кто ради меня такие бумажки фабриковать... я-то им на хрен? Я ему говорю: а другие уколы у него на руках были? Он говорит: не было. Я говорю: сами видите, какой из него героинщик? Он говорит: а может, он нюхал или жрал, а "геркой" укололся попервости, вот и не рассчитал дозу? Я ему: и не жрал, и не нюхал, мы с ним по водке ударяли, а это ж мало сочетается... Ищите, хрен найдете... Не нашли, подобрели немного, даже извинились, что матом сначала... На людей похожи... - ее на глазах разбирало. - Банку унесли, придурки, а это же не дурь, он там кисти мыл, вот и получился... колер... На анализ. Вот будут рожи, когда ничего там не найдут... Вы ему ничего не должны, а? Мне жрать нечего, второй день квашу, как узнала... Он задал еще пару вопросов, потом попробовал осторожненько прозондировать, насколько она в курсе заказов, кои покойному делали, но быстро обнаружилось, что девица такими вещами абсолютно не интересовалась. Сунул ей пару крупных бумажек, кивнул на прощанье и вышел - чего девица, казалось, и не заметила. Спускаясь по лестнице, он был мрачен, как туча. Получалось, что незадачливого художника подняли на улице с запредельной концентрацией героина в организме часов через несколько после того, как он покинул здание "Дюрандаля", причем никаких денег, если только девица не соврала, при Марушкине не было. Интересные совпаденьица в жизни случаются... Глава девятая ВНОСИМ ЯСНОСТЬ... Петр, откинувшись в кресле, расслабил галстук и с благостной ленцой смотрел, как Жанна шустро убирает на поднос остатки сдобренного коньяком кофепития. Только что его кабинет покинул не самый высокий, но и не самый низкий гость - московская министерская пташка, предварявшая своим протокольным визитом послезавтрашний прилет больших боссов, наших и импортных. Все. Сподобились. Завтра можно побездельничать, а послезавтра в самой что ни на есть торжественной обстановке будут подписаны все необходимые бумаги по Тарбачанскому проекту - и хлынет в область поток заманчивых инвестиций, и кончится вскоре лицедейство... вот только что же придумать для Кати? В приемной замяукал селектор, и Жанна, оставив поднос, побежала туда - все-таки девочка была старательная. Почти сразу же вернулась, чуть растерянно глянула: - Павел Иванович, звонили с проходной. Там ваша супруга приехала... Они, конечно, пропустили безо всякого, только говорят, с ней вроде бы не в порядке что-то... - Что?! - Они не сказали, просили просто передать... - Где она?! - рявкнул Петр, срываясь с кресла. - Да что с вами такое? Она в лифт вошла, сейчас сюда поднимется, вон идет уже... Я пошла, да? - И шустро выпорхнула. Катя вошла, придерживая обеими руками у горла воротник белого летнего плащика. Он торопливо нажал кнопку, блокируя замок, встревожившись не на шутку: лицо у нее было испуганное, волосы растрепаны, у виска короткая, подсохшая царапина. Прямо-таки рухнув в кресло, Катя вздохнула: - Еле добралась, чуть сердце не выскочило... Дай чего-нибудь крепкого. Петр кинулся к картине, скрывавшей потайной бар, наплескал в рюмку, второпях пролив себе на пиджак, подал. Катя выпила в два глотка, помотала головой, прикрыв глаза, встретила его взгляд, попыталась улыбнуться: - Отпустило, кажется... - Что стряслось? - спросил он, себя не помня от беспокойства. - Может, Земцова вызвать? - Не надо, - тихо сказала Катя. - Все в порядке. - Ничего себе - в порядке... На тебе лица нет. Что случилось? Машина где? - Представления не имею... - бледно улыбнулась Катя. - То есть как? Где Елагин? - Не знаю. И сто лет его не видеть... Кобель чертов... - Он что... опять? - догадался Петр. Как ни странно, вдруг отлегло от сердца - поначалу-то мерещились всякие ужасы вроде нападения на машину того психа, стрельбы, похищения Надьки... - То-то и оно, Паша, что - опять... - сердито сжав губы, она распахнула плащ. Атласная белая блузка с длинными рукавами не просто лишилась верхних пуговиц - была разорвана у ворота, на шее у ключицы краснеет парочка длинных царапин, тоненькая перемычка кружевного черного лифчика тоже разорвана, так что он свободно болтался, выставив на нескромное обозрение великолепную грудь. - Насмотрелся? - в сердцах выпалила Катя. Встала с кресла и сбросила плащ, повернулась боком. - Ты еще сюда посмотри... Петр выругался сквозь зубы. Сзади, на талии, застежка короткой синей юбки была выдрана с мясом, "молния" разошлась. - Рассказывай, - сказал он, налив себе в ту же рюмку. - Он что, попытался... - Нет, я сама ему предложилась в машине, - с сарказмом, зло сверкая глазами, бросила Катя. - Как думаешь? Короче, на полдороге он будто с ума сошел. Свернул к скверику, заглушил мотор и без особых прелюдий на меня буквальным образом накинулся. Порвал на мне все, глаза бешеные, несет дурь какую-то... - Она зябко передернулась. - Вспомнить жутко. Никакие уговоры не действуют, навалился, как робот... В общем, двери он забыл заблокировать, я выскочила, кинулась, куда глаза глядят. Он, слава богу, следом не побежал, может, опамятовался... Хорошо еще, была в плаще, иначе не представляю, как бы и выглядела... Но все равно люди успели заметить... я сообразила свернуть в переулочек, там кое-как запахнулась... юбка то и дело падала, приходилось через плащ поддерживать, вид был тот еще... Ну, а потом подвернулась машина, водитель попался приличный, в годах, ни вопросов особо не задавал, ни с сочувствием не лез, хоть и видел: что-то со мной не то. За кого принял, не знаю уж... Доехала до фирмы, узнали, пропустили... - Ну, так... - многозначительно протянул Петр, подошел к столу. - Жанна, где там Елагин? - Не подъехал еще, Павел Иванович. - Как только подъедет, пусть немедленно сообщат мне. Свяжись с гаражом, с охраной, с кем хочешь, но чтобы мне моментально доложили. Усекла? - Конечно, Павел Иванович. Говорила я вам... Все ж сразу понятно, я не дура... - Ладно, глазастая, - бросил он раздраженно. - Свои соображения держи при себе. И - чтобы немедленно... Отключив селектор, вернулся к Кате, присел на широкий подлокотник ее кресла, присмотрелся. Она явно успокоилась, щеки после коньяка порозовели. - Все будет в порядке, - сказал он ободряюще. - Как только появится, вышвырну я его с волчьим билетом, а напоследок начищу харю, как в лучших домах... - Может, без скандала? - спросила она рассудительно. - Он еще, чего доброго, болтать начнет про... "Тьфу ты, - вспомнил Петр, немного охолонув. - И в самом деле, если Митька начнет продавать газетам кое-какую информацию, выйдет нешуточный конфуз. Или нет?" - Брось, - сказал он. - Кто ему поверит? Доказательств-то никаких. Слова есть простое сотрясение воздуха, и не более того. - А у него не могло остаться... фотографий? - Ни в коем случае. - Ох, Паша... Все эти твои развлечения... - Катенька, договорились же - забыть. - Забудешь тут, когда такие встряски случаются посреди бела дня... - Ну, прости, - сказал он сокрушенно, вынужденный вновь принимать на себя чужую вину. - Выпей еще рюмочку, что ли. А я аптечку принесу. Надо царапины смазать. Отыскав в аптечке какую-то импортную мазь, заменявшую старый добрый йод, ловко обработал царапины, парочка коих обнаружилась и на талии, - Митька, похоже, полностью соскочил с катушек и уподобился орангутангу. Катя ежилась и ойкала. - Не пищи, - сказал он ворчливо. - Если верить тому, что на тюбике написано, болезненных ощущений эта дрянь не вызывает. - Щиплется... - Перетерпи, - посоветовал он с голь же хмуро. - Вообще, вид у тебя, надо сказать, провоцирующий. Виктимный, по-научному. Юбка, как носовой платочек... - Мода. - Мода... - ворчал он, вешая на соседнее кресло ее плащик. - Ну-ка, повернись, я еще здесь посмотрю... Когда в машине сидишь, юбки, поди, и не видно как таковой... А потом удивляемся, что у кого-то мозги плывут... - Ладно, не ворчи, - сказала Катя, явно приведенная хорошей дозой коньяка в беззаботное состояние. - Все хорошо, что хорошо кончается. Но какой у меня был вид... Боюсь думать, на кого была и похожа... - На чертовски легкомысленную девицу. - На жертву маньяка, - поправила Катя весело. - Это ближе к реальности... - Она посмотрела на свое живописное подобие. - Пашка, ты все-таки и сам немножко маньячок. Что, твои иностранцы меня сегодня в таком виде лицезрели? - Они люди раскованные, - сказал Петр. - Что ты так озираешься? - Пытаюсь представить, где именно ты подружек располагаешь... Неужели прямо в кресле? - Кто тебе такое напел? - возмутился он. Однако в глубине души чуточку устыдился - как-никак, не только Пашка, но и он сам в этом кабинете развлекался довольно предосудительно - с точки зрения законной супруги. Вопрос, конечно, философский - этично ли изменять чужой жене, Пусть и свято верящей, что она - твоя жена? Ну, предположим, сии мысли есть не более чем увертки - речь ведь идет не о чужой жене, а о твоей любимой женщине. Но ведь, если что и случалось, то - по обязанности, в рамках взятой на себя роли... - А глаза забегали... - сказала раскрасневшаяся Катя, уже ничуть не похожая на удрученную жертву маньяка. - Уличила я тебя? - Катерина, обвинения насквозь беспочвенны... И вообще, запахни остатки блузки и одерни то, что ты именуешь юбкой. Иначе я за себя не ручаюсь, руки так и тянутся... - Ну и протяни, - с провоцирующей улыбкой сказала Катя, откинувшись на спинку и уже не придерживая разорванную блузку. - А то две ночи не протягивал... Петр поднял ее из кресла, в две секунды разделался с теми пуговицами блузки, что ухитрились сохраниться после елагинской атаки. Катя прильнула к нему. тяжело дыша, юбка упала на ковер. Опуская ее в кресло, Петр успел подумать, что в Пашкином безумии есть своя система, и в самом деле, как-то по особенному возбуждаешься, держа в объятиях женщину, которую оголтело хотят другие мужики, настолько, что средь бела дня пытаются претворить желания в жизнь. И тут же испугался - как бы не нахвататься от своего двойника такого, что потом сто лет не отделаешься... Гены ведь одни и те же?! Необычность ситуации придавала сил и толкала на новые подвиги. Прошло много времени, прежде чем Катя мягко высвободилась, расслабленно затихла в его объятиях. Не открывая глаз, засмеялась: - Лучше бы ты в свое время с этого и начал - вместо известных глупостей. Может, я и испорченная, но ведь возбуждает - когда собственный муж совращает в служебном кабинете... Паша? - Что? - спросил он, блаженно зажмурившись. - А ведь у тебя что-то очень уж ловко получается с этим креслом, чувствуется привычка... - Катенька, - сказал он беспомощно. - Давай все забудем и начнем все по-новому, все сначала? - Хорошо, - ответила она тихо. - Старому я бы не поверила, а вот тебе новому отчего-то верю, Савельев... Он напыжился от гордости, но, поразмыслив, пришел к выводу, что взлетать на седьмое небо рановато: слишком многое оставалось непроясненным и более того - откровенно настораживающим. Он даже в мыслях не мог решиться произнести - пугающим... Вскочил, шлепнув по полу босыми ногами, кинулся к залившемуся трелью селектору. Катя принялась торопливо одеваться. - Ну вот, - кривя рот в нехорошей ухмылке, Сказал он, повесив трубку. - Появился молодчик на территории. Сейчас я с ним как следует поговорю... - Паша! - она застыла с юбкой в руках. - Осторожнее! Он сумасшедший, точно тебе говорю! Ты бы глаза видел... - Я тоже не подарок, - отмахнулся Петр. - Тут у меня булавка завалялась, заколи юбку, плащик накинь сверху, сойдет... Потом я тебя сам домой отвезу. - Паша... - Не беспокойся, - бросил он на ходу. - Мы люди светские... временами. Светски поговорим... И зашагал по коридору, стараясь не выглядеть бегущим. Сначала, в первый миг, хотел вызвать Елагина в кабинет и учинить разборку там, но по размышлении это показалось недостойным настоящего мужика. Мало ли какой оборот примет светская беседа, лучше уж проводить ее на вольном воздухе... Пашка, может, и вызвал бы на ковер - но не я... Елагин как ни в чем не бывало стоял возле своей черной "тойоты", заменившей в качестве разъездной машины несчастный джипер. Кроме него, людей во дворе не было, что облегчало задачу. Завидев Петра, Елагин его непринужденно окликнул: - Никак марсиане прилетели, босс? Куда это вы галопом несетесь? Старательно пытаясь сохранять хладнокровие, Петр подошел вплотную и, не отводя глаз, сказал: - Я тебя, по-моему, предупреждал... Оба сошлись на том, что это - последнее предупреждение. Кто-то мне по-мужски обещал с этим делом завязать... - Ты о чем? - невинно уставился на него Елагин. - Где Катя? - Катя? - дернул Елагин плечом. - Я откуда знаю? Я ж ей не нянька. Когда я ее последний раз видел, со второй космической скоростью удалялась в сторону проспекта Мира, живехонькая и здоровехонькая. Ничего вроде бы с ней не могло стрястись... Он осклабился, глядя простецки, недоумевающе - Петр отлично знал эти приемчики, призванные спровоцировать собеседника, вынудить его стать нападающей стороной, а себя самого, понятно, выставить жертвой неспровоцированной агрессии. И потому собрал волю в кулак. Поиграем с ним в его же игру, тоже умеем... - Посмотри-ка мне в глаза, - сказал он. - Смотрю, - безмятежно кивнул Елагин. - А что? - Да ничего. Нормальные глазыньки, без следа Клиники. Тут кое-кто называет тебя сумасшедшим - на мой взгляд, совершенно безосновательно, старлей. Совершенно. Сдается мне, никакой ты не шизик, а попросту наглая скотина. У меня такие В противогазе отжимались со всем рвением, пока в него же блевать не начинали. И упаси их бог при этом пернуть. - Ты не особенно-то, штабная крыса, - не повышая голоса, ответил Елагин. - У меня такие, как ты, тоже, случалось, хрен посасывали со всем прилежанием. И добавки просили совершенно добровольно, чтоб ты знал... - Ну вот и внесли ясность, - осклабился Петр. - Давай уж до конца внесем... Дерьмо ты, старлей. И совсем не потому, что рвешь на бабе лифчик, когда она того не хочет... Дерьмо ты потому, что сначала даешь честное слово, а потом не соблюдаешь... Дешевка. - Слушай, вице-полковник, - все так же простецки улыбнулся Елагин. - Я искренне не пойму, чего ты дергаешься? Тебя наняли, чтобы постоял пугалом На огороде, вот и стой. Не поднимай кипеж. В конце-то концов, это не твоя мочалка и никогда твоей не была. Трахай эту блядешку, сколько вздумается, но и другим не мешай. Коллективистом надо быть, милый. - Он мечтательно потянулся. - Знал бы ты, Как я ее гнул вот этими ручками, шлюху белобрысую, как я ее на ощупь знаю... Положишь ей, бывало, ладонь на нижние губки, а она трепещет... Он сумел-таки уклониться от первого выпада, но второй удар пропустил - и спиной вперед вмазался в бок "тойоты", все еще с наглой, высокомерной усмешкой, не успевшей погаснуть. Тут же с нереальной быстротой извернулся, оказался на широко расставленных ногах, в сулившей неприятности стойке. Процедил сквозь зубы: - А потом средним пальчиком вовнутрь, невзначай этак... - Иди сюда, сука, - сказал Петр, отступая на шаг. - За все пальчики не говорю, а двадцать первый распинаю... Отчаянно затопотали ботинки. Во дворе вдруг стало очень много народу - надежно их разделив, трое охранников встали плотной стенкой, двое сторожили Елагина, третий развернулся к Петру, готовый то ли прикрыть, то ли перехватить. Сбоку появился Земцов, развел руками: - Павел Иванович, а мы вас повсюду ищем... Пойдемте? - он стоял на дороге с вежливой непреклонностью. - Нечего вам тут делать, поверьте моему слову... - и словно бы небрежно взял за локоть, с силой потянул к двери. Петр подчинился - драться при куче свидетелей, тем более с собственным шофером, было бы верхом идиотизма. Не барское это дело, в конце-то концов... Когда они вошли в здание, Земцов сказал: - Не самое умное поведение, Павел Иванович. - Знаю, - пробурчал Петр, остывая. - Но терпение у меня лопнуло... Напрочь. - Если вам интересно мое мнение, я удивляюсь, что вы столько терпели... Увольте вы его к чертовой матери, давно пора. А я с ним поговорю по уму, пусть считает, что ему крупно повезло, и не вздумает дергаться... - Без вас я бы и не догадался... - сварливо откликнулся Петр. - Где его личное дело? - У зама по персоналу, разумеется. - Пусть принесет. - Зачем? - Освежить хочу в памяти... - сказал Петр и быстрыми шагами направился на свой этаж. Остановился у стола Жанны, распорядился, понизив голос: - Лапочка, настучи приказ. Елагина с сегодняшнего дня - по собственному желанию. Заявление его насчет собственного желания возьмешь потом у Земцова. Выходное пособие, прочее, что там полагается... Ну, ты ж у меня умница, сама знаешь, как все оформить. - Конечно, Павел Иванович, не беспокойтесь. Давно пора... - она с любопытством распахнула глупенькие глазки. - Вы ему хоть навешали по фей-су? Как следует? - Работай, прелесть моя, работай... - хмыкнул Петр, входя в кабинет. Катя так и вскинулась: - Ну что? - А что? - елико мог беззаботнее усмехнулся Петр. - Поговорили, как цивилизованные люди, господин поручик согласился, что был не прав, высокие договаривающиеся стороны разошлись, довольные проведенным брифингом... - Врешь ведь? - Ну и вру, - согласился Петр. - Я ему высказал все, что о нем думаю... справедливости ради следует уточнить, что он тоже мне кое-что высказал без недомолвок, но это детали... Главное, я его, паршивца, уволил. С данного момента. Так что все кончилось. Шофера тебе подберем пожилого, солидного, которого заботят лишь внуки и радикулит... нет, с радикулитом не стоит брать, но вот насчет пожилого - непременно... Вскоре появилась дама средних лет, молча положила на стол перед Петром конверт из плотной бумаги, удалилась, словно бы не замечая запахнувшуюся в плащ Катю. Даму эту Петр не помнил - но в "его" фирме работало человек шестьдесят и девять десятых из них его вообще не интересовали. Гораздо больше интересовал конверт. Как офицер с приличным стажем, он без труда расшифровал суть некоторых сокращений и пометок в военном билете Елагина, а многое там значилось открытым текстом, без недомолвок. Высшее командное... оттуда, из этого городка, в спецназ частенько попадают... Чечня... так, знаем мы эти курсы, их шифр - снайперские, одна из лучших шарашек... орден, две медали... медосмотр... ни следов, ни намеков на "психическую" статью... Что ж, небезынтересно, однако ничего из ряда вон выходящего - стандартная биография, стандартный послужной список... если доведется все же драться, нужно помнить, что Митрий владеет стилем Кадочникова - рукопашку в том училище все еще преподает Люборец, а он на Кадочникове подвинут... Ну ничего, обойдется... Он сложил все обратно в конверт, размашисто подмахнул поданный Жанной приказ - уволился от нас по собственному желанию господин Елагин, ну что поделаешь, переживем боль утраты... В кабинет бесшумно просочился Косарев, вкрадчиво спросил: - Павел Иванович, можно, я заберу "дипломат"? Вы же сами говорили... - "Дипломат"? - Петр недоумевающе вскинул на него глаза. - А-а, конечно... Он там и стоит. Фомич нырнул в комнату отдыха, проворно вы-катился оттуда с "дипломатом" в руке, расшаркался перед Катей: - Вы прекрасно выглядите, Екатерина Алексеевна, должен вам заметить, просто-таки очаровательны сегодня... - Фомич, - сказал Петр. - У вас случайно нет адреса Марушкина? - Кого? - изобразил на лице величайшее изумление Фомич. - Художника, который приносил картины. Вы же их сами забирали. - Художника? А я и понятия не имел, что их художник принес... В жизни такой фамилии не слышал. Я думал, их шофер привез... - Ладно, идите. Когда Фомич выкатился колобком, Катя спросила: - Что за художник? Опять у тебя идеи... - и посмотрела на собственный портрет над столом. - Да нет, успокойся, - засмеялся Петр. - Говорю же, с этим покончено. С идеями... Постараемся прожить без идей. Это тебя не удручает? - Не особенно, - призналась Катя. - Может, мне и этот портрет снять? - А почему бы и нет? Никак я, сибирячка, раскованным европейским мышлением проникнуться не могу... - Ладно, - сказал Петр, окинув ее откровенным взглядом. - Но тот портрет, в кабинете, дома, пусть уж висит... Идет? Глава десятая ГОЛАЯ ПРАВДА Он отлично запомнил код, отпиравший электронный замок на двери "спецотдела"-пустышки. У него была хорошая память. Профессиональная... Никто, как и следовало ожидать, не выразил ни малейшего удивления, видя, как большой босс целеустремленно шагает к "спецотделу", сноровисто набирает код и скрывается за железной дверью. В самом деле, что в этом поступке такого уж удивительного? Точной информации нет, но ручаться можно - Пашка не раз пользовался барской забавой, потайным ходом на другую сторону улицы. По бабам хотя бы отправлялся, а возможно, и по серьезным делам. Вряд ли он приложил столько сил по возведению потайного хода исключительно для удобства других... Старательно закрыв за собой дверь и убедившись, что замок надежно защелкнут, Петр уселся за стол, ни разу в жизни не послуживший рабочим целям, - так что даже сигареты с зажигалкой на безукоризненную полировку класть не хотелось поначалу. Стряхивая пепел в целлофановую обертку от пачки, он не спеша проделал то, что их с Пашкой уговор категорически запрещал - набрал код межгорода, потом номер Кириной шарашки. Где-то в глубине души похныкивало недовольство собой, проистекавшее из добропорядочности и офицерского честного слова, но еще более мощно о себе заявило то ли чутье, то ли пресловутое седьмое чувство, тягостно-смутное предчувствие... Не занято, слава богу, удалось угодить с первого раза. Длинный гудок, еще один... - Институт биофизики, - лениво протянули на том конце канала. Петр моментально опознал голос - светленькая молодая лентяечка с углового стола. Никак не мог запомнить ее имя, не то чтобы заковыристое, но нестандартное какое-то, впервые встреченное. Ангелита? Алита? Алисса с двумя "с"? Вечно из памяти выпадает... - Здравствуйте, - сказал он слегка бурчливо, хрипловато, чтобы не опознала, чего доброго. - Киру Максимовну можно? - А кто ее спрашивает? Странное дело, голосок Алиты-Алиссы заметно изменился. Что-то новое в нем появилось, определенно новое. Тревога? Или настороженность? Почему-то первые пришедшие на ум определения - нехорош и... - Вряд ли вы меня знаете, - сказал Петр, старательно коверкая голос, насколько удавалось. - Уверен, не встречались. Собственно, это знакомый Петра Ивановича из Шантарска... - А не его брат? - моментально откликнулся девичий голосок с тем же нехорошим промедлением. - Вот уж нет, - сказал он. - Вообще не родственник. Честно говоря, даже нельзя сказать, что близкий знакомый Петра Ивановича. Если быть точным - далекий сослуживец. Я тут собирался к вам в Новосибирск, хотел ему вернуть должок. Сумма небольшая, но по нынешним временам с долгами лучше не тянуть, брал-то в переводе на зеленые... В Новосибирске помолчали. - Даже не знаю, как вам сказать... - протянула девчонка. - А долг-то отдавать и некому... - То есть как? - спросил он с ненаигранным недоумением. - Ну, они ж убились... Насмерть. Он заставил себя произнести совершенно спокойно: - Кто? - Петр Иваныч и Кира Максимовна. Четыре дня назад. Их и похоронили уже... Вопреки расхожим литературным штампам, перед глазами у него не плыло, ноги не подкашивались, стены вокруг не вертелись. Просто вискам стало невыносимо жарко, а во рту - сухо и как-то по-особенному непередаваемо. И незнакомо мерзко. - Девушка, простите, я не понял, - сказал он, заставляя себя сохранять то же расчетливое спокойствие. - Как это убились? Как похоронили? Я от него намедни письмо получил... - А число было какое? В письме? - Восьмое, - сказал он после короткого раздумья. - Ну вот, а десятого они и разбились. На савельевской "шестерке". Они ж заявление собирались подавать в загс, вы знаете? - Слышал. - Вот... Он, вообще-то, осторожно ездил, а тут, видимо, понадеялся на прежнее уменье... Экспертиза показала, что они оба... употребили. На радостях, наверное. Вот и получилась... не совсем чтобы радость. В ее голосе не слышалось и дежурного сочувствия - скорее уж азарт причастности к информации, нерассуждающее щенячье любопытство юного существа, не осознающего, что такое смерть. - Где это случилось? В городе? - То-то и оно, что за городом. Километрах в Трех от Академгородка. Там проселочная дорога, хитрый поворот, он, видимо, решил стороной объехать, не светиться перед гаишниками, или как они теперь там кличутся... Машина не загорелась, а вот разбило ее качественно. Петра Ивановича.., а вы правда не близкий знакомый? - Правда. Скорее и не знакомый вовсе. Так, сослуживцы, я же вам говорил уже... - В общем, Петра Ивановича опознали только по