ехдневную отсрочку, но, по большому счету, это все-таки будет уже нечестно. Дело, казавшееся совершенно будничным, успешно пробуксовывало по всем параметрам, а ведь если присмотреться, мы же абсолютно не отдыхаем. День расписан по часам: встречи, вызовы, допросы, погони, аресты на дому -- кто скажет, что милиция бездействует?! Вот только царских чертежей по-прежнему нет, как не было... И кому, черт побери, мог понадобиться этот летучий корабль? - Никитушка! Ты призадумался, что ль? - А? Я... это... отвлекся на минуточку. - Так дьяка Фильку допрашивать будем или как? - Будем, всенепременно! Ибо, - глубокомысленно завернул я, - когда царь посадит его на кол, он уже ничего не скажет. Садитесь, гражданин. - Курва ты неблагообразная! Вахлак неотесанный! Пошто альтернативное следствие на корню мотыгой гасишь?! - охотно включился дьяк, всем видом давая понять, что ответит на любые вопросы. - Бабуль, вы слышали, какие он слова знает? Нахватался всего подряд у нас в отделении... И ругается так витиевато, прям хоть записывай! Вы не могли бы на время вернуть его лексику в обычный разговорный режим, а то мне протокол предъявлять неудобно будет - одни неприличные выражения. - Не могу, Никитушка, - виновато вздохнула Яга, - я ить того... в горячке да запарке до конца следствия его колдонула. Покуда все покраденное к царю на стол не положим, Филя наш так и будет на весь белый свет пасть разевать. Уж не серчай на меня, старую... - Ладно, попробуем как-нибудь выкрутиться. - Честно говоря, как именно, я представлял весьма смутно. Однако, отметив в блокноте первый пункт, я повернулся к дьяку: - Три или четыре дня назад вы передали мне из рук в руки очередной донос относительно мелких нарушений бытового и житейского плана на царском подворье, помните? - Да, вертопрах бухарский, помню! Всю правду-матушку тебе в глазоньки твои оловянные так и изрезал... Да тока тебе энто, аки пню подосиновому - что в лоб, что по лбу! - Отлично, значит, помните, - обрадовался я, переглянувшись с Ягой. Дьяк вполне мог отвечать на поставленные вопросы, надо только заставить себя не реагировать на оскорбления и правильно фильтровать его ответы. - Вот это ваш донос, узнаете? - Узнаю, мошенник при исполнении! - Тогда позволю зачитать одну строчку, слушайте внимательно, это важно... Итак, речь идет о теперешней возлюбленной царя, дочери покойного дворника, Ксении Сухаревой. Ну, там... ее отношений с государем мы касаться не будем, а вот один момент: "Мало того, что сама лазит, так намедни еще и подругу с собой прихватила..." Это как? - Что "как"?! Да разврат это, аки в Содоме и Гоморре! Что ж тебе, чучелу репоголовому, еще и объяснять надо?! - Батюшка сыскной воевода! - не выдержали стрельцы, охраняющие допрашиваемого. - Нет силушки такие слова об вашей милости слушать... Позвольте, Христа ради, ему кажный раз по шеям давать, как тока ругнется?! - Спасибо, ценю, но пока не надо... - смущенно закашлялся я. В конце концов, в поведении дьяка виновата исключительно Яга. Без нее он бы костерил нас гораздо меньше... процентов на десять. - Вы лично видели эту подругу? - А то! Рази ж я вам, злыдням лесным, написал бы, коли сам не видел... - Тогда попробуйте поднапрячь память и предельно четко сформулировать, как она выглядела. Если вы поможете создать подробный словесный портрет, я обещаю, что двух девиц в спальне Гороха больше никогда не будет. - И скажу! Чего ж не сказать? За правду колкую, за истину святую в венце великомученика предстать честью почту превысшею... Спрашивай, грязь смердячая! Я глубоко вздохнул и медленно сосчитал до десяти - помогло. Оказалось, что мое терпение отнюдь не безгранично и филимоновские реплики все равно делают свое черное дело. Еще пара таких оскорблений - и я от всей души дам стрельцам возможность реализовать свой благородный порыв. - Рост, возраст, цвет волос, лицо, фигура, одежда, особые приметы? - Росточком, стерва, с меня будет. Возрастом, мерзавка, наверняка помоложе, - закатив глаза и наморщив лоб, пустился вспоминать дьяк. Я старательно фиксировал все под запись. - Коса у поганки черная, длинная, аж до энтого места... Лицо гладкое, нос ровный, губы розовые, глаза вроде тоже черные, но до того смазливые, что так и тянет плюнуть! Одета была в сарафан простенький, а так к телу льнул бесстыже - ну, ровно нагишом, срамота безбожная, ходит... Примет особых нет, но тока кто раз энту мымру уродливую увидит - вовек не забудет! - Так, так, так... записал. И последний момент - где и при каких обстоятельствах вы видели описываемую вами особу? - Где видел-то? У дверей царских и видел, как они обе, фифы расфуфыренные, все задами вертели, хиханьками да хаханьками маялись. Ужо потом Ксюшка первая в дверь гадюкой проскользнула, а за ней и чернявая ввинтилась. Совсем царь наш мозги потерял, двух девок зараз лапает! Ведь загнется на хрен, бугай непроизводи... Договорить он не успел. Двое стрельцов не сговариваясь опустили тяжелые кулаки на макушку скандалиста. Гражданин Груздев без звука опрокинулся навзничь, задрав тощие ноги в грязных лаптях. - Прощенья просим, батюшка участковый... А только не можно нам такие оскорбления в лицо самого царя сносить! Отвели душеньку, а теперь уж хоть на плаху... - Вынесите на улицу, побрызгайте водичкой, как придет в себя, отпустите на все четыре стороны, - ровно посоветовал я. - Но помните, впредь любые рукоприкладства в отделении будут караться немилосердно! - Слушаемся! - радостно гаркнули оба, подхватывая дьяка под мышки. - Минуточку... Я передумал, Филимона Митрофановича сдайте на руки Митьке, у него большой опыт по части обливания. А вы оба пойдете с запиской к царю. Я сам хотел, но, видимо, не стоит. Ничего, что время позднее, надеюсь, он не спит. Вручите лично! Это краткое содержание сегодняшнего допроса. Пусть прочтет и повспоминает потщательнее. Да, и предупредите гражданку Сухареву, что завтра утром я ее навещу, пусть будет дома. Вопросы есть? - Никак нет! - Тогда с Богом, молодцы! - Ну, так что ж теперь, Никитушка? - подсела ко мне Баба Яга, когда все вышли. - Теперь уже точно знаем мы - была девица, никем, окромя дьяка Фильки, не замеченная, что вполне могла чертежи царские унесть. Как она это провернула, ей видней, а вот как нам такую хитрющую бестию изловить, а? - Меня смущает только цвет волос... - Чьих волос? - В этом-то и весь вопрос. Мы строили версию ограбления на участии неизвестной девицы. По всем параметрам подходила только одна -- беглянка Настасья с постоялого двора Поганова. Но у нее коса рыжая, а дьяк утверждает, что "подруга" Ксении была брюнеткой. - Тьфу, мелочь какая! - лихо шмыгнула носом бабка. - Да ить рази девке проблема косу-то перекрасить?! Да я сама за полчаса тебя хоть блондином, хоть брунетом, хоть рыжим с перепелесым заделаю... - У Настасьи были светлые глаза, какого-то серовато-голубого оттенка. - И энто легко поправимо: соком травным в глаза покапай, так и черней ночи станут. Надо тока травы нужные знать. - Ладно, пока не хочу с вами спорить... - Я нервно обернулся: - А что это за крики у нас на дворе? Крики - это даже мягко сказано. С задней части нашего двора, там, где колодец и конюшня, неслись длинные истерические вопли человека, которому без наркоза выкорчевывают зубы. Выскочив на порог, я с ходу наорал на еремеевских стрельцов. Те замялись: - Дык ить вы же сами ему приказывали... вот он и это... - Кому приказывал?! Что?! Где?! - Плюнув, я бросился туда, откуда еще доносились слабеющие взвизги. Стрельцы припустили следом. - Не извольте гневаться, батюшка сыскной воевода! Нам же приказ ваш слово в слово передали... Дмитрию дьяка задержанного вручить, чтоб водой обливал. А Лыков с Потаповым к государю грамотку вашу понесли. Ну, мы как есть все исполнили... - Митька-а-а! На заднем дворе, облокотясь на колодезный сруб, стоял этот старатель и напряженно вглядывался внутрь. В его кулаке был зажат обрывок мокрой веревки... Я застонал. - Никита Иванович, я ж как лучше хотел. Думаю, что ж зря землю мочить - и лужа будет, и Филимон Митрофанович домой весь в грязи пойдет. Вот и сунул его в бадеечку... Он не спорил, не в сознании был. Два раза макнул, чую, хорошо... Кричи-и-и-т! В себя пришел, значит... Я его вежливо так наверх тяну, а веревка-то возьми да и оборвись. - Где дьяк?! - обомлел я. - Тама он... - Митяй честно ткнул пальцем в темную пасть колодца, - самого не видать, но вроде притих... Тока пузыри пущает, и то иногда... - У-у-у-я-я-а-а-й-е-мое!!! - взвыл я, лихорадочно стаскивая с себя китель. - Веревку мне, живо! Стрельцы доставили ее мигом, пока я возился с сапогами. Зажав свободный конец зубами, я с головой бухнул в ледяную воду. Митьку проклинал на чем свет стоит... Единственный плюс - то, что почти сразу же сел на шею утопающего гражданина Груздева. Вроде он еще как-то булькал. Я обвязал тощее тело веревкой под мышки, затянул два узла и громко приказал тащить. В шесть рук дьяка вздернули наверх, как пескаря из зеленой речушки. Меня вынимали вторым заходом. Естественно, обоих сразу в баню. Распарив все кости, мне с трудом удалось избавиться от чувства лютого, звериного холода. Уходить не хотелось, будь моя воля, я там бы и уснул. Но Яга силком загнала меня в терем, заставила выпить граненый стакан крепчайшей настойки на кедровых орешках и только после этого отправила наверх в постель. Подобной процедуре был подвергнут и несчастный дьяк. Правда, уложили его в сенях на лавке, но бабка дала грубияну такую дозу снотворного, что он рухнул, так и не успев высказаться до конца. Ничего, завтра вспомнит, добавит... Ночь выдалась совершенно сумасшедшая! Во-первых, меня (да и практически всех, кроме дьяка) трижды будил петух. С чего?! Ему же положено кукарекать на рассвете, а этот пернатый гад, притворяющийся домашней птицей, вопил ни с того ни с сего в ночь-полночь без всякого логического объяснения. Один раз можно было бы понять и простить, но три! По-моему, в отделении не осталось никого, кто бы не возжелал его смерти. Во-вторых, ночной дозор объявил, что видали в городе привидение. Все в белом, мычит зловеще и все по куширям прячется. Я не поверил. Но под самое утро, на смене стражи, привидение изловили околачивающимся у нашего забора. Я его спросонья и не разглядел, так, мутное белесое пятно квадратной формы... Вроде ребята сунули эту плесень в поруб, до выяснения. В-третьих, в предрассветном мареве ко мне под окошко приперся черт! Ему, видите ли, надо спешно посмотреть, как я орех под кружками прячу. Нет, он и сам почти все понял, но дополнительная консультация не повредит... Представьте теперь, с какой головой я спускался утром на завтрак! Если бы не бабка с ее волшебными настойками... Глотать я еще кое-как мог, но заговорил гораздо позднее... Яга не торопила: - Вот бульончику еще. Уж ты покушай, покушай, не побрезгуй. Ох, силы небесные, да рази ж можно в три дня на одного человека столько всякого валить... Никаких нервов не хватит! Кушай, Никитушка, вот кашки еще, не огорчай старуху... - Спаси... апчхи!.. бо... Я же столько не съем! - Али невкусно? - поразилась бабка. - Наоборот... апчхи! Слишком вкусно, я оторваться не могу, а...а...апчхи! А в результате лопну! - Будь здоров! Чтой-то не нравится мне, как ты чихаешь... Вот сейчас еще одну настоечку выпьешь, авось чих к обеду и пройдет. - Да ниче... апчхи!.. го такого страшного...