шься к тому, что тебе изо дня в день будут перепиливать переносицу конским волосом, продетым в уголки глаз? Не спорю, твоя кость, возможно, будет каждый раз зарастать, но ведь и у палачей моих впереди много времени... Подумай, лиганец... -- Ты напрасно пугаешь меня, господин, -- прерывистым голосом сказал пленник. -- Я не собираюсь скрывать эту тайну от тебя, хоть ты и обошелся со мной жестоко... Я ведь не зря помог тебе захватить Чжичжи, перебив его охрану и убив Нама... Я и твоих солдат мог убить, господин, так же легко, как убил всех этих... -- он кивнул в направлении мертвых римлян. -- Ты говоришь неясно, лиганец, -- возразил Чэнь Тан. -- Если ты бессмертен, если ты мог в одиночку справиться с семерыми сильными воинами, почему ты сдался? И почему ты готов отдать мне секрет бессмертия, секрет, который, как я понимаю, ты должен бы был хранить, как самую великую драгоценность мира? Громадный легионер выпрямился в руках державших его солдат, и Чэнь Тан с тревогой увидел, что силы возвращаются к нему с каждой минутой. -- Потому, господин, -- ответил Флакк, и голос его звучал теперь уверенно и ровно, -- что я не хозяин своего бессмертия. Я уже сказал тебе, что получил в свое время этот дар от могущественных магов. Эти маги держат в своих руках ключи от вечной жизни, они вольны дарить ее людям или отнимать по своему усмотрению. -- В жизни не слышал более забавной сказки, -- нервно сказал Чэнь Тан. -- Однако продолжай. -- Поэтому я или кто другой из получивших бессмертие не способны передавать наш дар другим людям. Но в твоем окружении, господин, находится человек -- или, точнее, существо, владеющее Ключом К Вечной Жизни. Я заметил его еще со стен, ваши лошади скакали рядом... -- Прикажите ему замолчать, -- вмешался даос. -- Он обманывает вас, господин Тан, я чувствую исходящие от него волны ненависти и лжи. Чэнь Тан взмахом руки остановил даоса. Он внимательно наблюдал, как смотрят друг на друга эти двое -- тишайший врач Ли и убийца-легионер. И в какой-то момент внезапно понял, кого так мучительно напоминал ему лиганец. Если бы не кровь, делающая костлявое лицо римлянина страшной маской дикарей-людоедов из южных джунглей, если бы не лишний локоть росту, не выдающие привычку к тяжелому мечу рубящие движения рук, Чэнь Тан не сомневался бы, что перед ним братья. Возможно, от разных матерей, но связанные чем-то большим, чем кровь. Люто ненавидящие друг друга. -- Да, -- сказал Флакк. -- Да, господин, ты понял. Это тот, кто выдает себя за лекаря, колдун по имени Ли Цюань, хранитель Железной Короны. Даос напрягся, как для прыжка. По его худому желтому лицу стекали крупные капли пота. -- Эй, -- позвал его Чэнь Тан, -- эй, любезный Ли, это правда? Ты действительно владеешь каким-то чудодейственным талисманом? И, если этот человек знает тебя, не может ли так случиться, что и ты также знаешь его? Ли усилием воли подавил сковавший горло спазм. -- Я никогда не видел этого человека, господин Тан, -- ответил он напряженным голосом. -- Я полагаю, что человек этот либо обманщик, либо безумец, каких так много в западных землях. И я не знаю никакого талисмана, дарующего бессмертие. -- Смотри-ка, -- сказал легионер на непонятном никому, кроме даоса, странном певучем языке. -- Итеру научились лгать. Скоро они научатся убивать, а, Младший? Ли подавил внезапно пришедшее желание ответить пленнику на том же языке и, повернувшись к Чэнь Тану, сказал, пожимая плечами: -- Видите, он совершенно безумен, как я вам и говорил... Мне кажется, милосерднее будет еще раз попытаться казнить его. Может быть, попытаться расстрелять его из арбалетов... При этих словах страшная волчья гримаса исказила костлявое лицо легионера. Он рявкнул, рванувшись вперед, к Чэнь Тану: -- Вам достаточно поглядеть в его заплечный мешок, господин... Талисман, имеющий вид Железной Короны с камнем Чандамани, все время находится при нем. Он не расстается с ним ни на секунду... Проверьте мои слова, господин... Даос сорвался с места. Но в то же мгновение громадина-легионер, легко расшвыряв своих конвоиров, прыгнул к дальней стене, где застыли в руках воинов-ханьцев жена и дети несчастного Чжичжи Хутууса. Он схватил детей за тонкие запястья и рывком выхватил из лап стражей. -- Стой! -- загремел под потолком спальни его полный ненависти голос. -- Стой, Ли Цюань, или эти дети умрут! Он сжал тонкие шейки детей своими огромными ладонями и слегка приподнял в воздух. Он был похож на чудовищного кукольника, разыгрывающего странное представление с наряженными в прелестные платьица куклами. Чэнь Тан широко раскрытыми глазами смотрел на этот спектакль. Он видел, как даос, непонятным образом оказавшийся уже в дверях, остановился и обернулся. Видел, как торжествующе посмотрел на него лиганец, продолжавший держать задыхающихся детей над залитым кровью полом спальни. Затем Чэнь Тан поднял руку и приказал: -- Стрелки! Этого и этого -- на прицел. Арбалетчики повернулись, выполняя приказ. Ли понял, что упустил момент для бегства. Стрелы арбалетчиков не слишком пугали его, но дети... корчившиеся в руках Гая Флакка дети... они были слишком высокой ценой. -- Ты проиграл, Младший, -- спокойно сказал лиганец, ставя детей на ноги. -- Отдай Корону. Чэнь Тан кивнул. Одноглазый Гоу подошел к даосу и протянул руку за мешком. Ли невольно отстранился. -- Я предупреждаю вас, Тан, -- произнес он странным неживым голосом, -- к бессмертию эта вещь не имеет никакого отношения. Я предупреждаю вас также, что если Корона попадет в руки этого человека, все мы увидим только смерть. -- Я не верю вам, драгоценный Ли, -- оборвал его Чэнь Тан. -- Один раз вы уже обманули меня, сказав, что не знаете этого человека... Напрасно вы полагаете, будто я не способен отличить правду от лжи... Давайте Корону. -- Дети, Младший, дети, -- напомнил Флакк. Он чуть повернул правую ладонь, и девочка пронзительно закричала. "Я совершаю ошибку, -- лихорадочно думал даос. -- Мне нельзя было жалеть детей. Судьба мира важнее. Почему, почему они выбрали меня?" Он медленно снял с плеча холщовый мешок и вытащил из него небольшой обруч кованого железа с укрепленным на выступе-клюве желтоватым камнем неправильной формы. Гоу требовательно протянул руку. Даос обреченно вложил в нее корону. -- Отлично, -- сказал Чэнь Тан. Он взвесил корону на руке, повертел и примерил. Она оказалась впору, клюв с камнем нависал чуть выше переносицы. -- Каким же образом я могу открыть этим ключом двери Вечной Жизни? -- Никаким, -- ответил Ли. -- Это ловушка, глупец! -- Ты должен принести жертву, -- хрипло выдохнул из своего угла лиганец. -- Ты должен убить прежнего хозяина Короны, тогда его дар перейдет к тебе... Только ты можешь это сделать, ты, владеющий Ключом Рассвета, Камнем Чандамани, Короной Высшей Власти! Маг, называющий себя Ли Цюанем, бессмертен и неуязвим для всех, кроме тебя, господин! Ты можешь получить бессмертие, убив его! Чэнь Тан сосредоточенно потер бровь. -- Ты слышал, любезный Ли? Этот странный человек предлагает мне убить тебя... Не скрою, любезный Ли, мне было бы жаль расставаться с таким приятным собеседником и искусным врачевателем, однако, если человек этот не лжет, то скоро мне вообще не понадобятся врачеватели... Можешь ли ты что-нибудь добавить к словам лиганца, мой драгоценный Ли? Ли заговорил, тщательно подбирая слова: -- Этот человек лжет. Если ты попытаешься убить меня, сила, заключенная в Короне, сожжет тебя. Он останется единственным владельцем талисмана, и спустя недолгое время земля содрогнется от ужаса. Не бросай в пропасть камня, порождающего лавину, Тан. -- Я слышал тебя, -- сказал Чэнь Тан. -- Я должен признать, что задача, поставленная перед нами нашим западным другом, достойна древних мудрецов. Конечно, я рискую, совершая убийство с помощью магического талисмана, но, с другой стороны, я не могу доверить эту задачу никому другому, поскольку тогда этот другой станет хозяином Короны и обладателем дара бессмертия... И, честно говоря, драгоценный Ли, я сомневаюсь, что еще кто-нибудь из моих людей будет так глупо благороден, что променяет бессмертие на жизнь двух степных щенков... Я выбрал, мой благородный Ли. Лысый легионер тяжело задышал в своем углу, ладони его еще крепче стиснули тонкие детские шейки. Ли печально посмотрел на поднимающегося с ложа Чэнь Тана и медленно проговорил: -- Такова-то твоя благодарность мне, Чэнь Тан. Я спас тебя в смертоносных Муюнкумах, я лечил тебя от лихорадки, я следовал за тобой всюду... И теперь ты платишь мне... чем? Смертью? -- Мне и вправду жаль делать это, -- сказал Чэнь Тан. -- Но ты же сам говорил мне, что у даосов нет рецептов на все случаи жизни и что они уславливаются действовать одним способом, а в ходе дела прибегают к другому... Я оказался хорошим учеником. Прощай. Одновременно с его последними словами даос прыгнул к дверям. Но это было уже не хорошо продуманное движение тренированного бойца, а рефлекторный рывок жертвы, обреченный на неуспех. Метательный нож, прервавший жизнь Чжичжи Хутууса, тяжело свистнув в воздухе, ударил Ли под лопатку. Даос сделал два торопливых шага и упал на пороге спальни. Чэнь Тан, словно не веря в содеянное, приподнялся на цыпочки, чтобы рассмотреть получше. -- Я... бессмертен? -- громко спросил он, обращаясь к неподвижному телу даоса. Воины с плохо скрываемым ужасом смотрели на него. -- Эй, лиганец, теперь я бессмертен? -- Он повернулся к легионеру и вдруг схватился обеими руками за голову. -- Эй! Что это! Что такое?! Флакк мрачно наблюдал, как темный обруч на голове китайца наливается темно-багровым пульсирующим светом. Чэнь пытался сорвать Корону, но она как будто становилась все меньше и меньше, сжимая его череп раскаленным кольцом. -- Лиганец! -- взвизгнул Чэнь, бросаясь к легионеру. -- Сними это! Гай Валерий Флакк отшвырнул полузадушенных детей в сторону и сильным толчком широкой ладони бросил Чэнь Тана обратно на ложе. Китаец завыл и, обхватив голову руками, стал кататься по пропитанным кровью Хутууса медвежьим шкурам. Воины остолбенело наблюдали за ним, даже арбалетчики, державшие на прицеле лиганца, опустили свое оружие и смотрели на извивающееся на ложе вопящее существо. Корона сияла уже ровным пурпурным светом. Когда железный обруч сжег кожу и стал прожигать кость, римлянин быстро опустился у стены на корточки и плотно закрыл глаза. Даже сквозь сомкнутые веки он увидел ослепительное сияние, вспыхнувшее там, где корчился в страшных муках господин Чэнь. Он знал, что это вырвалась наружу скрытая сила Камня Чандамани, Ключа Рассвета и что все, видевшие эту вспышку, ослепли по крайней мере на полчаса. Тогда он поднялся, тяжелыми шагами прошел к ложу и сорвал корону с обуглившегося черепа Чэнь Тана. Корона снова была холодным обручем из метеоритного железа, а камень выглядел как непримечательный мутно-желтый кристалл. Но это была Корона, первое звено в Триаде Итеру. Он пошел к дверям, переступая через ползающих по полу воинов и отталкивая в сторону тех, кто еще держался на ногах и шарил перед собою вытянутыми руками. У трупа Ли Цюаня он помедлил, борясь с искушением, но в конце концов не выдержал и поставил свою ногу на бритый затылок. "Вот и все, -- подумал он мрачно. -- Я начинаю выигрывать войну". За его спиной женщина с лицом эфталитки, плача, прижимала к себе детей в нарядных одеждах и повторяла, захлебываясь слезами: "Молнии Тенгри поразили их... Молнии Тенгри сверкнули с небес, и не стало убийц Хутууса...