вием, Оттачиваю ответные вопросы. Народ пьет пиво. Его цена Вполне доступная для поэта. Кто-то спивается... Чья вина? Кого-то в психушку везет карета. Но я - камень. Меня можно бить, Не боясь расколоть. Я не чувствую боли. А если камню захочется пить, Бросьте росинку,- и он доволен... Тем более дождь. Такой, как здесь,- На несколько дней стекловидной массой... У "волчьего города" мокнет шерсть, Но все попытки сбежать - напрасны. А я вспоминаю твое лицо. Вижу глаза... остальное застит Небо, насыщенное свинцом. Где же ты, где ты - наше счастье? Ветер ознобом бежит по спинам Каменных львов, те прижали уши... Вечером водки глотну с малиной. Мне не хотелось, но кашель душит. Осень крадется походкой рысьей. Я обещаю - мы будем вместе. ...Если однажды не будет писем, Значит, тебе отдадут мой крестик... x x x Прозрачной веткой серебря Безудержность крылатой ночи, Немая доля многоточий Взойдет над гробом декабря. Раскроет ветреный мотив Шальных и шалых губ русалки, И горьким смехом из-под палки Взлетит к венцу российских нив. Разрежет вязь чугунных струй Ограды, выковавшей - реку... Волна подобна человеку, Вдыхающему поцелуй. В безветрии зеленых рос, Когда линейный шепот громок И рвань несдержанных постромок Несет твой выдох под откос... Разбрасывай шальную кровь! Эпоха не считает всходов, Пробившихся в душе народов, Извечно топчущих Любовь! Пусть даже я, не догорев, В обугленном плаще презренья Уйду... Но было - Озаренье! И цвет, и образ, и напев... x x x Черный город... Он не лечит душу. Поливает спины львов слезами. Сыростью тумана сфинксов душит И глядит бесцветными глазами На живого, гордого поэта - Казака, художника, бродягу... А у вас, наверно, бабье лето? А у нас без зонтика - ни шагу... В четкий ритм партикулярных линий С древностью петровской позолоты - Невозможно втиснуть запах пиний, Вкус полыни, свежесть первой ноты Хлебниковских строчек... И не надо. Воздух здесь перенасыщен грустью. Вязкая, чугунная ограда Никуда меня уже не пустит... Невская возвышенная слякоть Давит с основательностью танка. Даже Муза не решится плакать, Чтоб не забрала к себе Фонтанка. Говорят, что там вода воочию Тянет к неизбывному покою. Черный город вышел белой ночью И уже идет, сюда, за мною... x x x Ты звонишь по телефону, говоришь, что очень рада, Что растянутой разлуки непомерно длинный срок. Мне все кажется - сегодня небо рухнет звездопадом, И возьмет наш город в руки жадный, сладостный Восток... Ты сидишь в тени, напротив, обхватив руками плечи, Лисий взгляд, полуулыбка, как мерцанье янтаря. Путешествие сквозь время и чарует, и калечит. Мы оставим эту тему. Звезды молча догорят. Удивительно, но пепел - к нам сюда не долетает. Разве что, осколок черный стукнет в спину иногда... И гадай - что это было? То ли просто рассветает, То ли камушек случайный, то ль действительно - звезда... Мы идем под этим ливнем, снегопадом, листопадом, С божьей искоркой в ладонях, спотыкаясь на стихах, И дыхание друг друга ощущаем где-то рядом, На каких-то параллельно расположенных веках, Или веках? Смутный выдох, вздох о прошлом безразличье, Упоение свободой и удобством кандалов. Избалованное солнце грянет всполохом синичьим В вечном крике - вне пространства, вне акустики, без слов, Без боязни, что услышат, что поймут или поверят... Временной отрезок строчки - под названием "среда"... Выдрав косяки с гвоздями, яростно срывая двери, Мы оставим души - настежь... Безоглядно, навсегда! x x x Теперь уже и я переживу Щемящую размеренность событий. Пусть грязный снег напомнит мне - халву И серость неба - перламутр мидий. Промозглый дождь - улыбку рейнских струй, Колючий ветер - ласку первой ночи, Холодный взгляд - апрельский поцелуй, А твой отказ - надежду многоточий... Я каждый