- вяло отмахнулся я, а потом все-таки полез за носовым платком. - Просто перекупался вчера, вода в колодце неподогретая, ну и ночь са... а-апчхи!.. сами знаете, не выспался толком... - Чих - не болезнь! Будь здоров, - философски, со знанием дела отметила Яга, смешивая две жидкости в серебряной рюмочке. - А все одно -- штука пренеприятная... Посему лечить ее надо вовремя и по науке. Чихающий милиционер тока сострадания достоин, а уважение к его погонам с кажным чихом колеблется. На-кась! Я выпил без брыканий. У бабульки все травные настойки на спирту, но захмелеть с них не удавалось еще никому. Видимо, все-таки лекарство. Покончив с завтраком, я вспомнил о вчерашнем допросе и поинтересовался, где дьяк. - Да выперла я его, - хмыкнула Яга, - храпел на все сени, аж Митенька заворочался. Думала, разбудит мальчонку... Ан нет! Митя сам ему такими трелями через нос ответствовал, что от храпака их совместного едва ли дверь с петель не сорвалась... Так что, как зорька занялась, я не поленилась, сама дьяка за химок приподняла да во двор и вытолкала. Нам он пока без надобности... - Это правильно, - важно согласился я. - Бабуль, а где те стрельцы, что царю мое письмо относили? - Отдыхают небось... Их смена вчерась закончилась. Послание Гороху они вручили, Ксюшку Сухареву предупредить успели, обязалась с утра тебя ждать. Вроде все путем, как и... В горницу без стука влетел красный Митяй, рухнул перед нами на колени: - Беда, батюшка участковый! Стрельцы царские за тобой пожаловали. - А орать-то за... а-апчхи!.. зачем орать-то?! Впустить их, естественно. - Дак ить вас же, безвинного, арестовывать идут!!! - взвыл наш младший сотрудник, ударяясь об пол с такой патетикой, словно в сердце ему вонзилась вражья стрела. В двери тихо вошли четверо стрельцов из личной охраны государя. Говорили медленно, глядя в пол, словно сами не рады возложенной на них миссии: - Собирайся, сыскной воевода. Царь тебя сей же час требует... - Не пущу!!! - не дожидаясь моего ответа, Митька бодро вскочил, распахнув навстречу стрельцам медвежьи объятия. - Бегите, Никита Иванович! Я их задержу... - Прекра... а-апчхи! Господи, ну когда это все кончится?! - К обеду, - напомнила бабка, а у дверей уже каталась куча мала. - Не пущу! Живота за милицию не пожалею! Бегите, батюшка сыскной воевода... Не поминайте лихо-о-ом!!! - Ну что ты с ним, дураком, делать будешь? - Баба Яга неторопливо надела кацавейку и поправила платочек. - Пойдем уж, Никитушка, все одно, к царю вчерась собиралися. Чую, серьезная беда у него приключилася. - А эти борцы вольного стиля? Так и оста... а-апчхи! - Будь здоров, сокол ты наш... Да пущай побарахтаются, их дело молодое, кровь кипит, сила выхода требует. Как набузятся, сами и помирятся... На выходе я попросил наших, еремеевских ребят приглядеть за драчунами, если начнут бить посуду. За воротами нас ожидал конный эскорт еще из четверых молодцов царской гвардии. Лица у всех были печальные. Именно печальные, а не мрачные или суровые. - Что случилось? - тихо спросил я. - Ксюша Сухарева померла... Стрельцы ехали шагом, молча, двое впереди нас, двое позади. Я тоже молчал, смерть красивой дурочки, наивной любовницы царя, почему-то очень подкосила меня. Ксения, несомненно, была грешна по всем параметрам, а своей душевной простотой, доходящей до банальной тупости, могла свести с ума любого Она не помнила прошлого, ей ничего не светило в будущем, она никому не могла послужить примером для подражания. Глупенькая смазливая девчонка, начисто лишенная тщеславия и расчета. Над ней смеялись в лицо, ее презирали, с ней не стремились заводить дружбу, твердо зная, что с нее ничего нельзя поиметь. Она не искала корысти, не пыталась влиять на "первое лицо в государстве", живя одним днем для дорогого ей человека. Горох жалел ее... Любил не любил, но жалел - это точно и никому не давал в обиду. А самое ужасное, что я почти наверняка знал причину ее смерти и не мог отделаться от чувства вины. Я должен был, обязан был предположить такое развитие действий! Должен, но не... не предугадал, не проследил, не успел. - Никитушка... не казни себя, - откуда-то издалека пробился мягкий голос Яги. Бабка шла рядом под ручку со мной, но я обернулся так, словно увидел ее впервые. - Нет в том нашей вины, мы следствие вели честно. Тот злодей, что чертежи корабля энтого проклятущего взял, из шкуры вон лезет, следы заметая. Видать, шибко боялся он, что вспомнит Ксюша подругу ту, чернявую. Вспомнит и узнает. Ведь и отец ее, покойный дворник Николай Степанович, за то же знание жизнью поплатился. И разбойник с постоялого двора -- тоже знал. Мне покуда неясно, как им всем яду дать умудрилися, но то, что цепочка эта из одних звеньев состоит, - уж можешь мне поверить... - Вы думаете, Ксению отравили? - А ты как думаешь? Стрельцы ведь не сказали - утопилась, застрелена али повесилась. Сказали, померла... Зуб даю, что яд это! - Будем разбираться на месте... Из окон домов со всех прилегающих улиц на нас изумленно пялился народ. Прохожие останавливались, люди недоуменно вертели головами, напряженно переговариваясь, и обрывки фраз иногда долетали в нашу сторону: - Гляди, гляди - участкового под арест ведут! Да прямо вместях с Бабою Ягою... - Пожалей их добрый Боженька... Ох ты, горе какое! Он ить молоденький совсем, неженатенький... - Наше дело сторона... Раз ведут, значит, сам виноватый. - Это участковый-то?! - А что участковый... Он небось такой же человек... Проворовался, поди, али документы милицейские за границу басурманинам продавал. Мне его рожа завсегда подозрительна была... - Пусти, дядя! Пусти, я энтому козлу за Никиту Ивановича рыло набок переверну... - Гриня, не смей! Убьешь же мужика... Дай-кась я сам ему врежу! - Что зря кулаками махать? Дело делать надо, православные... - И то верно, Матрена, собирай баб! Лукошкинцы - народ активный, я об этом часто говорил. Вообще должен признать, что именно в данном деле процент участия обычных, рядовых граждан оказался необычайно высок. Иногда казалось даже, что это не мы ведем следствие, а сам народ по своей бушующей и мудрой воле направляет нас в ту или иную сторону. И, забегая вперед, скажу, что разрешили всю проблему и поставили в этом расследовании жирную точку именно они, простые жители столичного города Лукошкино. Ну а пока... пока мы с Ягой входили на царское подворье. Предгрозовое состояние ощущалось повсюду. Даже сам воздух над государевым теремом был насыщен электричеством до предела. Слуги передвигались на цыпочках, стража замерла в манекенной неподвижности, бояре боялись шмыгнуть носом. Впечатление такое, словно от любого незначительного жеста или слова с небес обрушатся гром и молния, дабы вусмерть испепелить неосторожного. Я тихо отправил бабку в дворницкую. При всех гороховских закидонах он вряд ли бы потребовал перенести тело любовницы в свои покои. У царских ворот поскуливающей сворой толпились приближенные бояре. В мою сторону они даже не смотрели, я для них вечный чирей на пояснице. Двое самых храбрых испытывали судьбу, лепеча что-то верноподданническое у замочной скважины: - Надежа-государь, уж не прогневайся, яви свое личико ясное рабам твоим безутешным... Я с трудом удержался от раздраженного чихания. Видимо, у царя терпения было меньше - в дверь изнутри так пнули сапогом, что обоих жалобщиков припечатало к противоположной стене. Пока их отклеивали от растительного орнамента, внутрь решительно шагнул дородный, но низкорослый боярин Бодров. Тот точно начал с ахинеи, да еще так громко... - Не след государю русскому из-за девки дворовой слезы лить! Добро б еще была роду знатного, боярского, как вон моя Лариса... - После чего послышался глухой звук удара, и правдолюбец вылетел через дверь головой вперед на средней высоте. Метровая боярская шапка была надета на него по самые плечи. - Кого еще черти несут?! - с истерической издевкой проорал Горох, встав на пороге. - Меня. - Участковый... - Так точно, младший лейтенант Ивашов Никита Иванович. Пустите, пожалуйста, поговорить надо... Царь долго соображал, что бы такое язвительно-обидное бросить мне в лицо. Не придумал, мотнул головой и молча пропустил меня вперед. Бояре возмущенно ахнули, но государь демонстративно захлопнул двери у них перед носом. - Выпьешь? - Выпью. - Мне действительно хотелось выпить, не меньше чем ему. Горох взял с подоконника ополовиненный штоф, зубами вытащил пробку и нервно разлил в две стопки. Пили не чокаясь... - Когда это случилось? - Утром... а может, и ночью. Бабки всполошились, что у нее ставни не заперты, все ведь закрывают по ночам. Дверь была не заперта, вошли, глянули - она на лавке, коса по полу... - Ему было трудно говорить. Что бы мы ни думали о случайных связях начальника и подчиненной - мы все равно никогда не знаем всего. Дворовая девка и царь... Видимо, даже сам Горох не подозревал, как много места она занимает в его душе. - Тело никто не трогал? - Вроде нет... - Я отправил туда Ягу. Она проведет необходимую экспертизу, поищет возможные улики. Вы успели вчера посмотреть протокол допроса дьяка? - Успел... - Горох добавил еще по стопочке и кивнул мне: - Ты говори, Никита Иванович, мне забыться надо, отвлечься, не то сорвусь... Что-то там по поводу черноволосой девицы? - Да, но вполне возможно, что это парик или волосы были перекрашены. По словам дьяка, она приходила вместе с Ксенией в ночь перед кражей чертежей. - Помню... Ночь эту помню хорошо, а вот с девкой суета какая-то получается. Не было у меня никого. Вот сам посмотри... Вход сюда один, здесь окно, лавка, столик малый да шкафчик с закусками - где спрячешься? Я-то сам в спальне был, вот за этой дверью, Ксюша вошла одна. Ежели кто с ней и был, так за дверями остался. - Значит, фактически один на один с потайным сундучком? - Да говорю же, отколь ему, вору, было знать, где что прячется?! Тут ить угадать надо, куда ступить, как обернуться, опять же ключи у меня на шее были. Я подошел к двери в спаленку, на них не оказалось ни замка, ни крючочка. - Вы спали с Сухаревой? - Нет... в бирюльки играли, - буркнул царь. - Я не в этом смысле. Она осталась у вас ночевать? Вы уснули вместе? - Ну да вроде... а что? - Если гражданка Сухарева по простоте своей провела вплоть до ваших покоев свою "подругу", оставила ее "погодить" на лавочке, а сама вошла к вам в спальню - естественно, что вы вторую девушку не видели. А вот она вполне могла заглянуть к вам, убедиться, что все тихо, снять ключи, совершить кражу и перед уходом повесить их вам обратно на шею. - А...а...а из терема как же? - попытался возразить пораженный государь. - Просто, - ответил я. - Стрельцы никогда не станут задерживать девицу, выходящую из ваших покоев. Они даже отвернутся, чтоб не глядеть куда не надо. В ваши амурные дела рискнул сунуть нос лишь дьяк Филимон Груздев, прочие стыдливо молчали. - Да-а... - Горох обхватил голову руками и вновь потянулся к выпивке, но в дверь постучали. - Баба Яга с экспертизою! - доложили царские стрельцы. - Очень уж принять просют... Яга вошла бочком, царя она боялась и уважала, хотя "ради интересов следствия" всегда проявляла при нем несгибаемую твердость. Горох важно кивнул, широким жестом указал старушке на скамью рядом с собой и полез за третьей стопкой. На дне штофа еще что-то плескалось... - Нет. На сегодня алкоголя достаточно, я при исполнении. - Ладно, тебе не наливаю. Мы с бабушкой на двоих выпьем, да? - И ей нельзя. Давайте сначала выясним, что у нас там по делу. - Сначала выпьем! - Нет, - твердо уперлись мы с бабкой. - За покойницу?! - мгновенно набычился государь, сведя брови над переносицей под совершенно невероятным углом. Мы выдержали тяжелый психологический поединок, и в конце концов под нашими праведными взглядами Горох опустил глаза и сдался. - Докладывайте, - попросил я Ягу. - Докладаю, - приступила бабка. - Гражданка Сухарева Ксения Николаевна не своей смертью померла. Убили ее. Отравили начисто, тем же ядом и тем же макаром. В кружке с чаем развели, да ей и подсунули. На столе халва осталась, пряники, пирог, кусками порезанный, - не одна она за полночь чаевничала. На мизинчике левом ноготок сломан, токо уголок остренький торчит. Думаю, ужо когда падала, убивец ее поддержал, чтоб шуму не было, а она об его одежу али еще чего ноготь и обломила. - Возможно, оставив царапину или ссадину? - уточнил я. Бабка согласно кивнула. - Да вот волос еще, рыжий, длинный... Больше ничего полезного сказать не могу. Все обсмотрела, обыскала, обнюхала - прямого чародейства нет. Но было оно... что-то такое махонькое в воздухе носится, а угадать не могу... - Тот, кто взял чертежи, попытался залечь на дно. Однако из боязни, что мы его все равно достанем, он начал планомерно уничтожать свидетелей. Это может означать только одно - следствие движется в правильном направлении. К сожалению, я не великий Шерлок Холмс и не почтенный отец Браун. Наши милицейские методы зачастую рутинны и не всегда завершаются театрально эффектным финалом. Мы будем следовать путем логики и фактов, а