Тенгри не дал им уйти в свои степи живыми... Молнии Тенгри сверкнули с небес и сожгли их..." Гай Валерий Флакк усмехнулся недоброй усмешкой победителя, спрятал корону в лохмотья и исчез в ночи. ________________________________________________________ 9. МОСКВА, 1991 год. ЗАВЕЩАНИЕ НОЧИ. -- Два вопроса, -- сказал я. -- Откуда вы все это знаете, и в чем все-таки состояла тайна Железной Короны ? Было уже черт знает как поздно. Я протрезвел окончательно и чувствовал какой-то противный озноб -- то ли от холода, то ли от того, что мне наговорил Лопухин-старший. Рассказывать он умел, это бесспорно. -- Всю эту историю я услышал в 1940 году, в Туве от старого настоятеля полузаброшенного дацана, где хранились два из шести Свитков Итеру. Он считал себя четырнадцатым воплощением Ли Цюаня, накрепко связанным кармическими силами с Хромцом, и ждал его прихода. Я, естественно, не поверил ему, хотя был сильно заинтересован хранимыми им свитками. А потом появился Хромец, и все встало на свои места. Тогда он был кем-то вроде военного представителя при нашей миссии в Туве, но я думаю, что он уже связался и с госбезопасностью. Это одна из характернейших его особенностей -- во все времена, при всех режимах безошибочно делать ставку на самого сильного и мгновенно адаптироваться ко всем меняющимся условиям... Он был очень обходителен тогда. Приятные манеры, вкрадчивый голос. Иногда только сквозило в нем какое-то странное полупрезрение, что ли, но я относил это за счет естественного превосходства человека военного перед нами, "штафирками"... -- Одну минуту, -- прервал я его. -- Вы говорите, что в 40-м он был военпредом при нашей миссии. Это было 50 лет назад. Сколько же, по-вашему, ему лет сейчас? -- Две с половиной тысячи, приблизительно, -- не задумываясь, ответил Роман Сергеевич. -- Точнее сказать не могу, поскольку перевести Свитки Итеру до конца не успел... Я восхищенно присвистнул. Размах старика начинал мне нравиться. -- Не свистите в помещении, молодой человек, -- тут же заворчал он. -- В наше время даже самые удивительные истории выслушивались совершенно спокойно, а подобное выражение эмоций есть проявление недоверия к рассказчику. -- Простите, -- сказал я. -- Вырвалось. Но тогда получается, что в битве при Талассе участвовал он сам? В натуральном виде? -- А вы как думали? -- так же ворчливо поинтересовался старик. -- Итеру практически бессмертны, а Хромец, к несчастью, один из них... Так что и при Талассе сражался он сам, и в Кахамарке побывал он же... -- Кстати, -- снова перебил я его, -- а что такое "Итеру"? -- Это шумерское слово. Означает оно приблизительно -- "охранители", "наблюдатели". -- А на каком языке был написан манускрипт? -- не унимался я. -- Это была билингва, двуязычный документ. Одна часть была исполнена древним иератическим письмом, другая -- коптским. Я читал по-коптски, как вы сами понимаете. -- Разумеется, -- вежливо сказал я. -- Мы все время отвлекаемся, -- раздраженно заметил Лопухин. -- Вы задаете много ненужных вопросов, молодой человек. Позвольте, я все же буду рассказывать о главном... Я кивнул. -- Итак, Хромец... Звали его тогда Андрей Андреевич Резанов, но это, видимо, тоже не имеет значения, поскольку сейчас у него наверняка другое имя... Я был настолько наивен, что рассказал ему о дацане и о Свитках Итеру, хотя, признаться, думал, что военному это вряд ли может быть интересно. Однако он тотчас же загорелся и начал уговаривать меня показать манускрипт. Это было сопряжено с целым рядом сложностей, но и отказать Резанову мне было трудно. Представьте себе: боевой офицер, герой Халхин-Гола, весь в орденах и шрамах, просит вас... Хотя нет, молодой человек, вряд ли вы это в состоянии себе представить, у вас совершенно иная система ценностей... Короче говоря, я согласился. Слишком поздно узнал я, что ему нужны были не Свитки Итеру -- их-то он знал наизусть, -- а хранившийся в дацане драгоценный предмет, который ныне он называет раритетом... -- Чаша? -- спросил я напрямую. Роман Сергеевич вздрогнул. -- Чаша, -- повторил он как бы с сомнением. -- Чаша... -- И вдруг совершенно другим, с нотками любопытства, голосом осведомился: -- А вы откуда об этом знаете, молодой человек? -- Слышал, пока ждал в коридоре, -- объяснил я. -- Не то чтобы я подслушивал, но нужно же мне было как-то подготовиться... -- Подготовиться, -- передразнил меня Лопухин и вдруг мелко и противно захихикал. -- Ну надо же было додуматься... Наброситься с кастетом на Тень Итеру... Представляю, как он развеселился... Я попытался представить себе развеселившегося лысого мордохвата и не смог. -- Я же не предполагал, что это Тень, -- сказал я. -- Думал, что имею дело с нормальными живыми людьми. И, кстати, если уж на то пошло, не слишком честно с вашей стороны было вовлекать меня в эту историю, не объяснив предварительно, что и как... Он мало-помалу перестал смеяться. Утер большим желтым платком заслезившиеся глаза. -- Да, да, - произнес он более человеческим тоном. - Mea culpa, mea culpa... Ошибка, еще одна ошибка, Ким. Слишком много просчетов, слишком. Я недооценил противника. Я начал свои действия против него так по-дилетантски, так неумело... Ваша экспедиция в Малаховку это только подтверждает, к сожалению. -- Насчет собаки могли бы и предупредить, -- заметил я. -- Но вообще-то было бы неплохо, если бы вы объяснили мне всю ситуацию хотя бы в общих чертах... -- Это очень долгая история, -- снова начал он, но я не дал ему договорить. -- Давайте разберемся с ключевыми вопросами. Что это за череп, и почему вы были так уверены, что он находится в Малаховке? -- Это Череп Смерти, -- старик пожевал пепельными губами. -- Череп, которым пользовались древние майя, когда хотели убить кого-либо на расстоянии. У меня было смутное ощущение, что я когда-то уже слышал нечто похожее, но перебивать его не стал. -- В глубине сельвы стоят огромные пирамиды, сложенные из белого камня. В толщах стен, в мрачных подземельях спрятаны маленькие камеры с каменными столами. В этих камерах, перед установленными на столах Черепами Смерти, индейские жрецы совершали свои странные обряды, посылая проклятие и смерть на голову избранной жертвы. При этом жертва могла находиться как угодно далеко -- Стрела Мрака находила ее везде. Я вздрогнул. -- Стрела Мрака? Но ведь Хромец... Лопухин невесело усмехнулся. -- Пообещал ее мне? Да, это вполне в его силах, но, думаю, живой я ему нужен все-таки больше, чем мертвый... Так о чем это мы? Ах, ну да, Череп Смерти... Когда-то их было несколько десятков, большинство уничтожили испанские миссионеры после Конкисты. Но настоящих Черепов, обладающих Силой, годных не только на то, чтобы нести смерть, было всего три. Он пошевелил пальцами, будто считая. -- Один навсегда затерялся где-то в болотистых джунглях Конго, очень давно, когда еще существовал архипелаг, связывающий Америку с Африкой... Второй был найден Митчеллом Хеджессом, но тот Череп утратил силу еще раньше, во времена великих катаклизмов, сотрясавших землю. Третий был унесен одним из Итеру в Анды, где хранился в святилищах инков. В 1533 году он попал в лапы Хромца. Он потянулся к столу, взял изящную вересковую трубку, с видимым усилием извлек из бокового кармана кисет и принялся неторопливо набивать трубки табачком. Неторопливость его меня несколько раздражала, тем более, что в соседней комнате Лопухин-младший неизвестно чем занимался с моей девушкой, но подгонять старика было неудобно. -- Железная Корона, как вы помните, была у него еще раньше. Таким образом, ему оставалось сделать последний, решительный шаг -- получить Чашу. Если бы он ее получил, цель его была бы достигнута. -- Не понимаю, -- сказал я. -- Дело в том, что все три предмета -- Чаша, Корона и Череп -- сами по себе обладают некими магическими свойствами. Можно сказать, что каждый из них отмечен печатью Силы. Так, хозяин Черепа может посылать Стрелу Мрака. Власть Короны, например, так велика, что погубила уже не одного владевшего ею человека. Чаша... -- старик помолчал. -- Нет, пожалуй, Чаша ничего не может дать непосвященному, кроме ни с чем не сравнимого ощущения причастности к величайшей тайне Вселенной... Но только собранные вместе, скованные в одну цепь, эти предметы делают владеющего ими хозяином Силы. -- Мистикой попахивает, -- безжалостно сказал я. -- Можно описать это в более конкретных терминах? Лопухин снова развеселился. Пыхнул трубочкой. -- В более конкретных? Смотря что понимать под конкретикой. Ну, очень грубо говоря, действующую Триаду можно сравнить с волшебной палочкой. -- С чем, с чем? -- Ну, с волшебной лампой Аладдина. Эта штука начинает исполнять желания. Отлично, подумал я. Бессмертный, хромой и лысый египетский жрец две с половиной тысячи лет рыщет по всему свету в поисках волшебной палочки. Браво, Ким. Ты связался со сказочниками. Сказочники, однако, не тычут своих слушателей пальцами в селезенку, не натравливают на них собак размером с письменный стол и не растворяются в воздухе у них перед носом. -- Ладно, -- сказал я миролюбиво. -- Три штуки, взятые вместе, исполняют желания. Лысый за ними охотится. Чаши у него нет. Он приходит к вам. Чаша у вас? Лопухин крякнул. -- Эх-хм, молодой человек, почему вы думаете, что я вам отвечу? -- Ага, - сказал я. -- Значит, у вас. И вы, в свою очередь, ищете Череп и Корону. -- С чего вы это взяли? -- А вот с чего. Если бы вам не нужны были Череп и Корона, вы не стали бы нанимать меня для взлома в Малаховке. Логично? Если бы вы хотели только сохранить Чашу, вы бы сидели тихо и молчали бы в тряпочку. Извините, -- спохватился я. -- Да поймите же вы, -- произнес он с неизвестно откуда взявшейся запальчивостью, -- мне вовсе не нужен был этот Череп! Совершенно не был нужен! Я старый человек, какое желание я могу загадать для себя? Молодость? Но это смешно, в конце концов... Мне нужно было, чтобы череп перестал существовать вовсе! -- Опять не понял, -- сказал я. Он отчаянно пыхтел трубкой. Я с тревогой отметил, что тихое пение, доносившееся из соседней комнаты, смолкло. --Видите ли, Ким, из трех звеньев цепи только Череп поддается физическому уничтожению. Все-таки он был создан человеческими руками и придуман разумом человека. Чаша принципиально неуничтожаема, это неземной и, боюсь, вообще не принадлежащий нашему миру объект. Корону, говорят, можно расплавить, но сила не в ней, а в камне Чандамани... -- Ну, хорошо... Корона никогда не имела самостоятельной ценности, это довольно заурядное изделие из метеоритного железа, изготовленное, по-видимому, в Индии около пятого века до новой эры. Но камень, который вставили в нее чуть позже, камень этот был ничем иным, как легендарным Сокровищем Мира, носившим имя Чандамани... Лицо его приобрело мечтательное выражение. -- Ни о каком другом камне, даже о самом знаменитом из алмазов, не было сложено столько легенд, как о Чандамани. Молва приписывала ему свойство исполнять желания -- дальний отголосок знаний о чудесной силе Триады. Величайшие владыки мира хвастали, что владеют камнем, хотя он был потерян для людей со времени Таласской битвы... За камень выдавались изумительной красоты сапфиры и рубины, а ведь в действительности он представляет собой небольшой, неправильной формы кристалл несколько желтоватого цвета. Лопухин озабоченно потер переносицу. -- Правда, в ХУI веке был известен некий кристалл с очень похожими свойствами, принадлежавший знаменитому Моисею да Леона, состaвителю книги "Зогар". Но это скорее всего был другой камень: я как-то не верю в то, что у Чандамани были дубликаты... Или в то, что Хромец выпустил его из рук хоть ненадолго. Нет, камень Чандамани один, и сила его действительно велика. Возможно, именно неземное происхождение и позволяет ему будить неведомые силы, дремлющие в Чаше. Но эти предметы различны, очень различны... Да, камень часто уничтожал владевших им, но был ли виноват в этом он сам или его хозяева, вставшие на путь зла? А Чаша... Что бы там ни утверждали легенды о Граале, Чашу исторгла Ночь. Он замолчал так резко, как будто спохватился, что наговорил лишнего. -- Камень дает власть, вот почему все тираны, начиная от Александра и кончая Тимуром, так мечтали завладеть им... Камень дает власть над миром материи -- благодаря ему Хромец может свободно перемещаться в пространстве и проходить сквозь любые преграды -- и над миром духов. Вот почему, покончив с Ли Цюанем и завладев Короной, Хромец стал хозяином собаки. -- То есть эта псина -- дух? -- недоверчиво спросил я.