минус зачеркну, и вот - Сплошные плюсы нашего романа Воссоздадут божественный кивот, Вся боль уйдет, зализывая раны. Убив любовь, вот так же мыслишь ты, К ее могиле принося цветы... x x x Меж нами шесть часов. Не шесть веков, не шесть вселенных, Что до чисел Зверя... Не я придумал нам с тобой любовь, Но признаю, что я - в нее поверил. Рассудок, как нетленный Парацельс, Рекомендует быть сильней и суше... И грязно-серый бинт холодных рельс Наматывает на больную душу. Ты виновата... Но твоей вины Не смоет кровь, не спишет смерть, а время, Святым лучом скользнув из вышины, Сияньем нимба озарило темя. Ты далеко. Ты мыслишь об ином. Чего-то ждешь и так боишься встречи... Но время перевернуто вверх дном, И мне земля могильно давит плечи. Река судьбы необратима вспять. Я выдохнусь, изверюсь и устану. Я без тебя не захочу дышать И... перестану. x x x Два года любви и два года боли... С белыми ромашками иду полем. Тем самым, которое перейти - Не жизнь прожить и не стать в пути Верстовым столбом. Отсчитав столетья, Муза подарит лишь междометья А... или О... остается наполнить смыслом Оба сосуда, подцепить коромыслом, Водрузить их на плечи румяной красавице, Улыбнуться и вскинуть бровь - нравится! В этой стране все-таки много хорошего: Такие снега выпадают совсем задешево. Кругом белизна... словно идешь по крылу Ангела, а если падаешь, то во мглу (как в омут, сразу и с головою) Такую звездную, что ощущаешь себя - звездою... x x x Умерщвленные разлукой, Мерно падают столетья. Кажется такою мукой - Вдох на грани диколетья... В мире пусто, в небе жарко. Мы не вместе, мы - одни... Из прозрачной пряжи Парки Я выдергиваю дни. Этот - влево, этот - вправо, Этот - добрый, этот - злой. Неприкаянная слава Под трагической золой... Невостребованность ночи, Ибо - некого любить. Косу, ножницы ли точат? Все понятно без пророчеств. После - траур многоточий. И вообще... была ли нить? x x x Чужая женщина со мною пьет вино Неторопливо, нежась и смакуя. Своих стихов нигде не публикуя, Она меня простила... И давно Забыла все, чем пламенный накал Осенних листьев возвышал эпоху. А опустевший розовый бокал Взамен напитка наполняет вздохом. Я чувствую, как винные пары Густым дурманом отупляют разум. Так страстно любят плаху топоры, Ее целуя в стоне, до экстаза... И так могилу начинает бить Ознобом жажды алчущего воя, А женщина, сумевшая - убить... Тихонько плачет. Дай ей бог покоя... x x x Не умирай, ландграф... Густая ночь Над гробом встала, как над колыбелью... И, обожженный ржавою купелью, Дорожный ужас порождает дочь. Ей имя - Смерть. Ее глаза белы, В ее устах беззвучно бродит имя... Твое, ландграф. И сталь из-под полы Дурманно бредит ранами косыми... Ее ладони тянутся к теплу, Ей не забыть хрустящий привкус плоти. И, медленно отцеживая мглу, Она идет по следу... На болоте Едва горят гулящие огни. Твой конь, ландграф, покоится в трясине. Все кончилось. Чешуйкою брони Ползет луна на почерневшей сини. О чем печаль? Твоя душа мертва. Любой герой есть нравственный калека. Зачем твоя шальная голова Так льнет щекой к щербатой плахе века? Не умирай, ландграф... Ты слышишь смех? Ты видишь тех, что развалились в ложах? Как пахнет псиной соболиный мех Заезжих королев с холодной кожей... Весь смысл игры - не в выборе ферзя. На дисбаланс меж черным и меж белым. Поставить жизнь, как правило, нельзя. Свою нельзя. Твою - поставят смело! Поторопись, уже второй звонок. На плечи плащ, зализанный ветрами... И Тьма призывно ластится у ног, И пыль иллюзий в одряхлевшей раме, И боль... Тупая, с левой стороны. Твоя любовь теперь тебя не любит. Шаг - до обитой войлоком стены... И дождь по нервам монотонно лупит. Не умирай, ландграф... Корявый слог Скупых доносов ближе к укоризне. Перешагни. Перелистни