орденам и документам. Киру Максимовну, в общем, не особенно приложило, даже лицо целое... Затылок главным образом, она, видимо, не пристегнулась на проселочной. Меня муж, кстати, всегда заставляет пристегиваться... - Значит, похоронили? - перебил Петр. - Ну, я же говорю... Мы все ходили. И родители Киры Максимовны были. Вот только у Савельева - никого. У вас же там, в Шантарске, его родной брат живет? - Да. - Только ни у кого его адреса не было... Вы с ним, случаем, не знакомы? - Не знаком, - сказал Петр сквозь жар в висках и мерзкий вкус во рту. - Совершенно. - И адреса не знаете? - Соответственно. Не знаю. - Ну, я думала, мало ли... В общем, их вчера похоронили. Вы, кстати, не в курсе - ордена полагается на одну подушечку класть или каждый на отдельную? Мы на одну положили... - До свиданья, - сказал Петр. Нажал кнопочку "NO". Со стуком отложил телефон на стол, не сразу попал в рот сигаретой. Уж за то, что он не спит, а следовательно, происходящее вовсе не кошмар, можно было ручаться. Не сон это, а доподлинная явь. Явь, в которой ему лично, если прикинуть, не оставалось места. Он был жив, но в то же время лежал на новосибирском кладбище рядом с Кирой. "Только по орденам и документам и опознали..." Алкоголь в крови... заявление в загс... Нет нужды долго ломать голову, чтобы вспомнить, у кого остались его документы и ордена. У индивидуума по имени Павел Иванович Савельев. Несколько мгновений казалось, что сквозь его голову, сквозь мозги пронесся физически ощущавшийся вихрь. И этот вихрь все расставил на свои места. То, что смутными образами гуляло в подсознании, обрело ясные, четкие формулировки. То, что не оформлялось в мысли, отлилось. То, в чем самому себе было страшно признаться, всплыло на поверхность и звучало в ушах. А еще там настойчиво присутствовала цитата, уж и не вспомнить откуда: "голая, как правда". Как правда. Голая... Если набраться смелости и взглянуть фактам в лицо, голая правда такова: брательник Пашка - явный сексуальный маньяк, субъект с подозрительными связями, шантажист, мошенник и... Наберись смелости хоть теперь пойти до конца - и убийца, как ни страшно это произносить пусть про себя. И убийца. Врач Николай Петрович мог и в самом деле попасться вечером на глаза обкурившейся шпане. Марушкин мог и в самом деле вогнать себе убойную дозу героина. Но в сочетании с только что услышанным сообщением об аварии... Нет тут случайностей. Никаких. Доктор - один из немногих, кто знал о подмене. Марушкин - один из немногих, кто знал, что под "Панкратовым" скрывается нечто иное. Одному холсту - за триста, двум другим - за сотню лет. Что же там, интересно? Точнее, кто? Все документы на вывоз в порядке, за границу вот-вот уплывет нечто дорогое... а как же иначе? Зачем было огород городить? В точности как в деле Хромченко, вот только у генерала Хромченко не хватило ни ума, ни решимости пристукнуть художника, намалевавшего поверх Айвазовского и Врубеля весьма аляповатые пейзажики... предположим, генерала и смерть мазилки не спасла бы... Дело, конечно, не в картинах. Скрытые под современной живописью старые мастера - отнюдь не главное. И денежки Бацы - пожалуй что, не главное. Есть еще Тарбачанский проект. Сто пятьдесят миллионов долларов. Сто пятьдесят. Миллионов. Долларов... "Бог ты мой, - смятенно подумал Петр, - Пашка и в самом деле методично рубит хвосты..." Попробуем разобраться с нашей математикой. До сих пор братовьев Савельевых в полном соответствии с законами природы было двое, но нежданно-негаданно их стало трое. Один мертвый Петр и два живых Павла. Это, разумеется, непорядок. Это неправильно. Но уравнение мгновенно вернется к равновесию, если один из Павлов откинет копыта, склеит ласты, даст дуба, окочурится, одним словом, выпадет из списка живых не на бумаге, а в серьез. Лучше, если он растает в воздухе, пополнив ряды пропавших без вести... Нет и нет! Ошибка в уравнении. Выглядеть оно должно совершенно иначе. Один мертвый Петр. Один мертвый Павел. И третий живой, который - Непонятно Кто. Физически он - настоящий Павел, юридически же - Иван Суходрищев. Или, скажем, Костас Василидис. Или даже Токтахудыйберген Кажепежегельмесов. Не суть важно... Главное, юридически все в порядке. Петр спьяну разбился на машине. Павел... с Павлом что-то приключится в скором времени. Останется третий, который никому ничего не должен, свободен от всех обязательств и долгов, которого никому и не придет в голову искать, потому что о его существовании никто и не подозревает, кроме немногих посвященных, чьи ряды катастрофически редеют... Это и есть ответ. Другого в этой ситуации быть просто не может. Разбился Петр, покинул наш мир Павел - и третий, словно выпорхнувшая из куколки новорожденная бабочка, радостно и весело, беззаботно и вольно порхнет к сияющим горизонтам. Нет другого ответа, нет другого объяснения. Понятно, почему новосибирского "Петра" опознали только по документам и орденам - как же иначе? Коли это вовсе не Петр? А вот Павел должен, очень похоже, погибнуть так, чтобы его хладный труп видело и опознало как можно больше народа. Чтобы никаких сомнений не осталось... "ЧТО Я ПОДПИСЫВАЛ? - обожгла его незатейливая мысль, которой прийти бы в голову пораньше - ЧТО Я, ПРИДУРОК, НАПОДПИСЫВАЛ? Ведь это я все подписывал, я, Павел Иванович Савельев... Продолжая логично и трезво рассуждать в том же направлении, находим ответ и на этот вопрос: вероятнее всего, подмахивая гору бумаг, чье содержание до сих пор остается тайной, ненароком подписал пару-тропку документов, по которым все полномочия распоряжаться Тарбачанскими инвестициями в случае каких-либо недоразумений с П.И. Савельевым просто-таки автоматически переходят к некоему третьему лицу. облеченному всеми нужными полномочиями и доверием. Только так. Иначе не стоило и огород городить. Могучие финансовые потоки словно бы невзначай изменят направление, незнамо как свернут в сторону оффшорных банков, пропетляют по бумагам и электронным сетям, а там и ухитрятся раствориться в безвестности... И не такие суммы пропадали за пределами многострадального Отечества, словно вода в раскаленный песок... - ЧТО ЖЕ Я. ИДИОТ, НАДЕЛАЛ? Влез в расставленную ловушку, вот что. Как лишенная страха сибирская птица каряга, к которой можно преспокойненько подойти, накинуть на голову петлю и стащить с дерева - а она и не почует своей единственной извилиной, что пришли кранты... Сам сунул голову. Поверил. Сначала полсотни тысяч баксов отбили соображение и прежнюю наработанную подозрительность, а там остатки соображения вылетели из башки после дозы сладкого дурмана по имени Катя, Катенька... А ведь и она может погибнуть на пару с незадачливым супругом... Так гораздо надежнее. Чтобы не осталось никого, тесно общавшегося с подменышем и способного вспомнить о некоторых странностях... Врача уже нет. Катя, быть может, Марианна, Надя... Фомич? Елагин? А ведь отлучки Елагина совпадают по времени с новосибирской "аварией" и кое с чем еще... И покушения, покушения! Дважды коварный убийца покушался на Павла свет Иваныча неудачно - а в третий гаду повезло. Подфартило. Не промахнулся на сей раз. Елагин - снайпер, прошедший хорошую школу. Именно такой мог виртуозно пустить пулю возле самого уха, создавая иллюзию, буто это всего-навсего промах... Смешно и странно, но у него нет ни капли злобы - ни на Пашку, ни на Пашкиных сообщников. Проистекало это не из доброты душевной, а из проснувшегося житейского прагматизма. Инстинкта самосохранения, грубо говоря. Некогда сыпать проклятьями - нужно в лихорадочном темпе сообразить, как устроить так, чтобы не умереть во второй раз, окончательно... Ну, предположим, пара дней у него в запасе есть. Пока "Павел Иванович" не поставил последних, окончательных подписей на всех документах, никто его не тронет, пылинки с него сдувать будут. Зато потом... Сколько времени они ему отвели для потом? Вряд ли особенно много. У них тоже есть нервы. Ставки очень уж велики. Ни одна операция, сколь бы светлыми умами она ни планировалась, не может развиваться в точности по написанному. Гладко было на бумаге... Ди эрсте колонне марширт... Марушкин не утерпел, выломался из сроков, за что и поплатился. Баца тоже выломался, наверняка заставив этих не на шутку поволноваться. Возможны и другие накладки, вовсе уж непредсказуемые, наши достаточно умны, чтобы это отчетливо понимать. Значит, будут форсировать события. Времени мало, для пущего душевного спокойствия лучше считать, что его совсем нет... А вот рассиживаться здесь далее - не стоит. Как бы Фомич не встревожился - что, собственно говоря, "Павлу" тут делать?" Он вернулся в кабинет, почти не видя окружающих, прошел мимо дернувшейся было что-то сказать Жанны, хлопнул дверью. Постоял, не сводя глаз с портрета: теперь Катя уже не казалась ему надменной королевой. Теперь-то он понимал смысл той картины, что висела дома, в кабинете. Пленница и Зверь. Пленница и Палач. Открыл сейф, чтобы достать револьвер с резинками. Глупое было побуждение - чем эта игрушка поможет против винтовке с оптикой или иного аналогичного сюрприза? Однако офицерская душа, мятущяяся и угнетенная, искала покоя в прикосновении пусть к подобию боевого оружия... Рука нелепо замерла в воздухе. Раньше здесь этого не было. На верхней полке лежал толстый прямоугольный пакет размером с книгу. Весьма даже небрежно завернутый в белую бумагу, кое-где встопорщенную - ни печатей, ни бечевки, так и тянет развернуть... Почему бы и нет? Вряд ли там бомба. Скорее - очередной ход в хитро закрученной партии. Значит, кто-то еще знает код... В пакете оказалась обычная видеокассета без всяких надписей, однако перемотанная наполовину. Бегло осмотрев ее и убедившись, что это именно видеокассета, Петр пока что отложил находку на стол. Развернул сложенные вдвое листки белой плотной бумаги, то ли покрытые машинописью, то ли вынутые из принтера. "Прокурору г. Шантарска В.О. Шабурову от Савельева П.И., проживающего... Уважаемый Василий Олегович! Вынужден обратиться к Вам официально по крайне деликатному делу, требующему полной конфиденциальности. Как мне недавно стало известно, бывший водитель так называемой разъездной машины моей фирмы Дмитрий Николаевич Елагин, пользуясь моим доверием и свободой действий, втайне от меня и моей жены принудил мою несовершеннолетнюю падчерицу Н.Д. Дьяконову к развратным действиям, заставляя удовлетворять его извращенные сексуальные потребности. Девочка призналась, что впервые интимная связь меж ними состоялась в момент, когда ей еще не исполнилось четырнадцати. Следовательно, действия Д.Н. Елагина всецело подпадают под соответствующую статью Уголовного кодекса РФ. По прилагаемым видео- и фотоматериалам, обнаруженным у падчерицы, Вы сами можете себе представить характер этих, с позволения сказать, забав. Не буду подробно углубляться в обстоятельства, при которых мне удалось вызвать девочку на откровенность, однако могу Вас заверить: Во-первых, она со всей определенностью заявляет, что все вытворяемое с ней Елагиным происходило и происходит не добровольно, а в результате запугивания с его стороны - угрозы касаются нанесения увечий, убийства. Во-вторых, девочка готова подтвердить все вышеизложенное при условии полной конфиденциальности. Несколько дней назад я попытался по-мужски поговорить с Д.Н. Елагиным, однако тот в ответ на просьбу оставить ребенка в покое и вернуть другие материалы, которые, по рассказам падчерицы, у него имеются, в крайне нецензурной форме заявил, что не намерен это прекращать, более того, собирается, по его собственным словам, "добраться и до твоей бабы". Фактически между нами произошла драка, прерванная лишь вмешательством сотрудников охраны. Я немедленно уволил Елагина, однако это, боюсь, не снимает проблем. Поймите меня правильно. В другом случае, когда речь, допустим, шла бы исключительно о моей жене, я постарался разобраться бы сам. Однако в эту грязь оказалась замешана четырнадцатилетняя девочка. Кроме того, у меня возникло стойкое убеждение, что за обоими инцидентами последних дней, то есть выстрелами в меня, сюит опять-таки Елагин. Человек, как мне сообщил один из шантарских медиков, имеющий серьезные нарушения в психике - возможно, последствия контузии, полученной в боевых действиях. Признаться, у меня есть основания всерьез опасаться за свою жизнь и жизнь близких. Мне доподлинно известно, что бывший офицер Российской армии Елагин прошел серьезную подготовку и числился в составе спецподразделений. Если прибавить к этому явные нарушения психики, возникает ситуация, когда мне приходится" Текст обрывался. Ни запятой, ни многоточия. Должен быть, по идее, следующий листок, но его-то как раз и нет. Впрочем, и того, что имеется, достаточно. "Хорошая версия, - холодно и отстранено оценил Петр. - Прямо-таки железобетонная. Есть ведь куча свидетелей, которые в момент подтвердят, что Елагин наглейшим образом, прилюдно цеплялся к Кате, что покойный П.