья охранничка в радиотелефон Вергилием Родиона в замаскированном эротическом Эдеме стала не давешняя порочная куколка, а белохалатная крашеная блондинка лет сорока с лишним скислой физиономией профессиональной склочницы из коммунальной кухни. Лицо у нее было, в общем, симпатичное, но столь замкнутое и брезгливо-отрешенное, что в какую бы то ни было причастность данной особы к каким бы то ни было плотским утехам поверить было решительно невозможно. Родион, шагая следом за ней на сей раз на третий этаж, поневоле казался себе самому вместилищем всех, какие только существуют, пороков и извращений. Как и в прошлый его визит, коридор был пустынен, даже экзотерик в балахоне буддиста со своей малолетней напарницей куда-то запропал. За время пути Родион успел мысленно примерить на провожатую симпатичный черный мундирчик с рунами в петлицах и уверился, что ей такой наряд бы бы к лицу. Когда она остановилась перед дверью, где вместо номера красовалась черная квадратная табличка с белым силуэтом кентавра, и сделала приглашающий жест, отступив на шаг в сторону, Родион из чистого озорства сказал с поклоном: - Данке шен... Маленькое хулиганство к ощутимым результатам не привело. Она и глазом не повела, замерев, как статуя. Родион, мысленно пожав плечами, нажал на ручку двери. И оказался в небольшом уютном кабинете с единственным высоким окном, выходившим на тихую улочку Скрябина и примыкавший к ней сквер. Выдержано все было в разных оттенках янтаря, от густо-медового, переходящего в красный, до бледно-золотистого. В огромном круглом аквариуме лениво шевелили плавниками яркие рыбки с роскошными вислыми хвостами, на стенах висели небольшие картины, как на подбор сибирские пейзажи - сосны, сопки, половодье жарков, умиротворяющая синева озер... - Прошу вас, - радушно произнес хозяин кабинета, указывая на кресло. - Закуривайте, если хотите. Родион сел, постарался принять непринужденный вид, вытащил из нагрудного кармана сигареты. Открыто, в упор взглянул на своего визави - лет пятидесяти, черные волосы без малейших признаков лысины слегка курчавятся, лицо чуть-чуть желтоватое, белый халат ничуть не выглядит маскарадным нарядом... - Меня зовут Эдуард Петрович, - сказал хозяин глубоким, хорошо поставленным голосом. - Вашим именем-отчеством я интересоваться не буду, меня предупредили, что в этом нет нужды... Родион значительно кивнул, чувствуя себя полноправным участником серьезных закулисных игр. Ощущение было приятное, что греха таить... - Выпьете что-нибудь? - Нет, спасибо, - сказал он. - Я за рулем. В углу стоял большой телевизор с установленным на нем видеомагнитофоном, горел зеленый значок, показывающий, что кассета вставлена. Родион, сделав первую затяжку, спросил с любопытством: - Если не секрет, что означает табличка у вас на двери? Вроде бы в античные времена кентавр считался символом невоздержанности... Или тут более глубокие ассоциации? - Кентавр был еще и символом мудрости, - сказал хозяин без малейшего неудовольствия. - Вспомните Хирона... Воплощением благожелательности и мудрости, воспитателем героев... С вашего позволения, перейдем к делу? - произнес он так непринужденно и радушно, что Родиону оставалось лишь покорно кивнуть. - Ирина Викентьевна отрекомендовала мне вас как весьма серьезного человека (Родион вновь ощутил прилив приятной уверенносги в себе), но я все же позволю себе напомнить вам некоторые незатейливые правила: все материалы, с которыми вы сейчас познакомитесь, останутся здесь, точнее говоря, будут уничтожены в вашем присутствии. Ни при каких обстоятельствах вы не станете раскрывать источник их происхождения, сиречь вашего покорного слугу, поскольку, как вы, должно быть, понимаете, доказательств тому не отыщется никаких... Родион, сделав значительное лицо, с расстановкой произнес: - Разумеется, Эдуард Петрович, я в курсе... - Что вы предпочитаете просмотреть сначала - видеозапись или агентурные сообщения? - Есть и видеозапись? - не удержавшись, воскликнул Родион. Испугался, не повредил ли своему созданному Ириной имиджу столь простодушной репликой, но по лицу собеседника так и не удалось отгадать, какие мысли им в данный момент владеют. Он без улыбки ответил: - Разумеется, есть и видеозапись, меня просили оказать вам максимальное содействие. Протеже Ирины Викентьевны я отказать решительно не в состоянии... Итак? - Можно сначала... документы? - Конечно, как вам будет угодно, - Эдуард Петрович вынул из ящика стола несколько листков тонкой белой бумаги, снял скрепку и протянул их Родиону. - Под обозначением "Объект Приют" имеется в виду заведение, где мы с вами сейчас находимся, а рабочий псевдоним "Наяда", как вы, должно быть, догадываетесь и без моих подсказок, скрывает интересующую вас особу... Родион нетерпеливо пробежал взглядом первые строчки - какой-то непонятный набор цифр и букв (Дата? Время? Нет, не бывает таких дат и такого времени, чересчур велики числа...), в верхнем правом углу крупным шрифтом напечатано: РАЗРАБОТКА НУЛЕВОГО ПЛАНА. Перехватив его взгляд, собеседник улыбнулся: - Ничего интересного и удивительного. "Нулевой план" на деле означает попросту, что никто, кроме меня, этого читать не имеет права - имеется в виду, в нашем... учреждении.. Бюрократия - зло невероятнейшее, проникает повсюду, в любое дело... "Ясень - Кентавру. Путем спецмероприятий установлено следующее: Объект "Наяда" в течение последних семи месяцев поддерживает интимные отношения исключительно с одним и тем же человеком, идентифицированного нами как Толмачев Кирилл Иванович, начальник сектора планирования известного Вам учреждения, т. е. сослуживец "Наяды", в иерархической лестнице фирмы занимающий равнозначное ей положение. Насколько удалось установить, связь впервые фиксирована посторонними в пансионате "Кедровый бор" во время проведения там сопряженного с отдыхом семинара "Перспективы развития сети сотовой связи, укомплектованной аппаратурой отечественного производства, для Восточной Сибири". Не исключаю, что сексуальные акты меж объектами имели место и ранее, но установить это агентурной разработкой на данный момент не представляется возможным по причине выделенных мне для расследования жестких временных рамок. Дата проведения семинара и показания источников прилагаются. Состояние на сегодняшний день. Интимные отношения Толмачева с "Наядой" известны ограниченному кругу лиц в известной фирме, главным образом равным им по занимаемому положению. Отношение посвященных спокойное, как к чему-то устоявшемуся и вполне объяснимому, в некоторых случаях связь Толмачева и "Наяды" учитывается при проведении разного рода мероприятий как делового плана, так и имеющих отношение к отдыху, организуемому фирмой. Характер сложившихся отношений, насколько удалось установить, в полной мере устраивает как Толмачева, так и "Наяду", вопрос о разводе ни разу не затрагивался ни одной из сторон. Толмачев женат, имеет двух детей, точные данные прилагаются. Декорум. Эпизодически, без определенного распорядка Толмачев и "Наяда" встречаются в объекте "Приют", каждый раз отдавая впечатление ролевым играм. Кроме этого, по средам и пятницам с 19.00 до 21.00 они встречаются в здании дочерней фирмы "Кассиопея-Элинт" (ул. Каландаришвили, д. 15), где в офисе 415 по распоряжению возглавляющего данную фирму Толмачева оборудована комната отдыха, ключи от которой имеются только у него и "Наяды". Помещение "Кассиопеи" из-за отсутствия профессиональной охраны (единственный на все здание вахтер располагается в фойе) и электронных средств наблюдения предоставляет большие возможности в плане установки при необходимости спецаппаратуры (не имея Вашей прямой санкции, я воздержался пока что от установки таковой по собственной инициативе). После восемнадцати ноль-ноль четвертый этаж практически пуст (специальным приказом Толмачева сотрудникам запрещено задерживаться после этого срока), что позволило без всякого труда проникнуть в офис 415 и установить микрофон, изъятый на другой день. Услышанное подтвердило первоначальную версию об использовании офиса 415 исключительно для сексуальных контактов. Для персонала "Кассиопеи" личность партнерши Толмачева остается загадкой (кружат инспирированные самим жеТолмачевым устойчивые слухи о том, что "босс дважды в неделю вызывает по телефону проституток")". . Родион бросил на стол страничку, схватил другую. Показания некоей горничной (добытые, как легко догадаться, за хорошую мзду) - видела, как уходили в номер, из какового так до утра и не вышли, заявила, что и в последующие два дня постель в номере "известной особы" оставалась нетронутой. И так далее, и тому подобное - грязь на уровне коммунальной кухни, изложенная суконно-равнодушным казенным языком, откровения мелких холуев, радешеньких почесать языки, посплетничать насчет бар, да вдобавок получить за это денежки... Скулы сводило от омерзения - от того, что о женщине, которую Родион когда-то по-настоящему любил, столь отстранение распинался паршивый стукач, что он, подкинув микрофончик, слушал стоны и вздохи, перекладывая их в уме на язык казенных оборотов. Дважды в неделю, по устойчивому расписанию - деловые люди, привыкшие расписывать абсолютно все! - в укромной комнатке на четвертом этаже опустевшей - согласно приказу! - конторы... Вопрос о разводе ни разу не затрагивался - любящий родитель "Павла, семи лет" и "Кати, одиннадцати лет" и заботливая женушка некоего принца-консорта не хотят травмировать милых крошек и на старости лет менять налаженную жизнь... Как Родион ни напрягал память, не мог выделить эти среды и пятницы, ничем особенным они не отличались, порой Лика, вернувшись домой в среду или в пятницу, недвусмысленно пыталась подвигнуть его на близость - надо полагать, мало показалось сучке... Какая грязь, какая блядь... Больше всего его выбивала из душевного равновесия эта налаженная размеренность. Другое дело, окажись она под чужим мужиком по пьянке, под влиянием момента, обидевшись на недотепу-мужа - все мы человеки, многое можно понять и простить, но то, что они превратили вечернее траханье в заполненную графу из делового блокнота... - У вас будут какие-то замечания или пожелания по данному документу? - как ни в чем ни бывало спросил Эдуард Петрович. Взял со стола листки, аккуратно сложил их вчетверо и... окунул в широкий стакан с прозрачной водой. Едва попав туда, листки таяли, исчезали, от них не осталось ни следа... Кажется, его слегка позабавило удивление Родиона. - Ну что вы, никакой кислоты, - сказал он, не дожидаясь вопроса. - Особая бумага, импортная, конечно, растворяется в воде быстрее хорошего сахара... Я вас слушаю. - Нет, никаких пожеланий. И замечаний тоже, - сказал Родион. - Меня и это вполне устраивает. Я только одного не понял... Что это за "ролевые игры"? - Сию минуту, - предупредительно сказал собеседник, взял со стола черный пенальчик "дистанционки". - Из видеозаписи вы все поймете... Быть может, желаете просмотреть в одиночестве? - Нет, никакой разницы... - сквозь зубы процедил Родион. Вспыхнул огромный экран. Сначала Родиону показалось, что изображение замерло на стоп-кадре, но вскоре мужчина, небрежно облокотившийся на угол старинного темного буфета, пошевелился. Все в комнате было старинное - или удачная имитация. Высокий буфет, обитые красным бархатом кресла с вычурными спинками и гнутыми ножками, большая постель, трюмо. - Это и есть господин Толмачев, - тихо подсказал хозяин кабинета. У Родиона засвербило