Обижаете, сударь... Во-он, мерседесовская необозримая корма. Только у меня к вождению ни малейшие способностей, а сокровище и самокат не сможет вести.. - Не угонят? - Новый заставлю купить, - она вынула длинную коричневую сигарету, повозилась с дверцей. - Тьфу ты, я и забыла, что надо ручку покрутить... Прелесть какая, сто лет в советских рыдванах не сидела... Вы не в карман ко мне лезете? - Ничего подобного, - сказал Родион сердито. - Плащ мне рычаг передач закрыл... - Пардон, было похоже... Вы, часом, не гангстер? - Маньяк Щекотало, - сказал он спокойно. - Из него сейчас наделаю котлет, вас охально изобижу, завезя на остров Кумышева... - Сударь, да вы же проникли в мои девичьи мечты... - она смотрела с широкой пьяноватой улыбкой, склонив голову к правому плечу. - Телепат вы, что ли? - Едем? - Не спешите вы, дайте даме блаженно покурить в приятном сознании того, что кончились ее беды... - она умело и неторопливо пускала дым. - После всех сегодняшних разочарований. Это называется - женщина в кои-то веки выбралась провести приятный вечер с медленными танцами, свечами на столике и экзотическими яствами. И оказалась перед необходимостью волочь пьяное сокровище, что твоя Дунька с камвольного комбината... - в ее голосе звучала нешуточная обида. - Праздник какой-нибудь? - Где там, сударь. Головокружение от успехов, причем перманентное. Вам этот термин на русский переводить? - Не надо. - Вот... - А я думал - непременно есть какие-то шофера, телохранители... - Зря думали, - сердито откликнулась она. - Конечно, есть куча дармоедов, только и знают, что просить прибавки да глазами меня трахать, но, как в Совдепии и водится, когда они нужны, их никогда нет... Клятвенно обещало сокровище на сей раз не нажраться и отвезти домой в лучшем виде... Полулежащий на заднем сиденье пьяный вдруг стал издавать длинное ритмичное мычание. Родион обеспокоенно оглянулся. - Не обращайте внимания, - сказала брюнетка. - Это мы, изволите ли видеть, с большим чувством и неподдельной экспрессией исполняем русские народные песни. Насколько могу судить, сейчас звучит "Ой, мороз, мороз..." А может, "Клен ты мой опавший". Похоже? - Ничуточки. - Зато он, счастливец, полагает, что душевно и красиво поет... Погодите, сейчас плясать будет. Сзади и в самом деле послышалось несколько глухих ударов. - Ну вот, говорила я, - сказала брюнетка. - Ноги сами в пляс пошли... Да не дергайтесь вы, успеете. Дайте насладиться кратким мигом свободы. Не так уж часто и выпадает - мы ж ревнивые до одури, одной и шагу ступить нельзя. Как мне говорил один дельный врач, крепнущую импотенцию непременно сопровождает растущая ревность... Не ошибся ничуть. Не оглядывайтесь вы, он реальности уже не воспринимает и до утра ни за что не очнется. Хоть вы меня насилуйте прямо здесь. - Заманчивое предложение, - сказал Родион, откровенно разглядывая ее. Великолепные ноги в алых ажурных чулках открыты на всю длину, бархатное платье, оказавшееся-таки темно-вишневым, было невесомым, при малейшем движении колыхалось облачком и выглядело совсем простеньким - но это, несомненно, и есть та простота, что стоит огромных денег. Лицо самую чуточку уже, чем следует, а губы самую чуточку шире - скучающая холеная барынька была очаровательна, и у него поневоле зашевелились крамольные мысли. - Нахал, - сказала она беззлобно. - Это не предложение, а метафора. Или я вас ухитрилась в момент очаровать? - А вдруг? - Ничего удивительного, я так почему-то на всех действую, карма у меня такая... Знаете, что такое карма? - Наслышан. - "Карму" знаете, "метафору" знаете, следовательно, знакомы со сложными словами... - Выбросив сигарету в окошко, брюнетка наклонилась к нему, щекоча подбородок пышными волосами, шумно и бесцеремонно потянула носом воздух. - И на совка с правого берега не особенно и похожи, не пахнет от вас ни пропотевшими рубашками, ни нестиранными носками, а пахнет туалетной водой "Шевалье"... Угадала? - Ага, - сказал он, вдыхая горьковато-нежный запах духов. Она выпрямилась, прошуршав плащом: - Облик и запах приличного человека, но вот как это все совместить с дряннущей ржавой тачкой? Джентльмен в черной полосе, а? Глупо думать, что у джентльменов черных полос не выпадает. - Угадали, - сказал он. - Дон Сезар де Базан? - Что-то вроде. - Пойдемте в ресторан, дон Сезар? Сокровище им с пьяных глаз кинуло при расчете столько, что мы вправе потребовать еще бутылочку с полным ассортиментом закусок... С заднего сиденья раздавалось ритмичное мычание. - Я ведь за рулем, - сказал он не без сожаления. - А наплевать. - А остановят? - Да ну, потом домой права привезут... - Нет уж, спасибо, - сказал он. - Мы, обедневшие доны, самолюбивы и горды, за дамский счет по ресторациям не ходим. - Люблю гордецов, - сказала она с несомненной подначкой. - Ладно, включайте "Антилопу-Гну". - Ну, это вы зря, - сказал Родион, плавно отпуская сцепление. - Моя "Антилопа" еще вполне приличная машина, вот если бы еще подержанный маслопроводный шланг... - Постараюсь достать, Адам, - сказала она в тон. - Водку пить с девочками не будете? Танцевать голым не будете при луне? Оба рассмеялись. Родиону стало горячо, и он подумал: неужели выгорит? Опустив руку к рычагу, нечаянно, видит бог, задел ее гладкую ногу, торопливо отдернул ладонь. - По-моему, это называется - переключать коленку и гладить ручку передач? - Честное слово, нечаянно... - А вы смутились, благородный дон... - рассмеялась она звонко и весело. - Приключения любите? Может быть, я ваше приключение, а может, и нет... Классовой ненавистью не страдаете, надеюсь? Потому что женское кокетство от размеров состояния не зависит, все мы одинаковы... Какое-то время он молча вел машину по длиннющему проспекту, пустому и безмолвному, как лунная поверхность. Сзади беспрестанно мурлыкало "сокровище", брюнетка, закинув ногу на ногу, дымила, как паровоз. - Взвешиваете шансы? - спросила она вдруг насмешливо. - Нет, - честно сказал Родион. - Плыву по течению. - Ого, это, по крайней мере, честно... Это мне нравится... А посему, дон Сезар, притормозите возле этих эмбрионов частного капитала - я про ларьки. Хочу выпить. - Там же - сплошной фальсификат... - И прекрасно, - сказала брюнетка. - У меня ностальгия. Я хочу чудить, в кои-то веки еще выпадет такая возможность? Вы меня особо не презирайте, как с жиру бесящуюся барыню, вы поймите - иногда и в самом деле чертовски хочется тряхнуть стариной, но не зарываясь, понятно, не в народ же идти, раздав злато из сундуков? Вы бы раздали? Вот видите. - Богатые тоже плачут? - Еще как, - сказала она. - Мой благородный дон, мы ведь все из ветхих "хрущевок" и коммуналок в князи выползли - понятно, кроме отпрысков прежних вельмож, тех, что покрас поменяли, но они и сейчас где-то в иномерном пространстве... Сходите, купите пару огнетушителей, только смотрите, не особенной уж дряни, непременно пару, я вам фокус покажу. У вас деньги есть? Отлично, у меня в кармане ни гроша, как барыне и положено, а у сокровища по карманам шарить невместно, не Дунька с камвольного, в конце-то концов... Я вам потом отдам. - Гусарские офицеры с женщин денег не берут, - громко проворчал Родион, на всякий случай выдернул ключ зажигания и вылез. - И закуску погрубее, а-ля мужик! - крикнула вслед брюнетка. Когда он вернулся с двумя бутылками так называемого ликера в фигурных бутылках и пачкой печенья, брюнетка, привалившись к дверце и закинув ноги на водительское сиденье, бесцеремонно листала его права, извлеченные из бардачка. Убрала ноги, ничуть не смутившись: - Любопытство кошку сгубило... Будем знакомы, дон Родион, меня зовут Ирина, хотя сокровище и уговаривает поменять имечко на какую-нибудь Марианну, жутким эстетом стало в последнее время... - Она лихо скрутила пробку с бутылки и сделала несколько добрых глотков, капая на грудь, на ожерелье из колюче посверкивавших бриллиантов. Передернулась. - Фу, дрянь... Но пробирает. Ничего вульгарнее печенья не было? - Увы. - Ливерной бы колбаски, поломанной на газетке... Итак, вот тебе обещанный фокус... Она распечатала вторую бутылку, перегнувшись через жалобно заскрипевшее сиденье, протянула ее назад, словно соску давала младенцу. Беспробудно дрыхнувший муженек, едва горлышко уперлось ему в губы, встрепенулся, не открывая глаз, протянул лапищу, сгреб бутылку так, что показалось на миг, будто она сейчас со звоном лопнет, полусогнувшись в неудобной позиции, высосал все до капельки, выпустил сосуд (Родион едва успел подхватить) - и вновь рухнул на сиденье, замурлыкал, прихрапывая. - Каково? - с оттенком некоторой гордости похвасталась Ирина. - Не беспокойся, говорю тебе, не очухается до утра - но сосать будет на автопилоте, сколько ни подноси... Уникум. Кунсткамера на дому. Пойдем вон там посидим? С ума сойти, до чего местечко вульгарное, по кустам, об заклад биться можно, презервативы грудами валяются... - И, открывая дверцу, ухмыльнулась: - Только не примиэто за намек, уж под кустами-то я барахтаться не собираюсь, не стоит доводить прогулку в народ до такого абсурда... Сзади послышался тонкий электронный писк. Она, совсем было собравшись вылезти, обернулась: - Надо же, пейджер, понадобились мы кому-то... - Перегнулась туда, распахнув заднюю дверцу, выпрямилась с маленькой плоской коробочкой в руке, неловко, по-женски размахнулась и запустила ее в кусты. - Вот и отлично, все лишние хлопоты... Пошли? Родион направился следом за ней к валявшимся возле густых зарослей полураскрошившимся бетонным блокам, ощущая скорее любопытство - чем это все кончится? Независимо от того, выгорит или нет, приключение, что ни говори, с капелькой романтики... Вокруг валялось неисчислимое количество пробок, газетных обрывков, пустых оберток от шоколада и китайских печенюшек, в лунном свете тускло отблескивали россыпи стеклянного крошева - целой бутылки он не увидел ни одной, успели подобрать вездесущие бичи. Дальше, за кустами (на ветках .еще не было ни единого листочка) лежали на воде длинные желтые отблески фонарей, словно огромное морское чудовище, темнел остров Кумышева, а на том берегу светились бело-синие фонари вдоль набережной и сиял окошками длинный ряд девятиэтажек. Ирина, подстелив полы плаща, непринужденно уселась на пыльную бетонную глыбу, отхлебнула из бутылки и подняла на него глаза: - Слушай... Если ты криминальный мальчик, давай попросту - забирай все эти побрякушки, - она тряхнула длинными тонкими пальцами, и камни в перстнях сверкнули разноцветными лучиками, - и сваливай. Орать не буду, а приметы дам чужие - плевать, все застраховано, да и муженек будет во всем виноват, новые купит, как миленький... Родион поднял ее с бетона и, просунув ладони под плащ, обняв тонкую талию, притянул к себе. Она обмякла в его объятиях, не протестуя и не вырываясь, припала к губам. Тело было жарким и хрупким, в его руках покорно замерла определенно изголодавшаяся женщина. Прошло довольно много времени, прежде чем они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. - Кажется, я тебя зря заподозрила.. - сказала она, чуть задыхаясь. - Целуешься бережно... Отпусти, я глотну твоей дряни... Тебя дома не потеряют? - Да нет, - сказал он искренне. - Сложности? - Ага, свои... - Вот и прекрасно, - усмехнулась она, усаживаясь на бетон. - Ладно, ты на сегодня - мое приключение, если ничего не имеешь против... - А как... - Все устроится. Увидишь. - Слушай, не пойму я, - сказал он искренне, усаживаясь рядом и обнимая ее за плечи. - Этак вдруг... - Вы что, моралист, дон Сезар? - Да нет, пожалуй. Не пойму просто, к чему вдруг соблазнять простого кучера... - Симпатичного кучера, - усмехнулась она. - Приятно пахнущего недешевой туалетной водой "Шевалье"... Родик, если у женщины есть куча бриллиантов и прочих дорогостоящих благ, это еще не значит, что имеется и шеренга великолепных мужчин, готовых вмиг удовлетворить естественные женские желания. Наоборот. Родной муженек, чтоб ему сдохнуть, сам трахает раз в год, а в остальное время пускает по пятам хвостов, чтобы блюли нравственность, микрофоны, гандон, в пудреницу подкладывает. А в том кругу, где имеем счастье вращаться, сплошь и рядом не с кем прокрутить любовь. Пользовалась пару раз мальчиками по вызову, но от них такая тоска... Как роботы. Ты вообще кто? - Совдеповский