факты таковы... - Никита Иванович, - дрогнувшим голосом перебил государь, - хрен бы с ними, с чертежами! В конце концов, мои умельцы новых намастрячат, но убийцу Ксюши найди! Живьем поставь пред очи мои мутные... - От чего ж мутные-то, батюшка?! - перекрестилась Яга. - От горя и алкоголю, - значимо ответствовал царь. - Так вот, факты таковы, что сейчас у нас сохранился только один свидетель - думный дьяк Филимон Груздев. И его жизнь находится в большой опасности... Однако если мы попробуем использовать его как живца, то наверняка выйдем на истинного виновника! - Или исполнителя, - поправила меня бабка. - Главный злодей-то, поди, дома сидит, паутину плетет... Но ничего, мы как веточки все обрубим, так и за корень возьмемся. Небось выдернем... А ты, государь, крепись... За отцом Кондратом пошли, он хоть до развратников и суров, но отпевание лучше всех в столице разумеет. Как поет... как поет, даже у меня, грешницы, сердце замирает... - Нет его, к послам константинопольским в монастырь соседний отправился, иконы редкие для храмов принять. Раньше послезавтра его и не жди, - вздохнул Горох. - Ну, тогда отца Евграфа из Иоанна Предтечи, тот тоже поп не из последних... - Спасибо на добром слове. За поддержку, за участие опять же, - царь поочередно обнял нас обоих. - Идите сами, провожать не буду. Вслед ругаться тоже не стану, настроение не то... Расстарайся, Никита Иванович, чай, не забыл - завтра поутру срок! - Так точно, примем к сведению, - козырнул я и невольно обернулся к дверям. Оттуда давно доносился невнятный шум, постепенно усиливаясь и прорываясь подозрительно истерическими взвизгами. Переглянувшись, мы все отправились посмотреть. В тереме творилось что-то невообразимое... Стрельцы спешно раздували фитили, со двора слышалось ржание встревоженных лошадей, туда-сюда носились взъерошенные слуги, бояре прятались по углам, со всех сторон летели ругань, плач, проклятия и причитания. Первым, кто хоть что-то смог объяснить, оказался памятный своим отношением к милиции добрый боярин Кашкин: - Бунт, государь! Народ поднялся... Последние два слова прозвучали у него особенно высоко и торжественно. Господи ты Боже! Ко всем моим проблемам вот только еще уличных беспорядков не хватало... Найду зачинщиков - сам расстреляю, без суда и следствия! Нет, ну какого черта, в самом деле? Куда нам тут бунт? У меня дело нераскрытое... - Корону мне! Доспехи! Коня! Всю гвардию под седло! Я им покажу... бунтовать!!! - взъерепенился Горох. Успокаивать его сейчас - дело гиблое. Нам надо бы тихо ускользнуть и огородами добраться до отделения. Хорошо бы еще и дьяка поймать по дороге, сразу бы и засаду устроили... - Погоди, сыскной воевода, не убегай! - вовремя перехватил меня царь. - К воротам со мной пойдешь! Мятежники небось тоже в твоем ведомстве... Я криво улыбнулся. Что делать, придется идти. Яга, вцепившись в локоть, семенила следом, напряженно бормоча: - Чегой-то не пойму я, старая, отчего бунт?! Вроде все так тихохонько было, жили себе смирно, без проблем, утром хоть бы повозмущался кто... и на тебе! За какие грехи тяжкие? Вроде податей немного, войны нет, голоду - в помине, веру никто не обижает, что ж метаться-то? Что-то не так... Не по уму выходит... - А раньше такие бунты были? - спросил я, припоминая, в свою очередь, исторические описания разинщины и пугачевщины. - При мне не было. Вот вроде при дедушке Гороха нашего был один, из-за соли. Купцы на нее дюже цену взвинтили... Ну, лихой народец подсобил, а там и пол-Лукошкина огнем сгорело... - Мрачноватая перспективка, - согласился я. Мы вышли на балкон третьего этажа, вглядываясь в бунтующую за воротами толпу. Мореный дуб царского забора успешно сдерживал ее напор, да и меж зубцов начали высовываться граненые стрелецкие пищали. Однако народное восстание, видимо, захватило умы слишком большой части населения. Всюду виднелись зажженные факелы, люди потрясали вилами и топорами, а меж бушующих толп горожан то тут, то там виднелись кафтаны наших еремеевских стрельцов. Это уже более чем серьезно! Да чтоб Фома Еремеев в нарушение присяги примкнул к явному бунту... Подобное просто не укладывалось у меня в голове. - Пушки тащи, пушки! Заряжай быстрее... - доносилось со двора. - Бабуля, побудьте здесь, я - вниз, к Гороху! - Куда, Никитушка, затопчут ведь в запале! - запричитала Яга, но я уже несся вниз. Если не успею, прольется кровь. Что бы и как бы ни было, кто прав, кто виноват, но если сейчас я не встану между народом и царем, то потом не прощу себе никогда! Если будет это "никогда"... - Прибежал? - Горох встретил меня уже при полном параде, готовясь сесть на боевого коня. - Постойте! Вы узнали, из-за чего бунт? - Сейчас узнаем... Как выедем, как из пушек пальнем, как... - Прекратить немедленно! - заорал я в полный голос так, что даже царь опешил. - Вы что, с ума сошли?! Воевать не с кем, так на своих же, русских людей бросаетесь?! Самодур! - Э... участковый, ты это... - Молчать! Самодур, тиран и деспот! - Но, но... я ить могу и... - Молчать, я сказал! И марш к воротам! Сначала поговорите с народом, выясните, что случилось, чего хотят, а уже потом принимайте меры. Вы царь или мясник в короне?! - Царь! - не на шутку обидевшись, взревел Горох. - А ну, молодцы, взять этого умника да связать покрепче, чтоб думал впредь, о чем языком молоть. И к воротам его, за мной... Меня связали быстро, я не сопротивлялся. В душе билась последняя, робкая, неосознанная надежда на то, что, может быть, все еще можно исправить. Горох смело полез по лесенке и встал на собственных воротах, метра на три возвышаясь над рокочущей толпой. При виде царя народ на мгновение примолк, а потом раздался такой дружный рев, что ворота задрожали: - Верни участкового, государь!!! Ей-богу, Горох обалдел... Хотелось бы сказать крепче, но на службе я не выражаюсь. Пришлось опустить очи долу и скромно промолчать. Двое-трое бояр в наспех застегнутых доспехах бросились к царю, вполголоса уговаривая его предать меня немедленной смерти как главного смутьяна и зачинщика. Стрельцы опустили приклады на землю, недоуменно поглядывая друг на друга. Если бы Горох был в сознании, то при его неуравновешенном характере мне бы запросто снесли башку и выкинули за ворота. Мол, просили - получите! Правда, через пять минут он бы волосы на себе рвал и попутно пообезглавил всех советчиков, но мне от этого на небесах было бы уже ни тепло, ни холодно... В этот критический момент мою молодую жизнь спасло одно -- царь впал в ступор. В смысле застыл с распахнутым ртом и немигающими глазами. Бояре покричали и отползли. Мстить мне без прямого разрешения государя они не могли, да и царские стрельцы вряд ли бы позволили. А народ, раззадоренный молчанием властей, приободрился и ударился в требования: - Отдавай участкового, надежа-государь! Всем миром поляжем, а не дадим заступника нашего извести! - Православные! Это же все бояре воду мутят... По их навету повели сиротинушку нашего босого, да в кандалах, да под саблями острыми, в темницу темную! Это все Пашка Псуров придумал, чтоб ему в аду со сковороды не слазить! А царь-то хороший... тока доверчивый... - Вернуть сыскного воеводу, и неча тут тень на плетень наводить! Все Лукошкино видело, как волокли его силком по городу и плетьми хлестали нещадно, а он, страстотерпец, только в платочек чихал... от боли немыслимой! - Выходи на площадь, царь! Народ тебя к ответу требует! Хоть и строг был Никита Иванович, а законы блюл! И мы блюдем! А коли кто из твоих бояр недоблюдет, так уж не прогневайся... мы поучим! Выкрики продолжали расти. В целом они были достаточно однообразны - вернуть меня, восстановить работу отделения, ну и все такое... Проявлялись, правда, периодически мудрецы, требовавшие заодно перетопить всех бояр в речке Смородине, выкатить из царских подвалов бочки вина и, спалив государев терем, отметить это дело общенародной дискотекой. Дураков везде хватает, всерьез их, слава богу, не воспринимал никто. Неизвестно, сколько времени этот балаган мог бы продолжаться, пока какой-то шкет не запустил в ворота гнилой сливой, а попал Гороху в корону. Толпа моментально смолкла, поняв, что перешагнула все границы. Горох автоматически поправил головной убор, икнул и очнулся: - Люди добрые! - Он обратился к народу, и голос государя был проникновенно величав. - Чем же я вам так не угодил? Чем обидел так, что вы меня за зверя лютого держите? Разве кого казнил безвинно? Разве землю нашу от ворогов не защищал, живота своего не жалеючи? За что ж позорите так, люди русские? Народ примолк... Случайное оружие неуверенно и виновато прятали, факелы загасили, все начали снимать шапки. Горох не ломал комедию, он был предельно искренен, и это было ясно каждому... - Кто сказать посмел, что я сыскного воеводу без дела обижаю?! Да мы с Никитой Ивановичем рук не покладая заботимся о вас денно и нощно. Он для вас закон и защита. Какой отец лишит защиты детей своих неразумных? Вы - дети мои... Вот он, участковый ваш, жив-здоров! С меня мигом сняли веревки и споро водрузили рядом с государем. - Ну что, головы мятежные? До чего дошли - до угроз помазаннику Божьему!!! Скажи им, Никита Иванович, друг сердешный... - Нехорошо, граждане, - прокашлялся я. - Царь приглашает меня к себе по важному делу, а вы нас глупыми подозрениями отвлекаете. Я очень ценю вашу заботу и благодарен за теплые слова в адрес нашей милиции, но царя-батюшку вы обидели зря. Обидели очень серьезно, при всех, обвинив в абсолютно немыслимых преступлениях. Стыдно, граждане... Я бы на вашем месте поспешил извиниться! Дальше было шоу... Весь лукошкинский люд начал бухаться на колени, креститься и просить за Христа ради прощения. Те же горячие головы, что вопили о свободе, вине и силе народного гнева, теперь громче всех орали: - Прости, государь, дураков неразумных! Правь нами и далее, аки отец родной! Не мыслим жизни без царя, не хотим власть иную... Хошь, руби нам всем головы, а тока не оставляй без своего светлого правления! Горох утирал слезы умиления. Царские стрельцы через забор братались с народом, прилюдно прося друг у друга прощения. Слезы радости насыщали воздух... Я сполз с ворот, не дожидаясь сентиментальной развязки событий. Наскоро простил тех, кто меня связывал, - они очень просили... Яга, спустившись наконец с высот царского терема, цепко взяла меня под руку и повела домой. Уходили через калиточку на заднем дворе. Улицы были пустынны. К тому моменту, когда осчастливленный царским великодушием народ с песнями пустился восвояси, мы уже дотопали до родного отделения. - В баню! - строго приказала Баба Яга. - Выйдешь - поговорим. А пока с себя всю энту суету да беготню не смоешь - и на глаза мне показываться не смей. В баньке я застал Митьку и тех четверых стрельцов, что за мной приезжали. Ребятки, видимо, ничего не знали о происходящем: подрались, помирились, напарились и сели в предбанничке, расслабляясь ядреным изюмовым квасом. Мне тоже налили. Я посоветовал стрельцам возвращаться к начальству, а то как бы в рамках "бунта" их не сочли пропавшими без вести. Митяй набился мылить мне спину, и мы немного поговорили о дальнейших планах расследования. - Значится, будем ловить Настасью-воровку... Это дело нужное и вполне понятное. А тока хорошо же она скрывается, ежели мы до сей поры ее нигде обнаружить не сумели... Может, какая наводочка полезная образовалась? - Митя-я... спину мне протрешь! Разошелся с мочалкой, не такой уж я грязный, кстати... - Ой, так я вас сейчас водичкою тепленькой... вот! Хорошо ли? - Хорошо-о... - блаженно вытянулся я. - Так вот, наводка пока одна, искать надо не только рыжеволосую девицу с серыми глазами, но еще и... - А вот веничком свеженьким, березовым! От первых же размашистых ударов у меня так перехватило дыхание, что я даже заорать не мог. Этот Геркулес хлестал мою бедную спину до тех пор, пока от веника не остались одни веточки... Потом еще и облил едва ли не крутым кипятком! - А-а-а-а-а-а!!! - А вот и ладненько... - удовлетворенно бурчал себе под нос наш садист-самоучка. - Вот оно и хорошо-то как... Коли так кричите, значит, все хвори из груди повыбегли! Доброго здоровьица вам, Никита Иванович, ужо