И. Савельев с ним и в самом деле чуть не подрался принародно, прежде чем уволить. Потом из личного сейфа покойного извлекут письмо, которое он, надо полагать, не успел дописать и отправить... И кассету. И снимки". Знакомые снимочки из альбома "маэстро Пабло" - с полдюжины. Старательно отобраны те, что не носят и намека на высокое эротическое искусство, - Надя в самых бесстыдных позах, поневоле заставляющих поверить, что у снимавшего извилины заплелись в морские узлы. И кассета... Он вставил ее в проем видака, перемотал. Вдавил кнопку так, что она едва не сломалась. Изображение нерезкое, расплывчатое - видно лишь, что девушка сидит на широком подоконнике, подтянув колени к подбородку, так, что подол летнего платья высоко задрался. Зато кусочек двора за высоким окном оказался заснят четко. Снимавший меняет фокус - теперь девушка обретает четкость, а заоконный пейзаж, наоборот, расплывается. Надюшка, конечно. В руке держит цветок на длинном стебле, покачивает им у рта, прикусывает лепестки, но выглядит не особенно веселой. В кадр вплывает еще одна насквозь знакомая личность - свет наш Митенька Елагин собственной гнусной персоной. Присаживается рядом на подоконник, небрежно, в две секунды сажает девчонку к себе на колени, оглаживает, расстегивает, раздевает. Подхватывает на руки, спрыгивает и чуть ли не бросает добычу на узкую постель, поставленную меж подоконником и камерой... Петр смотрел ровно столько, чтобы убедиться: никакой имитации, все происходит всерьез. И не заметно у соплюшки ни особой страсти, ни особого энтузиазма - добросовестно подчиняется, и только. Пленку самолучшим образом можно подверстывать к заявлению в прокуратуру. Соответствует общей тональности. Плюс - снимки. Значит, вот так это должно выглядеть. Сексуальный маньяк, поехавший к тому же крышей на боевых, гнусно попользовался юной девочкой, падчерицей босса, не удовлетворившись этим, стал с теми же целями приставать к хозяйской супруге, а когда она, пылая благородным гневом, рассказала обо всем мужу и тот в два счета уволил нахала. Перед этим псих Елагин дважды пытался разделаться с боссом. Оба раза не получилось. Зато в третий раз повезло. Ошибки быть не может. Версия выстроена правильно. Цинично говоря, именно так и действовал бы сам Петр, окажись он на месте братца, козла безрогого. Да, шокирующе. Да, сенсационно. Но в кропотливо выстроенном Пашкой спектакле нет ничего неправдоподобного. Вполне жизненно. Вполне житейская коллизия. Случалось похожее и в нашем богоспасаемом Отечестве, и под другими географическими широтами. Чертовски жизненно, надо признать, комар носа не подточит. Все замотивировано. Однако, чтобы план удался полностью, погибнуть должны трое. Подменыш - по известным причинам уже и мотивам, Катя с Надей - для полной завершенности и стопроцентной гарантии. А это... А это обстоятельство - погибнуть должны все трое, - ежели вдумчиво прокачать, обязательно сужает возможности противника, ограничивает число его ходов и построений. Рациональнее всего - выбрать ситуацию, когда трое гибнут разом. И это должно быть именно покушение, с огнестрельным оружием. Никакого циана в компот. Свихнувшийся маньячок Елагин должен, судя по двум предшествующим эпизодам, и в третий раз применить навыки призового стрелка. Еще и потому, что настоящий маньяк строго следует однажды выбранному методу. Опять-таки игровое поле противника выглядит суженным... Елагин, очень похоже, совершенно не понимает, что ему с самого начала уготована роль такого же манекена, каким оказался Петр, - Пашка должен был впарить своему убийцу какую-то чертовски убедительную липу. А на деле, конечно же, позаботится, чтобы исполнитель не пережил жертв. Так, это направление мы пока не разрабатываем, не время... Он вдруг поймал себя на том, что не может вспомнить Киру. Какие-то взгляды, жесты, повороты головы помнит, походку, волосы, смех, а представить всю решительно не в состоянии. Жалость к ней, неповинной, так ничего и не узнавшей, таилась где-то на периферии сознания, и в этом не было ничего циничного - предстояло спасать живых, наплевав на саднящую душу. Лишний раз убеждаешься, что все, абсолютно все в нашей жизни имеет началом и корнями библейские сюжеты. Как же, Исав, "человек косматый", искусный в звероловстве человек полей, простяга и тугодум. И брат его Иаков, человек кроткий, живущий в шатрах. А поскольку "шатры" уже в те времена подразумевали некую цивилизованность, обитавший в них кроткий человек в конце концов и сплел интригу, одурачив простодушного зверолова. Но потом... Потом Исаву было предсказано: и ты будешь жить мечом твоим и будешь служить брату твоему; будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей. В самом деле, настало время... Речь уже не об иге, а о жизни. Итак... Просчитавши все, приходишь к выводу, что вариантов будущего имеется только два. Можно плюнуть на все и сбежать. Объявиться в Новосибирске, с ошарашенным видом узнав о собственной смерти, кинуться по друзьям и знакомым, бия себя в грудь, доказывая, что на самом-то деле ты подрабатывал где-то в провинции либо запил. Каким образом с Кирой в машине оказался некто неизвестный в твоих орденах и при твоих документах? Помилуйте, я и сам теряюсь в догадках. Нет, никакого злого умысла не подозреваю (ибо - недоказуемо). Дичайшее стечение обстоятельств. Доказать, что Петр - это все же Петр, будет не так уж трудно: масса народу подтвердит, стоит трудолюбиво напомнить им о встречах, разговорах, продемонстрировать свою подпись, без запинки перечислить, что лежит в контейнере с пожитками, и так Далее, и тому подобное. После некоторых мытарств удастся себя "оживить". Пожалуй что, при таком раскладе Пашка ничего против него не предпримет - это уже совершенно другой коленкор... Вот только сбежать - означает бросить Катю. Даже если этот козел и оставит ее в живых, жизнь ей будет не в жизнь. Нельзя ее бросать, любимую женщину, свою мечту, ожившую во плоти и настигшую как молния или солнечный удар... Значит, придется драться. Ну, а дракой нас не запугаешь. Видывали виды. Ничего нового, по сути, в этой истории и нет: снова очередной гад хочет добраться до нашей шкуры, а мы постараемся сделать все, чтобы вышло как раз наоборот. Страха не было. Была смесь азарта и мрачной веселости - явление, давно известное не одним лишь военным людям. Так уж человек устроен: пугает неизвестность и затянувшееся ожидание, меж тем как угроза сама по себе лишь вызывает прилив в кровь того самого яростного азарта. Он, уперев локти в полированный стол, с силой провел ладонями по лицу. словно сбрасывал некую маску, стянувшую кожу. Итак, деремся. За себя, за тех, кто внезапно оказался полностью от твоего боевого искусства зависящим. Деремся. Выкрикнуть обвинения в лицо - значит показать себя идиотом и умереть, как идиот. Уж что-нибудь да придумают... Следовательно, воевать надо потаенно. Чтобы все происходило как бы само собой. Чтобы они сцепились. Есть в закрытых учебниках такое понятие - управляемый конфликт. Облеченная в наукообразную форму старая, как мир, истина - разделяя, властвуй. Сыграть на противоречиях, ударить в слабые места. А где у нас слабое место? Да в самих людях, конечно. Они нервничают, они напряжены, они, очень может быть, втихомолку подозревают друг дружку в черных замыслах - и, безусловно, не ошибаются. Круг посвященных в тайну подмены страшно узок, но внутри него непременно существует еще более узкий круг знающих. Одни знают только о подмене, другие рассчитали, кто из знающих должен остаться в живых, а кого следует списать в издержки производства, как Елагина. Стравить их вполне возможно. Мотивы опять-таки известны с седой древности и весьма немногочисленны: власть, тщеславие, страх, деньги. Деньги! Благо деньги наличествуют, и немалые... Но прежде чем продумать этот вариант до мелочей, он решил окончательно разобраться с кассетой. Вернул ее к самому началу, остановил кадр. Да, никакой ошибки. Квартира, где вся эта гнусь происходила, располагалась в том же доме, четырехугольником замкнувшем дворик. В кадр попал синий "Хаммер" с запомнившимся номером, тот самый, что каждый день стоял в их дворе. И трансформаторная будка та же самая, приметная. И детский городок с резным деревянным ежиком высотой примерно в метр. Только этаж не пятый, а, примерно прикидывая, третий-четвертый. Если провести воображаемую линию, разделившую бы дом-квадрат на два треугольника, то его квартира и хаза- "киностудия" расположены на катетах одного из них... Из окон одной квартиры просматривается вторая, и наоборот. Учтем... Часть третья ОДИН МИНУС ОДИН ПОЛУЧИТСЯ ОДИН Глава первая НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО, ГОСПОДА... Правильно говорят, что утро вечера мудренее. Проснулся он, уже не испытывая ни тягостной тревоги, ни прежнего саднящего беспокойства. Опасность, и нешуточная, осталась, но отношение к ней стало ровное. Вполне даже профессиональное. О ней не следовало забывать, ей следовало противостоять достойно - и только. Никакой, с позволения сказать, лирики... После завтрака, проводив Катю на необязательную службу, он скорчил рожу начавшему кое-как его признавать бультерьеру и направился в кабинет. Мимоходом подумал, что обнаружил, наконец, ответ на один из вопросов: почему Пашка настаивал, чтобы Катя работала. Ответ незатейлив и подловат: да чтобы ее не было дома, чтобы ненароком не помешала забавам... Услышав непонятные звуки в каминной, заглянул туда. Неведомо почему "театр" выглядел заброшенным и покинутым, хотя внешне ничего вроде бы не изменилось - и шест поблескивал столь же ярко, и гроздья светильников остались на своих местах... Из той самой двери в углу спиной вперед появилась Марианна, тащившая за собой огромный картонный ящик. Выпрямилась, заметив его, выжидательно улыбнулась. - Прибираемся? - спросил он вежливо. - Вы же сами распорядились... - Насчет чего? Она поправила указательным пальцем упавшую из-под кружевной наколки прядь волос, пожала плечами с видом легкого недоумения: - Как это? Звонил Косарев, передал, что вы категорически приказали ликвидировать театр. Так и сказал. Он, мол, сам не имеет понятия, что это означает, но именно это вы приказать изволили... Я понимаю, что ему, старому сморчку, сие знать и не полагалось, но все же к чему такая спешка? Петр не растерялся: - Почему - спешка? Просто ликвидируется театрик, вот и все. Цирк сгорел, и клоуны разбежались... Ты против? - Откровенно, Павел Иваныч? - Она подошла вплотную и уставилась с блудливой подначкой. - Конечно, против. Привыкла как-то, мне его будет не хватать... Вы не поторопились? - Нет, - сказал он сухо, демонстративно отстраняясь. - Театрик погорел, Марьяшка, и это - суровая реальность... - А я? - А ты служи на прежней должности. - И только? - спросила она разочарованно. Он развел руками. - Ох, Павел Иваныч, и надо ж было вам так неудачно головой приложиться... - фамильярно сообщила она. - Положительно, я вас не узнаю... - Ведь это же просто другой человек - а я тот же самый... - пропел он с надлежащей хрипотцой. - Что делать, что делать... Тебе как Косарев велел распорядиться реквизитом? - Сказал, что пришлет машину. - Она заглянула в ящик, где навалом лежали разноцветные тряпки. - Значит, на свалку? - Вот именно, - сказал Петр, направляясь к двери. И это прекрасным образом ложится в первоначальную версию, лишний раз доказывая ее правильность. Рубка хвостов продолжается. Нужно в темпе ликвидировать все следы домашних сексуальных забав, так или иначе связанных с хозяином. Любые материальные следочки не вполне