в кончиках пальцев, невольно потянувшихся к кобуре. Мужик был из разряда тех, кого он тихо ненавидел: высоченный жлоб, рожа исполнена спокойной уверенности хозяина жизни, как писали в старинных романах, "красив неброской, но мужественной красотой", а если проще - кобель с тугой мошной, такой, пожалуй, заявит подчиненным, чтобы духу их здесь не было после шести, не испытав при этом и тени эмоций - меж двумя затяжками, с теми же интонациями, с какими вызывает секретаршу. Таких субъектов Родион тихо ненавидел, еще сильнее, чем молодую поросль дикого капитализма в коже и спортивных шароварах. Вошла горничная в классическом наряде - черное платьице с белым фартучком, ажурная кружевная наколка на светло-русых волосах, собранных сзади в пышный "конский хвостик", платьице коротенькое, по современной моде, походка совершенно незнакомая - и потому он не сразу узнал Лику. Понял, что это она, когда точка съемки вдруг сменилась, теперь она шла прямо на камеру (должно быть, потайных камер-крохотулек установлено несколько, по всем углам), с раскованной грацией манекенщицы ставя оголенные ноги, облитые дымчато-черными чулками, колыша бедрами так, что Родион на миг ощутил неуместное в данный момент желание. Вспомнив, что следует прикидываться своим, твердым и холодным, он постарался придать лицу отрешенно-презрительное выражение. Впрочем, человек в белом халате на него не смотрел, деликатно полуотвернувшись, без нужды перебирая что-то на столе. В руках у Лики был черный поднос с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Подойдя к мужчине почти вплотную, она, словно бы смущенно опустив глаза, сделала книксен по всем правилам. Точка съемки вновь перепрыгнула, камера уставилась на них сбоку. В молчании текли секунды. Лика стояла, потупясь, грудь учащенно вздымалась под тонким платьицем, щеки явственно порозовели. - Плохо, Анжелика, - небрежным, барственным тоном сказал ее любовник. - Шампанское не откупорено, бокалы грязные... - Простите, сэр... - она не поднимала глаз, в голосе звучала совершенно незнакомая Родиону покорность. - Я ужасно виновата... - Вас придется наказать... - Как вам будет угодно, сэр... Родион стиснул зубы. Мужчина небрежно бросил бутылку и бокалы на широкую постель, отобрал у Лики поднос и поставил его на буфет. Шагнув вперед, положил ей руки на плечи, пригибая. "Сука, тварь..." - крутилось у Родиона в голове. После короткого сопротивления - довольно деланного - Лика гибко опустилась передним на колени. Толмачев с усмешечкой, за которую Родиону захотелось его убить, намотал "конский хвост" на кулак. Она так и не подняла взгляда, когда все началось - и тянулось с прекрасно, увы, знакомой Родиону неспешной изощренностью. Родион узнавал чуть ли не каждое ее движение - и испытывал непонятные чувства, впервыев жизни видя это со стороны, когда она была с другим. Правда, сейчас все было чуть иначе - мужчина играл Ликой, как куклой, откровенно демонстрируя превосходство. В комнате стояла напряженная тишина - на фоне лившихся из динамика придыхании и стонов. Нельзя было сорваться, приходилось через это пройти - и Родион сидел, механическими движениями поднося ко рту сигарету, словно нехитрый андроид, остро ощущал на поясе приятную тяжесть кобуры. Финал. Глаза бы не смотрели. Лика закинула голову, покорно глядя на своего скота, сцепившего сильные пальцы на ее затылке, щеки пылали, язык блуждал по губам, грудь вздымалась - и эта горняшка с влажным подбородком настолько не походила сейчас на уверенную в себе "железную леди", что Родиону показалось, будто перед ним незнакомка, близнец, двойник... Мужчина легонько, но звонко ударил ее по щеке, поднял с колен и опрокинул на постель. Лика барахталась, что-то умоляюще лепетала, однако во всем этом не было ничего, кроме примитивной игры. После второй пощечины, еще более звонкой, она замерла, закрыла глаза, позволила приковать ее запястья наручниками к толстому медному пруту, протянувшемуся по верху спинки. Сбросив одежду, разбрасывая все как попало, Толмачев лег рядом, опершись на локоть, долго смотрел в ее запрокинутое, зарумянившееся лицо - и медленно разорвал платье на груди. Ликин стон был мучительно знакомым. Сильная ладонь легла ей на бедро, сминая символический подол. На этом кончились игры. И это еще сильнее уязвляло душу оскорбленного новоявленного рогоносца, внезапно ощутившего себя на месте Ирининого "сокровища" - он прекрасно видел, что игры кончились, что посверкивающие наручники стали глупым антуражем, что эти двое на постели не блудодействуют, а любят друг друга, по крайней мере, в этот миг. Этот сучий выползок вовсе не унижал партнершу - он угадывел ее желания... и занял в ее сердце место Родиона. Именно так, пардон за высокий штиль. В возрасте Родиона и с его опытом иные вещи просекаются быстро... Можно трахать женщину еще десять лет - но при этом оказаться бесповоротно вышвырнутым из ее сердца. Такие пироги. - Остановите, - распорядился он, гордясь собою за бесстрастие, с которым слово было произнесено. Эдуард Петрович нажал кнопочку. Тихо сказал: - Можете не сомневаться, кассета будет размагничена. Вы довольны? - Скажите... - произнес Родион вместо ответа. - Это что... извращение? Или как? - А что бы вы хотели услышать? - с легкой усмешечкой спросил собеседник. - Правду. - Вы знаете, я, как дипломированный врач, ни в коем случае не отнес бы происходившее на наших глазах к извращениям. Всего лишь одна из самых безобидных разновидностей сексуальных игр. Встречаются и замысловатее... Позвольте предельно откровенно? У меня сложилось впечатление, что наша... "Наяда" выступает инициатором подобных развлечений из желания сохранить в себе максимум женского. Что бы там ни твердили феминистки, современный бизнес - чисто мужская игра и выхолащивает женскую душу, увы, очень быстро и безжалостно. С вашего позволения, я не стану углубляться в теоретические дебри, не хочу вас утомлять терминами и теориями. Лично мне представляется, что ваша "Наяда" видит в этих играх удачную возможность ненадолго почувствовать себя слабой, беспомощной, подчиненной - то есть играть изначально женскую роль. Природа берет свое, как бы наши деловые дамы ни упивались причастностью к большому бизнесу, каких бы успехов ни добивались, очень многим в глубине души хочется сломаться в мужских руках, даже получить парочку затрещин... Конечно, это не более чем потаенная, эпизодическая разрядка. Желание ненадолго оказаться в подчиненном положении. Извращениями здесь и не пахнет. Странно, но Родиона это разочаровало. А может быть, ничего странного и не было - окажись блудная супружница извращенкой, умственно ушибленной, ее можно было жалеть. Действительность выглядела непригляднее: она стремилась побыть покорной, но - в чужих руках... А впрочем, следовало понять раньше. Тогда, в ванной, Лика как раз и была покорной. Да и допрежь того случались эпизоды, значения которых он не осознал, не понял систему... - У вас будут пожелания? - Вы можете обо всем этом забыть? - спросил Родион, глядя в сторону. - Дорогой мой... - вздохнул доктор с ненаигранной грустью. - Если бы я не умел забывать, одним махом и навсегда, давно бы сошел с ума. Или не по своему желанию давненько переселился бы в те края, о которых так до сих пор и не известно ничего определенного, более того, само их существование - тема для оживленнейших дискуссий, начатых давным-давно, еще до нас с вами... - Вот и прекрасно, - сказал Родион. - Что до пожеланий, у меня есть еще одно, вовсе даже маленькое... ...Из переговорного пункта он вышел, подбрасывая ключи от машины, весело насвистывая что-то неразборчивое. - Нормально? - спросила Соня, едва он сел за руль. - Физиономия у тебя так и светится.. - Все прекрасно, тезка магнитофона, - сказал он, закинув руки за голову и сладко потянувшись. - Через недельку-другую мы с тобой можем покупать билеты в Екатеринбург. Где, как выяснилось, меня все еще ждут... Она облегченно вздохнула, прикрыв на миг глаза: - А мне до сих пор не верится... - Слушай, почему мы с тобой так бездарно отдыхаем - подумал он вслух. - В казино сходили бы, что стриптиз посмотрели или на китайский ресторан набег сделать... - Нет уж, - сказала она решительно. - У меня этот город уже в печенках сидит. Лучше уж сбросить кожу, змея, и начинать светскую жизнь с нуля на голом месте... - Логично, - согласился он, глянул на часы, посмотрелся в зеркальце и потеребил бородку - черную, но вовсе не выглядевшую крашеной. - Кстати, о змеях... Ровтори инструкции. - Беру два билета в кино, - прилежно отчеканила . - В зале отрываю контроль у твоего, сижу до конца, стараюсь по возможности запомнить билетершу, кого-нибудь из тех, кто был в зале, мелкие происшествия, если произойдут... Родик, а все же, насчет чего я алиби обеспечиваю? - Насчет заработка денег, - сказал он сквозь зубы. - А то выходит, будто я у тебя на шее сижу, твоими наводками живем. Пора и сильной половине инициативу проявить... Телефон со вчерашнего дня сломать еще не успели. Бросив жетон, Родион глубоко выдохнул несколько раз, успокаивая дыхание, потом старательно набрал номер. Не занято.. После третьего гудка трубку сняли, послышался уверенный, нагловатый голос: - Слушаю, Вершин. Родион впервые слышал голос Ирининого сокровища. Что ж, примерно такого и ожидал, суперменские обертончики, изволите видеть... - Вас должны были предупредить, - сказал он. - Я по поводу бумаг известной вам фирмы. Все еще интересуют? После недолгого молчания собеседник хмыкнул: - Конечно. Только никаких котов в мешке. Я понятно излагаю? - Еще бы, - сказал Родион. - Мы договоримся так: я вам покажу ровно столько, чтобы вы поняли, что имеете дело с настоящим товаром, но при мне будут только образцы, а целое, как сами понимаете... - Под третьей сосной налево? - Примерно так, - сказал Родион. - Окинете проницательным взором, а потом и поговорим о презренном металле и его количестве... Я в паре минут езды от вас. Могу приехать немедленно. Устраивает? - Вполне. Кстати, прихватите хотя бы один документик по грузовому порту и персонально по Звягину... Это была ловушка, не столь уж изощренная, но позволявшая надежно подловить стороннего киллера или мошенника. К несчастью для г-на Вершина, его супруга сообщила Родиону единственно верный ответ... - Вы меня ни с кем не путаете, любезный? - с ноткой здоровой наглости спросил Родион. - Если мне память не изменяет, вам нужны бумаги по автоперевозкам и персонально Левушке, а не каком-то мифическом Звягине... - Ну, простите, - без всякого раскаяния хохотнул собеседник. - Тесты - вещь необходимая... Жду. - И давайте без лишних свидетелей. Меня кое-кто в вашей конторе знает в лицо, а вы ведь за всех стопроцентно не поручитесь? - Логично... Организуем безлюдье. Все? - Все, - сказал Родион. Повесил трубку и, придвинувшись поближе к телеку, попробовал рукой, прочно ли сидит за поясом, под курткой, тяжелый "ТТ" с глушителем. Запустив два пальца в тесный карман джинсов, лишний раз убедился, что запасная обойма лежит, как положил - патроны смотрят головками влево, можно выхватить на ощупь... Волнения и страха не было - одно азартное любопытство. Если приговоренный доверяет супружнице не до конца - на седьмом этаже окажется комитет по встрече (никакой милиции, но от этого не лучше наоборот). Если сокровище имеет глупость доверять женушке всецело - плохи дела у подрастерявщевшего крутость бизнесмена... Интересно, что это за бумаги такие и