-- Но для духа она слишком сильно кусается... -- Смотря что понимать под словом "дух", -- невозмутимо отозвался Лопухин. -- Если клочок тумана неопределенной формы -- тогда собака Хромца, конечно, не дух. А если иметь в виду порождение мира демонов, чудовищ не нашей реальности... Да вам, молодой человек, это должно быть знакомо, раз уж вы увлекаетесь доколумбовыми цивилизациями... Собаку Хромца на самом деле зовут Эбих, первый раз он встретился с ней еще когда был учеником Школы Итеру в Египте, однако это совершенно не относящаяся к делу история. Важно для нас другое -- как Чашу, так и Камень уничтожить нельзя. Конечно, можно себе представить, что в раскаленной плазме солнечного ядра с ними что-нибудь произойдет, однако это область чистой теории и не более. Поэтому для того, чтобы разрушить Триаду, нужно разбить Череп Смерти. -- Зачем вообще ее разрушать? Ну, исполняет она себе желания -- и пусть. Ну, не хотите молодости, пожелайте золотую ванну. Или "мерседес". Или лысый этот ваш пусть что-нибудь пожелает, может, волосы у него вырастут. Честное слово, Роман Сергеевич, не понимаю... Роман Сергеевич посмотрел на меня, как смотрит психиатр на доброго, безобидного идиота. -- Если Чаша достанется Хромцу, он пожелает отнюдь не новую шевелюру. -- А что? -- спросил я устало. Беспредметность разговора меня злила. -- Затрудняюсь ответить. Я не могу себе представить масштабов и характера возникающих в его нечеловеческом мозгу желаний. Но в любом случае это было бы ужасно. Он дососал свою трубочку и аккуратно положил ее между крыльями бронзового дракона, когтями вцепившегося в столешницу. -- В Свитках Итеру говорится, что за все существование земной цивилизации Триада собиралась только дважды. И оба раза последствия были роковыми. -- Интересно, интересно, -- подбодрил я Лопухина. -- История что-нибудь сохранила? -- Последний раз это произошло около двенадцати тысяч лет назад, -- сухо сказал он. -- Погибла Атлантида. После катастрофы, стершей с лица Земли блестящую цивилизацию того века, запретное знание о силе Триады передавалось из поколения в поколение в замкнутых кланах уцелевших жрецов. Я полагаю, Итеру были наследниками этих кланов. Каждый клан владел одним из трех звеньев цепи. Раз в сто лет Итеру собирались вместе и обменивались информацией. Но сами Чаша, Череп и Корона хранились в тайниках, разбросанных по всему свету. Собирать же их вместе было запрещено под угрозой уничтожения души того, кто нарушит запрет. -- Хромец был когда-то одним из Xранителей Чаши. Мне так и не удалось выяснить, почему он решился преступить Закон Итеру. Но однажды он возжелал завладеть всей Триадой и начал свою охоту. -- Значит, Чаша была у него с самого начала? -- уточнил я. -- Тогда как же она оказалась в дацане? -- Другие Итеру, принадлежавшие к клану Чаши, успели спрятать ее. -- Старик утер пот со лба, и я с удивлением заметил, что он волнуется. -- И спрятали так хорошо, что две тысячи лет потребовалось Хромцу, чтобы отыскать хоть след ее... То на север, в Киммерийские степи, уводила его легенда о Граале, то на южные острова, то на запад, в крепости альбигойцев. В сказаниях Чаша Грааль наделена удивительным свойством перемещаться в пространстве, а на деле каждый из Итеру, оказавшись в какой-либо стране, специально распускал всякие басни о Чаше, чтобы сбить со следа Хромца. Но Хромец был настойчив. Одного за другим выслеживал он Хранителей и, не в силах выпытать у них секрет сокровища, убивал их. -- Неувязочка, -- сказал я. -- Они же были бессмертны. -- Вы напрасно стараетесь поймать меня на лжи, молодой человек, -- обиделся Лопухин. -- Да, Итеру были бессмертны, потому что каждый из них получал в свое время дар вечной жизни от Чаши. Но бессмертие это не было абсолютным, как не бывает абсолютной ни одна вещь в нашем мире... Помните миф об Ахилле? -- Помню, -- кивнул я. -- Волшебные воды Стикса и так далее. -- Вот-вот, -- подхватил старик. -- Точно так же, как у Ахилла было одно-единственное уязвимое место, у всех Итеру существовала какая-то оговорка его личного бессмертия. Это была своего рода пуповина, связывавшая их с миром людей, потому что став бессмертными полностью, они могли бы неузнаваемо перемениться. -- Стоп, -- сказал я. -- Стоп, стоп, стоп. Что же получается -- Хромец тоже бессмертен не полностью? -- Естественно. Его тоже можно убить, только нужно знать, как. Все Итеру знали уязвимые места своих собратьев. Но у Хромца перед ними было огромное преимущество -- он был охотник, а они -- дичь. Он настигал их одного за другим и убивал. Некоторых он убивал сам, некоторых -- чужими руками, используя не представлявших себе его истинных целей негодяев, судьба которых всегда бывала ужасна... Так он убил Ли Цюаня, Хранителя короны. Так он убил Шеми, Хранителя Черепа. Так он убил многих других, пытавшихся встать у него на пути. -- Да, -- задумчиво произнес я, когда он закончил свой рассказ. -- Да, интересная история вырисовывается... Я просто не знал, как можно было еще прореагировать на ту невообразимую мешанину правды и выдумки, которую вывалил на меня Лопухин. Ясно было только одно: идет какая-то крупная возня вокруг исторических реликвий, стоящих, скорее всего, бешеные деньги. В игру эту вовлечены крутые ребята из кругов, где торгуют антиквариатом (золотая фигурка ламы косвенно об этом свидетельствовала). Возможно, на их стороне действует сильный гипнотизер или суггестолог -- это, по крайней мере, было бы самым разумным объяснением появления Тени и прочих спецэффектов. И еще ясно было мне: кому-то очень выгодно напустить вокруг всей этой игры побольше мистического туману. А старик Лопухин -- просто милый, слегка выживший из ума романтик. Сделав столь неутешительный вывод, я принялся рассматривать в изобилии рассыпанные вокруг осколки стекла, избегая встречаться взглядом с Романом Сергеевичем, который, казалось, вполне уже пришел в себя и даже получал от рассказа немалое удовольствие. -- Кстати, -- удивительно деловым голосом сказал он, прервав затянувшуюся паузу, -- я ведь до сих пор не рассчитался с вами за проделанную работу. Несколько секунд я недоумевающе смотрел на него. Потом вспомнил, как нанимал меня ДД, и мне стало смешно. -- Не стоит, право. Я очень мило провел время. Кроме того, черепа я не достал, так что... -- Ну нет, молодой человек, -- с этими словами Лопухин, слегка покряхтывая, поднялся из кресла и подошел ко мне почти вплотную -- был он на полголовы выше меня, чем вызвал в моей душе приступ смутного раздражения. -- Мы заключили честный договор, вы выполнили ваши условия, и не ваша вина, что черепа там не оказалось. Позвольте же мне выполнить мои обязательства. И он двинулся к стеллажам. О, это была библиотека! Строгое царство книг в старинных шкафах; тусклое дерево, толстые стекла, черная бронза. Там, среди трудов по истории всех стран и народов земли, размещались на трех полках книги по доколумбовым цивилизациям древней Америки. -- Это -- ваше, молодой человек, -- сказал он просто, указывая на одну из полок. И тут я понял, что все это действительно серьезно. Что ни за что на свете старый библиофил и собиратель не отдал бы даже ничтожную часть своих сокровищ постороннему человеку. Ни за что на свете -- кроме того, что могло бы представлять для него еще большую ценность. -- Нет, -- я покачал головой. -- Я не возьму этих книг. И, видя, что он начнет сейчас меня уговаривать, спросил: -- Вы действительно так боитесь, что Чаша попадет в руки Хромца? И Лопухин сказал: -- Да. Очень. -- Мне кажется, я понимаю... -- начал я, но он не дал мне договорить. -- Потому-то я и решил уничтожить череп. Я всегда боялся умереть, оставив Чашу Хромцу. Его расчет прост: он бессмертен, у него в запасе вечность, и рано или поздно он обшарит все тайники Земли и найдет Чашу. После смерти настоятеля дацана я долгое время оставался единственным человеком на планете, знающим тайну Грааля, и это знание измучило меня больше, чем лагеря и всякого рода притеснения, которые мне пришлось претерпеть. Не так давно я раскрыл все своему внуку, потому что не сомневаюсь в его нравственных качествах и способности сделать правильный выбор. Но, будучи уверен в его моральной готовности, я боюсь, что... Он опять начал мямлить, и я перебил его: -- Что, если дело дойдет до открытого столкновения, Хромец попросту убьет его? Старик опустил глаза -- теперь он стоял передо мной, как нашкодивший школьник-переросток перед строгим учителем. -- Подумайте сами, Ким, -- еле слышно произнес он. -- Хромец -- прирожденный убийца, на его счету не одна тысяча жизней. Да вы ведь и сами имели с ним дело, не так ли? -- Откуда у вас такие сведения? Сухие губы чуть заметно дрогнули. -- Ярость, с которой вы на него накинулись... Я автоматически посмотрел на осколки стекла, тускло поблескивающие в свете настольной лампы. Лопухин перехватил мой взгляд и усмехнулся. -- Крепко вам досталось? Ну да ладно, теперь-то вы по крайней мере знаете, с кем имеете дело. Конечно, он убьет Диму, не моргнув глазом. Поэтому мне и пришла в голову мысль найти себе сильного союзника... Он помедлил, как бы раздумывая, стоит ли договаривать фразу до конца. -- На случай, если Хромец все-таки решит от меня избавиться. -- А экспедиция в Малаховку была просто проверкой на вшивость? -- Нет... не только. Конечно, это было своего рода испытание... достаточно опасное, кстати, поэтому я и настаиваю на вознаграждении... Но, помимо всего прочего, я действительно рассчитывал получить череп. Я повернулся к стеллажам и провел пальцем по стеклу. Нет, пыльным оно не было. -- Вот что, Роман Сергеевич, -- сказал я. -- Череп я вам не добыл, вознаграждения не заработал. Но, поскольку вы так настаиваете, я, пожалуй, возьму одну книгу -- Прескотта. Только с условием -- вы расскажете мне, как к вам попала фотография. Расскажете правду. Он с заметным усилием изобразил удивление. -- А почему, собственно, вы думаете, что я вам солгал? Господи, подумал я, до чего же щепетильны старые интеллигенты! -- Ну, не солгали. Тем более, что рассказывали мне про фотографию не вы, а Дима... Но я был на той крыше, откуда якобы делали снимок. А потом не поленился залезть в каталоги "Поляроида", чтобы убедиться -- никаких насадок к этим аппаратам не существует. Вывод напрашивается сам собой -- фотография была сделана с близкого расстояния. И не вами. Минуту Лопухин молчал, глядя куда-то мне за плечо. Потом сказал: -- Берите Прескотта, молодой человек. Вы его заслужили. Думаю, я не ошибся, обратившись к вам. Карточку мне прислали. -- Кто же, если не секрет? -- Не знаю. Действительно, не знаю. Недели три назад я обнаружи в почтовом ящике конверт без обратного адреса. В нем была та самая карточка и записка. В записке -- она потом куда-то задевалась -- кроме адреса не было ничего. Почерк мне не знаком. Вот и вся история. По правде говоря, новая версия была не правдоподобнее старой, но мне уже надоело разбираться в этих бесконечных полупризнаниях. Я спросил: -- Как вы полагаете, кто мог быть отправителем? -- Рассуждая логически, это мог быть только человек, посвященный в тайну. Таковых насчитывается три: Хромец, мой внук Дима и я сам. Последние два отпадают. Остается только известное нам лицо. -- Вы уверены, что тайна неизвестна никому больше? Лопухин помялся. -- Н-ну, думаю, что нет... Может быть, еще только Мороз... но и он, мне кажется, не знал даже частицы тайны. -- Кто такой Мороз? -- Следователь с Лубянки... Он допрашивал меня в пятьдесят первом. Уверял, что по приказу Резанова -- более всего его интересовало местонахождение Чаши, но чувствовалось, что он не представляет себе, что это такое. -- И все-таки полностью его исключать я бы не стал. А где он сейчас, вы не знаете? -- Откуда? -- старик невесело усмехнулся. -- Сорок лет прошло... да и потом, не так уж приятно встретиться со своими палачами... -- Ну, ладно, Мороза будем держать в резерве. Стойте, а, может быть, кто-нибудь из Итеру все-таки выжил? Выжил и пытается теперь помешать Хромцу завладеть Чашей? Сказав это, я поймал себя на том, что первый раз отнесся к басням старика серьезно. Неужели безумие заразно? Лопухин нахмурился. -- Нет, Ким, это исключено. В том-то вся и беда, что все они погибли. Свитки Итеру -- трагический документ, составлявшие их уходили один за другим, передавая эстафету остававшимся жить. И однажды настал момент, когда ушел последний. А тайна Итеру, сокровище Итеру осталось в наследство нам, простым смертным людям. Голос его