листок. Пусть мир прогнил, а ты устал от жизни. Но, отражаясь в пламени свечей, Твоя судьба пригрелась в ожиданье Насмешливого блеска на Мече, Хранящем непонятное молчанье... x x x Я уезжаю в Дождь. И вот ночной вокзал Встречает вечер, вымытым до блеска. Луна, раздвинув тучи-занавески, дробится в лужах тысячей зеркал. Дождь льет, и льет, и льет смывая все подряд: Окурки, мусор, пыль, песок и пепел... На буйство струй под удивленный лепет Лишь фонари сутулые глядят. Обычная холодная вода с рыдающих небес, Как божий гнев... Любой второй прохожий Его так тонко ощущает кожей, Что суеверно шепчет: "Я - не бес!" Но молний нет как нет... Нет грома. Благодать прозрачной негой лечит... Души - настежь! Любовь и дождь - непревзойденный пастиш Времен, эпох, событий... Что считать? Бессмысленно... дай смыть природному врачу С лица - тоску, а с памяти - упреки, пустые звуки, пошлые намеки, Все эти "не люблю!" и "не хочу!", И быт, и быль, и боль, растерзанные сны, Обиды, ссоры, замершие руки, Неправду слов, безудержность разлуки, Неверие в предчувствие весны. Забыть... Две ложки коньяка добавить в кофе, Но... прежде чем осмотришься окрест, Под твой недорогой нательный крест уже готовят место на Голгофе. Ты смотришь в Дождь, и тоже не до сна... Оденем лес туманной пелеринкой И двум еще не выпавшим дождинкам Дадим украдкой наши имена... x x x Я шагаю по подсохшей корочке ожога. Легкий укол и сукровица проступает сквозь трещины. Боли никогда не бывает слишком много, Но самая страшная - даруется рукой женщины... Причем любимой. Только любимой, единственной на земле... Возможны вариации, но без этого чувства Еще можно выжить, выпрямиться в седле, Выломать тело до тихого костного хруста. Пустить коня, именуемого Судьбой, Вскачь по выжженной душе, чтобы горячий пепел Взвился вверх, наполнил легкие ворожбой И скомкал горечью строчек прощальный лепет. Ты - любишь. Я - люблю. Разве это причина Для того, чтобы вечно быть вместе? Где был светлый лик, там сейчас личина И прогорклый вкус ежедневной лести... Если такое допущено богом на небесах, Значит, это - крест и расплата за вечность - близко... И ты когда-нибудь тоже почувствуешь тот же страх За жизнь, приравненную к выцветшей долговой расписке... x x x Раздели со мною смерть, Кареглазая подруга... О Васильевскую твердь Расшибает лица вьюга Людям, шедшим до конца Перпендикулярно веку. Злые капельки свинца Отмечали эту веху, На груди или на лбу Прорастая розой алой, А плеваться на судьбу Или глупо, или мало. Тем, кого не втиснуть в строй, Режут головы и ноги. Милосердною сестрой Представляется убогим Обольстительная мгла Деревянной крышки гроба... Суд толпы, из-за угла, Ждет, пока мы рухнем оба В грязь и в пепел, в пыль и в тлен, В лужу зависти и сглаза,- Ибо в Книге Перемен Наш конец давно предсказан. Мир без смерти был бы сер... Вот - с отчаяньем и верой - На двоих один фужер Самой быстрой, высшей, меры! x x x Она уедет в далекий город, Где ждет супруг, где ждут друзья, Где каждый камень любим и дорог, Где все - ее, где все - не я. Она уедет, наставит точек, Простит сумбур моей руки. Из состраданья изменит почерк, Как ритм стиха в конце строки. Ей будет больно, ей будет сладко, Ее любовь прольет слезу. Седой Исаакий поправит шапку, А шпиль петровский наточит зуб. Ей все там рады, напоят чаем, Как бы случайно припрячут крест, А если спросят: "Что отмечаем?" Весь город грянет: "Ее приезд!" Она забудет, и ей помогут Под шум столичный, фужерный звон, Все-все притрется, и понемногу Сойдет с загаром вчерашний сон. Она проснется, вполне уместно, Заскочит в ванну и примет душ. Холодный Невский широким жестом Ее запишет в ранг верных душ. Металл Фонтанки змеится в камне... Я режу вены - течет любовь! А волчий