нормальных эротических развлечений должны быть связаны исключительно с личностью Митеньки Елагина, рехнувшегося снайпера. Значит, совсем скоро... Как? И где? Интересно все же, что за обманку подсунули Елагину? Обманку, успокоившую его, надо полагать, полностью? Ведь никак не может Пашка оставить его в живых после всего, Елагин необходим исключительно в виде трупа, каковой не в силах опровергать обвинений, а спиритизм нашим судом в качестве доказательства пока что не рассматривается. Все они теперь реквизит - и он, и Катя, и Елагин... В кабинете Петр первым делом проверил сейф - фотографии пока что были на месте. Не стоит ломать голову над тем, кто их должен забрать и когда, - все равно по скудости информации не допрешь... Он снял с полки зеленый томик Гюго - тот самый, зачитанный, с переплетом, покрытым продольными трещинками. Раскрыл наугад. Очень похоже, Пашка частенько здесь посиживал, перечитывая в сотый раз. Интересно, когда его осенило? Быть может, давненько... Вряд ли давно умерший классик мог предвидеть, что созданный им образ некий русский бизнесмен воспримет как руководство к действию... Образ, надо сказать, не из простеньких. Сьер Клюбен. Человек, долгие годы считавшийся воплощением честности и благородства. И никто предполагать не мог, что это - маска. Что многолетняя воплощенная честность служит не более чем инструментом. Что сей субъект просто-напросто решил однажды не размениваться на мелочи, то есть не нарушать одну из заповедей божьих по пустякам, а с азиатским прямо-таки терпением ждать, когда в руки приплывет настоящий куш. И дождался, благодаря той самой честности. И преспокойно смотался бы с добычей, не слопай его осьминог. Ну, осьминога Гюго приплел согласно традициям чопорного девятнадцатого века, когда считалось, что порок непременно должен караться, по крайней мере, в литературе; в жизни, есть сильные подозрения, сплошь и рядом обстояло наоборот - и во Франции, и в других странах. Даже в девятнадцатом веке. Что уж говорить о двадцатом, где... Бросив случайный взгляд поверх книги на экран включенного телевизора, он вскочил, схватил со стола черный пенальчик дистанционки, вдавил кнопочку. Звук прямо-таки ударил в уши, и Петр торопливо сделал потише, глядя на занявшую весь экран фотографию Бацы: цыган беззаботно ухмыляется в объектив, оскалив великолепные зубы, усы топорщатся, шляпа лихо сдвинута на лоб, толстенная золотая цепь под расстегнутой рубахой охватила мощную шею... И тут же другой снимок, тоже черно-белый: два трупа, заснятые со вспышкой, распростертые, похоже, на асфальте. Лиц не видно, рубашка у одного задралась, открыв пузо и рукоятку засунутого прямо за пояс пистолета... ТТ. Точно, ТТ. - ...вчера около полуночи неизвестный в упор расстрелял из револьвера системы наган Петре Георгиевича Чемборяну, более известного в определенных кругах под кличкой Баца, и его племянника, Константина Чемборяну, - возбужденно повествовал репортер "Криминального канала". - Прибывшая по звонку соседей милиция... Петр слушал. чувствуя, как лицо вновь стягивает в застывшую маску. Две пули в голову Баце. Пуля в затылок его племяннику. Наган обнаружен милиционерами в трех шагах от трупов, а вот стрелявший не то что не обнаружен, его никто и не видел вовсе, трижды нажал на спуск не обремененного глушителем револьвера и растворился в сумерках, словно денежки вкладчиков МММ. Интересно, скажут, сколько в барабане-то осталось патронов? Четыре. Полный был барабан... Это профи, конечно. Три пули на двоих, все до одной в голову, грамотный отход при полном отсутствии свидетелей как отхода, так и акции... Нормальный несуетливый профессионал. А это уже совсем интересно... "Как полагают", "по слухам", "согласно некоторой информации" Баца имел кое-какое отношение к торговле наркотой в Шантарске. Что ж, следовало ожидать - на одном бензине таких денежек не наваришь. В заключение репортер одарил зрителей удивительно свежей, незахватанной мыслью - объявил, что, по его личному разумению, убийство это, во-первых, совершено киллером, а во-вторых, связано с деятельностью Бацы на многотрудной ниве торговли дурью. Надо же, какова глубина анализа. Не открой пацан глаза зрителям, можно было подумать, что убийство это совершено бабулей-пенсионеркой на почве спора касаемо президентских шансов Жирика... Молодой, а с толком... Что же, снова совпадение? Сегодня Баца отдал на доверии Пашке двадцать миллионов баксов, а завтра его шлепнул кто-то сторонний? По причинам, не имеющим никакого отношения к обшарпанному "уазику", все еще пребывающему на стоянке? Ох, плохо в такие совпадения верится с некоторого момента... Точнее говоря, не верится вообще. Если Баца никому не сказал, кто именно принял у него триста кило заокеанских денег, получается и вовсе пикантно. А если и сказал - невелика беда. Спрашивать будут с П.И. Савельева, с того, что сейчас сидит в этом вот кабинете с томом Гюго на коленях, а этому Павлу Ивановичу по замыслу режиссеров вскоре предстоит покинуть наш бренный мир, надежно оборвав все ниточки. Вся ответственность падает на Румату Эсторского, ируканского шпиона и заговорщика... И... - К тебе можно? Он поднял голову, недоуменно уставился на Наденьку. Впервые на его памяти юная "падчерица-племянница" зашла в кабинет, да вдобавок обратилась на "ты" вместо обычных издевательски-вежливых подначек вроде "любезного папеньки". - Ну, заходи, цветочек жизни, - сказал он, недолго думая. - Что скажешь и какими судьбами? Она тщательно затворила за собой тяжелую дубовую дверь, надежно отсекавшую все внешние шумы и, Петр успел убедиться, не позволявшую снаружи подслушать разговор в кабинете. Пересекла кабинет с какой-то боязливой осторожностью, будто опасалась нападения. Остановилась у кресла. - Присаживайся, - сказал Петр, отложив книгу. - Что ты мнешься? По-прежнему стоя, Наденька сообщила: - Должна тебя для начала предупредить: я все скинула в Интернет знакомым, и если со мной что-нибудь случится, останутся свидетели, хоть и виртуальные... - Интригующее начало, - признался он искренне. - Чертовски, я бы выразился, интригующее... Ладно, не буду я тебя душить и в мясорубке проворачивать не буду. Излагай. - Я серьезно. - Я тоже, насчет мясорубки. Садись и валяй. Она, наконец, уселась, потянулась к его пачке "Мальборо"; прежде чем Петр успел высказать вслух свое мнение по сему поводу, сунула в рот сигарету, щелкнула его зажигалкой. Вполне умело, не закашлявшись, выпустила дым - и пытливо уставилась серыми Катиными глазищами. - Излагай, интриганка, - сказал он устало. - Ты, вообще, кто такой? - В смысле? - В самом прямом. Ты кто такой? То, что никакой ты не Павел Иванович Савельев, мне и так ясно. Интересно только, кто ты на самом деле такой? "Вот это да", - подумал он не без уважения. Ни одна собака не догадалась, включая тех, кому по долгу службы положено быть олицетворением подозрительности. А эта сопля очаровательная, изволите ли видеть, ухитрилась как-то... - Кажется, я поспешил пообещать, что не пущу в ход мясорубку, - усмехнулся он. - Эй, я шучу! Сядь на место. Дитя мое, а с чего ты, собственно говоря, решила, что я - это не я? - Повторяю, я все скинула в Интернет, хоть и в закодированном виде. Если от меня завтра не поступит сигнала, все раскроется... - Ты уже говорила про Интернет. Я тебе вроде бы задавал вопрос? - Во-первых, наш Павел Иванович в компьютерах разбирался самую малость получше пьющего сантехника дяди Миши. - сообщила Надя. - А ты шаришь по Интернету, пожалуй что, не хуже меня. Во-вторых. Наш Павел Иванович икру в жизни не ел, воротило его от икры, как меня от него. А ты ее лопаешь столовыми ложками. - Ну уж и столовыми... - Я метафорически. Ты ее с удовольствием лопаешь. - Есть такой грех... Продолжай. - Ты не помнишь, где что лежит. Сто раз убеждалась. Реджи на тебя ворчит, как на чужого - собаки звери чуткие... У тебя пластика другая, совершенно. Я когда-то ходила на балет, потом бросила, надоело, но мне там массу полезных вещей успели рассказать про пластику, локомоторику... - Она опустила глаза, щеки порозовели. - Ну, и со мной ты держишься... совершенно иначе. - Ага, - сказал Петр. - А этот, я так понимаю, не мог мимо пройти, чтобы по попке не похлопать? - Нечто вроде, - сказала Надя, сердито сверкнув глазами. - В общем, я поняла, что ты - это не ты... - Все? - Все, - чуть удивилась она. - А что, этого мало? - Бог ты мой, - сказал он, прилагая героические усилия, чтобы не взорваться хохотом. - И ты это в Интернет слила в кодированном виде? Только это? - А разве мало? - Ты мне начинаешь нравиться, - сказал Петр. - Не надо ерзать, я в чисто платоническом смысле... Значит, после того, как я в полном соответствии с традициями Агаты Кристи подсыплю тебе крысиного яда в какао, в Интернете окажется только этот компромат? Надюша, извини меня тысячу раз, но это такое детство... И понял по ее озабоченному личику, что подсознательно она и сама давала себе в том отчет. Усмехнулся: - А ты отчаянная... - Какая есть, - отозвалась она настороженно. - Ну, и чего ты от меня хочешь? Пару тысяч баксов в качестве платы за молчание? Говори, не стесняйся, дело житейское. Ах, нет? Головой мотаешь? Ну так какого ж тебе рожна, прости за вульгарность? И тут же нашел ответ сам. Несмотря на тягостное прошлое, все эти фотосеансы и видеозабавы, несмотря на умелое обращение с сигареткой, на обретенную уже сексапильность, это всего-навсего ребенок. Дети обожают тайны, предпочтительно роковые, жаждут разгадки... - Что ты молчишь? - поинтересовалась она напряженно. - Думаю, - признался он. - Да нет, не про то, на сколько кусочков тебя разрезать... Искренне кое-чего не понимаю. Ладно, ты меня расшифровала. Что же с матерью сенсационными открытиями не поделилась? Или с какой-нибудь подружкой? Двинула ко мне самому. Это, извини, рискованно. Мало ли для каких целей я в вашу честную семью вполз коварным змием... Вдруг я вас всех хочу темной ночкою перерезать, украсть из серванта серебро и убежать? А подлинник давным-давно лежит в Шантаре с дюжиной утюгов на ногах? - Не похоже. - Да-а? - с интересом спросил Петр. - И как же ты себе представляешь механизм подмены? - Я над этим неделю голову ломала, - сказала она. - И пришла к выводу, что он сам это все устроил. Ты уже больше месяца его изображаешь, но никто ничего не заподозрил, ни в офисе, ни в других местах. Значит, ты должен очень много о нем знать, очень. Предположим, вы его похитили, пытали, выкачали информацию... Нет, не верится. Такое только в кино бывает. Он сам зачем-то все придумал. Интересно, где он тебя отыскал, такого? Ведь - как две капли... - Нет, ты уж не отклоняйся от темы, - сказал Петр. - Ты почему пришла прямо ко мне, а не, скажем, к матери? Девчонка подняла голову, глядя ему в глаза по-взрослому серьезно: - Потому что мать изменилась. Ей так гораздо лучше. Уж это-то понять ума хватает... - А тебе? - усмехнулся Петр. - И мне. - Понятно... - Да ничего тебе не понятно! - взвилась Надя. Успокоилась, заговорила тише: - Понимаешь, все пошло совершенно по-другому. Жизнь вдруг стала совершенно нормальной. Без... всего этого. Ты меня прекрасно понимаешь, папочка? - Ну, - сумрачно признался он. - Вот... И я свободно вздохнула, и мать на человека стала похожа. Вот и скажи ты мне честно - когда это кончится? Чтобы мне приготовиться. Или... Ладно, коли уж пошла полная откровенность... Нельзя ли сделать так, чтобы все осталось по-старому? Как теперь? Тебе что, этого не хочется? Думаешь, я не видела, как ты на мать смотришь? И как она цветет? "Бог ты мой, как она должна Пашку ненавидеть", - подумал Петр растерянно. И сказал: - Интересно, ты сама-то понимаешь, какой в твоем предложении потаенный смысл? - Понимаю, - выпалила она, ни секунды не промедлив. - М-да... - Что - "м-да"? - спросила она яростным шепотом. - Что я его, козла, ненавижу? А ты фотографии просматривал, прежде чем мне отдать? - Я и пленку видел, - признался он. - Тем более. Поставь себя на мое место, а? Ты бы его любил? - Я бы его пристукнул, - признался Петр. - Так то - ты. А я не умею, у меня не получится. Да и неизвестно, где он спрятался... Слушай, - сказала она с мольбой. - Неужели тебе не хочется насовсем? Насовсем им остаться? - Самое смешное, хочется, - признался