инженер с женой-бизнесменшей, - сказал он, подумав. - Ага, вот почему и ухоженный... Комплексы есть? Ты не молчи, и так знаю, что есть. Ничего унизительного, у меня у самой их, что блох... Супруга под каблуком держит? - Самое поганое, что не держит, - сказал он неожиданно для себя откровенно. - Понимаю, - сказала она, положив ему голову на плечо. - Нет, правда, понимаю, хоть и пьяная... И это еще хуже, а? Бог ты мой, куда ни посмотри - такая безнадега... И это еще хуже, когда не держит... Уехать бы за бугор, так там и вовсе с тоски умом рехнешься - насмотрелась на них, спасибо... Выпьешь? Мысленно махнув рукой, он глотнул приторно-сладкой дряни несомненно химического происхождения - от пары глотков не развезет, в бардачке валяется пара мускатных орешков. От ночной реки тянуло промозглой сыростью, Ирина зябко поежилась, запахнулась в плащ: - Сто лет так не сидела... Благодать какая. - Не замерзнешь? - А, сейчас допьем и поедем... Ты не бойся, этот обормот и в самом деле не проснется, хоть из пушки пали. - Послушай, а ты-то кто? - Какая разница? - усмехнулась она. - Случайная подруга дона Сезара, выпорхнувшая на часок из золотой клетки... ГЛАВА ШЕСТАЯ Золотая клетка - А он? - спросил Родион, кивнув в сторону видневшейся отсюда машины - она стояла в тени, поодаль от фонарей, метрах в пятидесяти. - Крутой мэн, разве не видно? - прозвучала в ее голосе неподдельная тоска. - До определенного момента держался, а потом вдруг резко слетел с резьбы - деловитости все меньше, а водочки все больше, сил уже нет... Не мафиози, не трепещи, наш отечественный Форд и Вестингауз... в прошлом. Поедем, может? Сейчас допью только... - она закинула голову, переливая в себя остатки бледно-розовой жидкости. Поблизости затрещали сухие кусты. Глянув в ту сторону, Родион ощутил неприятный холодок - как сердце чуяло, нарвались. Будь один, сбежал бы без всякого стыда, а теперь ведь не бросишь ее, и баллончик остался в машине... Они выходили из кустов волчьей вереницей - видавшие виды шантарские тинейджеры, соплячье в непременных кожанках и спортивных штанах. Каждого в отдельности можно без особого труда прогнать на пинках вокруг города, если только не надоест бегать на такие дистанции, но в стае опасны, как чума. Он машинально считал: пять... шесть... Семеро. И не похоже, чтобы собирались разойтись мирно - держат курс прямо на сидящих, старательно притворяясь, будто и не замечают их, но передние очень уж многозначительно захихикали, а замыкающий, тащивший на плече длинный магнитофон, громко запел нарочито гнусавым голосом: - Я снимал с ее бедер нейлон, я натягивал тонкий гандон... Место было глухое, частенько мелькавшее в криминальных сводках. Родион только сейчас понял, какого дурака свалял. Сунул руку под куртку, надеясь, что на них подействует. Не похоже что-то. Шпанцы остановились полукругом метрах в десяти от них, тот, что волок магнитофон, поставил его на землю, поддернул штаны, с пакостной ухмылкой созерцая парочку. Ирина, глядя на них без малейшей тревоги, вдруг громко сказала Родиону: - Смотри, как поздно деточки гуляют, о чем только родители думают... Ни черта она не понимала, сразу видно. Привыкла к насквозь безопасной и беспечальной жизни. - Эй, мужик! - нарочито равнодушным голосом окликнул Родиона один. - Ты сам слиняешь или ускорение придать? В руках у них ничего не было, это давало зыбкий шанс. Заведя руку за спину, Родион нащупал пустую бутылку, поставленную на бетон Ириной, сжал пальцы вокруг высокого тонкого горлышка. За себя он, если подумать, не боялся, и хорошая драка была делом привычным, хоть и подзабытым. Трахнуть бутылкой по бетону, потом вмазать "розочкой" по роже первому попавшемуся - да как следует, чтобы кровь брызнула. Врезать еще одному-двум под истошные вопли порезанного - можно и прорваться. Что она сидит, как дура, неужели не понимает? - Беги к машине, - прошептал Родион, почти не разжимая губ. Наметил жертву и ждал. - Ну ты не понял, дядя? - окликнул тот же отрок. - Телка остается, ты сваливаешь. - Бог ты мой, Родик... - протянула Ирина беззаботнейшим тоном. - До меня, кажется, начинает мучительно доходить... Неужели они ко мне питают сексуальный интерес? Быть не может... Какие страсти... - Она встала, распахнув плащ, преспокойно держа руки в карманах, сделала пируэт, так что полы плаща разлетелись, волной метнулись волосы, и кто-то из подростков, не удержавшись, громко причмокнул. - Тысячу извинений, прелестное дитя, - хороша Маша, да не ваша. Вот его, - она указала пальцем на Родиона. - Так что возвращайтесь к онанизму, проще будет... Родион стиснул зубы до скрежета - она упорно не хотела осознать... Напряг мышцы, чтобы вскочить рывком. - Веселая соска попалась, - прокомментировал носильщик магнитофона. - Такую и драть веселее. - Малютка, неужели у тебя уже писечка встать пытается? - громко спросила Ирина. - Пососешь - встанет, - кратко ответил "малюточка". Шеренга колыхнулась - они двинулись вперед... Два громких сухих хлопка прозвучали одновременно с дребезгом - это брызнул кусками пластика стоящий на видном месте магнитофон. Третий выстрел. Один из подростков заорал, хватаясь за бедро. Их словно вихрем расшвыряло - метнулись прочь, вопя от страха. Последним ковылял, высоко подбрасывая раненую ногу, тот, что назвал Ирину веселой соской. Четвертый выстрел. Родион лишь теперь сообразил оглянуться. Она стояла, чуть пошатываясь, играя маленьким курносым револьверчиком. Вдалеке отчаянно хрустели кусты - судя по звукам, противник покинул поле боя в полном составе и отступал в совершеннейшем беспорядке. - Не дрейфь, дон Сезар, - пьяно ухмыльнулась Ирина. - Я тебя в состоянии защитить... - Резиновые пули? - спросил он тупо. - Где там... Знаменитый тридцать восьмой калибр, по-нашему девятый. Хорошая игрушка, а? Как весело с тобой, Родик... - Ирина сунула револьверчик в карман, обхватила его за шею левой рукой. - Давай потанцуем без музыки? Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок... Родион схватил ее за руку и поволок бегом к машине. Ирина упиралась, хохотала и кричала: - Жизнь прекрасна и удивительна-а! Хрустнули, подломившись, высокие каблуки, она небрежными взмахами ног сбросила туфли и шлепала босиком. Родион лихорадочно оглядывался, но проспект, пролегавший метрах в ста от них, был пуст, никакой милиции... Затолкнул ее в машину, обежал капот, прыгнул за руль. Руки чуть тряслись, и он не сразу попал ключом в прорезь. Ирина прильнула к нему, жадно поцеловала в шею, рассмеялась: - Как с тобой весело, Родик, я тобою покорена... - Олянулась назад: - Маэстро, промычите марш Мендельсона! Спящий жизнерадостно храпел. ...Переименование Второй Поперечной улицы в улиЦУ Тухачевского было единственным реальным достижением матерого диссидента Евгеньева, былого сподвижника Родиона по доброй дюжине демократических фронтов. Он даже пытался добиться, чтобы в самом красивом месте улицы возвели еще и бюст безвинно умученного Сталиным маршала. Однако к тому времени спираль гласности раскрутилась еще пуще, выяснилось, что Тухачевский, в общем, был бездарным бонапартиком, а его пресловутая 5-я армия, занявшая когда-то Шантарск, - сбродом из военнопленных, по живости характера готовых примкнуть к любой смуте. Идею насчет бюста как-то незаметно спустили на тормозах, а там и Евгеньев смылся в Штаты. Улица осталась без монумента, и вновь переименовывать ее в улицу Колчака (как предлагали белые казаки, щеголявшие по Шантарску в живописнейших костюмах) уже никто не собирался - всем стало не до пустых забав... Машина остановилась возле самой обычной на первый взгляд панельной девятиэтажки. - Удивляешься? - спросила Ирина. - А нечему здесь удивляться - пусть дурачки в "дворянских гнездах" обитают, их там и спалят, если вдруг плебс решит поразвлечься... - Подошла к железной двери подъезда, привычно набрала код. - Заноси болезного! Можешь его пару раз приложить фейсом о ступеньки, плакать не буду... Однако Родион из жалости старался, как мог, чтобы не уронить бесчувственное тело, время от времени разражавшееся утробным ритмичным мычанием, - крутой мэн уютно обитал в собственном виртуальном мире, где красиво пел и лихо плясал... В обширной прихожей он остановился с грузом на плече, ожидая ценных указаний. Ирина, захлопнув дверь, включила неяркий настенный светильник и деловито распорядилась: - Опускай. Головушку набок положи, он, вообще-то, не блюет, но на всякий случай... Захлебнется еще. - Рывком сорвала плащ, кинула его на бесчувственное тело и направилась в глубь квартиры, бросив через плечо: - Подожди, сейчас все устроим... Особо умопомрачительной роскошью прихожая не блистала, но чувствовалось, конечно, что обитает здесь не затурканный бюджетник. Родион присел на корточки, почему-то захотелось рассмотреть, наконец, лицо будущего рогоносца - лет сорока, надо признать, рожа волевая и мужественная. То есть, безусловно бывает таковой в трезвом состоянии... Бабам должен нравиться. Вернулась Ирина с импортным кухонным ножом в одной руке и бутылочкой кетчупа в другой. Подняла плащ и старательно полоснула его лезвием, покрытым мелкими зубчиками. Р-раз, р-раз! Тонкая ткань с треском поддавалась. - Ошалела?! - в полный голос спросил Родион. - Молчи, - отмахнулась она, азартно прикусив кончик языка. - Сейчас я ему устрою театр имени Вахтангова... Такой утренний колотун обеспечу, век помнить будет... Щедро наляпав кетчупа на растерзанный плащ, бросила его рядом со спящим, полила густой багровой жидкостью лезвие ножа, опустилась на корточки и, с трудом разогнув пальцы, втиснула черную рукоятку в ладонь, муженька. Выпрямилась, откинула назад волосы, сказала удовлетворенно: - Раньше утра не очухается, а к утру все засохнет, вполне будет похоже на кровь. Пока сообразит, что к чему, семь похмельных потов сойдет. Ничего, сердчишко крепкое, и не такое выдержит. - Ну, ты садистка... - покачал головой Родион. - Был бы на моем месте, еще и не такое учудил бы... Пошли. - Куда? - За мной, - кратко ответила она, первой вышла на лестничную площадку, захлопнула дверь - щелкнул автоматический замок - и отперла соседнюю квартиру. Усмехнулась, видя его удивление. - Ничего особенного, купили соседнюю, только и всего. Это у меня такой маленький будуарчик... Входи смело. Меж квартирами есть дверь, но мы сейчас замочек заблокируем и будем, как на необитаемом острове... Он вошел, скинул кроссовки и куртку. Ирина, бесшумно перемещаясь в темноте, уверенно прошла куда-то, мгновением позже на стене вспыхнула неяркая лампа - этакая виноградная гроздь из синих, красных и желтых светящихся шариков. С пола на Родиона неподвижными янтарно-желтыми глазищами уставилась черная медвежья морда, оскалившая жуткие клыки. Он с любопытством шагнул вперед, присел на корточки и потрогал белоснежные зубищи. Что-то тут было не так: шкура была чересчур огромной, не меньше шести метров в длину, а медвежья башка - вовсе уж гигантской, чуть ли не в половину человеческого роста. В природе таких медведей не бывает, точно - да и клыки на ощупь какие-то странные... - А, это синтетика, - безмятежно сказала Ирина, ставя на пол, рядом с медвежьей лапой, бутылки и высокие стаканы. - Понравилось, и купила - то ли на Крите, то ли в Палермо, не помню толком... Пощупай, правда мягкая? Ты плюхайся прямо на нее, сам видишь, мебели нет, когда я здесь, жизнь на полу главным образом и протекает... Родион опустился на шкуру, в длинный густой мех, и в самом деле ничуть не напоминавший на ощупь жесткую синтетику. Огляделся. Огромный телевизор стоял прямо на полу, в уголке, рядом - черный музыкальный центр из нескольких блоков. Больше ничего в однокомнатной квартире и не было - только картины по стенам. Он попытался определить, где тут дверь меж квартирами, но не смог ее высмотреть - видимо, искусно замаскирована. Ирина тем временем включила магнитофон, сунула первую попавшуюся кассету. Он несколько раз слышал эту песню с часто повторявшимся припевом: "Э-о, э-о..." - в музыкальных заставках семнадцатого канала ее частенько крутили. Расслабило, блаженно прикрыв глаза - на сей раз не терзаемый никакими комплексами, несмотря на роскошную отделку этого гнездышка, несмотря на то, что его пригласила на роль игрушки взбалмошная богатенькая дамочка, он вовсе не