город глядит в глаза мне, И скалит зубы, и лижет кровь... x x x В Петербурге не видно звезд. Тучи в пляске святого Витта Небо приняли за погост В грязно-серых могильных плитах. Я за ними в упор слежу Из окошка шестой палаты, Словно кладбищем прохожу И считаю свои утраты. На душе так легко - легко... От обиды любой, невзрачной, Сердцу хочется мотыльком Биться в пламень луны прозрачный. Или долго кричать в туман, Поглощающий сны и даты, Сквозь венозные воды ран По каналам спеша куда-то. А когда зазвенит мороз - Солнце скупо и с неохотой Облака из разбитых грез Кроет временной позолотой... x x x Мне одиноко в небе без тебя... И облака вздыхают, теребя Край горизонта перышком лебяжьим... А ты бесцельно бродишь в Эрмитаже Среди холстов, портьер, скульптур, картин, Старинных ваз, свисающих гардин, Лепнины потолочной, стройных стен, Диан, не преклоняющих колен Перед мужчиной. Смотришь, не дыша, На серебристый свет карандаша Буше или Гольбейна. А паркет Хранит твой шаг, как сохраняет след Прозрачность неба, где сегодня нет Тебя. И кажется, меж строк, Я таю в небе. Пуст и одинок... x x x Я разучился плакать в Петербурге. Здесь вообще не ценят сантименты... Бросающие мелочь демиурги Чертовски скупы на аплодисменты. Я был один. Ни голоса, ни драмы. Пустые руки. Волчий вой в карманах. На фоне петергофской панорамы Не чувствуешь оптических обманов. Все кажется и ближе и теплее, В особенности жесты или взгляды. Над головой с кудрявым Водолеем Флиртует звездноглазая наяда. Немой намек, прозрачнейший донельзя, Уже велит определиться в теме. Мелькнет заря, закусывая трензель, Но в целом все вокруг, такая темень! И ходишь, снисходительно кривясь, На общегородское лицедейство, Нащупывая родственную связь Иглы шприца с иглой Адмиралтейства. Все чуть сутулы... Тяжесть чугуна Нездешних туч успешно давит карму. Нирваны нет... И мы - не та страна, И Пушкин не похож на Бодгикхарму. Никто не ждет счастливого конца. Но все же как вплетается в молебен Заметное присутствие свинца И в пуле, и в усталости, и в небе... x x x Жизнь неспешно плетется по кругу, Вдоль речушки к березкам и лугу, А душа остывает под плугом, Как распластанная борозда... Под закатом - гуляю по лесу, Служат сосны вечернюю мессу, И багрового неба завесу Отмечает скупая звезда. Я когда-то из дома уехал И упал в соловьиное эхо, В отголоски ручьевого смеха, Где о вечном лепечет листва. Ходят кони в траве по колено, Рвется луч из паучьего плена, И седеет, смирясь постепенно, Удалая моя голова... ПАСТУХ МЕДВЕДЕЙ Как стук колес вычерчивает ритм, Как сердца стук подобен четкой дроби Ночных копыт... Извечный алгоритм, Воздвигнутый над чередой надгробий Живых существ, украсивших мой путь,- Мужчин и женщин, лошадей и кошек, Собак и птиц... Их хочется вернуть, Но тени так бесследно тают в прошлом. Я одинок... Пылает на плечах Багряный плащ. (Сиреневый? Пурпурный?) В моих глазах, как в каменных печах, Дымится пепел погребальной урны. Скулящий страх калечит души жертв, Шагнувших в этот круг без покаянья. Прожорливая выверенность жерл, В моем лице нашедшая призванье - Сминать, как лист лирических основ, Судьбу и жизнь, Прощенье и разлуку, И детский смех, и радость чистых снов, И мертвых клятв возвышенную муку. Я чувствую свой страшный, черный дар Всей яростью обугленного мозга. Я рвал зубами вены, Но пожар Моей крови был безразличен звездам. Я принял паству. Выбирая ночь, Когда медведи понимали слово И искренне старались превозмочь Звериной волей волю - рук другого, А именно - мой жесткий произвол, С которым я удерживал их страсти. Дивились Рыбы, Скорпион и Вол Моей незримой и врожденной власти. Пастух медведей! Выжженный на лбу Извечный титул... Вызов вере в небо, Вселенной, раздувающей клобук, И