неожиданно окреп. -- Когда-то, невообразимо давно, из глубины мрачной бездны времен явилось нечто, чему мы не можем дать подходящего названия. Мудрецы, владевшие тайными знаниями минувших эпох, считали, что это вообще не принадлежит нашему миру, что оно пришло из-за непроницаемой завесы Ночи Брамы, отделяющей одну кальпу от другой. Целая Вселенная погибла во всеуничтожающем огне, и тысячу раз обновились и боги, и сотворенные ими обитaтели миллионов миров, а это оставалось неизменным. Что наша жизнь в сравнении с бесконечным продолжением ее существования? Что значат имена, которые мы пытаемся дать ей? -- Это вы о Чаше? -- уточнил я. -- Чаша... Когда-то ей дали это имя, потому что оно выражало одну из ее возможных функций -- быть источником силы. Но, быть может, она не источник, а дверь между мирами. А может -- зеркало. Попытки людей понять ее сущность бессмысленны и опасны. Бессмысленны, потому что не нам постичь порождение не нашего мира. Опасны же -- потому, что, придя из-за завесы великого Ничто, мировой ночи, Чаша сама несет в себе след тьмы, нечто враждебное свету, созидающему нашу Вселенную. Я не знаю, да и не хочу знать, в чем именно заключено зло, но прочитанные мною свитки Итеру говорят, что Сила, порожденная Чашей и выпускаемая на волю посредством Черепа и Короны, поистине ужасна. -- Но почему? -- где-то в его словах был логический прокол, и это меня злило. -- Если эта штука исполняет желания, почему же последствия должны быть такими страшными? Можно же, в конце концов, пожелать чего-нибудь хорошего, ну, там, чтобы все дети росли здоровыми и счастливыми, например. Разве нет? -- Подумайте хотя бы о том, что немедленно исполняющиеся желания -- как наркотик, -- медленно проговорил Лопухин. -- Они вызывают сильнейшее привыкание, и человек, сам того не подозревая, скатывается все глубже и глубже в пропасть своих нереализованных мечтаний и неутоленных страстей. А знаете ли вы, молодой человек, где лежит дно темных глубин потаенных желаний человека? Сзади что-то громко стукнуло. Я развернулся на пятках, оставив вопрос старика без ответа. В дверях стоял заспанный ДД. -- Все еще беседуете, дед? -- он зевнул. -- Знаете, который час? Полпятого. Я на кухне сидел-сидел, упал носом в чай, чуть не захлебнулся. -- Где Наташа? -- спросил я. ДД пожал худыми плечами. -- Спит. Я уложил ее в своей комнате, Дарий охраняет покой ее ложа... Я скрипнул зубами. Пока старый сказочник пудрит мне мозги, молодой по-хозяйски укладывает мою девушку спать. -- Дмитрий, -- сказал Роман Сергеевич, -- шел бы ты тоже спать. -- Я-то пойду, -- успокоил нас ДД. -- Я, в отличие от некоторых, люблю и умею спать. Но предупреждаю -- если вы не последуете моему примеру, завтра, то есть уже сегодня, вы ни на что уже годиться не будете. А мы с тобой, дед, собирались подзаняться Сасанидами, если ты, конечно, еще не забыл. Перед моим мысленным взором живо предстала картина: ДД укладывается спать рядом с Наташей на ложе, которое стережет Дарий. Я сказал: -- Роман Сергеевич, по-моему, Дима прав. Нам сейчас действительно следует хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее... авось, и придумаем что-нибудь подходящее. -- Что ж, -- Лопухин выглядел слегка разочарованным, -- завтра, так завтра. Хотя... боюсь, что времени у нас осталось не так много, сегодняшенее происшествие это подтверждает... Но в одном вы правы -- в таком деле решения следует принимать всегда на светлую голову. Я хлопнул отчаянно боровшегося с зевотой ДД по плечу. -- Пошли спать, трубадур. ДД ссутулился еще больше и, шаркая длинными ногами, побрел в коридор. У самого порога он обернулся и спросил: -- Ну, я надеюсь, дед, ты все ему объяснил? -- Почти, -- ответил я за Лопухина-старшего. И вдруг вспомнил, о чем собирался спросить старика по крайней мере весь последний час. -- Да, Роман Сергеевич, вы так и не сказали, где уязвимое место Хромца? Роман Сергеевич ответил из дальнего угла комнаты, от низкой кушетки, с которой он аккуратно снимал рыжий клетчатый плед: -- В свитках Итеру было сказано: "Нить его жизни порвется, если Змея ужалит его в Третий Глаз"! -- Простите, но что это значит? -- Завтра, завтра, молодой человек, -- ехидно проговорил Лопухин. -- Утро вечера мудренее, а сейчас вам следует хорошо выспаться. Я хмыкнул. Старик был та еще язва. -- Спокойной ночи, Роман Сергеевич, -- сказал я и, спохватившись, добавил, -- стекло я уберу завтра. -- Нить его жизни порвется, если Змея ужалит его в Третий Глаз, -- повторял я про себя, пробираясь по темному коридору. -- Черт бы побрал всю эту мистику... Змея... в третий глаз... а почему не в пятый, например? Впереди глухо заурчали. -- Дарий, -- позвал я. -- Дарий, друг мой, ты ли это? Нечто большое и теплое положило мне на плечи свои мохнатые лапы. Я осторожно погладил собаку по спине и почесал за ушами. -- Пропусти меня, -- попросил я. Невидимый в темноте Дарий убрал лапы и мягко отошел в сторону. Я ощупью нашел висящую на стене шпагу, опустил руки пониже и обнаружил тахту. Наташа спала, естественно, по диагонали, разметавшись во все стороны, так, что, хотя места на тахте оставалось достаточно, занять его можно было, только разобрав себя на части. Я осторожно обнял ее и перенес поближе к стене, вдохнув запах ее волос. Она что-то недовольно забормотала во сне. -- Спи, -- сказал я, -- спи, маленькая. Я не потревожу тебя, я тут, с краю, и буду спать совсем тихо... -- А, -- слабо вздохнула она, -- это опять ты... Я думала, ты ушел... С этими словами она отвернулась, лишив меня возможности поцеловать полуоткрытые, мягкие отo сна губы. Будь я менее уставшим и обалдевшим от свалившейся на меня информации, я бы, наверно, расстроился и лежал бы с открытыми глазами полночи. Но поскольку я очень устал, обалдел, да и время шло уже к рассвету, я еще раз пробормотал фразу про змею и третий глаз и провалился в сон. 10. МОСКВА, 1991 год. СТРЕЛА МРАКА. Я стоял на берегу неглубокого, выложенного белым камнем водоема, посреди которого бил родник. Вокруг колыхалось непроницаемое зеленое море растительности, и я знал, что место это называется Сады Тот-Амон. И еще я знал, что зовется оно также "Обиталище смерти", но почему -- вспомнить не мог. Потом зеленая стена по другую сторону озера раздвинулась, и я увидел высокого, одетого в странную шафрановую тогу человека, лицо которого закрывала маска птицы. Он наклонил длинный изогнутый клюв и сделал повелительный знак рукой. Я пошел к нему через озеро, удивляясь тому, что совершенно не поднимаю брызг -- вода расступалась, едва подрагивая, словно прозрачная желеобразная масса. Человек в маске повернулся и исчез за зеленым занавесом. Я бросился за ним, понимая, что если упущу его в этом живом лабиринте, то останусь в садах навсегда. Гибкие ветви оплели меня, прямо в лицо распахивались огромные невиданные цветы, под ногами предательски дрожала покоившаяся на гигантских водяных цистернах тонкая подушка земли. Наконец, сад стремительно расступился, и я оказался на залитой солнцем поляне, покрытой удивительно ровной и низкой травой. "Словно теннисный корт", -- подумал я. Человек в маске стоял посреди поляны, наклонившись над столом из белого камня. Его тога с шевелящимися складками скрывала от меня то, что стояло на столе, но когда он сделал шаг в сторону, я не удивился. За спиной птицеголового мерцал страшными кругами глазниц Череп Смерти. Я сделал шаг к столу, но птицеголовый предостерегающе поднял руку. Медленным, словно бы вынужденным движением, он поднял тонкую кисть и сдвинул носатую маску на лоб. И я отшатнулся -- лица у него не было. Была гладкая, ровная, белая поверхность, выпуклая как яйцо. "Ноппэрапон", -- вспомнил я слово, обозначавшее японских оборотней без лиц, и хотел уже выкрикнуть его, но не успел. Белая полусфера под маской загорелась разноцветными огнями, она становилась то золотой, то черной, то голубой, то оранжевой, и я, как завороженный, смотрел на это жуткое подобие лица, не имея сил оторваться. Сияющий овал запульсировал, наливаясь багровым светом, и вспыхнули глаза Черепа Смерти, и я увидел, что не маска уже над переливчатым лицом-нелицом, а Железная Корона с камнем. А еще я успел увидеть, что фигура в желтой тоге теряет свои четкие очертания, оплывая и превращаясь в извивающееся тело кошмарной рептилии, а затем багровый нарыв лица приблизился, и странный шипящий голос выдохнул: "Ты!", и вошел мне под ребра железный суставчатый палец, бросивший меня в бездну боли и мрака. Перед глазами мелькнули очертания громадной уступчатой пирамиды, толпы коленопреклоненных людей, не смеющих поднять головы, и взрезающий темный бархат южного неба огненный нож кометы, и с полной уверенностью в том, что я присутствую при светопреставлении, я проснулся. В комнате был полумрак, но из щели между тяжелыми фиолетовыми портьерами бил ослепительный тонкий луч июньского солнца. Бил прямо по глазам, отчего мне, вероятно, и привиделась комета и прочие ужасы. Я с трудом перенес тяжелую голову влево и убедился, что Наташи рядом нет. Интересно, кричал ли я во сне, подумал я деловито. Впрочем, если я и кричал, то это явно никого не взволновало. Старика Лопухина поблизости не оказалось, а Наташа и ДД преспокойно пили чай на кухне, причем трубадур и менестрель читал моей даме стихи (хорошо еще, не свои): И дракон прочел, наклоняя Взоры к смертному в первый раз: "Есть, владыка, нить золотая, Что связует тебя и нас. Много лет я провел во мраке, Постигая смысл бытия, Видишь, знаю святые знаки, Что хранит твоя чешуя. Отблеск их от солнца до меди Изучал я ночью и днем, Я следил, как во сне ты бредил, Переменным горя огнем. И я знаю, что заповедней Этих сфер, и крестов, и чаш, Пробудившись в свой день последний, Нам ты знанье свое отдашь". Он сделал паузу, чтобы перехватить воздуха, и я продолжил, радуясь, что хоть что-то могу еще откопать в замусоренных кладовых моей памяти: Зарожденье, преображенье И ужасный конец миров Ты за ревностное служенье От своих не скроешь жрецов. Звякнула чашечка. Наташа и ДД одновременно повернули головы и уставились на меня, как на какое-нибудь кентервильское привидение. Боюсь, что выглядел я не лучше: опухшая со сна морда, мятая рубашка, щетина. Я поклонился и сказал: -- Доброе утро. -- Я и не знала, что ты любишь Гумилева, -- проигнорировав мое приветствие, сказала Наташа. -- Чаю хочешь? -- Хочу, -- я выдвинул табурет и сел. -- Выспался? -- ДД весело подмигнул Наташе. -- Что снилось? -- Да так, -- сказал я хмуро. -- Цветомузыка всякая. Мне покрепче, пожалуйста. -- Сахар, варенье? -- любезно осведомился ДД, пододвигая мне и то, и другое. При этом он опрокинул сахар в варенье и жизнерадостно заржал. -- До чего же я неловок нынче утром, -- объявил он и обмакнул в варенье свой левый манжет. -- Дима, ты невозможен, -- пропела Наташа тоном, который мне чрезвычайно не понравился. -- Замой рукав немедленно. ДД, кряхтя, повиновался, после чего пострадавший манжет был заботливо завернут и застегнут на пуговицу. Я следил за этими семейными разборками с сардонической ухмылкой старого холостяка. Будь что будет, решил я, я остаюсь нем и бесстрастен, как скала. -- А где дедушка? -- поинтересовался я минут через пять напряженного молчания. -- Роман Сергеевич, я имею в виду? Спит еще? -- Ты представляешь, который час? -- спросил ДД и, не дожидаясь моей реакции, ответил сам себе. -- Полчетвертого. -- При этих словах он снова почему-то расхохотался. Смех у него был хоть и не такой противный, как у старикана, но слуха тоже не ласкал. -- Не совсем понимаю, -- сказал я вежливо. -- Что может помешать немолодому уже вообще-то человеку отдыхать после бессонной и в некотором роде наполненной событиями ночи до четырех часов дня? ДД перестал смеяться и уронил ложечку на пол. -- Дед уже два часа как в редакции. У него там готовится к печати книжка о доисламских религиях Средней Азии, с утра ему позвонили и потребовали быть... Он спит по четыре часа в сутки уже двадцать лет. -- Не то, что некоторые, -- в голосе Наташи был яд. "И чего она все время привязывается ко мне?" -- с неожиданной обидой подумал я, но вслух сказал: -- И когда же он