чувствовал себя в роли жиголо. Не брать у нее денег, и все тут. И никаких комплексов. Красивой женщине хочется мужика, только и всего, не бродягу подобрала, в самом-то деле... - Ты коктейли пьешь? - спросила Ирина, возясь с фигурной, почти дискообразной бутылкой. Он узнал "Реми Мартин" - Лика тоже, случалось, покупала. - За рулем, вообще-то... Впрочем, до дома ему оставалось ехать какой-то километр, если свернуть на Котовского, оттуда дворами на Озерную - можно проскочить, избежав нежеланных встреч, так что пару стаканчиков безбоязненно осилит... Он взял у Ирины высокий стакан с золотым ободком и крохотным золотистым кентавром, отхлебнул глоток. - Ты когда душ принимал последний раз? - спросила она буднично. - Сегодня утром. - Я тоже, так что обойдемся без водных процедур... - Ирина со стаканом в руке опустилась рядом с ним, утонув в пушистом мехе, положила голову ему на бедро, задумчиво глядя в угол. В такт учащенному дыханию колыхалось ожерелье, разбрасывая брильянтовое сияние. - Про баксы не забудь, я ж тебе должна... - Обойдусь. - Ну, за переноску тела все равно можно взять без ущерба для гонора... - Обойдусь, - повторил он решительно. Она повернула голову, снизу вверх лукаво взглянула в глаза: - Прекрасно, дон Сезар, я в который раз очарована... - А револьвер твой где? - В той квартире остался. - Значит, если бы я там, на берегу, взял побрякушки и пошел, шарахнула бы в спину? - Ага, - безмятежно призналась Ирина. - Вовсе не из скупости, а от разочарования в кавалере - женщины такие вещи не прощают. - А может, я очень хитрый. - Родион рассеянно играл ее волосами. - Когда разнежишься, грохну по голове и квартиру обчищу качественно... Она напряглась - но только на миг. Проворчала: - Шуточки у тебя... Богатые таких пужаются, имей в виду на будущее. Не дури, я к тебе уже присмотрелась. И видела кой-какой... элемент. Так что не строй из себя, выпей лучше... Расстегнула ему пару пуговиц и прижалась щекой к его голому животу, царапнув кожу вычурной сережкой. Сейчас она была совсем другая - тихая, неторопливая в движениях, расслабленная. Родион погладил ее грудь под тонким бархатом, зажмурившись от приступа извечного мужского самодовольства. Как выражался циник и кобелино Вадик Самсонов, высший кайф в том, чтобы поиметь очаровательную женщину, когда за стеной дрыхнет муж... Она вдруг дернулась, словно подброшенная беззвучным взрывом, вцепилась в его плечи, опрокидывая на себя, прижалась, обеими руками обхватив за шею так, что перехватило дыхание. Стакан улетел куда-то, но упал в пушистый мех и не разбился. Ухо защекотало частое жаркое дыхание, узкие ладони метались по его телу, царапая кольцами, срывая рубашку. Одна за другой отлетали пуговицы, Родион не сразу успел и последовать за порывом страсти, в ухо рвался стонущий шепот: - Снимай платье... Рви! Рви его к чертовой матери, я тебе говорю! Рви в клочки! Секунду поколебавшись, он рванул тонкий бархат, послушно расползавшийся под пальцами, как паутина. Ничем извращенным тут и не пахло, просто она была чертовски голодна, что нетрудно определить опытному мужику, не стремясь к долгим ласкам, заставила побыстрее взять ее и навязала бешеный ритм, самый примитивный, бесстыдно простой, подстегивая отчаянными стонами, и очень быстро замерла под ним, вскрикнув, расслабленно вцепившись ногтями в его спину. И, едва отдышавшись, вновь обхватила за шею - на сей раз все происходило медленнее, нежнее, она словно бы оттаивала, неспешно лакомилась, пробовала, на что он способен, казалась ненасытной, овладела им настолько, что он потерял всякое представление о времени, а мир состоял из дикого, пронзительного наслаждения... Он лишний раз убедился, как опасно заранее преисполниться самомнения, полагаясь лишь на прошлый опыт, - сиречь немалое число постелей, где доводилось пребывать в женском обществе. Ирина вычерпала его до донышка - но опустошенность тела вовсе не сопровождалась опустошенностью души, он с полным на то правом ощущал себя равноправным участником приятной обоим игры, он не зависел от нее ни в чем, и она осталась довольна. Есть от чего почувствовать себя настоящим мужиком - если откровенно, впервые за последний год. Хоть и по воле случая, но все-таки именно он оказался с потрясающей женщиной, безвольно лежащей сейчас в его объятиях. Он громко фыркнул. - Что ты всхрапываешь? - спросила Ирина утомленно счастливым голосом. - Самая настоящая фраза из анекдота, - сказал он, нашаривая пачку сигарет посреди мягчайшего меха, в ротором рука тонула чуть ли не по локоть. - Ты мне своей серьгой весь живот расцарапала... - Серьезно? - Ага. - Ну, прости, очень уж вкусно было... Бедненький... - Ирина гибко извернулась, склонилась над ним и, едва уловимо прикасаясь, прошлась губами по царапинам. - Тебя супруга, когда вернешься, осматривать не будет? - Да нет, что-то не помню за ней такого... - Счастливчик... А меня порой осматривают, знаешь ли. Поставив голой под люстру. - С-скот, - сказал он сквозь зубы с извечным благородством любовника, свободного от всяких бытовых обязательств и потому, как правило, невероятно нежного с женщиной, которую он ни разу не видел в старом халате или с поварешкой в руке. - Не то слово. - Нет, точно, осматривает? - Еще как, скрупулезным образом, когда взбредет в голову, что на его безраздельную собственность покушались. Все бы ничего, если бы он параллельно с этим еще бы и как следует ублаготворял. Предлагала сходить к врачу - не хочет, невместно для самолюбия, понимаете ли. Шлюх в сауны таскать, конечно, проще - они ничуть не протестуют, если опадает достоинство уже через минутку, им работы меньше, а деньги те же... - Подожди, - сказал Родион чуть растерянно. Оглядел валявшиеся там и сям клочки бархата, набухавшие на ее шее обширные засосы. - Как же ты завтра с такими украшениями... - Как приятно, милый, что ты о моей репутации заботишься... - Ирина уютно умостила голову у него на животе, как на подушке. - Глупости. Сегодняшний ресторанный анабазис1 все спишет, я его использую на всю катушку, говорила уже... Завтра все эти клочки будут валяться по той квартире, - она лениво вытянула ногу и показала большим пальцем на стену. - А грозный по велитель останется в убеждении, что вчера самым хамским образом меня изнасиловал, учинив много численные и отвратные непотребства. То он голым скакал, то он песни орал, то отец, говорил, у него генерал... Ручаться можно на сто процентов, что будет обычный алкогольный провал в памяти. И в результате столь изощренного коварства мне обеспечена пара недель относительной свободы, а также куча подарков... Он усмехнулся: - О женщины, вам имя - вероломство... - Побывал бы на моем месте, еще не то выдумал бы... Тебе не нравится разве, что у меня будет пара недель относительной свободы, а? Боже мой, Родик, я в тебе разочарована, обольстил изголодавшуюся, женщину и намерен порвать безжалостно? - Значит... - сказал он радостно. - Ну конечно, значит... - Ирина повернулась, легла с ним рядом, подложив ладони под левую щеку, и одарила таким взглядом, что об опустошенности, похоже, говорить было рано. - Прости меня за цинизм, но в моем положении удачный любовник - роскошь, которой не бросаются. У меня на тебя виды, дон Сезар. Тебя такая откровенность, часом, не коробит? - Нет, - сказал он честно. - Лишь бы в дальнейшем возле нас твои денежки не маячили... - Принято. Только рубашку я тебе непременно подарю - все пуговицы оборвала, свинюшка изголодавшаяся, неудобно даже. Тебе же дома что-то врать придется... - Ерунда, - сказал он беззаботно. - Скажу, в драку попал, пуговицы по старому русскому обычаю и оборвали... - Поверит? - Должна. Иные женщины после долгой и бурной близости теряют все обаяние, оборачиваясь раскосмаченными ведьмами. Ирина к таковым, безусловно, не относилась, выглядела все так же свежо и очаровательно. Давненько уже он не чувствовал себя таким спокойным и уверенным в себе... - Хоть бы пристукнул кто-нибудь мое пьяное сокровище... - мечтательно сказала Ирина. - Шутишь? - Ни капельки, - она повернула к Родиону решительное, чуть злое лицо. Видно было, что хмель почти выветрился. - Знаешь, бывает такое: сначала в голову лезут мысли, которые ты стараешься прогнать и в панике называешь идиотскими, но чем дальше, тем больше привыкаешь, а там и начинаешь находить резон... Вот ты кое-что обмолвился про свою деловую стервочку... Скажи честно - никогда не хотелось ее пристукнуть? Хотя бы разочек посещали вздорные мысли? Только честно. - Было, - неохотно признался он. - Вот видишь, - торжествующе сказала Ирина. - И это при том, что она тебя сроду не терроризировала. Судя по тому, что я от тебя услышала, вполне нормальная баба. И все равно порой на тебя накатывает... Что уж обо мне-то говорить? Если отвлечься от всего этого, - она дернула бриллиантовое ожерелье, и оно тут же отозвалось острым сверканьем, - и отрешиться от "Мерседесов" и шлянья по Канарским островам - право слово, жизнь моя ничем не отличается от бытия замотанной ткачихи с запойным муженьком. - А развестись? - Родик... - сказала она с мягкой укоризной. - Ничего ты, я смотрю, не понимаешь. Сама не догадалась, ждала, когда ты в моей жизни возникнешь и подкинешь идею... Не в деньгах дело. Он же меня пристукнет, скот. Чужими руками. Для него это будет так выглядеть, словно итальянская "стенка" вдруг свихнулась и из дома сбежать собралась. Ты бы стерпел, вздумай твои джинсы без спросу из дому сбежать? Вот, а по его разумению - это будет то же самое. Да и потом, жалко - я ведь в фирму тоже вложила определенное количество серого вещества, вот только отсудить свою долю законным образом не смогу, мы же не в цивилизованной стране, в самом-то деле. Бандитов нанимать - чревато, нет у меня таких знакомств. Дай сигаретку... Спасибо. Так вот, взвесь и оцени сам... - ее голос звучал невероятно серьезно. - Он с определенного момента форменным образом деградирует. Пьет больше, чем работает, уже несколько раз срывались великолепные сделки - из-за того, что мотался в непотребнейшем состоянии вместо того, чтобы явиться трезвым и максимально собранным. Если так и дальше будет продолжаться, дай бог нажитое уберечь, не говоря уж о приумножении, - партнеры недовольные, конкуренты не дремлют, сотруднички поневоле разболтались. Это о чисто деловых аспектах. А дома, где приват лайф - давно уже сущий ад. Могу тебя заверить с полным знанием предмета: когда набирают полную горсть свежайшей черной икры и от души размазывают тебе по физиономии, это ничем не отличается от вонючего кирзового сапога, которым охаживает жену по загривку пьянью слесарь... С точки зрения жены. Что стебать подтаскивать, что стебаных оттаскивать... - В голосе появился нешуточный надрыв. - На той неделе, скотина, когда ничего не смог, спьяну начал мне вибратор пихать, да еще на видео заснять собирался... Еле отбилась. Ее передернуло. Родион прижал ее к себе, искренне жалел, но в то же время в глубине сознания поганым червячком ворохнулась радость от того, что не он в этой жизни самый затюканный... - Словом, никчемнейшая тварь, и это во мне не оскорбленная гордость говорит, все так и есть, если рассудить логично. Ты же сам наблюдал исход из кабака. Черт, да меня десять раз могли в, машину затянуть, попались бы серьезные ребятки, и за револьвер не успела б схватиться... И вытаскивали бы потом из Шантары. А он на скамеечке дрых... Думаешь, горевал бы потом? Налакался бы, благо повод вроде бы респектабельный, и быстренько повел бы под венец какую-нибудь телушку с ножками от ушей... - А это трудно - его прихлопнуть? - спросил Родион неожиданно для себя. - Самое смешное - не так уж и трудно. У него главный офис - в одиннадцатиэтажке на Кутеванова, знаешь, где магазин со штатовскими джинсами? Охраны там почти никогда и не бывает - мы ж крутые до полной невозможности, все схвачено, за все заплачено, и надо признать, что дорогу он пока никому не перебегал, никого не кидал, так что поводов для боязни за свою шкуру нет... Есть еще другой офис, на Маркса, вот там полный набор мордоворотов в камуфляже - но тот для представительства, иногородних партнеров туда возят, чтобы видели: все, как у людей, дверь титановая, секьюрити при каждом унитазе, чтобы оттуда Ихтиандр с бомбой не вынырнул... А на Кутеванова - проходной двор. Иногда так и подмывает - нацепить парик, алиби обеспечить - и нагрянуть в гости... Я не шучу. Ролик, честное слово... Даже знаю, где пистолет с глушителем достать. - Брось, - сказал он, чуть обеспокоившись. - Не женское это дело, Иринка... - Сама знаю. Но так подмывает порой... У тебя, случайно, нет знакомых киллеров? - Она оторвала щеку от его груди, взглянула серьезными, сухими глазами, горевшими нехорошим дьявольским огоньком. - Если есть на примете решительный человек - сведи. Заплачу по полной ставке - пятьдесят штук зелеными. Родион, стараясь перевести разговор, положил ей руку на бедро: - Брось, может, сам от водки помрет... - Черта с два. Родик, я серьезно. Веришь? Пятьдесят штук в президентах выложила бы без звука. - Верю, - сказал он так же серьезно. - Вот только нет у меня ни одного знакомого киллера, даже обидно. - Ну и ладно, - сказала Ирина тоном ниже. - Я с ножом к горлу не подступаю, ты мне, извини за хамство, для другого нужен. Но если найдется серьезный человек и захочет заработать пятерку с четырьмя нулями - веди ко мне, - и, по-кошачьи потянувшись, положила ему на бедро теплую узкую ладонь. - Родик, а ты такую песенку помнишь: "Снегопад, снегопад, если женщина просит..."