небось не чихаете! Я слабо замычал в ответ. Счастливый Митяй легко перекинул меня через плечо, вынес в предбанник, вытер полотенцами, одел и... выпустил на волю. Я шел к Яге та-а-акой вымытый, что, казалось, не касаюсь ногами грешной земли. Митька топотал следом... После обеда я послал стрельцов на поиски дьяка. Фома Еремеев лично руководил всем заданием, необходимо было изловить гражданина Груздева тихо и незаметно, а вот в отделение вести его с шумом и помпою, так, чтоб весь город знал. Это очень важно. Митька отправился на базар, дабы выяснить у местных торговцев, кто, где и когда за последнюю пару недель покупал черный парик или фальшивую косу. Нам с Бабой Ягой предстояло самое трудное - спланировать всю операцию по захвату и обезвреживанию преступника... - Никитушка, а на то привидение, что в порубе у нас сидит, ты совсем поглядеть не хочешь? - Нет, ни капли не интересно. Я и так знаю, кто это. - Да кто ж? - Павел Псуров, - равнодушно бросил я. - Он так часто путается под ногами у стрельцов, отираясь у отделения, что почти наверняка именно его изловили и в этот раз. Можно подумать, парням хватать больше некого... Нравится ему у нас, что ли? - Так ить... как же... - недопоняла бабка, - он же не привидение небось? - Естественно. Сколько мне помнится, привидения - существа эфирные, им еще никто руки за спину не крутил и в милицейское отделение не доставлял. Так что этот бесплотный дух вполне осязаем. Негром мы его брали, краснокожим тоже, почему бы теперь стрельцам не замести его под видом заснеженного эскимоса? - Все одно не верю! Давай вытащим да посмотрим. - Времени нет, ну его! Если настоящее привидение, то его никаким порубом не удержишь, а если все-таки Псуров, так пусть посидит, пока мы с дьяком возимся... - Ох, Никитушка, а не мешаем ли мы этим альтернативному расследованию? - хитро сощурилась Яга. Я только хмыкнул в ответ. Время для игр в демократию прошло, сейчас надо просто делать свою работу. Подчеркиваю, свою! Мы свою знаем, остальным - просьба не мельтешить... - Никита Иванович! Дозвольте слово молвить... - В горницу шагнули двое стрельцов нашего отделения. - Мы это вчерась на ночь глядя грамотку царю носили... - Ну? - повернулись мы с бабкой. - Ну и к Сухаревой этой, к покойнице, тоже заходили, предупредить, чтоб дома была... - И что? - Дак и... ничего вроде... - неуверенно переглянулись оба, перепихиваясь локтями. - Утречком на службу вышли, вас нет, говорят, к царю повели... Потому как Сухарева-то это... померла. Мы и... сказать не успели... - Чего не успели? - Да теперь-то чего уж... поздно теперь-то. Тока когда мы в дверь ейную стучали, не одна она в доме была. - А с кем? - сразу напрягся я. - Да с подругой, видать... Мы-то внутрь не заходили, с порога слово ваше передали. А дверь незакрытая была, и девка чернявая за столом сидела. - Как она выглядела? Ну же, ребятушки, ведь вы видели убийцу! - Лица-то мы не видали... - понурились стрельцы, - спиною она сидела, в окошко глядючи. Вот коса черная, и на фигуру справная девка... Ежели б мы тока знали! А то ить ищем-то рыжую... - Ладно, свободны... - Я вновь опустился на лавку. - Смысла нет, теперь уже действительно поздно. Но кто же может так запросто ходить на царский двор, красть, убивать людей и оставаться незамеченным?.. - Не ведаю, сокол ты наш, не ведаю... Разве уж в этом деле без колдовства крупного не обошлось. Это ж надо задумать такое было, девку подходящую найти, чародейными силами ее оградить и нигде не попасться! Ох, кабы не одному Кощею такое-то по плечу... - Да, кстати, - вспомнил я, - мы напрасно сбрасываем его со счетов. Помните, царь сказал, что отца Кондрата в Лукошкине нет? Значит, Кощей вполне может появиться. - Не может! На дневном свете в православном городе все одно долго не протянет. - А ночью? - Ночью... может, - теперь уже призадумалась Баба Яга. - А ведь и верно, ночью - может! Не везде - от храмов да церквей подалее, но... Вот кто настоящий маньяк и есть! Из черных кошек он зелье шамаханское варит, а прочих по ночам забавы ради бьет! Головами кошачьими пропитается... - Чем?! - Мозгом, - пояснила Яга. Я даже не попытался это представить - стошнит. - Стало быть, рискнул-таки Кощей самолично в столицу заявиться! К отделению, знамо дело, близко не подходил, я б его, ирода, сразу учуяла. Небось в гостях у сообщника своего тайного хоронится. Днем спит да козни строит, а ноченькой темной на прогулки свою светлость выводит. - Очень опрометчивое решение... - поддакнул я, - в одном городе нам двоим тесно. И уйти придется ему! Если бы только как-то выяснить, у кого он снимает квартиру? - А ежели всех... обыскать, повально? - Долго, хлопотно и не даст стопроцентного результата. Остается надеяться, что он клюнет на нашу приманку с дьяком... - Клюнет! Уж он такого не оставит... последний свидетель, как же его живого отпустить? А тока как же ты его, Никитушка, под арест брать будешь? - Я убежден, что сам Кощей на серийные убийства не разменивается. Он наверняка пришлет своего напарника или напарницу... Если возьмем их, то захват Кощея в его тайном убежище днем будет только вопросом времени. - Опасное это дело... - У нас все дела опасные. - И то верно, - согласилась Баба Яга. Мы помолчали, философски обдумывая проблемы бытия. - Слышь, Никитушка, а зачем ему чертежи-то царские сдались? - Летучий корабль - штука стратегического значения. Если построить целую эскадру, то можно любой город забросать сверху бомбами. А может быть, и наоборот, он похитил их только из-за того, что боится, как бы наши летчики не сровняли с землей его Лысую гору. - Тогда чего здесь торчит? Ему ж с чертежами без оглядки бежать надо! - Ну, так ведь на воротах таможня лютует, ибо царский указ еще никто не отменял. И потом, у него появилась реальная возможность разделаться с ненавистным ему отделением милиции руками местных жителей. Чей только гнев на нас не пытались спровоцировать за это время - и царский, и боярский, и разбойничий, и даже народный! - Все так, Никитушка, все так... - покивала Яга. - Ой, глянь-кась, кажись, дьяка ведут? Действительно, по нашей улице строевым шагом двигался десяток еремеевских стрельцов, с почетом волокущих надсадно вопящего Филимона. Не ругаться бедный дьяк не мог, заклинание действовало исправно, но мат был очень сдержанным. Видимо, гражданину Груздеву никак не хотелось, чтобы в отделение его доставили добровольцы из народных дружинников. Просто потому, что стрельцы без приказа по шеям дают редко, а вот рядовые лукошкинцы... - Давайте его сюда, сразу объясним ситуацию и попросим помочь, - предложил я. Соратник Пашки Псурова не был даже связан, а потому держался гордо и вызывающе. У меня на этот раз не оказалось ни малейшего желания выслушивать грубости, я прямо предупредил дьяка, чтоб рта не раскрывал, и начал: - Гражданин Груздев Филимон Митрофанович, мы искренне просим у вас прощения за необоснованное задержание. Никаких претензий на данный момент милиция к вам не предъявляет. Даже наоборот, мы хотим предложить вам некоторое сотрудничество. Дело в том, что благодаря вашему доносу вы оказались единственным свидетелем, видевшим в лицо разыскиваемую нами особу. Все прочие, кто имел несчастье ее лицезреть, - мертвы... Скорее всего, мы столкнулись с поступательным и планомерным уничтожением свидетелей. Поэтому в целях вашей же безопасности мы были вынуждены так скоропалительно взять вас прямо посреди улицы и привезти сюда. В нашем порубе вам будет уютно и спокойно. Там, правда, есть одно симпатичное привидение, но оно наверняка возражать не станет... Посидите, отдохните, пообщайтесь... Максимум через пару дней мы вас выпустим. Нет, нет, благодарить нас не надо! Я еще не все сказал... Должен честно предупредить, что серийный убийца, естественно, сделает попытку к вам проникнуть. Обычно он использует цианистый калий, но, возможно, ради вас, в порядке исключения, попробует применить нож, удавку или кирпич... Не волнуйтесь! Мы будем рядом и примем все меры к его задержанию. Вы ведь всегда хотели попробовать себя в амплуа великомученика? Вот ваш шанс! Спасибо, не надо слов, я все читаю в ваших выразительных глазах. Уведите гражданина... Ну что, бабуля, охота началась?! Через несколько минут появился запыхавшийся Митька. Судя по исцарапанному лицу - на него напала свора неуправляемых леопардов, а по заплеванной спине - что в этом святом деле поучаствовали и дрессированные верблюды. В обеих руках он с трудом удерживал огромную охапку... девичьих кос! Не дожидаясь шумных проявлений справедливого интереса с моей стороны, он бухнул все это на пол, терпеливо объясняя: - Все исполнил, как велено! За последние две неделечки кос фальшивых никто не покупал. Хотя в продаже они есть и по осени даже спросом большим пользуются. Понятное дело, свадьбы... Любой невесте покраше перед женихом вырядиться хочется. Ужо на пути обратном чую, все какие-то подозрительные девки попадаться стали... Зыркают так и косами сзади зазывно машут! От, думаю, не иначе как на меня, милицейского сотрудника, покушение злобное мыслят. А кто против милиции злоумышлять может? Тока Настасья-разбойница! Да ведь как ее узнать? И тут меня, неразумного, словно обухом по башке озарило! Вы ведь сказать изволили, будто коса у ней фальшивая... Ну что ж, проверка - дело нехитрое и для девиц невинных сплошь безобидное. Ошибусь, так и извиниться не побрезгую. Хвать самую подозрительную за косу! Ан коса-то и отвалилась, фальшивка полная... Тока рыжих волос под ней не оказалося. И что вы думаете - как есть извинился! Честь милицейскую не уронил! За другую подозрительную взялся... Я схватился за голову. Баба Яга побыстрее вытолкала Митьку от греха подальше. Исправить его не под силу даже могиле! Это мой крест... Делать нечего, пришлось идти на базар. Двое стрельцов тащили с собой фальшивые косы, щедро раздавая их всем разобиженным. За этим неблагодарным занятием меня и застала смешливая Олена... Видимо, она шла от дядиной лавки на базар, в руках у нее была пустая корзинка. - День добрый, Никита Иванович. Опять по службе бегаете? Ой, да вы тут косами торгуете... - Здравствуйте, Олена, - почему-то смутился я - эта девушка обладает удивительной способностью вгонять меня в краску. Никакой торговли нет, мы их просто так раздаем всем пострадавшим. - Так?! - не поняла она. - В подарок, что ли? Это как же, интересно, надо пострадать, чтоб тебе сердобольная милиция фальшивую косу в утешение подарила... да еще с бантиком?! - Это Митя... - Где? - Ну, в смысле все это из-за Митьки нашего. Он по заданию искал на базаре фальшивые косы, чтобы выяснить, не пользовалась ли та самая Настасья черным париком, и случайно оборвал несколько... Видимо, плохо привязывали. - Случайно? Оборвал? Такую кучу?! Ну, это точно плохо привязывали, другой причины нет... Вот мою, настоящую, попробуй оторви! Разве вместе с головой... - Нет, - постарался припомнить я, - скальпов он вроде не приносил. - А что же, на мельнице у родителей Настьки не оказалось? - Знаете, Олена, там вообще нет никакой мельницы. Меня просто заманили в засаду, подсунув вам заведомо ложные сведения. Вы кому-нибудь говорили о своем визите в отделение? - Может быть... - Она так мило наморщила носик, что я расплылся в невольной улыбке. - Может, и говорила подружкам. А может, нас вместе видели, мы ведь не в первый раз встречаемся. - Надеюсь, и не в последний... - Мне таки удалось многозначительно козырнуть. - Прошу простить, но служба зовет. - Служба-а... - вздохнув, протянула Олена. - Видела, видела, как стрельцы ваши дьяка какого-то прямо на улице в охапку ухватили. Все на одного, он и пикнуть не посмел... За что ж вот так людей ни с того ни с сего хватают, а? - В интересах следствия. - А человеку позор на всю жизнь... - Дьяк очень важен, - постарался объяснить я. Мне и самому не нравился такой произвол, но иного выбора не было. Что за черт?! С чего это я вообще оправдываюсь? Хочу казаться лучше, чем есть. - Филимон Груздев - единственный свидетель по делу о краже и последующих убийствах. Может быть, его и задержали с нарушением уголовно-правовых норм, но зато у нас в отделении он в безопасности. - Неужели... убить могут?! - Могут, Олена. Так же, как убили других... - Я... помолюсь за вас, Никита Иванович, - тихо пообещала она и не оборачиваясь заспешила по улице. Все понимающие стрельцы подошли, когда она скрылась из виду. - Дело сделано, батюшка сыскной воевода. Недовольных вроде больше нет... Вот две косы даже лишними остались, куда девать-то? - Повесьте на забор, может, кому и понадобятся. Возвращаемся назад, скоро ужин. ...