чем ценны? Он вошел в огромный вестибюль - решительным шагом, ни на миг не выказав неуверенности. В углу за полированным столом с парой телефонов помещался пожилой вахтер, но он реагировал только на тех, что оказывались тут впервые и начинали растерянно топтаться. Вчера и позавчера Родион уже был здесь, прошелся по этажам и убрался незамеченным, так что знал, где располагаются лифты. Выбрал ту площадку, что была ближе, - в противоположном конце вестибюля имелись еще четыре, но там толкался народ. Четыре двери, по две с каждой стороны. Горят три желтых стрелки - два лифта уходят вверх, один идет сверху, дверь четвертого гостеприимно распахнута, обширная кабина с зеркалом во всю стену пуста. Мир вокруг казался необычайно ярким и четким, под черепом уже знакомо, не принося с собой боли, пульсировал мягко неощутимый шар, ноздри щекотал странный запах - смесь сладкого тления с вонью горящих листьев... Лифт шел вверх без остановок. Так никто и не подсел. Все. Широкая дверь ушла в сторону, Родион уверенно направился в конец тихого коридора, свернул направо, в тупичок-загогулину, чуть приспустив "молнию" куртки, помахивая тонкой синей папкой. Стол секретарши пуст. Единственная дверь слева приоткрыта. Родион вошел без стука. Вершин сидел на краешке стола, свесив ногу, уставясь тяжелым взглядом - трезвехонький, рослый, с чуточку набрякшим, но довольно симпатичным лицом пресловутого "мачо". Родион его даже не узнал - пьяный в дымину, тот выглядел совсем иначе... - У меня мало времени, - сказал он, перехватывая инициативу. - Давайте быстренько посмотрим пару бумаг... - приближаясь к столу, рывком раздернул "молнию" папки, выхватил пару листков, густо покрытых строчками машинописи. Листки эти, по строжайшему наставлению Ирины, надлежало оставить на месте происшествия. То бишь убийства. Она их и передала, понятно. На взгляд Родиона, содержание было безобиднейшей мурой: выдернутые из середины листочки многостраничного контракта касались поставок водки и печенья, но упомянутые там незнакомые фамилии и названия фирм, конечно же, давали ложный след, иначе не было смысла их подбрасывать... Ладно, это Иринины проблемы, знает, что делает... Вершин машинально протянул руку за листочками. Пистолет издал короткий кашель. Дуло оказалось всего сантиметрах в тридцати от зеленого пиджака с золотыми на вид пуговицами - и Родиону всерьез показалось, будто судорога мгновенной боли, пронзившей массивное тело, опахнула его жаркой волной... Вершин, сорвавшись со стола, обрушился на пол с таким грохотом, словно уронили с потолка чугунную станину токарного станка. Родион инстинктивно втянул голову в плечи. Воняло тухловатой гарью, стояла тяжелая тишина. На миг показалось, что тело разбил паралич, что он так и останется торчать возле трупа нелепой статуей, пока не появятся люди... И Родион нелюдским усилием воли рванулся, освободил себя из загустевшего воздуха. Нагнувшись зачем-то, тщательно прицелился в основание черепа и нажал спуск. Голова лежащего чуть заметно дернулась под ударом пули. Финита. Пятьдесят тысяч долларов в кармане. Потом он сделал нечто категорически противоречившее полученным указаниям - вместо того, чтобы бросить пистолет на пол, сунул его за пояс, на прежнее место. Не хватило духа расстаться с бесшумной смертью, ставшей словно бы продолжением тела, "ТТ" мог еще и пригодиться, работа не кончена... Тряхнул пальцами в воздухе - показалось, ладони испачканы в чем-то липком, вязком, но это, конечно, из-за прозрачной пленки, застывшей невидимыми перчатками. Еще одно импортное чудо, врученное Ириной: аэрозоль, покрывавшей кисти рук тончайшей пленкой, заменившей традиционные гангстерско-шпионские перчатки. Никаких отпечатков пальцев, фирма гарантирует... Словно освободившись от наваждения, бросился к двери. Рванул ее на себя - и нос к носу столкнулся с невысоким мужиком в синем костюме и белейшей рубашке. За его спиной маячила тонкая фигурка, бело-черная... Родион опомнился первым. Словно пребывал в другом времени, несущемся гораздо быстрее. Вырвав пистолет из-за пояса, упер его в плоский живот знакомого по снимкам начальника службы безопасности и нажал на спуск - раз, два, три! Чужая, злая воля управляла им с необычайным проворством и сноровкой, превращая в машину-убийцу. "Мюллер" еще не успел завалиться, а Родион что было сил оттолкнул кренящееся тело, оказался глаза в глаза с прижавшейся к стене девчонкой - белая блузка, короткая черная юбочка, смазливая мордашка вчерашней школьницы, на которой удивленное оцепенение еще не успело смениться ужасом... Так и не успело. Первая пуля попала ей в живот, вторая зажгла алое пятно под левой грудью. Она сползла по стене, как подшибленная куколка, - безжизненно, словно бы покорно... Тишина. У Родиона хватило соображения окинуть себя взглядом - так и есть, на груди темно-алые пятнышки... Сорвал куртку, свернул ее подкладкой вверх, завернул в нее пистолет, прихватив сквозь тонкую ткань рифленую рукоятку. Прислушался. Свернул за угол, в коридор, принуждая себя не ускорять шаг, направился к лестнице. Из двери слева вышла молодая женщина, на ходу листая разлохмаченную пачку бумаг, прошла .мимо, едва удостоив равнодушным взглядом. Родион, не в силах перебороть себя, оглянулся - нет, не дошла до тупичка, свернула в другую дверь... Поднялся двумя этажами выше - и на девятом преспокойно присоединился к ожидавшим лифт. Вошел вместе с ними в кабину, увидел в высоком зеркале свое отражение - волосы слегка взлохмачены... так, непринужденно причесаться... никто и внимания не обращает... Вряд ли Вершин пытался устроить гостю западню - Ирина тогда рассказывала, "Мюллер" из кожи вон лез, пытаясь неусыпным бдением компенсировать беззаботность босса, секретуточка, вполне возможно, прилежно настучала о внезапном распоряжении шефа "пойти погулять". И "Мюллерок" решил на всякий случай пробдить, в противоположность своему знаменитому прототипу глупо нарвавшись на пулю. Жалко девчонку. Впрочем, он с небывалым прежде ожесточением тут же подумал: "А нас кто пожалеет?!" Из здания он вышел беспрепятственно. Хотелось хохотать, легкость в теле была необыкновенная. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Железная леди Господин киллер сидел в кресле, вытянув ноги в носках и положив их на край стола. В руке у него был большой бокал настоящего джина "Гордон", смешанного с отечественным тоником "Пишар" (сокращенное название акционерного общества "Пиво Шантара"). Напиток сей символизировал не потребность в алкоголе, а успешное завершение дела, незапятнанную чистоту акции. Он временами отхлебывал по глоточку, довольный жизнью, но пуще того - собой. Вычищенный и смазанный "ТТ" покоился в надежном тайнике, самолично вырытом Родионом в подвале у Самсона. В ничейном тупичке, под грудой валявшегося там исстари железного лома, старых автомобильных покрышек и пустых банок. Железа было столько, что любой металлоискатель просто обязан был скоренько рехнуться и окончательно потерять нюх. Там же, в двух канистрах с отрезанными днищами, почивали гранаты, денежки и злосчастное золотишко - выбрасывать его было жалко, оставалось все же приберечь до Екатеринбурга, а там переплавить, что ли, в слиток, приспособить куда-нибудь... Ну, а червонцы особых примет не имеют, с ними возни не будет. Ирине звонить не было смысла - сама все узнает, а в ненужные детали вроде исчезновения орудия убийства с места совершения такового следствие ее вряд ли будет посвящать. Так что и с этой стороны все пройдет гладко, вконце концов, послушайся он совета сообщницы и брось пистолет рядом с усопшим, мог бы, два пальца уделать, сгореть, как швед под Полтавой. "Мюллер" уже лез за пистолетом, да и девчонка отиралась тут же... Голова абсолютно не беспокоила - пульсация с левой стороны черепа то ли пропала, то ли распространилась на весь мозг, на все тело и оттого стала как бы неощутимой частью его самого, вроде кровеносных сосудов. На самочувствие это если и повлияло, то - в лучшую сторону, он острее ощущал запахи и звуки, мир был ярок, краски сияли почти без переходов и полутонов. Временами даже казалось, что слышит долетавшую то ли из-за стены, то ли из квартиры сверху громкую триумфальную музыку - и это при толстенных стенах добротной сталинской постройки. Попробовал взяться за жизнеописания двенадцати Цезарей - но не получалось что-то, не хватало сосредоточенности, смысл сто раз читанных строчек ускользал. Сердито отшвырнув книгу на стол, отхлебнул джина. Необычно рано вернувшаяся Лика его не потревожила ни разу - а Зойка умчалась куда-то с подружками, так что царили тишина и покой. Потом, совершенно неожиданно, Лика возникла на пороге - в неизменно коротеньком кимоно, черном с золотыми драконами, с заколотыми сзади волосами, встала в двери, словно бы в нерешительности, что для нее было явлением необычным. - Проходи, супруга, - сказал он почти весело. - Что стоишь на пороге, как бедная родственница... Джина хочешь? Возьми себе стаканчик, на обычном месте... Лика достала стакан из шкафчика, то и дело бросая на Родиона довольно странные взгляды. Села в кресло, привычно закинув ногу на ногу, но на сей раз он что-то не усматривал слегка замаскированного приглашения к сексуальным играм. Она сидела, напряженно выпрямившись, так и не прикоснувшись к джину. У Родиона в голове промелькнуло: "Елки-палки, неужели все же парочка прелюбодеев набралась смелости огорчить крошек-детишек и устроить канитель с разводом? Было бы здорово, честно говоря, разом снимает многие проблемы, не придется ее провоцировать на скандалы, подталкивать самому... Неужели?!" Не снимая ног со стола, Родион окинул бывшую любимую жену веселым взглядом: - Ну что, жена моя, мать моего дитяти? Не пойму я что-то - то ли ты ножки демонстрируешь, намекая, что проголодалась, то ли хочешь мне сообщить с похоронной миной, что влюбилась в соседа и готова отдаться? Если и в самом деле речь должна была зайти о разводе, Родион ей значительно облегчил задачу. Но она не подхватила брошенный мяч, смотрела с мучительным раздумьем. Проговорила, отведя глаза: - Шуточки у тебя... - А ты что грустна? Отчего это? - Может, уберешь ноги со стола? - Ладно, я сегодня покладистый. - Он убрал ноги, попытался провести подошвой по ее обнаженному бедру. Лика досадливо отшатнулась: - Прекрати... - Мадам не хочет любви? - Мадам хочет ясности, - И посмотрела ему в глаза: - Родик, что с тобой происходит? - Да ничего со мной не происходит, - пожал он плечами совершенно искренне. - Где ты сегодня болтался? Его поневоле прошиб истерический смех - изящно и элегантно, без малейшего прокола, совершить классическое заказное убийство, заработав пятьдесят тысяч долларов, вернуться домой и там напороться на классический вопрос сварливой женушки... - Что тут смешного? - нахмурилась Лика. Вспомнив, какое обращениераздражает ее большевсе-го, Родион глотнул джина и ослепительно улыбнулся: - Малышка, не припоминаю что-то, чтобы я у тебя требовал отчета о дневных перемещениях... - Но это же другое дело... - неосмотрительно вырвалось у нее. Сама подставилась. Родион ухмыльнулся: - Это как это - "другое дело"? - произнес он спокойно, но недобро. - Я что, из другого теста сделан? И обязан отчитываться при том, что ты вовсе не обязана... - Родик, я не это имела в виду... - примирительно сказала она. - Черт, даже не знаю, как сформулировать... - и улыбнулась виноватой детской улыбкой, когда-то отчаянно возбуждавшей