? ГЛАВА СЕДЬМАЯ Знамение в мягкой кобуре Старательно застегнув куртку, чтобы не видно было рубахи без единой пуговицы, он спускался по чисто подметенной лестнице, испытывая самую приятную усталость, даже ноги слегка подгибались, но настроение было прекрасное. Приключение отнюдь не закончилось, и это форменным образом окрыляло. Он даже мысленно показал язык Лике. А потом мысленно же помножил пятьдесят тысяч долларов на рубли по нынешнему курсу - и невольно приостановился на лестнице, чуть не споткнувшись. Сумма впечатляла. В голове вихрем пронеслись самые шальные, бредовые мысли - и еще дежурная фраза из газет и телепередач: "Киллеры бесследно скрылись"... - Идиотство какое... - тихо пробормотал он себе под нос, возясь с железной дверью в подъезде. Идиотство, конечно. Но грустно думать, что кто-то получит пятьдесят тысяч долларов только за то, что всадит парочку пуль в двуногого скота, дерьмо человеческое. Без всякого ущерба для пресловутой мировой гармонии, надо полагать. Грустно и завидно, что уж там. А риск, она говорила, минимальный... Его белая "единичка" стояла на прежнем месте, не прельстив угонщиков. К ней за это время присоседились темный блестящий БМВ и темно-красная машина неизвестной ему марки. В этом соседстве "жигуль" казался Золушкой-замарашкой, даже обидно было за нее, но он - в голове еще бродили чуточку Иринины коктейли, - мысленно показав язык неизвестно кому, усмехнулся: вам, ребята, поспорить можно, бабам всякий раз платить приходится в той или иной форме, а у нас, плебеев, случается и иначе. В общем, он чувствовал себя витающим в эмпиреях: если подумать, совершил дерзкий рейд в расположение самого ненавистного противника, успешно выиграв сражение... Сев за руль, зажигание включать не стал - отыскал в бардачке и старательно сжевал подсохший мускатный орешек. Потом закурил, откинулся на спинку сиденья, оттягивая возвращение к постылому домашнему очагу... Что-то скрипнуло, сиденье словно бы застряло. Сунув горящую сигарету в пепельницу, перегнулся назад, на ощупь пошарил там. Пальцы ощутили что-то твердое, заклинившееся меж сиденьем и полом. Подумав, Родион вылез, распахнул заднюю дверцу, нагнулся, пытаясь разглядеть в тусклом свете крохотной лампочки под потолком, что там такое мог обронить чертов муженек. И не поверил сначала глазам - но мигом позже, когда вытащил застрявший под сиденьем предмет, уверился окончательно. Быстро, воровато оглядевшись - ни души, - шмыгнул на переднее сиденье, захлопнул дверцу, опустив находку ниже приборной панели, стал рассматривать. Мягкая коричневая кобура, словно перчатка дамскую ручку, обтягивала довольно большой пистолет, немного превосходивший по габаритам "Макаров", - и курок иной формы, и рукоятка с двумя винтиками, державшими черную рифленую накладку... Осторожно отстегнув ремешок с черной металлической кнопкой, Родион вытянул тяжелый пистолет, взвесил на руке - чуть ли не кило, пожалуй... Повертел. Заглянул в дуло - там явственно просматривалась косая нарезка, а вот перемычки не было - ну да, крутой мэн не станет таскать при себе газовую игрушку... Вот и запасная обойма в кармашке, иной, непривычной формы, и сверху выглядывает красивый патрон с коричневой головкой. Первым его побуждением было подняться в квартиру и отдать Ирине пропажу. Будь это деньги или какая-то драгоценная безделушка, он так и поступил бы, честное слово. Но благое желание стать "благородным возвращателем" тут же улетучилось без следа. У него не хватило духу вернуть это... Кто-то иной внутри него, холодный и расчетливый, тут же подсказал: никто на тебя и не подумает, решат, что пушка потерялась где-нибудь в ресторане или по пути к остановке, крутому муженьку будет не до раздумий, Ирина определенно устроит ему веселую жизнь, все утраты будут списаны на хмельной ресторанный поход... Повернув пистолет другой стороной, всмотрелся. Ближе к мушке довольно большие буквы: "50 8АЦ-ЕЕ."... Ага, ну, конечно, "Зауэр", значит, и "Сиг" читается как "Зиг". Пистолет по имени "Зиг-Зауэр", будем знакомы. Родион - это "Зауэр", "Зауэр", это Родион... На другой стороне затвора - буквы "Р-226" и мелкая надпись на английском, возвещавшая, что оружие сделано в Германии. Он нажал кнопку на рукоятке и угадал - на колени ему упала длинная тяжелая обойма. Патрона в стволе не было. Сдвинув колени, он довольно ловко выщелкивал большим пальцем патрон за патроном - как-никак после института стал офицером запаса, бывал на сборах и к оружию привык. Набралось пятнадцать - не слабо... Отведя большим пальцем курок до щелчка, прицелился в лоснящийся бок БМВ и плавно потянул спусковой крючок. Пистолет послушно щелкнул. Судя по всему, он был хорошо смазан, обихожен - алкаш там или нет, а за оружием следит... Повозившись немного, он быстро разобрался, что к чему, благо ничего особенно сложного там и не было, предохранитель, кнопка выщелкивания обоймы да затворная задержка. Кобура крепилась к поясу удобной подпружиненной застежкой, но добротно сработанное импортное изделие вряд ли было рассчитано на вдребезину пьяных рашен суперменов. Видимо, так и оставшийся Родиону неизвестным по имени Иринин муженек, неловко барахтаясь, ухитрился отстегнуть скобу, и кобура свалилась на пол. Вот так подарок судьбы... Он загнал обойму в рукоятку, застегнул ремешок и без малейших колебаний повесил кобуру на пояс. В нем что-то мгновенно изменилось самым непостижимым образом, он и сам бы не смог связно рассказать, в чем заключается метаморфоза, вспомнил лишь фразу из какого-то боевика: "Мужчины делятся на две категории - у одних есть оружие, а у других его нет..." Все точно. Человек без оружия в одночасье стал человеком с оружием. Он ощущал себя совершенно трезвым, голова была ясная, но тело чуть заметно трепетало в соблазнительном предвкушении плохо понятных ему самому перемен, что-то происходило с ним, принося сладкое ощущение полета над неведомыми просторами... Он завел мотор, медленно проехал вдоль длинной девятиэтажки, свернул за угол, чтобы вырулить на улицу. И тут же нажал на тормоз. Дорожка, стиснутая высокими бетонными поребриками, была узенькой, двум машинам ни за что не разминуться, и одна-то проезжала впритирочку. С Котовского как раз свернула синяя "Тойота" годочков этак десяти от роду, оглашая окрестности громкой музыкой, едва успела затормозить, и две машины стояли лоб в лоб, кому-то следовало уступить и отползти задним ходом, освободив проезд. Родион видел, что машина битком набита коротко стриженными молодчиками в коже и их накрашенными подружками. По совести, дорогу должны были уступить они - "Тойота" задними колесами стояла на проезжей части, ей было проще, а ему пришлось бы сдавать задом метров несколько. Правая передняя дверца распахнулась, высунулся их водитель и тоном, исключающим всякие компромиссы, заорал: - Сдай назад, деревня очкастая, чего встал?! В нем вскипел гнев. Словно бы кто-то невидимый дергал за ниточки, тело действовало само. Двигаясь легко, окрыленно, словно во сне, он неторопливо вылез из машины, встал рядом с распахнутой дверцей, вытащил пистолет, медленно оттянул затвор и замер, держа оружие дулом вверх в полусогнутой руке. Несколько секунд царило озадаченное молчание, только музыка в машине надрывалась. Потом водитель молниеносно втянул голову, хлопнул дверцей, отчаянно проскрежетали шестерни в коробке передач, взвыл мотор, "Тойота" бешеным рывком прямо-таки выпрыгнула на дорогу, визжа покрышками, описала короткую дугу, вновь проскрежетали шестерни - и сопляки унеслись на полной скорости, под нелепо орущую музыку. Родион, щеря зубы, смотрел им вслед. Он чувствовал себя победителем - впервые после неисчислимых приступов бессильной злости, испытанных при встречах с этими самозванными хозяевами жизни. Выходит, можно и так, это они понимают прекрасно и в дискуссии не вступают... Вспомнил, как убегали те, на берегу, - кругом правы американцы, насчет своего полковника Кольта, уравнявшего шансы... ...Издали ему показалось, что на обочине возле Вознесенской церкви стоит женщина в странном, немодном платье, но это оказался священник, самым обычным образом голосующий машине. Родион притормозил - сейчас он был умиротворен недавней победой и полон всеблагой любви к человечеству. - Вы меня на Лебеденко не отвезете? - Пожалуйста, батюшка, - сказал Родион, неизвестно чему улыбаясь. - Нешто ж мы не самаритяне? Священник с некоторым сомнением присмотрелся к нему, даже крайне деликатно потянул носом воздух, но, не уловив запашка алкоголя, сел в машину, ловко подобрав рясу. Какое-то время оба молчали. Родион верующим человеком никогда не был - конечно, как и положено интеллигенту, любил порассуждать о печальном упадке истинно православного духа во Святой Руси, знал, что к церкви положено относиться с неким экзальтированным трепетом, но все это была чистейшей воды теория, так ни во что конкретное и не вылившаяся. Года два назад Лика вдруг предложила ему обвенчаться в церкви, он воспринял неожиданную идею с энтузиазмом, решив, что это будет красиво и современно, но ей стало не до того, да и Родион особо не настаивал. Зойку они, конечно, не крестили, а сам он, как легко догадаться, был тоже некрещеным, твердокаменная бабушка Раскатникова скорее удавилась бы... В общем, сейчас он испытывал что-то вроде легонького любопытства, словно столкнулся с негром или премьер-министром. Однако к этому чувству примешивалось и кое-что еще - имевшее вполне практический интерес... Как же это у них называется? Ага... - С вечерни, батюшка? - спросил он. - С вечерни, - кивнул священник, чей возраст Родион, как ни приглядывался, не мог определить, борода мешала. - А вы не ходите? - Не сподобился как-то... - произнес он, боясь обидеть экзотического пассажира какой-нибудь нетакой фразочкой. Кто его знает, что считается обидным... Ожидал чего-то вроде укора, но священник молчал, глядя вперед, - то ли устал, то ли не собирался вести религиозную пропаганду. - Извините, а можно вас спросить... - Да? - сказал священник так ободряюще-охотно, что Родион решился. Тщательно подыскивая слова, сказал: - Я о грехе... "Не убий", "Не укради" и так далее... Грех убить единоверца, это даже я знаю, атеист по жизни... А если - не единоверцы и вообще не христиане? - Простите, я не понял немного... - Я - не христианин, вообще неверующий, - сказал Родион. - Предположим, я убил такого же, как я, неверующего, взял вот и убил. Это грех? Перед богом? Перед вашим богом? - Нет бога "вашего" и "нашего", молодой человек. Господь един... - Я понимаю, - сказал Родион, мучительно ища слова, словно пытался говорить на иностранном языке, которого почти не знал. - В принципе, я не об этом... В общем, это грех? - Конечно, грех. - А почему? Ни он, ни я в церковь не ходим и в бога не верим. Значит, и его заповедей не нарушаем. Где же тут грех? - В самом поступке. Жизнь дана не вами, а богом, ему и решать, когда ее взять... Подождите. А человеческих законов вы, значит, в расчет не принимаете? - Давайте для чистоты