Року, обесцветившему небыль! Я противопоставлен был всему И был бы мертв при первом же намеке Готовности - приветствовать ту Тьму, Что отнимает травяные соки У заспанной поверхности Земли... Поверьте, что слова с заглавной буквы Меняют смысл, переродясь в пыли В самшит, и кипарис, и бук... Вы Напрасно попытаетесь понять Урок друидов. Каменные руны Не обратят затертый разум вспять И не затронут выцветшие струны. Медведи спят. Ущербная луна Дарует серебро косматым мордам. В мои виски крадется седина Неторопливым, матовым аккордом. Как хочется уснуть... Закрыть глаза, Увидеть поле, полное ромашек, Где над ручьем кружится стрекоза, А в небе бродит облако - барашек. Вот в этот мир хочу шагнуть и я, Продолжив путь по кромке алой меди Заката. В те запретные края, Где светится Арктур - Пастух медведей... x x x Я свободен, как ветер В кудрях ускользнувшей красотки! Я улыбчиво-светел, И возвышенна легкость походки. Я иду по Москве, Расточая прохожим улыбки. В добродушной листве Слышен отзвук мерцающей скрипки. Не Ванесса, а жаль... Демонесса - играет этюд! Ах, какую печаль По-э-те-с-сы вразвес продают... Между дымом и пивом, Чуть склоняясь, шепча наугад, Перегарно-лениво Закругляют концовку сонат. Я люблю быть чужим, Как сказала недавно одна. Мне не нужен нажим, Я и так с вами выпью до дна! А когда разорвусь И приму с панихидой судьбу - В две строки наизусть Так, чтоб было не тесно в гробу! x x x Вот и настала пустота Навязанного отреченья... Серебряная чернь креста - Черней любого вдохновенья, Дарованного темнотой, Проникшей в голос, в кровь и в мысли. Где, освященный немотой, Твой остров (континент ли, мыс ли?) Покинут мной. Как Одиссей, Я изгнан заживо из быта, Из дома, из семьи, из всей Возможной жизни... Так избито, Бездарно, пусто, лживо и Не-пра-ви-ль-но! Но, так уж вышло... Поют влюбленным соловьи, А разлученные не слышат Сладкоголосья честных птиц, Не видят в радуге всю гамму Цветов. Вот, в прорезях бойниц Смерть размещает панораму Для кладбища былых утрат, Восторгов, встреч, записок, смеха, Предновогодних канонад, Степного дня, лесного эха, Отхохотавшего костра... О, как легко и непреложно Все вдруг признали, что - пора И далее так быть не должно. Лишь поцелуй благую весть Ждет, как ребенок у сугроба. Он так поверил, что мы - есть! И мы за ним вернемся оба... x x x Вдоль кладбища под вечер Скорей спешу пройти... Звезд желтенькие свечи Едва чадят в пути. Сосны сгоревшей вертел, Дрожащий крик совы, Душистый запах смерти От скошенной травы. Устало и тревожно Вздыхает хлябью гать... Я тоже думал, можно Успеть и убежать... Молился, было б силы, Под карканье и трель Упасть на дно могилы, Как в брачную постель. Где саван, а не платье. Где не кольцо, а крест - Чтоб распахнуть объятья Последней из невест! x x x Была любовь... Был вектор и число, Направленная линия движенья И поцелуи до самосожженья, Зеркальное, друг в друге, отраженье - Всем вопреки или всему назло. Назло законам, штампам, датам, шорам, Ритмичности, цикличности вращенья, Земного, неземного всепрощенья, Как просьбы - навсегда отдернуть шторы! Впустить в окно волну живого света И, удивясь падению иллюзий, Ночных химер, краснеющих конфузий, Чуть поклонившись пораженной Музе, Легко отдать невнятный дар поэта - В обмен на счастье быть с тобою рядом. Дышать, смеяться, улыбаться небу, Молиться Богу, молоку и хлебу, Идти вдвоем в возвышенную небыль, В листопаденье и цветенье сада... Была любовь, парящая, как птица. Глаза в глаза, почувствовав дыханье, Потребность говорить с людьми стихами, Но кто-то свыше изменил названье, Не дав ей и возможности - родиться... А что теперь мы можем бросить миру? Штамп в паспорте и сломанную лиру... x x x Одиночество стало - отчеством... Небо - крышей, деревья - стенами. Обреченный твоим пророчеством, Я брожу облаками пенными. В Петербурге легко состариться, Здесь иные часы и скорости... В фонарях монотонно плавятся Все печали мои и горести. Этот город с гранитной нежностью, С розоватой луной над крышами Дышит сам такой безутешностью, Что любые страдания - лишние... Эти встречи считать подарками - Что пред каменным львом заискивать. Не сутулясь бродить под арками, Или дождь в свои вены впрыскивать. Петергоф обнимать в подрамники И высматривать птичье пение Там, где листья плывут подранками Вслед фонтанному откровению. Все пастелью тумана смажется, Все насытится вдохновением, И слеза на щеке не кажется Ни судьбою, ни преступлением... x x x Устаю от вранья, От никчемной борьбы сам с собой... Сонных туч полынья Вознеслась над моей головой. Ах, как тянет туда... В запредельность скопления лиц, Где осколками льда Изрешечена плаха страниц. Как не хочется петь На костях отзвеневших надежд... Огрызаюсь на плеть И хватаюсь за крылья одежд Проходящих богинь С демоническим блеском в глазах... Но какая же стынь В оловянно-спокойных слезах. Все равно, все равно... Головой повалясь в ковыли, Продырявлено дно И свинец затерялся в пыли. Из каких половин Я судьбой этот узел связал? У последней любви Сладок вкус и смертелен оскал... x x x Сколько снега меж тобой и мной - Километры хрусткой белизны. Этой накрахмаленной зимой Так надолго мы разведены. Сколько непорочных простыней Постелило сладострастье вьюг, Но семнадцать бесконечных дней Подтверждают истину разлук. Сколько намелованных листов Разложил декабрь только для - Ста рисунков, тысячи стихов И шальных записок на полях. Сколько белогрунтного холста, Брошенного утром в небеса, Подарила каждая верста Для портрета веры в чудеса. Сколько лебединых облаков Подтверждают, что не вечен снег И веселый шум твоих шагов Нас вернет к заждавшейся весне. Ты не можешь обо мне не знать. Я стараюсь справиться с тоской, А искусству равнодушно ждать Учат лишь за гробовой доской... x x x На бумаге мысли так нечетки... Брошенные к свету впопыхах, Строфы дней, размеренные четки В совершенной формуле стиха. Встречи обреченные на нежность, Не касаясь, даже в мыслях, губ... Совершенно северная снежность В отзвуках фаготов, флейт и труб. Марш бравурный, выдох на морозе, Безразличья сладостная месть... Рифмочки близки к банальной прозе... Никаких подтекстов, все как есть. Поцелуй, наложенный на веки, Облегчает утомленность глаз. Так ли трудно полюбить навеки, Как и умереть в последний раз? Как поверить в собственную старость, Как увидеть ангела во сне, Выясняя, сколько нам осталось, У глухой кукушки на сосне. Соком мяты и чертополоха Склеить сердца рваные края И ответить не кивком, а вздохом На вопрос о смысле бытия... x x x Любовь - тоска... И гроб - доска... И тише времени река... Метель, метель - Стели постель, Укрой в ладонях казака... Устал мой конь, и нет звезды: Упала с неба в поздний час. В стальном молчании узды Прощальный свет ее угас. Нас степь неслышно отпоет, И ночь простит любую блажь. Зима всегда возьмет свое... И не захочешь, а отдашь. Не надо слов, Не надо снов, Не надо плакать обо мне. Там в облаках, С звездой в руках Я буду мчаться на коне... Растает снег, и наголо Взмахнет лучами солнца круг. Весны веселое тепло Разбудит и перо, и плуг. Вернется песня, и лоза, И строки первой борозды, Когда взойдет ее слеза Взамен моей больной звезды... x x x Наступит день, наступит век, И разойдутся облака, И мягко снимет слезы с век Твоя прозрачная рука. Утихнет страх, отступит лоск Унылых и пустых сонат, И херувим сомнет, как воск, Всю мелочность былых утрат. Взойдет луна, погаснет зной, Отдышится от боли грудь, И медный всадник головой Кивнет, указывая путь. Ты будешь