Петр. - Не ради денег и всего прочего. - Ради матери? - Догадлива ты не по летам, дите мое... - Потому и догадлива, что давно не дите, - отрезала Надя. - Научили жизни... Ну, так чего ж ты медлишь? Пристукни его к чертовой матери - и все будет отлично. - Легко сказать... - Слушай, кто ты все-таки? - Брат-близнец, - подумав, решился он. - Серьезно? - глаза у нее поневоле округлились. - А вообще, тогда все понятно... Полковник? - Подполковник. - Ну да. Он давненько как-то говорил, что брат у него офицер, но насчет близнеца ни словечком не помянул... Вообще на моей памяти он тебя поминал всего-то раза два... - Надя воззрилась на него с нескрываемым любопытством. - Теперь-то понятно... И я, дура, так разоткровенничалась... Если ты родной брат, не сможешь... - Зато он, кажется, сможет, - сказал Петр угрюмо. - Что?! Он решился. Был сейчас настолько одинок, что любой сподвижник, даже эта соплюшка, стоил целой армии. А учитывая, что девчонка люто Пашку ненавидела, мало того, жаждала, чтобы все осталось по-старому, - быть может, и не столь уж никчемное приобретение? Он рассказывал негромко, профессионально отсекая лишнее, малозначащее, ненужное в данный момент - голая суть, сначала факты, потом его версии, его наблюдения, его выводы. Надя слушала, не сводя с него глаз, по-взрослому печальных. Он развел руками: - Ну вот и все, если вкратце... Что думаешь? Ты его получше знаешь... - Он нас убьет. Всех. Это такая сволочь... что он, что Митька Елагин. Вполне в его стиле - подставить тебя вместо... а самому махнуть за границу под видом грека. - Ты не в курсе, мать что-нибудь подписывала? Ну, знаешь, такое случается - часть акций или другого имущества регистрируют на имя жены, чтобы... - Да прекрасно я поняла, - досадливо махнула рукой Надя. - Два года назад, когда была перерегистрация предприятий. Я плохо помню детали, мне их и не объясняли, но, в общем, она практически совладелец. Полноправный. Что ты нахмурился? Это для нее... хуже? - Гораздо, - сказал он честно. - Значит, класть будут не меня одного, а всех... Трех. - Так что же ты сидишь?! - Потому что бессмысленно куда-то бежать, махая руками, - сказал Петр. - К тебе можно относиться серьезно, как ко взрослой? - А ты как думаешь? - огрызнулась она. - Если меня хотят ухлопать всерьез, как по-твоему, серьезно я хочу это сорвать или нет? - Пожалуй что, серьезно, - сказал он задумчиво. - Я, собственно, не о том... Молчать сумеешь? - А до сих пор я что, по-твоему, делала? - хмыкнула девчонка, взглянув на него, честное слово, с видом извечного женского превосходства. - На всех углах о своих догадках болтала? - Да нет, - признался Петр. - Вот что... У меня сложилось впечатление, что квартира, где ты... где тебя снимали на видео - в этом же доме? - Ага, - сумрачно поддакнула Надя. - Двадцать четвертая. Он уж давненько купил... - Елагин там живет? - Иногда. А так - никто. Там у них... - она горько покривила пухлые губки. - Киностудия и все такое прочее. Зачем тебе? - Затем, что кое-что я уже просчитал и план у меня есть, - сказал Петр раздумчиво. - А эта квартирка, похоже, свою роль в их плане определенно сыграет. Слушай внимательно... Глава вторая МИЛЛИОН - ЦИФРА КРУГЛАЯ... Откинувшись на спинку кресла в роскошном кабинете, он в последний раз прокрутил все в голове. Как и следовало ожидать, собственный план при трезвом размышлении смотрелся авантюрой чистейшей воды - да и был таковой. Вот только ничего другого он был решительно не в состоянии предпринять. И потом, в истории человечества авантюры неисчислимое число раз проходили, проскакивали, увенчивались успехом. Авантюра - это то, что провалилось, а вот при успехе - и не авантюра вовсе... Немного успокоив себя захватанными истинами, встал, вышел из кабинета спокойной деловой походочкой и направился прямиком к Земцову. Какового и обнаружил за столом - кажется, не в самом худшем расположении духа. - Ну, как успехи на ниве безопасности? - спросил Петр, усаживаясь. - Не похоже, чтобы вы были особенно удручены... - То же и о вас можно сказать, - отозвался Земцов. Приходилось рисковать. Если Земцов в игре - моментально стукнет кому следует о просьбе, которая сейчас последует, а там если и не всполошатся, то неладное почуют обязательно, смекнут что-то, начнут следить, поменяют планы. Однако весь предшествующий опыт Петра говорил за то, что Андропыч ни о чем не подозревает. В такие игры не следует втягивать хороших профессионалов - они-то как раз быстренько сообразят, что вокруг одного-единственного коня Боливара рано или поздно начнется суета с пальбой и поножовщиной... - Не будем тяпуть кота за хвост, Андропыч, - сказал Петр. - Мне кое-что нужно, причем немедленно. Для вас это пустячок. - А конкретно, Павел Иванович? - Два микрофона, потайные "липучки", я их видел в прошлый раз в вашем хозяйстве. С соответствующими приемничками. Радиус приема - не менее пятидесяти метров, а лучше - более. Это первое. Второе. - Петр подошел к окну и указал на противоположную сторону улицы. - Максимум через четверть часа во дворе вон того дома должна стоять машина, не обязательно роскошная, лучше даже, если это будет обычная "Жига", но надежная. Ключи - мне. Выполнить и забыть. - С первым - проще... - задумчиво сказал Земцов. - А вот второе... Нет, несложнее... Но вы ведь, насколько я ухватываю, сами намерены этой машиной воспользоваться? - Угадали. - Интересно, как вы незамеченным покинете здание? - Придумаю что-нибудь, - сказал Петр. Земцов вскинул на него глаза, кисло усмехнулся: - Значит, все-таки это были не байки? О вашем личном подземном ходе? - Андропыч... - поморщился Петр. - Вы же профессионал. Есть вещи, о которых должен знать один. Не более того. - Это опасно. - Почему? Никто и предполагать не может. Разве что ваш кабинет набит "клопами". - Ничего подобного. - Вот видите, - сказал Петр. - Это не просьба. Это прямой приказ. Который, как известно, не обсуждается. Что до покушений - вы мне поверите, если я скажу, что уверен на сто двадцать процентов: больше этого не повторится? - Знаете, Павел Иванович, есть два вида уверенности, - сказал Земцов дипломатично. - Когда мы в чем-то свято уверены и когда наша уверенность и есть истина. - Имеет место быть как раз второе. Земцов недоверчиво спросил: - Значит, все же развели? - Развел. Раз и навсегда. Извините, что я вас не вмешивал, но, как показало последующее, именно эта тактика себя и оправдала. - Павел Иванович, я иногда ломаю голову, отчего не написать в конце концов прошение об отставке... Действуя сугубо по наитию, Петр сказал: - Андропыч, а разве я вас никогда не предупреждал, что иные вопросы буду решать исключительно своими силами? В самом деле, не предупреждал? Точно? - Предупреждали, - сознался Земцов. - Вот видите... - развел руками Петр. - Иногда у меня появляется идиотская мысль... - Что перед вами - другой человек? - подхватил Петр догадливо, улыбаясь так, чтобы шеф службы безопасности сам, без подталкиваний, проникся всей нелепостью этой идеи. - А интересно, откуда бы другой взялся? И кто бы его на мое место пустил? - Я и сам понимаю, что такие мысли - сущее идиотство, - сознался Земцов с виноватой улыбкой, крайне порадовавшей Петра. - Но вот остается такое дурацкое впечатление... - Поговорите с психологами, снимут в два счета, - нагло заявил Петр. - Я тут подчитал кое-что... Оказывается, история медицины прямо-таки пестрит случаями самых удивительных трансформаций, происходивших с людьми после хорошего удара по башке. В больнице нечего было делать, и я подолгу болтал с доктором. Был даже случай, когда в одном человеке умещались две личности. Две сугубых индивидуальности, причем ни одна о наличии другой не подозревала. По четным, скажем, числам человек - портной Антуан, а по нечетным - нотариус, а то и вовсе граф... - Читал и я что-то такое... - Так вот, доктор мне говорил, что это вовсе не утки, - сказал Петр авторитетно. - Представляете, как вы намаялись бы со мной, прорежься во мне после аварии два этаких вот субъекта? - Господи спаси... - Вот именно. Давайте микрофоны и в темпе распорядитесь насчет машины. Вернувшись в кабинет с ключами и парочкой маленьких транзисторов в кармане - самые обычные приемники, продаются во многих магазинах, - Петр опробовал микрофончики и остался доволен. Велел Жанне вызвать Косарева. Когда тот пришел, декорации смотрелись безукоризненно: Петр восседал за столом без пиджака, с распущенным узлом галстука, перед ним на подносе стояла бутылка и бокал с остатками коньяка на донышке, и разило от него соответственно. Блокировав дверной замок, Петр встал из-за стола, слегка пошатываясь, подошел к заму, поймал его за рукав и, не слушая робких возражений, потянул к столу: - Нет уж, Фомич, или ты вмажешь, или я кровно обижусь... Он старался не переиграть, соблюдать меру. Фомич, проглотивший спектакль, покорно принял бокал, выпил и уставился с неподдельной тревогой: - Павел Иванович, что это на вас нашло? - Расслабиться решил душою, друг мой, - признался Петр. - Как ныне выражается молодое поколение - оттянуться. Подключайтесь, голуба, а? Только чур - телочку сам себе искать будешь, я-то Жанку вызову... - Вы серьезно? - Абсолютно! - заявил Петр с пьяной целеустремленностью. - Ты у меня сейчас вмажешь как следует, потом телушек поваляем... - Я вас прежде никогда таким... - Имею я право расслабиться? - грозно-обиженно вопросил Петр. - Дела идут нормально, спектакль я вам откатал по полной программе, что же, не имею права, коли делать нечего? - Имеете, конечно, имеете... Это у вас надолго? - Фомич, я ж не алкоголик. Запоями не страдаю. Выпью свое ведро - и стоп! Ну? - Павел Иванович, извините великодушно, но у меня, в отличие от вас, дел сегодня невпроворот... - Вот и давай поговорим о делах, - сказал Петр с многообещающей улыбкой. - Конкретно, о финансах, - он с размаху выплеснул в рот коньяк, первую за сегодня дозу, которой предстояло остаться и единственной. - О денежках, о бабках, о башлях... Имеешь такие полномочия? - Я не вполне понимаю... - Сейчас поймешь, - пообещал Петр, подошел к нему, небрежно притянул за лацкан пиджака и зашептал в ухо: - Хорошую вы со мной сыграли шуточку, деловые... Поманили пальчиком, пообещали пятьдесят штук... - Почему - пообещали? Ровно столько и получите... - Ах ты, жук лысый! - ласково сказал Петр, дыша спиртным и смачно пошлепывая Фомича по лысине. - Видишь ли, золотко, когда мы договаривались, суммочка эта казалась прямо-таки ослепительной. Но вот потершись среди вас, я, уж извини, кое-чего нахватался. Разъяснили насчет процента со сделок. Вы, голуби, получите сто пятьдесят миллионов баксов, плюс то, что лежит в "уазике", а от бедного подполковничка в отставке отделаетесь полсотней кусков?! Неаккуратно... - Так сколько же вы хотите? - Вот это уже похоже на деловые торги, - сказал Петр, ухмыляясь. - Пятьдесят тысяч - совершенно некруглая сумма... Миллион. - Чего?! - по-бабьи взвизгнул Фомич. - Долларов, - безмятежно сказал Петр. - Это выходит даже меньше одного-разъединственного процента. Если разделить... сто пятьдесят на сто, плюс... - Простите, но ведь это - инвестиции. А не куча наличных, которые вульгарно распихают по карманам! "Да-а?" - мысленно ухмыльнулся Петр и сказал вслух: - А мне, пардон, по барабану. Не смотрите на меня зверем. Раз в жизни подвернулся шанс заработать как следует на всю оставшуюся жизнь... Это бизнес, нет? - Это нахальство! - взвился Фомич. - Да-а? - осклабился Петр. - Ну, как хотите, я не настаиваю, в принципе. Вот только может случиться так, что я в следующий раз, когда придет время подписывать очередные эпохальные соглашения, окажусь вдрызг пьяным, так что выйдет полная конфузия... Могу подписать, а могу, простите великодушно, и не подмахивать. У вас что, дублер для меня имеется? Какое-то время Косарев привыкал к неожиданно полученному удару. Потом чуть ли не взвыл: - Вам-то за что? - А куда вы без меня? - цинично спросил Петр. - Чегой-то вы так побледнемши? Чегой-то вы на пол упамши? Думали, я совсем дурак? Нет уж, нахватался и просветился, вашими, между прочим, трудами. Чегой-то на пол упамши? - На какой пол? - Это я фигурально, - сказал Петр. - В общем, вот вам мое твердое и единственное решение. Миллион баксов. Вы давеча