эксперимента считать, что не принимаю, - усмехнулся Родион. - Вы боитесь божьего наказания? Хоть и не верите, но для подстраховки боитесь? Или нет? - Нет, - сказал Родион. - Мне просто интересно. Хочу знать, есть в этом случае грех или его нет. С вашей точки зрения. - С моей точки зрения - безусловно, есть. - Нет, но почему? - не без упрямства спросил Родион. - Мы же не христиане, я и тот... Значит, на нас его законы и не распространяются. - Скажите, а вы способны изнасиловать мусульманскую девочку лет семи? При условиях, когда власти не узнают? А перед их Аллахом у вас тем более не может быть страха... - Да ну что вы! - сказал Родион в сердцах. - У меня у самого дочка... - А не будь у вас дочки? - Все равно не стал бы. - Вот видите, - сказал священник. - Грех - это не запрет, установленный богом или людьми. Это нечто, состояние или поступок, самой душою человеческой признаваемый за крайне отвратный, и потому пойти на него человек не может. А поскольку душа вложена в человека господом, воздержание от греха есть акт принятия господа... - Туманно немного. - Возможно, - согласился священник. - Немного устал, простите великодушно, день был тяжелым... Если попроще... Человек не должен грешить, потому что грехом сам себя ставит вне законов и установлении, неважно, божеских или человеческих. Свобода воли для того и дана, чтобы каждый решил: погубит он душу или сохранит в чистоте. И страх перед грядущим наказанием здесь не должен становиться решающим мотивом... - Ну, а если не верю я в посмертное наказание? Не верю, уж простите... - Я понял, кажется, - сказал священник. - Вы от меня ждете чего-то вроде некой универсальной формулы? - Пожалуй. - Не бывает таких. И в христовой церкви не бывает. Вы сами должны искать... Приходите как-нибудь в храм. И не затем, чтобы искать формулы - просто попытайтесь понять... Он замолчал, видимо, и в самом деле очень устал, а Родион не стремился продолжать разговор - не то чтобы он чувствовал себя неудовлетворенным, просто-напросто и сам толком не понимал, какие ответы ему нужный. Когда священник протянул деньги, Родион отмахнулся: - Не надо, батюшка, честное слово, не обеднею... - Ну, в таком случае, спасибо, что подвезли. Я бы вас благословил, но вы же не верите? - Он распахнул дверцу, но не вылез, наморщив лоб и склонив голову, сидел рядом, будто забыв, где находится. Родион тоже замер. В сердце отчего-то понемногу заползала сладкая жуть. Вокруг стояла тишина, в доме, у которого они остановились, горело лишь два-три окна. Священник пошевелился, повернулся к нему и, глядя почти в упор, тихо сказал: - Одумайтесь, молодой человек, вовремя. - Вы о чем? - наигранно бодро спросил Родион. - Одумайтесь, - еще тише повторил священник и грузно вылез. Не оборачиваясь, направился к подъезду. Родиок мельком глянул ему вслед, хмыкнул и тронул машину. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Стимулятор "Сделано в Германии" На следующий день он вопреки обыкновению проснулся поздно, чуть ли не в одиннадцать утра, но на дворе стояла суббота, и спешить было некуда. Как всегда, моментально перешел от забытья к яви, открыл глаза. И в первый миг подумал, что все вчерашнее приснилось. И очаровательная пассажирка в светлом плаще, и ее золотая клетка, и пистолет. Рывком приподнялся в постели - и с превеликим облегчением сообразил: ничего не привиделось, все было... Протянув руку, нашарил пачку, сунул в рот сигарету и с наслаждением втянул полной грудью первый утренний дымок. Надел очки и, прошлепав босиком к тумбочке, достал обретенное вчера сокровище. Ни жена, ни дочка не входили в комнату, если считали, что он спит, так что ненужных свидетелей опасаться не приходилось. Несколько минут он играл пистолетом, как ребенок - только что подаренной, давно желанной игрушкой. Вынул обойму, несколько раз взвел затвор и спустил курок, вышелушил все до одного патроны и снова старательно наполнил обойму. Указательным пальцем отогнул занавеску, посмотрел вниз, во двор. Сосед - тот, что когда-то приставал к Лике и был научен уму-разуму, - стоял у зеленой лавочки, о чем-то болтая с двумя словно бы двойниками: такие же куртки, спортивные мешковатые брюки, бритые затылки, громкие уверенные голоса... Первая пуля ему и досталась - в лоб, навскидку. Потом был убит тот, что стоял справа, с синей сумкой на плече. И,наконец, свою пулю получил третий. Они безмятежно курили, похохатывали, не подозревая, что за окном третьего этажа только что трижды щелкнул вхолостую направленный на них германский взаправдашний пистолет. Родион, оскалясь, еще какое-то время смотрел на них поверх ствола, пока не пресытился зрелищем. Вставил обойму и, не загоняя патрона в ствол, убрал пистолет вместе с кобурой на самое дно тумбочки, завалив сверху старыми номерами "Нового мира". В тумбочку никто без него не полезет, так что особо изощряться, выдумывая тайники, не стоит... Подошел к зеркалу и тщательно осмотрел тело, выгибаясь и поворачиваясь. На груди предательски виднелись сразу три отпечатка зубов - впрочем, не столь уж глубокие, как он сначала опасался" скоро сойдет без следа... Вчера, когда он вернулся в первом часу ночи, обе его дамы уже спали, что позволило обойтись без заготовленной по дороге легенды о жуткой драке на стоянке - с вмешательством милиции и безжалостным задержанием на пару часов всех правых и виноватых. А если учесть, что Лика никогда прежде не устраивала ему допросов насчет позднего возвращения - чему друзья отчаянно завидовали, - согласно теории вероятности, не станет проводить дознания и сегодня... Вышел в коридор, натянув предварительно спортивные брюки и рубашку, тщательно застегнув ее на все пуговицы. Из ванной доносился шум стиральной машины. Белье Лика обычно носила в частную прачечную, обосновавшуюся в соседнем доме, но иногда на нее нападали легкие приступы тяги к домоводству, "жажда опрощения", как она сама, смеясь, выражалась, - и тогда сама на скорую руку стирала, что подвернется. В Зойкиной комнате работал телевизор, снова доносилась заокеанская мова с гнусавым дубляжом. Вздохнув, Родион совершил прогулку в туалет, критически обозрел поцарапанный живот - черт бы побрал ее брильянты, весь пуп изодрали! - и решил податься на разведку, непринужденно выяснить настроение противника, сиречь любимой некогда женушки, - просто так, от нечего делать, он не опасался никаких разборок. Не без удивления вдруг понял, что не ощущает ровным счетом никакой закомплексованности, все прежние привычно-зудящие неудобства, проистекавшие из положения принца-консорта, куда-то улетучились. Это было так ново и неожиданно, что Родион почувствовал себя моложе, в походке появилась этакая фривольная легкость. Неужели достаточно ощутить на поясе приятную тяжесть оружия? Как и вся квартира, ванная была громадная, с высоким потолком - во времена товарища Сталина царили контрасты, либо бараки, либо размах и простор, третьего, кажется, и не было. Что, впрочем, на фоне мировой истории никак не являлось чем-то оригинальным... Вот только санузлы даже в роскошных по тем временам квартирах делали совмещенными, однако Раскатников-дед еще до появления Родиона на свет божий не пожалел денег и трудов, разделив капитальной стенкой собственно ванную и собственно сортир. Герой польского похода преследовал в первую очередь, честно признаться, собственную выгоду - любил по примеру многих российских интеллигентов посидеть на унитазе полчасика с познавательным чтением в руках... Бесшумно отворив высокую дверь, Родион просочился в ванную. На полу, кое-где заляпанном пушистой белой пеной, лежала груда простыней и рубашек, шумела машина, Лика, в любимом черном халатике с золотыми драконами, что-то старательно полоскала в ванне - работящая, домовитая женушка, глянет со стороны непосвященный, узрит идиллию... - Явился, гуляка? - громко спросила она веселым голосом, не оборачиваясь. - Это кого же ты возил за полночь? Стриптизерок из "Жар-птицы" по домам вдумчиво доставлял? - В аэропорт ездил, - сказал он самым естественным тоном. - Хороший клиент подвернулся. - Ну, на зубную пасту себе заработал и то ладушки... Молодец ты у меня, рыночный мужик. Иди на кухню, я там в приступе опрощения супчик изобрела, мы с Зайкой живы пока, так что есть можешь смело... И, каким-то неведомым образом дав понять, что аудиенция закончена, еще энергичнее заработала локтями. Русый короткий хвостик, перехваченный резинкой, подпрыгивал на спине. Глядя ей в затылок, Родион представил, как приставляет дуло чуть пониже хвостика, отведя его стволом, медленно, плавно нажимает на спусковой крючок. Совершенно отстранение, словно речь шла о научном эксперименте, подумал: "А вот интересно, череп разлетится или все будет чище?" Эта мысль, холодная и сладострастная, ничуточки его не ужаснула, не удивила даже. Он остался стоять у двери, глядя на жену тяжелым, новым взглядом. Она старалась со всем прилежанием, водя намыленной рубашкой по рокочущей волнистой доске, подол коротенького халатика то и дело подпрыгивал, смуглые от искусственного загара ноги были обнажены на всю длину и более того - и его мысли приняли новое направление, просыпалось желание, отчего-то стройные ноги жены перед мысленным взором причудливым манером сочетались с образом прекрасного германского пистолета, Родион явственно видел, как, приставив ей к виску дуло, заставляет повернуться к нему, опуститься на колени, и, не отнимая дула, сжав другой рукой в кулаке девчачий хвостик русых волос, пригибает ее голову к напрягшемуся достоинству, с наслаждением слушая испуганное хныканье... Прилив возбуждения пронзил поясницу острой судорогой. Родион отступил назад, тихонько запер дверь на задвижку и двинулся к жене, чувствуя горячие удары крови в висках. Все лицо пылало. Положил ей руки на бедра, прижимая к себе. Лика недоуменно дернулась, выпрямилась, он не дал ей повернуться к нему лицом, прижал еще теснее, запустил руки под халат, ощущая бешеный прилив сил, провел ладонью по плоскому, совсем девичьему животу, грубо, по-хозяйски, опустил руку ниже. Когда правая рука замерла на ее груди. Лика знакомо встрепенулась, закинула голову, услышав ее учащенное дыхание, Родион рванул поясок халата, повернул к себе и стал теснить к стене. Она ошарашенно подчинялась, закрыв глаза. Прижав ее к стене, словно распяв, Родион, не в силах избавиться от мысленного образа черного пистолета, взял ее удивительно ловко и быстро, с первой попытки. Он не спешил и не был груб, но прекрасно понимал, что насилует Лику самым бесстыдным образом. А вот она этого, кажется, и не понимала, обхватила его спину, выдыхая со стоном: - Милый... какой ты сегодня... И пыталась отвечать, но он напирал так, что у нее перехватывало дыхание. Лика по прошествии довольно долгого времени кончила первой, вскрикнула и обмякла. Тогда Родион, чувствуя себя наконец-то настоящим суперменом, отчаянно желая стереть всякие воспоминания о недавнем постыдном бессилии, опустил ее на кучу простыней, не встретив ни малейшего сопротивления, теплую, раскрывшуюся, покорную, оскалясь, медленно овладел ею, так, словно хотел уничтожить, раздавить. И когда в конце концов после упоительнейшего оргазма, от которого потемнело в глазах и голова стала вместилищем звенящей пустоты, Родион оторвался от нее, повалился боком на простыни, понял, что одержал не просто победу - триумф. Не хватало только фанфар и серебряных труб. Над головой у него шумно выключилась стиральная машина. Лика, не открывая глаз, придвинулась и положила голову ему на грудь. Он мстительно ухмыльнулся в пространство. И спросил: - Тут кто-то собирался меня к доктору отправить? Импотентом обзывал? - И вовсе не обзывала, - все еще задыхаясь, сказала Лика. - А подразумевала? - Ты не так понял... - А еще хочешь? - Ой, Родька, хватит... Что с тобой сегодня такое? - В настроении, - сказал он покровительственно. - Почаще бы такое настроение... - фыркнула она. - Нет, чтобы собственный муж изнасиловал в собственной ванной, как Шарон Стоун... - А она здесь причем? - А ты вспомни - ее чуть ли не в каждом фильме непременно к стеночке приставляют и имеют в такой позиции. Имидж у нее такой, что ли? - А еще? - Родик, хватит, пусти... Ну правда, хватит с меня, все было просто прекрасно... - Она забарахталась, высвобождаясь. - Спасибо, а теперь пусти... Он поднялся следом за ней, спокойный и гордый победитель, по-хозяйски стиснув тугое бедро, хмыкнул: - А может, и пойти к тебе в шоферы? Чтобы драть на заднем сиденье по шоферскому обычаю? Лика внимательно посмотрела на него: - Положительно, не узнаю я тебя сегодня, уж не наркотиками ли начал баловаться на склоне лет... Но особой серьезности в ее голосе не было, и Родион, с победительным видом шлепнув женушку ниже талии, отпер дверь. Направился в кухню, посвистывая и ощущая волчий голод. Сидевшая там Зойка, торопливо прожевав бутерброд, ухмыльнулась: - Ну, родители... Прелюбодеи. Запереться в ванной и нагло амурничать - это можно, а в кино с одноклассниками некоторых и не пускают безжалостно. - Помалкивай, - сказал Родион беззлобно. - Помалкивай, развитой не по годам ребенок. Это не с тем ли одноклассником, у которого родители финку нашли? - У него такой период, - сказал развитой не по годам ребенок. - Поиска себя и осознания места в мире. Зато, между прочим, ни разу с руками не лез, а это плюс, поверь моему женскому чутью... - А что, кто-то лез? - спросил он настороженно. - Папочка... - страдальчески сморщилась она. - Не на Марсе живем. У нас в классе уже три женщины образовалось... ...