вернется? Мы, помнится, собирались обсудить план совместных действий... Боже, подумал я, что я несу, какие совместные действия, нас же Крым ждет... -- Он должен позвонить, -- ответствовал ДД. -- Но, думаю, не раньше шести. -- В таком случае, может быть, я заскочу вечером? -- настроение у меня как-то сразу улучшилось. -- А сейчас мы, наверно, пойдем, да, Наташ? Надо же еще собраться... Наташа повернула голову. По ее глазам я понял, что вчерашняя договоренность слегка подзабылась. -- Зачем? -- спросила она. -- Ну, Крым, -- промямлил я, неизвестно почему смущаясь. -- Ну, помнишь... -- Ах, это, -- с облегчением сказала Наташа. -- Я еще не решила. -- Ребята, какой Крым, -- радостно встрял ДД. -- Поехали на Валдай, там чудные места и совершенно пустынно... Будем, как Робинзоны... А ты бы заткнулся лучше, оглобля недоделанная, яростно прошипел я про себя. Вслух я сказал: -- Слушай, миннезингер, у тебя свои представления о комфорте, у нас -- свои. Наташа и так год из палатки не вылезала, кайфа от твоего Валдая ей не будет. Наташ, если мы едем, то гостиницу мне лучше всего забронировать уже сегодня. Пятизвездочный отель все-таки, валюта... Здесь я допустил ошибку, давить было нельзя, с Наташей это не проходит, но замечание насчет комфорта явно попало в цель. Результат получился нулевой. Наташа сделала вид, что не расслышала, и лениво проговорила: -- Дима пригласил меня сегодня в музей народов Востока, поедешь с нами? Ах, с нами, подумал я, внезапно успокаиваясь. Ледяное безразличие поднялось откуда-то из глубины и затопило сердце. Нет, ребята, подумал я, с вами я никуда не поеду. Я поглядел на часы и соорудил озабоченную гримасу. -- Нет, не получится. Жалко, конечно, сто лет не был, но не могу... Дела еще надо кое-какие доделать перед отъездом, и так вчера целый день выпал (краем глаза я отметил, как у Наташи дрогнули губы)... Так что спасибо за приглашение, я пойду... Я медленно встал, медленно задвинул табурет. Где-то в глубине души я надеялся на то, что Наташа скажет сейчас что-нибудь вроде: "Ладно, я пошутила, заказывай номер", но было уже ясно, что этот гейм я проиграл. Менестрель и Робинзон Дмитрий Дмитриевич Лопухин увел у меня мою девушку. Поманил и повел за собой, как крысолов из Гаммельна доверчивого ребенка. И куда -- не на дискотеку, не в ресторан, а в музей народов Востока. О, brave new world! Я сделал два мучительных шага к двери, и с каждым шагом искра надежды затухала все больше. На пороге я не выдержал и обернулся: -- Во сколько тебя ждать? -- спросил я с жалкой улыбкой. Зеленые глаза равнодушно блеснули мне навстречу. -- Ну, ты ведь все равно заедешь вечером? Тогда и поговорим. Дома я первым делом скинул с себя мокрую от пота майку и джинсы и залез под ледяной душ. Жутко заныло подреберье, в прокушенной руке тугими толчками запульсировала медленная боль. Я проделал ряд дыхательных упражнений, но они, как и следовало ожидать, не помогли. Дзен-буддисты утверждают, что для того, чтобы обрести контроль над телом, нужно достичь безмятежности духа. Они правы. Бормоча какие-то отрывочные ругательства в адрес обоих Лопухиных, лысого костолома и себя самого, я растерся жестким полотенцем, прошел в комнату и, усевшись на специальной циновке в углу, попытался заняться медитацией. Естественно, ничего не получилось, и от этого я разозлился еще больше. Оставалось еще одно средство -- тысячу раз начертить иероглиф "великое", но тут я вовремя вспомнил, что все-таки отношусь к европейцам, плюнул на все эти восточные штучки, перешел из комнаты в кухню и смешал себе коктейль "Красный лев". Это довольно крепкая штука, и действовать она начинает почти сразу же, особенно если не тянуть ее через соломинку, а опрокидывать залпом, что я и сделал. Я быстренько соорудил себе второй коктейль, выудил из холодильника случайно оказавшийся там апельсин, закусил и почувствовал себя много лучше. Затем перетащил бутылки, шейкер и лед в комнату, сунул в видеомагнитофон первую попавшуюся кассету и удобно устроился в кресле. Оказалось, что я поставил "Самоволку" -- один из самых своих любимых фильмов с любимым своим актером Ван Даммом. Пока по экрану ползли титры, я приготовил себе третьего "льва" и прикинул, хватит ли у меня спиртного в баре, если, скажем, пить до утра. От открывшихся перспектив захватило дух. Потом я представил себе ДД и Наташу, чинно прогуливающихся по пустынным залам музея, и неожиданно развеселился. Интересно, сколько Наташе понадобится времени, чтиобы понять, что ДД -- просто зануда и пустозвон? Нет, но каков подлец! -- воскликнул я вслух. -- Shit! -- поддержал меня с экрана Ван Дамм. Он только что красиво расправился с каким-то лос-анжелесским блатным и теперь принялся за толпу его дружков. -- Молодец, Жан-Клод! -- сказал я, салютуя ему бокалом. Мысли, как большие белые овцы, лениво бродили по зеленым пастбищам мозга. Одна овца, отбившаяся от стада, разбухла, превращаясь в бесформенный кусок ваты, а потом приняла вид прекрасной аметистовой чаши, наполненной темно-янтарной жидкостью. Я подумал, не выманить ли в самом деле у старика Лопухина секрет местонахождения Чаши и не продать ли этот секрет лысому Хромцу? В конце концов, не все ли равно, бил ли он меня под ребра или не бил? Мало ли кто меня бил в этой жизни... Зато золота из него при умелом обращении можно выжать столько, что хватит не только мне, но и моим пока еще не существующим потомкам. А за собаку и на ребра рассчитаемся попозже... Тут мне почему-то стало страшно, вниз по позвоночнику прошла холодная волна. Я увидел черное небо без звезд, небо, в котором крутились, сталкиваясь с глухим треском, словно шары в биллиарде, огромные каменные шары, небо, в котором не осталось ни проблеска света, ни крупицы тепла, вздрогнул и очнулся. В кухне звонил телефон. Звонил с надрывом, словно предвещая близкую беду. Я остановил преближающегося к ослепительной красотке Ван Дамма и выполз из кресла. Звонила одна дура, которая видела меня пару раз почти год назад и с тех пор считала, что имеет право беспокоить меня в любое время суток. Я довольно вежливо объяснил ей, почему ко мне сейчас нельзя приехать (куча проблем, родственники гостят, ты застала меня буквально на пороге, убегаю по страшно важным делам, нужное подчеркнуть), и, пообещав обязательно позвонить на следующей неделе, повесил трубку. Помутнение окончательно прошло. -- Нет, -- сказал я вслух. -- Нет, так не пойдет. Нечего ввязываться во все это дерьмо. Уеду в Крым, и хватит с меня... Я забрал аппарат с собой в комнату, и, снова заняв позицию в кресле, набрал телефон одного своего приятеля, который держит в ялтинском "Интуристе" небольшой видеобар. Мы слегка потрепались о всяких пустяках, после чего я спросил, насколько реально получить сейчас хороший номер. Выяснилось, что именно сейчас это мало реально, потому что у них там проходит то ли конференция, то ли фестиваль, и в отеле полно иностранцев. Однако дней через пять мероприятие заканчивается, и тогда он (приятель) гарантирует тот же "люкс", в котором я останавливался два года назад с очаровательной длинноногой азиаткой, имени которой он, к сожалению, не помнит. -- Отлично, -- сказал я, -- значит, дней через пять. Я еще позвоню. Ну, бывай. Я побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. На экране Ван Дамму крушила ребра патологическая личность по кличке Атилла. -- Не везет нам с тобой, брат, -- грустно сказал я Жан-Клоду. Пять дней. Пять дней торчать в плавящейся от жары Москве и глядеть, как ДД охмуряет Наташу. Пять дней жить с ощущением, что где-то рядом бродит лысый костолом, которому в любой момент может показаться, что пришла пора платить по счетам. Пять дней неизвестности. Четвертый коктейль был просто необходим. Я выпил его залпом, как и первый, похрустел льдом и закусил пряником. Ван Дамм одолел, наконец, Атиллу. Я подумал о том, что, возможно, зря не позволил приехать давешней дуре, она бы сейчас, пожалуй, пришлась кстати. Зазвонил телефон. Я снял трубку и сказал: -- Резиденция Красного Льва. В ответ ухо ожег голос ДД: -- Ким, приезжай, ради Бога, несчастье, Ким... -- С кем? -- гаркнул я, выскакивая из кресла. При этом споткнулся о телефонный шнур, упал и опрокинул столик. -- Черт, -- огрызнулся я, пытаясь свободной рукой поставить вертикально бутылки -- по счастью, уже почти опустевшие. -- Что случилось, с кем? -- Дед, -- почти простонал в трубку ДД. -- Дед, Ким... Скорее, приезжай, пожалуйста... -- Через двадцать минут буду, -- крикнул я и швырнул трубку на рычаг. В голове билась сумасшедшая мысль: "Допрыгался!" Я поднял столик, подобрал с пола бокал и рассыпавшиеся пряники. -- Несчастье, -- тупо повторил я. -- Несчастье... Внезапно я ощутил, насколько все же пьян. Бросил взгляд на часы -- было только девять вечера. Что же там могло произойти? Минуту я соображал, брать с собой пистолет или нет. Потом в мою пьяную башку не без труда пробилась мысль о том, что если это несчастный случай, то, возможно, там будет милиция, а значит, лучше не светиться. Поняв, что больше ничего я все равно не придумаю, я натянул шорты, майку и выскочил на улицу. Такси я поймал сразу же, опустил стекло и попросил водилу ехать с максимальной скоростью. В результате к дому Лопухина я подходил почти трезвым, хотя ни один инспектор ГАИ этого бы не признал. Кнопка лифта горела тревожным багровым светом, напомнившем мне пульсирующий овал страшного лица из моего сегодняшнего сна. Лифт торчал где-то высоко, и я бросился вверх по лестнице, старательно выдыхая алкогольные пары. Лифт стоял на пятом этаже, и дверь его была распахнута. Квартира Лопухина была открыта, в прихожей мелькали белые пятна халатов. Пахло карболкой, ночной бедой, страхом. Я прошел мимо двух врачей из реанимационной бригады, уклонился от летевшей навстречу медсестры и вошел в кабинет. Роман Сергеевич Лопухин лежал на наспех накрытой простыней тахте. Склонившийся над ним полный розовощекий врач что-то делал с его левой рукой. ДД, как нахохлившийся журавль, ходил в некотором отдалении, бросая на врача быстрые взгляды. Я подошел вплотную и взял его за рукав. -- Что с ним? -- и, видя, что он не слышит меня, а может быть, даже и не видит, дернул за руку и встряхнул. -- Что с ним, Дима? -- Инсульт, -- пробормотал ДД. -- Ты приехал, Ким, спасибо... Врачи говорят, инсульт... -- Отойдите и не мешайте, -- сказал розовощекий неожиданно злым высоким голосом. -- Немедленно. ДД шагнул вглубь кабинета, увлекая меня за собой. Механически я взглянул на пол у стеллажей -- стекла уже убрали. -- Дед приехал из издательства, веселый такой, бодрый, -- глотая слова, рассказывал ДД. -- Спросил, где ты... Я сказал, что ты заедешь вечером, он обрадовался, объяснил, что не сказал тебе чего-то самого важного... Потом мы поужинали, и он пошел к себе в кабинет... Сюда... А потом... -- Я сказал -- выйдите из комнаты! -- рявкнул врач, не оборачиваясь. Тут я понял, что ДД говорит очень громко, почти крича, будто боясь, что я не расслышу. При крике врача худое лицо его исказилось, и мне показалось, что он сейчас заплачет. -- Пошли, -- сказал я. Мы вышли в коридор. Мимо, толкая перед собой какой-то раздвижной столик, прошла одна из медсестер. Дверь в кабинет закрылась. -- Потом мы услышали шум, как будто что-то упало... Я крикнул: "Дед, это у тебя?", а он не ответил... Тогда мы прибежали и увидели, что он стоит на коленях около шкафа и пытается подняться... Знаешь, цепляется пальцами за полки, пальцы соскальзывают, а он все пытается встать... Наташа тут же вызвала "скорую", а я никак не мог понять, можно ли его уложить, -- так и стоял с ним полчаса... Он все говорил что-то, но так неразборчиво, понять нельзя было совсем ничего, а потом он потерял сознание... Врач сказал -- это инсульт, все обойдется, как ты думаешь, Ким? -- Да, конечно, -- сказал я и потряс его за плечо -- жест, долженствующий обозначать сочувствие. -- Естественно. Где Наташа? -- На кухне, -- быстро ответил ДД. -- Кипятит воду... Позвать? -- Нет... Постой здесь. Я решительно открыл дверь кабинета и шагнул внутрь, столкнувшись с мягким животом розовощекого врача. Он вытеснил меня обратно в коридор и, обращаясь к