День действительно приближался к шестому часу, наступал мягкий, прохладный вечер. Митька с Еремеевым болтали у поруба, Баба Яга что-то стряпала у печки, и я мог позволить себе расслабиться. Ужинать не хотелось совершенно, сквозь распахнутое окно светило удивительно ласковое предзакатное солнышко. Золотистое сияние заливало близлежащие домики и деревья, издалека доносился малиновый перезвон колоколов, и казалось, что весь мир погружен в счастливое, томное безделье. Не было преступности, не было крови, не было зла и насилия, все растворилось в дремотном солнечном благодушии... Я почти был готов уснуть от ощущения всеобщего погружения в эпицентр среднерусской нирваны. Яга на минутку оторвалась от печи, прислушиваясь к чему-то неуловимому для меня. Потом спокойно отложила в сторону ухват, вытерла руки о передник и, вздохнув, повернулась ко мне: - Пора, Никитушка, беда идет... - Какая беда? - Про то не ведаю... А только пока ты со стрельцами на базаре косы раздавал, я песочком заговоренным вокруг всего отделения землю пообсыпала, а сверх того и водой святою побрызгала. Как только сила вражья, нечистая, к воротам нашим приблизиться попробует, так песок на земле дрожать начнет. От дрожи той капли воды проснутся и остаточки в рюмочке волнами пойдут. - Буря в стакане? - Сам погляди... - У самовара действительно стояла небольшая граненая рюмка зеленого стекла, в ней мягко колыхалась вода. - Идет беда, не остановишь! Беги во двор, Никитушка! Поруб стереги, чую, враг неведомый по дьякову душу яд проверенный приготовил... Спасай распоследнего свидетеля! ...Я оказался во дворе еще быстрее, чем Яга закончила свою тираду. У поруба в постоянной охране стояло двое стрельцов, плюс Фома Еремеев, плюс Митька, плюс я. Защищаться мы могли, но вот от кого или от чего? Пока оставалось неизвестным, а значит, и неизвестно, как конкретно от этого неизвестного оборониться... Сплошной каламбур, но почему-то не смешно. Ничего, в нужный момент бабка наверняка подскажет, а пока... - Молодцы, слушай мою команду - ружья в стороны, сабли наголо! Фома, держи со своими вход в поруб. Никто не должен проникнуть внутрь! Ни человек, ни мышка, ни мушка... Помнишь, заваруху с мухами? Рубите все, что движется! Митяй - хватай вон то бревно и отмахивайся не глядя, на тебе весь тыл. Я буду рядом на общем руководстве! Парни послушались безропотно, двигаясь так, словно мы отрабатывали учебный план обороны поруба в военно-полевых условиях, на высокоскоростном режиме. Стрельцы у ворот честно несли свою службу, еще с десяток стояли на охране забора, опоясывающего весь двор, четверо стерегли сам терем. Больше я не мог задействовать, опасаясь привлечь слишком пристальное внимание противника. У неведомого врага должно складываться впечатление, что нас немного, собраны случайно и серьезного сопротивления оказать не способны... В окошке показалось встревоженное лицо Бабы Яги: - Никитушка! Вода в рюмке через край плещет! Кабы не здесь уже ворог-то... Ответить я не успел - чей-то невидимый кулак так ловко врезал мне в подбородок, что я едва удержался на ногах! Еремеев рухнул ничком, выронив саблю и схватившись обеими руками за причинное место. Тот, кто на нас напал, несомненно, умел драться и не стеснялся использовать самые грязные приемы. Стрельцы у поруба привычно стали спина к спине, широко крестя воздух сияющими клинками. Потом один упал, сбитый резким ударом под колено, второй замахал саблей еще яростней, защищая и себя, и боевого товарища. - Никитушка, поберегись, невидимка это! - Из терема спешила Яга с подмогой. В ту же минуту стрелец вскрикнул, схватившись за глаза, - ему бросили в лицо горсть песку, а потом в два-три пинка по болевым точкам уложили поверх первого. - Митя, ко мне! - Я подхватил кривую еремеевскую саблю и нырнул под защиту грозного напарника. Бревно в Митькиных руках со свистом описывало широченные круги. - Держи поруб! Я - мигом! - Мне ударила в голову неожиданная идея. Только бы он сумел продержаться хотя бы минуту... Я спринтерски рванул к нашему колодцу, в два рывка набрал полную бадью ледяной воды и с той же скоростью бросился назад. Митька с честью выполнил свой служебный долг - к тому времени, как я вернулся, он прижимал спиной узкую дверь поруба, а его голова моталась вправо-влево под градом хлестких ударов. Кто-то невидимый методично превращал его лицо в боксерскую грушу. - По-бе-ре-ги-и-ись!!! - завопил я, предупреждая наших, и с размаху выплеснул двухведерную бадью высоко вверх. Не меньше тридцати литров воды рухнуло вниз, проливным дождем накрыв и Митьку, и павших стрельцов, и поруб, и... нашего противника. Нет, заклятие не исчезло, невидимка не стал видимым, но на мокрой земле мгновенно отпечатались четкие узкие следы. - Взять ее! - махнула сухонькой ручкой Баба Яга. Четверо стрельцов отважно бросились вперед, я бы на их месте, наверное, испугался. Но парни свободно определяли местонахождение противника по следам, и невидимке пришлось несладко. Пока они ловили друг друга, мне взбрело вторично сгонять за водой. На этот раз я ухитрился облить непосредственно супротивника... Или супротивницу? На мгновение мне показалось, что вода обрисовала изящную девичью фигурку. Видимо, это как-то отметили и остальные, дружно зарычав: - Хватай чертовку! Не спускай! Невидимка бросилась наутек. Я и стрельцы кинулись в погоню, ясные следы мокрых женских сапожков были видны невооруженным глазом. Беглянка с разбега взяла ворота, но мы не отставали. Вечерние улицы были достаточно пустынны, но в сумерках она могла легко оторваться. На наше счастье, две-три уличные собачонки охотно включились в общую забаву и с лаем ударились в преследование невидимой преступницы. На углу Колокольной площади она свернула в какую-то низенькую калитку, на поверку оказавшуюся удивительно крепкой. - Граждане, откройте! У вас в доме находится опасная преступница... - Никита Иванович? - раздался чуть удивленный голос из-за ворот. - Случилось чего? - Олена?! Олена, откройте скорее! - Сейчас... ой, на помощь! Пустите... на помощь! На по... - девичий крик прервался так, словно ей зажимали рот. Я кивнул парням, под тяжелыми ударами дверца сорвалась с петель - мы по одному протиснулись во двор. Открывшаяся картинка выглядела совершенно ужасающей: в наступающей темноте на фоне широких чанов для замачивания кожи яростно боролись две фигуры. В одной я сразу же узнал мою Оленушку, другая была выше и поплотней, но прежде чем мы успели ввязаться в схватку, обе фигуры рухнули в чан, подняв тучу брызг! Когда я подскочил к краю, холодные руки Олены взметнулись вверх, вцепившись в мои плечи. Поднатужившись, мне удалось вытащить насквозь мокрую девушку из чана с соляным раствором. Пока она всхлипывала на моей груди, стрельцы выловили вторую. Ей не повезло... Рыжеволосая разбойница Настасья, в разодранном сарафане, прижимала обе руки к животу. Меж скрюченных пальцев торчала граненая рукоять кинжала, остекленевшие глаза смотрели на пробуждающиеся звезды, а рот ощерился в последнем проклятии... Олена не могла говорить и, едва успокоившись, бросилась в дом. Мы тоже не жаждали встреч с разбуженными хозяевами, двое бородачей уложили труп на стрелецкий кафтан и понесли со двора. Свидетели не требовались, мы и без того все видели своими глазами. Роспись Олены для протокола возьму на днях. У девчонки явный психологический шок - нападение неизвестной, отчаянная борьба, падение в чан и непреднамеренное убийство в целях самозащиты. Кстати, возможно, и убийства не было, Настасья сама могла напороться на собственный нож... Когда я сел за стол в родном отделении, уже опустилась ночь. Из наших серьезно не пострадал никто, все участники сражения у поруба отделались синяками и ссадинами разных степеней тяжести. Бабка переквалифицировалась в целительницу, успешно снабжая всех мазями, примочками и повязками. Митька пострадал больше всех, но тем не менее расхаживал по двору гоголем, демонстрируя заплывший глаз и качающийся зуб. Еремеев, о-о-очень медленно двигая ногами, обошел все посты, проверил боеготовность, лишний раз предупредив о том, что ничего еще не кончилось и вполне можно ждать повторной атаки. Дьяк, судя по всему, был в полном порядке, когда меняли стражу у поруба, из-за дверей доносились приглушенные песнопения, обильно пересыпанные сквернословием. Труп Настасьи был завернут в мешковину и оставлен в сарае. Я лично осмотрел тело, проверил одежду и вытащил роковой кинжал. Скорее, он напоминал кованый трехгранный штырь. Идеально подходит для метания, пытки, а при наличии силы и сноровки способен пробить даже пластинчатые доспехи. Когда Яга освободилась от дел и присела рядом, я как раз вертел в руках этот образчик злого кузнецкого мастерства. - Что скажете, бабуля? - Ох и не знаю, голубь... Вот самовар дойдет, так я тебя чайком с настойкою валериановой угощу. Окромя этого, нам небось до полуночи делать нечего... - А полночью что? - А полночью оденусь я, старая, в платье чистое, возьму в руки клюку испытанную да и пойду за ворота свою судьбу встречать. От нее -- хоть кланяйся, хоть молись, хоть прячься, хоть беги, - а никуда не денешься... - Что-то не нравится мне ваш пораженческий настрой... - Я придвинулся поближе и обнял бабку за плечи. - Наверное, вы просто устали сегодня. Господи, да мы втроем и не такие дела проворачивали! Сражение за поруб выиграно, преступница мертва, ее наниматель вынужден скрываться... - Не скажи, батюшка... - остановила меня Яга. - Вспомни-ка лучше, когда Настасью брали, не было ли при ней колпака али шапчонки какой? - Не-ет... Вы намекаете на шапку-невидимку? Я тоже подумывал об этом, но ничего подобного обнаружено не было. - И колец не было? - Кольцо тоже может делать человека невидимым? Вообще-то на предмет кольца я осматривал тело особенно тщательно, искал украденное у Олены. Увы, ничего не оказалось. Хоть в принципе она могла потерять кольцо или шапку во время драки на дворе кожевенной лавки. Ведь когда мы ворвались, то видели обеих девушек совершенно отчетливо. А раз преступница была зрима, то... - Плохо, Никитушка, - вздохнула Яга, суетливо разбирая вязание, - шапка-невидимка али кольцо чародейное - улика серьезная, не след нам такие вещи терять. - Завтра с утра отправлю стрельцов на поиски, только и всего! - Да будет ли для нас завтра? - Бабуля, что случилось?! - не на шутку встревожился я. Сколько было опасных, казалось бы, безвыходных ситуаций, но такой печальной мне не доводилось ее видеть никогда. - Вон вода заговоренная в рюмочке дрожмя дрожит. Все веточки мы обрубили, но корень злодейский целехонек остался. Чую, идет на нас беда пострашней той, что ждали... Кабы этой ноченькой не сам Кощей в отделение заявился! Я не изображал самоуверенный хохот. Не собирался ставить под ружье всю еремеевскую сотню и слать к царю за помощью. Не стал биться лбом об пол, умоляя Всевышнего сию же минуту доставить на территорию отделения вояжирующего отца Кондрата. Я слишком хорошо представлял себе всю опасность возможного визита Кощея Бессмертного. Кощей был признанным злодеем с мировым именем. Эдаким главой преступного чародейского синдиката, многие годы пытающегося распространить свое влияние на всю крещеную Русь. Должен признать, многое ему удавалось... Почти ежегодные набеги шамаханских племен (через Кощея они получали наркотики, деньги, магическую силу); планирование, а зачастую и личное участие в самых крупных преступлениях века (похищение благородных девиц, отравление рек, налаживание постоянного сбыта золота за рубеж); собственноручное исполнение нескольких грязных убийств, как правило, совершаемых с изощренной жестокостью (обычно жертвами оказывались молодые наследники трона, видные бизнесмены и политики, что вызывало чрезвычайные смуты в