Полной семейной идиллии не вышло. Часа через два за Ликой заехал некий элегантный субъект средних лет, изысканно вежливо раскланявшийся с открывшим дверь Родионом. Оказалось, в концерне снова возникла некая нештатная ситуация, позарез требовавшая Ликиного присутствия, - и она, быстро приведя себя в парадный вид, укатила. На сей раз Родион не испытывал по-настоящему ни злости, ни ревности непонятно к кому. Принял все совершенно спокойно. Немного повозившись с пистолетом, достал с полки бордовый томик Светония и углубился в жизнеописания двенадцати цезарей. Конечно, среди вереницы давно ушедших в небытие римских императоров попадались и вполне приличные даже по сегодняшним меркам люди - вроде благородного Тита, возможно, не столь уж и облагороженного серьезным историком Светонием. Но почти все остальные привлекали его воображение еще с детских лет именно дичайшими выходками, оставляя смешанное чувство зависти и легкого страха. Нельзя даже сказать, что Гай Калигула или Нерон были аморальными субъектами - они вели себя так, словно никакой морали на свете не существовало вовсе, или, по крайней мере, лично они ни о чем подобном не слыхивали отроду. Они попросту были какими-то другими. Военный поход Калигулы против моря даже нельзя было назвать капризом или причудой - нечто качественно иное, чему не подобрать слов в бессильном языке трусливой толпы... Отложив книгу, он достал заряженный пистолет и вновь встал у окна, глядя на редких прохожих во дворе. И внезапно почувствовал, что понимает Калигулу. Теперь, когда он сам стоял с боевым оружием в руке и мог выстрелить в любого из появлявшихся внизу, совсем по-иному виделась знаменитая сцена на пиру: когда консулы, возлежавшие поблизости, льстиво поинтересовались, отчего изволит смеяться божественный император, а Калигула, хохоча, ответил: "Тому, что стоит мне только кивнуть, и вам обоим перережут глотки..." Он понимал Калигулу. Вдруг осознал, что такое власть над чужой жизнью. Они были правы, поглощенные вечностью императоры: люди делятся на стадо и на тех, у кого хватало силы подняться над толпой... Зародившееся у него решение окрепло. И уже не казалось блажью. В конце концов, он ничуть не представал извращением или моральным уродом: там, где воруют все, там, где в хаосе первобытного капитализма не осталось ничего запретного или аморального, нельзя упрекать человека, если ему вдруг захотелось урвать малую толику для себя. Даже не алчности ради, а затем, чтобы доказать, что он мужчина, не жалкий приживальщик при барыне, нечто среднее меж альфонсом и подкаблучником. Случайно оброненный в машине пистолет - это знамение судьбы. Главное, он не собирался отнимать что-то у тех, кто и сам еле сводит концы с концами. Во все времена хватало ему подобных, нелишне вспомнить, что иных пиратов вешали на рее, а иные становились лордами и губернаторами... Чуть позже в жизнеописании Тиберия ему попались замечательные строчки: "Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог и больше терпеть..." Пожалуй, это тоже было знамением. Правда, речь шла как раз о противоположном, о решении Тиберия отойти от дел и удалиться из Рима, однако такие мелочи не следовало принимать в расчет... Не питая особенной любви к детективам - как к книгам, так и фильмам, - он все же кое-что слышал в жизни. И случайная встреча с тем бандитом не открыла, в общем, Америки. Главное - не попасться. А там - ищи ветра в поле. Он не принадлежал к кругам, которыми вдумчиво интересуется милиция, - это плюс. Насколько помнится, всевозможные воры-разбойнички во все времена проваливались как раз на том, что начинали спускать денежки по кабакам, развязывая спьяну языки. Что ж, он и до этого не питал особенной любви к кабакам и язык по пьянке не особенно и распускал... И вообще, следует знать меру. Помнить, что жадность фраера сгубила. Взять энную сумму - и завязать. Пусть ищут до скончания времен. Надо еще прикинуть, как легализовать деньги... "А что тут особенно думать?" - радостно встрепенулся он, увидев притормозившую у подъезда белую "Оку", из которой вышла девушка в кожаной куртке. Вот и очередное знамение, судьба к нему определенно благосклонна... ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Родственница Вслед за ней из крохотной машинки выскочил маленький белый бультерьер, заплясал на поводке. Девушка задрала голову, Родион помахал ей рукой, и она, махнув в ответ, быстро направилась в подъезд. Родион направился отпирать дверь. Из своей комнаты выглянула Зоя: - Пришел кто-то? - Тетя твоя приехала, - сказал он весело. Зоя особенной радости не выказала - впрочем, и неудовольствия тоже, относилась к молодой тетушке довольно равнодушно. Иногда Родион подозревал, что она незаметно переняла точку зрения Лики, всегда поглядывавшей на младшую сестренку свысока, а уж после своих ошеломительных успехов на ниве частного бизнеса - особенно. Словно Рокфеллер, проходящий мимо владельца крохотной лавчонки. Родион, наоборот, относился к Маришке со всем расположением - и потому, что она очень была похожа на Лику в юности, и оттого, что никакого комплекса неполноценности перед ней не испытывал. Хотя она с головой увязла в частном бизнесе, головокружительных успехов не добилась и особых капиталов не сколотила - года три помотавшись за шмотками в Польшу и Турцию, стала хозяйкой нескольких книжных лотков, двух киосков и арендованного в книжном магазине "Просвещение" уголка - круто, конечно, для двадцати пяти годочков, но никак не сравнить с мадам Раскатниковой, третьим человеком в крупной фирме, которую пару раз поминала даже столичная программа "Время" (фирму, конечно, а не мадам, но единожды на экране мелькнула и взятая крупным планом Лика). Родион распахнул дверь. Бультерьер, вырвав из рук Маришки тонкий плетеный поводок, помчался мимо него и исчез в глубине квартиры. - Это он кошку ищет, - сказала Маришка безмятежно. - Разберется сейчас, что нет тут кошек, знакомиться прибежит... Кошек давит так, что смотреть залюбуешься, двух уже придушил, соседи на меня зверем смотрят... Четыре месяца обормоту, а на звонки уже лает. Макс! Ко мне! Макс и ухом не повел, слышно было, как он носится по комнатам, царапая когтями паркет. - Проходи, - сказал Родион, снимая с нее куртку. - Приехала приобретением похвастаться? - А как же. Сестричка дома? - Увезли сестричку, деловой мир без нее рухнет. "Чейз Манхеттен бэнк" на прямом проводе, надо полагать... - Да уж, да уж, мы нынче загадочные... - сказала Маришка, порылась в карманах. - Племяшка, шоколадку хочешь? Зоя взяла плитку, вежливо поблагодарила и удалилась к себе в комнату. Прибежал Макс, начал радостно прыгать на Родиона, крутя хвостом-саблей. Головенка была акулья, страшноватая, но держался песик вполне мирно. Родион тем не менее немного отодвинулся: - Я слышал, они жрут всех и все, что движется.... - Глупости, - авторитетно сказала Маришка. - Это как воспитать. И на кого натаскать. Вот схвати меня, посмотришь, как он защищать кинется... - Нет уж, - сказал Родион, косясь на красноглазое создание. - Еще отхватит что-нибудь, зверь нерусский... Я как раз кофе сварганил, будешь? - Ну давай чашечку... Родион отнес черный расписной поднос в свою комнату, и они уселись у стола. Красноглазый Макс, сделав попытку нахально стащить с подноса печенье и получив от Маришки по шее, обиженно убрался в угол и залег там на боку, вытянув лапы. - Как жизнь? - Да нормально, в общем. Болтают, завод останавливать собираются... - А я тоже слышала. Что делать будешь? - Да есть варианты... - сказал он туманно. Маришка сидела, закинув ногу на ногу и мелкими глоточками прихлебывала горячий кофе. Юбка, как нынче и положено, была чисто символическая, но у него после случившегося в ванной ничто и не ворохнулось в душе. Хотя, в общем, к Маришке он всегда относился с симпатией, чувствуя некую близость. К Лике, что там о ней ни думай и как ни относись, все же подходило определение "леди", а Маришка с ее ларечками и лотками смотрелась скорее разбитной молодой фермершей, бодро шлепавшей по грязи со снопом сена на вилах и без аристократической брезгливости готовой прибежать на свидание на сеновал к молодому соседу, не знающему, в какой руке полагается держать вилку. Была в чем-то своя. - Замуж не собираешься? - спросил он самым легкомысленным тоном. - За кого? - она сделала легкую гримаску. - Кто старую-то ларечницу возьмет? - Ну, не прибедняйся... - Какое там замуж, за день так накувыркаешься, что и к любовнику не тянет. Позавчера замоталась, свернула на Горького, навстречу одностороннему, пока спохватилась, метров полсотни проехала, хорошо еще, джентльмены попались, не протаранил никто. Но нагуделись... Похоже, что-то ее беспокоило - легонько ерзала, бросая на него загадочные взгляды. - Случилось что-нибудь? - Родик, ты как ко мне относишься? - С родственной симпатией. - Только-то? - А тебе мало? - он позволил себе откровенно мужской взгляд, чтобы сделать ей приятное. - Я думала, ты меня любишь... - Что надо-то, родственница? Опять бананы перевезти? - Ну, почти... Ты завтра что делаешь? - Да ничего, в общем. - Родик, милый... - Что делать? - спросил он весело. - Если никого убивать не надо - к твоим услугам. Вот насчет убийства, извини, ничем не могу поспособствовать... - У меня все парни за товаром в Манск уехали, а в киоске на "Поле чудес" сидит новенькая, совсем соплюшка. В деньгах и ценах путается, боится всего, в каждом прохожем ей бандит мерещится... Посиди с ней до обеда, а? Как в тот раз... Чем хочешь отслужу... - Чем хочу? - ухмыльнулся он. - Ну, Родик, ты же моя детская любовь... И опустила ресницы, чертенок, изображая стыдливую невинность. Насчет детской любви она, конечно, врала самым беспардонным образом, но тогда, в третьеразрядном польском отельчике пять лет назад, был момент, когда ему достаточно было сделать шаг навстречу - и оказаться с ней в постели. Родион этого шага не сделал - сам толком не знал, почему, то ли она, двадцатилетняя, выглядела очень уж юной, то ли побоялся сложностей, которые могли воспоследовать после возвращения на родину, тогда еще звавшуюся СССР... И потихонечку жалел иногда - после того, как с Ликой все пошло на-перекосяк. Многие согласятся, что женушка-фермерша гораздо предпочтительнее, нежели утонченная леди - в том случае, когда сам ты на лорда никак не тянешь... - Выручишь? - с надеждой уставилась Маришка. - Посидеть просто? - Ага. Ты разрешения на газовик так и не взял? - Да зачем он мне? ("Особенно теперь" - мысленно добавил он.) Что, неприятности какие-то ожидаются? - Не должно бы. Черные налоги все аккуратно уплочены, но сейчас беспредельной молодежи развелось немеряно. Хорошо еще, пугливые, рявкнешь на них, ствол предъявишь - только пятки засверкают. Но если соплюшка будет одна сидеть, насмерть перепугается в случае чего... Это так, чисто теоретическая опасность, - заторопилась она, боясь, что Родион вдруг передумает. - Шпана сейчас в основном вокруг азиатов вертится, на "Поле чудес" казахов с киргизами