совершенно справедливо подметили, что с двадцатью лимонами краденой зелени я ни за что не справлюсь. Не спорю. Вам виднее. Но с одним-то лимоном, честно заработанным, управиться, сдается мне, смогу... Я вас не тороплю, голуба, ножик к горлу не приставляю, не вы ж решаете, а? Посоветуйтесь, а главное, сумейте втолковать ему, что я от этой идеи ни за что не отступлюсь. Усекли? Когда за ошарашенным Фомичом закрылась дверь, Петр ухмыльнулся вслед - крохотный микрофончик надежно прилип к лацкану лысого, с изнанки, в таком месте, где случайно его не обнаружишь. Не теряя времени, включил транзистор, настроенный на определенную частоту. И всего тридцатью секундами позже уже слушал, оскалясь, как Фомич орет в мобильник, сообщая о непредвиденных осложнениях и требуя незамедлительной личной встречи. Едва сообразив по репликам Фомича, что Пашка на немедленную встречу согласился, выскочил из кабинета и в темпе добрался до "спецотдела". Влетел в подземный ход, припустил по нему. Вовремя - когда он закрывал за собой дверь в квартиру, сзади послышались торопливые шаги. Выскочив из подъезда, огляделся в поисках машины с тем номером, о котором предупредил Земцов. Ага, вот она, белая "девяточка". И "Запорожец" Фомича неподалеку... Прыгнул на сиденье, сполз так, что голова была на уровне верхней кромки дверцы. Фомич, правда, не озаботился глазеньем по сторонам - как бомба, влетел в свой ублюдочный автомобиль... Правда, хотя и находился в растрепанных чувствах, не забывал проверяться, в точности как в прошлый раз. Однако Петр принял свои меры, избегая обнаружения. Оказавшись во дворе - совсем не там, куда в прошлый раз привозил его Косарев, у Пашки, надо полагать, не одна хаза, - выбрал удобное местечко. откинулся на сиденье и с удовольствием слушал, как расстроенный Фомич живописует их разговор. Лысый так и кипел от возмущения, словно Петр залез в его собственный карман и потребовал денежек, отложенных на спокойную старость. - Все? - послышался спокойный Пашкин голос. - А что, мало? - огрызнулся Фомич. - Это ж ни в какие ворота... - Почему? - раздался голос Елагина (о, и Митенька там!). - Вполне естественные, я бы сказал, желания. Наш манекенчик малость пообтерся и смекнул, что продешевил. Знаете, господа, я ему даже аплодирую. Я-то думал, он полный сапог, а у него вполне умные мысли рождаются... - Ну, позволь! - Нет, ну не глупая же мысль?! Вот откажись он от миллиона баксов - это как раз было бы глупо, - Хохотнул Елагин. - А когда миллион требуют - это вполне умно. - Пожалуй что, - поддакнул Пашка. - Так вы что?! - негодующе взвыл Косарев. - Платить намерены? - Фомич, - мягко сказал Пашка. - Уж извини, но ты в последнее время что-то поглупел... Опять с Милкой нелады? - Да причем тут Милка! - Не в ней дело... Фомич, я тебя не узнаю. Истерику поднял, сорвался с фирмы... Какого хрена? - Но он же сказал, что может не подписать... Послышался деланный, демонстративный вздох Пашки: - Фомич... Честно, глупеешь. Он, изволите ли видеть, потребовал миллион... Кто тебе мешал пообещать? Тихо и спокойно? От моего имени? А ты... - Как он сказал, говоришь? - вклинился Елагин. - "На всю оставшуюся жизнь"? Фомич, ты что, запамятовал, сколько у него осталось этой самой жизни? С гулькин хрен... Или ты собрался его после завершения операции на белом свете оставить? Денежки отслюнить, водкой напоить, с Милкой в постель положить? "Ну, спасибо, Митенька, - подумал Петр, зло кривя рот. - Объяснил все без недомолвок, чтобы никаких иллюзий не оставалось. Спасибо, золотой мой, бриллиантовый..." - Извините, - послышался смущенный, вялый голос Косарева. - И в самом деле недодумал. Нервы... не железные ведь. Что будем делать? - Жопу заголять и бегать, - хохотнул Пашка. - Возвращайся в темпе, пообещай миллион, пообещай луну с неба... Хоть собственную задницу. Лишь бы он больше ни разу не взбрыкнул. Пусть питает любые иллюзии. Твоя задача - сделать так, чтобы он до самого конца оставался спокоен, весел и доволен жизнью. И боже тебя упаси на доверенном тебе фронте работ хоть в малости напортачить... Ну давай, финансовый мой, в темпе поспешай! Вскоре Фомич вышел из подъезда, утирая платком лысину, сел за руль и выехал со двора, от расстройства чувств едва не столкнувшись со въезжавшим "Москвичом". Водитель "Москвича" высунулся в окно и высказал все, что думает о "Запорожцах" вообще и этом, конкретном, в частности. Страдальчески улыбнувшись, Фомич развел руками, свернул на магистраль и скрылся из виду. Петр по-прежнему держал возле уха приемничек - Фомич выскочил без пиджака. Видимо, снял его там, повесил куда-нибудь на стул, а потом в крайней растрепанности чувств и не вспомнил. Тем лучше, послушаем еще, что они там интересного скажут, оставшись наедине... - Интересные дела, - задумчиво сказал Пашка. - Меня это почему-то ничуть не волнует, шеф... - Да меня тоже. Просто не думал я, что этот пентюх настолько быстро проникнется сутью рыночных отношений... - А чего вы хотите? Ваша копия, как-никак. - Вообще да... Меня другое волнует. "Уазик". Прекрасно знаю, что к нам следок ни за что не поведет, что никому чужому ромалы его не отдадут, и все равно... Триста кило денег, Митяй, - это тебе не макулатура. Представляю, как эта развалина там стоит - душа не на месте... Знаешь что? Нажраться охота. До соплей, до паданья мордой в гравий, до поросячьего визга. У Фомича, изволите ли видеть, нервы... А у меня? Ох, я потом и надерусь... Не буду терпеть до Кипра. - Понимаю, шеф. Побуждения аналогичные... У меня тут мысля родилась. Помните, я предлагал назвать нашу негоцию "операция "Зеркало""? В том смысле, что этот мешок - ваша точная копия. Так вот, правильнее, по-моему, будет - "Скелет в зеркале". Он, дурень, в зеркало таращится, себя там видит и не знает, что на деле-то в зеркале - скелет... - Ох, Митя, не занимайся ты херней, - усталым, севшим голосом сказал Пашка. - Это у тебя, сдается мне, армейская отрыжка. Ну почему непременно нужно давать операциям названия? На кой хер? - Красиво просто. А? "Скелет в зеркале". - Красиво, красиво... - Шеф, можно незрелую мысль? - Ну? Елагин вкрадчиво сказал: - У меня тут замаячила идейка... А почему бы нам герра Фомича не проводить чуточку раньше? Не дожидаясь финала? В конце концов, Фея за двоих прекрасно поработает... - Ох... - А что вы вздыхаете? Я бы это оформил совершенно бесплатно, без всяких дополнительных процентов. Из любви к искусству. Фомич старенький, из него песок сыплется. Если вдруг откинет копыта на Милке, никто особенно и не удивится. Или в столб въедет с переломом основания черепа. Как мысля, босс? Зачищать так зачищать... Все равно его следом за манекеном отправлять. - Не гони лошадей. - Нет, я серьезно. Никто ничего не заподозрит... - Не любишь ты старичка, а? - засмеялся Пашка. - Не люблю, Павел Иванович. Гнида наш старичок, если откровенно. Вы ручаетесь, что он так-таки ничего и не заподозрил? Не просек, что его тоже в отходы спишут? Советская школа - вещь серьезная. Ручаетесь? После продолжительного молчания Пашка признался: - Не ручаюсь... - Вот видите. Давайте я... Изящно и легонечко? А? - Рано, рано, - судя по тону, прямо-таки сквозь зубы заключил Пашка. - Не то чтобы без него совершенно не обойтись, но лучше будет, если триста кило денежек не мы, а он Никифору передавать будет. Так оно проще и легче. - Ну, смотрите. Я сомнениями честно поделился. Что на душе было, то и высказал. - Тут не душой нужно, а логикой. - Я и логикой тоже шевелю, - сказал Елагин. - Только вот с точки зрения логики мне совершенно непонятно, зачем он нам преподнес историйку про то, как манекен от него, изволите ли видеть, оторвался на Кутеванова. - Думаешь, врал Фомич? - Не знаю, босс. Просто эта история абсолютно не укладывается в события. Ни с того, ни с сего вдруг оторвался... Причем исходят эти совпадения от Фомича... Которому я совершенно верить перестал... Нутром чую некую несообразность, а точнее сказать не могу по недостатку данных. Поскольку... Как ни интересно было слушать, Петр выключил транзистор и включил мотор - следовало поспешать в контору, чтобы Фомич не заподозрил неладное. Стоп! Ага, вот он, "Запор", вползает на дорожку. Спохватился, вспомнил про пиджачок... Тем более пора ехать. Заберет пиджак, и ничего больше не услышишь... ...Он ухитрился опередить лысого, вернуться по знакомой уже потайной дорожке. Засел в кабинете. Через двадцать минут пред его ясны очи, словно лист перед травой, предстал Фомич. С таким пришибленным и запыхавшимся видом, словно бежал пешком от хазы. Петр, по-прежнему старательно изображая опьянение, бодро рявкнул: - Ну, посоветовался? - Посоветовался, - вздохнул Фомич. - Он гарантирует, что миллион вам - будет. Конечно, сначала в ваш адрес, надо признаться, было сказано немало теплых слов... - Но ведь понял в конце концов, что рынок есть рынок? Молодец, Фомич, на вот, выпей, - Петр вновь приобнял лысого, доверительно зашептал на ухо: - Фомич, а давай вместе "уазик" прикарманим? А? Ты прав, один я не смогу, а вот с тобой на пару... Ну что ты смотришь синими брызгами, аль в морду хошь? Поедем прямо сейчас, заберем тачку - и растворимся на просторах нашей великой и необъятной? Она хоть и съежилась, ан все равно в каком-то плане - необъятная... С твоей башкой и с моими ловкими руками затеряемся, как конокрад в ночи. У меня есть знакомые в Сухуми, границу перейдем, паспортишки выправим... А, Фомич? У него сложилось твердое убеждение, что какое-то время Фомич раздумывал над его предложением всерьез. Взвешивал. Думал и прикидывал. Но в конце концов годы взяли свое, старый хрен старательно изобразил возмущение: - Да что вы такое говорите? - Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил, - захохотал Петр. - Да ты не дергайся, финансист, я шутейно... Мне лично и миллиона достаточно. Ты ему не говори, понял, нет? Я ж совсем шутейно. - Шуточки у вас... - А ведь забрало, нет? Ладно, замяли. Сейчас ты у меня как миленький хватанешь стопарь - хорошее известие принес... Глава третья ОБОКРАДЕННЫЙ БЕДОЛАГА - Повторяю еще раз, - сказал он медленно, с расстановкой, негромко. - Не криви губки, слушай внимательно. Серьезным делом занимаемся... Когда я скажу "давай!", пшикаешь мне данным дезодорантом в физиономию, уделяя внимание главным образом не самой физиономии, а участку примерно отсюда и досюда, - и показал на себе, черкнув ребром ладони по горлу над ключицами, по животу. - Считаешь до пяти, при этом Задерживаешь дыхание и закрываешь глаза. После процедуры уходишь спокойно - повторяю, спокойно! Обращать на себя внимание нельзя... Повтори. Надя дернула плечиком: - Я итак... - Повтори, - сказал он тихо, убедительно. - Мы не забавы шутим... Она добросовестно повторила, не разу не запнувшись и ничего не перепутав. - Мысленно себе представила последовательность действий, как я учил? - Ага, - сказала Надя. - Ты не волнуйся... Они стояли в узеньком проходике - с одной стороны задние стены кирпичных гаражей, с другой тянулся грязный бетонный забор, за которым прилагало отчаянные усилия к выживанию то, что сейчас осталось от радиозавода. Место было безлюдное, мало посещаемое обычными прохожими. По сей причине всякий свободный кусочек земли оказался усеян пустыми бутылками, одноразовыми шприцами, кучками фекалий, судя по габаритам, отнюдь не собачьих, а также известными латексными изделиями. Петр собрался с духом, добросовестно зажмурился, приказал: - Давай! И тут же, зажав нос двумя пальцами левой руки, что есть сил сжал губы. В грудь, в лицо ударила невесомая, морозно-омерзительная струя газа. Всей кожей он ощутил отраву. Старательно сжимая веки, губы, сдерживая дыхание, услышал, как удаляются легкие шаги - ну, слава богу, как он учил, сообщница не бежала, ушла с нормальной, не привлекавшей внимания скоростью... Как ни предохранялся, а в глотке запершило и под веками словно бы обнаружились крохотные песчинки. Пора, пожалуй... Петр привалился боком к кирпичной стенке, шаркнул по ней всем телом, основательно и вмиг перепачкавшись, открыл на миг глаза, чтобы сориентироваться, кинулся к выходу из кривого проходика, к людям. На глаза свидетелям. Во двор он вывалился, шатаясь, спотыкаясь, главное было - не растирать руками глаза, а их уже пекло по-взаправдашнему