его. - Можешь спокойно рассказать, во что ты ухитрился вляпаться? - Ну что ты такое несешь? - спросил он со спокойным превосходством, полностью держа себя в руках. - Откуда "Форд"? - нервно сцепив пальцы, спросила Лика. - Да что далеко ходить, откуда джин за девяносто долларов? - Ну и ну... - покрутил он головой. - А откуда у тебя деньги на "Тойоту"? И все прочее? - Заработала. - Малышка ты моя, - протянул он, с удовольствием узрев, как она сердито хмурится, но прилагает отчаянные усилия, чтобы не сорваться в базарную склоку. - Заработала... Ну, и я вот заработал. - Где и как? - Ну-у. Лика... - протянул он. - Уж тебе-то не надо вроде объяснять, что такое коммерческая тайна? Заработал, и все. Заработаю еще. - Так не бывает... - Бывает, - сказал он. - Рано ты поставила на мне крест. - Да не ставила я на тебе ни крестов, ни полумесяцев! - в сердцах воскликнула Лика. - Просто - так не бывает. Ты ничем таким не занимался, до самых последних дней, негде тебе было заработать... - Точно знаешь? - Представь себе, точно! - почти крикнула она. "Черт, я ведь и забыл совсем о ее привычке подкидывать микрофончики, - подумал Родион в некотором смятении. - Нет, в машине отличная сигнализация, да и Соня, девочка предусмотрительная, купила в "Кольчуге" детектор, всегда, прежде чем открыть рот по делу, проверяет и машину, и квартиру..." - А откуда знаешь, если не секрет? - поинтересовался он с нехорошей усмешкой. - Как тогда с Зойкой, да? Ну, пой, светик, не стыдись... Лика не без смущения опустила глаза. Но все же решилась: - Ну, ладно. Нанимала специалиста. Пойми ты, я же о тебе думаю... Что это за девица и насчет чего она должна была тебе обеспечивать алиби? Речь идет именно об алиби, не верти. - Это твой спец так считает? После короткого колебания она кивнула, поторопилась добавить: - Мне и самой так кажется... - Креститься надо, если кажется, - сказал он, полностью покончив с прежней расслабленностью, исполнившись звериной осторожности: - Уж тебе-то, бизнесменша моя, коммерсанточка, следовало бы знать, что бизнес, как и Восток - дело тонкое, тут возможны самые неожиданные коллизии, которые со стороны и в самом деле могут выглядеть... - Хватит! - не сдержавшись, почти крикнула она. Продолжала спокойнее: - Родик, не надо меня принимать за дуру. Сам знаешь, я не дурочка. Потому и держат в нынешнем качестве... И вовсе я не ставлю на тебе крест, я и разговор-то этот затеяла, чтобы спасти то, что еще можно спасти... Прости меня, тысячу раз извини, но не вижу я вариантов и ситуаций, при которых ты вдруг смог бы во мгновение ока переквалифицироваться в крутого дельца. Не случается такого вдруг, понимаешь, что я имею в виду? А ты, такое впечатление, неожиданно сбросил шкуру, как змея... Не мог ты заработать. Мог только во что-то вляпаться. - А как же "Форд"? - По-твоему, "вляпаться" - непременно означает оказаться в дерьме? - горько усмехнулась Лика. - Иногда оказаться за рулем "Форда" как раз и означает - вляпаться... - Микрофон был в машине? - сухо, по-деловому спросил он. - Нет, - сказала Лика, стараясь не встречаться с ним взглядом. - Направленный. Сыщик вас слушал из своей машины. К сожалению, ты от него ухитрился оторваться совершенно случайно, иначе бы я смогла точно вычислить... - Поручи сыщику, - усмехнулся он. - Не будь дураком. Это в его задачу не входит. Я просто хотела убедиться, что с тобой творится нечто неладное... - Убедилась? - Убедилась, - сказала Лика. - Нормальным бизнесом, даже слегка противозаконным, там и не пахнет. Что-то другое... - Беги в милицию. Вместе с сыщиком. На стене висим топор и простынка розова, с муженьком играли мы влика Морозова... - Да не пори ты ерунду! - сердито встрепенулась одним глотком разделалась с джином. - Сыщик в милицию не пойдет, не его проблемы, а я тем более не рвусь. Говорю же, о тебе, дураке, забочусь. Если все расскажешь, не скрывая и не увиливая, честное слово, из кожи вон вывернусь, чтобы тебя вытащить. А скоро понадобится вытаскивать, нет сомнений... Только потом будет труднее, лучше уж сразу с этим покончить... - Благодарю за заботу... - Родик, ну как до тебя достучаться? Я тебе добра желаю, дураку... Ведь вляпаешься так, что... - И угроблю твою блестящую карьеру? - Да ничего ты не угробишь! - взвилась она. - Времена не те... Господи, я тебя не узнаю, чужой какой-то! Карьере моей может помешать только атомная война, я о тебе думаю, дурак... А ты о дочке подумай. Каково ей будет, если ты вляпаешься... - Брось, - сказал он спокойно. - Ни во что я не вляпался, говорю тебе. А ты скажи своему сыщику: если еще раз попробует за мной топотать, собью уши вместе с головой... Думаешь, не сумею? - Бог ты мой, ты сейчас прямо как волк оскалился... - Она, зажмурившись, встряхнула сжатыми кулачками, пытаясь успокоить себя. Открыла глаза: - Родик, я лишний раз убедилась: что-то с тобой неладно. Сыщик свое дело сделал, все кончено, успокойся. Честное слово. Мне просто надо было убедиться... Давай, не откладывая, поговорим предельно откровенно. Я тебя вытащу, что бы там ни было, если пообещаешь, что развяжешься со всем этим и расскажешь подробнейшим образом... - Знаешь, в чем твоя ошибка? - перебил он спокойно, даже благодушно. - В заносчивости и самоуверенности. И проистекающем отсюда комплексе превосходства. К вопросу о направленных микрофонах, близкому мне еще и как инженеру-практику... Ну как ты не подумала, радость моя, что микрофонов таких нынче гораздо больше, чем тебе кажется? - Ты что имеешь в виду? - спросила она настороженно. Не сводя с нее глаз, с превеликим удовольствием отмечая неуверенность на лице, Родион медленно произнес, почти продекламировал в стиле старых трагиков: - Бокалы грязные, Анжелика, шампанское не откупорено... Придется вас наказать... Секунду или две она таращилась на Родиона непонимающе. Потом вдруг осознала. Отчаянно покраснела, румянец залил даже шею и грудь. Родион просчитывал и взвешивал каждое слово, он вовсе не собирался закладывать доктора и наводить Лику на след. С наслаждением созерцая жену, смутившуюся до потери речи, продолжал с расстановкой: - Больше всего жалею, что нет у меня ни пленки, ни записи на видео. Денег не хватило... А посмотреть было бы интересно, там, по-моему, цепи какие-то лязгали... Что вы там вытворяли, если не секрет? И куда цепи присобачивали? - Не было цепей... - прошептала она беспомощно. - А что лязгало-то? Ты не стесняйся, мы современные люди, если тебе что-то такое особенное нравится, я это тоже могу взять на вооружение, как заботливый муж... Хозяйственный на углу еще не закрылся, могу собачью цепочку купить... Или что там тебе нужно? Лика, все еще пунцовая от кончиков ушей до ложбинки меж грудями, налила себе на два пальца чистого джина, избегая его взгляда с небывалой старательностью, выпила, закурила, прикончив сигарету в несколько затяжек, подняла голову: - Ну, ладно. Есть у меня любовник. Подловил. - И я, конечно, сам виноват? Плохо трахал? - Не в том дело... И потом, ты сам не без греха. Если я Булатова - вопрос дискуссионный, то насчет Галки и той черненькой я уверена на все сто... Родик, ай не будем считать, кто сколько раз трахался на стороне. Очень может быть, баланс окажется не в твою пользу, то есть, в твою, смотря как оценивать... Сойдемся а на том, что оба хороши, идет? И давай прикинем, мне тебя вытаскивать... В нем неожиданно проснулась злость - из-за того, блудная женушка так быстро опомнилась, перехватила инициативу, настойчиво гнула свое... - Вытаскивать? - зло процедил он, вставая. - Не надо меня ниоткуда вытаскивать, без твоей помощи обойдусь. Понятно? - Родик, не сходи с ума... Она торопливо поднялась, когда он придвинулся вплотную, судя по лицу, всерьез опасалась удара. Он не ударил. Окинув с головы до ног взглядом, процедил: - Значит, нравится тебе, когда мужики силком заваливают? Учтем... И надвинулся, стиснул ее руки повыше локтей, развернул к дивану. В первый момент Лика растерялась, но потом принялась ожесточенно бороться, она всегда была хрупкой, однако на сей раз сопротивлялась с небывалой силой. Родиону удалось посадить ее на диван, а повалить не смог, как ни старался. В голове у него плескалось темное, но сознания все же не захлестнуло, он рассуждал трезво и холодно... Отпустил ее. Как в дурном фильме. Лика отползла, прижалась к стенке, придерживая кимоно на груди. Быстро проговорила, рассерженно сверкая глазами: - Причем тут - силком? Если уж о том, что мне нравится... Нравится оказаться в руках настоящего мужика, понятно? - Сейчас окажешься, - спокойно сказал он, не глядя, протянул руку и выхватил "Зауэр" из ящика тумбочки. Вынул обойму, продемонстрировал ее Лике: - Патроны настоящие... - Встал коленом на диван. - Ложись, моя красавица, не ломайся... Лика дернулась, но диван стоял торцом к стене, и отползать было некуда. Без всякой спешки Родион, не отводя от нее глаз, с кривой усмешечкой сбросил рубаху, влез на диван, придвинулся. Лика бледнела на глазах, кругля глаза. - Это будет самоубийство, - сказал он с расстановкой. - Никто и не заподозрит... Ну откуда у простого советского инженера импортная пушка? Переутомилась на работе, в отношениях с женатым мужиком запуталась... У меня будет прекрасное алиби, могу тебя заверить... И приблизил дуло к ее голове. Лика застыла, боясь шевельнуться: - Я тебя прошу... - Да ладно, - сказал он, стоя на коленях рядом с ней. - Не бойся, будешь умницей, обойдется без самоубийства... Ну-ка, поближе. Законного мужа ублажаешь, чего уж там... Живенько расстегни мне джинсы, так, возьми в ротик... Глядя сверху вниз на русоволосую головку, он медленно отвел с шеи Лики прядь волос - стволом пистолета. Никакого удовольствия и возбуждения не чувствовал - одну злобную радость. Процедил сквозь зубы, придерживая левой рукой ее затылок: - Настоящего мужика захотелось? - и, убрав руку, стараясь говорить как можно небрежнее, приказал: - Хватит. Ложись. Ноги раздвинь. Развяжи пояс. Распахни халат. Руки под голову. Что надо отвечать? Ну? И осклабился, услышав тихий испуганный голос: - Как вам будет угодно, сэр - Медленно опустился на диван, упираясь локтями, не выпуская пистолета, вошел в нее, сухую и напряженную. Прикрикнул: - Ноги сдвинь! Лика лежала неподвижно, но это был сущий пустяк, ничего не менявший. Тихонько охнула от боли - Родион грубо и откровенно насиловал ее, высоко приподнявшись на локтях, так, чтобы соприкасались не больше, чем необходимо, рывками бросая тело вниз-вверх, выдыхая сквозь зубы: - Лежи, шлюха... Спасать вздумала? Теперь она казалась совершенно чужой, покорно ерзавшей под ним куклой. После десятка сильных толчков Родион замер, глядя в ее запрокинутое, оскаленное лицо с ползущими по щекам слезами, выдержав паузу, рывком вышел из нее, встал и налил себе джина, удовлетворенно оглянулся через плечо. Лика приподнялась, тихо всхлипывая, завязывала пояс. Он бросил пистолет в ящик и сказал почти мирно: - Вот так по-настоящему и наказывают. Это тебе не в субреток играть... Отольются тебе мои поллюции... - Скотина... - Я ведь могу и повторить. С вариациями. Она спустила ноги с дивана - и отскочила к двери. Торопливо сказала: - Ближе, чем метров на пять, ты ко мне теперь не подойдешь. А это уже будет не самоубийство... - Глупенькая, - усмехнулся он. - Я же пошутил. Не убивать же всерьез шлюху такую... - Убирайся из квартиры! Немедленно! Куда глаза глядят! - В милицию жалиться пойдешь? То-то похохочут за спиной... А я могу