полно, их главным образом и чистят. Родион насторожился, но не подал виду. С беззаботной ухмылкой спросил: - Есть что чистить? - А то. Иначе и не охотились бы. Они там поблизости, в домах вокруг рынка, снимают комнаты, вот их вечерком и прихватывают по дороге, а то и на квартиры налетают. На той неделе один косоглазик прилюдно плакался - собрался у нас в Шантарске машину покупать, да нарвался на каких-то ухарей, на детский велосипедик не хватит теперь... - Не нашли ухарей? - Где ты их найдешь? Сразу не поймали - дело дохлое, - весьма авторитетным тоном сказала Маришка. - Ко мне один сержантик из ОМОНа клеился, часа два сидел в конторе и порассказывал... Не возьмешь с поличным - потом ничего и не докажешь. И потом, половина этих азиатов живет на птичьих правах, без должной регистрации, эти вообще по милициям бегать не станут. А мафии своей у них пока что нет - это ж сплошь и рядом тамошние интеллигенты с дипломами, которым туго пришлось, не умеют они мафию соорудить. У меня рядом с ларьком один торгует, так он и вовсе майор танковых войск. Бывший. В Киргизии сейчас армия самую чуточку побольше, чем в Монако, вот его и сократили, а родственников деревенских нет, и хоть ты помирай. Жаукеном зовут. Ну, ему-то получше - каратэ знает, от шпаны кое-как отмахивается. А другим тяжеленько приходится... Все это настолько совпадало с услышанным от уголовничка, что Родион ощутил прилив веселой дерзости. - Конечно, какие проблемы, Маришка, - сказал он. - Оформим по-родственному, посижу, сколько надо... - Родик, я тебя обожаю! - Маришка вскочила и звонко его расцеловала. Макс открыл один глаз, но, видя, что она опять уселась и никакой потасовки в комнате не происходит, задремал, не меняя позы. - В особенности если соплюшка твоя симпатичная... - Э, вот это ты брось! Совсем дите. - Я ж шутейно... - Кто вас знает, ловеласов... - Это ты зря, - сказал Родион. - Я - верный супруг, знаешь ли. - Ох ты, верный супруг... - сказала она с непонятной интонацией и посмотрела как-то странно. - Все вы верные... Я вот намедни друга сердечного выгнала. - Костика? - Ну. Кого ж еще? Пить начал, как слон, деньги тянул пылесосом, а главное, подловила, когда он Любашку в уголке прижимал. Бухгалтершу мою помнишь? В общем, осталась я сейчас без крепкого мужского плеча - но, честное слово, пока как-то и не грущу, некогда... - Мариш... - Аюшки? - Тебе деньги нужны? - А кому ж они не нужны? - Я имею в виду инвестиции, - сказал Родион. - Понимаешь ли, у меня сейчас наклевывается один бизнес Миллиончиков на несколько. А куда мне их потом девать, совершенно не представляю. На хозяйство вроде бы и так хватает, а вот ежели по примеру серьезных людей в дело вложить... Может, и выйдет толк. - Всегда пожалуйста, - сказала она оживленно. - Громадной прибыли я тебе не обещаю, но получится выгоднее, чем в сберкассе держать или закупать баксы. Тебе подробненько рассказать насчет оборотов и процентов? - Да нет, зачем? - пожал он плечами. - Не обманешь родственника, я думаю? Вот и ладушки. Она восприняла его слова совершенно спокойно, даже и не подумала удивиться - конечно, привыкла, что все вокруг нее вечно занимаются какими-то бизнесами, вот Лика - другое дело, с той придется замотивировать особо изощренно, такую легенду выдумать, чтобы.и тени сомнения не ворохнулось... - А когда деньги будут? - спросила она насквозь деловым тоном. - Если бы точно знать, можно сразу прикинуть, пустить их в Манск или на Алма-Ату нацелиться... - Через недельку, я думаю, - сказал Родион уверенно. И выругал себя: не стоит делить шкуру неубитого медведя, плохая примета... - Не знаю точно, - торопливо поправился он. - Рассчитываю через неделю, а там - как бог пошлет. Дело такое, сама понимаешь... - А как же, - согласилась она самым беззаботным тоном. - Так оно всегда и бывает, хорошо, если из десяти сделок одна проходит... А где у тебя наколки, если не секрет? Он помялся и с таинственным видом поведал: - Да так, с заводом связано... Я уж из суеверия пока помолчу. К тому же - коммерческая тайна. - Я за тебя душевно рада, - сказала она искренне. - Может, хоть немного Лике нос утрешь, а то... Он насторожился: - Мариш, она что, говорила что-нибудь... этакое? - Да глупости, ничего она особенного не говорила. Просто токовала, как глухарь, про свои исторические успехи на ниве электроники, а про тебя поминала, словно английская королева про своего дворецкого. Словес особенных не было, но ты асе знаешь, на какие взгляды и интонации мы, бабы, способны... Ты меня не выдавай, ладно? - Да конечно, Мариш, что ты... - Может, тебе ее поколотить? Легонечко? - Ну ты и ляпнула, старуха, - пожал он плечами с искренним удивлением. - Теоретически рассуждая, оно бы и неплохо по старому русскому обычаю, но ведь не за что... Маришка кинула на него быстрый взгляд, поерзала на стуле и рассмеялась: - Знаешь же, как говорится - было бы за что, совсем бы убил... - Эх, Мариша, мне бы твои двадцать пять... - грустно сказал он. - И в чем-то незамутненный взгляд на мир. Битьем еще никого вроде бы не исправили, не в том корень проблемы... - Ничего, - сказала она с видом умудренной и пожившей дамы. - Если удачно провернешь дело и вложишь ко мне денежку, все по-другому повернется. Она тебя ничуть не презирает, просто раз и навсегда отвела клеточку, как водороду в периодической таблице товарища Менделеева, и думать не думает, что ты способен перескочить в другую, где атомный вес малость потяжелее. А ты ей докажешь... - Маришка, а ты умница... - сказал он рассеянно. - Ты только сейчас заметил? - фыркнула молодая свояченица. - Не ожидала, Родик... - Она встала. - Ладно, я полетела, еще в три места заскочить нужно... Спасибо, Родик, я тебя жду завтра утречком... Макс, пошли! Проводив ее, Родион покопался в шкафу и извлек свою старую вязаную шапочку. Сходил в Ликину комнату за ножницами и иголкой. Минут через сорок была готова довольно приличная маска - хоть в "красные бригады" записывайся. Отверстия для глаз и рта на совесть обметаны черной никой - к мелким починкам его приучала еще бабка, рамках спартанского воспитания. Очки у него были слабенькие, каких-то минус две диоптрии, он и без них, в общем, прекрасно справлялся. Натянув на голову черный вязаный капюшон, расправив, встал перед зеркалом. Критически присмотрелся, подмигнул своему неузнаваемому отражению: - Ну что, корнет, прорвемся? ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Дебют без грома оваций То ли он от волнения стал чуточку невнимательным, то ли водитель белой "Волги" был виноват на все сто - "волжанка", выскочившая слева, не снизила скорости, и Родион вдруг понял, что тормозить она не будет, хотя должна была уступить дорогу, имея его справа, притом на главной улице. И крутанул руль, ноги метались с педали на педаль, сзади негодующе взвыл клаксон... Его швырнуло вперед, перед глазами засверкали искры, и удар на миг вышиб всякое соображение. Почти сразу же придя в себя, он обнаружил, что машина косо стоит на тротуаре, неподалеку от автобусной остановки, поодаль уже смыкает ряды толпа зевак, и слышны громкие реплики: - Разъездились, гады, скоро по головам гонять начнут... - Тут жрать нечего, а они на машинах раскатывают! Ишь, очкастый, еще и в коже... - Да что ты на него тянешь, дед? Не видел, как его "волжанка" подрезала? - Точно, молодец парень, успел вывернуть... - Это "волжанке" бы из автомата да по колесам, в другой раз не борзел бы этак-то... - При Сталине такого не было... - А его не убило там? - Да нет, вон, шевелится... Родион пощупал голову - крови не было, но повыше левого виска с завидной скоростью набухала громадная шишка. Похоже, обошлось, он всего лишь вмазался головой в стекло левой дверцы, а ведь собирался пристегнуться, как чуял... Ну, гад, каскадер хренов... Помотал головой - какой-то миг перед глазами все плыло, колючая резкая боль на миг прошила череп, но тут же все прошло. Тщательно оглядевшись, он выехал на проезжую часть и покатил дальше, пока не объявились гаишники. В тихом местечке остановился у обочины и вытащил сигарету, потом просто посидел, пока не прошли окончательно пульсирующие толчки, словно бы наплывавшие изнутри черепа. И приступ неодолимой сонливости, и ощущение, будто он широкими махами раскачивается на гигантских качелях, больше не повторились. Минут через десять он уже по-прежнему уверенно ехал к "Полю чудес". ...В ларьке с Маришкиной продавщицей, и в самом деле словно позаимствованной класса из седьмого, он просидел весь день, часов до семи вечера. Добросовестно помогал ей торговать, принял товар с "Газели" - но главное, смотрел в оба, несколько раз выходил пройтись по базарчику, что никаких подозрений и вызвать не могло, и "коллеги" из соседних ларьков-прилавков, и покупатели относились к нему, как к обычнейшей детали здешнего пейзажа, вроде фонарного столба или страхолюдного бича, то и дело кидавшегося соколом на пустые бутылки. Зато он высмотрел достаточно - пригляделся к узкоглазым подданным ныне независимых республик, оценил, что за товар продают, у кого торговля идет бойко, у кого вяло, кто с. кем пришел, кто кого знает, где они хранят деньги и как держатся, бдительно или спокойно. Поразительно, сколько можно узнать, наблюдая пытливым оком исследователя за коловращением базарной жизни... И сейчас он держал в голове детальнейшим образом разработанный план, основанный как на вчерашних наблюдениях, так и на изучении места. Утречком часа полтора крутился в округе, и на колесах, и пешком, не суетясь и не привлекая внимания, - заходил в булочную, в книжный магазин с таким видом, словно сто лет живет здесь, знает тут каждую собаку. Правда, все разработки касались лишь путей отхода. Что до акции, тут, конечно, придется импровизировать на ходу - неизвестно точно, где имеет честь обитать намеченный к экспроприации субъект лет сорока, в серой курточке. Тут уж придется положиться на удачу... . Пикантности придавало то, что не далее чем в полукилометре от рынка располагалось районное отделение милиции. Однако если рассудить, это работало на него - известно, что под свечой всегда темнее, господа большевики не зря старались устраивать свои типографии и явки как можно ближе к полицейскому участку. Инерция мышления - вещь серьезная и анализу поддается легко... Машину он оставил в конце тихой улицы. Пистолет висел в кобуре под свитером - Родион долго прилаживал ее и вертелся перед зеркалом, пока не убедился, что выпуклость практически незаметна, шапочка-капюшон лежала во внутреннем кармане куртки. Заперев дверцу, он постоял несколько секунд, напоминая себе, в каком кармане у него лежат ключи, каким, старательно отработанным движением, следует напяливать капюшон, каким - задирать полу свитера так, чтобы не зацепилась за рукоятку "Зауэра". Смешно, но особенного волнения он не испытывал - бывали переживания и посильнее. Столь яростно хотелось изменить жизнь и подняться над толпой, над деловой женушкой, что эмоции словно бы высохли. Главное - перемещаться как можно естественнее. Сначала он притворялся, что ждет автобуса, потом, когда уехали все, кто пришел раньше него, перешел на другую сторону, свернул за угол и минут десять торчал на другой остановке, откуда первая была не видна. А вот "Поле чудес" с обеих точек наблюдалось прекрасно. Время было позднее, базарчик понемногу пустел, осмелевшие бродячие собаки начали уже расхаживать по нему открыто, выискивая отбросы, продавцы волокли всевозможный мусор к урнам, а кое-кто так и уходил, оставив после себя форменное свинство, - но чертов азиат все торчал за прилавком. Родион, приметив, что намеченная жертва начала укладывать в сумку непроданное - а вообще-то, летние дешевенькие кроссовки и тапочки, которыми тот торговал, расходились бойко, - перешел к ларьку с горячим хлебом и несколько минут добросовестно стоял в очереди. Купил две буханки и большой батон - человек с такой ношей не вызовет ни малейшего подозрения, ясно же, что направляется домой, добропорядочный семьянин... Ага! Киргиз в серой куртке вскинул сумку на плечо и направился к одному из выходов с рынка. Рассчитать, куда он пойдет, в общем, довольно легко. С одной стороны дороги - обширная зеленая зона и конечная стоянка десятка автобусных маршрутов, с другой - десятка два