государстве). Сюда можно было бы добавить активизирующееся с каждым годом многоженство, едва ли не африканский каннибализм и все большую изобретательность в придумывании новых злодейств. Кощей - это большой гений преступного мира! Если мне когда-нибудь удастся его посадить, я безропотно сдам дела и выйду на пенсию. Почему посадить? Согласен, это слишком мягкий приговор, но, с другой стороны, его столько раз приговаривали к смертной казни... Абсолютно бесполезное занятие. Недаром у него преступная кличка - Бессмертный... Физически нам его не остановить, он в одиночку вырезал целые армии. Пристыдить морально... это если кому перед смертью делать нечего. По идее, отделение можно закрывать... Ожидание хуже всего. Я поднялся наверх, снял с ковра царскую саблю, попробовал помахать. В принципе получается, конечно... Опыта нет, не позаботился научиться, хотя свободное время иногда все-таки было. Ладно, возьму - Гороху будет приятно, что я геройски погиб с его подарком в руках. Когда спустился вниз, Баба Яга, вся нарядная, как на картинке, молча сидела на лавочке. Лицо у нее было тихое, благообразное, озаренное каким-то неземным светом. - Как вы? - Скоро уже... водица в рюмочке плещется, а как винтом кверху взовьется, так Кощей и у ворот станет. - Я с вами пойду. - Нет... - печально покачала головой бабка, ее крючковатый нос предательски покраснел, а в глазах блеснула влага, - не ходи, добром прошу. Ты молод еще, что толку, если вдвоем сгинем... Тебе дело царское до конца доводить надо, милицию на ноги ставить, порядок в Лукошкине наводить. Чтоб не было такого больше никогда... чтоб уголовники всякие сюда запросто шастать не смели, чтоб люди вольно дышать могли! - Я с вами. - Никитушка, послушай меня, я ить плохого не посоветую... - Все. Разговоры на эту тему приказываю прекратить. Как начальник лукошкинского отделения милиции, я обязан первым встречать любую опасность, грозящую нашему городу. Будете спорить - пойду один, а вас здесь оставлю! - Да ты в уме ли, участковый?! - мгновенно вскинулась Яга, печаль исчезла неизвестно куда, брови сурово сдвинулись, и под ними заметались молнии. - Это кого же ты оставлять вздумал? Да ты без меня супротив Кощея Бессмертного и единой минуточки не продержишься! - Правильно, - подковырнул я, - а вдвоем мы сила, верно? - Ох и хитер ты, батюшка, - улыбнулась бабка, - и за что я тебя такого люблю? Вода в зеленой рюмке ровненько поплескивала от края к краю, часы с кукушкой отсчитали двенадцать ночи. Откуда ни возьмись раздался истерический петушиный крик, прославляющий новое утро. Я удивленно глянул на Ягу: - Что это? - Петух... - Я слышу, что петух... Но разве петухи обычно орут в двенадцать ночи? - Обычные не орут, - согласилась она, - а наш орет в любое время. Ходит, как по башке пришибленный. И так мозги куриные, а теперь ночь и день путать стал. Только в суп и дорога... - Вот здорово! - обрадовался было я и приуныл - нет ни малейшей гарантии, что Яге этот суп придется сварить, а мне удастся отведать. Тем паче припомнив, кто, собственно, виноват в безумии петуха... - Никита Иванович, - из сеней в горницу шагнул заботливый Митька, - вы бы окошечко прикрыли, погода портится, аж жуть... Сам видал, как вот такенная туча страшная полнеба закрыла! Все звездочки погасли, тока луна кое-как поблескивает. И вете-е-ер! - Пора? - Я вопросительно глянул на Ягу, она на рюмку - вода начинала крутиться, словно кто-то невидимый размешивал ложкой чай. - Пора. Митенька, нам с участковым по делу важному, неотложному выйти надо. Ты уж, соколик, спать не ложись, присмотри за отделением. Случись, поутру не вернемся, к царю иди, он тебя сиротою не оставит. - Никита Иванович? Бабуля? Чегой-то вы странные какие речи при мне заводите... Ровно прощаться вздумали?! - Ничего. - Я похлопал парня по плечу, а потом, не удержавшись, обнял по-братски. - Ты живи долго, Митя. Еремеева держись, службу не бросай, все, чему я тебя учил, - помни. Не волнуйся за нас, все будет хорошо... Бог даст - свидимся. Наверняка есть какой-нибудь рай и для милиционеров... - Не пойму я вас... - Наш младший сотрудник оторопело хлопал ресницами, медленно опустившись на скамью, - А куда вы? Вот бы и я с вами... Что ж мне здесь-то штаны протирать?! - Нельзя тебе с нами, Митенька... - ласково ответила Баба Яга, бережно приглаживая ему вихры. - Уж ты тут побудь. Прав сыскной воевода -- молод ты... О лихом не думай, вот тебе от терема ключи, кота кормить не забывай. Сердце у тебя доброе, душа светлая, а там, глядишь, при добрых людях и разумом обзаведешься. - Да я... - Нет, Митя! Приказываю остаться в отделении, за жизнь дьяка Груздева головой отвечаешь. А мы... мы тоже... долго не задержимся... - За нами не ходи, худо будет, - заключила бабка, и мы шагнули в сени, оставив молодца одного-одинешенького и, как пишут в сказках, "свесившего буйну голову ниже широких плеч". Звука разбитого стекла ни я, ни Яга уже не услышали: зеленая рюмка, не выдержав зарождающегося торнадо, покончила самоубийством, бросившись со стола на сосновый пол... Мы вышли к воротам, несколько удивленные стрельцы сдвинули засов с калитки. - Куда собрались на ночь глядя? - К нам ковылял сумрачный начальник стрелецкой сотни Фома Еремеев. - Того гляди дождь хлынет! Нешто дело такое уж неотложное? - Увы, ждать нас не будут, лучше поторопиться... - Мне не хотелось ничего ему объяснять, Фома мужик правильный: поймет, в чем суть проблемы, полезет на выручку. К чему лишние жертвы? - Я там оставил Митьку за главного в отделении, если к утру не вернусь - ты присмотри за ним. - А вы-то куда? - Нам надо. Не трави душу вопросами, идем в интересах следствия. Постарайся, чтоб твои ребята до рассвета просидели у нас за забором. - Темнишь ты, сыскной воевода... - недоверчиво поморщился Еремеев. - Дай-ка я тебе в дорогу десять молодцов кликну! - Нет. И Митьке сказал, и тебе настрого приказываю - за территорию отделения не выходить! Может быть совершена вторичная попытка отбить у нас ценного свидетеля... Ждать! Утром разрешаю действовать по обстановке. А сейчас - пропусти! Фома раздраженно повернулся на каблуках и махнул рукой. Он иногда позволяет себе некоторые вольности, но дело знает и приказы исполняет в точности. Едва мы с Ягой вышли за ворота, как ветер утих, тучи сдвинулись, и лунный свет озарил высокую черную фигуру на противоположном конце пустынной улицы... Это было похоже на классическую сцену из американских вестернов. Кощей шел медленно, скользящими шагами, засунув руки в карманы то ли плаща, то ли балахона, столь длинного, что полы поднимали пыль. Воротник высоко поднят, голландская шляпа с пряжкой и широкими полями придавала ему окончательное сходство с Клинтом Иствудом. Я страшно пожалел, что у меня под рукой нет шестизарядного американского кольта. Не то чтобы он в какой-то мере мог нам помочь, просто соответствовал обстановке как последний штрих. Я широко расставил ноги, на манер бесстрашного шерифа, поборника законности, прикрывая плечом Бабу Ягу, словно самую прекрасную из всех мексиканок Техаса. С улицы почему-то исчезли все звуки: смолкло стрекотание сверчков, шум ветра, поскрипывание заборов, лепет августовской листвы и перешептывание звезд. Кощей остановился шагах в десяти и начал первым: - Что, сыскной воевода, вот мы и встретились на узкой тропиночке! - Да уж не разойтись... - подтвердил я. - Только эта улица с односторонним движением, и уйти придется вам. - Больно храбр ты, участковый... А может, от страха разум потерял? Или рассердить меня хочешь, чтоб легкой смертью умереть? - Вопросы здесь задаю я! Что вам понадобилось в моем городе?! - Что такое? - Кощей сдвинул шляпу на затылок, оттопырив хрящеватые уши, похожие на крылья летучей мышки. - Чей город? Твой?! А я-то думал, ты у нас человек неместный... - Лукошкино - мой город! - твердо заявил я. - А потому допрошу предъявить документы, гражданин! Злодей скрипуче расхохотался... Баба Яга за моей спиной долго прочищала горло, пока смогла наконец пропищать: - Да что ж ты делаешь, простофилюшка?! Он ить из тебя сейчас окрошку натяпает! Целиком сглотнет, да тока погоны и выплюнет! А ты на рожон прешь, ровно дитя малое... Ну-кась, пусти вперед бабушку! Мне терять нечего, я с ним по-свойски потолкую... - Ух ты... - Кощей резко оборвал смех и втянул плоскими ноздрями воздух. - Это кто ж тут еще обретается? Выходи, не прячься... Яга! Тебя ли вижу, родственница? - Родственница?! - ахнул я. - Дальняя! - огрызнулась Яга. - Слыхал небось, что семью не выбирают... Я это, Кощеюшка, я! Не думала, не чаяла тебя в наших краях встретить... - Да ведь и ты, помнится, в мои хоромы без приглашения ходишь... Значит, правду говорили, будто ты из дела вышла, со старым завязала и в печь на лопате только пироги с капустой сажаешь?! - К старому возврата нет! - решительно кивнула бабка, с чисто уголовной лихостью щелкнув по зубу ногтем и проведя невидимую черту у себя под подбородком. - Мне супротив тебя, ровно кошке супротив медведя, а только Никитушку я в обиду не допущу! - Скажите, какие мы благородные стали... - на секунду смешался бессмертный уголовник. - А участковый твой знает ли, сколько народу ты по молодости извела? Скольких царевичей-королевичей, Василис да Марьюшек, Ванечек да Лутонюшек загубила?! "Свежего мясца поем, на белых косточках покатаюся-поваляюся..." - Немедленно прекратить! - вмешался я, заступаясь за Ягу. - Либо вы сию минуту принесете извинения работнику нашего отделения, либо пятнадцатью сутками не отделаетесь! - Чего, чего, чего еще?! - отступил Кощей, но опомнился быстро. - И в самом деле, зачем пустые разговоры... Готовьтесь к смерти! Оба! Мы переглянулись, в руках негодяя ниоткуда появился трехметровый меч, изогнутый причудливыми волнами. Нечто похожее я видел среди шамаханского вооружения, хотя и не таких устрашающих размеров. Кощей с удивительной легкостью взмахнул клинком пару раз - сияния черной стали даже не было видно, только неуловимый свист от разрезаемого ночного воздуха. - За сабельку-то не хватайся, не смеши людей... - предупредила бабка, и я виновато убрал ладонь с рукояти. Кощей заметил это и гнусно ухмыльнулся: - Смотрю я на вас и не пойму, как такие черви бесполезные самому мне поперек дороги стать посмели? Знали ведь, на что шли... Мы молча кивнули. Слишком хорошо знали... - За честность вашу, за храбрость да за глупость жалую вас честью великою - сами промеж себя решите, кто первым смерть лютую примет... Да не тяните долго! - Что делать, бабушка? - А я знаю, касатик?! Одно скажу, на чародейство мое рот не разевай, я при нем, аспиде лысом, ни одного заклинания и произнесть-то не смогу... - Все, время вышло! - громогласно объявил злодей. - Мой меч - ваши головы с плеч! Как казниться будем? Сперва участковый, потом Яга? Или наоборот - Яга, участковый... - А я? - басовито раздалось за нашими спинами. - А при чем здесь ты?! - раздраженно буркнул Кощей, даже не осознав, что к кому-то обращается. - А я что ж, опять без работы остануся? Без начальства любимого да без друзей милых... нет уж! Коли пошел такой расклад, так и я с Никитой Ивановичем да с Бабулею Ягулей кровью своей за порядок в отечестве отстрадаю! - Митька! - возмущенно ахнули мы, а наш молодец патетично выступил вперед, закрывая широкой грудью и меня и Ягу. - Ах, вон это кто! - опознал героя гражданин Бессмертный, демонстрируя хорошую память. - Узнаю молодца по ухваткам, хотя и обличье у тебя иное было... Давненько не виделись, петух милицейский! - Щас как дам в ухо! - грозно насупился Митяй. - И за прошлые оскорбительства добавлю! Будете знать, как обзываться... Мне Никита Иванович весь жаргон ваш уголовный растолковал-поведал... Козел! Теперь уже настала очередь нашего врага изумленно распахнуть варежку. Мы сдержанно похихикали, но служебная дисциплина - превыше всего. Пришлось погрозить пальцем своевольнику: - Я же приказывал не покидать отделения! - Виноват! А тока вы здесь живота не жалеете, болтая с преступным элементом, а меня обидели почем зря... Вам, значит, можно? Бабе Яге, значит, тоже? А я, значит, деревенщина необразованная, мне Родину любить не дозволяется?! Нехорошо поступаете, не по совести это... - Ты