порассказать кое-что, неосмотрительно мне поведанное: я вашу деловую практику имею в виду, не всему еще срок давности подошел... - Никуда я не пойду, - сказала она, стоя в дверях и отшатываясь при каждом его движении. - Но ты убирайся. - Даже странно слышать такое от вполне рыночной дамы, - сказал Родион спокойно. - Квартира, если помнишь, в нашем совместном владении, у каждого своя доля, это тебе не советские времена... Хочешь делить, давай поговорим, как приличные бизнесмены... - Тебе лечиться надо... - А тебе? - он сел в кресло и закинул ноги на стол. - По крайней мере, я тебя оттрахал без всяких извращений, не то что иные прочие... - Я не об этом. У тебя глаза безумные. - А у тебя - блядские. Ладно, садись и налей себе стаканчик. Обсудим насчет развода, как цивилизованные люди. Никто никого не спасает, никто ни на кого не пишет заявлений. Расходимся культурно. - Ты же погибнешь, дурак... - Что-то изменилось у нее в глазах, но обида и боль там оставались по-прежнему. - Ну, это ты преувеличиваешь, - пожал плечами Родион. - У меня другие планы. Садись, выпьем. Я тебе ничего не порвал? Уж извини, накипело... - Господи, у тебя и тон обычный... - А что же мне, истерически стенать? Считай, это тебе вместо оплеухи... Анжелика. Лика, с исказившимся лицом, круто повернулась и выбежала. Вразвалочку направившись следом, Родион увидел, что она, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате. Подошел, бесшумно приоткрыл дверь, заглянул в щелочку. Она лежала на кровати ничком, прижимая к лицу подушку, вздрагивая всем телом. Хмыкнув - ну вот и ладушки, пусть проплачется, - вернулся к себе и, тщательно обтерев носовым платком пистолет, засунул его под диван. Следовало учесть возможные неожиданности, продиктованные оскорбленным женским самолюбием. Состроив глупую физиономию, пробормотал: - Ну откуда я знал, начальник, что она такие игрушки домой таскает, да еще в моей комнате бросает... И налил себе еще джину. Минуты через две в дверь позвонили, в первый момент у него поневоле оборвалось сердце, но тут же неведомо откуда пришли хладнокровие и уверенность, он направился в прихожую, готовый встретить любую опасность пренебрежительной усмешкой и гордо поднятой головой. Даже если напали на след - "ТТ", а также все прочее, хранящееся в подвале в доме Самсона, все тщательно протерто, доказать что-либо невозможно... - Привет, - сказала Маришка. - Ты чего такой взъерошенный? Спал? А я без машины, выпили тут с ребятами неподалеку, дай, думаю, заскочу в гости... - Ну и правильно, - сказал он, посмотрел на площадку. - Пес-то где? - Дома сидит... Ты один? - Нет, где-то женушка обретается, - сказал Родион, помогая ей снять куртку. - Не в духе она сегодня, так что, может, и не соизволит выйти... Когда они направлялись на кухню, сзади стукнула дверь. Лика вышла, остановилась перед ним, вздернув подбородок, щеки были уже сухими, но все равно с первого взгляда понятно, что совсем недавно плакала в три ручья. Чего за последние лет семь с ней на памяти Родиона не случалось - и он ощутил прилив законной гордости: пронять железную леди было непросто. Только сейчас он понял, что давно и яростно ее ненавидит, оказывается... - Значит, так, - сказала Лика, сердито посверкивая глазами, словно и не замечая Маришки. - Я никуда не иду и никому не жалуюсь. Но разводимся моментально. С моей стороны препятствий не будет. Алиментов не требую, обойдусь. Квартиру мне делить, честно говорю, не хочется. Спокойно подсчитаем, сколько стоит твоя доля, и купим тебе отдельную. Устраивает? - Вполне, - сказал Родион. - И даже не нужно мне ничего покупать, наличные вполне устроят. Не обманешь? - Не обману, - презрительно бросила она. - Если сомневаешься, обратимся к независимым оценщикам... - Как вам будет благоугодно, - сказал Родион с манерным поклоном. Он прекрасно понимал, что это не нахлыв, не влияние момента, не оскорбленная гордость вещует - это полный и окончательный разрыв. А значит, вся прошлая жизнь уходит в небытие. Но ни капли сожаления он отыскать не мог, одно лишь облегчение раба, не просто отпущенного на свободу - самого ставшего господином. - Полный отпад, - ошалело разглядывая их, прокомментировала Маришка. - Анжелка, ты что, всерьез? - Я тебе не Анжелка, - сердито отрезала Лика все еще, должно быть, кипя. - Ты что, забыла, Мариш? - непринужденно спросил Родион, как будто Лики тут и не было вовсе. - Анжелика она только по паспорту... и для иных приятелей. - Ой, только не начинай опять... - поморщилась Лика. - Я и не начинаю, - сказал он. - Итак, наличными, договорились? Когда прикажете получить? - Обсудим, - бросила она, пытаясь изо всех сил принять вид пренебрежительный и отрешенный. - Теперь так... Грязь друг на друга перед Зойкой не лить, ладно? Я надеюсь, мозги у тебя не окончательно забродили, пожалеешь девчонку... - Ребята, вы бы помирились... - в полной растерянности сказала Маришка. - Что дуру-то гоните... - Нужно еще подумать, как нам быть до развода и разъезда, - чеканила Лика, отвернувшись от младшей сестренки. - После сегодняшнего я тебя видеть не могу. Тошнит. - Оно, вообще-то, взаимно, - сказал Родион. - Ладно. Есть у меня, где приклонить голову. Но ключи я оставляю у себя и при необходимости захожу за вещами. - Вот, кстати, о вещах. Чтобы этого нынче же в доме не было, никаких следов... - Сделаем, - хладнокровно ответил Родион. - Лика, ты про что? - спросила ошарашенная Маришка. - Вот он знает... - Лика пренебрежительно дернула подбородком в сторону Родиона. - Ты подумай, что вы оба как с цепи сорвались... - Маришка говорила без особого убеждения, просто, должно быть, считала себя обязанной выступить в роли примирительницы согласно ситуации. - Финита, - сказала Лика. - Ты, кажется, муженька подыскивала? По-родственному тебя предупреждаю: не торопись цепляться за освободившееся сокровище, - снова кивок в сторону Родиона. - Его, во-первых, надо от шизофрении подлечить, а во-вторых, есть сильные подозрения, что этим не ограничится... - Злюка ты все-таки, - сказала Маришка. - Тебя бы на мое место... В общем, как знаешь, сестричка. Индивидуум свободен от всех прежних обязательств и волен, как ветер. Только, я вас умоляю, если надумаете завалиться в постель, выберите местечко за пределами этой квартиры... Маришка, выпрямившись в струнку, обиженно бросила: - Ты за языком следи. Если что, тебя спрашивать не буду. - Ну, я же знаю, что ты к нему неровно дышишь. Только смотри, как бы вместе не влипли... В общем, счастья и удач. Привет блондинке. Постарайтесь здесь реже мелькать, Родион Петрович. - Лика повернулась и ушла к себе в комнату. - Пойду я, пожалуй, - сказала Маришка, не трогаясь с места. - А то еще сковородки летать начнут... - Подожди, вместе выйдем... Он торопливо вернулся к себе в комнату, повесил кобуру на пояс, сунул в карман деньги и ключи, завинтил бутылку джина, спрятал в сумку. Хмель выветрился, голова была ясная, вполне сможет вести машину. Маришка хотела что-то сказать, но Родион сунул ей в руки ее кожанку, почти вытолкал на лестницу и вышел следом. Вздохнул с облегчением: - Ну вот и все. Это, Мариш, не минутный нахлыв, это насовсем... - А что было-то? Они спустились на пролет ниже, остановились меж этажами. Маришка неторопливо натягивала куртку и, сразу видно, умирала от любопытства. - Да ничего особенного, - сказал Родион веско. - Застукал с хахалем, врезал пару раз, но это лишь чашу переполнило, и не более того... - Иди ты! - Такие дела, - развел он руками. - И вообще, надоело. Если так хочется, пусть обитает одна... Или тебе за сестренку обидно? Из женской солидарности? - Да понимаешь... - протянула Маришка. - Мы с ней никогда путем и не роднились, сам знаешь... Я девочка простая, куда мне до нее... Не жалко? - Рвать так рвать, - сказал он лихо. - "Капитанскую дочку" помнишь? Сказочку насчет орла и ворона? Ничего, не пропаду... Маришка смотрела на него с непонятным выражением. При свете тусклой лампочки она казалась совсем юной и загадочной, ничуть не похожей на старшую сестру, и мысли Родиона неожиданно приняли игривый оборот. Все равно Соню из дома не выманишь, поздно, и в "берлоге" придется коротать ночь в одиночестве... - Эх, надо было мне на тебе жениться... - сказал он весело. - Я ж маленькая была... - улыбнулась Маришка. И, чуть приподнявшись на цыпочки, умелым, долгим поцелуем прильнула к его губам. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ...и разбитная фермерша - Слушай, я развратная, а? - тихо спросила Маришка, принимая от него сигарету. Правда, особого раскаяния в ее голосе Родион не услышал. Усмехнувшись, поднес ей огоньку, блаженно вытянулся, левой рукой обнимая девушку. И сказал чуть покровительственно: - Не бери в голову, Мариш... В конце-то концов, она первая начала, тебе не кажется? - Все равно совесть мучает чуточку - у родной сестры мужа отбивать... - Во-первых, ты меня еще не отбила, - фыркнул он. - А во-вторых, что-то не чувствуется в твоем нежном голоске вселенской скорби... Она повозилась, уютнее устраиваясь у Родиона на плече и с типично женской логикой спросила: - А если я попробую тебя отбить - отобьешься? - Ну, это надо подумать, - сказал он, поддерживая тот же шутливо-осторожный тон. - Надо подумать... - А вот взял бы да на мне и женился, - сказала она с той простотой, над которой не хватает духу смеяться или вышучивать. - Мы ж, если разобраться, одного поля ягода: высоко не летаем, нам и ларечка хватит... Проживем как-нибудь. - Это я у тебя, значит, управляющим? - Ну и что такого? Не при Лике же шофером? Ты ж сам ко мне собрался деньги вкладывать, значит, будешь не халявщиком, а партнером, никакого тебе ущерба для самолюбия... "Тьфу ты, - сердито подумал Родион, - я и забыл, что легенды ради собирался к ней в компаньоны. Вообще-то, не ради легенды... Просто сейчас то вранье - пройденный этап, нет никакой необходимости отмывать денежки через нее, вот только стоит ли об этом говорить? Не стоит, конечно..." "Девочке хочется замуж", - подумал он. Ничего удивительного, понятно. И, не будь у него потаенной жизни, кто знает, возможно, и не посмеивался сейчас про себя, выслушав ее недвусмысленное предложение: она ж совершенно серьезно говорит, хоть и старается принять тон, при котором еще можно обратить разговор в шутку. Простая душа, разбитная фермерша, пригрелась, как котенок, и нет особенно сложных мыслей в хорошенькой головке - что, если рассудить, для мужика и не помеха, вовсе даже наоборот. Вот только опоздала девочка, и ничего тут не поделаешь... Рядом, на полочке, светился ночник - букет освещенных изнутри пластиковых перьев. В прихожей явственно похрапывал малолетний бультерьер Макс - страшный засоня, как выяснилось. Родион уже успел отойти душою от скандала и всего сопутствовавшего, навалилась покойная и приятная усталость - была своя пикантность в том, что Лика так и не сумела втоптать его в грязь, как ни пыталась, хотела унизить, а оказалось, прямо-таки отправила в постель к сестре... Интересно, что она сейчас думает и что делает? Спит, скорее всего, не дождешься от нее терзаний... - А ты почему во Вроцлаве притворился, будто не понял, к чему я тебя склоняю? - вдруг спросила Маришка. - Тогда ты маленькая была, - сказал Родион. - Ох уж... - Я человек старого закала, - усмехнулся он. - Ага, а что это за блондинку Лика поминала, человек старого закала? - Ну, это мои дела, - сказал он, не особенно и смутившись. - Или начинаются сцены ревности? - Да ну, какие сцены, интересно просто... Я-то вижу, ты не такой тюфяк, каким она тебя считает... - Я загадочный, - согласился он, рассмеявшись. - Ты поняла, а вот она не поняла... - Я тебя, между прочим, лучше понимаю, чем ты думаешь, - заявила Маришка многозначительным тоном. Он усмехнулся во весь рот, полуотвернувшись, - девочка хотела замуж и шла к цели на всех парусах... - Слушай, - сказал он с интересом. - А не есть ли я случайно твоя детская любовь? Так приятно было бы для самолюбия, сроду ничьей детской любовью не был... - Да нет, - сказала она серьезно. - Когда вы с ней женились, я с одним шестиклассником гуляла, чисто платонически была влюблена... Тут, наверно, получился сплошной синдром младшего ребенка. Я какую-то книжку про это читала, сплошная психология, автор импортный...