бригаде, крикнул: -- Все, мужики, поехали! -- Все в порядке? -- робко спросил ДД, вытягивая шею. Розовощекий мрачно посмотрел на него и сказал: -- Мы, во всяком случае, больше здесь не нужны... Я там написал все, что надо, бумага на столе... -- То есть? -- ДД стал ощутимо ниже ростом. -- Вы хотите сказать... -- Он умер, -- отрывисто бросил розовощекий. -- Романюк, прекрати копаться, поехали... Я молча переводил взгляд с розовощекого на ДД. Вдруг ДД как-то по-заячьи взвизгнул и ринулся в кабинет. -- Дед! -- кричал он. -- Дед, не умирай, дед!!! -- Инсульт? -- спросил я и взял розовощекого за отворот халата. -- Не знаю! -- выкрикнул он, стараясь отцепить мои пальцы. -- Скорее всего, инсульт плюс черепно-мозговая травма при падении... Позвонки, однако, не смещены... Я все написал в заключении, отпустите меня в конце концов. Я разжал пальцы. Белые халаты суетились в прихожей, пахло аптекой и смертью. Я повернулся и вошел в темный кабинет. Роман Сергеевич Лопухин лежал, высоко запрокинув седую голову, и руки его беспомощно свисали по обеим сторонам тахты. На туго обтянутом желтой сухой кожей лбу четко выделялось темно-фиолетовое, почти черное пятно, имевшее форму черепа с неестественно крупными овальными глазами. -- Стрела мрака, -- прошептал я. ДД плакал, стоя на коленях перед тахтой. Его длинное нескладное тело как-то странно подергивалось, он елозил коленями по вощеному паркетному полу и прижимал к губам сухую ладонь старика. -- Дед, -- всхлипывал он, -- ну как же, дед, как же ты так, дед... Я склонился над телом. Отпечаток черепа был совершенно отчетлив, он как бы выдавался из лобной кости, будто выдавленный изнутри каким-то тупым орудием. -- Стрела мрака, -- повторил я. -- Дед рассказал тебе, да? -- всхлипнул ДД. -- Он успел рассказать тебе про заклятие стрелы? Это Хромец, он решил все-таки покончить с дедом... Боже, Боже, ну почему... Дед... Ким... ты видишь, это Хромец, это его стрела, Ким... -- Вижу, -- сказал я. В эту минуту я поверил во все, что рассказал мне Роман Сергеевич. Я поверил в то, что лысому моему врагу действительно больше двух тысяч лет, и в то, что три реликвии, собранные вместе, действительно исполняют желания. В то, что Тень Итеру была именно Тенью, и в то, что все Итеру давно мертвы, а значит, тайна Чаши стала теперь тайной людей. И я сказал: -- Вставай, Димка. Мне пришлось поддержать его, потому что он был близок к обмороку и шатался. Я вывел его в коридор и довел до кухни. Наташа курила, отвернувшись к темному окну, и видно было, что ей страшно. -- Ну что? -- спросила она, не поздоровавшись со мной. -- Врачи ушли? Все нормально? -- Роман Сергеевич умер, Наташа, -- сказал я, усаживая ДД на табурет. -- Ничего нельзя было сделать. Наташа побледнела, и я испугался, что она тоже хлопнется в обморок. -- Есть в этом доме коньяк или нет?! -- закричал я громовым голосом. -- Ты что, не видишь, он сейчас вырубится? -- В шкафчике, -- дрожащим голосом пролепетал ДД. -- Достань, -- крикнул я Наташе. -- И стакан. Я налил полстакана коньяку и влил в рот ДД. Он закашлялся, но проглотил. -- Теперь ты, -- я протянул стакан Наташе. -- Я не люблю коньяк, -- пробормотала она. -- Пей! -- крикнул я. Она опрокинула стакан залпом, будто всю жизнь только тем и занималась. Я пить не стал, рассудив, что мне и так хватит. Пока эти двое приходили в себя, я поставил на плиту чайник и сполоснул имевшуюся в мойке посуду. Дрожь в руках потихоньку проходила. -- Ну вот что, ребята, -- сказал я, когда выражение глаз ДД стало более-менее осмысленным (Наташа пришла в себя раньше). -- Боюсь, что все мы оказались в чрезвычайно неприятном положении. -- Ты удивительно тактичен, Ким, -- заметила Наташа. -- Помолчи, -- сказал я. -- Дима, ты должен это понимать лучше всех нас. Ты рассказывал что-нибудь Наташе? -- Нет, -- ДД помотал головой. -- Ничего... Рассказывать мог только дед, у нас был уговор... Можно мне еще коньяка? Я налил ему на два пальца коньяка, и он выпил, судорожно дернув при этом острым кадыком. -- Значит, всей полнотой информации обладаешь ты, я знаю кое-что, а Наташа -- вообще ничего... -- Тут мне пришло в голову, что Наташе бы лучше и не знать всей этой истории, и я сказал: -- По-моему, Наташе нужно ехать домой. К моему немалому удивлению, ДД тут же согласился. -- Да, Наташа, тебе действительно лучше уехать... Я тебя отвезу... -- До ближайшего перекрестка, -- сказал я. -- Посмотри на себя, родной. Ты машину-то откроешь? -- Тогда возьмем такси, -- ДД сделал неопределенный жест рукой. -- Деньги у меня есть... Молчал бы уж, подумал я злобно. Деньги у него есть. Наташа сказала: -- Никуда я не поеду. Лучше рассказывайте все, что знаете. -- Нет, -- ответил я твердо, но Лопухин уже растаял под ее взглядом, из него уже можно было вить веревки, и он, избегая смотреть мне в глаза, проговорил: -- А может быть, и правда, лучше все ей рассказать? Подкаблучник хренов, подумал я. -- Это небезопасно для ее жизни. Тебе мало деда? ДД поднял на меня удивительно трезвые глаза. -- А тебе не кажется, что Хромцу все равно, знает она что-нибудь или нет? Она была здесь -- этого достаточно. Он был прав, и это было паскуднее всего. Я выругался. -- Ким... -- вяло возмутилась Наташа. -- Ладно, -- вздохнул я. -- Рассказывай. И ДД рассказал. Во второй раз история эта воспринималась как-то правдоподобнее, но Наташа слышала ее впервые, да и к тому же ей не пришлось столкнуться лицом к лицу с лысым костоломом. Пока ДД рассказывал, она выпила вторые полстакана коньяка, но видно было, что не поверила. -- Ребята, это какая-то сказка, -- заключила она. -- По-моему, вы меня дурите. Ну-ка, рассказывайте все как есть на самом деле. Я взбеленился. -- Ах, сказки?! Ну так пойди и посмотри, -- заорал я, показывая на дверь. -- Сходи, глянь, что там у его деда на лбу! Там череп, понимаешь, маленький такой черепок Смерти! Пойди да взгляни! Наташа в ужасе посмотрела на меня, и я увидел, что в уголке ее левого глаза набухает слеза. -- Понимаешь, -- я подсел к ней и обнял за плечи, -- в это действительно трудно, невозможно поверить. Так не бывает, да, я согласен, я сам не мог представить себе такое... Но когда вчера, здесь, я столкнулся с Тенью Хромца, когда я прошел сквозь нее, как сквозь сгусток тумана, а потом увидел этот отпечаток... на лбу... не остается ничего другого, кроме как принять это за истину, понимаешь? -- Ты... ты видел Тень Хромца? -- клацая зубами, спросил ДД. -- Здесь, у нас? -- Да, -- огрызнулся я. -- Здесь, у вас... В кабинете... Это на нее я бросился с кастетом и разбил стекло. А ты думал, я показывал твоему деду самурайский танец "Легче январского снега"? ДД покраснел. -- Черт бы меня побрал, -- сказал он в сердцах. -- Я ведь даже забыл спросить у него утром, что же это было... Он посмотрел на Наташу и покраснел еще больше. Убью скотину, подумал я. -- Это был Хромец, -- объяснил я. -- Точнее, его Тень. Он угрожал твоему деду, пугал его Стрелой Мрака. Перед этим он, видимо, очередной раз пытался договориться насчет Чаши, и твой дед ему отказал. Договорить он не успел, потому что я набросился на него, и... -- А что дед? -- быстро спросил ДД. -- Как он на это прореагировал? Я на мгновение задумался, вспоминая. -- Ну, он не испугался. Сказал, что живой он Хромцу нужен больше, чем мертвый. Но я не понял, что он имел в виду. ДД длинными пальцами вытянул из наташиной пачки сигарету, зажег и неумело затянулся. -- Это значило, что дед полагал, будто его жизнь -- залог тайны Чаши. А Хромец решил по-другому. А из этого следуют два равновероятных вывода: либо он узнал, где находится Чаша, либо задумал вытрясти это из меня... Наверно, он полагает, что со мной это будет легче, чем с дедом. Наверно, согласился я с ним про себя. -- А ты знаешь, где спрятана Чаша? ДД кивнул. На короткий момент я ощутил прилив сатанинского торжества: тайна Чаши была у меня в руках, и я мог отдать ее лысому костолому хоть даром, отплатив ДД разом за все. Но потом я вспомнил запрокинутое лицо Романа Сергеевича, и все встало на свои места. -- Когда ты узнал об этом? -- спросил я осторожно. -- Две недели назад... Я ведь тоже поначалу сомневался во всей этой истории, -- ДД потыкал окурком в пепельницу. -- А потом... -- Кто-нибудь еще в курсе дела? -- Нет, -- ДД покачал головой. -- Это совершенно точно. Теперь, после того, как дед... -- плечи его вздрогнули. -- Прекрати! -- приказал я. -- После того, как дед... в общем, теперь я единственный, кто знает. Наташа обняла его и погладила по голове. -- Димочка, ну, успокойся, пожалуйста... Не надо плакать, ладно? -- Я единственный, кто знает, где спрятан Грааль, -- выговорил, наконец, ДД. Зубы его стучали. -- И если Хромец убьет меня, ему придется долго искать Чашу вслепую. Я встал и отошел к окну, стараясь не смотреть, как Наташа вытирает своим платочком его блестящие от слез щеки. Ненавижу плачущих мужиков. -- Твой дед по этому поводу говорил, что у Хромца перед нами есть одно большое преимущество. Он бессмертен, а значит, времени у него в запасе навалом. Он потратил две тысячи лет на поиски Чаши и Короны, и вряд ли с ним что-то случится, если он еще пару веков порыскает по Москве, разыскивая Чашу. С другой стороны, убив тебя, он уберет последнего свидетеля, который что-то достоверно знает о Граале. И в своих дальнейших изысканиях он, по крайней мере, не будет натыкаться на сопротивление. Или я не прав? Некоторое время ДД жалобно сопел. Потом шмыгнул носом и сказал: -- Не знаю. Может быть... -- А по-моему, Ким прав, -- неожиданно сказала Наташа. -- Чем больше народу знает тайну, тем труднее этому вашему... Хромцу вести охоту в тишине. Если отдать Чашу куда-нибудь в Алмазный Фонд, он, мне кажется, вообще до нее никогда не доберется. -- Ты думаешь, ему проще было выцарапать Череп из тайных святилищ инков? -- спросил ДД. -- Но у него действительно вечность в запасе, и он может дожидаться удобного момента... Нет, единственно верная тактика -- спрятать Чашу так, чтобы он не нашел ее никогда. -- А это невозможно, ты же сам говорил! -- Наташа даже отодвинулась вместе с табуреткой. -- И потом, что ты предлагаешь, сидеть и ждать, пока он убьет тебя просто так, от злости? Я бросил еще один взгляд во двор и, не заметив там ничего подозрительного, отошел от окна. -- Ребята, -- сказал я. -- На самом деле есть один единственный способ. Твой дед, Дима, хотел завладеть Черепом, чтобы уничтожить его и разбить Триаду. Но и это не выход, потому что, имея в распоряжении вечность, можно либо найти еще один Череп, либо создать новый. Выход только один -- Хромца нужно убить. Мало кто задумывался над глубинным смыслом пословицы "В доме повешенного не говорят о веревке". ДД отшатнулся и чуть не свалился с табурета, зеленые глаза Наташи потемнели. -- Да, -- повторил я. -- Убить. И если до сегодняшнего дня я еще сомневался в необходимости такого шага, то теперь... -- я запнулся, -- теперь это очевидно. Я не знаю, чем грозит человечеству захват Хромцом всей Триады, но твой дед, Дима, боялся этого и просил меня помочь ему не допустить такого исхода. Поэтому я полагаю, что мы должны быть готовы к защите Чаши с оружием в руках. И Хромец должен знать об этом. -- Чтобы перебить нас всех поодиночке, -- мрачно заключил ДД. -- Мне надо знать, как насылается Заклятие Стрелы, -- сказал я. -- Роман Сергеевич что-то объяснял мне про древних майя, но я мало что понял. -- Я знаю не больше твоего, Ким, -- откликнулся ДД. -- Там используется какая-то чисто магическая техника... по-моему, нужно изображение человека... ну, жертвы... или хотя бы фигурка... Потом концентрируется энергия, да, точно, дед говорил, что это требует больших затрат Силы... Потом жертва отражается в глазницах, глаза загораются... и все, Стрела Мрака пущена. -- То есть это не оружие массового поражения, -- уточнил я. -- Конечно, нет. Иначе конкистадоры погибли бы раньше, чем успели бы высадиться на побережье Юкатана... Это изысканное, избирательное оружие династической вражды. -- А изображение обязательно? -- спросила Наташа. ДД потер переносицу. -- Не помню... Нет, правда, не помню. Дед ведь говорил... господи, ну почему я никогда его не