от ответа не увиливай! - поддержала меня Яга. - Как посмел сюда заявиться, коли все отделение без охраны осталось? - А Еремеев на что?! - даже удивился наш простодушный бугай. - Я ж ему записочку на заборе начертал, не волновался чтоб. Как углядел с крыши, чем вы тут занимаетесь, так начертал сразу и побег. Мне тоже интересно небось... - Блин! А на крыше-то тебе что понадобилось?! - За вами бдил, блин! - Ну и ладно, - прорезался наконец несмазанный голос Кощея Бессмертного, - раз уж вы, милицейские, так друг за дружку по жизни стоите, не буду вас и в смерти разлучать. Всех одним ударом пообезглавливаю! - Минуточку! А я вот чурбачок со двора тащил... Дозвольте попробовать, Никита Иванович? - Валяй, - разрешил я. Митька нырнул куда-то в темноту, вернулся с полутораметровым чурбаком, едва ли не метр в диаметре, и, крякнув, запустил его в Кощея. Тот даже не попытался уклониться... Несколько взмахов волшебного меча, и на землю упали аккуратно нарубленные дровишки. Хоть сейчас складывай в поленницу и запасай на зиму. - Не вышло, - извинился Митя, обтирая руки об рубаху, - сильно могучий злодей попался... А вот у нас в деревне я бы любого так свалил, кого хошь спросите! Кощей Бессмертный еще раз исполнил партию демонического хохота и поудобнее перехватил меч. В ту же минуту ворота нашего отделения распахнулись и полтора десятка стрельцов под командованием Фомы Еремеева бросились в психическую атаку. Грозные, длинноствольные пищали нацелились в тощую балахонистую фигуру. Прежде чем я успел вмешаться, Фома громко выкрикнул: - Огонь, молодцы! Грянул залп! Круглые свинцовые пули прошили Кощея насквозь! Он внимательно осмотрел дыры в новом одеянии и заскрипел зубами. Впрочем, падать мертвым не стал, да, судя по всему, и не собирался... - Еремеев! - Я! - Именно! Какого черта еще и ты здесь делаешь?! - Тебя с друзьями от беды защищаю. - От какой беды?! Я же всем приказывал - за ворота не выходить, охранять отделение и ценного свидетеля! - Ну, знаешь, мы тоже не безголовые! - обиженно огрызнулся Фома. - Отделение покуда никуда не сбежит, а у поруба я самолично замки проверил, наделено все. Что же до приказа твоего касаемо, так парень ваш другой приказ на заборе накарякал: "Наших бьють! А кто не пойдеть, тот - ...." Дальше слово дюже неприличное. Что ж мы, нехристи какие, своих в обиду давать?! - Какое еще слово? Фома, стесняясь, прошептал мне на ухо, я покраснел. Особо ругаться на ребят было некогда, да и вряд ли имело смысл. Понимаете, эти люди просто не осознают реальную опасность и не знают, против чего идут. Им это не важно! В другое время я был бы горд такими друзьями... - Ну, все, участковый, довел ты меня! - Глаза Кощея загорелись зеленым огнем. -- Вот теперь-то уж настала смерть безвременная и тебе, и Яге-предательнице, и наглецу твоему стоеросовому, и стрельцам царским - всем! За один мах хоть пятьдесят голов срублю, с тел все мясо состругаю, а от отделения и головешек тлеющих не оставлю... Прощайтесь! - Батюшка сыскной воевода, а вот у меня еще одна идея образовалась, очень полезная. Дозвольте еще раз попробовать? - Да ради бога, Митя... Пока Кощей примеривался да замахивался, наш сотрудник бодро прыгнул вперед и начал вприсядку расхаживать по улице. Он качал головой, бил себя руками по бокам, как крыльями, и, выпятив грудь, громко повторял на разные лады: - Ку! Ку-ка! Ку-ка-ре! Ку-ка-ре-ку-у-у!!! Мы все, включая обалдевших стрельцов, недоуменно следили за старательными попытками артистичного Митьки изобразить петуха. Кощей тоже отвлекся, с интересом наблюдая за развитием представления. Всласть накукарекавшись, Митяй сплюнул и огорченно доложил: - Не действует! А вот у него на дому очень даже фу... нк... цио-о-нир-ровало! Почему так? - Потому, что там ты был настоящим петухом! - расхохотался злыдень, убивающий кошек. - На твои потуги и смотреть-то не стоило, тоже мне, умник нашелся... Эх, прощевай, милиция лукошкинская! Моя воля - ваша погибель... Черный меч на мгновение закрыл луну, но в эту секунду на спящий город громом небесным обрушился... настоящий петушиный крик: - Ку-ка-ре-ку!!! В первый раз Кощей не поверил. Схватился за то место, где у нормальных людей сердце, упал на одно колено, но не поверил... - Опять участковый штучки свои милицейские крутит... Не может такого быть, чтоб живой петух по ночам пел! Все согласно закивали, но на наших воротах неожиданно нарисовалась рослая домашняя птица с распущенным хвостом и лихим гребешком. Лично я узнал этого мерзавца с первого взгляда... Кощей Бессмертный поднялся на ноги, отряхнул балахон, и черный меч вновь взметнулся в воздух. Стрельцы, чисто по привычке, схватились за сабли. Кто перед ними стоит, они давно поняли, победить не надеялись, но тем не менее воинская выучка не позволяла им принять смерть без сопротивления. Митька так тот вообще полез в карман, выгреб горсть семечек и щедро предложил всем. Я лично взял... - Ну все, конец лукошкинской милиции! Никого не пощажу, камня на камне не оставлю, а город беззащитный кораблями летучими забомблю, себе одни развалины оставлю! Ни человека, ни зверя, ни птицы в живых не будет... Мы ему не ответили. Чего спорить, раз оппонент еще не понял, что проиграл... А вот наш петух молчать не стал. - Ку... - угрожающе начал он. - Эй, эй, эй!.. Вы чего?! Сейчас же ночь! - всполошился Кощей, но пернатый гад районного масштаба не отступал: - Ку-ка... - А-а-а... Чтоб вас всех, ментов поганых! - взвыл злодей, сунув меч под мышку и пускаясь наутек. - Ку-ка-ре-ку!!! - победно неслось вслед. Петух орал изо всех сил, хлопая крыльями и вдохновенно подпрыгивая на воротах. Откуда ни возьмись застрекотали притаившиеся сверчки, где-то залаяла собака, стукнули чьи-то ставни, ночь вновь наполнилась звуками. - Ура? - скромно предложил Митька. - Ура-а-а... - тихим хором прошептали мы. Будить никого не хотелось, хотя я уже был немало удивлен тем, что на ружейный залп по Кощею не сбежался проснувшийся народ. Наверняка магия... - Пойдем в дом, Никитушка. - Баба Яга подцепила меня под локоток и повернулась к остальным: - И вас всех в терем прошу: в честь победы великой да избавления чудесного по стопочке откушать. - За милицию родную из ваших рук с почтением примем... - чинно поклонились стрельцы. Мы повернули стопы в сторону отделения, я пропустил всех вперед и задержал Ягу: - Бабуля, поговорить надо... - Да не волнуйся, сокол, Кощей Бессмертный теперь уже небось в убежище своем тайном хоронится. До следующей ноченьки и носу высунуть не посмеет. А я-то завтра с утречка поворожу как следует, глядишь, по следам злодея и отыщем. - Это замечательно... - замялся я, - только... дело совсем в другом. - Ты про Настасью рыжую, что ли? Так, я думаю, шапка-невидимка у нее была. Наверняка Кощей одарил, больше некому. А в шапке-невидимке много дел наворотить можно. И чертежи покрасть, и яду подсыпать, и драку у поруба учинить. Жаль тока, вы с молодцами шапку ту подобрать не сумели... - Я не это имел в виду... я извиниться хотел! - Передо мной?! - удивилась Яга. - Да за что ж, касатик? В том, что сегодняшней ноченькой приключилось, твоей вины нет, и моей тоже. Конечно, ты у нас начальник, а значит, за все про все - поперед всякого первым ответчиком будешь. Да только разве ж мог ты знать, что в расследовании нашем мы самому Кощею вживую хвост прижмем? Не вини себя, Никитушка, служба у нас такая... - Господи, да я же совсем не об этом! Я хотел извиниться перед петухом! Это я, я виноват в том, что он сошел с ума и орет когда ни попадя. Он исправно будил меня каждый день в четыре часа утра... Ну кому это понравится?! Вот я и дал ему... яблоком по башке! Очевидно, произошло некоторое помутнение рассудка вследствие сотрясения его куриных мозгов. А сегодня он нас всех спас... Мне неудобно. Я готов принести официальные извинения... - Ох, беда мне с тобой, участковый, - улыбнулась Баба Яга. -- Птицу домашнюю обидел - плохо, от смерти верной все отделение избавил - хорошо... Видать, и вправду люди говорят, что Бог ни делает - все к лучшему. Пойдем-ка в дом... - А... его, петуха, как-нибудь вылечить можно? - Попробую. Он ить теперь у нас на особом счету, как от органов безвинно пострадавший... Мы посидели недолго, но душевно. Песни петь я не разрешил, выпить - выпили... Где-то около четырех утра я ушел к себе наверх, чтобы поспать хотя бы пару часов. Утром, пораньше, надо отправить докладную царю. Мне была необходима его санкция на арест и взятие под стражу. К тому же Горох требовал, чтоб я непременно допустил его к участию в задержании. Хотя в связи со смертью Ксении Сухаревой царские планы вполне могли и измениться, но предложить или хотя бы поставить в известность я был все-таки обязан. Сон свалил меня прежде, чем мысли о завтрашнем дне сформировались в полноценный план действий. Снилось что-то тревожно-сумбурное: я боролся с какими-то косоглазыми монстрами, отстреливаясь из табельного ТТ, догонял какую-то девушку на мотоцикле, а когда догнал, она превратилась в царя Гороха. В общем, сон бессмысленный и дурацкий. Обычно Яга их щелкает как семечки, но этот даже пересказывать не хотелось. Встал сам, ровненько в шесть утра, как по будильнику. Сделал зарядку, умылся, спустился вниз. Сумрачная Баба Яга молча поставила передо мной хлеб и молоко. Судя по всему, она просто не ложилась, такого, чтоб бабка не приготовила мне завтрака, - не бывало... - Сегодня я его возьму. Яга продолжала молчать, сосредоточенно уставясь в окно. Пришлось встать, подойти к старушке сзади, обнять за плечи и клятвенно пообещать: - Я возьму его, сегодня же. Кощей Бессмертный больше никогда не явится в отделение и не будет размахивать здесь мечом. Дело почти закончено, у меня осталась пара-тройка невыясненных моментов, но в целом все уже встает на свои места. Через час я получу последние доказательства, если они подтверждают мою версию, то операцию по аресту главного преступника можно назначать на шесть часов вечера. Мне понадобятся войска и, возможно, помощь горожан, поэтому время приближено к вечеру. Стрельцы будут посвободнее, и лукошкинцы закончат дневные дела. Повторяю еще раз -- я возьму его! Возьму и засажу пожизненно, в самый дальний острог, в зону самого строгого режима. Но для этого мне понадобится ваш совет и участие... Яга рассеянно кивнула. Я усадил ее за стол, поставил самовар, достал чашки и изложил суть дела: - Сейчас мы с Еремеевым и Митькой отправимся в кожевенную лавку к Олене. Я убежден, что во дворе мы отыщем и черный парик, и шапку-невидимку. Потом пригласим всех стрельцов охранной сотни на осмотр тела, наверняка ее опознают, указав, в каком районе города она предположительно могла скрываться. Дальнейшее - дело техники. Кощей Бессмертный прячется там же, где скрывалась Настасья. Мы оцепим дом, эвакуируем соседей и проведем арест... Вам с медом или с вареньем? - Безо всего, да покрепче... - тихо промолвила бабка. Выпив большую чашку, она посмотрела на меня долгим, внимательным взглядом: - Спасибо, Никита Иванович. Что-то совсем подкосила меня эта ноченька. Как вспомню Кощея, глазищи его страшные, меч острый, смертушку близкую - так ноги и подкашиваются. От страха великого весь разум растеряла... Уж ты прости меня, дуру старую! - Да бросьте вы... еще чаю? - Нет, довольно, себе налей. Слушала я тебя внимательно, все ты верно говоришь, а только, чтоб вышло все, и ты меня послушай... Шапка-невидимка по форме любой быть может - хоть колпаком, хоть треухом, хоть ермолкою. По виду - вещь самая обыкновенная. Проверить ее легко - на голову надень да сзаду наперед и поверни. Ежели стрельцы тебя не увидели, значит, она и есть. Снимай так же, с поворотом... - А если сразу - нельзя? - Можно, но голова закружится. Митьку с письмом к царю пошли, до лавки с Фомой погуляете. У зазнобушки не задерживайся, время дорого. Да пущай Еремеев своим приказ даст - всем до единого в отделение прибыть. Уж труп-то я им и сама покажу, а там пущай ищут. Мне бы только улицу знать, дале я Кощея носом учую, как бы злодей ни прятался. Ну, беги, соколик, через часок ворочайся - ужо я тебе хоть завтрак спроворю... Докладная государю получилась длинной. Я сообщал о поимке рыжеволосой убийцы, о