В общем, младший всегда завидует старшему и хочет иметь все то же самое. Ты знаешь, и правда. Я стою голенастым цыпленком, ни бюста еще, ни фигуры, а она - в пышной фате, госпожа новобрачная, парень ей достался - отпад. Машина, квартира, вы с ней студенты оба, а меня кавалеры на великах катают купаться... - Это у тебя уже столь женские мысли были в двенадцать-то лет? - фыркнул он. - Ну, вряд ли, я, скорее всего, потом все это продумала и проанализировала... А тогда просто завидовала, побыстрее повзрослеть хотелось. - И повзрослела... - сказал Родион, нахально распространяя руки. - И ты знаешь, стоило взрослеть... Она какое-то время лежала молча, покоряясь и учащенно дыша, потом вдруг, легонько отстранив его руку, выпалила: - А она тебе с размахом изменяет, знаешь? - Предполагаю, - после короткого молчания сказал Родион. Не рассказывать же ей про фешенебельное заведение и чертова доктора? - А я вот не предполагаю, а знаю. Хочешь, покажу что-то? - Ну, давай... Она вскочила, быстренько запахнувшись в халатик, - в отличие от Лики, стеснялась расхаживать обнаженной перед лежащим в ее постели мужиком, прошлепала босыми пятками к серванту, повозилась там и вернулась с большой фотографией. Родион всмотрелся - и не испытал особого потрясения, куда там после камерного видеопросмотра... Скорее уж ощутил удовлетворение охотника, узревшего на мокрой земле четкий след... Интерьер был Родиону совершенно незнакомым - уголок комнаты, оклеенной пестренькими обоями, больше похожей на обычную квартиру, чем на какой-нибудь офис, красивый мини-диван, обитый вишневой тканью. И обнаженная пара на этом самом диване - сидят в спокойной, непринужденной позе, обнявшись и держа на лицах легкие улыбки довольных жизнью и друг другом людей. Лика - и тот тип, что был с ней в усачевском заведении. Родион его моментально опознал, совсем нетрудно было... - Помнишь, у меня был день рождения? - сказала Маришка. - Она тогда здорово поддала, вот и почирикали две сестрички за жизнь крайне откровенно. Ты уснул, набравшись, а мы на кухне шампанское доканчивали, она определенно жалела потом, что распустила язычок, жуткие клятвы с меня брала, я и молчала старательно целых полгода - а теперь вот не выдержала. Фотку то ли она забыла, то ли я сперла, уж и не помню сейчас, обе были хороши. Она и не хватилась потом, там штук десять было - да и я ее только послезавтра нашла под книгой... - А это что за хрен? - спросил Родион грубо. - Говорила она? - С ее фирмы, тоже какая-то шишка ее полета. Родион замолчал, разглядывая фотографию в тусклом сиянии ночника. Фыркнул сердито - представил, насколько безобидно она выглядит на фоне иных запечатленных изысков... - Только ты меня не закладывай... - с неподдельным беспокойством сказала Маришка - молоденькая фермерша, боровшаяся за свое счастье чисто крестьянскими методами... - Могила, - сказал Родион серьезно. Наконец-то он понял, что вывело его из себя: не цветной снимок в стиле "ню", а поэтическое содержание, если можно так выразиться, мать его за ногу... Самое удручающее - в этой фотографии не было ни капли вульгарного, порочного, похабного. Даже здоровой эротикой не пахло, пожалуй. И не имело значения, что оба сидят обнаженными, - лица и позы столь безмятежны, естественны, чисты, что любой, самый предвзятый наблюдатель узрит непременно влюбленную пару. Людей, связанных настоящим чувством. У Родиона хватило беспристрастности это понять. Это-то и бесило неимоверно - не то, что Лика валялась под чужим мужиком, не то, что они устраивали раскованные сексуальные забавы, даже не то, что некий посторонний предмет побывал в ее губках - а то, что она, сучка, была в этого скота влюблена. И сама была для него чем-то большим, нежели обыкновенная любовница, с которой хорошо потрахаться на уютной безопасной хате... Просматривая видеозапись, он злился, и не более того. Зато теперь чувствовал себя обворованным. Ограбленным. Неимоверно униженным чужой любовью, обращенной на принадлежащее ему, - любовью, не оставшейся безответной... - Слушай... - неуверенно протянула Маришка. - Я спокоен, - сказал он сквозь зубы. - И даже весел... - Правда? - с сомнением спросила Маришка. - А лицо у тебя злое... - Ну, а что же ты хочешь? - хмыкнул Родион, поймав ее за край халатика и усадив рядом с собой. - Чтобы я с каменным лицом встречал такие новости? Как-никак законная супруга...А что она вообще говорила? Маришка замялась. Родион опрокинул ее на кровать и принялся щекотать. Она вырывалась, отчаянно повизгивая, шлепала его по рукам, но освободиться не могла. - Защекочу ведь, - сказал он весело, и в самом деле не мучаясь уже нисколечко. - А то и хуже - халат сниму и голенькой по комнате пущу... - Родька... - Колись, несчастная... - Ну, что... Говорила, завелся друг, и давненько. Настоящий мужик, мол, не то что некоторые, и на ногах-то он уверенно стоит, и по жизни идет уверенной походкой бульдозера на дизельном топливе... - Разводиться со мной не собиралась, часом? - Вот это нет, - серьезно сказала Маришка. - У него, изволите ли видеть, двое очаровательных карапузиков, и они ухода папочки не перенесут. Похоже, правда. Лика говорила, ужасно мучаются они обои, и жаждут соединить судьбы, и карапузиков не хотят сиротить... - Как-кое благородство души... - процедил Родион сквозь зубы. - Мариш, а ведь не любишь ты сестренку, нет? - Как тебе сказать... - вздохнула Маришка, сбросила халатик и нырнула под простыню, тесно прижалась к нему. - Есть у нее одно поганое качество - вечно стремится над окружающими властвовать, как царица - пажами... Если бы не это... - В точку, умница ты моя... - задумчиво кивнул он. ...То ли он совершенно притерпелся к вольной и наглой разбойничьей жизни, то ли немного зачерствел душою - как бы там ни было, не испытывал ни малейшего волнения, только пронизывавший тело, подобно кровеносной системе, спокойный азарт, казавшийся теперь столь же неотъемлемой принадлежностью тела, как кровеносная система. Даже обидно было чуточку за собственное спокойствие. По Соне тоже незаметно было, чтобы ее терзало беспокойство: сидела, время от времени старательно заправляя под воротник пятнистого комбинезона туго заплетенную косу. Курила лишь самую чуточку чаще обычного да глаза лихорадочно поблескивали. Собранная и малость циничная боевая подруга Клайда, способная на все ради беспечального будущего, прошу любить и жаловать... - А если все же будет охрана? - спросил он чуть лениво. - Сроду там не было охраны, - сказала боевая подруга. - Совершенно не вижу повода, отчего бы ей сегодня появиться. - И покосилась не без любопытства: - Неужели мандраж? - Да нет, - сказал он искренне. Это я из суеверия, на всякий случай... Вроде бы примета такая... - А-а... - понимающе протянула она, сунула в рот очередную сигарету. - В самом деле, везет, как утопленникам. Правда, ежели учесть, что мы вскоре завяжем, теория вероятности вроде бы на нашей стороне. Черт, пора бы ему уже появиться... Они сидели на поросшем сосняком пригорке, откуда открывался идиллический вид на загородные пейзажи - с красноватыми откосами сопок, наконец-то освободившимися от снега полями, двумя видневшимися у самого горизонта деревеньками и прохладно-синим небом. Движения на второстепенной дороге почти что и не было, это придавало бодрости - какими бы скрупулезнейшими ни были расчеты, жизнь славится пакостными сюрпризами... - А вдруг поедут другой дорогой? - предположил он. - Не должны, - отмахнулась боевая подруга. - Всю жизнь они этой дорогой ездили, так от офиса гораздо ближе, кто будет крюка давать... ...Проще всего оказалось раздобыть красную мигалку - еще и не приступив как следует к поискам, Родион обнаружил ее мирно покоящейся на листе фанеры у ног торчавшего на знаменитой шантарской загородной барахолке похмельного мужичка, выставившего на продажу неописуемую дребедень, от новенького импортного смесителя до ржавых гаечных ключей, пригодных разве что для битья по голове. Мужичок честно предупредил, что мигалка не работает, но Родиону она в рабочем состоянии и не требовалась - должна была создавать вид, и не более того... С машиной было чуточку сложнее, тут пришлось обмозговать. В конце концов Родион, не особенно и терзаясь угрызениями совести (а точнее говоря, нисколечко не терзаясь) подобрал ключи к гаражу сослуживца Крамаренко, о котором совершенно точно знал, что Семеныч, после закрытия завода впав в тихую прострацию, остатки денег потратил на ящик водки и ушел от печальных реалий жизни в долгий запой. Его "Москвич-2141" цвета незрелых кукурузных зерен выглядел еще довольно презентабельно. Правда, чтобы не особенно компрометировать бедолагу (и затруднить милиции поиски), его номера Родион оставил в гараже, который потом тщательно запер, а на "москвичок" переставил другие, свинченные час назад с неосмотрительно оставленного в глухом тупичке без присмотра мятого "Запорожца". Словом, прошло без всяких сложностей, если не учитывать всех хлопот, связанных с единоличным отгоном обеих машин к месту акции - сначала "Форд", потом трофей, который пришлось вести переулками-закоулками... Обошлось. Шапка-невидимка продолжала исправно работать, даже жутковато становилось от такого везения. Пожалуй, и в самом деле пора в скором времени завязывать, ибо подмечено, что фраера жадность сгубила... - Ага, - сказала Соня, дернув его за рукав. Передала бинокль. - Глянь-ка, вот и наши овечки... Он прижал к скулам и надбровным дугам резиновые колечки, окружавшие окуляры. Вдали, со стороны Шантарска, быстро и целеустремленно приближался темно-малиновый "Икарус" с эмблемой туристического агентства на левом боку. Возможно, и на правом тоже, но правого бока Родион не видел. - Ну, с богом, - сказал он сквозь зубы. - Шевелись! Соня торопливо натянула черный вязаный капюшон, повозилась, поудобнее приладив прорези для глаз и рта. Вскочила на переднее сиденье "Москвича", приложила на левый рукав черную круглую нашивку с белым силуэтом рыси - официальный символ шантарского РУОП. Тщательно разгладила ладонью, чтобы державшаяся на "липучке" эмблема прилипла поплотнее. Поправила кобуру на поясе, из которой торчала рукоятка уже испытанного в деле газового револьвера, заряженного на сей раз "резинками", каковыми на близкой дистанции можно влепить так, что мало не покажется. Он тоже пришлепнул такую же нашивку - чего только ни продавали на барахолке из-под полы, если произвести впечатление на продавцов с юркими взглядами и расположить их к себе... Сдвинул берет чуть набекрень, включил зажигание и осторожно съехал с пригорка, вывернул на асфальтированную дорогу, как и было рассчитано скрупулезнейшим