слушал... Опять начинается, подумал я. -- В таком случае, бояться нам нечего. Вряд ли он перебьет нас всех, зная, что мы в любой момент можем передать тайну Чаши еще кому-нибудь. -- Ким, -- сказал ДД медленно, -- я, честно говоря, очень сомневаюсь, что мы передадим тайну Чаши еще кому-либо. Извини меня, но я вынужден напомнить, что из нас троих единственный человек, знающий ее местоположение, -- это я сам. Он так вызывающе на меня смотрел, что мне стало смешно. -- Ладно, -- сказал я. -- Наташ, собирайся, поехали домой. ДД захлопал глазами. -- Я никогда не работаю на таких условиях, -- пояснил я. -- Мне всегда сообщают всю необходимую информацию. -- Работаешь? -- переспросила Наташа. -- Ким, ты о чем? -- О своей работе, -- любезно пояснил я. -- Ты, по-моему, всегда интересовалась, в чем заключается моя работа. Так вот, гляди. Эта милая семейка (тут я подавился, но, к счастью, никто ничего не заметил) наняла меня для одного щекотливого мероприятия, связанного с Чашей. Вчера твой дед, -- я кивнул ДД, -- дал мне понять, что он хочет, чтобы я участвовал в игре на вашей стороне. Честно говоря, я не горел желанием влезать в эту историю, но, если уж я влез, то извольте давать мне всю информацию целиком. Ясно, Дмитрий Дмитриевич? Возможно, ДД и попался бы на это, но Наташа опередила его. -- Не хочешь -- уходи, -- сказала она ледяным тоном. -- Тоже мне, специалист... Интересно, что это с ней сегодня? -- успел подумать я, прежде чем осознал то, что я говорю. А говорил я следующее: -- А тебе я вообще посоветовал бы заткнуться и молчать в тряпочку. Если уж встряла в настоящую крутую разборку, где взаправду убивают, то имей хотя бы совесть не вмешиваться в дела, в которых ты не сечешь... -- Не смей кричать на женщину! -- гаркнул ДД и встал. -- Да, -- сказал я, сбавляя тон. -- Только драки нам еще и не хватало. Извини, Наташа. ДД, красный и пыхтящий как паровоз, сел и попытался прижать Наташу к себе. Она отстранилась. -- И вообще, -- стараясь не смотреть ни на меня, ни на ДД, сказала Наташа, -- по-моему, это дело милиции. -- Глубокая мысль, -- похвалил я. -- Тем более, что у Дмитрия Дмитриевича там и знакомые имеются. Вот, например, гражданин майор Лебедев, Владимир Никитич, если не ошибаюсь? -- Ну у тебя и память, -- хмыкнул ДД. -- Да вот только беда, Натуля, лет через десять-пятнадцать Владимир Никитич уйдет в отставку, а наш хромой приятель за это время карьеру сделает в органах, ему не впервой, он при Берии в госбезопасности служил... Понимаешь, Наташа, мы с ним по разным правилам играем... Совсем по разным... -- Неужели нет никакого выхода? -- тихо спросила Наташа. На этот раз я промолчал. ДД ответил за меня. -- Разве что Ким действительно его убьет. -- А ты сможешь? -- Наташа смотрела на меня, как на марсианина. -- Не знаю, -- буркнул я. Не то, чтобы я сомневался, по силам ли мне перешагнуть психологический барьер -- в конце концов, людей мне раньше убивать действительно не приходилось. Но наш враг был бессмертен. А убивать бессмертного -- занятие незавидное. -- Дед говорил, что Хромца можно убить... Но нужно точно знать условие... В Свитках Итеру было сказано, что он может погибнуть от укуса змеи в третий глаз... -- Интересно, что здесь имеется в виду, -- перебил я ДД. -- Мы что, должны запустить к нему в спальню пару гадюк? И потом, что это за третий глаз? ДД постучал костяшкой согнутого пальца себе по лбу выше переносицы. -- В восточной традиции это центр особой ментальной силы и интуитивного прозрения, одна из семи чакр... Во всяком случае, расположен он вот здесь. Я потер переносицу. -- Какой змее придет в голову жалить человека в такое неудобное место? Внезапно Наташа истерически расхохоталась. -- Ребята, вам не кажется, что мы все сошли с ума? Человек умер, а мы тут обсуждаем всякую муру!.. О-о, что же с нами случилось? -- Это не мура, Наташа, -- сказал ДД строго и спокойно. -- Из-за этого погиб мой дед. Некоторое время мы молчали, ожидая, когда Наташа успокоится. Потом Лопухин сказал: -- Я не вполне уверен, что текст Свитка надо толковать так буквально... Возможно, это метафора. Кстати, дед тоже так думал, хотя и говорил, что Хромец панически боится змей... Внезапно он поднялся и вышел из кухни. Я рванулся было за ним, но вернулся и опустился перед Наташей на корточки. -- Я очень не хотел влезать в эту историю, малыш, -- сказал я, гладя ее руку. -- А тебя тем более не хотел впутывать. Эх, не надо нам было сюда приезжать... -- Наоборот, -- возразила Наташа почти спокойным голосом. -- Диме сейчас очень нужна наша помощь, он же совсем один остался... Ты поможешь ему, Ким? -- Постараюсь, -- фыркнул я. -- Если он не будет делать глупостей... -- Вот, -- раздался с порога голос ДД, -- это дед называл "Нефритовым Змеем". Я развернулся к нему, по-прежнему сидя на корточках. Но то, что Лопухин держал в руках, было столь поразительно, что я присвистнул и вскочил на ноги. -- Ну-ка, дай посмотреть, -- сказал я. Это был арбалет, средних размеров и очень необычной формы. Дуга была выполнена в виде чешуйчатого дракона с двумя головами, ложе заканчивалось третьей. Оружие было тяжелым, и вначале мне показалось, что оно целиком отлито из металла. Но нет -- приглядевшись, я понял, что оно изготовлено из темного дерева, обшитого сверху пластинками зеленой бронзы. -- Из таких арбалетов воины Чэнь Тэна расстреливали легионеров на берегах Талассы, -- пояснил Лопухин. -- Возможно, такой же арбалет висел и за спиной Ли Цюаня, только он не успел им воспользоваться. Дед привез его из Тувы, из дацана, где хранились Свитки Итеру... Он, конечно, был очень старый, и его пришлось основательно подреставрировать... но бьет он хорошо, я пробовал. -- Ты считаешь, что Хромца можно убить только из этой рогатки? -- спросил я недоверчиво. Арбалет мне понравился, я люблю такие красивые пижонские штучки, но он, казалось, скорее мог бы стать украшением коллекции, чем боевым оружием. ДД смутился. -- Он носит имя "Нефритовый Змей", -- повторил он упрямо. -- А еще к нему прилагается стрела, которая зовется Жало. Лопухин развязал тесемки зеленого брезентового чехла из-под спиннинга и извлек оттуда стрелу. Стрела была вполне современная -- тяжелая короткая спица из серебристого металла, может быть, титана. На конце ее, прочно схваченный металлическими кольцами, крепко сидел наконечник длиной с указательный палец, искусно выточенный из полупрозрачного желтоватио-черного камня. Острие его было раздвоено и действительно напоминало жало. -- Старое древко, разумеется, давно рассыпалось, -- ДД погладил блестящий металл. -- Но наконечник настоящий, древний, он тоже хранился в дацане... Дед считал, что именно Жало должно поразить Хромца в точку, на два пальца отстоящую от переносицы. -- Очень может быть, -- сказал я. -- Но я не умею стрелять из арбалета. -- Это достаточно несложно, -- неожиданно умелыми движениями пальцев ДД отвинчивал наконечник вместе с крепежными лапками. -- Сейчас я покажу тебе, как надо... Он осторожно опустил наконечник на стол и положил обезглавленную стрелу на ложе. После этого укрепил тетиву и с видимым усилием взвел рычаг. -- Европейские арбалеты удобнее, -- пыхтя пожаловался он, -- там вместо рычага -- колесико... -- Ну, и в кого ты собираешься стрелять? -- спросил я. -- В одиноких пьяных прохожих? -- Можно попробовать в коридоре, -- неуверенно отозвался Лопухин. -- Все равно стрела без наконечника, ну, отлетит в крайнем случае. -- Пойдем, посмотрим, -- сказал я притихшей Наташе. -- Интересно все-таки. Конечно, вряд ли мы выбрали подходящее время для подобных развлечений, но и ДД, и Наташу надо было чем-то отвлечь. Мы вышли в прихожую, откуда открывался вид на относительно незагроможденный скелет коридора длиной метров десять. Лопухин отошел к самой двери, прижал ложе арбалета к правому плечу и прицелился в календарь, висевший на противоположной стене. -- Вижу я плохо, -- предупредил он, -- поэтому могу и промахнуться. Но делается все именно так... Палец его медленно заскользил к причудливо изогнутому спусковому крючку. Я внимательно следил за его манипуляциями. Излишне внимательно. -- Тень! -- закричала изо всех сил Наташа, показывая на дверь кабинета. Я развернулся к ней, на долю секунды опередив Лопухина, и успел увидеть бесформенный громадный силуэт, чернильным пятном расползавшийся на фоне стеклянных дверей кабинета, где лежало тело Романа Сергеевича. В следующий миг ДД, тоже развернувшись, спустил курок, и тяжелая стрела, ухнув в воздухе, вонзилась в притолоку над дверью, где только что извивалась, растворяясь в воздухе, чудовищная фигура. Но Тень уже исчезла. -- Хорошо стреляешь, -- с трудом выговорил я. Не без опаски я приблизился к дверям кабинета и попытался выдернуть стрелу. Это удалось мне лишь после того, как я приволок из глубин коридора какой-то ящик и встал на него -- древко вошло в притолоку сантиметра на три. -- Что это было? -- неестественным голосом спросила сзади Наташа. -- Ты же сама ответила, -- отозвался ДД. -- Это была Тень. Тень Хромца. Наташа подошла ко мне и притронулась к моему плечу. -- Да, Ким? Это действительно была Тень? -- Не знаю, -- сказал я, польщенный, что она обратилась именно ко мне. -- Не уверен. Может быть, нам показалось... -- Всем троим? -- спросил Лопухин. -- Может быть, абажур в комнате качнулся, -- стоял я на своем. -- Во всяком случае, это совсем не похоже на ту Тень, которую я видел вчера. Ту просто нельзя было отличить от человека. А это так, нервишки пошаливают... Повисла напряженная, гнетущая тишина. Я повертел в руках стрелу. -- Схожу, посмотрю, все ли там в порядке, -- произнес я и, понимая, что опять сморозил глупость, сделал шаг к двери кабинета. Взялся за гладкую бронзовую ручку и начал поворачивать. В следующий момент я отчетливо понял, что не хочу открывать дверь и заходить в комнату. В кабинете горел свет. Тихий, приглушенный свет настольной лампы -- той самой лампы, что освещалa вчера наше бесславное побоище с Тенью лысого урода. В этом свете не было бы абсолютно ничего страшного, если бы я не помнил, что, вытолкав из кабинета ДД, я автоматически щелкнул выключателем на стене, и в комнате стало темно. Если бы я не помнил темных дверей кабинета, на которые оглянулся, когда мы шли на кухню. Я повернул ставшую холодной и скользкой ручку до упора и слегка толкнул дверь. В ноздрях у меня защипало -- воздух в комнате, казалось, был перенасыщен озоном, в нем чувствовалось потрескивающее напряжение, словно под линией высоковольтных передач. Я сделал два очень коротких шага и остановился. Голова Романа Сергеевича свешивалась с кушетки. Я заставил себя приблизиться. Было такое ощущение, что тело старика наполовину сползло на пол. Одна из его худых длинных рук пальцами касалась паркета. Страшный фиолетовый отпечаток по-прежнему выделялся на сухой желтой коже, обтягивающей лоб старика. Но появилось и кое-что другое, что было, на мой взгляд, похуже всяких фиолетовых пятен. Глаза старика были широко раскрыты. В них застыл непередаваемый словами, невыносимый ужас. Эти глаза видели что-то такое, от чего хотелось умереть, превратиться в пыль, исчезнуть... Но я твердо помнил, что розовощекий врач закрыл Роману Сергеевичу глаза перед тем, как уехать со своей реанимационной бригадой. Дрожащими руками я осторожно взял голову Романа Сергеевича и с уcилием -- мешали закаменевшие мышцы шеи -- переложил ее обратно на подушку. От явственного следа на накрахмаленной наволочке до края тахты было сантиметров тридцать. Я попытался уверить себя, что это ДД в панике задел своей нескладной рукой подушку и сдвинул голову старика на край. Бесполезно. Я слишком хорошо натренировал себя на фиксирование мельчайших деталей, чтобы не помнить, как лежал Лопухин-старший, когда мы выходили из кабинета. Затем я подумал, что, быть может, розовощекий ошибся, и Роман Сергеевич не был еще мертв некоторое время после отъезда "Скорой". Но я своими глазами видел застывшее, отмеченное печатью смерти лицо, безжизненно упавшие руки, видел то, что несомненно и бесповоротно указывает на наступление смерти. Все еще содрогаясь, я положил ладонь на глаза Романа Сергеевича