многоэтажек, так что маневр у дичи ограничен... Обогнув небольшое белое зданьице Дворца культуры, Родион увидел впереди серую куртку. Чуть прибавил шагу, напоминая себе: не суетись, мать твою, не дергайся... Он второй день появляется один, значит, вполне возможно, приехал сюда в одиночку, а отсюда логически вытекает, что денежки может постоянно носить при себе, вдруг квартирный хозяин у него - алкаш, на которого полагаться рискованно... Черт! Машины шли косяком, одна за другой, а киргиз уже скрывался в проходе меж двухэтажными коричневыми домишками на той стороне... Улучив момент, Родион отчаянным прыжком проскочил под носом у красного "Москвича", широкими шагами направился к проходу. Охотничий азарт приятно щекотал нервы. Зажав под мышкой теплые буханки и помахивая батоном в другой, Родион самую малость ускорил шаг. Потом замедлил, оказавшись слишком близко к дичи, - он уже не видел в преследуемом человека, тот стал абстрактной фигурой, дичиной... Все. Теперь можно со стопроцентной уверенностью сказать, что торгаш направляется к панельной девятиэтажке, других домов тут попросту нет... Родион наддал. Серая куртка уже исчезла в подъезде. Все еще стоят холода, и это просто прекрасно, иначе на лавочках у подъездов не протолкнуться было бы от совершенно не нужных зрителей. Возле дома - никого, только детишки с гордым видом водят на поводке щенка-сеттера - плевать, для них он останется абстрактным "дяденькой". Без шапки было холодно, но, увы, пришлось идти на дело с непокрытой головой - чтобы не тратить лишние секунды, срывая одну шапочку и натягивая другую, с дырами... Подъезд. Бесшумно закрыв за собой внешнюю дверь, Родион столь же бесшумно приоткрыл внутреннюю, заглянул в щель. У лифта никого нет - значит, пошел пешком... Он рванулся вперед, отбросив хлеб в угол, как бесполезный хлам. Услышав над головой шум неторопливых шагов, отработанным движением, на ходу, напялил капюшон и вырвал пистолет из кобуры. Провел по лицу левой ладонью, расправляя маску. Его несло, как на крыльях, тело было невесомым, голова жаркой. Вымахнул на площадку. Торговец так и не успел обернуться - Родион левой рукой толкнул его в небольшую нишу за прямоугольной коробкой шахты (от неожиданности киргиз выронил сумку, охнул), упер дуло пистолета пониже затылка и прошипел: - Стоять смирно, сука, пристрелю! Не теряя времени, левой рукой нащупал на поясе давно уже замеченную черную сумочку, "кенгуриный карман", оказавшуюся пухлой и мягкой на ощупь, чем-то определенно набитой, и это "что-то" крайне походило на бумагу... Все происходило молниеносно и легко, словно во сне. После команды Родиона киргиз послушно принялся расстегивать обеими руками черный синтетический пояс, бормоча: - Только не стреляй, не надо... В голосе звучал такой страх, что Родиону стало смешно, и он едва не расхохотался в голос. Прижимая дуло пистолета к затылку, неловко зажал сумочку меж колен, расстегнул "молнию" до половины - и оттуда, как тесто из квашни, выперло ворох разноцветных бумажек... Ура, получилось! - Паспорт отдай, пожалуйста... - послышался умоляющий шепот. - Зачем тебе? Там, в кармашке... Я стою спокойно, молчу... В наружном кармашке, точно, лежал малость замызганный паспорт, еще какие-то бумажки. Бросив все это на пол, Родион подтолкнул жертву к лифту, левой рукой нажал кнопку. Секунды тянулись, как сутки. Когда распахнулись дверцы, он толкнул киргиза внутрь, распорядился: - Нажмешь девятый. Паспорт заберешь потом, и смотри у меня - пять минут сидеть на девятом тихо, а то найдем потом, жизни не рад будешь... Ограбленный стоял в неудобной позе, сразу видно было, боится поворачиваться к нему лицом - пожалуй, и впрямь шума не поднимет, побоится... Родион, полу-обернувшись, сказал громко: - Кривой, постой тут, чтоб он не дергался, а я побежал за мотоциклом... Жми девятый, тварь! Дверцы лифта со стуком сомкнулись, и обокраденный азиат поехал на девятый. Сорвав маску, Родион завернул в нее черную сумочку и побежал вниз. В позвоночнике неудержимо зудело, подмывало рвануть со всех ног, но он нечеловеческим усилием воли заставил себя успокоиться, замедлил шаг и подобрал валявшийся в пыли хлеб. Лифт, слышно было, не достиг еще верхнего этажа. Выйдя из подъезда, он чуть не кинулся бегом. Снова превозмог себя, пошел быстро, но достаточно спокойно. Завернул за угол, не заходя во двор, направился к соседнему дому, озабоченно поглядывая на часы, всем видом давая понять, что торопится застать очередную серию "плачущей Санта-Барбары" - она опять паскудит экран два раза в день... Минуты через две он уже отпирал машину. Положив на заднее сиденье хлеб и сумочку, аккуратно выжал сцетение, поехал в конец улицы, держа не более двадцати. Видел в зеркальце заднего вида, что никто за ним не шится. И понимал уже, что дебют прошел великолепно, пусть и без грома оваций, - никто его не видел, даже если какая-то скучающая бабка и сидела у окна, нужно еще доказать, что это именно он ограбил киргиза. Свернул влево, выехал на проспект и поехал в сторогу, противоположную "Полю чудес". Еще раз свернул налево с проспекта, промчался под железнодорожным дадуком, минут пять петлял по здешним узким улочкам, пока не выехал к дохленькому парку, за которым ачинались сопки, кое-где покрытые по отлогим склонам кучками дачных домиков. Ни души. Взял с заднего сиденья сумочку, вывалил деньги на переднее сиденье и, обтерев "набрюшник" особым платком, закинул далеко за кусты. Тронул машину, проехал еще метров триста в сторону сопок, остановился, выключил мотор и с превеликим наслаждением сунул в рот сигарету. Пальцы слегка подрагивали - но он, в общем, ожидал большего мандража... Рот сам собой растягивался до ушей. Хотелось петь, рать, кривляться, откупоривать шампанское. Он это делал. Скромный советский интеллигент, вышвырнутый рынком в аутсайдеры, ограбил жертву так легко и, надо признать, изящно, что и давешний попутчик, рожа головная, не нашел бы в его работе ни малейшего изъяна. Интересно, сколько лет за такие художества полагается? "А, пошли вы, волки позорные, - произнес он про себя, подражая какому-то киногерою. - Думаете, загнали в угол вашим рынком и культом бабок? Хрена с два..." Положительно, он казался самому себе другим, сильным и целеустремленным. Комплексы и печали, поджав хвостики, попрятались где-то по закоулкам души, опасаясь пискнуть. Прикурив вторую сигарету от чинарика первой, он, уже медленно, смакуя дымок, расстелил на коленях носовой платок и принялся считать деньги, сортируя купюры крупнее пяти тысяч - а все остальные пренебрежительно швыряя в распахнутый бардачок. Видимо, он угадал все правильно, киргиз и в самом деле носил казну с собой, словно купцы каменного века, - вряд ли за один день можно столько наторговать, как бы бойко ни шла распродажа... Итог приятный: четыре миллиона восемьсот семьдесят тысяч - в бумажках крупнее пятерки. Вполне возможно, он немного ошибся в счете, но не особенно. Плюс - энное количество мелочи в бардачке. И триста долларов десятками - твердой валютой запасся, косоглазый, соображает... Деньги он сунул в заранее припасенный пластиковый пакет и, старательно сделав из него сверток, положил на заднее сиденье, к хлебу. Доллары спрятал в карман, а всю мелочь так и оставил в бардачке. Душа пела и ликовала, душа просила варварства и безобразия... Он просто не мог сейчас смирнехонько вернуться домой отработавшим свое частным извозчиком - и, поразмыслив немного, повернул машину к выезду из города. Сумерки уже понемногу сгущались, вспыхнули фонари. Минут через двадцать он въезжал в городок с лирическим названием Светлогорск, один из сателлитов Шантарска. На сей раз приходилось импровизировать - но это не означало, что работать следует спустя рукава, в эйфории от недавнего успеха... Как всякий автовладелец с приличным стажем, он отлично знал и Шантарск, и прилегающие городки-деревни. А на Светлогорском керамическом к тому же частенько бывал по служебным делам. И, покружив по улицам в сгущавшемся мраке, придирчиво прикинув все шансы касаемо четырех возможных объектов, выбрал киоск в наиболее подходящем месте - поблизости от керамического. Проезжая мимо, заметил, что, кроме продавщицы, там никого нет. Свернул за угол, снова свернул, загнал машину во двор старенькой кирпичной пятиэтажки. Подняв воротник куртки, поеживаясь от ледяного ветерка, направился меж гаражей, стоявших в несколько рядов меж двором и выбранной добычей. Завернув за очередной поворот - гаражи образовали сущий лабиринт, - увидел слева костерчик, вокруг которого на корточках сидели с полдюжины подростков. Вспыхивали огоньки сигарет, долетал заковыристый мат - и еще что-то он подметил заслуживающее внимания, но не успел осознать, что же именно увидел, торопился к киоску. Его тоже заметили, вслед раздался свист и ленивый окрик: - Стой! Сымай куртку! И хохот в несколько глоток, но вслед за ним так никто и не кинулся - огольцы попросту развлекались Сплюнув, он миновал еще два поворота, пересек неширокий пустырь и вышел на параллельную улицу - собственно, половинку улицы, дома стояли в один ряд, а по ту сторону шоссе тянулся бетонный забор керамического завода. Скорее всего, киоск и был поставлен в расчете на потоком двигавшихся от остановки к проходной работяг - вряд ли от обитателей четырех пятиэтажек можно было ожидать высокого дохода. А поскольку, он слышал сегодня на работе, именно сегодня на керамическом наконец-то выдавали зарплату за позапрошлый месяц, часть ее неминуемо здесь и осела... Двор был пуст, от ближайшего дома доносилась громкая музыка и вселенский хай нешуточной ссоры - точно, гуляет пролетариат, отмечая первый понедельник на этой неделе... Решительным шагом он преодолел путь до киоска, подойдя к нему с тыла, рывком напялил на голову капюшон и, выскочив из-за угла, постучал в стеклянное окошко. Ближайший уличный фонарь не горел, и девчонка, сидевшая в слабо освещенном киоске, скорее всего, приняла его за обычного покупателя - едва заметив выросшую перед витриной фигуру, распахнула окошечко. И остолбенела в нелепой позе, нагнувшись к окошечку, боясь пошевелиться - на нее уже смотрело дуло пистолета. Кажется, довольно симпатичная - Родион волновался и толком не рассмотрел. Приказал злым шепотом: - Деньги, живо! Стрелять буду! Левой рукой протянул ей в окошечко целлофановый пакет, прикрикнул: - Шевелись! Она, не отрывая от него испуганно-завороженного взгляда, словно птичка перед змеей, принялась обеими руками пихать в пакет деньги, доставая их откуда-то снизу. Он быстро оглянулся по сторонам - нет, никого, ни прохожих, ни машин - поторопил: - Живо, крошка! - У меня больше нету... Все... - Ладно, - сказал он, принимая едва пропихнутый ею в окошко раздувшийся пакет. - А теперь сиди тихо и не вздумай орать, а то вернемся... Она торопливо закивала, смаргивая слезы. Признаться, на душе у него было немного неуютно - представил вдруг, что и к Маришке мог завалиться этакий гость, но дело нужно было довести до конца без сантиментов... Едва завернув за угол, он сорвал капюшон, сунул под застегнутую куртку пухлый пакет и, не задерживаясь, пустился в обратный путь той же дорогой. Так и не смог определить потом, что его вдруг заставило остановиться за углом гаража и затаиться там - то ли некое предчувствие, то ли знакомый металлический лязг. Осторожно выглянул, невидимый во мраке. Ну да - в руках у одного из сидевших вокруг костерка шпанцов был автомат с откидным прикладом. Родион без труда опознал давно снятый с вооружения АКМС. Интересно, где сперли, обормоты? И тут же подумал: в хозяйстве такая штука может ох как пригодиться... Тот, что держал оружие, вдруг направил его на соседа и нажал на курок. Слышно было, как клацнул боек. - Пух! - рявкнул "стрелявший", разразившись идиотским смехом. - Серый, не жлобься, дай подержать... Родион, не раздумывая, вытащил пистолет и без колебаний загнал патрон в ствол - с этими волчатами лучше пересолить, чем недосолить... Взвел курок, поставил на предохранитель, глубоко вдохнул воздух и на цыпочках вышел из своего укрытия. Еще издали заговорил развязно-повелительным тоном, держа пистолет дулом вверх: - Так-так-так... Говорите, плохо милиция работает? Сквозь них словно пропустили электрический ток - дернулись так с