образом, доехал до крутого поворота, остановился на обочине так, чтобы дать "Икарусу" дистанцию для торможения. Расстегнул кобуру с покоившимся в ней верным "Зауэром", приоткрыл дверцу. Тишина. Выбрался из машины и, повесив на плечо автомат, чуть нервно прошелся взад-вперед. Автомат был им приведен во вполне грозный, если смотреть со стороны, вид - без особых трудов, как-никак Родион, хоть и носил клеймо интеллигента, принадлежал к тем инженерам, что руками работать умеют... Ну, а смастерить милицейский "стоп-сигнал", красный диск с белой каймой на короткой ручке, мог бы и пэтэушник... Развернулся лицом в том направлении, откуда должен был появиться "Икарус". Еще раз представил себя со стороны: черноволосый и чернобородый тип в пятнистом комбинезоне с эмблемой РУОП на рукаве, в черном берете с двуглавым орлом - то ли милицейским, то ли армейским, купленным даже не на толкучке, а в оружейном магазине "Гладиатор". Автомат через плечо, кобура на поясе, высокие юфтевые ботинки, темные модные очки... Для нынешних времен - фигура, не способная до поры до времени вызвать подозрения. Несчесть числа камуфлированным субъектам с самыми загадочными нашивками, эмблемами и кокардами, шляющимся вооруженными по улицам Шантарска, и не только Шантарска - милиция и спецназы всех разновидностей, налоговая полиция и служба физической защиты таковой, таможня, вневедомственная охрана, частная охрана... народ во всех этих прибамбасах запутался окончательно и на всякий случай обходит стороной камуфляжников, не приглядываясь. С неделю назад шантарская милиция поставила эксперимент - выпустила на улицу орла в пятнистом комбинезоне, украшенном вовсе уж фантастическим набором блях, нашивок и эмблем, и он с автоматом на плече часа полтора бродил по центру города, гордо выставляя себя напоказ, пока не подвернулся чисто случайно патруль молодых и оттого ретивых курсантов Шантарской милицейской школы, в отличие от дюжины других моторизованных и пеших патрулей решивших познакомиться поближе с загадочной фигурой... Статью об этом в той же "Завтрашней газете Родион прочитал внимательно и сделал для себя надлежащие выводы, учтенные при разработке операции. Послышался шум мощного мотора. Встрепенувшись, он вышел на потрескавшийся серый асфальт, издали давая отмашку "стоп-сигналом". Мигалка давно уже была установлена на крыше "Москвича". Видимо, со стороны все выглядело безукоризненно и подозрений не возбудило ни малейших - после всех нововведений, перемен, да и Чечни вдобавок шантарские жители привыкли к стражам порядка самого экзотического облика - бородатым и в комбезах без погон, а уж темные очки вовсе казались неотъемлемой деталью имиджа... Как и капюшоны, кстати. Сделав водителю знак открыть дверь, он не спеша двинулся к автобусу. Из высоких окон на него смотрели в основном равнодушно, он не подметил особого любопытства и уж тем более - тревоги. Дело житейское, пару раз на улицах Шантарска по столичному обычаю торчали и бронемашины... За эти полдюжины шагов он успел подумать о многом. О том, что в Шантарске и прилегающих районах еще ни разу грабители не останавливали автобусы. О том, что еще ни разу на трассе, ведущей из Шантарска в аэропорт "Ермолаево", не случалось вооруженных ограблений машин. О том, что отсюда с железной непреложностью вытекает: убаюканные безопасностью трассы земляки не ждут нападения, а также, что немаловажно, ни у кого из них нет при себе и газового баллончика - все они рассчитывают через часок с лишним сесть на улетающий в Стамбул самолет, а в самолет с оружием самозащиты не пускают. Десятка четыре "челноков", стараниями фирмы "Шантарск-Трэвел" отправленных к турецкому берегу, где они будут, высунув язык, носиться по дешевым магазинчикам, встречаемые и провожаемые вежливейшии улыбками навострившихся болтать по-русски потомков янычар, ничуть не горящих желанием отомстить за поражения предков под Кагулом и Баязетом. Они уже ощущают себя словно бы самую чуточку в Турции, они расслаблены и беспечны - и у каждого, что характерно, кошелек набитзелеными бумажками, да и рублями тоже... На него пахнуло горячей волной от разогретого мотора. Со своего места выжидательно, без малейшего страха смотрел шофер, пухлощекий, в кожаной курточке. Сзади стукнула дверца "Москвича" - выбралась Соня, и, как было предусмотрено диспозицией, двинулась следом. В автобусе по-прежнему ничего плохого не подозревали - по лицам видно. Одним махом взлетев на ступеньки, Родион оказался в салоне. Предупреждая вопрос шаставшего водителя, громко, властно распорядился: - Прошу приготовить документы, досмотр! "Сильно еще трепетное преклонение перед властями российском народе", - то ли с умилением, то ли с раздражением былого ветерана демократических битв подумал он, словно бы невзначай повернув автомат так, чтобы дуло смотрело в аккурат на переднее сиденье, в грудь толстобрюхому мужичку с седыми лохматыми бровями, восседавшему рядом со стройной и юной красоточкой, одетой дорого, но без особого вкуса - а эти, похоже, летят не за ширпотребом, по рожам видно прелюбодеев новейшей формации, вместо традиционных "квартир друзей" способных раскошелиться на третьеразрядный царьградский отельчик... Меж дулом и обтянутым малиновым пиджаком объемистым чревом было не более двадцати сантиметров, и это неприглядное соседство стреляющего предмета подействовало должным образом: и брюхатый, и его фемина слаженно полезли за документами - он во внутренний карман, она в черную сумочку. Слегка подтолкнув Родиона локтем, мимо протиснулась Соня, с невероятно деловым видом прошла в конец салона, встала там, раздвинув ноги, держа револьвер дулом вверх по всем правилам - поддерживая левой рукой запястье правой, указательный палец положив на скобу. Вид у нее был крайне авторитетный и внушающий невольное уважение. Те, кто сидел ближе остальных, косились на нее с несомненным чувством смутной тревоги, охватывающей каждого, даже кристально чистого россиянина, угодившего пред ясны очи представителя власти. Впрочем, на одиннадцатом году перестройки кристально чистых перед властями россиян, пожалуй, придется искать со служебно-розыскными собаками и электронными микроскопами... Дело пошло, лед тронулся - уже все дружненько лезли за паспортами. Ни одного ребеночка в салоне, так что тень Феодора Михайловича может почивать в мире и благорастворении эфира... - В чем дело, начальник? - спросил шофер именно тем тоном, какого Родион и ожидал: смесь легкой угодливости и легкой развязности. - Проверка, - бросил Родион, не удостоив его вз дом. - Дверь закрой быстренько... - и, когда за его ной мягко скользнула на место дверь, громко распорядился: - Шторки задернули живенько! Быстрее кончим, быстрей поедете, граждане... Люди зашевелились, опять-таки без малейшего удивления задергивая синие шторки, в салоне стало чуть-чуть темнее. Родион сделал шаг вправо, нагнулся, небрежно отодвинув левой рукой шофера, выдернул ключ зажигания и вернулся на прежнее место. Вот тут до водителя, по лицу видно, стала понемногу доходить нехорошая странность ситуации... Но большинство пассажиров даже и не заметили, что проделал Родион, сидели, держа красные книжечки в разноцветных обложках на виду. Правда, у брюхана расширились глаза - он-то видел прекрасно, - и, стремясь господствовать над ситуацией с самого начала, Родион рявкнул, для вящей убедительности поведя стволом: - Внимание! Быстренько достали бумажнички! Все до одного и живенько! Кто дернется, суки, пожалее! При этом он косил глазом вправо - и движение шофера уловил моментально. Атакой тут и не пахло, водила просто машинально посунулся к Родиону, и тот сильно врезал ему откинутым прикладом по уху. Издав нечто среднее меж вскриком и оханьем - удар для жизни не опасный, но весьма болезненный, - шофер скрючился, обхватив голову. И тут спутница толстяка отчаянно взвизгнула, что в общем, было Родиону только на руку, но толстяк кинулся зажимать ей рот со столь испуганным видом, что Родион едва не расхохотался. И повторил громко: - Бумажники вытянули, твари, кому говорю! В задних рядах кто-то негодующе вскрикнул, вскакивая, ударился макушкой о низкий потолок - и сейчас же хлопнул выстрел, под потолком брызнул осколками овальный плафончик. Соня сработала четко, а резиновая пуля на такой дистанции способна наделать дел, плафон разлетелся крайне убедительно, можно сказать, агитационно, вряд ли кто-нибудь сумел рассмотреть пулю в полете и определить, что она не свинцовая... - Живо, мать вашу! - крикнул Родион с ненаигранной злостью. - Вторая пуля пойдет кому-то в башку... - и повел автоматом вправо-влево, поторапливая близсидящих. - Или нам с трупов башли снимать?! Момент был решающим - он, конечно, не мог бы стрелять, начнись суматоха с истерикой... Еще и оттого, что пятнадцати патронов в обойме пистолета, безусловно, не хватило бы на всю эту ораву, а автомат годился лишь для использования в качестве дубины. Если вскочат все разом, кинутся - сомнут, массой задавят... Не вскочили и не кинулись. В очередной раз подтвердились давным-давно открытые истины, касавшиеся психологии толпы. Их здесь человек сорок, но каждый сам по себе, зажат страхом и в герои не рвется, ситуация крайне неподходящая для того, чтобы вмиг выдвинулся вожак, даже если и присутствует среди них потенциальный лидер, не успеет себя проявить - тут вам не чистое поле и не улица, всяк сидит в глубоком кресле, как в крохотной камере... Толстяк первым протянул черный бумажник с блестящими уголками - чуть ли не тыкая им в живот Родиону, отчаянно дергая рукой, чтобы Родион, не дай бог, не пропустил плод его стараний... Есть почин! Небрежно сунув бумажник в набедренный карман, Родион прислушался. Вокруг по-прежнему стояла тишина, выстрела никто не услышал - глухомань, стиснутая Госняком неширокая объездная дорога... - Живенько! - приказал он. - Отдаем кошелечки и тут же - лапы за голову... Шофер все так же сидел скрючившись, упершись лбом в черную баранку, - старательно притворялся, будто пребывает в полнейшем шоке и бесповоротно вышел из игры. Родиона такое поведение вполне устраивало. Он, отправив автомат за спину, достал пистолет и взвел курок, ничуть не работая на публику, - момент был самый для Сони опасный, она двинулась с сумкой по салону, отбирая бумажники, вполне мог дернуться какой-нибудь дурак... Могли и сзади кинуться, попытаться вырвать револьвер... Обходилось пока. Кто протягивал бумажник с таким видом, словно только и ждал подходящего случая с ним, клятым, расстаться, кто медлил, еще не осознав в полной мере, что Стамбул накрылся, но движимый естественной человеческой жадностью, но протестующих хотя бы словесно не нашлось, один за другим несостоявшиеся "челноки" протягивали разномастные бумажники, кошельки и .