верить, как тогда, В иной среде, в ином краю. Я буду знать, что никогда Фальшивых рифм не пропою. Нас примет мир, как двух детей, Блуждающих по кромке звезд. Зашепчет раны Водолей Разбитым откровеньям грез. Нам все простят, да будет так... И мы пойдем в руке рука, Дыханье смешивая в такт, За облака, за облака... Из неопубликованного ** * Моя неясная любовь, Болезненное раздраженье... Слепая мешанина слов И напряженное движенье По кругу, по спирали вниз, Почти на уровне насмешки... Чужая прихоть и каприз, Отброшенный тобою в спешке. Нет смысла думать и гадать - Я знаю все, что скажут карты. Я начинаю понимать Котов, поющих песни в марте. Я задыхаюсь от весны В восторге птичьих канителей, Ночь дышит запахом лесным Прохладных, петербургских елей. Как ни смешно, но этот грех И этот крест не будет вечен, О мой успешный неуспех Во искупленье прошлой встречи. Но наш таинственный союз Приемлет рознь как всепрощенье И поцелуем нежных муз Отмечен в высшем воплощенье... x x x Когда убивали последнего единорога - Лес содрогнулся, и даже птицы роняли слезы. Глядела в испуге девочка недотрога, Как копья дрожали, словно виноградные лозы, Вонзаясь в белую спину зверя, Что голову прятал у нее на коленях. И бледное солнце отворачивалось, не веря В людскую жестокость. Таилась в глазах оленьих Вассальная преданность королю леса, Тому, кто царственным рогом даровал волю... Запевали сосны хором дневную мессу О том, кто сегодня захлебывался болью! А после мясо с размаху швыряли на блюдо, И пили охотники в честь величайшей победы Над силой природы, ее тонконогое чудо Убили люди. Наши отцы и деды... x x x Смотреть судьбе в лицо - что в зеркало глядеться. И ощущать себя извечно не у дел. Но некуда спешить, раз никуда не деться От неумелых фраз и равноценных тел. И если разделить былое равнодушье На девять звонких грамм, уложенных в патрон, То выстрел прозвучит мелодией пастушьей, Упругой, как свирель готических времен. Мне ни к чему гадать о довоенном прошлом, У каждого из нас прошла своя война... Но истина проста, чиста и непреложна - В признании вины и крепости вина. А там... все как у всех! Язычество картин, Рифмованный поток и выросшие дети. И зеркало, где ты намеренно один, И солнце на закат, и ничего не светит. Унынье - это грех, а мы и так грешны Стремленьем, в мишуре, возвысить день вчерашний. Но сердце не болит, лишь просит тишины И усмиряет бег, так медленно и страшно... x x x Г... Сегодня впервые рисую тебя без одежды... На мне - серебряный крест, на тебе - только нитка бус. Ничего не смыслящие в живописи невежды Никогда не поймут такой откровенности муз. Мастихином врываюсь в аромат твоих волос... Говорят, что оранжевый цвет - это цвет экстаза. Но с глиняных ног валится тот огромный колосс, Призванный вуалировать истинный смысл каждой фразы. Все открыто... Не только тело, но и сама душа В восторге от собственной наготы распрямляет спину. Бумага атласной кожей вздрагивает, дыша, И первый набросок твоей судьбы готов наполовину. Все, что свершилось сегодня, никак не могло быть вчера. Давно умершие чувства привычно не имут сраму... Любовная связь фломастера и округлой линии бедра Плавно перетекает в какую-то древнегреческую драму. А если вдруг возникает не слишком скромный вопрос - Я ухожу туда, откуда пришел, где ветра и стужа... Но все закончится одним рисунком твоих обнаженных грез, Которые ты будешь прятать от будущего мужа... x x x Сердоликовое сердечко на твоей золотистой груди Сам принес, подарил и доныне приятно глазу. Никому не известно, что у нас впереди, Даже маленькое счастье всегда подвержено сглазу. И теперь гадай, не гадай на кофейной гуще про сны - Все равно между нами принимает решенья не разум, А случайная встреча в начале лета, в конце