и опустил ему веки. Потом прикрыл ему лицо простыней, испытав болезненное облегчение, когда черный отпечаток оказался спрятан под толстым полотном. Сзади скрипнула дверь, и я обернулся, чувствуя, как исчезает пол под ногами. Но это был ДД. Он вошел и тут же потянул носом воздух. Откуда этот странный запах озона? Что произошло в этой комнате, пока мы пили коньяк и обсуждали ненужные вопросы? -- Все нормально, -- сказал я, делая шаг навстречу ДД и отсекая его от кушетки. -- Просто мы забыли закрыть твоему деду лицо, и я сделал это. Пойдем, Дима, здесь нет никаких следов Тени... -- Запах, -- произнес ДД странным голосом. -- Ты чувствуешь запах, Ким? -- Ну, -- неуверенно ответил я. -- Ну, пахнет чем-то... В чем дело-то, Дима? -- Факелы Аннунаков, -- непонятно пробормотал он. -- Мне это не нравится... Совсем не нравится, Ким! -- Ладно, -- сказал я, крепко беря его под руку. -- Пошли к Наташе. В конце концов, непорядочно так надолго оставлять девушку одну... Я напряженно соображал, заметил ли кто-нибудь кроме меня изменения, произошедшие с комнатой. Наташа была все время в кухне и не видела вообще ничего -- в том числе и света, сначала погасшего, а затем загадочным образом включившегося. Лопухин видел, как я выключал свет, но едва ли запомнил это. Он не видел свисавшего с кушетки тела старика и бросающего в дрожь выражения его открытых глаз. Зато он почувствовал запах, и это почему-то сильно его взволновало. "Узнать, почему", -- автоматически отметил я. И, наконец, все мы видели Тень за дверями кабинета. Теперь я был абсолютно уверен, что Хромец приходил вновь и что-то делал с телом Романа Сергеевича, но вот что... В этот момент ДД вырвал свою руку из моих тисков и, задев по пути худым плечом Наташу, двинулся, шатаясь, в глубину коридора. У поворота на кухню он наткнулся на стену и бессильно привалился к ней. -- Все, -- простонал он, -- все бесполезно. -- Ты что? -- я схватил его за плечо. -- Что ты, Димка? Что бесполезно? -- Все... Бороться бесполезно... Прятать Чашу... Ким, неужели ты не понимаешь, он неизмеримо сильнее нас! Он может проникать к нам в дома, может подслушивать наши разговоры, может убивать нас на расстоянии... И у него впереди -- тысячелетия, а у нас только короткая человеческая жизнь... Он снова готов был расплакаться. Я сделал два коротких шага и оказался прямо перед ним. Отвел правую руку и влепил ему довольно-таки сильную пощечину. Не скажу, чтобы я сделал это с сожалением. Он дернулся и уставился на меня удивленными близорукими глазами. Мало я тебе дал, мерзавец, подумал я сладострастно. -- Ты порешь чушь, Дима, -- четко проговорил я. -- Преимущества Хромца не настолько велики. Да, он может являться к нам в виде Тени, но он не может присутствовать при разговоре, будучи невидимым. Мысли он тоже, очевидно, не читает, иначе ему не пришлось бы допытываться у твоего деда, где спрятана Чаша. Убить нас он может, но на это уйдет огромное количество его Силы, которая, скорее всего, нужна ему для других целей (про то, что Хромец может превосходно расправляться с людьми без всяких там мистических штучек, я предпочел умолчать). И, наконец, главное наше преимущество -- мы знаем, где спрятана Чаша, а Хромец этого не знает. А стало быть, мы можем диктовать ему свои условия, и вообще, наше положение не так плохо, как кажется, -- тут я снова вспомнил Романа Сергеевича и примолк. -- Правда, Дима, -- поддержала меня Наташа, -- наверняка что-то можно придумать. Лопухин опустился на пол, сложившись, как шарнирная конструкция, -- торчком торчали острые колени. -- Я не уверен, -- начал он слабым голосом и осекся. -- Я не уверен в том, что Хромец не знает, где спрятана Чаша. -- Почему? -- спросил я. -- Потому что я не знаю, что сказал ему дед, -- голос ДД был неестественно спокоен, и это не понравилось мне больше, чем все его крики и слезы. -- Потому что я все время пытаюсь понять, что могло заставить его убить деда -- деда, который был хранителем Чаши. Потому что ответ на этот вопрос может быть только один -- дед отдал ему тайну Чаши. -- Дима, что ты говоришь! -- возмутилась Наташа. -- Как твой дед мог рассказать что-нибудь этому... монстру? -- Не понимаю твоей логики, -- холодно сказал я. -- С какой стати Роман Сергеевич отдал бы своему заклятому врагу секрет, который он оберегал всю жизнь? Из-за которого сидел в лагере. По-моему, Дима, ты плохо думаешь о своем деде... Ни за что в жизни... ДД поднял на меня полные слез глаза. -- Да, -- ответил он все тем же жутковато-спокойным голосом. -- Да, ни за что в жизни. Но не после смерти. Я почувствовал, как холодная молния пронзила мой позвоночник. В уши снова полился зловещий змеиный шепот: "Мертвые не лгут, Роман... ты же знаешь, что я умею допрашивать мертвых...", и я понял, что делал Хромец в кабинете Лопухина-старшего. -- Факелы Аннунаков, -- продолжал между тем ДД. -- Я понял это, как только вошел в комнату... Электричество, атмосферное электричество... Им пользовались в Вавилоне жрецы подземных богов, -- Аннунаков -- чтобы возвращать жизнь в мертвые тела. Электричество и черная магия... У них были специальные батареи, с их помощью можно было гальванизировать трупы, к которым на время возвращалась жизнь. Такие тела были полностью лишены воли, они делали все, что бы им ни приказали. И они отвечали на все вопросы, -- память их человеческого существования оставалась нетронутой. Потому-то Хромец и убил деда... Он знал, что дед не сможет сопротивляться ему после смерти. И теперь он знает, где спрятана Чаша... Знает все... -- Прекрати! -- рявкнул я, увидев, как побелела Наташа. -- Прекрати немедленно! Все это чушь, Дима! Если бы Хромец мог вытворять такие штуки, он узнал бы о том, где спрятана Чаша, еще у первых Итеру! Глаза, подумал я, вспомни о глазах! ДД не слушал меня. Он, словно тряпичная кукла, склонил голову на колени, но на этот раз не заплакал -- просто сидел, спрятав глаза, как будто смотреть на нас ему было противно. -- А я... -- глухо пробормотал он. -- Я в это время... мы в это время... Он не договорил. Наташа рывком склонилась над ним, подняла его голову и прошептала: -- Где спрятана Чаша, Дима? Куда твой дед ее спрятал? И произошло невероятное -- ДД улыбнулся. Не усмехнулся кривой и горькой усмешкой, а улыбнулся искренней улыбкой человека, которому есть чему порадоваться в этой жизни. -- Там, куда Хромец никогда не сунется, -- сказал он твердо. -- Среди тех, кого он боится больше всего на свете. Чаша находится в террариуме, в секторе ядовитых змей. __________________________________________________ 11. МОСКВА, 1991 год. РАРИТЕТ ЛОПУХИНА. Утром следующего дня я предпринял кое-какие действия. Не скажу, чтобы я делал это с большим желанием, но ситуация не предусматривала такой роскоши, как выбор. Для начала я открыл свою записную книжку на странице, исписанной залезающими друг на друга, размашистыми и просто неудобочитаемыми цифрами. Кое-где страница была испачкана пятнами темно-фиолетовой жидкости -- судя по слабому запаху, портвейна. Здесь были записаны телефоны компании, с которой мы с ДД познакомились во время незабываемого набега на Малаховку. Довольно скоро я вычислил местонахождение Зурика. Он оказался на квартире все той же медсестрички Светы, пребывая в состоянии, которое сам же охарактеризовал как "похмелье средней тяжести". На мое предложение встретиться и поговорить он откликнулся неожиданно охотно, выразив сожаление, что я не позвонил вчера, когда у них там был классный кипеж, и попросив привезти чего-нибудь подлечиться. Было пятнадцать минут одиннадцатого. Часа за полтора до этого мы с ДД наконец-то уложили спать Наташу, заставив ее проглотить две таблетки элениума, а сами удалились на кухню для обсуждения дальнейших действий. Ночное возбуждение уже прошло, и я с немалым изумлением обнаружил, что у меня дрожат руки. ДД выглядел человеком, навсегда потерявшим уверенность в себе и в жизни. Состояние для принятия решений было самое что ни на есть подходящее. -- Самое разумное, что мы можем предпринять в данных обстоятельствах, -- сказал я, -- это бросить всю эту мистику к чертовой бабушке и смотаться как можно дальше отсюда. -- Этот вариант не рассматривается, -- ответил ДД. -- Пойми, -- сказал я, -- я тоже готов допустить, что, если Чаша попадет к этому идиоту, ничего хорошего в результате не получится. Но что именно произойдет -- неизвестно, а вот если мы будем продолжать играть в эти игры, нас попросту убьют. -- Или мы убьем его, -- возразил он упрямо. -- Из этого драндулета? Да, я, пожалуй, взялся бы, если бы не было Наташи и тебя. Но в тройную мишень очень трудно промахнуться, поверь. Я не хочу подставлять под удар тебя, а особенно Наташу. Поэтому я предлагаю оставить все, как есть, а самим отправляться в Крым. Впрочем, возможно, будет лучше, если мы разделимся и поедем в разные места, -- добавил я не без тайного умысла. -- Нет, -- повторил ДД. -- Этот вариант не рассматривается. Дед умер не для того, чтобы мы прятались, как зайцы... -- А почему ты так уверен, что Хромец узнал, где спрятана Чаша? Это же, в конце концов, только предположения... -- Ты заходил в комнату, -- мрачно сказал Лопухин. -- Ты видел, что произошло с дедом. Ведь так? -- А ты откуда знаешь? -- огрызнулся я. -- Ты-то зашел позже... -- В щель было видно, как ты поправлял голову... Лица я не видел, но этого было вполне достаточно. Когда жрецы Аннунаков допрашивали мертвых с помощью электричества и магии, то трупы совершали конвульсивные движения, дергались, иногда даже вставали... У фон-Юнцта все это подробно описано, есть даже две гравюры, очень впечатляющие... . Да, Хромец допрашивал деда, в этом я уверен. Я вновь вспомнил широко раскрытые глаза старика и почувствовал, как холодная волна стремительно скатывается вниз по позвоночнику. -- Тогда почему он не узнал, где спрятана Чаша, у кого-нибудь из Итеру? У того же Ли Цюаня, например? ДД сосредоточенно вертел в руках вилку. -- Понимаешь, -- ответил он, наконец, -- возможность вернуть видимость жизни в мертвое тело, насколько я понимаю, предоставляется не всегда. И особенно важна тут способность человека... ну, то есть умершего человека, сопротивляться насилию над его душой... астральным телом, Ка, называй, как хочешь. Обычный человек не может сопротивляться магу, это ему не по силам. Вот я, например, не могу сломать эту вилку, -- он совершил несколько титанических усилий, но лишь слегка погнул металл. -- А ты, например, можешь. Он передал вилку мне и я, чуть поднапрягшись, переломил ее пополам. ДД обрадовался. -- Ну, так вот и Итеру. Они ведь тоже были магами, очень сильными магами, и их наверняка не так-то просто было вернуть в их мертвые тела. Служители культа вуду могут превращать других людей в зомби, но что-то я никогда не слышал, чтобы в зомби превратили самого такого колдуна... -- Допустим, -- неохотно согласился я. -- Ну и что из этого следует? -- Ментальный контроль, -- не слушая меня, продолжал Лопухин. -- Главное здесь -- ментальный контроль. Мы не Итеру, мы не обладаем такой тренированной психикой, как они. Ни я, ни ты, ни мой дед ничего не смогли бы противопоставить Хромцу. Вот почему, нисколько не желая обидеть деда, я все же считаю, что он открыл Хромцу тайну Чаши. -- Но ты же сам уверял нас, что Хромец ни за какие коврижки не сунется в террариум, -- возразил я, прекрасно зная, что он мне на это ответит. И он ответил: -- А что помешает ему нанять какого-нибудь змеелова и выкрасть Чашу чужими руками? Теперь, когда он знает, где она спрятана, дело только в подборе подходящей кандидатуры. "И я даже знаю, кто рассматривался в качестве такой кандидатуры", -- хотел добавить я, но вовремя сдержался. -- А если в дело вмешаемся мы, то ничто не помешает ему устранить нас и забрать Чашу уже отсюда. Или же, если мы успеем перепрятать ее, допросить наши трупы... -- Да, -- не стал спорить ДД. -- Такая опасность, к сожалению, существует. Однако, несмотря ни на что, я, как хранитель Чаши, считаю необходимым забрать ее из террариума, пока Хромец не добрался туда. Дальше будет видно, а пока нужно пойти и забрать ее. Если хочешь, можешь не принимать в это