и в горле словно застряла пара проволочных ежиков для чистки посуды. Чей-то удивленный возглас... Ага! Есть свидетели! Он, почти не играя, запнулся - нога и вправду наткнулась на какой-то обломок ржавого железа. Рухнул на одно колено, кашляя без малейшего притворства, отплевываясь, содрогаясь в приступах рвоты. - Семен! - Да вижу... Нажрался, что ли? - Одет-то прилично... - А воняет чем? - Семен, Семен! - визгливый женский голос. - Ну ты куда лезешь? Без тебя не разберутся? Слезогонка, впитавшаяся в дорогущий пиджак, окутывавшая облаком, начала действовать по-настоящему, без дураков. Конечно, главный вред прошел стороной, но и того, что осталось, хватило, чтобы теперь, согнувшись в три погибели, перхать, кашлять, отплевываться без тени актерской игры... К нему осторожненько подступали оказавшиеся во дворике - из-за рези в глазах Петр не мог ни рассмотреть их толком, ни сосчитать. - Одет-то хорошо... - И водярой не пахнет... Точно тебе говорю, чето нечисто... - Семен, ну куда ты лезешь? Мало ли что.. - Тихо, Аня, не возбухай, - решительно прервал женщину самую чуточку хмельной, решительный бас. - Не тигра, не укусит... Эй, мужик, чего с тобой? Й-е-мое, чем воняет? "Черемуха", что ли? Ну, точно! Стоя на коленях на земле, плюясь, Петр выговорил: - Щенки, твари... В лицо брызнули из баллончика, в карманы полезли... Там, за гаражами... - Ага. Ага, - заключил поддавший Семен, судя по всему, из категории зевак-активистов, жаждущих из простых зрителей стать непременно участниками. - Точно, "черемуха", ты глаза-то не три, зема, не три, говорю! Эй, пацан, на вон платок, к колонке сгоняй да намочи! Витек, участкового высвисти, я его только что на балконе видел... Бабы, чего толпимся? Нормальный мужик, приличный, вон галстук какой... Шпана газом прыснула, на гоп-стоп взяли... Это у тебя че, телефон? Ох ты, новый русский, как из анекдота... Садись, вон туда садись... Бабка, скамейку не засти, человека ноги не держат! Горластый Семен и еще кто-то из отважных доброхотов, бережно поддерживая под микитки, кое-как препроводили Петра к скамейке. Кто-то сунул в руку мокрый комок материи и он с грехом пополам протер глаза. Теперь почти не жгло, но в горле саднило. - Ну че, полегчало? - допытывался Семен. - Да вроде... - ответил Петр, с превеликим облегчением убедившийся, что все прошло согласно разработанному плану. - Щенки, суки... - Отвык, поди, от твердой земли? Все на "мерсе" да на "мерсе"? - с явственной толикой легкой классовой неприязни констатировал Семен. - Ладно, могли и на перо посадить... Обошлось. Много взяли? Ага, вон и власть поспешает, легка на помине... - Разойдемся, граждане, разойдемся, - послышался совсем близко уверенный голос. - Что у нас происходит? К ним подошел милицейский старлей, примерно ровесник Петра, заранее приготовивший значительно-подозрительную физиономию старого служаки, еще ничего толком не знавшего, но готового пресекать и не допускать впредь. - Опять Чикаго, Михалыч, - сообщил первым, конечно же, Семен. - Вон, пана нового русского шпанята из баллончика окатили и по лопатнику вдарили... - Семен, ты бы не толпился, а разошелся... Так. Участковый инспектор, старший лейтенант Зотов. Что случилось, гражданин? - Двое сопляков, - сказал Петр, проморгавшись. - Брызнули какой-то гадостью в лицо, полезли в карманы, только, по-моему, ничего не успели забрать, сами под свои газ и попали... Убежали, щенки. - Документики позвольте? Посмотрите заодно, что пропало, что не пропало. Гра-аждане, ну не будем скопляться! Ничего тут нет интересного по нонешним-то временам... Так... Савельев Павел Иванович... знакомая фамилия, что-то про вас давеча по телевизору говорили, в положительном плане... Пропало что? - Да нет, ничего, - сказал Петр. - Не успели... - Соплячье неопытное. Ваше счастье... "Скорую" будем вызывать? - Не стоит, пожалуй. В глотке только пакостно, а так... - Опознать сумеете? - Какое там - опознать... - вздохнул Петр. - Я их и не рассмотрел вовсе. Шли навстречу двое, пацаны как пацаны, один повыше, другой пониже, вот и все воспоминания... - Бывает, - протянул участковый, возвращая Петру черную кожаную книжечку, где в прозрачных кармашках лежали документы, от прав до паспорта. - Ситуация... Петр прекрасно понимал, что таилось за ускользающим взглядом опытного служаки. Дело дохлое, это старлей просек моментально. Как выражается очаровательная Дарья Шевчук, глухарь, он же висяк Старлею и долг выполнить следовало бы, и не хотелось паскудить свободное время мартышкиным трудом... - Ну, что... - проговорил участковый, подтверждая его догадки. - Надо бы заявление по всей форме, протокол составить... - Да где вы их искать будете? - досадливо пожал плечами Петр. - При том, что я и лиц не помню? - Оно, конечно... - Ладно, обошлось, - сказал Петр. - Не стоит время терять на бесполезные протоколы, тем более что и не пропало ничего. Я, пожалуй, пойду... - Оно как-то... - осторожно заметил старлей, в глубине души явно обрадованный. - Полагается все же... - Вы - человек, конечно, опытный, - негромко сказал Петр. - Как думаете, есть шанс отловить? Участковый красноречиво вздохнул, приподняв плечи. - Вот видите, - сказал Петр. - Будем считать, что и не было ничего. У меня скоро совещание, нужно себя в порядок привести... Пойду я. - Вы все же в райотдел зайдите, оставьте заявление, - для очистки совести предложил старлей. - В дежурной части зарегистрируют... - Непременно, - кивнул Петр. - Спасибо. - Да не за что... Петр еще раз кивнул ему и направился прочь, обогнув табунок зевак, в некотором отдалении живо комментировавший происшедшее. Насколько ему удалось расслышать, среди них, оказывается, нашлась парочка индивидуумов, своими глазами зривших, как двое верзил с чулками на головах напали на "во-он того бизнесмена" и отобрали у него доллары и золотишко. Вот и прекрасно. Так даже лучше. Чем больше будет слухов-пересудов, тем глаже пройдет... Оглядев себя, он снял пиджак, свернул его подкладкой наружу, повесил на сгиб руки. Брюки почти не запачканы, так что вид, в общем, добропорядочный... Высмотрев свободную скамеечку, направился к ней, превозмогая остаточное жжение в глотке и резь в глазах, посидел пару минут. Достал мобильник, набрал Пашкин номер. - Да. - Это я, - сказал Петр. - Савельев Павел Иваныч... - Узнал, конечно... Что стряслось? - Вот именно, что стряслось, - сказал Петр. - Ты мне нужен сию минуту. Немедленно. Ну, не совсем сию минуту... - Что случилось? - выпалил Пашка. - Жив-здоров и организм цел, - сказал Петр. - Прямой опасности нет ни для жизни, ни для здоровья. Но пять минут назад со мной произошло нечто интересное... Не по телефону. Я к тебе немедленно должен приехать. Адрес назови, я ж не помню, меня к тебе Фомич привозил, а я города не знаю совершенно... - Так, так... - судя по тону, Пашка пытался лихорадочно продумать план действий. - Ты где сейчас? - Минутку... Улица называется "Кутеванова". Тут поблизости - дом сорок семь. - Как тебя туда занесло? - Потом объясню. Говори, как до тебя доехать. - Так... Деньги при тебе? Отлично. Лови тачку, езжай на Апрельских Тезисов. Это от тебя минутах в десяти езды. Дом семь, квартира семнадцать. Запомнил? Валяй! ...На улицу Апрельских Тезисов разбитной дедок в потрепанной "четверке" доставил его даже быстрее расчетного времени - минут за пять. Улица, полное впечатление, была одним махом, на всю немаленькую длину возведена в те времена, когда кибернетика уже перестала числиться буржуазной лженаукой, но кукуруза оставалась царицей полей, в том числе и за Полярным кругом. Двойная шеренга однотипных серопанельных пятиэтажек, кое-где для аскетической красоты разбавленных пятиэтажками из бурого кирпича. Указанный Пашкой дом поражал вовсе уж пошлой для хрущевских времен роскошью - во дворе имелся фонтан, разумеется, давненько бездействовавший. Облупивщаяся серая чаша, окруженная полудюжиной неких фигур, уже совершенно неопознаваемых, непонятно было даже, кого они согласно первоначальному замыслу изображали - пионеров-героев, сказочное зверье или строителей коммунизма. Сразу становилось ясно, что на них не один десяток лет пробовали силушку сменяющие друг друга поколения юной шпаны. Взбежав на второй этаж, он нажал кнопку древнего звонка. В квартире тягуче задребезжало. - Кто? - Пал Иваныч, - сказал Петр. Пашка приоткрыл дверь и тут же отступил: - Заходи быстрее, а то узрит еще кто-нибудь меня в таком виде, разговоры пойдут... В комнатке были плотно задернуты занавески. Как и в прошлый раз, брательничек Пашка, козел дешевый, был замотан чистыми бинтами так, что человек-невидимка и в подметки ему не годился. Однако день за шторами стоял жаркий, невыносимо солнечный, и света в комнату пробивалось достаточно, чтобы Петр вскоре же рассмотрел главное: бинты определенно намотаны наспех, в жуткой прямо-таки спешке, никого не оказалось рядом, чтобы помочь. В одном месте, под левым ухом, виднелся достаточно обширный участок кожи - гладкой, здоровой, ничуточки не поврежденной. "За идиота меня держит братишечка, - подумал Петр с неприязнью. - Ободранная об асфальт физиономия за это время давно зарубцевалась бы, покрылась корочкой, не было бы нужды в такой повязке. Значит, очередная догадка чертовски похожа на правду". Он рухнул в кресло, шумно выдохнул, помотал головой: - Выпить найдется? Нервы... - Чем это от тебя несет? - Пашка приблизил лицо, отпрянул - видимо, въевшийся в пиджак газ еще не выветрился полностью, ударил по носоглотке. - Химия какая-то... - Вот то-то и оно, - сказал Петр с горькой иронией, одним глотком осушив протянутый бокал с коньяком. - По-ученому это называется - газовая атака. Я и не знаю, как сказать... Виноват, конечно, но ты и сам чего-то недоучел... Нужно было мне дать кого-то в сопровождающие... - Он сделал вид, что собрался, наконец, с духом. - Короче, Паша, провалил я твое задание. Вытряхнули меня из "уазика" и, самое паршивое, непонятно кто... - Что-о?! - прямо-таки взвыл Пашка. - Все твои инструкции я выполнил в точности, как и просил Фомич. Поехал на стоянку, забрал "уазик", приехал в условленное место, угол Кутеванова и Западной. Заглушил мотор, вылез, встал возле машины... - Инструкции? Фомич? - лепетнул Пашка в полной растерянности. - Все выполнил в точности, Паша! - ударил себя в грудь Петр. - Все сделал, как он просил... - Погоди-погоди! Дай я соображу... Все-таки голова у Пашки работала не хуже ЭВМ. Он, конечно, не хотел признаваться, что о "своих" инструкциях, якобы переданных через Фомича, слышит впервые в жизни. Что впервые слышит о каких бы то ни было перемещениях "уазика". И, конечно же, сейчас подыскивал подходящую формулировку... Дабы облегчить ему задачу, Петр встал и налил себе еще, потом долго закуривал. - Погоди, - сказал Пашка жестко, зло. - Значит, вытряхнули из машины? Расскажи с самого начала, как можно подробнее, чтобы я на ходу попробовал просчитать... - Изволь, - вздохнул Петр. - Фомич пришел сразу, едва я приехал на фирму. Передал от твоего имени, чтобы я отправлялся на стоянку, забрал "уазик", приехал на угол Кутеванова и Западной, свернул во дворик в том месте, где Кутеванова - нечетная. Потом следовало заглушить мотор, вылезти из машины и ждать, когда подойдет человек и скажет: "Меня прислал мирный грек". Тогда я должен отдать ему ключи и отправляться ко всем чертям, забыв и о машине, и о нем... - Как ты вышел из здания незамеченным? - Через "подземку", - сказал Петр. - Как он и велел. Он мне назвал код замка: девять-семь-девять-семь-шесть-один-ноль-один. Показал, где нужно было нажимать, и со стороны подземного хода, и со стороны квартиры. Со стороны хода нужно... - Ладно, такие подробности опускаем... Дальше. - Ну вот... Я без проблем выбрался из квартиры, поймал тачку и поехал на стоянку. Чавэлы машину отдали без вопросов, как и было оговорено с Бацой. Ну, сначала я немного поплутал - ведь не знаю города совершенно, карту купил, да и Фомич рисовал планы, но это на бумаге все красиво, а на натуре не сразу и поймешь... Поплутал, короче. Один раз чуть гаишники не тормознули. Потом пошло полегче, нашел дворик, заехал туда и встал. Стою, курю... Мотор заглушен, как и наказывали. И тут, без всяких преамбул, сзади ка-ак звезданут по башке... Над ухом... - Над к