прочие портмонетки, объединенные одним немаловажным качеством -толщиной, пухлостью. И, как заводные куклы, вскидывали руки к голове, сцепляя пальцы на затылках. Ага? Шевеление, сердитый возглас - взлетевшая вверх Сонина рука, отпустившая полновесный удар рукояткой револьвера. Кто-то скрючивается с криком боли, а следующий, силясь спешно умилостивить налетчицу, сует ей бумажник чуть ли не в лицо... Родион перевел взгляд, уловив странное движение у себя под носом - это спутница толстяка стаскивала через голову массивную золотую цепочку, не отводя застывшего взгляда от черневшего в опасной близости дула пистолета. Родиону стало ее жаль, и он бросил: - Оставь себе... - но сумочку у нее забрал и, вытряхнув оттуда пачку сложенных пополам купюр, вернул владелице. Толстяк его не беспокоил - сидел с руками на затылке, мало того, старательно зажмурился, должно быть, вспомнив избитую истину: никакая пачка разноцветных бумажек не стоит человеческой жизни... Поторапливать уже не приходилось - сюрреалистический конвейер, оказавшись однажды запущенным, самостоятельно работал на полную мощность. Временами Родион бросал быстрый взгляд на дорогу - никого... Сонины движения уже стали отработанно четкими - ни одного лишнего. Бросает очередной бумажник в сумку, легоньким взмахом револьвера заставляет положить руки на затылок, делает шаг вперед, но все равно ее движения представляются удручающе медленными, словно в кошмарном сне... Родиону вдруг захотелось, чтобы его сейчас видела Лика. Вообще-то, насквозь идиотское побуждение, самое нелепое, какое в этот миг можно испытать, но оно не проходило, мешаясь с приятным осознанием своего превосходства в растекавшийся по жилочкам огненный коктейль. "Какая жизнь! - подумал он отрешенно. - Нет, какая жизнь!" И, спохватившись, постарался придать себе самый грозный вид: показалось на секунду, что лицо стало расплываться в блаженно-идиотской улыбке. Он был на седьмом небе - сражался за свое будущее, лепил его собственными руками, ни перед кем не унижаясь, ни от кого не завися... Исполнился безмерного уважения к себе - смелому рыцарю, господствовавшему над трусливой, потеющей от страха толпой. Зрение и слух обострились, он видел со своего места взмокший лоб крепенькой бабенки через пять рядов от него, слышал чей-то панический шепот: - Доставай ты быстрее! Выстрелит же... Вновь мелькнула рука с револьвером - Соня влепила кому-то по лбу рукояткой, стоило очередному клиенту малость замешкаться. Руки с бумажниками замелькали еще быстрее, высовываясь в проход, подрагивая от нетерпения. Соня ускорила шаг, выхватывая добычу, неглядя, швыряя в сумку, она держалась замечательно - очаровательная Бонни, боевая подруга... Родион даже мимолетно умилился, подавив неуместный прилив желания. Все. Обслужены по высшему классу. Откуда-то с последних кресел все явственнее слышатся истерические всхлипы, но это уже не волнует, дело сделано... Посторонившись, Родион пропустил Соню, с потолстевшей сумкой на плече в темпе рванувшую к "Москвичу", рывком за руку выдернул из кресла спутницу толстяка, нашарил подошвой ступеньку, спустился к двери, почувствовав ее лопатками, крикнул водителю: - Эй, распахнул калитку, хватит спать! Тот, покосившись хитрым глазом сквозь растопыренные пальцы, моментально "очнулся", повернул нужный рычажок и вновь замер, втянув голову в плечи. Его происходящее касалось меньше всего - уж при нем-то пухлого бумажника с валютой не было, а потому, прекрасно соображал Родион, водила в герои не полезет... Толстяк открыл глаза и, увидев, что его спутница стоит лицом к лицу с налетчиком, крепко удерживаемая им за руку, вконец ошалевшая от страха, оцепеневшая подобно Лотовой жене, осмелился открыть рот: - Слушай, отпусти, зачем она тебе... - Молчать! - бросил Родион. - А ты сядь! На ступеньку сядь, кому говорю... И отпустил тонкое запястье. Девушка торопливо плюхнулась на грязноватую ступеньку - так, словно мечтала срастись с ней, стать единым целым. По щекам у нее текли слезы, но поздно было жалеть соплячку, не терять же из-за нее время... Достав из кармана блестящую металлическую коробку, Родион сунул ее девушке на колени, прикрикнул: - Возьми провода! Соедини концы, живо! Она боязливо взяла два толстых провода в красной пластиковой изоляции, но сдвинуть оголенные концы, пучки тончайших медных проволочек, не спешила. Уставилась на него заплаканными глазами, прошептала: - Взорвется... - Дура, - с ласковым упреком сказал Родион. - Я ж с тобой рядом стою, неужели непонятно? Ну, живенько! - и приблизил к лицу дуло пистолета... Решилась наконец, соединила проволочки, втянув голову в плечи и зажмурившись. Секунды через три открыла глаза, сообразив, что ничего страшного не произошло, и автобус целехонек, и все до одного живехоньки, жизнь продолжается... Родион нажал кнопочку на коробке, и в зеленоватом узком окошечке замаячили черные угловатые цифры: 0:30 - а дальше еще две, поменьше, они мелькали, отсчитывая обратный ход времени с тупой электронной старательностью. - Вот так и держи проводочки, - сказал он, повысив голос - к сведению и всех остальных. - Разъединишь до того, как пройдет полчаса и все обнулится - рванет так, о от вас всех и пыли не останется... Усекла? Она отчаянно закивала, таращась на него сквозь слезы, рискнула спросить: - А п-потом? - А потом, когда останутся одни нули, бомба и отключится, - благодушно разъяснил Родион. - Можете петь и плясать... А пока сидите тихонечко, особо по салону не шастайте, а то еще от лишнего сотрясения сработает... Чао! Выскочил из автобуса, далеко зашвырнул в лес ключи и припустил к "Москвичу", где Соня уже предупредительно распахнула для него дверцу. Развернувшись так, что из-под колес взлетел песок с мелкими камешками, он помчался в сторону Шантарска, хохоча про себя. словно его щекотали. В коробке не было никакой взрывчатки - только положенный для веса кирпич и старательно укрепленный электронный будильник отечественного производства, который в Шантарске можно купить на каждом углу. Но ограбленный народишко, ручаться можно, все эти полчаса просидит, боясь дохнуть - наверняка все регулярно смотрят импортные боевики, где такие вот коробочки с цифирками взрываются столь смачно, что пламя встает до небес и отрицательных героев разметывают на километр вокруг... На этот фокус его натолкнуло воспоминание о младшем дедушкином брате, в честь которого Родиона, собственно, и нарекли. Дядя, на вид тишайший старичок самого субтильного облика, во время второй мировой командовал на Карельском перешейке отрядом диверсантов из "Смерша", посреди необозримых и бескрайних чухонских чащоб игравшим в кошки-мышки с такими же крутыми и несентиментальными финскими лесными спецназовцами - потаенная война без всякой оглядки на Женевские соглашения, с чем обе стороны, не сговариваясь, смирились заранее... В молодости дядя любил шутить замысловато. И однажды, когда они взяли на шпагу финский гарнизон в поселке с непроизносимым названием, салажонка-часового оставили в живых за то, что задремал на посту и проспал их приближение, но, чтобы не доводить гуманизм до ненужных на войне пределов, перед тем, как уйти, положили ему на голову большую консервную банку со "вторым фронтом" и заверили, что при первом его шевелении "мина" взорвется... Он мчался недолго - отъехав метров на сто от крутого поворота, резко затормозил, они выскочили и, нырнув в сосняк, припустили меж деревьев. Ярко светило солнце, приятно пахло живительной смолой, жизнь была полна смысла и удовольствий... На крохотной полянке остановились. Торопливо содрали комбинезоны, оставшись в спортивных шароварах и футболках, побросали в заранее выкопанную ямку и пятнистый камуфляж, и ботинки, и автомат. - Давай в темпе! - выдохнул Родион, жадно затягиваясь сигаретой. Соня трудилась, как трудолюбивая белочка, запасающая на зиму кедровые орешки, - лущила бумажники, словно шишки, бросала деньги в пластиковый пакет, а "чешую" отправляла в яму. Пакет распухал на глазах, мелькали серо-зеленые лики американских президентов, бородатых и безбородых, благообразных и не особенно, мелькали бородатые исторические личности в старинных беретах и большеглазые дамы с немецких марок, иероглифы на японских иенах, бог ведает зачем приготовленных для Стамбула - видимо, обменный курс был неплох, отечественные рубли, еще какая-то экзотическая валюта, которую он не успел рассмотреть... - Мама родная! - выдохнула она, по-детски округлив рот. - Родька, да тут сто-олько... - Работай, Бонни! - фыркнул он, похлопав боевую подругу значительно ниже талии. - Мы им докажем, что советский интеллигент - самый разбойный в мире... Трамбуй поплотнее, потом разгладим... Сумку бросили поверх кучи выпотрошенных бумажников. Родион налил сверху бензина из фляжки, швырнул туда же опустошенную фляжку, поджег. Взметнулось прозрачное пламя, почти сразу же заструился тяжелый черный дымок, потянуло горелой тканью и кожей. Он и не рассчитывал, что все превратился в пепел, - бензина мало, скоро потухнет, но высокая температура надежно уничтожит отпечатки пальцев... - Побежали! И они вновь кинулись через лес. Подошвы кроссовок были заранее натерты смесью табака с перцем, вдобавок Родион то и дело, выгибая на ходу руку за спину, сыпал на след эту же адскую смесь... Пробежав метров сто под горку, они с превеликим облегчением увидели среди деревьев на обочине проселочной немощеной дороги родной "Форд". Сбросили кроссовки и, насыпав внутрь остатки смеси, закинули обувку в лес. Все было рассчитано до мелочей, каждый шаг трижды продуман с карандашом и картой, со скрупулезным обсуждением... Кто сказал, что российский интеллигент не способен совершить пресловутое идеальное прступление?! Родион давил босой ногой на газ, "Форд" спятившей кометой несся по захолустным дорогам, иные из которых были скорее широкими тропинками. Соню мотало на лихих поворотах, как куклу, она повизгивала от восторга, обеими руками прижимая к груди пухлый пластиковый пакет с будущим... Он несся на север - чтобы, отъехав как можно дальше от трассы, вернуться в Шантарск со стороны Манска (где ради вящей скрупулезности легенды они должны были пообедать в придорожном ресторанчике, купить что-нибудь на базаре, а потом объявиться в родном городе усталой и беззаботной, чистейшей перед законом парочкой прелюбодеев). Отлаженный его трудами, как механизм швейцарских часов, "Скорпион" вел себя идеально, глотал километр за километром с едва слышным мурлыканьем, ветер с тугим гуденьем обтекал несущуюся на бешеной скорости машину. После часовой гонки по окраинным дорогам они достигли более-менее цивилизованных мест - на разбитых шляхах стали попадаться облупленные дорожные указатели, встретился старенький молковоз. Несомненно, неудачники из автобуса уже подняли тревогу, да и на "москвичок" прибывшая милиция должна была уже наткнуться, но след запутан надежно, местные пинкертоны наверняка станут окаянствовать на улицах Шантарска. А то и не станут - не имея ни малейшей зацепки... Он остановил машину, оба обулись. Пистолеты Родион уже привычно запихнул в свеженький "казачий каравай", купленный этим утром на Кутеванова, а пакет с деньгами засунули в канистру, с которой он возился вчера часа два, - теперь она легко разнималась на две половинки и для хранения чего-либо жидкого уже не годилась совершенно. При беглом осмотре ничего компрометирующего в машине обнаружить невозможно - а для вдумчивого обыска вряд ли будут основания... - Пойдем, польешь, - сказал он, вытаскивая из багажника канистру с водой. Отошли подальше в чащу, Родион разделся до пояса, а Соня старательно принялась поливать его, склонившегося в три погибели. Как и в прошлый раз, хитрая импортная красочка сошла почти мгновенно. Родион, приоткрывая глаза, видел, как стекавшие с его головы струи уже стали прозрачно-чистыми. Старательно вытерся предусмотрительно прихваченным махровым полотенцем, на всякий случай сломал и втоптал подошвой в землю темные очки, в которых играл роль спецназовца, - чтобы ни малейшей зацепки-ассоциации... Надел свои, вернулся к машине и посмотрелся в боковое зеркальце. Вытащил изо