весны, Когда диск луны входил в свою полную фазу. Я не хочу обещаний или чрезмерно значимых слов, Как хорошо, что и тебе штампованных клятв не надо. Статуя, в Млечный путь окуная свое весло, Нас провожает завистливо-робким взглядом... Хотя, по идее, нам бы стоило, шепот срывая в крик, Соприкоснуться лбами и думать, а что же дальше? Если жизнь так коротка, если наша любовь - миг, Если мы оба с тобою не переносим фальши... Наверно, земля остановится или замедлит бег. У той же луны изменится угол вращенья и орбиты. Ты - далеко, я - далеко, и бесконечно уныл век - Не доцеловано, не досказано, не забыто... x x x Несопоставимые слова Мечутся в восторге птичьих трелей. Кружится шальная голова От густых февральских акварелей. От внезапно выпавших снегов Удивленно-круглолико солнце. Минул век в предчувствии стихов, И в горящих бликах брызжет стронций! На деревьях кадмий и кармин, В теплый кобальт выкрашены крыши. Солнечных зайчишек подкормить Я спешу на холст, где сонно дышит Будущий весенний силуэт Утомленной проповедью Музы. Хочешь, мы десятком ярких лент Ей украсим однотонность блузы? Нарисуем поле с мотыльком, Все простим, обиды и промашки, Чтоб ее дыханье так легко Щекотало лепестки ромашки... x x x И. Д. Девушка с душою цвета осени Пишет вдохновенные стихи. И четыре карты наземь бросили Духи четырех слепых стихий. От червонной масти в небе марево, В тон заката выжжена трава. И янтарно-солнечное варево Впитывают хрупкие слова. Под пиковым ливнем, над оврагами Ошалело рвутся ввысь цветы. Словно память плачет над гулагами Медленно расстрелянной мечты. И звенит метелица бубновая, Удалая, козырная масть, Ярая, разгульная, фартовая - Или в королевы, или в грязь! А когда сентябрь взойдет наместником, Затеплит лампадку, не дыша, Под крестовым христианским крестиком Вздрогнет вдруг осенняя душа. И польются рифмы с переливами, И взойдут возвышенно-легко Над небесно-чистыми проливами Караваны песен и стихов... x x x Ну вот... теперь между нами еще и слезы. А я-то, надеялся, что будет лишь только радость... Мне это не в тягость, и я для тебя не в тягость, Но как же банально зимой замерзают розы... Мне кто-то сказал, что всегда остается память: Наброски, картины, кадры и фотоснимки. Высокие фразы, пустые ошибки, слова и ужимки- Засыпаны снегом, замяты... наверно, отсюда "заметь"... Разумней всего тебя отпустить на свободу. Ты дикая львица, что учится жить в неволе. Хотя я в твоих думах, как раз-таки и не волен, Тебе не нужна свобода. Ты ищешь в огне - броду. Его там нет. И не было. И быть не может! Я - это пламя, которого боятся все звери... Ах, если бы ты могла мне чуть больше верить, Сегодня бы нам не пришлось ничего итожить. Ни вех, ни часов, ни рассветов, ни карточной масти, Упавшей в раскладе козырным тузом на плаху... Все будет как будет. К Иисусу или Аллаху Склонимся в молитве и вверим им наше счастье... x x x Я никогда не умру. Просто уеду в Локхайм... Туда, где ландграфа по-прежнему ждет королева. Та, что любит меня, а я, бродяга и хам, Не ценю этого, а вечно гляжу налево... Иду вообще вправо, наперекор себе. Благо о собственный меч порезаться невозможно... И если что-то меняется в моей судьбе, То уж, как правило, не вовремя и безнадежно. Какие письма... закаты... холсты и цветы С равновеликой ценностью будут закопаны в глину. Никому не хочу завещать своей немоты, Но... все книги - дочери, все картины - сыну! Рано не рано, но есть ощущение, что пора Всем раздавать серьги - сестер у меня много... Багряной жемчужиной катится с ангельского пера Моя земная и яркая прижизненная дорога! Не торопите, я знаю время и знаю срок. Мы еще успеваем наговориться друг с другом, Но вся поэзия - это итог строк А в конце ее, что показательно, лишь пустота и вьюга...