тайном проникновении в город Кощея Бессмертного, о его прямом признании в организации кражи чертежей и о планах наших дальнейших действий. Так как преступление было фактически раскрыто, я просил поставить в известность боярскую думу и обещал взять Гороха на задержание. Митька принял сложенный вчетверо лист бумаги с моим подробным отчетом. До царского терема он добегал быстро, пускали его без очереди, а в таких простеньких заданиях напутать что-либо было невозможно. Еремеев отрядил шестерых стрельцов с приказом собрать в отделение всю охранную сотню. В течение часа, несомненно, соберутся все. На мое предложение прогуляться до кожевенной лавки он согласился с радостью. По дороге я разъяснил ему, что именно мы намереваемся найти. Фома выразил некоторые сомнения: - Дело-то вечером было, в сумерки. Ежели, как ты говоришь, девки друг друга за косы тягали, так, значит, Настасья эта шапку свою невидимую во дворе потеряла. А сейчас уже часов восемь будет. Нешто хозяева за всю ночь да за все утро на двор носу не высунули да шапку брошенную не присмотрели? Ведь Олена твоя напервой все сродственникам обсказать должна бы... - Логично, - кивнул я, - но тем не менее нанести визит стоит в любом случае. Если шапку уже подобрали - тем более! Не зная лично владельца лавки, не хочу заранее думать о человеке плохо, но шапка-невидимка - слишком сильное искушение для любого рядового гражданина. А уж какие возможности она предоставляет коммерсанту... Нет, такие общественно-опасные вещи надо строго изымать у населения и держать под замком, в специально оборудованных хранилищах. - Это правильно, - подтвердил Еремеев, - а ты про сапоги-скороходы слыхал? В сочетании с шапкой-невидимкой - штука совершенно нестерпимая! Вот ежели вор, к примеру... Так за разговорами мы неторопливо вышли на Колокольную площадь, свернули налево к знакомому мне дому. На дверях лавки по-прежнему висел пудовый замок, и ставни были закрыты. - Товар принимают, - выдал я первое, что пришло мне в голову. Сотник, пожав плечами, стукнул кулаком в ворота. Потом мы стучали попеременно минут пять, пока из соседнего дома не высунулся дедок -- божий одуванчик. Добродушно шамкая беззубым ртом, он внес необходимые пояснения: - Штучите, штучите! Хожаев нету, а девка дома шидит. Небось и не вштавала ишшо... Штучите! Пришлось барабанить снова, пока наконец Олена, через калиточку, осторожно не поинтересовалась: кто там? Я официально представился, пояснив, что пришел с начальником стрелецкой стражи для осмотра места вчерашних трагических событий. - Так ведь... дяди-то нет. - Я в курсе, ваш сосед предупредил. Но, честное слово, нам в любом случае надо все проверить. Вы уж извините, служебная необходимость... - Ладно, - решилась она - сейчас открою. Причешусь только, а то неудобно. Вскоре калитка отворилась, и нас пропустили внутрь. - Дядюшка с тетушкой да детишки ихние на зорьке в деревню уехали, дела у них там семейные. Меня дома оставили, за хозяйством следить. Ваши засов вчера выбили, я починила. Только... родственникам ничего не рассказывала. Не могу, страшно... - Понимаю, - сочувственно улыбнулся я, - конечно, это шоковое состояние, но вас ведь никто не обвиняет. Я сам и еще двое свидетелей готовы подтвердить, что это была самооборона. Когда вернутся ваши опекуны? - Денька через три. - Отлично, набирайтесь храбрости и постарайтесь им все честно рассказать, а докладную царю Гороху я уже отправил. - Добрый вы и заботливый... - Глаза Олены смотрели на меня так нежно, что я ощущал себя едва ли не полубогом. - Кхм... - многозначительно прорезался за моей спиной еремеевский бас. - Так что, сыскной воевода, двор осматривать будем или нет? - Да, разумеется, естественно, конечно, сию же минуту! Вы не против? - Нет, - ответила она. - В дом тоже зайдете? - В следующий раз, если пригласите. На сегодня, по плану, только двор. Мы ненадолго... ...Двор владельца кожевенной лавки не многим отличался от остальных дворов местных жителей. Большой сарай, видимо для хранения товара, был заперт на три замка. Но в принципе нам там и смотреть-то нечего, не за тем пришли. Чаны для замачивания кож стояли на том же месте, вот их мы осмотрели особо тщательно. Потом еще была целая гора стружек и опилок, маленькая конюшня на одно место, без лошади; старая телега, открытая мастерская, ну, еще что-то там по мелочи. Но даже при самом старательном осмотре ничего похожего на шапку-невидимку мы не обнаружили. По словам Олены, она также не видела что-либо подобное: - Когда меня сзади ухватил кто-то да железом острым в бок уперся, я испугалась сначала. Потом споткнулась и упала, а тот, кто меня держал, так через ногу мою и рухнул. Гляжу, Настька! Глаза злые, в руках ножик. Я - бежать, она за мной. У чана догнала, тут и вы подоспели... Никакой шапки на ней не видала. Вот разве... ежели дядюшка, с утра отъезжаючи, ее нашел да с собой забрал? Он у нас домовитый, все, что на дороге лежит, - все себе тащит. - Увы, вполне может быть... - вынужденно признали мы. Это мало радовало, но тем не менее давало хоть какую-то робкую надежду все-таки вернуть шапку-невидимку. А здесь ловить больше было нечего. ...В отделение возвращались несолоно хлебавши. Баба Яга заканчивала инструктаж последней группы. Кроме тех молодцов, что были с нами на обыске постоялого двора Селивестра Поганова, тело покойницы опознали еще шестеро стрельцов. Их мнения о месте жительства Настасьи сильно разнились, но все единогласно утверждали, что неоднократно видели ее в районе базара и Колокольной площади. Отпустив Фому, я принял Митькин доклад. Горох благодарит нас за службу, будет счастлив принять участие в аресте Кощея и, как руководитель всей операции, предлагает свой собственный план задержания преступника. Ему на днях подарили новую дамасскую саблю, против которой ни один злодей не выдюжит, так как она вся целиком заговоренная. В мою задачу, следовательно, входило выманить Кощея на площадь, согнать туда целый стадион народу и дать возможность царю-батюшке прилюдно снести башку отпетому уголовнику в честном поединке. Только так и не иначе он сумеет унять сердечную боль по бедной Ксюшеньке... Иногда Горох меня смешил, иногда раздражал своей душевной простотой. Сегодня именно второе... Подошли двое стрельцов предупредить, что скандальный дьяк матерно требует выпустить его из поруба "по малой нужде", в противном случае угрожая затопить нам весь следственный изолятор. Я махнул рукой, пускай выпускают на фиг! Обоих! Этому вчерашнему "привидению" добавить пинка под зад и гнать со двора. Филимон Груздев уже ни для кого не представлял интереса, Настасья мертва, других исполнителей у Кощея, судя по всему, не было. Стрельцы вежливо позволили дьяку добежать до нашей уборной, а потом невежливо вытолкали за ворота. "Привидением", как я и предполагал, оказался все тот же Павел Псуров. Надо было спорить с Ягой на рубль, она не верила... На этот раз представитель альтернативного следствия был наряжен в два мешка из-под муки, поминутно чихал и уверял всех, что он - предрассветный туман! Дескать, специально обрядился утренним маревом и шел по следу банды разбойников, волокущих охапки царских чертежей. А еремеевские стрельцы, стало быть, оторвали его от важнейшего задания, зверски избили и посадили в тюрьму, на что он будет жаловаться надеже-государю не переставая! Если вы найдете в Лукошкине безнадежно тупого дебила с такой развитой фантазией, что примет обсыпанного мукой пьяницу за клубы серого тумана, - я собственноручно подарю вам звездочку с погона... Охранники разделяли мое мнение, и Псурову по сравнению с дьяком досталось втрое. Уже за территорией отделения они отряхнулись и в обнимку пошли на царский двор плакаться боярской думе на мое самоуправство. Я вернулся в дом, сел за стол, погрустил о несовершенстве мира и даже как-то не сразу понял, что, собственно, меня напрягает. Вроде бы в горнице ничего не изменилось: большая русская печь, полки с посудой, самовар, вязаные дорожки на полу, все, как всегда... Пришлось присматриваться дважды, прежде чем я уловил, чего тут не хватает, - стол был пустой! В том смысле, что меня не ожидал обещанный завтрак, а, как вы помните, подобные провалы в памяти для Бабы Яги отнюдь не характерны. Я не успел еще толком вникнуть в причины подобного нонсенса, как дверь бабкиной комнаты распахнулась и Яга скользнула в горницу. Вид у нашего эксперта по криминалистике был суровый и неприступный. Без всяких предисловий и объяснений старушка бухнула передо мной на стол две вещи: золотое кольцо с пятилепестковым цветком и лыковый лапоть, примерно тридцать седьмого размера. Я попробовал сделать задумчивое лицо, глубокомысленно кашлянул... особого дара прозрения мне это не добавило. Ну, предположим, это колечко Олены, только где Яга его взяла? При чем тут лапоть (вроде с левой ноги), тоже не очень ясно. Понятно одно, завтрак мне не подали потому, что я его не заслужил! И видимо, у бабки есть на то очень серьезные причины... - Ладно, сдаюсь... Что все это значит? - А значит энто, соколик ты мой, что все наше расследование опять коту под хвост! Либо я на старости слаба глазами стала и нюх милицейский теряю, либо ты всю работу отделения не в ту степь направляешь. Ей-богу, Никитушка, как села я да как все факты с уликами сопоставила, так и призадумалась невольно: а ты не вредитель ли у нас?! От подобного "предположения" у меня просто пропал дар речи. Баба Яга с минуту сверлила меня специфическим, прокурорским взглядом, словно щепетильно высвечивая самые заповедные уголки моей темной души. - Не серчай, участковый. Чистое у тебя сердце, да к горю людскому ответчивое... Вот кое-кто добротой-то твоей и попользовался. Что глядишь как неродной? Я тебе правду говорю... - Бабуля! - взмолился я, вытирая носовым платком пот со лба. -- Хватит загадок, давайте выкладывайте все как есть! - Как есть? А вот этого-то я и не знаю, не ведаю... - язвительно развела руками Яга. - Давай-ка лучше в такую игру поиграем: я тебе загадки коварные загадывать буду, а ты на них ответ держать. Сумеешь меня победить - твоя взяла! Сей же час ухожу из опергруппы на пенсию, буду вам, молодым, кашу варить да со стола прибирать. В следственные дела и носу не суну! А вопрос мой будет такой: ты драку-то с невидимкою у поруба хорошо ли помнишь? - Естественно! Как-никак сам принимал деятельное участие... - Помнишь, значит? Ну, так проверим: когда ты водицей на землю плеснул, в грязи следы малые, девичьи отпечатались. А вот какие? - Это в смысле обуви? Носок острый, каблук узкий, предположительно - небольшой сапожок... - Стало быть, преступница в сапожках была! Так вот тебе, сыскной воевода, первая загадка: когда же Настька разбойная в лапти переобуться успела?! Я тупо взял лапоть в руки... Боже мой, когда стрельцы перенесли тело в наш сарай, ведь я лично проводил первый осмотр. На трупе был старый сарафан, рубаха, какая-то накидка сверху и... лапти! Действительно, лапти! Неужели этот нож, торчащий из живота, настолько завладел моим вниманием, что я перестал видеть очевидное? - Никитушка, ты ведь телу уголовницы поперед меня осмотр вел. Как думаешь, где я энто колечко нашла? - На пальцах обеих рук его не было, - неуверенно заявил я. - Верно, на груди ейной оно сокрыто было, на веревочке висело. Ты, поди, под одежкой-то у ней не лазил? - Что ж я, извращенец, что ли?! - Ты - милиционер! Следствие ведешь, - наставительно поправила бабка, - и на грудях преступницы убиенной не за ради баловства шаришь! Вот тебе моя вторая загадочка: почему Настасья колечко краденое, полюбовником даренное, не на пальце носила? - Понятия не имею... - честно признался я. - Носила она его! Когда мы столкнулись с ней в трактире Поганова, это кольцо и привлекло мое внимание. Оно было у нее на безымянном пальце. По-моему, левой руки... - Большое оно ей, - объяснила Яга. - На какой палец ни надень, все одно свалится. В ту ночь Настасья кулака небось не разжимала, чтоб колечко не упустить. А зачем надевала-то, коли большое? - Из уважения к Селивестру Петровичу, это все-таки его подарок... - Плохо же ты девок разбойных знаешь, участковый... Не мужики ими правят, а они мужиками своими. И